Тайна пропавшей рукописи

Лондон, Тауэр, 1558 год

В тот день Лондон кишел людьми. Представители всех сословий, бедные и богатые, толстосумы из Сити и простые рыночные торговцы, старики и студенты высыпали на улицы города. Всюду висели флаги, разноцветные ленты и гобелены, призванные украсить убогие, грязные улицы, по которым двигалась процессия.

Порой ей казалось, что она выиграла войну, не меньше. Ведь именно так встречают армию победительницу – радостными выкриками, фейерверками, восхищенными взглядами, которыми одаривает тебя толпа. Она махала им рукой и улыбалась, пытаясь не обращать внимания ни на холодный, пронизывающий ветер, дувший со стороны Темзы, ни на начинавший накрапывать дождь.

Медленно они приближались к истинной цели своего пути, Тауэру. Мрачная башня возвышалась на фоне темного, покрытого тучами неба. Воспоминания обрушивались на нее, будто морской шторм, от которого не укрыться, не спрятаться – все равно накроет с головой, ударив всей своей силой о хрупкую деревянную палубу корабля. Многолетнее заточение в башне, где день и ночь сменяли друг друга со сводившей с ума монотонностью, казнь матери, которую не видеть позволяли лишь льющиеся из глаз слезы, и отчаяние, окутывавшее все ее существо сильнее и сильнее – вот, что запомнилось и придавало сил сейчас.

Елизавета гордо посмотрела на окружавших ее всадников. Кого из своей свиты она приблизит? Кого удалит с глаз долой? Кто станет ей верным другом? «У королевы не может быть друзей, – напомнила она себе, – существуют только враги, или те, кто на данный момент таковыми не является».

Совсем близко скакал Роберт Дадли, друг детства, несколько лет гулявший вместе с ней по внутреннему двору Тауэра и пылко смотревший на нее из тюремного окна напротив. Роберт поймал задумчивый взгляд Бэт и подмигнул ей игриво. Ее улыбка стала чуть шире и более искренней. Роберт слегка пришпорил коня и прогарцевал вперед. Он обернулся – королева смотрела ему вслед…

Наконец, процессия оказалась возле Тауэра. В пурпурной мантии, подбитой горностаем, Елизавета остановилась возле входа в свою бывшую тюрьму. Несмотря на холод и ветер она не спешила заходить внутрь. Когда-то она на коленях молила бога о пощаде и справедливости. Час пробил – теперь эта страна у ее ног. Нищая, униженная, страдающая Англия была не лучшим владением для монарха. Но ей было достаточно и этого.

– Божьей милостью поднимаюсь я на этот трон, – Елизавета окинула взглядом приближенных и шагнула в здание.

Даже те, кто считал ее незаконнорожденной самозванкой, увидев молодую королеву у входа в Тауэр, признавали ее королевское происхождение. Рыжие волосы Генриха, темно-карие, практически черные глаза Анны Болейн, дедовский нос с горбинкой, а главное – четко прочитывающийся жесткий и расчетливый характер, вкупе с хитростью и осторожностью, делали Елизавету достойной наследницей престола.

– А в Тауэре по-прежнему холодно, – заметила молодая королева: попытки хоть как-то прогреть помещения к ее приезду особым успехом не увенчались. Огромный зал отапливался одним камином. Да и каменные стены башни сохраняли холод гораздо лучше, чем тепло.

– Дворец во всю готовят к переезду, Ваше Величество, – заверил Елизавету один из придворных, – вы здесь ненадолго.

– Надеюсь, – усмехнулась королева и передернула плечами, с которых сползла горностаевая мантия. – Что ж, займемся более неотложными делами. Англия ждать не готова.

Постепенно комната заполнилась людьми. В зале воцарилось молчание. Елизавета снова посмотрела в сторону реки. «Мне нужно время. Время и мир. Очередную войну страна не переживет. Милостью божьей я вышла из тюрьмы и стала королевой. Милостью божьей Англия избежит войны и получит необходимую передышку».

Придворные продолжали молча смотреть на свою королеву. О положении дел в стране многие из них знали гораздо больше, чем их госпожа, потому что разоряли казну с усердием, достойным лучшего применения. Большинство были уверены: опытные французский и испанский короли переиграют двадцатипятилетнюю женщину, вошедшую на шаткий английский престол.

– Начинать мы собираемся с денежной реформы, – неожиданно твердо произнесла Елизавета.

– Предыдущие провалились, – подал кто-то голос.

– Вы имеете наглость сравнивать меня с предыдущей королевой, которая являлась наглой самозванкой? – голос Елизаветы зазвучал еще громче. – Пожалуй, этим мы и докажем, что не просто так взошли на трон, – слова эхом прокатились по холодному помещению. – Если мы здесь по воле всевышнего, то и реформы наши будут иметь успех. Если нет, – королева замолчала, но никто не смел вставить и слово в образовавшуюся паузу, – значит, самозванка – я, и место мое в Тауэре навеки!

Мантия снова сползла с оголенных плеч королевы, но она не стала кутаться в теплый мех, а продолжала стоять у окна, лишь слегка повернув голову в сторону своих поданных.

