Тайна придворного шута

ГЛАВА 13

Симон только закончил редактировать свой новый каталог. Он сидел за компьютером у себя в архиве. Еще раз проверив базу данных и убедившись, что все двести семнадцать изданий по теме «Табак» занесены туда, он скопировал каталог на дискету. Георг хотел забрать ее сегодня, чтобы сверстать материал уже в субботу. Через две недели каталог должен быть готов. Он уже предвкушал радость от рассылки книг. Каждый раз это выглядело примерно одинаково. Сначала сердце его обливалось кровью, когда он начинал доставать книги из своих запасников, чтобы подготовить их для продажи. Но когда каталог был готов, Симон никак не мог дождаться первых заказов.

Хлопнула входная дверь, и Симон с удивлением увидел Макса, входящего следом за Клаудией в архив.

— Вот так сюрприз! — Симон поднялся, чтобы поцеловать дочь и пожать руку банкиру. — Я ждал вас только завтра на праздник. Есть какие-нибудь новости?

Прежде чем Макс ответил, Симон извинился и поспешил пригласить гостя пройти в дом. Когда они расселись в гостиной, Макс рассказал, что заседание правления банка состоялось еще вчера.

— Председатель правления должен в понедельник быть в Нью-Йорке, поэтому заседание провели заранее. Клаудиа рассказала вам, что члены правления хотели бы еще обдумать положения концепции фестиваля?

Симон был уже в курсе дела.

— Чтобы быть кратким, — Макс немного выпрямился в кресле, — все единогласно «за». Ваша концепция настолько же содержательна, насколько убедительна в финансовом плане. Обо всех организационных вопросах позаботится наш отдел общественных связей. Мне поручена содержательная часть проекта.

— Есть ли какие-нибудь решения относительно строительства павильона?

— На правлении мы не обсуждали все так детально, но за общий план финансирования отвечаю я и могу гарантировать, что средства будут выделены в должном объеме.

— Вот это меня действительно радует. Только официально вы как бы поддерживаете не меня, а «Дрезден-Вербунг».

Клаудиа успела предупредить Макса.

— Конечно, — подтвердил тот. Симон поднялся:

— За это стоит выпить. Клаудиа, достань, пожалуйста, бокалы. Я открою бутылочку вина.

Симон прошел в кухню, открыл шкаф, выбрал вино и вернулся к гостям.

— Вы останетесь до завтра?

— Да, я…

— Макс переночует у меня, — вмешалась Клаудиа.

— Ты имеешь в виду свою квартиру?

— Естественно.

Клаудиа знала, что отец не очень любит, когда в его доме гостит кто-то из посторонних. За исключением ее самой.

— Ну, тогда, — Симон поднял бокал, — выпьем за фестиваль в Дрездене. Я думаю, однако, — добавил он быстро, — что у меня уже более чем достаточно оснований обращаться к вам, господин Шнайдер, на ты. Прежде всего как у отца Клаудии. Если, конечно, ты не против.

— Конечно, нет.

Макс слегка покраснел и тоже поднял свой бокал.

— Клаудиа, Макс, за успех!

Потом Симон рассказал Максу о положении дел с той частью работы, которой занимался он сам.

— Я говорил с Георгом, сотрудником моего книжного салона. Георг начал писать программу для интернет-сайта. Регина Кляйн, управляющая делами магазина, отвечает за официальные контакты с издательствами и литераторами. Согласованный со мной поименный список будет готов на следующей неделе. Тогда я переговорю со своим архитектором по поводу павильона. Мы уже созванивались.

В конце разговора Макс поинтересовался, как идет расследование.

— Комиссар Шредер был у меня еще раз в прошедшую среду, — сказал Симон. — Мотив убийства остается загадкой. По данным полиции, да и у меня не было на этот счет никаких сомнений, финансовые дела Хильбрехта шли вполне успешно. Таким образом, деньги вряд ли были причиной. Я немало поломал голову, думая над мотивами этого преступления. Но у меня, как и у Шредера, нет никаких идей, что и почему здесь произошло.

Пробило пять часов. Клаудиа перевела разговор в другое русло:

— Тебе не надо напоминать, кто такой Хельмут Драйер?

— Конечно. — Симон удивленно посмотрел на дочь. — Но как ты можешь в такой замечательный момент заводить разговор об этом люмпене? — Он повернулся к Максу. — Это один из типов, которым следует запретить заниматься нашей профессией.

— Я в курсе, — ответил Макс. Симон удивился.

— В последние дни я немного познакомилась с положениями конкурсного права. Макс и госпожа Шольц, сотрудница берлинского отделения банка, помогли мне в этом. И у нас возникла такая идея…

Клаудиа обстоятельно изложила свой план относительно «Берлинер хефте», который после беседы с госпожой Шольц в принципе не изменился. Были лишь конкретизированы некоторые детали. Симон слушал. Его разбирал смех, но лицо оставалось при этом абсолютно серьезным.

— Хозяин нашей типографии мог бы подать ходатайство о проведении конкурса и оплатить судебные издержки. Что ты на это скажешь?

Клаудиа с облегчением вздохнула, наконец выплеснув наружу так долго мучившую ее проблему. Симон церемонно раскуривал сигару. Клаудиа вопросительно посмотрела на Макса. Тот лишь беспокойно улыбался. Он знал, чего стоят такие паузы в деловых переговорах.

— Хорошо, — заключил Симон. — Не блестяще, но хорошо. Но ты уверен, что этот план сработает?

Вопрос был адресован Максу.

— Конечно, может и не сработать, если господин Драйер внезапно расплатится по долгам. Но, по мнению Клаудии, это нереально.

— Согласен. Когда собираетесь начать?

— В понедельник, — в один голос откликнулись Клаудиа и Макс.

Симон расположился в гостиной с книгой в руках, Джулия хлопотала на кухне. Часы показывали восемь вечера. В дверь кто-то позвонил.

— Уже иду! — крикнул Симон.

Он весьма удивился, кого принесло в такое время. Перед дверью стояла Франциска Райнике.

— Извините. Я, вероятно, помешала. Я…

— Нет. Входите. — Симон посторонился, пропуская ее. — Мы можем пройти на террасу.

На Франциске было облегающее темное платье, великолепно подчеркивавшее ее фигуру. Симон уловил нежный аромат духов.

— Незадолго до вашего прихода здесь была дочь. Мы пили вино. Я охотно продолжил бы это с вами…

— Но только один бокал.

Симон принес бутылку и наполнил бокалы.

— Вы уже… подождите… ровно четыре недели в Берлине. Как вам город?

Франциска отпила глоток и задумалась на секунду.

— Ответить сразу непросто. Вы же знаете, я приехала из Мейсена. По сравнению с моим городом Берлин огромен. Здесь шумно, суетливо как-то. Очень сложно ориентироваться. Масса впечатлений, которые устаешь перерабатывать. Но вот в прошлое воскресенье я выкроила время, чтобы прогуляться по центру после обеда. Прошлась по улочкам, пролегающим вблизи от Ку'дамм[27], и поняла, что Берлин может быть совсем другим, тихим и спокойным. Было довольно тепло. Я не переставала удивляться окружившей меня тишине. Не знаю, понимаете ли вы меня?

— О да! Подождите-ка минутку. — Симон прошел в библиотеку и вернулся с какой-то книгой в руках. Он сел, пролистал несколько страниц и начал читать: — «Летом в конце каждой недели наш город практически вымирает. И мы, берлинцы, выходим на улицы. Всю неделю эти улицы живут собственной, не касающейся нас жизнью. Мы делим их с миллионами других людей, для которых наш Берлин вообще не город, а лишь место, где они занимаются бизнесом. Но в пятницу вечером они покидают город, говоря при этом: „На природе лучше“. Им не суждено стать настоящими берлинцами. У них нет силы для этого. Их души очерствели бы, не имей они возможности выехать в зелень лесов, их глаза заболели бы, если бы им пришлось постоянно смотреть на серые стены домов, их ноги отнялись бы, не будь у них возможности побегать по зеленым лугам. Но мы, дети камней, истинные дети своего города, мы с улыбкой снисхождения позволяем этим чужакам покинуть стены нашего города. Наша улыбка по отношению к ним — это улыбка сострадания. Но для нас это радостная улыбка. Кто превозмог себя и остался в городе, тот его любимый ребенок, тому дарит город все свое волшебство».

— Сказано великолепно и полностью совпадает с моими ощущениями от той прогулки. Но вы-то читаете мне эти строки здесь, в сердце Грюневальда!

— Я не всегда жил в этом районе. Может, это всего лишь воспоминание о том времени, когда еще была Стена. Сегодня для меня возможность жить в зеленом уголке города, выезжать за его пределы на природу кажется естественной. Тем не менее по воскресеньям я часто отправляюсь побродить по центральным улицам и каждый раз попадаю в тот волшебный мир, о котором Вальтер Киаулен написал еще в 1938 году.

Они немного помолчали. Каждый думал о своем. Франциска — о последней воскресной прогулке. Симон — о годах своей молодости.

— Вы не могли бы показать мне второй этаж? — прервала молчание Франциска.

— Если вам это интересно.

Симон поднялся с кресла и провел ее через хранилище антиквариата. Оттуда вела дверь в маленький коридор, в конце которого находилась деревянная лестница на второй этаж. Из холла на втором этаже через широкую двустворчатую дверь они прошли в библиотеку. Обе двери, ведущие оттуда в соседние комнаты, были закрыты. Симон толкнул левую дверь и провел Франциску в офис издательства. Затем они снова вернулись в библиотеку и направились к другой двери, обойдя по дороге горку, на которую Франциска внимательно взглянула. Симон, чуть разволновавшись, открыл дверь в свою спальню.

— Можно?

Не дождавшись от него ответа, она прошла внутрь и уселась на кровать. Кровать была достаточно высокой, так что ноги девушки не касались пола. Франциска сбросила туфли и положила ногу на ногу. Поза позволяла увидеть очень многое из того, что не следовало бы так откровенно демонстрировать постороннему мужчине. Симон заставил себя унять пробежавшую по телу дрожь.

— Мне дадут здесь попробовать виски? — осведомилась она и, потянувшись, весьма недвусмысленно откинулась на подушки.

Грудь обозначилась под платьем еще более отчетливо, чем прежде. Симон продолжал стоять и спокойно смотрел на нее. Внезапно в памяти всплыли слова Клаудии: «…не хочу, чтобы она была рядом. Я боюсь ее». Он услышал сам себя как бы со стороны, произносящим слова, адресованные Франциске, о том, что ему сейчас значительно приятнее было бы пить виски внизу на террасе… При этом он указывал тростью на больную ногу. Шустер повернулся и вышел из спальни.

— Жаль, — произнесла Франциска вполголоса, но так, чтобы хозяин услышал.

Когда она вышла из спальни, Симон держал в руках бутылку «Макаллен». Уже когда они спустились на террасу, Франциска сказала, что устала и хотела бы попрощаться.

— Большое спасибо за вино и интересную беседу.

Поцеловала его в щеку и сказала, что найдет дорогу сама.

Симон погасил везде свет и, стоя на террасе, выкурил еще одну сигару. Небо было безоблачным и звездным. Когда Симон ложился спать, намного позже обычного, он почувствовал, что соображает совсем плохо.