Часть III ОТКРЫТИЯ И ОТКРЫВАТЕЛИ ТАЙН

Глава 12 ЗАЖИВО ПОГРЕБЕННЫЕ

Читая книги о далеких землях и событиях, следы которых теряются во тьме веков, мы постепенно понимаем, что перед нами отнюдь не сказки и легенды, навеянные чьим-то воображением. Перед нами цифры, даты, имена тех, кто творил саму историю, их характер и драматические переплетения судеб. Мы знаем как они одевались, что они ели, какими были их дома, прически, игры, школы, кому они молились и как гибли целые народы и цивилизации. Откуда эта хронологическая точность и сведения, которых хватает на тысячи книг и создание сотен музеев, кинофильмов и театральных пьес.

Вот яркие воспоминания антиквара из Рима по фамилии Яндоло о том, как он еще мальчишкой вместе с отцом наблюдал вскрытие древнего этрусского саркофага:

«Нелегко было сдвинуть крышку; наконец она поднялась, стала вертикально и потом тяжело упала на другую сторону. И тогда произошло то, что до самой смерти будет стоять у меня перед глазами: я увидел молодого воина в полном вооружении — в шлеме, с копьем, щитом и в поножах. Казалось смерть не коснулась его. Он лежал вытянувшись, и можно было подумать, что его только что положили в могилу. Это видение продолжалось какую-то долю секунды. Потом оно исчезло, словно развеянное ярким светом факелов. Шлем скатился направо, круглый щит вдавился в латы, покрывавшие грудь, поножи, лишившись опоры, оказались на земле. От соприкосновения с воздухом тело, столетиями лежавшее непотревоженным, неожиданно превратилось в прах, и только пылинки, казавшиеся в свете факелов золотистыми, еще плясали в воздухе».

Стоило нарушить ход времени и перенестись в далекое прошлое, как мгновенно свершилось чудесное превращение современника древних событий в безмолвный прах. Такое случалось не раз, и в этом есть глубоко скрытая символика открытия прошлого ради будущего. Здесь кроется прямое назидание всем последующим поколениям о величии познания и его сокровенности. Именно легенды и мифы древних заставляют говорить немых свидетелей истории, помогают восстановить подлинные события из аллегорий и сложностей неизвестных языков, ветхих рукописей, которые расшифровываются порой десятилетиями.

Туманные сведения или красочные детали, романтические, таинственные или захватывающие дух приключения — не простая атрибутика прошлого. За этим восстают исчезнувшие культуры и народы, здесь кропотливая и точная работа следопытов истории — археологов и дешифровщиков древних рукописей.

Ежегодно в крупных центрах археологической науки 9 декабря отмечают «день Винкельмана» — основоположника археологии, благодаря которой мы пишем свою историю и учимся законам жизни, ничуть не преувеличивая значения этих слов.

В одной из гостиниц Триеста вечером 8 июля 1768 года на пятьдесят первом году жизни Винкельман был убит. Убийство совершил итальянский преступник с неподходящим ему именем Дрханджело, что значит архангел (итал.). Бандит рассчитывал на богатую добычу и ошибся, решив, что хорошо одетый человек со светскими манерами имеет золото. Когда ученый работал за письменным столом, ему было нанесено шесть тяжелых ножевых ударов. Благодаря крепкому телосложению, но смертельно раненый Винкельман прожил еще несколько часов. Когда он скончался на его письменном столе нашли листок бумаги с последними написанными его рукой словами: «Следует…». Его труды не остались напрасными.

В 1763 г., будучи верховным хранителем всех древностей Рима и его окрестностей, Винкельман приступил к научным исследованиям погибших в результате извержения вулкана Везувия древних Римских городов Геркуланума и Помпеи. Его основной труд «История искусства древности» свидетельствует о научном подходе в изучении и восстановлении событий тех трагических дней. До него раскопки велись без всякого плана, тайно, с целью приумножить личное богатство добычей древних скульптур и статуй. Вдруг под заступом заблестит золото? Восторг образованных невежд, желание удивить окружающих, бессистемное «варварское» рытье в поисках статуй, золота и украшений — цель и основа интересов Карла Бурбонского (короля двух Сицилии) и проходимцев-авантюристов, начавших раскопки в 1738 г. Такой подход имел отношение к изучению погибших городов, застывших в лаве и погребенных в пепле, «какое луна может иметь к ракам» — писал Винкельман. Его успех и умение священника Пьяджи в способности развертывать и читать обуглившиеся папирусы, найденные на месте событий, глубокое изучение памятников культуры давали ключ к открытию древних цивилизаций.

Мы никогда бы не прочли следующие строки из книг знаменитого немецкого писателя Курта Керама и польского писателя Зенона Косидовского, если бы не заслуги Винкельмана, многочисленные археологические открытия и письма из прошлого.

На берегу Неаполитанского залива стоял солнечный август. С моря налетал свежий ветер… Вдоль берега и у подножия Везувия среди садов и виноградников белели виллы римских сенаторов и всадников. Чуть дальше краснели крыши Помпеи, окруженных могучей крепостной стеной с башенками. Город кипел как улей. Вдоль узких, высоких тротуаров разместились трактиры и харчевни, постоялые дворы, мастерские ремесленников и лавки со всевозможными товарами.

Помпеи были небольшим городом, в них насчитывалось только 20 тыс. жителей. Но по всей Италии Помпеи славились своими богатствами, давними традициями, а также мягким климатом и живописной природой.

Это был поистине город старый и славный своей историей. За 1000 лет до н. э. племена эолийцев и ионийцев, вытесненные дорийцами, покинули Грецию и поселились на берегах Черного и Средиземного морей. Таким образом, греки, в основном купцы, оказались на побережье Неаполитанского залива, они принесли сюда высокоразвитую культуру и легко смешались с местными племенами осков, навязав им свой язык. Вдоль залива вырос Неаполь, а немного южнее Геркуланум и Помпеи.

Эти города сначала захватили этруски, затем пеласги и, наконец, самниты. После самнитских войн, которые велись с 343 по 290 г. до н. э., Помпеи вместе с Кампанией оказались под властью римлян. Но только в I в. до н. э. они были окончательно романизированы, хотя греческая культура и греческий язык здесь так же, как и во всей Италии, продолжали сосуществовать наравне с языком и культурой римлян.

Жители Помпеи быстро примирились со своим новым положением: они поняли, что на их долю выпадут немалые прибыли от мировой торговли с великой державой. Город, расположенный в устье реки Сарна, построил себе небольшой морской порт и завязал торговые отношения с Востоком, особенно с Египтом, откуда ввозил деликатесы и всевозможные предметы роскоши для разбогатевших во время войн римских патрициев.

Помпеи не могли похвалиться солидным мануфактурным производством, здесь имелись лишь мелкие мастерские. Но в Помпеях изготавливали знаменитое вино, которое и ныне считается одним из лучших итальянских вин, делали из местного базальта мельничные жернова и, самое главное, приготавливали из скумбрии, мурен и тунцов с приправой из различных кореньев специальный соус к кушаньям, который пользовался огромным спросом во всей Италии.

Однако главным источником благосостояния Помпеи было географическое положение города и замечательный климат. На берегу залива римляне возводили свои виллы и летние дворцы. Постепенно этот заурядный городок превратился в сказочное царство мрамора и бронзы. Возникли монументальные храмы, памятники, амфитеатр на 20 тыс. зрителей, драматический театр, крытый музыкальный театр «Одеон», три термы (бани), а также отличный водопровод, который подавал воду в богатые римские дома.

Замечательный юрист, оратор и писатель Цицерон упоминает свою виллу в Помпеях, которую он назвал «Помпейон». Даже императорские семьи проводили летние месяцы в помпейских дворцах. В связи с этим произошел записанный в хрониках трагический случай. В 21 г. н. э. 13-летний Друз, сын будущего императора Клавдия, играя, подбрасывал грушу, а затем ловил ее ртом. Однажды груша попала ему в горло так глубоко, что мальчик задохнулся прежде, чем успели прийти ему на помощь.

В четырех километрах северо-западнее Помпеи, приблизительно на полпути к Неаполю, лежал небольшой рыбацкий городок Геркуланум. Из-за плохого сообщения здесь почти не развивалась торговля. Население Геркуланума занималось только хлебопашеством и рыболовством. Отсюда открывался прекрасный вид на море, а прозрачный воздух казался целительным нектаром. Ничего нет удивительного в том, что этот тихий уголок вдали от сутолоки Помпеи и Неаполя многие состоятельные римляне выбрали местом отдыха.

Вблизи Геркуланума выросли, особенно во время правления Августа, как грибы после дождя, виллы и даже величественные дворцы патрициев, где было немало замечательных произведений искусства. Среди них выделялся своими размерами и богатством, прекрасными залами и мраморными террасами, ведущими к морю, роскошный дворец зятя

Юлия Цезаря, Люция Кальпурния Писо, известного противника Цицерона и страстного почитателя Эпикура.

Со временем скромный рыбацкий городок превратился в настоящую сокровищницу римской архитектуры. Почти во всех общественных зданиях полы были мозаичными, стены расписаны фресками, а фасады украшены портиками из алебастра. Вдоль полукруглой стены театра на 2500 зрителей стояли бронзовые статуи членов императорской семьи и знаменитых граждан города, а в многочисленных нишах стены, замыкавшей сцену и сделанной из разноцветных мраморных плит, — бюсты из мрамора и бронзы. Улицы были вымощены; в городе функционировал водопровод из свинцовых труб, а также имелись роскошные бани.

Над местностью возвышался острый конус Везувия. Из помпейских фресок мы знаем, что в то время у него не было открытого кратера. На склонах вулкана паслись овцы, расстилались виноградники, тут и там стояли виллы. Везувий молчал с незапамятных времен, и люди забыли, что утопающая в зелени гора грозный вулкан.

В полдень 5 февраля 63 г. в Капании неожиданно началось землетрясение. От сильных и резких ударов некоторые общественные здания получили серьезные повреждения, а храмы Юпитера и Аполлона превратились в развалины. Вышел из строя водопровод, и горожанам пришлось пользоваться старыми колодцами, которые находились на улицах.

Но и тогда никому даже в голову не пришло, что виновником катастрофы являлся Везувий. Газы и пары, накопившиеся в вулкане, искали выхода, но у них не было еще достаточно силы, чтобы взорваться.

Наступил памятный день 24 августа 79 г. Небо было голубым и безоблачным, а люди неторопливыми и безмятежными. Ничто не предвещало беды.

В час дня, когда жители усаживались за обед, неожиданно раздался чудовищный, оглушительный грохот, дома зашатались, как пьяные. Из вершины Везувия в небо ударило пламя и вырвались тучи черного дыма. Из жерла открывшегося кратера вылетели пепел и мелкие пемзовые камни. Они совершенно заслонили солнце, и только рыжий огонь вулкана слегка освещал погруженную во тьму землю.

На Помпеи посыпался все усиливавшийся град камней, вес которых достигал шести килограммов. Птицы падали с неба; морские волны выбрасывали на берег мертвых рыб. Людей и животных охватила неописуемая паника: каждый думал только о собственном спасении. По темным улицам неслись повозки, запряженные лошадьми и мулами. Мужчины, женщины и дети с подушками на головах метались в тесных улочках, наполненных густыми испарениями серы.

Не все жители Помпеи стали искать спасения за городскими стенами. Многим казалось, что вулканический дождь скоро пройдет, поэтому они укрылись в подвалах ближайших домов, поплатившись жизнью за свое легкомыслие. Пепел и камни падали на город беспрерывно; на улицах и площадях возникли многометровые насыпи, настолько вязкие, что по ним невозможно было пройти. Те, кто вовремя не смог покинуть город, вязли в наносах и падали мертвыми под ударами камней, судорожно прижимая к себе самый дорогой скарб. Другие не успевали выбраться из развалин домов, которые рушились под тяжестью пепла и камней. Так погибло более 2 тыс. жителей Помпеи - десятая часть всего населения города.

Никто не мог предвидеть размеров катастрофы. Вулканический дождь продолжался еще два дня, над городом стояла кромешная тьма, только над жерлом Везувия полыхало красное пламя. Лишь 27 августа сквозь пепельные вихри, носившиеся над землей, стало пробиваться солнце. Помпеи и Геркуланум совершенно исчезли под 15-метровым слоем пепла и камней, только кое-где выглядывали из-под савана смерти отдельные колонны и крыши наиболее высоких зданий. Везувий набросил страшное вулканическое покрывало на окрестности в радиусе 18 километров, а ветры принесли седой пепел к самому Риму и даже на побережье Африки, в Сицилию и Египет.

Совершенно по-иному происходило стихийное бедствие в Геркулануме. На склонах Везувия, расположенного всего в четырех километрах от города, треснула земля. Из трещины, похожей на чудовищную рану, выливался густой липкий ил — смесь морской воды, пепла и мелких камней, так называемых лапилли. У подножья вулкана возник мощный грязевой поток высотой 15 метров. Неудержимо, хотя и не очень быстро, эта пепельно-каменная река пожирала храмы, дома, прекрасные виллы, мраморные колонны, общественные здания, стены амфитеатра. Ил под воздействием солнца быстро твердел, превращаясь в камень.

В отличие от помпейцев, жители Геркуланума вовремя заметили угрожающую им опасность и поняли, что им остается только одно — бежать. Никто даже не пытался спасать свое добро или прятаться в подвале, поэтому, кроме нескольких несчастных, которые из-за увечья или немощи не смогли выбраться из города, все население Геркуланума вышло из катастрофы без жертв. Точные сведения о ходе событий мы имеем благодаря великому римскому историку Тациту.

Плиний Младший, племянник начальника римского флота, описывает то, что случилось с ним лично:

«Уже в течение многих дней ощущалось землетрясение; его не боялись, потому что в Кампании оно обычно. В ту ночь, однако, оно настолько усилилось, что казалось все не только движется, но и опрокидывается. Мать ворвалась в мою спальню: я как раз собирался вставать, чтобы разбудить ее, если она спит… Здания вокруг тряслись: мы были на открытом месте, но в темноте, и было очень страшно, что они рухнут. Тогда, наконец, решились мы выйти из города; за нами шла потрясенная толпа, которая предпочитает чужое решение своему: в ужасе ей кажется это подобием благоразумия. Огромное количество людей теснило нас и толкало вперед. Выйдя за город, мы остановились. Тут случилось с нами много диковинного и много ужасного. Повозки, которые мы распорядились отправить вперед, находясь на совершенно ровном месте, кидало из стороны в сторону, хотя их и подпирали камнями. Мы видели, как море втягивается в себя же; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его от себя. Берег, несомненно, выдвигался вперед; много морских животных застряло на сухом песке. С другой стороны, в черной страшной грозовой туче вспыхивали и перебегали огненные зигзаги, и она раскалывалась длинными полосами пламени, похожими на молнии, но большими…

Оглянувшись, я увидел, как на нас надвигается густой мрак — не такой, как в безлунную или облачную ночь, а такой, какой бывает в закрытом помещении, когда огни потушены. Слышны были женские вопли, детский писк и крики мужчин: одни звали родителей, другие детей, третьи жен или мужей, силясь узнать их по раздававшимся зовам; одни оплакивали свою гибель; другие — гибель своих; некоторые в ужасе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам, но большинство утверждало, что богов больше нет и что для мира настала последняя вечная ночь».

Участь Кампании произвела глубокое впечатление на италийское общество. Император Тит создал сенатскую комиссию для оказания помощи несчастным жертвам Везувия; он даже прибыл на место бедствия, чтобы лично убедиться в размерах катастрофы.

Во время своего пребывания в Помпеях Тит приказал вывезти из города все, что возможно, в особенности статуи богов и императоров, которые удалось откопать. Срывали даже Мрамор с колонн и аттиков, выступавших на поверхность. Жители домов прокапывали туннели к своим комнатам, унося из них наиболее ценные вещи. Следы этих поисков — проломы в стенах — до сих пор можно видеть в руинах города.

Совершенно иначе обстояло дело в Геркулануме. Вулканический панцирь 15-метровой толщины, твердый, как камень, делал тщетными спасательные работы. К тому же со временем на пригорке возникла деревня Ресина, что затрудняло археологические изыскания. Поэтому с уверенностью можно сказать, что в нераскопанных местах Геркуланума кроются неоценимые сокровища римско-греческой культуры, которые ждут еще лопаты и кирки археолога.

До того как начались раскопки, был известен только сам факт гибели двух городов во время извержения Везувия. Теперь это трагическое происшествие постепенно вырисовывалось все яснее, и сообщения о нем античных писателей облекались в плоть и кровь. Все более зримым становился ужасающий размах этой катастрофы и ее внезапность: будничная жизнь была прервана настолько стремительно, что поросята остались в духовках, а хлеб в печах.

Под ударами заступа открывались картины гибели семей, ужасающие людские драмы. Некоторых матерей нашли с детьми на руках: пытаясь спасти детей, они укрывали их последним куском ткани, но так и погибли вместе. Некоторые мужчины и женщины успели схватить свои сокровища и добежать до ворот, однако здесь их настиг град лапилли, и они погибли, зажав в руках свои драгоценности и деньги. На пороге своего дома погибли две девушки: они медлили с бегством, пытаясь собрать свои вещи, а потом бежать уже было поздно. У Геркулесовых ворот тела погибших лежали чуть ли не вповалку; груз домашнего скарба, который они тащили, оказался для них непосильным. В одной из комнат бьши найдены скелеты женщины и собаки. Внимательное исследование позволило восстановить разыгравшуюся здесь трагедию, В самом деле, почему скелет собаки сохранился полностью, а останки женщины бьши раскиданы по всей комнате? Кто мог их раскидать? Может их растащила собака, в которой под влиянием голода проснулась волчья природа? Возможно, она отсрочила день своей гибели, напав на собственную хозяйку и разодрав ее на куски. Неподалеку, в другом доме, события рокового дня прервали поминки. Участники тризны возлежали вокруг стола; так их и нашли семнадцать столетий спустя они оказались участниками собственных похорон.

В одном месте смерть настигла семерых детей, игравших, ничего не подозревая, в комнате. В другом — тридцать четыре человека и с ними козу, которая, очевидно, пыталась, отчаянно звеня своим колокольчиком, найти спасение в мнимой прочности людского жилища. Тому, кто слишком медлил с бегством, не могли помочь ни мужество, ни осмотрительность, ни сила. Был найден скелет человека поистине геркулесового сложения; он тоже оказался не в силах защитить жену и четырнадцатилетнюю дочь, которые бежали впереди него; все трое так и остались лежать на дороге. Правда, в последнем усилии мужчина, очевидно сделал еще одну попытку подняться, но, одурманенный ядовитыми парами, медленно опустился на землю, перевернулся на спину и застыл. Засыпавший его пепел как бы снял слепок с его тела; ученые залили в эту форму гипс и получили скульптурное изображение погибшего помпеянина (рис. 16).



Можно себе представить, какой шум, какой грохот раздавался в засыпанном доме, когда оставленный в нем или отставший от других человек вдруг обнаруживал, что через окна и двери выйти уже нельзя; он пытался прорубить проход в стене, не найдя здесь пути к спасению, он принимался за другую стену, когда же и из этой стены навстречу устремился поток, он обессилев, опускался на пол.

