Тайна жрецов майя

Диссертация, которую так и не пришлось защищать

Худощавый человек невысокого роста с огромным пухлым портфелем пронзительно оранжевого цвета как-то незаметно, боком вошел в просторную аудиторию- Словно опасаясь сквозняка, он старательно прикрыл за собою дверь, проверил, плотно ли она встала на место, и остался стоять у стены. Свой портфель он держал обеими руками за ручку, угрюмо посматривая по сторонам из-под выпуклого, почти квадратного лба глубоко посаженными светлыми глазами. Тому, кто не знал его, было трудно догадаться, кто он и зачем пришел в эту аудиторию Института этнографии Академии наук, где должна состояться защита диссертации. Для маститого ученого он казался слишком молод; для соискателя ученой степени, пожалуй, излишне спокоен. Его нельзя было причислить и к весьма распространенной в наши дни категории людей, одинаково охотно посещающих суды, особенно бракоразводные процессы, крупные и мелкие выставки — предпочтение отдается международным — и, наконец, защиту диссертаций, о которых предусмотрительно оповещает пресса: при всей своей внешней обыденности он, без сомнения, был человеком незаурядным.

— Здравствуйте, — сказал он негромко и, словно извиняясь перед собравшимися, представился: — Кнорозов.

Многие из тех, кто находился в зале, впервые увидели молодого исследователя древних письмен, приехавшего из Ленинграда в Москву для защиты диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Но зато все они, видные советские ученые, хорошо знали не очень многочисленные, однако чрезвычайно интересные труды сотрудника Ленинградского отделения Института этнографии.

Уже первая работа Юрия Кнорозова — сравнительно небольшая статья под скромным названием «Древняя письменность Центральной Америки», опубликованная в 1952 году в журнале «Советская этнография» (№ 3), вызвала несомненный интерес в международных кругах ученых-американистов и других специалистов по древним цивилизациям. Дотоле никому не известный молодой ученый из «далекой Советской России» убедительно доказывал в своей статье, что письменность древних майя — одна из самых волнующих загадок Нового Света — была иероглифической и, следовательно, передавала звуковую речь. Он утверждал, что рукописи и надписи майя можно прочесть и перевести на любой другой язык, в том числе и русский.

В подтверждение своих выводов Юрий Кнорозов приводил примеры чтения некоторых иероглифов майя и доказывал перекрестным чтением различных слов, в частности, «куц» («индюк»)

и «цул» («собака»)

,наличие алфавитных знаков в древних текстах майя.

Юрий Кнорозов заявлял, что точно так же могут быть прочтены все иероглифы, но для этого необходимы глубокие исследования письменности древних майя и их языка.

Подобные заявления были расценены как открытый «бунт» против крупнейшего специалиста по древним майя, американского профессора Эрика Томпсона, за которым ходила недобрая слава «великого могильщика» исследователей письма майя. Но русский парень не постеснялся непререкаемого среди современных майистов авторитета Эрика Томпсона.

Более того, первая работа Кнорозова, казалось, попросту «бросала перчатку» американскому профессору и многочисленным сторонникам его школы, призывая ученых всего мира не сидеть сложа руки в бесплодном созерцании замысловатых знаков, оставленных жрецами майя, а начать новое всеобщее наступление на их сокровенную тайну. Юрий Кнорозов не скрывал и «оружия», которым намеревался преодолеть вековое молчание древних рукописей, — оригинальную систему дешифровки, основанную на разработанном им принципе «позиционной статистики».

Реакция со стороны Томпсона и его сторонников не заставила себя долго ждать: пытаясь перехватить инициативу, они обрушили на молодого ученого шквал яростных атак. В мексиканском журнале «Ян» появилась статья самого Томпсона, в которой он, в крайне резкой форме «прорецензировав» работы Юрия Кнорозова, категорически и уже в который раз отрицал наличие в письме майя фонетических знаков и достоверность «алфавита Ланды»- Он поспешил заявить, что может опровергнуть любое чтение Ю. В. Кнорозовым иероглифических знаков майя, однако «благородный гнев» профессора, по- видимому, оказался настолько велик, что он до сего дня (!) мешает ему выступить с опровержением чтения хотя бы тех двух приведенных нами слов:

«индюк» -

и «собака» -

Может быть, именно поэтому Эрик Томпсон в своей «научной» полемике вскоре решительно взялся за «аргументацию» совсем иного рода. Он заявил, что поскольку он, Томпсон, располагает абсолютно достоверными сведениями, что в России никогда не было никаких дешифровок, их посему там и быть не может (!). Столь блистательный «аргумент», однако, не вызвал аплодисментов даже в рядах его сторонников, а видный мексиканский ученый Мигель Коваррубиас счел необходимым прокомментировать такой внезапный поворот американского профессора в дискуссии о письменности майя справедливым замечанием, что, «к сожалению, политика вмешалась в вопрос об эпиграфике майя».

Действительно, можно лишь сожалеть о позиции, занятой Эриком Томпсоном в отношении работ Юрия Кнорозова. Дело не в том, что Юрий Кнорозов наш соотечественник и мы гордимся выдающимися достижениями ученого, воспитанного нашей страной. Просто Эрик Томпсон заведомо и крайне отрицательно относится к любой попытке найти ключ для дешифровки письменности майя. Если бы американский профессор был шарлатаном от науки — к сожалению, такие еще встречаются и в наши дни, — можно бы просто не обращать внимания на его грубые выпады. Но Эрик Томпсон действительно собрал, исследовал и опубликовал богатейшие материалы по цивилизации майя и знакомство с его научными трудами представляется практически обязательным для современного исследователя американских культур. Это создало Томпсону огромный, а по некоторым вопросам, что называется, непререкаемый авторитет. Однако, не сумев однажды постичь тайну древнего письма народа майя, вернее-глубоко и, по всей вероятности, искренне убежденный в том, что только он один постиг ее, и постиг правильно, Эрик Томпсон не находит силы пересмотреть отношение к этому вопросу, предпочитая брать на себя незавидную роль «могильщика» любой «нетомпсоновской» школы по дешифровке письменности майя.

Гнев Эрика Томпсона против работ Юрия Кнорозова был, особенно силен еще и потому, что «парень из далекой России» убедительно просто показал, в чем именно заключается основная ошибка возглавляемой американским профессором школы так называемого «ребусного письма». Томпсон и его школа понимали под дешифровкой независимые друг от друга толкования отдельных знаков, по существу сводя изучение древних письмен к бесконечным толкованиям и перетолкованиям произвольно взятых из контекста иероглифов. Такой путь исследования неизбежно заводил в тупик, поскольку был оторван как от задач языкознания, так и от изучения внутренней структуры текста. В итоге малодоказательные толкования и перетолкования порождали не менее малодоказательные опровержения, которые, в свою очередь, порождали столь же малодоказательные опровержения опровержений и так далее и тому подобное…

Иными словами, в подобном «исследовании» попросту смешаны два различных понятия: «дешифровка» и «интерпретация»- Первое из них, как уже указывалось, означает отождествление знаков (здесь — знаков майя) со словами языка (майя); во втором случае имеет место толкование значения отдельных знаков, не дающее, однако, точного словесного эквивалента исследуемого языка, а лишь «объясняющее» смысловое значение знака.

Постараемся пояснить это на конкретных примерах. Перелистывая рукописи майя, мы в свое время обратили внимание на знак

,причем высказали предположение, что он одновременно похож как на кусок плетеной циновки, так и на чешую рыбы.

Если знак

произвольно извлечен нами из текста некоей рукописи или надписи на камне, можно до бесконечности спорить, «циновка» это или «чешуя», приведя соответствующие «доказательства» и «контрдоказательства», одинаково легко опровергающие друг друга. Это типичный случай толкования знака, то есть попытки установить по его рисунку (и только рисунку!) смысловое содержание, которое хотела вложить в него рука, нарисовавшая знак, скажем, на листе папируса или на лубе фикуса.

В пиктографии, или «рисуночном письме», знаки- иконы не имеют языкового эквивалента, в силу чего такой прием их исследования вполне закономерен. Причем рисовальщик подобного «текста», вновь изображая по ходу своего «повествования», например, ту же «циновку», может в третий, десятый или двадцатый раз нарисовать «циновку» совсем не так, как в первый, ибо ему важно только одно: знак-рисунок должен изображать именно то, что он рисует; ему безразлично, похожи ли друг на друга знаки, изображающие один и тот же предмет, лишь бы «читатель» знаков и в том и в любом другом случае угадал в них «циновку»!

Совершенно иначе обстоит дело в иероглифическом письме: знак «циновка» всегда пишется (рисуется) одинаково, потому что это не смысловой, а языковый эквивалент. И хотя некоторые или даже многие иероглифические знаки (это зависит ст степени развитости письма) еще продолжают сохранять смысловую нагрузку и мы даже можем угадать в них изображение того или иного «предмета», они уже передают не понятие «подстилка для лежания», а само слово «циновка», вопроизводя его звучание!

Знак обрел звук и стал фонетическим. В этом качестве он используется и для написания слова, в котором имеется передаваемый им звук (как буквы в алфавите).

Именно таким и является знак

он фонетический и передает звук «ш(а)>>, а изображает циновку или крышу из листьев пальмы, на языке майя-' «шаан».

Возьмем еще один хорошо знакомый нам знак

Это также фонетический знак «u(y)»_t изображающий позвоночник и ребра скелета, на майя — «цуул бак». Вот несколько слов, написанных иероглифами майя:

— «цу-лу» — собака, домашняя собака,

— «цу-лу (каан)»» — небесная собаке,

нку-цу» ¦- дикии индюк.,

— «цу-ёН5> — позднее название восьмого месяца календаря майя (древнее название этого же, месяца к’анк’ин),

— «ая-цу~бен-цил» упорядочивающий.

Конечно, и индюк, и собака, и даже небесная собака, как И упорядочивающий что-либо человек, несомненно, должны иметь каждый свой скелет, но этим объясняется появление знака

в написании перечисленных слов. В каждом из этих слов он передает не смысловое содержание рисунка, а только звук «цу» и, следовательно, служит конкретным алфавитным знаком.

Эрик Томпсон также предложил свои чтения знаков майя. В связи с этим Ю. В. Кнорозову пришлось высказаться по его «дешифровке». Советский исследователь показал, что из тридцати «дешифрованных» Томпсоном, по его утверждению, знаков, в действительности только восемь (!) были прочтены, а остальные двадцать два — истолкованы. Однако из этих восьми знаков самому Томпсону принадлежит чтение только трех. Чтение же пяти других знаков американский профессор заимствовал у исследователей, в том числе у Ланды, де Рони, Томаса, которых подверг «уничтожающей» критике и сурово осудил.

В 1955 году научный «багаж» Юрия Кнорозова пополнился еще одной замечательной работой. В его переводе со староиспанского языка вышло первое издание на русском языке рукописи Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане». Советская историография получила важнейший исторический документ по древним майя, который к тому же является литературным памятником несомненной ценности. С выходом в свет этой книги, опубликованной Академией наук СССР, рукопись Ланды перестала быть достоянием лишь сравнительно узкого круга ученых- американистов; она вошла в новый огромный мир, имя которому — советский читатель.

Но Юрий Кнорозов не только перевел текст рукописи; он подготовил к ней сложнейший справочный аппарат и написал вступительную статью. В результате вместе с рукописью Ланды вышел из печати научный труд огромного значения, содержавший оригинальное, глубокое исследование по истории и цивилизации древних майя и одновременно первый обобщающий итог работ Ю. В. Кнорозова по дешифровке письменности майя.

Возможно, что при желании и известной настойчивости можно было бы относительно точно подсчитать, сколько тысяч, а вернее, десятков тысяч советских людей за десять лет познакомились благодаря этой книге с самой выдающейся цивилизацией Америки. Но работа молодого советского ученого не только удовлетворяла из года в год растущий интерес советских людей к народам Латинской Америки; она помогла его углублению, правильному пониманию прошлого и настоящего «Бушующего континента», как часто называют Латинскую Америку. И если сегодня ряды советских ученых-латиноамериканистов стремительно растут, ежегодно пополняясь все новыми и новыми молодыми силами, и мы можем теперь говорить о советской школе латиноамериканистики, в этом очевидная и большая заслуга также и Ю. В. Кнорозова и его трудов по древним цивилизациям Америки.

Тогда, в 1955 году, в Институт этнографии для защиты диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук пришел молодой исследователь, труды которого получили уже мировую известность. Но Юрию Кнорозову так и не суждено было стать «кандидатом». По предложению крупнейших советских ученых ученый совет института тайным голосованием вынес иное решение: соискателю присвоили степень… доктора исторических наук!

История одной реабилитаций

Работа над переводом рукописи Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане» оказала неоценимую услугу Юрию Кнорозову в исследованиях по дешифровке древней письменности майя.

После того как им была установлена система письма и в «книгах Чилам Балам» найден сравнительно обширный запас слов древнего языка майя, на котором могли быть написаны рукописи, дешифровщику предстояло приступить к последнему и самому тяжелому этапу своей работы. Он должен был попытаться установить те самые языковые эквиваленты, которые так тщательно скрывались от ученых за причудливыми знаками письма майя. Иными словами, Ю. В. Кнорозову нужно было правильно распределить три сотни знаков майя на три основные категории, из которых складывается любое иероглифическое письмо. Напомним их: это идеографические знаки, передающие корни слов; фонетические — передающие слог или один звук; и знаки-детерминативы, поясняющие смысл слова («лев» — животное; «Лев» — имя собственное).

Начиная изучение иероглифических текстов майя, Юрий Кнорозов, конечно, не мог пройти мимо так называемого «алфавита Ланды». Из многочисленных зарубежных публикаций о майя он знал, что «алфавит» достаточно изучен и не имеет практического значения для дешифровки, коль скоро так утверждали все авторитеты последних лет. Переводя на русский язык сообщение Ланды, Ю. В. Кнорозов подробно ознакомился со всеми комментариями к «алфавиту». К своему удивлению, он обнаружил, что никто даже не попытался полностью прокомментировать «алфавит Ланды» как единый источник.

Чем это было вызвано? Чтобы понять, как могло сложиться столь нелепое положение, нам придется вернуться на целое столетие назад.

Когда в 1863 году Брассер де Бурбур нашел копию «Сообщения о делах в Юкатане», содержавшую «алфавит Ланды», он решил, что получил в свои руки надежный ключ к чтению текстов майя. Но после первых восторгов наступила пора горьких разочарований. Знаки майя из «алфавита» были настолько искажены переписчиками, что их никак не удавалось обнаружить (отождествить) среди знаков рукописен. Вполне естественно, что у исследователей невольно возник вопрос: а не является ли «алфавит» фальсификацией?

Американский ученый Валентини в 1880 году написал целую книгу, которую так и озаглавил: «Алфавит Ланды» — испанская фабрикация». В ней он доказывал, что в рукописях Ланды приведены вовсе не знаки письма майя, а просто-напросто рисунки различных предметов, названия которых начинаются с той буквы алфавита, под которой они изображены в сообщении (так делают в современных детских азбуках). Например, под буквой «А» в рукописи изображена черепаха (на языке майя «ак»); под буквой «Б» — дорога (на языке майя «бэ») и т. д.

Аргументы Валентини казались настолько серьезными и обоснованными, что, хотя и не все ученые приняли их, они все же произвели достаточно сильное впечатление и ослабили интерес к «алфавиту Ланды». Более того, вскоре и вовсе прекратились попытки отождествить знаки из этого «алфавита» со знаками рукописей майя.

Между тем Брассеру де Бурбуру все же удалось опознать около трети знаков из «алфавита Ланды». Например, знак под буквой «у» очень часто встречался в иероглифических рукописях и как будто мог иметь именно такое чтение. Зато чтение ряда других знаков явно не подходило. Если к этому добавить, что многие знаки из «алфавита Ланды» были опознаны неправильно, то станет понятно, что при попытках подставить чтение по Ланде к иероглифическим текстам получались неразрешимые головоломки.

Было совершенно ясно, что Ланда привел в своем «алфавите» лишь небольшую часть знаков майя, о чем говорил и сам. Некоторые из них встречались в рукописях настолько редко, что ускользали от внимания исследователей, не располагавших в то время ни каталогами знаков, ни справочным аппаратом к иероглифическим рукописям. Во многих разделах рукописей действительно не было знаков из «алфавита Ланды», кроме знака под буквой «у». Сейчас, когда мы знаем, что Ланда привел в своем сообщении менее одной десятой части от общего количества знаков, этому не приходится особенно удивляться; тогда же отсутствие знаков Ланды в рукописях бросало тень на весь «алфавит».

Еще большую неразбериху и путаницу вносили три примера написания слов знаками майя, приводимых у Ланды, два из которых были совершенно непонятны. По словам Ланды, выходило, что для того, чтобы написать слово «лэ» («петля»), майя писали «элээлэ» (?). Это выглядело настолько абсурдным, что никто даже и не пытался объяснить, что, собственно, Ланда мог иметь в виду, когда приводил этот «пример».

Лишь в 1928 году французский издатель «Сообщения о делах в Юкатане» Жан Женэ взялся прокомментировать эту головоломку. Он высказал предположение, что у майя якобы было два способа написания слов — старый и новый, появившийся уже после испанского завоевания. По «старому способу» майя записывали одним знаком целое слово. Например, слово «лэ» записывалось одним знаком «лэ». По «новому способу» майя почему-то вместо самого слова «лэ» стали записывать названия букв, из которого оно состояло — «эл» — «э». В примере у Ланды, по мнению Женэ, слово «лэ» («петля») записано сначала «новым», а потом и «старым» способами. Поскольку Женэ в своем объяснении пользовался французскими названиями букв, у него получалось, что индейцы майя сразу же после испанского завоевания должны были освоить… французский язык или по крайней мере изучить французский алфавит для своего «нового» способа письма. И хотя предположение Женэ выглядело по меньшей мере забавным, именно он ближе всех подошел к разгадке тайны «алфавита Ланды». Но объяснения Женэ в том виде, как они были изложены им, не внесли никакой ясности; наоборот, они еще больше все запутали.

Неудачи, преследовавшие исследователей «алфавита Ланды», в конечном итоге породили всеобщее недоверие к нему, как к достоверному источнику; среди ученых a priori считалось, что «алфавит» не заслуживает серьезного внимания.

Точно с такими же настроениями, следуя главным авторитетам современной науки о майя, подошел к «алфавиту Ланды» и Юрий Кнорозов. Полагая, что «алфавит» бесполезен для дешифровки, он все же решил исследовать его, чтобы во вступительной статье и комментариях к переводу «Сообщения о делах в Юкатане» дать ему хотя бы удовлетворительное объяснение, поскольку иначе его собственная работа имела бы весьма существенный пробел. Правда, при этом Ю. В. Кнорозов рассчитывал, что всестороннее изучение «алфавита Ланды» как единого источника может выявить какие-либо новые дополнительные данные, возможно, даже полезные и для дешифровки письменности майя.

В самом деле, знакомство с «алфавитом Ланды» невольно порождало целый ряд недоуменных вопросов. Почему Ланда, сведения которого всегда отличаются исключительной точностью, именно в этом случае допускает очевидную неразбериху — попросту говоря, чепуху? Ведь иероглифы месяцев он привел абсолютно точно, следовательно, Ланда располагал сведениями о письме, а алфавит фальсифицировал? Зачем? Ведь свою рукопись он предназначал францисканским монахам, а их-то вводить в заблуждение ему было совершенно незачем! Что означают абсурдные примеры написания слов? Быть может, индейский «консультант» умышленно мистифицировал самого Ланду? Если так, следовало бы разобраться в существе мистификации, ибо Ланда, как уже говорилось, имел представление о характере знаков майя и обмануть его можно было только очень умело и тонко. Между тем написание слова «петля» в виде «элээлэ» представляется не то чтобы тонкой, а грубейшей и даже абсурдной подделкой!

Словом, вопросов возникало множество, причем какого-либо вразумительного ответа на них не предвиделось. Объяснения Женэ были невероятными хотя бы потому, что после испанского завоевания у майя заведомо не было никакого иероглифического письма — ни «старого», ни «нового». Об этом позаботились испанские миссионеры, возглавляемые провинциалом Диего де Ландой; когда же иероглифическое письмо было уничтожено, индейцы перешли на латиницу.

Бесконечные «зачем» и «почему» лишь усиливали убежденность в необходимости попытаться полностью прокомментировать «алфавит Ланды». Вопроса «С чего начинать?» не было: располагая обширными сводками вариантов написания знаков, взятых из рукописей и других надписей майя, Юрий Кнорозов приступил к работе по отождествлению знаков из «алфавита Ланды» со знаками иероглифических текстов. Тяжелый труд продвигался чрезвычайно медленно, зато результат его оказался невероятным: все знаки алфавита Ланды (наконец с него можно снять кавычки!) были найдены в рукописях!..

Такое положение в корне меняло отношение к алфавиту. Пожалуй, теперь следовало разобраться, по какому принципу он составлялся вообще. Ланда привел в своем списке двадцать семь знаков. Он писал, что они соответствуют буквам испанского алфавита, Над каждым из знаков он написал соответствующую букву. Все буквы идут в основном в порядке испанского алфавита, однако Ланда допустил ряд отклонений. Почему? Вот это и следовало изучить. Именно характер и причины отклонений могли объяснить ход рассуждений составителя алфавита.

То, что в алфавите Ланды отсутствовали некоторые буквы испанского алфавита, например Д, Ф, Г, Р ^{42}, объясняется просто — этих звуков не было в языке майя, на что неоднократно указывал сам Ланда. Не вызывало особых недоумений и двойное «П»; миссионеры знаком «ПП» передавали отсутствующий в испанском языке особый звук майя. Ланда указывал и на эту особенность языка индейцев и учитывал ее.

Но дальше начинались настоящие головоломки. У Ланды букве «Б» почему-то соответствовал не один, а целых два знака майя. То же самое имело место с буквами «Л» и «Ш» (в староиспанском языке буква «икс» (X) произносилась как русское «Ш»), Может быть, два разных знака читались одинаково? Теоретически это возможно. Однако если письменность майя была иероглифической, то представлялось более вероятным, что в письме майя были скорее знаки, передающие схожие по звучанию слоги, например: «БА», «БО», «БУ», «БЕ», «БИ», образованные из одного согласного звука в сочетании с различными (или со всеми) гласными. Но в этом случае Ланда должен был бы под одной испанской буквой написать не один или два знака майя, а все пять! Однако он этого не сделал. Почему?

Проще всего предположить, что Ланда взял один или два первых попавшихся знака, однако это не похоже на него. Он был слишком выдающимся знатоком майя и любил все делать основательно и систематически (вспомним хотя бы, с какой тщательностью он провел «операцию» по уничтожению рукописей майя, если из сотен «еретических книг» до нас дошли только три!). По-видимому, у него все же были какие-то основания для выбора, но какие? Как, по какому принципу он отобрал два знака из пяти?

Сразу же (и в который раз!) захотелось убедиться в правильности предположения, что у майя действительно были слоговые знаки. Гаспар Антонио Чи сообщал, что майя писали с помощью слоговых знаков. Это уже немало, но все же еще недостаточно. Ланда тоже, хотя и с оговорками, подтверждал это же — «они пишут по слогам» — и даже привел пример, поясняющий именно такой способ написания.

Над знаками майя он поставил испанские буквы «МА — И — Н — КА — ТИ». На майя «ма ин кати» означает «я не хочу». В целом пример казался ясен. Правда, индейцы майя не писали свои знаки в строчку; кроме того, в иероглифических текстах не удалось найти ни глагола «кати» (хочу), ни местоимения «ИН» («Я»). Зато знак «ТИ» стоял в текстах как раз там, где можно было ожидать предлога «ТИ» («В»), Первый знак из этого примера — «МА» — отсутствует в алфавите Ланды (но мы знаем, что алфавит не полный); под буквой «М» приведен совсем иной знак. Второй и третий знаки из примера имеются в алфавите и стоят они под теми же буквами «И» и «Н», Четвертый знак стоит под буквой «К» (К), а в примере прочтен как «КА», то есть как слог. Это уже прямое подтверждение предположения о том, что в алфавите Ланды слоговые знаки. Тогда, может быть, и другие знаки алфавита так же передают слоги?.. Ланда сам в трех случаях надписал над знаком майя не букву, а слог. Интересно, чем это объясняется?..

В испанском алфавите после «И» (I) идет буква «хота» (J), передающая звук, отсутствующий в языке майя, а затем следует «К» (К). В языке майя было два варианта звука «К» — твердый и мягкий. Миссионеры обозначили мягкое «К» испанской буквой «С», которая перед «А», «О», «У» произносится как русское «К», а перед «Е» и «И» как русское «С». Твердое «К» (в русской транскрипции оно записывается так — К⁵) обозначалось испанской буквой «К» (К). В алфавите Ланды вслед за «И» стоит знак майя, над которым написано «КА» (СА) и лишь потом уже идет знак под буквой «К» (К). Но в рассматриваемом нами примере, он прочтен Ландой не просто «К», а как «К’А». Столь скрупулезно тщательный подход к форме написания буквы, передающей, по сути дела, один и тот же согласный звук, но только мягкий и твердый, свидетельствует о том, что Ланда придавал исключительно большое значение даже правильному произношению отдельных звуков, стремясь подчеркнуть это в своем алфавите.

После «П» (Р) в испанском алфавите идет буква «Ку» (Q). Эту букву миссионеры не использовали для передачи какого-либо звука языка майя, однако Ланда счел необходимым на ее месте привести два знака майя, над которыми написал «КУ» (CU) и «К'У» (KU). Таким образом, он снова подчеркнул наличие у майя двух вариантов звука «К» (мягкого и твердого).

Теперь уже можно было не сомневаться в том, что знаки алфавита Ланды передают не отдельные согласные звуки, а слоги, например, «КА», «К’А», «КУ», «К’У», «МА», «ТИ», ибо Ланда сам об этом говорит.

Все это лишний раз убеждало, что Ланда тщательно и, видиало, по какому-то специальному признаку подбирал знаки майя и испанские буквы, прежде чем соединял их вместе в своем алфавите. Похоже, что, наконец, стало выясняться то, чем он руководствовался. Однако не будем торопиться. Лучше еще раз все проверим: на месте буквы «Ку» (Q) — в испанском алфавите она так и называется «КУ» — Ланда привел слоговые знаки «КУ» (CU) и «К'У» (KU), а на месте буквы «К» (К) — она называется «КА» — он поставил слоговые знаки «КА» (СА) и «К’А» (КА).

Так вот оно в чем дело! Вот в чем принцип и секрет алфавита Ланды! Оказывается, он подбирает слоговой знак майя, соответствующий названию испанской буквы?!

Спокойно! Нужно не торопясь, последовательно еще раз проверить столь важный вывод. И потом — может быть, звук «К» — это только исключение, а весь алфавит вовсе и не строится на подобном принципе? Впрочем, это легко узнать. Если таков принцип всего алфавита Ланды, то знак майя под буквой «Б» читается не как «Б», а «БЭ», поскольку таково ее название. К сожалению, этот знак встречается в рукописях майя только один раз;' это явно мало для проверки правильного чтения. Однако и в этом единственном случае все же получилось вполне осмысленное чтение: «ТИ БЭ» (оба знака по Ланде), что означает на майя «В ДОРОГЕ».

Следующая буква в испанском алфавите «С»; она называется «СЭ». Хотя, как указывалось, она читается двояко (и как русское «С», и как русское «К»), миссионеры в транскрипциях слов или текстов на язык майя (то есть когда они писали латиницей) всегда употребляли эту букву как мягкое «К» (звук «С» передавался буквой «Z»). Если же Ланда действительно приводил слоговые знаки, соответствовавшие названиям испанского алфавита, он не должен был учитывать эту особенность, и знак майя под буквой «С» следовало читать «СЭ». Это сразу же подтверждается: название месяца «СЭК» было записано двумя знаками «СЭ-КА», причем оба они из алфавита Ланды! Сомнения окончательно исчезли. Алфавит Ланды, наконец, «заговорил» в полный голос, а это означало огромный шаг вперед на пути дешифровки письменности майя!

Однако на этом работа с алфавитом не прекратилась. Когда выяснилось, что знаки майя в алфавите соответствуют названиям испанских букв, Юрий Кнорозов решил, что настало время попытаться разобраться и в двух примерах-головоломках написания слов. Это было важно еще и потому, что ведь сам Ланда привел их в подтверждение (!) правильности своего алфавита, хотя на деле все получилось наоборот. Как раз «примеры» больше всего запутывали Исследователей; именно они были той последней каплей, а вернее, тем ушатом холодной воды, который «отгонял» дешифровщиков от алфавита.

В первом из них, по словам Ланды, записано слово «ЛЭ» («петля», «силок»). Знак, над которым надписано «ЛЭ», в алфавите Ланды стоит под буквой «Л» (L); по-испански она называется «ЭЛЭ». Но у Ланды записано не «ЛЭ», а целое «Э-ЛЭ-Э-ЛЭ» (?!?).

Вглядитесь внимательно в этот «комплект» из двух букв! Только очень внимательно, и вы тогда поймете, в чем дело; почему пример стал абсурдным набором двух букв!

В старину в русских школах учитель диктовал ученикам: «Напишите, дети, слово «баба»: «БУКИ-АЗ- БУКИ-АЗ»… баба!» Вот эти же самые, но только испанские «буки-аз-буки-аз» и записал писец, видимо, под диктовку Диего де Ланды. Диктуя слово «ЛЭ», Ланда вначале назвал его по буквам, а затем и целиком: «ЭЛЭ» (название буквы «Л»), «Э» (название буквы «Э», совпадающее с ее звучанием) — «ЛЭ» («петля»). Писец, очевидно не очень понимавший такую форму «диктанта», на всякий случай записал все, что произнес будущий епископ, и тогда-то и родилось столь непонятное и абсурдное «Э-ЛЭ-Э-ЛЭ»!

Чтобы проверить свою догадку (назовем ее без лишней скромности блистательной), Юрий Кнорозов начал искать слово «ЛЭ» в рукописях майя и нашел его: оно было записано там с помощью знаков «ЛЭ» и «Э», указанных в алфавите Ландой!

Теперь можно было перейти ко второму примеру, столь же непонятному и абсурдному. Естественно, что сразу же возникла мысль о «диктанте»: может быть, и здесь сплоховал писец? Ланда указывал, что в примере третий знак обозначает на майя слово «ХА» («вода»), а между тем вместо этого над знаком стояло «АК-ЧЕ-АХА» (?!).

Попробуем продиктовать слово «ХА» по буквам, произнося по-испански названия букв: «ХОТ-А»…

«ХА». Что-то не получилось, а ведь это единственный вариант произношения названий букв, которые соответствуют нужным звукам слова майя! Правда, три последние буквы-звуки точно совпадают, но что делать с четырьмя первыми?

И тогда исследователя выручают знания и память; они-то и приходят к нему на помощь! В испанском алфавите имеется «немая» буква, изображаемая следующим образом — «Ь». Она сохранилась только по традиции и не произносится. Но миссионеры использовали ее при письме на майя латиницей для передачи звука… «X»! Название же этой буквы «аче!» Теперь снова продиктуем слово «ХА» по буквам: «АЧЕ-А»… «ХА»! Вроде бы все получилось, но только в рукописи у Ланды одна «лишняя» буква: «АК- ЧЕ-А-ХА». Откуда она взялась? Откуда? Попробуйте произнести громко вслух «АЧЭ-А… ХА», и вы легко услышите этот недостающий звук. По-видимому, писцу также показалось, что между «А» и «Ч» он «услышал» еще и «К»; будучи человеком прилежным, он записал его, не сознавая, какой великий грех берет на свою душу из-за этой ошибки!

Так была разгадана еще одна головоломка: третий знак во втором примере следовало читать просто «ХА» («вода»), как правильно указывал сам Ланда.

В результате длительных и мучительно скрупулезных исследований алфавит Ланды был полностью «реабилитирован». Произошло это не сразу и не случайно. Потребовались годы напряженного труда. Невероятно трудным оказалось опознание знаков алфавита, их отождествление со знаками рукописей. Мы уже говорили, что переписчики сообщения допустили много искажений, перерисовывая знаки майя из его алфавита. Однако и сами иероглифические рукописи майя написаны часто небрежно, без должного «каллиграфического» искусства и старания. Не следует забывать, что они ведь не предназначались для чужеземных читателей и для чтения через тысячу лет! Их писали для повседневного пользования. К тому же «почерки» древних писцов не могли быть одинаковыми, как не одинаковы почерки окружающих нас людей.

Однако само по себе опознание знаков еще ничего не давало. Необходимо было понять смысл старинных терминов, которые Ланда употреблял в своей рукописи (например, «слог» он называл «частью»), выяснить, как произносились испанские буквы и как они назывались во времена, когда писалось сообщение. Не менее сложным оказался вопрос о диктовке, о ее форме, ибо о том, что Ланда диктовал, а не сам писал оригинал рукописи, мы можем лишь догадываться.

Наконец, была еще одна грозная опасность, постоянно поджидающая каждого исследователя, преодолеть которую бывает необычайно трудно. Речь идет порой о необоримом соблазне, часто бессознательном, принять желаемое за действительное и внести соответствующие «исправления» в исследуемый документ. Как правило, и к великому сожалению автора «исправлений», они, эти «исправления», впоследствии отвергаются, но не в порядке самокритики, а критики со стороны. Хорошо зная об этом, Юрий Кнорозов после долгих проверок и перепроверок все же рискнул предложить два исправления к алфавиту Ланды. Первое из них заключается в следующем: знак майя под испанской буквой «Т», почему-то стоящей не на обычном для нее месте в конце испанского алфавита, а в самом его начале (сразу после третьей буквы «С»), как выяснилось, по другим данным имеет чтение «КЭ». По-видимому, Ланда и здесь привел два чтения буквы «С», соответствующее ее двоякому чтению: «СЭ» и «КЭ».

Основываясь на этом, Ю. В. Кнорозов считает, что при копировании рукописи могла вкрасться простая ошибка: писец спутал испанские буквы и вместо «К» поставил «Т» (возможно, что его смутило, что буква «К» также стояла и в другом месте алфавита).

Вторая поправка Ю. В. Кнорозова относится к предпоследнему знаку алфавита Ланды. В алфавите над двумя знаками майя написана буква «У» (U). Первый из них действительно так и читается — «У». Это подтверждено многочисленными примерами из иероглифических рукописей. Знак под вторым «У» явно не мог иметь такого чтения. Между тем в испанском алфавите предпоследней буквой является «игрек» (Y), читающийся как «йе». Юрий Кнорозов решил, что и здесь также произошла описка, кстати, довольно распространенная и в наши дни (читатель наверняка не раз ловил себя на подобных описках): вместо буквы «У» писец вывел «U». То, что предпоследний знак майя из алфавита Ланды должен читаться «йе», позднее было подтверждено и другими данными.

А теперь о главном: Диего де Ланда правильно записал весь свой алфавит. Он составлен с большим знанием дела, хотя сам Ланда не придавал ему большого значения, рассматривая его только как иллюстрацию. Единственная ошибка Ланды — это недоразумение с двумя первыми примерами записи слов; две другие ошибки появились позже по вине переписчиков. О том, как «родилась» ошибка самого Ланды, мы можем только предполагать.

По-видимому, в составлении и записи алфавита принимали участие три человека: Ланда, монах-писец и специально приглашенный для составления алфавита «консультант» по вопросам иероглифической письменности майя; будущий епископ, очевидно, не владел ею. Ланда называл букву испанского алфавита и вместе с «консультантом» подыскивал наиболее близкие грамматические частицы из языка майя. Затем «консультант» рисовал соответствующий знак из иероглифического письма, а писец сверху выводил испанскую букву.

Все шло хорошо; удалось даже учесть особенности произношения некоторых согласных, однако когда дело перешло к написанию примеров, возникло первое недоразумение. «Консультант» написал иероглифами слово «петля» и сказал: «ЛЭ». Писец почему-то не расслышал его и попросил повторить. Возможно, к этому времени все трое устали, однако это не должно было, по мнению Ланды, отразиться на качестве рукописи. И он сам продиктовал не понятое писцом слово вначале по буквам (чтобы было яснее!): «ЭЛЭ»… «Э», а затем повторил слово целиком — «ЛЭ». Это окончательно сбило с толку писца, незнакомого с подобной формой «диктанта», — возможно, это был крещеный индеец, — однако, опасаясь крутого нрава первого провинциала Юкатана, он не решился переспросить его и написал знаками майя буква в букву то, что услышал: «ЭЛЭЭЛЭ»…

«Консультант» нарисовал новый иероглиф. Скорее всего Ланда задумался, как лучше передать испанскими буквами слово «ХА» («вода»). Использовать ли «хоту» или «аче»? «Аче», — решил он, вспомнив пример записи языка майя латиницей. Поскольку эта буква по-испански вовсе не звучала, ему не оставалось ничего другого, как вновь прибегнуть к диктанту по буквам: «АЧЭ»… «А», — произнес он названия букв, а затем и все слово — «ХА». Изумленный, а может быть даже испуганный, писец — он снова ничего не понял! — буква в букву записал услышанное…

Так было или иначе, но ошибка вкралась в текст «Сообщения о делах в Юкатане», и самое удивительное то, что Ланда не исправил ее. Возможно, он настолько доверял своему писцу, что даже не считывал после него текста? На Ланду, судя по его характеру, это не похоже, но… именно эта ошибка и не очень качественное изображение переписчиками знаков майя в алфавите Ланды поставили в тупик несколько поколений исследователей древней письменности майя! Примеры-головоломки и опознание знаков было настолько трудным делом, что оно оказалось не под силу даже такому знатоку майя, как Эрик Томпсон, составитель наиболее подробного и полного каталога знаков майя.

Начиная свое исследование алфавита Ланды, Юрий Кнорозов и сам не предполагал, какие удивительные открытия ждут его впереди. Но настойчивый поиск молодого ученого, сумевшего через четыре столетия постепенно, шаг за шагом восстановить ход рассуждений провинциала Ланды, подарил миру ценнейший документ об одном из наиболее выдающихся и поразительных достижений цивилизации майя. Вопреки мнению всех крупнейших знатоков письма майя именно алфавиту Ланды, реабилитированному «в далекой Советской России», предстояло сказать свое веское слово в изучении письменности майя.

Несмотря на досадные ошибки в алфавите Ланды и в примерах написания слов иероглифическими знаками майя, Юрий Кнорозов не мог не восхищаться глубокой продуманностью, логичностью и почти безупречной точностью этого документа, который на невероятно малом материале раскрыл сущность иероглифической письменности древних майя. Именно поэтому его заинтересовал вопрос: кто, кроме Ланды, был автором этого документа? Кем был индейский «консультант», как его звали и почему Ланда привлек именно его к своей работе над алфавитом?

Иероглифическим письмом владели только жрецы майя, да и то не все. Кроме них, письму могли быть обучены лишь очень знатные лица, изучавшие науки, как писал Ланда, из любознательности. Но жрецы, уцелевшие от побоищ, были смертельными врагами монахов — своих конкурентов по «ремеслу». Ланда прямо указывает, что «более всего неприятностей, хотя и тайно, монахам причиняли жрецы, которые потеряли свою службу и доходы от нее». Неоднократно упоминавшийся нами «консультант» Ланды Гаспар Антонио Чи получил испанское образование и, конечно, не допустил бы при диктовке таких ошибок. Кроме того, весьма сомнительно, чтобы он знал иероглифическую письменность: с пятнадцати лет он уже обучался у испанских монахов.

Знакомство с индейским «окружением» Ланды приводит Юрия Кнорозова к выводу, что «консультантом» по иероглифике майя у будущего епископа мог быть только На Чи Коком, последний правитель Сотуты. Во время конкисты Юкатана он оказал испанцам отчаянное сопротивление, но в конце концов был взят в плен, принял христианство и стал именоваться дон Хуан Коком. Ланда был дружен с ним; они часто и подолгу беседовали; от него он узнал и записал историю Юкатана. Ланда упоминает вскользь, что дон Хуан показывал ему иероглифическую рукопись, доставшуюся от деда, сына последнего правителя могучего города-государства Майяпана (династия Кокомов правила Юкатаном с 1244 года), погибшего в 1541 году при разгроме этой столицы майя испанскими завоевателями. Просвещенный правитель Сотуты, имевший иероглифические рукописи, очевидно, умел их читать, но испанской грамоте (а тем более французской — вспомните гипотезу француза Женэ!) не обучался и, конечно, понятия не имел об испанском способе диктовать слова по буквам.

Один из последних знатоков письменности майя, На Чи Коком, хотя и принял христианство и даже «дружил» с провинциалом Диего де Ландой, втайне оставался верен религии и обычаям своего народа. Незадолго до смерти На Чи Коком приносил богам человеческие жертвы, надеясь на выздоровление. Но боги не пожелали сохранить ему жизнь и тем «спасли» его от мучительной смерти, от пыток в застенках инквизиции. Он умер в 1561 году за несколько месяцев до начала инквизиционного следствия об «отступничестве от христианства», которое вел его «друг» Диего де Ланда. Брат На Чи Кокома, также оставшийся тайным язычником, не ожидая окончания следствия инквизиторов, повесился. Ну, а что произошло в городе Мани 12 июля 1562 года, читатель уже знает.

Иероглифические знаки в «Сообщении о делах в Юкатане» были начертаны рукой последнего потомка когда-то всесильных властителей Юкатана. Он сделал это по просьбе своего «друга» — первого провинциала единой церковной провинции Гватемалы и Юкатана Диего де Ланды. И пока один из них старательно выводил на бумаге замысловатые знаки, умевшие «говорить» языком его древних предков, другой хладнокровно обдумывал, как лучше, быстрее, а главное, раз и навсегда уничтожить все то, что связывало народ майя с его недавним и далеким прошлым. Возможно, они улыбались друг другу, хотя их сердца горели неугасимой ненавистью, и наверняка никто из них не догадывался, что столь удивительный симбиоз четыре столетия спустя поможет приоткрыть завесу над великой тайной жрецов майя.

Таково происхождение уникального источника, известного под названием «алфавит Ланды», и история его реабилитации.

Что такое дешифровка, или Окончание поиска

Итак, мы подошли к последнему этапу длинного и тяжелого пути. Позади остались многие годы кропотливого и сложного труда, пролетевшие быстро, почти незаметно. Взбираясь на крутую вершину познания тайны письма жрецов майя, молодой дешифровщик, подобно скалолазу, преодолевал многочисленные препятствия. И вот остался последний и самый крутой подъем. Нужно сделать еще несколько шагов. Но как они тяжелы, с каким невероятным трудом дается каждый новый метр этого титанического восхождения! Он требует полной отдачи сил, опыта и знаний, накопленных годами. Любая, даже малейшая ошибка отбросит исследование назад, и тогда найдутся ли силы, чтобы вновь попытаться достичь столь желанной вершины поиска?!

Триста знаков! Много это или мало? Триста знаков! Они похожи на маленьких букашек, живущих своей, пока еще неведомой для нас жизнью. Их нужно освоить, подчинить — они, эти триста знаков, та самая вершина, покорить которую мечтало столько ученых!

Снова и снова начинаются бесконечные сопоставления, требующие скрупулезной точности. Времени не хватает, приходится работать ночами. Глаза устают так, что голову разламывает невыносимая боль и кажется, что ты уже ничего не видишь. Не видишь? Страшная мысль, к сожалению, не лишенная оснований… Врачи уже махнули на тебя рукой, но ведь и они ошибаются! Тысячи, тысячи, тысячи знаков прыгают на серых страницах фотобумаги. Тысячи, тысячи, тысячи, а ведь их всего триста! Как, по какому принципу собираются они вместе, заполняя страницы рукописей или каменные барельефы стел?..

В большинстве языков мира, в том числе и в языках семьи майя-кичэ, склонение и спряжение связано с появлением в начале и конце слога грамматических показателей. В русском языке такими грамматическими показателями являются, например, хорошо знакомые нам окончания падежей, не имеющие сами по себе смысла и относящиеся к какому- нибудь осмысленному (знаменательному) слову. К грамматическим показателям относятся также различные частицы, предлоги, союзы. Именно они, словно сцепщики железнодорожного состава, скрепляют вместе разрозненные отдельные слова, связывая их в осмысленное предложение. При увязке слов друг с другом очень важную роль играет также их порядок в предложении, свойственный данному языку.

Приведем наипростейший пример. Возьмем пять слов: комната, стол, стоять, красный, зеленый. Заложена ли какая-нибудь идея (смысл) в этом наборе слов? По-видимому, нет. Однако «включив» грамматические показатели русского языка, мы получим осмысленное предложение: «В красной комнате стоит зеленый стол».

В тексте, написанном известным или неизвестным письмом, корню слова (если, конечно, это слово повторяется) должна соответствовать устойчивая группа знаков. Грамматическим же показателем в начале или конце слова должны соответствовать меняющиеся и заменяющие друг друга знаки (Ю. В. Кнорозов называет их «переменными») перед или после устойчивой группы знаков.

Вновь обратимся за примером к русскому языку: в русском тексте сочетание трех букв (знаков) «дом» будет устойчивым, а падежные окончания — «дом-а», «дом-у», «дом-ом» — будут передаваться «переменными» буквами (знаками) «а», «у», «ом».

Языку майя, как уже говорилось выше, не чужды обе грамматические категории, и Ю. В. Кнорозов счел необходимым прежде всего выявить в иероглифических текстах майя устойчивые группы знаков (передающие корни слов древнего языка) и связанные с ними переменные знаки (передающие грамматические показатели). Следовало предположить, что их общее количество не должно быть велико, и их можно будет сопоставить с грамматическими показателями в текстах майя колониального периода («книги Чилам Балам»), записанных латиницей.

Работа по выявлению переменных знаков шла мучительно медленно и была чрезвычайно громоздкой. Ведь каждое сочетание знаков (иероглиф) приходилось прослеживать по всем рукописям и надписям майя. При этом постоянно возникали затруднения.

Мало того, что в иероглифических рукописях часто встречаются стертые и полустертые места, «оборванные» страницы и другой «производственный» брак, причиненный временем и не всегда умелым хранением этих текстов. Выяснились и иные «враги» дешифровщика: некоторые разделы рукописей, особенно Мадридской, были написаны на редкость небрежным почерком и к тому же со множеством ошибок (куда смотрели старшие жрецы?!). Не лучше обстояло дело и с каменными книгами — стелами: тропические ливни сильно размыли поверхность камней с надписями. На опознание многих знаков, различные проверки и перепроверки приходилось тратить слишком много времени и сил.

Но, может быть, лучше отказаться от этой работы и исследовать только те иероглифы, которые не пострадали от времени или недобросовестности жрецов — переписчиков текстов?

В результате проделанной работы Ю. В. Кнорозов свел иероглифы в группы. В каждую из них входили иероглифы, имеющие одинаковые устойчивые знаки и различные переменные, то есть различные грамматические показатели. Теперь можно было свести вместе слова с одинаковыми грамматическими показателями. По сравнению со сделанным такая работа была относительно несложной.

Сплошная регистрация всех случаев появления в тексте каждого иероглифа позволила одновременно выявлять и статистические данные о них. Самый простой способ применения статистики для целей дешифровки (мы уже упоминали об этом) состоит в том, что подсчитывается, сколько раз каждый из знаков встречается в исследуемом неизвестном тексте; это абсолютная частота. Заручившись такими данными о неизвестных нам знаках, следует подобным же образом обсчитывать тексты майя, записанные латиницей, то есть известными нам знаками — буквами.

Зачем? Чтобы сопоставить неизвестные знаки с буквами (или группой букв), имеющими ту же частоту в известных текстах!

Однако в ряде разделов рукописей майя настойчиво повторяются отдельные иероглифы, очень редко встречающиеся в других местах. При сплошном подсчете легко может оказаться, что знак имеет большую частоту за счет многократного повторения одного и того же иероглифа, то есть за счет частого повторения какого-нибудь слова в некоторых разделах текста. В этом случае абсолютная частота знака (равно как и иероглифа, в состав которого он входит) будет отражать не особенности языка, а особенности данного специфического текста с часто повторяющимся отдельным словом или словами (например, в тексте, рекламирующем, скажем, пылесос, слова «пылесос» и «пыль» будут повторяться.

Однако оказалось, что грамматика «известного» языка изучена довольно слабо. И снова пришлось отложить решающий штурм последней вершины и надолго засесть за изучение грамматики по текстам майя, записанным латиницей, и только после этого заняться подготовкой сравнительных материалов — выявлением набора грамматических показателей и их частоты в текстах XVI века.

Это была наиболее тяжелая и изматывающая работа. Она требовала абсолютной внимательности. Если возникали сомнения в правильности подсчета, нужно было начинать его с самого начала и так по нескольку раз. Но самое обидное: не было никакой гарантии в том, что получаемые с таким трудом данные окажутся полезными и пригодятся для дальнейшей дешифровки. Так оно и было в ряде случаев, когда единственным результатом проделанной работы являлось выяснение того, что изучаемый грамматический показатель не имеет никаких аналогий в древнем языке. Не удивительно, что при первой же возможности в дальнейшем и Ю. В. Кнорозов и другие исследователи стали перекладывать такого рода работу на «плечи» вычислительной техники.

Однако в целом расчеты Ю. В. Кнорозова на то, что сопоставление древних переменных знаков с известными грамматическими показателями (из языка XVI века) окажется сравнительно легким, вполне оправдались. В центр внимания исследователя попало несколько знаков, передающих употребительные грамматические показатели. Эти знаки оказались как бы в медленно, но верно сжимающемся кольце. Каждая новая, дополнительная характеристика этих переменных знаков была подобна новому, появлявшемуся из засады щупальцу спрута. Они, эти щупальца- знаки, обвиваясь вокруг жертвы, неуклонно приближали свою привязку.

Среди переменных знаков особо выделялся знак

Он сочетался и с глаголами и с существительными и имел рекордную позиционную частоту.

Такую же высокую частоту в текстах XVI века имел только один грамматический показатель — префикс- местоимение «у» («он», «его»). Здесь не могло быть ошибки — знак определен точно, ему найден языковый эквивалент!

Сопоставление ряда других переменных знаков с известными грамматическими показателями также не составило особого труда. Наиболее часто встречающийся переменный знак

,передающий предлог, легко сопоставлялся по позиции и частоте с употребительным предлогом «ти» («в», «к»), а переменный знак

в конце переходных (требующих дополнения) глаголов явно соответствовал известному глагольному суффиксу прошедшего времени — «ах».

Но не все шло так гладко. Огромные затруднения встречались в тех случаях, когда произношение сильно изменилось. Например, употребительному суффиксу непереходных глаголов

явно не было прямой аналогии в языке XVI века. Только значительно позже, в результате длительного изучения спряжения в языке майя, Ю. В. Кнорозов сумел выяснить, что суффиксы непереходных глаголов XVI века («хи», «ни», «и») восходят к одному и тому же древнему суффиксу — «нхи». Иными словами, оказалось, что переменному знаку

соответствует исчезнувший суффикс, от которого в языке XVI века сохранилось несколько «потомков» (с одинаковым значением).

Так была решена ближайшая главная задача. Однако сопоставление грамматических показателей языка иероглифических текстов с известными грамматическими показателями языка майя XVI века еще не означало действительного чтения знаков. Отнюдь не исключено, что древние суффиксы или предлоги произносились иначе, чем в XVI веке. Чтобы установить их действительное чтение, нужно перейти к следующему этапу — чтению слов. Этот этап и был конечной целью — завершением дешифровки.

Но как, на основе каких данных можно попытаться прочесть сами слова? Существует ли такая возможность?

Ю. В. Кнорозов рассуждал следующим образом: если знак, передающий, например, предлог, который в XVI веке произносился как «ти», действительно имел такое чтение, тогда можно прочесть слова, в которых знак употребляется уже не как грамматический показатель, а для записи корневой части слова. Ведь знак должен читаться одинаково во всех случаях! Но чтобы считать чтение знака окончательно установленным, необходимо прочесть не меньше двух разных слов с этим знаком. Это и есть так называемые перекрестные чтения.

Установив, что знаки

,

,

,

и т. д. передают грамматические показатели, которые в XV! веке соответственно произносились, как ти, ка, ан, у, ах, Ю. В. Кнорозов, пользуясь заранее составленными сводками иероглифов, сумел подобрать нужные группы знаков. Так, слово

он прочел «му-ти», приписав первому, знаку чтение «му»; второй же знак употреблялся для передачи предлога «ти». На языке XVI века слово «мут» означало «священное животное».

Это чтение подтвердилось в словах

–

«му-ка» («мук» — «раз») и

«му-ан» («облачный», название месяца). Слово

Ю. В. Кнорозов прочел «у-лу-му» («улум» — «домашний индюк»), приписав второму знаку чтение «лу», что подтвердилось в словах

— «цу-лу» («цул» — «собака») и

– * «(бу) — лу-ку» («булук» — «одиннадцать»).

* Рисунок неразборчив, и первый знак не может быть воспроизведен.

В свою очередь, чтение знака

– «цу» подтвердилось в слове

«ку-цу» («куц» — «дикий индюк»); чтение знака

— «ку» в слове

–

«ку-чу» («куч» — «ноша»); чтение знака

–

«чу» — в слове

— «чу-ка-ах»(«чу- ках» — «захватил») и т. д.

Цепляясь один за другой, знаки майя постепенно открывали дешифровщику свои сокровенные тайны, как раскрывает тайну кроссворда правильно найденное слово. Разумеется, чтение каждого нового неизвестного знака требовало перебора различных вариантов, пока не находился единственно правильный. Однако количество таких вариантов было уже сравнительно невелико, и с каждым новым расшифрованным и прочтенным словом их становилось все меньше и меньше.

Позиционная статистика — оригинальная система дешифровки неизвестных письмен, предложенная советским ученым Ю. В. Кнорозовым, получила всеобщее признание и стала широко использоваться при дешифровке текстов древних народов, письмена которых считались навсегда утерянными. Именно она позволила включить в эту работу «думающие машины», решающие сложнейшие проблемы лингвистики на основе математического анализа.

Теперь непонятные, таинственные знаки неизвестных письмен не кажутся такими недоступными, непокорными. Благодаря титаническому труду Ю. В. Кнорозова мы твердо знаем, что каждый из них должен иметь свойственную только ему вполне определенную частоту (повторяемость) и занимать определенное место в «блоке» — сочетании знаков. Иными словами, знаки имеют свой определенный «паспорт», с вполне точной «пропиской» (позицией в блоке) и частотой (повторяемостью). В иероглифической письменности в соответствии с этим «паспортом» и происходит разделение знаков на корневые, грамматические и фонетические, хотя и возможны случаи, когда один знак может являться владельцем целых двух паспортов,

Слово предоставляется жрецам

Итак, слово предоставляется жрецам. Четыреста лет молчали они, вернее — их тексты, и только сегодня мы, наконец, услышим таинственную речь, некогда звучавшую в мрачных покоях причудливых храмов и дворцов, на крутых ступенях гигантских пирамид, устремленных в бесконечную небесную высь, таинственную речь, высеченную рукой человека на огромных каменных стелах священных городов могучего и талантливого народа майя.

— Читайте и слушайте! Говорит История! Жрецы майя открывают свою великую тайну!!!

* Слова, взятые з скобки, в тексте отсутствуют, однако они подразумеваются. Это одна из особенностей языка майя. Знак вопроса в скобках означает, что иероглиф частично поврежден, но его можно угадать.

Итак, мы впервые прочли иероглифический текст и его русский перевод. Читатель, наверное, догадался, что он имеет какое-то отношение к календарю майя. Совершенно верно — это начало раздела о четырехлетием цикле Календарного круга из Дрезденской рукописи майя. Чтобы лучше разобраться в содержании этого и других текстов рукописей, нам придется познакомиться с жреческой терминологией и еще раз совершить экскурс в далекое прошлое народа майя.

В основе всех трех известных рукописей майя лежит описание календаря и связанных с ним религиозных обрядов. Поэтому-то и необходимо проследить, когда и как возникает сам календарь.

Несколько слов, поясняющих терминологию жрецов. Цветные звери — это Чааки — боги ветров, несущие дождь; чаще их просто называют «богами дождей». Окраска каждого из них строго соответствует цвету стороны света («мировому дереву»), где находится его постоянная «резиденция». Поскольку именно от Чааков зависит выпадение осадков, играющих первостепенную роль в жизни земледельца, они занимают одно из самых почетных мест в Пантеоне богов майя. Считалось, что Чааки в строгой последовательности поочередно правят в каждом четырехлетием цикле только одним годом, придавая ему свои характерные особенности. Жрецы обязаны были напоминать людям об этих особенностях — предзнаменованиях и требовать жертвоприношения, соответствующие привычкам, вкусу и рангу своих «подопечных» (в последующих текстах данного раздела как раз об этом и говорится). Но ритуалы, предзнаменования и иная религиозная оправа календаря нас интересуют гораздо меньше, чем сам календарь майя. Куда важнее, повторяем, разобраться в процессе его возникновения. Этим мы и займемся сейчас.

Современная наука позволяет утверждать, что Америка была заселена человеком (из Азии через Берингов пролив) еще в период верхнего палеолита, то есть приблизительно 30 000 лет назад. Древнейшие племена, ставшие уже «американскими», жили в так называемом «плато прерий» (североамериканские штаты Аризона, Техас и др.). Прошли тысячелетия, и численность племен возросла настолько, что им уже не хватало местных ресурсов питания, добываемых собирательством и охотой. Естественно, возник вопрос: что предпринимать, чтобы не умереть с голоду? Куда идти в поисках пищи? На север? Но людская память хранила воспоминания о снежных полях, горах льда и страшном холоде, перед которым человек чувствовал себя совершенно беззащитным. И тогда ответ приходил сам собой: нужно идти на юг — там тепло, там солнце!

Но как определить наиболее приемлемый маршрут? В те времена он не мог выбираться произвольно. Чтобы сохранить жизнь, людям нужна была прежде всего вода. Без транспортных средств широкие открытые пространства были непреодолимы, и племена отправлялись в путь вдоль рек, по берегам озер, придерживаясь спасительных «резервуаров» воды.

Однако и здесь людей поджидала новая беда: колоссальные участки земли оставались необжитыми, в то время как долины рек и озер быстро перенаселялись. А сзади, то есть с севера, наседали все новые и новые племена; движение на юг ни на мгновение не прекращалось. Конечно, оно имело свои «завихрения», легко объяснимые чисто географическими условиями материка.

Племена майя, или, точнее, протомайя, приблизительно пять тысячелетий назад «застряли» на перешейке, соединяющем Южную и Северную Америку. Новые земли оказались исключительно благодатными. Кругом по берегам многочисленных озер можно было собирать немало съедобных корней водяной лилии, а леса изобиловали всеми видами дичи, из которой особо лакомыми были олени и индюки. Прошли времена, когда дети, женщины и старики умирали от голода. Правда, в прибрежных зарослях прятались гигантские кайманы; сюда частенько заглядывали и ягуары. Но и тут был найден «выход»: майя стали поклоняться «владыкам пищи» — кайманам и ягуарам.

В горных местностях Гватемалы индейць! майя натолкнулись на растение, зерна которого напоминали своей формой женскую грудь. Они так и назвали его — «ИШ ИМ» — «маленькая грудка», но прошло еще много столетий, прежде чем дикое растение стало удивительной сельскохозяйственной культурой — кукурузой! Вот тогда-то майя действительно перестали зависеть от прихотей природы, ибо обеспечение пищей уже находилось в их собственных руках.

Однако дело оказалось совсем не из легких: то вдруг солнце иссушит землю, и посевы погибнут от жары; то тропические ливни зальют поля, и зерна сгниют в земле; то вдруг подует северный ветер, и за пару дней холод уничтожит еще неокрепшие ростки кукурузы… Потеря урожая означала голод и смерть для племени. Именно они-голод и смерть — заставили людей понять, вернее — разобраться в чрезвычайно важном явлении: солнце, дождь и ветер отнюдь не появлялись «вдруг». Во всем своя закономерность. Например, посевы никогда не погибали, если зерна высаживались в землю с первыми дождями.

Ну, а как определить, когда начнутся дожди? Ведь один день никак не отличишь от другого?!.

Как и во всех других древних земледельческих странах, например в Египте или Китае, майя обратились за ответом к небу. Почему?

Собиратель и охотник всегда нуждался в постоянно действующих ориентирах, чтобы находить дорогу домой. Река или вершина горы не были надежны — в зарослях сельвы они легко терялись из виду. Если же охотнику в поисках дичи приходилось удаляться от дома на расстояние нескольких дней пути, он заведомо знал о непригодности подобных ориентиров.

Страшная и таинственная ночь часто заставала его далеко от хижины. Охотника окружала непроглядная тьма, и только на небе горело бесконечное множество разноцветных светлячков. Люди обнаружили, что один из них вечно неподвижен; он стоит всегда на одном и том же месте; они убедились, что на него можно положиться, он не подведет.

Так, Полярная звезда стала ориентиром и не только для майя, но и для всех народов северного полушария. Другие созвездия и Солнце стали естественными часами — они говорили, скоро ли наступит утро или ночь.

Все древние племена и народы пытались понять, что такое небо. Но накопленные знания о небе еще не давали ответ на главный вопрос: когда сеять? Посевы продолжали гибнуть, вымирали целые селения, люди приходили в отчаяние… Их пытливые взоры по- прежнему обращались на небо. Там нужно было искать ответа. Ведь именно на небе светило безжалостное солнце, ветер на неба сгонял тучи, с неба падал дождь…

Солнце было не только самым крупным небесным светилом, но и самым точным и пунктуальным. Оно не могло не попасть в центр внимания наблюдателей, а попав в него, именно Солнце раскрыло людям секрет времени. Путем длительных наблюдений было установлено, что не все дни одинаковы; более того, имеются четыре особых дня: дважды (21 марта и 23 сентября) бывает равноденствие, когда день и ночь равны; а дважды (22 июня и 23 декабря) — солнцестояние. Эти дни и стали той основой, на которую майя нанизали свой календарь. Чтобы точно фиксировать «особые дни» и, следовательно, содержать в порядке календарь, были построены целые комплексы из храмов, дворцов и каменных стел; их по справедливости ныне называют обсерваториями древних майя. С их помощью жрецы с абсолютной точностью ежегодно определяли день начала посевов (12 мая), своевременно рассылая по всей стране гонцов с приказом начинать сев.

Но календарь, основанный на явлениях природы, создавался одновременно и параллельно с персонофикацией этих явлений в виде божеств, а божества, как существа одушевленные, «требовали» к себе специального отношения — их нужно было уважать, ублажать, боготворить. Так появились главные, по существу, сельскохозяйственные боги дождей и ветров.

Древнейшие земледельцы всего мира считали, что только от их прихоти зависит урожай, но жрецы, специализировавшиеся в течение многих столетий и даже тысячелетий на наблюдении за небесными явлениями, имели другую точку зрения: сами боги подчиняются каким-то вселенским законам. Правда, иногда они позволяли себе известные вольности, выходя за рамки этих законов, и, чтобы избежать подобных отступлений, требовалось точно знать, где в данное время должен пребывать тот или иной бог, что в данный момент ему нравится и какую жертву следует принести… Важно было также разбираться во взаимоотношениях самих богов; это давало возможность вовремя обратиться именно к тому из них, кто был в состоянии одернуть, поставить на место разгулявшегося нарушителя законов и тем самым защитить людей от почему-то рассвирепевшего или озлобившегося на них божества.

Иероглифические рукописи служили практическим руководством жрецов. Если же отбросить в сторону все религиозные наслоения, то календарь, а следовательно, и рукописи определяли конкретные астрономические сроки основных сельскохозяйственных работ: выжигание леса под новые участки посевов, сроки самих посевов и обработки полей, уборки урожая…

Мы приносим читателю свои извинения за некоторые повторы, но, к сожалению, без них трудно понять «поведение» разноцветных богов и причины их появления в текстах рукописей майя. Зато теперь можно снова и с большим успехом вернуться к иероглифическим текстам майя (Дрезденская рукопись, стр. 58, 59, 60).

Вполне понятно, что жрецы придавали исключительное значение правильному определению наступления нового года. Любая ошибка в летосчислении грозила страшнейшими бедствиями уже не отдельным племенам, а целым городам-государствам.

Ниже следует перевод из Мадридской рукописи (стр. 34, 35, 36, 37) с указанием дней, с которых начинается каждый новый год Календарного круга.

Движение Венеры по ночному небу также было зафиксировано жрецами майя, В Дрезденской рукописи дается точный счет дням, когда она появляется и исчезает с неба. Отсутствие Венеры на небе означало, что она «уходила» куда-то по своим делам. Поскольку текст абсолютно идентичен, мы дадим перевод лишь одного полного цикла передвижений звезды (стр. 25), а счет дням полностью. Венеру майя называли «Большой звездой».

На страницах 26, 27, 28 и 29 текст рукописи полностью повторяется (изменяются лишь предзнаменования), а счет дням возрастает в той же последовательности:

Этот последний день (2920-й) соответствует, как указано в рукописи, дню 1 Ахав 18 Каяб пятидесятидвухлетнего цикла. К сожалению, мы не можем установить точную датировку этого дня по нашему календарю, поскольку в Дрезденской рукописи не указано число дней от первоначальной даты летосчисления.

Теперь мы приведем несколько наиболее сохранившихся иероглифических текстов из Дрезденской рукописи (см. вклейку) и их перевод на русский язык.

Перевод

Принимает жертву бог Солнца.

Принимает жертву бог Ицамна.

Принимает жертву бог Громовержец (вступление).

Владыка черепов, грозящий смертью, (бог) Ицамна Громовержец получает цветок.

Сова, владычица 13-го неба, (для женщин) дурное предзнаменование.

(Под знаком) Кегсаля трижды благословенна женщина.

(Под знаком) Попугая беда (для) белой женщины.

Переводы со страниц 15 и 16 относятся к разделу Дрезденской рукописи, посвященному женщинам. Содержание этих текстов станет понятнее, если мы учтем, что «Владыка черепов» — это бог смерти; «получать цветок» — означает жениться; «белая женщина» — девушка, девственница.

Приведенные примеры являются великолепными образцами сохранности и четкости написания иероглифических рукописей. К сожалению, подавляющее большинство страниц всех трех рукописей находится в весьма плачевном, а иногда и в полностью разрушенном состоянии (особенно Парижская). Кроме того, как уже указывалось, жрецы-переписчики допускали много ошибок, что также усложняет работу над переводом рукописей.

Однако еще хуже обстоит дело с текстами, высеченными на стелах и непосредственно на сооружениях священных городов майя — время не пощадило их. Это особенно обидно, поскольку именно в этих записях, бесспорно носящих гражданский характер, таятся бесценные данные об истории этого удивительного народа.

Но не следует думать, что все и окончательно потеряно. Последние работы Ю. В. Кнорозова позволяют надеяться, что надписи на камнях также заговорят.

Дополнительной сложностью в работе над расшифровкой и переводом эпиграфики майя является то, что знаки на камне отличаются своим внешним видом от знаков рукописей. Их очень трудно опознать и еще труднее прочесть. В связи с этим весьма перспективным представляется метод сопоставления схожих по содержанию текстов рукописей с текстами на камнях. Но, спросит читатель, как определить содержание последних?

Здесь на помощь исследователю приходят общие знания по истории цивилизации майя, скрупулезное изучение остатков памятников их материальной культуры. Известно, например, что правители городов- государств майя вели непрерывные войны, одной из главных целей которых был захват (пленение) рабов. Им приходилось также постоянно отбивать нашествия варваров-кочевников, уничтожавших посевы, грабивших склады с продовольствием и т. п. Поэтому вдоль западной границы территории майя стоят многочисленные памятники, главным образом скульптурные, в которых настойчиво повторяется один и тот же мотив: полководец майя стоит в горделивой позе перед коленопреклоненным вражеским вождем. Эти каменные стелы и барельефы, как правило, имеют надпись, о содержании которой в общем-то нетрудно догадаться.

При переводе текста Дрезденской рукописи на странице 66 Ю. В. Кнорозову встретилась такая фраза: «ЧУ-КА-АХ КААШ-ИХ ТООК-ТЕ К’ИН-ТУН» — «Захватил бога дождя Сжигающий леса. Засуха». Иероглиф «захватил» оказался весьма похож на знаки на камне, часто повторяющиеся на стелах. На одном из «каменных текстов» города Яшчилана (здание 44) он проглядывался особенно отчетливо. Если вспомнить, что Бонампак сооружался правителем Яшчилана в честь какой-то важной военной победы, связанной с захватом большого числа пленных, то слово «захватил», несомненно, должно было фигурировать в победных надписях. Так оно и оказалось.

Яшчиланская надпись начинается весьма торжественно, как и приличествует столь важному событию. Вот ее перевод:

«В день (когда от начальной даты) прошло 9 бактунов, 12 катунов, 8 тунов, 14 виналей и (еще) 1 день, (в день) 12 имиш 27 (числа) четвертого лунного месяца, (в котором) 29 дней (?), (в день) 4 месяца Пооп, правитель… захватил… вождей семи племен… да будет (он) править трижды (по) двадцать…»

Многоточиями даны не поддающиеся чтению иероглифы. Они обозначают скорее всего имена собственные то ли поверженных вражеских вождей, то ли самих племен; выражение «трижды» у майя означало многократность, поэтому «трижды по двадцать» следует понимать, как наше «во веки веков».

Мы привели переводы лишь нескольких небольших отрывков из иероглифических рукописей майя. Сейчас Ю. В. Кнорозов заканчивает работу над их полным переводом, чтобы затем перейти к «каменным текстам». И мы не сомневаемся, что не далек день, когда падет и этот последний «бастион» — самый стойкий и верный страж тайны жрецов майя.

Зачем это нужно

Теперь настало время подвести некоторые итоги замечательного научного подвига молодого советского ученого.

По-видимому, нет необходимости говорить, какое огромное значение имеет дешифровка и перевод древних текстов для дальнейшего изучения цивилизации майя — самой выдающейся цивилизации доиспанской Америки. Уже сам факт доказательства того, что у майя была иероглифическая письменность, означает, по существу, переворот в науке о майя, а одно лишь прочтение, например, надписей на каменных стелах предоставит ученым, работающим над историей не только древних майя, но и всего Американского континента, совершенно неоценимую документацию.

Однако в этом вопросе есть еще одна очень важная сторона: перевод текстов раз и навсегда положил конец всяким измышлениям расистов о якобы умственной неполноценности аборигенов Америки (к сожалению, подобные «теории» по сей день имеют хождение), поскольку в процессе дешифровки выявились неопровержимые доказательства того, что письмо майя создано местным населением, а не привезено откуда-то извне таинственными «учителями» с востока или запада. Иероглифические знаки, отражающие местную фауну, флору и культуру, убедительней всего подтверждают, что создателями письма, этого величайшего достижения и одновременно проявления человеческого разума, были сами индейцы, а не жители, например, легендарной Атлантиды, как бы заманчиво ни выглядела подобная гипотеза.

Но, работая над дешифровкой письма майя, Ю. В. Кнорозов вышел за рамки локальных проблем. Его исследования внесли существенный вклад в разработку ряда общих вопросов, связанных в первую очередь с такими науками, как история и лингвистика. Так, в своей монографии «Письменность индейцев майя» (1963 год) он ясно показал, что иероглифическая система письма появляется не в результате счастливого озарения гения-одиночки, а что это явление стадиальное, свойственное всем древним государствам как Старого, так и Нового Света. Исчезает первобытно-общинный строй, рождаются классы и государство — и как неизбежное следствие этого исторического процесса взамен первобытных рисунков пиктограмм, появляется письмо, передающее звуковую речь, — иероглифика.

Наконец, Ю. В. Кнорозов разработал и успешно применил оригинальную систему дешифровки неизвестных письмен, названную им позиционной статистикой. Благодаря этому научному открытию появилась возможность исследования и дешифровки практически любого неизвестного письма, если, конечно, количества «рабочего материала», то есть самих текстов, написанных исследуемым письмом, достаточно. Позиционная статистика в отличие от других этимологических методов позволила впервые успешно привлечь к дешифровке электронную счетно-вычислительную технику.

Однако и всего перечисленного оказалось мало. Работа над дешифровкой письменности майя — пусть не удивляется читатель! — отнюдь не являлась для Ю. В. Кнорозова конечной целью его исследований, то есть самоцелью. Она, эта работа, по существу, была лишь неким «практическим занятием» в его исследованиях в области самых злободневных и острых вопросов сравнительно-исторического языкознания, математической лингвистики и общей теории знаковых систем, функционирующих в человеческом обществе. Эта наука, ее принято также называть «теорией сигнализации», или «семиотикой», рожденная невиданно гигантской вспышкой человеческого разума, бушующей сегодня над нашей землей, столь же актуальна и перспективна, как бионика или выдающиеся достижения в области освоения космоса.

Более того, мы возьмем на себя смелость утверждать, что, например, для успешного освоения космоса и особенно проникновения человека в Галактику нам, землянам, необходимо уже сейчас решать в том числе и основные, принципиальные вопросы теории сигнализации.

«Галактика и лингвистика — что общего между ними?» — возможно, недоверчиво спросит читатель. Но в том-то и дело, что связь между ними есть и носит она отнюдь не эфемерный и даже не теоретический, а чисто практический характер. Вернемся к дешифровке и посмотрим на нее более широким взглядом (с позиции теории сигнализации), и тогда выяснится, что дешифровка исторических систем письма является лишь частной задачей в общей проблеме формальных исследований текстов, которая, в свою очередь, представляется одним из основных путей изучения механизма возникновения осмысленной человеческой речи! Но только ли возникновения? По-видимому, этилл никак не ограничиваются задачи, стоящие перед новой наукой!

Далее, процесс дешифровки неизвестных письмен, по существу, является обратным процессом, позволяющим восстанавливать ход возникновения письма, графически фиксирующего умственную деятельность человека. А если так, то именно здесь лежит та тонкая и чрезвычайно сложная «тропинка», открывающая путь к моделированию этой специфической деятельности, благодаря которой человек стал человеком, то есть разумным существом. Человек должен создать подобную модель — назовем ее условно «Универсальной системой сигнализации разумных существ», — если он всерьез решил отправиться в Галактику. Он попросту не имеет права уходить в ее бескрайние просторы, не вооружившись тем, что явится предметом первой необходимости при встрече землянина с разумными существами других, пока еще неведомых нам миров. Иначе как он объяснит, что протянутая для рукопожатия рука предлагает другим разумным обитателям вселенной Дружбу и Мир!

Рассказ шестой, фантастический и последний. Встреча

— …Какого дьявола!.. Ну, сколько раз ТЫ будешь повторять одну и ту же фразу? Нет, скажи, Серхио, скажи!..

— Во-первых, не Серхио, а Сергей, коль скоро Ваша милость решила сегодня изъясняться по-русски. Во-вторых, по-русски следует сказать: «какого черта». Но еще лучше, дорогой Мигель, или Михаил, в присутствии дам поступать так, как это делают настоящие мужчины, причем совершенно безразлично, на каком языке они говорят: не выражаться! Тебе, отпрыску благородного рыцарского рода, следовало бы все это знать… Если верить древним книгам, твои сверхдалекие предки как раз славились двумя качествами: необузданной храбростью и изысканной галантностью. В-третьих… не перебивай, спроси ЕГО самого. Ты ведь начальник смены, а я лишь старший оператор…

Молодой светловолосый мужчина, на вид почти юноша, говорил невозмутимо спокойно, не отрывая взгляда от огромного, во всю стену, экрана. Он сидел в рабочем кресле у главного пульта управления Диспетчерского приемно-посадочного зала Особого Космодрома Земли.

— Браво, Сергей! — негромко сказала «дама» — высокая девушка, одетая, как и мужчины, в золотисто-коричневый комбинезон, плотно облегавший еэ худую фигуру. — Ты сегодня изумительно красноречив, в меру эрудирован и непонятно многословен. С тобой случилось что-то?..

Девушка сидела справа от Сергея за пультом, на котором стояла цифра «2»; он контролировал работу всех автоматических устройств диспетчерской. Левое кресло, предназначавшееся для начальника смены, пустовало уже целый час: Мигель, не находя себе места, непрерывно ходил по залу.

Он действительно был руководителем смены и, возможно, даже потомком испанских рыцарей, поскольку родился в Мексике. Высокий лоб, тонкий нос с горбинкой и острый подбородок делали его похожим на устремившуюся к добыче хищную птицу, однако ясные, по-детски широко открытые голубые глаза светились таким доверием и добротой, что не оставляли сомнений о настоящем характере этого человека. Быстрый в своих решениях и еще более стремительный в действиях, он тяготился однообразной и спокойной работой в приемно-посадочном зале Особого Космодрома Земли, или ОКЗ, как его чаще называли, Мигель не скрывал от своих друзей и товарищей по работе, что уже давно добивается перевода на службу на кораблях-разведчиках Галактики.

Быстрым и решительным шагом Мигель подошел к экрану. Это была одна из последних новинок видеотрансляционной техники. Автоматы-передатчики, расположенные на шести специальных спутниках Земли, вели непрерывное наблюдение за околоземным пространством, внимательно ощупывая своими «глазами» сотни тысяч километров.

Они мгновенно оповещали ОКЗ о появлении любого инородного тела, размеры, форма, характер движения или еще какие- либо признаки которого не укладывались в общепринятые нормы привычных «обитателей» космоса. В течение нескольких секунд спутники снимали с подозрительного объекта всю необходимую информацию, обрабатывали ее и сообщали результаты в диспетчерскую.

Одновременно с поступлением информации на экране зала появлялся и сам нарушитель космического спокойствия и порядков, установленных Человеком в своей Галактике. Изображение было объемным, и у всех, кто впервые попадал сюда, неизбежно возникало ощущение, что у зала только три стены и огромное окно, настежь распахнутое прямо в космос: один неосторожный шаг, и ты вывалишься без скафандра в бесконечную бездну вселенной.

— Нет, Серхио, нет! Ты все же скажи: почему ОН твердит только ее, только эту фразу? Почему? Неужели «Борода» ошибся?! Этого не может быть… — Мигель говорил прямо в экран, словно ему хотелось, чтобы его подслушал тот, другой, твердивший вот уже целую неделю одну и ту же фразу: «Дайте ваш шифр; дайте ваш шифр; нужны переговоры; нужны переговоры…»

— Ты знаешь, Мигель, я и сам начинаю думать, что у НЕГО там что-то произошло… Его корабль кружит вокруг нас уже десятый день… Что же, он не видит и не слышит нас?.. А может быть, говорит вовсе и не ОН, а автомат?.. Почему наши не хотят спустить «Пузатый шар» на космодром? Все ожидают чего-то, а чего ждать?.. Страшно подумать: столько пролетел, чтобы доставить нам мертвое тело…

— Но ведь голос, голос, — перебила Сергея девушка. — Голос-то живой, понимаешь, живой. Неужели ты сам не слышишь: интонация, дыхание, вздохи… Я уже тысячу раз проверяла свои записи и ни одна не накладывается на другую. Нет, это не автомат, это живой голос…

Неуклюжее, шарообразное тело с длинными неподвижными щупальцами, растопыренными во все стороны, по-прежнему висело в центре экрана. Трое дежурных не отрывали от него глаз в надежде увидеть что-то необычное, неведомое, но такое желанное. Они смотрели так каждую смену, но, к их великому огорчению, с шарообразным кораблем ничего нового не происходило.

Вообще-то случилось невероятное: спутники ОКЗ именно в их дежурство десять дней тому назад поймали чужой корабль, Космический корабль, созданный Разумными существами, поисками которых так долго и безуспешно занимались земляне. Он появился именно тогда, когда уже казалось, что в Галактике землян, по-видимому, нет других планет с развитой разумной жизнью, и ученые начали готовить программы посещений других, наиболее близких галактик. Тогда-то неуклюжий шарообразный корабль с растопыренными щупальцами-ногами сам прилетел к Земле и землянам. Он ухитрился проскочить незамеченным мимо всех Космических застав, и только служба ОКЗ поймала пришельца.

Первая мысль была страшной: пришельцы из антимира! Иначе почему чужой корабль не был замечен заставами? Но потом все объяснилось гораздо проще: «Пузатый шар» — так его окрестили взволнованные земляне, — очевидно, имел специальную систему отклоняющих устройств, благодаря которым любая служба опознания не «ощупывала» его, а как бы проходила насквозь, вернее — обтекала тело корабля. Только спутники ОКЗ оказались способны обнаружить пришельца. Впрочем, судя по траектории его движения, он не блуждал по космосу, а сам уверенно направлялся к Земле!

С помощью космических буксиров «Пузатый шар» вывели на круговую орбиту в стороне от рейсовых трасс. Здесь он молча покрутился два дня, а потом, потом… заговорил! В первый свой сеанс корабль говорил ровно сорок минут, после чего замолчал. Точно через два часа, секунда в секунду, он заговорил снова, и опять сеанс длился ровно сорок минут. На Землю опять полетела какая-то абракадабра, пока не наступило новое двухчасовое молчание. И так каждый день уже целую неделю; землянам она казалась вечностью.

— Сколько секунд до сеанса? — спросил немного приутихший Мигель.

Сергей нажалкрасную кнопку, и справа на стене зажглась цифра «13».

— Тринадцать! — произнес голос из репродуктора. — Двенадцать, — продолжил он счет. — Одиннадцать. Десять…

Задняя стена зала плавно отъехала в сторону, пропустив вдиспетчерскуюпожилого мужчину с ярко-рыжей бородой.

…Семь. Шесть. Пять…

Мужчина подошел к креслу Сергея.

— …Три. Два. Один…

Комната наполнилась космической тишиной; потом что-то щелкнуло, и тихий голос устало заговорил: «Чюльхаветнадчлю-хаветнадировочере-пинжунирсвочерепинжун…»

Странный, но ставший за неделю уже привычным набор звуков лился непрерывно, монотонно. Он был похожскорее на бормотание больного, чем на голос здорового человека. Только дыхание говорившего было ровнылл, спокойным, словно он спал и в бреду повторял свои непонятные слова…

— Он же спит! — вдруг закричал Мигель. — Боро… простите, профессор, он же спит и не слышит ваших ответов!..

На Генеральном совете по освоению галактик было принято решение немедленно посадить неизвестный корабль на Особый Космодром Земли. На все станции, спутники и дальние заставы, всем находящимся в полете кораблям был отдан категорический приказ временно, вплоть до особого распоряжения, задержать возвращение на Землю любых транспортных средств. В небо ушли только бригады космостроителей. Они подтащили к «чужаку» огромную спусковую капсулу — ее сооружение началось сразу же, как только «Пузатый шар» был выведен на околоземную орбиту, — и завели его туда со всеми предосторожностями.

Посадка на Землю прошла благополучно. Оставалось решить главный вопрос: как проникнуть в корабль, не причинив невольный вред находившимся в нем Разумным существам, если они, конечно, живы?

Наконец после нескольких часов исследований с применением сложнейшего комплекса самой разнообразной аппаратуры, удалось установить, что внутренний микроклимат кабины — больше всего волновались из-за давления — почти полностью соответствует земным условиям; правда, кислородная насыщенность «воздуха» была несколько выше земной. Только тогда последовал приказ вскрыть корабль, естественно, в изоляторе — гигантской непроницаемой камере. Среди тех, кому доверили эту операцию, находился Мигель. Он первый из землян обнаружил и опознал «чужака»; он же получил право первым лицом к лицу встретиться с Разумными существами неведомого мира. Сергей был вместе с ним…

– ¦ Люди как люди! Словно из Марьиной рощи приехали, а не из чужой галактики…

— «Марьина роща»? — удивился Мигель. — Ты про какую Марью говоришь, Серхио, и почему у нее роща? Она что, разводит цитрусовые?..

— Потом расскажу, — засмеялся Сергей. — Смотри, Они идут, — добавил он уже совсем серьезно и тут же как-то неестественно и торжественно воскликнул: — Встретим наших Братьев!..

Рыжебородый профессор, Мигель, Сергей и высокая девушка — ее звали Джой, — как по команде, встали навстречу входившим в зал Женщине и Мужчине. Они были небольшого роста, стройные, пожалуй, слишком тоненькие. В земной одежде, сшитой специально для обоих иногалактян, они казались детьми, только со взрослыми лицами. Но от землян их отличали движения — быстрые, резкие, чуть-чуть угловатые, словно они постоянно куда-то торопились.

Профессор указал Женщине и Мужчине на два невысоких кресла, приглашая занять места напротив четырех землян за широким круглым столом. Также жестом он показал на миниатюрные наушники, объясняя, как ими следует пользоваться.

Когда все уселись на свои места, профессор заговорил в микрофон, вмонтированный в столе. Точно такие же микрофоны стояли против каждого участника этой великой встречи, результаты которой затаив дыхание ожидала вся Земля.

— Друзья, — голос выдал волнение профессора, — Генеральный совет по освоению галактик поручил мне и моим юным друзьям провести наши первые беседы. Для нас это великая честь! Я начну с того, что позволю себе объяснить, почему именно нам доверили этот разговор с Вами, первыми Разумными существами, с которыми впервые встречается цивилизация Земли.

Они, — он показал на своих товарищей, — обнаружили Ваш корабль и сделали все возможное для Вашего счастливого приземления. Я же руковожу научным центром — Универсальной системой сигнализации Разумных существ — и в этом смысле полезен, как мне кажется, на столь необычной, даже невероятной встрече наших двух миров.

Три дня Вы провели в Карантинном дворце. Вы понимаете, почему это было необходимо. За это время Вы имели возможность освоиться с нашей дорогой планетой. — Профессор явно волновался; ему все время казалось, что он говорит слишком обыденные слова, малоподходящие к столь невероятному случаю. — Вы отдыхали, одновременно получая комплексную информацию, которая должна была Вам дать минимум необходимых знаний о нас, о землянах. Встреча Разумных существ из разных миров — явление невероятное, необычное. Она может повлиять на разум в отрицательном смысле, и тогда нарушилась бы связь, о которой мечтали лучшие сыны наших планет, ради которой Вы совершили невиданный подвиг. Теперь Вы знаете, хоть и не много, но все же знаете, кто мы. Мы же хотим знать, кто Вы и откуда прилетели. Некоторое время нам придется пользоваться механической системой сигнализации, но по Вашим глазам я вижу, что занятия языком в эти три дня не прошли даром и Вы уже понимаете язык землян.

Профессор умолк. Он смотрел на своих собеседников радостным, немного тревожным взглядом, ожидая их ответа. Женщина и Мужчина переглянулись, как бы спрашивая, кому отвечать. Первой заговорила Женщина:

— Позвольте и Вас приветствовать словом «друзья», — слово «друзья» она произнесла на языке землян; мягкая улыбка и едва уловимая необычность произношения придали ее голосу какое-то особое, действительно неземное звучание. Было видно, что Женщина делает усилие, чтобы говорить медленно, — манера разговора, так же как и движения иногалактян намного быстрее земных. — Мы будем говорить на нашем языке — так нам будет легче точнее отвечать на Ваши вопросы. Мы расскажем все, что помним и знаем сами. Остальное землянам поведают видеозвуковые механические рассказчики, находящиеся в кабине нашего корабля. Но мой спутник и супруг, так же как и я, мы хотели бы, если Вы позволите, задать Вам до того, как начнется наш рассказ, только один вопрос, волнующий нас обоих. Повторяю, если Вы, конечно, нам разрешите…

— Спрашивайте, дорогие друзья. У нас нет никаких секретов. Я даже догадываюсь, о чем именно Вы хотите спросить: Вас интересует, как нам удалось так быстро понять и усвоить Вашу систему сигнализации, обучить ей автоматического синхронного переводчика и теперь столь непринужденно беседовать с Вами, хотя и не без помощи несколько примитивных микрофонов и наушников? Не так ли?.,

— Это как раз то, о чем мы хотели узнать, — голос Мужчины был не таким сонным и монотонным, каким он слышался из «Пузатого шара». Он говорил, пожалуй, даже чуть быстрее, чем Женщина. — Как Вам удалось расшифровать нашу систему сигнализации? Я на Арете тоже занимался вопросами сигнализации, и признаюсь, считал, что на пути их успешного решения стоят неодолимые препятствия…

Профессор по обыкновению откашлялся, словно собирался выступить с длинной лекцией, — в университетах снова лекции читались профессорами, как в далекую старину, — потом почему- то смутился, немного помолчал и начал свой рассказ:

— Я охотно отвечу Вам, дорогие аретейцы, — кажется, Вы так называете себя? — тем более что собирался начать разговор именно с Универсальной системы сигнализации Разумных существ. Но прежде всего я покажу Вам вот это, — и он протянул небольшую книжку, страницы которой воспроизводили в цвете какую-то древнюю иероглифическую рукопись. -

Вы смотрите, мне это не помешает говорить… Много времени назад все как раз и началось с этой самой сложенной гармошкой «тетради». Между прочим, не с оригинала и не с такого вот великолепного повторения в цвете и материале, а с совершенно примитивных, как их называли тогда, фотокопий. Вот так же, как и Вы, люди внимательно рассматривали непонятные знаки, пытаясь разобраться в том, что они скрывают; они хотели проникнуть в тайны своих далеких предков. Многие светлые головы разбивались о неприступную молчаливость рукописей. Люди спорили, сердились друг на друга и даже ссорились из-за неумения прочесть эти тексты. Древняя письменность была предметом ожесточенной полемики в течение целого столетия. Конечно, находились и такие, кто вообще отрицал необходимость работы над дешифровкой неизвестных письмен. Они говорили: «Стоит ли растрачивать человеческую энергию и средства ради того, чтобы узнать содержание каких-то никому не нужных рукописей? Зачем воскрешать мертвых — они не нужны живым». Представляете, так и говорили: «Не нужны живым»! Это как с плесенью-она тоже, говорили, никому не нужна, а потом из нее научились делать одно из самых замечательных лекарств своего времени — пенициллин. Именно в процессе дешифровки неизвестных текстов зарождалась, выкристаллизовывалась и отрабатывалась, обретая право на жизнь, общая теория сигнализации между Разумными существами. К ней на помощь люди привлекли «думающие машины». Тогда они были еще просты до примитивности — десятки тысяч операций в секунду! Но и этого оказалось мало. Человеческая мысль шагнула еще дальше — она подарила миру великую теорию информационного поиска — основы основ всех наших достижений в любой области знаний землян. Гигантские информационные центры сумели обобщить все знания Человека, накопленные им за многие века, и они помогли ему в великом процессе самоусовершенствования ради познания такой близкой и вечно далекой Абсолютной истины!..

И вот мы, жители разных миров, сидим за этим круглым столом и спокойно беседуем друг с другом, потому что те, другие, ломая голову над решением невероятных по сложности задач, ради нас, неведомых им потомков, отдавали свои силы, свою жизнь, чтобы похитить тайны, захороненные в столетиях, ушедших в вечность, В тайнах прошлого они искали путь в будущее. Они думали о нас, они верили и твердо знали:

«Тайна жрецов майя» — первая книга Владимира Александровича Кузьмищева, хотя читатель, интересующийся странами Латинской Америки, встречается с его именем не впервые.

Еще в 1950 году появляется его первая статья об Аргентине, и с тех пор он регулярно выступает в периодической печати, пишет предисловия к советским изданиям латиноамериканских авторов, выступает в качестве переводчика художественной литературы, в содружестве с художниками В. И. Ивановым и П. П. Оссовским издает альбом о Кубе и Мексике — словом, вся его творческая деятельность неизменно связана с историей, культурой, литературой стран Латинской Америки.

Много лет В. А. Кузьмищев проработал в Союзе советских обществ дружбы, а в настоящее время возглавляет сектор культуры Института Латинской Америки Академии наук СССР.

Книга «Тайна жрецов майя» — плод многолетнего изучения одной из самых выдающихся и загадочных цивилизаций прошлого. Автор книги имел возможность познакомиться на месте с памятниками материальной культуры майя, в том числе и с некоторыми из последних археологических раскопок, которые сейчас ведутся в Мексике.