Ближе к двенадцати сын с Машей уходят. Грустно. Мою посуду, до хруста вытираю, надеваю новенький спортивный костюм, ложусь на диван, открываю ноутбук. Быстро пробегаюсь по сводке новостей. Ничего интересного, вновь стреляют, подрывают, встречаются на высшем уровне. Да вот, весьма важная новость часа, на главной странице новостей напечатано. У одной известной модели, на какой-то презентации лопнул лифчик. Далее комментируют это выдающегося событие и целая лента обсуждения этой темы.
Фыркаю, выхожу на новости Севастополя. Пробегаюсь глазами, цепляюсь за знакомую тему. Где-то, с неделю назад, сын известного батюшки Николая, в пьяном угаре, на своём джипе, разносит Славуту, да так, что ноги и руки пассажиров еще долго искали на обочине. По некоторым данным, сынок батюшки нёсся на джипе со скоростью ближе к двумстам, вылетел на встречную полосу и буквально разорвал беззащитную машину.
Был вечер, но народ начал собираться. Приехали ГАИшники. Первым делом принялись разгонять толпу, отбирать фотоаппараты и затирать следы торможения. Никак в инциденте участвует сын, известного как в общественных, так и в криминальных делах, батюшки Николая, у которого в городе, целая сеть кабаков, игорных заведений. Говорят, даже есть публичные дома. Поэтому его и уважает власть города и воры.
Наконец появилась официальная версия страшного события. Читаю. Оказывается, по версии ГАИ, сынок отца Николая ехал где-то со скоростью троллейбуса, останавливается на перекрестке и задумывается о мирских делах. Неожиданно с заправки срывается Славута, на бешеной скорости влетает в ни о чём не подозревающий джип и, разлетается на куски. Во как! Интернет кипит, негодует, требует привлечь, наказать! Куда там. Никак сын известного священника! Хотя тот, на всякий случай отправил своё чадо за границу. От греха подальше.
Закрываю ноутбук, пялюсь в телевизор — одни и те же знакомые лица. Шутки плоские, хохот за кадром. Понятное дело, надо же показать, где нужно смеяться.
Вновь вздыхаю. Куда катится мир? Может, сознание людей зомбируется? Происходит подмена понятий? Где "свежая струя", которая будет будоражить, восхищать? Болото, как есть — болото!
Впечатления от сегодняшнего дня серьёзные, спать не хочу, да и ноги болят. Над пятками красные рубцы. Может, йодную сетку сделать? Лень. Лежу, страдаю. Достаю чёрный шар, катаю по ладоням. Зачем сын предлагает выбросить его? Интересный предмет, вон, сколько древних раковин налипло.
Звонок по телефону звучит как сирена. От неожиданности роняю шар. Бросаю взгляд на часы, полпервого. Что за хрень! Беру трубку.
— Это квартира сантехника Кирилла Сергеевича Стрельникова? — голос неприятный, с хрипотцой, уверенный и наглый.
— Ну?
— Почему нагадили и скрылись на машине?
Меня окатывает словно ледяным душем. Неужели были свидетели? Тем временем незнакомый голос продолжает:- Пришли, унитаз не закрепили, дерьмо прёт из всех дыр!
— А не надо гадить в него, закройте крышку и любуйтесь! — помимо воли взрываюсь и хамлю, не часто со мной такое случается.
Неожиданно из трубки раздаётся хриплый смех и… короткие гудки.
— Что это было? — говорю сам себе. Настроение вконец испорчено. Иду на кухню, лью вино в гранёный стакан, залпом выпиваю, но даже не теплеет. Ищу глазами початую бутылку коньяка, нахожу. Долго смотрю на неё. Ставлю на место. Так и спиться можно.
Всё же делаю йодную сетку на пятках, похрамывая, возвращаюсь в спальню. Хватит! Решаю я. Побыл сантехником, принёс людям счастье, пора менять специальность.
Звон разлетающегося на осколки стекла повергает меня едва не в ступор. В разбитое окно, влетает ворона, путается в шторах, высвобождается, бьётся о люстру и, в окровавленных ошмётках, подает у моих ног.
Я потрясён. Смотрю на мёртвую птицу, под диваном шипит кот. Тоже в шоке, бедолага. Как не хорошо. Что за день сегодня!