Дома, храм Изиды, амфитеатр — все сохранилось в неприкосновенном виде. В канцеляриях лежали восковые таблички, в библиотеках — свитки папируса, в банях — стригилы (скребки). На столах в гостиницах еще стояла посуда и лежали деньги, брошенные в спешке последними посетителями. На стенах харчевен сохранились любовные стишки; фрески, которые были, по словам Венути, «прекраснее творений Рафаэля», украшали стены вилл.

История многим обязана Помпеям и Геркулануму, как классическим примерам изучения цивилизации Древнего Рима. Влияние наследия Римской империи на современную цивилизацию огромно — большинство из цивилизованных стран говорят на языках, возникших из латинского (так называемая романская языковая группа — Италия, Испания, Португалия, Франция, Румыния, Швейцария, страны Центральной и Латинской Америки и др.). Еще шире распространился латинский алфавит.

Итак, мы узнали, что может сделать стихия за три дня с такими образцами цивилизации как Геркуланум и Помпеи.

Глава 13 МИР, ОТКРЫТЫЙ КРАМЕРОМ

Всем, кто интересуется прошлым человечества!

Самюэль Ной Крамер — американский профессор, родившийся в России, переживший тяжелые годы археологических экспедиций и кропотливой работы по изучению древнейшей Шумерской цивилизации. Благодаря его работам была восстановлена память о шумерах и определена роль шумерской культуры в истории человеческой цивилизации, оставившей нам такое огромное количество письменных свидетельств, как ни одна другая древняя культура мира. С помощью книги С. Крамера «История начинается в Шумере», представляющей богатый фактический материал, мы ознакомимся со многими сторонами жизни древнего Шумера. Чтобы узнать, насколько высокоразвитой была шумерская, а значит и последовавшие за ней цивилизации в Междуречье Тигра и Евфрата. Приведем отрывки из книги С. Крамера, свидетельствующие о том, какими были школа и образование, медицина и правосудие, сельское хозяйство, этика и мудрость древних шумеров.

Шумерская школа возникла в результате появления письменности, той самой клинописи, изобретение и усовершенствование которой явилось самым значительным вкладом Шумера в историю цивилизации.

Однако шумерские школы достигли своего расцвета во второй половине III тысячелетия до н. э. Обнаружены десятки тысяч глиняных табличек этого периода, и не вызывает сомнений, что сотни тысяч аналогичных текстов покоятся в земле, ожидая будущих исследователей. Большинство табличек заполнено административными и хозяйственными записями. По ним можно шаг за шагом проследить весь ход экономической жизни древнего Шумера. Из них мы узнаем, что количество профессиональных писцов в этот период достигало нескольких тысяч.

Первоначально цели обучения в шумерской школе были, так сказать, чисто профессиональными, т. е. школа должна была готовить писцов, необходимых в хозяйственной жизни страны, главным образом для дворцов и храмов. Эта задача оставалась центральной на протяжении всего существования Шумера. Но по мере развития сети школ, а также по мере расширения учебных программ школы постепенно становятся очагами шумерской культуры и знания. В них формировался тип универсального «ученого» — специалиста по всем существовавшим в ту эпоху разделам знания: по богословию, ботанике, зоологии, минералогии, географии, математике, грамматике и лингвистике, причем нередко эти ученые обогащали знания своей эпохи.

Наконец, в отличие от современных учебных заведений шумерские школы были своеобразными литературными центрами. Здесь не только изучали и переписывали литературные памятники прошлого, но и создавали новые произведения.

Большинство учеников, оканчивавших эти школы, как правило, становились писцами при дворцах и храмах или в хозяйствах богатых и знатных людей, однако определенная часть посвящала свою жизнь науке и преподаванию. Подобно университетским профессорам наших дней, многие их этих древних ученых зарабатывали себе на жизнь преподавательской деятельностью, посвящая свое свободной время исследованиям и литературному труду.

Шумерская школа, первоначально возникшая, как придаток храма, по-видимому, со временем отделилась от него, и ее программа приобрела в основном чисто светский характер. Поэтому труд учителя, вероятнее всего, оплачивался за счет взносов учеников.

Разумеется, в Шумере не было ни всеобщего, ни обязательного обучения. Большинство учеников происходили из богатых или зажиточных семей, ведь беднякам было нелегко найти время и деньги для продолжительной учебы.

На тысячах опубликованных хозяйственных и административных табличек, относящихся примерно к 2000 г. до н. э. упоминается около пятьсот имен писцов. Многие из них, во избежание ошибки, рядом со своим именем ставили имя своего отца и указывали его профессию. Отцами этих писцов — а все они обучались, разумеется, в школах — были правители, «отцы города», посланники, управляющие храмами, военачальники, капитаны судов, высшие налоговые чиновники, надсмотрщики, хранители архивов, подрядчики. Иными словами, отцами писцов были наиболее зажиточные горожане. Интересно, что ни в одном из документов не встречается имени женщины-писца: по-видимому, в шумерских школах обучались только мальчики.

Что касается школьных программ, то здесь к нашим услугам богатейшие сведения, почерпнутые из самих школьных табличек, — факт поистине уникальный в истории древности. Ученые располагают первоисточниками — табличками учеников, начиная от каракулей «первоклассников» и кончая работами «выпускников», настолько совершенными, что их с трудом можно отличить от табличек, написанных преподавателями.

Эти работы позволяют установить, что курс обучения шел по двум основным программам. Первая тяготела к науке и технике, вторая была литературной, развивала творческие способности.

Шумерские педагоги также создавали различные математические таблицы и составляли сборники задач, сопровождая каждую решением и ответом.

Говоря о лингвистике, следует прежде всего отметить особое внимание, которое, судя по многочисленным школьным табличкам, уделялось грамматике. Большинство таких табличек представляет собой длинные списки сложных существительных, глагольных форм и т. п. Это говорит о том, что грамматика шумеров была хорошо разработана. Позднее, в последней четверти III тысячелетия до н. э., когда семиты Аккада постепенно завоевали Шумер, шумерские педагоги создали первые известные нам «словари». Дело в том, что завоеватели-семиты переняли не только шумерскую письменность; они также высоко ценили литературу древнего Шумера, сохраняли и изучали ее памятники и подражали им даже тогда, когда шумерский стал мертвым языком. Этим и была вызвана необходимость в «словарях», где давался перевод шумерских слов и выражений на язык Аккада.

Из шумерских табличек: Когда мир был создан и судьба страны Шумер и города Ура определена, АН и Энлиль, два главных шумерских божества, назначили царем Ура бога луны Намну. Тот, в свою очередь, избрал своим земным наместником Ур-Намму и сделал его правителем Шумера и Ура. Первые шаги нового правителя были направлены на обеспечение военной и политической безопасности. Он счел нужным начать войну против соседнего города-государства Лагаша, который стал возвышаться за счет Ура. Он победил правителя Лагаша Намхани и предал его смерти, а затем, опираясь на «могущество Панны, царя города», восстановил границы Ура.

Теперь наступило время заняться внутренними делами и провести социальные и этические реформы. Ур-Намму отстранил обманщиков и взяточников, или, как их называет древний писец, «вымогателей», захватывающих быков, овец и ослов граждан. Он учредил справедливую систему мер и весов. Он позаботился о том, чтобы «сирота не становился жертвой богача», «вдова — жертвой сильного».

Хотя соответствующая часть текста на табличке отсутствует, в ней, очевидно, говорилось о том, что следующие ниже законы установлены во имя справедливости и ради блага всех граждан.

Изложение собственно законов начинается, по-видимому, на оборотной стороне таблички. Здесь текст поврежден так сильно, что только запись пяти законов можно восстановить с большей или меньшей степенью достоверности. В первом устанавливается «испытание водой» для подсудимых; во втором идет речь о возвращении раба хозяину. Три остальных закона, несмотря на всю их запутанность, необычайно валены для истории развития общественных отношений и этических норм. Они доказывают, что более чем за 2000 лет до н. э. закон «око за око, зуб за зуб», который является одним из основных библейских законов и, значит, продолжал существовать в гораздо более позднее время, уступил место в Шумере более гуманному праву, заменившему телесные наказания денежными штрафами.

Закон и правосудие были основополагающими понятиями для древних шумеров как в теории, так и на практике: на них зиждилась вся общественная и экономическая жизнь Шумера. В XIX в. археологи обнаружили тысячи глиняных табличек со всевозможными юридическими текстами: договоры, соглашения, завещания, векселя, расписки, судебные постановления. В древнем Шумере ученики старших групп посвящали немало времени изучению законов и усердно осваивали трудные и специфические юридические формулы, а также переписывали своды законов и судебных решений, которые стали юридическими прецедентами.

Около 1850 г. до н. э. в стране Шумер было совершено убийство. Три человека: цирюльник, садовник и еще один мужчина, профессия которого не указывается, — убили храмового чиновника по имени Лу-Инанна. По неизвестным причинам преступники затем уведомили Ниндаду, жену чиновника, о том, что ее муж убит. Как это ни странно, она предпочла об этом умолчать и ничего не сообщила властям.

Однако у правосудия были длинные руки и в те отдаленные времена; во всяком случае в таком высокоцивилизованном государстве как Шумер. О преступлении стало известно царю Ур-Нинурте, резиденцией которого был город Исин. Он приказал разобраться в этом деле собранию граждан Ниппура, которое выполняло функции верховного суда.

На заседании выступили десять человек, требуя казни обвиняемых. При этом они утверждали, что следует казнить не только тех убийц, но и жену убитого. Видимо, они считали, что, поскольку она предпочла хранить молчание, узнав об убийстве, ее поведение надо рассматривать как соучастие в уже совершенном преступлении.

Однако два члена собрания встали на защиту обвиняемой. Они доказали, что та не принимала участия в убийстве и, следовательно, не заслуживает наказания.

Члены собрания согласились с доводами защиты. Они объявили, что у жены убитого были основания хранить молчание, ибо ее супруг, насколько можно понять, не исполнял по отношению к ней своего долга — не обеспечивал ее всем необходимым. Решение суда заканчивается словами: «Достаточно покарать тех, кто действительно убил». Таким образом, были осуждены только трое мужчин.

За последнее время были обнаружены другие интереснейшие шумерские документы, уже не относящиеся к юриспруденции. В 1954 г. в предварительном сообщении, включавшем перевод наиболее понятных отрывков, был описан медицинский текст, представляющий собой первый сборник рецептов — первую в мире книгу по фармакопее.

Профессия врача появилась в Шумере уже в III тысячелетии до н. э. Например, врач Лулу практиковал в Уре — библейском Уре халдеев — около 2700 г. до н. э. Однако медицинские тексты Месопотамии, известные до 1954 г., относились главным образом к I тысячелетию до н. э. и содержали в основном формулы заклинаний, а не настоящие медицинские советы. Поэтому вновь переведенная табличка вдвойне интересна. Во-первых, она относится к последней четверти III тысячелетия до н. э., а во-вторых в ней даются рецепты, не имеющие ничего общего с магией или волшебством.

В 1889 г. Пенсильванский университет направил в Ирак археологическую экспедицию, которая производила раскопки в Ниппуре (примерно в 160 км к югу от Багдада). Как выяснилось впоследствии, Ниппур был религиозным и культурным центром шумеров. В ходе последующего десятилетия экспедиция обнаружила тысячи глиняных табличек и фрагментов, относящихся к периоду от первой половины III тысячелетия до н. э. вплоть до начала нашей эры (примерно 3000 лет). Содержание табличек охватывает практически все фазы развития шумерской цивилизации: политическую и социальную жизнь страны, ее экономику и государственное устройство, религию и мифологию, законы и литературу, систему образования и язык. В них представлены даже наука (если можно так назвать познания шумеров) и техника. Среди найденных табличек многие посвящены математике, метрологии (учению о мерах и весах); найден «календарь земледельца» и лексикографическая классификация названий растений, животных и минералов. Однако однимиз наиболее важных «научных» документов, найденных в Ниппуре, несомненно является глиняная табличка на шумерском языке примерно 9,5x16 см, содержащая пятнадцать рецептов. Судя по размерам и изяществу значков, табличка была написана к концу царствования династии Саргона Аккадского, то есть, согласно последним хронологическим исследованиям, около 2300 г: до н. э. Этот шумерский документ несомненно является древнейшей фармакопеей в истории человечества.

Рецептов как таковых в документе пятнадцать. Они могут быть разбиты на три группы в соответствии со способом применения данного средства: припарки (их 8), средства, принимаемые внутрь (3) и, наконец, что-то вроде компрессов (4). Примером может служить рецепт N 8. «Растереть корни… дерева… и сухой речной асфальт; замешать на пиве, натереть маслом (и) привязать как припарку».

Находка относящейся к концу III тысячелетия до н. э. таблички с медицинским текстом была сюрпризом даже для специалистов по клинописи. Логичнее было бы ожидать находки какого-нибудь «справочника» по сельскому хозяйству, а не по медицине, ибо основой экономики шумеров, главным источником их жизненного благополучия было именно сельское хозяйство. Оно было высокоразвитой отраслью еще до III тысячелетия до н. э., однако единственный известный нам «календарь земледельца» относится к началу II тысячелетия до н. э.

Наиболее значительные из достижений шумеров в области техники относятся к ирригации и сельскому хозяйству. Создание сложной системы каналов, плотин, запруд и водохранилищ требовало высокого инженерного мастерства и знаний. Для проведения земельной съемки и подготовки плана работ требовались нивелировочные и измерительные инструменты, чертежи и карты. Земледелие превратилось в сложную отрасль хозяйства, требующую предусмотрительности, усердия и умения. Поэтому не удивительно, что шумерские учителя составили «Календарь земледельца», в который входили разнообразные советы, призванные помочь земледельцу в проведении всех полевых работ, начиная с затопления поля в мае-июне и кончая веянием зерна, созревающего в апреле-мае следующего года.

Поучения «календаря» касаются всех важнейших полевых и других работ, которые должен проделать земледелец, чтобы получить хороший урожай.

Из табличек: «После того как молодые побеги пробьются сквозь (поверхность) земли, земледельцу следует вознести молитву богине Нинкилим, покровительнице полевых мышей и прочих вредителей, дабы они не испортили всходы. Земледелец должен также отгонять от поля птиц. Когда ячмень прорастет и сравняется с узкой нижней частью борозды, это значит, что наступило время для его полива. Когда ячмень остоит высоко, словно (солома) циновки в середине лодки», наступает время для вторичного полива. В третий раз земледельцу предлагается полить «царским ячмень — то есть ячмень, достигший полной высоты. Если при этом земледелец увидит, что влажные зерна ячменя начинают краснеть, это означает появление опасной болезни (самана), которая может погубить урожай. Если же ячмень в хорошем состоянии, земледелец должен полить его в четвертый раз; тем самым он увеличит урожай примерно на десять процентов».

Заканчивается текст строками, в которых говорится, что советы исходят от важного божества шумерского пантеона — бога Нинурты, «верного земледельца Энлиля», верховного бога шумерского пантеона.

Автор этого уникального сельскохозяйственного документа, несмотря на его уверения, сам не был земледельцем. Совершенно очевидно, что его написал один из преподавателей — уммиа — шумерской школы (эдуббы). «Календарь» был создан в педагогических целях и предназначался для обучения учеников школы в первую очередь для наиболее хорошо подготовленных, с тем чтобы подробно ознакомить их с искусством земледелия.

Вот еще один пример. На одной из табличек приведен миф «Ианна и Шукаллитуда, или смертный грех садовника» о том, что богиня, желая отомстить оскорбившему ее человеку, превратила все воды страны в кровь. Эта тема «кровавого моря» не встречается в древней литературе нигде, кроме Библии. Расшифровка второй своеобразной детали этого мифа относится к технике «защитных насаждений»: по-видимому, в мифе делается попытка объяснить происхождение таких насаждений. Во всяком случае, из этого мифа можно сделать вывод о том, что посадка густолиственных деревьев для защиты растений от ветра и солнца была известна и распространена в Шумере уже тысячелетие назад.

Вот краткое содержание мифа.

Некогда жил садовник по имени Шукаллитуда. Он был хорошим садовником, трудолюбивым и опытным, но все его усилия были тщетны. Он заботливо поливал растения, однако сад его засыхал. Яростные ветры беспрестанно покрывали его лицо «пылью гор». Несмотря на все его старания, растения погибали. Тогда он возвел взор к небу, изучил знамения и постиг законы богов. Обретя таким образом новую мудрость, наш садовник посадил у себя в саду дерево «сарбату» (установить, что это за дерево, пока не удалось). Его густая тень укрывала сад с восхода до заката. В результате всевозможные огородные культуры стали приносить Шукаллитуде отменный урожай.

Далее в мифе говорится о том, как Шукаллитуда оскорбил богиню Ианну и о мести богини. Она обрушила на шумеров три напасти: превратила в кровь всю воду в источниках страны, так что пальмы и виноградники сочились кровью, и наслала опустошительные вихри и бури.

Перейдем теперь из области чисто материальной в духовную сферу — от техники к философии.

Шумеры не сумели создать философии в общепринятом смысле этого слова. Им никогда не приходило в голову, что истинная природа вещей или их представления о вещах могут быть поставлены под сомнение, а потому у них отсутствовала такая отрасль философии, как теория познания.

Тем не менее шумеры размышляли и строили предположения о природе вселенной, и прежде всего о ее происхождении и устройстве, о законах мироздания. Есть все основания предполагать, что уже в 3 тысячелетии до н. э. в Шумере были мыслители и педагоги, которые пытались ответить на подобные вопросы и для этого разработали свою космологию и теологию. Созданная ими система взглядов оказалась настолько убедительной, что ее безоговорочно приняло большинство стран Ближнего Востока.

Исходя из представлений, которые им казались очевидными и непреложными, шумерские мыслители и строили свою космогонию. Вначале, по их мнению, был первозданный океан. Судя по некоторым данным, можно предположить, что шумеры считали этот океан своего рода «первопричиной», «первым двигателем», не задаваясь мыслью о том, что же предшествовало океану во времени и пространстве. В этом первозданном океане каким-то образом зародились небесный свод и плоская земля, отделенные друг от друга движущейся и всепроникающей «атмосферой». Затем из атмосферы были созданы светящиеся тела: солнце, луна, планеты и звезды. Далее, после отделения неба от земли и возникновения светоносных астральных тел, появились растения, животные и, наконец, человек.

Но кто лее создал вселенную и кто заставляет ее совершать свой круговорот день за днем, год за годом, на протяжении бесчисленных веков? Насколько нам известно из древних письменных источников, шумерские теологи не сомневались в том, что существует целый пантеон живых существ, похожих на людей, однако бессмертных и наделенных сверхчеловеческим могуществом, которые управляют ходом мироздания по непреложному плану, в соответствии с незыблемыми законами. Каждое из этих антропоморфных, но сверхъестественных существ ведает определенной частью мироздания и действует по строго определенным правилам. Одному поручено следить за землей, другому — за небом, остальным — кому за морем, кому за воздухом, кому за тем или иным крупным небесным телом (солнцем, луной, отдельными планетами и т. д.). В шумерском пантеоне были божества, ведавшие ураганами, бурями и ветрами в атмосфере; реками, горами и равнинами на земле. Были особые божества для каждого города, страны, плотины, канала, для каждого поля и хозяйства, и далее божки таких орудий труда, как мотыга, плуг, форма для выработки кирпича.

