Тайна за семью печатями

Jeffrey Archer

BEST KEPT SECRET

© А. Крышан, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016 Издательство АЗБУКА®

Пролог

Биг-Бен пробил четыре.

Лорд-канцлер смертельно устал от событий минувшей ночи и тем не менее был настолько возбужден, что понимал: уснуть уже не удастся. Он заверил милордов, что вынесет решение в деле «Баррингтон против Клифтона»: кто же из молодых людей унаследует древний титул и значительное семейное состояние.

Он еще раз взвесил факты, поскольку считал, что факты, и только факты определят его окончательное решение.

Лет сорок назад, когда он лишь начинал стажировку в должности барристера, наставник учил его: отринь все личные чувства, настроение или предвзятость, когда необходимо принять решение – либо твой клиент, либо дело. Служение закону – не для слабонервных или романтиков, подчеркивал он. Лорд-канцлер десятилетиями придерживался этого правила, но сейчас признался самому себе: он еще не сталкивался с делом, в котором чашечки весов застыли в таком почти идеальном равновесии. Как бы ему хотелось, чтобы Е. Е. Смит был сейчас жив и можно было спросить у него совета.

С одной стороны… Он терпеть не мог этих клише. С одной стороны, Гарри Клифтон родился на три недели раньше своего ближайшего друга Джайлза Баррингтона: это факт. С другой стороны, Джайлз Баррингтон бесспорно являлся законнорожденным сыном сэра Хьюго Баррингтона и его супруги Элизабет: тоже факт. Однако юридически это не делало его перворожденным сыном сэра Хьюго, а значит, и не являлось обоснованным фактом завещания.

С одной стороны, Мэйзи Танкок родила Гарри на двадцать восьмой день девятого месяца после, согласно ее признанию, мимолетного флирта с сэром Хьюго Баррингтоном во время загородной поездки в Уэстон-сьюпер-Мэр. Факт. С другой стороны, на момент рождения Гарри Мэйзи Танкок была замужем за Артуром Клифтоном и в свидетельстве о рождении ясно указано, что отцом ребенка является он. Факт.

С одной стороны… Мысли лорд-канцлера повернулись к происходившему в палате после того, как она наконец разделилась и члены отдали свои голоса за того, кто – Джайлз Баррингтон или Гарри Клифтон – унаследует титул и «все, что в нем». Он вспомнил точные слова «главного кнута»[1], когда тот объявил переполненной палате результаты голосования:

– Голосующие «за»: двести семьдесят три голоса. Голосующие «против»: двести семьдесят три голоса.

На красных скамьях поднялась суматоха. Он понимал, что разделение голосов поровну оставляет его один на один с незавидной задачей вынесения решения: кто наследует фамильный титул Баррингтонов, прославленное пароходство, а также собственность, земли и ценности. Столь многое в будущем этих двух молодых людей зависело от его решения! Следует ли ему учитывать тот факт, что Джайлз Баррингтон хотел наследовать титул, а Гарри Клифтон – нет? Не следует. Как подчеркнул лорд Престон в своей убедительной речи, это породит прецедент, даже если решение удовлетворит всех.

С другой стороны, если он вынесет решение в пользу Гарри… Лорд-канцлер наконец задремал, но тут же был разбужен деликатным стуком в дверь в необычно поздний срок – семь часов утра. Он простонал и пересчитал удары Биг-Бена, не раскрывая глаз. Оставалось всего три часа до срока оглашения вердикта, а он так и не обрел согласия с собой.

Лорд-канцлер простонал второй раз, опустив ноги на пол, надел тапочки, прошлепал через комнату в ванную и, даже сидя в ней, продолжал бороться с проблемой.

Факт. Гарри Клифтон и Джайлз Баррингтон оба дальтоники, как и покойный сэр Хьюго. Факт. Дальтонизм наследуется только по материнской линии, так что этот факт не более чем совпадение и, соответственно, должен быть отклонен.

Он выбрался из ванной, вытерся и натянул халат. Затем незаметно выскользнул из спальни и прошел по толстому ковру коридора к своему кабинету.

Лорд-канцлер взял поршневую ручку, вывел в самом верху листа имена Баррингтон и Клифтон и под ними начал писать «за» и «против» каждого. К моменту, когда он заполнил каллиграфическим почерком три страницы, Биг-Бен ударил восемь раз. Решения не было.

Он отложил ручку и с неохотой отправился на поиски чего-нибудь перекусить.

Лорд-канцлер завтракал один в полной тишине. Он даже отказался заглянуть в утренние газеты, аккуратно выложенные на другом конце стола, или включить радио, поскольку не желал, чтобы какой-нибудь неосведомленный комментатор повлиял на его решение. Солидные издания разглагольствовали о будущем принципа наследования в случае, если лорд-канцлер вынесет решение в пользу Гарри, в то время как таблоиды будто бы интересовало лишь, сможет или нет Эмма выйти замуж за любимого.

К тому времени как он возвратился в ванную почистить зубы, весам правосудия так и не удалось качнуться ни в ту ни в другую сторону.

Не успел Биг-Бен пробить девять, лорд-канцлер прошел в кабинет и просмотрел свои записи в надежде, что весы наконец склонятся в какую-либо сторону, однако они по-прежнему сохраняли идеальное равновесие. Он принялся вновь перечитывать написанное, когда стуком в дверь ему напомнили: какой бы властью ни был наделен лорд-канцлер, время задержать и он не в силах. Он глубоко вздохнул, вырвал из блокнота три листа, встал и продолжил читать по пути из кабинета в коридор и далее. Войдя в спальню, он нашел там своего камердинера Иста, стоящего у изножья кровати и готового совершить утренний ритуал.

Ист начал с того, что ловко снял с хозяина шелковый халат, после чего помог ему управиться с белой рубашкой, еще теплой от глажки. Далее следовал крахмальный воротничок, а за ним – шейный платок тонкого кружева. Надевая черные брюки, лорд-канцлер обратил внимание, что с момента вступления на пост набрал несколько фунтов. Затем Ист помог ему накинуть длинную черную мантию, отделанную золотом, после чего обратил свое внимание на голову и ноги хозяина: голову покрыл алонжевым париком, а ноги обул в башмаки с пряжками. И только когда золотая цепь, которую носили тридцать девять предыдущих лорд-канцлеров, украсила плечи нынешнего обладателя, тот наконец перестал выглядеть как участник карнавала и стал высочайшим юридическим авторитетом страны. Взгляд в зеркало – и он почувствовал себя готовым выйти на сцену и сыграть свою роль в разворачивающейся драме. Жаль только, он по-прежнему не знал слов этой роли.

Расчет времени входа лорд-канцлера и его выхода из Северной башни Вестминстерского дворца произвел бы впечатление на полкового сержант-майора. В 9:47 раздался стук в дверь, и вошел его секретарь Дэвид Бартоломью.

– Доброе утро, милорд, – отважился он.

– Доброе утро, мистер Бартоломью.

– К сожалению, вынужден сообщить, что лорд Харви скончался минувшей ночью в машине «скорой помощи» по дороге в больницу.

Оба знали, что это неправда. Лорд Харви – дедушка Джайл за и Эммы Баррингтон – упал в палате за несколько мгновений до парламентского звонка. Однако оба соблюли существующее с давних пор правило: если член палаты общин либо палаты лордов скончался во время заседания, назначается полное расследование обстоятельств его смерти. Дабы избежать малоприятной и ненужной суеты, «скончался по пути в больницу» стало дежурной фразой, покрывавшей подобные непредвиденные происшествия. Обычай берет начало еще со времен Оливера Кромвеля, когда членам парламента дозволялось носить в палате мечи и любая смерть могла быть результатом нечестной игры.

Лорд-канцлера опечалила смерть лорда Харви – коллеги, которого он любил и которым восхищался. Он очень хотел, чтобы секретарь не напоминал ему об одном пункте из списка фактов, который он составил своим аккуратным почерком под именем Джайлза Баррингтона: по причине удара лорд Харви не смог проголосовать, в противном случае он несомненно отдал бы голос в пользу Джайлза Баррингтона. Это решило бы проблему раз и навсегда, а лорд-канцлер наконец выспался бы. Сейчас же от него ждут, что именно он решит вопрос раз и навсегда.

Под именем Гарри Клифтона он занес еще один факт. Когда шесть месяцев назад лордам-законникам было подано первоначальное прошение, они проголосовали в пропорции четыре к трем в пользу наследования Гарри Клифтоном титула и, как сказано в завещании, «…всего, что в нем».

Второй стук в дверь: явился его паж, в еще одном облачении а-ля Гильберт и Салливан[2], сообщить, что старинная церемония вот-вот должна начаться.

– Доброе утро, милорд.

– Доброе утро, мистер Данкан.

Паж подобрал подол длинной черной мантии лорд-канцлера; в тот же миг Дэвид Бартоломью выступил вперед и распахнул двойные двери покоев – так, чтобы его господин смог начать семиминутное путешествие в помещение палаты лордов.

Члены палаты, глашатаи и должностные лица, занятые своими ежедневными обязанностями, спешно расступились, давая дорогу лорд-канцлеру, как только заметили его приближение. Когда он проходил мимо, они низко кланялись – не ему, но монарху, которого он представлял. Лорд-канцлер проследовал по застланному красной дорожкой коридору тем же шагом, каким каждый день последние шесть лет входил в палату – с первым ударом колокола Биг-Бена, отбивающего десять утра.