Уныло убираю, птицу выкидываю за окно, со стеклом вожусь долго, успеваю порезаться. Наконец-то чисто. Успокаиваю кота, забираю к себе в постель, он пригрелся, урчит. От окна ощутимо веет холодом. Натягиваю одеяло на подбородок. Из пластыря просачивается кровь, утираюсь салфеткой. Честно пытаюсь заснуть.
Кот залезает на меня, вытягивается на груди, мурлычет. Странно. Он так делает всегда, когда я болен. Но я, вроде, здоров.
В сон погружаюсь стремительно, словно в бездну, успеваю, лишь напоследок, заметить две желтые луны кошачьих глаз, он не сводит с меня взгляда.
Мне снятся невероятные сны, в цвете. Множество незнакомых лиц, одно событие перекрывает другое. Одним слово — каша.
Просыпаюсь рано. В коридоре гребёт кот, наверное, нагадил в свой тазик. Встаю. Ежусь от утреннего холода, занавеска развивается на ветру. Надо бы сегодня стекла заказать. А они такие дорогие!
Странно, но состояние бодрое, пятки не ноют. Неужели йодная сетка помогла? Подбородок не болит, срываю пластырь, щупаю, рана затянулась. Мелочь маленькая, а приятно. Накануне думал, как же буду бриться? Привожу себя в порядок, с удовольствием бреюсь. Завтракаю голым чаем, коту сыплю с горкой Хилса. Что делать буду? Сантехником быть уже не хочу. Что я умею? Конструировать дизеля. Нужно это сейчас? Нет. А, что востребовано? Продажи. Различные, от продуктов питания, до ширпотреба. Купил, продал, вновь купил, вновь продал. Идея хлещет интеллектом как из помойного ведра. Может на завод устроиться? Нет их. А, что есть? Множество супермаркетов, в одном только нашем районе — четыре штуки. А так же, ларьки, павильоны и море аптек. Всюду торгуют, торгуют. Откуда деньги у людей есть, чтоб всё покупать? Воистину, страна загадок. Ладно, уж, пройдусь по городу, поразмыслю, может, всплывёт идея.
Выхожу во двор. Раннее утро. Незнакомая дворничиха самоотверженно метёт двор. Листья выпархивают из метлы и перелетают чуть дальше и толку от уборки никакого. Улыбаюсь. Здороваюсь. Она окидывает меня внимательным взглядом.
— Новенький? — неожиданно спрашивает она.
— Старенький, — буркаю я и пытаюсь быстрее скрыться. Знаю эту породу, дай только зацепиться, не отцепишь. Расскажут всё. И о внуках, о детях, о соседке Груне и т. п.
— Да какой же ты старенький?! — дворничиха громко смеётся, показывая редкие зубы.
Спешу убраться со двора, чтоб не провоцировать поток красноречия.
— Хватит копаться в унитазах, иди работать ассенизатором! — догоняет её старушечий голос. Спотыкаюсь, оглядываюсь через плечо, дворничиха усердно разносит мусор в разные стороны. Показалось, что ли?
Спускаюсь к кинотеатру "Россия", рядом площадь забита до отказа павильонами, снуют продавцы, укладывают различные товары. В одной из женщин узнаю бывшую учительницу сына. Не стал подходить, она стесняется своей новой работы.
По бокам площади громоздятся большегрузные автомобили. Несколько в отдалении стоит группа носатых кавказцев. Осанки гордые, животики кругленькие — хозяева жизни. Говорят на непонятном языке, прикрикивают на грузчиков. Всё у них хорошо. Я рад за них. Вот только кулаки почему-то сжимаются.
У выхода из рынка, двое постовых прицепились к старой женщине. Торгует свежим луком в неположенном месте. Она пытается доказать стражам порядка, что у неё нет денег купить себе место на рынке, выручки от лука едва хватает на хлеб. Вижу, всё же тяжело поднимается, прихватывает с собой разбитый ящик, свой прилавок и, вздыхая, уходит. Кавказцы смотрят на неё, посмеиваются:- Жэнщин, почём лук?
Она оживляется:- Сынки, по гривне пучок.
— Нэ надо, мы шутэм, у нас есть целая машина, — смеются они.
Подхожу к ней:- Продайте лук.
— Гривна за пучок, — неуверенно говорит она.
— А сколько у вас его?
— Десять пучков наберу.
— Давайте все.
— Вы, правда, купите?
— Люблю я его. А он у вас, такой свежий.
— Так только сорвала. Он без нитратов, сынок, — оживляется она. Я верю ей, а вот столько лука, конечно, мне не нужно. Засохнет в холодильнике. А, пусть сохнет!
— Мужчина, — оживляются кавказцы, — зачэм такой плахой бэрёшь, посмотры какой кароший у нас.
— От него нитратами за версту прёт, — я сплёвываю на пол.
— Зачэм, обижаешь?
— Обидишь вас, — отворачиваюсь, ухожу.
Женщина бегом семенит с рынка, боится, что я передумаю. А в моей душе как море разливается горечь. До чего довели народ. Почему так? Ведь неплохие, в общем, люди, работящие, горы свернуть могут. Не дают. Кто? Может, душу испортили? Чем? Верой, что ты раб? Очень похоже. Мысли проносятся в голове, как камни с горы. Как хочется всё перевернуть, вытряхнуть "мусор", навести порядок.
За пазухой вибрирует мобильник:- Слушаю.
— Тебе не надоело бездельничать! Что тебе Дарьюшка сказала? МЕНЯЙ РАБОТУ!
— Кто говорит? — я узнаю вчерашний с хрипотцой голос.
— Да, какая тебе разница. Слушай, что тебе говорят!
— А не пошёл бы ты! — от такой наглости я теряюсь, уже почти выключаю мобильник, но слышу заключительную фразу, прежде, чем нажимаю на кнопку.
— Пускай тебе режут на ногах жилы! Спасать больше не буду! Не стану за тебя просить императора Траяна! — говорит он непонятные слова.
Стою, как тазиком оглушили, шарики за ролики заскакивают, хочу осмыслить сказанные слова. В памяти вспыхивают непонятные сценки, люди в рясах. Они пытаются перерезать мне ноги. А рубцы? Они были наяву! Снова вибрирует мобильник.
— Да, — говорю пришибленно.
— Пойдёшь к Дарьюшке, она всё расскажет. И НЕ ДЕЛАЙ ГЛУПОСТЕЙ, НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ! — голос обрывается, слышу короткие гудки.
Что за мистика, жил, жил, унитазы починял. Никак повышение по службе светит, ассенизатором назначают. Заманчиво. Хмыкаю, но чувствую, назревает нечто. Даже слышу, потрескивание электрических разрядов в воздухе. Кто такая Дарьюшка? Дворничиха, что ли?
Бесцельно брожу по рынку, кавказцы с пренебрежением посматривают на меня, говорят на непонятном языке, посмеиваются, им не понять, что есть на свете сострадание. Для них, главное сила. В данный момент, их сила — деньги. В памяти выплывают картины прошлых художников, бесы, марающие чистые души праведников. Как образно и как правдиво. Такое ощущение, что они писали с натуры, зайдя на любой рынок … и не только туда.
Незаметно ухожу с площади, бреду домой. Во дворе, на удивление, чисто, Дарьюшка справилась с опавшей листвой, а сейчас стоит, опирается на метлу, ждёт меня.
— Пойдём, Кирюша, чаёк попьём.
Безропотно иду за ней. Она живёт на первом этаже, если так можно выразиться, так как он, ниже уровня земли.
В квартире не богато, но чистота стерильная, так бывает в операционных блоках. Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно идёт, до хруста задрав пушистый хвост.
Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке, груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.
Она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом, смотрит на меня с жалостью, качает головой.
— Ой, Кирюша, как душа твоя оголена. Как ты ещё живёшь, на этом свете.
— Живу, — ворчу я и сразу жалею, что так не тактичен. Дарьюшка неожиданно треплет меня за волосы.
— Ершистый, это хорошо. Вот, что, сынок, предназначение твоё, определено. Всякий, нашедший драконий камень, становится Воином. Я оговорилась, конечно, не всякий. Твоё предназначение было запрограммировано давно. Как давно? Об этом не знает никто. Может, тогда и Земли ещё не было.
