Тайна «Голубого поезда». Трагедия в трех актах

Глава 1Мужчина с седыми волосами

Было уже около полуночи, когда мужчина в дорогом меховом пальто пересек площадь Согласия. В его субтильной фигуре и походке было что-то птичье.

Небольшой человечек с лицом, похожим на крысиную мордочку. Никто бы не смог предположить, что подобный тип может достичь чего-то значительного или стать известным в какой-либо сфере человеческой деятельности. Однако наблюдатель, пришедший к такому заключению, поторопился бы. Потому что, хоть и выглядел этот человек более чем незначительно и незаметно, он играл значительную роль в определении судеб человечества. В империи, которой управляли крысы, он был Королем крыс.

Вот и сейчас в посольстве с нетерпением ожидали его возвращения.

Однако до своего возвращения ему надо было закончить одно ело – дело, о котором в посольстве ничего не знали.

В лунном свете его лицо с резкими чертами казалось совсем белым. Нос его имел чуть заметную горбинку, так как его отец был польским евреем, занимавшимся пошивом рабочей спецодежды. Сегодня мужчина находился за границей по делу, которое наверняка понравилось бы его отцу. Подойдя к одному из мостов, он пересек Сену и углубился в один из менее респектабельных районов Парижа. Здесь остановился перед высоким обветшавшим зданием и по лестнице поднялся на четвертый этаж. Не успел он постучать, как дверь квартиры открыла женщина, которая, по-видимому, ждала его прихода. Не поздоровавшись, она помогла ему снять пальто, а затем провела в уютно обставленную гостиную.

Электрический свет, приглушенный грязноватой розовой люстрой, смягчал, хотя и не мог полностью скрыть, лицо девушки, покрытое толстым слоем яркого макияжа. Он не мог скрыть также ее широкие, монгольские черты. Никаких сомнений ни в профессии Ольги Демировой, ни в ее национальности не возникало.

– Всё в порядке, девочка?

– Всё в порядке, Борис Иванович.

– Думаю, что за мною никто не следил, – пробормотал мужчина, кивнув.

Но в его голосе чувствовалось волнение. Он подошел к окну, осторожно отодвинул штору и внимательно осмотрел улицу. Взгляд его выдавал напряжение.

– На противоположной стороне тротуара стоят двое мужчин. Мне кажется, что… – Борис замолчал и стал грызть ногти – по привычке он делал это всегда, когда волновался.

Русская девушка успокаивающе покачала головой:

– Они уже были здесь до того, как вы пришли.

– И все равно, мне кажется, что они наблюдают именно за этим домом.

– Возможно, – равнодушно согласилась она.

– Но тогда…

– Что тогда? Даже если им что-то известно, то отсюда они пойдут уже не за вами.

На губах мужчины появилась жестокая улыбка.

– Да, – согласился он, – ты права.

Минуту или две он размышлял, а затем заметил:

– Этот чертов американец – он может постоять за себя лучше, чем кто бы то ни было.

– Здесь я с вами соглашусь.

Мужчина вновь подошел к окну.

– Серьезные ребята, – пробормотал он со смешком. – И полиции, по-видимому, хорошо знакомы… Ну что же, могу лишь пожелать им хорошей охоты.

Ольга Демирова покачала головой.

– Если все, что говорят об этом американце, правда, то для того, чтобы справиться с ним, потребуется нечто большее, чем два уличных апаша[1]. Интересно… – Она замолчала.

– Что?

– Да так, ничего. Только сегодня вечером по этой улице уже дважды прошел мужчина с седыми волосами.

– Ну и что?

– А вот что: когда он проходил мимо этих двух, то уронил перчатку. Один из бандитов поднял ее и вернул хозяину. Вот такая нехитрая уловка.

– Ты хочешь сказать, что седовласый – их наниматель?

– Похоже на то.

Было видно, что русский заволновался.

– А ты уверена, что посылка в надежном месте? И что ее никто не вскрывал? Слишком уж много разговоров было за последнее время… слишком много. – Он опять впился в свои ногти.

– Посмотрите сами.

Девушка наклонилась к камину и уверенным жестом отодвинула угли в сторону. Под ними, в самой середине кучи измятых обрывков бумаги, она нашла продолговатый предмет, завернутый в грязную газету, который протянула мужчине.

– Очень умно, – сказал тот, с одобрением кивнув.

– Эту квартиру обыскивали дважды. Даже матрас на моей кровати был вскрыт.

– Как я и говорил, – пробормотал русский. – Слишком много вокруг всего этого поднялось шума… Не надо было так долго торговаться.

Он развернул газету. Внутри находилась небольшая коробка, сделанная из коричневого картона. Ее Борис тоже открыл, проверил содержимое и быстро завернул все по-старому. Не успел он закончить, как в дверь позвонили.

– Американец пунктуален, – заметила Ольга, взглянув на часы.

Она вышла из комнаты и через минуту вернулась в сопровождении незнакомца – крупного, широкоплечего мужчины, в котором за версту можно было узнать американца. Он внимательно осмотрел находившихся в комнате и вежливо поинтересовался:

– Месье Краснин?

– Именно так, – ответил Борис. – Должен извиниться за неудобство этого места встречи. Но секретность в нашем деле важнее всего. Я не могу себе позволить, чтобы меня каким-то образом связали с этим делом.

– Неужели? – вежливо произнес американец.

– Вы ведь дали мне слово, не правда ли, что детали этой сделки никогда не выйдут наружу. Это одно из непременных условий продажи.

Американец утвердительно кивнул.

– Мы уже обо всем договорились, – равнодушно произнес он. – А теперь, если позволите, я бы хотел увидеть вещь.

– А наличные у вас с собой?

– Да, – ответил мужчина.

Однако он не сделал никакой попытки их достать. Секунду поколебавшись, Краснин указал на небольшой сверток, который лежал на столе.

Американец взял и развернул коробку и, поднеся ее содержимое к небольшой электрической лампе, внимательнейшим образом изучил его. Казалось, увиденное его удовлетворило. Он достал из кармана толстый кожаный бумажник, из которого извлек пачку денег, протянул их русскому, который тщательно пересчитал купюры.

– Всё в порядке?

– Благодарю вас, месье. В полнейшем.

– Ну и хорошо, – произнес посетитель и небрежно засунул сверток в карман своего пальто. – Всего хорошего, мадемуазель, – кивнул он женщине. – Месье Краснин, всего хорошего.

Американец вышел, захлопнув за собой дверь. Двое оставшихся в комнате посмотрели друг на друга.

Краснин облизал пересохшие губы.

– Интересно, сможет ли он добраться до гостиницы?

Не сговариваясь, они повернулись к окну как раз в тот момент, когда мужчина вышел из подъезда, свернул налево и двинулся прочь быстрыми шагами, так ни разу и не обернувшись.

Две тени отделились от противоположной стены и бесшумно двинулись следом. Жертва и преследователи растворились в ночи.

– Он доберется, – заметила Ольга Демирова. – Можете быть в этом уверены. Не бойтесь – и не надейтесь.

– А почему ты в этом так уверена? – спросил Краснин с любопытством.

– Человек, у которого столько денег, как у этого типа, не может быть идиотом, – заметила женщина. – Кстати, о деньгах… – Она со значением посмотрела на Краснина.

– Да?

– Моя доля, Борис Иванович.

Нехотя Краснин отделил от пачки две банкноты и протянул их Ольге. Та кивнула в знак благодарности, а затем, без всяких эмоций, засунула их в свой чулок.

– Ну, вот и славненько, – проговорила женщина с удовлетворением.

Краснин бросил на нее любопытный взгляд.

– И что же, Ольга Васильевна, никаких сожалений?

– А о чем я должна сожалеть?

– О том, что находилось под вашим присмотром. На вашем месте любая женщина сошла бы с ума от подобной вещи.

Ольга задумчиво кивнула.

– Да, здесь вы правы. Любая женщина, но не я. Сейчас мне гораздо интереснее…

– Что именно? – продолжал любопытствовать Краснин.

– С этим американцем ничего не случится – в этом я уверена. А вот потом…

– Да? Что же случится потом?

– Он наверняка подарит их какой-то женщине, – задумчиво произнесла Ольга. – Интересно, что с ними будет потом…

Она нетерпеливо покачала головой и подошла к окну. Неожиданно она вскрикнула и позвала своего сообщника.

– Посмотрите, вот он сейчас идет по улице – я имею в виду этого мужчину.

Вместе они смотрели на улицу. Тонкая, элегантная мужская фигура не торопясь двигалась по тротуару. На мужчине были надеты складной цилиндр и накидка. Когда он проходил под фонарем, в глаза наблюдавшим бросились густые белые волосы.

Глава 2Появляется месье маркиз

Седовласый мужчина не торопясь продолжал свой путь, не обращая, казалось, никакого внимания на окружающее. Он повернул налево, а потом еще раз налево. Время от времени он начинал что-то мурлыкать себе под нос.

Неожиданно седоголовый замер и внимательно прислушался. Он явственно услышал звук – это могла быть или лопнувшая автомобильная шина, или выстрел. На секунду на губах мужчины появилась заинтересованная улыбка. А потом он продолжил свою неторопливую прогулку.

Повернув за угол, седой мужчина подошел к месту, где наблюдалось некоторое оживление. Два представителя закона что-то записывали в свои записные книжки, а рядом с ними уже собралось несколько зевак. У одного из них седовласый вежливо поинтересовался:

– Здесь что-то произошло, не так ли?

– Да ничего особенного, месье. Двое бандитов попытались напасть на пожилого американца.

– И что же, они ранили его?

– Да нет, – рассмеялся говоривший. – У американца в кармане оказался револьвер, и прежде чем апаши успели напасть, он сделал несколько выстрелов. Верно, пули пролетели так близко от них, что бандиты предпочли мгновенно улетучиться. Ну, а полиция, как всегда, появилась слишком поздно.

– Ах вот в чем дело, – произнес спрашивавший, не выказав при этом никаких эмоций.

Все так же беззаботно он продолжил свою прогулку. Перейдя через Сену, оказался в более богатом районе города. Минут через двадцать остановился перед домом, стоявшим на тихой аристократической улице.

Магазин – а это, без сомнения, был магазин – оказался скромным и лишенным каких бы то ни было претензий. Д. Папополус, антиквар, был так хорошо известен в определенных кругах, что не нуждался ни в какой рекламе – ведь свой основной бизнес он проворачивал отнюдь не за магазинным прилавком.

У месье Папополуса имелась прекрасная квартира с окнами, выходящими на Елисейские Поля, и можно было предположить, что в это время суток он окажется именно там, а не в магазине; но мужчина с седыми волосами, казалось, знал, что делает, когда нажимал неприметный звонок на двери магазина, глянув предварительно в обе стороны пустынной улицы.

Его уверенность была вознаграждена: дверь открылась и в дверном проеме показалась мужская фигура. В ушах открывшего покачивались золотые серьги, а смуглое лицо ничего не выражало.

– Добрый вечер, – произнес пришедший. – Твой хозяин здесь?

– Хозяин-то здесь, но в такое время он не принимает случайных посетителей, – прорычал открывший.

– Думаю, что меня он примет. Доложи ему, что пришел его друг месье Маркиз.

Слуга приоткрыл дверь пошире и позволил пришедшему войти.

Мужчина, назвавший себя месье Маркизом, когда говорил, то прикрывал нижнюю часть лица рукой. К тому моменту, когда слуга вернулся и сообщил, что месье Папополус будет рад принять посетителя, во внешнем виде пришедшего произошли изменения. Слуга был или совсем не любопытен, или слишком хорошо вымуштрован, потому что совсем не удивился, когда увидел, что лицо Маркиза оказалось скрытым под шелковой полумаской.

Проводив пришедшего до двери в конце холла, он открыл ее и с почтением доложил:

– Месье Маркиз.

Навстречу странному гостю поднялась очень импозантная мужская фигура. Во внешнем виде месье Папополуса сквозило нечто почтенное и патриархальное. У него был высокий лоб и роскошная белая борода. В его манерах замечались скромность и привычка к милосердию.

– Мой дорогой друг, – произнес месье Папополус.

Он говорил по-французски, и его глубокий голос был весь пропитан елеем.

– Я должен извиниться, – заметил пришедший, – за столь поздний визит.

– Ну что вы, что вы, – отмахнулся месье Папополус. – Сейчас как раз очень интересное время суток. И у вас был, по-видимому, очень интересный вечер.

– Не совсем у меня, – ответил месье Маркиз.

– Не совсем у меня, – повторил антиквар. – Ах, ну да, ну конечно… А новости-то есть?

Он бросил острый взгляд на пришедшего – взгляд, в котором начисто отсутствовали всякие намеки на скромность и милосердие.

– Новостей никаких. Попытка провалилась. Правда, ничего другого я и не ожидал.

– Ах, вот как, – произнес месье Папополус. – Но ведь никаких силовых методов…

Он взмахом руки продемонстрировал свое отрицательное отношение к применению каких-либо силовых методов. Ни сам месье Папополус, ни товары, которыми он занимался, не имели ничего общего с силовыми методами. Торговца принимали при всех монарших дворах Европы, а короли дружески обращались к нему просто по имени. Антиквар обладал репутацией человека, умеющего хранить абсолютную тайну. Именно это, наряду с его благородным внешним видом, позволило ему провернуть несколько сделок весьма сомнительного свойства.

– Прямое нападение, – продолжил месье Папополус, покачав головой, – хоть и дает иногда результат, но это случается крайне редко.

Седовласый мужчина пожал плечами.

– В большинстве случаев оно экономит время, – заметил он. – А неудача в этом случае ничего не стоит, потому что мой основной план не подведет.

– Вы так считаете? – Антиквар внимательно посмотрел на говорившего.

Тот медленно кивнул ему в ответ.

– Я очень высокого мнения о вашей, так сказать, репутации, – произнес Папополус.

Месье Маркиз мягко улыбнулся.

– Думаю, что не ошибусь, – негромко ответил он, – если скажу, что ваша вера не будет обманута.

– У вас есть уникальные возможности, – сказал антиквар с ноткой зависти в голосе.

– Я сам создаю их для себя, – был ответ Маркиза.

С этими словами он встал и взял накидку, которую небрежно бросил на спинку стула.

– Я буду держать вас в курсе по обычным каналам, месье Папополус. Однако с вашей стороны не должно быть никаких ошибок.

Месье Папополус принял оскорбленный вид.

– А я никогда и не допускаю никаких ошибок, – заметил он.

Посетитель улыбнулся и, не попрощавшись, вышел из комнаты, закрыв за собою дверь.

Месье Папополус с минуту сидел, в задумчивости поглаживая свою великолепную бороду, а затем подошел ко второй двери, которая вела в глубину дома. Когда он открыл ее, в комнату, головой вперед, ввалилась молодая женщина, которая, очевидно, подслушивала всю беседу, приложив ухо к замочной скважине. Антиквар не проявил по этому поводу ни удивления, ни недовольства. По-видимому, все это было для него совершенно естественным.

– Ну, и что ты можешь сказать по поводу всего этого, Зия? – спросил мужчина.

– Я не услышала, как он вышел.

Зия была статной, симпатичной девушкой, с блестящими темными глазами, которая настолько походила на месье Папополуса, что не оставалось никаких сомнений в том, что он был ее отцом.

– Очень неудобно, – сказала она раздосадованно, – что через замочную скважину нельзя одновременно и смотреть, и слушать.

– Это всегда меня очень раздражало, – согласился с ней антиквар.

– Так вот он какой, этот месье Маркиз, – медленно произнесла Зия. – А он что, все время носит маску, а, папа?

– Все время.

Последовала пауза.

– Я полагаю, речь идет о рубинах? – спросила девушка.

Ее отец кивнул в подтверждение ее слов.

– Ну, и что думает моя малышка? – спросил он с тенью одобрения в черных, похожих на бусинки, глазах.

– О Маркизе?

– Именно.

– Думаю, – задумчиво заметила девушка, – что очень трудно найти чистокровного англичанина, который так безукоризненно владел бы французским языком.

– Ах, так вот что пришло тебе в голову, – заметил месье Папополус. Как всегда, он ничем себя не выдал, но посмотрел на дочь с несомненным восхищением.

– А еще я подумала, – продолжила Зия, – что голова у него странной формы.

– Ты права, – согласился отец. – Она у него слегка великовата для его комплекции. Но подобное иногда бывает, если человек носит парик.

Они взглянули друг на друга и улыбнулись.

Глава 3«Сердце пламени»

Руфус ван Олдин прошел сквозь вращающиеся двери гостиницы «Савой» и направился к стойке портье. Клерк за стойкой улыбнулся ему и почтительно поздоровался.

– Рад, что вы благополучно вернулись, мистер ван Олдин, – произнес он.

Американский миллионер ответил на его приветствие небрежным кивком.

– Всё в порядке? – спросил он.

– Да, сэр. Майор Найтон ждет вас наверху, в апартаментах.

Ван Олдин снова кивнул.

– Почта? – удостоил он клерка следующего вопроса.

– Вся уже отправлена наверх. Хотя, подождите минутку, – клерк посмотрел в ячейке и достал оттуда письмо. – Только что принесли, – объяснил он.

Когда Руфус ван Олдин взял у него письмо и увидел адрес, написанный женским почерком, его лицо изменилось – резкие черты сгладились, а твердо сжатый рот смягчился. Сейчас он выглядел совсем другим человеком. Миллионер прошел к лифтам, держа письмо в руках и продолжая улыбаться.

В гостиной его номера за столом сидел молодой человек, который проворно разбирал почту, что свидетельствовало о том, что он делает это далеко не в первый раз. Человек вскочил на ноги, когда вошел ван Олдин.

– Привет, Найтон!

– Рад, что вы вернулись, сэр. Хорошо съездили?

– Да так себе, – равнодушно ответил миллионер. – В наше время Париж превращается в захолустный городишко. Хотя я привез то, за чем ездил.

И он сурово улыбнулся сам себе.

– Насколько я знаю, вы всегда добиваетесь своего, – рассмеялся молодой человек.

– Вот именно, – подтвердил американец.

Это было сказано небрежным тоном, как будто он произносил избитую истину. Скинув свое теплое пальто, Руфус прошел к столу.

– Есть что-то срочное?

– Да вроде бы нет, сэр. Обычная рутина. Правда, я еще не закончил с почтой…

Ван Олдин коротко кивнул. Не в его привычках было хвалить или ругать работников. Со своими сотрудниками он обращался очень просто: давал им возможность показать себя и без сожаления расставался с теми, кто не соответствовал его требованиям.

При выборе же сотрудников он был чужд всяких условностей. Найтона, например, ван Олдин случайно встретил два месяца назад на швейцарском курорте. Парень ему понравился, и миллионер изучил его армейский послужной список, в котором нашел объяснение легкой хромоте, с которой ходил молодой человек. Найтон не скрывал, что ищет работу, и в разговоре с ван Олдином спросил, нет ли у кого-нибудь из его знакомых свободных вакансий. Тот с мрачным изумлением иногда вспоминал, как потрясен был молодой человек, когда ему предложили пост личного секретаря самого́ великого человека.

– Но у меня нет никакого опыта в бизнесе, – заикаясь от неожиданности, произнес он.

– А вот это совсем не важно, – ответил ван Олдин. – Бизнесом у меня уже занимаются три помощника. Все дело в том, что ближайшие шесть месяцев я планирую провести в Англии и мне нужен секретарь-англичанин, который, как говорится, имеет нужные связи и сможет организовать для меня мою светскую жизнь.

И до сих пор ван Олдин не разочаровался в своем выборе. Найтон обладал живым умом и оказался интеллигентным и трудолюбивым молодым человеком с прекрасными манерами…

Секретарь указал на три или четыре письма, которые лежали на столе отдельно от остальных.

– Наверное, сэр, стоит начать вот с этих, – предложил он. – Самое верхнее касается соглашения с Колтоном…

Но Руфус ван Олдин сделал протестующий жест рукой.

– Сегодня я не собираюсь заниматься всей этой ерундой, – заявил он. – Все это спокойно подождет до завтра. Все, кроме вот этого, – добавил он, глядя на письмо, которое держал в руке. На его лице снова промелькнула та самая странная улыбка, которая так сильно его меняла.

Ричард Найтон понимающе улыбнулся.

– Миссис Кеттеринг? – поинтересовался он. – Она звонила вам и вчера, и сегодня и, кажется, ждет не дождется, когда сможет с вами увидеться.

– Не может быть!

Улыбка сошла с лица мужчины – он надорвал конверт, который был у него в руках, и достал из него единственный листок, который в нем был.

Пока он читал то, что было на нем написано, лицо его потемнело, на губах появилась зловещая улыбка, которую так хорошо знали на Уолл-стрит, а брови угрожающе сомкнулись. Найтон тактично отвернулся и вернулся к сортировке писем. Миллионер произнес негромкое ругательство и ударил кулаком по столу.

– Больше я этого терпеть не намерен, – пробормотал он себе под нос. – Бедняжка… хорошо, что у нее есть папочка, который сможет ее защитить.

Несколько минут он, с сердито сдвинутыми бровями, мерил шагами комнату. Найтон все еще прилежно занимался почтой, сидя за столом. Внезапно ван Олдин резко остановился и взял пальто с того стула, на который бросил его, когда вошел.

– Вы опять уходите, сэр?

– Да, пойду навещу дочь.

– А если позвонят от Колтона?..

– Скажите им, чтобы убирались к чертовой матери, – произнес американец.

– Очень хорошо, – ответил секретарь не моргнув глазом.

Ван Олдин успел уже надеть пальто. Нахлобучив шляпу, он направился к двери. Взявшись за ручку, остановился.

– Вы хороший парень, Найтон, – произнес он, – совсем не достаете меня, когда я разозлен.

Молодой человек слегка улыбнулся, но ничего не сказал.

– Рут – мой единственный ребенок, – объяснил американец, – и никто на свете даже не представляет, что она для меня значит… – Его лицо осветилось слабой улыбкой, и он засунул руку в карман. – Найтон, хотите покажу вам кое-что?

Американец отошел от двери и вернулся к столу. Из кармана он достал предмет, аккуратно завернутый в коричневую плотную бумагу. Сняв обертку, достал большой потертый футляр из красного бархата. В середине крышки располагались какие-то инициалы, под которыми была изображена корона. Ван Олдин раскрыл футляр, и секретарь резко втянул воздух от изумления. На слегка пожелтевшем белом атласе, который покрывал футляр изнутри, камни больше походили на яркие пятна крови.

– Боже, сэр! – воскликнул Найтон. – Они что, настоящие?

Раздался негромкий довольный смех ван Олдина.

– Неудивительно, что вы это спрашиваете. Среди этих рубинов есть три самых больших в мире. Их носила русская императрица Екатерина, Найтон. Тот, что в центре, называется «Сердце пламени». Он совершенно безупречен – ни одного изъяна.

– Но ведь, – прошептал секретарь, – они должны стоить целое состояние…

– Четыреста или пятьсот тысяч долларов, – беззаботно ответил ван Олдин. – И это помимо их исторической ценности.

– И вы носите их вот так запросто, в кармане?

Американец весело рассмеялся.

– Именно так. Это мой подарок моей доченьке.

Секретарь сдержанно улыбнулся.

– Теперь я понимаю, почему миссис Кеттеринг с таким нетерпением разыскивала вас по телефону.

Но ван Олдин отрицательно покачал головой. На его лицо вернулось жесткое выражение.

– Вот здесь вы ошибаетесь, – промолвил он, – она ничего об этом не знает. Это мой маленький сюрприз для нее.

Закрыв футляр, американец стал медленно заворачивать его в бумагу.

– Это очень тяжело, Найтон, – пожаловался он, – когда мало чем можешь помочь тому, кого любишь. Я мог бы купить Рут много земли, но она ей совсем ни к чему. Когда я повешу эти камешки ей на шею, она будет радоваться несколько минут, но…

Он еще раз покачал головой.

– Когда женщина не может найти счастья у себя в доме…

Ван Олдин не закончил, но секретарь сдержанно кивнул в знак понимания. Ему лучше, чем многим была известна репутация достопочтенного[2] Дерека Кеттеринга.

Миллионер вздохнул, засунул сверток в карман и, кивнув Найтону, вышел из комнаты.

Глава 4На Керзон-стрит

Достопочтенный Дерек Кеттеринг и миссис Кеттеринг проживали на Керзон-стрит. Дворецкий, который открыл дверь, мгновенно узнал Руфуса ван Олдина и позволил себе слегка улыбнуться, приветствуя его. Он провел пришедшего в громадную гостиную на первом этаже дома. Женщина, сидевшая около окна, вскочила и воскликнула:

– Папочка, вот это настоящий сюрприз! Я звонила майору Найтону весь день, пытаясь разыскать тебя, но он не знал точно, когда ты появишься.

Рут Кеттеринг было двадцать восемь лет от роду. Ее нельзя было назвать ни красивой, ни даже хорошенькой в обычном понимании этого слова, но она привлекала к себе взгляды из-за цвета своих волос. В свое время самого ван Олдина дразнили «морковкой» и «рыжиком», а волосы Рут были темно-рыжими. Вместе с этим у нее были темные глаза и совсем черные ресницы – комбинация, которая столь высоко котировалась у художников. Она была высокой, стройной, с грациозными движениями. С первого взгляда могло показаться, что это лицо принадлежит Мадонне кисти Рафаэля. Но внимательный наблюдатель заметил бы у нее те же линии скул и подбородка, как и у ее отца, которые говорили о жесткости и настойчивости в достижении цели. Если такие черты характера были хороши у мужчины, то женщине они подходили несколько меньше. С самого детства Рут ван Олдин привыкла получать то, что хотела, а если кто-то пытался ее в этом остановить, то очень быстро понимал, что дочь Руфуса ван Олдина никогда не сдается.

– Найтон сказал, что ты звонила, – объяснил миллионер. – Я только полчаса назад вернулся из Парижа. Ну, что опять натворил этот Дерек?

Рут Кеттеринг покраснела от злости.

– Это совершенно невозможно – он перешел все границы! – воскликнула женщина. – Он, он попросту отказывается слушать то, что я ему говорю.

В ее голосе слышались и недоумение, и гнев.

– Ну, меня-то он послушает, – мрачно заметил американец.

Рут продолжила:

– За последний месяц я его почти не видела. Он везде появляется с этой женщиной…

– С какой такой «этой женщиной»?

– С Мирей. Она танцовщица из «Парфенона». Слышал когда-нибудь о таком заведении?

Ван Олдин кивнул.

– На прошлой неделе я ездила в Леконбери. И переговорила с лордом Леконбери. Он был невероятно добр ко мне и полностью меня поддерживает. Он обещал серьезно поговорить с Дереком.

– Ах вот как! – произнес ван Олдин.

– Что ты хочешь сказать своим «ах вот как», папа?

– Именно то, о чем ты сама уже догадалась, Рути. Старина Леконбери уже почти вышел из игры. Конечно, он тебе симпатизирует, и, конечно, он пытается тебя успокоить – ведь его сын и наследник женат на наследнице одного из богатейших людей Америки, а это не фунт изюму. Он совсем не хочет, чтобы с вашим браком что-то произошло. Но он уже стоит одной ногой в могиле, и все это знают, поэтому все, что бы он ни сказал, на Дерека никакого впечатления не произведет.

– А ты можешь что-нибудь сделать, папа? – с мольбою в голосе спросила Рут после долгого молчания.

– Могу, – ответил миллионер. Помолчав в задумчивости несколько мгновений, он продолжил: – Я могу сделать несколько вещей, но только одна из них тебе действительно поможет. Вопрос только в том, хватит ли у тебя мужества, Рут.

Дочь уставилась на отца, и он кивнул ей утвердительно.

– Я имею в виду именно то, что ты сейчас услышишь. Сможешь ли ты признать перед всем светом, что сделала ошибку? Но это единственный способ выбраться из этой ямы. Забудь о своих потерях и начни все сначала.

– Ты имеешь в виду…

– Развод.

– Развод!..

Ван Олдин сухо улыбнулся.

– Ты так произнесла это слово, как будто никогда до сегодняшнего дня его не слышала. А ведь твои знакомые разводятся чуть ли не каждый день.

– Это я хорошо знаю, но…

Молодая женщина остановилась и прикусила губу. Ее отец понимающе кивнул.

– Я знаю тебя, Рут. Как и я, ты не можешь выпустить из рук то, что в них попало. Но я понял – и ты тоже должна это понять, – что иногда это единственный выход. Может быть, мне и удалось бы вернуть Дерека к тебе на какое-то время, но конец был бы в любом случае такой же. Рут, ты должна в итоге осознать, что он никчемный, гнилой человек. И запомни, я буду вечно ругать себя за то, что позволил тебе выйти за него замуж. Но в то время ты зациклилась на том, чтобы заполучить его, а он, казалось бы, всерьез решил начать новую жизнь. Да и кроме того, дорогая, я уже один раз воспрепятствовал тебе…

Произнося эти последние слова, ван Олдин отвел взгляд от дочери. Если бы он этого не сделал, то заметил бы, как кровь прилила к ее щекам.

– Да, один раз ты это уже сделал, – произнесла Рут напряженным голосом.

– А я слишком мягкосердечен, чтобы сделать такое во второй раз. Хотя не могу тебе передать, как мне хотелось это сделать. Последние несколько лет, Рут, ты живешь кошмарной жизнью.

– Ну, можно сказать и так, – согласилась женщина.

– Именно поэтому я и говорю тебе, что с этим пора покончить раз и навсегда! – Мужчина грохнул кулаком по столу. – У тебя все еще может быть тяга к этому прохвосту; так вот – забудь о нем. Факты – упрямая вещь. Надо признать, что Дерек женился на тебе из-за денег. И всё. Так избавься от него поскорее, Рут.

Она какое-то время смотрела в пол, а потом спросила, не поднимая головы:

– А что, если он не согласится?

Ван Олдин в изумлении уставился на дочь.

– Да его и спрашивать никто не будет.

Женщина покраснела и прикусила губу.

– Ну да, конечно нет. Просто я хотела сказать…

Она замолчала, и отец проницательно посмотрел на нее.

– Что ты хотела сказать?

– То, что… – она замолчала, тщательно подбирая слова, – что он может не согласиться на это без борьбы.

Миллионер зло вздернул подбородок.

– Ты хочешь сказать, что он будет сопротивляться? Ну и пусть! Но ты, девочка, ошибаешься. Сопротивляться он не будет. Любой адвокат, с которым он проконсультируется, расскажет ему, что у него нет никаких шансов.

– А ты не боишься, – Рут заколебалась, – ты не боишься, что из чистой ненависти ко мне он постарается, чтобы это прошло как можно ужасней?

Отец опять с удивлением уставился на дочь.

– Ты имеешь в виду судебные заседания? – Он покачал головой. – Очень маловероятно. Ведь в этом случае он должен располагать какой-то компрометирующей информацией.

Рут ничего не ответила, и ван Олдин бросил на нее еще один внимательный взгляд.

– Ну, давай, дочка, выскажись. Я же вижу, что тебя что-то беспокоит; так скажи, наконец, что?

– Ничего, совсем ничего.

Но голос женщины звучал малоубедительно.

– Ты боишься шума вокруг всего этого, да? Я угадал? Оставь это мне, детка. Я проверну все без сучка без задоринки, так, что никто об этом и не узнает.

– Ну, хорошо, папа. Если ты действительно считаешь, что другого выхода у меня нет…

– А ты ведь все еще любишь этого мерзавца, Рут. Правильно?

– Нет.

Казалось, что, произнося это слово, Рут ничуточки не колебалась. Ван Олдин выглядел полностью удовлетворенным. Он погладил дочь по плечу.

– Все будет в порядке, детка. Ни о чем не беспокойся. А теперь давай обо всем этом забудем. Я привез тебе подарок из Парижа.

– Мне? Что-нибудь очень хорошее?

– Надеюсь, что он тебе понравится, – улыбнулся миллионер.

Он достал из кармана сверток и передал его дочери. Та нетерпеливо развернула его и открыла футляр. С ее губ сорвалось долгое «о-о-о-о». Рут Кеттеринг всегда любила драгоценности.

– Папа, они просто… просто великолепны!

– Их даже сравнить не с чем, правда? – удовлетворенно заметил миллионер. – Ну как, понравились?

– Понравились? Папа, да им цены нет! Где тебе удалось их откопать?

Ван Олдин улыбнулся.

– А вот это мой секрет! Конечно, мне пришлось купить их в частном порядке – дело в том, что они довольно хорошо известны. Видишь вот этот большой камень в середине? Может быть, ты о нем уже слышала – это исторический камень, «Сердце пламени».

– «Сердце пламени», – повторила молодая женщина, вынув ожерелье из футляра и приложив его к груди.

Миллионер наблюдал за ней. На ум ему пришли имена женщин, которые носили эти камни раньше. Все их несчастья, измены и драмы. Как и за большинством знаменитых камней, за «Сердцем пламени» тянулся шлейф трагедий и насилий. Сейчас, когда рубин лежал в уверенной руке Рут, казалось, что он потерял весь свой заряд зла. Эта западная женщина, со своим спокойным и ровным отношением к жизни, казалось, самим своим существованием отрицала возможность любых трагедий и драм.

Рут вернула камни в футляр и, вскочив, крепко обняла отца за шею.

– Спасибо, спасибо тебе, папочка! Они просто великолепны. Ты всегда делаешь мне самые лучшие подарки на свете!

– Не за что, – ответил Руфус, погладив дочь по плечу. – Ведь ты – все, что у меня есть в этой жизни.

– Ты ведь останешься на обед, папа?

– Не думаю. Ты собиралась куда-то?

– Да, но я легко могу это пропустить. Все равно ничего интересного там не будет.

– Нет, нет, – проговорил американец. – Ничего не отменяй из-за меня. У меня и так скопилось много дел… Давай увидимся завтра, моя дорогая. Может быть, я позвоню тебе, и мы заедем к Гэлбрайтам?

Господа из адвокатской конторы «Гэлбрайт, Гэлбрайт, Катбертсон и Гэлбрайт» были лондонскими стряпчими ван Олдина.

– Очень хорошо, папа… – Женщина заколебалась. – Как ты считаешь, из-за всего этого мне не придется отменить поездку на Ривьеру в этом году?

– А когда ты туда собираешься?

– Четырнадцатого.

– Ну конечно, нет. Такие дела быстро не делаются. Кстати, Рут, на твоем месте я не стал бы брать эти рубины за границу. Оставь их здесь, в банке.

Миссис Кеттеринг кивнула.

– Мы же не хотим, чтобы тебя убили из-за этого «Сердца пламени», – шутливо сказал Руфус.

– И в то же время сам ты вез их просто в кармане, – возразила ему дочь, улыбаясь.

– Да…

Что-то в его голосе, какое-то легкое колебание, привлекло внимание его дочери.

– В чем дело, папа?

– Да так, ни в чем. Просто вспомнил об одном маленьком приключении в Париже.

– Приключении?

– Да, в ту ночь, когда я купил эти камни. – Он жестом указал на футляр.

– Так расскажи же мне.

– Да рассказывать, в общем-то, не о чем. Какие-то мелкие бандиты хотели взять меня в оборот, и мне пришлось стрелять. После этого они тут же испарились. Вот, собственно, и всё.

Рут с гордостью посмотрела на своего отца.

– А ты крепкий орешек, папочка.

– Это точно, Рут.

Руфус нежно поцеловал дочку и уехал.

Появившись в «Савое», он отдал Найтону краткие распоряжения:

– Пригласите сюда человека по имени Гоби – его адрес вы найдете в моей личной записной книжке. Пусть он явится сюда завтра, в половине девятого утра.

– Хорошо, сэр.

– А еще я хочу видеть мистера Кеттеринга. Если сможете, то разыщите его. Попробуйте в клубе – в любом случае найдите его и тоже пригласите его на завтрашнее утро. Только попозже, около двенадцати. Этот молодчик не любит рано вставать.

После того как секретарь подтвердил, что понял свою задачу, ван Олдин передал себя в руки своего слуги. Его ванна была уже готова, и, наслаждаясь горячей водой, мыслями он возвратился к разговору с дочерью. В общем и целом мужчина был полностью удовлетворен. Его проницательный ум уже давно смирился с тем фактом, что развод был для нее единственным возможным выходом. Рут согласилась с его предложением легче, чем он ожидал. Но, несмотря на ее уступчивость, ван Олдин чувствовал какое-то беспокойство. Что-то в манере поведения дочери показалось ему не совсем обычным. Улыбнувшись самому себе, он пробормотал:

– Наверное, это все мои причуды, но готов поклясться, что что-то она от меня утаила.

Глава 5Полезный джентльмен

Руфус ван Олдин только закончил свой скромный завтрак, состоявший из кофе и подсушенного тоста – это было все, что он позволял себе по утрам, – когда в комнату вошел Найтон.

– Мистер Гоби ожидает внизу, сэр, – доложил он.

Миллионер взглянул на часы – было ровно половина девятого.

– Очень хорошо, – сказал он коротко. – Пусть поднимается.

Через пару минут в комнату вошел мистер Гоби. Он был небольшим пожилым человечком, одетым в поношенную одежду, с глазами, которые постоянно шарили вокруг, но никогда не смотрели на собеседника хозяина.

– Доброе утро, Гоби, – поприветствовал его миллионер. – Берите себе стул и присаживайтесь.

– Благодарю вас, мистер ван Олдин.

Человечек уселся, сложив руки на коленях, и внимательно уставился на батарею отопления.

– У меня есть для вас поручение.

– Слушаю вас, мистер ван Олдин.

– Вероятно, вы знаете, что моя дочь замужем за достопочтенным Дереком Кеттерингом.

Мистер Гоби перевел взгляд с батареи отопления на левый ящик стола и позволил снисходительной улыбке появиться на своем лице. Он знал кучу вещей, но никогда не соглашался признать этот факт.

– По моему совету она собирается подать на развод. Естественно, этим делом займутся адвокаты, но, по целому ряду личных причин, мне необходима самая полная и точная информация.

– На мистера Кеттеринга? – спросил мистер Гоби и посмотрел на карниз.

– На мистера Кеттеринга.

– Очень хорошо, сэр, – гость поднялся на ноги.

– Она уже у вас есть?

– А что, надо поторопиться, сэр?

– Да, – ответил миллионер.

– Тогда она будет у вас сегодня, к часу дня.

– Отлично, – согласился миллионер. – Всего вам хорошего, мистер Гоби.

– И вам того же, мистер ван Олдин.

– Это очень полезный человек, – сказал миллионер вошедшему секретарю, когда человечек покинул комнату. – В своей области он настоящий эксперт.

– А в какой области он трудится?

– В области информации. Дайте ему двадцать четыре часа, и он выложит перед вами всю подноготную частной жизни архиепископа Кентерберийского.

– Действительно, очень полезный человек, – улыбнулся Найтон.

– Он мне здорово помог пару раз, – заметил ван Олдин. – Ну что же, Найтон, давайте начнем работать.

В течение следующих нескольких часов им удалось решить массу текущих вопросов, связанных с бизнесом. В половине первого раздался звонок телефона, и Найтон сообщил американцу, что прибыл мистер Кеттеринг. Правильно истолковав кивок ван Олдина, секретарь проговорил в трубку:

– Попросите мистера Кеттеринга подняться.

Секретарь собрал все свои бумаги и вышел. В дверях он столкнулся с посетителем, и Дерек Кеттеринг отступил в сторону, чтобы дать ему пройти. После этого он сам вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Доброе утро, сэр. Слышал, что вам очень хочется видеть меня.

Этот ленивый голос, звучавший с долей иронии, пробудил у ван Олдина массу воспоминаний.

В голосе Дерека было определенное очарование – оно всегда в нем присутствовало. Миллионер бросил на своего зятя проницательный взгляд. Кеттерингу исполнилось тридцать четыре года; он был сухощав, с темным узким лицом, в котором даже сейчас было видно что-то мальчишеское.

– Входите, – коротко пригласил ван Олдин, – и садитесь.

Кеттеринг легко уселся в кресло. Он смотрел на своего тестя с веселым снисхождением.

– Давно вас не видел, сэр, – любезно заметил молодой человек. – Около двух лет, наверное. А с Рут вы давно встречались?

– Вчера вечером, – ответил американец.

– Выглядит она неплохо, верно? – легкомысленно поинтересовался Кеттеринг.

– Не думаю, чтобы вы имели возможность судить об этом, – сухо заметил ван Олдин.

Дерек Кеттеринг с удивлением поднял брови.

– Понимаете, мы иногда встречаемся в одном ночном клубе, – легко объяснил он.

– Я не хочу ходить вокруг да около, – коротко произнес ван Олдин. – По моему совету Рут подает на развод.

Казалось, это не произвело на Дерека никакого впечатления, однако вслух он пробормотал:

– Как ужасно! Не возражаете, если я закурю, сэр?

Кеттеринг зажег сигарету и, выпустив клуб дыма, беззаботно добавил:

– А что думает сама Рут?

– Она решила последовать моему совету, – ответил отец.

– Да неужели?

– Это все, что вы имеете мне сказать? – резко потребовал миллионер.

Молодой человек стряхнул пепел на каминную решетку.

– Я думаю, что вы знаете, – заметил молодой человек с отсутствующим видом, – что она совершает большую ошибку.

– С вашей точки зрения – несомненно, – мрачно заметил Руфус.

– Да бросьте вы, – сказал молодой человек. – Давайте не будем переходить на личности. Как раз сейчас я думал совсем не о себе, а о Рут. Вы же знаете, что мой старик долго не протянет – так говорят все врачи. Рут надо подождать еще пару лет, и тогда я стану лордом Леконбери, а она – полноправной хозяйкой Леконбери; ведь, кажется, именно из-за этого она вышла за меня замуж.

– Я не собираюсь выслушивать здесь ваши проклятые гнусности, – заревел Руфус.

Дерек Кеттеринг спокойно улыбнулся.

– Согласен с вами, сэр. С одной стороны, идея абсолютно идиотская, – сказал он, – ведь титул в наши дни ничего не стоит. Но с другой стороны, Леконбери – это старинное поместье, а мы – одна из старейших семей Англии. Думаю, что Рут сильно расстроится, когда, разведясь со мной, узнает, что я опять женился и что вместо нее в Леконбери правит совсем другая женщина.

– Молодой человек, я с вами не шучу, – заметил ван Олдин.

– Да и я тоже не собираюсь, – согласился Кеттеринг. – Я сейчас здорово на мели, а если Рут со мной разведется, то я окажусь в глубокой яме. Подумайте сами, если она терпела меня все эти десять лет, то почему не потерпеть еще немножко? Я даю вам свое слово чести, что старик не протянет дольше восемнадцати месяцев, и, как я уже сказал, будет жаль, если Рут не получит того, ради чего затевалась вся эта свадьба.

– Уж не хотите ли вы сказать, что моя дочь вышла за вас замуж из-за вашего титула и положения в обществе?

Дерек Кеттеринг рассмеялся совсем невеселым смехом.

– А вы что же, думаете, что речь шла о большой любви?

– Я помню, – медленно произнес ван Олдин, – что десять лет назад, в Париже, вы говорили совсем по-другому.

– Да неужели? Что ж, возможно. Знаете, Рут тогда была очень красива – то ли ангел, то ли демон, то ли какое-то божественное существо. А у меня в то время, насколько я вспоминаю, была идея начать все с чистого листа, остепениться и зажить в соответствии с высочайшими традициями английской семьи, с красавицей женой, которая меня любит… – Он опять рассмеялся, на этот раз совсем невесело. – Но ведь вы в это не поверите.

– Я совершенно уверен, что вы женились на Рут из-за денег, – сообщил американец без всяких эмоций.

– А она вышла за меня замуж по большой любви? – раздался иронический вопрос зятя.

– Конечно, – подтвердил отец.

Дерек Кеттеринг несколько минут молча смотрел на американца, а потом задумчиво кивнул.

– Я вижу, что вы в это верите, – сказал он. – Когда-то я тоже верил, и уверяю вас, мой дорогой тесть, я очень быстро разочаровался.

– Не понимаю, к чему вы все это говорите, – признался ван Олдин, – да мне это и неинтересно. Вы чертовски плохо относились к Рут.

– А вот это правда, – легко согласился Дерек. – Но, знаете, она очень жесткая женщина. Вся в отца. Под этой ее розовато-белой мягкостью скрывается твердость гранита. О вас всегда говорили как об очень жестком человеке – так я, по крайней мере, слышал, – но Рут еще жестче. Вы ведь хотя бы любите одного человека на этом свете, а Рут никогда и никого не любила – и не полюбит.

– С меня достаточно, – решил ван Олдин. – Я пригласил вас сюда, чтобы честно и откровенно предупредить вас. Моя дочь заслужила немного счастья в этой жизни, и, запомните хорошенько, я для нее его добуду.

Кеттеринг встал, подошел к камину и выбросил в него сигарету. Когда он заговорил, его голос был еле слышен.

– Интересно, что вы хотите этим сказать? – поинтересовался он.

– А то, что вам лучше не пытаться защищаться в суде.

– Ах, вот как, – протянул молодой человек. – Это что, угроза?

– Думайте, как хотите, – ответил миллионер.

Кеттеринг поставил стул к столу и уселся прямо напротив американца.

– А если представить себе, что я, – мягко произнес он, – просто ради приличия, решил защищаться?

Ван Олдин пожал плечами.

– Послушайте вы, молодой идиот, у вас нет никаких шансов. Спросите вашего адвоката, и он вам все объяснит. Ваше поведение просто вызывающе, о нем говорит весь Лондон.

– Я слышал, что Рут все возмущается по поводу Мирей. На мой взгляд, это очень глупо с ее стороны. Я ведь ничего не говорю по поводу ее друзей.

– Что это вы имеете в виду? – резко задал вопрос американец.

Дерек Кеттеринг рассмеялся.

– Вижу, что вам далеко не все известно, сэр, – сказал он. – И вы, что совершенно естественно, смотрите на все предвзято.

Он взял свою шляпу и трость и направился к двери. А остановившись там, нанес свой последний удар:

– Я очень редко даю советы, но в данном случае я бы посоветовал, чтобы между вами и дочерью было побольше откровенности.

И он быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью, как раз в тот момент, когда американец стал подниматься из-за стола.

– И что, черт побери, он хотел этим сказать, – спросил сам себя Руфус, вновь опускаясь в кресло.

Чувство беспокойства вновь вернулось к нему.

Он пока еще не все понял во всем этом деле. Телефон стоял совсем рядом – ван Олдин схватил трубку и назвал номер дома дочери.

– Алло, алло, это Мейфэр, восемьдесят один девятьсот семь? Могу я поговорить с миссис Кеттеринг?.. Ах, ее нет дома?.. Она вышла на ланч? А когда вернется?.. Ах, вы не знаете?.. Очень хорошо. Нет, спасибо, никаких сообщений.

Миллионер со злостью трахнул трубкой по аппарату.

К двум часам он уже нетерпеливо ходил по комнате, ожидая появления Гоби.

Человечек появился в десять минут третьего.

– Ну? – рявкнул миллионер.

Но мистер Гоби не стал торопиться. Он уселся за стол, достал очень старую и потрепанную записную книжку и, глядя в нее, стал монотонным голосом зачитывать информацию. Американец внимательно слушал, и было видно, как настроение его постепенно улучшается. Закончив, Гоби уставился на корзинку для мусора.

– Отлично, – произнес миллионер. – Все предельно ясно. Суд пройдет без сучка без задоринки. Эти свидетельства из гостиницы… они, я надеюсь, настоящие?

– Железные, – ответил мистер Гоби и недоброжелательно посмотрел на позолоченное кресло.

– И он сейчас на мели? Вы говорите, что он пытается занять денег? Ну, правильно, под имя папаши он уже занял все, что мог… Когда просочатся слухи о разводе, ему больше никто не ссудит ни цента; более того, его обязательства могут скупить и предъявить к оплате. Гоби, мы его сделали: теперь он от нас никуда не денется.

Американец хлопнул рукой по столу – его безжалостное лицо светилось от предвкушения победы.

– Кажется, что эта информация, – сказал человечек тонким голосом, – вам, сэр, подошла.

– Сейчас мне надо на Керзон-стрит, – ответил миллионер. – Я ваш должник, Гоби. Просто блестящая работа.

На лице мистера Гоби появилась бледная улыбка удовлетворения.

– Благодарю вас, мистер ван Олдин, – произнес он. – Я стараюсь.

Прежде чем попасть на Керзон-стрит, ван Олдин заехал в Сити, где у него были назначены две деловые встречи. Обе закончились очень удачно, что только усилило его общую эйфорию.

Из Сити американец на подземке отправился на Даун-стрит. Когда он шел по Керзон-стрит, из дома № 160 появилась мужская фигура, которая повернула ему навстречу. На какую-то долю секунды миллионеру показалось, что навстречу ему идет сам Дерек Кеттеринг – по крайней мере, фигура была очень похожа, – но, подойдя ближе, ван Олдин увидел совсем незнакомого человека. Они прошли мимо друг друга. Хотя нет, мужчина не был абсолютным незнакомцем – лицо его показалось американцу смутно знакомым, и в его голове это лицо ассоциировалось с чем-то плохим и неприятным. Тщетно он напрягал память – образ все время куда-то ускользал. Руфус был совершенно сбит с толку.

Было видно, что Рут ждала его. Она подбежала к нему и поцеловала, как только он вошел.

– Как дела, папочка?

– Прекрасно, – ответил отец, – но мне надо серьезно поговорить с тобою, Рут.

Почти на бессознательном уровне он почувствовал, как она изменилась, как теплота ее приветствия сменилась на что-то расчетливое и настороженное. Женщина уселась в глубокое кресло.

– В чем дело, папа? – спросила она. – Что ты хотел мне сказать?

– Сегодня утром я виделся с твоим мужем, – рассказал ван Олдин.

– Ты видел Дерека?

– Да. Он говорил множество вещей, бо́льшая часть которых – полная ерунда, которая не стоит твоего внимания. Но перед тем как уйти, он сказал одну вещь, которую я не понял. Он сказал, что между отцом и дочерью должна быть полная откровенность. Как думаешь, Рут, что он имел в виду?

Миссис Кеттеринг слегка поерзала в кресле.

– Я… я не знаю, папочка. Откуда мне это знать?

– А мне кажется, что знаешь, – заметил ван Олдин. – А еще он сказал что-то вроде того, что у него есть свои друзья и он совершенно не интересуется твоими. А это что должно значить?

– Не знаю, – повторила Рут еще раз.

Ван Олдин сел.

– Понимаешь, девочка, я не собираюсь действовать с закрытыми глазами, – рот миллионера превратился в тонкую линию. – Сейчас я совсем не уверен, что этот твой муж не будет чинить нам препятствия. И мне кажется, что он вполне может это сделать. У меня есть способы заставить его замолчать, заставить его навсегда закрыть рот, но я должен ясно понимать, нужно ли мне применять эти способы. Что он имел в виду, говоря, что у тебя есть собственные друзья?

Миссис Кеттеринг пожала плечами.

– У меня много друзей, – проговорила она неуверенным голосом. – Я не знаю, что он имел в виду, правда.

– Нет, знаешь, – повторил американец. Сейчас он говорил тоном, которым мог бы говорить с деловым противником. – Спрошу еще проще: кто этот мужчина?

– Какой мужчина?

– Тот самый. Ведь именно об этом говорил Дерек. Какой-то мужчина, который является твоим другом… Не волнуйся, девочка, я знаю, что все это не стоит и выеденного яйца, но мы должны предусмотреть все, что может неожиданно всплыть в суде. Ты же знаешь, как они там умеют все переворачивать с ног на голову. Я просто хочу знать, кто этот мужчина и насколько тесно ты с ним дружишь.

Рут сидела молча, нервно сцепив пальцы на коленях.

– Ну, давай же, детка, – голос ван Олдина стал мягче, – не бойся своего старого папочки. Ведь даже тогда, в Париже, я не был с тобой слишком суров… Боже мой! – Миллионер замолчал, как будто перед ним ударила молния. – Так вот кто это был, – пробормотал он себе под нос. – Недаром я почувствовал, что знаю эту физиономию.

– О чем ты говоришь, папочка? Я тебя совсем не понимаю.

Отец подошел к дочери и крепко взял ее за кисть руки.

– Послушай, Рут, ты что, опять встречаешься с этим типом?

– С каким типом?

– Тем самым, из-за которого у нас была стычка много лет назад. Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.

– Ты, – Рут заколебалась, – ты имеешь в виду графа де ля Рош?

– Граф де ля Рош, – фыркнул ван Олдин. – Я ведь говорил тебе тогда, что этот человек не больше чем простой аферист. Ты тогда здорово влипла, но мне все-таки удалось вырвать тебя из его лап.

– Да, это тебе удалось, – горько заметила молодая женщина. – И после этого я вышла замуж за Дерека Кеттеринга.

– Ты сама этого захотела, – резко ответил ей отец.

Рут опять пожала плечами.

– И вот теперь, – медленно произнес американец, – ты опять с ним встречаешься – после всего, что я рассказывал тебе о нем… Сегодня он был у тебя в доме. Я столкнулся с ним на улице и сначала не мог сообразить, кто это такой.

К этому времени Рут уже взяла себя в руки.

– Я хочу сказать тебе, папа, только одну вещь: ты глубоко ошибаешься во всем, что касается Армана… то есть, я хотела сказать, графа де ля Рош. Я сама знаю, что в юности у него было несколько эпизодов, о которых можно сожалеть, – он сам мне о них рассказал; но тем не менее он всегда меня любил. Его сердце разбилось, когда ты заставил нас расстаться в Париже, и вот теперь…

Ее речь была прервана негодующим фырканьем, которое издал ее отец.

– И ты на все это купилась? Ведь ты же моя дочь! О боже мой! – в отчаянии Руфус всплеснул руками. – Женщины иногда бывают такими идиотками.