Вскоре зал опустел, и Елизавета осталась одна. Она ходила из одного конца комнаты в другой в тщетных попытках согреться и одновременно собраться с мыслями. Обещания, которые она так щедро раздавала, казались ей теперь не то, что трудновыполнимыми, они казались невыполнимыми вовсе.

– Что королевой во дворце, что узницей в темнице… Одна! – Елизавета прислонилась лбом к холодному камню. – О, нет. Я не позволю так просто согнать меня с трона!

Со всех сторон враги. Ей ли не знать этого? Ей ли не понимать, сколь хрупок мир на небольшом острове, в результате многочисленных интриг перешедшего в ее руки? Франция и Испания, главные враги английского трона, в предвкушении очередной игры. Елизавета будет прекрасным призом в случае выигрыша, невестой с чудесным приданным.

– Чтобы в этой игре выиграть мне, придется обвенчаться со своей страной. Ну что ж, чем голову на плаху, так лучше в одиночестве прожить остаток жизни, – Елизавета, стоя у окна, не могла оторвать взгляд от грязных вод Темзы. – Мужчины наивно надеются жениться на английском королевстве. О, если б ими двигала любовь! – она усмехнулась. – Но это чувство ими забыто, стерто из сердец. Любовь – удел простолюдина. Королеве не пристало надеяться на изъявление искренних чувств.

До королевы донесся шум с улицы. Народ праздновал ее восхождение на престол.

– Они радуются любому новому правителю, надеясь на то, что следующий будет лучше предыдущего, надеясь на мудрость того, кто стоит выше их, того, кто послан Богом, – Елизавета, замерзнув, встала и снова начала мерить шагами комнату. – Мечты о любви следует похоронить в Тауэре. Кто ж искренне полюбит королеву? – она вспомнила влюбленные глаза Роберта, и печальная улыбка на минуту озарила ее лицо. – Нет, служить любви теперь не мой удел.

В дверь постучали. Елизавета вздрогнула и обернулась на стук.

– Войдите, – произнесла она, и в комнате появился Роберт Дадли. – Я только что думала о тебе.

– И что, Бэт? Какие это были мысли? Надеюсь ничего плохого? – Роберт склонился к ее руке для поцелуя.

– Разве я могу думать о тебе плохо? Думала, на какую должность тебя назначить при дворе. Должность, которая была бы тебя достойна, – Елизавета посмотрела вокруг. – Ты видишь, я возвратилась обратно в Тауэр. Пусть я и королева, но все равно сижу в тюрьме.

– После Рождества ты сможешь въехать во дворец.

– Тауэр преследует меня, – королева вздохнула. – Как бы я хотела, чтобы эти дни прошли быстрее. Слишком много воспоминаний…

– Согласен. Когда я шел сюда, тоже не мог отделаться от ощущения, что снова попал в заточение, – Роберт подошел еще ближе. – Единственное, что всегда скрадывало мое пребывание здесь, это твое присутствие рядом.

– Не надо, Роберт, пустых слов. Мы оба знаем, нам не быть вместе.

– Почему? Ты разлюбила меня? Взойдя на трон, забыла былое увлечение? – Дадли смотрел ей прямо в глаза.

– Ты женат. А я стала королевой. Два этих факта не дают нам соединиться. Любовь тут не причем. И ты знаешь об этом не хуже меня.

– Я люблю тебя. И всегда буду любить, Бэт. Тебе никуда не деться от моей любви, будь ты хоть сто раз королевой, – он снова взял ее за руку. Елизавета чувствовала, как ей становится жарко. Казалось, с его прикосновениями холодный, равнодушный Тауэр теплеет. – О чем ты думала здесь одна, Бэт? Ведь не только о том, какую мне дать должность.

– Я думала о том, что теперь никогда не выйду замуж, – решительно произнесла она.

– Странное решение. К тебе будут свататься лучшие женихи. Тебя заставят сделать выбор в пользу Англии, – грустно сказал Роберт.

– Если делать выбор в пользу Англии, то нужно оставаться девственницей.

– Разве? – Дадли насмешливо приподнял одну бровь.

– Именно так. По крайней мере официально. Ступай Роберт. Я устала.

– Сегодня был тяжелый день, – кивнул он, – отдохни, моя королева, – он еще раз поцеловал ей руку, – другие дни будут не легче. Но помни, что я тебе сказал. На меня ты всегда можешь рассчитывать. На меня и мою любовь к тебе, Бэт.

Они стояли друг напротив друга. Ей было двадцать пять, ему двадцать шесть – практически ровесники. Он – темноволосый, с тонкими чертами лица, она – рыжая, с кожей цвета алебастра. У обоих – гордый взгляд красивых карих глаз, в которых навеки застыла ничем не смываемая печаль. Они не знали, что впереди у них целых тридцать лет, или всего лишь тридцать лет? Страданий, любви, преданности и долгих впустую прожитых дней врозь…

Дадли повернулся к ней спиной и пошел к выходу.

– И я тоже люблю тебя, Роберт, – прошептала Елизавета еле слышно, – и если бы ты не женился тогда, восемь лет назад, то у тебя было бы больше шансов стать королем Англии, чем у всех заморских принцев вместе взятых.

Она открыла свою шкатулку, вынула лист бумаги и начала писать: