Тайное братство

36

Командорство ордена Святого Иоанна, Акра

18 января 1268 года

В тот день в Акре стояла прохлада. Правда, во Франции или в Англии такую «прохладу» в это время года люди восприняли бы как чудесное потепление. Вдалеке на юге вырисовывалась гора Кармель, увенчанная синевато-фиолетовыми облаками, резко контрастирующими по цвету с белесой желтизной прибрежной долины. Город накрывала бесплотная пелена дождя. Никола де Акр безучастно взирал на ненастье из окна просторных светлых покоев на башне командорства ордена Святого Иоанна. Располагавшийся за толстыми стенами скотный рынок напоминал о себе не только шумом, но и запахами. В самом командорстве особого оживления не наблюдалось. За все время Никола увидел во дворе лишь двух пилигримов. Их сопровождали в странноприимный дом. Он вырос в Акре и помнил этот дом, предназначенный, как и сам орден, для заботы о христианах-пилигримах. Лет пять-шесть назад дом был переполнен, а сейчас половина коек пустовала. В эти дни немногие христиане отваживались совершать паломничества на Святую землю.

Никола отвернулся от окна и в очередной раз посмотрел на бесценное сокровище, книгу в кожаном переплете. Он ее все же добыл. Через десять лет, но добыл. Вот она лежит на столе красного дерева перед великим магистром ордена Святого Иоанна Гуго де Ревелем. Этот высокий, стройный, еще не старый человек с аккуратно подстриженными усами и бородой в те времена, когда Никола под фамилией де Наварр отбыл в Париж, был таким же рыцарем, как и он. А вот теперь восседает в роскошном кресле с высокой спинкой. Сейчас он закончит диктовать письмо, и они поговорят. Писец пристроился на краешке дивана, видимо, не смея позволить себе расположиться удобнее, и быстро строчил. С трудом сдерживая нетерпение, Никола снова повернулся к окну.

Он ждал этой встречи почти пять месяцев, с тех пор как прибыл в Акру прошлым летом. Как только корабль встал на якорь, Никола поспешил в командорство госпитальеров передать «Книгу Грааля» великому магистру. Однако через несколько недель начались распри между венецианскими и генуэзскими купцами за контроль над городской бухтой. Распри вскоре переросли в междуусобицу, длившуюся до осени, де Ревель был постоянно занят. Вместе с главами других общин Акры он вел бесконечные переговоры, стараясь примирить враждующие стороны, так что встретиться с Никола смог только сейчас.

— Для укрепления нашего командорства в славном городе Антиохия посылаю вам двадцать рыцарей. — Великий магистр замолк, погладил аккуратную бороду. — Желал бы послать больше, дорогой брат, но людей у нас сильно поубавилось.

Писец выжидающе замер, подняв перо.

— За сим заканчиваю и шлю всем вам поклоны.

Де Ревель кивнул писцу. Тот быстро собрал пергаменты, перо, чернильницу и покинул покои, неслышно ступая по шелковому розовому ковру.

Де Ревель перевел взгляд на Никола. Показал на диван:

— Садись, брат де Акр.

Никола встретился взглядом с великим магистром.

— Ты посылаешь рыцарей в Антиохию, брат?

Великий магистр поправил черную мантию с белым крестом на груди.

— Я посылаю их во все крепости. Пришло донесение от нашего человека в Каире. Бейбарс замыслил новый поход. В этом месяце выступает. Но в донесении не сказано, на какую крепость он нападет вначале. Позаботился, чтобы это осталось в тайне. В последние несколько лет главной целью Бейбарса оставалась Акра, но до сих пор его штурмы мы отбивали. Тогда он отходил и набрасывался на менее защищенные бастионы — правда, с годами их становится все меньше. Меня сильно тревожит Антиохия. Вряд ли на этот раз князю Богемону удастся спасти город.

Никола согласился. Приятель-рыцарь рассказал ему об осаде Антиохии мамлюками четырнадцать месяцев назад. Когда у стен города появилось войско Бейбарса, предводимое несколькими атабеками, правитель города, князь Богемон, откупился десятью повозками с золотом, драгоценными камнями и молодыми девушками и тем спас город. Умиротворенные атабеки отвели войско в Алеппо. Бейбарс, по слухам, пришел в ярость.

— Скорей бы прибыли крестоносцы короля Людовика, — пробормотал великий магистр. — Хотя по-прежнему неизвестно, когда это случится. Король объявил Крестовый поход в прошлом году, но, согласно последним вестям с Запада, до сих пор обсуждает это со своим братом Шарлем, графом де Анжу, недавно ставшим королем Киликии. Вырвал корону из рук германского императора. Говорят, он пытается уговорить Людовика завоевать вначале Тунис, а потом идти на Египет.

— Тунис? — Никола удивленно вскинул брови. — Войско Людовика нужно здесь, в Палестине.

— Я с этим согласен, брат. Но кое-кто в городском совете полагает, что де Анжу желает расширить свое новое королевство. Это может повлиять на планы Людовика. И мы тщетно будем ждать прибытия его с войском. — Великий магистр взял в руки «Книгу Грааля». — Но не эти заботы привели тебя сейчас сюда. — Он открыл книгу, просмотрел несколько первых страниц. Затем положил на стол. — Я прочел это писание три недели назад. Ты совершил подвиг, брат. Многим пожертвовал ради нашего ордена.

Никола слегка улыбнулся:

— Я выполнил свой долг, брат. С большой охотой. Признаюсь, было время, когда я тревожился, будет ли польза от моих стараний и есть ли в книге сведения, способные нанести непоправимый вред ордену тамплиеров, на что надеялся великий магистр де Шатонеф, когда нам стало о ней известно. Но, прочитав книгу, убедился — надежды оправдались.

Де Ревель кивнул:

— Да. Это, без сомнения, состряпано еретиками и богохульниками. Меня тошнило, когда я читал. Папа придет в ярость, узнав, что книга написана тамплиерами. Но вряд ли из-за этого он будет готов распустить орден.

Для Никола слова великого магистра прозвучали ударом, но он быстро оправился.

— Тут дело не только в ереси, брат. Как мне удалось узнать, в книге содержатся планы «Анима Темпли», спрятанные в аллегориях. Посылая меня добыть книгу, великий магистр де Шатонеф полагал, что именно эти планы помогут уничтожить орден тамплиеров.

— Даже если это так, брат, то аллегории остаются аллегориями. Их смысл открыт лишь посвященным. Сами тамплиеры проводили дознание по этому тайному братству и ничего не нашли. Для веских обвинений нам нужны веские доказательства. Сам-то ты знаешь, какие это планы?

— Нет, но… — Никола еще сильнее напрягся. — Я знаю о существовании «Анима Темпли», брат. После осады нашей крепости в Акре они распустились, но капеллан Эврар де Труа через какое-то время собрал их снова. Я это знаю точно.

— У меня нет сомнений. Но наша враждебность к тамплиерам хорошо известна. Поэтому нужно действовать наверняка. Иначе нас осудят. А на Заморских территориях и без того все качается. Папа рассчитывает на тамплиеров так же, как на нас. Надеется, что мы сдержим сарацин. Я думаю, бить по тамплиерам пока рано. Надо собрать больше сведений об этой группе и ее планах. Должны быть люди, готовые свидетельствовать перед папой.

— Существовал человек, желавший свидетельствовать против «Анима Темпли». Если, конечно, книга оказалась бы у нас в руках. Он-то и рассказал мне о ней. Но этот человек умер несколько лет назад. Остальные, с кем я встречался, боятся мести тамплиеров.

— Их можно уговорить?

Никола помолчал.

— Наверное, если постараться.

— Хорошо. — Де Ревель откинулся на спинку кресла. — В будущем пригодится.

— В будущем? — Никола нахмурился. — Разве нам не следует начать дело как можно раньше? Нельзя упускать возможность свалить орден тамплиеров.

Де Ревель молчал несколько секунд.

— Когда великий магистр де Шатонеф рассказал мне о своих планах, я, признаюсь, подумал об их безнадежности и посчитал тайное братство не более чем мифом. После его смерти, когда ты сообщил о пропаже книги, я был больше заинтересован получить от тебя сведения об их имуществе. Деньгах, владениях, священных реликвиях. Когда ты принес мне полный список их владений во Французском королевстве, это оказалось весьма кстати.

— Позволь мне спросить, брат, зачем тебе это нужно?

Великий магистр ответил не сразу.

— Мы собрались заключить с Темплом союз. С этим и связан мой интерес к их богатству.

Никола вгляделся в великого магистра.

— Но это невозможно, брат.

— Я не питаю любви к тамплиерам, брат. То, что сделал Арман с нашими рыцарями, простить нельзя. Но на Святую землю обрушился джихад Бейбарса. Мы должны объединить наши силы, иначе потеряем все.

Никола не верил своим ушам. Это казалось невероятным. Плод его многолетнего труда отвергается, а с заклятыми врагами собираются заключить союз.

— Но ты здесь не был, брат, — вырвалось у него, — когда рыцари Армана осадили это командорство, и не знаешь, как мы страдали.

— Я довольно знаю об этом из рассказов, брат. Но если орден тамплиеров сейчас падет, то падем и все мы. Только в союзе с тамплиерами можно надеяться на сохранение Святой земли, мечты всех христиан. Либо нам придется сотрудничать с бывшими врагами, либо на следующую зиму нас на этих землях уже не будет. — Никола собрался возразить, но де Ревель предупреждающе поднял руку. — Я обязан делать лишь то, что выгодно нашему ордену, а сейчас любая попытка расшатать или разрушить орден тамплиеров будет нам во вред. Если выживем, победим в этой войне и возвратим достаточно территорий; если почувствуем себя достаточно сильными, то, может быть, выступим против тамплиеров. А до той поры я не стану рисковать и воплощать замысел де Шатонефа, какие бы ужасные доказательства в этой книге ни содержались. Не время сейчас наносить удар, когда мы должны сосредоточиться на защите наших земель от мамлюков. — Де Ревель взял «Книгу Грааля» и поднялся с кресла. — А до той поры мы о ней забудем. — Он повернулся к большому железному ящику, врезанному в стену за его креслом, поднял висящий на цепочке ключ, отпер шкаф, положил туда книгу. — Мы должны защитить Заморские территории. — Де Ревель кивнул Никола. — Ты можешь удалиться, брат.

Никола поднялся с поклоном.

Из высоких арочных окон коридора открывался чудесный вид на город. Никола обвел взглядом башни, церкви, площади с торговыми рядами и задержался на бухте, куда медленно входили шесть боевых кораблей тамплиеров, окруженные кавалькадой судов поменьше.

Корабль «Сокол», бухта Акры

18 января 1268 года

Палубы тринадцати кораблей заполнили сержанты, рыцари, купцы. Все пытались разглядеть очертания города, постепенно вырисовывающиеся на горизонте. Справа и слева виднелись окутанные облаками горы, от высоких городских стен к ним простиралась желтовато-белесая пустыня. Когда корабли подошли к этой пустыне ближе, стали видны зеленые вкрапления — поля, фруктовые сады, холмы и стремительные ручьи. Некоторые пали на колени. Это была Палестина, Святая земля, место, где родился Христос.

Уилл тоже стоял на палубе, опершись руками о крепкий борт «Сокола», самого крупного корабля во флоте. На носу, на платформе, возвышалась корабельная катапульта, требушер, в котором для метания камней использовалась праща. Теперь, в дружественных водах, праща свободно висела. Катапульту разрядили. А вот когда проходили Гибралтарский пролив, она была готова к бою. Но корабль сарацин ринулся к Гранаде, и с «Сокола» так и не метнули ни единого камня. Оказалось достаточным одного вида шести боевых кораблей тамплиеров с красными крестами на главном парусе.

Зазвонил колокол, призывавший отдыхавших гребцов вернуться на скамьи. Уилл окинул взглядом корабль, служивший ему домом последние восемь месяцев.

Шесть боевых судов отплыли из Ла-Рошели в начале июня. Их сопровождали четыре усиера — приземистых объемистых судна с лошадьми, повозками и осадными машинами, а также торговый корабль тамплиеров с грузом шерсти и тканей. Два жестоких шторма нанесли большой урон. Один усиер вообще затонул. Ночью Уилла разбудил оглушительный треск. Он слетел с койки и вместе с Саймоном и двумя десятками рыцарей и сержантов побежал на палубу. Главная мачта на усиере переломилась пополам и рухнула на палубу. «Сокол» трепала жестокая бортовая качка, корпус трещал, в лицо била соленая водяная пыль. На их глазах усиер кинуло вперед, и он вместе с людьми и лошадьми погрузился в морскую пучину.

После шторма флот с трудом дотащился до Лиссабона. Четыре корабля из десяти получили повреждения, причем два — значительные. На ремонт ушло три месяца. Большинство рыцарей и сержантов отплыли по реке Томар на лодках к прицепторию тамплиеров в город с тем же названием.

Для Уилла эта передышка выдалась очень кстати. Пока он лежал больной в Орлеане, Робер де Пари по поручению инспектора прибыл в один из прицепториев тамплиеров в королевстве Кастилия. Когда пришла весть о том, что в Лиссабон для ремонта прибыл флот тамплиеров, Робер и еще несколько рыцарей подали инспектору прошение позволить им отбыть с этими кораблями на Святую землю. Разрешение было получено, и они проскакали через всю страну в город Томар. Робера поселили в замке рядом с Уиллом.

По утрам они вместе упражнялись с оружием на поле рядом с замком тамплиеров, доминировавшим в городе. После болезни мышцы Уилла ослабли, а стоило ему подняться на несколько ступенек, как в легких тут же разгорался огонь. Он едва мог влезть на коня, не говоря уже о том, чтобы держать копье. Но постепенно упражнения и португальское солнце вдохнули в молодого человека жизнь, тело налилось силой, кожа потемнела от загара, душа начала успокаиваться. Однажды вечером, когда они с Робером сидели на крепостном валу замка, смотрели на высушенные солнцем холмы и снующих по стенам ящериц, Уилл рассказал ему о проститутке и о предательстве Гарина. «Книгу Грааля», конечно, не упоминал. Сказал, что это был ценный манускрипт, который похитили у Эврара. Робер молча выслушал, приложился к бурдюку с бургундским вином. Затем передал Уиллу.

После этого признания на душе Уилла полегчало. Стремление отомстить не покинуло, но притихло, перестало настойчиво мучить.

Для Элвин он у себя внутри отгородил особое место.

Днем всегда находились какие-то занятия. Уилл упражнялся с Робером, рыбачил на реке, разговаривал с Эвраром или Саймоном, и ее оттуда не выпускал. Она приходила по ночам, когда не было сил сопротивляться.

Наконец ремонт завершили, и флот покинул Лиссабон. К нему присоединились две торговые галеры и корабль с пилигримами. Капитаны заплатили за сопровождение до Акры. Чем дальше они уходили на восток, тем сильнее море меняло цвет: у берегов Франции оно было аспидно-серым, у Испании — изумрудным, и вот наконец стало лазурным.

— Такой ты представлял Акру? — спросил Робер, протягивая Уиллу бурдюк. — Выпей. Последнее бургундское.

Корабль пошел вдоль длинного волнореза, и перед ними открылась бухта. Такого множества судов Уилл еще не видел. Он глотнул вина, вернул бурдюк Роберу.

— Похоже на Париж. Только все желтое.

— Думаю, многие сейчас напряжены. — Робер допил вино и глянул на суровые лица скопившихся на юте сержантов. — Один матрос рассказал мне, как несколько лет назад рыцари увидели на берегу людей и отказались сходить на берег. Они решили, что это сарацины, и предложили подвести корабль ближе. Хотели стрельнуть из требушера.

— Это оказались сарацины?

— Нет. Сержанты, присланные помочь разгружать корабль. По словам матроса, такое бывает чуть ли не каждый раз. Многие думают, что на берегу идет война.

Час спустя они плыли на корабельном полубаркасе к берегу. Саймон и Эврар — на другом. Флот стал на якорь у волнореза — в бухту кораблям войти не позволили, ее всю заполнили купеческие суда.

Перед Уиллом медленно разворачивалась панорама одного из старейших городов земли. Солнце клонилось к закату, и все вокруг было золотистым: двойные стены Акры, башни, каменные и деревянные строения, купола церквей, элегантные шпили, оживленная рыночная площадь, шум которой уже доносился. Самого города за стенами не наблюдалось, но угадывалось его великолепие.

Уилла поразила величественная крепость, обнесенная массивной стеной. Эта увенчанная огромными башнями стена шла вдоль моря, а затем резко сворачивала к городу. Одна из городских башен, в свою очередь, увенчивалась четырьмя башенками со шпилями, как будто сделанными из золота. За стенами виднелись церковный купол и крыши красивых зданий из белого камня.

— А это что? — спросил он помощника капитана «Сокола», ветерана, родившегося в этом городе.

Помощник капитана проследил за взглядом Уилла.

— Это наш прицепторий.

Уилл затих. Прицепторий тамплиеров напоминал маленький город, казавшийся таким же прекрасным, как и большой.

Полубаркас достиг берега. Гребцы выпрыгнули на мелкую воду, затащили лодку на песок. Торговая площадь действительно кишела людьми. По словам помощника капитана, рынок принадлежал венецианцам. Существовали другие, ими владели выходцы из Пизы, Генуи, Ломбардии и Германии. Город был разделен на отдельные кварталы, вроде отдельных государств со своими законами, церквями и правителями. Как будто каждый привез сюда кусочек своей родины. Всего в Акре двадцать семь кварталов. Самый обширный — Монмюсар, здесь проживала большая часть населения. Знать обитала в Сен-Эндрюсе. Дальше шел Еврейский квартал, Патриарший…

Уилл пытался слушать помощника капитана, но не мог сосредоточиться.

Его догнал Саймон, плывший на втором полубаркасе с сержантами и матросами.

— Уилл! Ты их видел? Вон там! — Он указал на странных животных на рыночной площади. Они были крупнее лошадей, все бежевой масти, с длинными шеями и диковинными холмами на спинах. На площади собралась небольшая толпа желающих поглазеть на прибывших рыцарей, но вскоре все вернулись на рынок.

Прежде всего Уиллу бросилась в глаза одежда местных жителей, более изящного покроя, чем на Западе, — облегающие платья и богато расшитые туники у женщин; хорошо подогнанные рейтузы и парчовые накидки у мужчин. К тому же все сшито из роскошных тканей. Никаких шерстяных шапочек и башмаков на деревянной подошве. Только шелк, камчатная ткань, мягкий лен и венецианская парча. Все без исключения, даже дети, выглядели как рыцари и короли на коронации.

Уилл не мог оторвать глаз от толпы. Большинство показались ему чужестранцами. Загорелые лица, странный покрой богатой одежды, на голове тюрбаны. Прислушавшись, он с удивлением обнаружил, что некоторые говорят по-латыни, другие — по-английски и по-французски. Все были выходцы с Запада. Но свободно общались, смеялись и шутили с высокими стройными чернокожими мужчинами, обладавшими невероятно белыми зубами, равно как и с круглолицыми людьми с оливковой кожей и миндалевидными глазами, а также с похожими на Хасана.

Рыцари начали перешептываться.

— Сарацины!

Кое-кто потянулся к мечу и посмотрел на своего магистра, но он спокойно шагал сквозь толпу. Уилл бросил взгляд на Эврара, шествующего прихрамывая сзади. Тот улыбался.

Изумленные рыцари шли мимо лотков, где черноглазые венецианцы обменивали товары мусульман на доски и железо, а закутанные в свои куфии бедуины отдавали несколько бочонков кобыльего молока за пригоршню золотых монет. На повозках высились горы фиников и лимонов, а рядом расположились лотки, где лежали рубины, красители, мечи, шелк, фарфор и мыло. Еврей в очках, весело смеясь какой-то шутке греческого купца, взвешивал на весах сапфиры. Воздух наполняли запахи пота и навоза, пряностей и бальзама. Над рынком стоял гул, в котором перемешались десятки языков и наречий: латынь, иврит, французский, арабский. Рыцари свернули в сторону, пошли по узким извивающимся улицам к прицепторию, и за каждым поворотом открывалось нечто новое: церкви со странными круглыми окнами, в которых отражалось вечернее солнце, слоняющиеся по затененным переулкам женщины в открытых одеждах. У дверей домов сидели старики. Одни были окутаны дымом ладана, другие за столами играли в шахматы на досках из слоновой кости и египетского стекла.

Достигнув прицептория, все оказались настолько переполнены впечатлениями, что едва заметили отлитых из чистого золота четырех львов, венчающих шпили башни над массивными воротами. Прибывших приветствовали караулившие вход рыцари. Открыли дверь в воротах. Тамплиеры вышли на оживленную площадь в форме полукруга, окаймленную большими каменными зданиями. Уилл задержался, оглядывая рыцарей. Но ни одного не встретилось с золотистыми волосами.

Его похлопал по плечу Робер.

— Магистр попросил меня составить список наших имен для бейлифа. Я найду тебя, когда сделаю дело.

Робер скрылся в здании с развевающимся на крыше черно-белым флагом ордена тамплиеров. А тем временем площадь заполняли прибывшие рыцари. Многие смущенно озирались. Подошел Саймон:

— Мой отец никогда бы не поверил. Да я и сам, признаться, не верю. Неужели мы действительно видели на базаре сарацин?

Уилл не успел ответить. Его тронул за руку Эврар.

— Уильям, устроишься, и сразу же отправляйся в командорство госпитальеров. Узнай, там ли Никола де Наварр. — Старый капеллан совсем охрип. Его изводил упорный кашель, усилившийся после гибели Хасана. Долгое плавание усугубило положение, в некоторые дни Эврар вообще мог с трудом говорить.

— Прямо сейчас? — Уилла ошеломила целеустремленность старика. Старый капеллан не переставал думать о цели поездки с тех пор, как они покинули Ла-Рошель. Уилл хорошо это знал, но чтобы начинать поиски в первые минуты, даже не осмотревшись, — это уже казалось слишком.

— Да. — Эврар хмуро глянул на приближающегося клирика. — Я на тебя рассчитываю, Уильям. Мне тут надо кое с кем встретиться, так что…

— Следуйте за мной, братья, — сказал клирик.

— Я знаю дорогу, — проворчал Эврар и пошел впереди.

— Ну найдешь ты Никола, а дальше? — пробормотал Саймон.

— Не знаю, — рассеянно ответил Уилл. Он разглядывал вздымающиеся к небу стены со стрельчатыми смотровыми щелями, у которых несли караул рыцари. Мощные метательные орудия. Прицепторий в Акре совсем не похож на лондонский, парижский или ла-рошельский. Это скорее не прицепторий, а крепость.

Они миновали оружейную, где мастера за верстаками натачивали мечи.

Саймона вместе с сержантами повели к зданиям в задней части площади. Уилл и остальные рыцари прошли мимо конюшен, мастерских, великолепной церкви, по сравнению с которой часовня в Париже выглядела амбаром, и роскошного здания, похожего на дворец. Клирик пояснил, что здесь обитает великий магистр Берар. Они остановились у нескольких строений, окружавших небольшой пруд. Уилла поселили в соларе на восьмерых. Вдоль стен — удобные кровати, рядом с каждой стоял деревянный сундук для вещей. Вешалка для мантий, стойка для мечей. Одеяла на кроватях мягкие, из шерсти ягнят, и подушки набиты не соломой, а перьями. Чистый каменный пол покрыт плетеным ковром. После многомесячного плавания солар выглядел настоящим дворцом, но Уилл не воспользовался возможностью отдохнуть. Положив на кровать свой мешок, он вышел во двор и направился куда глаза глядят.

Ему с почтением кланялись сержанты и слуги. Рыцари постарше, с загорелыми лицами и твердыми взглядами, молодого человека не замечали. Он собирался спросить их о Гарине, но не стал. Почему-то пропало желание встречаться с человеком, обесчестившим его. Не возникло у него также желания отправляться одному в незнакомый город искать Никола.

Спустя какое-то время Уилл оказался на стене у бойницы. Любовался Акрой. Вид отсюда открывался бесподобный. Город продолжался и за главной стеной, дальше шла еще одна стена и крепостной ров с водой. Потом сады, огороды, окутанные янтарным туманом оливковые рощи.

— Красиво?

Уилл оглянулся. Рядом стоял седоволосый рыцарь.

— Я прихожу сюда каждый день перед вечерней. Не надоедает. — Рыцарь улыбнулся. — Ты приехал из Франции, брат?

— Да, — ответил Уилл. — А в какой стороне Сафед?

— Вон там. — Рыцарь показал на восток. — Около тридцати миль через долину.

— Туда легко добраться?

Рыцарь удивленно посмотрел на Уилла:

— В Сафед ведет отсюда дорога, но там люди Бейбарса. Ты знаешь, что крепость в руках сарацин?

— Да. Там погиб мой отец.

— Я тебе сочувствую. Но не вздумай отправляться туда сейчас. Это верная погибель. В прошлом году в Сафед ездил посланец совета Акры на переговоры с султаном. По его словам, вся крепость окружена пиками с головами христиан.

Уилл не мог представить отца, сильного, полного достоинства рыцаря, не похороненным по-христиански. На чужбине, вдалеке от родной Шотландии. Его передернуло от мысли, что дух отца обречен скитаться по голой пустыне.

— Мне тоже довелось потерять близких, брат, — мягко произнес рыцарь.

— Может, вы знаете рыцаря по имени Гарин де Лион? — неожиданно спросил Уилл.

Седоволосый рыцарь задумался.

— Он прибыл в прошлом году. Моего возраста. — Уилл описал Гарина.

Рыцарь пожал плечами:

— Через наш прицепторий проходили многие.

— Скорее всего он прибыл один. И не на корабле тамплиеров.

— Один? Да, сюда действительно прибыл молодой человек, сам по себе. Как раз перед Рождеством. Де Лион, ты говоришь? — Рыцарь снова задумался. — Кажется, так его звали. Но определенно не скажу. Он прибыл по суше, из Тира. Из-за распрей купцов бухту закрыли, и все корабли направляли туда.

— Он и сейчас здесь?

— Если я ничего не путаю, его отправили с группой рыцарей в Яффу.

— Яффу?

— Это город на побережье рядом с Иерусалимом, примерно в восьмидесяти милях отсюда. — Рыцарь показал на отдаленные горы. — У нас там гарнизон.

— Спасибо. — Оставив рыцаря любоваться закатом, Уилл вернулся на площадь. Собирался направиться в свой солар, но к нему подбежал запыхавшийся Саймон.

— Наконец-то я тебя нашел! Скорее разыщи Эврара.

— Зачем?

— Нас отсюда отправляют. — Тон у Саймона был страдальческий. — Обоих.

— Отправляют? Но мы же только…

— В нашу опочивальню пришел рыцарь со списком. Сразу, как мы устроились. Сказал, чтобы я собирался. В списке есть и ты и Робер.

— И куда отправляют?

— В какую-то Антиохию.

37

Темпл, Антпиохия

1 мая 1268 года

Антиохия по-прежнему считалась одним из чудес света, хотя и потеряла прежнее значение как центр торговли. Город три мили длиной и милю шириной. Впервые видевшие его люди теряли дар речи, неспособные поверить, что это создано не Богом, а человеком. Городские стены воздвигли при римском императоре Юстиниане. Они простирались на восемнадцать миль и имели четыреста пятьдесят башен. Это впечатляло. Стены шли вдоль реки Оронт — арабы называли ее Строптивой, потому что она текла с юга на север, а потом сворачивала вверх по склону горы Сильпия, где на вершине, возвышаясь над городом на тысячу футов, стояла грандиозная крепость. Город внутри этих стен казался в равной мере впечатляющим. Дворцы и виллы, пальмовые рощи, полуразрушенные римские арки, оживленные площади, цветущие сады, бесчисленные церкви и монастыри. Большинство населения здесь составляли христиане. Городские стены охватывали и незастроенные пространства, так что в Антиохии можно было найти крутые скалистые склоны, бурные ручьи, водопады и пещеры. Доступ в город открывали мощные ворота. Некоторые назывались по местоположению, как, например, Дафнские ворота, через которые дорога вела на юг, по направлению к блистающему своими виллами предместью. Чуть дальше в глубине города возвышались Херувимские ворота.

С крепостной стены прицептория Уиллу открывался великолепный вид на долину реки Оронт. На север простирались горы Аман, некоторые — со снеговыми вершинами. Ордену тамплиеров здесь принадлежали две крепости, пристроившиеся на скалистых уступах. Одна охраняла Сирийские ворота, другая перевал, ведущий к королевству Киликия. На юге, за равнинами, возвышались горы Джабал Бара, где скрывались укрепления ассасинов.

