Тайны лабиринтов времени

.Величественное и дикое зрелище, представшее перед глазами охотников, наполнило их благоговейным трепетом. Спокойные и невозмутимые мамонты преграждали путь зубрам. Маленькие и подвижные глаза вожаков неотрывно следили за ними. Восемь горбатых зубров с налитыми кровью глазами яростно потряхивали жирной, грязной и тяжелой гривой, наклоняя к земле острые, расходящиеся в стороны рога, они не собирались уступать место у озера. Инстинктивно они сознавали грозную силу врага, но нетерпеливый рев, сгрудившегося за их спинами, стада зажигал в них воинственный задор. Внезапно самый рослый зубр, вожак всего стада, еще ниже пригнув к земле морду и сверкающие рога, бросился на ближайшего мамонта. Сила натиска и внезапность нападения были таковы, что мамонт зашатался и упал на колени. Зубр, со свойственным его породе упорством, продолжал нападать; его острые рога наносили мамонту удар за ударом; он спешил использовать свое преимущество, а поверженный на колени мамонт мог отбиваться только хоботом. В этой страшной схватке великанов зубр был воплощением слепого бешенства. Пена выступила на его губах, налитые кровью глаза сверкали, как угли, и он весь дрожал от чудовищного напряжения. Упорно и непрерывно зубр бил противника рогами, стремясь опрокинуть его на бок, чтобы добраться до брюха, где кожа не была такой толстой, тогда он вышел бы победителем из схватки. Мамонт понимал это и, напрягая все силы, старался не дать повалить себя. Одним рывком он мог снова встать на ноги, но для этого нужно было, чтобы зубр хоть на мгновение перестал наскакивать на него.

Неожиданное нападение сначала озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров стояли друг против друга в грозной неподвижности. Ни один пока не пытался вмешаться в схватку. Вскоре мамонты стали проявлять признаки нетерпения, а самый высокий, с громким сопением, шевельнув перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, сделал шаг вперед, это на мгновение отвлекло внимание зубра. Мамонт, на которого напал зубр, нанес своему противнику страшный удар хоботом по ногам, и тот, в свою очередь, зашатался, потеряв инициативу в схватке. Мамонт воспользовался передышкой, чтобы подняться на ноги. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Бешенство безраздельно овладело мамонтом и, подняв кверху хобот, он издал трубный звук и кинулся на своего противника. Изогнутые бивни его подбросили зубра в воздух, а затем, поймав тело гиганта, швырнули того на землю с такой силой, что у зубра затрещали кости. Не дав ему прийти в себя, мамонт вонзил в, уже почти поверженного, противника бивни в брюхо и затоптал его чудовищными ножищами; кровь фонтаном хлынула из раздавленных внутренностей зубра. Рев побежденного не был слышен в поднявшемся шуме: семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга. Волнение овладело и стадами – глухой рев зубров слился с пронзительным трубным призывом к драке мамонтов; бешенство и ярость привели в движение могучие туловища, страшные бивни, грозные рога и гибкие мощные хоботы. Вожаки были поглощены битвой. Они сбились в тесную кучу, откуда доносились рев бешенства и боли, хруст раздираемых тканей и треск раздавленных костей.

В первом столкновении численное превосходство дало преимущество зубрам. Три зубра, соединенными силами, напали на одного мамонта и повалили его на землю. Но остальные мамонты ринулись на противников и буквально раздавили их своей огромной тяжестью. Горя бешенством, они принялись топтать поверженных на землю зубров, и только увидев опасность, грозящую поваленному мамонту, они оставили свои жертвы – и снова пошли в бой.

Три зубра, добивавшие лежащего на боку великана, были застигнуты врасплох. Налетевший на них ураган смял и растоптал двух из них, а третий спасся бегством. За ним побежали и остальные, пока еще сражавшиеся, зубры. Панический страх передался всему стаду зубров. Сначала это была какая-то смутная тревога, но через мгновение тревога превратилась в оцепенение. Зубры застыли, звуки борьбы замерли, словно наступило затишье перед грозой. Стадо дрогнуло, повернуло вспять – и в слепом страхе побежало. В дикой сутолоке более быстрые топтали отстающих, шагая по их спинам. Треск сломанных костей походил на шум падающих деревьев. Мамонты не стали преследовать убегающего противника. Лишний раз показали они меру своей силы, лишний раз они доказали свое превосходство над всеми живыми существами, населяющими землю. Колонна рыжевато-бурых гигантов с длинными гривами и шерстью не спеша выстроилась вдоль берега озера и стала утолять жажду.

На склоне холма стояли обитатели леса, взволнованные только что окончившимся зрелищем, и почтительно взирали на пьющих гигантов. Охотники любовались властителями земли, Мелик сравнивал худые руки, тонкие ноги и хрупкий торс Сома и Верного с толстыми, как дубы, ножищами и высокими, как скалы, телами мамонтов и думал о ничтожности человека, о жалкой кочевой жизни, которую он ведет в степи.

Он думал также о саблезубых, пещерных и серых медведях, которые могли встретиться людям в лесу, и под могучей лапой которых человек так же бессилен, как сурок в когтях у орла.

Прошло несколько часов, взошла белая луна и поплыла вдоль туч. Вода в озере тихо плескалась, блистая голубоватым серебром, мамонты ушли. Редко-редко бесшумно проносилась летучая мышь или проползала неслышная змейка. Эту часть ночи на страже у входа в пещеру стоял Сом. Он очень устал, и временами охотника одолевала дремота, но Сом пробуждался и осматривался при резких порывах ветра, внезапных шумах или при появлении нового запаха. Охотника не покидало чувство тревоги, какое-то странное оцепенение сковало все его мысли и чувства, в его сознании бодрствовал только страх перед возможной опасностью. Внезапное бегство оленей заставило Сома насторожиться и внимательней оглядеть окрестности, он увидел по ту сторону реки, на гребне крутого холма, какого-то крупного зверя, тот медленно приближался, переваливаясь с боку на бок. Массивные, но в то же время гибкие конечности, большая морда, заострявшаяся книзу, и что-то, отдаленно напоминающее беззаботно шагающего человека, было в его поступи. Перед взором молодого охотника на фоне огромной, низко висящей луны шел медведь.

Сом был знаком с пещерным медведем – этот великан с выпуклым лбом обычно мирно жил в своей берлоге, никого не трогая, питался растительной пищей, и только во время голода охотился на животных. Но приближавшийся медведь, казалось, принадлежал к другой породе. Сом убедился в этом, когда медведь вышел на освещенную луной вершину холма, и охотник смог его хорошенько рассмотреть. У этого зверя был плоский лоб и серый мех; в его поступи чувствовались уверенность в себе, скрытая угроза и жестокость плотоядных хищников. Это был серый медведь. Сом вспомнил рассказы охотников, побывавших в местах, где проживал серый медведь. Этот зверь сильнее зубра и бизона, и он относит убитую лошадь в свою берлогу с такой же легкостью, как саблезубый – антилопу. Одним ударом когтей серый медведь вспарывает грудь и живот человека и не боится ни саблезубого, ни льва.

Старый Ворон говорил, что серый медведь уступает в силе только мамонту и носорогу. Сын Реки не почувствовал того приступа внезапного страха, который пришел с саблезубым, решившим полакомиться людьми. Сом вспомнил рисунок, погибшего в схватке с саблезубым, охотника – это укрепило его силу и мужество. Встречи с безобидным и благодушным пещерным медведем приучили Сома не бояться медведей вообще, но повадки приближавшегося зверя показались ему подозрительными, и Сом решил разбудить Мелика. Легчайшего прикосновения к руке вождя было достаточно, чтобы тот мгновенно вскочил на ноги.

– Зачем ты разбудил меня? – спросил Мелик, выходя из пещеры. Молодой воин молча протянул руку в направлении холма, вождь нахмурился.

– Серый медведь! – прошептал Мелик – и тревожным взглядом окинул пещеру.

С вечера воины заготовили много веток и кучу камней. Несколько крупных валунов лежали поблизости – всем этим можно было загородить вход в пещеру. Мелик предпочел бы спастись бегством, но бежать можно было только по направлению к водопою, то есть прямо в лапы к серому медведю; можно было также вскарабкаться на дерево – серый медведь не любит лазить по деревьям, слишком тяжелый и толстый, но поблизости были лишь тонкие деревца, да к тому же этот неутомимый и упрямый зверь способен подстерегать свои жертвы бесконечно долго. Медведь стал спускаться по крутому склону холма и, дойдя до подножья, поднял кверху морду, втянул влажный воздух и затрусил рысцой.

На мгновение охотникам показалось, что он удаляется, но, очутившись на берегу, медведь уверенно побежал к переправе и остановился как раз напротив утеса, где приютились люди. Заметил ли он Сома, который укрывался в тени скалы, стараясь не делать ни одного движения? Или это и был хозяин берлоги, захваченной людьми, который вернулся из дальних странствий? Так или иначе, медведь отрезал охотникам единственный путь к отступлению: с одной стороны – утес, который обрывался совершенно отвесно и охотники, при попытке спуститься с него, обязательно переломали бы себе все кости; с другой, на противоположном берегу узкой речки, подстерегал медведь.

Как бы быстро ни бежали люди, медведь успеет переплыть речку и настигнуть их. Оставалось ждать, пока хищник сам снимет осаду, или принять бой на месте, если он решится напасть на людей в пещере.

Мелик позвал Верного, и все втроем стали перекатывать валуны ко входу в пещеру. Потоптавшись на месте, медведь вдруг бросился в воду и переплыл реку. Выйдя на берег, он стал взбираться по узкому выступу, опоясывавшему утес. Чем ближе подходил медведь, тем больше опасений внушала Верному и Сому огромная мускулистая туша и сверкающие, при свете луны белые клыки. Сердца юношей бешено колотились от страха. Мелик также был встревожен, он знал силу противника и понимал, что медведю понадобится немного времени, чтобы растерзать троих людей.

Топор, рогатина и дротик были бессильны против крепких, как гранит костей, против толстой, как броня шкуры. Вскоре перед входом в пещеру выросла стена, охотники оставили незаложенным только одно отверстие на высоте человеческого роста. Когда медведь подошел совсем близко, он остановился и удивленно тряхнул головой.