Глава 6Мирей

Дерек Кеттеринг вылетел из апартаментов ван Олдина с такой скоростью, что столкнулся с леди, которая в этот момент проходила по коридору. Он тут же извинился, и его извинения были с улыбкой приняты – женщина прошла мимо, оставив ему воспоминания о ее приятной наружности и красивых серых глазах.

Несмотря на все его показное равнодушие, встреча с тестем произвела на Дерека гораздо больший эффект, чем он сам себе хотел в этом признаться. Кеттеринг перекусил в одиночестве, а потом, улыбаясь, направился в роскошную квартиру, служившую гнездышком для одной леди, которую все знали под именем Мирей. В дверях его с улыбкой встретила аккуратная француженка-служанка.

– Входите же, месье. Мадам отдыхает.

Его провели в длинную комнату, отделанную в восточном стиле, которую он так хорошо знал. Мирей лежала на диване, поддерживаемая невероятным количеством подушек всех оттенков янтаря, которые гармонировали с коричнево-желтоватым цветом кожи женщины. Танцовщица была очень красива, и хотя ее лицо казалось несколько изможденным, в нем было свое неповторимое обаяние, а ее накрашенные оранжевой краской губы приветственно улыбались навстречу Дереку Кеттерингу.

Он поцеловал ее и бросился в кресло.

– И чем же ты занималась? Наверное, только что встала?

Оранжевые губы растянулись в улыбке.

– Не угадал, – ответила танцовщица. – Я работала. – И она длинной белой рукой махнула в сторону фортепьяно, крышка которого была завалена нотами. – Приходил Амбруаз, и мы разучивали с ним новую оперу.

Кеттеринг кивнул, почти не прислушиваясь к тому, что говорила женщина. Его совершенно не интересовал Клод Амбруаз и его оперные изыски в «Пер Гюнте» Ибсена. Мирей, кстати, это тоже не очень интересовало – для нее главной была возможность дебютировать в роли Анитры.

– Это просто потрясающий танец, – проворковала она. – Я вложу в него всю страсть пустыни. Буду танцевать вся увешанная драгоценностями. Кстати, mon ami[3], вчера на Бонд-стрит я видела черную жемчужину…

Танцовщица замолчала и бросила на мужчину призывный взгляд.

– Милая девочка, – ответил Кеттеринг, – со мною бесполезно говорить о черных жемчужинах. В настоящее время, насколько я понимаю, я лишился самого последнего.

Женщина мгновенно среагировала на тон его голоса. Она села, и ее большие черные глаза стали еще больше.

– Что ты сказал, Дерек? Что случилось?

– Мой глубокоуважаемый тесть, – объяснил Кеттеринг, – собирается сорваться с крючка.

– Прости…

– Иными словами, он хочет, чтобы Рут развелась со мной.

– Как глупо, – заметила Мирей. – Зачем ей с тобою разводиться?

– В основном из-за тебя, cherie![4] – улыбнулся Кеттеринг.

Мирей пожала плечами.

– Это глупость, – сказала она равнодушным голосом.

– И большая глупость, – согласился Дерек.

– И что же ты собираешься со всем этим делать? – поинтересовалась женщина.

– Моя дорогая девочка, а что я могу сделать? С одной стороны – человек с почти неисчерпаемыми денежными ресурсами; с другой – я, с неисчерпаемыми долгами. Кто победит, по-моему, совершенно ясно.

– Все-таки эти американцы какие-то странные, – прокомментировала Мирей. – Ведь твоя жена тебя, кажется, любила?

– И что же мы теперь будем делать? – спросил Дерек.

Танцовщица вопросительно посмотрела на него. Мужчина подошел и взял обе ее руки в свои.

– Ты же меня не бросишь?

– Что ты имеешь в виду? После…

– Вот именно, – подтвердил Кеттеринг. – Именно после, когда на меня набросятся все кредиторы, как волки в голодный год. Ты мне чертовски нравишься, Мирей; ты ведь меня не предашь?

Женщина убрала руки.

– Ты же знаешь, что я обожаю тебя, Дериик.

Что-то в ее голосе подсказало ему, что Мирей хочет уйти от прямого ответа.

– Ах, вот как? Крысы бегут с тонущего корабля!

– Ну, Дериик!..

– Хватит, – резко сказал Кеттеринг. – Ты от меня сразу же уйдешь, правильно?

Женщина опять пожала плечами.

– Ты мне очень нравишься, mon ami, правда. Ты такой очаровательный, настоящий un beau garçon[5], но ce n’est pas pratique[6].

– Хочешь сказать, что ты игрушка для богатого мужчины, правда?

– Ну, если тебе так больше нравится… – Мирей откинулась на подушки, закинув голову вверх. – И все равно ты мне нравишься, Дериик.

Кеттеринг подошел к окну и стоял там некоторое время, повернувшись к женщине спиной.

Наконец танцовщица оперлась на локоть и с любопытством посмотрела на мужчину.

– О чем ты сейчас думаешь, mon ami?

Он ухмыльнулся ей через плечо странной улыбкой, которая заставила женщину поежиться.

– Как ни странно, но я думал о женщине, дорогая.

– О женщине? – Теперь Мирей почувствовала себя уверенней. – Так ты думаешь о другой женщине, да?

– Тебе не о чем беспокоиться; это просто образ, который мне привиделся. Образ женщины с серыми глазами.

– И где же ты с нею встретился? – резко спросила Мирей.

– Я столкнулся с нею в коридоре «Савоя», – рассмеялся Кеттеринг, и в смехе его слышалась самоирония.

– Ах, вот как! И что же она сказала?

– Насколько я помню, я сказал: «Прошу прощения», а она ответила: «Ничего страшного», или что-то в этом роде.

– А потом… – продолжала настаивать танцовщица.

Кеттеринг пожал плечами.

– А потом – ничего. Это было концом происшествия.

– Я не понимаю ничего из того, что ты говоришь, – объявила женщина.

– Образ женщины с серыми глазами, – задумчиво повторил Дерек. – Ну что же, ведь я все равно ее никогда больше не увижу.

– Почему?

– Она может принести мне неудачу. Это иногда случается с женщинами.

Мирей быстро выскользнула из подушек и, подойдя к Дереку, обняла его длинной, гибкой, как змея, рукой за шею.

– Дериик, ты дурачок, – пробормотала она. – Очень большой дурачок. Ты beau garçon, и я тебя обожаю, но я не рождена для бедности, абсолютно нет. Послушай меня, все ведь очень просто: ты должен помириться с женой.

– Боюсь, что этот вопрос лежит вне сферы практической политики, – сухо заметил Дерек.

– Что ты сказал? Я тебя не понимаю.

– Ван Олдин, моя дорогая, на это не пойдет. Если этот человек что-то решил, то своего решения он уже не изменит.

– Я о нем слыхала, – кивнула танцовщица. – Он ведь очень богат? Почти самый богатый человек в Америке. Несколько дней назад в Париже он купил самый красивый рубин в мире, под названием «Сердце пламени».

Кеттеринг никак это не прокомментировал.

– Это потрясающий камень, – продолжила размышлять вслух женщина. – Камень, который достоин такой женщины, как я… Я обожаю драгоценности, Дериик, – они даже иногда со мной разговаривают. Боже, носить такой рубин, как «Сердце пламени»!.. – Женщина мечтательно вздохнула, а потом опять превратилась в практичную француженку. – Тебе это не дано понять, Дериик, ведь ты только мужчина. Думаю, что ван Олдин отдаст эти рубины своей дочери. Ведь она его единственный ребенок?

– Да.

– А когда он умрет, твоя жена унаследует все его деньги? Она станет очень богатой женщиной.

– Да она и сейчас не бедная, – сухо заметил Кеттеринг. – На свадьбу папаша положил на ее имя пару миллионов.

– Пару миллионов! Невероятно… А вдруг она внезапно умрет? Тогда все достанется тебе?

– При нынешнем положении вещей – да, – медленно произнес мужчина, – именно мне. Насколько я знаю, завещания Рут не делала.

– Mon Dieu![7] – выдохнула танцовщица. – Ее смерть решила бы все наши проблемы.

После минутной паузы Дерек Кеттеринг громко расхохотался.

– Мне нравится твой простой и практичный подход к этому делу, Мирей, но вынужден тебя огорчить: моя жена – очень здоровая женщина.

– Хорошо, но ведь бывают же несчастные случаи, – заметила женщина.

Кеттеринг подозрительно взглянул на нее, но ничего не сказал, а танцовщица продолжала, как ни в чем не бывало:

– Но ты абсолютно прав, mon ami, мы не можем полагаться на случайности. Послушай меня, мой малыш Дериик, больше не должно быть никаких разговоров о разводе. Твоя жена должна отказаться от этой идеи.

– Ну а если она не откажется?

Глаза танцовщицы превратились в узенькие щелочки.

– Думаю, что она откажется, друг мой. Она не из тех, кто любит публичность. Есть пара историй – она наверняка не хочет, чтобы ее друзья прочитали о них в газетах…

– Что ты имеешь в виду? – Голос Кеттеринга был резок.

Откинув голову, Мирей рассмеялась.

– Parbleu![8] Я имею в виду мужчину, который называет себя графом де ля Рош. Я все о нем знаю. Не забывай, что я парижанка. Он был любовником твоей жены до того, как она вышла за тебя замуж, правда?

Дерек крепко схватил женщину за плечи.

– Это абсолютная ложь, – прорычал он, – и прошу тебя, не забывай, что ты все-таки говоришь о моей жене!

Мирей наконец пришла в себя.

– Вы, англичане, это просто нечто, – пожаловалась она. – Однако, с другой стороны, может быть, ты и прав. Ведь в жилах американцев течет такая холодная кровь… Но ведь ты не будешь отрицать, mon ami, что до того, как выйти за тебя замуж, она была в него влюблена, и пришлось ее папаше вмешаться и вправить графу мозги. А маленькая мадемуазель долго рыдала, но подчинилась отцу. Но ты должен понимать, Дериик, что сейчас ситуация совсем другая. Она встречается с графом практически каждый день, а четырнадцатого едет в Париж, где они вновь встретятся.

– Как ты все это умудрилась узнать? – требовательно спросил Кеттеринг.

– Я?.. У меня есть друзья в Париже, мой дорогой Дериик, которые хорошо знают графа. Все уже готово. Она едет, как она всем говорит, на Ривьеру, а в действительности встречается в Париже с графом и… кто знает? Да, да, можешь мне поверить, все уже готово.

Кеттеринг замер.

– Понимаешь ли, – продолжала мурлыкать танцовщица, – если ты не дурак, то она у тебя полностью в руках, ведь ты можешь здорово испортить ей жизнь.

– Да замолчи же ты! – закричал вдруг мужчина. – Закрой этот свой проклятый рот!

Мирей со смехом упала на диван. Кеттеринг подхватил свое пальто и шляпу и вышел, громко хлопнув дверью. А танцовщица все еще сидела на диване и продолжала тихонько смеяться. Она была очень довольна собой.

Глава 7Письма

«Миссис Сэмюэль Харфилд свидетельствует свое уважение мисс Кэтрин Грей и хочет заявить, что по причинам, которые могут быть неизвестны мисс Грей…»

Миссис Харфилд, которая до этих слов писала практически не задумываясь, остановилась. Она столкнулась с тем же, что было невыполнимой задачей для множества людей, – с необходимостью писать о себе в третьем лице.

Через несколько минут колебаний миссис Харфилд разорвала написанное и начала сначала:

«Уважаемая мисс Грей, высоко оценивая вашу работу в качестве компаньонки моей кузины Эммы (недавняя смерть которой оказалась для всех нас тяжелым ударом), я не могу не…»

Опять миссис Харфилд остановилась. Еще один черновик полетел в корзинку для бумаг.

Только после четырех неудачных попыток миссис Харфилд смогла наконец сочинить письмо, которое ее полностью удовлетворило. Оно было запечатано, на него были наклеены необходимые марки, и письмо отправилось по адресу: Литтл-Крэмптон, Сент-Мэри-Мид, Кент, вниманию мисс Кэтрин Грей. На следующий день во время завтрака это письмо, вместе с официальным письмом в большом синем конверте, лежало на столе перед вышеозначенной леди.

Сначала Кэтрин Грей открыла письмо от миссис Харфилд – окончательный вариант выглядел следующим образом:

Кэтрин Грей дочитала письмо до конца, слегка улыбнулась и прочитала его во второй раз. На ее лице, когда она читала письмо во второй раз, играла улыбка восхищения перед бесцеремонностью писавшей. Затем она взяла второе письмо. Бегло просмотрев его, положила бумагу на стол и уставилась прямо перед собой. На этот раз женщина не улыбалась – любому наблюдателю было бы трудно догадаться о том, какие чувства в этот момент скрывались за ее спокойным, задумчивым взглядом.

Кэтрин Грей было тридцать три года. Она родилась в хорошей семье, но ее отец разорился, и Кэтрин рано пришлось начать зарабатывать себе на жизнь. Ей было всего двадцать три года, когда она стала компаньонкой старой миссис Харфилд.

По общему мнению, миссис Харфилд была женщиной «трудной». Ее компаньонки менялись очень часто – они приезжали с глазами, полными надежд, а уезжали с глазами, полными слез. Но с того момента, как десять лет назад в Литтл-Крэмптоне появилась Кэтрин Грей, в доме установился мир и покой. Никто не знал, как это произошло. Укротителями змей рождаются – научиться этому невозможно. Кэтрин Грей родилась со способностями укрощать собак, старух и маленьких детей, и делала она это без всяких видимых усилий. В двадцать три года Кэтрин была спокойной девушкой с очень красивыми глазами. В тридцать три она оставалась все той же девушкой с серыми глазами, которые смотрели на мир с верой в лучшее, которую ничто не могло поколебать. Более того, она была рождена с хорошим чувством юмора, которое смогла сохранить, несмотря ни на что.

Сейчас, когда Кэтрин сидела за столом, глядя прямо перед собой, она услышала звонок в дверь, который сопровождался энергичным стуком дверного молотка. Еще через минуту миниатюрная служанка открыла дверь комнаты и сообщила слегка запыхавшимся голосом:

– Доктор Харрисон.

В двери вошел крупный пожилой врач, так и брызжущий энергией и жизнелюбием, что он успел уже продемонстрировать своей атакой на дверной молоток.

– Доброго вам утречка, мисс Грей.

– И вам доброго утра, доктор Харрисон.

– Я пришел так рано, – начал объяснять мужчина, – поскольку уверен, что вы уже получили весточку от одной из этих кузин Харфилд. Она называет себя миссис Сэмюэль – жуткая змея, по правде сказать.

Не говоря ни слова, Кэтрин взяла письмо миссис Харфилд и протянула его доктору. Она с удовольствием наблюдала, как он изучает его, сдвинув брови и издавая рычание и фырканье, которые свидетельствовали о его недовольстве. Закончив чтение, мужчина опять бросил письмо на стол.

– Совершенно жуткое сочинение, – кипел доктор. – Но пусть оно вас ни в коем случае не беспокоит, милочка. Мозги у миссис Харфилд были не хуже моих или ваших, и никто не возьмется доказывать обратное. У них нет никаких шансов, и они об этом прекрасно знают. Все эти разговоры о суде – просто блеф чистой воды. Просто попытка обойти вас на повороте. И смотрите, милочка, не позволяйте им втереться к вам в душу, не думайте, что вы обязаны отдать им какие-то деньги, не позволяйте им давить на какие-то моральные принципы.

– Боюсь, что принципами на этот случай я обзавестись не успела, – ответила Кэтрин. – Это все дальние родственники мужа миссис Харфилд, которые при жизни даже не удосужились навестить старушку или как-то поинтересоваться ее существованием.

– Сразу видно, что вы мудрая женщина, – восхитился доктор. – Я лучше многих других знаю, какой тяжелой была ваша жизнь все эти десять лет. Вы имеете полное право наслаждаться завещанными вам деньгами, всеми, которые там есть.

Девушка задумчиво улыбнулась.

– Всеми, которые есть, – повторила она. – А вы представляете себе, о какой сумме идет речь, доктор?

– Думаю, что у вас будет около пятисот фунтов в год или около того.

Кэтрин кивнула еще раз.

– Я тоже так думала. А теперь прочитайте-ка вот это.

И она передала старику письмо, которое достала из большого синего конверта. Доктор прочитал его и недоверчиво пробормотал:

– Невероятно, просто невероятно…

– Она была одним из самых первых акционеров «Мортолдс». Уже сорок лет назад ее доход был восемь – десять тысяч в год, а я уверена, что тратила старушка никак не больше четырехсот фунтов в год. Она всегда очень бережно относилась к деньгам. Я была уверена, что она вынуждена копить каждый пенни.

– А все это время деньги лежали в банке и на них начислялись накопительные проценты… Боже мой, вы станете очень состоятельной женщиной!

Кэтрин кивнула в знак согласия.

– Вот именно. Совершенно с вами согласна.

Женщина говорила отстраненным, ничего не выражающим голосом, как будто наблюдала за всем происходящим откуда-то со стороны.

– Ну, что же, – сказал доктор, собравшись уходить, – примите мои самые искренние поздравления. – Он перевернул письмо миссис Харфилд большим пальцем руки. – И не волнуйтесь по поводу этой женщины и ее бредовых писем.

– Это совсем не бредовое письмо, – терпеливо произнесла мисс Грей. – Наоборот, мне кажется, что в создавшихся обстоятельствах это совершенно естественный поступок.

– Иногда ко мне в душу закрадываются смутные сомнения, – заметил доктор.

– По поводу?

– По поводу вещей, которые вам кажутся нормальными.

Кэтрин Грей рассмеялась.

Во время ланча доктор поделился этими великолепными новостями со своей женой. Та была в полном восторге.

– Ты только представь себе старуху Харфилд с такими деньжищами… Я рада, что она оставила их Кэтрин Грей. Эта женщина просто святая.

Доктор состроил гримасу.

– Я всегда считал святых тяжелыми людьми. Кэтрин Грей слишком живая, чтобы быть святой.

– Просто она святая с чувством юмора, – возразила его жена, подмигнув. – И кроме того, хотя я думаю, что ты этого не удосужился заметить, она очень хорошенькая.

– Кэтрин Грей? – Доктор был искренне удивлен. – Я знаю, что у нее очень красивые глаза…

– Эх вы, мужчины! – воскликнула его жена. – Все вы слепы, как летучие мыши. У Кэтрин все задатки красотки. Ее только нужно приодеть!

– Приодеть? А что такого с ее нынешней одеждой? Она всегда прекрасно выглядит.

Миссис Харрисон вздохнула в изнеможении, а доктор встал, собираясь продолжить свой обход.

– Ты бы зашла к ней, Полли, – предложил он.

– Обязательно, – быстро ответила его жена.

И действительно, миссис Харрисон навестила Кэтрин около часа дня.

– Я так рада, милочка, – тепло сказала она, пожимая руку Кэтрин. – И все в деревне тоже рады.

– Как мило с вашей стороны, что вы пришли сказать мне об этом, – ответила Кэтрин. – Я надеялась, что вы придете, потому что хотела узнать о Джонни.

– Ах, Джонни. Что ж…

Джонни был младшим сыном доктора. Через минуту его мать уже забыла обо всем на свете, рассказывая долгую историю о том, как у Джонни воспалились гланды и аденоиды. Кэтрин с интересом слушала, ведь привычка – это наша вторая натура. В течение последних десяти лет ее главным занятием было слушать… «Дорогая, не помню, рассказывала ли я вам о том бале на морской базе в Портсмуте? Том самом, на котором лорд Чарльз восхищался моим платьем?» На что Кэтрин обычно спокойно и терпеливо отвечала: «Думаю, что рассказывали, миссис Харфилд, но я уже успела позабыть. Расскажите еще раз». И вот тогда старая леди начинала на полную катушку, не упуская ни одной из многочисленных деталей. И Кэтрин слушала ее вполуха, лишь изредка вставляя подходящие междометия, когда старушка замолкала…

И сейчас она слушала миссис Харрисон с тем же странным чувством раздвоенности, к которому давно привыкла.

По прошествии получаса женщина вдруг неожиданно остановилась.

– Да что это я – все о себе да о себе, – воскликнула она. – А ведь я пришла послушать про ваши планы.

– Я не уверена, что они у меня есть.

– Моя дорогая, но не собираетесь же вы навечно застрять здесь, у нас?

Кэтрин позабавил ужас, который слышался в голосе женщины.

– Нет; мне хочется попутешествовать. Знаете, я ведь еще ничего толком в жизни не видела.

– Могу себе представить… Все-таки для вас было ужасно провести здесь все последние годы.

– Право, не знаю, – ответила Кэтрин. – Зато у меня была свобода.

Она услышала удивленный вздох и слегка порозовела.

– Наверное, вам эти слова покажутся глупыми, но я не говорю о свободе в физическом смысле этого слова…

– Да уж, наверное, нет, – выдохнула миссис Харрисон, вспоминая, что у Кэтрин почти не бывало выходных.

– Дело в том, что, когда твоя свобода ограничена в физическом смысле, у тебя появляется широкий простор для размышлений.

– Я вас не понимаю, милочка, – покачала головой миссис Харрисон.

– Знаете, если б вы были на моем месте, то поняли бы. Но в любом случае я чувствую, что мне необходима смена обстановки. Понимаете, я хочу, чтобы… чтобы что-то происходило. Нет, не со мною, я не это имею в виду; но я хочу быть в гуще событий, чтобы вокруг меня происходили разные интересные вещи, даже если я в этом случае буду только сторонним наблюдателем. А в Сент-Мэри-Мид, как вы знаете, мало что происходит.

– Вот это истинная правда, – произнесла докторша, слегка поежившись.

– Прежде всего я отправлюсь в Лондон, – продолжила Кэтрин. – В любом случае мне необходимо встретиться со своими стряпчими. А потом я, наверное, отправлюсь за границу.

– Очень здорово.

– Но прежде всего…

– Да, милочка?

– Мне нужна новая одежда.

– Именно это я и сказала сегодня утром Артуру! – воскликнула докторша. – Знаете, Кэтрин, я думаю, что если вы постараетесь, то будете выглядеть очень красивой.

Мисс Грей искренне рассмеялась.

– Не думаю, что из меня можно сделать красавицу, – откровенно заметила она. – Но хорошая одежда, несомненно, доставит мне удовольствие. Однако что-то я совсем разболталась…

Миссис Харрисон бросила на нее проницательный взгляд.

– Для вас это будут совершенно новые впечатления, – сухо заметила она.

Прежде чем уехать из деревни, Кэтрин отправилась попрощаться со старой мисс Винер. Старушка была на два года старше миссис Харфилд, и теперь все ее мысли были заняты только одним – тем, что она смогла пережить свою старую подругу.

– Ведь вы бы никогда не подумали, что я смогу пережить Джейн Харфилд, ведь правда? – с триумфом спросила она у Кэтрин. – Мы ведь вместе с нею ходили в школу, и вот теперь – она уже отошла в мир иной, а я все еще живу в этом. Кому бы такое могло прийти в голову?

– Но ведь вы же всегда ели на ужин серый хлеб, – механически пробормотала девушка.

– Как здорово, что вы это запомнили, милочка… Да, если бы каждый вечер Джейн Харфилд съедала по куску серого хлеба, а также пропускала бы по рюмочке, то она могла бы быть сейчас здесь, с нами.

Старушка замолчала, ликующе покачивая головой, и вдруг неожиданно вспомнила:

– И что же, как я слышала, у вас теперь очень много денег, милочка? Очень хорошо; только их надо беречь. Слышала, что вы собираетесь в Лондон немного развеяться? Только не надейтесь, что выйдете замуж, милочка, – вам это не удастся. Такие, как вы, не привлекают мужчин, а кроме того, вы же уже не первой молодости. Сколько вам лет?

– Тридцать три, – ответила Кэтрин.

– Ну что ж, – с сомнением заявила мисс Винер, – это еще не так плохо, как я думала. Хотя свою первую свежесть вы уже утратили.

– Боюсь, что да, – согласилась девушка, наслаждаясь беседой.

– Но все-таки вы очень милы, – добавила мисс Винер. – Думаю, что многие мужчины поступят мудро, если выберут вас себе в жены вместо этих вертихвосток, которые шныряют по улицам, выставив свои ноги напоказ больше, чем этого хочет Создатель. Прощайте, милочка, и пусть у вас все будет хорошо; но не забывайте, что настоящая жизнь несколько отличается от той, которую мы себе рисуем в нашем воображении.

И, окрыленная этим напутствием, мисс Грей отправилась в путь.

На платформе собралась половина деревни, включая миниатюрную служанку Элис, которая принесла Кэтрин туго перевязанный букетик цветов и открыто рыдала при расставании.

– Таких, как она, больше нет, – продолжала всхлипывать Элис после отправления поезда. – Я уверена, что, когда Чарли изменил мне с той девчонкой из Дейри, никто не был ко мне добрее, чем мисс Грей. И хотя она очень строго относилась к чистоте, она никогда не забывала похвалить тебя, если ты протирала что-то лишний раз. Ради нее я в любой день позволю разрезать себя на мелкие кусочки. Она настоящая леди, это точно.

Так Кэтрин покинула Сент-Мэри-Мид.

Глава 8Леди Тэмплин пишет письмо

– Так-так, – произнесла леди Тэмплин, опустив континентальную[9] «Дейли мейл» и глядя на голубое Средиземное море.

Ветка золотистой мимозы, висевшая у нее над головой, хорошо дополняла очаровательную картину: золотоволосая и голубоглазая дама в очень удачно подобранном неглиже. То, что золотые волосы и нежно-розовая кожа лица были результатом деятельности профессионалов, было очевидно, тогда как голубые глаза были даром матери-природы – в свои сорок четыре леди Тэмплин все еще была красива.

Хотя она и выглядела очаровательно, леди Тэмплин в тот момент совсем не думала о себе – то есть совсем не думала о том, как она в данный момент выглядит. Ее мысли были заняты более серьезными вопросами.

Леди Тэмплин хорошо знали на Ривьере, а приемы, которые она устраивала на вилле «Маргарита», пользовались заслуженной популярностью. Она была опытной женщиной, которая была замужем четыре раза. Первый муж был полным недоразумением, поэтому леди не часто вспоминала о нем в своих разговорах. Однако ему хватило мозгов умереть с похвальной быстротой, после чего его вдова смогла осчастливить богатого производителя пуговиц. Тот тоже вознесся на небеса после трех лет семейной жизни – говорили, что это произошло после приятного вечера, проведенного с закадычными друзьями. После него настал черед виконта Тэмплина, который и позволил Розали занять место на тех высотах, на которых она всегда мечтала оказаться. Полученный от виконта титул женщина смогла сохранить и после четвертого замужества.

Результатом четвертой свадьбы было одно сплошное удовольствие. Мистер Чарльз Эванс, очень красивый молодой человек двадцати семи лет от роду, с прекрасными манерами и неискоренимой любовью к спорту, понимавший толк в хороших вещах и не имевший ни пенни своих денег, стал этим счастливцем.

В принципе, леди Тэмплин была полностью удовлетворена своей жизнью, однако иногда ей приходилось задумываться о деньгах.

Пуговщик оставил своей вдове довольно приличное состояние, но, как любила говорить леди Тэмплин, «то да се» («то» – было обесцениванием ценных бумаг в результате войны, а под «се» подразумевались несколько экстравагантные вкусы последнего лорда Тэмплина) несколько уменьшили ее доходы, хотя она все еще была достаточно состоятельной женщиной. Но быть просто «достаточно состоятельной» совсем не соответствовало пожеланиям женщины с темпераментом Розали Тэмплин.

Поэтому в одно прекрасное январское утро она широко открыла свои голубые глаза и произнесла сакраментальное «так-так» после того, как прочитала небольшую заметку в газете.

В это время на балконе был еще один человек – дочь леди Тэмплин, досточтимая Ленокс Тэмплин. Такая дочь, как Ленокс, была настоящим несчастьем леди Тэмплин: девушка безо всякого такта, выглядевшая старше, чем была на самом деле, и обладавшая странным ироничным юмором, заставляла свою мать чувствовать себя, мягко говоря, неуютно.

– Милая, ты только посмотри, – произнесла леди Тэмплин.

– Что именно?

Леди подняла газету и протянула ее дочери, отчеркнув ногтем тот параграф, который представлял интерес.

Прочитав заметку, Ленокс не проявила в отличие от своей матери никакого волнения. Она просто вернула газету и спросила:

– Ну, и в чем тут дело? Такие вещи случаются на каждом шагу. Скупые старухи чуть ли не каждый день умирают в деревнях и оставляют миллионные состояния своим провинциальным компаньонкам.

– Я это знаю, милочка, – согласилась ее мать. – И уверена, что наследство не такое громадное, как об этом пишут, – эти газеты всегда очень неаккуратны. Но даже если уменьшить его вдвое…

– Ну и что? Ведь это не нам досталось, – заметила Ленокс.

– Не совсем так, дорогая, – возразила леди Тэмплин. – Дело в том, что эта девушка, эта Кэтрин Грей, – она моя кузина. Она из вустерширских Греев, что жили в Эджворте. Моя собственная кузина! Только представь себе!

– Ага, – промычала Ленокс.

– Я просто подумала…

– Чем здесь можно поживиться, – закончила за нее фразу Ленокс, со своей ускользающей улыбкой, которую ее мать совсем не понимала.

– Но, дорогая, – заметила ее мать с легким упреком.

Упрек был совсем легким, потому что Розали Тэмплин давно привыкла к прямолинейности своей дочери и к тому, что она сама для себя называла «неудобными высказываниями Ленокс».

– Я просто подумала… – начала леди Тэмплин еще раз, сдвинув свои безукоризненно накрашенные брови. – Доброе утро, Чабби, дорогой; что, идешь играть в теннис? Как это мило!

Чабби, который, видимо, уже привык к этому обращению, по-доброму улыбнулся жене и небрежно заметил:

– Прекрасно выглядишь в этой штучке персикового цвета. – После чего продрейфовал мимо них и спустился по ступенькам.

– Все-таки он прелесть, – промолвила леди Тэмплин с любовью, провожая взглядом своего мужа. – Так о чем же это я?.. Ах, да, – она еще раз заставила себя вернуться к деловому разговору, – я просто подумала…

– Ради всего святого, да говори же ты дальше. Это я слышу уже в третий раз.

– Просто, дорогая, – продолжила женщина, – я подумала, что будет совсем неплохо, если я напишу дорогой Кэтрин и приглашу ее к нам сюда в гости. Естественно, что она никогда не вращалась в обществе, и будет разумно, если на первых порах ее представит близкий ей человек. От этого всем будет хорошо: и ей, и нам.

– И сколько, думаешь, ты сможешь из нее вытянуть? – спросила Ленокс.

Мать посмотрела на нее осуждающе и пробормотала:

– Ну, конечно, нам придется заключить некое финансовое соглашение. Потому что, ты сама знаешь, «то да се», война, твой бедный отец…

– И Чабби, – добавила Ленокс. – Ведь он довольно дорогая игрушка, согласись.

– Насколько я помню, она была милой девочкой, – продолжила леди Тэмплин, не обращая внимания на ремарку дочери. – Спокойная, никогда не лезла вперед, не красавица и уж совсем не охотница за мужчинами.

– То есть за Чабби можно не беспокоиться? – поинтересовалась Ленокс.

Мать протестующе взглянула на девушку.

– Чабби ни за что… – начала было она.

– Конечно, нет, – согласилась Ленокс, – он просто не посмеет. Слишком уж он хорошо понимает, из чьих рук кормится.

– Дорогая, – заметила леди, – ты всегда так грубо выражаешься…

– Прости, пожалуйста, – извинилась Ленокс.

Леди Тэмплин собрала газету, косметичку и всякие письма.

– Я сейчас же напишу милой Кэтрин, – сказала она, – и напомню ей о днях, проведенных в старом добром Эджворте. – И направилась в дом, вся захваченная новой идеей.

В отличие от миссис Харфилд, леди Тэмплин не имела никаких проблем с написанием писем и легко написала четыре страницы, ни разу не остановившись и не задумавшись. Перечитывать написанное она тоже не стала, оставив все как есть.

Кэтрин получила это письмо утром, в день приезда в Лондон. Однако так и неизвестно, смогла ли она прочитать что-то между строк или нет.

Поставив чемодан, женщина поспешила на заранее назначенную встречу с адвокатами миссис Харфилд.

Фирма была одной из старейших в Линкольнз-Инн-Филдз[10], и после секундной задержки Кэтрин предстала перед старшим партнером фирмы, пожилым джентльменом с проницательными голубыми глазами и покровительственной манерой общения. Несколько минут они обсуждали завещание миссис Харфилд и связанные с ним юридические вопросы, а затем Кэтрин протянула адвокату письмо миссис Сэмюэль.

– Думаю, что должна показать вам его, – произнесла она, – хотя все это выглядит довольно нелепо.

Адвокат прочел письмо и слегка улыбнулся.

– Довольно грубая попытка, мисс Грей. Думаю, что мне не надо объяснять вам, что эти люди не имеют никакого права на ваше наследство, и если они обратятся в суд, то шансов у них не будет никаких.

– Я так и подумала.

– Человеческая натура иногда заставляет совершать ошибки. Я бы на месте миссис Сэмюэль Харфилд уповал на вашу доброту и благородство.

– Именно об этом я и хотела с вами поговорить, знаете ли. Я бы хотела, чтобы эти люди получили определенную сумму денег.

– Но у вас нет перед ними никаких обязательств.

– Я это знаю.

– Поймите, что они не поймут тех мотивов, которыми вы руководствуетесь, передавая им эти деньги. Скорее всего, они подумают, что вы решили от них откупиться, хотя это не станет причиной их отказа принять ваш дар.

– Я все понимаю, но ничего не могу поделать.

– Я бы посоветовал вам, мисс Грей, забыть об этой идее.

– Я знаю, что вы правы, – покачала головой Кэтрин, – но тем не менее хочу, чтобы это было сделано.

– Они ухватятся за эти деньги, а потом будут досаждать вам еще больше.

– Что ж, – решительно сказала женщина, – будь что будет. Пусть делают, что хотят, – каждый получает удовольствие от жизни по-своему. Ведь они были, в конце концов, единственными родственниками миссис Харфилд, и, хотя они и презирали ее как бедную родственницу и не обращали на нее никакого внимания, пока она была жива, мне кажется несправедливым, что они вообще ничего не получат.

Кэтрин настояла на своем, хотя адвокат и был против, и вышла на лондонскую улицу с приятным чувством уверенности, что теперь может спокойно распоряжаться своим наследством и строить планы на будущее.

Первым делом она отправилась в заведение известного модельера. Ее встретила пожилая худая француженка, чем-то похожая на грезящую наяву герцогиню, – наверное, слова Кэтрин показались ей очень наивными.

– Я бы хотела, если это возможно, полностью отдать себя в ваши руки. Всю жизнь я была очень бедна и ничего не знаю об одежде, а теперь у меня появились деньги, и я бы хотела приодеться.

Француженка была совершенно очарована. У нее был артистический темперамент, который был здорово уязвлен в тот день визитом аргентинской мясной королевы, настоявшей на выборе моделей, которые меньше всего подходили к ее колоритной красоте.

Она осмотрела Кэтрин внимательными, умными глазами.

– Да-да, для нас это будет большая честь. У мадемуазель очень хорошая фигура – ей больше всего подойдут простые линии. И потом, вы très anglaise[11]. Некоторые люди обиделись бы, услышав от меня такое, но мадемуазель – нет, ни в коем случае. Une belle anglaise[12] – это самый изысканный стиль.

Неожиданно маска мечтающей герцогини исчезла. Она стала выкрикивать указания разным манекенщицам.

– Клотильда, Виржини, побыстрее, мои крошки, маленький tailleur gris clair[13] и robe de soirée «Soupir d’automne»[14]. Марсель, девочка, быстро маленький крепдешиновый костюм цвета мимозы.

Это было восхитительное утро. Марсель, Клотильда и Виржини, измученные и слегка надменные, медленно проходили, изгибаясь и виляя бедрами, как это делают все манекенщицы с незапамятных времен.

Герцогиня стояла рядом с Кэтрин и что-то записывала в маленькую книжечку.

– Прекрасный выбор, мадемуазель. У мадемуазель великолепный вкус. Это правда. Если мадемуазель собирается на Ривьеру, то эти маленькие костюмы – самый лучший выбор этой зимой.

– Я бы хотела еще раз посмотреть то вечернее платье, – попросила Кэтрин, – то, сиреневое.

Виржини, медленно кружась, появилась в вечернем платье.

– Это самое красивое из всех, – сказала Кэтрин, наслаждаясь утонченным сочетанием сиреневого, серого и голубого цветов. – Как, вы сказали, оно называется?

– «Soupir d’automne» – да, да, да, это платье как будто создано для мадемуазель.

Что же было в этих словах, что наполнило душу Кэтрин легкой грустью, когда она покинула модный дом? «Soupir d’automne» – это платье как будто создано для мадемуазель». Осень – да, для нее уже наступила осень. Для нее, которая никогда не знала ни весны, ни лета и теперь уже никогда их не узнает… Она потеряла что-то, что никогда уже к ней не вернется. Все эти годы неволи в Сент-Мэри-Мид, в то время как жизнь проходила мимо…

– А ведь я идиотка, – сказала сама себе женщина. – Полная идиотка. Ну что мне еще надо? Месяц назад я была больше довольна жизнью, чем сейчас.

Она достала из сумочки письмо леди Тэмплин, которое получила сегодня утром. Кэтрин была далеко не дурочкой; она прекрасно поняла все нюансы письма и догадалась о причинах, которые заставили леди Тэмплин вдруг вспомнить о давно позабытой родственнице. От компании своей родственницы леди Тэмплин ожидала конкретную выгоду, а совсем не удовольствие. Ну, и почему нет? Выгоду получат они обе.

– Я поеду, – решила Кэтрин.

В этот момент она шла по Пикадилли и решительно повернула к Куку[15], с тем чтобы немедленно решить все вопросы, связанные с этим путешествием. Ей пришлось подождать несколько минут. Мужчина, с которым был занят клерк, тоже ехал на Ривьеру. Кэтрин показалось, что весь свет едет сегодня в ту сторону. Что же, впервые в жизни она делает то же, что и все остальные. Мужчина, стоявший перед нею, резко повернулся, и Кэтрин заняла его место. Пока она рассказывала о своих пожеланиях клерку, часть ее мыслей находилась где-то далеко. Лицо этого человека было смутно ей знакомо. Где она могла видеть его раньше? Вдруг Кэтрин вспомнила. Это было утром, в гостинице «Савой», прямо около ее номера…

Кэтрин столкнулась с ним в коридоре.

Очень странное совпадение – две случайные встречи в один и тот же день. Чувствуя какое-то беспокойство, причину которого она сама не могла определить, женщина посмотрела через плечо. Молодой человек стоял в дверях, глядя на нее. По телу Кэтрин прошла холодная дрожь: она ощутила приближение какой-то трагедии, надвигающегося рока…

Она отмахнулась от этих ощущений, призвав на помощь весь свой здравый смысл, и стала внимательно слушать, что говорил ей клерк.

Глава 9Отвергнутое предложение

Дерек Кеттеринг очень редко позволял своим эмоциям брать верх над здравым смыслом. Беззаботность была одной из его главных характеристик, и это не раз выручало его в трудных ситуациях. Даже сейчас, еще совсем недавно покинув квартиру Мирей, он уже совсем успокоился. Это было ему просто необходимо – ведь ситуация, в которой он оказался, была гораздо сложнее, чем когда-либо, и, кроме того, появились дополнительные внешние факторы, с которыми он не знал, что делать.

Дерек шел, глубоко погруженный в эти мысли. Его брови были нахмурены, и ничто в его движениях не напоминало о тех легких, беспечных манерах, которые так ему шли. Он анализировал разные варианты развития событий. О Дереке Кеттеринге можно было сказать, что он был гораздо умнее, чем казался мало знавшим его людям. Он видел для себя несколько вариантов, и один из них особенно ему нравился. Он только на секунду отвлекся от него, чтобы проанализировать остальные.

Серьезные болезни требуют серьезного лечения. Дерек правильно оценил своего тестя. Война между Кеттерингом и Руфусом ван Олдином могла закончиться только с одним результатом. Дерек полагал деньги и то безумие, к которому они часто приводили, отвратительными.

Молодой человек прошел по Сент-Джеймс-стрит, пересек Пикадилли и двинулся в сторону Пикадилли-серкус. В тот момент, когда он проходил мимо бюро компании «Кук и сыновья», его шаги замедлились. Однако он продолжил свой путь, все еще обдумывая свои следующие ходы. Наконец Дерек коротко кивнул сам себе, резко развернулся – так резко, что столкнулся с парой, которая шла вслед за ним, – и пошел назад. На этот раз молодой человек не прошел мимо конторы Кука, а завернул внутрь. В офисе было сравнительно мало народу, и им сразу же занялся один из сотрудников.

– На следующей неделе я хотел бы поехать в Ниццу. Что вы можете мне предложить?

– А какого числа, сэр?

– Четырнадцатого. Какой поезд вы посоветуете?

– Ну, конечно, самый лучший – «Голубой поезд». В этом случае вы будете избавлены от мучительных таможенных процедур в Кале.

Дерек кивнул – все это он уже давно знал.

– Четырнадцатое, – повторил про себя клерк. – Дело в том, что это уже очень скоро, а «Голубой поезд» всегда переполнен.

– И все-таки посмотрите, не осталось ли полки для меня, – попросил Дерек. – Ну, а если нет… – Он не закончил фразы и тонко улыбнулся.

Клерк исчез на несколько минут, затем появился и объявил:

– Всё в порядке, сэр, – осталось еще три полки. Одну из них я забронирую за вами. На какое имя?

– Пейветт, – ответил Дерек и продиктовал адрес на Джермин-стрит, где он снимал квартиру.

Клерк кивнул, закончил записывать адрес, вежливо пожелал Кеттерингу всего хорошего и повернулся к следующему клиенту.

– Я бы хотела поехать в Ниццу четырнадцатого числа. Мне говорили, что есть такой поезд – «Голубой поезд».

Дерек резко повернулся.

Совпадение – какое странное совпадение… Он вспомнил свои собственные полушутливые слова, которые сказал Мирей: «Образ леди с серыми глазами. Не думаю, чтобы я когда-нибудь увидел ее снова». Но вот он снова видел ее – и, что еще удивительнее, она собирается ехать на Ривьеру в один день с ним.

По его телу прошла дрожь – Дерек был в некотором роде суеверен. Он ведь сам полушутя предсказал, что эта женщина принесет ему несчастье. От двери Кеттеринг оглянулся на женщину, говорившую с клерком. Хоть на этот раз память не подвела его: леди – леди до мозга костей. Не что чтобы молода и не то чтобы красива в обычном смысле этого слова. Но что-то в ней определенно было – может быть, эти серые глаза, которые были совершенно бездонными… Дерек понял, идя к выходу, что боится этой женщины. Он почувствовал свою обреченность.

Вернувшись к себе на Джермин-стрит, Кеттеринг позвал слугу.

– Возьмите этот чек, Пейветт, первым делом завтра утром получите по нему деньги и отправляйтесь к Куку на Пикадилли. Там у них лежат билеты, забронированные на ваше имя. Заплатите за них и принесите сюда.

– Конечно, сэр, – ответил слуга и исчез.

Дерек подошел к приставному столику и взял в руки пачку писем – все они были похожи одно на другое. Счета, большие и маленькие, и каждый надо было срочно оплатить.

Требования оплаты были пока вежливыми. Дерек прекрасно представлял, как этот вежливый тон изменится, если… если выплывут наружу некоторые факты.

В расстроенных чувствах Кеттеринг бросился в глубокое кожаное кресло. Ну и в дыру же он попал! Действительно, настоящая долговая яма… И выбраться из нее будет не так-то просто.

Появившийся в дверях Пейветт слегка кашлянул.

– К вам пришел джентльмен, сэр, – майор Найтон.

– Найтон?

Дерек выпрямился в кресле, нахмурился и насторожился. Тихо, практически про себя, он произнес:

– Найтон… интересно, и куда же сейчас подует ветер?

– Так мне впустить его, сэр?

Кеттеринг кивнул. Когда Найтон вошел в комнату, его встречал уже очаровательный и добродушный хозяин.

– Очень мило, что вы заглянули ко мне, – поприветствовал майора Дерек.

Было видно, что Найтон нервничает. Внимательный человек сразу бы понял это. Было ясно, что поручение, с которым пришел майор, ему не по нраву. Он механически отвечал на приличествовавшие случаю фразы Кеттеринга; затем отказался от предложенной выпивки, и его манеры, если это только было возможно, стали еще скованнее.

Наконец Дерек решил обратить на это внимание.

– Ну, – непринужденно произнес он, – и что же мой уважаемый тесть хочет от меня на этот раз? Ведь вы не просто так появились, или я не прав?

Найтон даже не улыбнулся.

– Я явился к вам именно по делу, – он говорил, тщательно подбирая слова, – хотя мне и хотелось бы, чтобы для этого дела мистер ван Олдин нашел кого-нибудь другого.

Дерек поднял брови в выражении шутливого ужаса.

– Что, неужели все так плохо? Поверьте мне, Найтон, я не такой уж тонкокожий.

– Понимаю, – ответил майор, – но…

Он замолчал. Дерек внимательно рассматривал его.

– Продолжайте же, майор, – дружелюбно сказал молодой человек. – Могу себе представить, что поручения моего дорогого тестя могут быть и не очень приятными.

Секретарь откашлялся и заговорил официальным тоном, из последних сил стараясь не выказать свое смущение:

– По поручению мистера ван Олдина, я должен сделать вам некое предложение.

– Предложение? – Дерек не смог скрыть своего удивления. Вступление Найтона было не совсем тем, что он ожидал услышать. Он предложил майору закурить, сам взял сигарету и опустился назад в кресло, проговорив с иронией: – Предложение? Уже интересно.

– Могу я продолжить?

– Да, конечно. Вы должны извинить мне это удивление. Просто с того момента, когда мы виделись последний раз, мой драгоценный тесть слегка понизил планку. А понижение планки плохо вяжется с образом сильной личности, Наполеона от финансов и так далее. Это показывает, как мне кажется, что его позиция не так сильна, как он предполагал.

Найтон вежливо выслушал эти слова, произнесенные с легкой издевкой, но на его невозмутимой физиономии не отразилось никаких эмоций. Он подождал, пока Дерек закончит, а потом спокойно продолжил:

– Я кратко изложу вам это предложение.

– Давайте.

– Вопрос состоит в следующем, – Найтон не смотрел на собеседника, и его голос был холодным и равнодушным. – Как вы знаете, миссис Кеттеринг собирается подать на развод. Если вы не будете защищаться в суде, то получите сто тысяч в тот день, когда суд примет окончательное решение.

Дерек, который в этот момент зажигал сигарету, замер на месте.

– Сто тысяч?! – резко переспросил он. – Долларов?

– Фунтов.

В комнате по крайней мере на две минуты повисла мертвая тишина. Кеттеринг сдвинул брови. Сто тысяч фунтов. Это означало возвращение Мирей и спокойной беззаботной жизни. Но это означало также, что ван Олдин что-то пронюхал. Тесть никогда не расстается с деньгами просто так. Дерек встал и подошел к камину.

– А в случае если я откажусь от этого щедрого предложения? – Вежливый голос Кеттеринга был полон иронии.

Найтон сделал осуждающий жест.

– Могу заверить вас, мистер Кеттеринг, – произнес он серьезным голосом, – что я прибыл к вам с этим поручением против своего желания.

– Это понятно, – согласился Дерек, – но не надо расстраиваться. Вы в этом не виноваты. Ну, а теперь ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Найтон встал – теперь он говорил с еще большей неохотой.

– В случае, если вы откажетесь от этого предложения, – были его слова, – мистер ван Олдин приказал мне прямо сказать вам, что он вас уничтожит. Вот так.

Дерек поднял брови, но сохранил свою легкую ироничную манеру.

– Так, так, так, – произнес он. – Думаю, что это он сможет сделать. Американский миллионер мне, конечно, не по зубам… Сто тысяч! Уж если хочешь подкупить человека, то делай это с размахом. Предположим, я скажу вам, что готов согласиться на это предложение за двести тысяч?

– Я передам ваш ответ мистеру ван Олдину, – равнодушно сказал Найтон. – Так это действительно ваш ответ?

– Нет, – ответил Кеттеринг, – как это ни смешно звучит, но нет. Вы можете вернуться к моему тестю и сказать ему, чтобы он шел к дьяволу со всеми своими взятками. Это понятно?

– Абсолютно, – ответил Найтон. Он встал, поколебался немного, а затем вдруг покраснел. – Я… позвольте мне сказать, мистер Кеттеринг, – я рад, что вы ответили так, как вы ответили.

Дерек промолчал. Когда майор ушел, он размышлял еще пару минут, а затем на его губах появилась тонкая усмешка.

– Ну, вот как-то так, – сказал он негромко.

Глава 10На «Голубом поезде»

– Папа! – испуганно воскликнула миссис Кеттеринг. Нервы у нее сегодня с утра были ни к черту.

Одетая в длинную норковую шубу, которую дополняла изящная шляпка из красного китайского лака, она шла по запруженной людьми платформе вокзала Виктория, глубоко погруженная в свои мысли. Неожиданное появление ее отца и его добродушное приветствие произвело на нее сильное впечатление.

– Рут! Чего ты так испугалась?

– Наверное, потому, что не ожидала тебя здесь увидеть, папочка. Вчера ты со мною попрощался и сказал, что с утра у тебя совещание.

– Ну, правильно, – подтвердил американец. – Но ты для меня важнее, чем все эти чертовы совещания. Я пришел, чтобы еще раз взглянуть на тебя – мы же на некоторое время расстаемся.

– Как мило с твоей стороны, папочка… Как бы я хотела, чтобы ты поехал вместе со мною!

– А что, если я так и сделаю?

Ван Олдин сказал это в шутку, но был поражен, увидев, как щеки Рут залились мгновенным румянцем. На какую-то секунду ему показалось, что в глазах дочери промелькнула тревога. Она неуверенно и нервно рассмеялась и сказала:

– А я ведь действительно подумала, что ты так и сделаешь.

– А тебе разве это было бы неприятно?

– Не говори глупостей, – сказала дочь с нажимом.

– Ну, тогда хорошо, – произнес ван Олдин.

– И ведь это совсем ненадолго, – попыталась успокоить его Рут. – Ты же знаешь, что приедешь через месяц.

– Да уж, – равнодушно заметил мужчина. – Иногда я думаю, что мне надо сходить к одному из этих умников на Харли-стрит[16] и попросить его немедленно прописать мне солнце и смену обстановки.

– Не ленись, – воскликнула дочь, – через месяц на Ривьере будет гораздо приятнее. А у тебя ведь масса дел, которые ты не можешь вот так просто взять и бросить.

– Наверное, ты права, – вздохнул миллионер. – Тебе уже пора садиться, Рут. Где твое место?

Рут Кеттеринг оглядела поезд. На площадке одного из пульмановских вагонов стояла высокая, худая женщина в черном – горничная американки. Она отошла в сторону, когда хозяйка подошла к двери.

– Сумку с одеждой я поставила вниз, мадам, на случай если она вам понадобится. Пледы мне забрать с собой или они вам будут нужны?

– Нет, нет, спасибо. Идите-ка на свое место, Мейсон.

– Хорошо, мадам, – и с этими словами горничная ушла.

Ван Олдин вошел в вагон вместе с дочерью. Она нашла свое место, и американец выложил целую кучу газет и журналов на столик перед ее креслом. Место напротив было уже занято, и мужчина бросил мимолетный взгляд на женщину, сидевшую там. В памяти остались приятные серые глаза и хорошо сшитый дорожный костюм. Он еще немного поговорил с дочерью о всяких пустяках – так, как обычно говорят люди, которые провожают своих близких, – и, услышав свистки на платформе, посмотрел на часы.

– Ну, что же, пора бежать. Счастливого пути, дорогая. И ни о чем не волнуйся, я обо всем позабочусь.

– Папочка!

Отец быстро повернулся. В голосе дочери ему послышалось что-то настолько чужое, что он испугался. Ему показалось, что это был крик отчаяния.

Рут импульсивно бросилась к нему, но уже через мгновение полностью взяла себя в руки.

– До встречи через месяц, – весело попрощалась она.

Через две минуты поезд тронулся.

Рут сидела абсолютно неподвижно, прикусив нижнюю губу и изо всех сил стараясь сдержать непривычные для нее слезы. Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. У нее появилось дикое желание выпрыгнуть из поезда, пока еще не стало слишком поздно. Она, всегда такая уравновешенная, такая уверенная в себе, впервые в жизни почувствовала себя листком, который несет ураган… Если бы ее отец узнал – что бы он сказал?

Нет, это какое-то сумасшествие! Абсолютное сумасшествие! Впервые в жизни Рут позволила эмоциям взять над ней верх до такой степени, что решилась совершить поступок совершенно дурацкий и абсолютно безрассудный. Она была истинной ван Олдин, чтобы понять свою ошибку, и у нее был достаточно холодный ум, чтобы осудить собственный поступок. Но она была дочерью своего отца и не уступала ему в железном упорстве в достижении поставленной цели, в непреодолимом желании получить то, на что однажды положила свой глаз. С пеленок Рут была упрямой, сами обстоятельства ее жизни воспитали в ней это своеволие. И теперь оно было главным движителем ее поступков. Что же, ставки сделаны, и она должна сыграть свою игру.

Рут подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, сидящей напротив. Ей вдруг почудилось, что эта женщина прочитала ее мысли. Она увидела понимание в этих серых глазах и… да, именно сочувствие.

Однако это впечатление быстро исчезло. На лицах обеих попутчиц застыла маска воспитанного безразличия. Миссис Кеттеринг взяла журнал, а Кэтрин Грей стала смотреть в окно, наблюдая за нескончаемой грустной чередой пригородных трущоб и грязных улиц.