— Что нового? — спросил Робер, поднявшись на стену.

— Пока только овцы, — ответил Уилл.

— Жаль. — Робер протянул ему бурдюк с водой.

— Спасибо. — Уилл припал к бурдюку. Утро выдалось теплым, но жара, какая бывает в середине лета, не наступила. — Наши лазутчики пока не появились. — Он вернул бурдюк Роберу. — Добыть сведения очень трудно, на это у них может уйти неделя. — Уилл облокотился на парапет. Проводил глазами пастухов, гнавших вниз по склону отару овец. Два дня назад Уилл, Робер и еще несколько рыцарей проскакали вдоль стены к этому отрогу, чтобы проверить возможность отхода к нему в случае крайней нужды. Обнаружили массу пещер. Проводник-армянин пояснил, что там отправляли свои обряды первые христиане.

Уилл улыбнулся.

— Один рыцарь в Лондоне любил рассказывать об этом городе. Говорил, здесь крепость уходит под облака. А мы посмеивались за его спиной, считая немного свихнувшимся.

Робер заслонился рукой от слепящего света.

— А нам рыцарь в Париже на полном серьезе живописал мамлюков огнедышащими великанами. Он утверждал, что у человека, стоит ему на них взглянуть, стынет в жилах кровь.

— Лазутчики еще не вернулись?

Они обернулись. Избегая смотреть вниз, к парапету нерешительно приблизился Саймон.

— Нет, — ответили Уилл и Робер одновременно. И рассмеялись.

Саймон тяжело вздохнул.

Уилл попытался его успокоить:

— Пока ничего не известно. Только слухи. Затем и послали лазутчиков.

— А если правда? Если на нас идет войско Бейбарса?

Ну что тут скажешь? Уилл знал столько же, сколько остальные. То есть почти ничего. За последнюю неделю в Антиохию пришло несколько вестей о сражении на юге, сильно различавшихся в деталях: по сведениям купца из Дамаска, войско Бейбарса двигалось на Акру; крестьянин из ближайшей деревни откуда-то узнал, что мамлюки идут на Антиохию; по утверждению трех священников коптской церкви, франки заставили мамлюков повернуть назад. Комендант крепости Симон Мансель созвал военный совет. Правитель Антиохии, принц Богемон, отбыл с визитом в Триполи и оставил город наместникам. Было решено послать патруль лазутчиков, чтобы проверить слухи, и магистр ордена тамплиеров назначил пятерых рыцарей; четыре дня назад они и отправились на разведку.

— Вот появится войско Бейбарса, тогда и будем с ним разбираться.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — проворчал Саймон.

— Потому что ничего не знаю. Ждать и сохранять спокойствие — единственное, что нам сейчас остается.

Саймон посмотрел на Робера. Тот кивнул:

— Он прав.

— Вам хорошо, — пробормотал конюх. — У вас мечи, и вы знаете, как с ними управляться.

— Первые крестоносцы вели осаду Антиохии семь месяцев, — сказал Уилл и тут же пожалел. Не следовало нагнетать страсти.

— Но сарацины ее все же взяли! — воскликнул Саймон. — И я слышал, как после совета ты и Робер обсуждали грядущую защиту города с таким малым количеством людей.

— Ну говорили, ну и что? — сказал Уилл.

— Не успокаивай меня! — вспылил Саймон.

— А ты не веди себя так, чтобы нужно было успокаивать!

Уилл глянул на Робера, затем взял Саймона за локоть и отвел в сторону.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Просто не хочу, чтобы мне отсекли голову.

— Не только это. Ты сам не свой с тех пор, как мы покинули Акру.

— А чего ты ожидал, Уилл? Я думал, мы найдем Никола, отберем книгу и отправимся домой.

— Эврар пытался отменить назначение.

— Плохо пытался.

— Он сделал все возможное.

Узнав о своем предполагающемся отъезде из Акры, Уилл сразу пошел к капеллану, и вскоре они предстали перед маршалом.

— Кемпбелл нужен мне здесь, — сказал Эврар. — Он был в Париже моим сержантом.

— Теперь он рыцарь, — ответил маршал, глядя на Уилла. — К тому же в Париже войны нет. Крестоносцы короля Людовика вряд ли доберутся сюда скоро. Чтобы защитить от Бейбарса то малое, что осталось, мы должны полагаться на самих себя.

Эврар устремил на маршала твердый взгляд.

— Я прибыл сюда специально, чтобы разыскать очень редкую, исключительно важную книгу по медицине. Инспектор королевства Франции послал меня с этим поручением, брат. Уильям — мой сопровождающий, а конюх — оруженосец.

Маршала это не впечатлило.

— Вот победим Бейбарса, брат, и я дам тебе десять рыцарей, чтобы найти эту драгоценную книгу. Но до той поры у меня на счету каждый человек. Манускрипты нас не спасут. Только мечи. — Маршал встал, открыл дверь. — А теперь, братья, прошу извинить, меня ждут важные дела.

— Я буду обжаловать это решение, брат, — сдержанно произнес Эврар, покидая покои.

— Можешь это сделать на следующем собрании капитула, брат.

Кипя бессильным гневом, Эврар вышел во двор.

— Как же быть с книгой? — спросил Уилл.

— Оставь это мне. Найду здесь кого-нибудь в помощь. — Он повернулся к Уиллу. — А вас заберу из Антиохии при первой возможности.

Пока никаких вестей из Акры не было.

— Я вижу всадников! — крикнул Робер.

— Где?

— Вон там. — Робер вглядывался в долину. — Они пока далеко, не видно, кто такие.

Уилл проследил за его взглядом. Всадники быстро двигались к воротам Святого Георгия. Их закрывал скалистый склон справа, но через некоторое время на солнце заблестели белые мантии. На спине одного, когда он пригнулся в седле, мелькнул красный крест.

— Тамплиеры.

— Должно быть, лазутчики.

Уилл покачал головой:

— Мы посылали пятерых, а я насчитал девять.

Гарин пропустил вперед остальных, подтянул ремень на стремени, затем пришпорил коня. Впереди раскинулась Антиохия. И чем ближе становились ее величественные стены, тем мизернее казался он самому себе. Как будто сам Господь Бог поднял ладонь, повелевая каждому прибывающему остановиться. Трудно вообразить этот город взятым каким-нибудь войском. Но, вспомнив Бейбарса, он подумал, что такое возможно.

Бейбарс.

Гарин часто слышал это имя в последние несколько месяцев, хотя, когда заходила речь о султане мамлюков, лишь немногие знали, о ком говорят. Некоторые считали Бейбарса Сатаной, посланным Богом, чтобы наказать христиан на Заморских территориях за любовь к роскошной одежде и гаремы, за забвение проповедей Христа о смирении и скромности. Они полагали, что победить Бейбарса можно лишь молитвами и покаянием. Другие представляли его диким варваром, наделенным не умом, а лишь грубой силой, предлагали умиротворить его богатым выкупом. Гарин видел Бейбарса в сражении. Султану не занимать ни храбрости, ни мужества. Это исполин. Необыкновенно сильный и очень умный. Он изменил жизнь Гарина.

Де Лион поднялся на борт генуэзского корабля в Ла-Рошели с целью преследовать госпитальеров, как приказал Грач, вернувшийся в Англию к Эдуарду. Но, сойдя на берег в Тире, Гарин почувствовал, что невидимая цепь перекушена посередине. Он стал свободен, первый раз в жизни. С совершенно легким сердцем Гарин забыл о книге, которую требовал добыть Грач под угрозой смерти, и получил назначение в Яффу. Здесь-то он и встретился впервые с голубоглазым султаном.

Единственное требуемое от Гарина в Яффе — сражаться и ухитриться выжить. Ему не приходилось лгать, шпионить, бояться не угодить Грачу, рассердить его. Здесь все было грубо и просто. В сражении против Бейбарса он впервые ощутил довольство собой. Почувствовал себя чуть ли не героем.

Стражники открыли ворота, пропуская рыцарей. Гарин улыбнулся: возможно, именно он и спасет этот величественный город.

Уилл и Робер проводили глазами въезжающих в город девятерых рыцарей. Вскоре их позвали на срочное собрание капитула.

— Ничего хорошего не скажут, — пробормотал Робер, когда пятьдесят с лишним рыцарей гарнизона входили в здание капитула. Он кивнул на двух рыцарей, беседующих в галерее с мрачными лицами.

— Да, — согласился Уилл. — Но по крайней мере будет хоть какая-то ясность.

Передние ряды уже заполнились, потому им пришлось пройти в конец зала. На помосте рядом с магистром стояли два командора и пять новоприбывших рыцарей. Когда все расселись, магистр приказал жестом закрыть дверь, и рыцари на возвышении повернулись лицом. У Уилла перехватило дыхание: на помосте стоял Гарин. Уилл собрался вскочить, но Робер схватил его за руку и покачал головой. Уилл остался сидеть, дрожа всем телом.

Заговорил магистр:

— Братья, я созвал вас на спешное собрание. Наши лазутчики встретили в пути четырех братьев-тамплиеров, передавших печальную весть из нашей крепости в Боуфорте. Сейчас один из них, брат Гарин де Лион, сделает сообщение.

Магистр отошел в сторону.

Уилл не отрывал глаз от Гарина, который вышел вперед. Весь в пыли, загорелый, он выглядел усталым. На мантии пятна крови, волосы спутаны. Уже не золотистые, а просто белокурые. От неловкости он сжимал и разжимал руки, как будто не зная, куда их деть.

— Мы прибыли из Боуфорта. Крепость осаждена войском султана Бейбарса.

По залу прокатился ропот.

— Покинули крепость на восьмой день осады. Теперь она скорее всего уже пала. Но мамлюки идут сюда и по пути захватывают все наши крепости, чтобы обезопасить тыл.

Теперь уже поднялся настоящий шум.

— Откуда ты это знаешь? — крикнул один рыцарь.

— Когда они будут здесь? — подал голос другой.

Гарин нерешительно посмотрел на магистра. Тот поднял руку, восстанавливая тишину.

— Братья! Позвольте брату де Лиону закончить. Начни сначала, брат.

— Конечно. — Гарин повернулся к собравшимся и… встретился с напряженным взглядом Уилла. Застыл на несколько секунд, не в силах заговорить. Затем отвел взгляд. — Я был в Яффе в марте, когда подошли мамлюки. Город сдался через день. — Опять поднялся ропот, но Гарин продолжил, избегая смотреть на Уилла. Руки снова сжались в кулаки. — Разгадать планы султана очень сложно. Он всегда неожиданный. В каждом сражении, в каждой войне. Иногда обещает защитникам осажденной крепости свободу, а после казнит, как это произошло в Арсуфе и Сафеде. — Он на мгновение встретился взглядом с Уиллом и тут же отвел глаза. — Иногда отпускает женщин и детей и обращает в рабов мужчин, а иной раз наоборот. А вот в Яффе он приказал убить большинство жителей, но отпустил гарнизон. Уходя, мы видели, как рабы разбирают наш замок. По слухам, султан строит в Каире новую мечеть, и материал для нее свозят из разобранных крепостей франков по всей Палестине. Мы прибыли в Акру. А через несколько недель меня послали с группой укрепить Боуфорт, после того как пришла весть о направлении туда Бейбарса. Мамлюки прибыли к нашим стенам в апреле. На седьмую ночь я стоял на страже и увидел человека, перелезающего через ров. Я его захватил. Это оказался перебежчик. У мамлюков его приговорили к смерти за дезертирство, и он пришел к нам. По его словам, Бейбарс нацелен на Антиохию. Командор Боуфорта послал нас с предупреждением. — Гарин показал на троих рыцарей сзади. — Это все. — Он посмотрел на магистра.

Тот вышел вперед:

— Спасибо, брат де Лион. Ваши доблестные действия достойны похвалы.

Рыцари согласно закивали. Робер громко зевнул, а Уилл ухватился за край скамьи, так что побелели костяшки пальцев.

— Могу я спросить, брат, — крикнул один рыцарь, — великому магистру Берару весть послали?

Магистр посмотрел на Гарина. Тот отрицательно покачал головой:

— Не было времени. Мы двинулись прямо сюда.

— Тогда следует немедленно послать весть в Акру.

— Она прибудет с большим опозданием, — сказал магистр. — Бейбарс придет сюда раньше подкрепления. Мы должны рассчитывать только на себя. Город осаждали гораздо более грозные войска. Я немедленно сообщу коменданту Манселю. Думаю, он пожелает созвать совет.

Обсуждать было нечего. Собравшиеся вознесли молитву за рыцарей Боуфорта и начали расходиться. Магистр послал клирика с посланием коменданту Антиохии и теперь разговаривал с командорами. Гарин спустился с помоста. Быстро глянул на Уилла и поспешил к двери.

Уилл догнал его на середине двора и поволок к оружейной. Притиснул к каменной стене.

Робер тронул его за плечо.

— Отойди, Робер, — бросил Уилл не оборачиваясь.

Робер остался стоять рядом. Два рыцаря остановились, увидев Уилла, прижимавшего Гарина к стене. Робер им улыбнулся, кивнул на Уилла и Гарина:

— Друзья. Давно не виделись.

Рыцари двинулись дальше.

— Книги у меня нет, — быстро проговорил Гарин. — И я не знаю, где она.

— Какая книга? — тихо спросил Уилл. Его глаза сверкнули. — Ты думаешь, я переживаю из-за этого дерьма?

Он прижал Гарина сильнее, так что тот вскрикнул. Затем процедил сквозь зубы:

— А кто заманил меня в публичный дом, сговорившись с каким-то подонком? Кто наблюдал, как он меня избивает, а потом опоил зельем?

— Мне пришлось дать тебе зелье! — воскликнул Гарин, пытаясь оттолкнуть Уилла. — Иначе бы он тебя убил.

Уилл накрутил на руку мантию Гарина и прорычал ему в лицо:

— А шлюха? Тебе тоже пришлось положить ее ко мне в постель?

Гарин уставился на него, не понимая:

— Какая шлюха?

— Только не пытайся отпираться!

— О чем ты говоришь?

— Я убью тебя!

Уилл полез за мечом, но Робер перехватил его руку.

— Не видел я никакой шлюхи, — испуганно пробормотал Гарин. — Клянусь!

— Думаешь, я поверю, что ты случайно заманил меня в этот публичный дом?

Гарин потупился.

— Выманить тебя из прицептория приказал Грач! А в «Семи звездах» Адель… она там хозяйка. Я ходил к ней, уже несколько месяцев. — Гарин на секунду замолк. — Я ее люблю.

Уилл засмеялся. Гарин вздрогнул, как от удара. Это был хриплый горький смех, перешедший в сдавленные рыдания.

— Не смей говорить мне о любви! — Роберу пришлось приложить всю силу, чтобы помешать Уиллу вынуть фальчион. — В тот день я попросил Элвин стать моей женой. И она видела меня с этой девицей. Я потерял ее из-за тебя, ты, сукин сын!

— Я не знаю ничего ни о какой девице, уверяю тебя, — с жаром проговорил Гарин. — Уилл, я не хотел этого. Меня заставил Грач. Он охотился за книгой, откуда-то узнал о прошлой связи моего дяди с Эвраром, и о книге тоже. Пришел ко мне в прицепторий, заставил рассказать все, что я знал от дяди. Уилл, он угрожал изнасиловать и убить мою мать, если я не подчинюсь. — Лицо Гарина сморщилось, глаза наполнились слезами. — Это страшный злодей. Ты не знаешь, на какие мерзости он способен. Но теперь я от него освободился и хочу искупить вину! Готов сделать для тебя все! Скажи, и я сделаю!

Уилл вгляделся в Гарина. Пятна крови на мантии, вскинутые руки, полные слез глаза. Он жаждал отомстить человеку, предавшему его, сделавшему несчастным, а перед ним стоял испуганный мальчик, привыкший врать и изворачиваться, когда его застигали за какой-то шалостью.

Уилл почувствовал невероятную слабость во всем теле. Покачнулся. Пробормотал:

— Мне ничего от тебя не надо.

Он отодвинул руку Робера и зашагал прочь.

38

Стены, Антиохия

14 мая 1268 года

Жители Антиохии смотрели во все глаза. Уже два часа подряд они наблюдали за движением войска мамлюков. Вот так на берегу наблюдают за приближающимся валом цунами. Он еще далеко в море, только слышен приглушенный рев, но вскоре придет сюда, зальет поля, смоет дома вместе с детьми. Их надеждой оставались рыцари в крепостях, сейчас надевавшие кольчуги и пристегивавшие мечи. Иначе конец.

— Что, черт возьми, они там делают? — спросил Ламбер, молодой командор отряда.

Уилл с сержантами закончил установку метательного орудия и оглянулся. Ламбер показывал на соседнюю башню, где собрались, судя по одежде, епископы или кто-то из знати.

— Молятся, наверное.

— А утром на стене я видел детей, — сказал Ламбер. — Они кидали камни, стараясь попасть в мамлюков. Их ведь могут убить ненароком — либо чужие, либо свои. Кто-то должен следить.

— Да, — согласился Уилл. — Но здесь не хватает людей для стен, куда уж поддерживать порядок. — Он посмотрел вниз, на приближающуюся армию мамлюков, затем снова на соседнюю башню. — Пусть хоть молятся. Мамлюки подумают, что у нас большое войско.

— Но их там могут прихлопнуть. — Ламбер сложил из ладоней раструб и крикнул: — Эй! — Несколько вельмож посмотрели в его сторону, затем повернулись спинами. — Уходите, вы, дураки! — Он выругался.

— Скоро уйдут, когда начнут летать стрелы, — сказал подошедший Робер.

— Где Саймон? — спросил Уилл.

— Успокаивает лошадей. Они начинают волноваться, когда слышат барабаны.

— Я их понимаю, — пробормотал Ламбер.

Этот грохот выводил из себя. Теперь, когда мамлюки подошли достаточно близко, ритмичный глухой стук неприятно отдавался во внутренностях. В войске мамлюков насчитывалось тридцать оркестров, каждым управлял атабек, которого называли «повелитель барабанов». Рыцари на стенах уже могли их видеть — маленьких человечков, ударявших в маленькие барабаны и создававших чудовищный шум.

Головная часть войска вышла по узкому проходу из ущелья и рассыпалась по равнине. Впереди тяжелая кавалерия. Воины и кони в доспехах, с копьями и мечами. У каждого полка свой цвет плащей: голубые, нефритовые, малиновые, пурпурные и, наконец, золотистые — полка Бари.

Фланги тяжелой кавалерии прикрывали группы конных лучников, а дальше сплошной массой двигались пешие воины, забросив на плечи щиты, потом копатели-наккабуны с лопатами. На повозках везли бочки со смертоносной нафтой. Сзади неспешно вышагивали верблюды, груженные оружием, продовольствием и водой. Тащили осадные орудия. У каждого было имя. Об этом Уиллу рассказал один пожилой рыцарь. Когда это стало известно в их группе из десяти рыцарей и семи сержантов под командой Ламбера, они тоже окрестили два своих орудия, баллисту и катапульту, стреляющую не камнями, а дротиками. Одно назвали «непобедимым», другое — «убийцей султана».

— Думаю, они разобьют главный лагерь вон там, — сказал Ламбер, показывая на полосу земли, куда двигались облаченные в золото воины полка Бари. — Не достанешь.

Уилл увидел, как опустела соседняя башня. Вельможи направлялись по стене к крепостному валу, огибавшему гору Силпия. В течение нескольких часов, как только подняли тревогу, сюда потянулись люди. Но большинство оставались в городе, суетились, собирались на углах, болтали с соседями, ходили к стенам посмотреть на войско мамлюков, заколачивали двери домов досками, закапывали в саду монеты. Только немногие вызвались защищать крепость.

Тамплиеры, госпитальеры, тевтонские рыцари, сирийцы, армяне и городская стража заняли позиции на башнях. Но половина пустовала. Не хватало людей. Стену длиной восемнадцать миль защищать было некому.

Вчера на военном совете всех волновал участок стены рядом с башней Двух Сестер. Однако комендант Мансель отказался выделить еще людей для его охраны.

Он был уверен, Бейбарса можно уговорить. Напомнил собравшимся, что мамлюки уже однажды отсюда ушли, когда им предложили несколько повозок с драгоценностями. Группу Ламбера перевели с участка у ворот Святого Георгия к башне Двух Сестер. Уилл осмотрел стену, поднимающуюся вверх по склону горы Силпия, и не увидел, как мамлюки смогут ее штурмовать. Прежде Уилл еще никогда не был в осажденном городе, и молодой рыцарь приуныл.

Когда появилось войско мамлюков, Уилл с ужасом осознал трагичность происходящего. Годы упражнений с мечом вряд ли помогут. Услышав сигнал тревоги, они бросили еду и, схватив мечи, побежали по винтовой лестнице наверх и поняли, что это не станет сражением лицом к лицу. Теперь эта башня будет их домом на ближайшие несколько недель, а может, и месяцев.

Уилл попил из бурдюка, поправил меч. Барабаны мамлюков гулко вибрировали внутри, вызывая дрожь. Пришли четверо рыцарей, принесли дротики для катапульты. Среди них Гарин. Они встретились взглядами, затем Гарин двинулся по проходу к следующей башне, где тоже стояла катапульта.

— Неужели можно пробить такие стены? — с сомнением проговорил Робер.

Уилл тронул рукоять фальчиона. Повернулся к Ламберу:

— Что я могу сделать?

Ламбер кивнул:

— То же, что и все остальные. Ждать.

Лагерь мамлюков, Антиохия

14 мая 1268 года

Солнце уже почти закатилось на западе, когда евнухи закончили мыть ноги Бейбарсу и принялись насухо вытирать свежими льняными лоскутами. Султан поднялся, сошел с тронного помоста, воздвигнутого в центре шатра. Отогнул полог. Снаружи ждали атабеки, босые, на полоске упругого дерна у расстеленных молитвенных ковриков.

Бейбарс обратился лицом к Мекке. Ее загораживали стены Антиохии, но он прочел первую суру Корана, и стены как будто растаяли.

— Слава тебе, Аллах милосердный, повелитель и вседержитель мира!

Закончив молитву, мамлюки поднялись и продолжили занятия: разгружали с верблюдов поклажу, ставили шатры, снаряжали орудия, разводили костры, готовились к вечернему празднеству. Завтра первый день священного месяца рамадан, и в следующие четыре недели в дневные часы они будут поститься.

— Мой повелитель.

Бейбарс повернулся. К нему приблизился Омар, обходя слуг, скатывающих молитвенные коврики.

— Ты передал мой приказ атабекам?

— Передал, мой повелитель. Каждый знает свою позицию. — Омар замолк. — Кроме меня.

— Я хочу, чтобы ты оставался сзади, с орудиями.

— Сзади?

— Ты меня слышал, — бросил Бейбарс, не обращая внимания на обиженный взгляд Омара. В нескольких последних сражениях он ставил его все дальше от переднего края битвы. Мало беспокоясь за собственную жизнь, Бейбарс в последние годы начал все больше тревожиться за жизнь друзей. Возможно, потому, что их у него было немного.

— Садик, — тихо проговорил Омар, — если в этом сражении ты пойдешь впереди войска, я хочу быть рядом с тобой. Тем более Хадир…

— Я думал, ты никогда не слушаешь Хадира. — Бейбарс вскинул брови.

— Слушаю, когда он опасается за твою жизнь.

— Хадир не сказал ничего нового. Как давно известно, нечестивые франки мечтают отправить меня в Долину Смерти. Но Хадир уверен в благоприятности знамений для самого сражения. Сейчас нервничает, потому что рядом его прежнее обиталище. — Бейбарс имел в виду крепость ассасинов Масиаф в горах Джабал Бара, откуда когда-то изгнали Хадира.

— Но ты все равно решил возглавить войско, мой повелитель?

Бейбарс напряг челюсть.

— В прошлый раз я доверил это другим, а они позволили себя купить. Мне не нужно от франков никакого выкупа, Омар.

— Мой повелитель султан.

Бейбарс оглянулся. К нему с атабеком одного из полков приближался Калавун.

Калавун поклонился.

— Могу я говорить с тобой?

— Да, — ответил Бейбарс. — Мы ведь закончили, Омар?

Омар помолчал, склонил голову.

— Закончили, мой повелитель.

Бейбарс подождал, пока он уйдет, затем повернулся к вошедшим:

— Все подготовили?

— Да, мой повелитель, — ответил Калавун.

— Хорошо. Будем ждать утра.

— Тогда позволь нам уйти, мой повелитель.

Бейбарс отпустил атабека, а Калавуну велел задержаться. Положил ему на плечо руку:

— Да пребудет с тобой Аллах.

Калавун слегка улыбнулся:

— Это тебе потребуется защита Аллаха, мой повелитель. А моя задача по сравнению с твоей простая.

— Все будет зависеть от того, встретите ли вы сопротивление. И чем дольше вы продержитесь, тем вероятнее, что подоспеют либо тамплиеры из Баграса, либо войско из Ла-Рош, либо из Киликии.

— В прошлом году мы сильно ударили по армянам, — проговорил Калавун. — Сомневаюсь в их способности собрать большое войско.

— Не надо сомневаться, Калавун. Когда мы отошли от Триполи, не тронув город, принц Богемон, несомненно, озаботился из-за нашего возможного возращения. И, вероятно, теперь собирает войско из остатков королевства. Впрочем, я не намерен долго здесь сидеть, чтобы дать ему такую возможность.

Послышался негромкий шум, и откуда-то сбоку неожиданно выбежал семилетний сын султана, Барака-хан. За ним, запыхавшись, ковылял его учитель, отставной атабек по имени Синджар, которого Калавун предложил наставником для мальчика. Спереди на белой накидке Синджара виднелось большое красное пятно. На мгновение Бейбарс подумал, что учитель ранен, но потом осознал: это не кровь, кровь другого цвета. Барака резко остановился.

— Зачем прибежал? Почему не учишься? — требовательно спросил Бейбарс. Затем вопросительно посмотрел на Синджара.

Учитель поклонился.

— Прости, мой повелитель, но я задал Бараке простую арифметическую задачу. Он не смог ее решить, разозлился и кинул в меня кувшин со сладким напитком. — Синджар посмотрел на испачканную накидку. — Я собрался его наказать, вот он и убежал.

Барака свирепо посмотрел на учителя.

— Синджар собрался меня побить, отец.

— Так пусть он это сделает, — сказал Бейбарс, резко развернув сына. — Я не хочу больше слышать про твою нерадивость в учебе. Ты меня понял?

Барака насупился.

— Да, отец.

Бейбарс кивнул Синджару:

— Можешь удалиться.

— Да, мой повелитель.

Бейбарс подождал, когда уйдет Синджар, затем повернулся к сыну.

— Если не хочешь учиться, то, — он с улыбкой глянул на Калавуна, — может быть, встанешь у манджаника?

Калавун тоже улыбнулся. Поворошил волосы Бараки.

— Может быть. Хотя я не уверен, что это подходящее занятие для наследника трона и моего будущего зятя.

Барака насупился еще сильнее. По повелению отца он должен жениться на дочке Калавуна. Правда, через несколько лет, когда станет достаточно взрослым. Но все равно не хотелось. Пусть лучше отец поставит у манджаника ее. А там что-нибудь случится, и она перелетит через стену в город. Эта мысль Бараке понравилась, он улыбнулся. Калавун тем временем удалился с поклоном.

— Куда ушел эмир Калавун, отец?

— В горы, — ответил Бейбарс, занося сына в шатер. С тех пор как Барака покинул гарем, султану стало приятно проводить время с ребенком.

— Зачем?

Бейбарс, не обращая внимания на толкущихся в шатре евнухов, стражников и советников, поставил сына на ковер, взял серебряный поднос с фигами.

— Сейчас покажу. — Он нагнулся и вложил в руку Бараки фигу. Затем еще три разложил на ковре в виде треугольника. — Смотри, это Антиохия. — Он показал на фигу в нижнем правом углу. — Та, сверху, Сирийские ворота, куда направился Калавун. — Бейбарс показал на верхний угол. — Калавун не пропустит подкрепление христианам с севера. — Он перевел палец в нижний левый угол. — Это порт Сан-Симеон. Я послал туда другого атабека захватить его. Подкрепление с берега не сможет прийти.

— А что будешь делать ты, отец?

Бейбарс улыбнулся. Взял фигу, которая была Антиохией, и отправил в рот. Барака рассмеялся.

— Мой повелитель султан!

Бейбарс поднялся. В шатер вошел воин полка Бари. Поклонился.