Медведь давно учуял людей, услышал шум, поднятый ими при сооружении стены, но не ожидал, что вход в берлогу, который он так хорошо знал, вдруг окажется прегражденным. Медведь смутно почувствовал, что существует какая-то связь между появлением этого неожиданного препятствия и вторжением людей в его берлогу. Преграда озадачила его, но нисколько не встревожила, и он понял, что имеет дело со слабым противником. Сперва огромный зверь мирно потягивался, расправляя грудь и покачивая остроконечной мордой. Затем внезапно, без видимого повода, пришел в ярость и издал хриплый рев, встав на задние лапы. Стоя, он еще больше напоминал человека – волосатого, с уродливо-короткими ногами и непомерно удлиненным торсом. Мелик вспомнил Вепря. Переваливаясь с лапы на лапу, медведь подошел к оставшемуся незаложенным отверстию.

Верный и Сом, скрывшиеся в темноте пещеры, держали наготове топоры. Мелик приказал им не торопиться, а юноши слушались его, как вождя. Мелик поднял свою палицу и замер в ожидании боя. Юноши думали, что медведь опустит передние лапы на груду камней и примется разрушать укрепление. Но зверь неожиданно просунул в отверстие мохнатый лоб и раскрыл пасть, обнажив два ряда острых, как дротики, зубов. Топоры Верного и Сома с силой врезались в лоб хищника; Мелик взмахнул палицей, но низкий потолок помешал нанести удар, и медведь с ревом отступил. Он не был даже ранен – ни одна капля крови не выступила на его морде, но его горящие маленькие глазки и лязг мощных челюстей яснее ясного говорили о возмущении оскорбленной силы. Однако медведь не пренебрег полученным уроком, вместо того, чтобы идти напролом, он решил уничтожить опасное препятствие – и толкнул преграду лапой.

Стена зашаталась и дрогнула, тогда, удвоив усилия, медведь стал расшатывать преграду. Он наваливался на нее плечом, толкал лбом, цеплялся когтями и тянул к себе, наконец, отступив, он с разбега бросился на нее всей тяжестью своего массивного тела. Обнаружив слабое место у основания стены, медведь сосредоточил на нем все удары – это место было недосягаемо для людей, и они не могли помешать разрушительному натиску противника. Тогда и охотники быстро изменили способ защиты: Мелик и Сом подперли бревнами опасное место, и стена перестала шататься. Верный же высунулся в отверстие и подстерегал мгновение, чтобы метнуть дротик в глаз противника. Вскоре медведь заметил, что слабое место в преграде перестало шататься от его толчков, и это непостижимое явление, шедшее вразрез со всем его долголетним опытом, озадачивало и раздражало его. Медведь отошел на шаг, сел на задние лапы, недоверчиво тряхнул головой, а затем снова попробовал расшатать стену. Когда и на этот раз преграда не поддалась, медведь пришел в ярость и оставил всякую осторожность. Отверстие, которое медведь заметил в стене, притягивало к себе, и зверю казалось, что здесь он найдет свободный проход. С разбега медведь бросился на него, дротик просвистел и впился ему в веко, но уже ничто не могло остановить сокрушительного натиска этого живого тарана. Стена рухнула. Мелик и Сом отскочили в глубину берлоги, а Верный не успел сделать этого, чудовищные лапы медведя подмяли охотника – и послышался треск ломаемых ребер. Верный не мог противостоять огромной силе гиганта – и покорный, беспомощный, как лошадь, настигнутая львом, оказался в смертельном оцепенении.

Мелик сперва растерялся от неожиданного прорыва зверя через их укрепления, но взял себя в руки, увидев опасность, угрожавшую его другу Верному, загорелся воинственным пылом. Он, отбросив ставший не нужным топор, обеими руками схватил свою узловатую палицу. Медведь заметил его движение и, отложив расправу со слабым противником, с грозным рычанием шагнул навстречу Мелику. Но не успел зверь пустить в ход свои страшные когти и клыки, как палица вождя молниеносно хватила его по челюсти. Удар, нанесенный искоса, был не очень силен и не опасен, но пришелся по чувствительным местам и причинил такую боль, что хищник осел и завыл. Второй удар палицы упал на несокрушимый череп – это была ошибка, медведь почти не почувствовал боли, и только яростно зарычал на дерзкого врага. Мелик отпрянул в сторону и притаился за выступом скалы. Обезумевший от боли и бешенства медведь снова слепо кинулся на него, взмахнув лапой, медведь разнес выступ, за которым прятался вождь. Мелик в самую последнюю секунду отскочил в сторону, и огромный зверь со всего разбега ткнулся мордой в базальтовую стену. Оглушенный ударом, медведь зашатался. Воспользовавшись этим, Мелик с такой силой хватил медведя палицей по спине, что у того хрустнули позвонки. Зверь зашатался и упал. Мелик в упоении победы бешено колотил его палицей по ноздрям, по лапам, по челюсти, а в это время Верный и Сом вспарывали медведю брюхо топорами. Когда, наконец, окровавленная туша перестала содрогаться, охотники молча переглянулись – это был торжественный момент. Мелик вырос в глазах молодых охотников: ни Енох, ни Дикий, сын Саблезубого, ни один из тех великих воинов, о которых рассказывал старый Ворон, не могли похвалиться победой над серым медведем.

Следующий день прошел без приключений и в сытости. Мелик и его спутники, все время безостановочно двигаясь на юг, давно уже миновали степь. Теперь они шли по густому лесу и, казалось, что темная чаща никогда не кончится. Изредка встречались поляны, поросшие высокой травой, болота и небольшие озера, за которыми снова начинался лес. Буйный растительный покров то взбирался на холмы, то спускался в глубокие овраги и пропадал, тогда охотники вновь вынуждены были идти через огромные степные просторы. Все виды растений и все породы животных водились в лесу, по которому пролегал путь охотников. Здесь можно было встретить саблезубого, а может, и самого пещерного льва, вепря и волка, лань и оленя, носорога, кабана или косулю. Может быть, в этом лесу водились даже львы-великаны – редчайшая порода хищников. Кое-где виднелись широкие просеки, устланные растоптанными ветвями и вырванным с корнем молодняком – неоспоримое свидетельство соседства мамонтов, стадо которых причиняет лесу больший ущерб, чем самые сильные бури и ураганы. В этом опасном месте воины находили обильную пищу, но и сами могли стать добычей любого крупного хищника.

Мелик, Верный и Сом продвигались вперед с величайшей осторожностью, построившись треугольником, чтобы одновременно иметь возможность наблюдать за большим пространством. Днем острое зрение и тонкий слух заблаговременно предупреждали их о всякой опасности. Впрочем, днем крупные хищники спали, а выходили на охоту только в сумерки. При дневном свете зрение их уступало в остроте человеку, а обоняние – волку. Собаки и волки могли представлять днем немалую опасность и для людей, но в этом, обильном всякого рода добычей, лесу не было смысла нападать на таких сильных и коварных противников, как люди. Страшный пещерный медведь охотился на животных только тогда, когда не находил растительной пищи, в остальное время это огромное животное мирно утоляло свой голод обильными плодами леса.

Если дни у охотников проходили относительно спокойно, то ночи были полны тревоги, и они начинали искать безопасное убежище для отдыха. Иногда это была естественная пещера, иногда им приходилось строить укрепление из камней, а порой находили приют в глубокой земляной яме. Но чаще всего охотники отдыхали на деревьях, выбирая группу, с близко расположенными друг к другу стволами. Больше всего охотники страдали от отсутствия огня. В безлунные ночи им казалось, что свет навсегда оставил землю, и мрак больше никогда не рассеется. Темнота угнетала их, наваливаясь огромной тяжестью на душу охотников. По ночам они подолгу вглядывались в глухую чащу, ожидая, что где-нибудь вспыхнет искра, и языки пламени начнут лизать сухие ветви, но в темноте мерцали только искры далеких звезд да раскаленные угольки глаз хищников. Люди чувствовали себя оторванными от родной семьи и незащищенными от опасностей окружающего враждебного мира.

Неожиданно из лесу вышел бизон. Бизоны были подвижные, сильные, чуткие к малейшей опасности, смелые и осторожные животные, великолепно вооруженные для борьбы за существование. Сердце Мелика учащенно забилось при приближении широкогрудого, круторогого величественного зверя, и он, с глухим ворчанием, вскочил на ноги. Инстинкт охотника сразу проснулся в Мелике.

Обычно люди не решались нападать на стада этих травоядных, но они не упускали случая поохотиться на одинокого бизона, особенно слабого или раненого. Откуда пришел этот бизон? Бежал ли он от преследования сильных хищников, опережая стадо, или, наоборот, отстал от него? Охотники не задавались этими вопросами. Им достаточно было знать, что огромное животное одиноко. Победа над бизоном была не менее славной, чем победа над самым крупным из хищников. Но тут же другой инстинкт вступил в борьбу с первым, и этот инстинкт властно приказывал Мелику не уничтожать без нужды животное, могущее послужить пищей. А у охотников был большой запас свежего мяса. Вспомнив про только что одержанную над серым медведем победу, Мелик решил, что борьба с бизоном ничего не прибавит к его охотничьей славе, и опустил поднятую уже было палицу. Ничего не подозревавший бизон медленно и спокойно прошел к речушке.

Вдруг все трое воинов насторожились – они почувствовали приближение опасности раньше, чем увидели ее. Сомнение быстро сменилось уверенностью; по знаку Малика его спутники, Верный и Сом, скользнули в пещеру. Мелик не замедлил последовать за ними, как только на опушке леса показался олень. Животное бежало в слепом ужасе, рога его откинулись назад, а с губ капала пена, окрашенная кровью. Словно лист, увлекаемый вихрем, олень убегал от саблезубого.

Коренастый и приземистый хищник с необычайно гибким хребтом подвигался вперед гигантскими скачками. Со стороны казалось, что он не бежит, а скользит в воздухе, чуть касаясь лапами земли. В конце каждого скачка он на, неуловимо короткое, мгновение останавливался и, как бы собрав силу для нового взлета, делал прыжок и парил в воздухе. Олень мчался вперед безостановочно, делая короткие, все убыстряющиеся прыжки. В этот момент погони саблезубый явно настигал его. Хищник только что вышел на охоту после дневного сна, в то время как олень казался утомленным длинным переходом

– Саблезубый настигает оленя! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Верный.