Наиболее зрелые и вдумчивые мыслители Шумера обладали вполне достаточным интеллектом, чтобы логично и последовательно рассуждать о любых проблемах, в том числе о происхождении и устройстве вселенной. Камнем преткновения для них было отсутствие научных данных. Кроме того, не хватало такого незаменимого интеллектуального оружия, как метод определения и обобщения. Наконец, шумеры практически не учитывали фактора роста и развития, поскольку им было совершенно чуждо столь очевидное для нас понятия, как эволюция.

Мыслители Шумера не создали четкого философского учения. Точно так же у них не было ясной системы моральных принципов или заповедей. У шумеров не было специального свода этических норм, поэтому все сведения об их этике и морали приходится извлекать из различных литературных текстов древнего Шумера.

Мыслители Шумера, в соответствии с их мировоззрением, не слишком верили в человека и его предназначение. Они были твердо убеждены, что человек вылеплен из глины и вообще создан богами только для того, чтобы приносить им еду и питье, строить для них святилища и всячески прислуживать им, дабы боги могли, ни о чем не заботясь, заниматься своими божественными делами. Жизнь, согласно такому мировоззрению, полна неопределенности и неожиданных опасностей, ибо человек не может знать заранее свою судьбу, которой распорядились боги в своей непостижимой премудрости. А когда человек умирает, — его бесплотный дух спускается в темное и мрачное подземное царство, где влачит жалкое существование, являющееся лишь бледным отражением земной жизни.

Шумеров никогда не волновала сложная проблема свободы воли, одна из основных моральных проблем, которая больше всего занимает философов Запада. Совершенно убежденные в том, что боги создали человека только для собственного удовольствия, мыслители Шумера признавали подчиненную роль человека так же слепо, как и божественное предначертание, определившее, что конечным уделом людей является смерть, а уделом богов — бессмертие (в общем неплохо и не страшно умирать).

Шумеры считали, что все те высокие моральные качества и добродетели, которые, без сомнения, возникли в результате медленной и трудной эволюции на основе опыта общественного и культурного развития Шумера, были дарованы богами.

По их мнению, все предрешали боги, а человек лишь следовал божественным предначертаниям.

Согласно сохранившимся записям, шумеры высоко ценили истину и доброту, закон и порядок, справедливость и свободу, добродетель и откровенность, сочувствие и милосердие. И, естественно, они отвергали ложь и зло, беззаконие и беспорядок, несправедливость и угнетение, порок и извращенность, жестокость и неумолимость. Цари и правители постоянно похвалялись тем, что они установили в стране законность и порядок, защитили слабого от сильного, бедного от богатого и положили конец злу и насилию. В уникальном документе правитель Лагаша Урукагина, живший в XXIV в. до н. э., гордо сообщает, что он вернул правосудие и свободу многострадальным гражданам, расправился с ненасытными и жестокими чиновниками, положил конец несправедливостям и угнетению и защитил сирот.

Долгое время считалось, что библейская Книга Притчей — это древнейшая запись пословиц и поговорок в истории человечества. Когда примерно полтораста лет назад была открыта цивилизация Древнего Египта, оказалось, что существуют сборники египетских пословиц и поговорок и что они намного старше древнееврейских. Однако и эти сборники не являются самыми первыми из письменно зафиксированных человеком афоризмов и изречений. Шумерские сборники пословиц и поговорок на несколько столетий старше почти всех — если не всех — известных нам египетских сборников.

Одной из отличительных особенностей пословиц вообще является их общечеловеческий характер. Если вы когда-нибудь усомнитесь в единстве человеческого рода, в общности всех народов и рас, обратитесь к пословицам и поговоркам, народным афоризмам и изречениям! Пословицы и поговорки лучше всех других литературных жанров взламывают панцирь культурных и бытовых наслоений каждого общества, обнажая то основное и общее, что свойственно всем людям, независимо от того, где и когда они жили или живут.

Шумерские пословицы и поговорки были записаны более трех с половиной тысячелетий тому назад, а многие из них наверняка возникли раньше и передавались устно из поколения в поколение.

Вот, например, «нытик», который все свои неудачи приписывает коварству судьбы и не перестает жаловаться: «Я родился в злосчастный день!»

Вот люди, вечно ищущие оправдания своим поступкам, хотя все свидетельствуют против них. О таких шумеры говорили:

Не переспав, не забеременеешь, Не поев, не разжиреешь!

О беспомощных неудачниках шумеры говорили так:

Брось тебя в воду — вода протухнет, Пусти тебя в сад — все плоды сгниют.

Как и наших современников, шумеров терзали сомнения — как лучше распорядиться своим состоянием. Это нашло отражение в следующем изречении:

Все равно умрем — давай все растратим! А жить-то еще долго — давай копить!

Эта мысль сформулирована и по-иному:

Может, ранний ячмень уродится — откуда нам знать?

Может, поздний ячмень уродится — откуда нам знать?

В Шумере тоже были, конечно, бедняки, не знавшие как свести концы с концами; про них и сочинены следующие выразительные, построенные на противопоставлении строки:

Бедняку лучше умереть, чем жить:

Если у него есть хлеб, то нет соли,

Если есть соль, то нет хлеба,

Если есть мясо, то нет ягненка,

Если есть ягненок, то нет мяса.

Беднякам часто приходилось тратить свои скудные сбережения. И шумерская пословица звучала так: «Бедняк съедает свое серебро». А когда сбережения кончались, беднякам приходилось обращаться к древним предкам современных держателей ломбардов. Отсюда поговорка: «Бедняк занимает — себе забот наживает». Она весьма напоминает современную английскую пословицу «money borrowed is soon sorrowed» («деньги занятые — деньги проклятые»).

В целом бедняки Шумера, очевидно, были покорны и смиренны. Нет ни одного указания на то, что они сознательно восставали против правящего класса богачей. И тем не менее сохранилась поговорка, которая, если только она правильно переведена, свидетельствует о пробуждении начатков классового сознания: «Не все семьи бедняков одинаково покорны!»

Что касается раздражительных, вечно недовольных жен, которые сами не знают, чего им надо, то они, подобно своим современницам, уже в те древние времена искали облегчения у всяких врачевателей. Во всяком случае, на это намекает следующая поговорка (если только перевод правилен):

Беспокойная женщина в доме

Прибавляет к горю болезнь.

Нет ничего удивительного, что в Шумере мужчины порой сожалели о столь опрометчивом шаге, как женитьба:

Счастье — в женитьбе,

А подумав — в разводе.

Что касается тещи, то в древности она, видимо, была гораздо более покладистой, чем в нынешние времена. Во всяком случае, в шумерских текстах до сих пор не обнаружено ни одного анекдота о злой теще. Зато у шумерских снох репутация была, прямо скажем, незавидная. Это видно из следующей эпиграммы, где перечисляется все, что благоприятствует мужчине, и наоборот:

Кувшин в пустыне — жизнь мужчине,

Обувь — зеница ока мужчины,

Жена — будущее мужчины,

Сын — убежище мужчины,

Дочь — спасение мужчины,

Но сноха — проклятие для мужчины!

Шумеры высоко ценили дружбу. Но, как говорят по-английски, «blood is thicker than water» (дословно: «кровь не вода»; или русск. пословица «свой своему поневоле брат»). В Шумере говорили примерно так же:

Дружба длится день,

Родство длится вечно.

Теперь вернемся к Великому потопу.

Вавилонский миф о потопе, а вслед за ним и библейский, восходят к шумерскому первоисточнику.

Итак, мы приводим практически весь сохранившийся текст этого мифа со всеми его неясностями и головоломками. Он хорошо иллюстрирует трудности, которые приходится преодолевать ассириологам, но одновременно дает представление об удивительных открытиях, которые им предстоит сделать.

Для нас действие начинается с того момента, когда некое божество обращается к другим богам, очевидно обещая спасти род человеческий от гибели, с тем чтобы люди вновь строили города и храмы для богов.

Вслед за этим идут три строчки, которые трудно увязать с текстом. Скорее всего в них описывается, что именно делает это божество, чтобы выполнить свое обещание.

Далее следуют четыре строки, рассказывающие о сотворении человека, животных и растений.

Весь этот отрывок выглядит так:

Человеческий род… его погибель…

Мое сотворение… богине Нинту… воистине я верну.

Я верну людей на их земли, —

Грады их да будут построены,

Беды их да будут рассеяны.

Кирпичи на места святые градов войстину да будут возложены.

На месте святом… да установлены

Обряды, могучие Сути совершенными да будут!

Землю вода да оросит, благоденствие да осенит.

После чего мы узнаем, что царская власть была ниспослана свыше и что тогда было основано пять городов.

Градам всем тем он дал имена, их столицами он назначил. Малые речки повелел он очистить, прорыть каналы провести воду…

Здесь в тексте опять пробел примерно в 37 строк, в которых, видимо, говорилось главным образом о решении богов ниспослать на землю потоп и уничтожить род человеческий. Когда текст снова становится достаточно чистым, мы видим, что некоторые боги недовольны и опечалены таким жестоким решением. Затем на сцене появляется Зиусудра, шумерский прототип библейского Ноя. Он предстает как набожный и богобоязненный царь, во всех своих делах руководствующийся указаниями, полученными от богов в сновидениях и предсказаниях. Насколько молено понять, в тот момент, когда Зиусудра стоит возле какой-то стены, божественный голос возвещает ему о решении богов: на землю обрушится потоп, дабы «уничтожить семя рода человеческого». Это довольно длинный отрывок и мы его не будем здесь приводить.

Дальнейший текст, очевидно, содержит подробные указания Зиусудре чтобы он построил огромный корабль и спасся на нем от гибели. Но эти указания отсутствуют, потому что здесь в поэме новый пробел примерно в 40 строк. Когда текст становится разборчивым, мы видим, что потоп уже обрушился «на страну». Он бушевал семь дней и семь ночей.

На восьмой день вновь появился бог солнца Уту, разливая над землей свой драгоценный свет. Зиусудра простерся перед ним и принес ему жертвы.

Далее во всех рассматриваемых нами погибших цивилизациях мы сможем найти свидетельства о потопе и «своих Ноев». Однако, потоп потопом, а шумерское государство приходило в упадок и было впоследствии захвачено семитскими племенами под предводительством великого Саргона Аккадского. Но перед этим закономерным концом в стране происходили войны и свирепствовал бездумный Чиновник. О том, что в нашем мире почти ничего не изменилось продолжает рассказывать С. Крамер на примере Шумер.

Город-государство Лагаш, расположенный на юге Шумера (см. рис. 19), начиная с 2500 г. до н. э. играл в государстве главенствующую роль в политическом и военном отношении. Здесь царствовала энергичная династия Ур-Нанше, представителям (ишакку) которой удавалось править всем Шумером. Но звезда Лагаша закатилась при Урукагине — восьмом правителе этой династии. До этого же Лагаш вел постоянную войну с другим городом-государством Ум-мой, правители которого также претендовали на господство в Шумере. Однако мы не будем вдаваться в подробности этих войн, проходивших с переменным успехом для обеих сторон, но с постоянным подрывом всей шумерской цивилизации. Обратимся лучше к шумерским «социальным революциям», провозглашавшим «свободу» (это слово есть в шумерских табличках именно в социальном контексте) от засилья чиновников и, как известно, сопровождавшимся еще одним сильным подрывом шумерского государства.

Во время жестоких войн с их пагубными последствиями граждане Лагаша утратили свои политические и экономические свободы. Чтобы набрать и вооружить войско, правители города сочли необходимым урезать права своих подданных, увеличить до предела налоги и даже присвоить собственность храма. Пока страна находилась в состоянии войны, они почти не встречали противодействия. Но, однажды захватив в свои руки бразды правления, члены дворцовой клики не желали отказаться от них в мирное время, ибо это давало им неисчислимые преимущества. В самом деле, древние чиновники ухитрялись изыскивать такие источники увеличения доходов, что им могли бы позавидовать даже их современные коллеги. Отчисления в казну, налоги, пошлины и обложения достигали в Лагаше невиданных размеров.

Вот что историк, живший в Лагаше четыре с половиной тысячи лет назад, рассказывает о событиях, очевидцем которых он был.

«Смотритель над лодочниками захватывал лодки. Смотритель над скотом захватывал крупный и мелкий скот. Смотритель над рыбными угодьями захватывал рыбу. Когда житель Лагаша приводил во дворец овцу для стрижки он должен был платить пять шекелей (если овца была белой). Когда муж разводился с женой, ишакку получал пять шекелей, а его визирь — один шекель. Когда торговец благовониями составлял благовония для умащений, ишакку получал пять шекелей, а его визирь — один, а управляющий дворцом — еще один. Что же до храма и его имущества, ишакку завладел всем». Наш рассказчик говорит: «Быки бога пахали луковые наделы ишакку; луковые и огуречные наделы ишакку занимали лучшие земли бога».

Самые уважаемые служители храма и прежде всего «санга» вынуждены были отдавать ишакку большое количество своих ослов, быков и зерна.

Даже смерть не избавляла горожан от налогов и поборов. Когда покойника приносили на кладбище для погребения, там уже ожидали многочисленные чиновники и их прихлебатели, чтобы выманить у родственников покойника как можно больше ячменя, хлеба, пива и всевозможных предметов домашнего обихода.

По всей стране, от края до края, с горечью замечает рассказчик, «всюду были сборщики налогов». Не удивительно, что при таком положении вещей дворцовая клика благоденствовала. Земли и владения правителей сливались в сплошные огромные поместья.

В таком плачевном положении, рассказывает наш историк, находился Лагаш в момент прихода нового богобоязненного правителя Урукагина, который вернул исстрадавшимся гражданам их права и свободу. Он отозвал смотрителей над лодочниками. Он отозвал смотрителей над крупным и мелким скотом. Он отозвал смотрителей над рыбными угодьями. Он отозвал сборщиков серебра, которые взимали плату за стрижку белых овец. Когда муж разводился с женой, ни ишакку, ни его визирь не получали ничего. Когда торговец благовониями составлял благовония для умащений, ни ишакку, ни его визирь, ни управляющий не получали ничего. Когда покойника приносили на кладбище, сборщики получали гораздо меньшую долю его имущества, иногда значительно меньше половины. Теперь владения храма стали неприкосновенными. И по всей стране, от края до края, уверяет рассказчик, «не осталось ни одного сборщика налогов». Урукагина «признал свободу граждан Лагаша».

Кроме того Урукагина очистил город от ростовщиков, воров и убийц. Например, «если сын бедняка соорудит рыбный садок, никто не украдет теперь его рыбу». Ни один богатый чиновник не посмеет больше врываться в сад «матери бедняка», отрясать деревья и уносить плоды, как было прежде. Урукагина заключил особый договор с богом Лагаша Нингирсу, чтобы сироты и вдовы не страдали больше от произвола «сильных людей».

Мы не знаем, насколько эффективны были эти реформы, насколько они помогли Лагашу в его борьбе за власть с Уммой. К несчастью, эти меры уже не могли вернуть Лагашу былую мощь и не привели к победе. Урукагина и его реформы вскоре были забыты. Подобно большинству других реформаторов он, очевидно, пришел слишком поздно и успел сделать слишком мало. Правление Урукагины продолжалось менее десяти лет, а затем он и его город были побеждены честолюбивым правителем Уммы Лугальзаггиси, который, пусть на короткий срок, но сумел подчинить себе весь Шумер и соседние государства, пока не был завоеван воинами Аккада.

Глава 14 ПИРАМИДЫ И БАШНИ

Казалось бы, что еще неведомо человеку просвещенному о цивилизациях Египта и Вавилона? Сотни исследовательских томов и человеческих судеб раскрывают нам их тайны. Тысячи экспедиций и похождений истинных ученых исследователей, археологов, лингвистов и просто авантюристов, любителей приключений, охотников за сокровищами, кладоискателей (разорителей святых реликвий) позволяли потомкам писать их историю. История же эта не кончается и по сей день.

Перенесемся на четыре с половиной тысячи лет назад в житницу древнего мира, которая заставила впоследствии голодать Рим, — долину Нила.

От Нила к расположенной неподалеку строительной площадке движется живой поток полуголых рабов — светлокожих и черных, толстогубых и с приплюснутыми носами, с бритыми головами, распространяя смешанный запах дешевого масла, редьки, лука и чеснока (согласно Геродоту, только на одно питание рабочих, сооружавших пирамиду Хеопса, было израсходовано в переводе на современные деньги 20 миллионов марок). Вскрикивая и взвизгивая под ударами бичей надсмотрщиков, они бредут по гранитным плитам дороги, протянувшейся от Нила к месту постройки; стеная под тяжестью врезавшихся в тело веревок, они тащат огромные, медленно передвигающиеся тачки, груженные камнями, каждый объемом более одного кубического метра. Так, под стоны и крики росла на костях рабов пирамида. Она росла двадцать лет подряд, и на протяжении всех этих лет каждый раз, когда Нил выбрасывал свои илистые воды на прибрежные поля, когда прекращались полевые работы, надсмотрщики вновь сгоняли сотни тысяч рабов для постройки гробницы, которая называлась «Ахет Хуфу» — «Горизонт Хеопса».

Пирамида поднималась все выше и выше. С помощью одной лишь людской силы были поставлены и взгромождены друг на друга 2 300 000 каменных блоков, каждая из четырех сторон пирамиды имела в длину более 230 метров. Высота ее в конце концов достигла 146 метров. Гробница одного-единственного фараона почти не уступает по высоте Кельнскому собору, она выше собора св. Стефана в Вене и значительно выше собора св. Петра в Риме — самой большой христианской церкви в мире, которая могла бы свободно разместиться в гробнице египетского фараона даже вместе с лондонским собором св. Павла. Общая площадь этого строения, сложенного из камней и известняка, добытых в каменоломнях по обеим сторонам Нила, достигает 2 521 000 квадратных метров (рис. 17).



Прежде чем построить столь грандиозное сооружение, свыше четырех тысяч человек, художников, архитекторов, каменотесов и ремесленников, выполняли подготовительные работы, занимавшие почти 10 лет. Вес одного из чудес света, пирамиды Хеопса, составляет около 6 400 000 тонн, поэтому, чтобы пирамида не ушла в землю, южнее Каира, в семи километрах западнее селения Гиза, на выступе плато среди пустыни древними инженерами была выбрана скалистая площадка, выдерживающая вес пирамид. Всего в долине Гизы или Долине царей, насчитывается 67 пирамид, постепенно раскрывающих свои тайны и рассказывающих о жизни Египетской цивилизации.