— Из города движется группа во главе с комендантом.

Бейбарс бросил взгляд на Бараку, размазывающего оставшиеся фиги кулаком по ковру, и в сопровождении советников вышел из шатра.

Вниз по склону медленно перемещались мерцающие огоньки.

Бейбарс повернулся к воину:

— Идите встречайте. А после разоружите и приведите ко мне. Послушаем нежданных гостей.

— Я прибыл для переговоров! — продолжал бубнить Симон Мансель, когда его втолкнули в шатер. Остальных стражники обезоружили и окружили. — Отпустите меня немедленно, если желаете выслушать наши условия! — Последнее требование он произнес на ломаном арабском.

— У тебя есть условия? — прогудел глубокий резонирующий баритон Бейбарса. Мансель вздрогнул и робко поднял глаза на восседавшего на троне владыку, разглядывавшего коменданта Антиохии, дородного, в роскошном шелковом халате и тюрбане, всего увешанного драгоценностями. — В твоем положении не стоит ставить какие-то условия. — Бейбарс кивнул одному из свиты: — Переведи ему мои слова. — Он дождался, пока толмач сделает дело, затем добавил: — Теперь прикажи ему встать на колени.

Мансель, разумеется, оскорбился, но два воина-мамлюка грубо толкнули его на землю. Краем глаза он увидел мальчика за сетчатой ширмой в правой части шатра. Когда их взгляды встретились, мальчик показал язык и захихикал.

Мансель посмотрел на переводчика:

— Скажи своему султану, что я подготовил повозки с золотом и драгоценностями. Пусть откажется от осады и уведет войско от наших стен. Это условие он должен принять до завтрашнего дня. Больше мы ничего предлагать не будем.

Бейбарс выслушал переводчика с каменным лицом.

— Золото? Ты вознамерился умиротворить меня этим никчемным предложением?

— Никчемным? — Мансель усмехнулся. — Могу заверить тебя, что…

— Золото для меня ничего не значит, — прервал его Бейбарс, не дожидаясь перевода. — Твою жизнь, а также жизнь всех жителей города может спасти только одно. Капитуляция. Прикажи своим рыцарям открыть ворота Антиохии, которую франки захватили сто семьдесят лет назад. Прикажи им сложить оружие и впустить нас. Как только мы войдем, вы город покинете. Все. И больше никогда не вернетесь. Антиохия потеряна для христиан навсегда.

— Это невозможно! — воскликнул Мансель. — Там живут тысячи людей. Куда они пойдут? Как им покинуть дома и остаться без всяких средств для пропитания? А больные? Малые и слабые? Неужели тебе мало золота?

Он умолк, увидев, как Бейбарс поднялся с трона и подал знак воину, стоявшему у входа. Мансель не понял сказанного, но похолодел от страха, когда султан выхватил саблю и спустился по ступеням к нему.

— Если он меня убьет, — выкрикнул Мансель толмачу, — то не получит ничего! Ничего, скажи ему! Скажи!

Сзади возник шум. Мансель оглянулся. Семеро воинов из полка Бари заволокли в шатер его стражу. Бейбарс кивнул евнухам:

— Уведите отсюда моего сына.

Те поспешно вынесли брыкающегося Бараку из шатра. Шестеро стражников испуганно поглядывали на коменданта. Воины султана заставили их встать на колени. Мансель посмотрел на Бейбарса:

— Что ты собрался сделать?

Голубоглазый султан не ответил. Он подошел к первому стражнику, молодому веснушчатому парню с большими карими глазами. Захватил в горсть волосы, запрокинул голову и рассек саблей горло. Из раны широкой струей хлынула кровь, расплескиваясь по ступенькам, ведущим на помост.

— Боже! — воскликнул Мансель.

Молодой стражник повалился на бок. Он даже не успел вскрикнуть. Остальные в ужасе засуетились. Двое даже попытались бежать, но вскоре их водворили на место.

Бейбарс повернулся к Манселю. С сабли капала кровь прямо на золотистую накидку, прямо на строки из Корана.

— Так ты принимаешь мои требования? Или хочешь, чтобы я казнил еще кого-то из твоих людей? Их жизнь в обмен на город. Это мое предложение.

Манселю переводчик не понадобился. Он и так все понял.

— Ты бессердечный ублюдок.

Переводчик посмотрел на Бейбарса, но ничего не сказал. Султан подошел к следующему стражнику. Этот закричал, попытался вывернуться, но его схватили два воина полка Бари.

— Этот человек или город? — спросил Бейбарс, глядя на Манселя. — Что для тебя важнее? Решай!

Прозвучал перевод.

— Меня не запугаешь! — ответил Мансель.

— Комендант, помоги! — выкрикнул стражник.

Выслушав ответ, Бейбарс сузил глаза. Его челюсть напряглась. Он полоснул лезвием сабли по горлу стражника. Этот умирал дольше. Корчился на полу рядом с поверженным товарищем, извергая струи крови, тщетно прижимая руки к разрезанному горлу.

Мансель отвел глаза.

— Прикончи его, — приказал Бейбарс одному из воинов.

— За это ты будешь гореть в аду! — прохрипел Мансель.

— Ты принимаешь мои требования?

— Нет! — прорычал комендант.

Это стоило жизни третьему стражнику.

— Ладно! — Бейбарс поднял окровавленную саблю и прошагал к Манселю.

Комендант попытался встать на ноги, но гвардейцы прижали его к полу.

— Нет! — завопил он, когда Бейбарс схватил его за волосы. Затем быстро заговорил по-арабски: — Моя жена — кузина супруги принца Богемона! Зачем тебе моя жизнь? Лучше возьми выкуп!

— Я признаю единственный выкуп. Город. Или ты его сдаешь, или я отсеку тебе голову. Ее перебросят через стену Антиохии, чтобы жители увидели цену отказа. — Бейбарс прижал лезвие к горлу коменданта. — Сдавайся!

— Я согласен! — взвизгнул Мансель, когда султан сделал надрез. По шее потекла горячая струйка крови. — Я сдаю город!

— Отведите его к стене! — прорычал Бейбарс воинам. — Пусть он отдаст приказ гарнизону. Готовьте людей. Вечером мы войдем.

Симона Манселя, коменданта Антиохии, подвели к воротам Святого Георгия, и он дрожащим голосом приказал своим воинам, а также рыцарям всех орденов прекратить сопротивление.

Бейбарс мыл руки в тазу, когда в шатер вошел воин полка Бари. Тела стражников уже давно вынесли, ковер и ступени помоста тщательно отмыли от крови.

— Мой повелитель султан.

Бейбарс потянулся за лоскутом ткани вытереть руки.

— Что?

— Мансель отдал приказ, как ты повелел.

— Ворота открыли?

— Нет, мой повелитель, — ответил гвардеец. — Гарнизон Антиохии отказался выполнить приказ Манселя. Они город не сдали.

39

Стены, Антиохия

18 мая 1268 года

Саймон начал чистить сморщенный коричневый апельсин. Повернулся к Уиллу:

— Долго это будет продолжаться?

— Не знаю. Если Мансель сможет уговорить командоров сдаться, то все закончится скоро. — Уилл сидел на бочке, устало откинувшись на стену. Его вахта закончилась. Снаружи занимался рассвет. Бледный свет начал проникать через дверной проем, но в круглой, без окон, опочивальне в основании башни будет царить полумрак до конца дня. Уилл зевнул. — Впрочем, я не уверен, что у него получится.

Коменданта Антиохии дважды подводили к воротам, и гарнизон дважды отказывался выполнить приказ сдаться. Люди на стенах наблюдали, как войско мамлюков рассредоточивается вокруг города. Один полк поставил орудия напротив двух башен, занятых группой Ламбера.

Саймон уронил апельсин на стол.

— Я говорю не о сражении. А о нас с тобой.

Уилл нахмурился:

— Что это значит?

— Ничего, — пробормотал Саймон. — Просто так.

Уилл подошел к нему:

— Если собирался что-то сказать, говори.

Саймон опустил глаза.

— Вообще-то…

— Давай же, — потребовал Уилл. — Ты ведешь себя странно уже несколько дней. Каждый раз, когда я оказываюсь рядом, находишь повод уйти. Считаешь меня виноватым, да? За свое пребывание здесь?

— Просто не хочу воевать. — Саймон качнул головой. — Не хочу.

— Но я ведь не просил тебя ехать сюда, Саймон.

— Знаю, не просил. Меня послали.

— Да не в Антиохию, а вообще на Заморские территории. Там, в Орлеане, я говорил тебе: оставайся. Говорил или нет?

— Говорил, говорил. Но ты сюда отправился не воевать, а найти Никола и забрать книгу Эврара!

— Да, но мы попали на войну. Ты и я. — Уилл ткнул пальцем в стену, за которой простирался лагерь мамлюков. — Они убили моего отца. Может быть, человек, отсекший ему голову, сейчас там, готовится к штурму.

— Ты стал какой-то не такой, — произнес упавшим голосом Саймон. — Мы прежде часто разговаривали, смеялись.

— Сейчас у меня нет настроения смеяться.

— А с Робером ты смеешься, и с другими тоже! — Саймон вздохнул. — Мне иногда так одиноко. Хочется, чтобы все стало как в прежние времена. Помнишь, в Париже ты меня учил владеть мечом?

— Так больше не будет.

— Почему?

— Потому что я уже не тот, каким был.

— А каким ты был?

— Имел отца или по крайней мере надежду с ним увидеться. Имел Элвин. У меня внутри не кипела ненависть ни к человеку, когда-то бывшему моим близким другом, ни к людям, которых я никогда не видел. Я не знал ничего о войне и о… — Голос Уилла пресекся. — В общем, у меня была надежда.

— Ты и сейчас можешь надеяться.

— На что? — Уилл посмотрел на Саймона. — Вот именно. Никакой надежды у меня не осталось.

— Тогда что же осталось? Сражаться и умереть?

Уилл не ответил. Откуда-то сверху донесся протяжный звук. К нему присоединились другие, образуя пронзительную, раздирающую душу какофонию.

Саймон побледнел.

— Что это?

— Не знаю. — Уилл подбежал к лестнице, увидел людей, бегущих наверх. — Наверное, сигнальные трубы.

Тут же раздались крики, а затем в стену что-то ударило. Башня содрогнулась, на землю посыпался град камней. Уилл начал подниматься по лестнице.

— Что мне делать? — крикнул вслед Саймон.

— Иди к лошадям.

Уилл исчез. Саймон постоял немного, пока стену не сотряс еще один мощный удар, и поспешил во двор к гончарной мастерской, где теперь содержали лошадей.

— Что случилось? — спросил Уилл сержанта, спускавшегося вниз. — Они атакуют наш участок?

— Все участки, — ответил сержант заикаясь.

Уилл добрался до бойницы, где полуодетый Робер помогал Ламберу и двум другим рыцарям зарядить катапульту одним из камней, которые они затащили на башню с помощью канатов. Уилл ринулся помочь, но, глянув на долину внизу, остановился. Под покровом ночи мамлюки выдвинулись на атакующие позиции, и теперь всю долину и склоны гор покрывала бурлящая лава из ярких плащей, тюрбанов, лошадей, копий, лестниц, таранов и катапульт.

В этот момент выстрелили три манджаника, самые близкие к их участку. Качнулись на поперечинах брусы, метнув три огромных камня, нацеленных в стену между двумя башнями. Стена сотряслась до фундамента, в воздух полетели острые осколки. С соседней башни донесся крик. Уилл увидел, как повалился рыцарь, пораженный смертоносным осколком. Гарин тоже находился на стене, заряжал катапульту. Уилл тряхнул головой и поспешил на помощь к Роберу. Гарин выстрелил из орудия, послав пучок дротиков в центр скопления мамлюков. Уилл не стал смотреть, поразили они кого-нибудь или нет, а тоже схватил веревку катапульты и отпустил брус.

Мамлюки штурмовали стену почти на всем протяжении, за исключением гористых и болотистых участков у реки Оронт. Удары следовали один за другим, почти в такт с барабанным боем. По долине гуляло эхо, похожее на громовые раскаты. Мамлюки искусно владели пращами, забрасывая защитников города глиняными шариками. На стену летели горшки с пылающей нафтой. Они катапультировали также и бочки с горящей смолой. Бочки взлетали в воздух, подобно кометам, и взрывались на башнях, освещая рассветное небо всполохами огня. Ужасны были и стрелы с пустотелыми наконечниками, начиненными нафтой и черной серой. Попадая в человека, они разрывали его на части. На участке слева от группы Ламбера пять госпитальеров погибли, пораженные одним камнем.

Антиохия отважно держала оборону. Защитники рубили поставленные мамлюками на стену лестницы, выпускали потоки стрел в пеших воинов, бросали булыжники во всадников.

Но чтобы остановить такого врага, как Бейбарс, одних только воздвигнутых в эпоху Юстиниана величественных стен оказалось недостаточно. За прошедшие столетия их не раз брали. Персы, арабы, византийцы, турки, франки. Очередное падение неизбежно. Это вопрос времени.

— Вон там совсем нет людей! — крикнул Ламбер, показывая участок, тянущийся вверх по склону на полмили их позиции, куда мамлюки направили семь манджаников. В центре стены уже образовалась приличная дыра. Правда, высоко, так что пешие воины залезть в нее не могли. К этому участку сейчас направлялись всадники в золотистых плащах.

— Это полк Бари! — крикнул пожилой рыцарь на соседнем участке.

— Боже, вот он, — пробормотал Ламбер, подходя к парапету. Во главе полка отборных воинов на черном боевом коне скакал крупный всадник в золотистой мантии и сверкающих доспехах.

— Кто? — спросил запыхавшись Уилл. Он втащил в углубление катапульты очередной камень и отпрыгнул, когда два рыцаря привели ее в действие.

— Арбалет, — ответил Ламбер. — Неужели подкрепление так и не придет? — Он увидел внизу Саймона в дверном проеме гончарной мастерской и крикнул: — Седлай коней!

Конюх моментально исчез.

Уилл подошел к парапету и вгляделся в Бейбарса — султан мамлюков скакал вверх по склону к бреши в стене. Его охватил странный трепет. То ли страх, то ли предчувствие.

Вскоре в стене появилась еще дыра. Над головой засвистели стрелы.

— Что будем делать? — крикнул Уилл, пригибаясь.

Ламбер беспомощно озирался.

Уилл схватил его за плечи:

— Ламбер! Что будем делать?

— Пойдем туда, — произнес кто-то сзади.

Уилл обернулся. Гарин стоял с мечом в руке. Волосы облепили голову, лицо и мантия перепачканы.

— Сядем на коней и двинемся туда. Будем биться, пока не придет подкрепление.

— Поздно! — сказал Робер. — Смотрите!

Стена обрушилась — с невероятным грохотом, вместе с двумя башнями. Воздух потемнел от камней и пыли.

— Матерь Божья, — пробормотал Ламбер, увидев, как рванули вперед мамлюки, ведомые Бейбарсом Бундукари.

— Они вошли! Вошли! — закричал рыцарь с соседнего участка. На башне, которую обороняли госпитальеры, затрубили тревогу. Сигнал подхватили другие, передавая вдоль стены. Мамлюки сломали стену. Город пал.

Ламбер очнулся. Крикнул своим рыцарям и сержантам:

— Вниз! По коням!

Оставив катапульты, группа ринулась с башни, задерживаясь только, чтобы схватить шлемы и щиты. Они выбежали на усыпанный камнями двор, куда Саймон вывел трех лошадей, которых успел оседлать. Лошади мотали головами и ржали, он их мягко уговаривал. Четыре сержанта побежали помочь седлать остальных.

Мамлюки ударили по городу с нескольких направлений. И вот уже появилась тяжелая кавалерия. В золотистых, алых и пурпурных плащах всадники напоминали поток огненной лавы, извергшейся из жерла вулкана. Иные несли факелы и кувшины, но большинство — длинные сверкающие сабли, инкрустированные золотом, с лезвиями, покрытыми арабскими письменами.

Они двигались вперед, убивая всех, кто попадался на пути. Люди кричали, молили, тщетно надеясь спастись.

Пытаясь унять дрожь, Уилл сжал рукоять фальчиона. Немного успокоился и крикнул: «Пошли!» — больше обращаясь к себе, чем к кому-то еще. Подбежал к своему коню, вскочил в седло. Кто-то из рыцарей подал ему щит. Следом вскочили на коней Гарин, Ламбер и еще двое.

— Куда двинемся? — крикнул один из рыцарей Ламберу. — Где линия фронта?

Молодой командор, весь белый, сжал губы и повернулся в седле.

— Мы и есть линия фронта! Deus vult! — Завидев впереди на улице первых мамлюков, он вскинул меч, пришпорил коня и рванул вперед.

Остальные последовали за ним. Уилл вспомнил, что не надел шлем, но было поздно. Поднятый меч засверкал, освещенный первыми лучами восходящего солнца. Это был шотландский клинок, из края озер, мхов и дождей, далекого от этих пыльных, выгоревших на солнце гор. Клинок его клана, им владели дед и отец. Воины полка Бари в развевающихся на ветру золотистых плащах подходили уже совсем близко. Уилл вдруг почувствовал, как у него по щекам текут слезы.

— Кемпбеллы не сдаются! Не сдаются!

Началась жестокая схватка. В сравнении с ней все эти турниры в прицептории казались детской игрой. Вот где настоящее смертоубийство. Неожиданно полученный удар чуть не выбил Уилла из седла, но он изо всех сил сжал коленями бока лошади и удержался. Когда ему удалось выпрямиться, оказалось, что щит пробит, а к нему устремился следующий воин. Уилл вскинул меч, подался вперед и ударил. В плечо, точно в прорезь в доспехах мамлюка. Тот вскрикнул. Из раны брызнула кровь. Испуганная лошадь понесла, врезавшись в поток мамлюков, наседающих на тамплиеров.

Среди воинов выделялся один, величественный, на черном боевом коне. Уилл мельком увидел его горящие голубые глаза и оскаленные зубы. Бейбарс проскакал всего в нескольких ярдах слева. И тут же совсем близко просвистела сабля мамлюка. Она задела щит и скользнула по шее коня. Раненый конь поднялся на дыбы, столкнулся с боевым конем мамлюка и начал валиться на землю. Уилл не успел спрыгнуть, стремя захватило ногу. Еще секунда, и он рухнул вместе с конем. Где-то сзади закричал Ламбер.

Когда на улице появились первые мамлюки, Робер с остальными рыцарями и сержантами, не успевшими оседлать коней, ринулся в здание. Они призывали жителей прятаться. Некоторые последовали их примеру, набились в башни, другие продолжали бежать по улицам, охваченные ужасом. Вскоре на их головы и спины обрушились сабли, иных растоптали кони. Саймон стоял в дверях гончарной мастерской. Рядом Робер с мечом в руке. Один мамлюк развернул к ним коня, но передумал и поскакал с остальными. Возгласы «Аллах акбар!» смешивались с гулом копыт и криками умирающих.

Саймон наблюдал за происходящим, онемев от страха, но, увидев Уилла на земле, забыл обо всем. Вскрикнул и выбежал на улицу. Робер не успел задержать. К нему тут же ринулись два мамлюка. Он упал на колени, прикрыв голову руками. Сабли просвистели в воздухе в паре дюймов от головы. Мамлюки не стали задерживаться и поскакали дальше, а Робер выждал момент, рванулся и затащил обезумевшего конюха в мастерскую. Тот сопротивлялся, выкрикивая: «Уилл! Уилл!»

— Мы ему помочь не сможем! — крикнул в ответ Робер, пораженный ожесточенностью конюха. Он прижал его к дверному косяку. — Тебя порежут на куски как ягненка, ты, идиот!

— Но ведь он умрет! — вопил Саймон, пытаясь оттолкнуть Робера. По его щекам текли слезы. — Он здесь из-за меня! Понимаешь, из-за меня!

Кавалерия мамлюков с грохотом проносилась мимо. Воздух оглашали крики и стоны. Появились и первые струйки дыма. Мамлюки швыряли на крыши домов факелы.

— Что значит — из-за тебя? — спросил Робер.

— Если бы Элвин знала правду, она бы не ушла. Ну, насчет зелья, которым его опоили. Я ей соврал. Специально, чтобы их разлучить. Потому что если бы он женился, то потерял бы мантию, о которой так долго мечтал. Но я не думал, что мы можем попасть сюда! — Саймон захлебнулся рыданиями. — Я не знал… Я…

— Погоди, погоди. — Робер его отпустил. — Кажется, случилось чудо.

Саймон поднял голову и сквозь слезы наблюдал за всадником в белой мантии, направлявшимся к ним. Через пару секунд он увидел на коне двоих. Впереди Гарин с окровавленным мечом в руке, сзади Уилл. За ними следовал рыцарь-тамплиер и десять тевтонцев в белых туниках с черными крестами. Некоторые ранены. Улица теперь опустела. Лишь остались лежать мертвецы.

— Что с Ламбером? — спросил Робер, взяв поводья у Гарина.

— Погиб, — ответил тот, слезая с коня.

Тевтонцы тоже спешились. Помогли раненым товарищам. Вскоре подъехали еще несколько тамплиеров из группы Ламбера.

— Если бы не они, — Гарин кивнул на тевтонцев, — мы бы тоже погибли.

Робер вгляделся в зловеще тихую улицу.

— Кавалерия мамлюков, наверное, уже в центре.

— Да, — согласился тевтонец. — У нас мало времени. Скоро откроют ворота и войдет остальное войско.

— Так что же нам остается, сдаваться? — спросил Уилл, с трудом сползая с седла.

— Сарацины нас не пощадят, — ответил тевтонец. — Мы видели, как они кромсали саблями любого, кто попадался на пути, без разбору. — Рыцарь промокнул кровь, капающую из пореза на голове.

— Может, попробуем добраться до прицептория или крепости? — предложил Робер.

— Поздно, — сказал тевтонец. — Там уже все занято пешими мамлюками.

— Что же нам делать? — спросил кто-то из сержантов.

— Бежать, — ответил тевтонец.

Гарин кивнул:

— Он прав. Это единственная возможность спастись. Выйдем через подземный ход. Их здесь несколько.

— Именно туда мы и направлялись, — сказал тевтонец. — Есть один недалеко отсюда. Проходит под стеной прямо в пещеру на склоне Силпии. Для этого надо подняться на стену. В пещере мы дождемся ночи.

— Можно пойти на север, — сказал другой сержант, — к Баграсу или…

— Там уже войско Бейбарса, — прервал его Робер.

— Тогда пошли.

Уилл двигался как в тумане, сжимая рукоять окровавленного меча. В Сафеде отец и рыцари выбрали смерть, но не будет им покоя и в могиле. Потому что дело не закончено. Эврар, Овейн, отец, орден тамплиеров, тайное братство — все от него чего-то требовали. Повелевали, за что сражаться, по каким правилам жить, и на его глазах эти правила меняли, нарушали клятвы и обещания без всяких последствий. Мир или война, прощение или месть — это он должен выбрать для себя сам. Но чтобы иметь возможность выбирать, нужно жить.

— Не отставай! — крикнул Робер.

Уилл побежал.

Первые крестоносцы выбили турок из этого города после семимесячной осады, а перед Бейбарсом Антиохия пала всего через четыре дня. Горожане пытались спастись кто как мог. Одни заперлись в домах, спрятали детей в подвалах и под кроватями, но мамлюки сожгли дома вместе с ними. Другие укрылись в крепости, но ненадолго. Только горстке удалось достигнуть грота Святого Петра, большой пещеры, где первые христиане тайно совершали обряды, а позднее прятались от преследований. Там, судорожно дыша, сгрудились священники, воины, крестьяне, купцы, проститутки, дети, а войско мамлюков тем временем ринулось через городские ворота. Бейбарс приказал потом их запереть, чтобы никто не мог спастись.

Уцелевшие городские стражники и рыцари пытались сдаться, но мамлюки крушили саблями всех, не жалея ни стариков, ни женщин, ни детей. Не пощадили даже мусульман, живших в добром соседстве с христианами несколько поколений. Они умоляли, выкрикивали что-то по-арабски, но обезумевшие от крови мамлюки уже не ведали, где свой, где чужой.

Так пала Антиохия.

В церквях и дворцах творилось невообразимое. Мамлюки врывались, кромсали священников и слуг, обшаривали помещения, собирая все ценное, мочились на алтари, ломали распятия, сжигали священные книги. Тут же походя насиловали женщин. В соборе Святого Петра вскрыли гробницы патриархов и выбросили мощи. Смеясь, давили каблуками кости, разбрасывали по полу. Прятавшийся за одной из гробниц архидьякон ухватился за ногу мамлюка, умоляя не осквернять кости его отца. Воин забил архидьякона до смерти сгнившим отцовским черепом.

В центре агонизирующего города, в большой римской вилле, расположился Бейбарс. Вышел во двор, обогнул кучу трупов и направился к фонтану освежить лицо. Державшая саблю рука болела. Бедро покалывало в том месте, где тамплиер задел острием меча. В горле жгло.

Приблизился управитель. Подождал, пока султан закончит умывание.

— Горожане в крепости сдались, мой повелитель.

— Хорошо.

Управитель поклонился.

— Ты дашь им свободу, мой повелитель?

— Нет. — Бейбарс зачерпнул ладонями воды, чтобы попить. — Все станут рабами. Завтра предложим воинам выбрать, остальных продадим. — Он на что-то наступил. Наклонился, поднял. Тряпичная кукла. Повернулся к управителю. — А как добыча?

— Много, как я и ожидал. Так что одну повозку можно раздать.

Бейбарс повернул куклу. Она казалась маленькой в его огромной руке. Посмотрел на гору трупов, где на видном месте лежало тело девочки. Черные волосы намокли в крови. Девочка выглядела чуть младше его сына.

Бейбарс метнул взгляд на управителя:

— Что еще?

— Я сказал, мой повелитель, что сокровищ очень много, но увезти сможем.

— Ладно. — Бейбарс тряхнул головой. — Раздавать будем завтра.

Управитель с поклоном удалился, и тут же к султану подошел Хадир в запачканном кровью халате. Опустился на колени, коснулся стопы Бейбарса.

— Повелитель. Я хочу раба.

Бейбарс поднял прорицателя на ноги. Захватил ладонью подбородок.

— Так где же опасность, которую ты предсказывал? — Он кивнул на горящий город. — Похоже, ты оказался не прав.

Сквозь клубы дыма неожиданно пробился луч солнца. Подернутые молочной пленкой глаза Хадира вспыхнули.

— Будущее являет себя неохотно, повелитель, — угрюмо проговорил он.

Бейбарс помолчал, затем швырнул ему куклу.

— Так вот тебе рабыня.

Хадир набросился на куклу, как кот на мышь. Сел на корточки, принялся качать, издавая воркующие звуки, подносить к лицу, нюхать.

Бейбарс кивком подозвал одного из приближенных.

— Пусть приведут коменданта Манселя и с ним писца. Сейчас я продиктую послание принцу Богемону, и комендант его доставит. Думаю, принцу будет интересно узнать участь своего города. — Приближенный исчез. Бейбарс посмотрел на воинов, стоявших у входа. — Сожгите тела, пока не налетели мухи.

40

Темпл, Акра

15 июня 1268 года

Завидев Уилла, Саймон поставил бадью с водой у дверей конюшни, вытер руки о тунику. Сильно застучало сердце. Захотелось побежать и спрятаться, подождать, пока Уилл пройдет, но он не смог.

Уилл оглянулся на его оклик. Улыбнулся, помахал рукой, но лицо по-прежнему оставалось угрюмым. Саймон почувствовал знакомый трепет, всегда появляющийся при встрече с Уиллом, еще с Нью-Темпла. Но тогда это было приятно, а сейчас…

— Что случилось? — спросил Уилл.

— Да ничего. — Саймон улыбнулся. — Как ты? Мы не виделись несколько дней. С тех пор как вернулись.

— У меня все прекрасно. — Уиллу не хотелось стоять на солнце. Оно клонилось к закату, но все равно после очередного жаркого дня было душно. А тут еще из конюшни несло навозом. — Ты хотел что-то сказать?

Тон вроде был дружелюбный, но все равно какой-то официальный. Саймон совсем приуныл.

— Днем приходил Эврар, искал тебя. Велел передать, чтобы ты к нему пришел.

— Хорошо. — Уилл повернулся уходить.

— Он сказал, дело важное, — вяло проговорил Саймон ему в спину.

Уилл оглянулся:

— Ничего, несколько часов может подождать.

Саймон прикусил губу.

— Куда ты собрался? Скоро вечерня.

— Есть дела.

— Может, я могу помочь?

— Нет.

Саймон смотрел ему вслед.

Отношения у них на Святой земле были совсем не такие, как прежде. А после Антиохии совсем разладились. Саймон спросил Робера, не говорил ли он чего Уиллу. Тот заверил его, что нет.

Странно все как-то. Все пережившие Антиохию и добравшиеся сюда стали друг другу ближе, а вот у них наоборот. Переход по скалистой пустыне в Акру лучше не вспоминать. Весь первый день, куда бы они ни оглядывались, горизонт позади скрывался в дыму. Ночами Уилл разговаривал во сне. В торопливой скороговорке Саймон смог разобрать лишь одно слово: «Элвин». Его Уилл произносил мягко, с придыханием.

Это имя камнем висело на шее Саймона. Он взял бадью, наполнил поилки лошадей и задумался.

— Надо покончить с этим раз и навсегда!

Оставив конюшню на младших конюхов, он отправился в рыцарские покои.

Робер мыл руки перед вечерней. Удивленно посмотрел на Саймона с гусиным пером и листом пергамента в руке:

— В чем дело?

Саймон осмотрелся, есть ли кто-то еще в комнате.

— Ты рассказал Уиллу?

— Я же говорил, что нет. — Робер закрыл дверь.

— Тогда почему он со мной разговаривает как с чужим? — Саймон не мог представить причину разлада с другом. Только признание, вырвавшееся у него тогда, в Антиохии, почти на пороге смерти.

— Тебе это кажется, — сказал Робер. — Уилл просто не в себе. Ничего удивительного. Он потерял отца, потом Элвин. Его предал Гарин. Нужно время, чтобы со всем этим примириться.

— Я должен искупить вину. — Саймон протянул Роберу пергамент и перо. — Прошу, напиши для меня письмо.

Церковь Святой Марии, Акра

15 июня 1268 года

Пизанский квартал, улица Трех Волхвов. Птицы выделывали в бледно-розовом небе спирали. Колокола церкви Святого Андрея зазвонили к вечерне. Звон быстро подхватили другие колокола, и вскоре город огласился эхом гулких раскатов. По рассказам моряков, эти раскаты можно слышать в море за целую милю от берега. Улицы в квартале были узкие, но здания хороши. Одно лучше другого. Стекла в окнах сияли золотом на закатном солнце, даже больно взглянуть.

Колокола умолкли. Уилл продолжал свой путь. Рыночная площадь опустела. Земля была усыпана ошметками фруктов, навозом. Потерянную какой-то женщиной шелковую шаль вяло трепал горячий соленый ветер с бухты.

Сейчас почти середина лета. В Париже скоро начнется ярмарка. Девушки станут носить в волосах ленты. В прицептории на воротах перед турнирным полем уже висит список участников турнира.

Уилл пересек площадь с навесами из голубой и зеленой ткани, вошел в ворота Венецианского квартала. Стражник безразлично кивнул — мол, проходи, тамплиеру можно, и он быстро зашагал к церкви Святой Марии. Служба почти закончилась. Уилл произнес вместе с паствой «Отче наш», подождал, пока все выйдут. Несколько человек задержались, преклонив колени в молитве. Священник возился с чашей причастия и блюдом с оставшимися облатками. На первой скамье, склонив голову, сидел человек. Уилл направился к нему по боковому проходу мимо алтаря Богоматери, окруженного десятками свечей. Такие свечи зажгли во всех церквях Акры, с тех пор как пришла весть от принца Богемона о падении Антиохии. Спасшиеся рыцари появились, когда город находился уже в трауре. Уилл взял со стойки свежую свечу, зажег от пламени одной из горящих и поставил перед мраморной статуей Мадонны, ласково смотревшей на него сверху вниз. Затем прошел к передней скамье и сел рядом с человеком.

— За кого ты поставил свечу? — спросил Гарин, поднимая голову.

Уилл пожал плечами.

— Все готово?

Гарин кивнул.

— Тут есть комната в боковом приделе. Священник нас проводит.

— Ему можно доверять?

— Я только сегодня его увидел. Но мне этого священника указал очень надежный человек. — Гарин бросил взгляд на алтарь и понизил голос. — Он согласился помочь с большой охотой. Ведь во время войны с Генуей тамплиеры поддерживали Венецию, а на другой стороне воевали госпитальеры. Кроме того, в одной из схваток тамплиеры спасли его брата.

— И ты считаешь, что может получиться?

Гарин нахмурился:

— Ты передумал?

— Нет. Я слишком много потерял из-за этой чертовой книги и хочу закончить. Но надо действовать наверняка. Например, этот слуга. Он не заманит нас в ловушку?

— Со слугой все в порядке. Он тоже пожелал помочь. По рассказам старика, пробыл в услужении у великого магистра госпитальеров двадцать лет, просился перевести в сержанты, но ему отказывали. Старик ожесточился, затаил обиду. Ну а я предоставил ему возможность отомстить и вдобавок дал золота. — Гарин усмехнулся. — У каждого человека есть сокровенные желания, Уилл. Только нужно знать, за какую струну дернуть, чтобы издать нужный звук.

— Этим уловкам ты обучился, работая с Грачом?

Гарин тяжело вздохнул.

— Тебя на самом деле волнует, можно ли доверять мне, да?

— Не в этом дело, Гарин. Я просто хочу быть уверен в удачном исходе. Если слуга сказал правду, а по его словам, книгу скоро перенесут в более надежное место, — то у нас сегодня единственный шанс.

Гарин опустил голову.

— Ты не веришь, что я изменился?

Уилл продолжал молча сидеть, откинувшись на спинку скамьи.

— Но ведь я сам предложил тебе свою помощь, — продолжил Гарин.

— У Эврара свой план возвращения книги.

— Но, насколько я знаю, до сих пор ничего не получилось.

Уилл промолчал. Пока он отсутствовал, Эврар послал за «Книгой Грааля» двух наемников. Они не возвратились. А неделю спустя на совете управителей Акры Гуго де Ревель сообщил, что в его покои проникли воры и пытались взломать железный ящик. Их настигли и убили. Узнать, кто их послал, не удалось. Эврару ничего не оставалось, как ждать.

— А у нас может получиться, — сказал Гарин. Он бросил взгляд на Уилла и добавил: — Книга мне не нужна. Иначе я не стал бы рассказывать тебе, а сделал все сам.

— А Грач? Он же разгневается, если узнает, что ты помог Эврару.

Гарин опять опустил голову.

— Я уже говорил, и не раз, — он меня заставил.

— Если тебе угрожали, почему не пожаловался инспектору? С Грачом бы расправились очень быстро.

— Но все равно он бы успел убить мою мать! — Гарин понизил голос. — Послушай, Уилл, у меня с ним все кончено. Больше мне нечего сказать.

— Для начала ты мог бы рассказать правду. Чей человек Грач? Как он проведал о книге?

— Не знаю! — Гарин полез в висевший на поясе кошель. — Смотри.

Уилл нехотя взял протянутую вещицу. Удивленно рассмотрел. Медная бляха с чеканным изображением двух рыцарей-тамплиеров верхом на одном коне.

— Ты дал ее мне после турнира. Победил ты, а я проиграл, но ты отдал мне свою награду. — Гарин с волнением наблюдал за Уиллом, надеясь, что он не заметит подмену. Настоящую он давным-давно выбросил в Темзу. — Я хочу вернуть ее тебе. В знак примирения.

Уилл помолчал. Затем вложил бляху ему в ладонь.

— Ты спас мне жизнь в Антиохии, и я благодарен тебе за это. Но друзьями, Гарин, мы снова не станем. Я не могу простить тебе… — его челюсть напряглась, он отвернулся, — случившееся в Париже.

— Я понял. — Гарин грустно кивнул, сунул бляху обратно в кошель.

Вскоре к ним подошел священник, пригласил следовать за ним. В комнате, сизой от дыма ладана, священник показал на большой сундук:

— Утром приходил человек и положил сюда все необходимое. — Он говорил с сильным акцентом.

— Спасибо, — сказал Гарин. Священник кивнул.

— Я вас покидаю. Переодевайтесь. Одежду можете оставить здесь. Эту дверь я оставлю незапертой. Выйдете через нее и тем же путем вернетесь. Дойдете до Еврейского квартала, минуете общественные бани. А дальше увидите стену командорства госпитальеров.

Священник вышел. Гарин открыл сундук, вытащил две аккуратно сложенные черные накидки с белыми крестами на груди и спине. Одну протянул Уиллу. Они быстро переоделись. На дне сундука лежал свернутый лист пергамента. Гарин его развернул. Оттуда выпал ключ. На самом пергаменте был грубо набросан план командорства госпитальеров с отмеченными покоями великого магистра де Ревеля.

Сложив свои мантии в сундук, они вышли на темную улицу. Следуя указаниям священника, быстро добрались до командорства. Затаив дыхание, вошли в ворота. Стражники подняли фонари, увидели знакомые накидки и без слов впустили.

Многолюдный двор командорства. Только что закончился ужин. Они деловито проследовали мимо слуг, мальчиков-посыльных и сержантов. Вежливо кивали любому встреченному рыцарю, тот кивал в ответ. Здешнее командорство, как и прицепторий у тамплиеров, служило перевалочным пунктом. Люди постоянно прибывали и убывали, поэтому большинство не знали друг друга.

У входа в главное здание пришлось остановиться в освещенном проходе, чтобы тайком свериться с планом. Покои великого магистра находились наверху самой высокой башни, куда вела винтовая лестница. Если вдруг кто-то встретится на пути, придется сказать, что они пришли поговорить с великим магистром. По лестнице двигались спокойно и уверенно, стараясь не вызвать подозрений. Пока план работал на удивление хорошо. Лишь бы не наткнуться на Никола де Наварра.

Наверху закругленные коридоры шли направо и налево. Сверившись с планом, они двинулись направо. Из высоких сводчатых окон открывался потрясающий вид на город, освещенный бледным полумесяцем и огнями факелов.

Снизу, из-под двери покоев великого магистра, проникал слабый свет. Уилл постучал по темному дереву. Не дождавшись отклика, постучал снова. И опять ничего. Тогда он осторожно толкнул дверь. Она со скрипом отворилась. Покои освещало пламя двух свечей на большом столе в центре. Сзади в стену вделан железный ящик. Уилл увидел его сразу. За мраморными колоннами виднелись сводчатые окна, такие же как в коридоре. Освещенным оставался лишь небольшой островок в центре, все остальное тонуло во мраке.

У стола Уилл замер.

— В чем дело? — прошептал Гарин.

Уилл показал. На столе валялись вперемежку пергаменты и перья. Некоторые разбросаны по полу.

— Может быть, здесь всегда такой порядок, — пробормотал Гарин. — Это же госпитальеры. Пошли. — Он приблизился к ящику, вытащил из кошеля ключ.

Когда глаза Уилла привыкли к полумраку, он с ужасом обнаружил открытые сундуки и гардероб с распахнутой дверцей. Содержимое переворошено и частично выброшено на пол.

— Боже, он открыт, — раздался голос Гарина. — Слышишь, Уилл, ее здесь нет.

И в ту же секунду из-за колонны к нему метнулась тень. Гарин вскрикнул, увидев сгорбленного монстра в грубом коричневом плаще, с кривым кинжалом в руке. Гнилые зубы обнажены в оскале.

Гарин не успел пошевелиться, как Грач его развернул и приставил кинжал к горлу.

— Ее там нет, потому что она у меня, ты, тупое дерьмо!

Уилл вгляделся. На поясе человека, пытавшего его в публичном доме, мелькнула книга в кожаном переплете с вытисненным золотой фольгой названием. Он узнал Грача по глазам и голосу.

— Положи! — бросил Грач, оглянувшись на меч в руке Уилла. — Или я перережу ему горло.

Лезвие полоснуло по коже, Гарин вскрикнул.

Грач усмехнулся:

— Будь уверен, я это сделаю.

— Ладно. — Уилл стал опускать меч на пол.

— Не сюда! — прорычал Грач. — Вон на тот сундук. Иначе ты успеешь его схватить.

Уилл подчинился.

— А теперь вернись туда, где стоял.

Грач выхватил из ножен меч Гарина и бросил на ковер сзади.

— Так-так. Вот ты и попался, предатель.

— Я не предатель! — Задыхаясь от страха, Гарин бросил взгляд на Уилла. — Я его только использовал, чтобы добыть книгу, а потом собирался привезти ее в Лондон, как мы договорились.

Глаза Уилла сузились. Он шагнул вперед.

— Стой на месте! — рявкнул Грач. — Он лжет. Ты никогда не умел хорошо врать, де Лион. Для этого у тебя кишка тонка.

Уилл напряженно наблюдал за рукой Гарина, медленно двигавшейся к кошелю на поясе.

— Я же, напротив, в этом деле очень хорош, — самодовольно продолжил Грач, не замечая действий Гарина. — У меня много талантов. — Он усмехнулся. — Например, умею отпирать замки.

— Не сомневаюсь, — тихо произнес Гарин.

— Ваше появление для меня большая радость. Теперь можно развлечься. Хорошая плата за необходимость переться сюда разбирать твое дерьмо. Я вначале кое-что тебе поведаю, а потом положу вместе с твоим другом вон в тот сундук. Он большой, места хватит. И вы будете лежать там в обнимку. — Грач гнусно рассмеялся. — До прихода великого магистра. Хотел бы увидеть его лицо, когда он найдет вас в своих разоренных покоях, а заветный ящик пустым! Думаю, вас поместят в одну из самых славных темниц, и очень надолго. — Его тон стал тверже. — Ты еще пожалеешь, что я тебя не прирезал. — Он посмотрел на Гарина. — Так о чем я говорил? Ах да. Помнишь ночь, когда мы покидали Париж? Ты заметил кровь на моей одежде, спросил откуда. Успокоился, услышав в ответ: поранился.

Уилл видел, как Гарин залез в кошель.

Грач прижал свою щетинистую щеку к щеке Гарина.

— Так я соврал. Это была не моя кровь, а той суки, Адели.

— Что? — Гарин застыл.

— Я ее поимел. — Грач хихикнул. — Только на этот раз своим клинком.

— Врешь, — прошептал Гарин, понимая правдивость ужасных слов.

Грач наклонился к уху Гарина:

— А теперь еще одна радостная весть. Я вернусь в Англию и навещу твою матушку. — Он горячо задышал в щеку Гарина. — Ты просто вообрази, как мы повеселимся. Вернее, веселиться буду я один.

Гарин выхватил руку из кошеля.

Уилл увидел, как блеснул металл, и понял, что это та самая бляха, награда турнира. Через мгновение Гарин вонзил острый край в глаз Грачу.

Хлынула кровь. Грач завопил, уронил кинжал, попятился, схватившись за лицо. Гарин мгновенно бросился к кинжалу и начал бить Грача не разбирая, куда попадется. Грач обмяк, скорчился на полу. Одной рукой прижимал глаз, другой отмахивался от ударов. Кровь заливала шелковый ковер, брызгала на свежепобеленные стены. А Гарин, оседлав его, все вонзал и вонзал кинжал, снова и снова, выкрикивая:

— Ты сволочь! Грязная сволочь!

Уилл схватил его за плечи.

Гарин рывком развернулся, нацелив кинжал на Уилла. Потом его взгляд прояснился, рука повисла в воздухе и бессильно упала. Грач уже давно не дышал.

Уилл сорвал у него с пояса забрызганную кровью «Книгу Грааля», схватил свой фальчион, поднял Гарина.

— Пошли. Бери свой меч.

Гарин стоял, продолжая вглядываться в мертвое лицо Грача. Уилл подбежал, схватил его за руку, потащил прочь. Внизу, заслышав топот, они заскочили в пустую комнату. Когда шаги стихли, Уилл приоткрыл дверь и увидел спину рыцаря, поднимающегося по лестнице. Повернулся к Гарину:

— Пошли!

Тот оцепенело последовал за ним в благовонную ночь.

Никола де Акр в своем соларе услышал приглушенные крики, доносящиеся с башни. Позвал двух рыцарей и вместе с ними побежал к покоям великого магистра. Они в ужасе остановились на пороге. Лежащий на полу человек с кинжалом в груди показался им великим магистром.

Выхватив меч, Никола осмотрел покои. Никого не обнаружив, подошел к убитому, лицо и торс которого представляли сплошное кровавое месиво.

— Кто это?

— Не наш, — сказал рыцарь.

— Подними тревогу, брат. Тот, кто его убил, может находиться еще здесь.

Никола направился к железному ящику, потянул за дверцу. Ящик оказался пуст. Он бросился обыскивать мертвеца.

В дверях появился де Ревель. Увидев окровавленный труп, остановился на пороге.

— Что случилось?

Никола поднялся.

— Похитили «Книгу Грааля», брат.

Великий магистр попросил второго рыцаря покинуть покои, затем повернулся к Никола.

— Кто похитил? Этот? — Он показал на труп.

— Не знаю. Думаю, их было несколько. Наверное, не поделили награду и прикончили своего. Скорее всего очередные наемники тамплиеров.

— Но нам не ведомо, брат, посылал ли их орден своих наемников в прошлый раз.

— А кто же еще, брат? — спросил Никола. — Эврар здесь. Я его видел. Он знает, где книга. И, конечно, пытается ее вернуть. — Он направился к двери.

— Куда ты?

— Надо настигнуть его сообщников. — Никола показал на мертвеца. — Они не могли уйти далеко.

— Не надо.

— Что?

— Пусть уходят. Если к нам проникли тамплиеры или их наемники, то все справедливо. Они взяли принадлежащее им по праву. Вернули себе книгу, которую мы у них похитили. — Де Ревель подошел к столу, наклонился поднять упавшие пергаменты. — Все. Довольно враждовать с орденом тамплиеров. После Антиохии это самоубийственно. Бейбарс не остановится. Поэтому либо он, либо мы. — Он поднялся, положил пергаменты на стол. — Я выполнил обещание, данное де Шатонефу. Но мы проиграли. Теперь все силы нужно сосредоточить на борьбе с сарацинами.

Де Ревель повернулся к Никола. Тот молча слушал.

— А не тратить их на междуусобицу. Мы должны попытаться забыть прошлое ради будущего.

41

Темпл, Акра

15 июня 1268 года

— Иди же! Иди! — повторял Уилл, толкая Гарина в спину.

— Погоди! — взмолился тот, сгибаясь. — Меня сейчас вырвет. — Он напрягся, но ничего не получилось. Спустя несколько секунд выпрямился. Из глаз и носа текло.

— Там уже наверняка подняли тревогу. Надо успеть добраться до церкви и переодеться. В этих накидках оставаться опасно. У тебя к тому же она вся заляпана кровью.

Гарин наклонился. У него снова появились позывы к рвоте. Затем начал всхлипывать, содрогаясь всем телом.

На них с любопытством посмотрели вышедшие из соседнего дома двое мужчин.

— Пошли! — прошептал Уилл.

Гарин поднял голову. Страдальчески сморщил перепачканное кровью лицо.

— Адель погибла из-за меня! Из-за меня!

— Пошли, у нас нет времени.

— Время? А что это такое? Уилл, что такое вообще время? Ничто, пустота. Пока ты ее не наполнишь чем-то значимым для тебя. Моя мать, дядя, все в ордене — они все хотели, чтобы я был тем, кем я не был. Адель единственная понимала, какой я на самом деле!

— Пройдет время, и твоя боль утихнет, — резко проговорил Уилл, стирая со щеки Гарина сгусток крови.

— А у тебя прошло? — Гарин опять сморщился. — Бедная Адель! Это я виноват! Виноват!

— Хватит причитать. Давай поторопись.

Гарин наконец внял здравому смыслу, и они побежали. Мимо домов, магазинов, церквей и мечетей.

В венецианской церкви переоделись в свои мантии и направились к прицепторию. Вошли не в главные ворота, а через подземный туннель, ведущий от бухты.

— Как придешь, сразу умойся, — сказал Уилл.

Гарин оцепенело кивнул и припустил через двор. Уилл проводил его взглядом, направился в покои Эврара. Здесь, как и в Париже, капеллан имел собственный солар. Из-под двери виднелся свет. Уилл вытащил книгу. Тускло блеснуло золотое тиснение на обложке. Непонятно почему, но на глаза вдруг навернулись слезы. Он постучал в дверь, дождался хриплого отклика Эврара, вошел.

Капеллан сидел за столом, писал, завернувшись в одеяло, хотя ночь стояла теплая, а в углу дымила жаровня. Прорезанные паутиной глубоких морщин щеки запали, немногие оставшиеся волосы растрепались. Казалось, за эти несколько месяцев капеллан постарел на десять лет.

— Уильям, — устало проворчал Эврар, — наконец-то ты осчастливил меня своим присутствием. — Он снова обратился к пергаменту. — Саймон тебе передал?

— Да. Он сказал, вы желаете меня видеть.

Эврар нахмурил брови:

— Тогда почему ты тянул так долго и… — Увидев в руке Уилла книгу, он замолк. — Что это?

Уилл подошел, положил поверх пергамента «Книгу Грааля».

Эврар смотрел на нее как завороженный. Выронил перо на пол. Обхватил дрожащими ладонями книгу. Поднял глаза на Уилла и прохрипел:

— Как?

Уилл сел и рассказал капеллану все по порядку.

— Неужели тебе помог де Лион?

— Да, захотел загладить вину.

— Ему еще долго ее заглаживать, — буркнул Эврар. — Значит, этот человек, охотившийся за книгой… Грач… он мертв?

Уилл кивнул.

— Ты думаешь, он работал один?

— Гарин сказал — да. Но даже если у него были сообщники, Гарин мог об этом не знать. По его словам, Грач заставлял его подчиняться. В случае отказа угрожал надругаться над матерью. Эти угрозы я сегодня слышал сам, поэтому думаю, Гарин не лжет.

Капеллан вздохнул. Медленно поднялся с книгой в руке. Направился к жаровне.

— Возможно, это все часть великого непредсказуемого Божьего Промысла. Во всяком случае, я оказался здесь, где более всего нужен.

Он бросил книгу на угли.

— Что вы делаете? — крикнул Уилл, вскакивая.

Эврар не оглянулся.

— Ее не следовало писать. Я тебе это говорил.

— Выходит, все оказалось напрасно? — спросил Уилл, наблюдая, как пламя лижет толстые страницы, как чернеет пергамент и золотое тиснение.

— Напрасно? — Книга наконец ярко запылала, и Эврар отступил от жаровни. — Мы защитили «Анима Темпли» от ее погубителей. Нет, это не напрасно. — Он протянул руки к пламени. — «Книгой Грааля» был одержим Арман, а для наших целей она не нужна.

Шаркая, Эврар возвратился к столу.

— Так все закончилось? — спросил Уилл.

Эврар усмехнулся:

— Напротив, Уильям, все только начинается. — Он как будто очнулся, вышел из оцепенения. Оживился, повеселел, как человек, у которого не подтвердился диагноз смертельной болезни. — Теперь я могу заняться восстановлением «Анима Темпли». Все это время я пытался, но на самом деле ждал, когда наше дело окончательно рухнет. Не лежало у меня к этому сердце. — Он наморщил лоб. — Жаль, Хасана сейчас нет с нами.

— Я думаю, самое важное для нас сейчас уничтожить Бейбарса.

— Бейбарса? — Эврар покачал головой. — Нет.

— Но его кто-то должен остановить.

— Только не мы, — бросил Эврар.

— Почему?

— Потому что это противоречит действиям тайного братства с момента создания. — Увидев на лице Уилла смущение, Эврар вздохнул. — Намерением Робера де Сабле было защитить орден тамплиеров от тех, кто попытается использовать его мощь для воплощения своих желаний, а также содействовать миру, развитию торговли и пониманию между народами. Затем наши цели расширились. Кстати, что такое Грааль, Уильям?

— Грааль? — Уилл пожал плечами. — Чаша, в которой сохранилась Христова кровь после распятия, или кубок, из которого Спаситель пил на Тайной вечере. Грааль толкуют по-разному.

— Так чаша или кубок?

— Я же говорю, в разных местах написано по-разному. Но какое это имеет отношение к?..

— Сказанное тобой относится к ранним версиям толкования Грааля. А в поздних работах Грааль — это меч, книга, камень, даже дитя. В моей книге он появляется в трех ипостасях: в виде золотого креста, серебряного подсвечника и свинцового полумесяца. Какая из них истинная, по-твоему?

Уилл покачал головой:

— Я не верю в существование Грааля. Это же не предмет, а символ.

— Тогда о чем же говорится в истории о Парсивале и его поисках Грааля? Что он ищет, если не предмет?

Уилл пожал плечами.

— Спасения души! — воскликнул Эврар. — Парсиваль искал спасения души. Предмет его поисков, Грааль, нельзя подержать в руках. Его нельзя купить или продать, нельзя найти, если просто искать, как ищут что-то потерянное, а лишь открыв свое сердце его сущности. Он находится здесь. — Эврар коснулся своей груди. — Это действительно некая чаша, но в сердце. Тот, кто видит Грааль в виде меча, верит, что спасение души можно найти только в войне. Тот, кто видит его как книгу, верит, что к этому может привести мудрость.

Уилл никогда не видел капеллана охваченным такой страстью. Зрачки расширились, бледные щеки покрылись красными пятнами.

— В моей книге в конце ритуала посвящения один из членов тайного братства ведет играющего роль Парсиваля послушника к котлу с кипящим маслом, который символизирует миф об огненном озере. Здесь ему дают три сокровища, три Грааля, и говорят, что в кресте заключена душа христианства, в полумесяце — дух ислама, а в подсвечнике, меноре, — сущность иудейской веры. Затем ему велят бросить эти сокровища в котел, где они сплавятся и станут единым целым. Иными словами, спасения души Парсиваль, он же послушник, достигает, добившись примирения трех религий. Вот к чему мы должны стремиться.

— Боже! — Уилл привстал. — Как это может быть вашей целью? Ведь вы капеллан, священник! Разве может христианин помышлять о таком? Написать в книге подобную ересь. Это же кощунство!

Эврар нахмурился:

— Я разочарован. Думал, ты не такой, как другие, как большинство, и понимаешь, что мы не так уж сильно отличаемся от евреев или мусульман. Разве ты мало прочел их текстов?

— Я знаю, Эврар, у нас с ними много общего, но ваша идея ниспровергает все, на чем построено общество! Не только наше, их тоже. По-вашему, мусульмане и евреи хотят примирения? Когда они полагают Христа лишь пророком и отказывают в божественной сущности? Могу вообразить, как бы рассмеялся Бейбарс, услышав об этом. Он фанатик.

— Да, фанатик, — согласился Эврар. — Но и король Людовик тоже.

— Людовик? Самый благочестивый король из всех, какие жили?

Эврар встрепенулся.

— Для нас — да, он благочестивый. А вот для мусульман праведник — Бейбарс, а Людовик — фанатик, варвар. Этот круг ненависти можно разорвать, только если одна сторона уступит и покажет истину остальному миру. Три основные религии связывают давние традиции, и прежде всего место, где они возникли. Мы родные братья — или сестры, это уж как угодно, — каждый наделен собственной индивидуальностью. Мы вышли из единого чрева, выпестованы в одной колыбели. — Эврар простер руки. — И, как братья, ссоримся, соперничаем, желаем, чтобы Отец больше внимания уделял нам. — Его голос смягчился. — Это не фантазия, Уильям. Достаточно пройтись по улицам Акры, и увидишь: там, где есть возможность, все живут в дружбе. «Анима Темпли» не предлагает что-то менять в вере, приспосабливать одну к другой, а лишь ратует за мир и взаимную терпимость, а также обмен опытом и знаниями на благо всех детей Божьих. И начнем мы отсюда. — Он махнул рукой в сторону спящего города за окном. — Это наш Камелот.

— Никогда не думал, что вы такой идеалист.

Эврар сузил глаза.

— Твой отец в это верил. И остался бы жив сейчас, если бы мы воплотили нашу мечту. Неужели нам следует отказаться от идеалов только потому, что их трудно достичь? Мы боимся тяжелого труда?

— Но мир в действительности не такой, каким вы его видите, Эврар. — Уилла задело упоминание об отце. — Вы сидите, отгородившись от него в своих покоях, и фантазируете. В Акре действительно сейчас мирно, но загляните за ее стены — там ненависть и смерть. Если бы цели «Анима Темпли» были достижимы, люди давным-давно перестали бы воевать. Наши религии примирить невозможно. Они слишком разные.

— Вера и война никак не связаны. Вторгаются в чужую страну не ради веры, а ради богатства, власти, славы. А вера лишь ширма, за которую прячут корысть и оправдывают свои бесчинства Божьей волей. Это кощунство. Если бы люди открыли свои истинные намерения, то предстали бы перед всем миром не борцами за веру, а алчными тварями. Война редко затевается из-за искренней веры. Таковы Бейбарс и Людовик. И потому они наиболее опасны.

— Так вы согласны с необходимостью уничтожить Бейбарса?

— Нет. Убив его, мы создадим мученика. Бейбарс поступает в согласии со своей верой. Защищает людей от тех, кого считает врагами. И у него своя правота. — Уилл попытался заговорить, но Эврар поднял руку. — Бейбарс рано или поздно все равно умрет, а мы смотрим гораздо дальше. Сомневаюсь в осуществлении наших целей при моей жизни, но, возможно, при твоей. — Он вздохнул. — А может, никогда. Но мы должны надеяться, Уильям. Должны верить, что можем сделать мир лучше.

— Значит, вы собираетесь восстановить «Анима Темпли» и продолжать работу?

— Да. Собираюсь привлечь новых членов, здесь и на Западе, и назначить хранителя. — Эврар поджал губы. — Вообще-то я вызвал тебя сегодня сказать, что ты выбран мной для посвящения в тайное братство. Вот так. Несмотря на все твои глупые рассуждения.

— Меня?

— Ты удивлен? Но тебе уже все известно и мы много лет вдвоем согласно работаем. Правда, я высек тебя однажды. Но это случилось давно.

— Не знаю, — тихо проговорил Уилл. — Просто не знаю.

— Чего ты не знаешь?

— Согласен ли я с вами.

— Рад это слышать. Если бы все в «Анима Темпли» всегда соглашались друг с другом, мы бы кидались осуществлять любую, даже самую глупую, идею. Разногласия — это не всегда плохо. Хасан был прав. Я слишком давно никому не открывал наших идеалов. Пора влить в братство свежую кровь. — Он посмотрел на Уилла. — Так что?

Уилл кивнул.

Эврар улыбнулся:

— Отец бы тобой гордился.

Уилл не ответил. Мечты о примирении религий казались ему несбыточными. Узнав об этом, голубоглазый султан, наверное, даже не рассмеялся бы. Потому что для него примирение ислама и христианства — кощунство. Когда Уилл думал о Бейбарсе, то представлял сто с лишним голов рыцарей-христиан, насаженных на пики вокруг стен Сафеда. И среди них голова отца. Как с этим можно примириться?

Эврар, казалось, не замечал на лице Уилла сомнений.

— Мне нужно встретиться с сенешалем, — проговорил он, поднимаясь. — Иначе дело останется незавершенным. — Капеллан прошаркал к двери. — Скоро вернусь, и мы сможем выпить.

Гарин наклонился к тазу. Провел рукой по воде, наблюдая, как она поблескивает при пламени свечей. Сзади на койках храпели рыцари. Он до сих пор не смыл кровь, хотя пришел давно. Впрочем, когда — точно не помнил. Ему казалось, прошло всего несколько минут. Наконец он сложил ладони, погрузил в воду, но оросить лицо на успел. Дверь отворилась. В солар вошли три рыцаря.

— Гарин де Лион? — сказал один.

Он кивнул, чувствуя, как вода вытекает между пальцев.

— По приказу сенешаля ты арестован по обвинению в дезертирстве.

Рыцари в постелях заворочались, начали просыпаться.

— В дезертирстве? — пробормотал Гарин.

— До сведения сенешаля дошло, что ты дезертировал с назначенного поста и прибыл сюда без позволения инспектора Французского королевства. Такое преступление наказуемо пожизненным заточением.

Гарин собрался что-то сказать в свою защиту, но язык не ворочался. Не вызывала сомнений связь обрушившегося на него удара с пособничеством Грачу. Значит, все справедливо.

— Сейчас ты будешь препровожден в подвалы прицептория. Тебе не будет дана возможность просить о помиловании, пока не проведешь там пять лет. — Рыцарь вышел вперед. Гарин увидел в его руке кандалы. Двое других обнажили мечи на случай, если он вздумает сопротивляться.

Вот об этом они зря беспокоились.

Гарин равнодушно наблюдал, как железные кандалы застегиваются на его запястьях. Казалось, это происходит с кем-то другим. Выходя из солара, он споткнулся на пороге. Рыцарь поддержал его за локоть.

— Спасибо, — проговорил Гарин.

42

Пизанский квартал, Акра

4 июня 1271 года

Дверь таверны отворилась. Уилл оглянулся. Вошел высокий худой мужчина в ярком лазоревом балахоне. На мгновение они встретились взглядами. Человек спокойно отвел глаза и направился к столу, где сидела группа купцов. Отодвинул табурет, что-то сказал такое, отчего все засмеялись. Затем налил себе из кувшина вина. Уилл глотнул из своего кубка. Сквозь щели в ставнях проникали косые лучи солнца, рисуя на столе белые линии. Где-то рядом противно жужжала оса. Стояла жара. Уиллу надоело ждать. В последнее время он стал нетерпеливым. Плохо спал. В соларе воздух был теплый и влажный, его не хватало, сколько ни вдыхай.

Какое-то время спустя дверь снова отворилась, впустив приземистого человека с оливковой кожей. Коричневые рейтузы, непритязательная накидка из грубой ткани. Вошедший осмотрелся, увидел Уилла. Подошел. Произнес по-арабски с непонятным акцентом:

— Сегодня прекрасный день.

— Бог милостив к нам, — отозвался Уилл тоже по-арабски.

— Да, он милостив, — согласился человек улыбаясь. — Уилл Кемпбелл, я полагаю?

Уилл кивнул, протянул руку. Человек посмотрел на нее с некоторым недоумением, затем понял. Взял руку Уилла и несколько раз энергично сдавил ладонь.

— Могу я предложить тебе выпить? — спросил Уилл.

— Воды, — ответил человек и сел, успев при этом быстрым движением руки прихлопнуть осу.

Уилл кивком подозвал прислуживающую девушку.

— Принеси два кувшина воды.

Она нахмурилась:

— Придется заплатить.

— Прекрасно.

— Здесь нельзя сидеть и задаром пить адамов эль, — проворчала она.

— Я же сказал, заплачу, — резко бросил Уилл.

— Нет нужды кричать, — буркнула подавальщица, направляясь на кухню.

Человек с оливковой кожей наклонился:

— Мудрость гласит: не серди того, кто должен принести тебе еду и питье. — Он откинулся на спинку стула. — Я постараюсь не брать тот кувшин, который она приготовила для тебя. Подавальщица может туда плюнуть.

— Ну а я рискну.

Пока они ждали, Уилл рассматривал человека. Он не находил в новом знакомом ничего особенного. Плотная комплекция, большие руки. Он выглядел мастеровым, занимающимся чем-то земным, — кузнец или кожевник, может быть, мелкий торговец или рабочий с железных шахт в Бейруте. Уилл представлял его вовсе не таким. Устроивший эту встречу купец из Пизы не сказал, чего ожидать.

Прислуживающая девушка возвратилась с водой. Поставила один кувшин перед человеком с оливковой кожей, другой грохнула перед Уиллом, немного пролив. Уилл нехотя протянул ей несколько пенни. После ее ухода внимательно вгляделся в воду. Человек усмехнулся.

— Может, начнем? — раздраженно проговорил Уилл, отставив кувшин в сторону.

— Конечно, конечно. Деньги с собой?

Уилл показал кошель на поясе.

Человек с оливковой кожей откинулся на спинку стула, глотнул воды.

— Тогда давай обсудим твое дело.

Темпл, Акра

4 июня 1271 года

Закончив дело, Уилл вернулся в прицепторий. Настроение в крепости, как и во всем городе, висело мрачное. Почти как осенью, когда пришла весть о кончине короля Людовика. Последовав совету брата, Шарля де Анжу, король отправился воевать в Тунис. Взял Карфаген. Но следом в войске начала свирепствовать чума. Людовик подхватил заразу, и его великий Крестовый поход закончился, так и не начавшись. Он должен был стать восьмым с тех пор, как папа Урбан II почти двести лет назад призвал христиан к оружию. Тело усопшего короля перевезли во Францию, где похоронили в аббатстве Сен-Дени.

Теперь жителей Акры привела в уныние весть о взятии войском Бейбарса крепости Крак-де-Шевалье, оплота крестоносцев. Она считалась самым неприступным бастионом христианства на Востоке и оставалась самой крупной крепостью госпитальеров. Гарнизон капитулировал после пяти недель ожесточенных сражений. А затем город был буквально стерт с лица земли. За последние три года Бейбарс оттеснил христиан к морю. Осталось лишь несколько разбросанных по побережью городов и поселений.

Двигаясь по территории прицептория, Уилл видел на лицах людей усталость и страх. В свое время тамплиеры владели на Заморских территориях почти сорока крупными крепостями. Ко времени, когда Бейбарс набрал силу, их количество сократилось до двадцати двух. Теперь же осталось лишь десять.

В последние несколько недель Уилла мучили сомнения, но теперь он получил подтверждение правильности предпринятых действий. Иначе нельзя.

Обменявшись приветствиями с несколькими встретившимися по пути рыцарями, он направился к башне, самой ближней к морю. Она считалась наиболее старым строением в прицептории — ее построили еще при Саладине. Побитые песком стены, пробившиеся в трещины пучки остроконечной травы. По обе стороны от входа стояли два сержанта с мечами.

— Доброе утро, сэр, — бодро проговорил один, завидев Уилла. — Давно вас не видел.

— Я был занят, Томас. — Сводчатый проход был низкий, Уиллу пришлось нагнуться.

— Хочу вас предупредить, — сказал Томас. — Выглядит он скверно.

Уилл остановился.

— Леонардия, — объяснил Томас. — Заболел на прошлой неделе.

— Леонардия? И сильно?

— Не хочет говорить. Но выглядит плохо.

Уилл вошел в башню и сразу из теплого июня попал в сырой ноябрь. Короткий проход закруглялся к ступеням лестницы, ведущей к верхним уровням башни, где хранилась казна. Лестницу охраняли три вооруженных сержанта. Уилл свернул направо, в круглое помещение, где находились два рыцаря. Один сидел за столом, листал толстую книгу записей, другой нес караул рядом с опускающейся решеткой.

Рыцарь на скамье поднял глаза:

— А, брат Кемпбелл. Пришел проведать узника, я правильно понял?

— Стражник сказал, он болен. Сильно?

Рыцарь недоуменно пожал плечами:

— Не наше дело следить за здоровьем узников. Мы просто держим их здесь, сколько положено по приговору. Но я уверен, твой визит его утешит. — Он кивнул напарнику. Тот сдвинул засов и поднял решетку. За ней открылась лестница, уходящая вниз, во тьму.

Чтобы не оступиться, Уилл, спускаясь по неровным ступеням, касался кончиками пальцев стены. Снизу тянуло соленым морем, плесенью, гнилью. В некоторых местах стена была ноздреватая, как черствый пирог. Вибрирующий ритмичный гул становился все громче. Башня стояла так близко к морю, что ее достигал сильный прибой. Вот наконец в самом низу стал виден факел. Он вышел в узкий коридор, высеченный в скале. Лужи на полу отсвечивали чернотой. Помещения здесь находились ниже уровня моря, и стены источали влагу. Вода из луж стекала по желобу, пробитому в полу. Двери темниц располагались по одну сторону коридора. Их насчитывалось десять. Укрепленные железными пластинами, запертые на деревянные засовы. У другой стены стоял длинный узкий стол и скамья, где три сержанта играли в шашки.

— Доброе утро, — сказал Уилл.

— Неужели утро? — удивился один. — У нас, наверное, время течет иначе. — Оставив товарищей продолжать игру, стражник прошел к двери в конце прохода и поднял покоившийся на двух консолях засов. Дверь поддалась не сразу. Пришлось дважды пнуть. — Возьмите факел, сэр.

Уилл вытащил из держателя головешку и вошел в темницу. В нос сразу ударила густая волна гнили, ощущавшаяся по пути вниз. Стражник закрыл за ним дверь, поставил засов на место. Уилл ходил сюда уже три года, но по-прежнему этот звук вызывал у него приступ легкой клаустрофобии. Пока дверь оставалась открытой, факел горел ярким неровным пламенем, а потом потускнел, едва освещая сырую темницу. На полу стояла миска с жирным на вид варевом, покрывшимся морщинистой коркой. За миской, откинувшись спиной на стену, сидел узник. Одна рука загораживала лицо от света, другую приковали к вделанному в стену железному кольцу. Это был Гарин.

Вначале Уилл ничего плохого не заметил. Гарин выглядел как обычно. Его некогда золотистые волосы, теперь серые от грязи и отсутствия солнечного света, спадали спутанными космами на грудь и переплетались с бородой, такой же длинной и грязной. Рубаха и рейтузы — их ему оставили — протерлись, ткань сгнила от сырости. Сквозь прорехи виднелась впалая грудь, кости, обтянутые мертвенно-бледной кожей. На свободной руке ногти были обкусаны, зато на прикованной к стене, поднятой так, чтобы он мог лишь присесть на туалетную лохань, отросли неимоверно. Только когда Гарин, болезненно морщась, отвел руку, Уилл увидел, что стражник предупреждал его не зря.

Он слышал о леонардии — болезни, от которой в одном из походов страдал Ричард Львиное Сердце, — но никогда не видел никого из пораженных ею. При леонардии человека одолевала крайняя слабость, одновременно болезнь поражала кожу. Уилл вглядывался в изуродованное лицо Гарина. Кожа потрескалась, начала отслаиваться. Лоб и щеки красные, как будто в ссадинах. Губы кровоточили. Один глаз прикрыт распухшим веком в струпьях. На руках тоже видны признаки болезни.

— Боже, — пробормотал Уилл, вставляя факел в скобу на стене и склоняясь над Гарином.

Гарин вгляделся в Уилла слезящимися глазами.

— Тебя не было несколько дней.

— Извини. — Уилл не стал его поправлять. В последний раз он посетил темницу больше двух недель назад.

— Если бы ты знал, как я жду твоих визитов. — Гарин говорил с трудом, страдальчески морщась, едва шевеля губами, но Уилл видел, что он возбужден. — Ты говорил в прошлый раз о прибытии принца Эдуарда. И что? Расскажи, Уилл. Мне нужно… — Он слишком широко раскрыл рот, губа лопнула. Потекла кровь.

— Сейчас расскажу, — быстро проговорил Уилл. — Только прежде поешь, хотя бы немного. — Он поднял миску с варевом.

— Я умираю, Уилл.

— Не валяй дурака. У короля Ричарда Львиное Сердце была леонардия, и он остался жить. — Уилл поднес к нему миску. — Нужно только есть и отлеживаться.

Гарин оттолкнул миску.

— Не могу есть. Очень больно.

Уилл посмотрел на кровоточащие болячки вокруг рта узника, перевел взгляд на высокие края миски и решительно сел перед ним, скрестив ноги. Извлек из варева кусок хрящеватого мяса, затем осторожно, стараясь не коснуться углов рта, пропихнул его в потрескавшиеся губы Гарина.

Вначале он навещал его редко, и то только потому, что, по словам стражников, узник умолял его прийти. Но постепенно обида начала уступать место состраданию. Уилл осознал, какую высокую цену приходится платить Гарину за преступление, которое его вынудили совершить.

Со временем визиты стали чаще, пока не сделались еженедельными. Мало того, общение с Гарином оказалось ему необходимым. Он не мог поверять свои мысли и чувства ни Эврару, ни вообще кому-то из братства. Гарин, знавший о существовании «Анима Темпли», стал единственным, с кем Уилл мог поделиться самым сокровенным. В последние месяцы он начал ценить мнение Гарина все больше и больше.

Иногда они вспоминали призраков: Жака, Овейна, Джеймса Кемпбелла, Адель, Элвин, свои общие потери. Впрочем, Элвин — лишь однажды. Гарин посоветовал написать ей письмо, но реакция Уилла оказалась на редкость резкой, и они об этом больше не говорили. Уилл старался вытеснить Элвин из памяти, убеждая себя, что она давно уже вышла замуж за какого-нибудь богатого герцога и живет счастливо. Но незаживающая рана по-прежнему болела.

— Ну вот, — проговорил Уилл, заталкивая очередной кусок в рот Гарина и морщась вместе с ним от боли, — видишь, как хорошо получается.

Гарин медленно жевал жесткое мясо и с трудом проглатывал. В свои двадцать четыре года он выглядел шестидесятилетним.

— Давай же, рассказывай.

— Новостей не так уж много. Все потрясены падением Крака. Принц Эдуард отправил посла к монголам просить помощи, но великий магистр Берар на нее не надеется. То же самое думают большинство управителей Акры. Принц несколько раз созывал совет, пытаясь объединить знать, но пока только разжег страсти.

Уилл сунул ему еще кусок.

— Что это значит? — спросил Гарин, прожевывая мясо.

— А то, что Эдуард многого не понимает. Впрочем, так случается со всеми, кто прибывает сюда впервые.

Уилл находился в числе встречающих, когда в Акру прибыл тридцатидвухлетний английский принц, а с ним тысяча рыцарей. Король Генрих остался в Англии, сославшись не нездоровье. Управители Акры радостно приветствовали принца. Первые несколько дней.

— Принц думал, война — это просто мы против них. И пришел в ярость, узнав, что венецианцы продают оружие Бейбарсу, генуэзцы снабжают его рабами, а знать Акры вроде все это одобряет. Они соперничают друг с другом, кто отхватит лучший кусок, и еще имеют наглость жаловаться, когда Бейбарс отбирает у них земли и собственность, сражаясь их же новым оружием. — Уилл шумно вздохнул и выудил из миски еще кусок мяса. — Но скоро это все потеряет смысл.

Гарин отвел его руку.

— Ты договорился?

Уилл поставил миску, вытер пальцы.

— Да, я сегодня с ним встречался.

Гарин чуть вскинул брови.

— Это очень опасно.

— Я думал, ты согласен с моим планом?

— Да, согласен. Но если великий магистр Берар проведает, что ты действуешь от имени ордена… — Гарин покачал головой. — Тогда тебе не сносить головы. Эврар тоже не обрадуется.

— Но я делал все, о чем говорил Эврар. Заводил связи с рыцарями из других орденов, находил нужных людей в высоком суде, беседовал с влиятельными еврейскими книжниками, вербовал лазутчиков-мусульман. И действительно за последние годы братство кое-чего достигло. Великий магистр госпитальеров даже начал на официальных встречах разговаривать с Бераром. Но я чувствую, это путь в никуда. Знать слишком увлечена своими проблемами и не видит дальше собственных стен. Сколько еще крепостей мы сдадим Бейбарсу? А если уйдем со Святой земли, «Анима Темпли» никогда не добьется своих целей. Почему Эврар этого не понимает?

— Ты пытался с ним разговаривать?

— Все время спрашиваю, но он по-прежнему таит что-то от меня. Я знаю, у него есть связь с каким-то эмиром у мамлюков, налаженная моим отцом, но Эврар не говорит мне, кто это. — Уилл расстроенно покачал головой. — Он не оставил мне выбора!

План, возникший у него почти полтора года назад, теперь наконец завершался. Деньги пришлось взять из сундука тайного братства. Его мучила совесть, но он продолжал идти к цели.

— Понимаешь, я уверен, этот путь единственный.

— Я с тобой согласен, — подал голос Гарин. — «Анима Темпли» никогда не добьется своей цели. Это химера.

— Все изменится, лишь бы сейчас получилось. Может быть, принцу Эдуарду удастся объединить управителей Акры. Мы соберем силы, ударим по мамлюкам и постепенно вернем земли.

Уже несколько месяцев ему снился один и тот же сон. Уилл встречается с духом отца в покинутом Сафеде. Он пришел его похоронить, но кругом разбросано много костей, и Джеймс не знает, какие его.

Но скоро все кончится. Он сможет похоронить отца, и, может быть, потом установится мир.

Уилл поднялся:

— Мне пора идти. Приду завтра со снадобьем от болячек.

— Никому не рассказывай, Уилл. Тем более Эврару. Полагайся только на себя.

Уилл кивнул. Постучал в дверь. Стражник его выпустил, он вышел из башни, сощурился от ослепительного солнца и… столкнулся с Эвраром.

Странно, старик теперь редко покидал свои покои. Он собрался улыбнуться, но, увидев выражение лица капеллана, передумал.

Эврар ухватился высохшей рукой за его мантию:

— Что ты наделал, чертов дурак?

— О чем вы говорите?

— Не прикидывайся! Мой человек видел тебя в таверне!

— Вы за мной следили?

— Я слежу за тобой уже несколько недель, — бросил Эврар. — Ты был очень занят, верно? Тайно с кем-то встречался, строил планы. Я все знаю!

— Откуда? — пробормотал Уилл.

— Заставил разговориться купца из Пизы, с которым ты встречался. Так что всем вашим делишкам пришел конец.

— Нет.

Покрасневшие глаза Эврара вспыхнули.

— Нет?

— Уже поздно, если только его не схватили. — Поскольку Эврар не ответил, у молодого человека появилась уверенность в благоприятном исходе. — Сейчас он уже покинул город.

— Тогда тебе придется сесть на своего чертова коня и поскакать ему вслед!

— Нет, — повторил Уилл, резко освободившись от рук Эврара. — Даже если бы я знал, где искать, все равно бы не отправился за ним. Мы все делали по-вашему, Эврар. Три года. Не получилось. Бейбарса мир не интересует. Мы послали почти десяток людей, чтобы его уговорить. Сколько вернулись?

— Нужно продолжать, — прошипел Эврар сквозь сжатые губы.

— Поздно. — Уилл собрался уходить.

Эврар схватил его за плечо:

— Они же повязаны с ним, дурак! И ничего не сделают. Он им платит. Зачем кусать руку хозяина?

— Там не все такие. Бейбарс начал продвигать в их круг своих людей. Они ему не доверяют.

Эврар прерывисто задышал.

— Скажи, Бога ради, где ты взял на это деньги? Из моего сундука? Да? Ах ты, змей!

— Вам требовалась моя помощь, Эврар, — вспылил Уилл. — Вы хотели, чтобы я высказывал свое мнение и сам принимал решения. Так вот, это случилось. Ваш путь завел нас в тупик. Теперь мы будем все делать по-моему.

43

Алеппо, Сирия

8 августа 1271 года

— Разве она не хороша, мой повелитель?

Калавун улыбался, глядя на дочку. Девочка подхватила на руки холеного кота с миндалевидными глазами, вошедшего в открытые двери тронного зала. Стояла духота. Слуги суетились, поднося ледяной шербет собравшимся приближенным, атабекам и придворным. Воздух казался голубым от воскуренного фимиама. Рабы работали большими опахалами.

— Годится для султана, — согласился Бейбарс, наблюдая, как будущая невестка заботливо кормит кота из серебряной тарелки. Сидящие в этом углу женщины заохали и засуетились вокруг милого ребенка. Среди них и вторая жена Бейбарса, Фатима, с младенцем на руках, вторым его наследником. Низам больше детей ему не родила.

Барака-хан сидел в задней части зала с несколькими друзьями. За последние три года мальчик вытянулся, в лице начали проявляться черты будущего мужчины. К своей невесте он не выказывал никакого интереса, но Бейбарс знал, что все впереди. Празднество, устроенное в честь помолвки, всего лишь ритуал.

На ковре под искусные переборы цитры, канунов и ритмичное постукивание дарбуков и бубнов кружились танцовщицы. Лавируя между ними, к тронному помосту с поклоном приблизился Омар.

— Лицедеи здесь, мой повелитель. Желаешь, чтобы их ввели?

— Да, — сказал Бейбарс. — А ты не уходи, садись рядом.

Омар улыбнулся:

— С радостью, мой повелитель.

Бейбарс кивком подозвал слугу.

— Очистите место, и пусть войдут лицедеи. Принеси еще кумысу.

Слуга поспешил прочь. Калавун повернулся к Бейбарсу:

— Пойду посажу невесту рядом с женихом. Надо, чтобы во время представления они сидели вместе.

Бейбарс сделал знак Омару садиться на подушки, положенные на верхнюю ступеньку помоста, — место для приближенных самого высокого ранга. Омар сел, взяв с подноса несколько фиг.

— Будь осторожен с едой, друг мой. — Бейбарс улыбнулся. — Иначе скоро не сможешь влезть в доспехи. Мы все стали проводить слишком много времени за столом и мало в сражении.

— Неужели ты не заслужил удовольствия? — сказал Омар. — Пользуйся случаем, отдыхай. Сейчас франки притихли, да и монголы тоже.

— Придет время, отдохну.

Омар поднял глаза. Лицо султана отличала напряженность. Ярость, с какой он преследовал франков и заставил отступить к морю, сжигала его изнутри. Пока цель оставалась недостигнутой, Бейбарс ни от чего не мог по-настоящему получить удовольствие. Но тогда какой же во всем этом смысл? — подумал Омар.

— Вот и они, — проговорил Бейбарс, наклоняясь взять у слуги кубок с кумысом.

Два лицедея вкатили в тронный зал тележку, прикрытую черным бархатом с вышитыми серебряными звездами и полумесяцами. Танцовщицы удалились. Барака и его юная невеста сидели на диване, рядом с тронным возвышением, и с нетерпением ждали представления. Слуги закрыли двери, задернули на окнах вышитые шторы, превратив день в ночь. Слуга в страхе отпрыгнул, когда из-за шторы с шипением выскочил странный человек с дикими глазами, в лохмотьях. Запыхавшись, он поднялся на тронный помост и скорчился у ног султана. В руках прорицатель сжимал маленькую тряпичную куклу, подаренную ему в Антиохии.

Бейбарс положил руку на темно-коричневую, всю в пятнах лысину Хадира.

— Слуга потревожил твой сон?

— Нет, это сон у меня был тревожный, — бросил Хадир. Затем неожиданно затрепетал и протянул Бейбарсу куклу.

Султан улыбнулся, положил куклу на колено.

Омар хмуро наблюдал за действиями прорицателя. Зря Бейбарс поощряет старика, после Антиохии ставшего еще более странным.

Один из лицедеев припал на колено перед помостом. Выделялись черные глаза, коричневая кожа, а всклокоченные волосы ярко сияли, покрашенные хной, так же как борода и усы.

— Мой повелитель султан. Мы нижайше благодарны тебе за пожелание призвать нас по такому радостному поводу. — Лицедей взмахнул рукой в сторону своего спутника, стройного юноши, одетого, как и он сам, в плащ из разноцветных шелковых лоскутков — синего, лазурного, индиго, бирюзового, аква-маринового, — таинственно мерцающих при свете факелов.

— Начинайте, — сказал Бейбарс.

Лицедей грациозно поднялся и возвратился к своему спутнику. Повернулся к жениху и невесте.

— Мы расскажем вам историю любви и предательства. — Он чуть заметно кивнул второму лицедею. Тот достал из-под бархатного покрывала фонарь, поставил его на тележку. Фонарь осветил свежевыбеленную стену. — История будет представлена тенями.

Собравшиеся одобрительно закивали. Эти два лицедея славились своим искусством.

— Жила-была в Аравии девушка такой ослепительной красоты, что сама луна бледнела, когда она вечером выходила к реке искупаться.

Дочка Калавуна радостно засмеялась, когда молодой лицедей, переплетая перед фонарем пальцы, создал на стене двигающуюся фигуру девушки. События развивались, руки лицедея сотворяли любящих женщин, сражающихся воинов, рычащих хищников.

Бейбарс сидел с каменным лицом. Представление его не увлекало. Хадир скорчился у его ног, наблюдая за лицедеями из-под надвинутого на глаза капюшона. Время от времени он возбуждался, когда лицедей с крашеными волосами возвышал голос, и успокаивался, когда тот переходил на шепот.

Лицедей с крашеными волосами взял с тележки горшок и соломину. Приблизился к тронному помосту и еле слышно проговорил:

— И вот старуха во дворце запела, призывая красавицу. Ее голос донес ветер, как доносит аромат цветов. — Он погрузил соломину в горшок, приставил к губам и выдул десяток пузырей. Затем поставил горшок с соломиной на мраморную ступень. Один пузырь опустился на руку Омара. Он с улыбкой передал его Бейбарсу. Пузырь лопнул. И сразу же следом тишину разорвал пронзительный крик. Бейбарс резко выпрямился. Кричал Хадир. Его подернутые молочной пленкой глаза впились в лицедея. Тот сбросил свой мерцающий плащ. В руке у него появился кинжал с золотой узорчатой рукояткой с сияющим красным рубином.

— Хашишим! — вопил Хадир. — Хашишим!

Ассасин с крашеными волосами рванулся вверх по мраморным ступеням и бросился на Бейбарса. Султану грозила неминуемая смерть. Он не успел даже подняться. Ассасин замахнулся для удара, но Омар ринулся наперерез. Ассасин свирепо вскрикнул и вонзил кинжал в грудь Омара. Тот обмяк, упав на колени Бейбарса. Дико завизжали женщины. Второй ассасин с кинжалом бросился к трону, но его сразил стоявший рядом с наследником Калавун.

Омар ловил ртом воздух.

— Схватите его! — прорычал Бейбарс, прижимая к себе Омара. — Я хочу знать, кто их послал!

Ассасин с крашеными волосами стоял не шевелясь. К нему бежали воины, но прорицатель оказался проворнее. Издав пронзительный крик, он прыгнул на ассасина с выхваченным кинжалом. Гвардейцы опоздали — Хадир расправился с соплеменником.

Бейбарс нежно опустил Омара на подушки и рявкнул не оборачиваясь:

— Лекаря! — Затем погладил бледную щеку Омара: — Погоди, сейчас полегчает.

Омар облизнул сухие губы, посмотрел на Бейбарса. Слабо улыбнулся:

— Ты выглядишь таким усталым, садик.

Он поднял руку, пытаясь коснуться лица Бейбарса, но не донес. Рука безжизненно упала.

Омар конвульсивно дернулся и затих.

Бейбарс хрипло вскрикнул, сгорбился над другом, захватив в ладони его лицо.

— Не смей, Омар. Не смей. — Султан встряхнул умирающего за плечи. — Я повелеваю тебе встать!

Но воля султана бессильна перед властью Всевышнего. Прибыл лекарь, но не смел приблизиться. Оставалось лишь одно. Бейбарс наклонился к уху Омара и прошептал:

— Ашаду ан ла илаха илла-лла. Ва ашхаду анна Мухаммадан расул-Улла. Нет Бога, кроме Аллаха. Мухаммед — его пророк.

44

Темпл, Акра

19 сентября 1271 года

— У тебя ничего не вышло.

Уилл оглянулся. У бойницы стоял Эврар. Он запыхался и вспотел, пока поднимался на стену.

— Я знаю, — сказал Уилл и снова вгляделся в позолоченную солнцем равнину. Она простиралась на восток к Галилее, где земля поднималась, чтобы встретиться с небом. Что там дальше, за этими горами, он не знал, но очень хотелось.

— Бейбарс жив и здоров, — подал голос Эврар.

— Я сказал, знаю.

— Однако убит его близкий друг. Султан послал войско разобраться с ассасинами. — Капеллан подошел в парапету. — Я им не завидую. Говорят, султан страшен в гневе.

— Они знали, на что идут.

— Но подвигнул их на это ты.

Уилл посмотрел на капеллана.

— Вы, конечно, никогда мне этого не простите, Эврар, но кто-то должен начинать. Ваше стремление к миру достойно похвалы, но если другая сторона против, то это все пустые хлопоты.

— Мое стремление? — вскинулся Эврар. — Как ты можешь себя отделять от братства?! Да, у нас разные мнения, но в конце концов мы договариваемся и действуем сообща. Ты же творишь самосуд. Видно, забыл де Ридфора и Армана?

— Вы не можете сравнивать меня с ними.

— А почему? Они использовали «Анима Темпли» для своих целей. А кому служил ты, давая ассасинам наше золото?

— Нам, — ответил Уилл с вызовом. — Ордену тамплиеров, христианству.

Эврар ткнул в него пальцем:

— Убить султана и сделать из него мученика — это в наших интересах? Или христианства? Не обманывайся! Ты делал это для себя. Чтобы отомстить за отца. — Капеллан тяжело закашлялся и выплюнул за парапет комок мокроты. — Я не успел рассказать тебе до конца о наших планах, Уильям. — Эту фразу он произнес по-прежнему с гневом, но уже тише. Вспышка гнева его утомила. — Следует винить только себя самого, что вовремя не заметил, когда ты начал разочаровываться в нашем деле.

— О чем вы не успели рассказать? — спросил Уилл, удивляясь виноватому тону старика.

Капеллан ответил не сразу. Он долго сопел, разглядывая фруктовые сады внизу. Наконец Эврар повернулся к Уиллу.

— О том, что я наладил отношения с человеком, с которым установил связь твой отец. В отличие от Бейбарса мой осведомитель склоняется к переговорам. — Эврар на секунду замолк. — Это эмир Калавун.

— Калавун? — удивленно проговорил Уилл. — Но это же чуть ли не самый близкий к Бейбарсу человек! Командовал войском при вторжении в Килинию, где погибли тысячи армян. Как это оказалось возможным?

— В душе Калавун хочет мира. Понимает, что война не принесет блага его народу. Он один из тех, кто привел Бейбарса к власти и сам занял высокое положение, но со временем осознал, что султан ненавидит нас за обиды, нанесенные ему еще в молодости. Эта ненависть теперь вредит их собственному народу в такой же мере, как и нам. Калавун не питает большой любви к франкам, но симпатизирует целям тайного братства и знает, что его народу, как и нашему, выгодно не воевать, а торговать. По рассказам, твой отец произвел на него большое впечатление. Но Калавун вынужден таиться, действовать очень осторожно. Бейбарс ничего не должен заподозрить. Иначе конец. Поэтому, желая мира, он воюет. Что ж, порой мир приходится добывать ценой крови.

— Но все равно изменить что-то Калавун сможет только после смерти Бейбарса.

Эврар кивнул:

— Правильно. Сейчас все его внимание направлено на наследника, Барака-хана. Недавно он сосватал за него свою дочку. Если бы ассасины убили Бейбарса и мамлюки прознали, что их наняли франки, они бы ожесточились, двинулись на нас всей своей силой. Это был бы второй Хаттин. Мы бы потеряли то немногое, что осталось, а вместе с этим надежду на мир с мусульманами, не говоря уже о дружбе. Если же Бейбарс умрет естественной смертью, то его наследник может стать нашим союзником. Вообрази, Уильям, чего мы сможем достичь, если будем разговаривать друг с другом не языком войны, а разума.

Уилл вглядывался в капеллана.

— Почему вы не рассказали мне это раньше? Если бы я знал, то не стал бы… Но я не знал. — Он мотнул головой. — Наверное, не хотел знать.

— Когда я подошел, ты что-то там высматривал. — Эврар махнул в сторону гор. — Что?

— Ничего мне не найти, — пробормотал Уилл.

Эврар криво усмехнулся:

— Я пока еще не ослеп и все вижу. Ты смотришь в сторону Сафеда, как мусульманин в сторону Мекки. Мечтаешь до него добраться. Тебя съедает горе.

— Я очень тоскую по отцу, Эврар, — ответил Уилл и обхватил голову руками. — Мне его так не хватает.

Эврар взял Уилла за плечи.

— Посмотри на меня, Уильям. Я не могу вернуть тебе отца, никто не может. Но я заверяю тебя, он погиб не напрасно. Он привлек на нашу сторону Калавуна, и мы по-прежнему можем надеяться на мир.

— Я так и не получил возможности сказать ему, как я сожалею.

— Мне неведомо, что произошло между вами, но я знаю: он тебя любил. Мы встречались лишь однажды, и я это сразу увидел. Он прибыл на Святую землю для дела, на которое находят мужество лишь очень немногие из живущих на этой несчастной земле. Он пришел сюда не для своей выгоды, не ради денег, власти или даже Бога. Он прибыл, уверовав в возможность улучшить мир. И за это я восхваляю твоего отца. Тебе следует об этом задуматься.

— Он меня так и не простил.

— Главное — стать свободным от прошлого самому, а не ждать прощения от других. — Эврар покачал головой. — Я священник, Уильям. Могу отпустить человеку грехи перед Богом, но если он не раскаялся, то будет пребывать грешником до конца жизни.

— Я не знаю, как освободиться от грехов. Не знаю. Мои друзья, они все знают, чего хотят. Они здесь на месте. Саймону хорошо в конюшне. Робер не задумывается — действует как заведено. Даже Гарин в своей темнице умиротворен, как никогда прежде. Вы оказались правы, когда однажды сказали, что я хочу стать рыцарем ради отца. Я много лет провел в ожидании, питая надежду быть увиденным отцом в рыцарской мантии, и только после его гибели осознал, что сам даже не знаю, чего хочу. У меня была Элвин, но… Когда я смотрю в завтра, Эврар, то ничего там не вижу.

— Ты живешь сегодня, — отрывисто бросил Эврар. — Вот и живи. А будущее само придет.

— Но что у меня сегодня?

— Возможность изменить будущее. — Эврар замолк. — Я не могу тебя научить, как избавиться от вины. Иногда это невозможно. Но могу предложить то, ради чего стоит жить. Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы тебя бранить? Не только. Я пришел также предложить тебе выбор. Там внизу собирается братство. Мы будем приветствовать нового хранителя.

— Вы его нашли?

— Да, наконец-то. Ты можешь пойти со мной и присоединиться к братству, а можешь не ходить. Ты можешь освободиться от всех обязательств.

— Перед братством?

— И перед орденом, если пожелаешь. — Эврар пожал плечами. — Ты помог мне вернуть «Книгу Грааля» только потому, что хотел стать рыцарем. А сейчас сам признался, что рыцарем хотел стать только ради отца.

— Я помогал вам не только ради этого, Эврар.

Капеллан отмахнулся:

— Я не виню тебя за желание избавиться от моего наставничества. Да, я поступал с тобой не лучшим образом. Но это уже в прошлом, и ты давно можешь все решать сам. Предпочтительно, конечно, выбрать что-то по-настоящему разумное. В «Книге Грааля» рыцари направляют Парсиваля в его поисках, но в конце он сам должен решить: либо примирение трех религий, либо мир раскалывается на части. И он выбирает примирение. — Эврар скривил губы. — Правда, прежде сделав несколько ошибок. Решай, Уильям. Либо ты с нами во имя будущего, либо найди свою тропинку и иди вдоль какой-то другой дороги. Но в любом случае иди вперед.

Уилл посмотрел на горы на востоке. За время беседы солнце село и высоко в небе зажглась первая звезда. Чуть солоноватый воздух пропитался запахом олив, сена и кожи. Снизу доносились человеческие голоса, ржание коней. Из города слышалось мычание коров на рыночной площади, звон колоколов и даже детский смех. Вокруг продолжалась жизнь. Ее знакомые приметы успокаивали.

Эврар прав. В отличие от отца Уилл жаждал отмщения. И, поддавшись чувству мести, чуть не разрушил дело. Он сторонился идеалов «Анима Темпли» не потому, что в них не верил. Ему очень не хотелось, чтобы умирали люди, а сыновья теряли отцов. Он не хотел верить, потому что не желал отказываться от возмездия. Только сейчас ему стало окончательно понятно — освободиться от зла можно только продолжив дело отца.

Уилл в последний раз взглянул на раскинувшийся внизу город и повернулся:

— Я остаюсь.

— Тогда пошли, — буркнул Эврар и двинулся к лестнице. Кажется, ответ Уилла его не удивил.

Братство собиралось редко и всегда в разных местах, стараясь не привлекать излишнего внимания. Сегодня они собрались в покоях сенешаля. Эврару удалось привлечь в тайное братство двух новых членов, но в прошлом году один из стариков умер, так что их теперь осталось шестеро. Уилл с Эвраром прибыли последними.

Дверь открыл сам сенешаль — человек могучего сложения, энергичный, правда, рано облысевший. Он почтительно кивнул Эврару, внимательно глянул на Уилла. Когда Эврар сообщил в братстве о делах Уилла с ассасинами, сенешаль требовал немедленного ареста, но братство ограничилось лишь отстранением от дел на два месяца. Сенешаль, разумеется, такой мягкостью был недоволен.

В просторных покоях на табуретах сидели трое остальных. Молодого капеллана-тамплиера из Португальского королевства Эврар пригласил в братство после долгих размышлений, заметив у молодого человека острый интерес к изучению сходства мусульманской, еврейской и христианской веры. Еще один новый член братства оказался тоже молодым. Этот рыцарь родился и вырос в разношерстной общине Акры. В углу сидел пожилой рыцарь, который, как и сенешаль с Эвраром, помнил власть Армана де Перигорда.

Войдя в покои, Уилл увидел еще одного рыцаря. Высокий темноволосый человек в черном плаще, отороченном кроличьим мехом. Он стоял у очага, изучая изображенную на стене карту мира с Иерусалимом в центре.

Эврар повернулся к Уиллу:

— Уильям, сейчас я представлю тебя новому хранителю «Анима Темпли». Уверен, он окажет нашему братству столь же неоценимую помощь, как в свое время его прадед. — Он подвел Уилла к очагу. — Мессир, это молодой человек, о котором я говорил.

Хранитель повернулся. Уилл узнал принца Эдуарда, сына короля Генриха III, наследника английского трона.

Ошеломленный, но успевший поклониться, Уилл произнес:

— Милорд.

Эдуард протянул руку:

— Для меня честь быть знакомым с вами.

Ощутив крепкое пожатие принца, Уилл продолжил:

— А для меня, милорд, большая честь увидеть вас снова.

— Снова? Не припомню, чтобы мы прежде встречались.

— Это было одиннадцать лет назад в Нью-Темпле. Вы прибыли с его величеством королем Генрихом для встречи с Юмбером де Пейро. Я нес щит моего наставника, Овейна ап Гуина.

— Ах вот оно как. — Эдуард улыбнулся. — Боюсь, что плохо в тот день запомнил лица. Голова была занята другим. — Уилл заметил в глазах принца легкое раздражение.

За эти годы Эдуард сильно изменился и выглядел совсем не таким, каким его запомнил Уилл. Он, несомненно, возмужал, стал сдержаннее. Веко одного глаза у него было такое же массивное, как и у отца. Он пытался уравновесить этот недостаток, открывая глаз шире, отчего оставалась постоянно вскинутой бровь. Это придавало лицу принца слегка насмешливое выражение. Он стоял, высоко подняв голову, устремив на Уилла холодный уверенный взгляд. В общем, настоящий король.

Эдуард повернулся к собравшимся:

— В последние годы отношения моего отца с орденом тамплиеров оставляли желать лучшего. В отличие от его дяди Ричарда он не смог окончательно принять независимость ордена на своих землях. Я рад предоставленной возможности стать последователем первого хранителя тайного братства и надеюсь, что отношения между орденом и английской короной со временем будут такими же, как и при его правлении.

— Мы приветствуем ваше решение стать хранителем братства, милорд принц, — произнес сенешаль. Он подождал, пока Уилл усядется на табурете рядом с капелланом-португальцем, который настороженно улыбнулся, и оглядел собравшихся. — Так начнем же, братья?

— Да, брат, — отозвался Эврар, — необходимо многое обсудить. Но думаю, вначале следует выслушать нашего хранителя, пока мы не углубились в детали. Итак, милорд.

Эдуард кивнул.

— Когда отец Эврар рассказал мне о целях вашего братства, я подумал, что смогу способствовать их достижению. Бейбарс, кажется, прекращать войну не намерен, и если все будет так продолжаться дальше, то мы скоро потеряем все наши земли. Поэтому нужно действовать быстро. — Принц на пару секунд замолк, давая членам братства время усвоить сказанное, затем продолжил: — Выжить возможно, лишь установив мир. На этой неделе я вел переговоры с правителями Акры, в том числе и с вашим великим магистром и магистром госпитальеров, и сумел их убедить. Они поддерживают мое предложение. Конечно, о моих делах с вами они ничего не ведают. Я намерен предложить Бейбарсу перемирие. — Принц вскинул руку, предупреждая возможные возражения. — Да, я понимаю, война неизбежна, даже если он согласится. Но у «Анима Темпли» будет более твердая основа для продолжения работы, а мы сможем сохранить оставшиеся земли.

— Перемирие с Бейбарсом? — спросил сенешаль. — Не могу представить, как добиться его согласия.

— Его могут подвигнуть к этому монголы. Прибыв сюда, я направил послов к ильхану Персии Абахаю с просьбой о заключении союза против Бейбарса. По сведениям послов, ильхан увидел выгоду в союзе с нами. Монголы укрепят гарнизоны крепостей, еще удерживаемых нами, и у Бейбарса, когда узнает об объединении с монголами, пропадет охота их осаждать. Теперь я намерен уговорить ильхана послать небольшое войско из Анатолии для угрозы северным крепостям мамлюков. Я сам отправлюсь на юг, чтобы тоже ударить по нескольким крепостям. Война нежелательна, но на время подобные действия могут оказаться нашей единственной надеждой. Потери если и будут, то малые. Удары нужны, чтобы Бейбарс понял, какие силы ему противостоят. Думаю, это сделает его более сговорчивым и он пожелает принять предложенное перемирие.

Обаяние принца не могло не подействовать на Уилла, но поверить в услышанное не удавалось. Он еще не встречал человека, столь уверенного в себе. Принца слушали с напряженным вниманием. Эврар улыбался, очевидно, довольный правильным выбором. Остальные, казалось, разделяли его восторг. «Так почему же, — спрашивал себя Уилл, — я принцу не доверяю?»

Началось обсуждение. Братья задавали Эдуарду вопросы, что-то предлагали, уточняли детали. Уилл наблюдал за принцем, пытаясь найти объяснение. Но не обнаружил ничего. Эдуард был внимателен и вежлив, однако в голове Уилла засела короткая вспышка раздражения в самом начале. Как будто с лица Эдуарда соскользнула маска. Всего лишь на мгновение, но Уилл успел увидеть его истинное лицо.

Обсуждение закончилось. Два молодых рыцаря и капеллан ушли. Уилл тоже направился к двери, но его остановил Эврар. В этот момент к ним полошел принц.

— Я рад, что вы пришли ко мне с предложением стать хранителем, брат Эврар.

Капеллан кивнул:

— Я не сомневаюсь, что мы можем сделать друг для друга очень многое.

— Остался один нерешенный вопрос, мы недавно его обсуждали. Я хотел бы знать, вы приняли решение?

— Да, конечно. Я согласен.

Эдуард улыбнулся:

— Спасибо. Вы не представляете, как будет доволен мой отец. — Он отогнул полу плаща и снял с пояса кошель. Протянул Эврару. — Здесь часть долга. Остальное, как я говорил, будет передано после моего возвращения в Англию.

— Я напишу инспектору в Париж. Он все сделает.

— Я был бы благодарен, если бы мог получить расписку.

— Конечно, — ответил Эврар. — Я пошлю кого-нибудь, чтобы вам принесли.

— Нет нужды, брат, — произнес сенешаль, вставая. — Я должен сегодня посетить темницы. Могу сопроводить принца до казначейской башни.

— Темницы? — спросил Эдуард. — И много у вас здесь узников?

— Сейчас только трое. — Сенешаль открыл дверь. — К сожалению, нам приходится наказывать наших братьев, но дисциплина — это то, на чем держится наш орден. — Сенешаль мрачно глянул на Уилла. — Без нее он перестанет существовать.

Сенешаль покинул покои. Принц последовал за ним, набросив на голову капюшон.

— Ты правильно решил, — произнес Эврар.

Уилл повернулся:

— Что?

— Остаться с нами. Я верю, что у нас сейчас появилась возможность все изменить. — Капеллан улыбнулся, его глаза сияли. — Как тебе его план?

— Хорошо, если получится. А что это он вам дал? — Уилл показал на кошель в руке Эврара.

— Часть долга короля Генриха. — Эврар посмотрел на кошель. — Думаю, небольшая. Но это лишь начало. — Он положил кошель в карман сутаны. — Ты должен написать письмо в Париж, инспектору де Пейро.

— О чем? — Уилл не видел Гуго де Пейро с тех пор, как покинул Париж, но знал, что Робер время от времени обменивается письмами с их старым товарищем, после смерти предшественника ставшим инспектором Французского королевства.

— Чтобы он приказал доставить драгоценности английской короны королю Генриху в Лондон.

— Под чью ответственность?

— Ты изобразишь на письме подпись великого магистра Берара, — ответил Эврар, направляясь к двери. — И постарайся сделать это сегодня, Уильям. У нас впереди задачи много важнее.

Гарин кое-как доел оставшийся в миске жидкий суп с непроваренным рисом и протянул миску стражнику.

— Спасибо, Томас.

Стражник кивнул:

— Извините, суп не такой хороший, сэр. Но вы знаете, те, наверху, они не дают сюда ничего, кроме объедков.

— Я тоже когда-то был сержантом и знаю, что такое объедки. Суп можно есть. — Он улыбнулся. — А вот капля-другая вина сильно бы помогла.

Томас осторожно глянул на открытую дверь камеры.

— Мне жаль, сэр, но сегодня я не могу. Сенешаль должен прийти с проверкой. Если узнает, что я давал вам вино…

— Не бойся, — прервал его Гарин, — я буду молчать. Выпью быстро.

— Сегодня нельзя, сэр.

Томас быстро вышел и с грохотом задвинул засов. Гарин устало выругался. Откинул голову на стену. Без вина время тянулось много медленнее. Может, удастся упросить Томаса позднее, когда проверка закончится? Хотя он, наверное, к тому времени сменится. А кто заступит, неизвестно. Иные стражники, как, например, Томас, ему сочувствовали. Даже называли сэром. Но Гарину эта вежливость была ненавистна. Он воспринимал ее как насмешку. Пусть уж лучше Томас называет его дерьмом, как остальные, получавшие удовольствие от возможности унизить того, кто прежде был выше их. Сами-то они никогда рыцарями не станут.

Гарин быстро научился прятать достоинство и гордость не только от тех, кто его унижал, но и от себя. Если стражники открывали дверь, когда он справлял нужду, Гарин не морщился, а заставлял себя продолжать. Они со стуком ставили миски с едой на пол, так не дают корм даже псу, а он их благодарил. А потом ел. Гарин убеждал себя, что может ко всему этому привыкнуть. Прошло время, и он действительно привык. Но над снами Гарин оказался не властен и, проснувшись, долго отгонял от себя воспоминания о красках, запахах и всем остальном.

Услышав за дверью голоса, он встрепенулся. Затем опустил голову и закрыл глаза. Сенешаль любит читать поучения, так что лучше прикинуться спящим. Может, не станет будить.

Дверь отворилась. Гарин услышал голос Томаса:

— Стукните, когда закончите, сэр.

Когда дверь захлопнулась, Гарин понял, что сегодня сенешаля своим спящим видом с толку не собьешь. Проверяющий уже стоял рядом. От него исходил слабый аромат чего-то приятного — наверное, вина и фруктов, которые он ел за ужином. Гарин ждал, когда сенешаль, как обычно, наградит его пинком, но ничего не происходило. Он чуть приоткрыл глаза и с удивлением увидел черную накидку. Это, должно быть, капеллан, мелькнуло в голове Гарина, но затем он разглядел не грубую шерстяную ткань, а одеяние из тонкого черного бархата, аккуратно отороченное кроличьим мехом. Гарин перестал притворяться, поднял глаза и… встретил холодный взгляд принца Эдуарда.

— Боже! — вырвалось у него невольно.

— Ты ошибся, — сказал Эдуард, приседая на корточки. — Я всего лишь человек, хотя иногда отправляю людей в ад, когда они мне неприятны. Ты это должен помнить, Гарин.

— Как вы сюда?.. — Голос Гарина пресекся.

Эдуард кивнул:

— Мои люди быстро разузнали, как тебя найти. Ты знаешь, слуги очень болтливы. А потом я сделал так, чтобы меня сюда пригласили.

— Что вам надо? — прошептал Гарин, глядя мимо Эдуарда на дверь. Прикидывал, войдет ли Томас, если он закричит.

Эдуард проследил за его взглядом.

— Сюда никто не войдет. Сенешаль охотно согласился впустить меня в темницы, чтобы я посмотрел, как содержатся его заблудшие братья. — Он рассмеялся. — Чтобы я сказал им несколько мудрых слов, призвал к искреннему раскаянию. Ну, что-нибудь такое. — Смех резко оборвался. — А надо мне вот что. — Эдуард внимательно посмотрел на Гарина. — Поначалу меня интересовала судьба книги, за которой тебя послали, но я уже знаю, что она уничтожена. Теперь хочется узнать, где мой слуга Грач.

Стоило принцу произнести это имя, как в Гарине вспыхнула давно забытая ненависть. А с ее появлением исчез страх. Он как будто очнулся.

— Я убил эту сволочь! — прохрипел Гарин. — Живого места на нем не оставил!

Глаза Эдуарда вспыхнули гневом, но он тут же вновь обрел хладнокровие.

— Да. Я так и думал: произошло нечто фатальное, раз он не вернулся. Грач был очень послушный.

— Злобная тварь. Он собирался надругаться над моей матерью… а потом убить. Он убил мою… — Гарин замолк и закрыл глаза.

— Признаюсь, временами Грач действовал весьма грубо, но всегда доводил дело до конца, чего я и требую от своих слуг. Ты это знаешь, Гарин.

Гарин спокойно встретил взгляд Эдуарда.

— Да, я вас предал, убил вашего слугу. Но и вы меня предали — оставили ни с чем. Чего вам от меня сейчас надо?

— У меня на службе ты получал хорошее вознаграждение. Ты сам решил оставить меня ради… — Эдуард обвел рукой темницу, — этого.

— Нет. Я сделал неправильный выбор в самом начале, согласившись вам служить. И все потерял. Дядю, друзей-тамплиеров, Адель, свободу. Все. Остался ни с чем. И если вы пришли меня убить, делайте свое дело. Если нет, уходите. Мне все равно так и так конец.

Эдуарда слегка удивила агрессивность Гарина.

— Понимаю, тебе больше нечего терять, — произнес он после непродолжительного молчания. — Но зато есть возможность кое-что приобрести.

— О чем вы? — пробормотал Гарин.

— «Анима Темпли», — веско произнес Эдуард. — Тайное братство, в которое входил твой дядя. Так вот: сегодня я избран его хранителем.

— Что? — Гарин почувствовал, как его крохотный мир, уже зашатавшийся с прибытием Эдуарда, начал раскалываться.

— Несколько недель назад ко мне пришел с предложением Эврар де Труа. Он, видите ли, чувствует, что я могу помочь в их деле. — Эдуард засмеялся. — В результате королевские драгоценности возвращаются на свое место, а значит, моя коронация пройдет достойно. Теперь я управляю тамплиерами, а не они мной, как в былые времена моим слабоумным папашей. — Глаза Эдуарда заблестели. Он стиснул челюсть, так что заиграли желваки. Английский принц имел много личин, но это было подлинное лицо. И самое ужасное. Честолюбивый безжалостный тиран.

Гарин видел это несколько раз, когда встречался с принцем в Лондоне.

— Тогда вы добились чего хотели, — пробормотал он. — Они дадут вам все.

— Когда я взойду на трон, то приберу орден тамплиеров к рукам, — продолжил Эдуард, не слушая Гарина. — Расширю королевство в самые ближайшие годы. Для этого использую силы ордена. Я его, а не он меня. — Принц впился взглядом в Гарина. — Вот чем мне интересно «Анима Темпли». А цели его нереальны и далеки от христианства. Они против всего, на чем стоит наше общество. Против Бога. Со временем, когда я получу от братства все, что желаю, оно погибнет. Я об этом позабочусь. Но пока пусть занимаются своими глупостями. Конечно, они в этом не преуспеют, но будут заняты и не станут встревать в мои дела. Вот добьюсь перемирия с султаном Бейбарсом и оставлю Эврара и его убогих питомцев тщетно сражаться за свою утопию, а сам буду использовать людей и деньги тамплиеров для своих целей. Пусть попробуют вякнуть. Ведь теперь мне ведомы все их тайны. А им очень не хочется, чтобы они стали известны миру.

— Вы намерены заключить перемирие с Бейбарсом? — спросил Гарин.

— Конечно. Это даст нам возможность собрать силы для будущей войны. Не ради мира я пришел сюда, а чтобы воплотить извечную мечту христианства. Перемирие будет временным. Вот соберем войско и обрушимся на них со всей мощью. — Красивое лицо Эдуарда озарилось торжеством. — Отвоюем Иерусалим, очистим его улицы от всякой нечисти, как сделали крестоносцы тогда, в первый раз. Святой город принадлежит нам по праву. — Эдуард замолк, затем посмотрел на Гарина. — Для этого мне нужны такие люди, как ты. — Его тон смягчился.

— Нет, — пробормотал Гарин, чувствуя, как его покидают последние силы. — Пожалуйста, уходите.

— Я могу вытащить тебя отсюда, добиться прощения. Ты вернешься в Англию, увидишь мать.

Гарин разлепил веки.

— Мать?

— Последние несколько лет ей живется несладко.

— Вы… вы ее видели?

Эдуард грустно кивнул.

— Маленький сырой домик в Рочестере начал разваливаться. А ты можешь дать ей такую жизнь, о какой она всегда мечтала.

— Зачем я вам нужен?

— А затем, что я знаю тебя лучше, чем ты себя.

Гарин пытался отогнать слезы.

— Нет, вы меня не знаете. Я изменился.

— Гарин, мы с тобой очень похожи. Я увидел это сразу, при первой встрече. Мы оба знаем, чего хотим: власти, богатства, земель, положения. Этого желают многие, но только такие, как мы, способны взять это сами, а не ждать, пока поднесут, тем временем постепенно превращаясь в дерьмо.

Гарин отрицательно покачал головой:

— Мне никогда не позволят вернуться в орден тамплиеров. Сенешаль — член тайного братства. Он убьет меня раньше, чем я дождусь возвращения мантии. Им известно о моем участии в охоте за «Книгой Грааля».

— Ну, это мы посмотрим. Кроме того, на моей службе тебе не обязательно оставаться тамплиером. Я же сказал, что намерен расширить королевство. Как только взойду на трон, мне будут нужны свои люди в других землях. Люди вроде тебя. Так что нечего гнить в этой темнице. — Эдуард поднялся, моментально превратившись в великана. — Я вижу, ты сейчас устал. И потому оставляю тебя. Отдохни, подумай. Я пробуду в Акре, пока Бейбарс не подпишет договор о перемирии. Затем вернусь на Запад собирать новый Крестовый поход. Уверен, ты сможешь передать мне весть, когда примешь решение. — Принц подошел к двери, постучал. Снаружи загремел засов. Эдуард бросил взгляд на туалетную бадью. — Возможно, скоро ты избавишься от этой отвратительной вони.

Дверь захлопнулась, и Гарин тут же потерял сознание.

45

Алеппо, Сирия

10 февраля 1272 года

Бейбарс сидел, откинувшись на спинку кресла. Наблюдал за Барака-ханом. Сын склонился над пергаментами, сосредоточенно наморщив лоб и выпятив челюсть. Углы пергаментов поднимал сквознячок. В покоях было много арочных окон. Бейбарс потянулся к кубку с кумысом, осушил. Из тени возник слуга, снова наполнил кубок. С улицы доносились удары молотков. Восстанавливали крепостные ворота, поврежденные четыре месяца назад, во время осады города монголами.

В октябре к городу подошел тумэн персидского ильхана. Бейбарс с большей частью войска направился к Дамаску, чтобы захватить несколько крепостей франков на юге, и оставил в Алеппо малый гарнизон. Монголы легко взяли крепость, не почти ничего не разрушили и горожан погибло немного. Но войско не остановилось, а двинулось дальше на юг, сея панику среди мусульманского населения. Бейбарсу пришлось послать подкрепление. Однако тумэн, превосходящий по численности полки мамлюков, отступил к Анатолии.

Одновременно с монголами в долину Шарона на юге вторглись франки под предводительством английского принца Эдуарда. В последние месяцы Бейбарс слышал о нем все чаще и чаще. Поход не принес Эдуарду никаких плодов, но Бейбарс понял — этого принца не следует недооценивать. Крестовый поход короля Людовика не удался, но его брат, Шарль де Анжу, король Киликии, являлся дядей Эдуарда. В прошлом Бейбарс чуть ли не дружил с этим Шарлем, но сейчас не исключал, что дядя и племянник могут объединиться для нового Крестового похода. Хадир тоже это предсказывал и предупреждал действовать осторожно и не затрагивать интересы принца.

— Он, конечно, молод, — бормотал прорицатель, — но в нем сидит лев. Я это вижу.

— А возможно, слышал от моих придворных, — холодно возразил Бейбарс.

— Он похож на тебя, повелитель, — продолжал бормотать лукавый Хадир. — Когда ты был моложе.

Бейбарс допил кумыс, поднял глаза на тяжело вздыхавшего сына:

— Ты закончил?

— Не могу! — Барака бросил гусиное перо на пол, забрызгав плитки чернилами. — Синджар дает мне задачи, хотя знает, что я не могу их решить.

— Он хочет тебя научить, — устало проговорил Бейбарс.

— Можно я решу задачи завтра, отец? — сказал Барака, повернувшись в кресле. — А сегодня поеду на охоту. Калавун обещал меня взять.

— Поедешь, когда закончишь уроки.

— Но, отец…

— Ты меня слышал? — Бейбарс со стуком поставил кубок на стол.

Барака вздрогнул, отцовский тон его напугал. Обиженно выпятив губу, он снова повернулся к пергаментам.

— Могу я побеспокоить тебя, мой повелитель?

Барака и Бейбарс повернулись. В дверях стоял Калавун, почти доставая головой до верхнего края арки. Уже тронутые сединой темные волосы зачесаны назад и собраны в хвостик. Одет в темно-синий плащ, цвета его полка.

— Эмир Калавун! — Барака вскочил, подбежал, схватился за его большую ладонь. — Пошли, посиди со мной. Помоги с уроками.

Калавун улыбнулся мальчику:

— Я уверен, ты хорошо справишься сам.

— Нет! — Барака снова надул губы. — Потому что уроки Синджара глупые.

— Он хороший учитель, — мягко проговорил Калавун. — Тебе нужно его ценить. Он учил меня арабскому, когда я только попал в армию мамлюков.

Барака отпустил руку Калавуна и уныло уставился в пол. Но вскоре снова оживился.

— Ты обещал меня взять на охоту!

— Только если, — Калавун бросил взгляд на Бейбарса, — позволит твой отец.

— Пожалуйста, отец, — взмолился Барака.

— Возьми свои пергаменты и отправляйся к Синджару. Закончи с ним. Я хочу поговорить с Калавуном.

Барака быстро собрал пергаменты с задачами и направился к двери.

— Ты забыл перо, — окликнул его Калавун.

— Слуги принесут другое, — ответил Барака. — Они для того здесь и нужны.

Калавун проводил его взглядом, затем повернулся к Бейбарсу:

— Зачем ты призвал меня, мой повелитель?

Бейбарс устало поднялся с кресла.

— Кажется, мой сын любит тебя больше, чем меня. — Он направился к большому сундуку, открыл крышку, извлек серебряный футляр для свитков.

— Меня ему любить легче, мой повелитель. Ведь я не могу быть с ним строгим.

Бейбарс протянул футляр Калавуну и сел.

Эмир извлек свиток, начал читать.

— Франки предлагают перемирие. — Он оторвал глаза от пергамента. — Когда ты это получил?

— Вчера.

— Сказал кому-нибудь?

Бейбарс отрицательно покачал головой:

— Тебе первому.

— Подписано королем Киликии.

— Да. Узнав о намерении принца Эдуарда, Шарль де Анжу предлагает посредничество между мной и франками. Думаю, он надеется на наши прежние добрые отношения.

— Им много не нужно, — сказал Калавун, продолжая просматривать письмо. — Только бы удержать то, что осталось.

— Пусть уберутся домой, тогда и война закончится. А то лезут ко мне со всякими перемириями.

Калавун помолчал.

— Мы отобрали у франков большую часть земель, и с нынешним войском они не могут нам угрожать. По крайней мере в обозримом будущем. Монголы много опаснее. Даже если франки замышляют временное перемирие, все равно нам выгодно его принять.

— Я не желаю с ними мира, — тихо проговорил Бейбарс. — Я говорил Омару, что нам никогда не очиститься от западной скверны, если мы будем с ними любезничать, как в свое время Саладин. — Он направился к окну.

— Иногда для блага наших людей надо идти на уступки, — сказал Калавун. — Иначе придется воевать и с франками, и с монголами. Франки сейчас слабы и предлагают нам передышку. Давай используем эту возможность.

— Наверное, ты прав, — пробормотал Бейбарс, — но с тех пор, как Омар… — Он закрыл глаза. — С тех пор, как он погиб, я не могу думать ни о чем другом.

Бейбарс похоронил друга шесть месяцев назад. Трупы двух ассасинов сожгли вместе с тележкой. Настоящих лицедеев, которые должны были выступать на печально окончившемся празднике, вскоре нашли мертвыми в одном из городских домов. Тела лицедеев почти полностью разложились, значит, их убили давно. За это время ассасины успели подготовиться к представлению. Бейбарс жестоко расправился с укрывшимися в горах ассасинами, но это не могло заполнить пустоту в душе, возникшую после ухода Омара. Со временем она ощущалась все больнее. Иногда он вдруг приказывал призвать Омара, и слуги заикаясь напоминали султану, что его приближенный умер.

— Я только сейчас осознал, как нуждался в нем. — Бейбарс открыл глаза. — Мне так не хватает его советов.

— Как ты думаешь, мой повелитель, что предложил бы тебе Омар, если бы он был здесь? — спросил Калавун.

Бейбарс слегка улыбнулся:

— Омар бы посоветовал мне согласиться на перемирие. Он был воин, но в душе войну ненавидел. Пытался это от меня скрыть, но я все видел на его лице. — Султан перестал улыбаться. — А ты, Калавун, предложишь мне то же самое?

— Предложу, мой повелитель.

Бейбарс помолчал. Потом отвернулся от окна.

— Так тому и быть. Отправь франкам в Акру послание с моим согласием. Я дарую им мир. На время.

В этот вечер Бейбарс опять отправился в город в темном плаще и тюрбане. На этот раз за ним на почтительном расстоянии следовали два воина из полка Бари. С факелами.

Достигнув амбара, он приказал им оставаться снаружи. В последнее время сюда начали наведываться дети. Рисовали на полу древесным углем, разбрасывали лепестки роз. Сегодня он цветов ей не принес, а просто опустился на колени с пустыми руками. Закрыл глаза и представил ее такой, как тридцать лет назад. Время и войны его возлюбленную не коснулись. Ей по-прежнему шестнадцать, и так будет всегда: нежное гладкое лицо без единой морщинки, черные блестящие волосы. Он нарубил в амбаре дров, а потом она смеясь плескала воду из кувшина на его голую грудь, недавно исполосованную хлыстом. Он тоже смеялся, пока не увидел тень в дверном проеме. Неизвестно, сколько времени хозяин стоял вот так, наблюдая за ними.

Бейбарс открыл глаза. Но перед ними еще какое-то время маячил красный крест на белой рыцарской мантии. Он впечатался в его память, как клеймо. Бейбарс провел пальцем по губам, затем прижал их к земле.

— Я должен отдохнуть, любимая, прежде чем закончу начатое. Я устал. Очень устал.

Он застыл в этой позе на какое-то время, затем поднялся и вышел. Глянул на воинов:

— Сожгите амбар.

Султан Бейбарс наклонился сорвать с куста цветок розы и пошел прочь. Сзади начало разгораться пламя.

46

Темпл, Акра

15 мая 1272 года

Уилл застал Эврара, как всегда, за рабочим столом. Сейчас капеллан, прищурив подслеповатые глаза и наморщив шишковатый лоб, точил гусиное перо.

— Принес? — спросил он, не поднимая головы.

Уилл положил на стол кожаный кошель. Эврар в последний раз двинул ножом и отложил перо. Раздвинул мягкие кожаные складки кошеля. На солнце засияли камни — киноварь, агат, малахит, лазурит.

— Красиво. С ними чернила не выцветут и через тысячу лет. — Эврар закрыл кошель, посмотрел на Уилла. — Завтра я растолку их в порошок. Спасибо. Сам я на рынок пойти не могу. — С трудом поднявшись, он прошел к шкафу положить кошель. — В последние дни едва нахожу силы встать с постели.

— Я хочу поехать в Кесарию.

— Что? — Эврар повернулся.

— Хочу присутствовать при заключении договора.

Капеллан положил кошель на полку и закрыл шкаф.

— Откуда ты узнал? Ведь об этом еще не объявляли.

— Робера де Пари включили в группу.

Эврар с сомнением покачал головой:

— Не важно, откуда ты узнал, но об этом не может быть и речи.

— Почему? — Уилл говорил спокойно, но голос слегка подрагивал.

Эврар вскинул брови:

— Я думаю, ты знаешь почему. Кто нанял убийц-ассасинов, черт возьми?

— Вот поэтому я и хочу поехать.

— Потому что в первый раз сорвалось? — Эврар обреченно взмахнул высохшей рукой. — Рыцари, которые поедут на встречу с Бейбарсом, уже выбраны.

— Но вы можете поговорить с Эдуардом, чтобы он включил меня. Сошлитесь на желание участия в этом деле члена «Анима Темпли». Кроме того, я здесь один из немногих, кто знает арабский. — Уилл заговорил быстрее, боясь, что капеллан его прервет. — Я хочу работать, Эврар. Принимая решение остаться в братстве в тот вечер на стенах Антиохии, когда вы рассказали мне о Калавуне, я все серьезно обдумал. Я хочу доказать это вам и продолжить дело моего отца.

— Я знаю, знаю, — пробормотал Эврар.

— Тогда почему вы до сих пор используете меня как мальчика на побегушках и не даете настоящих поручений, как остальным в братстве?

Эврар молчал.

— Потому что вы мне не доверяете, — ответил за него Уилл.

— Это неправда.

— Правда. Но я вас не упрекаю. Однако прошло полгода, Эврар! Я хочу работать, а не попусту тратить время. Если я не подхожу, то изгоните меня из братства или дайте возможность исправить ошибки.

Едва заметный кивок капеллана пробудил в Уилле надежду.

— Ты прав, я действительно пока не давал тебе серьезных поручений. Но не с тем, чтобы наказать, а из осторожности. Пойми, эта миссия крайне опасна. Бейбарс — человек непредсказуемый. За эти годы к нему не раз отправляли послов с предложением мира. Вернулись немногие. А если он пожелает с презрением отвергнуть наши мирные намерения, прикажет отсечь всем вам головы и отослать обратно в корзине? — Эврар откинулся на спинку кресла. — Хотя ты своими выкрутасами не раз заставлял меня страдать, Уильям, но я все равно хочу видеть твою голову там, где она есть.

— Сейчас султан так не поступит, — ответил Уилл. — Это выглядело бы несерьезно, ведь он уже прислал весть, подтвердил согласие. Бейбарс — чудовище, но все же не мелочный. — Уилл с мольбой посмотрел на капеллана. — Эврар, я никогда не просил вас ни о чем для себя. А вот сейчас прошу, позвольте мне поехать.

Эврар взял перо и нож, затем раздраженно отложил. Вздохнул.

— Тогда поклянись не делать никаких глупостей. — Не дав Уиллу ответить, он быстро добавил: — Поклянись именем своего отца!

Уилл выдержал его взгляд.

— Клянусь, Эврар. Я вас больше не подведу.

Капеллан долго молчал, потом кивнул.

Сегодня в конюшне стояла необычная духота. И без того спертый воздух вдобавок пропитался запахом навоза. Но Саймон работал. Складывал на сеновал мешки с драгоценным овсом. Время от времени отмахивался от надоедливых мух, с противным жужжанием круживших вокруг головы. Стряхивал пот с лица.

Поставив очередной мешок, он наклонился взять с пола кувшин с водой.

— Саймон.

Он стремительно выпрямился, ударившись головой о кормушку. Уронил кувшин. Вода разлилась.

Негромко выругавшись, Саймон развернулся, потирая ладонью больное место.

На пороге в прямоугольнике яркого света вырисовывался силуэт высокой стройной женщины с медно-золотистыми волосами. Саймон узнал голос еще прежде, чем повернулся. Какое чудо видеть ее во плоти, в розовом платье! Последние четыре года он каждый день ждал ее прихода и страшился этого.

— Я получила твое письмо, — сказала Элвин. Она выглядела сейчас старше и спокойнее.

— Не думал, что ты можешь приехать.

— Я тоже не думала. Но так получилось. Я всегда мечтала увидеть Святую землю.

Саймон вытер руки о тунику. Нерешительно приблизился.

— Приплыла на корабле?

— Да, на купеческом.

— Королева тебе позволила?

— Именно по милости королевы Маргариты я сюда и попала. Тело короля Людовика наконец доставили в Париж. Его похоронили в Сен-Дени, и дворец погрузился в траур. Вскоре пришло твое письмо. Я его прочла и разорвала пополам. Но сохранила. — Элвин пожала плечами. — Не знаю почему. А потом его случайно нашла королева и заставила меня все рассказать.

Саймон покраснел. Еще бы, ведь его тайну узнала сама королева.

— Она настояла, чтобы я отправилась сюда, — продолжила Элвин. — Сказала, любовь так редко бывает в жизни женщины, и ее надо беречь. Не знаю, может быть, поэтому я и здесь. Уилл — рыцарь, мне известно, что он… — Голос Элвин дрогнул. — В общем, я получила твое послание. — Ее зеленые глаза долго разглядывали Саймона. — И понимаю, почему ты решил мне все рассказать.

Саймон отвернулся.

— Хочешь увидеть Уилла?

— Он здесь? Не знаю… — Элвин вздохнула. — Пожалуй, да. Хочу. — Она оглянулась на главные ворота, где несли караул несколько сержантов. — Но боюсь привлекать внимание. Стражники позволили мне войти, потому что я назвалась племянницей великого магистра. — Она неожиданно улыбнулась, и на мгновение перед Саймоном мелькнула прежняя озорная девчонка, много лет назад проникшая на борт «Терпеливого».

— Правильно. — Саймон оглядел конюшню. Сейчас почти все сержанты находились в большом зале на обеде, но скоро зашумят во дворе. Он открыл дверь кладовой, где держали седла и упряжь. — Посиди здесь. Я пойду поищу Уилла. — Саймон откашлялся, неуклюже переступил с ноги на ногу. — И приведу к тебе.

— Спасибо, — мягко отозвалась Элвин.

Уилл увидел Саймона, как только вышел из рыцарских покоев. Конюх устало ковылял по двору. Они встретились взглядами. Саймон остановился, вскинул руку. Между ними смеясь пробежали четверо юных сержантов. Обед закончился. Во дворе становилось оживленно. Их глаза снова встретились, и Уилла поразило выражение его лица. Он подошел:

— Что случилось?

— Ничего.

Уилл вскинул брови:

— Но ты выглядишь, как будто что-то случилось.

Саймон предпринял героическую попытку улыбнуться.

— Нет. Все в порядке. Просто… хм… понимаешь, я тебя сейчас немного удивлю.

— Удивишь?

В этот момент Уилла окликнули.

Он обернулся. К ним направлялся Робер. Великолепные белокурые волосы, выгоревшие, ставшие почти белыми, как и его мантия, собраны в хвостик.

Робер приветливо кивнул Саймону и схватил плечо Уилла.

— Ты поговорил с Эвраром?

— Да.

— И что?

— Он согласился пойти к Эдуарду.

— Хорошо. — Робер улыбнулся. — Тогда поедем к Арбалету вместе.

— Уилл, мне нужно идти, — пробормотал Саймон.

Уилл бросил на него рассеянный взгляд:

— Да скажи наконец, в чем дело.

Саймон открыл рот, затем мотнул головой:

— Лучше, если ты увидишь сам.

Он развернулся и направился к конюшне.

Уилл задумчиво улыбнулся Роберу.

— Думаю, он перетрудится на солнце. Поговорим через пару минут, хорошо?

Робер кивнул:

— Я буду в оружейной.

— Погоди… — крикнул Уилл, догоняя Саймона.

Тот не замедлил шага.

Когда они приблизились к конюшне, Уилл остановился.

— Саймон.

Конюх обернулся.

— У меня нет времени для игр. Скажи, в чем дело.

— Зайди сюда, хотя бы ненадолго, — проговорил Саймон и скрылся в конюшне.

Уилл раздраженно вздохнул, но последовал за ним. Саймон стоял у кладовой с непроницаемым лицом. Когда Уилл приблизился, он открыл дверь и отступил в сторону. Уилл нахмурился, встревожившись от странного поведения друга, шагнул вперед и… замер. Девушка повернула к нему лицо. Тонкие полоски солнечного света, проникавшие в щели задней стены, окутали ее хрупкой золотистой паутиной. Во рту Уилла пересохло, в сознании взорвались тысячи слов, требовавших, чтобы их выкрикнули одновременно. Затем все слова перемешались, осталось лишь одно. Он произнес его на удивление спокойным голосом, не похожим на его собственный.

— Элвин.

Она чуть улыбнулась:

— Здравствуй, Уилл Кемпбелл.

Уилл шагнул к ней, не замечая, как Саймон тихо закрывает за ним дверь.

Они молчали. И с каждой секундой тишина становилась все тягостнее и гуще. Тесная, простреливаемая солнцем кладовая, пропахшая кожей и навозом, казалось, расширилась, стала всем миром. Кружилась голова. Уилл не мог ни пошевелиться, ни даже вздохнуть, тем более оторвать глаза от Элвин.

— Как ты поживаешь? — спросила она, внимательно глядя на него.

Уилл пошевелился.

— Хорошо. — Он шевельнулся снова. — А ты?

— И я хорошо.

Уилл опять шагнул вперед, не сводя с нее глаз, и неожиданно произнес:

— Элвин, я не собирался тебя покидать и не собирался ничего менять. Так получилось. Понимаешь, так получилось.

— Тогда почему ты уехал? — спросила она. — Почему ты был с… — Она замолкла, отвернулась, затем снова встретилась с ним взглядом. — Почему ты был с той девицей?

Уилл тяжело вздохнул. Потер лоб.

— Помнишь книгу, которую ты достала по просьбе Эврара?

— У трубадура? Конечно, помню.

— Ее у нас отобрали, и мне пришлось преследовать похитителя.

— Да, — пробормотала она, — ты мне это сказал тогда во дворце. Когда… предложил стать твоей женой.

Уилл опустил глаза.

— В тот вечер мы с Эвраром готовились к отъезду, и вдруг прибегает мальчик с вестью. От тебя. Ты просишь срочно прийти… в таверну. — Уилл растерянно пожал плечами. — Я помчался. А там наверху меня захватил один злодей. Приставил к горлу кинжал. Потом привязал к креслу, начал бить. Угрожал расправиться с тобой. Требовал сказать, где книга. Оказывается, сообщение от тебя подстроил его сообщник, Гарин де Лион, чтобы заманить меня туда. Пришлось все рассказать, а потом Гарин опоил меня каким-то зельем, положил в постель и оставил.

— Гарин? — удивилась Элвин. Саймон в письме об этом не упоминал. — Зачем он так сделал?

— Его заставил тот злодей. — Уилл мотнул головой. — Впрочем, сейчас это не важно. Злодей давно мертв, а Гарин в темнице. Тебе нужно знать лишь одно: я был там не по своей воле.

— Но почему ты не прогнал девицу? Как ты дозволил, чтобы она…

— Так я же сказал, меня опоили. Это зелье затуманивает разум. Я вообще не понимал происходящего и ничего не помню. Даже слова не мог вымолвить, не то что пошевелиться.

Элвин кивнула.

— Но почему ты не объяснил? Почему уехал и не вернулся? — Она резко отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы.

Уилл хотел подойти, но не решался.

— На следующее утро, как только я осмыслил, что произошло, хотел тут же бежать к тебе, но меня остановил Эврар. Не знаю, почему я его послушался. Наверное, тогда еще был не в себе. Наставник потребовал отправляться в погоню за похитителем книги и… за Гарином. А я…

— Месть для тебя оказалась важнее, чем я?

— Не в этом дело, Элвин. Я тогда сильно заболел и стал совершенно беспомощным. Мы добрались до Орлеана, а там я слег. Провалялся три месяца. Был у самого порога смерти. А когда полегчало, Гарин и похититель книги отбыли на Святую землю. Я мечтал вернуться к тебе, но пришлось отправляться туда. Закончить дело. Мне хотелось вернуть себе право выбирать.

— Почему ты не написал? — спросила она после долгого молчания.

— Пытался. Начинал сотню писем и ни одно не смог закончить. Шло время. Я стал думать, что ты, наверное, вышла замуж, у тебя семья, дети, ты счастлива. Я не хотел причинять тебе страдания, не хотел вмешиваться в твою жизнь, о которой ничего не знал. Понимаешь, я боялся. — Он помолчал, затем тихо добавил: — Я поступил как дурак.

— Да. — Элвин улыбнулась. — Помнишь, как мы мечтали о Святой земле?

Уилл грустно кивнул.

Улыбка Элвин стала шире.

— Тогда я часто в мечтах представляла, как мы отправимся туда вместе. Зимой, когда спускался туман, я закрывала глаза и воображала, как мы стоим на мраморном балконе в золотом дворце, где стены и полы усыпаны драгоценными камнями, а перед нами простирается синее-синее море, какое только можно представить. — Элвин чуть прикрыла глаза. — На тебе рыцарская мантия и блестящие доспехи, на мне белое шелковое платье. Ты обнимаешь меня и говоришь слова любви. С этой мечтой я засыпала многие годы. — Элвин обвела руками вонючую тесную кладовую и рассмеялась.

Уилл не смог удержаться. Улыбка тронула его губы. Он попытался их сжать, но засмеялся вместе с ней. И, непонятно как, Элвин оказалась в его объятиях. И они хохотали, и всхлипывали, и прижимались друг к другу. Наконец отстранились, смущенные порывом страсти.

— Я даже не знаю, как ты сюда попала, — сказал Уилл.

— Это долгая история, — ответила она, вытирая глаза, — расскажу потом. Если коротко, то я приплыла сюда с купцом. Венецианским.

— У тебя есть где остановиться?

— Да, в доме этого купца. — Элвин поймала руку Уилла и улыбнулась. — Он поставщик королевского двора в Париже. Королева Маргарита повелела ему дать мне здесь работу и кров. У него мастерская одежды в Венецианском квартале. Он хороший, добрый человек, и жена его добрая женщина. У них три дочери, я с ними подружилась.

Уилл улыбнулся. На башне ударил колокол. Он оглянулся.

— Хочется побыть с тобой подольше, но…

— Я поняла, мне нужно уходить.

— Нет, ты не поняла. Элвин, послушай, я должен уехать. Надеюсь, всего на несколько дней. Это необходимо.

Элвин кивнула.

— А потом, — продолжил Уилл, — мы будем говорить и говорить… — Он глянул на свою мантию. — Не знаю, как мы… даже если…

Элвин его остановила, прижав палец к губам.

— Не надо сейчас ни о чем таком думать. Я еще здесь не обжилась. Мне нужно время привыкнуть. — Она хотела проскользнуть мимо, но остановилась, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Увидимся, когда вернешься.

После ее ухода Уилл долго сидел, не в силах стряхнуть оцепенение. Щека в месте поцелуя отчаянно горела.

47

Темпл, Акра

20 мая 1272 года

— Все, моя подпись, кажется, высохла. Можешь забирать.

Принц Эдуард протянул Уиллу кожаный футляр для свитков. Тот засунул его в притороченную к седлу сумку и туго затянул ремни. Плечи дрожали от напряжения, как будто на них взвалили тяжелую ношу. Эврар не только уговорил принца включить Уилла в группу, но и предложил назначить старшим.

— Вы уверены, что мы посылаем достаточно людей, мой принц?

Эдуард повернулся к великому магистру госпитальеров:

— Им не придется сражаться, магистр де Ревель.

— Но это неизвестно, милорд. Даже если Бейбарс намерен заключить договор, до Кесарии надо скакать два дня. По пути могут встретиться бедуины и напасть на небольшую группу в надежде на добычу.

— Это сомнительно, — прозвучал глубокий баритон Томаса Берара, великого магистра тамплиеров. — Кроме того, брат, — добавил он, обращаясь к магистру госпитальеров, — не надо показывать излишнюю воинственность. Ведь это мирные переговоры.

Гуго де Ревель кивнул:

— Я лишь немного осторожничаю, брат. Мы же не хотим, чтобы с ними что-то приключилось.

Они посмотрели на Уилла.

Он поклонился:

— Ничего не случится, милорды.

Великие магистры удовлетворенно кивнули и продолжили беседу с другими управителями Акры, которые пришли присутствовать при отъезде группы.

— Удачи, Кемпбелл, — бросил Эдуард и развернулся к трем королевским рыцарям, державшим наготове коней.