Рут становилось все трудней и трудней понимать, что было написано на страницах журнала, лежащего перед ней. Несмотря на все ее усилия, тысячи дурных предчувствий роились у нее в голове. Какой же идиоткой она была! Как и все холодные и расчетливые люди, если уж она теряла самоконтроль, то делала это всерьез и надолго. А теперь уже слишком поздно… Слишком поздно? Ну да, для того, чтобы с кем-то поговорить, у кого-то спросить совета… Раньше такого желания у нее никогда не было; она бы в гневе отбросила саму идею положиться на чье-то иное мнение, кроме своего собственного, но сейчас с нею явно происходило что-то не то. Она запаниковала. Да, наверное, именно так это и называется – паника.

Она, Рут Кеттеринг, находилась в полной и абсолютной панике.

Женщина незаметно взглянула на фигуру пассажирки, сидящей напротив.

Если бы только у нее была такая знакомая – спокойная, приятная, хладнокровная, отзывчивая…

Ее соседка была тем человеком, с которым хотелось поговорить. Но ведь неприлично изливать свою душу незнакомке. Подобная идея вызвала у Рут легкую улыбку. Она опять погрузилась в журнал. Ей просто надо взять себя в руки. В конце концов, она же все тщательно просчитала. Ведь она идет на это по своей доброй воле. Если вспомнить, то какое счастье у нее было до сего дня? И женщина стала нетерпеливо повторять про себя: «Почему бы мне не получить кусочек счастья? Ведь никто ничего не узнает».

Казалось, поезд только что тронулся, – и вот они уже в Дувре. Рут любила корабли, но очень не любила холод, поэтому была рада спрятаться в отдельной каюте, которую заказала заранее. Она никогда не признавалась в этом даже себе самой, но была очень суеверной. Рут относилась к той категории людей, которых привлекают совпадения. После того как сошла на берег в Кале и устроилась со своей горничной в двойном купе «Голубого поезда», миссис Кеттеринг в одиночестве направилась в вагон-ресторан. Она была удивлена и немного шокирована, когда ее посадили за небольшой столик напротив женщины, с которой она сидела визави в пульмановском вагоне. Обе попутчицы слегка улыбнулись друг другу.

– Вот это совпадение, – начала разговор миссис Кеттеринг.

– Да, – согласилась мисс Грей. – Удивительные иногда случаются вещи.

К ним подлетел официант – со скоростью, которая специально культивировалась среди сотрудников Международной компании спальных вагонов, – и поставил на стол две чашки с супом. К тому моменту, когда подали омлет, который следовал сразу за супом, обе женщины уже говорили не переставая.

– Какое счастье будет наконец добраться до солнца, – заметила Рут.

– Уверена, что это будет очень здорово.

– А вы хорошо знаете Ривьеру?

– Нет, я еду туда в первый раз.

– Невозможно себе представить!

– А вы, я полагаю, ездите туда каждый год?

– Практически да. Январь и февраль в Лондоне просто ужасны.

– А я всегда жила в деревне. Там это тоже не самые лучшие месяцы – везде в основном лежит грязь.

– А почему вы вдруг решили путешествовать?

– Деньги, – просто ответила Кэтрин. – В течение десяти лет я была компаньонкой и денег у меня хватало только на то, чтобы купить себе крепкие ботинки для прогулок по сельской местности; а теперь мне досталось целое состояние – так, по крайней мере, мне кажется, хотя вы, возможно, со мной и не согласитесь.

– А почему вы это сказали – то есть то, что я могу с вами не согласиться?

– Не знаю, – рассмеялась Кэтрин, – мне кажется, что человек всегда производит на других какое-то впечатление, даже тогда, когда совсем об этом не думает. На меня вы произвели впечатление очень богатой женщины. Но это только впечатление. Я не ошиблась?

– Нет, – ответила Рут, – вы не ошиблись.

Внезапно она стала очень серьезной.

– Я бы очень хотела узнать, что еще вы обо мне думаете. – Рут не обратила никакого внимания на смущение своей собеседницы. – Ну, пожалуйста, не будьте такой вежливой, я действительно хочу знать. Когда мы отъезжали от вокзала Виктория, я посмотрела на вас, и у меня создалось впечатление, что вы прочитали мои мысли.

– Уверяю вас, что не умею читать мысли, – улыбнулась Кэтрин.

– Понятно, но расскажите мне, по крайней мере, о чем вы подумали.

Желание Рут было настолько искренним и сильным, что она в конце концов добилась своего.

– Хорошо, я расскажу вам, если вам так хочется, но прошу вас не считать меня нахалкой. Мне показалось, что вы по какой-то причине очень сильно расстроены, и я вас пожалела.

– Вы правы, вы абсолютно правы. Я попала в очень сложное положение, и… я хотела бы рассказать вам об этом, если вы не возражаете.

«Боже, – подумала Кэтрин, – как же однообразен этот мир! Люди всегда делились со мною своими секретами в Сент-Мэри-Мид, и вот сейчас происходит то же самое, а я не хочу больше слышать о чужих проблемах!»

– Конечно, расскажите, – тем не менее вежливо ответила женщина.

Ланч уже заканчивался. Рут залпом допила свой кофе и встала из-за стола, совершенно не замечая, что Кэтрин к своему еще даже не приступила.

– Пойдемте в мое купе, – предложила она.

Миссис Кеттеринг занимала два одноместных купе, соединенные внутренней дверью. Во втором купе находилась худая горничная, которую Кэтрин уже заметила на вокзале Виктория. Женщина очень прямо сидела на диване, сжимая в руках бордовый сафьяновый саквояж с инициалами Р. В. К. Рут захлопнула внутреннюю дверь и уселась на диване, Кэтрин устроилась рядом.

– У меня серьезные проблемы, и я не знаю, что мне делать. Есть мужчина, который мне нравится – правда, очень нравится. Мы любили друг друга, когда были молоды, но потом нас жестоко и несправедливо разлучили. А теперь мы опять стали встречаться.

– И?..

– Я… я собираюсь с ним сейчас встретиться. Боже, я уверена, что вы считаете это ужасным, но ведь вы же не знаете всех обстоятельств. Мой муж – он совершенно невозможный человек и ведет себя со мною самым бесчестным образом.

– Понятно, – заметила Кэтрин.

– Самое ужасное, что этим я предаю своего отца – это тот человек, который провожал меня сегодня на Виктории. Он хочет, чтобы я развелась с мужем, и ничего не знает о том, что я собираюсь встретиться с тем, другим мужчиной. Если б он об этом узнал, то посчитал бы меня полной идиоткой.

– А вы сами так не думаете?

– Наверное, да. – Рут Кеттеринг посмотрела на свои руки – они очень сильно дрожали. – Но я уже не могу дать задний ход.

– Почему же?

– Ну, потому, что все уже организовано и это разобьет сердце моего друга.

– Не верьте этому, – здраво заметила Кэтрин, – сердца сделаны из очень твердого материала.

– Он подумает, что я трусиха и не в состоянии добиться поставленной цели.

– Мне кажется, что вы собираетесь совершить очень большую глупость, – заметила Кэтрин, – и вы сами это понимаете.

Рут закрыла лицо руками.

– А мне кажется, что я уже ничего не понимаю. С того момента, как мы уехали, меня не покидает ощущение чего-то… чего-то ужасного, что должно со мною случиться и чего я не могу избежать.

Она импульсивно схватила Кэтрин за руку.

– Вы, наверное, считаете меня сумасшедшей, потому что я говорю такие вещи, но уверяю вас, случится что-то страшное.

– А вы не думайте об этом, – посоветовала Кэтрин, – и постарайтесь взять себя в руки. Из Парижа вы вполне можете послать телеграмму вашему отцу, и он мгновенно к вам примчится.

Лицо миссис Кеттеринг просветлело.

– А ведь верно, я могу это сделать! Милый мой папочка… Странно, но до сегодняшнего дня я и не представляла себе, как люблю его. – Она выпрямилась и вытерла глаза платком. – Я вела себя очень глупо. Спасибо большое, что согласились выслушать меня. Не могу понять, как я смогла довести себя до такого странного, истерического состояния. Но теперь со мною всё в порядке. Наверное, мне нужно было просто выговориться. Не могу понять, почему вела себя как абсолютная дура…

Рут встала. Кэтрин тоже поднялась.

– Я рада, что вам уже лучше, – она старалась говорить совершенно светским тоном. Уж ей-то хорошо было известно, что обратной стороной откровенности всегда было смущение. И она тактично добавила: – Мне пора возвращаться в свое купе.

Женщина вышла в коридор в тот же самый момент, когда из соседнего купе выходила горничная. Она через плечо взглянула на Кэтрин, и на ее лице неожиданно появилось сильное удивление. Кэтрин тоже обернулась, но к этому моменту тот человек, который вызвал такое удивление у горничной, уже успел скрыться в своем купе и коридор выглядел совершенно пустым. Женщина двинулась по нему в сторону своего купе, которое находилось в соседнем вагоне. Когда она проходила мимо последнего купе, из него на миг показалось женское лицо, а затем дверь плотно захлопнулась.

Это было запоминающееся лицо, и Кэтрин поняла это, когда увидела его в следующий раз. Красивое овальное лицо с темной кожей и очень странно загримированное. У Кэтрин даже появилось ощущение, что она его где-то уже видела.

Без дальнейших приключений она вернулась в свое купе и некоторое время думала о признаниях, которые только что услышала, лениво размышляя, кем была эта женщина в норковой шубе и чем закончится ее история. «Что же, если мне удалось удержать человека от глупого и опрометчивого поступка, – подумала она, – можно считать, что день прожит не зря. Но кто знает?.. Ведь эта женщина была упрямой эгоисткой всю свою жизнь, поэтому ей может быть полезно слегка изменить свои взгляды на жизнь. Ну и ладно – не думаю, что когда-нибудь увижу ее еще раз; она-то уж точно не захочет меня больше видеть. Так всегда происходит с теми, кто поплакался вам в жилетку, – больше они вас знать не хотят».

Кэтрин надеялась, что больше они за один стол не сядут. Не без улыбки она подумала, что обе они будут чувствовать себя не в своей тарелке. Откинувшись головой на подушку, женщина почувствовала себя уставшей и слегка подавленной. Поезд уже прибыл в Париж, и долгая поездка по его окружной дороге с многочисленными остановками и ожиданиями была совершенно невыносима.

Когда они прибыли на станцию Лионский вокзал, Кэтрин с удовольствием вышла из вагона и стала прогуливаться по платформе. Свежий прохладный воздух действовал освежающе после духоты натопленного вагона.

Кэтрин с улыбкой заметила, что «норковая» дама по-своему решила проблему возможного неудобства за обедом. К окну ее купе подъехала тележка, и ее горничная приняла через окно корзинку с обедом.

Когда поезд вновь тронулся и громкие звонки возвестили о начале обеда, Кэтрин отправилась на него с чувством облегчения. Сегодня ее визави оказался невысокий мужчина, по виду явный иностранец, с сильно навощенными усами и головой, по форме напоминавшей яйцо, которую он держал склоненной к одному плечу. С собой Кэтрин захватила книжку и заметила, что ее сосед поглядывает на книгу с неподдельным интересом.

– Я вижу, что мадам читает un roman policier[17]. Вам нравятся такие книги?

– Они меня развлекают, – призналась Кэтрин.

Маленький человечек кивнул с видом полного понимания.

– Мне говорили, что они всегда хорошо продаются. А как вы думаете, мадемуазель, почему? Я вас спрашиваю как исследователь, изучающий человеческую натуру, – почему это так?

Беседа нравилась Кэтрин все больше и больше.

– Может быть, они дарят читателю ощущение полноты жизни? – предположила девушка.

Ее собеседник серьезно кивнул.

– Что ж, в этом что-то есть.

– Конечно, читатель понимает, что ничего подобного в реальной жизни не происходит… – продолжила Кэтрин, но человечек резко прервал ее:

– Иногда, мадемуазель! Иногда! Я говорю вам, со мной это случалось.

Женщина быстро и с интересом посмотрела на говорившего.

– Кто знает, может быть, однажды вы тоже окажетесь в гуще событий, – продолжил маленький человечек. – Все это дело случая.

– Я в это не верю, – ответила девушка. – Со мною такие вещи не происходят.

Человечек подался вперед.

– А вы этого хотели бы?

Этот вопрос поразил Кэтрин, и она резко вздохнула.

– Возможно, это моя фантазия, – человечек тщательно полировал салфеткой одну из вилок, – но мне кажется, что в душе у вас живет страсть к интересным происшествиям. Eh bien[18], мадемуазель, за всю свою жизнь я хорошо усвоил одну истину: «Если человек чего-то очень хочет, то он это и получит»! Кто знает… – На его лице появилась комичная гримаса. – Вы еще можете получить гораздо больше того, на что рассчитываете.

– Это что, такое предсказание? – поинтересовалась Кэтрин, улыбаясь и вставая из-за стола.

Человечек покачал головой.

– Я не прорицатель, – заявил он с важностью. – И хотя правда состоит в том, что я всегда оказываюсь прав, я этим никогда не хвастаюсь. Спокойной ночи, мадемуазель. Приятного вам сна.

Идя по длинным коридорам поезда, Кэтрин с удовольствием вспоминала этого забавного маленького собеседника.

Она прошла мимо открытой двери купе своей новой знакомой и увидела, что проводник расстилает там постель. Леди в норковом манто стояла повернувшись к окну. Кэтрин успела увидеть через внутреннюю дверь, что второе купе было пусто, а пледы и сумки громоздились на полу. Горничной нигде не было видно.

Придя в свое собственное купе, Кэтрин увидела, что ее постель уже готова. Женщина очень устала за день и поэтому сразу же легла, погасив свет в половине десятого.

Неожиданно она проснулась, как от толчка, – и даже не поняла, сколько времени прошло с того момента, как она уснула. Взглянув на часы, Кэтрин поняла, что они остановились.

Она ощутила сильную тревогу, которая росла с каждым мгновением. В конце концов женщина встала, набросила халат и вышла в коридор. Казалось, что весь поезд погружен в сонное оцепенение. Кэтрин опустила окно и несколько минут посидела возле него, вдыхая свежий воздух и тщетно стараясь успокоиться и забыть о своих страхах.

Наконец она решила пройти в конец вагона и узнать у проводника точное время, с тем чтобы можно было завести часы. Однако обнаружила, что место проводника пустует.

Поколебавшись с минуту, она прошла в следующий вагон. Глянув вдоль длинного, тускло освещенного коридора, женщина с удивлением заметила мужчину, который стоял, положив руку на ручку двери купе, которое занимала «норковая» леди. То есть она подумала, что это ее купе, хотя, по всей видимости, ошиблась. Несколько минут мужчина стоял спиной к Кэтрин и, казалось, не мог решить, что ему делать, а затем он повернулся, и со странным чувством обреченности она узнала мужчину – это был тот самый человек, с которым она встречалась уже два раза: один раз в коридоре своей гостиницы, а второй – в конторе Кука. Мужчина открыл дверь купе, вошел внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.

И тут в голову Кэтрин пришла идея.

А не мог ли он быть тем самым человеком, о котором ей рассказывала женщина, тем человеком, на встречу с которым она ехала?

Потом Кэтрин решила, что все это слишком романтично – скорее всего, она просто перепутала двери. Женщина вернулась в свое купе, и через пять минут поезд начал останавливаться. Раздалось долгое и заунывное шипение вестинхаузовских тормозов, и через несколько минут поезд остановился в Лионе.

Глава 11Убийство

Когда Кэтрин проснулась на следующее утро, вовсю светило солнце. Она рано отправилась завтракать и не встретила никого из своих вчерашних знакомых. Вернувшись назад, женщина увидела, что кондуктор уже успел придать ее купе дневной вид.

– Мадам очень повезло, – сказал ей этот кондуктор, загорелый мужчина с висячими усами и меланхоличным выражением лица. – Смотрите, какое солнце светит. Пассажиры всегда очень расстраиваются, когда прибывают в серое утро.

– Я бы точно расстроилась, – согласилась Кэтрин.

Кондуктор повернулся, чтобы уйти.

– Мы сильно опаздываем, мадам, – сказал он перед уходом. – Я дам вам знать перед приездом в Ниццу.

Женщина согласно кивнула и расположилась около окна, совершенно очарованная этой залитой солнцем панорамой. Пальмы, глубокая синева моря, золотистые мимозы очаровали своей новизной женщину, которая последние четырнадцать лет не знала ничего, кроме тусклых английских зим.

Когда поезд прибыл в Канны, Кэтрин вышла и стала прогуливаться по платформе. Ее разбирало любопытство по поводу леди в норке, поэтому она взглянула на окна ее купе. Окна, единственные во всем поезде, все еще были закрыты жалюзи. Кэтрин слегка удивилась, а войдя в поезд и пройдя по коридору вагона, убедилась, что двери двух купе были все еще зашторены и закрыты. Да уж, леди в норке никак нельзя было назвать жаворонком.

Наконец к ней подошел кондуктор и сообщил, что через несколько минут поезд прибудет в Ниццу. Кэтрин протянула ему чаевые – мужчина поблагодарил ее, но все еще не уходил.

В его облике было что-то странное. Кэтрин, которая сначала решила, что дала слишком маленькие чаевые, приглядевшись, поняла, что произошло что-то очень серьезное. Лицо проводника было покрыто болезненной бледностью, он весь дрожал и выглядел так, как будто его только что испугали на всю жизнь. Мужчина очень странно смотрел на Кэтрин. Наконец он отрывисто спросил:

– Простите, мадам, но вас будут встречать в Ницце?

– Возможно, – ответила девушка. – А в чем дело?

Проводник покачал головой и, пробормотав что-то неразборчивое, отошел. Вновь он появился только тогда, когда поезд остановился у платформы в Ницце, и стал передавать вещи Кэтрин через окно.

Она в растерянности стояла на платформе, но тут к ней подошел белокурый молодой человек с наивным лицом и неуверенно спросил:

– А вы не мисс Грей?

Женщина сказала, что это она, и молодой человек широко улыбнулся и произнес:

– А я Чабби – ну, вы, наверное, слышали, муж леди Тэмплин. Думаю, что она упоминала обо мне, а может быть, и забыла. Где ваши багажные квитанции? Я, когда приехал в этом году, потерял свои… вы не представляете, какой шум тут поднялся. Обычная французская бюрократия.

Кэтрин передала ему свои квитанции и уже собралась идти с ним, когда мягкий заговорщицкий голос произнес ей в ухо:

– Прошу вас, мадам, подождите, пожалуйста, минуточку.

Кэтрин обернулась и увидела человека, который компенсировал неприметность своей фигуры количеством аксельбантов на форме.

– Надо соблюсти некоторые формальности, мадам, – объяснил человек. – Не согласится ли мадам на минуту пройти вместе с ним? Полицейские правила, – человек в отчаянии поднял руки. – Без сомнения, они абсурдны, но правила есть правила.

Мистер Чабби Эванс старательно прислушивался к говорившему, так как его французский пребывал в зачаточном состоянии.

– Совсем во французском духе, – пробормотал он. Мистер Эванс был одним из тех непоколебимых британских патриотов, которые, поселившись на чужой, иностранной земле, на полном серьезе отказывают местным жителям в праве на владение ею. – Вечно придумывают все новые и новые уловки… Хотя раньше они не привязывались к людям прямо на станции. Это что-то новенькое. Полагаю, что вам надо пройти с ним.

И Кэтрин отправилась со своим провожатым. К ее удивлению, он привел ее к вагону поезда, на котором она ехала, одиноко стоявшему на запасном пути. Пригласив ее войти, полицейский провел ее по коридору и открыл дверь одного из купе.

В нем находилась помпезная личность официального вида, а с нею – ничем не примечательный персонаж, который позже оказался просто клерком.

Помпезная личность поднялась и вежливо поклонилась Кэтрин.

– Мадам меня извинит, но мы должны выполнить некоторые формальности. Мадам говорит на французском языке, я надеюсь?

– Думаю, что в достаточном объеме, месье, – ответила Кэтрин по-французски.

– Это прекрасно. Прошу вас, присаживайтесь. Я месье Ко, комиссар полиции. – При этом личность важно надулась, и Кэтрин постаралась показать, что чин говорившего произвел на нее соответствующее впечатление.

– Вам, наверное, нужен мой паспорт? – спросила она. – Вот он.

Комиссар внимательно посмотрел на нее, слегка хрюкнув.

– Благодарю вас, мадам, – сказал он, беря у нее паспорт. Затем прочистил горло. – Вообще-то, мне нужно немного информации.

– Информации?

Комиссар медленно кивнул.

– Об одной леди, с которой вы вместе ехали. Вчера вы с нею ели в ресторане.

– Боюсь, что ничего не смогу вам о ней рассказать. Мы разговорились за едой, но я ее совершенно не знаю и никогда ее раньше не видела.

– И тем не менее, – резко заметил комиссар, – после ресторана вы прошли в ее купе и разговаривали там какое-то время?

– Да, – подтвердила Кэтрин, – это правда.

Комиссар, видимо, ждал, что девушка скажет еще что-то. Он смотрел на нее с ободрением.

– И, мадам?..

– И что, месье? – спросила Кэтрин.

– Может быть, вы поделитесь с нами информацией о теме вашей беседы?

– Может быть, но в настоящий момент не вижу в этом никакого смысла. – Чисто по-британски Кэтрин чувствовала себя раздраженной, этот иностранец был слишком любопытен.

– Не видите смысла? – воскликнул комиссар. – Поверьте мне, мадам, смысл есть, и очень серьезный.

– Тогда, может быть, вы объясните его мне?

Несколько минут комиссар молча тер подбородок.

– Мадам, – произнес он наконец, – все очень просто. Леди, о которой идет речь, была найдена сегодня утром мертвой в своем купе.

– Мертвой?.. – Кэтрин задохнулась. – Что же с нею произошло? Сердце?

– Нет, – ответил комиссар задумчиво, – нет, она была убита.

– Убита? – воскликнула женщина.

– Поэтому вы понимаете, мадам, что нас интересует любая информация, которую вы можете нам сообщить.

– Но я уверена, что ее горничная…

– Ее горничная исчезла, мадам.

– Боже… – Кэтрин попыталась собраться с мыслями.

– Так как проводник видел, что вы общались с этой женщиной, то он, естественно, сообщил об этом полиции, и именно поэтому, мадам, мы вас ненадолго задержали в надежде получить хоть какую-нибудь информацию.

– Мне очень жаль, – ответила Кэтрин, – но я даже не знаю, как ее зовут.

– Ее зовут Кеттеринг. Это мы узнали из ее паспорта и по ярлыкам на ее багаже. Если мы…

В этот момент в дверь купе постучали. Месье Ко скривился и чуть-чуть приоткрыл дверь.

– В чем дело? – раздраженно спросил он. – Я же просил меня не беспокоить.

В проеме показался вчерашний знакомый Кэтрин – с головой, похожей на яйцо. Он широко улыбался.

– Меня зовут Эркюль Пуаро, – представился он.

– Нет, – комиссар стал даже заикаться. – Ведь вы же не тот самый Эркюль Пуаро…

– Именно тот, – заверил его человечек. – Помню, как мы с вами однажды встречались, месье Ко. В Париже, в Сюртэ[19]. Хотя вы меня, без сомнения, забыли…

– Нет, нет. Совсем нет, месье, – объявил комиссар сердечным тоном. – Но умоляю вас, входите. Вы уже знаете…

– Да, знаю, – ответил Пуаро. – Не могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?

– Месье, для нас это величайшая честь, – произнес комиссар, не задумываясь. – Позвольте, месье Пуаро, представить вам мадам… – тут он сверился с паспортом, который все еще держал в руке, – мадемуазель Грей.

Пуаро улыбнулся Кэтрин.

– Странно, не правда ли, – тихо проговорил он, – что мои слова сбылись так быстро?

– Увы, но мадемуазель может рассказать нам совсем немного, – сказал комиссар.

– Я как раз объясняла, – сказала Кэтрин, – что эта бедняжка была мне совсем незнакома.

Пуаро кивнул.

– Но ведь она говорила с вами, не так ли? – мягко спросил он. – И у вас сложилось о ней определенное мнение, нет?

– Ну, в общем, – задумчиво произнесла девушка, – наверное, да.

– И это мнение…

– Да, мадемуазель, – подался вперед комиссар, – вы обязательно должны рассказать нам о ваших впечатлениях.

Кэтрин еще раз обдумала всю создавшуюся ситуацию. С одной стороны, она чувствовала себя так, как будто выдавала тайну исповеди, но ввиду этого ужасного слова «убийство» не решалась что-либо утаивать. Ведь слишком многое могло зависеть от ее показаний – поэтому она постаралась дословно воспроизвести свой разговор с мертвой женщиной.

– Очень интересно, – произнес комиссар, посмотрев на сыщика. – Как вы считаете, месье Пуаро? Но вот имеет ли это отношение к преступлению… – Он не закончил фразы.

– Думаю, что это не было самоубийством? – с сомнением предположила Кэтрин.

– Нет, – ответил полицейский. – Самоубийством это быть никак не может – ее задушили куском черного шнура.

– Ах, вот как… – Женщина поежилась.

Месье Ко с сожалением развел руками.

– Это совсем плохо. Совсем. Мне кажется, что наши поездные воры гораздо кровожаднее, чем ваши.

– Это просто ужасно.

– Да, да, – комиссар говорил извиняющимся, успокаивающим тоном. – Мы знаем, что вы очень смелая женщина, мадемуазель. Сразу же, как только я вас увидел, я сказал себе: «Мадемуазель очень смелая женщина», и поэтому обращаюсь к вам с просьбой помочь нам еще в одном очень неприятном деле; но уверяю вас, это совершенно необходимо…

Кэтрин выжидающе смотрела на полицейского. Тот еще раз развел руками, как бы заранее извиняясь за свою просьбу.

– Я хочу попросить вас, мадемуазель, оказать мне услугу и пройти со мной в соседнее купе.

– А без этого никак нельзя? – спросила женщина низким голосом.

– Кто-то должен опознать убитую, – объяснил комиссар. – А так как ее горничная исчезла, – он со значением кашлянул несколько раз, – то вы оказываетесь единственным человеком, с которым она общалась после посадки на поезд.

– Ну что же, – спокойно произнесла Кэтрин, – если это так необходимо…

Она встала и увидела, как маленький человечек одобрительно кивнул.

– Мадемуазель – девушка здравомыслящая, – заметил он. – Вы позволите мне сопровождать вас, месье Ко?

– Почту за честь, мой дорогой Пуаро.

Они вышли в коридор, и месье Ко отпер дверь купе убитой женщины.

Жалюзи на противоположной стороне купе были наполовину подняты, чтобы дать доступ дневному свету. Убитая лежала на полке у левой стены в такой естественной позе, что можно было подумать, что она спит. Ее тело было укрыто одеялом, а голова повернута к стене таким образом, что видны были только темно-рыжие локоны на затылке. Месье Ко очень осторожно положил руку ей на плечо и повернул тело так, чтобы стало видно лицо. Кэтрин слегка вздрогнула и сжала руки с такой силой, что ее ногти впились в ладони. Сильный удар настолько повредил лицо, что его едва можно было узнать. Пуаро удивленно вскрикнул.

– Интересно, когда же это произошло? – спросил он. – До или после смерти?

– Врач говорит, что после, – ответил комиссар.

– Странно… – Маленький человечек сдвинул брови. – Возьмите себя в руки, мадемуазель, – повернулся он к Кэтрин, – и внимательно посмотрите. Вы уверены, что это именно та женщина, с которой вы вчера разговаривали?

У Кэтрин были крепкие нервы, и она заставила себя внимательно посмотреть на лежащую фигуру. Потом наклонилась и посмотрела на руку убитой.

– Абсолютно уверена, – сказала она наконец. – Лицо здорово обезображено, но фигура и волосы точно ее. Кроме того, говоря с нею, я заметила вот это, – и она указала на крохотную родинку на кисти мертвой женщины.

– Bon[20], – одобрительно сказал Пуаро. – Вы прекрасный свидетель, мадемуазель. Итак, личность убитой не вызывает сомнения, но, так или иначе, мне все это кажется странным. – И он в недоумении уставился на убитую.

Месье Ко пожал плечами.

– Убийца, без сомнения, был вне себя от ярости, – предположил он.

– Если б ее убили этим ударом, то все было бы понятно, – рассуждал вслух Пуаро. – Но тот, кто ее задушил, напал на нее незамеченным, сзади. В этом случае раздался бы негромкий кашель, бульканье, и все было бы кончено. Но вот этот удар, разбивший жертве лицо… Для чего он был нужен? Преступник надеялся, что если лицо будет изуродовано до неузнаваемости, то труп не опознают? Или он так ненавидел свою жертву, что не смог сдержаться даже после того, как она умерла?

Кэтрин задрожала, и Пуаро мгновенно повернулся к ней.

– Но я не должен расстраивать вас, мадемуазель. Для вас все это в новинку и выглядит, должно быть, ужасно. Для меня же, увы, в этом нет ничего нового! Прошу вас дать мне еще минутку…

Женщина и комиссар стояли около двери, наблюдая, как Пуаро быстро осматривает купе. Он заметил, что одежда убитой была аккуратно сложена на одном конце полки, большая шуба повешена на крючок, а маленькая лаковая шляпка положена в сетку над полкой. Затем Пуаро прошел в соседнее купе, где Кэтрин раньше видела сидящую горничную. Здесь кровать не была расстелена. На полке небрежно валялись три или четыре пледа, здесь же стояли коробка для шляп и пара чемоданов. Внезапно детектив повернулся к Кэтрин:

– Вы были здесь вчера. Посмотрите, изменилось ли здесь что-нибудь? Может быть, пропали какие-нибудь вещи?

Девушка внимательно осмотрела оба купе.

– Да, – сообщила она, – пропал бордовый сафьяновый саквояж. На нем были инициалы Р.В.К., и он был похож или на маленький чемоданчик, или на большой футляр для драгоценностей. Когда я его видела, он был в руках у горничной.

– Ах вот как! – воскликнул Пуаро.

– Но ведь ясно, – предположила Кэтрин, – правда, я в этом ничего не понимаю, но ясно, что если пропали горничная и саквояж, то все становится на свои места?

– Вы хотите сказать, что горничная похитила драгоценности? Нет, мадемуазель, и на то есть очень серьезная причина, – сказал комиссар.

– Какая же?

– Горничная осталась в Париже. Думаю, что вы сами захотите услышать рассказ проводника, – сказал полицейский конфиденциальным тоном, повернувшись к Пуаро. – Он наводит на некоторые размышления.

– Думаю, что мадемуазель тоже будет небезынтересно, – предположил тот. – Вы ведь не возражаете, месье комиссар?

– Нет, – ответил Ко, который совершенно очевидно возражал. – Конечно, нет, месье Пуаро, если вы так считаете. Вы уже закончили здесь?

– Думаю, да. Еще только один момент…

Сыщик переворошил пледы и поднес один из них к окну, сняв с него что-то пальцами.

– Что это? – резко спросил месье Ко.

– Четыре темно-рыжих волоса… – Детектив наклонился над мертвой. – Да, они принадлежат мадам.

– Ну и что из этого? Вы что, считаете это важным?

Пуаро бросил плед назад на полку.

– Кто знает, что важно, а что нет? На этой стадии ничего сказать нельзя. Но наша задача состоит в том, чтобы тщательно исследовать любой, даже самый ничтожный факт.

Они вернулись в первое купе, и через несколько минут туда был доставлен для допроса проводник.

– Ваше имя Пьер Мишель? – уточнил комиссар. – Я хочу, чтобы вы еще раз рассказали этому джентльмену, – тут комиссар указал рукой на Пуаро, – то, что вы рассказали мне о происшедшем в Париже.

– Конечно, господин комиссар. Уже после того, как мы отъехали от Лионского вокзала, я пришел постелить постели, думая, что мадам пошла обедать, но у нее в купе была корзинка с едой. Она сказала, что ей пришлось оставить горничную в Париже, поэтому мне надо застелить только одну постель. Мадам перешла с едой в соседнее купе и сидела там, пока я стелил постель. Потом она сказала мне, что не хочет, чтобы ее будили рано утром, а хочет подольше поспать. Я сказал, что все понимаю, и она пожелала мне спокойной ночи.

– А вы сами в соседнее купе не заходили?

– Нет, месье.

– Вы случайно не заметили там среди багажа пурпурного сафьянового футляра или саквояжа?

– Нет, месье, не заметил.

– Как вы думаете, мог ли в соседнем купе прятаться мужчина?

Проводник задумался.

– Дверь была полуоткрыта, – пояснил он. – Если мужчина стоял прямо за этой дверью, то я не смог бы его увидеть, но мадам, естественно, могла видеть его очень хорошо, когда она вошла в купе.

– Вот именно, – согласился Пуаро. – Вы хотите еще что-то нам сказать?

– Как мадам и приказывала, я ее не беспокоил. И только перед самыми Каннами решился постучать в дверь. Не услышав ответа, я открыл дверь – казалось, что леди спит в своей кровати. Я дотронулся до ее плеча, чтобы разбудить, и тут…

– И тут вы увидели, что произошло, – подсказал Пуаро. – Très bien[21]. Мне кажется, я узнал все, что хотел.

– Надеюсь, господин комиссар, меня не обвинят в халатности на работе? – спросил проводник жалобным голосом. – Чтобы подобное случилось в «Голубом поезде»… Какой кошмар!

– Успокойтесь, – сказал комиссар. – Мы сделаем все, чтобы об этом никто не узнал, – конечно, если это будет отвечать интересам правосудия. Не думаю, чтобы вас можно было обвинить в халатности.

– И господин комиссар сообщит об этом в Компанию?

– Ну конечно, обязательно, – Ко уже терял терпение. – На сегодня довольно.

Проводник удалился.

– По мнению медиков, леди была мертва, скорее всего, еще до того, как поезд прибыл в Лион, – рассказывал меж тем полицейский. – Кто в таком случае мог быть убийцей? Из рассказа мадемуазель ясно, что где-то в ходе этой поездки убитая собиралась встретиться с мужчиной, о котором она рассказывала мадемуазель. Мне кажется, что то, что она избавилась от горничной, очень важно. Мог ли мужчина сесть в вагон в Париже, после чего убитая спрятала его в смежном купе? Если да, то во время поездки они могли поссориться, и мужчина убил ее в припадке ярости. Это один вариант. Второй – и он мне нравится больше – состоит в том, что нападавший был поездным вором, который путешествовал вместе с поездом. Именно он, не замеченный проводником, прокрался по коридору, убил женщину и исчез с пурпурным сафьяновым футляром, в котором, несомненно, лежали дорогие драгоценности. Вполне вероятно, что вор сошел в Лионе, и я уже запросил по телеграфу подробные описания всех, кто сошел там.

– Но ведь он мог доехать и до Ниццы, – предположил маленький детектив.

– Мог, – согласился комиссар, – но это было бы очень смело с его стороны.

Пуаро помолчал несколько минут, а затем сказал:

– То есть вы полагаете, что убийца был обыкновенным поездным вором?

Комиссар пожал плечами.

– Точно не скажу. Нам необходимо разыскать горничную. Вполне возможно, что саквояж находится у нее. Если это так, то на первое место выходит мужчина, о котором убитая рассказывала мадемуазель. Тогда преступление превращается в убийство на почве страсти. Со своей стороны, я считаю, что ограбление – наиболее вероятное объяснение происшедшего. Эти бандиты в последнее время совсем потеряли страх.

Внезапно Пуаро пристально посмотрел на Кэтрин.

– А вы, мадемуазель, – спросил он, – вы ничего ночью не слышали?

– Ничего, – ответила женщина.

Пуаро обратился к комиссару:

– Думаю, не имеет смысла задерживать мадемуазель дольше.

– Если она оставит нам свой адрес, – кивнул полицейский в знак согласия.

Кэтрин оставила им название виллы леди Тэмплин, и Пуаро слегка поклонился ей.

– Вы позволите мне еще раз встретиться с вами, мадемуазель? Или у вас так много друзей, что все ваше время на Ривьере уже расписано?

– Совсем напротив, – ответила Кэтрин. – У меня будет масса свободного времени, и я с удовольствием встречусь с вами еще раз.

– Отлично, – сказал Пуаро и дружески поклонился ей. – Пусть это будет наш с вами полицейский роман. Мы займемся расследованием этого преступления вдвоем.

Глава 12На вилле «Маргарита»

– Милочка, так вы были в самой гуще событий! – с завистью воскликнула леди Тэмплин. – Боже, как интересно! – Она широко раскрыла свои ярко-синие глаза и легонько вздохнула.

– Настоящее убийство, – мистер Эванс с восхищением посмотрел на девушку.

– Конечно, ничего подобного в голову Чабби прийти не могло, – продолжила леди Тэмплин, – он просто никак не мог понять, почему полиция вас задержала… Ах, какая удача! Знаете, я думаю… да нет, я просто уверена, что из этого может кое-что получиться.

Расчетливый взгляд несколько смазал впечатление от простодушных голубых глаз. Кэтрин почувствовала себя не в своей тарелке.

Ланч как раз заканчивался, и женщина по очереди осмотрела троих людей, сидевших вместе с нею за столом: леди Тэмплин, полную деловых планов, мистера Эванса, светящегося от наивного восхищения, и Ленокс с этой своей кривой улыбочкой на лице.

– Удивительное везение, – с завистью произнес Чабби. – Как бы я хотел быть с вами и увидеть все собственными глазами… – Он произнес это мечтательным тоном, совсем как маленький ребенок.

Кэтрин ничего не ответила. Полиция не говорила ни о какой секретности, а скрыть очевидные факты от хозяев было просто невозможно. Хотя женщина искренне хотела, чтобы все было наоборот.

– Да, – сказала леди Тэмплин, неожиданно выныривая из своих грез, – да, я думаю, что из этого может кое-что получиться. Знаете, такая небольшая статейка, написанная с умом. Рассказ единственного свидетеля с этаким женским походом – «Как я беседовала с будущей жертвой, даже не думая…», ну и всякое такое… вы меня понимаете.

– Вздор! – четко произнесла Ленокс.

– Вы даже не представляете, – продолжала леди Тэмплин тихим, доброжелательным тоном, – что газеты будут готовы заплатить за такие крупицы информации! Естественно, автором должен быть человек с незапятнанным положением в обществе. Дорогая Кэтрин, я уверена, что сами вы не захотите этим заниматься, но я все для вас организую. Мистер де Хэвиланд – мой большой друг, мы понимаем друг друга с полуслова. Потрясающий человек и совсем не похож на репортера. Как вам нравится эта идея, Кэтрин?

– Я бы не хотела делать ничего подобного, – прямо ответила женщина.

Леди Тэмплин была сильно расстроена этим недвусмысленным отказом. Она вздохнула и вернулась к дальнейшему выяснению подробностей происшедшего.

– Так вы говорите, очень интересная особа? Хотела бы я знать, кто же она такая… А вы не слышали ее имя?

– Его называли, – призналась Кэтрин, – но я не запомнила. Понимаете, я была довольно взволнована.

– Могу себе представить, – вмешался мистер Эванс. – Для вас это был, наверное, жуткий шок.

Кэтрин была не уверена, сказала бы она им имя жертвы, даже если бы помнила его. Беспощадный перекрестный допрос, который вела леди Тэмплин, заставил ее потерять терпение. Ленокс, которой нельзя было отказать в несколько специфической наблюдательности, заметила это и предложила проводить гостью в ее комнату. Там она ее и оставила, сказав на прощание:

– Не судите мою мать слишком строго – если б было можно, то она с удовольствием заработала бы несколько пенни на смерти собственной бабушки.

Ленокс спустилась вниз, где ее мать и отчим обсуждали вновь прибывшую.

– Выглядит она вполне презентабельно, – говорила леди Тэмплин. – И с одеждой у нее всё в порядке – эта серая штучка такого же фасона, как та, что Глэдис Купер носила в Палм-Триз в Египте.

– А как тебе понравились ее глаза? – прервал жену мистер Эванс.

– Чабби, даже и не думай о ее глазах, – язвительно заметила леди Тэмплин. – Сейчас мы обсуждаем действительно важные вещи.

– Ах да, конечно, – ответил мистер Эванс и снова спрятался в свою раковину.

– Она не показалась мне такой уж… податливой, – леди Тэмплин долго подбирала подходящее слово.

– Она стопроцентная леди, как пишется в книгах, – заметила Ленокс с гримасой.

– Правда, недалекая, – пробормотала леди Тэмплин. – Хотя это может зависеть от сложившихся обстоятельств.

– Уверена, что ты приложишь все усилия, чтобы расширить ее горизонты, – продолжила Ленокс. – Правда, вполне возможно, что трудиться ты будешь впустую. Ты заметила, как она сейчас поджала передние лапки, сложила ушки и отказалась плясать под твою дудку?

– В любом случае, – с надеждой произнесла леди Тэмплин, – она совсем не кажется мне какой-то высокомерной. Знаете, когда некоторые люди получают большие деньги, они начинают слишком много о себе воображать.

– Да уж, к ней ты сможешь легко обратиться с любым предложением, – согласилась Ленокс, – а ведь для тебя это самое главное, не так ли? Ведь именно для этого ты ее и пригласила.

– Не забывай, что она моя кузина, – с достоинством заметила леди Тэмплин.

– Кузина? – Мистер Эванс вышел из своего летаргического сна. – Тогда я буду называть ее Кэтрин.

– Совсем неважно, как ты будешь ее называть, Чабби, – ответила ему леди Тэмплин.

– Хорошо, – сказал мистер Эванс, – тогда так я и буду называть ее. Как ты думаешь, она играет в теннис? – спросил он с надеждой.

– Конечно, нет, – решила леди Тэмплин. – Не забывай, что она была компаньонкой, я ведь тебе говорила. А компаньонки не играют в теннис или в гольф. Может быть, они и играют в крокет[22], но в моем понимании они целый день заняты тем, что разматывают шерсть и моют собак.

– Боже, – воскликнул мистер Эванс, – да как такое вообще возможно?

Ленокс вновь поднялась в комнату Кэтрин.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она довольно небрежно.

Когда Кэтрин отказалась, Ленокс уселась на край постели и задумчиво уставилась на гостью.

– Зачем вы приехали? – спросила она наконец. – То есть, я имею в виду, зачем вы приехали к нам? Вы ведь совсем другая.

– Я хочу войти в общество.

– Слушайте, не прикидывайтесь дурочкой, – Ленокс вовремя заметила улыбку в глазах Кэтрин. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вы совершенно не похожи на ту женщину, которую я ожидала увидеть. У вас даже вполне приличная одежда. – Девушка вздохнула. – А вот меня одежда не любит. Я родилась такой неуклюжей, а жаль – я очень люблю красиво одеваться…

– Я тоже, – согласилась Кэтрин, – но до недавнего времени это не имело никакого значения. А как тебе нравится вот это?

В течение некоторого времени они с Ленокс обсуждали ее гардероб с поистине артистическим темпераментом.

– Вы мне понравились, – неожиданно призналась Ленокс. – Я пришла предупредить вас, чтобы вы не попались на уловки моей мамочки, но теперь вижу, что в этом нет необходимости. Вы невероятно искренни и правдивы, и все такое, но вы далеко не глупы… О боже! Ну что еще?

– Ленокс, дорогая, только что позвонил Дерек, – жалобно крикнула снизу леди Тэмплин. – Он хочет прийти на обед сегодня вечером. Как ты на это смотришь? То есть я хочу знать, что у нас с едой – мы не заказывали всякой ерунды вроде куропаток, а?

Ленокс успокоила мать и опять вернулась к Кэтрин; лицо ее просветлело и казалось менее угрюмым.

– Я рада, что придет старина Дерек, – сказала она. – Вам он наверняка понравится.

– А кто такой этот Дерек?

– Он сын лорда Леконбери, женатый на богатой американке. Все женщины от него просто без ума.

– Почему?

– Да ничего нового – очень хорош собой и настоящий «плохой мальчик». Все сразу теряют от него голову.

– А ты?

– Иногда, – призналась Ленокс. – А иногда я думаю о том, что мне надо выйти замуж за какого-нибудь доброго викария, поселиться в деревне, носить очки и заниматься огородом. – Она помолчала немного, а потом добавила: – Пусть это будет ирландский викарий – тогда бы я могла еще и охотиться.

Однако через пару минут она вернулась к прежней теме.

– Этот Дерек какой-то странный. У них вся семейка – одни полуненормальные азартные игроки. В былые времена проигрывали в карты и имения, и жен – безумствовали просто из любви к искусству. В те времена Дерек стал бы прекрасным разбойником с большой дороги – галантным и жизнерадостным, с великолепными манерами. – Девушка подошла к двери. – Спускайтесь, когда будете готовы.

Оставшись одна, Кэтрин задумалась. В настоящий момент она чувствовала себя не в своей тарелке и была раздражена своим новым окружением.

Шок от того, что произошло в поезде, и от того, как отнеслись к этому ее новые друзья, существенно выбил из колеи ее чувствительную натуру. Она долго и серьезно размышляла об убитой женщине. Ей было жаль Рут, но Кэтрин не могла сказать, положа руку на сердце, что женщина ей понравилась. Она интуитивно поняла, что основной чертой характера убитой был беспощадный эгоизм, и это отталкивало ее от жертвы.

Ее неприятно поразило и даже слегка задело холодное равнодушие, которое она почувствовала по отношению к себе после того, как, выслушав исповедь женщины, выполнила свою задачу. Без сомнения, эта женщина пришла к какому-то решению, но теперь невозможно было узнать, к какому. Каким бы оно ни было, вмешалась смерть – и все решения потеряли всякий смысл. Странно, что все случилось именно так, как случилось, и что это роковое путешествие завершилось ужасным преступлением…

И вдруг Кэтрин вспомнила о маленьком факте, о котором, наверное, ей надо было рассказать полиции, но который совершенно вылетел у нее из головы. А был ли он так уж важен? Она ведь сначала действительно думала, что видела, как в купе убитой входил мужчина, но сейчас ей уже казалось, что она легко могла ошибиться. Это ведь могло быть следующее купе; и, кроме того, мужчина, которого она видела, никак не мог быть поездным вором. Кэтрин очень хорошо его помнила, потому что видела до того еще два раза – в гостинице «Савой» и в конторе Кука… Нет, она, без всякого сомнения, ошиблась. Мужчина не заходил в купе к убитой женщине, и, наверное, хорошо, что она ничего не сказала полиции. Ведь этим она могла бы нанести кому-то серьезный вред…

Кэтрин спустилась вниз, чтобы присоединиться к остальным на террасе. Сквозь ветви мимозы она любовалась синевой Средиземного моря и вполуха слушала болтовню леди Тэмплин. Женщина была рада, что приехала, – это гораздо лучше, чем Сент-Мэри-Мид.

В тот вечер Кэтрин надела сиреневое платье, которое проходило у нее под названием «Soupir d’automne». Прежде чем спуститься вниз, она посмотрелась в зеркало – и впервые в жизни почувствовала нечто похожее на смущение.

Большинство гостей уже собрались, и уровень шума, являвшегося непременным атрибутом вечеров леди Тэмплин, уже достиг критической отметки. Чабби бросился к Кэтрин, сунул ей в руку коктейль и взял ее под свое покровительство.

– Ну, вот и ты, Дерек, – закричала леди Тэмплин, когда дверь открылась в очередной раз и впустила последнего гостя. – Наконец-то мы можем сесть за стол. Я просто умираю от голода!

Кэтрин посмотрела через комнату и оцепенела на месте. При этом совсем не удивилась. Она уже поняла, что рано или поздно опять встретит человека, которого видела уже трижды благодаря таким странным совпадениям. Кэтрин поняла также, что и Дерек, в свою очередь, узнал ее. Он резко прервал свой разговор с леди Тэмплин, а потом возобновил его с видимым усилием. Все они прошли к столу, и Кэтрин увидела, что Дерека посадили рядом с ней. Он немедленно повернулся к ней с живой улыбкой на лице.

– Я знал, что скоро увижу вас опять, – заметил мужчина. – Понимаете, это было неизбежно. Один раз в «Савое», второй раз у Кука… Бог троицу любит. Только не говорите, что вы меня не помните и никогда не видели. Я настаиваю, чтобы вы хотя бы притворились, что видели меня раньше.

– Видела, – согласилась Кэтрин. – Но сейчас я вижу вас не в третий раз, а в четвертый. Третий раз был в «Голубом поезде».

– В «Голубом поезде»?

В манерах Дерека что-то неуловимо изменилось, но Кэтрин не могла определить, что именно. Как будто перед ним неожиданно выросло препятствие. Потом он небрежно спросил:

– А что там был за шум сегодня утром? Что, кто-то умер?

– Да, – медленно ответила Кэтрин, – кто-то умер.

– Человеку не следует умирать в поезде, – легкомысленно заметил Дерек. – Мне кажется, что это приводит к массе юридических и международных осложнений, а кроме того, это хорошая причина для объяснения, почему поезд опоздал.

– Мистер Кеттеринг? – Дородная американка, сидевшая напротив, наклонилась через стол и заговорила с Дереком в манере, столь характерной для ее нации. – Мистер Кеттеринг, уверена, что вы меня давно забыли, но тем не менее я считаю вас очаровательным мужчиной.

Отвечая ей, Дерек тоже подался вперед, а Кэтрин сидела совершенно ошеломленная.

Кеттеринг – именно так звали убитую женщину.

Теперь Кэтрин вспомнила… но что за странная и удивительная ситуация! Перед нею был мужчина, которого она видела входящим в купе собственной жены прошлой ночью. Который вышел от нее, живой и здоровой, – и вот теперь сидит здесь, не зная, какая участь ее постигла… В этом Кэтрин была абсолютно уверена.

Он ничего не знает.

К Дереку наклонился слуга, который передал ему записку и что-то прошептал на ухо.

Извинившись перед хозяйкой дома, мужчина сломал печать и начал читать. На лице его появилось выражение полного недоумения, и он обратился к леди Тэмплин:

– Совершенно невероятно. Розали, боюсь, что мне придется вас покинуть – префект полиции хочет немедленно меня видеть. Даже не представляю, зачем я мог ему понадобиться.

– Ваши грехи сами нашли вас, – заметила Ленокс.

– Наверное, – задумался Дерек. – Скорее всего, это ничего не значащая ерунда, но мне придется отправиться в префектуру… Да как они посмели оторвать меня от обеда? Это должно быть что-то действительно серьезное, иначе нет им прощения. – Дерек рассмеялся, отодвинул стул и вышел из комнаты.

Глава 13Ван Олдин получает телеграмму

К полудню 15 февраля весь Лондон оказался закутан плотным желтым туманом.

Руфус ван Олдин находился в своих апартаментах в «Савое» – пользуясь неблагоприятными погодными условиями, он с энтузиазмом занялся делами. Найтон был на седьмом небе от счастья. В последнее время ему становилось все труднее и труднее заставить своего хозяина заниматься текучкой. Когда он осмеливался обратить внимание Руфуса на ту или иную проблему, тот обычно останавливал его коротким резким словом. Но сейчас ван Олдин с удвоенной энергией погрузился в работу, и секретарь по максимуму использовал представившуюся ему возможность.

Будучи человеком тактичным, Найтон так тонко вел свою игру, что ван Олдину и в голову не пришло, что его используют.

Однако, посреди всех этих важных деловых вопросов, одна маленькая проблема постоянно свербила в голове американца. Она появилась из-за одного, казалось бы, совершенно невинного замечания секретаря. И хотя никак пока не проявлялась, но становилась все навязчивее и навязчивее, пока наконец полностью не захватила все мысли миллионера.

Он слушал то, что говорил ему Найтон, со своим обычным видом внимательной заинтересованности, но при этом не слышал ни одного слова из сказанного. Руфус автоматически кивнул, и секретарь перешел к следующей бумаге. Пока он доставал ее, американец попросил:

– Не могли бы вы рассказать мне об этом еще раз?

На какой-то миг Найтон растерялся.

– Вы имеете в виду вот это, сэр? – И он поднял один из отчетов компании.

– Нет, нет, – ответил ван Олдин. – Расскажите мне еще раз, как вы встретили горничную Рут в Париже вчера вечером. Я ничего не понимаю. Наверное, вы ошиблись.

– Я не мог ошибиться, сэр, потому что говорил с нею, сэр.

– Ну, тогда расскажите мне все еще раз.

Найтон повиновался.

– Я завершил сделку с Бартермером, – объяснил секретарь, – и отправился в «Ритц», чтобы собрать свои вещи, пообедать и успеть на девятичасовой вечерний поезд с Северного вокзала. У стойки регистрации в гостинице я увидел женщину и узнал ее – это была горничная миссис Кеттеринг. Я подошел к ней и спросил, не остановилась ли миссис Кеттеринг в этом же отеле.

– Да, да, – пробормотал ван Олдин. – Ну конечно. И она ответила вам, что сама Рут на Ривьере, а ее послала в «Ритц» дожидаться дальнейших распоряжений.

– Именно так, сэр.

– Очень странно, – заметил ван Олдин. – Действительно, это выглядит очень странно, если только эта женщина не повела себя ненадлежащим образом.

– Но в этом случае, – возразил Найтон, – миссис Кеттеринг наверняка заплатила бы ей отступного и отослала в Англию. Вряд ли она бы отправила ее в «Ритц».

– Да, – тихо согласился миллионер. – Вы правы.

Он хотел еще что-то сказать, но сдержался. Хотя ему и нравился Найтон, которого он уважал и которому доверял, Руфус не считал возможным обсуждать с секретарем частную жизнь своей дочери. Он уже и так был сильно задет тем, что Рут не сказала ему всей правды, а эта случайная дополнительная информация отнюдь не уменьшила его опасений. Почему Рут избавилась от горничной в Париже? Что или кто мог заставить ее так поступить?

