Посвистов очнулся в кабинете. В голове ощущалась тяжесть, точно она налилась вдруг свинцом. Он лежал на диване, полуодетый, с расстегнутой на груди сорочкой. Издали, заглушенные портьерами, доносились звуки лихой русской песни, исполняемой оркестром Черноярова.
— Черт возьми, что это такое?
Посвистов приподнялся и с недоумением оглянулся по сторонам. Рядом, на стуле, было брошено его платье — пиджак и жилет. На столе виднелась какая-то лекарственная склянка и стакан с водой. Внезапное ощущение тошноты заставило Посвистова взять стакан и отпить глоток. Вода освежила и точно прояснила мозг Посвистов вспомнил все, происходившее за завтраком, и вскочил, точно наэлектризованный.
— Не мог же я напиться до потери сознания? Куда девались Марго и Фортунато?
Он надел жилет и пиджак, машинальным движением руки нащупав бумажник. Мысль о возможности ограбления неприятно кольнула его. Он вытащил бумажник и открыл его: деньги и документы были целы. Но, когда он закрывал бумажник, из него выпала небольшая сложенная вчетверо записка.
Посвистов поднял клочок бумаги, развернул и, прочтя, вытаращил глаза от изумления:
«Вы вовлечены в неприятную политическую авантюру.
Если дорожите жизнью, берегитесь.
Странные инициалы ничего не говорили Посвистову. Ясно было одно: они могли принадлежать или организации, или группе лиц.
Посвистов задумался.
Звуки оркестра умолкли. Кто-то прошел по коридору, и дверь кабинета отворилась. Посвистов, увидя входившего Черноярова, сунул записку в карман пиджака.
— А, ты очнулся?
Всегда горячий, сердечный и порывистый, Чернояров задал этот вопрос странно холодным тоном. Посвистов почувствовал, что в отношениях к нему балалаечника произошла какая-то перемена.
— Что случилось, Коля? — спросил он, протягивая ему руку.
Тот замялся и с видимой неохотой коснулся протянутой руки. Не глядя на Посвистова, он передал ему объяснения доктора о сердечном припадке.
— Сердечный припадок? — удивился Посвистов. — Но до сих пор сердце у меня не уступало бычьему… Не фокстроты же могли сломить его.
— Я не знаю, что, — уклончиво сказал Чернояров. — Однако, мне надо идти играть. Всего доброго.
И Чернояров исчез, прежде чем Посвистов задал ему вопрос, вертевшийся в мозгу, — о внезапном охлаждении друга.
— Какая муха его укусила? — подумал полковник и, приведя в порядок галстук, тоже покинул кабинет.
В коридоре, почти у самых дверей, он столкнулся с высоким господином в черном костюме. Бритое лицо с энергичным подбородком и холодными, точно высеченными из камня чертами, выдавало в нем англичанина.
— Извините, — проговорил незнакомец, — вы господин Посвистов?
Посвистов утвердительно кивнул головой. Встретившись взглядом со взором незнакомца, он был поражен цветом его глаз. Они напоминали хорошо закаленную сталь: в них блестело что-то тяжелое и холодное, почти зловещее, как острие шпаги.
— Я хотел побеседовать с вами, — продолжал незнакомец, — но в помещении этого ресторана считаю это неудобным. Не согласились бы вы последовать за мной в другое место?
Незнакомец держался с уверенностью, парализовавшей возможность возражений. Посвистов осознал это только потом, когда они вышли из ресторана и сели в автомобиль, поджидавший его странного спутника.
— Позвольте, — спохватился полковник, — что вам угодно? И кто вы такой?
— Мне нужно поговорить с вами. А фамилия моя Брадлей. Это все, что я могу вам пока сообщить о себе.
«Человек со стальными глазами» — как мысленно окрестил его Посвистов сам правил машиной и делал это с большим искусством и опытностью. Он лавировал среди массы автомобилей на бульваре Инвалидов с такой легкостью, с какой сам Посвистов вряд ли носился с дамой среди танцующих пар в кабачке «Ла Рушо».
— Видите ли, меня интересуют два вопроса, — продолжал Брадлей, точно беседуя сам с собой: — насколько вы близки к генералу Кутепову и кто дама, с которой вы сегодня завтракали? Что касается Дегро и тех 20000, которые вы от него получили, то это вопрос второстепенный. Дегро мне хорошо известен, а также и источник его средств.
Посвистов сперва изумился тону и сведениям человека со стальными глазами, а потом рассердился.
— Остановите машину, — сказал он. — Я не имею ни времени кататься с вами, ни желания слушать вашу болтовню…
— Вы будете раскаиваться, если прервете сейчас знакомство со мной, невозмутимо перебил его англичанин. — То, чему вы будете свидетелем через четверть часа, заставит вас отнестись ко мне с большим доверием… Да, так каковы ваши отношения к генералу?
Посвистов не знал, негодовать ему или смеяться: поведение Брадлея выходило за рамки обычных человеческих отношений. Он пожал плечами.
— Вы наивны, если думаете получить от меня, русского офицера, ответ на этот вопрос. Сами вы, видно, никогда не были военным.
Брадлей улыбнулся.
— Во время сумасшествия, охватившего Европу в 1914 году, кажется, все, способные носить оружие, побывали на военной службе. Мне же пришлось, кроме того, вмешаться в русские дела на северо-западном фронте. Кажется, вы не были в войсках Юденича? Да, вспомнил: вы были в армии Врангеля. Извините за праздный вопрос. В армии Юденича был полковник с фамилией, похожей на вашу… Но мы приехали. Разрешите попросить вас заглянуть со мной в этот ресторанчик.