Мелик, возбужденно следивший за этой охотой, ответил:

– Олень неутомим! Вблизи реки расстояние, отделявшее оленя от кошки, уменьшилось наполовину. Но, сделав неимоверное усилие, олень ускорил свой бег. Некоторое время оба животных неслись с одинаковой скоростью, но затем скачки саблезубого участились. Он, несомненно оставил бы преследование, если бы не близость реки – в воде он рассчитывал быстро настигнуть оленя. Хищник добежал до берега, когда олень проплыл уже локтей пятьдесят. Не останавливаясь ни на секунду, огромный хищный кот бросился в воду и поплыл с необычайной быстротой, но олень и тут не уступил ему в скорости. Для него это был вопрос жизни и смерти.

Река была неширокой, и видно было, что олень доплывет до противоположного берега первым. Правда, стоило ему споткнуться при выходе из воды – и он погиб! Олень понимал это, он осмелился даже уклониться от прямой, чтобы выбраться на берег в более удобном месте. Олень быстро переплыл реку и, ступив на усыпанную галькой косу, вышел на отлогий берег, спускавшийся к реке. Расчет оленя был точный, но, взойдя на берег, он замешкался на ничтожную долю секунды, и этого оказалось достаточно, чтобы саблезубый выиграл еще полтора десятка локтей. Олень отбежал, едва на двадцать локтей от берега, когда хищник, в свою очередь, вылез из воды и сделал свой первый скачок. Но тут хищника ждала неудача: опускаясь на землю, он пошатнулся и опрокинулся набок. Олень был спасен! Теперь преследование становилось бесполезным. Саблезубый понял это и, вспомнив, что во время погони перед его глазами мелькнул бизон, немедленно кинулся в воду и поплыл обратно.

Бизон еще не успел скрыться из виду и, увидев погоню, он начал отступать к лесу. Когда саблезубый исчез в камышах, бизон остановился в раздумье. Однако осторожность взяла верх, и, решив скрыться в чаще, он затрусил к опушке мимо каменных глыб. Запах людей напомнил ему, что однажды человек тяжко ранил его острым камнем, и бизон бросился в сторону, стремглав помчавшись в противоположную сторону от пещеры, в которой находились охотники. Он уже почти достиг опушки, когда снова увидел саблезубого, который приближался с огромной скоростью. Саблезубый не боялся, что бизон, подобно оленю, убежит от него, но только что испытанная неудача озлобила его. Понимая, что бегство бесполезно, бизон остановился и, повернувшись к хищнику, стал нетерпеливо бить копытами землю, низко склонив рогатую голову. Широкая грудь его, покрытая бурой шерстью, порывисто вздымалась, большие черные глаза метали огонь. Теперь это было уже не мирное травоядное, а опасный боец, страх и колебания уступили место не рассуждающей ярости, а инстинкт самосохранения был подавлен отчаяньем и гневом.

Саблезубый увидел, что будет иметь дело с опасным противником – и не сразу напал на него. Крадучись и извиваясь всем туловищем, как пресмыкающееся, он подходил к бизону, вызывая его на нападение. Саблезубый хотел, не рискуя прямым нападением, мгновенным ударом лапы сломать бизону спинной хребет или, вскочив на круп, перегрызть незащищенную шею. Но настороженный и внимательный бизон следил за каждым движением хищника, и все время обращал к нему массивный костистый лоб, вооруженный острыми рогами. Вдруг хищник замер, забыв о бизоне, он, изогнув спину дугой, устремил желтые, сразу ставшие неподвижными глаза на приближавшегося огромного зверя, похожего на него, но более рослого и плотного, с широкой грудью и густой гривой. В уверенной поступи этого зверя чувствовалось, однако, колебание охотника, который забрел на чужую территорию. Ведь саблезубый был на своей территории. Десять лун он владел этими местами, и все остальные хищники признавали его первенство: и медведь, и волк – никто не осмеливался оспаривать намеченной им добычи. Ни одно живое существо не становилось на его пути, когда он охотился на оленя, лань, кабана, зубра или бизона. Только серый медведь, но только в сильные холода, решался охотиться в его владениях. Другие же саблезубые жили на севере.

Саблезубый до сих пор еще не встречал этого странного зверя, но инстинкт сразу подсказал ему, что незнакомый зверь сильнее его, лучше вооружен, не менее ловок и увертлив. И все же саблезубый колебался признать свою слабость и не собирался без борьбы уступить территорию, где так долго он был полновластным хозяином, но эти колебания отразились на поведении хищника. Он не отступил при приближении соперника, но пригнулся и, почти распластавшись на земле, выгнул горбом спину и угрожающе оскалил клыки. В свою очередь, пещерный лев набрал воздуха в широкую грудь, зарычал, а затем, оттолкнувшись от земли задними лапами, сделал прыжок на целых двадцать пять локтей. Саблезубый испуганно попятился назад. При втором прыжке великана он поджал хвост и, казалось, вот-вот ударится в бегство, однако тут же, словно устыдившись собственной трусости, он зарычал на противника. Его желтые глаза позеленели от бешенства, и он принял бой! Внезапная перемена в поведении саблезубого скоро стала понятной охотникам.

Из камышей на помощь своему самцу спешила его подруга; она неслась гигантскими скачками, почти не касаясь земли. Глаза ее сверкали, как угли. Теперь настала очередь пещерного льва усомниться в своей силе. Возможно, он без боя уступил бы чете саблезубых ее владения, но, возбужденный угрожающим рычанием своей самки, саблезубый прыгнул навстречу противнику. Пещерный лев, уже было примирился с необходимостью отступить, но он не мог оставить безнаказанным этот дерзкий вызов. Его чудовищные мускулы напряглись при воспоминании о бесчисленных одержанных им победах, о разорванных, растерзанных и съеденных им существах. Один прыжок отделял его от саблезубого, и он мигом пролетел это расстояние, но встретил пустоту, так как саблезубый отскочил в сторону и тут же прыгнул на льва, очевидно, он хотел вцепиться в бок пещерного льва. Тот быстро повернулся, чтобы встретить нападение, когти и клыки сшиблись. Теперь слышно было только глухое рычание и щелканье страшных челюстей. Саблезубый пытался вцепиться в горло льва – и ему почти, что удалось сделать это, но уверенный удар огромной лапы, как молния, обрушился на него и опрокинул на землю. В то же мгновение когтями другой лапы пещерный лев вспорол саблезубому брюхо. Внутренности вывалились из раны вместе с потоками крови. Отчаянный рев побежденного огласил лес. Пещерный лев начал рвать на части свою жертву, когда подбежала подруга поверженного саблезубого. Видя своего самца побежденным и почуяв запах свежей крови, она остановилась в нерешительности и издала призывное рычание. При этом зове саблезубый вырвался из лап пещерного льва. Последняя вспышка ярости придала ему силы сделать один шаг, но лапы его запутались в выпавших наружу кишках, и он свалился на землю. Силы покинули его, и только глаза все еще были полны отваги. Самка инстинктом поняла, как мало осталось жить тому, кто так долго делил с ней еще теплую добычу, охранял ее детенышей, защищал от всего враждебного мира. Объятая горем и тревогой за свою жизнь, за жизнь своих котят, она глухо зарычала и, бросив последний взгляд на своего самца, убежала в лес. Пещерный лев не стал преследовать ее. Он следил за каждым движением издыхающего противника, но не убивал его, так как был осторожен и не желал получить рану, когда победа и без того была на его стороне.

Настал час заката. Багряный свет разлился по лесам, озарил кровавыми отблесками половину неба. Дневные животные умолкли. Теперь слышались только вой волков, насмешливый хохот гиен, вздохи хищных птиц, кваканье лягушек и стрекотание кузнечиков. Когда последние лучи солнца догорели на облаках, на востоке взошел диск полной луны. В лесу, у пещеры не было видно других зверей, кроме двух хищников, – бизон скрылся во время их битвы. В наступивших сумерках тысячи существ притаились без движения, учуяв присутствие огромных зверей. Бесчисленное множество дичи пряталось в каждой заросли, таилось за каждым деревцем, и, несмотря на это, редкий день голод не терзал пещерного льва. Лев издавал резкий запах, и этот запах всюду сопровождал его, предупреждая все живое о его приближении вернее, чем треск ломаемых веток под могучими лапами, чем шелест раздвигаемой листвы, этот запах был густым и едким, почти осязаемым. Он разносился далеко вокруг по притихшей чаще и спокойной воде, ужасный и, в то же время, спасительный для всех слабых. Все живое бежало перед ним, исчезало и пряталось, земля становилась пустынной. На ней не было жизни, не было добычи, и царь природы оставался в величественном одиночестве. А между тем, с приближением ночи гиганта начинал мучить голод.

Вероятно, наводнение изгнало его из привычных мест, лед и снег быстро таяли или уходили, оставляя за собой бурные потоки воды, и, переплыв через несколько рек, лев забрел в неизвестную область. Она, после победы над саблезубым, безраздельно принадлежала теперь ему. Лев нюхал воздух, стараясь учуять прячущуюся в сумерках добычу, но ветерок приносил только ослабленные расстоянием запахи. Насторожив слух, пещерный лев расслышал чуть слышный шорох бегства мелких зверьков в траве, возню воробьев в гнездах, а на верхушке черного тополя он увидел двух цапель. Лев знал, что этих бдительных пернатых не застанешь врасплох. К тому же с тех пор, как он достиг зрелости, то мог взбираться только на невысокие деревья с прочными и толстыми ветвями. Издыхающий саблезубый источал острый запах, и эта вонь дразнила голодного льва. Он подошел к раненому врагу, но вблизи этот запах показался ему противным, как отрава. Внезапно разъярившись, он налетел на саблезубого – и одним ударом лапы переломил ему спинной хребет. Затем, бросив труп, пошел бродить по степи. Огромные камни привлекли внимание льва, они находились на подветренной стороне, и запах людей не доходил до хищника, но, приблизившись к скале, он учуял присутствие людей в пещере.

Охотники с трепетом следили за страшным хищником, они были свидетелями всех событий на холме после бегства оленя. В полусвете сумерек охотники видели, что пещерный лев кружит возле их убежища. Зеленые огоньки сверкали в его глазах, а тяжелое дыхание выдавало нетерпение и острый голод зверя.