Я поднимаю глаза, ищу на её лице следы помешательства, но оно чистое, уверенное, а сила бьёт из глаз, непостижимая.
Дарьюшка ласково улыбается:- На роду нам предписано заниматься не очень приятными делами, мы чистильщики.
— Ассенизаторы, что ли, — хмыкаю я.
— Угу, ассенизаторы. Удаляем нечистоты. Весь мир заполнен ими. А ведь, если не разгребём дерьмо, Некто, свыше, примет более радикальные меры, сметёт всё живое с лика Земли. Такое было, и не раз. Помнишь, Великий Потоп, Садом и Гоморру, Помпеи…?
— О, да, конечно помню, как вчера, — шучу я.
— Именно, вчера! — соглашается старушка. — Помимо нас есть мощные силы, они решают проблемы на своих УРОВНЯХ. Мы же, у них под ногами, но работу выполняем честно, — она потирает искрученные артритом пальцы.
— А, что делать то, мне? — удивляюсь я.
— Ну, как это помягче, сказать, "мусор" выметать. У тебя уже получилось, там, на дороге, спонтанно, правда, но город гудит.
— Это, что, я! — чай вливается не в то горло, закашлялся. Дарьюшка хлопает ладонью по спине.
— Ты, милок, ты. А кто ещё может быть?
— Кошмар.
— Не всем же выполнять чистую работу. Ассенизаторы мы, ни куда от этого не деться, — она вздыхает, подливает мне чай. — Думаешь, мне нравится? Поверь, не нравится. Но, бывает, после проделанной работы, получаешь такое удовлетворение! Сегодня идёшь в отдел кадров, устроишься на работу. Поедешь в Инкерман, над пещерным монастырём, башня полуразрушенная. Для тебя там будет светиться камень. Нажмёшь, откроется ход. Не бойся, заходи смело. Это отдел кадров.
— Голова кругом идёт, — признаюсь я.
— Это с непривычки, обтешешься. Главное, ничего не бойся и, от работы не отлынивай. Глядишь, и на повышение пойдёшь, — старушка зорко оглядывает меня. — В тебе есть, что-то от нас и нечто другое, разобрать не могу. И ещё, ты это, драконий камень, не пои кровью, страшные вещи могут произойти. Силы из-под контроля выйдут. Лишь избранные могут их обуздать.
— Дарьюшка, а вот, — я мнусь, — мерещились мне какие-то люди, в рясах, жилы хотели мне перерезать. Знаешь, кто они?
— Да, конечно знаю, священники.
— Батюшки, что ли? — удивляюсь я.
— Они, родимые. А кто ж ещё! Христос, в своё время, боролся с ними. А, видишь, как всё повернулось. Вроде как, они за Бога, а на самом, то, деле, служат Сатане. Да ты и сам погляди. Как живут, стервецы! На иномарках разъезжают, водят дружбу с криминалом. Грехи отпускают, за деньги, естественно. Да, кто ж им дал это право! Только Бог может прощать, не должно быть у него посредников, особенно таких, зажравшихся.
— Но есть, же и хорошие священники.
— Бедные, заблудшие души, — горестно кивает старушка. — В основном, это рядовой состав, те, что повыше, знают всё. Ты Библию читал? — она насмешливо смотрит.
— Нет. Но я крещённый.
— Вот интересно, в христианского бога веруют, а главное, то, учение и не читают. А если читают, в смысл не входят. Почитай, только, вдумчиво. Страшные мысли там. Не Христос писал её — попы, под себя, рабов из всех хотят сделать.
— Странно, никогда не задумывался над этим.
— Гони из себя раба, пора становиться свободными. А знаешь, как Христа звали? — Дарьюшка наклоняется ко мне, лицо лукавое.
— Да, вроде известно. Все знают, — чувствуя подвох, осторожно говорю я.
— Радомиром.
— Как же это так?
— А вот так. Эта тайна под "семью замками". Нельзя об этом знать. Всё учение рухнуть может.
Мы ещё долго общаемся. Как-то незаметно рассказал о своей жизни, она, естественно — о своих внуках, детях и, о соседке Груне. Всё как положено. Но я слушаю внимательно, принимаю живейшее участие. Что-то нас роднит. Наверное, потому, что мы — Ассенизаторы.