Тайна месье Каротта

Глава 7 Наступила осень

Наступила осень. Я бы не стал об этом рассказывать, если бы нам не задали сочинение про погоду. На самом деле осень уже подходила к концу, потому что был ее последний месяц – ноябрь. В общем, я написал, что наступила осень, листья облетели, трава вся вымерла, на земле стали видны какашки, а асфальт покрылся грязными лужами.

– Ненавижу осень, ненавижу школу, ненавижу писать сочинения, – сказал я маме.

– Хочешь чайку?

(Я же говорил.)

– Ничего я не хочу.

– Ну что ты как маленький. Сел бы уже и написал это сочинение. Ей-богу, это займет у тебя всего десять минут. А ты уже полчаса слоняешься и злишься.

– Осень – гадость.

– Между прочим, Пушкин очень любил осень.

– При чем тут Пушкин?

– Пушкин вообще при всем. Вот послушай…

– Да знаю я, мы в школе учили. «Унылая пора, очей очарованье…»

– Я хотела тебе другое прочитать:

– Про гусей не буду, потому что никаких гусей и никаких полей тут нет. Только куча одинаковых серых домов и грязных машин.

– Напиши как хочешь, – согласилась мама и поставила передо мной кружку чая с лимоном и сахаром.

И почему-то вдруг правда стало полегче.

«Наступила осень, довольно скучная пора, как писал Пушкин. Я с ним согласен: осенью всегда скучно, потому что гулять особо не пойдешь, все время идет дождь и холодно. И еще осенью очень грустно, хотя я сам не понимаю почему. Как будто все заканчивается. Пушкин тоже это заметил – “уж реже солнышко блистало, короче становился день”. Деревья дрожат от холода – голые, как скелеты. В общем, я не люблю осень и предпочитаю весну. К тому же в марте у меня день рождения».

Учительница похвалила мое сочинение и сказала, что я молодец:

– Марк – такой молодец. Прочитал великий роман «Евгений Онегин».

Я хотел сказать, что не читал великий роман, но учительница велела открыть учебники на странице пятьдесят четыре и сделать упражнение номер семь. Когда я искал страницу пятьдесят четыре, Лиза из соседнего ряда скорчила мне рожу – типа нечего выпендриваться. В прошлом году я дружил с Егором из фотокружка, но в этом году он уехал, потому что его папа получил работу в другой стране.

После уроков я пошел в бассейн. Мало того что на улице сыро, так еще и в бассейне мокро так, что мокрее не придумаешь. Когда я вылез из воды и, как цуцик, прошлепал в раздевалку, я увидел пропущенный мамин звонок.

– Я был в бассейне.

– Я знаю, суслик. Слушай, сегодня я не смогу тебя забрать. Сможешь сам доехать на трамвае? Только как следует высуши голову.

Я назло ей не стал как следует сушить голову. Потому что это нечестно: из школы я один не могу ездить, а из бассейна почему-то могу. В трамвае я играл в змейку, потому что у меня, единственного во всем классе, телефон кнопочный. Мама считает, что, если у меня появится нормальный телефон, я превращусь в робота – причем не картонного, а настоящего. В общем, из-за змейки телефон сел, и я проехал свою остановку. А уже в подъезде заметил, что забыл в бассейне рюкзак.

У мамы в гостях были подружки, чьих имен я не могу запомнить. Вот почему она не смогла меня забрать.

– О, Морковкин, наконец-то ты пришел. Устал?

– Да.

– Будешь ужинать?

– А что на ужин?

Оказалось, на ужин рыба. Поэтому я сделал себе хлопья, а заодно сообщил, что забыл рюкзак. Я хотел, чтобы мама меня пожалела, приласкала и назвала сусликом, но делал все, чтобы она рассердилась. А почему, я и сам не знаю.

Но мама совсем не сердилась.

– Бедный заяц, – сказала она. – В понедельник я отвезу тебя в школу, а по дороге заедем в бассейн и заберем рюкзак.

Я все еще дулся, поэтому пробурчал что-то невнятное, пошел в свою комнату и закрыл дверь. Жан-Пьер мне так и не ответил. Ну и пожалуйста. Я взял Вильгельма, который грустно сидел в углу кровати, и почесал его за ухом. В коридоре мяукнула кошка. Когда я открыл дверь, она прыгнула в кровать, легла мне на ноги и заурчала. Потом пришел Макс и спросил, как у меня дела и не хочу ли я яблоко. Я отвернулся к стене.

– Нет.

– У меня тоже ужасный день.

– Почему?

– Полтора часа пытался объяснить одной девочке, как решается уравнение химической реакции.

– И что?

– Полное фиаско.

Он помолчал.

– Может, все-таки по яблоку?

Я, так и быть, согласился съесть яблоко, а потом мама принесла кусочек шоколадки и залезла ко мне под одеяло.

И вдруг я почувствовал, как ее живот меня пнул.

– Ты видела?! – закричал я, хотя мама никак не могла это видеть.

– Да, Морковкин, я знаю. Это он тебе желает спокойной ночи.

– Он не может желать спокойной ночи. Ты шутишь.

– Отчасти да, отчасти нет.