Тайна Пернатого Змея

8. Десять тысяч слитков золота

Я поднял голову. Где я?

В тропических джунглях? В полутьме майяского храма? В темном лабиринте, где заблудились двое неосторожных путешественников?

Да нет же! Я и не думал покидать свою деревушку Фабиак. За окошком я видел солнце, искрившееся на снегу. Яркое и ясное солнце на чистом и красивом снегу моих родных Пиренейских гор.

И все же сердце мое невольно сжалось. Ибо, если верить завещанию, мой кузен Жан был одним из несчастных героев всей этой истории. Именно о нем и шла речь — Жан-француз, Жан из Фабиака. Что сталось с ним, беднягой? Он снова и снова возникал в моем воображении — возбужденный, растерянный, шаг за шагом приближающийся к этому невероятному кладу, погребенному много веков тому назад…

— Ужасно! — прошептал Феликс, весь красный от волнения.

— Да, это ужасно… Но что же произошло дальше?

— Завещание на этом обрывается.

— Нет, — заметил я, — завещание на этом не обрывается. Или оно не закончено, или просто не хватает конца.

— Совершенно верно. Мы должны его дочитать, чего бы это нам ни стоило. А теперь бежим! Твой отец будет беспокоиться, что нас так долго нет.

Но на сей раз первой начала волноваться моя мать. Она звала нас, стоя внизу, у лестницы.

— Дети, что ж вы не идете? Погуляли бы, пока солнце.

Я ринулся на лестницу:

— Идем, идем, сейчас спускаемся!

В это время Феликс сложил листки, предусмотрительно оставив их, как прежде, выглядывать из папки, потом захлопнул ее и стремглав бросился за мной вдогонку.

Мама, несколько обеспокоенная, внимательно посмотрела на нас:

— Вы что, задачу решали?

— Да, мама.

— Трудную?

— О! Еще какую! — сказал Феликс с самым невинным видом.

— Решили?

— Еще нет… Гм… Почти. Скоро кончим…

— Хорошо. Ступайте поразмяться немножко. Солнце какое! Но будьте осторожны. Не вздумайте подражать этому верзиле Тужасу.

— Не беспокойтесь, госпожа Даррегиберри! — вскричал Феликс. — Что мы, сумасшедшие?

И через несколько минут мы шагали по белой от снега дороге. Илларион Пейре, завидев нас с лыжами через плечо, крикнул:

— Эй, чемпионы! Что-то вы опаздываете! Остальные уже катаются вовсю!

— А где они? — спросил я.

— На лугу твоего отца. Поторапливайтесь! Солнце вас ждать не будет!

Феликс прибавил шагу. Его не столько привлекала лыжная прогулка, сколько он спешил поскорей выбраться из деревни и поговорить со мной без помех. Удивительное дело — он совсем позабыл о холоде. Он даже позабыл зайти по дороге домой, чтобы прихватить солидный завтрак.

Чуть дальше — мы уже миновали деревню и шли теперь по тропинке меж склонов горы и долиной — он остановился, прислонил свои лыжи к дереву и схватил меня за куртку:

— Послушай, совершенно ни к чему торопиться. Успеем. Раньше надо все обдумать.

— Я не прочь.

— Давай подумаем. По-твоему, этот астек или, вернее, этот Ошоа — он зовется Эмиль Ошоа, не будем этого забывать, — он хороший или плохой?

— С виду он не злой.

— Не будем слишком полагаться на его внешний вид.

— А после того, как они нашли золото, что могло произойти?

— Здесь может быть несколько ответов, — серьезно сказал Феликс. — Во-первых, Ошоа мог попросту избавиться от твоего бедняги кузена, чтобы самому воспользоваться всем золотом. Теперь его терзает раскаяние, и он признается во всем, прежде чем покончить с собой!

— Он никак не похож на человека, который собирается покончить жизнь самоубийством.

— Я в этом не очень-то уверен.

— Второй ответ?

— Второй ответ, — начал Феликс несколько смущенно, — это… твой кузен… Извини, конечно, но в семье ведь всякое случается… И потом, он был очень возбужден. Э… э…

— Ты хочешь сказать, что мой кузен сам постарался избавиться от этого Ошоа?

— Вот именно. Но Ошоа не умер. Он возвращается, чтобы отомстить. Тут он узнаёт, что твой кузен никогда более не появлялся в этих местах и умер в Мехико. Тогда он ищет вокруг амбара. Может быть, он позабыл место, где хранится клад?

— Согласен. Но почему, скажи мне, он пишет завещание?

— Да, верно. Почему?

— Ему нечего опасаться.

— Действительно… Нашел! — закричал вдруг Феликс. — Нашел решение этой загадки! И как мы раньше не догадались?!

— Объясни же!

— Так вот, слушай. Ошоа избавился от твоего кузена. Потом его начало терзать раскаяние…

— Это твой первый вывод.

— Погоди! Итак, я говорю: его терзает раскаяние. Он приезжает в Фабиак. Быть может, он не совсем уверен в том, что твой кузен умер. Хочет вернуть ему часть этого сказочного богатства или отдать его наследникам… Ты меня слушаешь?

— Еще бы!

— И тут вдруг появляется Вальдивиа. Вальдивиа тоже остался в живых. Он спасся, и ему известна тайна храма. Он знает, что наш Ошоа обладатель миллионов… Или, может быть, совсем другое. Вальдивиа узнал, что где-то в самой глубине джунглей спрятан клад. Он преследует Ошоа, чтобы заставить его открыть место. Ошоа понимает, что ему грозит опасность. Тогда он пишет завещание, чтобы все знали правду.

— Значит, сеньор Вальдивиа где-то неподалеку от нас и выслеживает нашего постояльца?

— Не знаю. Ошоа приехал сюда, чтобы скрыться. Он вспомнил об этой заброшенной деревушке, о которой ему рассказывал Жан-француз, твой злосчастный кузен. Во всяком случае, сейчас нам следует быть начеку больше чем когда-либо. Я же тебе говорил, что здесь кроется опасность!

— Да, возможно…

— «Возможно»!.. Точно, а не возможно. Вообрази… Однажды вечером в одной из таверн Веракруса, или Тампико, или какого-нибудь другого города, ну, скажем, Кампеша… Ошоа вышел из джунглей со слитком золота…

— На плече?

— Не знаю. Это его дело… И вот он богач. Он заходит в таверну. Пьет ром или пульку. Пьянеет. Пускается в разговоры. Рассказывает всю свою историю, не соображая, что говорит. Сеньор Вальдивиа находится где-то поблизости. Он слышит эту историю или ему кто-то ее пересказывает. Тогда он понимает, что это не просто пьяная болтовня. Ему известно, что фантастический клад покоится где-то под сводами храма майя. Логично, не так ли?

— Да. Логично… Но от всех твоих выводов у меня голова начала болеть!

— Однако одна вещь меня смущает.

— А именно?

— Этот Ошоа, если бы он был по-настоящему честным человеком, должен был бы пойти к твоему отцу и все ему объяснить. А раз нет — значит, совесть у него не совсем спокойна. Он наверняка совершил дурной поступок.

Феликс вдруг обернулся — глухой шум раздался где-то поблизости от нас. Но это был всего только ком снега, сорвавшийся с ветки высокого дерева.

— Давай догоним ребят, — сказал я. — Ты знаешь, астек… или, вернее, Ошоа сказал мне, что он придет поглядеть, как мы будем кататься.

— Ладно. Пошли. Если он заметит, что нас с тобою нет, как бы он чего не заподозрил.

Когда мы пришли на луг моего отца, мы были встречены насмешливыми возгласами.

Робер Тужас, катившийся с горы с невероятной быстротой, как вкопанный остановился перед нами, на краю дороги, продемонстрировав безупречную ловкость.

— Что это вы делали? Мы уже давно ждем вас. Снег отличный!

Разноцветные свитера, шапки с помпонами яркими пятнами расцветили крутой спуск, по которому скользили три пары санок.

Мария Лестрад в светло-желтом свитере вынырнула откуда-то из-за амбара и стремительно понеслась к нам. Не доезжая нескольких метров, она насмешливо закричала:

— Феликс, Феликс, на помощь! Я ведь как ты: совсем не умею тормозить.

Но тотчас же, ловко развернувшись, она оказалась на склоне над нами.

Феликс пожал плечами с видом человека, у которого есть заботы поважнее, чем игры на снегу и плоские шуточки, кажущиеся кое-кому очень остроумными.

Я собрался было подняться к амбару, но он остановил меня.

— Скажи, — прошептал он, — а карта?

— Карта? Какая карта?

— Ну, карта Мексики. На ней должно быть обозначено место расположения клада.

— В таком случае, она не слишком точна.

— Давай на спор: он обронил ее нарочно, чтобы сбить Вальдивиа с толку!

Мария Лестрад подкатила к нам:

— Что у вас за заговор? Ждете, чтобы снег растаял?

Оставив Ошоа наедине со своими переживаниями, я надел лыжи и заскользил вниз. В ту пору я был еще далеко не виртуозом лыжного спорта, как Робер Тужас, но, честное слово, катался я недурно.

