Тайна одного портрета

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Молчание, наступившее в комнате после его признания, было столь продолжительным, что нарушить его стоило Гэбриэл огромного усилия.

– Как ты можешь такое говорить? Ты едва меня знаешь, – наконец сказала она.

Лицо Адама посуровело.

– Как я уже говорил тебе раньше, я всегда говорю то, что думаю.

– Не так давно ты хотел Деллу, – напомнила она.

– Делла не имеет к этому никакого отношения. – Его глаза холодно блестели.

Она неуверенно смотрела на него. В прошлом немало мужчин домогались Гэбриэл, и к некоторым из них ее влекло. Но любовь никогда не была компонентом этого уравнения. И брак был перспективой, которой следовало избегать любой ценой. Ее родители женились по любви, но в итоге этого оказалось недостаточно.

– Я лучше пойду, – буркнул Адам.

– Прости меня, – сказала Гэбриэл с чувством раскаяния.

– За что именно?

– За отсутствие такта, наверное. Раньше никто никогда не говорил мне такого.

Он круто повернулся и тупо уставился на нее.

– Даже Джереми?

Она покачала головой.

– Я постоянно пытаюсь тебе втолковать, у нас с ним другие отношения.

Адам криво усмехнулся.

– С риском показаться надоедливым, предлагаю начать все сначала. Во второй – если уже не в третий – раз. И забудь, что я вообще заговаривал о своих чувствах.

Забыть? Гэбриэл казалось, эти слова висят между ними в воздухе, словно натянутое поперек комнаты полотнище.

– Спасибо за ужин, – с трудом проговорила она, зная, что не хочет, чтобы он уехал.

– Что-то не так?

– Еще рано. Тебе еще не пора уезжать.

Он скептически посмотрел на нее.

– Это потому, что тебе приятно мое общество, или потому, что страшно в доме одной?

Гэбриэл резко повернулась к нему спиной; в горле стоял комок. Адам подошел к ней сзади, вздохнул, обнял ее за талию и прижался щекой к ее волосам. Гэбриэл сдавленно засмеялась и повернулась к нему лицом.

– Мне надо снять туфли, – сказала она. – А то я в них больше не могу.

Адам прыснул от смеха, и мир внезапно восстановился.

– Ну, так сбрось их, и дело с концом.

Гэбриэл так и сделала и с облегчением пошевелила пальцами.

– Последнее время я почти не вылезала из кроссовок. Но сегодня решила произвести хорошее впечатление.

– На кого?

– А вдруг ты бы встретил знакомых? Я не хотела тебя подводить.

– Можно подумать, ты вообще могла это сделать, – сказал Адам, снова снимая пиджак.

Истолковав это как знак того, что он остается, она предложила ему еще пива.

– Нет, лучше не надо. Сегодня у меня и так уже есть повод, отчего не спать, а прибавлять к этому списку еще и пиво я не хочу. Как насчет минеральной водички?

Они сели за стол, и Адам пристально посмотрел на Гэбриэл поверх своего стакана.

– Кажется, сейчас представился хороший случай прояснить любые ошибочные суждения, которые сложились у вас обо мне, мисс Бретт. Признаюсь, что с тех пор, как я стал взрослым, моя жизнь редко обходилась без женского общества. Но все это я держу отдельно от «Фрайарз-Вуд».

– Но у тебя ведь есть свое персональное жилье, – сказала Гэбриэл.

– Оно в двадцати милях от Пеннингтона. И по соседству с родителями. Я никогда не приглашал ни одну женщину остаться там на ночь. Пока.

Немало потрясенная тем, как ее обрадовала эта новость, Гэбриэл понимающе улыбнулась.

– И если ты пригласишь какую-нибудь девушку на ужин, то либо ей придется одной возвращаться домой, либо ты должен будешь в завершение вечера проехать сорок миль. Неужели ты не знаешь никого, кто живет поближе?

– Знаю, конечно, но обычно это сестры моих друзей или подруги моих сестер. Так сказать, мое личное персональное логово. Кроме Кейт, которая там часто занималась, пока я учился в университете, и того Рождества, когда Лео неожиданно родила своего сына на моей большой медной кровати, единственный человек, который спит в Стейблз, – это я сам. И обедать и ужинать я туда тоже никого не приглашаю.

А меня он тогда пригласил, вдруг подумала она.

– Вот именно, – прочитал ее мысли Адам. – Так что если случайно тебе захочется поспать на моей медной кровати, Гэбриэл Бретт, то тебя там ждет самый теплый прием. В любое время.

– Буду иметь это в виду, – пообещала она легким тоном.

– На этой радостной ноте я и распрощаюсь, – сказал Адам и встал. – А то ты не отдохнешь и завтра не сможешь сосредоточиться на работе, за которую я плачу бешеные деньги.

– Может быть, я и дороговата, – воинственно произнесла Гэбриэл, – зато уж очень хороша.

Расхохотавшись, Адам поднял ее на ноги и крепко поцеловал.

– Ты – самая лучшая. А теперь дай-ка мне тот ключ.

Гэбриэл поискала в старом письменном столе у окна и нашла запасной ключ под ящичками для писем.

Убедившись, что запасной ключ подходит к большому железному замку в двери, Адам повернулся к Гэбриэл. На этот раз она сама подошла ближе и подставила лицо, а Адам обнял ее и поцеловал.

– Адам? – прошептала она, и последовавшее за этим продолжение поцелуя стало таким пылким, что она невольно выгнулась, когда он с силой привлек ее к себе.

– Так нечестно, – хрипло сказал он.

– Мы увидимся завтра?

– Я обещал твоему отцу присматривать за тобой, – напомнил ей он, поцеловал ее в обе щеки и открыл дверь. – Запри за мной.

Гэбриэл лихо отсалютовала.

– Есть, сэр.

В течение беспокойной ночи Гэбриэл думала о том, что Адам, вероятно, ждал какой-то реакции на свое неожиданное признание. Но какой именно? Она ужасно хотела, чтобы его ухаживание пришло к своему естественному завершению. Однако значило ли это, что она влюблена в него? Его общество стало нравиться ей в такой степени, что она очень скучала без него и была просто счастлива работать как проклятая, реставрируя его картину. Проблема состояла ВТОМ, что отсутствовал эталон, которым она могла бы измерить свои чувства. Поскольку Гэбриэл никогда не была влюблена, ей трудно было судить о том, были ли ее ответные чувства чем-то большим, нежели естественной реакцией на очень привлекательного мужчину.

На следующий день ей удалось пообщаться с Адамом только по телефону. Время летело быстро, пока Гэбриэл трудилась над картиной. Уэйн и Эдди с радостью поработали лишний час, но все равно вечер тянулся нескончаемо после того, как «харлей-дэвидсон» с ревом унесся по дороге и в «Хэйуордз-Фарм» воцарилась глубокая тишина. Гэбриэл хотела съездить в Пеннингтон в кино, но перспектива возвращаться одной в мрачный старый дом пугала ее. Гэбриэл оказалась совершенно не подготовленной к охватившему ее разочарованию, когда Адам не сделал попытки монополизировать ее свободное время. Такова была награда за то, что она не ответила на сказанные им слова любви. Если он действительно впервые говорил их женщине, то они заслуживали более теплого приема. За неимением других занятий Гэбриэл долго разговаривала по телефону с родителями и кое с кем из своих лондонских друзей. Адам позвонил в начале одиннадцатого.

– Ну, наконец, – сказал он, когда она ответила. – С кем это ты весь вечер разговаривала?

Гэбриэл объяснила.

– А как поживает моя красавица?

Прилив радости мгновенно сменился отливом, когда она поняла, что он имеет в виду Генриетту.

– Выглядит симпатично. Завтра начну покрывать лаком…

– Завтра суббота. Я обещал Гарри позаботиться о том, чтобы в выходные ты отдыхала.

– У меня и в мыслях нет вынуждать тебя нарушить обещание, – сказала она, помолчав. – Ладно, беру выходной.

– 3aвтра я какое-то время буду занят на фирме, но, если ты приедешь в Пеннингтон, мы могли бы вместе поесть, а потом я показал бы тебе лоты, которые мы выставляем на аукцион. Или у тебя есть какие-то свои планы?

В планах Гэбриэл на субботу стояло нанести на портрет первый слой лака, потом поработать в паре со стиральной машиной и съездить в супермаркет, чтобы сделать запас продуктов на предстоящую неделю.

– Ничего такого, чего нельзя отменить, – сказала она, и ее настроение сразу засверкало всеми цветами радуги.

– Тогда приезжай на фирму к часу дня.

– Адам? Ты все еще на меня сердишься?

– Я не сержусь, Гэбриэл, – сказал он наконец после такого долгого молчания, что она подумала, не прервалась ли связь.

– Или обижен?

– Уж не хочешь ли ты поцеловать меня, чтобы обида прошла?

– Может быть.

– Я напомню тебе об этом, – пообещал Адам таким тоном, что у нее по телу поползли мурашки.

– Значит, до завтра.

– Проверь свои засовы и сигнализацию, пока разговариваешь со мной.

– Уже выполняю, сэр, – ответила она и отправилась к двери, одновременно продолжая разговор.

– Теперь запрись у себя в спальне.

– Не пойдет. Я собираюсь сделать сэндвич и немного посмотреть телевизор и только потом пойду спать.

– Позвони мне, когда уже будешь в постели.

На следующий день утро было прохладным и облачным, но Гэбриэл проснулась с ощущением тепла от предвкушения праздника. После завтрака она побаловала себя тем, что долго читала, лежа в ванне, а потом не торопясь занималась волосами.

Она надела джинсы и приталенную белую рубашку, взяла бледно-розовый жакет, проверила всю сигнализацию, забросила в машину желтый плащ на случай и отправилась в Пеннингтон.

Гэбриэл поставила машину у супермаркета, сделала покупки и потом пошла пешком к «Аукционному дому Дайзарта». Как она слышала от Адама, в эпоху Регентства, когда Пеннингтон был модным курортом, этот дом был частной резиденцией. Сейчас расположенная рядом неработающая часовня была частью помещений фирмы и использовалась под общие аукционы. Но предстоящий аукцион должен был состояться в раскошном главном зале, где выставлялись на продажу мебель и произведения изобразительного искусства.

Гэбриэл направили в офис Адама, на второй этаж. Когда она заглянула в дверь, он с радостной улыбкой выскочил из-за письменного стола, заключил ее в объятия и поцеловал таким долгим поцелуем, что под конец ее щеки запылали ярким румянцем.

– Ты опоздала, – упрекнул он ее.

– Ничуть. Я приехала рано.

Адам взглянул на часы.

– Да, действительно. Но я соскучился по тебе. Похоже, моя попытка обуздать тебя подействовала на меня самого гораздо больше, чем на тебя.

Она прищурилась.

– Обуздать меня?

– Вчера я воздержался от встречи с тобой, потому что надеялся, что мое отсутствие сделает твое сердце более любящим. – Он ласково коснулся ее пылающей щеки. – Моя уловка сработала?

Еще как! Но Гэбриэл скорее бы прошла сквозь огонь, чем призналась в этом.

– Я была слишком занята с твоим Синглтоном, – соврала она.

Адам испустил театральный вздох.

– Вы крутая женщина, Гэбриэл Бретт.

– К тому же еще и голодная. – Она улыбнулась. – И сегодня за ленч плачу я.

Он покачал головой и закрыл дверь у нее за спиной. Гэбриэл увидела небольшой приставной столик с подносом и блюдами под крышками.

– Я заказал ленч сюда.

В дверь постучали, и вошел пожилой мужчина. Он сказал, что все ушли и не проверит ли Адам перед концом работы, что все системы безопасности задействованы.

– Конечно, Peг Позволь мне тебя представить.

Гэбриэл, это Peг Паркер, без которого наша фирма, по всей вероятности, дошла бы до точки. Peг, это мисс Бретт.

Рэг энергично пожал руку Гэбриэл.

– Вы, должно быть, дочь мистера Гарри Бретта, – сказал новый знакомый, сияя улыбкой. – Сходство заметно. Полагаю, вашему отцу уже лучше?

– Гораздо лучше, благодарю вас. – Гэбриэл тепло улыбнулись. – Он сейчас отдыхает.