История Древнего Египта — это, прежде всего, история ее открывателей. Маньяк, околдованный египетскими иероглифами, — так назвал Керам гениального француза Жана-Франсуа Шампольона (1790–1832 гг.), подарившего человечеству формулу прочтения египетских папирусов и жившего ради этого события всю жизнь — короткую, тяжелую, но увенчавшуюся фантастическим моментом счастья в постижении истины и свершения, казалось бы, несбыточной мечты. У истоков открытия египетских тайн стоят также Наполеон и барон-рисовальщик Доминик Виван Денон, опубликовавший в 1802 году свое «Путешествие по Верхнему и Нижнему Египту». С тех пор мир узнал о совершенно неведомой цивилизации, не менее загадочной и древней, чем. Греция, и о существовании которой было известно лишь некоторым путешественникам.

Великие открытия в египтологии связаны с именем итальянца Бельцони собирателя египетских реликвий (отличившегося тем, что взламывал камеры царских гробниц с помощью стенобитных (!) орудий), нашедшего гробницу Сети I, предшественника великого Рамсеса, победителя ливийцев, сирийцев и хеттов. Нельзя не упомянуть имя Рихарда Лепсиуса — немецкого классификатора истории Египта. Он нашел следы и остатки более тридцати неизвестных до тех пор пирамид, доведя их до 67, открыл неизвестный вид гробниц, т. н. «мастаба», где хоронили знать Древнего царства.

В 1850 году Огюст Мариэтт прибыл в Каир из Франции в небольшую командировку и стал одержим исследованиями и раскопками. Навсегда оставшись в Египте, он стал хранителем его древностей, открывателем аллеи сфинксов и гробницы священных быков Аписов.

Благодаря ему мы узнаем о необычных египетских культах. Здесь мы остановимся на отрывке из книги Керама:

«Египетские боги сравнительно поздно воплотились в образах людей. Первоначально египтяне обожествляли растения, животных. Богиню Хатор олицетворяла смоковница, бог Нефертум почитался в виде цветка лотоса, богиня Нейт — в виде щита с двумя скрещенными стрелами; богов олицетворяли те или иные животные: бога Хнума — баран, бога Гора — сокол, бога Тота — ибис, Сухоса — крокодил, богиню города Бубастиса — кошка, богиню города Буто змея.

Но наряду с этими животными, олицетворявшими богов, почитались те или иные животные, отмеченные определенными признаками. Наиболее почитаемым из них был Апис — священный бык Мемфиса, которого египтяне считали «слугой бога Пта»; ему воздавались самые пышные почести, которых когда-либо удостаивалось какое-либо животное.

Местопребыванием этого священного животного служил храм, ухаживали за быком жрецы. Когда бык околевал, его бальзамировали и хоронили со всей торжественностью, а его место занимал другой бык, с теми же внешними признаками, что и его предшественник. Так возникали целые кладбища, достойные богов и царей; к числу таких кладбищ животных принадлежат кладбища кошек в Бубастисе и Бени-Хасане, кладбище крокодилов в Ашмунене, кладбище баранов в Элефантине. Эти культы, распространенные во всем Египте претерпевали бесконечные изменения на протяжении египетской истории, то ярко вспыхивая, то угасая на целые столетия.

Неподалеку от Серапеума Мариэтт обнаружил могилу дворцового чиновника и крупного землевладельца Ти. Гробница вельможи была чрезвычайно древней: ее построили з 2600 году до н. э., когда цари Египта Хеопс, Хефрен и Микерин выстроили свои пирамиды. Ни одно из ранее открытых захоронений не давало такого представления о жизни древних египтян, как эта гробница. То, что Мариэтт увидел в залах и коридорах этой гробницы, превосходило по богатству подробностей повседневной жизни египтян все до сих пор найденное. Богач Ти постарался, чтобы и после смерти в его распоряжении оказалось все, причем буквально все, что окружало его при жизни.

В весьма стилизованньхх стенных росписях и рельефах, хотя и линейных, но тем не менее всегда подробно детализированных, нашло свое отражение не только праздное времяпрепровождение богача. Мы видим процесс изготовления льна, видим косцов за работой, погонщиков ослов, молотьбу, веяние; видим изображение всего процесса постройки корабля — таким, каким он был четыре с половиной тысячелетия назад: обрубку сучьев, обработку досок, работу со сверлом, стамеской, которые, кстати говоря, изготовлялись в те времена не из железа, а из меди. Совершенно отчетливо различаем всевозможные орудия труда и среди них пилу, топор и даже дрель. Мы видим золотоплавилыциков и узнаем, как в те времена задували печи для плавки золота; перед нами скульпторы и каменотесы, рабочие-кожевники за работой; мы видим также, какой властью был наделен такой чиновник, как господин Ти, — это подчеркивается везде. Стражники сгоняют к его дому деревенских старост для расчетов: они их волокут по земле, душат, избивают; перед нами бесконечная вереница женщин, несущих дары, бесчисленное множество слуг, которые тащат жертвенных животных и здесь лее закалывают их (изображение так детализировано, что мы узнаем, какими приемами закалывали быков сорок пять столетий назад). Видим мы, и как жил господин Ти — словно смотрим в окно его дома: господин Ти у стола, господин Ти со своей супругой, семьей. Вот господин Ти за ловлей птиц, господин Ти с семьей путешествует по дельте Нила, господин Ти — и это один из самых красивых рельефов — едет сквозь заросли тростника. Стоя во весь рост, он едет в лодке; измученные гребцы сгибаются, налегая на весла. Вверху в зарослях летают птицы, в воде вокруг лодки кишмя кишат рыба и всякая прочая нильская живность. Одна лодка плывет впереди. Команда занята ох, отой: сидящие в лодке люди нацелили гарпуны, готовясь вонзить их в мокрые, блестящие спины гиппопотамов».

Англичанин Флиндерс Питри — лучший интерпретатор и собиратель тайн фараонов. 90 томов — таково его научное наследие. Именно Питри раскопал храм Рамсеса и греческую колонну Навкратис. 46 лет он занимался раскопками в Египте буквально «проявляя» его культуру, а полный список его находок занял бы не одну книгу. Но вернемся к пирамидам и Кераму.

Что заставляло фараонов превращать свои гробницы в крепости с тайными входами, с глухими дверями, с подземными коридорами, упиравшимися в гранитные блоки? Что заставило Хеопса взгромоздить над своим саркофагом целую гору — два с половиной миллиона кубических метров известняка.

Истинный смысл сооружения пирамид можно понять, только исходя из особенностей религиозных воззрений древних египтян, причем не из их мифологии — ведь число египетских богов необозримо, — а из того представления, которое лежало в основе их религии: человек после смерти продолжает свой жизненный путь в царстве бессмертия. В этом «потустороннем мире», «антиподе» земли и неба, заселенном умершими, может, однако, существовать лишь тот — и это самое основное, — кого снабдили в этом мире самым необходимым для существования. Под этим «всем необходимым для существования» подразумевалось решительно все, чем покойник пользовался при жизни: жилище, пища, а для того чтобы удовлетворять потребность в еде и питье, — слуги, рабы и предметы первой необходимости. Но прежде всего нужно было сохранить невредимым тело — его следовало обезопасить от всяких посторонних воздействий. Только в этом случае, то есть при условии полнейшей сохранности тела, душа умершего (по-египетски «baj»), которая покидала тело после смерти, могла, свободно передвигаясь в пространстве, в любое время соединиться с телом вновь, точно так лее, как и дух-хранитель «Ка» олицетворение жизненной силы, которая появилась на свет вместе с человеком, но не умирала, подобно телу, а продолжала жить, сообщая в дальнейшем покойнику необходимую силу в том потустороннем мире.

Вот эти то представления и породили два следствия: мумифицирование трупов, которое, хотя и в несравненно менее совершенной форме, известно у инков, океанийцев и других народов, постройку гробниц, напоминавших скорее крепости — ведь каждая пирамида должна была служить защитой запрятанной в ней мумии от любого возможного врага, от любых дерзостных поступков, от нарушения покоя.

Тысячи живых приносились в жертву, чтобы один мертвый мог воспользоваться вечным покоем и бессмертием в потустороннем мире. Тот или иной фараон на протяжении десяти, пятнадцати, двадцати лет воздвигал себе гробницу, истощая силы своего народа, делая долги и оставляя их своим детям и детям своих детей. Он опустошал государственную казну и после смерти, так как его «Ка» требовал все новых и новых жертв — ему нужны были постоянные религиозные обряды.

Сила этих религиозных воззрений была так велика, что она заглушала голос разума и в области политики, и в области морали. Пирамиды, сооружавшиеся фараонами, — и только ими, ибо менее знатные люди довольствовались так называемыми мастаба, а человек из народа и могилой в песке, — явились порождением переходящего всякие границы эгоцентризма, чуждого человеку современного общества. Пирамиды не были, подобно огромным сооружениям христиан, храмами или соборами, предназначенными для той или иной благочестивой общины верующих; не были они и, подобно вавилонским башням-зиккуратам, обиталищем богов и одновременно всеобщей святыней. Они были предназначены только для одного человека — для фараона, для его мертвого тела, для его души и для его «Ка».

Вскоре, однако, постройка столь огромных пирамид стала редкостью, а потом и вовсе прекратилась, хотя правящие в те времена цари были ничуть не менее могущественными самодержцами, чем Хеопс, Хефрен и Мекерин.

Пробуждение «души» народа всегда сопровождается стремлением к созданию монументальных, штурмующих небо сооружений. Если рассматривать интересующую нас проблему с этой точки зрения, нетрудно уловить, несмотря на все различия, определенную связь между вавилонским зиккуратом (башней), романо-готическими соборами Запада и египетскими пирамидами. Все они стоят у истоков той или иной цивилизации и относятся к тем временам, когда колоссальные сооружения воздвигались с поистине чудовищной силой. Так, ранние готические соборы были столь огромными, что нередко их не могло заполнить все население того города, где они были воздвигнуты.

Пирамиды были построены при помощи мускульной силы. В просверленные в скалах отверстия забивали колья и поливали их водой до тех пор, пока они не разбухали: так в горах Моккатама добывали необходимый для постройки пирамид камень.

На катках и тачках эти каменные глыбы доставляли к месту назначения. Постепенно, слой за слоем, пирамида поднималась ввысь. Качество работы древних строителей было таково, что, как отмечал Питри, несовпадение горизонтальных и вертикальных линий не превышает ширины большого пальца. Камни настолько плотно пригонялись один к другому, что между ними, как с удивлением отмечал еще восемьсот лет назад арабский писатель Абд аль-Латиф, не просунешь и иголки.

Пирамиды простоят еще долго. У пирамиды Хеопса обломилась лишь верхушка, где образовалась площадка в десять квадратных метров, почти полностью слезла гладкая облицовка из прекрасного моккатамского известняка, обнажив желтоватый плотный известняк местной породы — основной материал, использовавшийся при сооружении пирамиды; однако она стоит, и с ней рядом стоят другие. Но где те фараоны, которые искали в них убежища, которые видели в пирамидах безопасное место для своего мертвого тела и его «Ка»?

Именно здесь высокомерие фараонов обернулось для них заслуженной трагедией. Тем, которые лежали не в каменных крепостях, а в мастаба, под землей или в простых могилах в песке, повезло значительно больше, чем их повелителям: многие из этих захоронений оказались вне поля зрения грабителей.

А вот каменная гробница Хеопса изуродована и пуста, и мы даже не знаем с каких пор. Бельцони еще в 1818 году разыскал саркофаг Хефрена: крышка его была сломана, а сам саркофаг чуть не до краев наполнен щебнем; у богато орнаментированного базальтового саркофага Мекерина уже в тридцатых годах прошлого столетия не было крышки, а куски деревянного саркофага лежали в другом помещении вместе с остатками мумии фараона. Этот саркофаг затонул около испанских берегов вместе с кораблем, на котором его везли в Англию.

Послужили ли пирамиды в самом деле защитой? Увы, нет. Жизнь показала, что их размеры не только не отпугивали грабителей, а, наоборот, привлекали. Камни охраняли, но размеры пирамиды говорили совершенно ясно: «Нам есть, что скрывать». И грабители принимались за дело. Это началось в древнейшие времена, это продолжается и сегодня.

К сожалению это уже другая история, оторваться от хода которой весьма трудно.



Заслуга упомянутых людей, их титанический труд и вера в успех, а также работы исследователей еще многих поколений помогают нам сегодня узнать у Керама всю связь событий и историю цивилизации в долине Нила в очень сжатой форме (рис. 18).

Лучшей историей Египта и поныне остается книга американского историка Брэстеда «История Египта».

Египет — страна речной культуры. Вслед за возникновением первых политических объединений в дельте Нила возникло «Северное царство», а между Мемфисом (Каир) и первым нильским порогом — «Южное царствб». С объединением этих двух царств, состоявшимся примерно около 2900 года до н. э. при царе Менесе (Мине) — основателе первой общеегипетской династии, — и начинается собственно история Египта.

Египтяне имели свой календарь; они пользовались им с древнейших времен для вычисления сроков разливов Нила, от которых зависело все существование страны. Это был единственный в какой-то степени пригодный календарь древности. Этот календарь послужил основой для введенного в Риме в 46 году до н. э. «Юлианского календаря», который достался от римлян в наследство Западу и лишь в 1582 году был заменен так называемым «Григорианским календарем».

При датировке начального периода египетской истории не исключены ошибки и расхождения иной раз и в сто лет. В датировке и в периодизации ранней эпохи, вплоть до истории Нового царства, мы следуем за немецким египтологом Георгом Штейндорфом.

Древнее царство (2900–2270 годы до н. э.) — эпоха правления I–VI династий. Это время появления первых ростков цивилизации с ее первыми законами, с ее религией, письменностью и формированием «литературного» языка. Это время строителей пирамид в Гизе, царей: Хеопса (Хуфу), Хефрена (Хафра) и Микерина (Менкаура), принадлежавших к IV династии.

Первый переходный период (2270–2100 гг. до н. э.) начинается после катастрофического распада Древнего царства (в Мемфисе еще сохраняется призрачное царство) и, быть может, является переходным этапом к своего рода феодализму. За это время сменилось четыре династии и около 30 царей.

Среднее царство (2100–1700 годы до н. э.) было основано Фиванскими правителями, которые свергли Гераклеопольских царей и вновь объединили страну. Этот период — эпоха расцвета культуры и созидания, время правления четырех властителей, носивших имя Аменемхет, и трех — по имени Сесострис (Сенусерт), период создания многих выдающихся произведений зодчества.

Второй переходный период (1700–1555 гг. до н. э.) проходит под знаком господства гиксосов. Кочевые племена гиксосов («царей-пастухов») вторгаются в пределы Египта, покоряют его и удерживают в своих руках на протяжении целого столетия, до тех пор пока их не изгоняют правители Фив. Прежде считали, что изгнание гиксосов послужило основой для библейского сказания об исходе детей Израиля из Египта. Теперь эта гипотеза признана неверной.

Новое царство (1555–1090 годы до н. э.) — время наибольшего усиления политической власти, эпоха «цезаристских» фараонов. Завоевания Тутмеса III Азией; он облагает данью покоренные народы, иноземные богатства рекой текут в Египет. Воздвигаются роскошные здания. Аменофис (Аменхотеп) III устанавливает связь с царями Вавилона и Ассирии. Его преемник Аменофис (Аменхотеп) VI (его женой была Нефертити) был великим реформатором религии: вместо прежнего культа бога Амона он ввел культ солнца — Атона — и с того времени начал именовать себя Эхнатоном. Он основал в песках пустыни новую столицу: на смену Фивам пришла

Телль-Амарна. Но новая религия не пережила своего основателя — она погибла во время гражданских войн. При зяте Аменофиса — Тутанхамоне царская резиденция была вновь перенесена в Фивы.

Но своего наивысшего политического расцвета Египет достиг при царях XIX династии. Рамсес II, прозванный Великим, царствовал тридцать шесть лет. Памятниками его могущества являются воздвигнутые им монументальные, вернее колоссальные, строения в Абу-Симбеле, Карнаке, Луксоре, Абидосе, Мемфисе.

После его смерти наступает период анархии. Рамсес III, царствование которого продолжалось двадцать один год, вновь устанавливает в стране мир, покой и порядок. Затем Египет подпадает под власть жрецов Амона.

Третий переходный период (1090–712 гг. до н. э.) — период успехов и неудач, подъема и упадка. Из царей этого периода может представлять интерес покоритель Иерусалима Шешонк I, разграбивший храм Соломона. При XXIV династии весь Египет временно подпал под власть эфиопов.

Позднее время (712–525 гг. до н. э.) — Египет был завоеван ассирийцами под предводительством Асархаддона. Удалось еще раз объединить Египет (но без Эфиопии). Связь с Грецией оживила торговые отношения и культуру. Последний из царей этой династии — Псаметих III — был побежден персидским царем Камбизом у Пелузия: Египет превращается в персидскую провинцию. На этом в 525 году до н. э. история Древнего Египта, история египетской цивилизации, заканчивается.

Персидское господство (525–332 гг. до н. э.) было утверждено при Камбизе, Дарий I Гистаспе и Ксерксе I; при Дарий II оно приходит в упадок. Египетская культура живет традицией, страна становится «добычей более сильных народов».

Греко-римское господство (332 г. до н. э. — 638 г. н. э.). В 332 году Александр Македонский завоевал Египет и основал Александрию, которая стала центром эллинистической культуры. Держава Александра распадается. При Птолемее III Египет вновь обретает политическую самостоятельность. Последующие два века вплоть до Рождества Христова заполнены династическими распрями Птолемеев. Египет все более подпадает под влияние Рима. При поздних цезарях сохраняется лишь видимость национальной независимости государства, в действительности же Египет становится римской провинцией, эксплуатируемой колонией, житницей Римской империи.

Христианство рано получает распространение в Египте. С 640 года н. э. Египет попадает в полную зависимость от арабской державы, позднее — под власть Османской империи и в европейскую историю входит уже во времена похода Наполеона.

Цивилизация таинственного народа «черноголовых», или известных нам шумеров, в дельте Тигра и Евфрата была постепенно, не за одну сотню лет приведена набегами варварских семитских племен Аккада в полный упадок и гибель. На благодатной почве шумерской культуры выросла и расцвела еще одна цивилизация — Вавилония, где существовало два государственных языка шумерский (язык жрецов и юристов) и семитский. Итак, сначала правили шумеры, потом аккадцы и хетты, вторгшиеся из восточной части Малой Азии, затем касситы из Ирана и, наконец, ассирийцы, пришедшие из плодородных частей Междуречья (рис. 19).



О зверствах ассирийцев сказано в Библии, о сооружении Вавилонской башни и блистательной Ниневии, о семидесятилетнем пленении евреев и о правителе Навуходоносоре, о божьем суде над «великой блудницей» Ассиро-Вавилонией и о чашах гнева его, которые семь ангелов излили на приевфратские земли.

В 626 г. до н. э. вождь южно-вавилонского племени халдеев Набопаласар восстал против ассирийцев и огромное Ассирийское государство было поделено между халдеями и их союзниками мидянами. В войне были полностью разрушены центры ассирийской культуры города Ниневия и Ашшур (см. картосхему Междуречья). Южная и Западная Ассирия с Месопотамией, Сирией и Палестиной стала новой Вавилонской державой, вся же остальная территория досталась мидянам. В 605 году до н. э. Набопаласар умер и трон занял его сын знаменитый Новуходоносор II, расширивший границы Вавилонии и превративший свою страну в одну из самых могущественных держав того времени, а столицу Вавилон — в один из самых величайших городов мира.

