Тайна старинного рояля

ЗАПИСКА В ЗОНТЕ

Ночью мне приснился человек в сером пальто. С ним был Кафи: незнакомец тащил мою собаку на поводке к себе домой. Кафи упирался, не желая идти с ним, и тогда он в ярости стал избивать собаку. Кафи лаял, бросался на негодяя, пытаясь его укусить, но тот всякий раз ловко отражал его атаки.

Этот кошмар преследовал меня и утром, когда я отправился за книгой в квартиру слепого. Был канун Рождества. Всю ночь шел дождь, погода вконец испортилась. Мама заволновалась, когда увидела, что я собираюсь на улицу: она боялась, что я попаду под дождь.

— Тиду, я как раз собиралась пришить карман к твоему плащу. Но до обеда не успею.

Я объяснил, что должен идти на холм Фурвьер, к слепому, чтобы взять книгу, которую Сапожник отнесет в больницу.

— Тогда возьми старый папин зонт. Он хоть и не совсем в порядке, но все же защитит тебя от дождя.

Я ненавидел зонты. Эти приспособления казались мне уродливыми и старомодными; к тому же они были такими громадными, с толстыми изогнутыми ручками… В общем, мне казалось настоящим позором появиться на улице под зонтом, но выбора у меня не было.

К счастью, вскоре дождь немного утих, и, дойдя до конца улицы Птит-Люн, я сложил зонт. Правда, с ним все равно нужно было таскаться!

Не знаю почему, но на улице Сен-Бартелеми у меня появилось нехорошее предчувствие. Этот двор нравился мне все меньше и меньше… Тут всегда можно было ждать неприятностей. Сегодня во дворе валялось еще больше мешков, пакетов и прочего хлама. Мальчишки были в восторге от этих завалов и, не обращая внимания на дождь, играли среди них в прятки. Вид у этих детей был тоже не очень приятный. Чтобы избежать их насмешек, я осторожно пробрался вдоль стены, пытаясь остаться незамеченным.

Едва войдя в подъезд, я вздрогнул от неожиданности. Мне послышался собачий лай… Я сразу подумал о Кафи и опрометью бросился обратно во двор. Мальчишки попрятались за мешками и захлебывались от смеха. Неужели это они лаяли, чтобы поиздеваться надо мной? Я все же попытался обыскать двор, перевернул все ящики и пакеты, но, разумеется, ничего не нашел. Шалопаи продолжали хохотать. Я схватил одного из них за руку и стал буквально умолять его сказать, знает ли он, где Кафи. Парень отчаянно вырывался. На крики ребятишек выбежал старьевщик, кудрявый верзила, который всегда со злостью провожал нас глазами, а несколько дней назад при мне яростно лупил по щекам одного из дворовых мальчишек.

Я благоразумно ретировался. В начале лестницы, замучившись таскать тяжелый старый зонт, я прислонил его к стене и налегке отправился к мадам Лазерг, которую поразил мой взъерошенный вид. Я рассказал ей о происшествии во дворе и спросил, не слышала ли она случайно собачьего лая.

— Нет. — Она покачала головой. — Я, как всегда, выходила сегодня, утром купить хлеба и молока, но ни по дороге на улицу, ни по пути обратно ничего во дворе не слышала. Мальчишки просто решили посмеяться над тобой. Они никого не щадят, даже меня, больную женщину. Подумай, если бы твоя собака была там, она бы залилась лаем, услышав твой голос!

Решив забыть об этом происшествии, я рассказал мадам Лазерг о своем визите в больницу, промолчал только о человеке в сером пальто, чтобы не пугать напрасно добрую женщину.

Затем я взял у нее ключ и пошел наверх. Книга стояла на своем месте, на этажерке. Я воспользовался представившейся возможностью, чтобы обследовать комнату слепого. Похоже, после ухода хозяина в ней ничего не изменилось. Во всяком случае, прекрасный рояль Ференца Листа спокойно дремал под своим чехлом.

Вернув ключ, я пошел вниз по лестнице. Мне предстояла неприятная прогулка по двору под взглядами ребятни и старьевщиков, и, размышляя об этом, я забыл в подъезде зонт. Пришлось за ним возвращаться. Мальчишек, к счастью, не было, их разогнал дождь, который лил теперь как из ведра. Я еще раз позвал свою собаку — безуспешно. Наконец с тяжелым томом под мышкой и с зонтом, висевшим на руке, я вышел из мрачного двора.

Когда я дошел до набережной возле моста Сен-Венсан, дождь стал еще сильнее и мне пришлось-таки воспользоваться зонтом. Как только я его открыл, к моим ногам упала какая-то бумажка, видимо, лежавшая внутри. Сначала я не обратил на нее внимания, подумав, что ее засунул туда мой младший братишка, но тут же вспомнил, что уже раскрывал зонт, когда вышел из дому. Следовательно, если бы бумажка лежала внутри, она выпала бы еще тогда.

Вернувшись, я подобрал ее. Это был клочок газеты. На полях какой-то статьи было написано карандашом:

Писал это ребенок, плохо знакомый с орфографией: он сделал четыре грубые ошибки. Наскоро нацарапанные слова не так-то легко было разобрать. В двух местах карандаш прорвал бумагу. Не было сомнения — записку положили в зонт, пока он стоял в подъезде.

Шагая под проливным дождем, я несколько раз перечитал записку, пытаясь понять ее смысл. Кто ее написал? Какой-нибудь паренек из этого ужасного двора? Но зачем он хочет со мной встретиться?.. Я убрал клочок газеты в карман и прибавил шагу, чтобы не опоздать к Сапожнику.

Он был, как обычно, дома один: мать у него работала на заводе. Сапожник ждал меня и уже начал беспокоиться, не забыл ли я о просьбе старика. Я протянул ему клочок газеты.

— Это вложили в мой зонт — он стоял внизу в подъезде, пока я ходил к мадам Лазерг.

Сапожник, удивленно подняв брови, прочитал записку.

А ты уверен, что бумажку подсунули, когда ты был наверху?

Совершенно уверен.

Писал какой-то пацан, к тому же неграмотный. Но вряд ли это один из дворовых мальчишек, они с нами даже не разговаривают… А может, они хотят заманить тебя в ловушку?

Сапожник посерьезнел и нервно провел рукой по всклокоченным волосам.

Странно! — сказал он. — Очень странно! Надо собрать всех ребят до того, как мы с Корже отправимся в больницу.

Мне некогда их звать, уже почти полдень, мне нужно домой.

Не волнуйся, я сам этим займусь. Завтра Рождество, у мамы на заводе короткий день, но она не вернется раньше часа, она даже попросила меня приготовить обед. Это дело быстрое, просто поджарить котлеты с картошкой… Рассчитывай на меня, я всех предупрежу. Наверняка все сейчас дома. Я попробую даже успеть к Мади. Встречаемся в Пещере без четверти два!

Я так быстро бежал домой, что зонт два раза выворачивался наизнанку под порывами ветра. За обедом я снова и снова мысленно повторял про себя слова странной записки, будто боялся их забыть. Наверное, губы у меня двигались, потому что отец с удивлением посмотрел на меня и даже спросил, что я там бормочу.

Гораздо раньше назначенного срока я уже был в Пещере. Один за другим приходили ребята. Сапожник явился последним; лицо у него было багровым: он подавился, пытаясь проглотить обед за пять минут. Я рассказал друзьям, как слышал собачий лай во дворе дома на Сен-Бартелеми и как нашел записку в зонте. Несомненно, ее подложил один из мальчишек, которые издевались над нами. Но что им от меня нужно? Стриженый и Гиль, как и я, не могли ничего придумать. Корже, Сапожник и Бифштекс считали, что мне хотят подстроить ловушку. Шалопаи и раньше надо мной смеялись, а теперь изобрели что-то похуже. Корже сказал:

— Что меня волнует, так это то, что они назначили тебе встречу в тупике. Почему в тупике?