Предложенный Эдуардом план установления мира на Святой земле пока выполнялся на удивление успешно. Этого никто не ожидал. Как и освобождения Гарина из темницы. Он вышел три дня назад, проведя в заточении четыре года. Никто ничего не объявлял, просто взяли и выпустили. Гарин пришел к Уиллу попрощаться, а потом скрылся в покоях для слуг, бледный, подавленный, навсегда отлученный от ордена тамплиеров. Уилл спросил Эврара о причине помилования, тот ответил — по просьбе хранителя. Оказывается, Эдуард навестил Гарина в темнице, увидел, в каком он состоянии, и пожалел. Спустя несколько месяцев он завел разговор с сенешалем и Эвраром, узнал причину заточения Гарина и предложил увезти его с собой в Англию. Сказал, что хочет сделать Гарина писцом для работы с «Анима Темпли». Свободы у него будет там немного, работа трудная, и вообще, мол, лучше использовать его знания на пользу братству, чем бесполезно гноить в темнице. Уилл часто умолял Эврара смягчить наказание Гарину, и вот под влиянием принца Эдуарда капеллан наконец смилостивился.

Казалось, Уилл не имел причин сомневаться в мотивах принца, но что-то в Эдуарде по-прежнему его тревожило. Как туманный намек на присутствие в лесу дыма или странная тень, возникшая на стене.

— Уильям.

Он оглянулся. К нему, шаркая, шел Эврар в наброшенном на голову капюшоне, несмотря на жаркий день.

— Береги, — пробормотал он, кивая на сумку у седла.

— Обязательно.

— Там вся наша надежда.

Уилл удивился, увидев на покрасневших глазах капеллана слезы.

— Жаль, что я не могу отправиться с вами, — проговорил Эврар, поглядывая на рыцарей, прикрепляющих к поясам бурдюки с водой, приспосабливающих шлемы и мечи. В Кесарию отправлялись пять гвардейцев Эдуарда, шесть тамплиеров, четыре госпитальера и три тевтонца, чтобы продемонстрировать силу и единство христианского мира, от имени которого заключается этот договор.

— Эврар, не тревожьтесь, — твердо произнес Уилл. — Мы благополучно туда прибудем. Обещаю.

Лицо капеллана сморщилось в улыбке.

— Я на это надеюсь, Уильям.

Уилл вскочил в седло и пустил коня к Роберу де Пари и остальным тамплиерам. Там же стоял и Саймон.

Он улыбнулся Уиллу и протянул бурдюк с водой.

— Это тебе.

— У меня уже есть один, — сказал Уилл, поглаживая бурдюк, привязанный к сумке на седле.

— Правильно, — согласился Саймон, — а теперь будет два.

— Ну что ж, давай. — Уилл протянул руку.

— Ну, счастливо.

— А чего ты такой грустный, Саймон? И вообще, все ведут себя так, как будто мы назад не вернемся. — Уилл посмотрел на Робера. — Не очень ободряет, правда?

— Я вовсе ничего такого и не думал, — запротестовал Саймон.

Уилл улыбнулся:

— Ладно, до встречи.

Кесария

22 мая 1272 года

На месте города Кесария была пустыня. Разваленные дома, вздымающиеся в небо арки соборов без крыш. Повсюду пепелища, засыпанные серым песком улицы.

Бейбарс на холме задумчиво смотрел на город, разоренный мамлюками, ощущая внутри неприятную пустоту. Он повернулся к Калавуну, гарцевавшему рядом на коне:

— Лагерь разобьем в городе. Пошли людей убедиться, что мы первые прибыли, затем поставь у входов стражу. Надо быть готовыми к их появлению.

— Да, мой повелитель.

Бейбарс некоторое время разглядывал Кесарию, потом снова обратился к Калавуну:

— Когда они прибудут, встреть их. Приведи ко мне одного, главного. Остальных пусть стерегут воины полка Бари. — Он помолчал. — Нужна осторожность, Калавун. С франками на этих землях почти покончено. Еще один толчок, и они уйдут навсегда. Но загнанный в угол зверь опасен. Они могут использовать любую возможность. — Стоило султану вспомнить о покушении ассасинов, как его взгляд отвердел. — Постарайся, чтобы ничего не случилось.

— Конечно, мой повелитель.

Уилл и рыцари приблизились к разоренному городу, когда вечер только начинался. Провалившиеся крыши домов и полуразрушенные арки поблескивали на янтарном закатном солнце. В берег с порывистыми вздохами ударял прибой. Морские птицы кружили, вспугнутые проезжающими рыцарями. Кавалькада в молчании въехала в разрушенные городские ворота. Подковы гулко стучали в зловещей тишине. Уиллу казалось, как будто они вошли в гробницу или церковь.

— Неужели мы здесь будем подписывать мирный договор? — пробормотал Робер.

Уилл не ответил. Для него Кесария казалась самым для этого лучшим местом. «Вот к чему приводит война!» — вопило все вокруг. А свиток в его сумке на седле давал надежду на будущее.

— Смотрите, тут кто-то есть, — тихо проговорил один из гвардейцев Эдуарда.

В засыпанном песком переулке блеснул золоченый доспех. Уилл пригляделся. В проеме между разрушенными домами верхом на боевом коне восседал воин-мамлюк, в плаще полка Бари, отборных воинов Бейбарса, бесстрастно взирал на рыцарей. Через пару секунд Уилл оглянулся и увидел еще одного, а когда за поворотом возникли сразу четыре всадника, ему стало не по себе.

— А вон там, — пробормотал Робер, кивая на крышу дома впереди.

На крыше стоял еще один мамлюк, изготовив для стрельбы лук. Он двигался, следя за рыцарями. Рядом застучали копыта, и из переулка выдвинулись два всадника.

— Чего это они? — проворчал один из госпитальеров, держа руку на рукояти меча.

— Стерегут нас, — пробормотал тамплиер, увидев впереди четырех мамлюков, загородивших путь.

Рыцари сдвинулись плотнее, почти все выхватили мечи, но те четверо просто молча наблюдали за их приближением.

— Я думаю, они хотят, чтобы мы ехали сюда, — сказал Уилл, когда группа оказалась на перекрестке. Слева широкая, заваленная булыжниками улица вела к собору, от которого остался один остов. Там внутри, видимо, мамлюки разбили лагерь. Уилл смог разглядеть лошадей, крытые повозки и множество людей, может, сотня или больше. Ярко горели факелы. — Сворачиваем, — тихо сказал он и направил коня по пустой улице к собору. Мамлюки последовали за ними.

В Акре перед отъездом Уилл сильно волновался, но когда они поскакали по землям, занятым врагом, волнение странным образом ушло, он успокоился. Хорошо было ощущать себя при важном деле, предвкушать судьбоносное событие, где ты станешь одним из главных участников. В пути нашлось время отвлечься, подумать об Элвин, но теперь, в этом мертвом городе, в этой гнетущей тишине, его вновь охватила тревога.

Уилл вспомнил, что от рук этих людей пал его отец, об опасениях Эврара. Как самоуверенно он отмахнулся от них. Молодой рыцарь начал думать об Элвин, и ее образ вселил в него уверенность. Что бы сегодня ни случилось, нужно выжить.

Когда рыцари приблизились к собору, навстречу им выехала группа из семи всадников. Во главе — рослый статный мамлюк в одежде и доспехах, указывающих на высокий ранг. Всадники остановились неподалеку, старший спешился и направился к рыцарям.

— Мы в ловушке! — воскликнул кто-то из тамплиеров, оглядываясь. Их со всех сторон окружали мамлюки.

— Ассалам алейкум! — крикнул Уилл, поворачиваясь к старшему из мамлюков в надежде, что за годы, проведенные за переводами с арабского, все же чему-то научился. — Мое имя Уильям Кемпбелл, я прибыл встретиться с султаном Бейбарсом по поручению английского принца Эдуарда и правителей Акры.

Высокий мамлюк улыбнулся — видимо, необычному произношению Уилла. Но эта улыбка казалась скорее доброжелательной, чем насмешливой.

— Ва-алейкум ассалам, Уильям Кемпбелл, — ответил он, медленно выговаривая слова, чтобы Уилл мог усвоить сказанное. — Я эмир Калавун. У тебя есть договор?

— Есть, — ответил Уилл, внимательно его рассматривая.

— Идем со мной. Твои люди подождут здесь.

— Что он сказал? — спросил один из гвардейцев Эдуарда.

Уилл перевел.

— Нет, — возмутился Робер, — мы должны пойти с тобой. Скажи ему.

Уилл не сводил глаз с Калавуна. Крепко сложенный спокойный эмир мамлюков с карими глазами, светившимися незаурядным умом. Мудрец и воин, интересное сочетание, подумал Уилл.

Он повернулся к Роберу:

— Ничего. Я пойду один. Думаю, у нас нет выбора.

Когда Уилл приблизился, Калавун вскинул руку:

— Свой меч оставь здесь.

Уилл без колебаний отстегнул фальчион и положил на пыльную землю.

— Иди ко мне, — спокойно проговорил Калавун. — Подними руки. — Он похлопал Уилла по бокам и бедрам, проверяя, нет ли спрятанного оружия.

— Ты знал моего отца, — прошептал Уилл, когда Калавун проверял его рукава. — Джеймса Кемпбелла. О тебе мне поведал Эврар де Труа.

Рука Калавуна замерла на запястье Уилла. Он бросил взгляд на воинов полка Бари сзади, но они находились далеко.

— Не могу сказать, что я его знал, — прошептал он, проверяя рукава Уилла. — Лицом к лицу мы никогда не встречались. Это было для меня невозможно. Но он все равно мне не чужой.

— Я продолжаю его дело, — еле слышно проговорил Уилл.

— Тогда, может быть, мы еще встретимся, Уильям Кемпбелл. — Калавун шагнул назад. — А пока пошли, передадим ваш договор султану. — Он остановился и пробормотал: — Будь осторожен. Султан Бейбарс не любит твой народ, особенно твой орден, и сейчас недоверчив, после недавней попытки ассасинов его убить. Он считает, их наняли франки. Поэтому не делай неожиданных резких движений. Просто говори громко и отчетливо. Он приказал своим стражникам убить тебя при малейшем подозрении.

Уилл следовал за Калавуном по длинной улице в освещенный факелами лагерь. Кругом флаги со звездами и полумесяцами. Восьмиконечный крест на его мантии сиял, как красный сигнальный огонь. Стоящие плотным строем мамлюки провожали его мрачными взглядами.

Внутри собора, на том месте, где должен быть клирос, на плоском, очищенном от камней возвышении поставили трон с золотыми львами на подлокотниках. К трону вели несколько раскрошившихся ступеней. В стенах зияли гигантские трещины, через которые Уилл мог видеть море. На троне в сияющих доспехах, высоком тюрбане с павлиньей джигой и расшитом золотом плаще восседал великолепный Бейбарс Бундукдари, Арбалет, султан Египта и Сирии. И убийца его отца.

Когда Уилл и Калавун направились к ступеням, послышалось шипение. Уилл увидел уродливого, с оскаленным ртом старца в похожем на лохмотья сером халате. Старец стоял сгорбившись у ступеней. Свирепые белые глаза сверлили Уилла. Чуть подальше стояли пять воинов полка Бари с арбалетами.

— Можешь приблизиться к султану, — сказал Калавун, слегка подталкивая его вперед.

Уилл нерешительно двинулся, уважительно опустив глаза. В груди бешено колотилось сердце.

Достигнув верхней ступеньки, он поклонился, затем поднял голову и испытал потрясение, встретившись с пронзительными голубыми глазами Бейбарса, один странно поблескивал из-за незначительного дефекта белка. Когда Уилл смотрел в эти глаза, голос внутри начал монотонно повторять: «Этот человек убил твоего отца, а ты пытался убить его». Слова звучали четко и определенно, и на одно ужасное мгновение Уиллу почудилось, что он произнес их вслух.

Их разделял какой-то фут. Уилл представил, как он протягивает руки, смыкает пальцы на горле Бейбарса и сжимает. Он знал, что умрет прежде, чем коснется султана, пронзенный выстрелами из арбалетов. Но его остановило не это. То, к чему он так долго стремился, о чем горячо мечтал весь последний год, теперь показалось ему нелепым, даже диким. Страстное желание мести испарилось.

Все это провернулось в сознании Уилла за какие-то секунды, он не успел даже осознать. Просто подался вперед, протянув мирный договор.

Бейбарс не пошевелился. Уилл подождал. Затем чуть отвел руку назад.

Наконец султан заговорил, глубоким сильным баритоном:

— Как твое имя, христианин?

— Уильям Кемпбелл.

Прошли секунды, сопровождаемые шумом прибоя.

— Ты привез мне договор, Уильям Кемпбелл?

Уилл протянул футляр, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Когда Бейбарс принимал у него футляр, их пальцы на мгновение соприкоснулись. Султан открыл футляр, достал два свитка, развернул. Внимательно изучил каждый, кивнул советнику в зеленом шелковом халате и украшенном драгоценностями тюрбане, стоявшему неподалеку от возвышения с небольшой группой богато одетых людей. Советник приблизился, взял свитки, прочитал, кивнул и передал обратно Бейбарсу. Вперед вышел другой, со стеклянным подносом, на котором стоял небольшой флакон с чернилами и перо. Султан подписал пергаменты, протянул Уиллу один свиток и футляр.

Вот и свершилось. Мирный договор, которому суждено продлиться десять лет, десять месяцев, десять дней и десять часов, гарантировал франкам владение нынешними землями и возможность христианским пилигримам посещать Назарет.

Напряжение спало. Бейбарс откинулся на спинку трона. Уилл сунул свиток в футляр.

— Пошли, — произнес сзади Калавун. — Я провожу тебя обратно.

Уилл не шевелился, продолжая вглядываться в султана. Мамлюки с арбалетами насторожились. Он почувствовал на своем плече руку Калавуна.

Бейбарс нахмурился, подался вперед, сузив глаза.

Уилл быстро заговорил:

— Милорд султан, я прошу вашего позволения проехать в крепость Сафед. Там убит мой отец во время осады, и я хочу его похоронить, отдать последний долг. Я не имею права просить вас об этом, и у вас, возможно, нет оснований мне это позволять, но… — он осекся, — но я должен был попросить.

Краем глаза Уилл заметил, как советники обмениваются друг с другом удивленными взглядами. Сзади замер Калавун.

Бейбарс несколько секунд изучал Уилла с новым интересом. Потом кивнул:

— Я даю тебе позволение. Но ты пойдешь без своих людей, в сопровождении моих. — Не отводя глаз от Уилла, он махнул воинам с арбалетами: — Отведите его в Сафед. Затем сопроводите в Акру.

— Спасибо, — пробормотал Уилл.

Бейбарс снова откинулся на спинку кресла, обхватив пальцами головы львов.

— Если у тебя все, можешь удалиться.

Уилл спустился со ступеней и вышел из собора. Все тело гудело от пережитого напряжения.

Снаружи царил почти полный мрак, в небе серебрилась желтая луна.

— Ты сильно рисковал, — тихо произнес Калавун, когда они приблизились к ожидающей группе рыцарей. Два воина полка Бари, назначенные Бейбарсом сопровождать Уилла, следовали сзади.

— Я должен был это сделать, — сказан Уилл, поднимая свой фальчион с земли.

— Понятно. — Калавун наклонил голову. — Да пребудет с тобой мир, Уильям Кемпбелл.

— И с тобой.

Калавун скрылся во мраке.

— Он подписал?

Уилл обернулся к Роберу.

— Подписал. Теперь тебе остается благополучно доставить договор в Акру. — Он протянул Роберу футляр со свитком.

— А ты куда собрался?

Уилл улыбнулся:

— Упокоить душу.

Глоссарий

АЙЮБИДЫ — династия, правившая в Египте и Сирии в XII–XIII вв. При них была создана армия мамлюков (рабов). Наивысшего расцвета империя Айюбидов достигла при Саладине. После убийства Тураншаха власть перешла к мамлюкам.

АКРА — город на побережье Средиземного моря у Палестины, завоеванный арабами в 640 г. В начале XII в. был захвачен крестоносцами и стал главным портом нового Латинского Иерусалимского королевства. Акрой правил король, но к середине XIII в. власть перешла к местным аристократам-франкам. С этого времени двадцатью семью отдельными кварталами города правили олигархи.

АССАСИНЫ — экстремистская секта, возникшая в XI в. в Персии. Ассасины были последователями исмаилизма, одной из основных ветвей шиитского ислама, и в течение последующих лет распространили свое влияние на несколько стран, включая Сирию. Здесь под властью знаменитого правителя Синана, Старца горы, они создали независимое государство, пока их оттуда не вытеснил предводитель мамлюков Бейбарс.

АТАБЕК — военачальник в Египте при мамлюках.

БЕРНАР ДЕ КЛЕРВО (в российской исторической литературе Бернар Клервоский, святой) (1090–1153) — христианский святой и учитель Церкви, основатель цистерианского аббатства Клерво во Франции. Участвовал в создании ордена тамплиеров и один из авторов его устава.

БЕЗАНТ — средневековая золотая монета; впервые отчеканена в Византии.

ВАМБРАС — наручник доспеха для предохранения предплечья.

ВЕЛИКИЙ МАГИСТР — глава военного ордена. Великий магистр тамплиеров избирался пожизненно советом сановников ордена, и до окончания Крестовых походов его штаб-квартира размещалась в Палестине.

ВЕЧЕРНИЕ СТРАНЫ — так сарацины называли страны Европы.

ГРЕЧЕСКИЙ ОГОНЬ — византийское изобретение VII в.; представлял собой смесь смолы, серы и сырой нефти и использовался на войне для поджогов кораблей и укреплений.

ДЖИХАД — по-арабски «бороться»; слово «джихад» имеет два значения. Первое означает священную войну за защиту и распространение ислама, второе — внутреннюю борьбу мусульманина против мирских соблазнов.

ДИНАР — арабская золотая монета.

ДОМИНИКАНЦЫ — орден, основанный на учении св. Августина; был основан в 1215 г. во Франции Домиником де Гусманом. Гусман, исповедовавший аскетический, евангелический стиль католицизма, создал новый орден, чтобы помочь Церкви искоренить ересь катаров. В Англии представители ордена были известны как черные братья, во Франции их называли якобинцами. Члены ордена доминиканцев, число которых после смерти Гусмана начало быстро расти, воздерживались от роскоши в отличие от некоторой части духовенства. В 1233 г. папа избрал доминиканцев для искоренения ереси, назначив инквизиторами. К 1252 г. инквизиторам для получения признаний разрешалось использовать пытки, и многие доминиканцы стали активными членами инквизиции.

ЗАМОРСКИЕ ТЕРРИТОРИИ — то же, что Святая земля.

ИБЛИС — дьявол у мамлюков.

ИЕРУСАЛИМСКОЕ КОРОЛЕВСТВО — Латинское Иерусалимское королевство, основанное в 1099 г. после захвата Иерусалима во время Первого крестового похода. Первым правителем был Годфрид де Бульон (Годфрид Бульонский), граф королевства франков. В последующие два столетия Иерусалим несколько раз переходил от крестоносцев к мусульманам и обратно, пока наконец в 1244 г. не был окончательно захвачен мусульманами. После этого столицей крестоносцев стала Акра. За время первых Крестовых походов западные завоеватели основали на Святой земле еще три государства: княжество Антиохия, графства Эдесса и Триполи. Эдессу в 1144 г. захватил правитель сельджуков Зенги. Княжество Антиохия взял в 1268 г. Бейбарс, графство Триполи пало в 1289 г., а Акра, последний главный город, удерживаемый крестоносцами, пала в 1291 г., обозначив конец Иерусалимского королевства и западного владычества на Среднем Востоке.

ИНСПЕКТОР — (досмотрщик, надзиратель, визитатор); пост в иерархии тамплиеров, созданный в XIII в. Инспектор, второе лицо после великого магистра, был сюзереном всех владений ордена тамплиеров на Западе.

КАПИТУЛ — коллегиальное руководство католическим духовно-рыцарским и монашеским орденом.

КВИНТИН — столб с мишенью, которую всадник должен был поразить копьем; вместо мишени могло использоваться свисающее со столба на веревке кольцо, его также требовалось подцепить кончиком копья. Квинтин служил для выработки у рыцарей навыков боя.

КИПЧАКИ (ПОЛОВЦЫ) — народ тюркского происхождения; кочевали между Волгой и Доном.

КЛИРИК — младший священнослужитель в ордене тамплиеров.

КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ — движение в средневековой Европе, обусловленное экономическими, религиозными и политическими факторами. Первый крестовый поход был объявлен в 1095 г. папой Урбаном II в Клермоне (Франция). Призыв к Крестовому походу первоначально являлся откликом на просьбу византийского императора, в чьи владения вторглись турки-сельджуки, в 1071 г. захватившие Иерусалим. В 1054 г. христианские церкви разделились на Римскую и Греческую Православную, и Урбан видел в этом походе шанс их объединить под эгидой католицизма. Цели удалось достигнуть только на короткое время и не полностью, после Четвертого крестового похода в 1204 г. В течение двух столетий предпринималось свыше одиннадцати Крестовых походов на Святую землю.

ЛЕОНАРДИЯ — неизвестная болезнь; симптомы сходны с цингой, включая сильную вялость, шелушение и атрофию кожи, выпадение волос. Вероятно, этой болезнью страдал Ричард Львиное Сердце.

МАМЛЮКИ — по-арабски «рабы». Так называли телохранителей султана Египта, многие из которых были тюркского происхождения. Со временем Айюбиды сформировали из мамлюков мощную армию. Их называли еще «тамплиерами ислама». В 1250 г. мамлюки захватили власть, свергнув султана Тураншаха, племянника Саладина, и взяли контроль над Египтом. Под властью Бейбарса в империю мамлюков вошла Сирия. Удалось также уничтожить влияние франков на Среднем Востоке. В 1291 г., в конце эры Крестовых походов, владычество мамлюков еще продолжалось. Их победили оттоманские турки в 1517 г.

МАРШАЛ — в иерархии тамплиеров один из главных воинских чинов.

МЕДРЕСЕ — религиозная школа, где изучали законы ислама.

МОНГОЛЫ — кочевой народ, живший в степях Восточной Азии до конца XII в. Монголов объединил под своей властью Чингисхан. Основав столицу в Каракоруме, он совершил ряд опустошительных набегов. После смерти Чингисхана его империя расширилась, включив в себя Персию, южную Русь и Китай. Первое крупное поражение монголам нанес Бейбарс в битве при Айн-Джалуте в 1260 г., разбив войско Кутуза. К XIV в. империя монголов пришла в упадок.

НАГОЛЕННИКИ — часть рыцарского доспеха для защиты.

НОЙОН — в средневековой Монголии представитель знатного рода.

ПРИМОРСКИЕ РЕСПУБЛИКИ — итальянские торговые города-государства Венеция, Генуя и Пиза.

ПРИЦЕПТОРИЙ — латинское название административного центра военизированного ордена, представлявшего собой обнесенную стеной территорию со зданиями, где размещались жилища, часовня, мастерские и другие постройки.

РОМАНЫ О ГРААЛЕ — популярный цикл романов, широко распространенных в XII–XIII вв., первый из которых, «Жозеф д'Аримати», написал Робер де Боррон в конце XII в. Предполагается, что идея Грааля пришла из дохристианской мифологии, но была воспринята христианством и преобразована в легенды о короле Артуре. Знаменитыми их сделал французский поэт XII в. Кретьен де Труа. Его произведения оказали влияние на более поздних писателей, таких как Мэлори и Теннисон. Особенно неоконченный роман (1182), где рассказывается о приключениях Парсиваля, славного рыцаря Круглого стола короля Артура, которого Создатель избрал хранителем священного сосуда Грааля. В последующие столетия было предпринято много попыток использовать тему Грааля в литературе, включая знаменитый роман Вольфрама фон Эшенбаха «Парсиваль», вдохновивший Вагнера на написание оперы. Романы о Граале написаны простым языком, в стихотворной форме. В них переплелись исторические, мифические и религиозные темы.

РЫЦАРИ СВЯТОГО ИОАННА — орден, основанный в конце XI в., названный по иерусалимскому госпиталю Святого Иоанна Крестителя, где первоначально размещался. Этот орден также известен как орден госпитальеров, поскольку первоначальная задача его членов заключалась в заботе о пилигримах-христианах. После Первого крестового похода цели ордена резко изменились. Орден сохранил свои госпитали, но главным занятием его членов стало строительство и защита замков на Святой земле, вербовка рыцарей, приобретение земель и недвижимости. Орден обладал примерно таким же могуществом и статусом, как и орден тамплиеров, и во многом соперничал с ним. После окончания эпохи Крестовых походов рыцари Святого Иоанна перенесли свои базы на остров Родос, затем на Мальту, где стали известны как мальтийские рыцари.

РЫЦАРИ-ТАМПЛИЕРЫ (храмовники) — духовно-рыцарский орден, сформированный в начале XII в. после Первого крестового похода. Основатель ордена Гуго де Пейн прибыл в Иерусалим с восемью друзьями, французскими рыцарями. Орден назван в честь храма Соломона, где они тогда размещались. Официально тамплиеров признали в 1128 г. на церковном соборе во французском городе Труа, после чего были приняты религиозный и военный уставы. Первоначально своей задачей тамплиеры считали защиту пилигримов-христиан на Святой земле, однако со временем существенно расширили свою деятельность в военной и торговой областях на Среднем Востоке и по всей Европе и превратились в одну из самых богатых и могущественных организаций того времени. Внутри ордена члены подразделялись на три категории: сержанты, священники (капелланы) и рыцари. Но только рыцарям, дававшим три монашеских обета: целомудрия, бедности и послушания, — позволялось носить отличающие орден белые мантии с красными восьмиконечными крестами.

РИЧАРД ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ (1157–1199) — сын Генриха II и Элеоноры Аквитанской. Правил Англией с 1189 по 1199 г., однако в своем королевстве провел очень мало времени. Вместе с Фридрихом Барбароссой и Филиппом II Французским возглавил Третий крестовый поход, чтобы отвоевать захваченный Саладином Иерусалим.

САДИК — «друг» по-арабски.

САЛАДИН (1138–1193) — по происхождению курд. После победы в нескольких крупных сражениях в 1173 г. стал султаном Египта и Сирии. Нанес сокрушительное поражение франкам-крестоносцам в битве при Хаттине. Возвратил большую часть Иерусалимского королевства, созданного христианами после Первого крестового похода, а во время Третьего крестового похода противостоял Ричарду Львиное Сердце. Саладин — герой всего исламского Востока. Им также восхищались и крестоносцы за мужество и благородство.

САРАЦИНЫ — так в Средние века европейцы называли всех мусульман — выходцев с Востока.

СЕНЕШАЛЬ — управляющий крупным хозяйством, или королевский чиновник. В иерархии тамплиеров сенешаль — одна из самых высших ступеней.

ТЕВТОНСКИЕ РЫЦАРИ — военный рыцарский орден, сходный с тамплиерами и госпитальерами, основанный в Германии. Тевтонские рыцари появились в 1198 г. и за время пребывания на Святой земле охраняли регион на северо-востоке от Акры. К середине XIII в. обосновались в Пруссии.

ТУМЭН — у монголов конница в десять тысяч воинов.

УСТАВ — устав ордена тамплиеров был написан в 1129 г. в основном святым Бернаром де Клерво. Принят на церковном соборе в Труа, во время официального признания ордена. Устав предписывал, как должны вести себя члены ордена в повседневной жизни и бою. С годами устав расширялся, и к XIII в. в нем насчитывалось шестьсот пунктов. Нарушение любого пункта каралось изгнанием.

ФАЛЬЧИОН — массивный короткий кривой меч.

ФРАНКИ — на Среднем Востоке франками называли крестоносцев; на Западе существовало германское племя, завоевавшее в VI в. Галлию, которая потом стала известна как Франция.

ХАЛИФ — титул, даваемый в мусульманской общине гражданским и религиозным правителям, считавшимся наместниками Мухаммеда. Халифат упразднен турками в 1924 г.

ШИИТЫ И СУННИТЫ — две ветви ислама; раскол произошел после смерти Мухаммеда из-за спора, кто станет его преемником. Сунниты (приверженцы сунны, то есть принципов, провозглашенных пророком), которых было большинство, считали, что никто не может стать истинным наследником Мухаммеда, и назначили верховным правителем мусульманской общины халифа. Шииты полагали, что власть в общине должна принадлежать только потомкам пророка Мухаммеда. Они почитали Али, зятя Мухаммеда, четвертого калифа. Считали родство с пророком дающим особое право на власть Али, так же как и его последователям, имамам, духовным вождям общины, при этом отвергали первых трех калифов и традиции верований суннитов.

ЭМИР — военачальник высокого ранга, а также титул некоторых правителей.