Этот короткий экскурс был необходим для того, чтобы знать истоки образования еще одной потерянной цивилизации и подойти к основной теме книги.

У Вавилонской цивилизации есть также много славных имен ее открывателей. Остановимся на одном из них, пожалуй, самом известном в истории открытия Вавилона. Это — Роберт Кольдевей, немецкий археолог, архитектор и искусствовед, который, начиная с 43 лет, посвятил себя разгадкам тайн Вавилонии. Это он обнаружил одно из чудес света — сады легендарной царицы Семирамиды и раскопал «Этемен-анки» («Храм краеугольного камня неба и земли») — «Вавилонскую башню», вернее ее фундамент.

Начиная с марта 1899 года Кольдевей копал день за днем (более пятнадцати лет подряд) там, где культурные слои находились под 12–24-метровым слоем твердой земли и щебня.

«Кольдевей, — читаем мы у Керама, — раскопал стену из сырцового кирпича шириной семь метров. На расстоянии примерно двенадцати метров от нее возвышалась другая стена, на этот раз из обожженного кирпича, шириной в семь метров восемьдесят сантиметров, а за ней — третья стена, в свое время, очевидно, опоясывавшая ров, который наполнялся водой, если городу грозила опасность. Эта стена была сложена из обожженного кирпича и имела ширину в три метра тридцать сантиметров».

Пространство между стенами, очевидно, в свое время было заполнено землей, вероятнее всего, вплоть до кромки внешней стены. Здесь было где проехать четверке лошадей! Через каждые пятьдесят метров вдоль стены стояли сторожевые башни. Кольдевей определил, что на внутренней стене их было 360, на внешней — 250, и, судя по всему, эта цифра вполне правдоподобна. Найдя эту стену, Кольдевей раскопал самое грандиозное из всех когда-либо существовавших на свете городских укреплений. Стена свидетельствовала о том, что Вавилон был самым крупным городом на Востоке, более крупным, чем даже Ниневия. А если считать, как во времена средневековья, что город — это «обнесенное стеной поселение», то Вавилон был и остается самым большим городом, существовавшим когда-либо на свете.

Навуходоносор писал:

«Я окружил Вавилон с востока мощной стеной, я вырыл ров и скрепил его склоны с помощью асфальта и обожженного кирпича. У основания рва я воздвиг высокую и крепкую стену. Я сделал широкие ворота из кедрового дерева и обил их медными пластинками. Для того чтобы враги, замыслившие недоброе, не могли проникнуть в пределы Вавилона с флангов, я окружил его мощными, как морские валы, водами. Преодолеть их так же трудно, как настоящее море. Чтобы предотвратить прорыв с этой стороны, я воздвиг на берегу вал и облицевал его обожженным кирпичом. Я тщательно укрепил бастионы и превратил город Вавилон в крепость».

Это должна была быть, по тем временам, поистине неприступная крепость! И все-таки разве Вавилон не был взят врагами? Здесь можно предполагать только одно: вероятно, он был захвачен изнутри.

Кольдевей действительно наткнулся на Вавилон Навуходоносора. Это при Навуходоносоре, которого пророк Даниил называл «царем царей» и «золотой головой», город начал монументально отстраиваться. Это при нем началась реставрация храма Эмах, храмов Эсагила, Нинурты и древнейшего храма Иштар в Меркесе. Он обновил стену канала Арахту и построил первый каменный мост через Евфрат и канал Либилхигалла, он отстроил южную часть города с ее дворцами, разукрасил Ворота Иштар цветными рельефами животных из глазурованного кирпича.

Сооружение, о котором в Книге Бытия говорится: «И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню высотой до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу земли».

Кольдевею удалось обнаружить всего-навсего гигантский фундамент. В надписях же речь шла о башнях; та башня, о которой говорится в Библии (она, очевидно, действительно существовала), была, вероятно, разрушена еще до эпохи Хаммурапи, на смену ей была выстроена другая, которую воздвигали в память о первой. Сохранились следующие слова Набопаласара: «К этому времени Мардук повелел мне «Вавилонскую башню», которая до меня ослаблена была и доведена до падения, воздвигнуть — фундамент ее установив на груди подземного мира, а вершина ее чтобы уходила в поднебесье». А сын его Навуходоносор добавил: «Я приложил руку к тому, чтобы достроить вершину Этеменанки так, чтобы поспорить она могла с небом».

«Вавилонская башня» поднималась гигантскими террасами; Геродот говорит, что ее составляли восемь башен, поставленных друг на друга; чем выше, тем размер башни был меньше. На самом верху, высоко над землей, был расположен храм. (В действительности башен было не восемь, а семь).

Башня стояла на равнине Сахн, однако, буквальный перевод этого названия — «сковорода».

Кольдевей писал: «Основание башни было шириной девяносто метров, столько лее метров она имела и в высоту. Из этих девяноста метров тридцать три приходилось на первый этаж, восемнадцать — на второй, и по шесть метров на следующие четыре. Самый верхний этаж высотой в пятнадцать метров был занят храмом бога Мардука. Покрытый золотом, облицованный голубым глазурованным кирпичом, он был виден издалека и как бы приветствовал путников.

Колоссальный массив башни, которая для евреев времен Ветхого Завета была воплощением человеческой заносчивости, возвышался посреди горделивых храмов-дворцов, огромных складов, бесчисленных помещений; ее белые стены, бронзовые ворота, грозная крепостная стена с порталами и целым лесом башен все это должно было производить впечатление мощи, величия, богатства; ибо во всем огромном вавилонском царстве трудно было встретить что-либо подобное».

Керам: «Каждый большой вавилонский город имел свой зиккурат (общее название пирамид и башен), но ни один из них не мог сравниться с «Вавилонской башней» На ее строительство ушло 85 миллионов кирпичей; колоссальной громадой возвышалась она над всей округой. Так же, как и египетские пирамиды, «Вавилонскую башню» воздвигли рабы не без участия бичей надсмотрщиков. Но между ними есть различие: пирамиду строил, один правитель на протяжении своей нередко короткой жизни; он строил ее для себя одного, для своей мумии, для своего «Ка», а «Вавилонскую башню» строили целые поколения правителей: то, что начинал дед, продолжали внуки. Если египетская пирамида разрушалась или ее разоряли грабители, никто не занимался ее восстановлением, не говоря уже о наполнении ее новыми сокровищами. Вавилонский же зиккурат был разрушен неоднократно, и каждый раз его восстанавливали и украшали заново. Это понятно: правители, сооружавшие зиккураты, строили их не для себя, а для всех. Зиккурат был святыней, принадлежащей всему народу, он был местом, куда стекались тысячи людей для поклонения верховному божеству Мардуку. Картина была, вероятно, необычайно красочна: вот толпы народа выходят из «Нижнего храма», где перед статуей Мардука совершалось жертвоприношение. (Если верить Геродоту, статуя Мардука, а она была из чистого золота, — весила более 23 700 кг). Потом народ поднимался по гигантским ступеням лестницы «Вавилонской башни» на второй этаж, расположенный на высоте тридцати метров над землей, а жрецы тем временем спешили по внутренним лестницам на третий этаж, откуда проникали потайными ходами в святилище Мардука, находившееся на самой вершине башни. Голубовато-лиловым цветом отсвечивали эмалированные кирпичи, покрывавшие стены «Верхнего храма». Геродот видел это святилище в 458 году до н. э., то есть примерно через полтораста лет после сооружения зиккурата; в ту пору оно еще, несомненно, было в хорошем состоянии. В отличие от «Нижнего храма» здесь не было статуй, здесь вообще ничего не было, если не считать ложа и золоченного стола. В это святилище народ не имел доступа — здесь появлялся сам Мардук, а обычный смертный не мог лицезреть его безнаказанно для себя.

Кир, завладевший Вавилоном после смерти Навуходоносора, был первым завоевателем, оставившим город неразрушенным. Его поразили масштабы «Этеменанки», и он приказал соорудить на своей могиле памятник в виде миниатюрного зиккурата, маленькой «Вавилонской башни».

И все-таки башня была снова разрушена. Ксеркс, персидский царь, оставил от нее только развалины, которые увидел на своем пути в Индию Александр Македонский; его тоже поразили гигантские руины — он тоже стоял перед ними завороженный. По его приказу десять тысяч человек, а затем и все его войско на протяжении двух месяцев убирало мусор; Страбон упоминает в связи с этим о 600 000 поденных выплатах.

На рубеже старой и новой эпохи при парфянском владычестве началось запустение Вавилона, здания разрушались. Ко времени владычества Сасанидов (226–636 гг. нашей эры) там, где некогда возвышались дворцы, остались лишь немногочисленные дома, а ко времени арабского средневековья, к XII веку, лишь отдельные хижины.

Сегодня здесь видишь пробужденный стараниями Кольдевея Вавилон — руины зданий, блестящие фрагменты, остатки своеобразной, единственной в своем роде роскоши. И поневоле вспоминаются слова Иеремии: «И поселятся там степные звери с шакалами, и будут жить на ней страусы, и не будет обитаема вовеки и населяема в роды родов».

Да, 70 лет порабощения иудеев (историки утверждают, что Навуходоносор использовал пленных иудеев на строительных работах в Вавилоне) разрушителями Иерусалима (587 г. до н. э.) не прошли даром и нашли себя в библейских проклятиях.

Глава 15 СТАТУИ И МИФЫ

Все, что просвещенное человечество знает о забытых и исчезнувших цивилизациях получено благодаря кропотливым раскопкам и изучению объектов архитектурных сооружений, керамики, украшений, произведений искусства и памятников письменности. Есть еще один феномен позволяющий восстанавливать память землян — общие черты в культурном наследии различных цивилизаций и общность знаний древних, независимо от того, в какое время и где они жили. Наверняка, причина эта космологического характера и истоки ее надо искать в разумной Вселенной (об этом мы упоминаем в главе «Колыбель цивилизаций») и что, вероятно, сейчас непостижимо для большинства из нас. Слава Богу, ведь жизнь без тайн и захватывающего процесса разгадок просто тосклива.

Итак, речь пойдет о цивилизации, о которой что-то знает или слышал почти каждый, к ней не перестает обращаться вся мировая наука и литература, а опыт изучения ее является классическим примером нашего образовательного минимума. Открытие цивилизаций эллинов — это не только начало большой археологии и долгожданная встреча с прошлым, но и наступление эпохи разгадок античного мира, некогда существовавшего в Средиземноморье и ставшего основой для европейских цивилизаций. Открытие их связано с двумя великими в свое время именами Генриха Шлимана и Артура Эванса.

Археологи — следопыты истории, а писатели, которые следят за археологами, оживляют историю. Пусть она будет слегка приукрашена и вызывает недовольство критиков (если они будут полностью довольны, то они должны будут бросить эту работу), но главное не дойти до абсурда и не заниматься фальсификацией. К типу писателей относится Курт Вальтер Керам (настоящая фамилия Марек) со своей знаменитой книгой «Боги, гробницы, ученые», впервые вышедшей на русском языке в 1960 г.

То, о чем и как написал Керам вряд ли нуждается в доработке и удачно согласуется с ведущей тональностью нашей книги. Поэтому, в этой и следующей главах использованы отрывки из его книги и цитаты ее героев, которые, надеемся, затронут ваше внимание.

Начинаем читать Керама с цитаты самого Генриха Шлимана, первооткрывателя античных мифов:

«Когда я в 1832 году в десятилетнем возрасте преподнес отцу в качестве рождественского подарка изложение основных событий Троянской войны и приключений Одиссея и Агамемнона, я не предполагал, что тридцать шесть лет спустя, после того как мне посчастливится собственными глазами увидеть места, где развертывались военные действия, и посетить отчизну героев, чьи имена благодаря Гомеру стали бессмертными, я предложу вниманию публики целый труд, посвященный этой теме».

Сын бедного пастора, ученик в лавке, служащий в конторе (но одновременно и знаток восьми языков), он стал торговцем, а затем в головокружительном взлете достиг должности королевского купца. В деньгах и богатстве он видел кратчайший путь к успеху.

Применяя совершенно необычный, им самим созданный метод, он за два с половиной года овладевает английским, французским, голландским, испанским, португальским и итальянским языками.

В 1846 году Шлиман, знаток русского языка, едет в качестве агента своей фирмы в Петербург. Годом позже он основывает собственный торговый дом. Все это отнимает у него немало времени и стоит немалого труда… «Только в 1854 году мне удалось изучить шведский и польский языки». Он много ездил. В 1850 году он побывал в Северной Америке. Присоединение Калифорнийского побережья к Соединенным Штатам давало ему право на американское гражданство. Не миновала его, как и многих других, золотая лихорадка: он основал банк для операций с золотом. Его удостаивает приема президент. Но и в эти годы, как, впрочем, и всегда, его не покидает юношеская мечта — посетить когда-нибудь те далекие места, где жили и совершили свои великие подвиги герои Гомера, заняться изучением и исследованием этих мест.

В 1856 году он взялся за изучение новогреческого языка и овладел им в шесть недель. В последующие три месяца он успешно справляется со всеми трудностями гомеровского гекзаметра, что требует от него колоссальной траты сил. «Я штудирую Платона с таким расчетом, что, если бы в течение ближайших шести недель он смог бы получить от меня письмо, он должен был бы его понять».

Все, что произошло затем, похоже на чудо. Где и когда в истории один лишь энтузиазм приводил к успеху? Поговорка о том, что успех решают знания, в данном случае не вполне применима хотя бы потому, что утверждение, будто Шлиман уже в первые годы своей научной деятельности был знатоком в области научной археологии, по меньшей мере спорно. И все-таки удача сопутствовала ему, как никому.

Решающую роль сыграли свидетельства античных авторов, а не теории современных Шлиману ученых. Разве Геродот не сообщал, что Ксеркс посетил Новый Илион (город, на месте которого некогда стояла легендарная Троя, или Илион), осмотрел руины «Пергама Приама» (крепость гомеровской Трои, а также храм и дворец царя Приама) и принес в жертву Илийской Минерве тысячу быков? То лее самое, как об этом свидетельствует Ксенофонт, сделал полководец лакадемонян Миндар и, согласно Арриану, Александр Великий, который к тому же забрал из Трои оружие, приказав своей личной охране носить его во время сражений перед ним как талисман. Разве не сделал для Нового Илиона много и Цезарь, во-первых, из чувства восхищения перед Александром, а во-вторых, и потому, что он, как ему казалось, располагал достоверными сведениями о своем родстве с илийцами (Троя была родиной Энея, к которому Цезарь возводил свой род).

И что же, все они лишь фантазировали? Или, быть может, они были сбиты с толку неверными сообщениями современников?

В 1869 году Шлиман женился на прекрасной гречанке Софье Энгастроменос, которая делила с супругом тягостный труд и невзгоды.

Раскопки начались в апреле 1870 года; в 1871 году Шлиман посвятил им два месяца, а в последующие за этим два года — по четыре с половиной месяца. В его распоряжении была примерно сотня рабочих. Он трудился, не зная ни сна ни отдыха, и ничто не могло задержать его в работе — ни коварная и опасная малярия, ни острая нехватка хорошей питьевой воды, ни медлительность властей, ни неверие ученых всего мира, которые просто считали его неучем, ни многое другое, еще более худшее.

В самой высокой части города Нового Илиона стоял храм Афины, вокруг него Посейдон и Аполлон построили стену Пергама — так говорил Гомер. Следовательно, храм нужно было искать посредине холма; там же должна была находиться возведенная богами стена. Разрыв вершину холма, Шлиман обнаружил стену. Здесь он нашел оружие и домашнюю утварь, украшения и вазы неоспоримое доказательство того, что на этом месте был богатый город. Но он нашел и кое-что другое, и тогда впервые имя Генриха Шлимана прогремело по всему свету: под развалинами Нового Илиона он обнаружил другие развалины, под этими — еще одни: холм походил на какую-то чудовищную луковицу, с которой нужно было снимать слой за слоем. Как можно было предположить, каждый из слоев относился к определенной эпохе. Жили и умирали целые народы, расцветали и гибли города, неистовствовал меч и бушевал огонь, одна цивилизация сменяла другую — и каждый раз на месте города мертвых вырастал город живых.

Каждый день раскопок приносил новую неожиданность. Шлиман предпринял свои раскопки для того, чтобы разыскать гомеровскую Трою, но за сравнительно небольшой период он и его помощники нашли не менее семи исчезнувших городов, а позднее еще два — девять окон в прошлое, о котором до того времени ничего не знали и даже не подозревали!

Но какой из этих девяти городов был Троей Гомера, городом героев, городом героической борьбы? Было ясно, что нижний слой относится к отдаленнейшим временам, что это самый древний слой, настолько древний, что людям той эпохи было еще неизвестно употребление металлов, а верхний слой, очевидно, самый молодой; здесь и должны бьши сохраниться остатки того Нового Илиона, в котором Ксеркс и Александр совершили свои жертвоприношения.

Шлиман продолжал свои раскопки. Во втором и третьем слоях снизу он обнаружил следы пожара, остатки гигантских валов и огромных ворот. Без колебаний он решил: эти валы опоясывали дворец Приама, эти ворота были Скайскими воротами.

Он открыл бесценные сокровища с точки зрения науки. Из всего того, что он отсылал на родину и передавал на отзыв специалистам, постепенно все яснее вырисовывалась картина жизни далекой эпохи во всех ее проявлениях, представляло лицо целого народа.

Это был триумф Шлимана, но одновременно и триумф Гомера. То, что считалось сказками и мифами, то, что приписывалось фантазии поэта, на самом деле было когда-то действительностью — это было доказано. Волна воодушевления прокатилась по миру.

15 июля 1873 года было ориентировочно назначено последним днем раскопок. И вот тогда-то, всего за сутки до этого срока, Шлиман нашел то, что увенчало всю его работу, то, что привело в восторг весь мир.

На глубине около 28 футов была обнаружена та самая стена, которую Шлиман принимал за стену, опоясывающую дворец Приама. Внезапно взгляд Шлимана привлек какой-то предмет; он всмотрелся и пришел в такое возбуждение, что дальше действовал уже словно под влиянием какой-то потусторонней силы. Вот что он пишет:

«В величайшей спешке, напрягая все силы, рискуя жизнью, ибо большая крепостная стена, которую я подкапывал, могла в любую минуту похоронить меня под собой, я с помощью большого ножа раскапывал клад. Вид всех этих предметов, каждый из которых обладал колоссальной ценностью, придавал мне смелость, и я не думал об опасности».