На секунду ван Олдин задумался над этим невероятным стечением обстоятельств. Разве могло прийти в голову Рут – если только не в самой невероятной фантазии, – что первым человеком, с которым ее горничная столкнется в Париже, будет секретарь ее отца? Но ведь именно так раскрываются секреты. Именно так все тайное становится явным…

Руфус зацепился за последнюю фразу, которая возникла у него в голове совершенно случайно, но в то же время была абсолютно естественна. А было ли что-то, что должно было «стать явным»? Он боялся задать этот вопрос самому себе, потому что был уверен в ответе. У этого ответа было имя – Арман де ля Рош.

Ван Олдину было горько, что его собственная дочь позволила подобному типу одурачить себя, хотя, с другой стороны, он вынужден был признаться, что Рут находилась в достойной компании – многие умные женщины из хороших семей тоже поддались чарам этого графа. Мужчины сразу же раскусывали его, а вот женщины – нет…

Ван Олдин задумался над тем, что ему надо сказать, чтобы развеять сомнения, которые могли появиться у его секретаря.

– Рут любит неожиданно менять свои планы, – заметил американец, а затем добавил небрежным тоном: – А горничная никак не объяснила эти изменения?

Отвечая, Найтон постарался, чтобы его голос звучал как можно естественнее.

– Она сказала, сэр, что миссис Кеттеринг неожиданно встретила кого-то.

– Ах, вот как… – Натренированное ухо секретаря услышало напряженные нотки, в казалось бы, равнодушном тоне. – Понятно. Мужчину или женщину?

– Кажется, она сказала, что мужчину.

Ван Олдин кивнул. Сбывались его самые ужасные предчувствия. Он встал и стал мерить шагами комнату – привычка, которая всегда проявлялась, когда Руфус волновался. Не в силах больше сдерживать свои эмоции, он взорвался:

– Мужчина не в состоянии добиться только одного – он не в состоянии заставить женщину следовать голосу разума. Так или иначе, но у них нет никакого рассудка. Даже если речь идет о женском инстинкте; всему миру известно, что женщина – это самая легкая цель для любого афериста. Ни одна из десяти женщин не сможет различить мошенника, если встретит его, – они легко пойдут за любым смазливым идиотом с хорошо подвешенным языком. Была бы моя воля…

Его прервали. В комнату вошел портье и вручил ван Олдину телеграмму. Руфус открыл ее и внезапно побелел как мел. Он схватился за спинку стула, чтобы устоять на ногах, и жестом отпустил портье.

– Что случилось, сэр? – заволновался Найтон.

– Рут… – произнес ван Олдин хриплым голосом.

– Миссис Кеттеринг?

– Мертва.

– Несчастный случай на поезде?

Американец покачал головой:

– Нет. Здесь говорится, что ее еще и ограбили. Они прямо этого не пишут, но бедную девочку убили.

– Боже мой, сэр!..

Миллионер пальцем постучал по телеграмме.

– Это из полиции в Ницце. Я должен выехать первым же поездом.

Найтон опять был сама исполнительность. Он взглянул на часы.

– Пятичасовой с Виктории, сэр.

– Отлично. Вы, Найтон, едете со мной. Предупредите моего слугу и соберите свои вещи. Проверьте здесь все, а мне надо заехать на Керзон-стрит.

Раздался резкий звонок телефона, и секретарь снял трубку.

– Слушаю. – Он повернулся к ван Олдину: – Это мистер Гоби, сэр.

– Гоби? Я не смогу его сейчас принять… Хотя нет, подождите, у нас достаточно времени. Пусть подымается.

Американец был железным человеком. Он уже полностью восстановил свое знаменитое хладнокровие. Только несколько людей смогли бы понять, что что-то случилось, глядя на то, как он здоровается с визитером.

– У меня очень мало времени, Гоби. У вас какая-то важная информация?

Мистер Гоби откашлялся.

– Передвижения мистера Кеттеринга, сэр. Вы просили вам о них докладывать.

– Да, ну и что же?

– Мистер Кеттеринг, сэр, вчера утром покинул Лондон и отбыл на Ривьеру.

– Что?

Что-то в голосе американца насторожило мистера Гоби. Этот уважаемый джентльмен на миг забыл о своей привычке никогда не смотреть на своего собеседника и бросил быстрый взгляд на миллионера.

– На каком поезде он отправился? – потребовал у него ван Олдин.

– На «Голубом поезде», сэр.

Мистер Гоби откашлялся еще раз и теперь обратился уже к часам на камине:

– Мадемуазель Мирей, танцовщица из «Пантеона», отправилась этим же поездом.

Глава 14Рассказ Ады Мейсон

– Сэр, у меня нет слов, чтобы описать весь наш ужас и смятение от произошедшего и всю ту скорбь, которую мы испытываем.

Такими словами судья[23] Карреж встретил ван Олдина. Месье Ко, комиссар, издал приличествующий ситуации звук. Американец резким жестом отмахнулся от всех этих ужасов, смятений и скорбей. Все они находились в следственном отделении префектуры в Ницце. Кроме месье Каррежа, месье Ко и ван Олдина, в комнате находился еще один человек, который и заговорил:

– Мистер ван Олдин ожидает от нас действий. Решительных действий.

– А! – воскликнул комиссар. – Я вас не представил. Месье ван Олдин, позвольте представить вам месье Пуаро. Без сомнения, вы о нем уже слышали. Хотя он вот уже несколько лет как на отдыхе, его имя остается синонимом величайшего из живущих детективов.

– Рад познакомиться с вами, месье Пуаро, – сказал ван Олдин. Независимо от него самого его мозг мгновенно принял решение воспользоваться подвернувшейся возможностью. – Так вы ушли на покой?

– Совершенно верно, месье. Теперь я наслаждаюсь жизнью. – Человечек сделал напыщенный жест.

– Месье Пуаро тоже ехал «Голубым поездом», – пояснил комиссар, – и любезно согласился поделиться с нами своим богатым опытом.

Миллионер проницательно посмотрел на детектива, а затем внезапно сказал:

– Я очень богатый человек, месье Пуаро. Почему-то считается, что богатые люди живут с верой в то, что могут купить все и вся. Это неправда. В своей области я человек известный и хотел бы однажды попросить об услуге другого известного человека.

Пуаро быстро кивнул в знак того, что правильно понял американца.

– Отлично сказано, месье ван Олдин. Я полностью к вашим услугам.

– Благодарю вас, – ответил Руфус. – Могу сказать только одно: обратитесь ко мне в любое время, и вы поймете, насколько я благодарный человек. А теперь, джентльмены, давайте займемся делом.

– Я предлагаю, – вмешался месье Карреж, – допросить горничную, Аду Мейсон. Если я вас правильно понял, месье ван Олдин, вы привезли ее с собой.

– Да, – ответил американец. – Мы захватили ее с собой, когда проезжали через Париж. Она очень расстроена в связи со смертью своей хозяйки, однако излагает свою версию событий достаточно связно.

– Тогда давайте поговорим с нею, – предложил месье Карреж.

Он нажал звонок на своем столе, и через несколько минут в комнату вошла Ада Мейсон.

Женщина была аккуратно одета во все черное, а кончик носа у нее был красным. Она поменяла свои серые перчатки, в которых путешествовала, на пару черных, замшевых. Служанка с беспокойством осмотрела комнату, но, увидев отца своей хозяйки, расслабилась. Следователь всегда гордился своей обходительностью и сделал все, что было в его силах, чтобы успокоить женщину. В этом ему помогал Пуаро, который выступал еще и в качестве переводчика и приятные манеры которого действовали на англичанку успокаивающе.

– Вас зовут Ада Мейсон, правильно?

– Меня крестили как Аду Беатрис, сэр, – коротко ответила Мейсон.

– Ах вот как… Насколько мы понимаем, все произошедшее вас сильно расстроило.

– Ну конечно, сэр. Я служила во многих домах, и, по-моему, везде мною оставались довольны. Я и подумать не могла, что нечто подобное может со мною случиться.

– Да, да, понимаю, – сказал месье Карреж.

– Естественно, я иногда читала о таких вещах в воскресных газетах. А потом, я всегда знала, что все эти иностранные поезда… – Неожиданно женщина замолчала, вспомнив, что джентльмены, которые с ней разговаривали, относились к той же стране, что и поезд.

– Давайте поговорим о том, что же произошло, – предложил следователь. – Как я понимаю, когда вы уезжали из Лондона, вопрос о том, что вы останетесь в Париже, не стоял?

– Нет, сэр. Мы должны были ехать прямо в Ниццу.

– А до этого вы ездили с вашей хозяйкой за границу?

– Нет, сэр. Понимаете, я работаю у нее всего два месяца.

– Когда вы отправлялись в путешествие, вы не заметили в ней ничего необычного?

– Она была слегка расстроена и немного волновалась – ей трудно было угодить.

Месье Карреж кивнул.

– А когда же вы впервые услышали о том, что вам придется остаться в Париже?

– Это произошло на станции, которая называется Лионский вокзал. Моя хозяйка собралась прогуляться по платформе. Она как раз выходила в коридор, когда неожиданно вскрикнула и вернулась в купе с джентльменом. Миссис Кеттеринг закрыла внутреннюю дверь между нашими купе, так что я ничего не слышала и не видела, пока она неожиданно не открыла эту дверь и не сказала мне, что планы поменялись. Затем дала мне денег и велела сойти и отправиться в отель «Ритц». Она сказала, что там все ее хорошо знают и дадут мне комнату. Я должна была ждать там известий от нее – хозяйка собиралась телеграфом сообщить мне, что я должна делать дальше. У меня едва хватило времени, чтобы собрать свои вещи и выпрыгнуть из вагона, прежде чем поезд тронулся. Такая спешка, знаете ли…

– Когда миссис Кеттеринг все это вам говорила, где был мужчина?

– Он стоял в другом купе, сэр, и смотрел в окно.

– Вы можете нам его описать?

– Я… понимаете, сэр, я почти его не видела. Почти все время он простоял спиной ко мне. Высокий джентльмен с темными волосами – вот, пожалуй, и все, что я могу сказать. Одет он был обычно – в темно-синее пальто и серую шляпу.

– Этот мужчина был одним из пассажиров этого поезда?

– Не думаю, сэр. Как я поняла, он пришел на вокзал, чтобы увидеться с миссис Кеттеринг, когда она будет через него проезжать. Хотя он мог быть и одним из пассажиров – я об этом никогда не думала…

Казалось, это предположение сбило горничную с толку.

– Ваша хозяйка позже попросила проводника не будить ее утром, – месье Карреж легко поменял тему беседы. – Это было для нее обычным делом?

– О да, сэр. Миссис Кеттеринг никогда не завтракает и плохо спит по ночам, поэтому любит поспать утром.

И опять месье Карреж перешел к новой теме.

– Среди багажа был пурпурный сафьяновый футляр, правда? – спросил он. – В нем ваша хозяйка хранила драгоценности?

– Да, сэр.

– Вы забрали его с собой в «Ритц»?

– Я забрала драгоценности мадам в «Ритц»? Конечно, нет, сэр! – В голосе Мейсон звучал неподдельный ужас.

– Вы оставили его в вагоне?

– Да, сэр.

– А вы не знаете, много ли драгоценностей взяла с собой ваша хозяйка?

– Не так уж и мало, сэр. Из-за этого я чувствовала себя немного не в своей тарелке. Знаете, все эти разговоры об ограблениях за рубежом… Я знаю, что они были застрахованы, но все равно – ведь это же страшный риск. Вы только представьте, хозяйка говорила мне, что одни рубины стоили больше нескольких сотен тысяч фунтов…

– Рубины? Какие еще рубины? – рявкнул вдруг ван Олдин.

– Я думала, что это вы подарили их хозяйке, сэр, не так давно, – повернулась к нему Мейсон.

– Великий боже, – воскликнул миллионер. – Вы же не хотите сказать, что она взяла их с собой? Я же велел оставить их в банке!

Мейсон еще раз негромко кашлянула. По-видимому, кашель был ее отличительным знаком, как горничной. На этот раз он рассказал очень многое. Он рассказал гораздо точнее, чем могли рассказать любые слова, что хозяйка Мейсон была женщиной, которая все делала по-своему.

– Рут сошла с ума, – тихо сказал ван Олдин. – Что же могло ее так ослепить?

Месье Карреж тоже со значением покашлял. Это привлекло внимание миллионера.

– Я думаю, – сказал Карреж, обращаясь к Мейсон, – что на сегодня достаточно. Вы можете пройти в соседнюю комнату, мадемуазель; там вам еще раз прочитают вопросы и ваши на них ответы, и вы подпишете протокол.

Когда Мейсон вышла в сопровождении клерка, ван Олдин обратился к следователю:

– В чем дело?

Месье Карреж открыл ящик стола и вытащил оттуда письмо, которое протянул американцу.

– Вот это мы нашли в сумочке мадам.

Глава 15Граф де ла Рош

Ван Олдин прочитал письмо в полном молчании.

Его лицо от злости стало тускло-розовым. Наблюдавшие за ним заметили, как на его лбу проступили вены и как он крепко сжал свои большие руки в кулаки, даже не заметив этого. Молча он вернул письмо следователю. Месье Карреж пристально смотрел на крышку своего стола, месье Ко изучал потолок, а Эркюль Пуаро был занят тем, что снимал невидимую пылинку с рукава своего пальто. Все они тактично старались не смотреть на ван Олдина.

Месье Карреж первым вспомнил о своих обязанностях и заговорил с американцем.

– Быть может, месье, – тихо проговорил он, – вы знаете, кем было написано данное письмо?

– Да, знаю, – медленно произнес американец.

– И кем же? – спросил следователь.

– Негодяем, который называет себя графом де ля Рош.

В комнате повисла пауза, а затем Пуаро наклонился вперед, поправил линейку, лежавшую на столе у следователя, и обратился напрямую к отцу убитой:

– Месье ван Олдин, все мы здесь понимаем, очень хорошо понимаем, как больно вам сейчас говорить об этих вещах, но поверьте мне, месье, сейчас не время для недоговоренностей. Если мы хотим, чтобы восторжествовало правосудие, мы должны знать абсолютно всё. И если вы подумаете над тем, что я сказал, вы сами поймете, что я прав.

Помолчав несколько мгновений, американец скрепя сердце кивнул в знак согласия.

– Ваша правда, месье Пуаро, – сказал он. – Хотя это и нелегко, я не имею права ничего скрывать.

Комиссар с облегчением вздохнул, а следователь откинулся в кресле и поправил песне на своем длинном носу.

– Может быть, вы расскажете нам, месье ван Олдин, – произнес он, – все, что вы знаете об этом джентльмене?

– Все началось лет одиннадцать – двенадцать назад в Париже. Тогда моя дочь была совсем молодой девушкой, и, как у всех молодых девушек, ее голова была набита никчемной романтической ерундой. Тайком от меня она познакомилась с этим самым графом де ля Рош. Возможно, что вы о нем слышали?

Пуаро и комиссар кивнули.

– Он называет себя графом де ля Рош, но я сомневаюсь, что у него есть право на этот титул.

– Да уж, в Готском альманахе[26] вы такого имени не найдете, – заметил комиссар.

– Я так и думал, – заметил ван Олдин. – Этот человек оказался смазливым и легко внушающим доверие мерзавцем, который обладал невероятным влиянием на женщин. Рут была им совершенно очарована, но очень скоро я прекратил их отношения. Этот человек на поверку оказался обыкновенным аферистом.

– В этом вы абсолютно правы, – согласился комиссар. – Мы хорошо знаем графа де ля Рош. Если б было возможно, мы уже давно упекли бы его в тюрьму, но, к сожалению, все не так просто: этот человек хитер, и он поддерживает отношения только с дамами из высшего общества. И если он выманивает у них деньги путем шантажа или обмана, eh bien, они, естественно, никогда не обращаются в полицию. Они никогда не пойдут на то, чтобы выглядеть дурами в глазах остального мира, а его власть над ними просто невероятна.

– Именно так, – подтвердил миллионер. – О чем это я?.. Ах да, я довольно резко прервал их отношения. Я рассказал Рут о том, что представляет из себя этот жулик, и ей ничего не оставалось делать, как поверить мне. Где-то через год после этого она встретила своего нынешнего мужа и вышла за него замуж. Для меня все на этом и закончилось, однако с неделю назад я, к своему удивлению, узнал, что моя дочь возобновила свои отношения с графом де ля Рош – ее часто видели в его компании в Лондоне и Париже. Я резко указал ей на это бесстыдство, потому что, джентльмены, по моему совету она собирается подать на развод со своим мужем.

– А вот это интересно, – пробормотал Пуаро, не сводя глаз с потолка.

Американец проницательно взглянул на него и продолжил:

– Я указал ей на ту ошибку, которую она совершает, продолжая в этих обстоятельствах встречаться с графом. Мне показалось, что она согласилась с моими доводами.

Следователь деликатно кашлянул.

– Согласно этому письму… – начал он и остановился.

Ван Олдин выдвинул вперед свой квадратный подбородок.

– Я все понимаю. Нет смысла закрывать глаза на очевидные факты. Хоть это и неприятно, мы должны смотреть им в лицо. Совершенно очевидно, что Рут организовала встречу с де ля Рошем в Париже. А после разговора со мной она, очевидно, написала ему и предложила поменять место встречи.

– Isles d’Or, – заметил комиссар, – находятся прямо напротив Йера – отдаленное идиллическое место.

Ван Олдин согласно кивнул.

– Боже мой! Как Рут могла оказаться такой идиоткой? – воскликнул он с горечью. – Вся эта галиматья насчет того, что он пишет книгу о драгоценных камнях… С самого начала ему были нужны только рубины.

– Рубины эти достаточно хорошо известны, – заметил Пуаро. – Изначально они были частью сокровищ русской короны – камни совершенно уникальны и цена их просто фантастическая. Ходили слухи, что их недавно приобрел какой-то американец. Можем ли мы предположить, месье, что этим покупателем были вы?

– Да, – ответил ван Олдин. – Я купил их в Париже дней десять назад.

– Простите мой вопрос, месье, но ведь вы вели переговоры о покупке в течение какого-то времени?

– Чуть больше двух месяцев. А в чем, собственно, дело?

– Такие вещи быстро становятся известными, – пояснил Пуаро. – По следу подобных драгоценностей всегда идет толпа охотников.

Лицо американца свела судорога.

– Помню, – с отчаянием произнес он, – как я еще пошутил с Рут, когда передавал ей камни. Я сказал ей, чтобы она не брала их с собой на Ривьеру, потому что я не могу позволить себе, чтобы ее ограбили и убили из-за этих камней… Боже мой! Как часто мы произносим вещи, даже не думая о том, что они могут сбыться…

Некоторое время все сочувственно молчали, а потом Пуаро произнес отстраненным голосом:

– Давайте разложим известные нам факты по полочкам. Если придерживаться вашего мнения, то вот что произошло: граф де ля Рош узнает, что вы купили рубины, и путем нехитрой комбинации заставляет мадам Кеттеринг взять драгоценности с собою на Ривьеру. В таком случае он именно тот мужчина, которого Мейсон видела на вокзале в Париже.

Все трое согласно кивнули.

– Мадам очень удивлена, увидев его там, но быстро принимает решение. Мейсон отправляется в гостиницу, в купе заказывается корзинка с обедом. От проводника мы знаем, что он застелил постель в первом купе, не заходя во второе, и что во втором в это время вполне мог прятаться мужчина. Таким образом, графа никто не увидел. Никто не знает о том, что он в поезде, кроме мадам, – граф принял все предосторожности, чтобы горничная не увидела его лица. Все, что она может сказать, так это то, что мужчина был высоким и с темными волосами. На редкость туманные сведения. Они одни в купе, а поезд летит сквозь ночь. Никаких криков, никакой борьбы, ведь женщина уверена, что мужчина любит ее…

Сыщик осторожно повернулся к миллионеру.

– Смерть, месье, наступила, по-видимому, мгновенно, поэтому не будем на ней останавливаться. Граф берет футляр с драгоценностями, который лежит здесь же, в купе. Вскоре после этого поезд останавливается в Лионе.

– Совершенно верно, – подхватил месье Карреж. – Проводник выходит из вагона. Для графа не составило труда выйти из вагона незамеченным и пересесть на поезд, идущий в Париж или куда его душе было угодно. А преступление, таким образом, превращалось в обычное ограбление в поезде – если б в сумочке мадам мы не нашли этого письма, то о графе никто бы и не вспомнил.

– Граф совершил ошибку, не обыскав сумочку, – сообщил комиссар.

– Без всякого сомнения, он был уверен, что письмо уничтожено. Это была, простите меня, месье, самонадеянность чистой воды – сохранить его.

– И все-таки, – тихо сказал Пуаро, – может быть, это была та самонадеянность, которую граф должен был предвидеть?

– Что вы имеете в виду?

– А то, что все мы четверо согласны с тем, что граф прекрасно разбирается в одном вопросе: в женщинах. И как же можно поверить в то, что, зная женщин так, как знает их он, граф не смог предвидеть, что мадам оставит это письмо?

– А ведь действительно, – согласился следователь, – в том, что вы говорите, что-то есть. Но, согласитесь, в таких ситуациях человек не всегда контролирует себя и не всегда действует хладнокровно. Mon Dieu[27], – добавил месье Карреж с чувством, – если б все преступники сохраняли хладнокровие и присутствие духа, как бы мы их ловили?

Пуаро улыбнулся про себя.

– Мне кажется, все ясно, – сказал следователь, – но очень трудно доказуемо. Граф сам по себе очень скользкая личность, и если горничная его не опознает…

– А это очень маловероятно, – заметил Пуаро.

– Верно, верно, – потер подбородок следователь. – Это будет нелегко.

– Если он действительно совершил это преступление… – начал Пуаро, но месье Ко прервал его:

– Если? Вы говорите «если»?

– Да, господин судья, я говорю «если».

Комиссар внимательно посмотрел на сыщика.

– Вы правы. Мы все время куда-то спешим. Вполне вероятно, что у графа есть алиби. Тогда мы будем выглядеть дураками.

– А вот это, – сказал Пуаро, – как раз не имеет никакого значения. Естественно, если он совершил преступление, то позаботился и об алиби. Человек, обладающий опытом графа, никогда не забудет о предосторожности. Нет, «если» я говорю по совсем другой причине.

– И по какой же?

Детектив важно поднял указательный палец:

– Психология.

– Простите? – не понял комиссар.

– Здесь что-то не то с психологией. Да, граф мерзавец. Да, граф аферист. Да, граф живет за счет женщин. Предполагал ли он похитить драгоценности мадам? И опять – да. Может ли он совершить убийство? Мой ответ – нет! Такой человек, как граф, всегда будет трусом; он предпочитает не рисковать, предпочитает безопасную, подлую игру – ту, которую англичане называют беспроигрышной. Но убийство – тысячу раз нет! – Пуаро потряс головой с недовольным видом.

Однако следователь, видимо, не собирался с ним соглашаться.

– Всегда наступает день, когда такие типы теряют голову и заходят слишком далеко, – дальновидно заметил он. – Несомненно, это произошло и на этот раз. Мне не хотелось бы спорить с вами, месье Пуаро…

– Я только высказал предположение, – поспешно объяснил сыщик. – Естественно, что расследованием занимаетесь вы и вы будете поступать так, как считаете нужным.

– По моему собственному мнению, граф – это тот человек, который нам нужен, – заявил месье Карреж. – Вы согласны со мной, месье комиссар?

– Абсолютно.

– А вы, месье ван Олдин?

– Да, – ответил миллионер. – Да. Этот человек абсолютный негодяй, в чем нет никаких сомнений.

– Боюсь, что его трудновато будет разыскать, – заметил следователь, – но мы сделаем все возможное. Я немедленно телеграфирую соответствующие инструкции.

– Позвольте мне помочь вам, – вмешался Пуаро. – Я не думаю, что здесь нас ждут какие-то трудности.

– Как так?

Все уставились на него, и маленький человечек ответил всем радостной улыбкой.

– Моя профессия – это знать о людях все, – пояснил он. – А граф – человек известный. Сейчас он на вилле, которую здесь снимает. На вилле «Марина» в Антибе.

Глава 16Пуаро задает вопросы

Все с уважением посмотрели на Пуаро. Без сомнения, этим заявлением сыщик сразу же заработал себе много очков.

Комиссар в смущении рассмеялся.

– Вы учите нас, как нам надо делать свое дело, – воскликнул он. – И знаете вы гораздо больше полиции.

Пуаро с притворной скромностью самодовольно уставился в потолок.

– Ничего не поделаешь, – негромко заметил он, – это мое маленькое хобби – знать о людях все. И у меня есть время им заниматься, ведь других дел у меня не так много.

– Вот именно, – напыщенно произнес комиссар. – А у меня…

И он жестом показал, сколько дел ежедневно сваливалось на его плечи.

Пуаро неожиданно повернулся к американцу.

– Вы согласны с таким подходом, месье? Вы уверены, что граф де ля Рош – убийца?

– Ну, я не знаю… наверное, да.

Колебание, прозвучавшее в этих словах, заставило следователя пристально посмотреть на американца. Ван Олдин почувствовал, что за ним пристально наблюдают, и, казалось, попытался избавиться от какого-то предубеждения.

– А что насчет моего зятя? – спросил он. – Вы ему уже обо всем рассказали? Ведь он тоже в Ницце, насколько я понимаю.

– Конечно, месье, – комиссар заколебался, а потом сдержанно произнес: – Вы ведь, несомненно, знаете, что он ехал на том же поезде?

Миллионер утвердительно кивнул.

– Узнал об этом перед самым отъездом, – лаконично произнес он.

– Нам он рассказал, – продолжил комиссар, – что не знал, что его жена едет тем же поездом.

– Уверен, что не знал, – угрюмо согласился американец. – Для него встреча с ней была бы неприятным шоком. Я не собираюсь смягчать факты, – заявил ван Олдин, увидев, что трое мужчин смотрят на него вопросительно. – Никто не знает, что пришлось пережить моей бедной девочке. Кеттеринг был не один – с ним была женщина.

– Неужели?

– Мирей, танцовщица.

Месье Карреж и комиссар посмотрели друг на друга и кивнули, как будто подтверждая какие-то свои прошлые мысли. Следователь откинулся в своем кресле, соединил перед собой пальцы обеих рук и уставился в потолок.

– Неужели? – повторил он. – А то мы всё не могли понять… – он кашлянул. – Слухами земля полнится.

– Эта дама пользуется весьма дурной славой, – пояснил месье Ко.

– А кроме того, – мягко заметил Пуаро, – она еще и очень дорогая женщина.

Кровь бросилась в лицо ван Олдину. Миллионер наклонился вперед и хлопнул рукой по столу.

– Послушайте! – воскликнул он. – Мой зять – законченный негодяй. – Переводя взгляд с одного лица на другое, продолжил: – И я это очень хорошо знаю. Симпатичный, с обходительными манерами… В какой-то момент и я был им очарован. Думаю, что он разыграл тут целую трагедию, когда вы сообщили ему новости. То есть если он уже их не знал.

– Да нет, для него это было полной неожиданностью. Он был потрясен.

– Проклятый лицемер, – заметил ван Олдин. – Наверняка разыграл здесь большое горе?

– Да нет же, – осторожно сказал комиссар. – Я бы так не сказал. А вы что скажете, месье Карреж?

Следователь соединил кончики пальцев и полуприкрыл глаза.

– Шок, растерянность, ужас – это все было, – задумчиво проговорил он, – а вот большого горя не наблюдалось.

– Позвольте спросить вас, месье ван Олдин, – вмешался Пуаро, – месье Кеттеринг что-то получает в случае смерти вашей дочери?

– И не так уж мало – два миллиона, – ответил американец.

– Долларов?

– Фунтов. Я положил эти деньги на имя Рут в день ее замужества. Она не написала завещания и не имеет детей, так что деньги достанутся ее мужу.

– С которым она была на грани развода, – негромко повторил Пуаро.

– Именно так.

Комиссар, повернувшись, внимательно посмотрел на сыщика.

– Уж не хотите ли вы сказать… – начал он.

– Я ничего не хочу сказать, – прервал его Пуаро. – Раскладываю факты по полочкам, вот и все.

Ван Олдин смотрел на него со все возрастающим интересом.

Человечек встал.

– Не думаю, что смогу быть вам еще полезен, месье судья, – сказал он вежливо, кланяясь месье Каррежу. – Надеюсь, вы будете информировать меня о том, что происходит? Это будет очень мило с вашей стороны.

– Ну конечно. Обязательно.

Ван Олдин тоже встал.

– А от меня вам что-нибудь еще нужно?

– Нет, месье. На данный момент у нас есть вся необходимая информация.

– Тогда я немного прогуляюсь с месье Пуаро. Если он, конечно, не против.

– Почту за честь, – ответил сыщик с поклоном.

Ван Олдин зажег большую сигару и предложил такую же Пуаро. Сыщик отказался, предпочтя свои крохотные сигаретки. Обладая воистину железным характером, ван Олдин выглядел и вел себя как ни в чем не бывало.

Пройдя несколько минут в полном молчании, миллионер обратился к сыщику:

– Если я правильно вас понял, месье Пуаро, то вы ушли на покой?

– Именно так, месье. Теперь я наслаждаюсь жизнью.

– Но все-таки вы помогаете полиции в расследовании этого дела?

– Месье, когда на улице врач проходит мимо жертвы несчастного случая, разве он говорит: «Я уже отошел от дел, и я продолжу свою прогулку», – если человек перед ним истекает кровью? Если б я уже был в Ницце и полиция послала бы за мной с просьбой о помощи, – я бы отказался. Но это происшествие даровано мне самим Господом.

– Вы были на месте преступления, – задумчиво сказал ван Олдин. – Вы ведь осматривали купе, не так ли?

Пуаро согласно кивнул.

– И, несомненно, нашли какие-то вещи, которые заставили вас задуматься?

– Возможно, – ответил детектив.

– Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню? – спросил Руфус. – С одной стороны, мне кажется, что с этим графом де ля Рош все абсолютно ясно, с другой – я далеко не дурак. Я внимательно наблюдал за вами весь последний час, и мне кажется, что по каким-то свои причинам вы не согласны с официальной версией?

– Но я ведь могу и ошибаться, – Пуаро пожал плечами.

– Вот мы и добрались до той услуги, о которой я хочу вас попросить. Вы согласны действовать от моего имени во всем этом расследовании?

– Лично от вашего имени?

– Именно это я имею в виду.

Пуаро помолчал несколько секунд.

– А вы понимаете, о чем просите? – спросил он наконец.

– Думаю, что да, – ответил американец.

– Очень хорошо. Согласен, – сказал Пуаро. – Но в этом случае вы должны абсолютно честно отвечать на мои вопросы.

– Ну, конечно. Это не подлежит обсуждению.

Манеры Пуаро изменились – теперь перед ван Олдином стоял деловой и довольно бесцеремонный мужчина.

– Этот вопрос о разводе, – задал он первый вопрос. – Вы лично посоветовали дочери начать процесс?

– Да.

– Когда?

– Дней десять назад. Я получил от нее письмо, в котором она жаловалась на своего мужа, и прямо заявил ей, что развод – это единственный выход из создавшейся ситуации.

– А на что именно она жаловалась?

– Его стали часто видеть в обществе женщины с дурной репутацией, той самой, о которой мы говорили, – танцовщицы Мирей.

– Танцовщицы… Ха-ха! И мадам Кеттеринг была против? Она что, любила своего мужа?

– Я бы так не сказал, – ответил Руфус, немного поколебавшись.

– Страдало не ее сердце, а ее гордость – вы это хотите сказать?

– Да, думаю, можно сказать и так.

– Полагаю, что женитьба эта не была счастливой с самого начала?

– Дерек Кеттеринг прогнил до самой сердцевины, – объяснил ван Олдин. – Он просто не в состоянии сделать женщину счастливой.

– Он, как вы говорите по-английски, – никудышный человек, правильно?

Ван Олдин кивнул.

– Très bien! Вы посоветовали мадам подать на развод, и она согласилась, после чего вы проконсультировались с вашими адвокатами. А когда месье Кеттеринг узнал о том, что его ожидает?

– Я сам пригласил его к себе и все ему рассказал.

– И что он сказал? – мягко поинтересовался Пуаро.

Лицо ван Олдина потемнело от воспоминаний.

– Он был абсолютно бесстрастен.

– Простите меня за этот вопрос, месье, но ваш зять упоминал о графе де ля Рош?

– Он не называл его имени, – с неохотой проворчал американец, – но дал понять, что ему все известно.

– А каково, если мне позволено узнать, сейчас финансовое положение месье Кеттеринга?

– А вы что, считаете, что я должен это знать? – спросил ван Олдин, поколебавшись.

– Мне кажется, что вы получили соответствующую информацию по данному вопросу.

– Ну что ж, вы правы. Я выяснил, что Кеттеринг банкрот.

– А теперь он вдруг наследует два миллиона фунтов! Странно, не правда ли?

Ван Олдин проницательно посмотрел на сыщика.

– Что вы имеете в виду?

– Морализирую, думаю, философствую… Но давайте вернемся к делу. Месье Кеттеринг, по-видимому, не собирался разводиться совсем без борьбы?

Ван Олдин молчал некоторое время, а потом сказал:

– Мне не были известны его намерения.

– Вы больше с ним не общались?

Опять пауза.

– Нет, – наконец ответил американец.

Пуаро резко остановился, снял шляпу и протянул руку своему спутнику.

– Должен пожелать вам всего наилучшего, месье. К сожалению, ничем вам помочь не смогу.

– Что вы хотите этим сказать? – сердито переспросил ван Олдин.

– Если вы не говорите правды, то я ничего не могу для вас сделать.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Думаю, что очень хорошо понимаете. Вы можете быть уверены, месье ван Олдин, что я умею хранить тайну.

– Ну что же, тогда ладно, – решился американец. – Признаюсь, что не сказал вам всей правды. У меня был еще один контакт с моим зятем.

– И какой же?

– Если быть точным, я послал к нему своего секретаря, майора Найтона, с указанием предложить ему отступные в размере ста тысяч фунтов, если он не будет защищаться в суде.

– Неплохие деньги, – прокомментировал Пуаро. – И что же вам ответил ваш зять?

– Он велел передать мне, чтобы я катился к черту, – коротко ответил миллионер.

– Ах вот как! – сказал детектив.

На лице его не отразилось никаких эмоций – он просто раскладывал факты по полочкам.

– Месье Кеттеринг сказал в полиции, что не виделся и не разговаривал со своей женой во время путешествия из Англии. Как вы думаете, месье, ему можно верить?

– Думаю, что да, – ответил ван Олдин. – Думаю, что он очень старался не попасться ей на глаза.

– Почему?

– Потому что он был вместе с этой женщиной.

– С Мирей?

– Вот именно.

– А откуда вы это знаете?

– Один из моих людей, которому я поручил следить за зятем, рассказал мне о том, что оба они выехали тем же поездом.

– Понятно, – сказал Пуаро. – И в этом случае, как вы уже сказали, он бы не решился разговаривать с мадам Кеттеринг…

Человечек замолчал, и ван Олдин не решился прервать его размышления.

Глава 17Аристократ и джентльмен

– Вы никогда не были раньше на Ривьере, Джордж? – спросил Пуаро у своего слуги на следующее утро.

Джордж был слугой Пуаро, англичанином до мозга костей, с неподвижным, ничего не выражающим лицом.

– Нет, сэр. Я был здесь два года тому назад, когда находился в услужении у лорда Эдварда Фрамптона.

– А сегодня, – пробормотал его хозяин, – вы находитесь здесь вместе с Эркюлем Пуаро. Как все-таки растут люди…

Слуга никак не прокомментировал высказывание своего хозяина. После приличествующей ситуации паузы он спросил:

– Коричневый пиджачный костюм, сэр? Ветер сегодня довольно прохладный.

– Но там на жилетке жирное пятно, – возразил сыщик. – Кусочек филе de sole a la Jeanette[28] оставил на нем свой след, когда я обедал в «Ритце» в прошлый вторник.

– Сейчас на ней уже нет никакого жирного пятна, сэр, – с укором произнес Джордж. – Я его убрал.

– Très bien! – воскликнул Пуаро. – Я вами доволен, Джордж.

– Спасибо, сэр.

После короткой паузы сыщик задумчиво проговорил:

– Представьте себе, мой дорогой Джордж, что вы были рождены в том же обществе, как и ваш прошлый хозяин, лорд Фрамптон, и что, хотя вы сами бедны как церковная крыса, вы женитесь на очень богатой женщине. А потом ваша жена решает развестись с вами, и на то у нее есть веские причины. Что вы в этом случае будете делать?

– Я постараюсь сделать все, сэр, – ответил Джордж, – что в моих силах, чтобы она поменяла свои намерения.

– Мирными или насильственными способами?

Джордж выглядел шокированным.

– Простите меня, сэр, но джентльмен и аристократ не будет вести себя как уайтчепелский[29] хулиган. Он никогда не поступит низко.

– Вы в этом уверены, Джордж? А вот я с некоторых пор сомневаюсь… Хотя, может быть, вы и правы.

В дверь постучали. Джордж осторожно приоткрыл ее на пару дюймов. Послышался приглушенный диалог, а затем слуга вернулся назад к Пуаро.

– Записка, сэр.

Записка была от месье Ко, комиссара полиции.

Мы собираемся допросить графа де ля Рош. Судья очень просит, чтобы вы присутствовали на допросе.

– Джордж, побыстрее, мой костюм. Мне надо торопиться.

Через пятнадцать минут, выглядящий на все сто в своем коричневом костюме, Пуаро вошел в комнату следователя. Месье Ко был уже там и вместе с месье Каррежем поприветствовал сыщика с подчеркнутой любезностью.

– Дело становится все запутанней, – пояснил он. – Получается, что граф де ля Рош прибыл в Ниццу за день до убийства.

– Но если это так, то все ваши сомнения отпадают, – заметил Пуаро.

Месье Карреж прочистил горло.

– Мы не должны принимать это алиби без тщательной проверки, – объявил он и нажал на звонок, находившийся на его столе.

Через минуту в комнату вошел высокий мужчина с темными волосами и с очень надменным выражением лица. Он выглядел настолько аристократично, этот граф, что сама мысль о том, что его отец был торговцем зерном в Нанте, к тому же проворачивавшим какие-то темные делишки, выглядела абсолютной ересью. Глядя на него, можно было поклясться, что его бесчисленные родственники погибли под ножом гильотины во времена Французской революции.

– Вот я и пришел, джентльмены, – надменно произнес граф. – Могу я поинтересоваться, по какой причине вы меня пригласили?

– Прошу вас, присаживайтесь, месье граф, – вежливо предложил следователь. – А пригласили мы вас по поводу смерти мадам Кеттеринг, которую мы расследуем.

– По поводу смерти мадам Кеттеринг? Я вас не понимаю.

– Вы ведь были – а-пчхи! – знакомы с этой леди, месье граф, не так ли?

– Естественно, я был с нею знаком. Но какое это имеет значение?

Вставив монокль, он холодно оглядел комнату, остановив свой взгляд на Пуаро, который рассматривал графа с невинным восхищением, что явно польстило тщеславию последнего.

Месье Карреж откинулся в кресле и еще раз откашлялся.

– Вам, вероятно, неизвестно, месье граф, – следователь сделал паузу, – что мадам Кеттеринг была убита?

– Убита? Мой бог, какой ужас! – И удивление, и горе были блестяще разыграны, так блестяще, что казались действительно неподдельными.

– Ее задушили на перегоне между Парижем и Лионом, – продолжил месье Карреж. – А драгоценности похитили.

– Это просто чудовищно! – горячо воскликнул граф. – Полиция просто обязана что-то сделать с этими бандитами в поездах. Сегодня там просто невозможно чувствовать себя в безопасности.

– В сумочке мадам, – судья не обратил внимания на высказывание графа, – мы нашли ваше письмо, адресованное ей, из коего понятно, что вы должны были встретиться.

Граф пожал плечами и развел руки.

– Запираться не имеет смысла, – откровенно сказал он. – Все мы здесь взрослые люди. Только пусть это останется между нами… Да, я признаю это.

– Я полагаю, что вы встретили ее в Париже и приехали сюда вместе с нею? – спросил месье Карреж.

– Таков был первоначальный план, но, по желанию мадам, он изменился. Я должен был встретить ее в Йере.

– И вы не встречали ее вечером четырнадцатого числа на Лионском вокзале?

– Напротив, утром того дня я прибыл в Ниццу, так что то, о чем вы говорите, просто физически невозможно.

– Действительно так, – согласился месье Карреж. – Кстати, не могли бы вы рассказать мне о ваших передвижениях днем и вечером четырнадцатого числа?

Граф на минуту задумался.

– Я пообедал в Монте-Карло в «Кафе де Пари»[30], а после этого направился в «Ле Спортинг»[31]. Там я выиграл несколько тысяч франков. – Граф пожал плечами. – И вернулся домой, наверное, около часа ночи.

– Простите, месье. А как вы вернулись домой?

– На своей собственной двухместной машине.

– В ней с вами никого не было?

– Нет.

– А кто может подтвердить ваш рассказ?

– Наверняка множество моих знакомых видели меня в тот вечер. Но обедал я в одиночестве.

– Когда вы вернулись на виллу, вас впустил ваш слуга?

– Нет, я открыл дверь собственным ключом.

– Понятно, – пробормотал следователь.

Он еще раз нажал на звонок на своем столе. Дверь открылась, и на пороге появился посыльный.

– Пригласите горничную Мейсон, – распорядился полицейский.

– Слушаюсь, месье судья.

Ввели Аду Мейсон.

– Будьте любезны, мадемуазель, взгляните на этого джентльмена. Постарайтесь вспомнить, насколько это возможно, это он вошел в купе вашей хозяйки в Париже?

Горничная долго и внимательно разглядывала графа, который, как заметил Пуаро, чувствовал себя не очень уверенно под ее взглядами.

– Не могу сказать абсолютно точно, месье, – произнесла наконец Мейсон. – Может быть, он, а может быть, и не он. Ведь видела я его только со спины, поэтому точно сказать трудно. Но все-таки думаю, что это он.

– Но вы не уверены?

– Н-е-е-т, – нехотя призналась Мейсон. – Н-е-е-т, я не уверена.

– А раньше, на Керзон-стрит, вы этого джентльмена встречали?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Дело в том, что я и не должна была видеть всех, кто приходил в дом, – пояснила она. – Только тех, кто останавливался на какое-то время.

– Очень хорошо. Этого достаточно, – резко закончил разговор следователь. Было видно, что он разочарован.

– Минуточку, – вмешался Пуаро. – Я бы хотел, если можно, задать вопрос мадемуазель.

– Ну конечно, месье Пуаро. Конечно, вне всякого сомнения.

Сыщик обратился к горничной:

– А что случилось с билетами?

– С билетами, сэр?

– Ну да, с билетами из Лондона в Ниццу.

– У хозяйки был собственный билет в пульман, сэр. Остальные находились у меня.

– И что с ними случилось?

– Я отдала их французскому проводнику, сэр; он сказал, что так положено. Надеюсь, я правильно поступила, сэр?

– Да, да, совершенно правильно. Я просто уточняю детали.

И комиссар, и месье Карреж с любопытством посмотрели на маленького детектива. Мейсон стояла, не зная, что ей делать, пока следователь коротким жестом не отпустил ее, после чего она вышла из комнаты.

Пуаро написал несколько слов на бумажке и передал ее следователю. Морщины на лбу последнего разгладились.

– Итак, джентльмены, – высокомерно произнес граф, – я вам еще нужен?

– Ну конечно, нет, нет, сэр, – поспешно ответил месье Карреж с большим уважением. – Теперь нам все понятно в том, что касается вашей роли во всем этом деле. Но согласитесь, что в связи с найденным у мадам письмом мы были обязаны вас допросить.

Граф встал, взял в углу свою изысканную трость и, коротко кивнув на прощание, вышел из комнаты.

– Вот таким вот образом, – произнес следователь. – Вы абсолютно правы, месье Пуаро, – пусть думает, что вне подозрений. Пара моих людей будет незаметно сопровождать его днем и ночью, а мы пока займемся вопросом его алиби. Мне оно представляется довольно зыбким.

– Возможно, – задумчиво произнес Пуаро.

– Еще я пригласил месье Кеттеринга зайти сюда сегодня утром, – продолжил следователь. – Хотя мне и кажется, что из него больше ничего не вытянешь, пара подозрительных обстоятельств все же остались невыясненными… – Следователь замолчал, потирая нос.

– Например? – спросил Пуаро.

– Ну, например, – месье Карреж откашлялся, – эта женщина, с которой, как говорят, он вместе ехал, – мадемуазель Мирей. Она живет в одном отеле, а он – в другом. Мне это кажется несколько… э-э-э… странным.

– Создается впечатление, – вмешался месье Ко, – что они осторожничают.

– Именно так! – воскликнул месье Карреж с триумфом. – А какой смысл им осторожничать?

– Вы хотите сказать, что излишняя осторожность вызывает подозрения? – задал вопрос Пуаро.

– Совершенно верно.

– Ну что ж, – тихо проговорил детектив, – думаю, что мы готовы задать месье Кеттерингу пару вопросов.

Следователь отдал распоряжение, и через несколько мгновений Дерек Кеттеринг – как всегда, сама галантность – появился в комнате.

– Доброе утро, месье, – вежливо произнес судья.

– Доброе утро, – коротко ответил Дерек. – Вы за мной посылали. Есть что-то новенькое?

– Прошу вас, присядьте, месье.

Дерек сел, небрежно бросив шляпу и трость на стол.

– Итак, – нетерпеливо произнес он.

– Пока у нас нет ничего нового, – осторожно сказал месье Карреж.

– Очень интересно, – сухо сказал Кеттеринг. – И вы пригласили меня, чтобы сообщить мне именно об этом?

– Мы подумали, месье, что вы захотите узнать, как продвигается расследование, – сурово заметил следователь. – Даже если нет никакого прогресса. И, кроме того, мы хотели бы задать вам пару вопросов.

– Задавайте.

– Вы абсолютно уверены, что не встречали свою жену в поезде и не говорили с нею?

– На этот вопрос я уже отвечал. Да.

– У вас на это, без сомнения, были свои причины.

Дерек подозрительно посмотрел на следователя.

– Я-не-знал-что-она-едет-этим-же-поездом, – медленно произнес он, отделяя каждое слово, как будто бы говорил со слабоумным.

– Да, да. Именно так вы и говорили, – согласился месье Карреж.

Лицо Дерека исказила гримаса.

– Я бы хотел понять, на что вы намекаете… Знаете, что я думаю, месье Карреж?

– Что вы думаете, месье?

– Я думаю, что французскую полицию хвалят совершенно незаслуженно. Уверен, что у вас должна быть хоть какая-то информация об этих бандах, орудующих в поездах. Возмутительно, что подобные вещи могут происходить в поездах класса «люкс» и что французская полиция бессильна что-либо с этим сделать…

– Не волнуйтесь, месье, мы этим как раз сейчас и занимаемся.

– Если я правильно понимаю, мадам Кеттеринг не оставила завещания, – неожиданно вмешался Пуаро, соединив пальцы рук и не отводя взгляда от потолка.

– Думаю, что нет, – ответил Кеттеринг. – Ну и что?

– И вы здесь наследуете милое маленькое состояние, – заметил Пуаро. – Очень милое маленькое состояние.

Хотя он продолжал смотреть в потолок, краем глаза сыщик увидел, как Дерек Кеттеринг внезапно покраснел.

– Что вы этим хотите сказать? И кто вы, черт побери, такой?

Пуаро осторожно выпрямил ноги, оторвал взгляд от потолка и взглянул прямо в лицо молодого человека.

– Меня зовут Эркюль Пуаро, – спокойно ответил он, – и я, наверное, самый великий детектив в мире. Вы абсолютно уверены, что не встречались и не говорили с вашей женой в поезде?

– На что это вы намекаете? Вы что, хотите сказать, что я… что я убил ее?

Неожиданно Дерек рассмеялся.

– Я не должен терять самообладания – все это совершенно абсурдно. Если я, как вы говорите, убил ее, то мне совершенно не нужны были ее драгоценности, правда?

– Вот это абсолютная правда, – сказал сыщик с убитым видом. – Об этом я как-то не подумал.

– Если вы хотите увидеть абсолютно идеальный случай убийства и ограбления, то он перед вами, – заметил Дерек Кеттеринг. – Бедняжка Рут, все произошло из-за этих проклятых рубинов… Наверное, стало известно, что они у нее с собой. Ведь из-за них уже убивали и раньше, не так ли?

Пуаро неожиданно выпрямился в своем кресле. В глазах его появилось чуть заметное зеленое свечение. Он очень походил на откормленного, пижонистого кота.

– Вы позволите еще один вопрос, месье Кеттеринг? – спросил сыщик. – Назовите дату, когда вы в последний раз виделись со своей женой.

– Дайте вспомнить, – задумался Кеттеринг. – Думаю, что это было недели три назад, но точной даты, к сожалению, назвать не могу.

– Не важно, – сухо произнес детектив, – это все, что я хотел узнать.

– Итак, – нетерпеливо произнес Дерек, – что-нибудь еще?

Он взглянул на месье Каррежа, который в свою очередь посмотрел на Пуаро, ища у него поддержки. Сыщик чуть заметно покачал головой.

– Нет, месье Кеттеринг, – вежливо произнес следователь, – думаю, что мы больше не будем мучить вас. Всего вам доброго.

– Всего хорошего, – ответил Дерек и, выходя, громко хлопнул за собой дверью.

Пуаро подался вперед и быстро заговорил, как только дверь захлопнулась.

– Скажите мне, – потребовал он со всей категоричностью, обращаясь к следователю, – когда вы говорили о рубинах с месье Кеттерингом?

– Ни о чем подобном я с ним не говорил, – ответил Карреж. – Мы сами узнали о них от месье ван Олдина только вчера вечером.

– Да, но о них упоминается в письме графа…

На лице следователя появилось обиженное выражение.

– Естественно, что я не говорил об этом письме с месье Кеттерингом, – Карреж был в шоке. – Это совершенно неблагоразумно в нынешних обстоятельствах.

Побарабанив пальцами по столу, Пуаро задал негромкий вопрос:

– Тогда как он узнал о них? Мадам ему сказать не могла – он не видел ее около трех недель. Маловероятно, что о них упоминали месье ван Олдин или его секретарь – они говорили с Кеттерингом совсем о другом; в газетах рубины тоже не упоминались.

Сыщик поднялся и взял свою шляпу и трость.

– И все-таки, – пробормотал он самому себе, – наш джентльмен все о них знает. Интересно, очень интересно!

Глава 18Дерек обедает

Выйдя из полиции, Дерек Кеттеринг направился прямо в «Негреско»[32], где заказал пару коктейлей и залпом их выпил, – после чего задумчиво уставился на сверкающую голубую поверхность моря. Он автоматически фиксировал проходящих мимо людей – невероятно скучная толпа, плохо одетая и совершенно неинтересная. В нынешние дни было очень сложно заметить что-то, стоящее внимания. Однако его последнее впечатление быстро изменилось, когда за стол невдалеке от него села женщина. Она была одета в великолепное сочетание оранжевого и черного цветов с маленькой шляпкой, бросавшей тень на ее лицо. Дерек заказал третий коктейль и опять уставился на море. Неожиданно он вздрогнул. Его нос почувствовал запах хорошо знакомых духов, и он поднял глаза, чтобы увидеть, что оранжево-черная женщина стоит возле него. Теперь он смог рассмотреть ее лицо и узнать его – это была Мирей. Она улыбалась своей нахальной и соблазнительной улыбкой, которую он так хорошо знал.

– Дериик, – промурлыкала женщина, – ты ведь рад меня видеть, правда? – Она уселась с противоположного конца стола, продолжая издеваться: – Ну, так поприветствуй меня, глупыш.

– Это такое неожиданное удовольствие, – сказал Дерек. – Ты когда уехала из Лондона?

– День… может быть, два назад, – танцовщица пожала плечами.

– А как же «Парфенон»?

– А я дала им – как это говорится? – отставку.

– Правда?

– А ты не очень любезен, Дериик.

– А ты ожидала чего-то другого?

Мирей закурила сигарету и несколько минут молчала, а потом сказала:

– Ты считаешь, что встречаться так быстро после всего – это неблагоразумно?

Дерек уставился на нее, а затем спросил, пожав плечами:

– Ты что, обедаешь здесь сегодня?

– Mais oui[33]. Я обедаю с тобой.

– Мне очень жаль, – сказал Дерек, – но у меня сегодня очень важное дело.

– Mon Dieu! Все вы, мужчины, совсем как дети! – воскликнула танцовщица. – А ты вообще все время ведешь себя со мною как избалованный ребенок, – начиная с того дня, когда ты вылетел из моей квартиры, противный… Ах, mais c’est un oui![34]

– Моя дорогая девочка, – заметил Дерек, – я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. Мы же договорились в Лондоне, что крысы бегут с тонущего корабля, и больше нам говорить не о чем.

Несмотря на то что говорил он ничего не значащим тоном, лицо его было напряженным и измученным. Мирей неожиданно подалась вперед.

– Тебе не удастся обмануть меня, – прошептала она. – Я знаю, что ты для меня сделал.

Дерек внимательно посмотрел на женщину. Что-то в ее голосе привлекло его внимание.

Танцовщица наклонила голову.

– Не бойся, я умею хранить тайны. Ты просто великолепен! Ты очень смел, но не забывай, что мысль-то тебе подала я. Помнишь, тогда, в тот день в Лондоне, я сказала тебе, что иногда бывают несчастные случаи… Ты ведь не в опасности? Полиция тебя не подозревает?

– Какого черта…

– Тише, – женщина подняла тонкую руку с оливковой кожей и с единственным кольцом с громадным изумрудом на мизинце. – Ты прав, мне не следует говорить об этом в публичном месте. Мы вообще не будем больше говорить об этом, но все наши беды теперь позади. Теперь мы с тобой заживем великолепно, просто великолепно!

