Тайна старого морга

Глава 4

Розамунде Фаркуарсон было приказано вернуться на службу не позднее семи вечера. Она уже опаздывала на два часа, а еще даже не добралась до моста. «Автобус, вероятно, уже подъезжает к больнице», – подумала она. Ну и ладно, семь бед – один ответ. Эти рейсы все равно скоро отменят, когда не останется запасов бензина. Битком набитая сумочка на коленях давала восхитительное чувство независимости. Сотня фунтов! Розамунда видела, с каким выражением смотрит на нее из окошка кассир тотализатора. «Вы можете получить свой выигрыш завтра в Жокейском клубе, если желаете». Еще чего! Ей не терпелось поскорее ощутить банкноты в сумочке.

Она прикинула, что двадцать фунтов придется отдать людям, у которых она купила машину. И двадцать пять – магазину одежды. А еще пятерку – Морису. Хорошо, что наконец появилась возможность вернуть ему эти пять фунтов. Наверное, нужно держаться как можно более официально. «Это было очень любезно с твоей стороны. Мне не следовало этого позволять, и я очень переживала по этому поводу. Большое тебе спасибо». Или это будет выглядеть так, словно она заметила в нем перемену? Может, лучше вести себя по-дружески непринужденно? «А, кстати, Морис – вот твоя пятерка. Я теперь купаюсь в деньгах, слыхал? Провела в городе чудесный день». Пускай видит, что она умеет веселиться и без него. Надо намекнуть на интересное знакомство на ипподроме. Как только приедет, она сразу пойдет к нему в палату, прямо в этом платье. В нем она чувствует себя особенной, и он должен это заметить.

Сестра Камфот будет торчать там на дежурстве, но Розамунда придумает какой-нибудь предлог. Можно сказать, что она поставила за него несколько шиллингов на скачках. Или он решит, что она навязывается? Ее охватило чувство глубокого отчаяния. Она испытывала почти физическую боль от осознания, что к прошлому возврата нет, что бы она ни делала. И копалась в этой эмоциональной боли, словно трогая языком оголенный нерв больного зуба. Морис одолжил ей пятерку, потому что чувствовал себя неловко из-за нее. Та вертихвостка Джонсон из паба в «Бридж-отеле» хотела указать ей на дверь. Он совсем потерял голову от Сьюки Джонсон, куда сильнее, чем когда-то от самой Розамунды – потому что Сьюки могла предложить ему гораздо больше, чем Розамунда при всем желании. Их роман с Розамундой случился лишь потому, что он был пациентом, а она – работницей больницы. «А теперь он переключился с меня на нее», – думала она с нарастающей болью. Достигнув пика страданий, когда уже не осталось сил терпеть эти самоистязания, Розамунда стала искать противоядие. Она сможет вернуть Мориса! Сегодня вечером он увидит ее в этом прелестном платье. Будет впечатлен ее выигрышем и порадуется вместе с ней. Меньше чем через две недели его выпишут и отправят в тренировочный лагерь – осваивать новейшую тактику и все такое. Это произойдет достаточно скоро, но до этого она успеет убедиться, что важна для него. Она снимет студию и устроит для него чудесную вечеринку, одновременно прощальную и приветственную, – «С возвращением ко мне, Морис!».

Розамунда строила эти планы, заглушая боль мечтами о примирении и новом счастье. Ближе к концу Длинного перегона противоядие подействовало, и она даже ощутила некое подобие веселья – почти такое же яркое, как ее красивое желтое платье.

Уже совсем стемнело, когда она доехала до моста. Ее маленькая машинка бодро проскакала по дребезжащим неровным доскам. С другой стороны дорога раздваивалась. Одна ветка резко ныряла налево через участок, поросший густым местным кустарником, и под тупым углом переходила в тропу, ведущую вверх по холму к «Бридж-отелю». А другая продолжалась прямо и вела к больнице Маунт-Сигер.

