Тайна замка Вержи

Глава 5

В первый миг оцепеневшая от страха Николь увидела лишь медвежью шкуру, приколоченную к стене, а под ней – небрежно брошенный на пол красный камзол. Будто лужа крови натекла с убитого зверя.

Дурной знак!

Николь пыталась сделать шаг, но ноги от страха стали студенистыми.

От чужой одежды, в которую ее обрядили, пахло до отвращения сладко, и девочку затошнило. Глупая, глупая! Почему она не сбежала, когда поняла, чего хочет от нее Элен?

А теперь поздно. Оскаленная голова убитого зверя таращится на нее стеклянными глазами, словно предупреждая: «И тебе висеть рядом со мной, если выдашь себя!»

Из отупения горничную вывел хриплый бас:

– Иди сюда, красавица! Не заставляй меня ждать.

Николь вздрогнула и повернулась. За синей завесой шелкового полога виднелся силуэт, показавшийся ей огромным.

Она приблизилась к ложу, переставляя ноги с таким трудом, словно ее заковали в кандалы. Человек за пологом заворочался и начал подниматься. Еще миг – и он увидел бы ее. Отпрянув, Николь схватила со столика канделябр и отчаянно принялась задувать свечи.

Капли оплавившегося воска потекли ей на руку, но боль не могла остановить Николь. Восьмая свеча, десятая, одиннадцатая… Святая Мария, сколько же их здесь!

Наконец погас огонек последней.

– Любишь темноту, милая? – сочно рассмеялся маркиз.

Полог раздвинулся, две мощных руки высунулись оттуда, будто лапы великана из пещеры, схватили Николь и затащили внутрь. В нос ей ударил запах перегара и острого мужского пота. Шершавые ладони скользнули по ее телу, задирая накидку и тонкую рубашку. Николь зажмурилась.

– Сними! – коротко приказал Жан Лоран.

Дрожащими пальцами девочка развязала бант, откинула капюшон, и накидка полетела в сторону. В камине тлели угли, но они давали слишком мало света, чтобы можно было разглядеть ее лицо.

– Тощевата, – проворчал маркиз, облапив ее. – Ну-ка подожди…

Он встал, протопал к двери. Что-то проскрежетало, и Жан Лоран вернулся обратно. Сопя, он забрался под полог, навис над Николь и взялся обеими руками за кружевной воротник ее рубашки. Когда мужчина с силой развел руки, атласные завязки с треском лопнули и девочка вскрикнула от неожиданности.

«Дева Мария, умоляю, пусть это побыстрее закончится. Только бы побыстрее. Только бы побыстрее».

– Не вздумай кричать, я этого не люблю… – заскорузлые пальцы шарили по ее телу. – Тебе очень повезло, малютка.

Схватив девочку за бедра, Жан Лоран рывком перевернул ее на живот. Николь проехала лбом по деревянной панели и втянула воздух от боли.

Точно таким же коротким резким шипением отозвался сзади маркиз.

Николь почувствовала, что его пальцы разжались. Она напряглась, готовясь к какому-то новому, неизвестному ужасу, но ничего не последовало.

Негромкий стон заставил ее обернуться.

Маркиз замер на кровати, прижав руку ко лбу. В полумраке он был похож на огромного розового младенца.

Стон повторился. Жан Лоран де Мортемар повалился на бок и, скривившись, уткнулся лбом в ладонь.

– Проклятое вино, – сквозь зубы процедил он.

Поворочал шеей и тяжело поднялся, явно сделав над собой усилие.

– Ложись!

Николь помедлила.

– Я сказал, ло…

Не договорив, маркиз прошипел «о, дьявольщина!» и схватился за висок.

Перед Николь забрезжил призрак надежды. Дрожа от страха, она все же нашла в себе силы спросить:

– Что с вами, ваша светлость?

Вместо ответа маркиз обрушил на нее поток площадной брани. Излив душу, он оскалил желтые зубы и зажмурился.

Николь отползла в сторону. Она с детства знала: если рядом с тобой зверь, испытывающий боль, уйди подальше. Иначе он дотянется до тебя, и тогда не поздоровится уже тебе…

– Ваша светлость… Может быть, я могу помочь?

– Можешь, если ляжешь и раздвинешь ноги!

На этот раз Николь не подчинилась. Старательно следя за голосом, чтобы не дрожал, она выговорила:

– Вас мучает головная боль, ваша светлость? Обо мне говорят, что я могу руками излечить ее. Позвольте мне, прошу вас.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тяжелым сиплым дыханием. С каждым выдохом Николь обдавало вонючим облаком винных паров.

Наконец маркиз протянул руку к Николь, ухватил ее за локоть и подтянул к себе. Вторую руку Жан Лоран положил ей на грудь и сильно сжал.

– Такое случается от паршивого вина, – сказал он, дыша ей в лицо.

– Я могу помочь, – прошептала Николь, едва терпя, чтоб не морщиться. – А потом мы… – она собралась с силами и закончила: – …мы вернемся к тому, с чего начали.

Жан Лоран помолчал. Затем нехотя отнял ладонь от ее груди и буркнул:

– Попробуй.

И, видя, что она медлит, сам прижал ее руку к своему лицу.

Первым побуждением Николь было отдернуть пальцы от горячей потной кожи. Но она удержалась.

– Если ты солгала мне, красавица, я прикажу отрубить тебе ноги, зажарю их и заставлю тебя съесть.

Прежде, чем Николь успела подумать, с губ ее сорвалось:

– Вряд ли они придутся мне по вкусу, хоть жареные, хоть свежие.

Маркиз издал короткий смешок и подался вперед, пытаясь разглядеть ее лицо. Николь перепугалась до смерти: если он поймет, что перед ним не дочь графа, завтра ей будет не до ног – остаться бы с головой на плечах.

– Пожалуйста, прилягте на подушку, ваша светлость, – пролепетала она. – Вам будет легче.

Поколебавшись, Жан Лоран подчинился.

– Закройте глаза.

Николь опустила обе ладони на лоб маркиза. Уняла предательскую дрожь.

На память ей пришла старинная песенка, которую в Вержи пели на ночь маленьким детям. Песенка была совсем немудреная, да и коротенькая, но Николь все равно не могла больше ничего ни придумать, ни вспомнить.

Несколько раз она пропела про колокольчик и сон, каждый раз все тише и тише.

– А ты не врала, – сонно заметил маркиз. – Паршивое вино твоего отца больше не гудит в моей несчастной голове.

Не отвечая ему, Николь закончила:

Она спела песенку снова, с самого начала, каждый миг ожидая гневного рыка маркиза.

Николь прижимала руки к его голове, представляя, что из ее пальцев вырастают, извиваясь, побеги хмеля, исподволь оплетают голову мужчины, тянут ее к подушке, и вот уже он погружается в тягучую дрему, убаюканный темно-зелеными волнами. Она видела огромного дымчато-серого кота с глазами как янтарь, светящимися в темноте, и малютку гнома из тех, что обитают в заброшенных мышиных норах. Колокольчик на его колпаке позвякивает, травы льнут к земле под серебристый звон. А после, крадучись, проходит кот, мурлыча песню в усы, и ночной сумрак развеивается за ним, будто клочья тумана.

Николь пришла в себя оттого, что дотронулась плечом до полога. Легкое прикосновение сразу разбудило девочку.

Ее саму одолел сон!

Маркиз де Мортемар крепко спал на спине, раскинув руки в стороны. Из угла приоткрытого рта стекала ниточка слюны. Глубоко в горле зарождался и клокотал храп.

Николь осторожно провела ладонью над лицом маркиза. Хвала Марии, спит как ребенок! Она даже решилась дотронуться до мощного, шириной в три ее собственных, волосатого запястья.

Маркиз не отдернул руку, но поморщился и перестал храпеть. Николь как ветром сдуло с постели. Она спряталась за столиком, на котором растопырил витые серебряные лапы канделябр, и затаила дыхание, наблюдая за спящим.

Но ничего страшного не последовало. Когда лоб Жана Лорана разгладился, а храп возобновился, Николь выбралась из-за столика и задернула полог. Оказавшись отделенной от маркиза тонкой тканью, она почувствовала себя в относительной безопасности.

Что ж, теперь можно поразмыслить над своим положением.

Девочка забралась в кресло из телячьей кожи и обхватила колени руками.

Маркиз не будет спать вечно. Когда он очнется, подмена неизбежно откроется, и вспыльчивый Жан Лоран де Мортемар обрушит свой гнев на всех обитателей замка.

Нужно исчезнуть до того, как он придет в себя.

«Я расскажу Элен, что маркиз уснул, – решила Николь. – Пусть теперь она думает, что соврать».

Девочка сползла с кресла, отыскала на полу рубашку, накидку и туфли. Обувшись и кое-как затянув порванный ворот, Николь подошла к двери.

Здесь ее ожидало ужасное потрясение: дверь оказалась заперта изнутри на ключ. Маркиз де Мортемар не желал, чтобы его ночные утехи прервали.

Николь вспомнила, как он протопал к двери, оставив ее ждать в постели. Но куда делся ключ потом?

Она обыскала всю комнату. Забыв о страхе, забралась под балдахин и перерыла одеяло и простыни. «Дева Мария, помоги мне!»

Но после изнурительных поисков стало ясно, что Дева Мария не поможет. Ключа нигде не было.

Бессильно уронив руки, Николь села возле спящего маркиза и с тоской уставилась на него. Неужели придется ждать его пробуждения? Выходов отсюда только два – дверь и окно.

Впрочем…

Окна покоев, отведенных маркизу, выходили на крышу амбара. Николь высунулась наружу и посмотрела вниз. Ох, как далеко! Графская дочь никогда бы не осмелилась прыгнуть с такой высоты. Сказать по правде, и сама Николь, безбоязненно лазившая по всему замку, вряд ли решилась бы на такой прыжок. Разве что в этом крыле разгорится пожар…

Николь трижды сплюнула через левое плечо и пять раз крутнулась на правой ноге, чтобы заморочить дьявола. Пусть у него закружится голова и он не исполнит нечаянно оброненных Николь слов. Не нужно пожаров в Вержи! Хватит того, что случился четырнадцать лет назад.

Что ж, побег откладывается. Николь посидела на краю кровати, предаваясь размышлениям о том, как именно расправится с ней рассерженный маркиз.

Но это ей быстро прискучило.

«Пока горя нет, горевать нечего, – сказала себе Николь. – А иначе как начнешь печалиться раньше времени, так горе и придет к тебе, раз уж его ждут именно здесь».

Подумав так, она зажгла свечи на увесистом канделябре и отправилась изучать временную темницу.

Когда-то над этой комнатой потрудились мастера-краснодеревщики и художники. Стены были обиты дубовыми панелями с богатой резьбой и декорированы сафьяновыми вставками. На потолке художник изобразил трех ангелов, парящих среди облаков.

Задрав голову, Николь внимательно рассмотрела ангелов и очень удивилась. Самый крупный ангел обладал фигурой совершенно женской, с грудью, талией, округлыми ягодицами и даже ямочкой над ними. Второй, поменьше, телосложение имел более приличествующее посланнику господа, однако его пухлая ручка отчего-то лежала на ягодице первого. А третий и сложение имел подобающее, и руки держал при себе, однако на лице его играла улыбка, которую Николь, не будь перед ней безгрешное создание, назвала бы блудливой.

Срам один, а не ангелы.

Громоздкие сундуки у стены были заперты крепкими замками. Шпагу в ножнах, висевшую на стуле, Николь обошла далеко стороной. А вот предмет на столе заставил ее приблизиться: длинный блестящий кинжал с рукоятью, украшенной двумя крупными синими камнями. Даже при неярком свете камни сверкали так, что хотелось сощуриться.

Николь понимала: одна эта вещь стоит больше, чем все содержимое комнаты. Она благоговейно взяла оружие. Рукоять кинжала была холодна, как лед. Обоюдоострый прямой клинок тускло сиял, будто пытаясь рассеять полумрак.

Николь не удержалась: плотно обхватила рукоять, выставила кинжал перед собой, точно шпагу. Она даже помахала им немного, подражая мальчишкам, что сражались на палках.

Однако красивое оружие оказалось тяжелее, чем самый здоровый тесак с кухни. Полюбовавшись еще немного на синие камни, девочка положила кинжал на место и вернулась в кресло.

Что ж, выбраться через дверь она не может, раз маркиз спрятал ключ. Удрать через окно – и подавно. Что остается? Только ждать.

Когда луна проплыла по небу и повисла над главной башней, покачиваясь в быстро бегущих облаках, точно спелое яблоко на ветке, Николь проснулась. Она снова задремала – на этот раз от усталости.

Маркиз по-прежнему храпел. «Хорошую песню я ему спела, хватит до утра. Что же, мне сидеть здесь до рассвета?»

Николь потянулась и потерла глаза. Где же может быть ключ? Кажется, она всюду искала…

Доносящийся с постели храп стал громче, и Николь вдруг поняла, что искала она не везде.

Она мигом перебралась на постель. Свечи в канделябре давно оплыли и потухли, пришлось зажечь новые. Фитильки вспыхнули ярко и радостно, словно хотели помочь Николь.

Девочка раздвинула полог, чтобы на кровать падало больше света, и склонилась над спящим маркизом. В распахнутом вороте нижней рубашки виднелся какой-то шнурок.

Уж не на шею ли Жан Лоран повесил ключ?

Николь очень медленно и осторожно расстегнула еще пару пуговиц. Пальцам привычнее было иметь дело со шнуровкой, но она справилась. Маркиз дважды переставал храпеть, и каждый раз она замирала в страхе. Но он лишь набирал воздуха и издавал новую руладу.

«Ключ! Пусть это будет ключ!» – умоляла про себя Николь.

Но, расстегнув рубашку, поняла, что ошиблась. На шнурке висел небольшой мешочек – тот самый, о котором Жан Лоран рассказывал за ужином.

Николь взвыла бы от огорчения, если бы не боялась разбудить маркиза. Как она могла забыть? Да и кому взбредет в голову вешать на шею ключ от комнаты? Разве что такой дурочке, как она!

Николь начала застегивать пуговицы. Боже упаси, если маркиз, проснувшись, решит, что она обыскивала его.

Зажав в пальцах нижнюю пуговицу, она внезапно заметила, что мешочек наполовину истлел. Его носили долго, не снимая. Сквозь ветхую ткань поблескивало что-то черное, похожее на чешую молодой гадюки.

Николь придвинулась ближе, пытаясь понять, откуда этот блеск. Так не блестят ни золото, ни серебро, ни драгоценные камни. Николь насмотрелась на украшения за то время, что прислуживала дочерям графа.

«И это вовсе не земля».

Зачем маркиз де Мортемар солгал?

Содержимое мешочка притягивало взгляд Николь. «Я только посмотрю, – оправдываясь, подумала она. – Ведь если там не земля, то что же?»

Она ослабила узел, затянутый на горловине ладанки, и очень осторожно потрясла ее, не выпуская из рук. На ладонь ей выскользнул… Камень?

В первый миг Николь удивилась, во второй испытала разочарование.

Всего лишь камень. Глубоко черный, без малейших проблесков – видно, ей почудилось. Одно необычно: по ровной поверхности ползет красная прожилка, разветвляется на множество тонких ручейков – и обрывается.

Николь повертела камешек, пытаясь догадаться, зачем маркизу де Мортемару носить его с собой. Может быть, это тоже реликвия? Не найдя ответа, она пожала плечами и вернула камень на место. Красная прожилка завилась под ее пальцами, точно крохотная змейка. Николь перехватила мешочек поудобнее и принялась затягивать узел.

В этот миг Жан Лоран открыл глаза.

Николь в ужасе уставилась на него. Взгляд маркиза, сперва мутный, вдруг приобрел пугающую ясность. Несколько мгновений он смотрел на нее, не узнавая, затем отпрянул, не понимая, что за встрепанное существо сидит перед ним.

Раздался негромкий треск. Шнурок порвался, и камень в полуистлевшей оболочке остался у Николь в руке.

«Он отрубит мне ноги, изжарит и заставит съесть их!»

Девочка спрыгнула с кровати и рухнула на колени:

– Простите, ваша светлость! Клянусь вам, я не нарочно!

Но маркиз не услышал ее. Он судорожным движением прижал руку к груди, будто проверяя, бьется ли сердце. Глаза его расширились, губы беззвучно зашевелились. Жан Лоран де Мортемар лихорадочно оглядел постель, и взгляд его упал на обрывок шнурка.

Утробный рык сотряс комнату.

– Я виновата, ваша светлость, – заикаясь, пролепетала Николь. – Позвольте мне объяснить…

Вздрогнув, маркиз посмотрел на коленопреклоненную девочку. Снова перевел взгляд на оборванный шнурок. Тень понимания скользнула по его лицу, и Жан Лоран медленно начал приподниматься с постели.

– Подлая тварь… – прошептал он. – Воровка…

– Нет, ваша светлость, клянусь вам!

– Кто тебя подослал? Отвечай, дрянь!

Он спрыгнул с кровати и пошел на нее, багрово-красный от бешенства. Лицо его исказилось, глаза налились кровью, как у буйного быка.

Николь вскочила с колен и в ужасе отступила.

– Никто!

– Куда ты его спрятала?

– Что?

– Отвечай! – проревел маркиз.

– Я не понимаю!

– Ты уже отдала его своим сообщникам? Где они? Когда это случилось?

– Я ничего не знаю, клянусь, ваша светлость! Я не хотела дурного…

Жан Лоран де Мортемар остановился. Толстые губы раздвинулись в подобии улыбки.

– Не хотела дурного… – повторил он. – И ты ничего не знаешь. Что ж, в это можно поверить.

Николь перевела дух. Хвала Марии, он понял, что она не лжет!

Не тратя слов, маркиз выхватил шпагу из ножен и взмахнул ею прежде, чем Николь успела что-то добавить.

Девочка уклонилась, как сотни раз уклонялась от палок, заменявших сабли Матье и его приятелям. Это и спасло ее. Острие вспороло воздух в дюйме от ее горла.

Не веря своим глазам, Николь уставилась на маркиза. Святой Франциск, он едва не убил ее!

– За что, ваша светлость?!

Его светлость снова легко, будто играючи, вскинул шпагу. Кончик ее просвистел в воздухе, как свистит рассерженная гадюка. На этот раз выпад достиг цели.

Острая боль обожгла чуть ниже плеча. Николь вскрикнула и отскочила.

– А ну иди сюда, – позвал маркиз и вздернул верхнюю губу.

Этот оскал больше, чем нанесенная рана, убедил Николь, что пощады ей ждать не стоит. Жан Лоран де Мортемар сошел с ума. Быть может, виной тому слишком крепкое вино из подвалов Гуго де Вержи или полнолуние, пробудившее в маркизе дьявола.

Если бы Николь верила, что ее смерти желает сам маркиз, она не смогла бы сопротивляться. Но Мортемаром овладели бесы! Они направляют его руку, ведь она не сделала ничего, что могло бы вызвать столь жуткую ярость.

Бесов Николь тоже боялась. Но с ними она готова была сражаться.

Девочка изо всех сил ударила ногой по столику, и тот опрокинулся. Упал канделябр, горящая свеча ткнулась в брошенный на полу камзол. Огонь сперва робко пробежал по рукаву, затем, осмелев, лизнул ворот – и вдруг вскинулся вверх длинной плетью. Горячая красная пасть жадно распахнулась, и весь камзол запылал, пожираемый пламенем.

Жан Лоран обернулся. Воспользовавшись короткой передышкой, Николь подбежала к двери и заколотила в нее.

– Спасите! Помогите, горим!

Она вовремя заметила тень на двери и успела отскочить. Шпага вонзилась в доску там, где только что было ее плечо.

– Помогите! – в ужасе закричала Николь. – Кто-нибудь!

Не сводя с нее безумных глаз, в которых отражалось пламя, маркиз сдернул со стены медвежью шкуру и набросил на камзол. Огонь притих.

Маркиз удовлетворенно кивнул и быстрыми шагами пошел на Николь. Теперь между ними не было столика, и ей оставалось только пятиться, надеясь на чудо.

Вместо чуда под ногу подвернулось что-то твердое, и Николь упала на спину. Ее и Мортемара разделяло не больше трех шагов. Девочка поползла назад, и вдруг рука ее наткнулась на то, что послужило причиной падения.

Кинжал с двумя синими камнями на рукояти.

Жан Лоран поднял шпагу, целясь ей в грудь, и тогда Николь молча швырнула кинжал ему в лицо.

Тяжелая рукоять ударила маркиза в переносицу. Он пошатнулся и вскрикнул: боль на несколько мгновений ослепила его. И пока Жан Лоран стоял, прижав руку к лицу, Николь вскочила, бросилась к окну и выпрыгнула наружу.

Никогда прежде ей не доводилось падать с такой высоты. Сердце ухнуло и провалилось в живот, кожу опалил ледяной ветер. «Я умру…» – успела подумать Николь за миг до того, как ее ударило о соломенную крышу амбара.

Раненую руку как будто вновь пронзили раскаленным острием. Она закричала и на короткое время потеряла сознание.

Но солома смягчила удар. Николь подбросило вверх, она покатилась вниз по крутому скату. Пальцы тщетно цеплялись за солому: ей не хватало сил, чтобы удержаться. Докатившись до края крыши, Николь рухнула вниз и повалилась на бок.

Сознание ее вновь погрузилось во тьму.

Когда Николь пришла в себя, ей показалось, что она пролежала неподвижно очень долго. Тело окоченело. Только плечо горело, будто объятое огнем.

Вверху в башне кто-то высунулся в окно, замелькали факелы в галерее. Тишину ночного двора нарушил протяжный вопль:

– Найти ее!

«Мортемар!»

Николь поднялась, застонав от боли, схватилась здоровой рукой за стену. Скорее, скорее, прочь отсюда! Страх преследуемого зверя гнал ее. Спрятаться, скрыться, пересидеть облаву!

Пошатываясь, девочка бросилась бежать. Но мчалась она не прочь от замка, а к нему. Держась возле стены, чтобы не выходить на свет, Николь пересекла двор, спустилась по каменным ступеням, откинула засов и нырнула в приоткрывшуюся темную щель.

Крики сразу стали глуше. Николь опустилась на ближайшую скамью, пытаясь усмирить колотившую ее дрожь. Весь рукав ночной рубашки был залит липкой кровью. Стиснув зубы, она оторвала подол и наспех перевязала рану.

Со стороны Николь было чистейшим кощунством прятаться в фамильной церкви де Вержи, но у нее не было иного способа пробраться в замок.

Часовня дальней стеной примыкала к жилым помещениям. Главный вход, которым воспользовалась Николь, выходил на малый двор. Даже во время осады граф и его семья должны иметь возможность молиться о спасении души и тела.

Но был и еще один вход. Священник приходил на богослужения прямо из замка, из комнатки, что была отведена ему в южном крыле.

Молясь о том, чтобы он не закрывал на ночь этот проход, Николь бросилась в глубь часовни.

Она двигалась почти бесшумно, но ей казалось, что топот ее ног слышен даже в опочивальне графа. Эхо отражалось от стен, святые смотрели на нее с суровостью судей: «Что ты здесь делаешь, Николь Огюстен? Как ты посмела явиться сюда?»

Николь всхлипнула. Она ни в чем не виновата!

«Виновата! – откликнулись статуи. – Грязное подзаборное отродье! Ты посмела заявиться к маркизу, пролезла к нему в постель. Ты пыталась похитить его реликвию. Разве не заслужила ты смерти?»

Николь даже остановилась. Святой Франциск! Должно быть, со стороны все выглядит именно так.

– Но это не я… Меня заставила Элен!

«Разве можно заставить порядочную девушку отправиться ночью к мужчине? Нет, голубушка, ты потаскуха, и всегда такой была!»

Николь внезапно осознала, что ей знаком голос, звучащий в ее голове. Нянюшка Коринна!

– Не буду слушать тебя, не буду! – пробормотала она, плохо понимая, что говорит.

Свернув за колонну, она поискала глазами дверь в стене. Но чернота была сплошной – ни единого проблеска.

У входа в часовню послышались голоса.

Страх придал Николь сил. Она помчалась вдоль стены, ведя по ней рукой, и чуть не проскочила выход. Вот же он! Девочка толкнула обитую железом дверь, но та не открылась.

Заперта! И слуги маркиза де Мортемара все ближе. У них лампы и факелы, от которых не спрячешься в тени.

От отчаяния Николь ударилась в дверь всем телом, и вдруг та вздрогнула и подалась.

Эхо шагов еще не успело стихнуть в часовне, а Николь уже неслась по запутанным коридорам южного крыла.