Матово поблескивала слоновая кость, звенело золото. Сокровища царя Приама! Золотой клад одного из самых могущественных царей седой древности, окропленный кровью и слезами: украшения, принадлежавшие людям, подобным богам, сокровища, пролежавшие в земле три тысячи лет и извлеченные из-под стен семи исчезнувших царств на свет нового дня! Шлиман ни минуты не сомневался в том, что он нашел именно этот клад. И лишь незадолго до его смерти было доказано, что он допустил ошибку, что Троя находилась вовсе не во втором и не в третьем слое снизу, а в шестом, и что найденный Шлиманом клад принадлежал царю, жившему за тысячу лет до Приама.

В области археологии Шлиман достиг трех вершин. «Сокровища царя Приама» была первой; второй суждено было стать открытию царских погребений в Микенах.

Одной из самых возвышенных, полной темных страстей глав истории Греции является история Пелопидов из Микен, история возвращения и гибели Агамемнона.

Девять лет стоял Агамемнон перед Троей. Эгист использовал это время:

Тою порою, как билися мы на полях Илионских,

Он в безопасном углу многоконного града Аргоса

Сердце жены Агамемнона лестью опутывал хитрой…

Эгист поставил часового, который должен был предупредить его о возвращении супруга Клитемнестры, и окружил себя вооруженными людьми. Потом он пригласил Агамемнона на пир, но, «преступные козни замыслив», убил его, «подобно тому, как быков убивают за жвачкой». Не спасся и никто из друзей Агамемнона, никто из тех, кто пришел вместе с ним. Прошли долгие восемь лет, прежде чем Орест, сын Агамемнона, отомстил за отца, расправившись с Клитемнестрой, своей матерью, и Эгистом — убийцей.

Но Микены были не только кровавыми. Троя, судя по описаниям Гомера, была очень богатым городом, но Микены были богаче: Гомер везде называет этот город «златообильным». Околдованный «Сокровищами царя Приама», Шлиман принялся за поиски нового клада и, кто бы мог себе это представить, нашел его!

Микены находятся на полпути между Аргосом и Коринфским перешейком. Если взглянуть на эту бывшую царскую резиденцию с запада, прежде всего бросаются в глаза сплошные развалины — это остатки огромных стен, а затем все более круто вздымается Эвбея. Так что Микены не нужно было искать, их местоположение было видно совершенно отчетливо.

Некоторые античные писатели считали, что именно здесь, в этом районе, находится гробница Агамемнона и его друзей, убитых вместе с ним. Местоположение города было ясным, местоположение же гробниц было по меньшей мере спорным.

Если найти наперекор всем ученым Трою Шлиману помог Гомер, то при поисках гробницы Агамемнона он опирался на труды Павсания, которые помогли ему обнаружить, как он полагал, могилу Агамемнона, а затем еще девять гробниц — пять из них были шахты-могилы внутри крепости (и в них полусожженные останки пятнадцати человек, «буквально осыпанные драгоценностями и золотом»), а остальные четыре, на которых еще великолепно сохранился рельеф, относились к следующему веку; они имели куполообразную форму и находились вне крепостных стен. Шестым декабря 1876 года датирована запись Шлимана об открытии первой гробницы. Шлиман не сомневался в своей правоте и королю Греции была отправлена телеграмма: «С величайшей радостью сообщаю Вашему величеству, что мне удалось найти погребения, в которых были похоронены Агамемнон, Кассандра, Эврименон и их друзья, умерщвленные во время трапезы Клитемнестрой и ее любовником Эгистом».

Однако Шлиман и на этот раз ошибался. Да, он нашел царские погребения, но не Агамемнона и его друзей, а людей совершенно другой эпохи — погребения, которые были по меньшей мере лет на четыреста старше погребения Агамемнона. Но он этого не знал.

Но это и не существенно. Важно было то, что он сделал еще один шаг по дороге к открытию древнего мира, вновь подтвердил правдивость сведений Гомера и открыл сокровища — и не только в научном смысле этого слова, которым мы обязаны сведениями о той культуре, что лежит в основе всей европейской цивилизации.

Клад, найденный Шлиманом, был огромен.

«Все музеи мира, вместе взятые, не обладают и одной пятой частью этих богатств», — писал Шлиман.

В первой могиле Шлиман насчитал пятнадцать золотых диадем — по пять на каждого из усопших; кроме того, там были золотые лавровые венки и украшения в виде «свастик».

В другой могиле — в ней лежали останки трех женщин — он собрал более 700 тонких золотых пластинок с великолепным орнаментом из изображений животных, медуз, осьминогов. Золотые украшения с изображением львов и других зверей, сражающихся воинов, украшения в форме львов и грифов, лежащих оленей и женщин с голубями… На одном из скелетов была золотая корона с 36 листками; она украшала голову, уже почти превратившуюся в прах. Рядом с ней лежала еще одна великолепная диадема с приставшими к ней остатками человеческого черепа. Он нашел еще пять золотых диадем с золотой проволокой, при помощи которой они закреплялись на голове, бесчисленное множество золотых украшений со «свастиками», розетками и спиралями, головные булавки, украшения из горного хрусталя, обломки изделий из агата, миндалевидные геммы из сардоникса и аметиста. Он нашел секиры из позолоченного серебра с рукоятками из горного хрусталя, кубки и ларчики из золота, изделия из алебастра. Но самое главное, он нашел те золотые маски и нагрудные дощечки, которые, как утверждает традиция, употреблялись для защиты венценосных усопших от какого-либо постороннего воздействия.

Уже через несколько часов головы усопших превратились в пыль. Но золотые мягко поблескивающие маски сохранили форму лиц; черты этих лиц совершенно индивидуальны, «вне всякого сомнения, каждая из масок должна была являться портретом усопшего». (рис. 20)

Он нашел перстни, с печатями и великолепными камеями, браслеты, тиары и пояса, 110 золотых цветов, 68 золотых пуговиц без орнамента и 118 золотых пуговиц с резным орнаментом, на следующей же странице он упоминает еще о 130 золотых пуговицах, на последующих — о золотой модели храма, о золотом осьминоге… Но, пожалуй, достаточно, ибо описание находок Шлимана занимает 206 страниц большого формата. И все это золото, золото, золото…



В 1876 году, 54 лет от роду, Шлиман приступил к раскопкам в Микенах. В 1878–1879 годах при поддержке врача Вирхова он вторично раскапывает Трою; в 1880 году он открывает в Орхомене, третьем городе, который Гомер наделяет эпитетом «златообильный», сокровищницу царя Мидии; в 1882 году вновь, в третий раз, раскапывает Трою, а двумя годами позже начинает раскопки в Тиринфе. (Третья «вершина» Шлимана в археологии).

И снова знакомая картина: крепостная стена Тиринфа находится прямо на поверхности, она не скрыта под слоем земли; пожар превратил ее камни в известку, а скреплявшую их глину — в настоящий кирпич: археологи принимали ее за остатки средневековой стены. Шлиман же опять доверился древним авторам.

Тиринф считался родиной Геракла. Циклопические стены вызывали во времена античности восхищение. Павсаний сравнивает их с пирамидами. По преданию, Проитос, легендарный правитель Тиринфа, позвал семь циклопов, которые выстроили ему эти стены.

Во время раскопок Шлиман наткнулся на стены дворца, превосходящего своими размерами все когда-либо до этого виденное и дающего великолепное представление о древнем народе, который его построил, и о его царях, которые здесь жили.

Город возвышался на известняковой скале, словно форт; стены его были выложены из каменных блоков длиной в два-три метра, а высотой и толщиной в метр. В нижней части города, там, где находились хозяйственные постройки и конюшни, толщина стен составляла семь-восемь метров. Наверху, там, где жил владелец дворца, стены достигали одиннадцати метров в толщину, высота их равнялась шестнадцати метрам.

И свету явился настоящий гомеровский дворец с залами и колоннадами, с красивым мегароном (залом с очагом), с атриумом и пропилеями. Здесь еще можно было увидеть остатки банного помещения (пол в нем заменяла цельная известняковая плита весом в 20 тонн), того, в котором герои Гомера мылись и умащали себя мазями. Здесь перед исследователем открывались картины, йапоминающие сцены из «Одиссеи», в которых повествуется о возвращении хитроумного Одиссея, о пире женихов, о кровавой бойне в большом зале.

Но еще больший интерес представляла керамика и стенная роспись. Уже с самого начала Шлиману стало ясно, что найденная им в Тиринфе керамика — все эти вазы и глиняная посуда — родственны той керамике, которую он нашел в Микенах.

Все помещения дворца были побелены, а стены украшали расписные фризы, протянувшиеся желто-голубым поясом на высоте человеческого роста.

Одна из росписей представляла особый интерес: на голубом фоне был изображен могучий бык; круглые от бешенства глаза, вытянутый хвост свидетельствуют о состоянии дикой ярости животного. А на быке, держась за его рог, то ли подпрыгивает, то ли танцует всадник.

Мысль осуществить раскопки на Крите, в частности у Кносса, не оставляла Шлимана до его последнего часа. За год до смерти он писал: «Мне бы хотелось достойно увенчать дело моей жизни, завершив ее большой работой: откопать древний дворец кносских царей на Крите, который, как мне кажется, я открыл три года назад».

Однако этому не суждено было случиться.

Он умер в 1890 году в первый день Рождества в Неаполе, не успев разыскать ключ к тем проблемам, которые сам же выдвинул в ходе своих открытий.

Тело его было перевезено в Афины. У его гроба стояли король и наследный принц, дипломатические представители, греческие министры, руководители всех греческих научных институтов. Перед бюстом Гомера благодарили они друга эллинов, человека, который сделал историю Греции богаче на тысячу лет. У гроба его стояли жена и дети: Андромаха и Агамемнон.

Человека, которому было суждено почти полностью замкнуть тот круг, смутные очертания которого скорее угадал, чем увидел Шлиман, звали Артур Эванс. Он родился в 1851 году и, следовательно, в год смерти Шлимана ему было 39 лет.

Англичанин с головы до пят, он был полной противоположностью Шлиману. Эванс получил образование в Харроу, Оксфорде и Геттингене; увлекшись расшифровкой иероглифов, он нашел неизвестные ему знаки, которые привели его на Крит, где в 1900 году он приступил к раскопкам.

Он шел по следам легенд и мифов — точно так же, как Шлиман. Он раскапывал дворцы и клады — так же, как и Шлиман.

Воткнув заступ в землю Крита, он встретился с островом загадок.

Остров Крит расположен в самой крайней точке огромной дуги, протянувшейся из Греции через Эгейское море к Малой Азии.

Эгейское море никогда не было непреодолимым барьером между континентами, что доказал еще Шлиман, когда он обнаруживал в Микенах и Тиринфе предметы из различных отдаленных стран. Эвансу же было суждено найти на Крите африканскую слоновую кость и египетские статуи. Хозяйственное и экономическое единство связывало острова Эгейского моря и обе метрополии. Метрополия в данном случае не означала материк, континент, ибо очень скоро было установлено, что настоящим материком (в том смысле, что творческое начало исходило именно отсюда) был один из островов — Крит.

По преданию, сам Зевс, сын «Великой Матери» Реи и Кроноса, родился на этом острове, в пещере Дикты.

Легендарный царь Минос, сын Зевса, один из самых могущественных и прославленных властителей, жил и царствовал на этом острове.

Артур Эванс начал с раскопок близ Кносса. Античная стена была покрыта здесь лишь тонким слоем почвы. Уже через два-три часа можно было говорить о первых результатах. Двумя неделями позже изумленный Эванс стоял перед остатками строений, покрывавших восемь акров, а с годами из-под земли появились развалины дворца, занимавшего площадь в два с половиной гектара.

Своей общей планировкой Кносский дворец напоминал дворцы в Тиринфе и Микенах, более того, находился с ними в явном родстве, несмотря на то что внешне он от них весьма отличался. В то же время его гигантские размеры, роскошь и простота лишний раз подчеркивали, что Тиринф и Микены могли быть только второстепенными городами, столицами колоний, далекой провинцией.

Вокруг центрального двора — огромного прямоугольника — были расположены здания со стенами из полых кирпичей и плоскими крышами, которые поддерживались колоннами. Но покои, коридоры и залы были расположены в таком причудливом порядке, предоставляли посетителю так много возможностей заблудиться и запутаться, что всякому, кто попадал во дворец, должна была поневоле прийти в голову мысль о лабиринте; она должна была появиться даже у того, кто никогда в жизни не слыхал легенду о царе Миносе и построенном Дедалом лабиринте — прообразе всех будущих лабиринтов.

Эванс, не колеблясь, объявил миру, что это дворец Миноса, сына Зевса, отца Ариадны и Федры, владельца лабиринта и хозяина ужасного быкочеловека или человека-быка — Минотавра.

Он открыл здесь настоящие чудеса. Народ, населявший эти места (Шлиман нашел следы его колоний), о котором до сих пор ничего не известно — если не считать того, что рассказывалось в легендах, — оказывается, утопал в роскоши и сладострастии и, вероятно, на вершине своего развития дошел до того сибаритствующего «декаданса», который таил уже в себе зародыш упадка и регресса культуры. Только высочайший экономический расцвет мог привести к подобному вырождению. Как и ныне, Крит был в те времена страной производства вина и оливкового масла. Он был центром торговли, точнее говоря, морской торговли. И то, что на первых порах, когда Эванс еще только приступил к раскопкам, поразило весь мир — богатейший дворец древности не имел ни вала, ни укреплений, — в скором времени нашло свое объяснение: торговые склады, коммерческая деятельность нуждались в более мощной защите, чем крепостные стены — сооружение чисто оборонительное. Такой защитой был могущественный, господствовавший на всем море флот.

Эванс нашел на Крите множество предметов иностранного происхождения, в частности керамические изделия из Египта, относящиеся к совершенно определенным, твердо датируемым периодам истории этой страны, ко времени господства той или иной династии. Период расцвета этой культуры он отнес ко времени перехода от среднеминойской к позднеминойской эпохе, то есть примерно к 1600 году до н. э. т-предположительному времени жизни и царствования Миноса, предводителя флота, властелина моря. Это было время, когда всеобщее благосостояние уже начало перерастать в роскошь, а красота была возведена в культ. На фресках изображали юношей, собиравших на лугах крокусы и наполнявших ими вазы, девушек среди лилий.

Цивилизация накануне вырождения; ей на смену шла неуемная роскошь. В живописи, которая раньше была подчинена определенным формам, теперь господствовало буйное сверкание красок, жилище должно было служить не только обителью — оно должно было услаждать глаз; даже в одежде видели лишь средство для проявления утонченности и индивидуальности вкуса.

Приходится ли удивляться тому, что Эванс употребляет термин «модерн» для характеристики своих находок? В самом деле, в этом дворце, который не уступал по своим размерам Букингемскому, были водоотводные каналы, великолепные банные помещения, вентиляция, сточные ямы. Параллель с современностью напрашивалась и при виде изображений людей, позволявших судить об их манерах, их одежде, их моде. Еще в начале среднеминойского периода женщины носили высокие остроконечные головные уборы и длинные платья с поясом, глубоким декольте и высоким корсажем.

Теперь эта старинная одежда приобрела утонченный и изысканный вид. Обычное платье превратилось в своего рода корсет с рукавами, тесно облегавший фигуру, подчеркивавший формы и обнажавший грудь — теперь, однако, уже из чувственного кокетства. Платья были длинные, с оборками, богатой и пестрой расцветки, некоторые узоры изображали крокусы, вырастающие из волнистой линии условного изображения горного пейзажа; поверх платья надевался чистый передник. На голове дамы носили высокий чепец. И если сейчас у женщин в подражание мужчинам модны короткие волосы, то критские женщины были с нынешней точки зрения сверхмодницами, ибо они причесывались точно так же, как мужчины!

Такими они предстают перед нами на рисунках: вот они оживленно беседуют, сидя в непринужденных позах, и в их взорах и выражениях лиц истинно французский шарм. Кажется невероятным, что эти дамы жили несколько тысячелетий назад! Вспоминаешь об этом лишь тогда, когда бросаешь взгляд на мужчин: всю их одежду составляет облегающий бедра передник.

Столь же неясным, как происхождение народа, населявшего Крит, и его письменности, предстает конец Критского царства. Смелых теорий здесь хоть отбавляй. Эванс различил три ясные стадии разрушения; дважды дворец отстраивался заново, в третий раз от него остались только развалины.

Если мы бросим ретроспективный взгляд на историю тех дней, мы увидим кочующие орды пришельцев с Севера, из Дунайских стран, а возможно, и из Южной России, которые вторгаются в пределы Греции, нападают на ее города, разрушают Микены и Тиринф. Это вторжение варварских племен и народов все ширится и, в конце концов, приводит к гибели цивилизации. Немного позднее мы видим новые орды, на этот раз дорийцев; они изгоняют ахейцев, но сами еще в меньшей степени, чем ахейцы, способны принести какую-нибудь культуру; и если ахейцы были грабителями, которые все награбленное обращали в свою собственность, если они все-таки были достойны упоминания в гомеровских песнях, то дорийцы были просто-напросто разбойниками, с их приходом начинается новая глава в истории Греции.

В свое время Артур Эванс (а теперь и мы из предыдущих глав) знал, что разрушение минойского дворца и исчезновение критской цивилизации в целом связано с извержением вулкана Санторин, гигантским землетрясением, цунами и погружением суши на дно Средиземного моря.

Глава 16 О ЧЕМ МОЛЧИТ БУДДА

Возвращаясь к книгам Александра Кондратова, в одной из них («Тайны трех океанов») мы находим интересные сведения о некогда существовавшей протоиндийской цивилизации.

В теплых водах, омывающих Цейлон, возле города Тринкомали аквалангисты обнаружили затонувшие памятники «разных цивилизаций, от самых древних до нашей собственной», как пишет энтузиаст подводного плавания, ученый и писатель Артур Кларк в своей книге «Рифы Тапробаны». Вполне возможно, что археологи найдут под водой и столицу протоиндийской цивилизации. В настоящее время науке известно около 100 городов и поселений, относящихся к древнейшей культуре Индостана. Самые большие из них, Мохенджо-Даро и Хараппа, находятся на берегах реки Инд, причем города эти ни в чем не уступают друг другу. Не означает ли это, что подлинная столица еще не найдена? И что искать ее надо не на суше, а под водой?

Возле дельты Инда тянется очень широкая полоса прибрежного мелководья шельф с большой террасой на глубине около 100 метров. Ширина террасы почти такая же, как и самой огромной дельты Инда. Шельф прорезан подводным каньоном, — по всей видимости, когда-то река Инд имела большую длину, чем ныне. Теперь же эта область находится под водой. Опуститься на дно океана она могла и за очень короткий промежуток времени, в результате землетрясения. Такие явления уже наблюдались в этом районе. Так, при землетрясении 1819 года в устье Инда опустилась ниже уровня океана довольно обширная площадь, по размерам не уступающая Керченскому полуострову.

О катастрофах, обрушивающихся на земли долины Инда, сообщают и античные авторы. Древний географ Страбон в своей «Географии» ссылается на свидетельство Аристобула, который «говорит, что, посланный с каким-то поручением, он видел страну с более чем тысячью городов вместе с селениями, покинутую жителями, потому что Инд, оставив свое прежнее русло и повернув налево в другое русло, гораздо более глубокое, стремительно течет, низвергаясь, подобно катарактам». Много веков спустя показания Аристобула подтвердились учеными. Причем главное слово сказали не археологи, а гидрологическая экспедиция во главе с американским исследователем Д. Рейксом.