Этот тупик представлял собой очень скверное место. Он находился на улице Сен-Бартелеми, немного ниже, чем дом слепого. На самом деле это был даже не настоящий тупик, а что-то вроде пустыря. Он возник на месте обрушившегося в результате оползня дома, который и не пытались вновь отстроить.

— Не сомневаюсь, что они устроят тебе там засаду, — подхватил Сапожник.

Однако Мади не разделяла его мнения.

— Дворовые мальчишки издеваются над нами, — сказала она, — но они издеваются и над всеми остальными. Ничего в этом страшного нет. Они ведут себя не лучше и не хуже других мальчишек. Поэтому нужно узнать, чего они хотят от Тиду!

С этим все согласились. Загадка записки должна быть найдена! Был разработан план действий. С наступлением темноты я один пойду в тупик, а друзья спрячутся поблизости и придут мне на помощь, если понадобится. Мади мы решили с собой не брать: такие приключения не для девчонок, нам не хотелось, чтобы она попала в переделку. Правда, Мади настаивала, уверяя, что не боится, больше того — уверена, что ничего не случится. Но Корже был непреклонен.

— Нет, Мади, только не сегодня. Будь спокойна, это дело долгое, твоя помощь еще понадобится.

Мы решили собраться в пять часов у моста Сен-Венсан. Сапожник и Корже присоединятся к нам по пути из больницы.

Я вернулся домой: маме нужно было купить продуктов к Рождеству, а она не любила, чтобы мой братишка Жео надолго оставался один. Я очень боялся, что она застрянет в очереди в каком-нибудь магазине, но, к счастью, мама вернулась в половине пятого. Я надел залатанный плащ и вышел. Дождь прекратился, но все небо было затянуто тучами. На набережной Соны совсем уже стемнело, Гиль и Бифштекс подпрыгивали на тротуаре, чтобы согреться. Вскоре пришел Стриженый. Корже и Сапожник еще не вернулись из больницы; они появились только в двадцать минут шестого, запыхавшиеся, мокрые, потому что бежали сломя голову от самой троллейбусной остановки. Они рассказали, что наш старый друг по-прежнему неспокоен и хочет побыстрее вернуться домой. Я в одиночку отправился вверх по Сен-Бартелеми. На улице было больше людей, чем обычно по вечерам. Особенно много было женщин — сумки в их руках, казалось, вот-вот лопнут от обилия снеди.

В тупике никого не было. Я шел неторопливо, ничего не боясь: я знал, что друзья в случае чего тут же прибегут на помощь. На всякий случай я прихватил свисток, которым подзывал Кафи, когда жил в деревне.

Тупик освещался единственным фонарем, висевшим на улице, и там было довольно-таки темно. Я зашел в тень и прислонился к стене. Люди шли по улице вверх и вниз, среди них попадались дети, но никого из дворовых мальчишек я не заметил. В записке было написано «сегодня вечером» — срок был неопределенный. В любом случае и я, и мои друзья должны вернуться домой к восьми часам. К тому же неясно, была ли эта записка от всех мальчишек или от одного из них.

Прошло полчаса. Снова начался дождь, мелкий и холодный. Я натянул на голову капюшон.

Прозвонил колокол: половина седьмого. Я уже почти поверил, что все это глупый розыгрыш, а шалопаи, попрятавшись где-нибудь неподалеку, покатываются со смеху, глядя, как я тут торчу под дождем. Но одно обстоятельство мешало мне уйти. Если бы эти паршивцы просто хотели заставить меня промокнуть, они придумали бы причину свидания — разумеется, какое-нибудь вранье, но обязательно сочинили бы. Например, пообещали бы сообщить мне что-то о моей собаке, они ведь знают, что я ее повсюду ищу.

Ноги у меня совсем замерзли. Я сделал несколько шагов вдоль стены, и тут возле тупика появился маленький силуэт. Мальчишка шел неуверенно; он посмотрел направо, потом налево, явно готовый в любой момент броситься наутек. Он был один. Я вышел из тени и, чтобы он узнал меня, откинул капюшон плаща. Паренек меня заметил и остановился. Убедившись, что я один, он сделал несколько шагов навстречу. Ему было лет десять-одиннадцать; это точно был один из дворовых мальчишек, я не раз его видел. На нем было что-то вроде черной пелерины, таких уже почти никто не носит. Лицо его скрывалось под капюшоном. Натянул ли он его на глаза для того, чтобы его не узнали? Я шагнул к нему.

Зачем ты просил меня прийти? Паренек беспокойно посмотрел по сторонам.

Иди сюда!

Он затащил меня в тень, к стене, у которой я стоял раньше.

Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что я с тобой разговариваю… Понимаешь, те, другие, они не знают.

Ты мне хочешь что-то сказать?

Я насчет твоей собаки. Утром я видел, как ты переживаешь, что потерял ее…

Ты был во дворе с другими ребятами?

Я с ними играл. И когда самый старший залаял, чтобы посмотреть, что ты будешь делать, я притворился, что тоже смеюсь над тобой, как и он, но мне это было противно. Я люблю животных, у меня живут ручная сорока и котенок. Особенно мне было бы жалко, если бы у меня украли котенка…

Так мою собаку действительно украли? Он изумленно посмотрел да меня.

Ты знал об этом?

— Я не мог поверить, что моя собака погибла… и собака слепого тоже. — Комок подступил у меня к горлу. Я быстро добавил: — Ты знаешь, где они?

Малыш кивнул. Молчание было знаком согласия. Паренек колебался. Он снова оглянулся по сторонам, убеждаясь, что мы одни.

Насчет твоей я не знаю, но другую, Брике, увез в своем пикапе дядя Тонена.

Тонена?

Это один из наших ребят, младше меня. Дядя часто его колотит, ни за что ни про что. Ты его наверняка видел, этого дядю, он все время торчит во дворе. У него рыжие усы и кудрявые волосы. Его так и зовут — Курчавый.

Это был тот самый человек, который злобно смотрел на нас всякий раз, как мы проходили через двор.

— Ты хочешь сказать, что дядя Тонена украл Брике? Чтобы продать?

Наверняка!

Но собака слепого была хромая!

Я знаю точно, когда он ее украл. Это было однажды утром. Тонен сам мне об этом сказал, только просил никому не говорить. Он играл за штабелем досок в старой конюшне в глубине двора, там его дядя держит свой желтый пикап. Его дядя позвал Брике, подманив его кусочком сахара. Пес был таким доверчивым… Курчавый затащил его в кузов и тут же уехал, но скоро вернулся. За обедом он сказал, что ездил куда-то за Фурвьерский собор.

А Кафи? Курчавый и его увез?

Тонен ничего такого не видел, но тем утром, когда слепой искал во дворе твою собаку, он слышал, как со двора отъехала машина. На этот раз Курчавый тоже недолго отсутствовал, а когда вернулся, рукав куртки у него был порван, а рука вся в крови. Он сказал, что зацепился за гвоздь, когда сгружал ящик, но мы с Тоненом думаем, что его укусила твоя собака.

Закончив рассказ, парень пожал мне руку.

— Даешь слово, что никому не скажешь? Не ради меня, мне-то наплевать, а ради Тонена. Дядя его убьет.

Будь спокоен!

Если ты найдешь свою собаку и собаку слепого, не надо, чтобы их видели во дворе.

Я тебе обещаю.

И еще, — встревоженно добавил мальчик, — когда будешь проходить по двору, не подавай виду, что знаешь меня. Моим приятелям это не понравится.

Я поклялся, что «не узнаю» его; впрочем, я и так с трудом видел его лицо.

Он ушел тихо, словно вор, и вскоре пропал из виду.