– Передайте ему от меня привет и наилучшие пожелания. – Peг Паркер повернулся к Адаму. – Так вы не забудете проверить замки?

– Каждый проверю дважды, – терпеливо пообещал Адам и закатил глаза, когда Паркер ушел. – Он работал здесь еще до моего рождения.

Гэбриэл почувствовала себя счастливой, оставшись наедине с Адамом в этом большом, пустом здании, – это было гораздо лучше, чем сидеть где-то в другом месте в гуще субботней толпы.

– Ты не возражаешь, если мы поедим здесь? – спросил он, усаживая ее в крутящееся кресло за письменный стол.

– Я возражаю только против того, чтобы не платить. Опять.

– Ты можешь как-нибудь пригласить меня к себе на ужин.

Заказанный Адамом ленч состоял из аппетитного открытого пирога с сыром и зеленого салата, заправка к которому вызвала у Гэбриэл возглас восторга, как только она ее попробовала.

– Как и все остальное, эта заправка – из французского ресторана, расположенного дальше по улице. Ее рецепт держится в страшной тайне и бдительно охраняется шеф-поваром Анри. – Адам намазал маслом кусочек хлеба с хрустящей корочкой и положил ей на тарелку.

– Тебе каждый день приносят такую еду? – спросила Гэбриэл.

– Если бы это было так, то неодобрительное выражение на твоем лице не позволило бы мне в этом признаться, – ответил он. – На самом деле иногда я ем «завтрак пахаря» вместе с отцом в пабе или заказываю сюда сэндвичи. Но сегодня – особенный случай.

Поставив перед ней чашки и кофейник, он уселся и принялся за еду.

– К аукциону все готово? – спросила она.

– Почти. Отец скоро вернется из Италии, и я надеюсь, что к тому времени все будет в порядке.

– Я начну лакировать Синглтона завтра…

– Ни в коем случае, – твердо сказал Адам. – Подожди до понедельника, когда приедут Уэйн и Эдди.

– Я вполне способна вынести портрет из подвала и снова убрать его под замок.

– Не сомневаюсь. Просто я не хочу, чтобы ты работала одна. Завтра ты отдыхаешь. Пожалуйста, Гэбриэл.

Он смотрел на нее такими глазами, что отказать ему было невозможно.

– Когда меня так мило просят, как я могу сказать «нет»? Кстати, под каким названием ты бы занес портрет в каталог?

Адам задумчиво прожевал кусок пирога.

– Даже не знаю. Он же никогда нигде не был записан, исключая амбарную книгу мисс Скудамор.

– А там он описывается как двойной портрет Генриетты и Летиции.

– «Сестры Скудамор»? – предложил он.

Гэбриэл покачала головой.

– «Отражение в зеркале»?

– «Неверный возлюбленный», – сказал Адам, все больше воодушевляясь предметом разговора.

Она нахмурилась.

– На наших двух красавицах чуть-чуть виден краешек атласного лифа, так что нам придется немного расширить описательность… – Гэбриэл остановилась и закусила губу. – Извини. У меня почему-то возникает по отношению к Генриетте такое же собственническое чувство, как и у тебя.

– Ты имеешь такое же право на это чувство, как и я. И даже большее. Потому что ведь это ты дала ей жизнь. Должно быть, уговоры Гарри были очень убедительными.

– Как же, уговоры. – Гэбриэл поморщилась. – Он просто приказал мне.

– Значит, вот почему ты сегодня здесь? Потому что Гарри велел тебе быть со мной поласковее?

Она посмотрела в его темные, напряженно-внимательные глаза и решила сказать правду.

– Я здесь потому, что хочу быть с тобой.

– Это хорошо. – Дотянувшись через стол, Адам взял ее за руку. – Тогда вечером я сказал то, что на самом деле думаю, любовь моя.

– Ты застал меня врасплох, – пробормотала она, совершенно сраженная лаской его слов. – Прости, что я была такая… такая…

– Жестокая?

Ее пальцы сжали его руку.

– Я не хотела.

Адам поднес ее руку к губам.

– Тогда будь доброй.

– Как это сделать?

– Расскажи, что ты ко мне чувствуешь.