Рейксу удалось установить, что в 140 километрах к югу от Мохенджо-Даро находился эпицентр гигантского землетрясения, которое до неузнаваемости изменило прилегающие участки долины Инда. Катастрофический сброс горных пород блокировал могучий Инд, и река потекла вспять. Потоки грязи превратили воды Инда в неглубокое болотистое озеро, затопившее долину. Многочисленные поселения возле Мохенджо-Даро были погребены под многометровым слоем песка и ила. Мохенджо-Даро заливало пять раз, город вновь и вновь возрождался из развалин. По мнению ученых, каждое наступление грязевого моря длилось около ста лет. О борьбе протоиндийцев с природой говорит недавно найденная плотина из камня высотой более 10 метров и в 20 метров шириной. Стихийные бедствия, как предполагают пакистанские археологи и ученые Пенсильванского университета (США), и послужили причиной гибели протоиндийской цивилизации: отдав все силы борьбе с природой, протоиндийцы не смогли противостоять натиску кочевников (ариев), их культура пришла в упадок и погибла.

Индийские археологи обнаружили на полуострове Катхиавар, неподалеку от нынешнего Бомбея, руины древнейшего порта в мире, Лотхала. Строение города удивительно напоминает строение Мохенджо-Даро, хотя размеры Лотхала значительно меньше. Быть может, изыскания обнаружат под водой на дне Индийского океана «большой Мохенджо-Даро», столицу протоиндийской цивилизации, построенную некогда на берегу моря, причем по тому лее типу, что и Мохенджо-Даро (то есть хорошо распланированную, с широкими улицами, системой канализации и т. д.), но только больших размеров?

Происхождение протоиндийской цивилизации, как мы уже говорили, до сих пор не ясно — мы не знаем, когда и где она родилась и с какой более древней культурой она связана. Много гипотез и споров вызывает не только рождение, но и гибель загадочной цивилизации. Почему и когда она погибла? Как вы помните, американский геолог Рейке и его единомышленники считают, что причиной гибели была грандиозная катастрофа. По мнению же других ученых, этой причиной был упадок системы ирригации, истощение почвы. Третьи полагают, что протоиндийская цивилизация была сметена с лица земли нашествием воинственных кочевников-ариев. Четвертые ищут причины гибели не «извне», а изнутри — упадок и гибель Мохенджо-Даро и других городов коренился в самой рабовладельческой системе, в ее неизлечимых пороках. Какая из гипотез права — покажут будущие исследования, в том числе и подводно-археологические. Предания индийцев говорят о затонувших городах и храмах, и проверить справедливость преданий предстоит ученым, вооруженным аквалангом.

Дварака — так назывался один из семи священных городов Древней Индии. Согласно легендам, он находился на территории современного штата Бомбей и был поглощен океаном спустя семь дней после смерти Кришны, воплощения великого бога Вишну. На берегу Бенгальского залива, в 80 километрах к югу от города Мадрас, находится Махабалипурам, древний дравидийский порт. Уже две тысячи лет назад он славился как огромный морской порт, где бросали якоря корабли со всего света. Монолиты, пещеры, храмы из гранитных глыб и скульптуры, вырубленные гениальными индийскими мастерами на склонах гранитных холмов, прославили Махабалипурам, и его название вписано золотыми буквами в мировую историю искусства. У самого Бенгальского залива стоит один из лучших храмов Махабали-пурама. Вот уже много столетий ведут волны атаку на этот храм, засыпая песком и разрушая сооружения, стоящие вокруг храма. Предания утверждают, что когда-то по соседству с этим храмом стояло еще шесть, но они поглощены волнами…

Будут ли подтверждены легенды и предания? Обнаружат ли подводные археологические исследования новые памятники древнеиндийской культуры? Или, может быть, им посчастливится найти и следы более древней цивилизации протоиндийской? И — кто знает? — быть может на дне Индийского океана скрываются следы и еще более древней культуры, предшествовавшей протоиндийской.

Какова бы ни была причина (или совокупность причин), погубившая протоиндийскую культуру, современным историям ясно, что многие достижения этой древнейшей цивилизации были переняты ее преемниками воинственными племенами кочевников-ариев, появившихся в Индостане в середине II тысячелетия до нашей эры. Стоит назвать хотя бы выращивание пшеницы, ячменя, гороха, льна, хлопка; гончарное производство; культивирование финиковой пальмы; создание системы канализации и принципы градостроительства; приручение горбатого индийского быка зебу и слона; основы земледелия и судостроительства. Вполне естественно, что арии заимствовали у протоиндийцев и в сфере духовной жизни. Десятичная система исчисления была изобретена в Индии. Честь открытия принадлежит протоиндийцам, а не «арийцам», ибо за несколько десятков веков до вторжения племен ариев в Индостан протоиндийские купцы и математики пользовались ею. Несомненно, что религия и мифология протоиндийцев повлияли на религию завоевателей-ариев.

Правда, здесь дело обстояло не совсем просто. Первый период истории «арийской» Индии проходит под знаком безраздельного господства жрецов-брахманов, объявивших себя «живыми богами» и стоявших выше правителей и самых могущественных царей. Верования покоренных народов жили тайно. И когда в VI веке до н. э. в Индии разразился грандиозный духовный кризис, эти верования выплыли наружу и легли в основу трех новых религий — буддизма, индуизма, джайдизма, пришедших на смену прежнему брахманизму.

В «Ригведе» перечисляется множество богов, олицетворений стихий ветра, воды, огня, грозовых туч, засухи и т. д. Затем ученые-брахманы объявляют верховным божеством Брахму, создателя всего сущего. В индуизме Брахма выступает лишь как некое безликое начало, а на первый план выходят Вишну и Шива. Причем Шива, особо почитаемый среди дравидов Южной Индии, объявляется «богом, вселенную всю поглотившим», «светочем, которого „не смогли познать Брахма и Вишну“», «богом богов», «Первым», «создателем Вед» (священных книг индуистов), «главой богов бессмертных» и т. д., и т. п. Он противопоставляется всем богам огромного пантеона священных Вед, именуясь «стоящим одиноко».

Культ Шивы «впитал в себя» множество древних культов, существовавших у коренного населения Индостана до того, как пришли племена кочевников-ариев, создателей ведических гимнов и богов. А раскопки протоиндийских городов показали правоту поклонников Шивы, считавших своего бога «древнее Вед». Ибо протоиндийцы поклонялись божеству, которое, несомненно, являлось прототипом индуистского бога Шивы!

По мнению исследователей, едва ли не самым интересным изображением на протоиндийских печатях является «групповой портрет», запечатлевший многоликое божество, окруженное животными. Божество восседает на троне с поджатыми ногами в одной из «асан» (поз индийской йоги), а это означает, что йога практиковалась в Индии задолго до Патанджали, «отца» учения йогов, и что эпитет «Йогешвара» — «Владыка йоги», — которым награждали шиваисты своего бога, справедлив! Руки божества украшены браслетами, на голове надет причудливый веерообразный убор, увенчанный буйволиными рогами. Божество окружают слон, тигрица, две антилопы, носорог и буйвол.

Не меньшее число имен имеет в индуизме и жена Шивы, которая считается женским воплощением этого вездесущего бога. Ей поклоняются в самых разных места Индии и в самых разных обликах, начиная от благородной красавицы Умы и кончая свирепой разрушительницей Кали, украшенной гирляндой и венком из человеческих черепов. Культ этой «Маха Деви» (Великой богини) восходит к глубочайшей древности, ко временам матриархата. И он был распространен среди протоиндийцев, о чем говорят изображения на печатях из Мохенджо-Даро и других городов. По всей видимости, супружеская чета — «прото-Шива» и «Великая богиня» считалась верховными божествами пантеона протоиндийцев. Это подтверждается и анализом иероглифических надписей, выполненных протоиндийцами.

Тексты протоиндийцев, дошедшие до нас, крайне скудны. Но вполне возможно, что многие загадки протоиндийцев удастся решить, изучив иные письменные источники — тексты Тантры.

Слово «тантра» буквально означает «ткань», «сплетение», «основа ткани». Тантристские символы и рисунки, обнаруженные в Индии, относятся еще ко временам палеолита. Весьма вероятно, что учение Тантры было развито и систематизировано протоиндийскими жрецами. Целый ряд знаков и символов протоиндийцев идентичен тантристским. Шива и его супруга, «Великая богиня», являются верховными божествами для последователей Тантры, так же, как, по всей видимости, они почитались и протоиндийцами. Тантристские тексты считаются «древнее Вед», они, согласно учению Тантры, вышли из «главных» уст великого Шивы, а по сему есть «Пятая Веда». Жрецы ариев, брахманы, обожествляли четыре сборника Вед. «Пятая Веда» имеет не «арийское», а скорей всего протоиндийское происхождение.

К сожалению, до нас дошли далеко не все тантристские тексты, существовавшие в Индии. Многие из них утрачены, сохранились в отрывках; мусульманское завоевание Северной и Центральной Индии также нанесло существенный урон «тантристской библиотеке». И, как это ни парадоксально, «ключ» к индийскому тантризму (а возможно, тем самым и к протоиндийским загадкам) надо искать вне пределов Индии — в Гималаях, Тибете, Центральной Азии. Ибо там, в «буддийском одеянии», сохранилось огромное число сочинений индийских тантристов, переведенных на тибетский язык. Судите сами: до нас дошло несколько десятков текстов Тантры, написанных на санскрите. А буддийский канон «Танджур», написанный на санскрите и дошедший в тибетских переводах, содержит около тысячи тантристских текстов, авторство которых приписывается Будде. Число текстов тантры в «Танджуре», комментирующем учение Будды, превышает три тысячи, причем подавляющее число авторов «Танджура» — индийские тантристы,

И верующие — буддисты, и неверующие — ученые разных стран мира — до сих пор не пришли к единому мнению о том, что же представляло первоначальное учение легендарного Будды Шакьямуни: было ли оно чисто религиозным или же морально-этическим, является ли Будда историческим лицом (вроде мусульманского Магомета) или мифическим (типа Осириса древних египтян). Несколько веков спустя после смерти Будды буддизм раскололся на три учения, три «колесницы», три пути, следуя которым человек может избавиться от страданий и достигнуть полного блаженства — нирваны. «Малая колесница», или хинаяна, получила распространение в странах Юго-Восточной Азии — буддизм этого толка исповедует многомиллионное население Бирмы, Лаоса, Камбоджи, Таиланда, Цейлона, Южного Вьетнама. «Большая колесница» — махаяна — проникла вначале в Среднюю Азию (советские археологи обнаружили здесь руины буддийских храмов), а затем в Китай, Японию, Корею, Непал, Тибет, Монголию, Бурятию, Калмыкию. И уже в 1 тысячелетии нашей эры от этой колесницы отделилась ваджраяна, или «колесница Тантры», проповедники которой, называемые «сиддхи», указывали на самый краткий, «молниеносный» путь к достижению нирваны.

Буддийский тантризм зародился в Индии. Но после того как большая часть Индостана была завоевана мусульманами, все три «колесницы Будды» покинули свою родину, и ныне памятники буддизма в Индии являются объектом археологических раскопок. Однако по сей день исследователи имеют счастливую возможность изучать традиции и учение Тантры в «естественных заповедниках» маленьких княжествах Сикким и Бутан, расположенных в Гималаях. Еще в VIII веке индийский мудрец Падма Самбхава принес учение тантризма в Гималаи. Но вплоть до середины шестидесятых годов нашего века миру были неизвестны связанные с тантризмом замечательные произведения живописи, скульптуры, философской мысли, находившиеся в отдаленных и труднодоступных местах.

Таким образом, привычная мысль о том, что древнеиндийская цивилизация это единое целостное явление, ошибочна. Истоки индийской культуры берут начало в Индской или Хараппской цивилизации, связанной с доарийскими культурами, уже успевшими пережить несколько этапов своей эволюции еще до прихода арийских завоевателей и индоариев.

Из богатейшего письменного наследия древней Индии очень трудно выделить явления именно о существовании протоведийской (доарийской) цивилизации, настолько тесно переплетены традиции живущих здесь народов. Поэтому возникновение индийской цивилизаций до начала XX столетия связывали с приходом индоарийских племен. Только первые археологические раскопки в Индостане смогли сначала пошатнуть, а потом и вовсе опровергнуть традиционную точку зрения. Сегодня с полной уверенностью можно считать, что Хараппская цивилизация сложилась задолго до прихода в страну ариев создателей «Ригведы».

Отрывки из книги Г. М. Бонгардта-Левина «Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия». (М.: Главная редакция восточной литературы изд. «Наука», 1980. - 333 с.) дают нам необходимые сведения о «забытой древнеиндийской цивилизации».

Культура, самым ярким компонентом которой была Хараппа, выросла на основе местных традиций Севера страны и прилегающих районов, прошла в своей эволюции несколько этапов и существовала в течение многих веков. Ученые по-разному датируют исходный период ее истории, но безусловно, что ранние слои относятся к 3 тысячелетию до н. э. Городские центры поддерживали тесные контакты с Месопотамией, Центральной и Средней Азией, областями Юга Индии. Высокого развития достигли ремесла, изобразительное искусство (памятники его и сегодня поражают нас своей изысканностью), появилась письменность. К сожалению, она пока не расшифрована, однако недавние находки позволили установить, что жители Хараппы писали справа налево. Не окончательно решен вопрос об их языке. Сейчас большинство исследователей пришли к мнению, что это был один из дравидийских языков (вернее, протодравидийский). Надписи, если они будут прочитаны, дадут возможность немало узнать об этой интереснейшей эпохе, пока же главным источником наших представлений остаются объекты материальной культуры и изобразительного искусства.

Мы уже знаем, что основные центры цивилизации на Инде — Хараппа и Мохенджо-Даро — были крупными городами (Мохенджо-Даро занимал площадь 2,5 кв. км и насчитывал не менее 100 тысяч человек), созданными в соответствии со строгим планом. Главные улицы их достигали 10 м в ширину и шли параллельно друг другу. Дома возводились преимущественно из сырцового кирпича и поднимались на высоту двух-трех этажей. Кроме жилых построек в городах имелись и общественные здания — храмы, амбары для хранения зерна и т. д., действовала система водоснабжения и канализации.

О социально-экономической структуре общества в известной мере свидетельствуют различия в жилых постройках и погребениях, наличие особой цитадели, где, очевидно, располагались местные власти и была ставка правителя. Население занималось земледелием, разведением скота, ремеслом и торговлей. Выращивали пшеницу, ячмень, бобовые, хлопок. Новые раскопки в Калибангане (Раджастан) указывают на знакомство хараппанцев с плугом. В сельском хозяйстве и ремесле широко применялись металлы, прежде всего бронза и медь. Пока еще нет точных данных, чтобы определенно судить о верованьях носителей Индской цивилизации, однако можно утверждать, что были развиты культы богини-матери (найдены терракотовые фигурки женщин), животных, деревьев, связанные с тотемистическими представлениями. Поклонялись жители также огню и воде. В Калибангане открыты остатки алтарей, а в Мохенджо-Даро огромный бассейн, имевший, как полагают ученые, сакральное (священное) значение. Интереснейшим научным материалом служат изображения на печатях.

По ареалу распространения Хараппская цивилизация была одной из самых крупных на всем древнем Востоке.

Она протянулась примерно на 1600 км с запада на восток и на 1250 км с севера на юг.

Исходя из этого, можно полагать, что ранневедические племена, вступая в контакт с местным населением, не могли остаться свободными от влияния здешней более развитой цивилизации.

По материалам археологии известно, что хараппанцы расселялись в разных направлениях — двигались в Центральную Индию, Декан, на восток, оказывая немалое влияние на местные культуры.

Каковы бы ни были причины упадка главных центров Индской цивилизации, насколько бы незначительными по охвату ни был ареал непосредственных контактов их жителей с ранневедийскими племенами, едва ли можно думать, что к моменту их проникновения хараппанские поселения полностью прекратили свое существование, а богатые традиции данной культуры бесследно исчезли. И если сегодня мы недостаточно знаем о ней, то это, вероятно, объясняется плохой изученностью оставленных ею памятников и невниманием ученых к этому вопросу.

Поскольку хараппские «надписи» еще не прочитаны, многие собственно хараппские черты в древнеиндийской культуре позднейших эпох выявить довольно трудно, но определенную преемственность можно отметить и при современном уровне наших знаний.

Протоиндийские мифологические и космографические представления и соответствующая им иконографическая система, правда в измененном виде, «влились» в более поздние религиозные учения, прежде всего в индуизм, а также буддизм и джайнизм. Об этом мы упоминали в начале главы.

Но обратим внимание, что на многих протоиндийских печатях воспроизведены сцены жертвоприношения богам, священным животным и растениям, связанные с праздничными и ритуальными церемониями. Одни жрецы держат в руках ритуальные чаши, иногда они же преклоняют колени перед восседающими на троне другим жрецом, правителем или «спустившимся с небес» божеством. На одной из печатей изображен алтарь.

В Калибангане, в южной части цитадели, индийские археологи открыли платформы из сырцового кирпича, на которых помещались алтари. Тут же были обнаружены сосуды с остатками золы и терракотовые изделия, служившие, видимо, культовым даром божеству. Ритуальное назначение самих сооружений не вызывает сомнения. По всей вероятности, здесь совершались не индивидуальные обряды, а пышные церемонии с участием жрецов.

Отправление религиозных обрядов у индоариев в начальный период их расселения в Индии не было связано с воздвижением крупных алтарей и храмовых комплексов; последние стали создаваться в послеведийскую эпоху, и особенно в период формирования индуизма, что допустимо объяснять влиянием местных доарийских верований.

Уже давно внимание ученых привлекает изображение на печатях так называемого рогатого бога, сидящего на троне или на земле. Своеобразна его поза — ноги как бы прижаты к телу, пятки соприкасаются — типичная йогическая «асана». На голове божества два рога, между ними дерево; окружают его тигр, носорог, слон, зебу. На одной из печатей около головы имеются два выступа. Хорошо известно, что в индуизме Шива часто предстает в образе Пашупати покровителя скота, властелина природы — и воспроизводится трехликим. Поклоняются ему и как предводителю йогинов. Сходство между «рогатым богом» и Шивой индуизма настолько значительно, что отрицать всякое влияние «хараппского прототипа» вряд ли возможно.

Согласно утверждению ряда индийских ученых, воздействие хараппской и вообще доарийской традиции выразилось и в появлении у индоариев практики изображения богов в «человеческом образе», а также всего круга представлений, сопряженных с аскетизмом. У индоариев (и у индоиранцев), если основываться на древнейших текстах и данных лингвистики, отсутствовала аскетическая практика, имевшая, очевидно, местные корни (йогическая поза Прото-Шивы — одно из свидетельств существования подобной практики в эпоху Хараппы).