Тужас посмотрел, как я спускаюсь, и благосклонно кивнул головой. Он признавал мои успехи.

— Неплохо! — крикнул он мне. — Ты еще немного скован, но это уже вполне прилично.

Какие-то санки катились вниз, и возгласы удивления, летевшие им вслед, заставили меня повернуть голову. Санки плавно раскачивались с боку на бок, осторожно обходя снежные бугорки. Жозеф Кантье сидел впереди. Из-за его спины выглядывал, согнувшись в три погибели, мой друг Феликс. Он все же решился на этот «подвиг».

Мария Лестрад, спускавшаяся с горы размашистыми изящными кривыми, заметила обоих «спортсменов» и направилась к ним.

— Мария, осторожней! — закричал Феликс. — Эти санки неустойчивые!

Не отвечая, Мария продолжала разворот, приближаясь все стремительнее. Я видел, что Феликс совершенно обезумел, не сомневаясь, что столкновение неминуемо.

И в этот самый момент произошло другое, не менее важное событие. На опушке леса показался астек, вынырнувший из-за кустов. Я понял, что Феликс тоже его заметил. Бедного малого раздирало надвое: нужно было наблюдать за таинственным Ошоа и в то же время пытаться хоть как-нибудь сохранить равновесие санок.

Мария Лестрад приближалась. Санки набирали скорость. Сколько Феликс ни старался притормозить каблуками, разгон становился все более неудержимым.

Вдруг наш постоялец чихнул, вытащил платок и поднес его к лицу. Шум, раздавшийся при чиханье, заставил Феликса подскочить. Он весь подался в сторону опушки — к нашему путешественнику.

В этот самый момент Мария Лестрад ураганом подлетела к обоим мальчикам, и катастрофа произошла. Нет, не столкновение — Мария остановилась вовремя. Просто санки опрокинулись, и оба «спортсмена» покатились в сугроб. Жозеф Кантье тотчас же поднялся. А что до Феликса, то он продолжал катиться кубарем и остановился лишь у самых ног господина Ошоа.

Мария кинулась на помощь Феликсу и вместе с нашим постояльцем помогла подняться моему товарищу.

— Премного благодарен, — огрызнулся Феликс. — Ты поднимаешь меня после того, как свалила. Ценю.

— Феликс, миленький, миленький мой Феликс, это же просто шутка…

— Бывают опасные шутки, — сухо отрезал Феликс.

Я тоже подошел, и все вместе мы отряхнули снег с незадачливого «чемпиона».

— Ба! Главное — никаких переломов, — сказал Ошоа. — Снег очень хороший.

— Гм! Снег хороший! — пробормотал Феликс. — Снег хороший, но холодный.

Он стоял перед нами со сжатыми кулаками.

— Прощу прощения, Феликс! — воскликнула Мария, прыснув со смеху. — Больше не буду.

— Ладно, не извиняйся… Но на сегодня с меня достаточно. Я возвращаюсь. Ты идешь, Бертран?

Я колебался. Нет, в самом деле, Феликс преувеличивает. Расстраивается из-за пустячного ушиба.

Я только начинал входить во вкус сегодняшней прогулки, и вот пожалуйста, он собирается меня увести и посадить у горящего камина!

Мария Лестрад снова взлетела на гору. Чуть поодаль Робер Тужас демонстрировал «среднему курсу» первоклассный слалом.

Астек, заложив руки в карманы, с трубкой в зубах поднимался вдоль опушки и, казалось, с удовольствием наблюдал за этим зрелищем. Жозеф Кантье, волоча за собой злополучные санки, возвращался к амбару.

— Ты не останешься? — спросил я Феликса.

— Посмотрим. Мне интересно знать, что делает этот Ошоа.

— Ты, по крайней мере, ничего себе не сломал?

Феликс бросил на меня страдальческий взгляд:

— Ты тоже думаешь, что я свалился случайно? Так вот, дружище, можешь не сомневаться — я свалился потому, что так хотел.

— Ясно.

— Почему ты говоришь «ясно»? Ты же не знаешь, почему я катился до самых ног Ошоа…

— ????

— Я катился до самых его ног, чтобы подобрать одну вещицу.

— Еще один план Мексики?

— Нет. Клочок бумаги, который он потерял, вытаскивая платок.

— Вечно этот человек таскает в карманах какие-то бумажонки!

— Гляди!

Феликс раскрыл ладонь. Я увидел кусок мятой бумаги, обрывок страницы. На нем можно было разобрать несколько слов, написанных тем же торопливым и беспорядочным почерком:

— Ясно? Нет? — прошептал Феликс.