В обычный день – а этот день таковым не являлся, – когда бы он ни вошел в палату, его встречала горстка ее членов: они вежливо поднимались с красных скамей, склонялись перед лорд-канцлером и оставались стоять, в то время как дежурный епископ проводил утренние молитвы, после чего можно было приступать к повестке дня.

Но только не сегодня. Задолго до того, как лорд-канцлер достиг палаты, его слух уловил приглушенный шум голосов. Когда же он вошел в палату лордов, открывшийся вид поразил даже его. Красные скамейки были забиты так плотно, что некоторые члены перебрались на ступени перед троном; другие, не нашедшие свободного места, стояли у барьера палаты. Единственный раз на его памяти палата была так же переполнена – когда его величество произнес речь, сообщив членам обеих палат о законе, который его правительство намеревалось предложить ввести во время следующей сессии парламента.

При появлении лорд-канцлера их светлости тотчас прекратили разговоры, поднялись как один и поклонились. Он занял свое место.

Старший юрист страны неспешно оглядел аудиторию – нетерпеливый блеск тысячи глаз был ему ответом. Взгляд его задержался на трех молодых людях, сидевших в дальнем конце палаты, прямо над ним – на галерее для почетных гостей. Джайлз Баррингтон, его сестра Эмма и Гарри Клифтон – все были в траурных одеждах в знак скорби по любимому дедушке; для Гарри покойный к тому же был наставником и дорогим другом. Он сочувствовал им всем, сознавая, что решение, которое он сейчас примет, изменит жизнь всех троих. Пусть бы изменения были к лучшему, помолился про себя он.

Когда его преосвященство Питер Уоттс, епископ Бристоля – как уместно, подумал лорд-канцлер, – раскрыл молитвенник, их светлости склонили голову и не поднимали ее, пока тот не произнес:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Все принялись рассаживаться по своим местам, и лишь лорд-канцлер остался на ногах. Устроившись поудобнее, их светлости приготовились слушать его вердикт.

– Милорды, – начал он, – не могу делать вид, что решение, которое вы доверили мне, оказалось простым. Наоборот, должен признаться, что это один из самых трудных выборов, что мне приходилось делать за долгую карьеру барристера. Но, с другой стороны, Томас Мор напоминал нам: раз вы надели эти мантии, будьте готовы к тому, что ваши решения редко бывают приятны всем людям. И, как вам известно, милорды, в прошлом по трем таким же случаям лорд-канцлер, вынесший решение, был на следующий день обезглавлен.

Всплеск смеха снял напряжение, но лишь на мгновение.

– Моя обязанность, – добавил он, когда смех угас, – никогда не забывать, что я в ответе только перед Всевышним. Памятуя это, милорды, в деле «Баррингтон против Клифтона» в отношении, кому занять место законного наследника сэра Хьюго Баррингтона и получить фамильный титул, земли и «все, что в нем»…

Лорд-канцлер вновь поднял взгляд к галерее и заколебался. Его глаза остановились на трех невинных молодых людях, которые продолжали сверху глядеть на него. Он мысленно призвал на помощь мудрость Соломона и договорил:

– Приняв во внимание все факты, я выношу решение в пользу… Джайлза Баррингтона.

По палате пролетел гул голосов. Журналисты в спешке стали покидать галерею для прессы, торопясь донести до ожидающих в нетерпении издателей вердикт лорд-канцлера – новость о том, что принцип наследования остался нетронутым и Гарри Клифтон теперь может просить Эмму Баррингтон стать его законной супругой, в то время как публика в гостевой галерее перегнулась через перила балкона поглазеть, как их милорды реагируют на вердикт. Но это же не футбольный матч, и лорд-канцлер не рефери. Нет нужды свистеть в свисток, поскольку каждый член парламента безоговорочно примет вынесенное решение. Дожидаясь, пока шум не стихнет, лорд-канцлер вновь посмотрел вверх на трех молодых людей, более всех затронутых его решением, чтобы увидеть их реакцию. Гарри, Эмма и Джайлз по-прежнему смотрели вниз, и взгляды их не выражали ничего – будто молодые люди не до конца осознали суть его вердикта.

После месяцев неопределенности Джайлз мгновенно ощутил облегчение, хотя горечь утраты любимого дедушки подавила первые ростки победного чувства.

Гарри, крепко сжимая руку Эммы, в этот миг думал лишь об одном: теперь он мог жениться на женщине, которую любил.

Эмма чувствовала неуверенность. По сути, лорд-канцлер создал массу новых проблем для них троих, решать которые его уже не призовешь.

Лорд-канцлер открыл свою тисненную золотом папку и изучил повестку дня. Намеченные дебаты по Государственной службе здравоохранения значились ее вторым пунктом. В палате возобновилась нормальная работа, и несколько лордов потихоньку выскользнули вон.

Ни за что на свете лорд-канцлер не признался бы даже своему ближайшему доверенному лицу, что передумал в самый последний момент.