К протоиндийской цивилизации, вероятно, восходят такие, распространенные позже культы, как культ матери-богини, особо развившийся в индуизме в виде поклонения верховным богиням, почитание змей, священных растений (например, дерева ашваттхи, столь популярного в буддизме) и животных. Было высказано предположение, что носорог, очень часто встречающийся на хараппских печатях, мог быть прототипом однорогого Вишну-вепря — главного бога вишнуизма.,

В первый период своего пребывания в стране индоарии не возводили крупных сооружений (уклад их жизни был совершенно иным), для Хараппы же монументальная архитектура была весьма характерна, и, наверно, строительные приемы, которые использовались при создании городских поселений в долине Ганга, вырабатывались не без влияния этих древних традиций. Исследователи полагают, что Хараппа повлияла и на сам процесс «вторичной» урбанизации, как бы вновь возродившийся через много столетий, уже в других исторических условиях.

Одна из самых сложных проблем, касающихся истории изучаемой цивилизации, — проблема ее «гибели», хотя правильней говорить о запустении главных центров на Инде, поскольку в других районах ее поселения существовали еще на протяжении длительного периода. Согласно традиционной точке зрения, закат этой культуры был вызван непосредственно «арийским нашествием», приходом в страну индоарийских по языку племен. Однако новые раскопки убедительно показали, что «процесс заката» растянулся во времени и протекал по-разному в различных регионах. Не исключено, что несколько факторов привели к ослаблению городских центров (периферия меньше ощутила их действие). Ученые называют, например, климатические условия — засоление почв, наводнения, тектонические толчки, но вряд ли эти явления могли оказаться определяющими для судьбы всей огромной цивилизации. Нужно подчеркнуть другое: в поздний период Хараппской культуры в главных центрах на Инде отмечаются серьезные изменения (и в градостроительстве, и в материальной культуре), ухудшается качество керамики, ослабевает муниципальный надзор, забрасываются общественные постройки. Приходит в упадок торговля, особенно внешняя. Все это, по-видимому, отражало глубокий внутренний кризис (возможно усилившийся после отголоска катастроф, например, изменение русла реки Инд).

Судя по раскопкам, в это «смутное» и тяжелое время в индские города небольшими разрозненными группами начинают проникать чужеземцы — выходцы из областей Белуджистана. Возможно, пришельцы довершили падение отдельных крупных городов (в частности Хараппы и Мохенджо-Даро), но маловероятно, что они существенно повлияли на судьбу большинства поселений. Ведь запустение их наблюдалось и в других районах, где это не было связано с приходом чужеземцев. Данные углеродного анализа, проведенного при раскопках в Рангпуре и Лотхале, показали, что первые признаки упадка обнаружились в Лотхале — важном центре морской торговли — еще в XIX в. до н. э., особенно он усилился в XVIII–XVII вв, до н. э., когда прервались непосредственные контакты с городами на Инде.

Ученым предстоит выяснить подлинные причины «гибели» Хараппской цивилизации, но уже сейчас допустимо утверждать, что проникновение индоариев не было решающим фактором.

Глава 17 ТАЙНА ДОКТОРА КАБРЕРЫ

Все, что вызывает большой интерес, а также сомнение и даже возмущение мы привлекаем для составления нашей книги. Если то, о чем мы сейчас будем говорить не фальсификация, то речь пойдет о величайшем открытии, упомянутом в статье Ю. Зубрицкого, опубликованной в книге «Тайное, забытое, невероятное…» (М.: Общество по изучению тайн и загадок Земли. Ларге. 1991) и пересказанном составителем книги «Мифы исчезнувших цивилизаций» В. И. Вардугиным. Вот что пишет Ю. Зубрицкий:

«Сегодня мы не спешим объявить неандертальцев предшественниками человека современного типа. Дело в том, что существует много разновидностей неандертальцев. Мы будем говорить о двух основных типах — более поздних, или «классических», и более ранних неандертальцах. И вот что странно. Более ранние неандертальцы, естественно, более примитивны, но у них больше черт современного человека, нежели у более поздних, «классических». Поэтому большинство археологов полагает, что современный человек произошел от раннего типа неандертальца. Более поздние же неандертальцы, создатели мустьерской культуры, оказались тупиковой зетвыо и исчезли с лица Земли примерно 40–50 тысяч лет назад».

Из этого удивительного явления следует простой вывод: не наши непосредственные предки, а родственники наших предков, боковая ветвь человечества в свое время была олицетворением высшей ступени развития разума. Но если это так, то совсем нетрудно согласиться с предположением, что какая-то другая боковая ветвь, иная разновидность неандертальцев, могла бы еще больше преуспеть в развитии производительных сил, а тем самым во всестороннем развитии человеческого общества.

Видимо, именно это и случилось, если основываться на находках, собранных перуанским ученым Хавьером Кабрерой. Тихоокеанское побережье Перу давно уже фигурирует в археологических справочниках, и внимание к этому району непрерывно возрастает. Ведь именно здесь были обнаружены десятки очагов древнейших культур, от которых нас отделяют не только века, но и тысячелетия, далее десяток тысяч лет. Здесь, на побережье, или по соседству с ним, начиная с 11 тысячелетия до н. э. расцветали блестящие цивилизации Чавин, Паракас, Наска, Мочика и другие. Но при чем здесь неандертальцы? Ведь все эти культуры и цивилизации созданы Homo Sapiens, людьми современного типа, предшественниками инков. При чем здесь неандертальцы, если человек пришел на американский континент извне в эпоху верхнего палеолита, когда неандертальцы безвозвратно уже ушли в разряд ископаемых? Тем более что Америка, по-видимому, никогда не входила в область прародины человечества. На американском континенте никогда не было и нет человекоподобных обезьян.

Но человекоподобных обезьян на американской земле нет сейчас — это, пожалуй, верно, хотя и по сей день в бескрайних джунглях Ориноко и Амазонского бассейна еще много, очень много «белых пятен», неисследованных территорий… Но кто поручится, что человекоподобных обезьян не было в Америке в прошлом? Почему так категорично утверждение, что территория Америки не входила в область прародины человека? Почему этого не подтвердили археологические находки? Объем археологических исследований, проводившихся в Америке, совершенно несоизмерим с ее территорией; их просто ничтожно мало, чтобы можно было всерьез делать вывод об отсутствии на американском континенте ископаемых человекообразных обезьян, древнейших предков человека, или какой-то «боковой» тупиковой ветви человечества.

Нужно сказать, что полемика по этим вопросам идет не абстрактно, как мы ее изобразили. Спор конкретизирован совершенно реальными археологическими находками — камнями различных размеров (до метра и больше в поперечнике в длину) с нанесенными на них изображениями.

По мнению доктора Кабреры, эти камни были уложены в строго определенном порядке и являли собой своеобразную гигантскую научную библиотеку, вернее, литотеку некой великой и очень древней цивилизации. Местонахождение литотеки — к югу от перуанского города Ика, на тихоокеанском побережье. Тектонические процессы; морские бури и ураганы, наконец, поздняя человеческая деятельность привели к тому, что «книги» — камни «библиотеки» оказались под землей и довольно разрознены. Ведь с момента ее создания прошло много, очень много лет. Ну, а нет ли какого-нибудь указателя, который помог бы нам более точно определиться, сколько воды утекло с того момента. На камне, запечатленном фотографом, изображены лошадь и всадник. Однако вспомним, лошадь была завезена в Америку лишь после открытия континента Колумбом. Вариант же американской лошади вымер 150–200 тысяч лет тому назад. 150 тысяч лет! A Homo Sapiens, человек современный (так называемый кроманьонский человек), появился лишь 40 тысяч лет назад. Так кто же этот всадник?

На другой каменной глыбе нетрудно разглядеть человека верхом на слоне, что является еще одним подтверждением глубокой древности камней, поскольку американский слон исчез с земли примерно одновременно с лошадью. Любопытны еще две каменные зарисовки — человек на альтикамиллусе, человек и динозавр! Изображения животных неоспоримо свидетельствуют о том, что их время создания спускается ниже эпохи верхнего палеолита. Впрочем, об этом говорит и сам облик людей. Бросается в глаза несоразмерно большая голова. Она относится к остальной части тела как 1:3, между тем у современного человека это соотношение 1:7, 1:6. Сквозь очертания фигуры изображенного человека все четче выступает правота Кабреры: эти люди не наши предки; голова поздних неандертальцев, как это засвидетельствовано археологией, по отношению ко всему телу была больше, нежели у современного человека. Доктор Кабрера обращает также большое внимание на строение руки существ, изображенных на камне. Большой палец не противостоит остальным, почти так же, как у обезьян. Особенно явно это видно на глыбе, условно названной «Ученики и учитель»; объясняя ученику устройство какого-то аппарата, учитель использует большой палец в качестве указательного. Да и на некоторых других глыбах различимо «обезьяноподобное» строение руки.

Согласуется ли это с данными археологии? В общем — да; большой палец у неандертальца, правда, противопоставлен остальным, но в гораздо меньшей степени, чем у человека современного вида. Одна из отличительных черт строения черепа у неандертальцев — низкий покатый лоб. Подобный низкий лоб мы видим на всех без исключения каменных рисунках, наблюдается также и покатость, хотя и не всегда. Таким образом, если перед нами изображены неандертальцы, то не совсем те, остатки которых найдены в Ла Шапельо-Сен или в Спи. Это особая ветвь, по каким-то причинам быстро развивавшаяся. Назовем условно эту ветвь «неандерталец разумный». Эволюция данной ветви, как видно из множества рисунков на камнях, базировалась на широком применении энергии животного мира. Из любого элементарного курса археологии хорошо известно, что неандертальцы были прекрасными охотниками, загонявшими в засаду даже гигантов-мамонтов и шерстистых носорогов. А от охоты на животного до его приручения, а затем одомашнивания — один шаг. Может быть именно приручение (одомашнивание) лошадей, слонов, летающих ящеров (да! есть камни с соответствующими изображениями) и послужило основой для стремительного, относительно, конечно, роста производительности труда, приведшего к расцвету науки и искусства. Нет основания бояться этих слов. Один лишь факт создания литотеки дает право на употребление этих терминов к деятельности «неандертальцев разумных». Уже сейчас усилиями доктора Кабреры собрано свыше пятнадцати тысяч камней-гравюр с интереснейшими изображениями. В недрах земли, считает он, их скрывается еще около 200–300 тысяч. Уже одно это обстоятельство указывает на существование целой армии граверов-художников, которые запечатлевали в каменных экспозициях соответствующие сцены, выполняя заказы неандертальских «географов», «биологов», «этнографов», «медиков». Не скроем, мы долго колебались, заключать ли перечисленные специальности в кавычки. Во всяком случае, в отношении медиков мы это сделали зря. Далее не призывая на помощь воображение, мы легко видим на них… операцию по пересадке сердца. Сравнительно молодому человеку врач вскрывает грудную клетку. Ассистент держит набор инструментов. Затем подчеркнуто внемасштабно изображено только что вынутое сердце, подготавливаемое к пересадке. Следующий сюжет — удаление больного сердца из грудной полости старого человека (стилизовано изображены морщины на лице), а затем фрагмент пересадки старику здорового сердца молодого человека. Следующий камень изображает пожилого пациента с уже пересаженными органами и свежезашитым швом. Его состояние, по-видимому, крайне тяжелое. Во всяком случае, ему в гортань введены две трубки, соединенные с насосами для искусственного дыхания. Описание операции, а может быть каменное учебное пособие, было бы неполным без завершающих хирургических сюжетов. Они выгравированы на других глыбах. Оперированный переходит постепенно на самостоятельное дыхание (одна из трубок исчезла), врач с помощью ординарного стетоскопа прослушивает биение пересаженного сердца. И, наконец, ассистент удаляет оставшиеся приспособления, и пациент дышит сам. Операция завершена. Понятно, что с изъятием сердца останавливается кровообращение и наступает мгновенная смерть. Чтобы этого не случилось, к кровеносной системе старика подключено другое сердце, сердце беременной женщины, которая питает своей кровью в момент операции организм старика. Очевидно, что делать подобные операции могли только люди, блистательно знавшие физиологию и анатомию человека (кстати, очень точно показано строение и расположение внутренних органов), постигшие реанимацию, владеющие санитарией, имеющие отличный медицинский инструмент.

Доктор Кабрера считает, что существа, изображенные на камнях, оставили после себя и другие памятники высочайшей культуры. К ним относятся знаменитые полосы долины Наска, плохо видимые с земли и ясно различаемые с самолета. Ничего удивительного, утверждает доктор Кабрера, ведь «неандертальцы разумные» приручали летающих ящеров и использовали их в качестве летательных аппаратов. Эти лее существа, полагает перуанский ученый, были творцами наиболее древних частей Саксауамана, Мачу-Пикчу, Тиауанаку и других циклопических построек. Им, располагавшим тягловой силой слонов и летающих ящеров, это было нетрудно. «Ольмекские головы» в Мексике, вырубленные из камня, также плод их усилий, как и каменные истуканы острова Пасхи.

Крайний интерес представляет вопрос об общественном строе данной цивилизации. Прямых свидетельств на этот счет не имеется, но обратимся вновь к операции по пересадке сердца. Молодой человек, донор пересаженного сердца, не имеет видимых внешних ранений. Сердце изымается у живого и здорового человека. Скорее всего, это раб, жизнь которого приносится в жертву хозяину, занимающему, вероятно, высокое положение в обществе.

На некоторых каменных гравюрах изображены сцены охоты, не оставляющие ни малейшего сомнения в социальном неравенстве ее участников. Причем это неравенство определяется расовой принадлежностью. Люди, чертами лиц напоминающие негроидов, выступают всегда в качестве распорядителей и руководителей. Таким образом, перед нами общество либо уже расколовшееся на классы, либо идущее по пути раскола. А это означает, что можно говорить не только о культуре, но и о социальном строе неандертальской цивилизации, широко распространенной на значительной части земного шара. Может быть, это цивилизация той самой Атлантиды, смутные воспоминания о которой остались у древнеегипетских жрецов и были поведаны миру Платоном? Впрочем, упоминание об Атлантиде требует оговорки и уточнения. На камнях, запечатлевших географические карты нашей планеты того далекого времени, Атлантида действительно представлена в качестве одного из обитаемых материков, породившего высокую цивилизацию. Однако значительные территории Атлантиды заштрихованы, а это, по мнению доктора Кабреры указывает, во-первых, на то, что они стали непригодны для жизни и деятельности разумных существ, и, во-вторых… на приближающийся катаклизм!

Сила и мудрость неандертальской цивилизации вытекала из ее органического единения с природой, особенно с животным миром, заключалась в умении искусно и целенаправленно использовать взаимосвязи и предметы этого мира. Но в этом же таилась и ее слабость, ибо единственным источником энергии, по-видимому, была мускульная сила животных или самого человека. А энергия — это необходимое условие существования каждой цивилизации. Отнимите у любого, самого высокоразвитого общества его энергетические источники — и оно немедленно рухнет. Очередное оледенение, приведшее к резкому изменению климата на земле, отняло у разумных неандертальцев их энергетическую основу. Доледниковый животный мир, столь совершенно освоенный ими, начал стремительно изменяться. Вымирали традиционно крупные животные, исчезали энергетические источники и ресурсы. Наступила агония великой цивилизации. Неандертальцы, лишившись своих энергетических возможностей, так и не смогли приспособиться к изменившемуся и столь сурово обошедшемуся с ними миру. Жалкие их остатки рассеялись по земле, в том числе и на значительной части Американского континента. А когда закончилось оледенение, уже другие виды человеческой расы господствовали на земле.

«Классический» неандерталец, а впоследствии кроманьонец — «человек разумный», добивали остатки великого народа, изредка включая их в состав своих стад, орд, а впоследствии родов и племен. Сливаясь с новыми господами Земли, «разумные неандертальцы» передавали им остатки смутных воспоминаний о блестящем прошлом, давая тем самым начало иногда новому, поразительно быстрому развитию знаний и навыков, а иногда — обычаям, до неузнаваемости уродовавшим древние достижения. Позже, нежели в других частях света, этот процесс завершился на американском континенте, ибо сюда довольно поздно проник Homo Sapiens.

Не воспоминание ли о неандертальских пересадках сердца, о сердцах рабов, приносимых в жертву сильным мира, положило начало изуверскому обычаю некоторых индейских народов вырывать человеческие сердца и приносить их в жертву богам? Не воспоминанием ли о неандертальских лошадях вызван факт, что в инкском дворце Кориканца как величайшая драгоценность хранился конский хвост, а также тот необычайный интерес и любопытство, которое проявил Инка Атауальпа к испанским лошадям, и та поразительная быстрота с какой Инка Манко и его соратники, поднявшиеся на священную борьбу против испанцев стали использовать лошадей, отнятых у пришельцев. А удивительная инкская хирургия?

И уж, конечно, без всяких вопросительных знаков можно указать на значительное сходство изображений на неандертальских камнях и знаменитых тканях Паракаса (V в. до н. э. — V в. н. э.).

Таким образом, считает доктор Кабрера, задолго до «кроманьонской истории», до истории Homo Sapiens, на Земле прошла история другого вида разумных существ.

Материалы коллекции доктора Х. Кабреры вызвали не только большой интерес, но и множество сомнений. И прежде всего возникает вопрос о возможности фальсификации. Нет слов, сам доктор Х. Кабрера, человек возвышенных идеалов, большой культуры и редкой искренности, — вне всяких подозрений. Но не стал ли он сам жертвой фальсификации? В этом нужно еще разобраться, а не отмахиваться от фактов только потому, что они не соответствуют нашим привычным представлениям. К сожалению, заведомо отрицательное отношение к работе доктора Кабреры имеет место. Не так давно одно компетентное лицо, например, высказало (и даже скрепило своей подписью на официальном документе) мнение, что камни, собранные Кабрерой, являются современной подделкой, поскольку у древних перуанцев не было инструментов, с помощью которых они могли бы нанести на них упомянутые изображения. Но подобное заключение весьма напоминает сентенцию известного литературного героя: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Как можно судить, каким орудием располагала или не располагала абсолютно нам не известная цивилизация (или культура), если мы еще ничего о ней не знаем?

А теперь коснемся еще одного деликатного вопроса. Предположение о том, что таинственная цивилизация была создана одной из ветвей неандертальцев, не принадлежит перуанскому ученому, хотя и основывается на собранных им материалах. Предположение это выдвинуто Ю. Зубрицким, автором изложенной здесь статьи. Сам же X. Кабрера возводит корни цивилизации к космическим пришельцам, переселившимся на Землю и очеловечившим (так сказать «образумившим») часть лемуров. Кроме того, причину гибели цивилизации он видит не в «энергетическом голоде», а в том, что неосторожное и чрезмерное пользование энергией пара привело к обволакиванию планеты плотным слоем облаков, парниковому эффекту и резкому сокращению притока солнечной энергии. Подобная гипотеза выдвигается известным нам профессором М. Будыко.

Впрочем, эти разногласия не снимают главного вопроса о существовании на земле цивилизации разумных существ в самые древнейшие времена.

Долг историков, археологов, социологов помочь перуанскому ученому разобраться тщательно и основательно в собранном им материале. Что касается пришельцев, то о них в заключительной главе книги.

Загрузка...