Обойдя пещеру и найдя входное отверстие, лев попробовал просунуть голову. Охотники с тревогой смотрели на камни: выдержат ли они напор гиганта? При всяком движении пещерного льва Верный и Сом вздрагивали и испускали возгласы ужаса. Но Мелик не дрожал. Ненависть кипела в нем, ненависть живого существа, которому угрожает гибель, бунт пробудившегося сознания против господства слепой силы. Эта ненависть перешла в ярость, когда зверь стал рыть землю у входа. Мелик знал, что львы умеют копать ямы – с целью опрокинуть препятствия, и его встревожила попытка хищника сделать подкоп под вход в пещеру. Он ударил палицей по лапам льва, едва они появились из-под земли. Зверь зарычал и отскочил от входа в пещеру. Его глаза, великолепно видящие во тьме, ощупывали пространство пещеры сквозь щели между камнями – и различили в глубине пещеры людей. Добыча была совсем близко, и это еще больше обострило голод хищника. Он снова стал кружить вокруг пещеры, подолгу останавливаясь возле входа, и, в конце концов опять стал расширять подкоп. Но удар палицы заставил его вторично отпрянуть. Лев понял, что пройти здесь невозможно; однако он не мог отказаться от такой близкой и как будто доступной добычи. Он решил взять ее хитростью, если не помогла сила. Окинув камни последним взглядом, и еще раз вдохнув манящий запах пищи, он притворился, что отказался от охоты на людей, и побрел к лесу.

Охотники ликовали. Убежище показалось им еще надежней, чем с первого взгляда. Они наслаждались ощущением безопасности, покоя и сытости – всем тем, что делало счастливым человека. Не умея выразить словами – это ощущение счастья, они обращали друг к другу улыбающиеся лица и весело смеялись. Они знали, что пещерный лев еще возвратится, но представление человека о времени было настолько смутным, что это осознание не могло омрачить их радости: промежуток, отделяющий вечернюю зарю от утренней, казался им нескончаемо долгим.

По обыкновению, первым на стражу встал Мелик. Ему не хотелось спать. В его мозгу, возбужденном событиями дня, роились образы, нестройные, смутные мысли о жизни, о мире. Охотники узнали от учителя довольно много сведений о Вселенной.

Они знали о движении солнца и луны; о том, что солнце, убегая за горизонт, забирает с собой свет, а тьма пропускает свет звезд и наполняется лунным светом, и что холодное время, чередуясь с жарким, меняет высоту солнца над землей; они знали о течении воды, которое видели в реках и ручьях, а также о течении воды, которое не могли видеть – морском течении; о причудах дождя, жестокости молнии и безвредности грома; о рождении, старости и смерти человека, что называлось временем жизни человека; они безошибочно различали по внешнему виду, привычкам и силе бесчисленное множество животных; они наблюдали рост деревьев и увядание их, называя это временем жизни, которое зависит от солнца и звезд; они умели закалять острие копья, делать топоры, палицы, дротики, умели и пользоваться этим оружием и, наконец, они знали про огонь: страшный, желанный и могучий огонь, придающий людям силу и бодрость, но способный пожрать степь и лес, со всеми находящимися в них мамонтами, носорогами, львами, саблезубыми, медведями, зубрами и бизонами.

Жизнь огня всегда занимала Мелика. Огню, как всякому живому существу, нужна была пища, он питался ветвями, сухой травой, жиром, он рос, он рождал другие огни, но приходил час – и огонь умирал. Огонь от молнии вспыхивал моментально и мог распространяться беспредельно, его языки слизывали, превращая в золу, огромные пространства леса, но если его поделить на мельчайшие частицы, то каждая начинала постепенно затухать – и огонь погибал. Огонь хирел, когда его лишали пищи, размеры его становились меньше мухи, но стоило поднести к нему сухую травинку, как он возрождался и снова мог объять своим пламенем огромный лес. Это был зверь и не зверь. У него не было ног, но он соперничал в скорости с антилопой. У него не было крыльев, но он летал в облаках; не было у него и пасти, но он дышал, ворчал, рычал; не было у него ни лап, ни когтей, но он мог захватить и истерзать огромное пространство.

Мелик любил огонь – и в то же время ненавидел и боялся его. Мелик знал, что огонь можно приручить, но он всегда готов пожрать тех, кто его кормит; огонь свирепей саблезубого и коварнее волка. Но жизнь с ним радостна: он отгоняет жестокий холод ночи, дает отдых усталым и силу слабым, делает вкуснее мясо. В темноте пещеры Мелик вспоминает яркое пламя костра и красные отблески на лице Росы. Восходящая луна напоминает ему такой костер. Из какого места земли выходит по ночам луна, и почему Енох говорил, что она, как и солнце, никогда не гаснет? Ночью солнце не светит, а днем луна исчезает. Неужели, продолжая гореть, они просто убегают и прячутся за землю? В иные вечера луна, кажется тоньше травинки, которую лижет робкий язык пламени. Но вслед за тем она оживает и толстеет. Неужели невидимые люди заботятся о ней и кормят ее, когда она начинает худеть. Сегодня вечером луна в полном расцвете сил, вначале она была огромной и тусклой, но, постепенно поднимаясь по склону неба, становилась все меньше, а свет ее от этого только сиял ярче. Очевидно, невидимые люди сегодня дали ей много сухих сучьев!

Учитель говорит, что все сразу узнать невозможно, но как порой хочется полностью раствориться в своих грезах, разгадывая загадки природы, и почувствовать такое притягательное и вкусное, словно мясо молодого оленя, ощущение мудрости, как говорит учитель. Мудрость – что это? Нюх, острый глаз, слух или, когда всей кожей чувствуешь приближение врага или Росы?

Пока Мелик предавался этим грезам, ночные животные вышли на охоту – и пугливые тени заскользили по траве. Охотник различил в темноте землероек, тушканчиков, агути, легких куниц, похожих на змей ласок; затем в полосе лунного света показался сохатый. Мелик смотрел ему вслед: у него шкура цвета дубовой коры, тонкие сухие ноги и закинутые на спину ветвистые рога. Сохатый исчез во тьме. Теперь видны волки: у них круглые головы, острые морды и крепкие, мускулистые ноги, брюхо у них беловатое, но бока и спина бурые, а вдоль позвоночника растет полоска почти черной шерсти; в поступи их есть что-то коварное, предательское и неверное.

Волки учуяли лося, но и тот, в свою очередь, втянув в ноздри влажный ветерок, различил подозрительный запах – и ускорил свой бег. Сохатый намного опередил волков. Запах его, с каждой минутой, становится все слабее. Волки понимают, что сохатого не догнать, тем не менее, они бегут по его следу в открытой степи и будут преследовать лося до самой опушки леса. Преследовать его дальше бесполезно, и разочарованные волки медленно возвращаются назад. Некоторые из них воют, другие сердито рычат. Затем тонкие, подвижные ноздри их снова начинают обнюхивать воздух. Поблизости нет ничего, достойного внимания, если не считать трупа саблезубого и трех людей, укрывшихся в пещере. Но люди – слишком опасный противник, а кошатину волки, несмотря на всю свою прожорливость, терпеть не могут. Тем не менее, старательно обойдя стороной человеческое жилье, они подошли к саблезубому. Сначала волки осторожно кружили вокруг трупа, боясь западни, но вскоре осмелели и, подойдя вплотную, стали обнюхивать огромную пасть, из которой так недавно еще вырывалось грозное дыхание. Исследуя неподвижную тушу, они слизывали кровь с зияющих ран. Но ни один из них не решался вонзить зубы в эту терпкую плоть, которую безнаказанно могли переварить только железные желудки коршуна или гиены.

Неожиданно поблизости раздался взрыв жалобных воплей, рычание и пронзительный хохот. Волки насторожились. Шесть собак выбежали в полосу лунного света. У собак были мощные груди, удлиненные туловища, слабые задние лапы, гривастые, остроухие морды с треугольными глазами и сильными челюстями, способными раскусить кости льва.

Собаки издавали отвратительный запах. Это были рослые хищники, которые могли бы помериться силами даже с вепрем, благодаря мощи своих челюстей, но собаки не любили открытой борьбы и принимали бой только при крайней необходимости. Впрочем, такие случаи были большой редкостью, так как хищников не соблазняла борьба за свежее мясо, их притягивало зловонное мясо падали, а соперничества других пожирателей мертвечины эти собаки не боялись, так как те были слабее них. Псы знали, что сильней волков, но долго не решались оспаривать у тех добычу. Они кружили вокруг мертвой туши саблезубого, то удаляясь, то приближаясь, и оглашали по временам воздух пронзительным воем. Но, в конце концов, набравшись смелости, разом кинулись на приступ падали. Волки не пытались даже отстаивать свое добро, уверенные в быстроте своих лап, они спокойно сидели в нескольких локтях от саблезубого. Теперь волки сожалели об упущенной добыче и злобно рычали на собак, делая вид, что вот-вот бросятся на них, но они рычали лишь потому, что так было принято, а сами были довольны тем, что могут хоть чем-то досадить своим соперникам. Псы не обращали на них внимания и с угрюмым ворчанием рвали на части труп хищной кошки. Если бы не голод, они предпочли бы свежему мясу тухлятину, разложившуюся и кишащую червями плоть. Но выбора не было, да и присутствие волков заставило их спешить. Сначала псы полакомились внутренностями саблезубого, затем, разодрав ему бока крепкими, как железо, клыками, извлекли сердце, легкие, печень и длинный шершавый язык, вывалившийся из пасти во время агонии. С радостным урчанием они насыщались мертвечиной, вознаграждая себя полной сытостью за долгие дни скитаний с пустым желудком, за вечное голодное беспокойство.

Волки, напрасно рыскавшие по сторонам с самих сумерек, завидовали этой сытости. Озлобленные неудачей, несколько волков стали обнюхивать убежище людей, и один осмелел настолько, что попробовал просунуть голову в отверстие. Мелик презрительно ударил его копьем. Раненый зверь ускакал на трех лапах, оглашая воздух тоскливым воем, и все волки завыли вдруг жалобно и как-то по-сиротски. Бурые тела качались в неверном свете луны, в глазах их горела жажда жизни и страх перед ней, белые клыки сверкали, а тонкие мускулистые лапы злобно скребли землю перед пещерой. Голод становился нестерпимым, но зная, что за камнями прячутся сильные и хитрые противники, они перестали рыскать вокруг убежища людей. Сбившись в кучу, волки как будто держали совет. Некоторые сидели на задних лапах, широко раскрыв пасть, другие беспокойно переступали лапами. Один волк, казалось, призывал их к порядку и требовал внимания. Остальные почтительно обнюхивали и слушали этого старого волка с облезшей шкурой и пожелтевшими клыками.

Мелик не сомневался в том, что у волков есть свой язык, и они сговариваются между собой, например, как устроить засаду, окружить добычу или как сменяться во время погони. Он с любопытством следил за их советом и старался разгадать замыслы. Часть волков переправилась вплавь через реку, остальные разбрелись по чаще. Теперь слышна была только возня собак над трупом саблезубого.

Высоко поднявшаяся луна затмевала своим сиянием блеск звезд. Тусклых звезд не видно было вовсе, а яркие слабо мерцали в волнах лунного света; какое-то напряженное оцепенение разлилось по лесу и по степи. Только изредка в прозрачной синеве воздуха, бесшумно махая крыльями, проносилась сипуха, да метались ночные бабочки, спасаясь от преследования летучих мышей. И вдруг тишина нарушилась – перекликающийся вой донесся из леса. Мелик понял, что волки окружили добычу. Вскоре его догадка подтвердилась. В степь выбежал какой-то зверь, он походил на дикую лошадь, только грудь у него была уже изодрана и вся в крови. Зверь спасался от наседавших на него трех волков. Преследователи уступали ему в скорости бега, но не бросали погони и даже, как будто берегли силы, они перекликались с волками, сидевшими в засаде. Вскоре все волки появились в степи, и конь оказался окружен со всех сторон. Еле держась на подгибающихся ногах, он остановился и огляделся, прежде чем принять какое-нибудь решение. С юга, с востока, с запада его обступили волки. Только на севере, казалось, была лазейка – здесь путь преграждал лишь один старый волк с посеревшей шкурой. Загнанный зверь избрал этот путь. Старый волк спокойно поджидал его, но, когда конь был уже совсем близко, вдруг протяжно завыл. И тотчас же рядом с ним на кургане появились еще три волка. Несчастный конь остановился и жалобно заржал. Он почувствовал, что гибель кольцом обступила его, и ему не вырваться больше на простор, где быстрые ноги еще раз спасли бы ему жизнь. Теперь уж не помогут: ни хитрость, ни сила, ни быстрота. Он взглянул на своих преследователей, словно моля их о пощаде, но волки только тесней сомкнули кольцо. Тридцать пар глаз неотступно следили за каждым движением коня, и в каждом взгляде он видел свой смертный приговор. Волки хотели запугать свою жертву, опасаясь ее сильных копыт, и стоявшие перед конем волки делали вид, что готовятся наброситься на него, отвлекая внимание от других волков, подкрадывавшихся к нему с боков. Ближайшие уже были на расстоянии всего нескольких локтей. С мужеством отчаяния затравленный конь еще раз попробовал искать спасения в бегстве. Он стремительно прыгнул на своих преследователей, пытаясь прорвать их строй. Один волк покатился по земле, другой пошатнулся – и перед конем уже открылся свободный путь, но в эту секунду на боку у него повис волк, потом второй. Десятки пастей уже терзали его.

Конь отчаянно рванулся – и еще один хищник упал на землю со сломанной челюстью, но остальные, дружно набросившись, прокусили своей жертве горло, впились в поджилки, растерзали бока, и конь повалился на землю под тяжестью волков, пожиравших его живьем.

Некоторое время Мелик слышал стоны и жалобный вой животного, в котором жизнь продолжала еще бороться со смертью. С радостным ворчаньем волки грызли теплое трепещущее мясо, пили горячую кровь, ощущая, как жизнь непрерывным потоком вливается в их желудки. Изредка старые волки беспокойно оглядывались на собак: те предпочли бы нежное и сладкое мясо коня жилистому саблезубому, но не осмеливались оспаривать добычу у волков, зная, что даже трусливые звери становятся храбрыми, когда защищают с трудом доставшуюся им пищу.

Луна прошла уже полдороги к зениту. Сом стал на стражу, и Мелик заснул. Спокойные воды реки чуть виднелись в отдалении. В степи снова поднялось смятение: в чаще раздалось рычание, и захрустел кустарник. Собаки и волки вместе подняли морды и насторожились. Сом, просунув голову в отверстие, также напряг свой слух, зрение и обоняние. Послышался стон издыхающего животного, потом грозное и отрывистое рычание, затем кустарник раздался в стороны, и вышел пещерный лев. Он нес в пасти только что задранную лань, а рядом с ним, извиваясь на ходу, как гигантское пресмыкающееся, бежала самка саблезубого. Оба хищника приближались к убежищу людей – и Сом поспешил разбудить Мелика. Охотники долго следили за хищниками. Пещерный лев пожирал свою добычу уверенно и неторопливо. Самка повернула морду в сторону волков, обгладывающих коня, поднялась и застыла в нерешительности. Волки выстроились перед своей жертвой, готовые вступить в бой, самка оглянулась на зверя, убившего ее самца. Лев не отреагировал на рычание самки и спокойно продолжал пожирать лань. Самка легла на свое место, вступать в бой против стаи волков в одиночестве ей не хотелось. Тяжелое предчувствие стеснило грудь Мелика и сделало дыхание его коротким и прерывистым.

Утро застало пещерного льва и самку на том же месте; они дремали рядом со скелетом лани. Трое людей, нашедших пристанище под каменными глыбами, не могли оторвать взглядов от этих страшных соседей. Радостный свет утра разлился по степи и по большой реке, но тревога закрыла собой счастье нового дня. Цапля повела своих птенцов на рыбную ловлю, нырец камнем упал в воду, и перламутровые круги всколыхнули зеркало реки. Проснувшиеся пернатые, весело щебеча, порхали по ветвям; сверкая радужными отблесками, проносились зимородки, сойки заботливо чистили свое красновато-серое оперение, болтливые сороки перекликались, раскачиваясь на концах веток. Вороны, каркая, кружились над скелетами коня и саблезубого; не найдя на них ни клочка мяса, ни одного нетронутого сухожилия, они разочарованно возвращались к остаткам лани. Но здесь дорогу им преграждали два пепельно-серых коршуна. Они, не желая покуситься на добычу льва, то описывали в воздухе широкие круги, то садились на землю на почтительном расстоянии от спящего царя зверей и чистили свой клюв, а потом замирали, словно в глубоком раздумье, и, вздрогнув, снова взвивались в воздух, чтобы продолжать свое бесконечное кружение. В степи не было видно ни одного млекопитающего – запах опасных хищников удерживал их в надежном убежище, в темной чаще леса. Только проворная рыжая белка на секунду высунула нос из листвы, но, завидев льва и самку саблезубого, тотчас же снова скрылась в густой зелени.

Мелик подумал, что льва привело сюда воспоминание о полученных ударах, и он пожалел, что неосмотрительно раздразнил могучего хищника. Сом был убежден, что самка саблезубого и лев сговорились между собой по очереди сторожить их убежище. Охотники знали, что хищники мстительны и злопамятны. Временами, в порыве неудержимой злобы, Мелик вскакивал на ноги и хватался за палицу или топор, но благоразумие тотчас же брало верх. Он вспоминал, что человек неизмеримо слабее крупных хищников, что хитрость, с помощью которой ему удалось убить медведя в полутьме пещеры, нельзя было применить ко льву и самке. Вместе с тем Мелик был убежден, что борьбы не избежать. Охотникам оставалось либо умереть от голода и жажды в пещере, либо попытаться одолеть самку, воспользовавшись моментом, когда она одна будет стеречь их. Но тут в душу его закрадывалось сомнение, мог ли он положиться на помощь Сома и Верного в этой страшной битве? Мелик вздрогнул, словно от холода. Увидев, что глаза спутников устремлены на него, он решил ободрить их.

– Верный и Сом спаслись от клыков серого медведя, – сказал он. – Они спасутся и от когтей пещерного льва!

Молодые охотники одновременно взглянули на спящих хищников. Мелик ответил на их невысказанную мысль:

– Пещерный лев и самка не всегда будут вместе. Голод заставит их разлучиться. Когда лев уйдет на охоту, мы нападем на самку. Но Верный и Сом должны будут во всем слушаться своего вождя.

Слова Мелика вдохнули надежду в сердца молодых воинов. Сом сказал:

– Я буду повиноваться Мелику до последнего дыхания!

В свою очередь, его товарищ воздел обе руки кверху и проговорил:

– Мне ничто не страшно, когда Мелик рядом.

Не находя слов для выражения теснившихся в их груди чувств, молодые воины издали воинственный крик и взмахнули топорами. При этом шуме лев и самка проснулись и вскочили на лапы. Охотники, с дерзким вызовом, закричали еще громче. Хищники ответили сердитым рычанием. Затем все успокоилось, и снова настала тишина. Мелкие зверьки, беспокойно оглядываясь на спящих хищников, сновали от леса к реке и обратно. Коршуны, наконец, осмелев, изредка урывали по куску мяса лани. Венчики цветов тянулись к солнцу. Жизнь ключом била и в степи, и в лесу. Люди терпеливо ждали ухода льва. Время от времени Верный и Сом ненадолго засыпали. Мелик беспрестанно думал о побеге, но планы, возникавшие в его голове, были неясны и туманны.

У охотников оставался еще небольшой запас мяса, но жажда уже начинала томить их, да и время поджимало, нужно было срочно искать людоедов, а они не могли и нос высунуть из пещеры. Когда день стал меркнуть, пещерный лев проснулся. Метнув огненный взгляд на пещеру, он удостоверился, что люди все еще находятся там. Запах человеческих тел мгновенно разбудил в нем злобу, лев зарычал и обошел вокруг убежища людей. Вспомнив, однако, что пещера неприступна и что спрятавшиеся в ней люди больно кусаются, он отскочил назад и вернулся к туше лани. Самка уже принялась за еду. Хищники быстро уничтожили остатки мяса. Насытившись, лев повернулся к самке, во взгляде свирепого зверя светился призыв. Самка ответила ласковым рычанием. Длинное туловище ее извивалось в траве. Потеревшись мордой о спину самки, пещерный лев облизал ее своим гибким шершавым языком. Самка принимала ласки с полузакрытыми глазами, но вдруг она отскочила назад – и приняла почти угрожающую позу. Самец зарычал глухо и призывно, но самка не слушалась: она распласталась на земле, как огромный уж, и начала ползать на брюхе по высокой траве; потом прыгнула, поднимая свое тело высоко над землей. В ярких лучах заходящего солнца ее шерсть отливала оранжевым цветом, и казалось, что в воздухе пляшет гигантский язык пламени. Лев сначала неподвижно стоял и смотрел на ее игры, а потом молча бросился к ней. Самка отскочила и, часто оборачиваясь, скользнула в ясеневую рощу. Лев последовал за ней. Видя, что хищники скрылись, Верный сказал:

– Они ушли. Надо переправиться через реку.

– Разве Верный потерял слух и чутье? – возразил Мелик. – Или он умеет бегать быстрее пещерного льва?

Верный опустил голову. Из рощи доносился мощный храп льва, подтверждавший справедливость слов Мелика. Молодой воин понял, что опасность была такой же грозной, как и в то время, когда хищники спали возле самого убежища, но, тем не менее, в сердцах охотников зародилась надежда. Брачный союз льва и самки саблезубого должен был заставить их искать логовище, ибо крупные хищники почти никогда не ночуют под открытым небом, особенно в дождливый период. Когда огненный шар солнца скрылся за лесом, сердца трех людей стеснила гнетущая тоска.

Эту тоску испытывают все живые существа с наступлением сумерек. Неприятное чувство еще усилилось, когда из лесу снова вышли пещерный лев и самка. Поступь льва была размеренной и важной, самка же, напротив, радостно и шаловливо резвилась вокруг него. Над степью поднялся многоголосый рев голодных зверей. Хищники кружили вокруг убежища людей, и зеленые огоньки сверкали в их глазах. Наконец, пещерный лев прилег на траву вблизи каменных глыб, а его подруга побежала в прибрежные камыши на поиски добычи.

Несколько звезд загорелось на темном небе. Вслед за ними повсюду высыпали бесчисленные крохотные светящиеся точки и отчетливо вырисовывались заливы, острова и реки Млечного пути. Сому и Верному не было никакого дела до звезд, но Мелик смутно ощущал величие и красоту звездного неба. Ему казалось, что большинство звезд – это огненная пыль, вспыхивающая и тут же угасающая, словно искры от костра. Но брат ему рассказывал, что есть звезды, которые каждую ночь постоянно и ярко сияют на одних и тех же местах.

Луна всплыла над чащей деревьев, осветив пещерного льва, дремлющего в высокой траве, самку, рыскающую между лесом и рекой в поисках добычи. Мелик беспокойно следил за ней глазами. Его мучила жажда, Верный также страдал от жажды, он не мог заснуть. Глаза молодого охотника горели лихорадочным блеском. Мелик почувствовал приступ грусти: никогда еще расстояние, отделяющее его от семей, не казалось ему таким большим, никогда еще он не чувствовал так глубоко своего одиночества. Незаметно грезы Мелика перешли в сон, тот чуткий сон, который обрывается при малейшем шорохе. Однако кругом все было спокойно, и он проснулся только через несколько часов, когда возвратилась самка. Она не принесла с собой никакой добычи и казалась утомленной бесплодными поисками. Пещерный лев долго обнюхивал ее и потом, в свою очередь, ушел на охоту. Он так же, как самка, сперва пробежал вдоль берега реки, осмотрел заросли камышей – и только после этого скрылся в лесу. Мелик зорко следил за ним, несколько раз он хотел разбудить своих спутников, но в конце концов заснул сам. Инстинкт подсказывал ему, что хищник все еще находится вблизи. Ему снились самка, лев и серый медведь; видения менялись очень быстро и, вздрогнув, Мелик проснулся. Наконец, он разбудил Верного и Сома и, когда они поднялись на ноги, прошептал:

– Готовы ли Верный и Сом к борьбе?

– Я пойду за Меликом! – сказал Сом.

– Верный готов сражаться!

Охотники не спускали глаз с самки. Лежа в траве спиной к пещере, она не спала и чутко стерегла осажденных. Мелик осторожно расчистил от валунов выход из убежища, он был такой узкий, что один, в лучшем случае, два, очень худых человека одновременно могли выбраться наружу, прежде чем самка заметит их. Сом и Верный могли бы протиснуться в лаз, проделанный Меликом из пещеры, но тогда самка передавит их. Мелик сперва просунул в отверстие палицу, потом копье, и с величайшей осторожностью выполз первым. Случай благоприятствовал ему: вой волков и крик выпи заглушили легкий шорох тела, ползущего по камням. Мелик встал на ноги. Сом полез вслед за ним, но молодой воин, поднимаясь с земли, сделал резкое движение – и самка тотчас же повернула голову на шум. Удивленная, она не сразу напала на них, так что и Верный успел присоединиться к своим спутникам. Только увидев перед собой трех охотников и издав призывный рев, самка саблезубого не спеша поползла к ним, уверенная, что людям не удастся ускользнуть от нее. Охотники, между тем, подняли копья. Верный первым должен был бросить свое, а за ним последует бросок Сома, оба целились в лапы. Верный выждал удобный момент, и его копье просвистело в воздухе, попав в предплечье хищника. Самка как будто даже не почувствовала боли – то ли расстояние ослабило силу удара, то ли прицел был неверный и острие скользнуло по шкуре. Она только зарычала и поползла быстрей. Сом, в свою очередь, метнул копье, но самка отскочила в сторону, и копье не задело ее. Настала очередь Мелика: он выждал, когда самка приблизится на двадцать локтей, и только тогда с силой метнул копье. Оно впилось в шею зверя, но не остановило ее. Самка ураганом накинулась на людей. Сом покатился по земле, получив удар когтистой лапой в грудь, но тяжелая палица Мелика описала в воздухе круг – и с размаху перебила хищнику лапу. Самка завыла от боли и поджала сломанную лапу, в это время Верный кинул в нее дротик. Быстро обернувшись к нему, самка сильным ударом свалила Верного на землю и, встав на задние лапы, хотела подмять под себя охотника. Чудовищная пасть обдала лицо воина жарким зловонным дыханием, острый коготь содрал у него кожу с плеча. Палица снова мелькнула в воздухе, и вновь зверь жалобно завыл от нестерпимой боли, Мелик перебил ей вторую лапу. Самка, потеряв равновесие, зашаталась – и палица Мелика, не дав ей ни секунды отдыха, беспощадно долбила по спине, по голове, по лапам, пока зверь не свалился. Мелик легко мог тут же добить самку, если бы его не тревожили раны спутников. Сом успел подняться на ноги, но грудь его была обагрена кровью, хлеставшей из трех рваных ран. Верный лежал неподвижно, хотя раны его казались легкими. У охотника болели грудь и поясница, и он не мог подняться с места. Сом едва нашел в себе силы чуть слышным голосом отвечать на вопросы.

– Может ли Сом дойти до реки? – опросил Мелик.

– Сом дойдет до реки, – ответил молодой воин.

Мелик опустился на траву и прижал ухо к земле. Затем, поднявшись, долго нюхал воздух. Ничто не выдавало близости пещерного льва. Мелик поднял Верного на руки и понес его к реке. На берегу он помог Сому напиться, утолил свою жажду и напоил Верного, пригоршнями вливая ему воду в рот. Затем он направился обратно к убежищу, прижимая листья подорожника к груди Верного и поддерживая шатавшегося Сома. Охотники не умели лечить раны, они просто прикрывали пораженные места листьями ароматических растений, руководствуясь в выборе этих растений скорее животным инстинктом, чем человеческими знаниями, но учитель уже кое-чему все же успел научить Мелика, хотя, был бы здесь Енох, тогда другое дело: брат смог бы залечить любую рану. Мелик вышел из убежища за мятными листьями и подорожником, спрессовав их в плотную массу, он приложил их к груди и предплечью Сома. Кровь чуть сочилась теперь из его ран, и ничто не давало повода предполагать, что они опасны для жизни. Верный очнулся от забытья, однако еще не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Мелик сказал своим спутникам:

– Охотники, вы мужественно сражались. Семьи узнают, что Верный и Сом – храбрецы!

Щеки юношей зарделись от похвалы вождя.

– Нет воина сильнее Мелика! – слабым голосом проговорил Верный.

– Пещерный лев еще далеко, – продолжал Мелик. – Я пойду на охоту. – Проходя мимо самки, Мелик остановился. Она была жива, и глаза ее блестели ярче, чем обычно. Раны на боках и спине были легкими, но перебитые лапы должны были срастись нескоро. Самка пристально следила за каждым движением охотника. Мелик крикнул:

– У нее перебиты обе лапы! Теперь она слабей волчицы!

Самка ответила ему глухим ворчаньем, исполненным страха и злобы. Она попыталась приподняться. Тогда Мелик, подняв палицу, крикнул:

– Я могу убить тебя, если захочу. Но самка саблезубого не в силах причинить мне вред!

Послышался какой-то неясный шум. Мелик пригнулся к земле и пополз в высокой траве. Это бежало стадо ланей, преследуемое еще не видимыми собаками, лай которых доносился издалека. Почуяв запах самки и человека, лани метнулись к реке, но дротик Мелика просвистел в воздухе, и одна лань, раненая в бок, свалилась в реку. Мелик быстро подплыл к ней и, вытащив из воды, прикончил ударом палицы. Затем, взвалив добычу на плечо, бегом возвратился в убежище, он чувствовал приближение опасности, и действительно, не успел он вползти в убежище, как пещерный лев появился на опушке леса.

Прошел день после битвы с самкой. Раны Сома зарубцевались, но молодой воин, потерявший много крови, еще не полностью восстановил силы. Верный почти оправился, но ходил еще с большим трудом.

Пещерному льву приходилось теперь в поисках дичи уходить с каждым разом все дальше и дальше от убежища и, так как окрестные животные уже все знали о его соседстве, то прокормление беспомощной самки было нелегкой задачей, и часто оба хищника голодали. Самка выздоравливала; она ползала, волоча больные лапы по земле, но не внушала теперь никакого страха людям, и Мелик не убивал ее потому, что забота о ее прокормлении изнуряла пещерного льва и заставляла дольше рыскать по степи и лесу.

Человек и побежденный им зверь начинали привыкать друг к другу. Вначале при воспоминании о своем поражении самка рычала от злобы и страха и, слыша человеческий голос, столь не похожий на голоса других животных, она поднимала голову и угрожающе раскрывала пасть, вооруженную страшными клыками. Мелик говорил:

– Чего стоят теперь когти и клыки самки саблезубого? Я могу раздробить ей череп палицей или проткнуть брюхо копьем. Самка так же слаба перед Меликом, как лань или олень.

Самка привыкла к звукам человеческой речи и к виду его оружия. И хотя она помнила еще страшные удары палицей, нанесенные этим странным существом, ходящим на задних лапах, но она перестала бояться его. В природу зверей заложена способность верить в неизменность часто повторяющихся явлений, а Мелик часто вращал палицей над головой самки саблезубого, не ударяя ее, и в конце концов она привыкла к виду вращающейся палицы и не думала о ранах, которые та может нанести. С другой стороны, самка оценила мощь человека и, уважая в нем опасного врага, перестала смотреть на него, как на добычу. Она привыкла к его присутствию, да и сам Мелик с течением времени стал находить удовольствие в созерцании живой самки – это зрелище постоянно напоминало ему об одержанной победе.

Однажды, во время отсутствия льва, Сом поплелся вслед за Меликом к реке. Утолив жажду, они отнесли Верному воду в мешке, сшитом из кожи лани. Самка, страдавшая от жажды, также ползком добралась до берега, но она не могла напиться воды, потому что берег реки был крутой. Охотники расхохотались. Мелик воскликнул:

– Даже волчица теперь сильнее самки саблезубого! – И, наполнив водой мешок, он со смехом поднес его самке. Та тихо взвизгнула и быстро вылакала воду. Это так понравилось охотникам, что Мелик принес ей еще воды и, глядя, как она жадно опорожняет мешок, он с насмешкой закричал: – Самка разучилась пить воду из реки!

Ему нравилась власть, приобретенная над страшным хищником. Только на восьмой день Верный и Сом оправились настолько, что могли ходить, и вождь назначил побег на следующую ночь.

Багровый сумеречный свет долго озарял низко нависшие над землей тяжелые тучи. Воздух был сырой и влажный. Туман окутывал деревья и камыши, а желтые листья падали на землю с легким шумом, напоминавшим стрекотание насекомых. Из чащи леса доносился тоскливый вой голодных зверей.

Все последнее время пещерный лев проявлял признаки беспокойства. Он вздрагивал во сне, часто просыпался – его преследовало видение удобного логова. Мелик, пристально следивший за ним, подумал, что этой ночью, отправляясь на охоту, лев будет искать себе логово и, следовательно, долго пробудет в отсутствии. Воспользовавшись этим, охотники смогут спокойно переправиться на другой берег реки, а влажный туман будет способствовать их бегству, поглощая запах следов и скрывая их от глаз. Вскоре после наступления сумерек хищник стал рыскать по степи. Сначала он обследовал ближайшие окрестности и, только убедившись, что здесь нет никакой дичи, углубился в лес.

Мелик был в затруднении: запахи влажных растений поглощали запах хищника, а шум моросящего дождика заглушал звук его шагов. После долгого колебания Мелик, наконец, решился и подал сигнал к отправлению в поход. Прежде всего, нужно было переправиться через реку. Мелик заранее подыскал брод, доходящий почти до середины течения. Оттуда нужно было проплыть несколько десятков локтей по направлению к невысокой скале, где снова начиналось мелкое место.

Прежде чем войти в реку, охотники спутали свои следы: они кружили по берегу, часто сворачивая в стороны, шли назад по-своему же следу, подолгу стояли на одном месте. Охотники остерегались подходить прямо к броду и решили добраться до него вплавь. На другом берегу они так же тщательно и долго путали свои следы, чтобы сбить со своего следа хищника. Затем, нарвав травы, устлали ею землю и прошли несколько сот локтей, перекладывая по мере продвижения задние охапки вперед. Эта военная хитрость доказывала превосходство человека над всеми остальными животными: ни волк, ни олень, ни конь не были способны сделать что-либо подобное. После всех этих предосторожностей охотники сочли себя, наконец, в безопасности и скорым шагом пошли по прямой. Некоторое время охотники шли в полном молчании. Вдали послышался грозный рев, он повторился трижды, и ему ответил визг. Верный сказал:

– Вернулся лев!

– Идем быстрей! – прошептал Мелик.

Они прошли еще сотню шагов, пока ничто не нарушало покоя ночи. Но вдруг, где-то совсем близко, послышался рев льва.

– Пещерный лев на берегу реки! – уверенно сказал Верный.

Охотники бесшумно побежали. Рев следовал за ними по пятам: отрывистый, злобный, полный ярости и нетерпения. Люди поняли, что хищник запутался в их следах. Сердца их долбили грудную клетку, как клюв дятла долбит кору дерева. Они чувствовали себя жалкими, слабыми и беспомощными среди давящего покрова темноты, но, с другой стороны, эта темнота была их единственным спасением, она скрывала их от глаз преследователя. Пещерный лев мог идти за ними только по следам, и, если он переплывет реку, их хитрость собьет его с толку, и он не будет знать, в какую сторону ушли люди. Чудовищный рев снова потряс воздух. Верный и Сом придвинулись к Мелику.

– Большой лев переплыл реку, – шепнул Сом.

– Идите вперед! – повелительно крикнул своим спутникам Мелик. Он остановился и припал ухом к земле.

– Большой лев все еще на том берегу, – сказал он, поднимаясь на ноги.

Действительно, рев стал тише. Хищник, видимо, отказался от преследования и удалялся к северу. Трудно было предположить, что на этом берегу реки водятся другие львы или хищники. Серые медведи, редко встречающиеся даже в той местности, где Мелик убил одного из них, на этой стороне реки, по всем признакам, не обитали. Охотники раньше никогда не заходили так далеко на юг. Втроем они не боялись ни саблезубых, ни волков, только мгла пугала молодых охотников, хотя туман рассеялся, но мрак оставался таким же густым и непроницаемым. Густая завеса облаков скрывала звезды, и только беглые огоньки отражались в воде, тотчас же угасая. Изредка в темноте слышался храп какого-нибудь животного или шум его шагов по мокрой траве. Ослабленные расстоянием, охотники часто останавливались, прислушиваясь к отдаленным шумам и внюхиваясь в запахи, которые разносил поток воздуха. Из глубины леса доносились лай, рычание и визг охотящихся зверей.. Молодые охотники чувствовали усталость, у Верного заныла больная нога.

– Надо было искать пристанище, вождь, – сказал Сом.

Мелик упорно продолжал идти вперед, так они прошли еще около четырех тысяч локтей – и воздух снова стал влажным, поднялся сырой ветерок. Охотники поняли, что где-то поблизости расположен большой водоем. Вскоре они в этом убедились – охотники вышли к озеру.

Кругом все казалось спокойным, и тишину нарушали только редкие шорохи – это бежали с водопоя, испуганные приближением людей, звери. Мелик, наконец, выбрал для привала подножье огромного тополя. Это дерево не могло служить защитой в случае нападения хищников, но в темноте нечего было и думать о поисках более надежного убежища. Было холодно и сыро, однако охотников это мало беспокоило – толстая кожа лани защищала их от непогоды не хуже, чем густая шерсть медведя. Верный и Сом растянулись на влажном мху – и тотчас же погрузились в глубокий сон. Мелик охранял их. Он не чувствовал усталости – за дни сидения в осаде он набрался сил для дальнего похода, трудов и битв. Мелик решил сторожить до утра и без смены, чтобы дать отдых своим ослабевшим молодым спутникам.

Долгое время Мелик стоял на месте, пытаясь сориентироваться в этой непроглядной тьме, потом небо начало светлеть на востоке, и мягкий свет медленно разлился по пушистым облакам, окрашивая их в светлые тона. Мелик смотрел на огромное озеро, преграждающее путь на юг, легкая зыбь бороздила его поверхность. Восточный берег озера окаймляла гряда холмов, а на западе расстилалась плоская, однообразная равнина с редкими деревьями. Он стал рассматривать маленькие камни, своими очертаниями напоминающие ту, о которой грезил. Мелик присел и стал высекать фигурку любимой.

Над землей дул слабый ветерок, чуть рябивший воду, но высоко в небе мощный поток воздуха быстро гнал облака. Окутанная легкой дымкой испарений, показалась, наконец, луна в своей последней четверти. Узкий серп ее отразился в синеве озерных вод, и, напрягая зоркие глаза, Мелик разглядел при неверном свете месяца, что на юг и на запад простиралась беспредельная водная гладь; на востоке же равнина была ограничена волнистой линией поросших лесом холмов. Кругом царила тишина. Ветер утих, и только время от времени от его дыхания чуть слышно шелестела трава. Устав от неподвижности, Мелик вышел из тени, отбрасываемой тополем на равнину, и зашагал по берегу озера. Неровная поверхность местности то вовсе скрывала от него горизонт, то расширяла его до необъятных пределов. С вершины небольшого бугра он отчетливо разглядел извилистую линию восточного берега озера. Многочисленные следы свидетельствовали о том, что это место часто посещается стадами травоядных и хищниками. Валуны, разбросанные вдоль берега, вызвали в душе сладостную боль.

Вдруг Мелик вздрогнул и замер на месте. Он широко раскрыл глаза. Ему показалось на мгновение, что перед ним становище семей, дымящийся костер и гибкая фигура Росы на фоне яркого пламени.

Сердце его учащенно заколотилось: в густой зеленой траве виднелась плешь с наполовину обгорелыми ветвями и кучками золы, ветер не успел еще даже развеять белого порошка пепла. Мелик представил себе уют привала, яркое пламя костра, запах жареного мяса, красные языки Огня.

Он задумался и, потеряв равновесие, сел задом на что-то склизкое, присмотревшись, он понял, что сидит на углях потухшего костра. Где же Роса и почему потух костер? И тут же в эти радужные видения вплелась мысль о том, что у этого костра недавно грелись не семьи, а враги. Мелик вскочил. Здесь было пиршество, и они глумились над телами взятых в плен охотников, их женщин и детей! Взволнованный и смущенный, он опустился на колени, чтобы лучше разглядеть следы вокруг костра. Мелику понадобилось немного времени, чтобы распознать, что недавно здесь побывало трижды столько людей, сколько у него было пальцев на обеих руках, что это были все взрослые воины без женщин и детей, следовательно, здесь останавливался один из тех воинских отрядов, которые племена посылают в дальние разведки. Человеческие кости, разбросанные по земле, подтверждали страшные догадки Мелика – отряд принадлежал к племени людоедов. Необходимо было узнать, откуда пришел отряд, и в каком направлении он удалился. Мелик не сомневался, что эти воины принадлежали к племени людоедов, которое пришло на землю семей с юга. Единственные среди людей, они употребляли в пищу человеческое мясо, хотя нельзя понять, почему они предпочитали человечину мясу сохатого, лани, косули, кабана или лошади. Мелик был уверен, что отряд этот был здесь недавно.

Коготь, сын Рыси, самый неутомимый и бесстрашный скиталец из всех охотников, во время своих дальних странствований не видел ни одного становища людоедов. Все встреченные им племена человеческого мяса не ели, значит, племя пришло издалека, может, из-за моря. Мысли эти теснились в голове у Мелика в то время, как он шел по следу, оставленному отрядом. Это было нетрудно, так как уверенные в своей силе воины не стремились скрыть свои следы. Они обошли озеро с востока, видимо, направляясь к берегам Большой реки.

Два способа вернуть огонь появились в голове у Мелика: настигнуть отряд людоедов, прежде чем он вернется к становищу своего племени, и похитить у него огонь хитростью, или перегнать отряд, проследив за ним, дождавшись, когда отряд остановится на ночлег, проникнуть в становище племени и затем, пользуясь отсутствием лучших воинов, добыть огонь силой. Чтобы не заблудиться, надо было идти по следам отряда. Мысленно Мелик видел этих воинов, уносящих с собой через степи, реки и холмы самое драгоценное достояние человека – огонь. И видение это было таким отчетливым, таким ярким, что руки Мелика уже тянулись к заветному огню, угрожая тем, кто встанет на его пути.

Уже три дня охотники шли по следу людоедов. Вначале они пробирались по берегу озера и вдоль подножья холмов. Затем их путь лежал по равнине, местами покрытой рощами. Следить за отрядом было нетрудно, разведчики не соблюдали никакой осторожности, разводя на привалах большие костры, чтобы поджарить убитую дичь и защититься от холода туманной ночи. Сам Мелик, напротив, прибегал к всяческим хитростям, чтобы сбить с толку тех, кто мог бы преследовать его отряд. Он старался идти по каменистой почве или по упругим травам, выпрямлявшим свои стебельки после прохода человека, и шагал, где это представлялось возможным, по руслам ручейков, переходил вброд или переплывал по многу раз реки и часто путал свои следы. Несмотря на то, что эти ухищрения замедляли их продвижение вперед, охотники быстро настигали преследуемый отряд. В конце третьего дня погони их отделял от людоедов один переход.

– Верный и Сом должны приготовить оружие, – сказал Мелик своим спутникам. – Сегодня вечером они вновь увидят Огонь.

Молодые люди возликовали при мысли о близости Огня, но тотчас снова нахмурились, вспомнив о силе отряда, который владел им.

– Прежде всего, нам нужно отдохнуть, – продолжал вождь. – Мы подкрадемся к людоедам, когда они будут спать, и попытаемся обмануть бдительность сторожей Огня.

Верный и Сом содрогнулись, почувствовав приближение опасности, более грозной, чем все испытанные ими до сих пор. Страшная память о людоедах гнула их дух. Людоеды превосходили все другие племена силой, мужеством и особенно жестокостью. В том бою охотники стали жертвами их острых топоров и тяжелых дубовых палиц. Енох говорил, что людоеды – это потомки серого медведя, от него они унаследовали руки непомерной длины и густые волосы на теле, более густые, чем даже у Вепря и его братьев. Но больше всего ужасало людей то, что людоеды пожирали трупы людей.

Выслушав Мелика, Верный и Сом склонили головы в знак согласия. Затем они легли отдыхать до полуночи. Охотники поднялись на ноги до восхода луны. Мелик еще в сумерках определил направление следов, и теперь они уверенно шагали в темноте. Однако когда месяц выплыл на небо, они убедились, что сбились с пути. К счастью, Сому быстро удалось снова разыскать потерянный след. Они пересекли заросли кустарника, обогнули заболоченные места и переправились вброд через реку. Наконец, взобравшись на вершину холма, увидели невдалеке огонь. Охотники притаились в высокой траве, Верный и Сом дрожали от страха. Мелик, удерживая дыхание, впился глазами в светлую точку. Наконец-то они увидели огонь, ради которого перенесли столько страданий: холод, голод, жажду, дожди, драки с дикими кошками и мрак страха, ради которого они убили медведя, оборонялись от семьи саблезубых и пещерного льва.

Костер раскинулся полукружием на равнине, вблизи от пруда, берега которого обступили плакучие деревья и кусты. Языки пламени медленно лизали хворост – и искры разлетались во все стороны. Столбы дыма спирально поднимались в небо, и здесь, подхваченные ветром, рассыпались на клочки. Огонь извиваясь, как змея, накатывал свет на лица людоедов словно морские волны на песчаный берег, ежесекундно меняя их очертания.

Отряд спал у костра, и воины, укрывшись оленьими и волчьими шкурами шерстью к телу, громко храпели. Оружие их: топоры и рогатины, палицы и дротики – было разбросано по земле. Двое воинов-людоедов бодрствовали – это были стражи. Один сидел, опираясь на палицу у кучи хвороста, заготовленного для костра. Красные отблески играли на его лице, заросшем волосами до самых глаз. Его кожу покрывали густые, как у медведя, волосы; плоский нос с круглыми ноздрями чуть возвышался над огромными толстыми губами; длинные руки едва не достигали земли; ноги его были короткими, толстыми и кривыми. Второй страж шагал вокруг костра, изредка останавливаясь, чтобы прислушаться и понюхать запахи, приносимые сырым ветром. Этот человек был такого же роста, как Мелик, но с непомерно большой головой и волчьими, остроконечными ушами. Лицо его также обросло густыми волосами, из-под которых коричнево-желтыми островками выступали участки кожи. Ребра на его груди конусообразно поднимались над впалым животом; бедра сходились на спине в острый, как лезвие топора, выступ берцовой кости. Ступни его казались бы маленькими, если бы не длинные пальцы. Это неуклюжее, коротконогое существо должно было обладать чудовищной силой, но ясно было, что в состязании на скорость стройные охотники имели бы несомненное преимущество.

Людоед остановился и повернулся лицом к холму, на котором притаились охотники. Едва уловимый запах, доносившийся оттуда, встревожил его. Этот запах не был похож ни на запах хищного зверя, ни на запах людей его племени. Второй страж, у которого обоняние было развито меньше, продолжал спокойно сидеть у кучи хвороста.

– Мы подошли слишком близко к

людоедам, – тихо сказал Сом. – Ветер донес до них шум наших шагов. Мелик покачал головой – он больше опасался тонкого чутья врагов, чем их зрения или слуха.

– Нужно обойти ветер, – предложил Верный.

– Ветер дует навстречу людоедам – ответил Мелик. – Если мы обойдем ветер, они окажутся позади нас.

Ему не пришлось больше спорить со своими спутниками: опытные охотники Верный и Сом знали, что, преследуя дичь, надо не опережать ее, а идти только по ее следу и ни в коем случае не обгонять. Тем временем, один из сторожей что-то сказал своему товарищу. Тот отрицательно покачал головой. Первый собрался было сесть рядом с ним, но вдруг спохватился и скорым шагом пошел к холму.

– Надо спрятаться! – сказал Мелик.

Густой кустарник на склоне холма укрыл охотников. Ослабленное преградой дуновение ветерка не могло теперь выдать их присутствия людоеду. Тот вскоре остановился, шумно втянул несколько раз воздух, но ничего подозрительного не почувствовал и вернулся к костру. Охотники долго оставались под прикрытием кустарника, и Мелик не спускал глаз с едва видневшегося вдали костра. Тысячи замыслов, один фантастичнее другого, родились в его голове, но он не мог остановиться ни на одном из них. Малейшая неровность почвы могла скрыть нападающих охотников от самого острого зрения охранников, и можно было красться по степи так тихо, что самое чуткое ухо не могло бы услышать ни малейшего шороха. Но ничем нельзя было скрыть запаха, распространяемого человеческим телом – только расстояние или встречный ветер могли рассеять его.

Лай шакала вывел Мелика из раздумья. Сначала он молча слушал, потом негромко рассмеялся.

– Теперь мы в стране шакалов, – сказал он. – Верный и Сом должны постараться убить одного шакала.

Молодые воины удивленно посмотрели на него. Мелик продолжал:

– Я буду сторожить в кустарнике. Шакал так же хитер, как и волк, он никогда не подпустит к себе человека. Но шакал всегда голоден. Верный и Сом положат кусок мяса на землю, а сами притаятся на небольшом расстоянии. Шакал будет кружить около мяса, то приближаясь, то удаляясь. Если Верный и Сом не пошевельнут ни головой, ни рукой, если они будут стоять, как каменные, то шакал, после долгого раздумья, бросится на мясо. Он схватит его – и тотчас же отскочит. Ваши дротики должны быть быстрее, чем прыжок шакала!

Верный и Сом послушно отправились на поиски. Шакалов нетрудно выследить – лай выдает их местопребывание. Они не боятся хищников, так как знают, что ни одно животное не станет есть их мясо. Молодые охотники нашли их в небольшой роще. Четыре шакала жадно обгладывали там кости какого-то зверя, они уставились на юношей своими зоркими глазами и тихо ворчали, готовые бежать, если непрошеные пришельцы подойдут слишком близко. Верный и Сом в точности выполнили указание Мелика: они положили на землю кусок мяса лани и, отступив на несколько шагов, замерли на месте, соперничая в неподвижности со стволами низкорастущих деревьев. Шакалы стали кружить возле приманки. Соблазнительный запах мяса привлекал их, но страх перед двуногими животными удерживал шакалов на почтительном расстоянии.

Шакалы и раньше встречали человека, но ни один из них не знал его охотничьих хитростей, тем не менее, сознавая, что человек сильнее их, они держались в отдалении. Шакалы умные животные, они знали, что бдительность и настороженность необходимы всегда и повсюду, так как опасность подстерегает все живое во тьме и при ярком свете; в сухую погоду и во время дождей; на земле и в воде. Поэтому они сперва долго рыскали вокруг неподвижных юношей, то прячась за деревьями, то выходя на открытое место. Серп месяца на востоке успел покраснеть прежде, чем кончились их сомнения, и уснула подозрительность. Тогда они осмелели, и стали постепенно подходить к приманке, останавливаясь на одном месте и замирая с тихим ворчанием. Наконец, жадность одержала верх над страхом, и они решились одновременно наброситься на мясо, чтобы урвать по равной доле. Нападение, как и предсказывал Мелик, было молниеносным. Но дротики молодых воинов оказались еще быстрей и вонзились в тела двух шакалов. Охотники добили топорами раненых зверей, в то время как оставшиеся в живых улепетывали с приманкой. Когда Верный и Сом сбросили у ног Мелика свою добычу, тот сказал: