Тайна Кломбер Холла

ГЛАВА 1 Хеджира к западу от Эдинбурга

Я, Джон Фотерджил Вэст, студент права в университете святого Андрея, решил написать следующие страницы, чтобы коротко и по-деловому засвидетельствовать известные мне факты.

Я не стремлюсь ни к литературному успеху, ни к тому, чтобы красотами стиля или искусной компоновкой сюжета бросить еще более глубокую тень на странную цепь событий, о которой мне придется рассказывать. Предел моих желаний в том, чтобы все, кто знает что-нибудь об этом деле, могли, прочтя мое изложение событий, с чистой совестью подтвердить его, не найдя ни одного абзаца, в котором я добавил или убавил что-нибудь относительно истины.

Если мне удастся достичь этой цели, я буду полностью удовлетворен результатами моей первой и, скорее всего, последней литературной попытки.

Мой отец, Джон Хантер Вэст, завоевал широкую известность как знаток санскрита и восточных языков, и его имя все еще знаменито в среде тех, кто интересуется подобными вещами. Это он первым после сэра Вильяма Джонса обратил внимание на огромную ценность раннеперсидской литературы, и его переводы Гафиза и Феридеддина Атара заслужили самые горячие похвалы барона фон Гаммерпургстала из Вены и других выдающихся критиков Континента.

В январском выпуске Orientalisches Sienzblat за 1861 год его назвали «Уважаемый и высокоученый Хантер Вэст из Эдинбурга», и я хорошо помню, как он вырезал эту статью и поместил ее с простительным тщеславием среди самых драгоценных семейных реликвий.

Его готовили к профессии стряпчего или «писца печати», как это именнуется в Шотландии, но его ученое хобби поглощало так много времени, что на профессиональные занятия почти ничего не оставалось.

Покамест клиенты разыскивали его в конторе на улице Георга, он зарывался куда-нибудь в недра Адвокатской библиотеки или возился с каким-нибудь потертым манускриптом в Философском Институте, занимая голову куда усердней сводом законов Мену, действовавшим за шесть столетий до Рождества Христова, чем запутанными проблемами шотландских законов девятнадцатого века. Так что не приходится удивляться тому, что с накоплением его ученности практика его рассасывалась, и в тот самый момент, когда он дошел до зенита известности, он добрался также до надира своих денежных средств.

Увы! Ни в одном из наших отечественных университетов не завели кафедры санскрита, и не найдя нигде спроса на то единственное умственное достояние, которым отец располагал, нам пришлось бы примириться с благородной бедностью, утешаясь афоризмами Фирдоуси, Омара Хайама и других отцовских восточных кумиров, если бы не неожиданная щедрость и доброта его сводного брата Вильяма Фаринтоша, лэрда Бренксома, что в Вигтауншире.

Этот Вильям Фаринтош владел земельными угодьями, размеры которых, к несчастью, самым непропорциональным образом относились к цене, потому что они занимали самую холодную и голую часть холодного и голого графства. Но будучи холостяком, он тратил немного и умудрялся на ренту со своих немногочисленных домиков и выручку от продажи гэловэйских пони, которых он разводил на своих пустошах, не только жить, как подобает лэрду, но и положить порядочную сумму в банк.

Мы мало слышали о нашем родственнике в дни нашего сравнительного благоденствия, но, как раз когда мы уже не знали, что и делать, пришло спасительное письмо, уверившее нас в поддержке и сочувствии. В нем лэрд Бренксома сообщал нам, что его легкие уже некоторое время слабеют и что доктор Истерлинг из Стрэнрэера настоятельно рекомендовал ему провести остаток лет в каком-нибудь более мягком климате. Поэтому он решил отправиться на юг Италии и просил нас обосноваться в его отсутствие в Бренксоме с тем, чтобы отец взял на себя обязанности управляющего и земельного агента на жаловании, которое позволяло нам оставить всякий страх перед нуждой.

Моя мать к тому времени уже несколько лет как умерла, так что отцу пришлось советоваться только со мной и моей сестрой

Эстер, и можно легко себе представить, что решение заняло у нас немного времени. Отец уехал в Вигтаун в тот же вечер, а Эстер и я последовали за ним через несколько дней, везя с собой два картофельных мешка ученой литературы и около трех пригоршней прочих семейных пожитков, достойных беспокойства и платы за перевозку.