Когда Розамунда проехала чуть дальше по больничной дороге, в ближнем свете фар неожиданно мелькнули шесть белых пятен. Они двигались вдоль обочины, затем резко остановились и метнулись назад. Ударив по тормозам, Розамунда переключила свет на дальний. Белые пятна оказались ногами, обтянутыми пижамными штанами. Снизу они заканчивались носками и ботинками, а сверху – армейскими шинелями. Бедолаги, должно быть, изнывали в них от жары. Розамунда высунулась из водительского окна.

– И что же вы такое затеяли, черт побери? – любезно осведомилась она.

– Все в порядке, мисс, – раздался в ответ робкий голос. – Не обращайте на нас внимания.

– Да выключите вы свет, ради всего святого! – выкрикнул другой голос.

Розамунда выключила фары и достала фонарик, который направила на обладателя робкого голоса – и высветила вытянутое землисто-желтое лицо с настороженными глазами.

– Рядовой Поусетт, как я погляжу.

– Как поживаешь, Рози? Ты нас не видела, хорошо?

– Ну не знаю, не знаю, – протянула Розамунда. – Ты выбрался на свой страх и риск. Это уже в третий раз. Теперь ты попал.

– Да ладно, Рози. Войди в положение!

– Посмотрим. Кто тут с тобой?

Круг света сместился на второе лицо, смуглее первого, с умными блестящими глазами, нервно моргающими.

– Вот это да! – воскликнула Розамунда. – Гордость первой военной палаты собственной персоной! В самоволке? И что же это нашло на нашего капрала Брейлинга? Обычно ты не одобряешь такие выходки товарищей, Кат!

Брейлинг нетвердой рукой провел по лицу.

– Он пьян в стельку, – пояснил рядовой Поусетт. – Бедный старина Кат сегодня перебрал. Послушай, его жена беременна, а его не отпускают повидаться с ней. Он чувствует себя из-за этого так паршиво, что был вынужден напиться. Верно, Кат?

– Я бы к ней даже не притронулся, – промычал капрал Брейлинг. – Я сказал им, что не буду с ней фи… физически кон-так-тировать, я хотел просто кое-что передать на словах с расстояния. Я не хочу ее заражать. И в любом случае я уже здоров, никто из нас не заразен и нас скоро выпишут. Эх, что за невезение!

– Бывает, – беспечно сказала Розамунда.

– И мы утащили его с собой выпить, – виновато вздохнул рядовой Поусетт. – Ему это было нужно.

– «Мы»? – повторила Розамунда. – Хорошо, что напомнил. Тут был третий джентльмен, что-то я его не вижу.

Луч света слегка отклонился, на мгновение осветив берег, поросший диким тимьяном, и темные кусты, прежде чем наткнулся на темноволосый затылок третьего, стоящего спиной.

– Повернись, – выдохнула Розамунда.

Солдат медленно повернулся.

Воцарившееся молчание нарушил капрал Брейлинг, ткнув рядового Поусетта под ребра:

– Пойдем, Боб, думаю, нам стоит поторопиться.

– Ты прав, приятель. Ладно, Рози, пока!

– Увидимся, Рози!

Они двинулись прочь, хрустя тяжелыми ботинками по рыхлой щебенке.

– Хорошо провела день, Роуз? – спросил Морис Сандерс.

Рядовой Поусетт и капрал Брейлинг прибавили шагу, торопясь удалиться от места объяснения их товарища с Рози Фаркуарсон. Бесспорно, все при ней, и лицо и фигура, но Сандерс порой не мог не испытывать судьбу.

– Ему следует быть с ней помягче, нельзя морочить голову такой девушке и в конце концов не остаться в дураках, – сказал капрал Брейлинг.

– Можно подумать, ты разбираешься в таких вещах, – хихикнул рядовой Поусетт.

– Мне это и не требуется, верно? У меня есть моя Нейра и ребенок, который скоро родится. Я не такой, как вы, парни.

– Да уж, конечно.

– Я не такой! – настойчиво повторил Брейлинг, замедлив шаг и угрожающе понизив голос.