Неожиданно Дерек рассмеялся хриплым, неприятным смехом.

– Итак, крысы возвращаются, не так ли? Два миллиона способны изменить многое, правда? Мне надо было это предвидеть, – он опять засмеялся. – Ты ведь поможешь мне потратить эти два миллиона, а, Мирей? Ни одна женщина в мире не справится с этим лучше тебя.

– Да тише ты, – воскликнула танцовщица. – Что с тобой вообще происходит, Дериик? Посмотри, на нас уже люди оборачиваются…

– Со мной? Хорошо, я скажу тебе, что происходит: между нами все кончено, Мирей! Ты слышишь?! Кончено!

Реакция Мирей была совсем не той, которую он ожидал увидеть. Она молча смотрела на него несколько минут, а потом мягко улыбнулась.

– Ну что за ребенок! Ты сердишься, ты расстроен, и все из-за того, что я – практичная женщина. Разве я не говорила всегда, что обожаю тебя?

Она наклонилась вперед.

– Но я знаю тебя, Дериик. Посмотри, это ведь твоя Мирей говорит с тобой. Ты без нее жить не сможешь, и ты это знаешь. Я тебя и раньше любила, а теперь буду любить в тысячу раз сильней. Я сделаю твою жизнь прекрасной, просто восхитительной. Ведь на свете нет никого лучше Мирей…

Ее глаза прожигали его насквозь. Она видела, как Кеттеринг побледнел и задержал дыхание, и внутренне улыбнулась с удовлетворением. Танцовщица прекрасно знала о своей магической власти над мужчинами.

– Ну вот, с этим покончено, – мягко закончила она и тихонько засмеялась. – А теперь, Дериик, ты накормишь меня обедом?

– Нет, – он резко вдохнул и встал на ноги. – Мне очень жаль, но я уже говорил тебе, что у меня свидание.

– Ты что, обедаешь здесь еще с кем-то? Ерунда, ни за что в это не поверю.

– Я обедаю вон с той дамой.

Дерек резко подошел к женщине в белом, которая только что поднялась по ступенькам. Прерывающимся голосом он обратился к ней:

– Мисс Грей, вы не откажетесь… вы согласитесь со мной пообедать? Если помните, мы встречались с вами у леди Тэмплин.

Кэтрин несколько минут смотрела на него своими серыми задумчивыми глазами, которые так о многом могли рассказать.

– Спасибо, – ответила она после паузы. – С удовольствием.

Глава 19Неожиданный посетитель

Граф де ля Рош как раз закончил завтрак, который состоял из омлета с ароматными травами, антрекота по-беарнски и savarin au rhum[35].

Осторожно вытирая свои роскошные усы салфеткой, он встал из-за стола и прошел через салон виллы, с удовольствием замечая некоторые предметы искусства, которые были небрежно разбросаны по комнате. Здесь были табакерка Людовика XV, атласная туфелька Марии-Антуанетты и несколько других вещей, которые составляли мизансцену дома графа. Своим посетителям он объяснял, что эти вещи передаются в его семье из поколения в поколение.

Выйдя на веранду, де ля Рош невидящими глазами посмотрел на окружающую его красоту. Сейчас ему было не до этой экзотики. Прекрасно разработанный план был неожиданно разрушен до основания, и теперь надо было придумывать что-то новое. Вытянувшись в плетеном кресле и зажав сигарету в белых пальцах, граф глубоко задумался. Его слуга Ипполит вкатил тележку с кофе и ликерами. Граф выбрал старый ароматный коньяк.

Когда слуга уже собрался уходить, де ля Рош легким жестом остановил его. Ипполит принял позу уважительного внимания. И хотя на его лице не было видно никакого почтения, однако манера его поведения с успехом компенсировала этот недостаток. Сейчас он был воплощением уважительного отношения к хозяину.

– Вполне возможно, – сказал граф, – что в ближайшие несколько дней в доме будут появляться всякие незнакомые люди. Они будут искать знакомства с вами и Мари. А возможно, будут задавать разные вопросы, касающиеся меня.

– Да, месье граф.

– Не исключаю, что нечто подобное уже происходило?

– Нет, месье граф.

– Здесь не появлялся никто чужой? Вы уверены?

– Здесь никто не появлялся, месье граф.

– Очень хорошо, – сухо произнес де ля Рош. – Но они обязательно появятся, я в этом уверен. И они будут задавать вопросы.

Ипполит в ожидании смотрел на графа умными глазами.

– Как вы знаете, прибыл я сюда во вторник утром. Если вас спросит полиция или кто-нибудь еще, не забывайте об этом. Я прибыл во вторник, четырнадцатого, а не в среду, пятнадцатого.

– Все ясно, месье граф.

– В тех делах, в которых замешана женщина, всегда надо уметь держать язык за зубами. Я уверен, Ипполит, что вы это умеете.

– Я умею держать язык за зубами.

– А Мари?

– Тоже. Я за нее отвечаю.

– Ну, тогда хорошо, – пробормотал граф.

После ухода Ипполита граф с задумчивым видом стал пить свой кофе. Время от времени он улыбался, однажды слегка покачал головой и дважды кивнул. В самый разгар этих размышлений вновь появился Ипполит.

– Месье, к вам дама.

– Дама?

Граф был удивлен, но не потому, что визит женщины был чем-то из ряда вон выходящим на вилле «Марина», а потому, что ему в голову не могло прийти, кто это может быть.

– Мне кажется, что эту даму месье не знает, – с готовностью добавил слуга.

Граф был заинтригован.

– Проводите ее сюда, Ипполит, – распорядился он.

Через мгновение на террасе появилось восхитительное оранжево-черное видение, сопровождаемое сильным ароматом экзотических цветов.

– Граф де ля Рош?

– К вашим услугам, мадемуазель, – ответил тот, кланяясь.

– Меня зовут Мирей. Вы могли обо мне слышать.

– Ну конечно, мадемуазель! Кто же не восхищался танцами мадемуазель Мирей! Совершенно изумительно!

На эти комплименты танцовщица ответила механической улыбкой.

– Я настолько бесцеремонно вторглась в ваш дом…

– Умоляю вас, присядьте! – воскликнул граф, придвигая женщине стул.

Скрываясь за галантными манерами, он внимательно изучал посетительницу. Де ля Рош знал о женщинах почти все. Правда, он не имел большого опыта общения с женщинами типа Мирей – они были такими же хищницами, как и сам граф. В каком-то смысле он и танцовщица были одного поля ягодами. Граф понимал, что его чары не произведут на Мирей никакого впечатления. Однако от внимания де ля Роша не ускользнула одна подробность в поведении женщины. Он сразу же понял, что женщина, которая к нему пришла, была разозлена, а разозленные женщины, в этом граф не сомневался, всегда говорили чуть больше, чем этого требовало благоразумие. И это давало дополнительную информацию мужчине, который сумел сохранить свой разум холодным и расчетливым.

– Вы очень любезны, мадемуазель, что решили посетить мою скромную хижину.

– У нас много общих друзей в Париже, – заметила Мирей. – Я слышала о вас от них. Но сегодня причина моего визита совсем в другом. Я слышу о вас с того дня, как прибыла в Ниццу, и, как вы понимаете, это совсем не дружеские комплименты.

– Неужели? – мягко спросил граф.

– Я, может быть, буду говорить жестокие вещи, – продолжила танцовщица, – но поверьте, я хочу вам только добра. Весь город говорит о том, месье граф, что вы убили эту англичанку, мадам Кеттеринг.

– Я – убийца мадам Кеттеринг?.. Вот это да! Но ведь это же абсурд! – Он говорил скорее вяло, чем возмущенно, зная, что это спровоцирует ее на еще большее откровение.

– Вот именно, – настойчиво продолжала женщина. – Однако все именно так, как я вам говорю.

– Людям нравится сплетничать, – заметил граф безразличным тоном. – Я считаю ниже своего достоинства обращать внимание на подобные глупые обвинения.

– Вы не понимаете, – Мирей, со сверкающими глазами, подалась вперед. – Это не просто сплетни людей на улицах. Об этом говорят в полиции.

– Как в полиции? – Де ля Рош выпрямился, мгновенно насторожившись.

Мирей несколько раз энергично кивнула:

– Да, да. Вы же понимаете, что у меня повсюду друзья. Даже сам префект…

Она не закончила фразы, элегантно пожав плечами.

– Перед красивой женщиной трудно устоять, – вежливо заметил граф.

– В полиции думают, что это вы убили мадам Кеттеринг. Но они ошибаются.

– Конечно, они ошибаются, – легко согласился де ля Рош.

– Вы это просто так говорите, а я знаю правду.

Мужчина с любопытством посмотрел на танцовщицу.

– Вы знаете, кто убил мадам Кеттеринг? Вы это хотите сказать, мадемуазель?

– Да, – страстно закивала Мирей.

– И кто же это? – резко спросил де ля Рош.

– Это был ее муж. – Женщина, придвинувшись поближе к графу, говорила голосом, который дрожал от злобы и волнения. – Ее убил ее собственный муж.

Граф, с ничего не выражающим лицом, откинулся в кресле.

– Позвольте задать вам один вопрос, мадемуазель, – откуда вам это известно?

– Откуда? – Мирей вскочила на ноги и расхохоталась. – Да он об этом уже давно говорил. Он разорившийся банкрот, который стоит на грани бесчестья. Только смерть жены могла его спасти. Это он мне сам рассказал. Вот он и поехал на том же поезде, но она об этом ничего не знала. К чему бы это – спрашиваю я у вас? А к тому, чтобы у него была возможность ночью проникнуть к ней в купе – вот! – Танцовщица закрыла глаза. – Вот, я уже вижу это…

Граф откашлялся.

– Может быть, может быть, – пробормотал он. – А это точно? Ведь в этом случае, мадемуазель, он не украл бы драгоценности.

– Драгоценности! – выдохнула Мирей. – Ах, эти драгоценности! Эти рубины…

Ее глаза подернулись поволокой, и где-то глубоко в них загорелся таинственный свет. Де ля Рош с любопытством наблюдал за ней. В тысячный раз он удивлялся тому волшебному эффекту, который драгоценные камни оказывали на женскую половину рода человеческого.

– И что же вы хотите, чтобы я сделал, мадемуазель?

Мирей вернулась к действительности и вновь превратилась в деловую женщину.

– Все очень просто. Вы пойдете в полицию и скажете им, что женщину убил месье Кеттеринг.

– А если они мне не поверят? Если они потребуют доказательств? – Граф пристально рассматривал женщину.

Мирей негромко рассмеялась и плотнее закуталась в свои оранжево-черные одежды.

– Вы пришлете их ко мне, месье, и я дам им все доказательства, которые им потребуются, – мягко сказала она.

И с этими словами, выполнив свою миссию, танцовщица исчезла, как стремительный ураган.

Недоуменно подняв брови, де ля Рош смотрел ей вслед.

– Она явно взбешена, – пробормотал он. – Что же должно было произойти, чтобы довести ее до такого состояния? Она сразу выложила карты на стол. Она что, действительно верит в то, что мистер Кеттеринг убил свою жену? Видно, что Мирей очень хочет, чтобы я в это поверил… И чтобы в это поверила полиция.

Граф улыбнулся сам себе. Он абсолютно не собирался идти в полицию. У него были другие варианты, и, судя по его улыбке, их было не так уж мало.

Однако де ля Рош снова нахмурился – ведь, если верить Мирей, то он на подозрении у полиции. Может быть, да, а может быть, и нет… Рассерженная женщина, похожая на танцовщицу, скорее всего, не будет задумываться об абсолютной достоверности своих заявлений. Но, с другой стороны, она действительно легко могла получить доступ к какой-то внутренней информации. В этом случае – теперь рот графа сжался в узкую линию, – в этом случае ему надо принять некоторые меры предосторожности.

Он вошел в дом и еще раз дотошно расспросил Ипполита о том, появлялись ли около дома какие-нибудь незнакомцы. Слуга утверждал, что ничего подобного не было. Де ля Рош поднялся в спальню и подошел к старому бюро, которое стояло у стены. Он опустил его крышку, и его тонкие пальцы нащупали скрытую пружину в одном из ее отверстий.

Открылся потайной ящик. Из него граф достал небольшой сверток, завернутый в коричневую бумагу. Несколько минут он держал этот сверток в руке, пытаясь определить его вес. Затем поднял руку к прическе и, слегка скривившись, вырвал из нее волосок. Его граф положил на самый край потайного ящика и осторожно закрыл его.

Со свертком в руках де ля Рош спустился вниз и прошел в гараж, где стояла его алая двухместная машина. Десять минут спустя он уже ехал в Монте-Карло.

Несколько часов граф провел в казино, а затем отправился бродить по городу. Вернувшись к машине, он направился в сторону Ментона. Еще раньше де ля Рош заметил, что на небольшом расстоянии от него движется ничем не примечательная серая машина. Сейчас она опять оказалась у него на хвосте. Граф улыбнулся. Дорога поднималась вверх, и де ля Рош нажал на акселератор. Маленькая красная машина была сконструирована по его заказу – у нее был гораздо более мощный двигатель, чем можно было предположить по ее внешнему виду.

Оглянувшись назад, граф опять улыбнулся – серая машина как приклеенная следовала за ним. В клубах пыли красная машинка просто летела по дороге – такая скорость была опасна, но де ля Рош был первоклассным водителем.

Теперь он спускался вниз, энергично вращая рулем и борясь с заносами.

Наконец машина стала замедлять ход, пока не остановилась перед почтовым отделением. Граф выпрыгнул из нее, поднял крышку перчаточного ящика, достал оттуда сверток и поспешил в помещение. Через две минуты он опять ехал в сторону Ментона. Когда серая машина добралась туда, де ля Рош пил вечерний чай на террасе одного из отелей.

Позже он вернулся в Монте-Карло, пообедал в городе и около одиннадцати часов вечера вернулся домой. Ипполит, с встревоженным лицом, вышел ему навстречу.

– Наконец-то месье граф вернулся… Вы мне случайно не звонили, месье?

Де ля Рош отрицательно покачал головой.

– А я вот в три часа дня получил указание от месье графа явиться к нему в Ниццу, в «Негреско».

– Правда? – удивился де ля Рош. – И что, вы поехали?

– Конечно, месье граф, но в «Негреско» они о вас ничего не знали. Вас там не было.

– Ах вот как… А Мари в это время наверняка вышла за покупками?

– Именно так, месье граф.

– Ну, ладно, это неважно. Какая-то ошибка.

Улыбаясь, де ля Рош поднялся наверх.

Войдя в свою спальню, он запер дверь и внимательно огляделся. Казалось, все было как всегда. Мужчина открыл несколько ящиков и заглянул в них. Увидев то, что и ожидал увидеть, он кивнул самому себе.

Вещи лежали почти так же, как он положил их сам, почти, но не точно. Было видно, что его комнату тщательно обыскивали. Подойдя к бюро, граф нажал секретную пружину – ящик открылся, но волоса в том месте, куда он его положил, не было. Де ля Рош опять несколько раз кивнул.

– Наша французская полиция просто великолепна, – прошептал он сам себе. – Просто великолепна. От ее внимания ничто не укроется.

Глава 20У Кэтрин появляется друг

Утром следующего дня Кэтрин и Ленокс сидели на веранде виллы «Маргарита». Между ними возникло нечто похожее на дружбу, несмотря на разницу в возрасте. Если бы не Ленокс, жизнь на вилле была бы для Кэтрин просто невыносимой.

Убийство мадам Кеттеринг продолжало оставаться новостью номер один. Леди Тэмплин откровенно использовала случайную связь Кэтрин с этой трагедией на всю катушку. Причем даже самый резкий отпор, на который только была способна девушка, абсолютно не затрагивал самомнения леди Тэмплин. Ленокс в этой ситуации заняла выжидательную позицию, с удовольствием следя за маневрами своей матери и в то же время с симпатией относясь к чувствам гостьи.

Чабби, с его нескончаемой восторженностью, тоже подливал масла в огонь. Знакомым он представлял Кэтрин следующим образом:

– Это мисс Грей. Вы слышали о «Голубом поезде»? Так вот, она была в самом центре произошедшего! Долго беседовала с Рут Кеттеринг за несколько часов до ее смерти… Ей здорово повезло, правда?

В то утро несколько подобных замечаний спровоцировали неожиданно резкую отповедь со стороны Кэтрин, и теперь, когда они остались на веранде одни, Ленокс высказалась, как всегда растягивая слова:

– Не любите, когда вас эксплуатируют? Вам многому придется научиться, Кэтрин.

– Мне очень жаль, что я сорвалась. Обычно со мной такого не бывает.

– Просто вам пора бы уже научиться выпускать пар. Чабби – абсолютная задница, но он совершенно безвреден. Мама – это другое дело, но вы можете срываться на ней хоть до Страшного суда – на нее это не произведет никакого впечатления. Она просто посмотрит на вас своими большими печальными голубыми глазами и ничего не возьмет в голову.

Кэтрин никак не прокомментировала эти дочерние наблюдения, и девушка продолжила:

– Я точно такая же, как Чабби, – хорошее убийство привлекает мое внимание, а то, что я знаю Дерека лично, добавляет немного перца во все происходящее.

Кэтрин согласно кивнула.

– Так вы обедали с ним вчера, – продолжила Ленокс в задумчивости. – И как он вам, Кэтрин?

– Не знаю, – медленно ответила женщина после некоторого раздумья.

– Он очень привлекателен.

– Да, он привлекателен.

– А что вам в нем не понравилось?

Кэтрин не стала отвечать на этот вопрос – по крайней мере, прямо.

– Он говорил о смерти своей жены, – ответила она, – и сказал, что не хочет притворяться – для него это была фантастическая удача.

– И это, я полагаю, вас шокировало, – заметила Ленокс. Она помолчала, а затем добавила довольно странным тоном: – Вы ему нравитесь, Кэтрин.

– Он накормил меня прекрасным обедом, – улыбнулась женщина.

Но Ленокс не позволила сбить себя с мысли.

– Я поняла это в тот вечер, когда он пришел к нам, – задумчиво произнесла она. – По тому, как он смотрел на вас, хотя вы совсем не в его вкусе – скорее наоборот. Я думаю, что любовь – это как религия: к ней обращаешься в определенном возрасте.

– Мадемуазель приглашают к телефону, – сообщила Мари, появляясь в окне салона. – С нею хочет поговорить месье Эркюль Пуаро.

– А вот и еще одна мелодрама… Идите же, Кэтрин, идите кокетничать с вашим детективом.

В трубке женщина услышала изящные интонации хорошо поставленного голоса месье Эркюля Пуаро.

– Это говорит мадемуазель Грей? Мадемуазель, у меня к вам поручение от месье ван Олдина, отца мадам Кеттеринг. Он очень хотел бы поговорить с вами – или на вилле «Маргарита», или у себя в отеле, как вам будет удобнее.

Кэтрин на секунду задумалась, но потом решила, что приезд ван Олдина на виллу «Маргарита» никому не нужен. Его появление вызовет у леди Тэмплин слишком большой восторг. Она ведь никогда не упускает шанса заманить в свои сети еще одного миллионера.

Молодая женщина ответила, что с бо́льшим удовольствием съездила бы в Ниццу.

– Отлично, мадемуазель. Я сам приеду за вами на автомобиле. Минут через сорок пять вас устроит?

Пуаро появился минута в минуту. Кэтрин уже ждала его, и они сразу же уехали.

– Ну и как ваши дела, мадемуазель?

Мисс Грей посмотрела в его поблескивающие глаза и еще раз убедилась в своем первоначальном впечатлении – в Эркюле Пуаро было что-то очень привлекательное.

– Этот наш с вами собственный полицейский роман, – продолжил детектив. – Я ведь обещал, что мы изучим его вместе, а я всегда выполняю свои обещания.

– Вы слишком добры, – проговорила Кэтрин в смущении.

– Вы надо мной смеетесь… Но вы хотите услышать, как идет расследование, или нет?

Конечно, Кэтрин хотела, и Пуаро стал широкими мазками набрасывать ей портрет графа де ля Рош.

– И вы считаете, что ее убил он, – задумчиво сказала женщина.

– В теории – да, – осторожно ответил Пуаро.

– А вы сами в это верите?

– Этого я не говорил. А что вы сами думаете, мадемуазель?

Кэтрин покачала головой.

– Откуда мне знать? Я ведь ничего в этом не понимаю, но, по-моему…

– Что? – подбодрил ее сыщик.

– Понимаете, из того, что вы мне рассказали, граф не похож на человека, который может убить.

– Ах, вот как! Очень хорошо, – воскликнул Пуаро. – То есть вы согласны со мной – ведь именно это я и говорю. – Он проницательно взглянул на Кэтрин. – Но скажите мне, вы ведь встречались с Дереком Кеттерингом?

– У леди Тэмплин; и еще я обедала с ним вчера.

– A mauvais sujet[36], – сказал Пуаро, покачав головой, – но les femmes[37] это нравится.

Детектив подмигнул Кэтрин, и она рассмеялась.

– Месье Кеттеринг – такой человек, который будет заметен везде, – продолжил Пуаро. – Вы ведь его и в «Голубом поезде» видели?

– Да.

– В ресторане?

– Нет, за едой я не видела его ни разу. Я его видела лишь однажды – когда он заходил в купе своей жены.

– Странное дело, – пробормотал Пуаро, кивнув. – Мне помнится, что вы, мадемуазель, говорили, что не спали и на вокзале в Лионе смотрели из окна. А вы не видели тогда высокого мужчину с темными волосами, похожего на графа де ля Рош, который сходил с поезда?

Кэтрин отрицательно покачала головой.

– Мне кажется, я вообще никого не видела, – рассказала она. – Там был только какой-то молодой человек в кепке и пальто, но он, по-моему, был не из нашего поезда, а просто прогуливался вдоль платформы. И еще был толстый бородатый француз в пижаме и пальто, который возмущался по поводу чашки кофе. А так, мне кажется, не было никого, кроме поездной бригады.

Сыщик покивал, а затем сказал:

– Понимаете, все дело в том, что у де ля Роша есть алиби. А алиби – это всегда такая вещь, которая вызывает подозрение и нуждается в самой тщательной проверке… Но вот мы и приехали!

Они прошли прямо в апартаменты ван Олдина, где их встретил Найтон. Детектив представил его Кэтрин. После того как они обменялись необходимыми банальностями, секретарь сказал:

– Я сейчас доложу мистеру ван Олдину, что мисс Грей уже здесь.

Через вторую дверь он прошел в соседнюю комнату. Раздались приглушенные голоса, а потом в комнату вошел ван Олдин, протягивая руку навстречу Кэтрин и одновременно внимательно ее осматривая.

– Рад с вами познакомиться, – просто сказал американец. – Мне очень хочется услышать то, что вы можете рассказать мне о Рут.

Простота манер миллионера очень понравилась Кэтрин. Она почувствовала, что является свидетельницей настоящего горя, тем более глубокого, что внешне оно никак не проявлялось.

Он пододвинул ей стул.

– Прошу вас, присаживайтесь и всё мне расскажите.

Пуаро и Найтон деликатно скрылись в соседней комнате, и Кэтрин и ван Олдин остались вдвоем. Кэтрин было легко рассказывать; она просто и естественно воспроизвела свою беседу с Рут Кеттеринг, стараясь быть как можно точнее. Американец сидел откинувшись на спинку кресла и слушал в полном молчании, одной рукой прикрывая глаза.

Когда женщина закончила, он тихо сказал:

– Спасибо, моя дорогая.

Они оба посидели несколько минут молча. Кэтрин чувствовала, что любые слова сочувствия сейчас будут неуместны.

Наконец миллионер снова заговорил, но уже совсем другим тоном:

– Я очень благодарен вам, мисс Грей. Мне кажется, что вы смогли облегчить последние часы жизни моей дочери. А теперь позвольте спросить вас кое о чем: вы уже знаете – месье Пуаро рассказал вам – о том негодяе, с которым связалась моя бедная девочка. Именно о нем она говорила с вами – он именно тот человек, с которым она должна была встретиться. Как вы думаете, могла ли Рут изменить свое решение после разговора с вами? Хотела ли она нарушить свое слово?

– Мне трудно ответить на этот вопрос. Она, без сомнения, пришла к какому-то решению и из-за этого выглядела немного веселее.

– И она ничем не показала вам, собирается ли встречаться с этим мерзавцем – в Париже или в Йере?

Кэтрин отрицательно покачала головой:

– По этому поводу она ничего не говорила.

– Понятно, – задумчиво произнес ван Олдин. – А ведь это очень важно… Ну что же, время покажет.

Он встал и открыл дверь в соседнюю комнату. Пуаро и Найтон присоединились к ним.

Кэтрин отказалась от предложения американца вместе пообедать, и Найтон проводил ее до ожидавшей машины. Когда он вернулся в номер, сыщик и ван Олдин были глубоко погружены в беседу.

– Если б мы только знали, что же решила Рут, – задумчиво сказал миллионер. – Ведь у нее был добрый десяток возможных решений. Она могла решить сойти с поезда в Париже и послать мне телеграмму. Она могла решить доехать до юга Франции и объясниться с графом там. Мы блуждаем в темноте. В абсолютной темноте. Но горничная говорит, что дочь была удивлена и встревожена, увидев графа на вокзале в Париже. Это явно выходило за рамки начального плана – вы согласны со мной, Найтон?

– Прошу прощения, сэр, я вас не слушал, – запнулся Найтон.

– Вы что, грезите наяву, а? – спросил ван Олдин. – На вас это не похоже. Сразу видно, эта девушка вывела вас из равновесия.

Найтон покраснел.

– Потрясающая девушка, – проговорил ван Олдин в раздумье. – Очень хороша. Вы обратили внимание на ее глаза?

– Ни один мужчина, – ответил Найтон, – не сможет пропустить таких глаз.

Глава 21Игра в теннис

Прошло несколько дней. Однажды утром Кэтрин прогуливалась в одиночестве, а вернувшись, увидела, что Ленокс загадочно улыбается ей.

– Вам звонил ваш молодой человек, Кэтрин.

– Кого же вы называете моим молодым человеком?

– Да новенького – секретаря ван Олдина. Кажется, что вы произвели здесь фурор – сердца разбиваются одно за другим. Сначала Дерек Кеттеринг, а теперь и этот молодой Найтон… Самое смешное, что я хорошо его помню. Он лежал в госпитале, которым здесь управляла моя мать. Я тогда была еще совсем ребенком – мне было лет восемь.

– Он был серьезно ранен?

– Если я правильно помню, его ранили в ногу. Довольно неприятная штука. Мне кажется, что врачи там тоже что-то напортачили. Сначала они сказали, что хромать он не будет, но, когда Найтон выписывался, он все еще еле ходил.

К ним присоединилась леди Тэмплин, вышедшая из дома.

– Ты рассказываешь Кэтрин о майоре Найтоне? – поинтересовалась она. – Такой прекрасный молодой человек! Правда, сначала я его не узнала – их, бедняжек, было так много, – но теперь все вспоминается опять.

– Раньше он был слишком неизвестен, чтобы его запоминать, – заметила Ленокс. – А теперь он секретарь американского миллионера, и наше отношение к нему сильно поменялось.

– Милочка! – произнесла леди Тэмплин с легким упреком.

– И что же сказал майор Найтон? – спросила Кэтрин.

– Он спрашивал, пойдете ли вы на теннис сегодня после обеда. Если да, то он заедет за вами на машине. Мы с мамой с благодарностью согласились от вашего имени. И пока кокетничаете с секретарем миллионера, Кэтрин, вы должны позволить мне заняться самим миллионером. Ему как раз около шестидесяти, наверное, и он наверняка ждет не дождется какую-нибудь нежную молодую девушку вроде меня.

– Я бы хотела встретиться с мистером ван Олдином, – серьезно сказала леди Тэмплин, – я очень много о нем слышала. Эти грубые мужчины с Дикого Запада, – неожиданно добавила она, – это так романтично.

– Кстати, майор подчеркнул, что приглашение исходит от мистера ван Олдина, – добавила Ленокс. – Он это так часто повторял, что я сразу же учуяла обман. А вы с Найтоном составите очень красивую пару, Кэтрин. Благослови вас Господь, дети мои!

Мисс Грей рассмеялась и поднялась к себе, чтобы переодеться.

Вскоре после ланча приехал Найтон, и ему мужественно пришлось выдержать напор леди Тэмплин, которая демонстрировала то, как хорошо она его помнит.

В машине по дороге в Канны майор сказал Кэтрин:

– Удивительно, как мало изменилась леди Тэмплин.

– Вы говорите о ее манерах или внешнем виде?

– И о том, и о другом. Я думаю, что ей далеко за сорок, а она все еще очень красивая женщина.

– Да, вы правы, – согласилась Кэтрин.

– Я очень рад, что вы сегодня согласились поехать со мной, – продолжил Найтон. – Месье Пуаро тоже будет там. Он совершенно невероятный человек. Вы его хорошо знаете, мисс Грей?

– Я встретилась с ним по дороге на Ривьеру, – Кэтрин покачала головой. – Я читала детектив и сказала что-то о том, что такие вещи в реальной жизни не происходят – я ведь совершенно не представляла себе, кто он такой.

– Этот детектив, конечно, выдающаяся личность, – заметил мужчина. – В прошлом он действительно раскрыл несколько очень запутанных дел. Пуаро – совершенный гений в том, что касается определения причин всего происходящего, и никто до самого последнего момента не знает, о чем он в действительности думает. Помню, я жил в одном доме в Йоркшире и там украли драгоценности леди Клэнрейвон. Это выглядело как совершенно заурядное ограбление, но местная полиция тем не менее ничего не могла сделать. Я хотел, чтобы они вызвали Эркюля Пуаро, и сказал им, что он единственный человек, который может реально помочь. Но они решили довериться Скотленд-Ярду.

– И что же было дальше? – с любопытством спросила Кэтрин.

– Драгоценности так никогда и не нашли, – сухо ответил Найтон.

– Вы что, действительно так в него верите?

– Действительно. Этот граф де ля Рош – очень скользкая личность, ему всегда удается выйти сухим из воды. Но я думаю, что в лице Пуаро он встретит достойного противника.

– Граф де ля Рош, – задумчиво повторила Кэтрин. – Вы действительно думаете, что это его рук дело?

– Ну конечно, – майор с удивлением посмотрел на девушку. – А вы так не думаете?

– Ах, ну конечно, да, – быстро сказала Кэтрин. – Но только в том случае, если это не было обычным вагонным ограблением.

– Конечно, могло быть и так, – согласился майор. – Однако мне кажется, что де ля Рош приложил здесь руку.

– Но ведь у него есть алиби.

– Да ну их, эти алиби, – рассмеялся Найтон, и на его лице появилась привлекательная мальчишеская улыбка. – Вы же сами признались, что читаете детективы, мисс Грей. Вы должны знать, что тот, у кого самое прочное алиби, всегда находится под самым серьезным подозрением.

– И вы думаете, что в реальной жизни это так же? – улыбнулась женщина.

– А почему нет? Романы всегда пишутся на основе реальных фактов.

– Но в них все происходит гораздо интереснее, – заметила Кэтрин.

– Может быть. В любом случае, если б я был преступником, то не хотел бы, чтобы Пуаро шел по моему следу.

– Я тоже, – согласилась с ним мисс Грей, и оба рассмеялись.

Когда они подъехали, их встретил сам Эркюль Пуаро. По случаю теплого дня он был разодет в костюм светло-коричневого цвета, с белой камелией в петлице.

– Bonjour, мадемуазель, – поздоровался сыщик. – Я выгляжу очень по-английски, не правда ли?

– Вы выглядите просто прекрасно, – тактично ответила Кэтрин.

– Вы, как всегда, надо мною смеетесь, – добродушно заметил Пуаро. – Но ничего, ничего. Папаша Пуаро всегда смеется последним.

– А где мистер ван Олдин? – спросил Найтон.

– Он ждет нас у наших мест. Сказать по правде, друзья, он не очень доволен мной. Ох уж эти американцы, они и слыхом не слыхивали о таких вещах, как покой и неторопливые размышления! Мистер ван Олдин желал бы, чтобы я носился за преступниками по всем закоулкам Ниццы.

– Я и сам думаю, что это было бы не так уж плохо, – заметил Найтон.

– И вы глубоко ошибаетесь, – произнес Пуаро. – В таких делах нужен не грубый напор, а утонченность. На теннисе, например, можно встретить кого угодно. И это очень важно… А вот и месье Кеттеринг.

Дерек быстро приблизился к ним. Вид у него был злой и растрепанный, как будто что-то его сильно расстроило. С Найтоном он поздоровался несколько натянуто, и майор ответил ему так же. Один только Пуаро, казалось, не замечал напряжения, повисшего в воздухе, и продолжал вести светскую беседу в похвальной попытке примирить всех присутствующих. Однако благодарностей за это он так и не дождался.

– Просто потрясающе, месье Кеттеринг, как хорошо вы говорите по-французски, – заметил детектив. – Вы легко бы могли сойти за француза, если бы захотели. Среди англичан такое владение языком встречается очень редко.

– Мне бы тоже хотелось так знать язык, – сказала Кэтрин. – Но я хорошо понимаю, что мой французский слишком напоминает английский.

Не успели они добраться до своих мест и усесться, как Найтон увидел, что ван Олдин подает ему сигналы с противоположного конца корта, и отправился к нему.

– Мне этот молодой человек нравится, – безмятежно улыбнулся Пуаро вслед отошедшему секретарю. – А вам, мадемуазель?

– Очень.

– А вам, месье Кеттеринг?

На губах Дерека вертелось возражение, но он сдержался, потому что что-то в поблескивающих глазах маленького сыщика внезапно его насторожило. Он ответил, тщательно подбирая слова:

– Найтон – прекрасный парень.

На секунду Кэтрин показалось, что детектив разочарован.

– Он ваш большой поклонник, месье Пуаро, – сказала она и пересказала некоторые из вещей, которые Найтон говорил по дороге. Ей доставило удовольствие увидеть, как человечек надулся, как голубь, и выпятил вперед свою грудь, напустив на себя притворную скромность, которая, впрочем, никого не обманула.

– Кстати, мадемуазель, – внезапно сказал сыщик, – это напомнило мне об одной вещи, которую я хотел обсудить с вами. Мне кажется, что, когда вы сидели в вагоне и говорили с этой бедняжкой, вы уронили портсигар.

Кэтрин удивленно посмотрела на него.

– Я думаю, вы ошибаетесь, – ответила она.

Пуаро достал из кармана портсигар, сделанный из мягкой синей кожи, на котором была золотом вытиснена буква «К».

– Нет, это не мой, – сказала Кэтрин.

– Тогда тысячу извинений. Наверняка это портсигар самой мадам. А «К» наверняка обозначает «Кеттеринг». Мы сомневались, потому что в сумке у нее лежал другой портсигар, и нам показалось странным, что их у нее было два… Думаю, вы не знаете, принадлежал ли этот портсигар вашей жене или нет? – Сыщик внезапно повернулся к Дереку.

Казалось, тот был захвачен врасплох. Отвечая, он даже слегка запнулся:

– Я-я… не знаю. Может быть.

– А это, случаем, не ваш собственный портсигар?

– Конечно, нет. Если б это был мой, то вы вряд ли нашли бы его у моей жены.

На лице у Пуаро была написана ребяческая хитрость.

– Просто я подумал, что вы могли его выронить, когда заходили в ее купе, – простодушно объяснил он.

– Я там никогда не был и уже раз десять говорил об этом в полиции.

– Тысячи извинений, – произнес Пуаро с видом полного раскаяния. – Дело в том, что мадемуазель видела, как вы туда входили…

И он остановился в замешательстве.

Кэтрин посмотрела на Дерека. Лицо последнего слегка побледнело, хотя это могло быть и плодом ее фантазии. По крайней мере, его смех звучал достаточно естественно.

– Вы ошиблись, мисс Грей, – легко произнес он. – Судя по тому, что сообщили мне в полиции, мое собственное купе находилось через одно или два от купе моей жены – хотя в тот момент я об этом не подозревал. По-видимому, вы видели, как я входил в свое собственное купе.

Кеттеринг быстро встал, увидев, что к ним приближаются ван Олдин и Найтон.

– А теперь я вас покину, – сообщил он. – Ни за какие коврижки не хочу встречаться с моим тестем…

Ван Олдин тепло поприветствовал Кэтрин, но было видно, что он не в духе.

– Кажется, вы большой любитель тенниса, месье Пуаро, – проворчал он.

– Да, эта игра доставляет мне удовольствие, – беспечно ответил сыщик.

– Чувствуется влияние Франции, – заметил ван Олдин. – Мы в Штатах сделаны из другого материала. Там для нас на первом месте дело, а уже потом – удовольствия.

Пуаро, казалось, совсем не обиделся; напротив, он мягко и доверчиво улыбнулся сердитому миллионеру.

– Умоляю вас, не гневайтесь. У каждого свои методы. Вот я, например, всегда находил прелесть своей работы в возможности объединять дело и удовольствие.

Детектив взглянул на майора и девушку – они были глубоко погружены в беседу и ничего не слышали вокруг себя. Удовлетворенно кивнув, Пуаро наклонился к миллионеру и понизил голос:

– И здесь я не только ради удовольствия, месье ван Олдин. Посмотрите, вон прямо напротив нас сидит мужчина с желтоватым лицом и обращающей на себя внимание бородой.

– Ну и кто это?

– Это, – ответил Пуаро, – не кто иной, как месье Папополус.

– Ах, этот грек…

– Пусть будет грек, если вы так считаете. Он антиквар с мировой славой. У него небольшой магазинчик в Париже, но полиция подозревает, что это далеко не всё…

– Что?

– Он торговец краденым, который специализируется на драгоценных камнях. В мире нет ничего касающегося огранки камней и переделки их оправ, чего бы он не знал. Он работает с самыми известными людьми в нашем мире – и самыми большими подонками в мире преступном.

Ван Олдин посмотрел на Пуаро с вновь появившимся интересом.

– И что из этого следует? – спросил он с новыми нотками в голосе.

– Я спрашиваю себя, – ответил сыщик, – я, Эркюль Пуаро, – он ткнул себя пальцем в грудь, – спрашиваю себя, почему месье Папополус так неожиданно появился в Ницце?

На ван Олдина такой поворот событий произвел впечатление. Еще минуту назад он сомневался в Пуаро, сомневался в том, что маленький человечек сможет выполнить свою работу, и думал о том, что он обыкновенный позер и хвастун, – а теперь опять вернулся к своему первоначальному мнению. Американец прямо посмотрел на детектива.

– Должен принести вам свои извинения, месье Пуаро.

Сыщик жестом отмахнулся от этих извинений.

– Пустяки, – воскликнул он, – все это абсолютные пустяки! А теперь послушайте меня, месье ван Олдин, у меня есть для вас новости.

Миллионер с интересом посмотрел на Пуаро. Тот кивнул.

– Именно так. Вам будет интересно. Как вы знаете, за графом де ля Рош было установлено пристальное наблюдение с того момента, как он был допрошен следователем. Через день после этого, когда он отсутствовал, полиция произвела обыск на вилле «Марина»…

– Ну и, – сказал американец, – они что-нибудь нашли? Пари держу, что ничего.

Пуаро слегка поклонился ему.

– Вы недалеки от истины, месье ван Олдин. Они не нашли ничего подозрительного. Но никто ничего и не ожидал от этого обыска. Граф де ля Рош, как это говорится в вашей экспрессивной идиоме, «не вчера родился». Он проницательный джентльмен с большим опытом.

– Ну что же, продолжайте, – проворчал Руфус.

– Конечно, может быть и так, что у графа действительно нет никаких компрометирующих его вещей, которые необходимо прятать. Однако мы не можем на это полагаться. А если у него есть что прятать, то где? Явно не в доме, потому что полиция обыскала его очень тщательно. Он не может носить это при себе, поскольку может быть арестован в любой момент. Остается его машина. Как я уже заметил, граф находился под постоянным наблюдением. В тот день он поехал в Монте-Карло. Оттуда, находясь за рулем, отправился в Ментону. У него очень мощная машина, и ему удалось оторваться от своих преследователей – правда, не больше чем на четверть часа. На это время они потеряли его из виду.

– И вы думаете, что за это время он умудрился что-то спрятать в сточной канаве? – спросил ван Олдин, искренне заинтересованный рассказом маленького сыщика.

– В сточной канаве? Нет, ça n’est pas practique. Но послушайте меня внимательно. Я сделал небольшое предложение месье Каррежу, и он любезно с ним согласился. Во всех близлежащих почтовых отделениях в окру́ге находился по крайней мере один человек, который знал де ля Роша в лицо. Понимаете, самый простой и надежный способ спрятать какую-нибудь вещь – это послать ее самому себе по почте.

– Ну и?.. – потребовал продолжения американец; на его лице были написаны внимание и нетерпеливое ожидание.

– Ну и… – Драматическим жестом Пуаро извлек из кармана плохо завернутый в коричневую бумагу предмет, с которого были срезаны все шпагаты. – За те пятнадцать минут, что были в его распоряжении, наш джентльмен отправил это по почте.

– По адресу? – резко поинтересовался его собеседник.

Пуаро утвердительно кивнул.

– Адрес мог бы нам что-то дать, но, к сожалению, ничего не дает. Посылка была отправлена по адресу одного из крохотных газетных киосков в Париже, в которых такие посылки и письма хранятся до тех пор, пока их не заберут за небольшое вознаграждение.

– Понятно. Ну а что внутри посылки? – нетерпеливо спросил ван Олдин.

Пуаро развернул бумагу, достал плоскую картонную коробку и оглянулся вокруг.

– Кажется, момент подходящий, – тихо проговорил он. – Все следят за игрой… Полюбуйтесь, месье!

Детектив на секунду поднял крышку. Миллионер издал возглас, полный удивления. Лицо его стало бледным как мел.

– Боже мой, – выдохнул Руфус, – рубины!

Минуту он сидел как в трансе. Пуаро вернул коробку в карман, и в этот момент американец вышел из этого своего состояния. Он схватил сыщика за руку и стал с такой силой трясти ее, что маленький человечек сморщился от боли.

– Это просто потрясающе! – воскликнул ван Олдин. – Просто потрясающе… Вы самый лучший, месье Пуаро. Отныне и навеки – вы самый лучший!

– Ну что вы, – скромно ответил сыщик. – Организованность, метод и готовность к возможным неожиданностям – вот и всё.

– Полагаю, что графа де ля Рош уже арестовали? – с готовностью продолжил американец.

– Нет, – услышал он в ответ.

На лице миллионера появилось выражение полного недоумения.

– Но почему? Чего еще вы ждете?

– У графа все еще остается его алиби.

– Но это же глупость!

– Да, – согласился Пуаро, – я тоже так думаю, но, к сожалению, это необходимо доказать.

– Пока вы это доказываете, он уйдет у вас прямо из рук.

– Нет, этого не произойдет, – Пуаро энергично помотал головой. – Дело в том, что единственное, чем граф действительно дорожит, так это его положение в обществе. Он будет защищать его всеми доступными ему способами.

Миллионер все еще был не удовлетворен.

– Но я не понимаю…

Детектив жестом прервал его:

– Дайте мне немного времени. У меня есть маленькая идея. Очень многие издевались над маленькими идеями Эркюля Пуаро – и оказывались не правы.

– Ну что же, – сказал ван Олдин. – Не буду вам мешать. А что это за маленькая идея?

Пуаро помолчал несколько мгновений, а потом сказал:

– Завтра я приду к вам в гостиницу в одиннадцать часов утра. До этого никому и ничего не говорите.

Глава 22Завтрак месье Папополуса

Месье Папополус завтракал. Напротив него сидела его дочь Зия.

В дверь гостиной постучали, и вошел ливрейный лакей с визитной карточкой в руках, которую он протянул господину Папополусу. Тот внимательно изучил карточку, удивленно поднял брови и протянул ее дочери.

– Вот как, – сказал месье Папополус, в задумчивости потирая свое левое ухо. – Эрклюль Пуаро… Интересно, что ему от меня надо?

Отец и дочь посмотрели друг на друга.

– Вчера я видел его на теннисе, – сказал антиквар. – Зия, мне все это не нравится.

– Но ведь однажды он тебе здорово помог, – напомнила девушка.

– Это правда, – признался Папополус. – Кроме того, как я слышал, он уже отошел от дел.

Отец и дочь говорили на своем родном языке. Затем месье Папополус обратился к ливрейному лакею по-французски:

– Faites monter ce monsieur[38].

Через несколько минут в комнате появился изысканно одетый Пуаро, легкомысленно помахивающий тросточкой.

– Мой дорогой месье Папополус.

– Мой дорогой месье Пуаро.

– И мадемуазель Зия. – Сыщик низко поклонился девушке.

– Вы нас простите, если мы продолжим завтракать? – произнес месье Папополус, наливая себе еще одну чашку кофе. – Ваш визит несколько, гм, рановат.

– До неприличия, – согласился Пуаро. – Но, понимаете ли, у меня мало времени.

– Ах вот как, – промычал антиквар. – Вы что-то расследуете?

– Очень серьезное дело, – ответил сыщик, – убийство мадам Кеттеринг.

– Подождите-ка минутку, – грек уставился в потолок, – это не та леди, которая умерла в «Голубом поезде»? Я читал об этом в газетах, но там ничего не говорилось о том, что смерть была насильственная.

– В интересах следствия, – пояснил Пуаро, – было решено не раскрывать некоторые факты.

В комнате повисла пауза.

– И каким же образом я могу быть вам полезен, месье Пуаро? – вежливо поинтересовался антиквар.

– Отлично, – сказал сыщик, – я перейду прямо к делу…

Из кармана он достал ту же самую коробку, которую показывал на теннисе американцу, вынул из нее рубины и по крышке стола подтолкнул их к месье Папополусу.

Хотя Пуаро очень внимательно наблюдал за ним, на лице старика не дрогнул ни один мускул. Он взял камни и бесстрастно изучил их, а потом вопросительно посмотрел на сыщика.

– Великолепны, не правда ли? – спросил Пуаро.

– В своем роде выдающиеся, – согласился месье Папополус.

– Во сколько вы их оцените?

Лицо грека слегка дрогнуло.

– Вы действительно хотите это знать, месье Пуаро?

– А вы проницательны, месье Папополус… Нет, не хочу. Скажите только, ведь они не стоят пятьсот тысяч долларов?

Папополус рассмеялся, и Пуаро присоединился к его смеху.

– Как подделка, – сказал антиквар, возвращая камни, – они, как я уже сказал, в своем роде камни выдающиеся. Не будет ли это нахальством с моей стороны, месье Пуаро, спросить, где вы их откопали?

– Совсем нет, – ответил сыщик, – от таких старых друзей, как вы, у меня нет секретов. Они принадлежали графу де ля Рош.

Брови месье Папополуса невольно поползли на лоб.

– Ах в-о-о-от как, – пробормотал он.

Подавшись вперед, Пуаро напустил на себя свой самый невинный вид.

– Месье Папополус, – произнес он, – я выложу все карты на стол. Оригиналы этих камней были похищены у мадам Кеттеринг в «Голубом поезде». А сейчас я скажу вам следующее: первое – меня не интересует возврат этих камней, это дело полиции. Второе – я работаю не на полицию, а на месье ван Олдина и хочу найти человека, который убил мадам Кеттеринг. Камни интересуют меня только как способ добраться до убийцы. Это понятно?

Последние два слова маленький бельгиец произнес со значительным нажимом. Месье Папополус с каменным лицом сказал:

– Продолжайте.

– Мне кажется вероятным, что камни поменяют хозяина здесь, в Ницце, и, возможно, с вашей помощью.

– Ах, вот как! – воскликнул антиквар.

Он машинально отпил кофе и стал выглядеть еще более благородно и патриархально, чем обычно.

– И я сказал себе, – продолжил Пуаро с воодушевлением, – какая удача! Мой старый друг месье Папополус в Ницце. Он мне поможет.

– И как, вы считаете, я могу вам помочь? – спросил месье Папополус ледяным тоном.

– Я сказал себе, что месье Папополус, без сомнения, приехал в Ниццу по делу.

– А вот и нет, – ответил антиквар, – по совету докторов я поправляю здесь здоровье. – И он громко откашлялся.

– Мне очень жаль это слышать, – ответил Пуаро без всякой видимой симпатии. – Но продолжим. Когда русский великий князь, или австрийская эрцгерцогиня, или итальянский принц хотят избавиться от своих фамильных драгоценностей, к кому они обращаются? Вот именно, к месье Папопулусу! К тому, кто во всем мире известен своим умением держать язык за зубами.

Его собеседник поклонился.

– Вы мне льстите.

– Умение держать язык за зубами – это великая вещь, – заметил Пуаро и был вознагражден улыбкой, которая промелькнула на лице грека. – Я тоже умею держать язык за зубами.

Взгляды двух мужчин встретились. Детектив продолжил говорить очень медленно, тщательно подбирая слова:

– И вот я сказал себе: если камни поменяют хозяев именно в Ницце, месье Папополус будет об этом знать. Он знает обо всем, что происходит в мире драгоценных камней.

– Ах, вот как, – повторил антиквар и взял еще один круассан.

– Вы понимаете, что полиция в это вмешиваться не будет, – напомнил сыщик. – Это совершенно частное дело.

– В общем, вы правы, слухами земля полнится, – осторожно признался месье Папополус.

– Какими же, например? – подсказал Пуаро.

– А почему я должен их вам передавать?

– Думаю, потому, месье Папополус, – сказал сыщик, – что, как вы помните, семнадцать лет назад у вас в руках оказался один предмет. Он был оставлен вам в качестве залога одним, скажем так, очень известным лицом. Он был у вас и совершенно неожиданно исчез. И вы тогда, если я могу использовать такое выражение, влипли по полной.

Пуаро перевел спокойный взгляд на девушку. Та внимательно слушала, положив подбородок на сцепленные руки и отодвинув в сторону чашку и тарелку. Все еще не сводя с нее глаз, сыщик продолжил:

– В то время я оказался в Париже, и вы послали за мной. Вы отдали себя в мои руки. Тогда вы сказали, что если я верну вам этот… м-м-м… предмет, то заслужу вашу вечную благодарность. Eh bien! Я его тогда вам вернул.

Месье Папополус вздохнул.

– Это был самый ужасный момент моей карьеры, – признался он.

– Семнадцать лет – очень долгий срок, – задумчиво произнес Пуаро. – Но думаю, что не ошибусь, если скажу, что ваша нация никогда ничего не забывает.

– Греки? – спросил Папополус с иронической улыбкой на губах.

– Нет, я имею в виду не греков, – ответил детектив.

В комнате повисла тишина, а затем старик антиквар гордо выпрямился в своем кресле.

– Вы правы, месье Пуаро, – тихо проговорил он. – Я еврей. И, как вы правильно заметили, наша нация не забывает ни хорошего, ни плохого.

– Значит ли это, что вы мне поможете?

– В том, что касается камней, месье Пуаро, я ничего не могу сделать, – старик так же, как и детектив до него, тщательно подбирал слова. – Я ничего не знаю и ничего не слышал. Но, может быть, я смогу расплатиться с вами по-другому – если вы интересуетесь скачками…

– Иногда – да, – ответил Пуаро, не спуская глаз с антиквара.

– Так вот, в Лоншаме[39] будет бежать одна лошадка, на которую стоит обратить внимание. Вы понимаете, что ничего гарантировать я не могу – эта информация дошла до меня через много-много рук…

Антиквар остановился, пристально глядя на сыщика, как будто хотел убедиться, что тот его понимает.

– Отлично, отлично, – произнес Пуаро, кивая.

– Зовут эту лошадку, – месье Папополус откинулся в кресле и соединил перед собой кончики пальцев, – Маркиз. Мне кажется, хотя я и не уверен, что это английская лошадь, верно, Зия?

– Я тоже так думаю, – подтвердила девушка.

Пуаро резко встал.

– Я благодарю вас, месье, – произнес он. – Здорово, когда получаешь то, что англичане называют «информацией из первых рук». – Сыщик повернулся к девушке. – Au revoir[40], мадемуазель Зия. Кажется, что я видел вас в Париже только вчера… Можно сказать, что прошло не больше двух лет.

– Между тридцатью тремя и шестнадцатью есть небольшая разница, – печально ответила девушка.

– Но только не в вашем случае, – галантно парировал детектив. – Надеюсь, что мы как-нибудь все вместе пообедаем.

– Это будет просто чудесно, – ответила Зия.

– Тогда мы это обязательно организуем, – торжественно пообещал Пуаро, – а сейчас – je me sauve[41].

Мурлыкая что-то себе под нос, он шел вдоль улицы. Изящно размахивая своей тростью, сыщик пару раз довольно улыбнулся самому себе. Завернув в первое же почтовое отделение, он послал телеграмму.

Ему пришлось потратить какое-то время на ее составление, так как это был код и ему надо было напрячь память, чтобы его вспомнить. В телеграмме говорилось что-то о потерянной булавке для шарфа, и адресована она была инспектору Джеппу в Скотленд-Ярд. В расшифрованном виде телеграмма была очень короткой и исключительно по делу: «Пришлите мне все, что вам известно о человеке по кличке Маркиз».

Глава 23Новая версия

Ровно в одиннадцать часов Пуаро появился в гостинице ван Олдина. Миллионер был один.

– Вы очень пунктуальны, – сказал он, поднимаясь навстречу сыщику.

– Я всегда пунктуален, – ответил Пуаро. – Всегда придерживаюсь точности. Без организованности и метода… – Он замолчал. – Наверное, я вам все это уже говорил. Давайте сразу перейдем к цели моего визита.

– К вашей маленькой идее?

– Вот именно, к моей маленькой идее, – улыбнулся бельгиец. – Прежде всего, месье, я хотел бы еще раз допросить горничную – эту Аду Мейсон. Она еще здесь?