Поусетт ехидно рассмеялся – лишняя пинта, которую он выпил перед выходом из бара, мешала ему заметить изменения в тоне Брейлинга.

– Хочешь сказать, ее папаша утащил бы тебя обратно в племя и разобрался с тобой по маорийским традициям, если бы ты обманул его дочурку?

Брейлинг остановился как вкопанный, и Поусетт сообразил, что зашел слишком далеко. В слабом свете с крыльца первой гражданской палаты крепкий и сильный маори выглядел таким свирепым, как никогда ранее. Поусетт хлопнул себя по лбу – мать всегда говорила, что язык когда-нибудь доведет его до виселицы.

– Извини, приятель, – пробормотал он. – Я не то хотел сказать. Но ты должен признать, что папаша твоей Нейры чертовски…

– Любит командовать? Строит из себя вождя? Да, он такой, – ответил Катберт Брейлинг сам себе. – И его племя и мое имеют давнюю историю, вплоть до возвращения к самым истокам, если хочешь знать. Я бы никогда не стал связываться с такими девицами, с какими якшаетесь вы. Моя Нейра – королева, она значит для меня все.

– Кат, приятель, иди-ка ты… – Поусетт вовремя прикусил язык. – Шагай побыстрее!

Их голоса стихли в темноте. Они служили вместе почти два года, бок о бок со своим легкомысленным приятелем Сандерсом, доверяя друг другу свою жизнь, как товарищи и братья, и только после возвращения в Новую Зеландию различия между ними стали ощущаться сильнее, чем узы, выкованные в бою. Оба испытали облегчение, оказавшись рядом с больничными офисами: это означало, что пора замолчать и действовать сообща. Если они чему-то и научились в армии, так это тому, как работать в команде.

Брейлинг согнулся пополам и принялся стонать. Поусетт поддерживал его, пока они, спотыкаясь, двигались к дверям первой военной палаты, стараясь производить как можно больше шума, не пробираясь тайком, не подавая виду, что они дурачатся.

Когда они переступили порог, Поусетт крикнул:

– Эй, сестра, нянечка! Кат опять начал ходить во сне! Мы тебе рассказывали, как намучились с ним в Африке. Помоги нам, девочка, хорошо?

Маленькая сестра вздрогнула и поспешила к двери, шикнув на них по пути.

Поусетт продолжал свои громкие объяснения, прекрасно понимая, что никто из парней в палате еще не спит и им понравится спектакль, который он собирался устроить.

– Проблема в том, сестра, что вы все требуете, чтобы мы каждый день рано ложились спать, а как тут уснешь, когда мы должны следить за Катом? Честно говоря, за этим лунатиком нужен глаз да глаз. Да еще и Сандерс бог весть куда запропастился. Он беспокоился, что Кат пойдет к реке. Боялся, что нас затопит в ту же минуту, как разразится буря. Или еще хуже – что он провалится в один из тех подземных тоннелей. Это место просто кишит ими. Будь умничкой и помоги нам.

Сандерс тем временем сиял перед Розамундой своей лучшей самодовольной улыбкой. Вновь оказавшись лицом к лицу с этим жизнерадостным красавцем – большие блестящие глаза, непослушный темный локон, постоянно падающий на левую бровь, сколько ни зачесывай его назад, не говоря уж об этой понимающей улыбке, которую Розамунда старалась игнорировать, – она чувствовала, что ее решимость тает. Жесткий панцирь девушки, которой наплевать на его очарование и которую так же легко могут увлечь другие молодые люди, как Сандерса – Сьюки Джонсон, слишком быстро растворился в прежнем желании. Это желание стало еще более болезненным, поскольку она знала, что Морис провел час своей самовольной отлучки в пабе, болтая со Сьюки за стойкой – в надежде, что ее муженек такой же простак, каким кажется. Тем не менее Розамунда заранее отрепетировала свои реплики и знала, что в новом желтом платье чертовски хороша, поэтому выступила достойно:

– А, это ты, Морис. Я могла бы догадаться, что ты отправишься выпивать с ребятами.