– Да.

– Очень хорошо!

Ван Олдин с любопытством посмотрел на Пуаро и отправил посыльного на поиски Мейсон.

Детектив поприветствовал ее со своей обычной вежливостью, которая всегда производила нужный эффект на представителей определенных классов.

– Добрый день, мадемуазель, – жизнерадостно проговорил он. – Прошу вас, присаживайтесь, если месье не возражает…

– Да, да, конечно, присаживайтесь, милочка.

– Благодарю вас, – чопорно поблагодарила Мейсон и устроилась на самом краешке стула. Сейчас она выглядела еще сухощавее и язвительнее, чем всегда.

– Мне придется задать вам еще несколько вопросов, – объяснил Пуаро. – Мы должны добраться до самой сути происшедшего. И я опять возвращаюсь к вопросу о том мужчине в поезде. Вы видели графа де ля Рош и сказали, что он вполне мог быть тем человеком, хотя вы в этом и не уверены на все сто процентов.

– Я уже говорила вам, сэр, что никогда не видела лица того мужчины. Именно поэтому мне так трудно…

Пуаро улыбнулся и кивнул.

– Именно так. Я очень хорошо понимаю ваше затруднение. А теперь вот что, мадемуазель, вы сказали нам, что работали у мадам Кеттеринг два месяца. За это время как часто вы видели ее мужа?

Мейсон задумалась на несколько минут, а потом ответила:

– Всего два раза, сэр.

– И вы были рядом с ним или на расстоянии?

– Однажды, сэр, он пришел на Керзон-стрит. Я была наверху и видела его через перила лестницы внизу в холле. Мне было любопытно – ну, вы меня понимаете, со всеми этими делами… – Мейсон деликатно покашляла.

– А второй раз?

– Я была в парке, сэр, с одной из служанок, с Энни. И она мне показала, как хозяин прогуливался с какой-то иностранкой.

Пуаро опять кивнул.

– А теперь ответьте мне на такой вопрос, Мейсон, – почему вы решили, что человек, который говорил с вашей хозяйкой на Лионском вокзале, не мог быть ее мужем?

– Мужем, сэр? Мне это просто в голову не пришло.

– Но вы не уверены, – настаивал Пуаро.

– Я просто об этом никогда не думала. – Было видно, что Мейсон расстроилась.

– Но вы же слышали, что ваш хозяин ехал этим же поездом. Что может быть естественнее, чем то, что он проходил по коридору?

– Но мужчина, который разговаривал с хозяйкой, сэр, пришел с улицы. На нем была уличная одежда. Пальто и мягкая шляпа.

– Именно, мадемуазель. Но задумайтесь на минутку. Поезд прибывает на Лионский вокзал. Многие пассажиры разминаются, прохаживаясь по платформе. Ведь ваша хозяйка тоже собиралась выйти и, без сомнения, надела свое манто, нет?

– Вы правы, сэр, – согласилась Мейсон.

– Но тогда и ваш хозяин мог сделать то же самое. В поезде топили, но на улице было довольно прохладно. Он надевает пальто и шляпу и прогуливается вдоль состава, как вдруг в одном из освещенных окон видит мадам Кеттеринг. До этого он не знал, что она едет этим же поездом. Естественно, что он входит в вагон и проходит к ее купе. Она, увидев его, удивленно вскрикивает и быстро захлопывает внутреннюю дверь между двумя купе, потому что, вполне возможно, она не хотела, чтобы вы слышали, о чем они говорят.

Сыщик откинулся в своем кресле и наблюдал, как его предположение медленно доходит до горничной. Никто лучше Пуаро не знал, что тот класс, к которому принадлежала Мейсон, ни в коем случае нельзя торопить. Ей необходимо время, чтобы избавиться от своих уже заранее сложившихся стереотипов.

По прошествии трех минут горничная заговорила:

– Знаете, сэр, могло быть и так, как вы говорите. Но я об этом никогда не думала… Хозяин действительно высокий, с темными волосами, да и фигурой похож. Да, это вполне мог быть хозяин. Хотя я опять-таки не могу сказать, что абсолютно уверена.

– Большое вам спасибо, мадемуазель. Не буду вас больше задерживать… Ах да, еще одна вещь, – Пуаро достал из кармана портсигар, который уже показывал Кэтрин. – Это вещь вашей хозяйки?

– Нет, сэр, это не хозяйкин, если только…

Неожиданно она замерла – было видно, что у нее в голове зреет какая-то мысль.

– Если только… – подбодрил ее Пуаро.

– Мне кажется, сэр, хотя я совсем и не уверена, что этот портсигар хозяйка купила в подарок хозяину.

– Ах вот как, – сказал детектив безразличным тоном.

– Правда, я не могу сказать вам, подарила ли она его хозяину или нет.

– Именно так, – произнес Пуаро. – Именно так. Ну что же, я думаю, что это все, мадемуазель. Всего вам доброго.

Ада Мейсон незаметно удалилась, бесшумно закрыв за собой дверь. С легкой улыбкой сыщик посмотрел на американца. Казалось, что миллионера поразило громом.

– Вы думаете, что это Дерек? – спросил он. – Но ведь все указывает на другого. Ведь графа поймали с поличным, с камнями практически у него в кармане…

– Нет.

– Но вы же сами мне рассказали…

– Что же я вам рассказал?

– Ну, эту историю с рубинами… и даже показали их мне.

– Нет.

Ван Олдин в недоумении уставился на сыщика.

– Вы хотите сказать, что не показывали их мне?

– Не показывал.

– Вчера, на теннисе?

– Нет.

– Кто из нас сошел с ума, месье Пуаро, – вы или я?

– Никто, – ответил детектив. – Вы задали мне вопрос, а я на него ответил. Вы спросили, не показывал ли я вам вчера драгоценные камни, и я ответил отрицательно. То, что вы вчера видели, ван Олдин, была первоклассная подделка, которую только эксперт мог отличить от настоящих рубинов.

Глава 24Пуаро дает советы

Миллионеру понадобилось несколько минут, чтобы понять то, что ему сказал сыщик. Он смотрел на Пуаро, как глухонемой. Маленький человечек мягко кивнул ему.

– Вот именно, – проговорил он. – Это здорово все меняет, не так ли?

– Подделка!.. – Американец подался вперед. – И вы все время так думали, месье Пуаро? Все это время вы вели расследование именно к этому? Вы никогда не верили, что граф де ля Рош – убийца?

– У меня были сомнения на этот счет, – спокойно согласился с ним Пуаро. – И я ведь об этом вам говорил. Ограбление с применением силы и убийство, – он энергично покачал головой, – нет, в это трудно поверить. Это совсем не соответствует личности графа де ля Рош.

– Но вы верите в то, что он хотел украсть рубины?

– Конечно. В этом я не сомневаюсь. Вот послушайте – я попытаюсь описать вам происшедшее так, как я его вижу… Граф знал о рубинах и приготовил соответствующий план. Он выдумал эту романтическую историю о книге по геммологии, которую якобы писал, с единственной целью – заставить вашу дочь захватить камни с собой. Одновременно с этим он приготовил идеальную подделку. Ведь совершенно очевидно, не правда ли, что он собирался совершить подмену? Мадам, ваша дочь, не была экспертом по камням, и могло пройти очень много времени, прежде чем она обнаружила бы, что же произошло. А когда обнаружила бы… что ж, я не думаю, что она обратилась бы в полицию. Слишком уж многое стало бы известно. В распоряжении графа были бы ее письма. С точки зрения де ля Роша это был идеальный план – принимая во внимание, что он не первый раз проделывает подобное.

– Да, все это кажется вполне вероятным, – задумчиво произнес ван Олдин.

– И это полностью соответствует психотипу графа, – заметил Пуаро.

– Ну хорошо. Но что же, – ван Олдин вопросительно посмотрел на своего собеседника, – что же в действительности произошло? Расскажите же мне, месье Пуаро.

Сыщик пожал плечами.

– Все очень просто, – ответил он. – Кто-то опередил графа.

В комнате повисла долгая пауза.

Казалось, ван Олдин еще и еще раз обдумывает услышанное. Когда он заговорил, то сразу же перешел к самому главному:

– И как долго вы подозревали моего зятя, месье Пуаро?

– С самого начала. У него у единственного были и мотив, и возможность. Все сразу же согласились с тем, что мужчина, который вошел в купе мадам в Париже, был графом де ля Рош. Я тоже сначала так думал. А потом вы вскользь упомянули, что однажды приняли графа за вашего зятя. И тогда я понял, что они одинакового роста и комплекции и волосы у них похожего цвета. После этого мне в голову пришла странная идея. Ведь горничная работала у вашей дочери совсем недолго, и было маловероятно, что она хорошо знает мистера Кеттеринга в лицо – хотя бы потому, что он не жил на Керзон-стрит. А кроме того, мужчина все время старался спрятать лицо.

– Так вы верите, что он… что он убил ее? – спросил американец хриплым голосом.

Детектив быстро поднял руку:

– Нет, я этого не говорил. Но такая вероятность существует, и очень высокая вероятность. В тот момент ваш зять был загнан в угол, из которого, казалось, было невозможно выбраться, – ему грозило разорение. Убийство было одной из возможностей его избежать.

– Но зачем было брать рубины?

– Чтобы преступление выглядело как обычное ограбление, которые случаются на поездах сплошь и рядом. Иначе подозрение пало бы на него с самого начала.

– Но если это так, то что он сделал с камнями?

– Это еще надо будет выяснять. Существует несколько вариантов. В Ницце сейчас находится человек, который, возможно, нам в этом поможет, – я показывал вам его на теннисе…

Маленький человечек встал, и ван Олдин поднялся вместе с ним. Он положил руку на плечо сыщика – его голос был хриплым от переполнявших его эмоций.

– Найдите мне убийцу Рут, – произнес он. – Больше я ни о чем вас не прошу.

Сыщик выпрямился.

– Оставьте это Эркюлю Пуаро, – важно ответил он. – И не волнуйтесь, я обязательно узнаю всю правду.

Он смахнул со шляпы пушинку, ободряюще улыбнулся миллионеру и вышел из комнаты. Однако, когда детектив спускался по ступенькам лестницы, уверенности у него поубавилось.

– Все это, конечно, хорошо, – пробормотал он себе под нос, – но трудности все-таки существуют. Да, и трудности немаленькие…

Выходя из отеля, он неожиданно остановился. Перед подъездом стояла машина, в которой сидела Кэтрин Грей. Возле машины стоял Дерек Кеттеринг, который с серьезным видом о чем-то говорил с девушкой.

Через минуту-другую машина отъехала, а Дерек так и остался стоять на тротуаре, глядя ей вслед. На лице у него было странное выражение. Наконец он нетерпеливо передернул плечами, глубоко вздохнул и, повернувшись, наткнулся на Пуаро, который стоял прямо за ним. Кеттеринг невольно вздрогнул. Мужчины смотрели друг на друга. Детектив посмотрел на Кеттеринга твердо и не отводя взгляда, а Дерек ответил ему с каким-то легкомысленным вызовом. Когда он заговорил, слегка подняв брови, в его тоне, полном легкой издевки, послышалось некоторое ерничанье.

– А она настоящая милашка, не правда ли? – с легкостью заметил Кеттеринг.

Вел он себя совершенно естественно.

– Вы правы, – задумчиво согласился с ним Пуаро, – лучше о мадемуазель Кэтрин и не скажешь. Вы это очень по-английски сказали, а мадемуазель – англичанка до мозга костей.

Дерек молчал не двигаясь.

– И все-таки она очень sympathique[42], не так ли?

– Да, – подтвердил Кеттеринг. – Таких женщин, как она, совсем немного.

Он говорил негромко, как будто сам с собой. Пуаро важно кивнул. А потом, нагнувшись в сторону Кеттеринга, заговорил уже совсем другим тоном, которого раньше Дерек у него никогда не слышал:

– Надеюсь, вы простите старика, месье, если он скажет вам кое-что, что на первый взгляд может показаться вам неуместным. Есть одна английская поговорка, которую я хотел бы напомнить вам. В ней говорится: «Закончи со старой любовью, прежде чем начинать новую».

– Что вы, черт побери, имеете в виду? – Кеттеринг раздраженно повернулся к сыщику.

– Вы на меня сердитесь, – голос Пуаро был безмятежен. – Я этого ожидал. А имею я в виду вот что – посмотрите, месье, вон стоит еще одна машина, и внутри находится леди. Если вы повернете голову, то легко увидите ее.

Дерек резко повернулся, и лицо его потемнело от гнева.

– Черт бы побрал эту Мирей, – прорычал он. – Сейчас я…

Пуаро остановил его жестом руки.

– А вы уверены, что поступите мудро? – спросил он предостерегающим тоном.

В глазах сыщика появились зеленоватые мерцающие точки. Однако Дерек уже не обращал внимания на предупреждения – гнев заставил его забыть обо всех предосторожностях.

– Я с нею полностью порвал, и ей это прекрасно известно! – воскликнул он со злобой.

– Вы-то с ней порвали, а вот она с вами?..

Кеттеринг неожиданно хрипло рассмеялся.

– Если это будет зависеть от нее, то она ни за что не порвет с двумя миллионами фунтов, – жестоко сказал он. – Когда речь идет о Мирей, то можете быть в этом совершенно уверены.

Брови Пуаро приподнялись.

– Вы очень цинично смотрите на жизнь, – спокойно проговорил он.

– Да неужели? – В неожиданно широкой улыбке мужчины не было и намека на веселье. – Я слишком долго живу на этом свете, месье Пуаро, чтобы понять, что все женщины одинаковы. – Внезапно его лицо смягчилось. – Все, за исключением одной.

Он дерзко встретил взгляд сыщика. В его глазах появилась тревога, но она быстро пропала.

– Кроме той, – он кивнул в сторону мыса Мартин.

– Ах вот как, – произнес Пуаро.

Эти слова были точно рассчитаны, с тем чтобы спровоцировать собеседника.

– Я прекрасно знаю все, что вы хотите мне сказать, – быстро проговорил Дерек. – Образ жизни, которую я вел, делает меня недостойным этой женщины. Вы скажете, что я не имею права даже мечтать об этом. И дело даже не в том, что кто-то кого-то считает плохим, – я знаю, что негоже вести такие разговоры всего через несколько дней после смерти жены. Особенно когда жена была убита.

Он остановился, чтобы сделать вдох, и Пуаро воспользовался этой паузой, чтобы сказать своим печальным голосом:

– Послушайте, но ведь я не говорил ничего подобного.

– Значит, скажете.

– Вы уверены?

– Вы скажете, что у меня нет ни одного шанса на свете жениться на Кэтрин.

– Нет, – ответил маленький человечек, – этого я никогда не скажу. У вас очень плохая репутация, и это правда. Но это никогда не останавливало женщин. Если б вы были человеком с прекрасным характером, высоких моральных качеств, который никогда не совершил ни одного дурного поступка, а напротив, всегда делал только то, что от него ожидали, – eh bien! – вот тогда я сказал бы, что шансов у вас маловато. Вы же понимаете, что между моральными качествами и романтикой очень мало общего. Правда, вдовы обычно выбирают моральные качества…

Несколько минут Дерек не отрываясь сверлил его взглядом, а потом резко повернулся на каблуках и направился к ожидающей машине.

Пуаро с интересом наблюдал за ним. Он увидел, как из машины высунулось очаровательное создание и заговорило с Кеттерингом. Но тот не остановился. Подняв шляпу в приветствии, он прошел мимо.

– Ça y est[43], – проговорил месье Эркюль Пуаро. – Мне кажется пора вернуться в chez moi[44].

Придя домой, он обнаружил, что невозмутимый Джордж занят глажкой брюк.

– Приятный денек сегодня, Джордж. Я, правда, немного устал, но день прошел не без результатов, – заметил сыщик.

На деревянном лице слуги не появилось никаких эмоций.

– Конечно, сэр.

– Личность преступника, Джордж, – вот что представляет особый интерес. Многие убийцы обладали большим личным обаянием.

– Я слыхал, сэр, что доктор Криппен[45] был очень приятным джентльменом. Однако это не помешало ему превратить жену в мелкорубленое мясо.

– Ваши ассоциации, Джордж, как всегда, безукоризненны.

Слуга промолчал, но в этот момент раздался телефонный звонок. Пуаро снял трубку:

– Алло… да, да, это говорит Эркюль Пуаро.

– Говорит Найтон. Подождите секундочку, месье Пуаро, с вами хочет поговорить мистер ван Олдин.

Через секунду в трубке послышался голос миллионера:

– Это вы, месье Пуаро? Я хотел сообщить вам, что только что ко мне приходила Ада Мейсон, на этот раз без приглашения. Она все обдумала еще раз и теперь говорит, что почти уверена, что человек в Париже был Дереком Кеттерингом. В тот момент что-то в нем показалось женщине очень знакомым, но тогда она не смогла понять что. Сейчас она гораздо более уверена.

– Ах, вот как, – сказал Пуаро. – Большое спасибо, месье ван Олдин. Это нам поможет.

Он положил трубку и несколько минут стоял с загадочной улыбкой на губах. Джорджу пришлось дважды окликнуть его, прежде чем сыщик обратил на него внимание.

– Да? – переспросил Пуаро. – Что вы сказали?

– Вы будете обедать дома, сэр, или куда-то уйдете?

– Ни то, ни другое. Я лягу в постель и немножко вздремну. То, что ожидалось, – произошло. А когда это случается, я всегда трачу очень много нервов.

Глава 25Вызов

Когда Дерек проходил мимо машины, из нее высунулась Мирей.

– Дериик, я должна с тобой поговорить…

Но Кеттеринг, приподняв шляпу, не остановился.

Когда он вернулся в отель, консьерж оторвался от своей писанины и заговорил с ним:

– Вас ожидает посетитель, месье.

– Кто именно? – поинтересовался Дерек.

– Он не назвался, месье, но сказал, что дело у него важное и что он будет ждать.

– И где же он?

– В маленьком салоне, месье. Он сказал, что салон подходит ему больше, чем общий холл, – там меньше народа.

Дерек кивнул и направился в салон. Тот был пуст. Единственный посетитель встал и поклонился с изяществом, выдававшем в нем иностранца. До этого момента Дерек только один раз видел графа де ля Рош, но легко узнал этого «аристократа» и состроил сердитую гримасу. Надо же набраться такой наглости!

– Граф де ля Рош, не так ли? – уточнил англичанин. – Боюсь, что вы зря потратили свое время.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – мирно проговорил граф.

Его белые зубы блестели.

Обычно очарование манер графа не производило никакого впечатления на мужчин. Все они, до одного, сердечно его ненавидели. Дерек Кеттеринг сразу же почувствовал непреодолимое желание выгнать графа из комнаты пинками. Его остановило только осознание того, что скандал в нынешней ситуации ему был совсем не нужен. Он в очередной раз удивился, что Рут могла найти в этом человеке, – а в том, что она что-то нашла в нем, Дерек не сомневался. Прохвост и пройдоха. Он с отвращением посмотрел на тщательно наманикюренные руки графа.

– Я пришел к вам, – начал де ля Рош, – по небольшому дельцу. Думаю, что вам будет небезынтересно выслушать меня.

И опять Дереку захотелось вышвырнуть графа вон – и снова он сдержался, услышав в голосе графа некую угрозу и истолковав ее по-своему. Дерек подумал, что по многим причинам ему будет выгоднее выслушать визитера.

Англичанин сел и нетерпеливо забарабанил пальцами по столешнице.

– Ну, – грубо спросил он, – и что же вы хотите?

Не в обычаях графа было сразу же переходить к сути вопроса.

– Позвольте мне, месье, выразить вам мои соболезнования по поводу вашей недавней потери.

– Ели вы будете иметь наглость продолжать в том же духе, – спокойно заметил Дерек, – то вылетите в окно.

Кивком он указал на окно за спиной графа, и тот тревожно заерзал в кресле.

– Если это то, чего вы хотите, то я пришлю вам своих секундантов, – сказал де ля Рош заносчиво.

Дерек рассмеялся.

– Дуэль? Мой дорогой граф, для этого я слишком несерьезно к вам отношусь. Но я получу истинное удовольствие, когда буду пинками гнать вас по Английской набережной.

Не в интересах графа было ссориться, поэтому он только поднял брови и пробормотал:

– Англичане всегда были варварами.

– Так что же вы хотели мне сказать? – напомнил Кеттеринг.

– Буду с вами абсолютно откровенен, – начал де ля Рош, – и немедленно перейду прямо к сути. Ведь мы оба в этом заинтересованы, нет?

И граф опять улыбнулся своей приятной улыбкой.

– Продолжайте, – коротко сказал Дерек.

Граф посмотрел на потолок, соединил кончики пальцев обеих рук перед собой и негромко произнес:

– Вы недавно получили кучу денег, месье.

– А вам-то какое до этого дело, черт возьми?

Де ля Рош выпрямился в кресле.

– Месье, мое имя запятнано! Меня подозревают – и даже обвиняют – в насильственном преступлении!

– Я вас ни в чем не обвинял, – холодно заявил Дерек. – Как заинтересованная сторона, я не имею права высказывать свое мнение.

– Я невиновен, – продолжил граф. – Небом клянусь, – он указал рукой на потолок, – что я невиновен!

– Насколько я помню, это дело ведет месье Карреж, – вежливо подсказал ему Кеттеринг.

Де ля Рош, казалось, этого не заметил.

– А я не только обвинен в преступлении, которого не совершал, но и сильно нуждаюсь в деньгах. – После этого он негромко и многозначительно покашлял.

Дерек встал.

– Именно этого я и ожидал, – его слова звучали негромко. – Ах вы, шантажист несчастный! Вы не получите ни пенни. Моя жена умерла, и теперь ей уже не страшны ваши скандалы. Наверное, она писала вам глупые письма, но даже если я сейчас соглашусь выкупить их у вас за приличную сумму, я больше чем уверен, что вы умудритесь утаить парочку. Поэтому послушайте, что я вам сейчас скажу, – а скажу я вам вот что: шантаж – это грязное преступление, как в Англии, так и во Франции. Вот вам мой ответ, месье де ля Рош, и запомните его хорошенько. Всего хорошего.

– Одну минутку, – граф жестом остановил Дерека, который уже собирался выйти из комнаты. – Вы ошибаетесь, месье. И очень серьезно ошибаетесь. Смею надеяться, что я джентльмен, – Дерек рассмеялся, – и любые письма, которые пишут мне дамы, навсегда останутся под защитой моей порядочности. – Изящным и благородным жестом граф гордо вскинул голову. – Я пытался сделать вам совсем другое предложение. Как я уже сказал, я очень нуждаюсь в деньгах, и мое чувство собственного достоинства может заставить меня обратиться в полицию с некой информацией.

Дерек медленно вернулся в комнату.

– Что вы имеете в виду?

Приятная улыбка графа вернулась на его лицо.

– Думаю, что в подробности ударяться нет смысла, – промурлыкал он. – Ищи, кому выгодно, – так, кажется, говорится? А как я только что сказал, вы недавно получили кучу денег…

Кеттеринг опять рассмеялся.

– Если это все… – презрительно произнес он.

Граф энергично замотал головой:

– Это еще не все, мой дорогой сэр. Я не пришел бы к вам, если б у меня не было гораздо более точной и детальной информации, чем эта. Поверьте мне, месье, нет ничего приятного в том, когда вас арестовывают и судят за убийство.

Дерек подошел вплотную к де ля Рошу. На его лице была написана такая ярость, что граф невольно отступил на несколько шагов.

– Вы что, угрожаете мне? – в ярости задал вопрос молодой человек.

– Больше вы об этом ничего, никогда не услышите, – заверил его де ля Рош.

– В своей жизни я видывал немало блефов…

Граф жестом остановил молодого человека:

– Поверьте мне, это не блеф. А чтобы вас в этом убедить, скажу следующее: свою информацию я получил от некой леди. И именно у нее находится неопровержимое доказательство того, что убийство совершили именно вы.

– У нее? У кого же?

– У мадемуазель Мирей.

Дерек отступил назад, как будто его ударили.

– Мирей, – чуть слышно произнес он.

Граф попытался развить то, что он принял за свой успех.

– Пустяк – всего сто тысяч франков, – сказал он. – Много я не прошу.

– Простите? – машинально переспросил Кеттеринг.

– Я говорю, месье, что речь идет о пустяке в сто тысяч франков – эта сумма удовлетворит мое чувство собственного достоинства.

Дерек, по-видимому, смог взять себя в руки и серьезно посмотрел на графа.

– Вы хотите получить мой ответ прямо сейчас?

– Если это возможно, месье.

– Так вот он. Убирайтесь к дьяволу. Понятно?

Граф был слишком потрясен, чтобы что-то ответить, а Кеттеринг повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

У отеля он остановил такси и отправился в гостиницу Мирей. Спросив у портье, выяснил, что танцовщица только что вернулась, и протянул свою карточку.

– Отнесите это мадемуазель и узнайте, сможет ли она меня принять.

Буквально через несколько секунд ему предложили следовать за ливрейным лакеем.

Когда Кеттеринг переступил порог апартаментов танцовщицы, в нос ему ударил аромат экзотических цветов. Комната была полна гвоздик, орхидей и мимозы. Мирей стояла возле окна в пеньюаре из пенных кружев.

Она подошла к Дереку, вытянув руки.

– Дериик, ты вернулся ко мне… Я всегда это знала.

Мужчина заставил ее опустить протянутые руки и твердо посмотрел на нее сверху вниз.

– Зачем ты прислала ко мне графа де ля Рош?

Танцовщица посмотрела на него с удивлением, которое показалось ему неподдельным.

– Я? Послала к тебе графа де ля Рош? Но зачем?

– Ну, наверное, чтобы он меня шантажировал, – мрачно предположил Дерек.

Женщина опять уставилась на него. Потом улыбнулась и покачала головой.

– Ну, конечно. Этого нужно было ожидать. Именно это он и должен был сделать, такой уж он тип. Мне надо было подумать об этом заранее… Нет, Дериик, я к тебе его не посылала.

Кеттеринг впился в танцовщицу взглядом, как будто хотел прочитать ее мысли.

– Я тебе все расскажу, – продолжила Мирей. – Поверь, мне очень стыдно, но я все-таки расскажу. Третьего дня, ты помнишь, я была взбешена, была просто в ярости… – Танцовщица сделала убедительный жест. – У меня ведь совсем не спокойный темперамент. Я хотела тебе отомстить и пошла к графу де ля Рош. И рассказала ему, что он должен пойти в полицию и сказать там то-то и то-то. Но не надо бояться, мой Дериик. Я не совсем выжила из ума – доказательства есть только у меня. Полиция ничего не сможет сделать без моих показаний. Понимаешь? Ну, а теперь…

Она подошла к нему поближе, глядя на него снизу вверх глазами, полными нежности.

Кеттеринг грубо оттолкнул женщину. Та осталась стоять со вздымающейся грудью и глазами, превратившимися в щелки.

– Осторожнее, Дериик. Советую тебе быть осторожнее. Ведь ты вернулся ко мне, не так ли?

– К тебе я никогда не вернусь, – твердо сказал англичанин.

– Что?

Больше чем когда-либо танцовщица сейчас напоминала кошку. Ее веки дрожали.

– Так здесь замешана женщина! Это та, с которой ты тогда обедал… Я ведь права?

– Я собираюсь сделать этой леди предложение – к твоему сведению.

– Этой чопорной англичанке!.. Ты что, думаешь, что я хоть на минуту с этим соглашусь? Ни за что! – Роскошное тело танцовщицы изогнулось. – Послушай, Дериик, ты помнишь, о чем мы говорили в Лондоне? Ты тогда сказал, что единственное, что тебя может спасти, – это смерть твоей жены. Ты тогда еще жалел, что она такая здоровая… А потом подумал о несчастном случае. И даже больше, чем просто о несчастном случае…

– Я полагаю, – надменно произнес Дерек, – что именно об этом разговоре ты поведала графу де ля Рош.

Мирей рассмеялась.

– Я что, дура? Разве может полиция сделать хоть что-то, основываясь на таком туманном рассказе? Знаешь, я дам тебе последний шанс. Ты откажешься от этой англичанки и вернешься ко мне. И тогда, chèri[46], я никогда больше не буду…

– Не будешь что?

Женщина тихонько рассмеялась.

– Ты ведь думаешь, что тебя никто не видел…

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказала, – ты думаешь, что тебя никто не видел, Дериик, mon ami[47], а я видела, как ты выходил из купе мадам – твоей жены – как раз перед тем, как поезд остановился в Лионе. И я знаю даже больше – знаю, что, когда ты вышел из купе, она была уже мертва.

Дерек молча смотрел на женщину. А потом, как сомнамбула, повернулся и медленно, медленно вышел из комнаты, слегка покачиваясь на ходу.

Глава 26Предупреждение

– И именно поэтому, – сказал Пуаро, – мы с вами хорошие друзья и у нас нет секретов друг от друга.

Кэтрин повернула голову и посмотрела на детектива. В его голосе ей послышалось нечто новое, какая-то серьезность, которой раньше она не слышала.

Они сидели на скамейке в саду Монте-Карло. Кэтрин приехала вместе с друзьями, и почти сразу же по приезде они наткнулись на Найтона и Пуаро. Леди Тэмплин вцепилась в майора и полностью ошеломила его своими воспоминаниями, большинство из которых, по легкому подозрению Кэтрин, было вымышлено. Они отошли вместе, и рука леди Тэмплин покоилась на руке молодого человека. Найтон несколько раз бросал через плечо отчаянные взгляды. В глазах Пуаро, когда он наблюдал за ними, плясали веселые чертики.

– Ну конечно, мы друзья, – подтвердила Кэтрин.

– С самого начала мы почувствовали некую симпатию друг к другу, – Пуаро был задумчив.

– Да, когда вы сказали мне, что полицейские романы случаются и в реальной жизни.

– И я оказался прав, верно? – Он со значением погрозил ей поднятым указательным пальцем. – И вот сейчас мы с вами прямо в самой гуще такого романа. Для меня это привычно – в этом вся моя жизнь, – но для вас все по-другому. Да, – добавил он, подумав, – для вас все совсем по-другому.

Кэтрин пристально посмотрела на сыщика. Все это выглядело так, как будто он хотел предостеречь ее, указать ей на опасность, которую она не видела.

– А почему вы говорите, что я в самой гуще происходящего? Да, я говорила с миссис Кеттеринг накануне ее смерти, но сейчас… сейчас все это в прошлом. Больше я к этому не имею никакого отношения.

– Ах мадемуазель, мадемуазель, разве мы можем так легко сказать: «Я больше не имею к этому никакого отношения»?

Кэтрин повернулась и с вызовом посмотрела на Пуаро.

– В чем дело? – спросила она. – Вы мне пытаетесь что-то сказать. Нет, точнее – вы пытаетесь на что-то намекнуть. Но я не мастак разгадывать намеки. Лучше будет, если вы прямо скажете мне то, что хотите.

– Ah, mais c’est anglais ça[48], – печально прошептал он. – Все только или белое, или черное. Все понятно и определено заранее. Но ведь жизнь совсем не такая, мадемуазель. В ней существуют моменты, которые еще не случились, но уже отбрасывают на нас свою тень.

Он промокнул бровь большим шелковым носовым платком, который достал из кармана, и сказал:

– Что-то я стал выражаться как поэт… Давайте лучше будем, как вы говорите, оперировать фактами. А если говорить о фактах, то позвольте спросить: вам нравится майор Найтон?

– Очень нравится, – ответила Кэтрин. – Он действительно очень мил.

– Вы сказали это с большой теплотой. Вот если б вы произнесли это безразличным голосом «милый молодой человек», eh bien, знаете, я бы чувствовал себя лучше.

Кэтрин промолчала. Внезапно она почувствовала себя неудобно. А в это время Пуаро мечтательно продолжал:

– Однако кто знает… Эти женщины – у них столько разных способов скрывать свои истинные чувства – и сердечность вполне может быть одним из них.

Он глубоко вздохнул.

– Я не понимаю… – начала Кэтрин, но сыщик прервал ее:

– Вы не понимаете, почему я так дерзок, мадемуазель? Дело в том, что я уже старый человек, но иногда – правда, нечасто – сталкиваюсь с людьми, которые становятся мне по-настоящему дороги. Мы с вами друзья, мадемуазель, – вы сами говорили мне об этом. Этим все и объясняется – я просто хочу, чтобы вы были счастливы.

Кэтрин смотрела прямо перед собой. У нее с собой был зонтик от солнца из кретона[49], и его концом она чертила узоры на мелкой гальке дорожки.

– Я уже задавал вам вопрос о майоре Найтоне, а теперь хочу задать еще один. Вам нравится мистер Дерек Кеттеринг?

– Я его почти не знаю, – ответила Кэтрин.

– Но это совсем не ответ.

– А мне кажется, что ответ.

Сыщик посмотрел на нее, и было видно, что что-то в ее тоне его поразило. Потом он медленно и печально кивнул.

– Может быть, вы и правы, мадемуазель. Понимаете, человек, который сейчас с вами говорит, немало повидал в своей жизни и хорошо понял две вещи. Я знаю, что достойного мужчину может погубить любовь к недостойной женщине – хотя случается, что она его, наоборот, возносит. А вот недостойного мужчину вполне может погубить любовь к достойной женщине.

Кэтрин подняла голову.

– Когда вы говорите «погубить»…

– Я имею в виду, с точки зрения самого этого мужчины. Ведь такой мужчина вынужден будет отказаться от своей преступной деятельности, которой всецело отдается, как любой другой человек отдается своим законным занятиям.

– Вы пытаетесь предостеречь меня, – тихим голосом сказала Кэтрин. – И о ком же идет речь?

– К сожалению, я не могу заглянуть к вам в сердце, мадемуазель. А даже если б и мог, то вы бы мне вряд ли это позволили. Я скажу вам следующее – на свете есть мужчины, которые обладают сверхъестественной властью над женщинами.

– Граф де ля Рош, – произнесла девушка с улыбкой.

– Есть и другие, гораздо более опасные, чем граф. Они обладают качествами, которые привлекают к ним женщин: бесшабашностью, дерзостью, отвагой. Я вижу, что вы очарованы, мадемуазель, я это вижу, но надеюсь, что только очарованы, и не более того. Этот человек, о котором я говорю, может испытывать к вам вполне искренние чувства, но все же…

– Продолжайте, пожалуйста.

Сыщик встал и посмотрел на нее сверху вниз. Он говорил тихим, отчетливым голосом:

– Думаю, мадемуазель, что вы смогли бы полюбить вора, но никак не убийцу.

Он резко повернулся и быстро ушел, оставив Кэтрин сидящей на скамейке.

Уходя, Пуаро услышал, как она резко вздохнула, но решил не обращать на это внимания. Он сказал все, что хотел сказать. И пусть она теперь хорошенько обдумает его последнюю и совершенно понятную фразу.

Выйдя из полумрака казино на солнечный свет, Дерек Кеттеринг увидел Кэтрин, сидящую на скамейке, и присоединился к ней.

– Я играл, – объяснил он с легким смехом, – и играл неудачно. Проиграл все – то есть все, что у меня было с собой.

Кэтрин с тревогой посмотрела на него. Она сразу почувствовала что-то новое в его манере вести себя, какое-то волнение, которое проявлялось в десятках едва заметных признаков.

– Мне кажется, что вы всегда были азартным игроком. Этот азарт идет вам.

– Азартный игрок всегда и везде?.. Может быть, вы и правы. В этом есть что-то возбуждающее, вы не находите? Поставить все на один бросок костей – с этим, пожалуй, ничто не может сравниться.

Хотя она и считала себя спокойной и уравновешенной женщиной, Кэтрин поневоле почувствовала внутреннее волнение.

– Я бы хотел с вами поговорить, – продолжил Дерек. – Кто знает, когда еще раз представится такая возможность… Ходят слухи, что я будто бы убил свою жену… пожалуйста, не прерывайте меня. Понятно, что слухи эти совершенно абсурдны. – Он раздумывал минуту-другую и потом продолжил, хотя теперь его речь была гораздо более взвешенной: – В разговорах с полицией и местными властями мне пришлось для приличия слегка притвориться. Но с вами я притворяться не хочу. Я действительно хотел жениться на деньгах. И как раз искал подходящую невесту, когда встретил Рут ван Олдин. В то время она выглядела как изящная Мадонна, и мне… мне приходили в голову всякие очень правильные и твердые решения, но, к несчастью, я очень быстро разочаровался в ней. Когда Рут вышла за меня замуж, она была влюблена в другого мужчину. Я ее никогда не волновал. Но я ни в коем случае не жалуюсь – все было по-честному: каждый получил то, что хотел. Рут хотела получить Леконбери, а мне были нужны деньги. Проблемы начались из-за этого ее американского воспитания. Она меня ни в грош не ставила, но в то же время хотела, чтобы я всегда был при ней на коротком поводке. И постоянно напоминала мне, что она меня купила и что я принадлежу теперь ей. В результате я стал вести себя с ней по-свински. Мой тесть наверняка вам об этом рассказывал, и он абсолютно прав. К моменту смерти Рут все это превратилось в совершеннейшую катастрофу… – Внезапно Дерек вздохнул. – Катастрофа наступает тогда, когда простой человек вступает в конфликт с таким человеком, как Руфус ван Олдин.

– И что же было потом? – глухо спросила Кэтрин.

– А потом, – Дерек пожал плечами, – совершенно чудесным образом Рут была убита.

Он рассмеялся, и этот смех больно задел Кэтрин. Она поморщилась.

– Да, – согласился Дерек, – шутка оказалась дурного вкуса. Но все это абсолютная правда. И я хочу сказать вам кое-что еще. В тот момент, когда увидел вас в первый раз, я понял, что вы для меня единственная женщина на свете. Сначала я вас… испугался. Испугался, что вы принесете мне несчастье.

– Несчастье? – резко переспросила Кэтрин.

– А почему вы повторяете это таким тоном? – спросил Кеттеринг, уставившись на нее. – О чем вы сейчас думали?

– Я думала о том, что рассказывали мне люди.

– Обо мне-то они уж точно порассказали немало, моя дорогая, – проговорил Дерек с улыбкой. – Почти все, что они сказали, – правда. Я всегда был азартным игроком и иногда вступал в игру почти без шансов на победу. Я не жалуюсь сейчас и не собираюсь жаловаться в будущем. С прошлым покончено. Я хотел бы, чтобы вы поверили только в одно. Клянусь вам всеми святыми, что не убивал свою жену.

Его слова прозвучали очень серьезно, хотя в них и было что-то театральное.

Дерек встретил взволнованный взгляд Кэтрин и продолжил:

– Я сознаюсь, что третьего дня соврал. Я зашел именно в купе своей жены.

– Ах так, – проговорила Кэтрин.

– Объяснить, почему я это сделал, довольно трудно, но я попытаюсь. Понимаете, я в какой-то степени шпионил за своей женой. В поезде я старался не показываться ей на глаза. Мирей рассказала мне, что Рут собирается встретиться в Париже с графом де ля Рош. Но, насколько я потом понял, все было не так. Мне было очень стыдно, и я вдруг решил, что было бы хорошо обсудить с нею все это раз и навсегда, поэтому я открыл дверь и вошел в купе.

Мужчина замолчал.

– И дальше? – мягко спросила Кэтрин.

– Рут спала на полке; ее лицо было повернуто к стене, и я видел только ее затылок. Конечно, я мог бы ее разбудить. Но тут я неожиданно подумал: а что, собственно, я могу сказать ей нового? Такого, чего мы уже не говорили друг другу сотни раз? А она так мирно спала… И вот тогда я постарался бесшумно выйти из купе.

– А зачем надо было врать полиции? – спросила девушка.

– Да затем, что я не полный идиот. С самого начала я понял, что с точки зрения наличия мотива я идеальный убийца. И если я признаюсь, что был у нее в купе перед убийством, то приговорю себя раз и навсегда.

– Понятно.

Но было ли ей действительно понятно? На этот вопрос Кэтрин ответить не могла. Она испытывала на себе магнетизм личности Дерека, но что-то в ней ему сопротивлялось и пыталось оттолкнуть мужчину.

– Кэтрин… Вы знаете, что небезразличны мне. А я, я вам не безразличен?

– Я… я не знаю.

Мисс Грей почувствовала, что дала слабину. Ответ мог быть только «да» или «нет». Если бы… если бы только…

Кэтрин в отчаянии оглянулась – казалось, что она ищет хоть кого-нибудь, кто бы пришел к ней на помощь. Вдруг на ее щеках появился легкий румянец, когда она увидела высокого светловолосого мужчину с легкой хромотой, который шел к ним по тропинке, – майора Найтона.

В голосе девушки прозвучало облегчение и неожиданная теплота, когда она с ним поздоровалась.

Дерек встал с гримасой на мрачном, как туча, лице.

– Судя по всему, у леди Тэмплин приступ безудержной лести, – произнес он беззаботным тоном. – Пойду присоединюсь к ней – пусть потренируется на мне.

Повернувшись на каблуках, он ушел. Кэтрин вернулась на скамейку. Сердце ее билось сильно и неровно, но, сидя на скамейке и обмениваясь банальностями с этим спокойным и даже застенчивым человеком, она наконец смогла прийти в себя.

А потом мисс Грей с ужасом поняла, что Найтон тоже выворачивает перед ней свою душу – правда, делает это в иной манере, чем Кеттеринг. Майор очень стеснялся и заикался. Слова он произносил с остановками, и ни о каком красноречии не было и речи.

– С того момента, как я вас увидел… я понимаю, что не должен был начинать этот разговор так скоро после нашей первой встречи, но мистер ван Олдин может покинуть Ривьеру в любой день и у меня может не быть второго такого шанса…. Я знаю, что вы еще не можете испытывать ко мне никаких чувств – это просто невозможно. В любом случае, осмелюсь сказать, что с моей стороны это большая самонадеянность. У меня есть собственные средства… правда, небольшие… но, прошу вас, не отвечайте мне прямо сейчас. Я знаю, что вы можете мне ответить. Просто хочу, чтобы вы знали о моих чувствах, на тот случай если мне придется неожиданно уехать.

Кэтрин была удивлена и тронута. Манеры Найтона были такими мягкими и трогательными…

– И вот еще что: я хочу вам сказать, что если вы когда-нибудь попадете в беду, то я сделаю все…

Майор взял руку девушки в свои, подержал ее, крепко сжав, несколько мгновений и быстро пошел в сторону казино, не оглядываясь.

Сидя на скамейке, Кэтрин смотрела ему вслед. Дерек Кеттеринг и Ричард Найтон – какие же они разные… В Найтоне чувствовались доброта и надежность. А что касается Дерека… Внезапно у Кэтрин возникло странное ощущение: ей вдруг показалось, что она сидит в саду на скамье перед казино не одна, что кто-то стоит рядом с нею. И этим кем-то является мертвая женщина – Рут Кеттеринг. Кэтрин показалось также, что Рут отчаянно пытается что-то ей сказать. Это ощущение было таким странным и реальным, что мисс Грей никак не могла от него избавиться. Она была абсолютно уверена, что дух Рут Кеттеринг пытался сообщить ей что-то жизненно важное. Потом это ощущение постепенно исчезло. Кэтрин, слегка дрожа, встала. Что же Рут Кеттеринг так хотела ей сообщить?

Глава 27Показания Мирей

Оставив Кэтрин, Найтон отправился на поиски Эркюля Пуаро, которого он обнаружил в игровых залах, где маленький детектив весело делал минимальные ставки на четные номера. В тот момент, когда майор присоединился к сыщику, выпал тридцать третий номер, и ставка Пуаро ушла в пользу казино.

– Не повезло, – заметил Найтон. – Будете ставить еще?

Сыщик покачал головой:

– Не сейчас.

– Скажите, а вы ощущаете какую-то увлеченность игрой? – поинтересовался Найтон.

– Только не при игре в рулетку.

Найтон быстро взглянул на сыщика. На лице майора появилась озабоченность. Он проговорил, запинаясь, как будто хотел сказать что-то очень важное:

– Скажите, а вы сейчас очень заняты, месье Пуаро? Дело в том, что я хотел бы попросить вас кое о чем…

– Я в вашем распоряжении. Может быть, выйдем в сад? На солнышке сейчас очень приятно.

Они вышли вместе, и Найтон глубоко вздохнул.

– Мне нравится Ривьера, – признался майор. – Впервые я попал сюда двенадцать лет назад, во время войны – именно тогда меня направили в госпиталь леди Тэмплин. Попасть сюда из Фландрии было все равно что попасть в рай.

– Не сомневаюсь, – согласился Пуаро.

– Как давно это было… – задумчиво произнес Найтон.

В молчании они шли еще какое-то время.

– Вас что-то беспокоит? – поинтересовался сыщик.

Майор посмотрел на него с удивлением.

– Вы абсолютно правы, – признался он, – хотя я не могу понять, как вы об этом догадались.

– Профессия приучила меня читать по лицам, – с достоинством пояснил детектив.

– Я все расскажу вам, месье Пуаро. Вы ведь слышали об этой танцовщице – Мирей?

– Та, которая chère amie[50] месье Кеттеринга?

– Именно она. И, зная это, вы поймете, что мистер ван Олдин имеет против нее некоторое предубеждение. Она написала ему и попросила о встрече. Он велел мне написать короткий отказ, что я, естественно, и сделал. Этим утром она заявилась в отель и прислала ему свою карточку, утверждая, что ей необходимо увидеть мистера ван Олдина по жизненно важному и неотложному делу.

– Очень интересно, – заметил Пуаро.

– Мистер ван Олдин был в ярости. Он послал меня вниз с точной инструкцией о том, что я должен ей сказать. Я позволил себе не согласиться с ним. Мне казалось вполне возможным и вероятным, что эта женщина – Мирей – может сообщить нам какую-то ценную информацию. Мы все знаем, что она была в «Голубом поезде», – а вдруг она видела или слышала что-то, что может быть для нас очень важным? Вы со мной согласны, месье Пуаро?

– Согласен, – сухо произнес сыщик. – Я бы сказал, что месье ван Олдин повел себя исключительно недальновидно.

– Я рад, что вы тоже так считаете, – сказал секретарь. – А вот теперь самое главное, месье Пуаро. Я настолько был уверен в недальновидности мистера ван Олдина, что лично спустился вниз и переговорил с этой женщиной.

– Eh bien?

– Вся проблема была в том, что она настаивала на встрече с мистером ван Олдином. Я, как мог, смягчил ответ хозяина. Более того, если по-честному, то я дал его совсем в другом виде. Я сказал ей, что в настоящий момент мистер ван Олдин очень занят, но что она все может передать через меня. С этим она так и не смогла согласиться и ушла из гостиницы, так и не сказав больше ни слова… Месье Пуаро, у меня создалось впечатление, что эта женщина что-то знает.

– Серьезное заявление, – тихо сказал детектив. – Вы знаете, где она остановилась?

– Да, – и майор назвал гостиницу.

– Отлично, – похвалил его Пуаро, – мы немедленно отправимся туда.

Секретарь с сомнением посмотрел на сыщика.

– А как же мистер ван Олдин? – спросил он с колебанием.

– Месье ван Олдин человек упрямый, – голос Пуаро был сух. – А я с упрямыми людьми предпочитаю не спорить. Я действую наперекор им. Мы пойдем и немедленно встретимся с этой леди. Я скажу ей, что вы получили от месье ван Олдина полномочия действовать от его имени, и будет здорово, если вы не станете мне возражать.

На лице Найтона все еще было написано сомнение, но Пуаро не обратил на это никакого внимания.

В гостинице им сообщили, что дама у себя, и Пуаро послал ей свою визитную карточку и карточку Найтона, написав на них карандашом «по поручению ван Олдина».

Вскоре им сообщили, что мадемуазель Мирей их примет.

Когда их ввели в номер танцовщицы, Пуаро немедленно взял дело в свои руки.

– Мадемуазель, – торжественно произнес он, низко поклонившись, – мы прибыли к вам по поручению месье ван Олдина.

– Ха, а почему он сам не появился?

– Он испытывает сильное недомогание, – прозвучал лживый ответ Пуаро. – Ривьерская ангина – она взяла его за горло. Но я, я уполномочен здесь действовать от его имени, так же как и майор Найтон, его секретарь. Если, конечно, мадемуазель не согласится подождать пару недель…

Если Пуаро и был в чем-то почти уверен, то это в том, что для Мирей, с ее темпераментом, слово «ждать» было равносильно анафеме.

– Eh bien, я буду говорить. Господа, – воскликнула женщина, – я долго терпела! Я очень долго ничего не предпринимала. И ради чего все это? Ради того, чтобы меня оскорбили! Именно оскорбили! Ну, нет! Да как он смеет так обращаться с Мирей? Как он смеет выбрасывать ее, как старую перчатку?! Я могу сказать, что мужчины еще никогда от меня не уставали. Первой от них всегда уставала я сама.

Танцовщица металась по комнате, и ее стройное тело дрожало от ярости. Она отбросила маленький столик, который оказался у нее на пути, в угол, где тот развалился на части, ударившись о стену.

– Вот что я с ним сделаю! – воскликнула она. – А еще вот что!

Схватив стеклянную вазу, полную лилий, женщина запустила ею в камин, где та раскололась на тысячи осколков.

Найтон следил за ней с холодным британским неодобрением. Он чувствовал себя сконфуженным и не в своей тарелке. Пуаро, напротив, с удовольствием наблюдал за происходящим поблескивающими глазами.

– Ах, да это просто великолепно! – воскликнул он. – Сразу видно, что у мадам есть темперамент.

– Я артистка, – ответила Мирей, – а у каждого артиста есть темперамент. Я предупреждала Дериика, но он не послушал меня. – Женщина внезапно обернулась к Пуаро. – Он что, действительно хочет жениться на этой английской мисс?

– On m’a dit[51], – ответил сыщик, – что он страстно любит ее.

Мирей подлетела к нему.

– Он убил свою жену! – прокричала она. – Вот так… и теперь вы это тоже знаете! Он заранее рассказал мне, что собирается это сделать. Он попал в безвыходную ситуацию, черт побери, – и нашел из нее самый простой выход!

– Вы хотите сказать, что месье Кеттеринг убил свою жену?

– Да, да, да! Разве вы плохо слышите?

– Полиции, – заметил Пуаро, – понадобятся доказательства этого… э-э-э… заявления.

– Я же говорю вам, что видела, как он вышел из ее купе в ту ночь.

– Когда? – Вопрос Пуаро прозвучал неожиданно.

– Как раз перед тем, как поезд прибыл в Лион.

– И вы готовы в этом поклясться, мадемуазель?

Теперь с танцовщицей говорил совсем другой Пуаро – проницательный и исполненный решимости.

– Да!

Мирей на время замолчала. Грудь ее высоко вздымалась, и она смотрела на мужчин глазами, в которых смешались наглость и страх.

– Ваше заявление очень серьезно, мадемуазель, – заметил детектив. – Вы сами-то понимаете всю его серьезность?

– Конечно, да.

– Что ж, хорошо, – продолжил Пуаро. – Тогда вы должны понимать, мадемуазель, что мы не можем терять ни минуты. Надеюсь, вы согласитесь немедленно пройти вместе с нами к следователю?

Этого Мирей не ожидала. Она заколебалась, но сыщик правильно рассчитал, что отступать ей было уже некуда.

– Очень хорошо, – пробормотала она. – Я только возьму пальто.

Оставшись одни, Пуаро и Найтон обменялись многозначительными взглядами.

– Нам надо ковать железо, пока оно горячо, – так, кажется, у вас говорится? – объяснил сыщик. – Она вся на эмоциях – через час может почувствовать раскаяние и от всего отказаться. Мы любой ценою не должны допустить этого.

Вернулась Мирей, закутанная в вельветовую накидку песочного цвета, отделанную мехом леопарда. Сама она тоже напоминала леопарда – рыжевато-коричневого и очень опасного. В ее глазах все еще сверкала ярость, и они были полны решимости.

Месье Ко и следователь обнаружились вместе в одном кабинете. После коротких представлений Пуаро мадемуазель Мирей любезно попросили рассказать свою историю, что она и сделала – почти теми же словами, которыми рассказала ее Найтону и Пуаро, хотя и с гораздо большей выдержкой.

– Это совершенно фантастическая история, мадемуазель, – медленно произнес месье Карреж. Он откинулся в кресле и укрепил на своем носу пенсне, через которое стал пристально рассматривать танцовщицу. – Вы хотите, чтобы мы поверили, что месье Кеттеринг заранее рассказал вам о планируемом преступлении?

– Ну да. Он еще сказал, что «она слишком здоровая». И что умереть она может только в результате несчастного случая, который он организует.

– А вы понимаете, мадемуазель, – строго заметил следователь, – что это заявление делает вас соучастницей преступления?

– Меня? А вот и нет, ни за что, месье. Я ни на секунду не подумала, что он говорит это серьезно. Совсем нет! Я знаю мужчин, месье. Иногда вы говорите совершенно дикие вещи. Странно выйдет, если все, что вы говорите, будет пониматься au pied de la lettre[52].

Следователь поднял брови.

– Должны ли мы понимать это так, что вы отнеслись к словам месье Кеттеринга как к ничего не значащей болтовне? Позвольте мне спросить вас, мадемуазель, что заставило вас забыть обо всех ваших обязательствах в Лондоне и приехать сюда, на Ривьеру?

Мирей взглянула на него трогательными черными глазами.

– Я хотела быть рядом с мужчиной, которого любила, – просто ответила она. – Что в этом такого необычного?

Пуаро слегка изменил вопрос:

– Значит ли это, что месье Кеттеринг хотел, чтобы вы сопровождали его в Ниццу?

Было видно, что танцовщице трудно ответить на этот вопрос. Прежде чем заговорить, она долго колебалась, а когда наконец заговорила, то сделала это с надменным безразличием:

– Такие вещи я решаю сама, месье.