Сандерс залихватски ухмыльнулся:

– Тебе следовало пойти со мной, Рози! В пабе полно простых парней, и красотке вроде тебя не составило бы труда склеить кавалера – особенно в этом платье, показывающем товар лицом!

Его слова задели, но Розамунда не растерялась.

– Чтобы огрести еще больше проблем, чем уже имею, когда опоздала на два часа, а сестра Камфот на тропе войны? Нет уж. Кроме того, «Бридж-отель» в последнее время утратил значительную часть своего шарма.

– Черт побери! «Шарма»? Кажется, я когда-то слышал такое словечко. Подцепила его в Лондоне, не так ли? Пожалуй, ты права. Думаю, эта захолустная рыгаловка не для таких, как ты. Но напоминаю: пиво там гораздо дешевле, чем в городе, а у некоторых из нас… – он шагнул ближе, слишком близко, но Розамунда не отступила, – у некоторых из нас не такие тугие карманы, как хотелось бы, верно, дорогуша?

Розамунда улыбнулась и медленно подтянула повыше свою сумочку. Затем сунула руку внутрь, щелкнула застежкой красного кожаного бумажника, доставшегося от матери, и аккуратно вытащила пятифунтовую банкноту – из той пачки, что потолще. На лице капитана Кука с внешней стороны пачки она запечатлела долгий поцелуй, оставив след ярко-красной помады, прежде чем надежно спрятать деньги обратно в бумажник. Она ощутила некоторое злорадство, когда при виде купюр улыбка исчезла с лица Мориса – пускай и на мгновение.

– Разве ты еще не слышал? – спросила она беспечным тоном.

– О чем?

– Просто я думала, что это уже облетело весь Маунт-Сигер. Не могу представить, что девчонки в вечернем автобусе стали бы говорить о чем-то другом. Ты же знаешь, как они любят посплетничать.

– Что это значит? Откуда все эти деньги, Роуз? Кого ты ограбила?

– Просто моя лошадь пришла первой. Так что вот твоя пятерка, и благодарю тебя за одолжение. И наверное, на этом мы с тобой расстанемся, как считаешь?

– Ох, Роуз, дорогая, не надо трудных разговоров. Меня со дня на день выпишут как полностью здорового, и, как только мы окажемся в лагере, думаю, нас постараются поскорее снова отправить на фронт. Ты ведь не винишь меня за то, что я воспользовался выпавшим мне шансом?

Розамунда была близка к тому, чтобы ответить честно. Сказать, что, конечно, она его не винит. Что представляет, как ужасно лежать здесь, в больнице, ненавидеть себя за немощь, а потом еще больше тревожиться, когда идешь на поправку, – зная, что это означает возвращение на войну, конца которой так и не видно, а положение ухудшается с каждой неделей, если судить по новостям из Англии. Парни срывали раздражение друг на друге и на медсестрах, но, прежде чем Морис обратил свою обворожительную улыбку к миссис Джонсон через стойку паба в «Бридж-отеле», он успел поделиться с Розамундой некоторыми страхами. Он опасался, что из-за этого будет выглядеть слюнтяем в ее глазах, но это только сильнее расположило ее к нему.

Теперь она была уже почти готова сдаться – выключить фонарик и сделать шаг ему навстречу, когда их обоих озарил гораздо более яркий свет, и злобное шипение сестры Камфот спасло Розамунду от самой себя:

– Мисс Фаркуарсон! Поговорим в кабинете главной сестры через пять минут! Что же касается вас, рядовой Сандерс, то вы уже получали последнее предупреждение. Я доложу об этом сержанту Биксу, можете не сомневаться.

Розамунда встряхнулась и отступила назад, почти радуясь выволочке.

Морис Сандерс смотрел, как она отдаляется от него в свете фонаря сестры Камфот. Оценив фигуру в облегающем желтом платье, он уже поджал губы, чтобы присвистнуть вслед, но тут же себя одернул. «Не будь идиотом, – подумал он. – Ты и так достаточно поморочил голову бедной девочке. Оставь ее в покое».