Трое мужчин поняли, что это совсем не ответ на поставленный вопрос, однако предпочли промолчать.

– А когда вы впервые поняли, что месье Кеттеринг убил свою жену?

– Как я уже сказала, месье, я увидела, как он выходил из ее купе как раз перед тем, как поезд остановился в Лионе. На его лице было тако-о-о-е выражение – я его сначала даже не поняла… у него был жуткий и испуганный вид. Я этого никогда не забуду.

Голос ее прозвучал визгливо, и она взмахнула руками в экстравагантном жесте.

– Не сомневаюсь, – заметил месье Карреж.

– А потом, когда я узнала, что мадам Кеттеринг была уже мертва, когда поезд отошел от перрона в Лионе, вот тогда я все поняла.

– Но даже тогда вы не обратились в полицию, – мягко напомнил ей следователь.

Мирей с превосходством посмотрела на него: роль, которую она в тот момент играла, ей явно нравилась.

– Я что, должна была донести на своего любимого? – спросила она. – Нет, нет, месье, такого от женщины требовать невозможно.

– Однако сейчас… – намекнул месье Ко.

– Сейчас все по-другому. Он меня предал. Я что, должна молча страдать?..

Следователь продолжал разглядывать женщину.

– Именно так, именно так, – повторил он успокаивающе. – А теперь, мадемуазель, прошу вас прочитать запись того, что вы нам только что рассказали, и если там все правильно, то подписать ее.

Мирей не стала тратить время на чтение.

– Конечно, конечно, – сказала она, – все правильно. – Она встала. – Я вам больше не нужна, господа?

– Не сейчас, мадемуазель.

– И вы арестуете Дериика?

– Немедленно, мадемуазель.

Мирей мстительно рассмеялась и плотнее закуталась в свои меховые одежды.

– Он должен был хорошенько подумать, прежде чем оскорблять меня! – воскликнула танцовщица.

– Еще минутку, – кашель Пуаро звучал как извинение. – Просто одно маленькое уточнение.

– Слушаю вас.

– А почему вы думаете, что мадам Кеттеринг была мертва, когда поезд отошел от вокзала в Лионе?

Мирей в недоумении уставилась на детектива.

– Но она была мертва.

– Неужели?

– Ну конечно. Я…

Она вдруг замолчала. Пуаро, который не отрывал от нее глаз, заметил в ее взгляде подозрение.

– Мне так рассказывали. Все так говорят.

– Ах вот как, – произнес бельгиец. – А я и не знал, что об этом говорилось за стенами этого кабинета…

Мирей встревожилась.

– Слухами земля полнится, – туманно заявила она. – Кто-то мне это сказал. Я сейчас уже и не вспомню кто.

Женщина направилась к двери, и месье Ко уже вскочил, чтобы открыть ее перед ней, но в этот момент опять послышался голос Пуаро:

– А драгоценные камни? Простите, мадемуазель, о них вы ничего не можете рассказать?

– Камни? Какие камни?

– Рубины Екатерины Великой. Уж коли вы так много слышали, то о них-то вам наверняка говорили.

– Я ничего не знаю ни о каких камнях, – резко ответила Мирей.

Она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.

Месье Ко вернулся на свое место, а следователь глубоко вздохнул.

– Настоящая фурия, – произнес он, – но чертовски хороша. Интересно, она сказала правду? Мне кажется, что да.

– Конечно, в ее рассказе есть доля правды, – согласился маленький детектив, – и у нас есть подтверждение этому, которое мы услышали от мисс Грей. Мадемуазель смотрела вдоль коридора незадолго до того, как поезд прибыл в Лион, и видела, как месье Кеттеринг вошел в купе жены.

– С этим человеком все ясно, – вздохнул комиссар. – Хотя мне и очень жаль его, – почти неслышно добавил он.

– Что вы имеете в виду? – спросил Пуаро.

– Мечтой всей моей жизни было прижать графа де ля Рош. И на это раз, положа руку на сердце, я думал, что он у нас в руках. Арестовать того, другого, совсем не так приятно.

Месье Карреж потер нос.

– Если мы здесь в чем-то промахнемся, – осторожно заметил он, – то это будет ужасно. Месье Кеттеринг – аристократ, и все дело попадет в газеты. Если мы с вами ошиблись… – и он зловеще пожал плечами.

– Если вернуться к камням – что, как вы думаете, он с ними сделал?

– Ясно, что он взял их для отвода глаз, – сказал месье Карреж, – и сейчас они для него как гири, от которых очень сложно избавиться.

Пуаро улыбнулся.

– У меня есть собственная идея насчет этих камней… Скажите мне, господа, что вы знаете о человеке по кличке Маркиз?

Комиссар в волнении подался вперед.

– Маркиз? – повторил он. – Вы сказали Маркиз? Вы что, думаете, месье Пуаро, что в этом замешан он?

– Я просто спросил, что вы о нем знаете?

Комиссар состроил выразительную гримасу.

– Не так много, как нам бы хотелось, – уныло заметил он. – Все дело в том, что Маркиз всегда действует за кулисами. У него есть исполнители, которые делают за него всю черную работу. Это птица очень высокого полета – в этом мы уверены. И он не выходец из криминального мира.

– Он француз?

– Возможно. Мы так думаем, но не уверены. Он работал во Франции, Англии, Америке. В прошлом году в Швейцарии был совершен целый ряд ограблений, которые тоже приписали ему. В любом случае, он настоящий аристократ, который одинаково свободно владеет английским и французским языком и происхождение которого остается тайной, покрытой мраком неизвестности.

Пуаро кивнул и встал, чтобы уйти.

– И вы ничего нам больше не скажете? – поинтересовался комиссар.

– Не сейчас, – ответил сыщик, – но, может быть, какие-то новости ждут меня в гостинице.

Было видно, что месье Каррежу не терпится.

– Если в этом деле замешан Маркиз… – начал было он, но потом остановился.

– Тогда это нарушит все наши планы, – пожаловался месье Ко.

– Но не мои, – заметил Пуаро, – как раз наоборот. Думаю, что все это с ними очень хорошо совпадает. До свидания, господа. Если я узнаю что-то важное, то немедленно сообщу вам.

Пуаро вернулся в гостиницу с мрачным лицом. Пока его не было, на его имя пришла телеграмма. Достав из кармана маленький ножик для разрезания бумаги, детектив открыл ее. Телеграмма была длинной, и Пуаро дважды прочел ее перед тем, как спрятать в карман. Джордж ждал своего хозяина наверху.

– Я устал, Джордж, очень устал… Закажите мне маленькую чашку шоколада.

Шоколад был заказан и доставлен. Джордж поставил его на столик рядом со своим хозяином и уже собрался было исчезнуть, но детектив остановил его.

– Думаю, что вы хорошо знаете английское высшее общество, Джордж, – тихо заметил он.

Джордж сконфуженно улыбнулся.

– Думаю, что можно сказать и так, сэр, – ответил он.

– И мне кажется, что вы считаете, что преступники появляются только из низших слоев общества.

– Не всегда, сэр. Вот, например, у герцога Девайза было много хлопот с его младшеньким. Из-за какой-то грязной истории ему пришлось уйти из Итона, а после этого с ним случилось еще несколько неприятных историй. Полиция ни за что не соглашалась считать это клептоманией. Он был очень умный молодой человек, но порочный до мозга костей, если вы понимаете, что я имею в виду. Их светлость отправили его в Австралию, а там, я слышал, его осудили под чужим именем. Очень странно, сэр, но тем не менее это так. Думаю, что не имеет смысла говорить о том, что молодой человек никогда ни в чем не нуждался, и в деньгах тоже.

Пуаро медленно наклонил голову.

– Желание пощекотать себе нервы, – заметил он. – Ну, и какой-то дефект в мозгу. Интересно…

Он достал из кармана телеграмму и еще раз прочитал ее.

– Или взять, например, дочь леди Мэри Фокс, – продолжил лакей, весь погрузившись в воспоминания. – Объегоривала торговцев просто-таки беспощадно, вот так. Так что в таких семьях тоже случается разное – я о многом мог бы вам порассказать…

– Да, Джордж, опыта вам не занимать, – проговорил сыщик. – Меня всегда интересовало, почему вы, проживший всю жизнь в таких титулованных семьях, согласились вдруг пойти в услужение ко мне? Мне кажется, что с вашей стороны это тоже было желанием пощекотать себе нервы.

– Не совсем так, сэр, – ответил слуга. – Я просто прочитал в светской хронике, что вас принимали в Букингемском дворце[53], а я как раз в это время искал новое место работы. Там было написано, что Их Величество был к вам очень добр и высоко отозвался о ваших способностях.

– Ах вот как, – сказал Пуаро. – Знаете ли, всегда хочется понять мотивы действий других людей…

Несколько минут он сидел задумавшись, а потом спросил:

– Вы позвонили мадемуазель Папополус?

– Да, сэр. Она и ее отец будут рады отобедать с вами сегодня.

– Ах вот как…

Голос Пуаро прозвучал задумчиво. Он допил шоколад, аккуратно поставил чашку с блюдцем прямо на середину подноса и тихо заговорил, скорее с самим собой, чем со слугой:

– Мой дорогой Джордж, белка собирает орешки. Она делает запасы осенью, с тем чтобы использовать их зимой. Человечество, чтобы быть успешным, должно учиться у братьев наших меньших. Я вот, например, всегда так делаю. Я был кошкой, которая караулила мышь у ее норки; я был собакой, идущей по следу; и я был белкой, мой дорогой Джордж, – собирал и складировал факты. И сейчас я пойду к себе в норку и достану один орех, который заложил туда – подумать только! – семнадцать лет назад. Вы слушаете меня, Джордж?

– Никогда не знал, сэр, – заметил Джордж, – что орехи могут так долго храниться, хотя слыхал, что умелый человек может творить чудеса в части хранения бутылок с вином.

Детектив взглянул на лакея и улыбнулся.

Глава 28Пуаро получает долги

Пуаро направился на обед с запасом в три четверти часа. Для этого у него были свои причины. Машина отвезла его не прямо в Монте-Карло, а сначала остановилась около виллы леди Тэмплин на мысе Мартен. Там Пуаро попросил пригласить мисс Грей. Дамы переодевались к обеду, и сыщику предложили подождать в маленьком салоне. Через три-четыре минуты там появилась Ленокс Тэмплин.

– Кэтрин еще не совсем готова, – объяснила она. – Вы что-нибудь передадите ей или дождетесь, пока она спустится?

Пуаро задумчиво посмотрел на девушку. Пару минут он не отвечал, как будто от его ответа зависело очень многое. По всей видимости, ответ на этот простой вопрос был действительно важен.

– Нет, – ответил наконец сыщик, – нет, не думаю, что мне необходимо дожидаться мадемуазель Кэтрин. Наверное, будет даже лучше, если я ее не дождусь. Знаете, такие вещи бывает тяжело сообщать.

Ленокс, слегка приподняв брови, вежливо ждала, что последует дальше.

– Дело в том, что у меня есть новости, – продолжил сыщик, – и, надеюсь, вы не откажетесь передать их вашей подруге. Сегодня месье Кеттеринга арестовали по обвинению в убийстве его жены.

– И вы хотите, чтобы я передала это Кэтрин? – спросила Ленокс. Дышала она с трудом, как будто только что вернулась с пробежки; ее лицо показалось Пуаро неестественно белым и напряженным.

– Буду вам очень благодарен, мадемуазель.

– А зачем? – поинтересовалась Ленокс. – Вы что, думаете, что Кэтрин расстроится? Вы что, думаете, что Кеттеринг ее как-то волнует?

– Не знаю, мадемуазель, – ответил маленький бельгиец, – и, как вы видите, я не боюсь в этом признаться. Обычно я знаю все, но не в этом случае. Может быть, вы осведомлены об этом гораздо больше меня.

– Да, – призналась Ленокс, – осведомлена, но вам ни за что не скажу.

Девушка помолчала несколько минут со сдвинутыми бровями и с недовольным выражением лица.

– И вы верите, что он это сделал? – неожиданно спросила она.

Пуаро пожал плечами.

– Так думают в полиции.

– А-а-а, – протянула Ленокс. – Заранее страхуетесь, да? А что, есть от чего страховаться?

Она опять замолчала, с недоверием глядя на Пуаро. Тот мягко спросил:

– Вы уже давно знаете Дерека Кеттеринга, не так ли?

– С небольшими перерывами с самого детства, – угрюмо ответила девушка.

Детектив несколько раз молча кивнул.

Резким движением Ленокс подвинула себе стул, уселась на него, поставила локти на стол и положила подбородок на сцепленные пальцы. Усевшись таким образом, она прямо уставилась через стол на Пуаро.

– А какие у них доказательства? – потребовала у него Ленокс. – Скорее всего – мотив. Возможно, что после ее смерти ему достались какие-то деньги.

– Ему досталось два миллиона.

– А если бы она не умерла, он был бы разорен?

– Да.

– Но там же должны быть еще какие-то доказательства, – настаивала Ленокс. – Я знаю, что он ехал этим же самым поездом, но ведь одного этого недостаточно.

– Там еще фигурирует портсигар с инициалом «К» на крышке, который не принадлежал мадам Кеттеринг, но был найден в ее купе. А кроме того, два человека видели, как он входил и выходил из купе, прямо накануне прибытия поезда в Лион.

– А кто эти два человека?

– Ваша подруга Кэтрин Грей и мадемуазель Мирей, танцовщица.

– А сам Дерек, что он говорит по этому поводу? – резко спросила Ленокс.

– Он отрицает, что вообще входил в купе своей жены, – ответил Пуаро.

– Дурак! – нахмурившись, твердо сказала Ленокс. – Вы говорите, прямо перед Лионом? А что, никто точно не знает, когда… когда она умерла?

– К сожалению, показания врачей не могут быть абсолютно точными, – пояснил сыщик, – но они полагают маловероятным, что смерть наступила после отправления из Лиона. И мы знаем, что буквально через несколько минут после отправления миссис Кеттеринг была уже мертва.

– А это вы откуда знаете?

На губах Пуаро появилась странная улыбка.

– Некто вошел в ее купе и нашел ее мертвой.

– И этот некто не поднял тревоги?

– Нет.

– А почему?

– Наверное, на то были веские причины.

Ленокс проницательно посмотрела на сыщика.

– И вы знаете эти причины?

– Мне кажется – да.

Ленокс сидела молча, обдумывая услышанное. Детектив в молчании наблюдал за нею. Наконец девушка подняла глаза; ее щеки слегка порозовели, а глаза блестели.

– Вы думаете, что ее убил кто-то из пассажиров поезда, но ведь это совсем необязательно. Что может помешать кому-то войти в поезд, стоящий у платформы в Лионе? Он мог пройти прямо в ее купе, задушить, забрать рубины и сойти с поезда никем не замеченным. Ее вполне могли убить, пока поезд стоял в Лионе. В этом случае она была жива, когда к ней вошел Дерек, и мертва, когда ее обнаружил этот таинственный некто.

Пуаро откинулся на стуле и глубоко вдохнул воздух. Затем посмотрел на собеседницу, трижды кивнул и медленно выдохнул.

– Мадемуазель, – произнес он, – то, что вы только что сказали, очень-очень правильно. Я долго бродил в темноте, а вы только что осветили мне путь. Меня все время что-то беспокоило, а вы разрешили все мои тревоги.

Сыщик встал.

– А как же Дерек? – спросила Ленокс.

– Не знаю, – ответил Пуаро, пожав плечами. – Но вам скажу одну вещь, мадемуазель. Я не удовлетворен: нет, я – Эркюль Пуаро – еще не удовлетворен. Может быть, сегодня вечером я еще кое-что узнаю. По крайней мере, постараюсь.

– Вы что, с кем-то встречаетесь?

– Да.

– С кем-то, кто что-то знает?

– Кое с кем, кто может что-то знать. В таких случаях, мадемуазель, мелочей не бывает, надо проверять все.

Ленокс проводила его до двери.

– Скажите, а я хоть немного вам помогла?

Лицо сыщика смягчилось, и он снизу вверх посмотрел в лицо девушки, стоявшей на крыльце.

– Да, мадемуазель, вы мне помогли. Вспоминайте об этом в трудные минуты вашей жизни.

Когда машина отъехала, Пуаро погрузился в мрачные мысли, однако в его глазах появились зеленые огоньки, которые всегда были предвестниками скорого триумфа. Он слегка опоздал и, приехав, обнаружил, что месье Папополус и его дочь были уже на месте. Пуаро долго извинялся и, казалось, превзошел самого себя в изысканности манер и тонкости обращения. Грек в этот вечер выглядел особенно монументально и величественно – грустный патриарх, проживший безгрешную жизнь. Зия выглядела очень мило и была в веселом расположении духа. Обед прошел в приятной обстановке. Пуаро провел его в своей лучшей, искрящейся манере. Он рассказывал анекдоты, шутил, делал изящные комплименты Зие и рассказывал множество интересных случаев из своей практики. Меню было тщательно продумано, а выбор вин – просто великолепен.

В конце обеда месье Папополус вежливо поинтересовался:

– А что с той информацией, которую я вам сообщил? Вы уже что-нибудь заработали на этой маленькой лошадке?

– Я пока общаюсь со своим… э-э-э… букмекером, – ответил Пуаро.

Взгляды двух мужчин встретились.

– Лошадка хорошо известна?

– Нет, – ответил сыщик, – наши друзья англичане называют таких «темными».

– А-а-а-а, – задумчиво протянул Папополус.

– Ну, а теперь, давайте перейдем в казино и попытаем счастья за рулеткой, – радостно предложил Пуаро.

Здесь они разделились: Пуаро полностью сосредоточился на Зие, а сам месье Папополус куда-то отошел.

Детективу не везло, а вот Зия, напротив, сделала несколько удачных ставок и скоро выиграла несколько тысяч франков.

– Думаю, – сухо сказала она Пуаро, – мне лучше остановиться на этом.

В глазах сыщика замерцали огоньки.

– Великолепно! – воскликнул он. – Вы истинная дочь своего отца, мадемуазель Зия. Как это важно – вовремя остановиться… Это настоящее искусство.

Он осмотрелся кругом и небрежно отметил:

– Вашего отца нигде поблизости не видно. Я принесу ваше пальто, и мы с вами прогуляемся по саду.

Однако он не направился прямо в гардероб. Его острые глаза заметили кое-что как раз накануне исчезновения месье Папополуса. Сыщик хотел узнать, что случилось с этим скользким греком. Неожиданно он заметил его в большом фойе при входе в казино. Тот стоял около колонны и говорил с женщиной, которая, по-видимому, недавно вошла. Женщиной оказалась Мирей.

Бельгиец с нарочитой небрежностью прошелся по фойе и оказался с другой стороны колонны, возле которой возбужденно говорили те двое – вернее, говорила одна танцовщица, а антиквар изредка вставлял короткие, односложные замечания, сопровождаемые очень эмоциональными жестами.

– Я же говорю вам, мне нужно время, – говорила женщина. – И вы должны дать мне это время.

– Ждать, – грек пожал плечами, – для меня в нынешней ситуации не совсем удобно.

– Ну, совсем немного, – умоляла женщина. – Вы просто обязаны дать мне это время. Ведь я прошу о какой-то неделе, максимум о десяти днях. Вы можете быть абсолютно уверены в результате – деньги у вас обязательно будут.

Папополус пошевелился и подозрительно оглянулся вокруг только для того, чтобы увидеть Пуаро, который, с невинным улыбающимся лицом, стоял у него сразу за плечом.

– Ах, так вот вы где, месье Папополус… А я вас везде ищу. Вы позволите мадемуазель Зие прогуляться со мною по саду? Добрый вечер, мадемуазель, – сыщик низко поклонился Мирей, – тысячу извинений, что не заметил вас сразу.

Танцовщица нетерпеливо ответила на его приветствие. Было видно, что она раздражена тем, что ее беседу с антикваром прервали. Пуаро быстро оценил ситуацию, и не успел Папополус пробормотать «ну конечно, конечно», как сыщик ретировался. Забрав пальто девушки, он вместе с ней вышел в сад.

– Именно здесь и совершаются все самоубийства, – сказала Зия.

– Так говорят, – Пуаро пожал плечами. – Мужчины очень глупы, не правда ли, мадемуазель? Есть, пить и вдыхать чистый воздух – ведь это очень приятно, верно? Глупо лишаться всего этого только потому, что нет денег, или потому, что разбито сердце. От любви ведь тоже иногда стреляются, не так ли, мадемуазель?

Зия рассмеялась.

– Над любовью не стоит смеяться, мадемуазель, – заметил маленький человечек, энергично грозя девушке пальцем. – Особенно вам, которая так молода и хороша собой.

– А вот уж это вряд ли, – парировала Зия. – Вы забываете, что мне уже тридцать три, месье Пуаро. Видите, я от вас ничего не скрываю. Как вы сами сказали моему отцу, прошло ровно семнадцать лет с того момента, когда вы помогли нам в Париже.

– Когда я смотрю на вас, мадемуазель, то мне кажется, что прошло гораздо меньше времени, – галантно произнес детектив. – Вы тогда выглядели почти так же, как сейчас; может быть, лишь чуть тоньше, чуть бледнее и чуть серьезнее. Шестнадцать лет, и вы только что вернулись из пансиона. Уже не маленькая институтка, но еще и не взрослая женщина. Вы были очень утонченны и очаровательны, мадемуазель Зия, – уверен, что многие думали тогда так же, как я.

– В шестнадцать лет, – заметила Зия, – человек еще совсем глуп.

– Возможно, – согласился сыщик, – вполне возможно. В шестнадцать лет человек бывает очень доверчив – верит всему, что ему говорят…

Если Пуаро и заметил быстрый косой взгляд, который Зия бросила на него, то он ничем этого не показал. Вместо этого задумчиво продолжил:

– Вообще все, что тогда произошло, было очень запутанно. Ваш отец, мадемуазель, так и не понял всех скрытых пружин случившегося.

– Разве?

– Когда он стал спрашивать меня о деталях и подробностях, я ему ответил так: «Я вернул вам то, что вы потеряли, без всякого скандала, поэтому не спрашивайте меня ни о чем». А вы знаете, мадемуазель, почему я так сказал?

– Не имею ни малейшего представления, – холодно ответила она.

– Потому что я почувствовал жалость к маленькой институтке, такой бледной, тонкой и серьезной…

– Не понимаю, о чем вы вообще говорите, – сердито произнесла Зия.

– Неужели, мадемуазель? Неужели вы забыли Антонио Пиреццо?

Он услышал, как Зия быстро втянула воздух – казалось, это далось ей с большим трудом.

– Он пришел к вам работать как помощник вашего отца по магазину – но не это дало ему возможность получить то, что он хотел. Никто ведь не может запретить помощнику заглядываться на дочь хозяина, правда? Тем более если он молод, хорош собой и у него отлично подвешен язык. А так как они не могли заниматься любовью все время напролет, то иногда разговаривали о всяких интересных вещах – о тех, в основном, которые на тот момент находились в распоряжении месье Папополуса. А поскольку, как вы сами заметили, молодые девушки глупы и доверчивы, то легко было поддаться на его уговоры и показать ему, где находится вещь, которая так его интересовала. А потом вещь вдруг пропала – случилась эта ужасная катастрофа! Бедная маленькая институтка… В какое ужасное положение она попала… Бедняжка была очень напугана, и ей совершенно не с кем было посоветоваться: сказать или не сказать? А потом появился этот великолепный Эркюль Пуаро, и все изменилось как по волшебству. Бесценное сокровище вернулось на свое место, и никто не задал никаких вопросов.

Зия с яростью посмотрела на мужчину.

– Так вы все знали с самого начала? Кто вам сказал? Сам Антонио?

Пуаро покачал головой.

– Мне никто ничего не говорил, – спокойно ответил он, – я просто догадался. Но догадался я совершенно правильно, ведь так, мадемуазель? Понимаете, если не умеешь хорошо догадываться, то нет смысла идти в детективы.

Несколько минут Зия в молчании шла рядом с сыщиком, а потом спросила напряженным голосом:

– И что же вы собираетесь делать? Расскажете все отцу?

– Ну конечно нет, – резко ответил Пуаро.

Она с любопытством взглянула на маленького человечка.

– Вам что-то от меня нужно?

– Мне нужна ваша помощь, мадемуазель.

– А почему вы думаете, что я соглашусь вам помочь?

– Я так не думаю, но хочу на это надеяться.

– А если я откажусь, то вы все расскажете моему отцу?

– Ну что вы, конечно, нет! Забудьте вы об этой глупой идее, мадемуазель. Я ведь не шантажист и хранил ваш секрет столько лет не для того, чтобы угрожать вам.

– Значит, если я откажусь вам помочь… – медленно начала Зия.

– То вы просто откажетесь, и всё.

– Зачем же вы тогда… – Зия замолчала.

– Послушайте, я вам все сейчас объясню. Женщины, мадемуазель, – существа благодарные и памятливые. И если они могут помочь человеку, который когда-то помог им, то они это сделают. Однажды я благородно поступил в отношении вас, мадемуазель. Вместо того чтобы говорить, попридержал язык.

После непродолжительного молчания женщина сказала:

– Мой отец дал вам наводку пару дней назад.

– Да, он был очень добр.

– Не думаю, – медленно продолжила Зия, – что могу что-то добавить к этому.

Если Пуаро и был разочарован, то ничем этого не показал. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Eh bien! – бодро произнес детектив. – Тогда поговорим о чем-нибудь другом.

И он продолжил светскую болтовню.

Со своей стороны, Зия была невнимательна и отвечала механически и не всегда кстати. Когда они опять вернулись к казино, она, казалось, приняла наконец решение.

– Месье Пуаро…

– Да, мадемуазель?

– Я… я бы очень хотела вам помочь, если бы могла.

– Вы очень любезны, мадемуазель, очень любезны.

И снова повисла пауза. Пуаро не подгонял женщину. Он готов был спокойно ждать, пока она не решится заговорить.

– О-ля-ля, – сказала наконец Зия, – а почему бы мне действительно не рассказать вам все? Мой отец осторожен, всегда очень осторожен в том, что он говорит, но я знаю, что с вами такая осторожность не нужна. Вы сказали нам, что ищете убийцу, а драгоценности вас не интересуют. И я вам верю. Вы были совершенно правы, когда предположили, что в Ниццу мы приехали из-за рубинов. И нам их передали здесь, как это и было договорено. Сейчас они у отца. Позавчера он намекнул вам, кто этот наш таинственный поставщик.

– Маркиз? – негромко спросил сыщик.

– Маркиз.

– А вы его когда-нибудь видели, мадемуазель Зия?

– Однажды, – ответила женщина, – но не очень хорошо рассмотрела. Мне пришлось смотреть на него через замочную скважину.

– Да, это всегда не просто, – сочувственно заметил Пуаро. – Но тем не менее вы все-таки его видели… А вы смогли бы его узнать?

Зия отрицательно покачала головой.

– На нем была маска, – объяснила она.

– Молодой он или старый?

– У него седые волосы. Может быть, это парик, а может быть, и нет. Если да, то он был очень хорошо подогнан. Но я не думаю, что Маркиз старый. Походка и голос у него молодые.

– Голос? – задумчиво повторил Пуаро. – Ну конечно же, его голос! А голос вы смогли бы узнать, мадемуазель Зия?

– Возможно, – ответила она.

– Вы им заинтересовались, а? Именно поэтому смотрели на него в замочную скважину…

Зия согласно кивнула:

– Ну да, да, мне было любопытно. О нем столько говорили – ведь он не обычный вор; скорее он похож на героя какой-то романтической истории.

– Да, – задумчиво согласился сыщик, – да, возможно, вы и правы.

– Но я хотела сказать вам совсем не об этом, – продолжила Зия. – Есть еще один небольшой факт, который, на мой взгляд, может вас заинтересовать.

– И это?.. – с надеждой подхватил Пуаро.

– Как я вам уже сказала, рубины были переданы моему отцу здесь, в Ницце. Я не видела того, кто их передал, но…

– Я весь внимание.

– Но я твердо уверена в одном – это была женщина.

Глава 29Письмо из дома

Кэтрин дважды прочитала эту характерную эпистолу, прежде чем отложить ее и посмотреть из окна своей спальни на голубые воды Средиземного моря. В горле у нее запершило, и она почувствовала, что скучает по Сент-Мэри-Мид. Там все каждый день крутится вокруг одних и тех же привычных, глупых, мелких забот – и все-таки это ее дом. Кэтрин захотелось лечь головой на руки и хорошенько выплакаться.

От этого ее спасла Ленокс, которая вошла к ней в комнату.

– Добрый день, Кэтрин, – поздоровалась она. – Что случилось?

– Ничего, – ответила Кэтрин, схватив письмо мисс Винер и засунув его в сумку.

– Вы как-то странно выглядите, – заметила Ленокс. – Хочу сказать – надеюсь, что вы не будете возражать, – что позвонила вашему другу – детективу месье Пуаро и пригласила его пообедать с нами в Ницце. Я сказала ему, что это вы его приглашаете, на меня он не обратил бы внимания.

– А вы хотите его увидеть? – поинтересовалась Кэтрин.

– Да, – ответила Ленокс. – Я в него просто влюбилась. Никогда раньше не видела мужчину с глазами зелеными, как у кошки.

– Ну хорошо, – ответ Кэтрин был полон апатии – последние несколько дней дались ей нелегко.

Арест Дерека Кеттеринга продолжал оставаться новостью № 1, а таинственное убийство в «Голубом поезде» все еще обсуждалось со всех возможных точек зрения.

– Я заказала машину, – продолжила Ленокс, – и что-то соврала маме… правда, уже не помню, что именно. Но это не важно – она сама ничего не помнит. Если б она узнала, куда мы едем, то обязательно увязалась бы за нами. Она бы не смогла пропустить встречу с месье Пуаро.

Когда две девушки появились в «Негреско», сыщик уже ждал их.

Он был полон того, что в народе называют галльской галантностью, и обрушил на них такое количество комплиментов, что скоро они уже задыхались от смеха, – и все-таки, несмотря на все это, их обед нельзя было назвать веселым. Кэтрин была задумчива и витала где-то в облаках, а Ленокс то говорила без умолку, а то вдруг надолго замолкала. Наконец, когда они уже вышли на террасу и наслаждались кофе, она задала Пуаро прямой вопрос:

– Расскажите, как идут дела? Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

– Все идет, как и должно идти, – ответил бельгиец, пожав плечами.

– Вы пустили все на самотек?

Сыщик печально взглянул на Ленокс.

– Вы еще молоды, мадемуазель, но вы должны знать, что в мире нельзя торопить три вещи – le bon Dieu[54], мать-природу и стариков.

– Глупости, – воскликнула Ленокс, – вы совсем не старик.

– Вы очень любезны, что так говорите.

– А вон идет майор Найтон, – заметила Ленокс.

Кэтрин быстро повернулась, а потом приняла прежнюю позу.

– Он с ван Олдином, – продолжала докладывать Ленокс. – Мне надо кое-что спросить у майора Найтона. Я на минутку.

Оставшись вдвоем с девушкой, Пуаро наклонился и прошептал ей на ухо:

– Вы совсем рассеянны, мадемуазель. Ваши мысли где-то далеко-далеко, не так ли?

– Не дальше Англии.

Повинуясь импульсу, Кэтрин достала из сумочки письмо, которое получила утром, и протянула его сыщику.

– Это первая весточка, которая пришла ко мне из прошлой жизни, и мне почему-то грустно.

Пуаро внимательно прочитал письмо и вернул его хозяйке.

– Так, значит, вы возвращаетесь в Сент-Мэри-Мид? – медленно спросил он.

– Конечно нет, – ответила Кэтрин. – К чему мне это?

– Ах, вот как, – сказал сыщик. – Тогда это моя ошибка. Вы извините меня на одну минуту? – И он направился к тому месту, где Ленокс Тэмплин разговаривала с ван Олдином и Найтоном.

Американец выглядел постаревшим и измученным. Поприветствовав Пуаро коротким кивком, он не проявил больше никаких признаков заинтересованности.

Пока миллионер отвечал на какое-то замечание Ленокс, Пуаро отвел Найтона в сторону.

– Месье ван Олдин выглядит совсем больным, – заметил он.

– А вас это удивляет? – задал вопрос Найтон. – Скандал с арестом Дерека Кеттеринга, с его точки зрения, все только жутко усложнил. Сейчас он уже сожалеет, что обратился к вам с просьбой выяснить правду.

– Ему надо вернуться в Англию, – посоветовал сыщик.

– Что мы и сделаем послезавтра.

– Это хорошая новость, – заметил Пуаро.

После некоторых колебаний он посмотрел на то место, где сидела Кэтрин, и тихо проговорил:

– Я хотел бы, чтобы вы сказали об этом мисс Грей.

– О чем?

– О том, что вы… то есть месье ван Олдин возвращается в Англию.

Найтон слегка удивился, но с готовностью пересек террасу и присоединился к Кэтрин.

Понаблюдав за ним, Пуаро удовлетворенно кивнул, а потом вернулся к американцу и Ленокс. Через несколько минут все они присоединились к Кэтрин и майору, и разговор стал общим. Вскоре после этого миллионер и его секретарь ушли. Пуаро тоже собрался уходить.

– Тысяча благодарностей за ваше гостеприимство, милые дамы! – воскликнул он. – Ланч был просто очарователен. Честно говоря, именно этого мне и не хватало. – Сыщик выпятил грудь и постучал по ней. – Вот теперь я настоящий лев. Мадемуазель Кэтрин, вы еще не видели, каким может быть Пуаро. Вы видели меня спокойным и добреньким, но я ведь могу быть и совсем другим. И теперь я отправляюсь запугивать, угрожать и вселять ужас в сердца тех, с кем буду говорить.

Он самодовольно посмотрел на девушек и увидел, что речь произвела на них должное впечатление, хотя Ленокс почему-то прикусила нижнюю губу, а уголки рта Кэтрин предательски дрожали.

– И я этого добьюсь, – серьезно сказал сыщик. – О-о-о, я обязательно добьюсь успеха.

Он успел отойти всего на несколько шагов, когда голос Кэтрин остановил его.

– Месье Пуаро, я хочу сказать, что вы были правы, – я немедленно отправляюсь в Англию.

Детектив не мигая уставился на нее, и под этим прямым, изучающим взглядом девушка покраснела.

– Я понимаю, – мрачно произнес он.

– Думаю, что нет, – ответила Кэтрин.

– Я знаю больше, чем вы думаете, мадемуазель, – тихо заметил детектив.

И он оставил их, отойдя со странной улыбкой на губах. Сев в ожидавшую его машину, Пуаро направился в Антиб.

Ипполит, деревянноликий слуга графа де ля Рош, был занят тем, что полировал столовый хрусталь своего хозяина. Сам граф отправился на весь день в Монте-Карло. Случайно выглянув из окна, Ипполит увидел посетителя, быстро шедшего к входной двери. Посетитель был такого странного вида, что даже слуга, с его большим опытом, не смог сразу определить, к какой части населения его отнести. Позвав свою жену Мари, которая возилась на кухне, он обратил ее внимание на то, что сам называл ce type lá[55].

– А это не полиция? – разволновалась женщина.

– Посмотри сама, – предложил Ипполит.

Мари посмотрела.

– Нет, это точно не полиция, – решила она. – И я очень рада этому.

– Да она нас, в общем-то, не так уж сильно беспокоила, – заметил ее муж. – Если б не предупреждение месье, я бы никогда не понял, кем был этот человек в винном магазине.

В холле раздался звонок, и Ипполит, напустив на себя серьезный и важный вид, отправился открывать дверь.

– С сожалением должен сообщить вам, что месье графа нет дома.

Маленький человечек с большими усами безразлично кивнул.

– Я это знаю, – сообщил он. – А вы Ипполит Флавелль, не так ли?

– Да, месье, именно так меня зовут.

– У вас есть жена по имени Мари Флавелль?

– Да, месье, но…

– Я имею желание переговорить с вами обоими, – сказал незнакомец и проскользнул мимо Ипполита в холл. – Ваша жена, несомненно, на кухне, – заметил он. – Вот туда я и пройду.

Прежде чем Ипполит смог что-то сказать, человечек безошибочно открыл нужную дверь в конце холла и прошел по коридору в кухню, где Мари уставилась на него, открыв рот.

– Voilá[56], – произнес мужчина, усаживаясь в деревянное кресло. – Меня зовут Эркюль Пуаро.

– И что вы хотите, месье?

– Вы что, никогда не слышали этого имени?

– Нет, никогда, – ответил Ипполит.

– Позвольте мне заметить вам, что вы очень дурно образованы. Это имя принадлежит одному из величайших людей на земле. – Сыщик вздохнул и сложил руки на груди.

Ипполит и Мари смотрели на него с опаской – они никак не могли понять, чего ждать от этого неожиданного и очень странного посетителя.

– Месье желает… – машинально проговорил Ипполит.

– Я желаю знать, почему вы солгали полиции.

– Месье! – воскликнул слуга. – Я? Солгал полиции?! Никогда в жизни я не делал ничего подобного.

Пуаро покачал головой.

– Вы и сейчас врете, – заметил он, – и врали не один раз. Позвольте, я справлюсь, – и он достал из кармана маленькую записную книжку, которую быстро перелистал. – Так вот, врали вы по крайней мере семь раз. И сейчас я вам их напомню.

Спокойным, ровным голосом сыщик стал перечислять все случаи вранья.

Ипполит был потрясен.

– Только я сейчас хочу говорить не обо всех этих случаях, – продолжил Пуаро. – И давайте договоримся сразу, мой дорогой друг, что вы не будете считать себя умнее других. Сейчас меня интересует только ложь, в которой вы утверждали, что граф де ля Рош появился на этой вилле утром четырнадцатого января.

– Но это не ложь, месье, это истинная правда. Месье граф прибыл сюда утром во вторник, четырнадцатого января. Ведь верно, Мари?

Женщина с готовностью подтвердила.

– Да, да, именно так. Я это очень хорошо помню.

– Ах, вот как, – сказал Пуаро. – И что же вы приготовили вашему хозяину на завтрак?

– Я… – Мари замолчала, пытаясь успокоиться.

– Странно, – заметил Пуаро, – как люди «очень хорошо» помнят одни вещи и совершенно забывают другие.

Пуаро наклонился вперед и ударил кулаком по столу; его глаза метали громы и молнии.

– Да, да, именно так! Вы врете и думаете, что никто об этом не знает. Но есть два человека, которые знают все: первый – это le bon Dieu, – тут Пуаро указал рукой на потолок, а затем, вновь опустившись в кресло и прикрыв глаза, тихо закончил: – А второй – это Эркюль Пуаро.

– Уверяю вас, месье, что вы глубоко ошибаетесь. Месье граф выехал из Парижа в понедельник вечером…

– Да, скорым поездом, – согласился Пуаро. – Я не знаю, на какой остановке он сошел, да и вы, наверное, тоже. Но я знаю, что сюда он явился утром в среду, а не во вторник.

– Месье ошибается, – твердо повторила Мари.

Пуаро поднялся на ноги.

– Ну что же, тогда дальше пусть действует Закон, – провозгласил он. – Мне очень жаль.

– Что месье хочет этим сказать? – спросила Мари с волнением.

– Вы будете арестованы и судимы как соучастники убийства англичанки, той леди, которую убили в поезде.

– Убийства!

Лицо мужчины побелело как мел, и его колени затряслись. Мари выронила скалку и разрыдалась.

– Это невозможно, просто невозможно! Я думала…

– Поскольку вы твердо стоите на своем, то и говорить нам с вами больше не о чем. Я думаю, что оба вы глупцы!

Пуаро уже направился к двери, когда его остановил взволнованный голос Ипполита:

– Месье, месье, ну подождите же минуту… Я… мне и в голову не могло прийти что-нибудь подобное. Я… я просто думал, что это дело связано с какой-то леди. У нас и раньше случались проблемы из-за некоторых женщин. Но убийство – это совсем другое дело…

– Вы мне оба уже надоели! – закричал сыщик и помахал кулаком перед лицом Ипполита. – Мне что, торчать здесь с вами целый день, дурачье несчастное? Мне нужна правда. Если вы мне ее не скажете, то пенять будете только на себя. Спрашиваю в последний раз: когда месье граф прибыл на виллу «Марина» – утром во вторник или утром в среду?

– В среду, – выдохнул мужчина, а женщина за его спиной кивнула в знак согласия.

Сыщик несколько минут молча смотрел на них, а затем торжественно кивнул.

– Вы поступили мудро, дети мои, – провозгласил он тихим голосом. – Вы были в одном шаге от очень серьезной беды.

И улыбаясь самому себе, Пуаро покинул виллу «Марина».

– Итак, одна догадка нашла свое подтверждение, – пробормотал он себе под нос. – Пойдем дальше?

В шесть часов вечера карточку Эркюля Пуаро принесли Мирей. Она несколько минут смотрела на нее, а потом кивнула. Когда Пуаро вошел в комнату, он увидел, что хозяйка нервно меряет ее шагами. В ярости она повернулась к вошедшему и воскликнула:

– И что? Что вам еще от меня нужно? Вы что, недостаточно меня помучили? Вы что, разве не заставили меня предать моего несчастного Дериика? Что же вам еще от меня надо?

– Только один маленький вопрос, мадемуазель. После того как поезд отошел от Лиона и вы вошли в купе миссис Кеттеринг…

– Что это вы несете?

Пуаро взглянул на женщину с легким осуждением и начал сначала:

– Я сказал: «Когда вы вошли в купе миссис Кеттеринг»…

– Я этого никогда не делала.

– И нашли ее…

– Я этого никогда не делала.

– Ах вот как, черт побери!

Маленький бельгиец в ярости обернулся к танцовщице и закричал на нее так, что она от испуга отступила назад.

– Вы что же, собираетесь мне лгать?! Я же сказал, что знаю, что произошло, так же хорошо, как будто я сам был там. Вы вошли в ее купе и нашли ее мертвой. Я же сказал вам, что знаю это. Мне очень опасно лгать. Будьте осторожны, мадемуазель Мирей…

Ее глаза заметались под взглядом сыщика и опустились.

– Я… я не… – неуверенно начала женщина и остановилась.

– Меня интересует только одно, – произнес Пуаро. – Вы нашли, мадемуазель, то, что искали, или…

– Или что?

– Или до вас там побывал кто-то еще?

– Я больше не буду отвечать ни на какие ваши вопросы, – завизжала танцовщица.

Вырвавшись из рук сыщика, который хотел ее поддержать, и бросившись на пол, она забилась в истерике и рыданиях. В комнату вбежала перепуганная горничная. Эркюль Пуаро вскинул брови, пожал плечами и тихо вышел из комнаты.

Выглядел он вполне довольным.

Глава 30Мисс Винер высказывает свое мнение

Кэтрин смотрела из окна спальни мисс Винер. Шел дождь – не сильный, но казалось, что он никогда не кончится. Окно выходило на сад, на дорожку, которая вела к воротам и по обеим сторонам которой были устроены аккуратные маленькие клумбы; на них сейчас цвели поздние розы и розовые и голубые гиацинты.

Мисс Винер лежала на большом викторианском ложе. Поднос с остатками завтрака был отодвинут в сторону, и она занималась тем, что разбирала только что полученную почту, по ходу дела отпуская язвительные комментарии.

Кэтрин держала в руках открытое письмо и перечитывала его уже во второй раз. Оно было написано в парижском отеле «Ритц».

Кэтрин слегка нахмурилась. Что-то в этом письме было загадочное и интригующее.

– Вот уж воистину эти мальчишки из хора ничего не хотят делать, – прозвучало со стороны мисс Винер. – Томми Сандерса и Альберта Дайкса надо было оставить дома – я бы ни за что не пошла на службу, если б знала, что там будут и они. Я не знаю, для чего эти двое ходят по воскресеньям в церковь. Томми пропел только «О, Боже, спаси нас…» и больше не открыл рта, а Альберт Дайкс все время сосал мятную карамель, или я в этом ничего не понимаю и мой нос уже не тот, что был в прошлом.

– Они совершенно ужасны, – согласилась Кэтрин.

Девушка раскрыла второе письмо и неожиданно покраснела. Голос мисс Винер доносился до нее откуда-то издалека.

Когда Кэтрин опять вернулась к действительности, старушка как раз торжественно заканчивала свою длинную речь:

– И тут я сказала ей: «Ничего не получится, мисс Грей двоюродная сестра леди Тэмплин». И что вы можете сказать по этому поводу?

– Вы меня защищаете? Как это мило с вашей стороны.

– Можно сказать и так, если хотите. Для меня титул ничего не значит. Жена викария или не жена викария, но эта женщина для меня абсолютная склочница. Намекает на то, что вы купили свое положение в обществе.

– Но, может быть, она не так уж и ошибается?

– Да вы посмотрите на себя, – продолжила мисс Винер. – Разве вы вернулись сюда как чванливая дама, в которую вполне могли превратиться? Нет, вот вы предо мною, такая же умница, как и всегда, в хороших чулках из балбриггана[57] и в приличной обуви. Я только вчера говорила об этом с Эллен. Я ей прямо сказала: «Эллен, посмотрите на мисс Грей. Она запанибрата с самыми выдающимися людьми нашей страны, а разве ходит она, как вы, в юбках до колен, шелковых чулках со спущенными петлями и в самых невероятных ботинках, какие я видела в своей жизни?»

Кэтрин слегка улыбнулась про себя – ради такой похвалы стоило примириться с предрассудками старой леди. А мисс Винер продолжала со все возрастающим энтузиазмом:

– Я вздохнула с настоящим облегчением, когда поняла, что ваша головка не закружилась, милочка. Совсем недавно я разбирала свои вырезки – у меня есть несколько штук про леди Тэмплин и ее военный госпиталь и всякое такое, но я так и не смогла их отыскать. Может быть, вы посмотрите, милочка, глаза-то у вас получше моих… Они там, в коробке, которая стоит в ящике бюро.

Кэтрин посмотрела на письмо, которое держала в руках, и хотела что-то сказать, но передумала и подошла к бюро. Найдя там коробку с вырезками, стала их просматривать. С того момента, как она вернулась в Сент-Мэри-Мид, ее сердце было полностью отдано мисс Винер. Мужество и стоицизм этой женщины восхищали девушку. Она понимала, что мало что может сделать для своей компаньонки, но ее опыт подсказывал ей, что даже небольшие знаки внимания иногда значили для пожилых людей очень многое.

– Вот одна из них, – сказала она наконец. – «Виконтесса Тэмплин, на вилле которой в Ницце развернут госпиталь для офицеров, стала жертвой сенсационного ограбления – все ее драгоценности похищены. Среди них находились очень известные изумруды, фамильные драгоценности семьи Тэмплин».

– Вполне возможно, что это были стразы, – заметила мисс Винер, – у многих так называемых «женщин из общества» стразы заменяют настоящие драгоценности.

– А вот еще одна, – продолжала поиски Кэтрин. – Здесь есть ее фотография. «Очаровательный снимок виконтессы Тэмплин и ее маленькой дочери Ленокс».

– Дайте-ка мне взглянуть, – потребовала старая леди. – Лица ребенка почти не видно, правда? Но думаю, что это только к лучшему. Природа вся состоит из контрастов, поэтому у красивых матерей нередко получаются уродливые дети. Я бы сказала, что фотограф понял, что сфотографировать затылок ребенка будет наименьшим злом.

Кэтрин рассмеялась и продолжила перебирать вырезки.

«Одна из лучших хозяек нынешнего сезона на Ривьере – виконтесса Тэмплин, чья вилла расположена на мысе Мартен. Ее кузина, мисс Грей, которая совсем недавно получила большое состояние в результате очень романтической истории, живет на этой же вилле».

– Вот она-то и была мне нужна, – сказала мисс Винер. – Мне кажется, что в одной из газет была ваша фотография, но я ее не вырезала. Знаете, в этаком традиционном стиле: мисс такая-то, неважно какая, в таком-то месте, неважно каком, и, как это обычно бывает, с сиденьем-тростью в руках и одной ногой, занесенной в воздух. Думаю, что для многих из этих дам это настоящее испытание – увидеть себя со стороны.

Кэтрин ничего не ответила. Она разглаживала пальцами вырезку, и лицо ее имело озадаченный и встревоженный вид.

Потом она еще раз достала второе письмо, как будто хотела восстановить в памяти его содержание. После этого повернулась к старушке.

– Я хотела спросить у вас, мисс Винер… один из моих друзей – я познакомилась с ним на Ривьере, – он очень хочет встретиться со мною здесь.

– Мужчина? – уточнила мисс Винер.

– Да.

– И кто же он?

– Он секретарь мистера ван Олдина, американского миллионера.

– А как его зовут?

– Найтон, майор Найтон.

– Гм-гм… Секретарь миллионера и хочет приехать сюда… Знаете, Кэтрин, я вам кое-что скажу, ради вашей же пользы. Вы очень хорошая и умная девушка, и хотя с головой у вас в большинстве случаев всё в порядке, но каждая женщина хоть раз в жизни обязательно совершает глупость. Десять против одного, что этот человек охотится за вашими деньгами.

Она жестом остановила Кэтрин, которая хотела ей ответить.

– Я уже давно жду нечто подобное. Ну, сами подумайте, кто таков секретарь миллионера? В девяти случаях из десяти это молодой человек, который привык легко жить. Молодой человек с хорошими манерами, успевший почувствовать вкус роскоши и начисто лишенный предпринимательской жилки. А единственная жизнь, которая может быть еще легче, чем секретарство у миллионера, – это женитьба на богатой женщине. Я ведь уже говорила вам, что вы не та женщина, которая может увлечь мужчину. Вы уже немолоды, и хотя у вас прекрасная фигура, вы совсем не красавица; поэтому я говорю вам – не делайте глупости. А уж если твердо решили сделать ее, то проследите за тем, чтобы ваши деньги были надежно защищены. Вот я и закончила. И что вы на это скажете?

– Ничего, – ответила Кэтрин. – Но вы позволите ему приехать сюда, чтобы со мною встретиться?

– Я умываю руки, – ответила на это мисс Винер. – Я вас предупредила, а дальше решать вам самой. Вы хотите пригласить его на ланч или на обед? Полагаю, что Эллен справится и с обедом, если только окончательно не потеряет голову.

– Думаю, что ланча будет вполне достаточно, – ответила Кэтрин. – Вы очень добры, мисс Винер. Он попросил меня позвонить ему, поэтому я скажу ему, что мы приглашаем его на ланч. Из города он приедет на машине.

– Эллен неплохо готовит стейк с томатами на гриле, – задумчиво сказала старая дама. – То есть он у нее не идеален, но получается лучше, чем все остальное. Домашний торт отпадает – с выпечкой у нее просто беда, – но ее маленькие пудинги в формочках вполне себе ничего. А у Эббота, я думаю, вы всегда сможете найти кусок хорошего «стилтона»[58], и у нас еще осталось очень много родительского вина. Может быть, стоит подать бутылочку мозельского игристого…

– Ну что вы, мисс Винер. Это совсем необязательно.

– Глупости, дитя мое. Ни один мужчина не будет доволен, если чего-нибудь не выпьет за едой. У нас есть и хороший довоенный виски, если он вдруг предпочтет крепкие напитки. Поэтому делайте, что я сказала, и не спорьте со мною. Ключи от винного погреба в третьем ящике сверху в моем туалетном столике, во второй паре носков, лежащих слева.

Кэтрин послушно направилась к указанному месту.

– Во второй паре, не перепутайте, – еще раз уточнила старушка. – В первой лежат мои бриллиантовые сережки и брошь из филиграни.

– Вот как? – спросила Кэтрин, сильно удивленная. – А вы не хотите положить их в футляр для драгоценностей?

Мисс Винер позволила себе издать громкое и неодобрительное фырканье.

– Ну конечно, нет! Я слишком умна для этого, благодарю вас. Боже, боже… ведь я помню, как мой бедный батюшка установил в доме сейф. Он был абсолютно счастлив и сказал моей матушке: «А теперь, Мэри, неси сюда все свои драгоценности, и я буду запирать их каждую ночь». Матушка моя была женщина очень тактичная и знала, что мужчины обычно любят, чтобы все было по-ихнему, поэтому принесла ему футляр с драгоценностями, как он и велел. А потом, однажды ночью, в дом забрались грабители и, естественно, первым делом вскрыли сейф! По-другому и быть не могло, ведь мой батюшка шумел об этом сейфе на каждом углу! Можно было подумать, что он хранит в нем сокровища царя Соломона… Они аккуратно его вскрыли, достали серебряные чашки, кружки, золотую тарелку, которую мне подарил батюшка, и футляр с драгоценностями.

Старушка вздохнула, вся погруженная в воспоминания.

– Мой батюшка больше всего расстроился из-за того, что пропали матушкины драгоценности. Там был гарнитур из венецианского стекла и несколько очень хороших камей, бледно-розовые кораллы и два кольца с довольно крупными бриллиантами. Ну, и матушке пришлось признаться ему, что, будучи умной женщиной, она прятала свои драгоценности в корсетах, и с ними ничего не случилось.

– Так что же, футляр с драгоценностями был пуст?

– Ну конечно, нет, – ответила мисс Винер, – он был бы тогда слишком легким. А так как моя матушка была умнейшей женщиной, то и об этом она подумала. В этом футляре она хранила пуговицы, и это было очень удобно. В верхнем отделении лежали пуговицы обувные, в среднем – брючные, а в нижнем – все остальные. Самым странным было то, что батюшка на нее очень рассердился. Он сказал, что не любит, когда его обманывают. Но мне пора бы уже замолчать – вы хотите пойти и позвонить вашему другу… Кроме того, выберите по дороге кусочек вырезки получше и предупредите Эллен, чтобы на ее чулках не было дырок, когда она будет прислуживать нам за столом.

– Мисс Винер, а ее зовут Эллен или Хелен? Я думала…

Старушка прикрыла глаза.

– Милочка, я могу произносить букву «х» не хуже других, но мне кажется, что имя Хелен для служанки не подходит. Совершенно не понимаю, о чем в наши дни думают матери из низших слоев общества, когда дают имена своим дочерям.

К приезду Найтона дождь уже прекратился. Выглянуло бледное солнце, которое освещало крышу коттеджа и припекало голову Кэтрин, когда она ждала его на крыльце. Он быстро, почти по-мальчишески, подошел к ней.

– Я надеялся, что вы не будете против. Мне было необходимо снова увидеть вас. Надеюсь, что ваша подруга не возражает.

– Проходите и познакомьтесь с ней, – пригласила майора Кэтрин. – На первый взгляд она может слегка напугать, но вы скоро поймете, что у нее самое доброе сердце на свете.

Мисс Винер торжественно восседала в гостиной, украшенная камеями, которые были сохранены в ее семье благодаря прозорливости ее матери. Она с достоинством поприветствовала Найтона и сделала это с той безукоризненной вежливостью, которая могла сбить с толку большинство мужчин. Однако Найтона, с его мужским обаянием, было не так-то просто сбить с толку – и уже через десять минут мисс Винер совсем растаяла. Ланч прошел очень весело, и Эллен – или Хелен, – в новых шелковых чулках без затяжек, превзошла саму себя, прислуживая им за столом. После этого Кэтрин и Найтон отправились на прогулку, а потом пили чай в одиночестве, так как мисс Винер прилегла.

Когда машина Найтона наконец уехала, Кэтрин медленно поднялась наверх. Услышав голос мисс Винер, она зашла в ее спальню.

– Ваш друг уже уехал?

– Да, и еще раз спасибо вам за то, что вы разрешили принять его здесь.

– Не стоит благодарностей. Вы что же, считаете, что я этакая старая брюзга, которая никогда ничего не сделает для других?

– Я считаю, что вы просто прелесть, – искренне ответила Кэтрин.

– Тогда ладно, – смягчилась старушка.

Женщина уже выходила из комнаты, когда она окликнула ее:

– Кэтрин…

– Я слушаю вас.

– Я ошиблась в отношении вашего молодого человека. Когда мужчина охотится за женщиной, он может быть галантным, сердечным, внимательным и очаровательным. Но когда мужчина действительно влюблен, он становится похож на овцу. Так вот, когда этот молодой человек смотрел на вас, то взгляд у него был совершенно овечий. Поэтому беру назад все свои слова, которые сказала утром. Он в вас искренне влюблен.

Глава 31Обед с мистером Ааронсом

– Прекрасно, – удовлетворенно произнес мистер Джозеф Ааронс.

Он сделал долгий глоток из своей кружки, со вздохом поставил ее на стол, вытер пену с губ и улыбнулся через стол месье Эркюлю Пуаро, который и пригласил его на этот обед.

– Дайте мне добрый стейк-портерхаус[59] и кружку какого-нибудь стоящего напитка, – сказал мужчина, – а сами можете наслаждаться этими вашими французскими безделками, всеми этими закусками, и омлетами, и дичью; но мне, – повторил он, – мне отдайте мой стейк…

Пуаро, который только что выполнил эту просьбу, с пониманием улыбнулся.

– Ведь ни в стейке, ни в пудинге с почками нет ничего плохого, – продолжил мистер Ааронс. – Яблочный пирог? Давайте сюда яблочный пирог, да не забудьте сливки, мисс.

Обед продолжился. Наконец с глубоким вздохом мистер Ааронс отложил вилку с ложкой и приготовился насладиться тарелкой с сырами. Тут он решил, что пора перейти к делу.

– Мне кажется, месье Пуаро, что вы упомянули о том, что у вас ко мне какое-то дело, – заметил он. – Если я чем-то смогу вам помочь, то буду очень рад.

– Вы очень добры, – заметил Пуаро. – Недавно я сказал себе: «Если ты хочешь что-то узнать об артистической профессии, в мире существует только один человек, который знает о ней все, что стоит знать. И это мой старый друг мистер Джозеф Ааронс».

– И вы совсем не ошиблись, – самодовольно произнес мужчина. – Прошлое, настоящее или будущее театра – Джо Ааронс знает все.

– Прекрасно. А теперь я хочу задать вам вопрос, месье Ааронс. Что вы знаете о молодой женщине по имени Кидд?

– Кидд? Вы имеете в виду Китти Кидд?

– Да, Китти Кидд.

– Она была очень хороша. Изображала мужчин, пела и плясала – вы ее имеете в виду?

– Именно ее.

– Она была очень хороша и совсем неплохо зарабатывала. Никогда не сидела без ангажемента. В основном специализировалась на изображении мужчин, но в то же время была и неплохой хара́ктерной актрисой.

– Я слышал об этом, – заметил сыщик, – но в последнее время ее совсем не видно, правда?

– Вы правы. Исчезла с горизонта на самом пике карьеры. Уехала во Францию и подцепила там какого-то небедного аристократа. Вот тогда-то она и решила навсегда оставить сцену.

– И как давно это произошло?

– Дайте подумать… Да уже года три назад. И поверьте мне, это для всех была большая потеря.

– А она была умна?

– Как десяток китайских мудрецов, вместе взятых.

– А вы случайно не знаете имени этого человека из Франции – ну того, с которым она связалась?

– Знаю, что он был совсем не беден. Какой-то граф. Или маркиз… Сейчас мне припоминается, что это был маркиз.

– И больше вы о ней ничего не слышали?

– С тех пор – ничего. Никогда больше не сталкивался с ней, даже случайно. Думаю, что она сейчас крутится на этих заграничных курортах, играет роль маркизы в настоящей жизни… И уж поверьте мне, у нее это здорово получается. Китти была одной из лучших.

– Понятно, – задумчиво произнес Пуаро.

– Мне жаль, что больше мне вам нечего сказать, месье Пуаро, – сказал мужчина. – Я действительно хотел бы помочь. Ведь вы когда-то меня здорово выручили…

– Ну, за то дело мы с вами уже полностью рассчитались – вы ведь тоже меня выручили.

– Одно доброе дело влечет за собой другое, ха-ха-ха, – пошутил мистер Ааронс.

– У вас, должно быть, очень интересная профессия, – заметил Пуаро.

– Да как вам сказать, – произнес Ааронс беспечно, – всякое случается. Хотя, в общем, все не так уж плохо, но ухо приходится держать востро. Никогда не знаешь, что публика захочет в следующий момент.

– За последние несколько лет танцы стали очень популярны, – задумчиво сказал детектив.

– Никогда не понимал этот русский балет, но людям он нравится. Для меня это дело слишком заумное.

– На Ривьере я встречался с одной танцовщицей – с мадемуазель Мирей.

– С Мирей? Вот уж действительно штучка, с какой стороны ни возьми… За нею всегда стоят большие деньги, хотя она действительно может танцевать. Поверьте мне, я ее видел на сцене и знаю, о чем говорю. Сам я с ней никогда близко не сталкивался, но слышал, что работать с нею – один сплошной кошмар. Бешеный темперамент и постоянные вспышки гнева.

– Да, – согласился Пуаро, – легко могу себе это представить.

– Ох уж мне этот темперамент, – произнес мистер Ааронс и повторил еще раз: – Темперамент! Это сами они так говорят. Моя супружница была танцовщицей до того, как вышла за меня замуж, но, благодарение богу, у нее никакого темперамента никогда не было. Дома темперамент никому не нужен, месье Пуаро.

– Согласен с вами, друг мой. Дома ему совсем не место.

– Женщина должна быть спокойной, доброжелательной и уметь хорошо готовить, – заметил мистер Ааронс.

– Мирей ведь не так давно на сцене, не так ли? – спросил сыщик.

– Около двух с половиной лет. Ее начал продвигать какой-то французский герцог. А сейчас, я слышал, она связалась с бывшим премьер-министром Греции… Такие парни, как он, всегда умудряются скопить немного денег на черный день.

– Я об этом ничего не слышал, – удивился Пуаро.

– Эта женщина никогда не пускает дела на самотек. Говорят, что молодой Кеттеринг убил свою жену именно из-за нее. И я уверен, что это именно так на самом деле. В любом случае, он в тюрьме, а ей приходится самой о себе беспокоиться. И делает она это очень удачно. Говорят, что сейчас девчонка носит рубин величиной с голубиное яйцо… сам я голубиных яиц никогда в жизни не видел, но так всегда пишут во всех романах.

– Рубин величиной с голубиное яйцо, – повторил Пуаро; его глаза позеленели и стали похожими на кошачьи. – Очень интересно!

– Мне об этом рассказал мой друг, – сказал мистер Ааронс, – но мне кажется, что это просто цветное стекло. Все эти женщины абсолютно одинаковы – вечно врут про свои драгоценности. Мирей всем рассказывает, что этот камень проклят. Кажется, она называет его «Сердце пламени».

– Но если я правильно помню, то рубин «Сердце пламени» – это центральный камень в ожерелье.

– Ну, вот видите! Я же вам только что сказал, что эти женщины никогда не устают врать о своих драгоценностях. Она носит один камень, на платиновой цепочке вокруг шеи. Хотя, как я уже сказал, ставлю десять против одного, что это кусок цветного стекла.

– Нет, – мягко сказал Пуаро. – Нет, мне почему-то кажется, что это не крашеное стекло.

Глава 32Кэтрин и Пуаро обмениваются мыслями

– А вы изменились, мадемуазель, – внезапно заметил Пуаро. Они с Кэтрин сидели друг напротив друга за маленьким столиком в «Савое». – Да, вы изменились, – повторил он.

– Каким образом?

– Мадемуазель, такие нюансы бывает трудно объяснить словами.

– Я стала старше.

– Да, вы стали старше, но я не хочу этим сказать, что у вас появились морщины или гусиные лапки возле глаз. Когда я увидел вас впервые, мадемуазель, вы как бы наблюдали за жизнью со стороны. У вас был спокойный и радостный взгляд зрителя, который сидит в ложе и наблюдает за происходящим на сцене.

– А теперь?

– А теперь вы больше не сторонний наблюдатель. Может быть, то, что я говорю, покажется вам абсурдным, но сейчас у вас измученный вид игрока, который ведет сложную игру.

– С моей компаньонкой бывает иногда непросто, – объяснила девушка с улыбкой. – Но уверяю вас, что я не веду с ней непримиримых боев. Вы должны как-нибудь приехать к нам и познакомиться с нею, месье Пуаро. Думаю, что вы один из немногих людей, которые смогут по достоинству оценить ее мужество и боевой дух.

Они помолчали, пока официант аккуратно расставлял перед ними тарелки с запеченным цыпленком. Когда он отошел, Пуаро спросил:

– Я рассказывал вам о своем друге Гастингсе?.. Так вот, он как-то назвал меня человеком-устрицей. Eh bien, мадемуазель, вы на меня очень похожи. Вы даже чаще, чем я, предпочитаете играть в одиночку.

– Глупости, – непринужденно произнесла Кэтрин.

– Эркюль Пуаро никогда не говорит глупости. Все именно так, как я и сказал.

Опять повисла пауза, которую детектив прервал вопросом:

– Вы видели кого-нибудь из наших друзей с Ривьеры после того, как вернулись, мадемуазель?

– Я встречалась с майором Найтоном.

– Ах вот как!

Что-то в поблескивающих глазах Пуаро заставило Кэтрин опустить свои.

– Так, значит, месье ван Олдин сейчас в Лондоне?

– Да.

– Мне надо попытаться встретиться с ним завтра или послезавтра.

– У вас есть для него новости?

– А почему вы так думаете?

– Я просто спросила, вот и всё.

Пуаро еще раз посмотрел на нее своими поблескивающими глазами.

– Вижу, мадемуазель, что вы хотите спросить меня об очень многом. А почему бы и нет? Разве происшествие в «Голубом поезде» – не наш с вами полицейский роман?

– Действительно, есть несколько вопросов, которые я бы хотела вам задать.

– Eh bien?

С решительным видом Кэтрин подняла глаза.

– Что вы делали в Париже, месье Пуаро?

Сыщик слегка улыбнулся.

– Я нанес визит в русское посольство.

– Ах вот как…

– Вижу, что это ни о чем вам не говорит. Но сейчас я не буду играть роль человека-устрицы. Нет, я выложу все свои карты на стол, то есть сделаю то, что устрица никогда бы не сделала. Наверное, вы уже догадались, что я не очень доволен делом, которое завели против Дерека Кеттеринга?

– Вот что меня мучило все это время. В Ницце мне показалось, что вы это дело закончили.

– Мадемуазель недостаточно откровенна со мной. Но я признаюсь вам во всем совершенно откровенно. Из-за меня, то есть из-за моих изысканий, Дерек Кеттеринг оказался там, где он сейчас находится. Если б не я, следователь все еще безуспешно пытался бы повесить это дело на графа де ля Рош. Eh bien. Поймите, мадемуазель, я ничуть не сожалею о том, что сделал. У меня ведь есть всего одна задача – обнаружить истину, а в тот момент все указывало на виновность Дерека Кеттеринга. Но закончилось ли все на его аресте? Полиция говорит, что да, но я, Эркюль Пуаро, – я совсем не удовлетворен.

Неожиданно он прервался.

– Скажите, мадемуазель, вы общались в последнее время с мадемуазель Ленокс?

– Я получила от нее одно очень короткое и бессвязное письмо. Мне кажется, что она в обиде на меня за то, что я вернулась в Англию.

Сыщик кивнул.

– Я разговаривал с ней в тот день, когда арестовали месье Кеттеринга. Во многих отношениях это была очень интересная беседа.

Он опять замолчал, и Кэтрин не стала прерывать ход его мыслей.

– Мадемуазель, – произнес наконец маленький человечек. – Дело это очень деликатное, но я все-таки вам скажу. Мне кажется, что кое-кто любит месье Кеттеринга – поправьте меня, если я не прав, – и ради нее, именно ради этой женщины, я надеюсь, что прав я, а не полиция. Вы знаете, что это за таинственная «кое-кто»?

После паузы Кэтрин ответила:

– Да, мне кажется, что знаю.

Сыщик наклонился к ней через стол.

– Я не удовлетворен, мадемуазель; нет, я совсем не удовлетворен. Факты, основные факты, прямо указывают на месье Кеттеринга. Но есть одна вещь, о которой, кажется, забыли.

– И что же это за вещь?

– Обезображенное лицо жертвы. Сотни раз я задавал себе вопрос, мадемуазель: «Похож ли Дерек Кеттеринг на человека, который способен нанести такой удар после того, как убийство уже совершено? Для чего нужен был этот удар? Какую цель преследовал ударивший»? Было ли это проявлением темперамента месье Кеттеринга? И, мадемуазель, я не могу найти удовлетворительных ответов на эти вопросы. Снова и снова я возвращаюсь к одному и тому же – зачем? И у меня есть только вот эти улики, которые могут помочь мне с решением этой задачи.

Сыщик достал свою записную книжку и выудил из нее нечто, что теперь держал большим и указательным пальцами.

– Вы помните, мадемуазель? Вы видели, как я поднял эти волосы с пола купе…

Кэтрин наклонилась вперед, внимательно разглядывая волоски.

Пуаро несколько раз медленно кивнул.

– Вижу, что они вам ни о чем не говорят, мадемуазель, хотя мне кажется, что вы очень многое замечаете.

– У меня есть некоторые идеи, – медленно произнесла девушка, – некоторые совершенно сумасшедшие идеи. Именно поэтому я и спросила вас, что вы делали в Париже, месье Пуаро.

– Когда я написал вам…

– Из отеля «Ритц»?

На губах сыщика появилась улыбка.

– Да, именно из «Ритца». Когда платит миллионер, я люблю иногда пошиковать.

– Русское посольство, – повторила Кэтрин, нахмурившись. – Совершенно не понимаю, при чем здесь оно.

– Здесь нет прямой связи, мадемуазель. Я был там, чтобы получить кое-какую информацию. Встретился там с одной любопытной личностью. Пришлось ему угрожать. Да, да, мадемуазель, я, Эркюль Пуаро, ему угрожал.

– Полицией?

– Нет, – сухо ответил сыщик, – прессой. В наши дни это гораздо более действенное оружие.

Он взглянул на Кэтрин, и та улыбнулась ему, покачав головой.

– А вы не превращаетесь опять в устрицу, месье Пуаро?

– Нет, нет. Я совсем не хочу наводить тень на плетень. Сейчас я вам все расскажу. Я подозреваю, что этот человек играл активную роль в продаже рубинов месье ван Олдину. Я обвинил его в этом, и в конце концов он мне все рассказал. Я узнал, в каком месте драгоценности поменяли владельца, и я также узнал кое-что о мужчине с легко запоминающейся шапкой седых волос, который в тот момент прогуливался по улице. Прогуливался он легкими, упругими шагами молодого человека – и тогда я для себя назвал этого человека «месье Маркизом».

– И теперь вы приехали в Лондон, чтобы встретиться с господином ван Олдином?

– Не только за этим. У меня здесь еще дела. С того момента, как я приехал в Лондон, я успел встретиться с двумя людьми: с театральным агентом и врачом с Харли-стрит. Каждый из них сообщил мне некую информацию. Сложите все эти факты вместе, мадемуазель, и посмотрим, сделаете ли вы из них те же выводы, что сделал я.

– Я?..

– Ну, конечно, вы, мадемуазель. Скажу вам только одну вещь – я всегда сомневался, что ограбление и убийство были делом рук одного и того же человека. И очень долгое время не был уверен в этом…

– А теперь?

– А теперь я это знаю.

После непродолжительного молчания Кэтрин подняла голову – ее глаза сияли.

– Я не так умна, как вы, месье Пуаро. Половина из того, что вы мне здесь рассказали, на мой взгляд, не говорит ни о чем. Те идеи, которые появились у меня, были вызваны совсем другими причинами…

– Так всегда и происходит, – тихо заметил детектив. – Зеркало всегда показывает правду, но разные люди смотрят в него под разными углами.

– Мои идеи могут показаться вам абсурдными и быть совершенно непохожими на ваши, но…

– Я слушаю вас.

– Скажите мне, вот это вам как-то поможет?

Сыщик взял вырезку из протянутой руки девушки, прочитал ее, а затем посмотрел на Кэтрин и серьезно кивнул.

– Как я уже говорил вам, мадемуазель, все мы смотримся в зеркало под разными углами, но зеркало ведь то же самое, и показывает оно одно и то же.

– Мне пора бежать, – сказала Кэтрин и встала. – А то я опоздаю на поезд. Месье Пуаро…

– Да, мадемуазель?

– Понимаете, все должно закончиться побыстрее. Я… я просто могу больше не выдержать. – Ее голос сорвался.

– Мужайтесь, мадемуазель, – Пуаро ободряюще похлопал женщину по плечу. – Сейчас вам ни в коем случае нельзя ошибиться. Конец очень близок.

Глава 33Еще одна версия

– Месье Пуаро хочет вас видеть, сэр.

– Черт бы его побрал! – воскликнул ван Олдин.

Найтон понимающе молчал.

Миллионер встал с кресла и заходил по комнате.

– Думаю, что вы уже видели эти проклятые утренние газеты?

– Я просмотрел их, сэр.

– Скандал все еще не утихает?

– Боюсь, что нет, сэр.

Миллионер опять сел за стол и обхватил голову руками.

– Если бы только я мог это предвидеть, – простонал он. – Богом клянусь, я бы никогда не попросил этого бельгийца выяснить истину. Я ведь просто хотел разыскать убийцу Рут.

– Но вы же не хотите, чтобы ваш зять вышел сухим из воды?

Ван Олдин вздохнул.

– Я бы хотел взять правосудие в свои руки.

– Боюсь, это было бы глупо, сэр.

– Забудем об этом. Вы уверены, что сыщик хочет меня видеть?

– Да, мистер ван Олдин. Он настаивает на этом.

– Ну что же, тогда придется его принять. Если он хочет, то может прийти сегодня с утра.

В комнату ввели отдохнувшего и жизнерадостного Пуаро. Казалось, что он не заметил, с какой холодностью его принял миллионер, и начал разговор с общих мест. Детектив объяснил, что приехал в Лондон, чтобы встретиться с врачом, и назвал имя известного хирурга.

– Нет, нет, к войне это не имеет никакого отношения. Память о временах, когда я служил в полиции. Пуля одного негодяя-апаша. – Пуаро дотронулся до своего плеча и вполне натурально скривился от боли. – Я всегда считал вас везучим человеком, месье ван Олдин. Вы ведь совсем не похожи на тот образ американца, постоянно страдающего от поноса, который мы все так хорошо знаем.

– Да, я парень довольно крепкий, – ответил миллионер. – Веду, знаете ли, здоровый образ жизни – простая еда, да и той не очень много.

– А вы недавно встречались с мисс Грей, не так ли? – невинно поинтересовался Пуаро, повернувшись к секретарю.

– Д-д-да. Раз или два, – ответил Найтон.

Он слегка покраснел, а американец с удивлением воскликнул:

– Странно, но мне вы никогда не рассказывали, что встречались с нею, Найтон.

– Я не думал, что вас это заинтересует, сэр.

– Мне очень нравится эта женщина, – заметил ван Олдин.

– Мне невероятно жаль, что ей опять пришлось похоронить себя в Сент-Мэри-Мид, – сказал бельгиец.

– Это очень благородно с ее стороны, – горячо заметил Найтон. – Не много в мире найдется людей, которые согласятся ухаживать за вздорной старухой, которая им даже не родственница.

– Молчу, молчу, – сказал Пуаро, и его глаза опять слегка блеснули. – Я просто считаю, что это очень прискорбно… Ну, а теперь, господа, давайте перейдем к делу.

Мужчины посмотрели на маленького сыщика с удивлением.

– Вас не должно шокировать или пугать то, что я сейчас вам скажу. Давайте на минутку представим себе, месье ван Олдин, что месье Дерек Кеттеринг не убивал свою жену.

– Что?

Оба мужчины выглядели потрясенными.

– Я сказал, давайте представим себе, что Дерек Кеттеринг не убивал своей жены.

– Вы что, сошли с ума, месье Пуаро? – раздался голос ван Олдина.

– Нет, – ответил сыщик, – я не сумасшедший. Некоторые, правда, считают меня немного эксцентричным, но в том, что касается моей профессии, я совершенно, как это говорится, в здравом уме. Хочу спросить вас, месье ван Олдин: вы обрадуетесь или огорчитесь, если то, что я сказал, – правда?

Миллионер молча уставился на сыщика.

– Конечно, я буду рад, – проговорил он наконец. – Мы что, занимаемся предположениями, месье Пуаро, или у вас есть какие-то факты?

Сыщик посмотрел в потолок.

– Есть очень небольшой шанс, – тихо сказал он, – что ее все-таки убил граф де ля Рош. По крайней мере, мне удалось разрушить его алиби.

– И как вам это удалось?

Бельгиец скромно пожал плечами.

– У меня есть свои собственные методы. Немножко такта, немножко проницательности – и всё в порядке.

– А как же рубины? – спросил американец. – Ведь те камни, которые были у графа, оказались фальшивыми.

– Да, и он ни за что не пошел бы на такое преступление, если б речь не шла о рубинах. Но вы не подумали об одной небольшой детали. Кто-то мог взять рубины и до него.

– Но ведь это совсем новая версия, – вмешался Найтон.

– Вы что, действительно верите во всю эту несусветицу, месье Пуаро? – спросил миллионер.

– Это еще не доказано, – спокойно заметил сыщик. – Все это пока что теория, однако хочу вам сказать, месье ван Олдин, что над этим стоит поработать. Вы должны поехать со мной на юг Франции и там, на месте, во всем разобраться.

– И вы действительно считаете, что это необходимо, – то есть то, что я должен ехать?

– Думаю, что это и ваше желание, – подчеркнул детектив.

В его голосе послышался упрек, который американец сразу же уловил.

– Да, да, конечно, – сказал он. – И когда вы хотите отправиться, месье Пуаро?

– Сэр, у вас сейчас много текущих дел, – напомнил Найтон.

Но миллионер уже принял решение и отмахнулся от слов своего секретаря.

– Думаю, что это сейчас важнее всего, – заявил он. – Хорошо, месье Пуаро, завтра. Но каким поездом?

– Думаю, что мы отправимся на «Голубом поезде», – сказал Пуаро и улыбнулся.

Глава 34И опять «Голубой поезд»

«Поезд миллионеров», как его еще иногда называли, вошел в поворот, казалось, на опасной скорости. Ван Олдин, Найтон и Пуаро сидели в полном молчании.

Американец и его секретарь заняли два купе, соединенные внутренней дверью, – точно так же, как это сделали Рут Кеттеринг и ее горничная в ту фатальную поездку. Купе Пуаро располагалось дальше по коридору.

Это путешествие было очень болезненным для ван Олдина, так как вызывало у него самые страшные воспоминания. Пуаро и Найтон старались говорить понизив голос, чтобы не мешать ему.

Однако, когда поезд закончил плестись по центру города и прибыл на Лионский вокзал в Париже, Пуаро охватила лихорадка беспорядочной на первый взгляд деятельности. Ван Олдин понял, что одной из причин, по которой бельгиец хотел ехать именно этим поездом, было желание воссоздать события той ночи.

Пуаро сам исполнил роли всех тех, кто находился в тот момент в поезде. Он был по очереди: горничной, которую поспешно запирали в ее купе, миссис Кеттеринг, которая с удивлением и волнением узнавала своего мужа, и Дереком Кеттерингом, который обнаруживал, что его жена едет одним с ним поездом.

Неожиданно в голову детектива пришла какая-то новая идея, и он схватил ван Олдина за руку.

– Mon Dieu, а ведь я совсем об этом не подумал!.. Нам надо прервать нашу поездку в Париже. Быстрее, быстрее, давайте же выходить!

Сыщик схватил свои чемоданы и заторопился из вагона. Ван Олдин и Найтон, ошарашенные, но не смеющие перечить, поспешили за ним. Американец, который уже составил себе определенное мнение об умственных способностях Пуаро, нехотя с этим мнением расставался.

У ограды их остановили. Их билеты остались у проводника вагона – факт, о котором они все забыли. Объяснения Пуаро, произнесенные на безукоризненном французском языке, были быстры и очень эмоциональны, но не произвели никакого впечатления на контролера с каменным лицом.

– Давайте же покончим с этим, месье Пуаро, – резко приказал ван Олдин. – Как я понимаю, мы очень торопимся. Так заплатите же ему за проезд от Кале, и вернемся к тому, что вы хотите сделать.

Однако поток французской речи, лившийся из уст Пуаро, неожиданно прервался, и бельгиец словно окаменел. Его рука так и осталась поднятой в эмоциональном жесте, как будто бы его разбил паралич.

– Я полный идиот, – просто сказал бельгиец, – и совсем потерял остатки разума. Давайте вернемся в поезд и спокойно продолжим наше путешествие. Думаю, что состав еще не отправился.

Они только-только успели, и Найтону, последнему из них троих, пришлось забрасывать свой багаж и запрыгивать на подножку уже на ходу.

Проводник сердечно встретил их и помог разнести чемоданы по купе. Ван Олдин ничего не сказал, но было видно, что он раздражен непонятным поведением сыщика. Когда он на несколько минут остался с Найтоном наедине, то сказал:

– Какие-то никому не нужные метания… Этот человек совсем не контролирует ситуацию. До какого-то момента все было в порядке, но когда человек теряет голову и мечется, как испуганный кролик, то ничего хорошего ждать не приходится.

Пуаро появился через несколько минут и долго извинялся за происшедшее. Он казался настолько убитым этим, что любые жесткие слова выглядели бы неуместными. Ван Олдин мрачно выслушал его извинения, но смог воздержаться от ядовитых комментариев.

Они вместе пообедали, а потом Пуаро, ко всеобщему удивлению, предложил расположиться всем вместе в купе миллионера.

Ван Олдин подозрительно посмотрел на сыщика.

– Вы что-то от нас скрываете, месье Пуаро?

– Я? – Детектив с невинным удивлением раскрыл глаза. – Как вы могли такое подумать?

Ван Олдин ничего не ответил, но выглядел он недовольным. Проводнику было сказано, чтобы тот не перестилал постели. Его удивление от такого распоряжения было нивелировано величиной чаевых, которые протянул ему ван Олдин.

Трое мужчин сидели в полном молчании. Пуаро постоянно ерзал на месте и вел себя очень беспокойно. Наконец он повернулся к секретарю.

– Майор Найтон, а дверь в вашем купе заперта? Я имею в виду ту, которая выходит в коридор.

– Да, я сам только что ее запер.

– Вы в этом уверены?

– Если хотите, я могу сходить и проверить, – улыбнулся секретарь.

– Нет, нет, не утруждайтесь, пожалуйста. Я сам проверю.

Бельгиец прошел через внутреннюю дверь и через мгновение вернулся, кивая.

– Да, да. Всё, как вы и сказали. Вы должны извинить старика за его суетливость.

Сыщик закрыл внутреннюю дверь и вернулся на свое место в правом углу купе.

Проходили часы. Мужчины периодически засыпали сидя и просыпались, когда поезд потряхивало на стыках рельсов. Наверное, никогда раньше люди не покупали билеты на спальные места самого роскошного поезда в мире – а потом добровольно отказывались от того комфорта, за который уже заплатили.

Время от времени бельгиец сверялся со своими часами, кивал и опять начинал дремать. В какой-то момент он встал, открыл внутреннюю дверь в соседнее купе, внимательно его осмотрел, а затем, покачав головой, вернулся на свое место.

– В чем дело? – шепотом спросил Найтон. – Вы ведь чего-то ждете, правда?

– У меня разыгрались нервы, – признался сыщик. – Я сейчас как кошка на раскаленной крыше. Малейший шум – и я аж подпрыгиваю.

– Чертовски неудобная поездка, – зевнул майор. – Надеюсь, что вы понимаете, что делаете, месье Пуаро.

Он опять приготовился заснуть, постаравшись усесться как можно удобнее. И секретарь, и ван Олдин дремали, когда Пуаро, посмотрев в четырнадцатый раз на свои часы, потряс американца за плечо.

– Да? В чем дело?

– Минут через пять-десять, месье, мы прибудем в Лион.

– Боже мой! – Лицо американца в тусклом свете выглядело совершенно белым и измученным. – Значит, где-то в это время мою несчастную дочь и убили…

Ван Олдин выпрямился, глядя прямо перед собой. Его губы слегка задрожали, когда он мысленно вернулся ко дню трагедии, которая так изменила его жизнь.

Раздался долгий скрип тормозов, поезд сбросил скорость и подошел к лионской платформе. Ван Олдин опустил окно и высунулся наружу.

– Если убийца не Дерек – то есть если ваша новая версия верна, – то именно здесь убийца должен был сойти? – поинтересовался он через плечо.

К его удивлению, сыщик отрицательно покачал горловой.

– Нет, – произнес он задумчиво. – Ни один мужчина в ту ночь с поезда не сошел. А вот женщина… думаю, что женщина легко могла это сделать.

Найтон онемел от изумления.

– Женщина? – настойчиво переспросил ван Олдин.

– Именно женщина, – ответил Пуаро, кивая. – Вы, может быть, это и забыли, месье, но мисс Грей рассказала в своих показаниях о молодом человеке в пальто и кепке, который спустился на платформу с целью размять ноги. Я полагаю, что этот молодой человек был, скорее всего, женщиной.

– Но кто же она была?

На лице миллионера явственно читалось недоверие, но Пуаро ответил ему на полном серьезе и очень категорично:

– Ее имя – или, по крайней мере, имя, под которым она была известна многие годы, – Китти Кидд, но вы, месье ван Олдин, знали ее под именем Ады Мейсон.

Найтон вскочил на ноги и закричал:

– Что?!

Пуаро резко повернулся к секретарю.

– Ах да – пока я не забыл… – Он выудил что-то из своего кармана и протянул секретарю. – Позвольте предложить вам сигарету из вашего же собственного портсигара. С вашей стороны было очень неосмотрительно выронить его, когда вы забирались на поезд, пока тот полз по окружной железной дороге в Париже.

Совершенно ошеломленный, Найтон смотрел на маленького бельгийца. Потом он сделал движение, но Пуаро остановил его жестом руки.

– Не двигайтесь, – произнес он вкрадчивым голосом. – Дверь в соседнее купе открыта, и за вами оттуда внимательно следят. Я открыл дверь в коридор, как только мы оставили Париж, и наши друзья из полиции заняли свои места в нем. Полагаю, вам известно, что французской полиции не терпится поговорить с вами, майор Найтон – или правильнее будет месье Маркиз?

Глава 35Разгадка

– Вы жаждете объяснений?

Улыбающийся Пуаро сидел за обедом напротив миллионера в частных апартаментах последнего в отеле «Негреско». Перед детективом сидел расслабленный, но совершенно запутавшийся американец. Сыщик откинулся на спинку стула, зажег одну из своих крохотных сигарет и уставился в потолок.

– Конечно, я все вам объясню. Все началось с одного факта, который никак не давал мне покоя. И вы знаете, что это было? Обезображенное лицо жертвы. Такое часто приходится встречать при расследовании разных преступлений, и сразу же возникает один и тот же вопрос – вопрос определения личности. Именно это и пришло мне в голову в первую очередь. Была ли убитая действительно миссис Кеттеринг? Но это никуда меня не привело, потому что в своих очень точных показаниях мисс Грей это подтвердила. Убитая женщина действительно была Рут Кеттеринг.

– А когда вы начали подозревать горничную?

– Не сразу. Но мое внимание привлекла одна маленькая деталь. Портсигар, который мы нашли в вагоне и который, по ее рассказам, миссис Кеттеринг подарила своему мужу. С первого же взгляда это показалось мне невероятным, принимая во внимание то, в каких отношениях находились супруги. Это, в свою очередь, вызвало у меня сомнение в искренности остальных заявлений Ады Мейсон. Большое подозрение вызывал и тот факт, что она служила у своей хозяйки только два месяца. Но сначала ничто не указывало на ее участие в преступлении, так как она осталась в Париже, а несколько человек видели живую миссис Кеттеринг после того, как поезд отошел от Лионского вокзала. Однако…

Пуаро наклонился вперед и со значением потряс своим указательным пальцем перед лицом американца.

– Однако я хороший детектив – и недоверчивый человек, подозреваю всех и вся. Я никогда не верю на слово в то, что мне говорят. И я спросил себя: откуда мы знаем, что Ада Мейсон действительно осталась в Париже? Сначала ответ на этот вопрос меня полностью удовлетворил. Ведь у нас были показания вашего секретаря, майора Найтона, не имеющего к происшедшему никакого отношения, поэтому показания его были, казалось бы, совершенно беспристрастны. Кроме того, у нас были слова самой убитой, которые она сказала проводнику. Правда, показания последнего я ненадолго отложил – потому что в голове у меня зрела совершенно фантастическая идея – идея, возможно, совершенно невероятная. И если она была справедлива, то показания проводника теряли всякую ценность. И я сконцентрировался на основной неувязке моей теории. Это было свидетельство майора Найтона о том, что он видел Аду Мейсон в «Ритце» уже после того, как «Голубой поезд» покинул Париж. Все вроде бы выглядело вполне правдоподобно, но, внимательно изучив факты, я обнаружил две вещи. Первая – это то, что, по странному совпадению обстоятельств, он служил у вас те же два месяца, и то, что его инициал тоже был «К»[60]. Тогда давайте предположим – просто предположим на минутку, – что в вагоне нашли его портсигар. Ведь если они работали вместе с Адой Мейсон, то тогда, когда ей предъявили портсигар, она должна была поступить именно так, как и поступила. То есть когда она его увидела, то быстренько сообразила, как использовать его для укрепления обвинений против мистера Кеттеринга. Bien entendu[61], идея была не слишком оригинальна. Козлом отпущения должен был стать граф де ля Рош, хотя Ада Мейсон и не могла безоговорочно узнать его, потому что у графа могло быть железное алиби. Если вы мысленно возвратитесь к тому времени, то вспомните одну очень важную вещь. Я тогда предположил – в присутствии Ады Мейсон, – что мужчина, которого она видела, был не граф де ля Рош, а Дерек Кеттеринг. Тогда она не была уверена, как ей поступить, но потом, когда я вернулся в гостиницу, вы позвонили мне и сказали, что, все тщательно обдумав еще раз, она пришла к вам и подтвердила, что мужчиной действительно был Дерек Кеттеринг. Нечто подобное я и ожидал. Объяснение такой перемене в ее взглядах могло быть только одно: когда я ушел от вас, у нее было достаточно времени, чтобы с кем-то проконсультироваться и получить указания о том, как ей действовать дальше. Кто же дал ей эти инструкции? Майор Найтон. Была еще одна крохотная деталька, которая могла или ничего не значить, или значить очень многое. В ничего не значащем разговоре Найтон упомянул о краже драгоценностей в одном доме в Йоркшире, в котором он в то время жил. Может быть, простое совпадение – а может быть, и еще одно звено в цепи доказательств.

– Но я все-таки не понимаю одной вещи, месье Пуаро. Наверное, я слишком глуп, иначе сам давно догадался бы об этом. Кто же был этот мужчина в поезде в Париже – Дерек Кеттеринг или граф де ля Рош?

– Вот в этом-то и заключается вся прелесть этого плана. Никакого мужчины вообще не было, понимаете? Кто сказал нам, что там был мужчина? Только Ада Мейсон. А Аде Мейсон мы верили, потому что у нас были показания майора Найтона о том, что она осталась в Париже.

– Но ведь Рут сама сказала проводнику, что оставила свою горничную в Париже, – недоумевал американец.

– Ах, вот как!.. Я уже подхожу к этому. С одной стороны, у нас вроде бы есть показания самой миссис Кеттеринг, а с другой – у нас их нет, потому что мертвый человек не может давать показания. Это не ее показания, а показания проводника вагона, месье ван Олдин, а это уже совсем другое дело.

– Так вы думаете, что проводник солгал?

– Нет, нет. Совсем нет. Он рассказал нам то, что считал правдой. Но женщина, которая сказала ему, что оставила свою горничную в Париже, была не миссис Кеттеринг.

Американец уставился на сыщика.

– Месье ван Олдин, Рут Кеттеринг была мертва еще до того, как поезд прибыл на Лионский вокзал. И с проводником говорила Ада Мейсон, одетая в одежду своей хозяйки. Она же заказала и корзинку с обедом.

– Это невозможно!

– Напротив, месье ван Олдин, очень возможно. В наше время все женщины выглядят настолько одинаково, что различить их можно только по одежде. Ростом Ада Мейсон была с вашу дочь. Одета она была в ту же бесформенную шубу и лаковую шляпку, надвинутую на глаза, из-под которой торчало несколько рыжих кудрей. Неудивительно, что проводник ошибся. Ведь вы же помните, что до этого он с вашей дочерью вообще не разговаривал. А горничную действительно видел всего несколько мгновений, когда она передавала ему билеты, поэтому все, что осталось у него в голове, так это образ худой женщины, одетой во все черное. Если б он был очень наблюдательным человеком, то, наверное, смог бы сказать, что хозяйка и горничная были не похожи друг на друга. Но такими категориями он не мыслил. И не забывайте о том, что Ада Мейсон, или Китти Кидд, была актрисой, которая умела почти мгновенно менять свой внешний вид и тембр своего голоса. Нет, можно было совсем не бояться, что он сможет отличить служанку от хозяйки; а вот то, что утром, найдя мертвое тело, проводник мог сообразить, что это была не та женщина, с которой он говорил накануне вечером, было вполне возможно. И именно этим объясняется деформированное лицо. Самой главной опасностью, с которой могла столкнуться Ада Мейсон, было то, что Кэтрин Грей зайдет в купе после того, как поезд покинет Париж. Но преступница успешно справилась с этой проблемой, заказав обед к себе в купе и запершись там.

– Но кто же и когда убил Рут?

– Прежде всего, запомните, что преступление было спланировано этими двумя, Найтоном и Адой Мейсон, которые работали в паре. В тот день Найтон находился в Париже по вашим делам. На поезд он проник, когда тот полз по кольцевой дороге Парижа. Наверняка миссис Кеттеринг удивилась бы его появлению, но подозрений это у нее вызвать не могло. Возможно, он отвлек внимание вашей дочери, показав ей что-то в окне – она повернулась посмотреть, а он набросил шнурок на ее шею… Все дело заняло всего несколько секунд. А потом, закрыв дверь и оставшись вдвоем в купе, он и Ада Мейсон принялись за работу.

Сняв с убитой верхнюю одежду, преступники завернули тело в плед и положили его на полку во втором купе, среди чемоданов и сумок. Найтон выскакивает из поезда с сафьяновым футляром для драгоценностей. Поскольку преступление должно было «совершиться» только через двенадцать часов, он чувствует себя в полной безопасности: его собственные показания и слова «миссис Кеттеринг», сказанные проводнику, обеспечивали ему стопроцентное алиби. На Лионском вокзале Ада Мейсон заказывает корзинку с обедом, запирается в туалетной комнате, где быстро надевает одежду своей хозяйки, прикалывает две пряди рыжих волос и гримируется с таким расчетом, чтобы как можно точнее походить на миссис Кеттеринг. Когда проводник является, чтобы перестелить постели, она рассказывает ему заранее приготовленную историю об оставленной в Париже горничной и, пока он застилает полку, стоит и смотрит в окно с таким расчетом, чтобы люди, проходящие по коридору, видели только ее спину. Это была мудрая предосторожность, поскольку мы знаем, что мисс Грей тоже проходила по коридору. Таким образом, она вместе с другими пассажирами была готова присягнуть, что в это время миссис Кеттеринг была еще жива.

– Продолжайте, – промолвил ван Олдин.

– Перед прибытием в Лион Ада Мейсон уложила тело своей хозяйки на полку и аккуратно сложила одежду убитой на одном конце этой полки. Сама она переоделась в мужскую одежду и приготовилась покинуть поезд. Поэтому, когда Дерек Кеттеринг вошел в купе и увидел, как он думал, свою жену спящей, все декорации были уже на месте и Ада Мейсон пряталась в соседнем купе в полной готовности незаметно сойти с поезда. Как только проводник спустился на платформу вокзала в Лионе, она, ссутулившись, последовала за ним, притворившись, что хочет глотнуть свежего воздуха. Заметив, что за ней никто не наблюдает, Ада Мейсон поспешно переходит на другую платформу и садится на первый же поезд, который идет в Париж. Таким образом она оказывается в отеле «Ритц». Одна из знакомых Найтона накануне уже поселилась в гостинице под именем Ады, поэтому горничной не остается ничего иного, кроме как терпеливо ждать вашего прибытия. Драгоценностей у нее нет и никогда не было. Найтон вне подозрений, поэтому, как ваш секретарь, он спокойно привозит их в Ниццу, не боясь быть разоблаченным. О передаче камней месье Папопулусу договорено заранее, и в самый последний момент они вручаются Аде Мейсон для передачи греку. Прекрасно организованный план, именно такой, какой можно было ожидать от такого мастера, как Маркиз.

– И вы действительно хотите сказать, что Ричард Найтон – это хорошо известный преступник, который занимается своим преступным ремеслом уже много лет?

Маленький бельгиец утвердительно кивнул.

– Одним из главных достоинств джентльмена по кличке Маркиз были его убедительные и располагающие манеры. Вы ведь сами, месье ван Олдин, пали жертвой его чар, когда взяли его на работу после столь непродолжительного знакомства.

– Я мог бы поклясться, что он никогда не искал этой работы! – воскликнул миллионер.

– Это было сделано очень тонко, настолько тонко, что ввело бы в заблуждение любого человека, чье знание людской породы может сравниться с вашим, месье.

– Но я ведь проверил его прошлое! Биография этого парня безукоризненна.

– Вы правы, но это тоже было частью большой игры. Его жизнь как Ричарда Найтона была вполне добропорядочна. Он родился в хорошей семье, имел правильные связи, с честью служил в армии во время войны и был, казалось бы, вне всяких подозрений. Но когда я по крохам начал собирать информацию об этом Маркизе, то заметил, что у них с вашим секретарем много общего. Найтон говорил по-французски как француз, и он был в Англии, Франции и Америке приблизительно в то же самое время, когда там действовал Маркиз. Последний раз о нем слышали, когда он организовал несколько ограблений в Швейцарии, – и Найтона вы встретили тоже в Швейцарии; именно тогда появились слухи о том, что вы ведете переговоры о покупке знаменитых рубинов.

– Но зачем было убивать? – спросил ван Олдин глухим голосом. – Уверен, что профессиональный вор мог бы украсть драгоценности без того, чтобы засунуть свою голову в петлю.

– Это уже не первое убийство, совершенное Маркизом, – покачал головой Пуаро. – Он убийца по своей природе. Кроме того, он никогда не оставляет никаких следов или свидетелей. Мертвые не дают показаний. У Маркиза же страсть к известным историческим драгоценностям. И планы свои он начал претворять в жизнь заранее, сначала устроившись к вам секретарем, а затем получив возможность предложить горничную вашей дочери, для которой, как он предполагал, и предназначались драгоценности. И хотя этот план созрел у него очень давно, он не погнушался попыткой по-быстрому получить эти камни, наняв двух апашей, которые напали на вас в Париже. Попытка эта провалилась, что совсем не расстроило Маркиза. Он был уверен в надежности своего основного плана. Никакие подозрения не могли связать похищение с Ричардом Найтоном. Но, как у всех великих людей – а Маркиз, без сомнения, к ним принадлежит, – у него были свои маленькие слабости. Он действительно влюбился в мисс Грей и не смог удержаться перед искушением повесить это преступление на Дерека Кеттеринга, когда ему представилась такая возможность. А теперь, месье ван Олдин, я расскажу вам одну очень любопытную историю. Мисс Грей ни в коем случае не подвержена всяким фантазиям, но она твердо уверена, что почувствовала присутствие вашей дочери рядом с нею в саду Монте-Карло, как раз после того, как у нее состоялась длительная беседа с Найтоном. Она говорит, что почувствовала, как мертвая женщина пытается ей что-то сказать, и ей неожиданно пришло в голову, что убитая пытается сказать ей: ее убийца – Найтон! Сама мысль об этом была в тот момент столь фантастична, что мисс Грей никому ничего не сказала. Но она была настолько уверена, что это именно так, что начала действовать самостоятельно – хотя и достаточно рискованно. Она не стала отвергать ухаживания Найтона и дала ему понять, что верит в виновность Дерека Кеттеринга.

– Невероятно, – сказал ван Олдин.

– Да, вы правы. Такие вещи бывает трудно объяснить. Кстати, есть одна маленькая деталь, которая сильно меня озадачила. Всем известно, что после ранения ваш секретарь заметно хромал. В то же время Маркиз ходил совершенно нормально. Это была неразрешимая загадка. Но однажды в разговоре со мною мисс Ленокс Тэмплин упомянула, что хромота Найтона оказалась совершенно неожиданной и для врачей, которые лечили его в госпитале ее матери. Это означало, что Найтон искусно притворяется. Когда я был в Лондоне, я встретился с лечащим хирургом Маркиза, который сообщил мне некоторые подробности, подтвердившие это предположение. Позавчера я упомянул его имя в присутствии Найтона; на его месте любой бы сказал, что этот хирург лечил его во время войны, но майор предпочел промолчать. Именно это окончательно убедило меня, что моя разгадка преступления единственно правильная. Кроме того, мисс Грей передала мне вырезку, в которой говорилось о том, что в госпитале леди Тэмплин произошло ограбление именно в то время, когда там лечился Найтон. Она поняла, что я иду по тому же следу, по которому шла она, когда я написал ей из парижского «Ритца». Там мне пришлось нелегко, но все-таки я получил доказательства того, что Ада Мейсон появилась в отеле наутро после убийства, а не вечером перед ним.

После длительного молчания миллионер через стол протянул руку детективу.

– Думаю, что вы понимаете, что все это значит для меня, месье Пуаро, – произнес он хриплым голосом. – Сегодня утром я послал вам чек, но никакие деньги на свете не смогут выразить, как я благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Вы самый лучший, месье Пуаро. Отныне и навеки!

Маленький бельгиец встал, выпятив грудь.

– Просто я Эркюль Пуаро, – скромно сказал он, – и, как вы справедливо заметили, в своей области я большой человек, так же как вы – в своей. Я рад и счастлив, что смог помочь вам. А теперь мне придется устранять последствия этого путешествия… Увы! Мой великолепный Джордж больше не со мною.

В холле отеля сыщик столкнулся со своим другом, достойным месье Папополусом, и его дочерью Зией.

– А я думал, что вы уже уехали из Ниццы, месье Пуаро, – пробормотал грек, пожимая руку, которую бельгиец дружески ему протянул.

– Дела вынудили меня вернуться, мой дорогой месье Папополус.

– Дела?

– Именно так. Кстати, уж коли мы заговорили о делах, надеюсь, ваше здоровье улучшилось, мой дорогой друг?

– И значительно – настолько, что мы завтра возвращаемся в Париж.

– Счастлив это слышать. Надеюсь, что вы не полностью разорили греческого экс-премьера.

– Простите?

– Я слышал, что вы продали ему великолепный рубин, который – строго между нами – теперь носит мадемуазель Мирей, танцовщица.

– Да, – согласился месье Папополус, – это именно так.

– Это не тот ли рубин, который называют «Сердце пламени»?

– У них есть что-то общее, – небрежно произнес грек.

– Вам всегда везет с камнями, месье Папополус. Я вас поздравляю. Мадемуазель Зия, я в отчаянии, что вы возвращаетесь в Париж так скоро. Я надеялся, что еще раз увижу вас, особенно теперь, когда мои дела закончены.

– А будет ли нескромным спросить, что это были за дела? – поинтересовался месье Папополус.

– Совсем нет. Мне только что удалось прижать Маркиза.

На благородном лице антиквара появилось рассеянное выражение.

– Маркиз? – тихо проговорил он. – Почему это имя кажется мне знакомым?.. Нет, не вспомню.

– Я уверен, что вы его уже слышали, – заметил Пуаро. – Я имею в виду очень известного преступника и охотника за драгоценностями. Его только что арестовали за убийство английской леди, мадам Кеттеринг.

– Неужели? Как это все интересно!

Они вежливо попрощались, и когда Пуаро отошел на безопасное расстояние, Папополус повернулся к дочери.

– Зия, – произнес он с чувством, – этот человек – сам дьявол.

– А мне он нравится.

– Мне тоже, – признался месье Папополус, – но тем не менее он дьявол.

Глава 36У моря

Мимоза почти отцвела. Ее аромат в воздухе был чем-то неприятен. По балюстраде на вилле леди Тэмплин вились розовые герани, а под ними росло множество гвоздик, источавших сладкий, тяжелый аромат. Средиземное море своей голубизной спорило с безоблачным небом. Пуаро сидел на террасе вместе с Ленокс Тэмплин. Он только что закончил рассказывать ей ту же самую историю, которую два дня назад рассказал ван Олдину. Ленокс слушала его очень внимательно, сдвинув брови и нахмурив взгляд.

Когда он закончил, девушка спросила:

– А как же Дерек?

– Его освободили вчера.

– И куда же он исчез?

– Вечером уехал из Ниццы.

– Поехал в Сент-Мэри-Мид?

– Да, в Сент-Мэри-Мид.

Пауза.

– Я ошиблась в Кэтрин, – произнесла Ленокс. – Я думала, что ей все равно.

– Она очень скрытный человек. И никому не верит.

– Ну, уж мне-то она могла бы и поверить, – в голосе девушки звучала горечь.

– Да, – серьезно сказал сыщик, – наверное, вы правы. Но мадемуазель Кэтрин бо́льшую часть своей жизни провела, выслушивая других. А те, кто привык слушать, не любят говорить: все свои несчастья и радости они держат при себе и никому о них не рассказывают.

– Я была полной дурой, – призналась Ленокс. – Я думала, что ей нравится Найтон, – а могла бы разобраться и получше. Наверное, я думала так потому, что… потому, что надеялась.

Пуаро взял ее руку и слегка, по-дружески, сжал ее.

– Наберитесь мужества, мадемуазель, – мягко сказал он.

Ленокс смотрела прямо на водную гладь, и ее лицо, некрасивое в своей неподвижности, на какое-то мгновение обрело почти трагическую красоту.

– Ну что ж, – сказала она, – с этим ничего не поделаешь. Все равно я слишком молода для Дерека. Он ведь как ребенок, который никогда не станет взрослым. Ему нужна жена-мать.

Помолчав еще немного, Ленокс быстро и импульсивно повернулась к бельгийцу:

– И все-таки я помогла. В любом случае, месье Пуаро, я ему помогла.

– Да, мадемуазель. Вы были первой, кто навел меня на мысль о том, что убийца совсем необязательно должен был ехать тем же поездом. До того я не понимал, как было совершено это преступление.

Ленокс глубоко вздохнула.

– Я рада, – сказала она. – Это уже что-то.

Где-то вдали раздался длинный гудок паровоза.

– Наверное, это опять чертов «Голубой поезд», – предположила Ленокс. – Поезда – вещь безжалостная, правда, месье Пуаро? Людей убивают, они умирают, а поезда все равно продолжают свое движение… Наверное, я говорю глупости, но вы меня понимаете.

– И даже очень хорошо. Жизнь ведь тоже как поезд, мадемуазель. Она неустанно движется вперед. И очень хорошо, что все устроено именно так, а не иначе.

– Почему?

– Потому что поезд рано или поздно приходит на конечную остановку. По этому поводу в вашем языке есть даже поговорка, мадемуазель.

– Все пути ведут к свиданию[62]… – Ленокс рассмеялась. – Это не для меня.

– Нет-нет, это чистая правда. Вы молоды, моложе даже, чем вы сами о себе думаете. Верьте в поезд, потому что управляет им le bon Dieu.

Опять послышался свисток поезда.

– Верьте в поезд, мадемуазель, – повторил маленький бельгиец еще раз. – И верьте Эркюлю Пуаро. Он знает, что говорит[63].