Тайны русской артиллерии. Последний довод царей и комиссаров

Глава 4. Несравненная Матильда

До перестройки балерина Кшесинская была почти неизвестна нашему народу. О ней вспоминали лишь в связи с роскошным дворцом на Кронверкском проспекте в Ленинграде, где в марте — июле 1917 г. находился штаб большевиков, а в последующие годы — Музей Октябрьской революции. Сейчас в большой моде «возвращение утраченного». О Кшесинской издаются книги, снимаются телефильмы. Жизнь Матильды как будто специально создана для книг и кино — блестящая карьера балерины, романы с наследником престола и великими князьями. Но, увы, никто не вспоминает о главном романе Кшесинской — романе с Военным ведомством.

Матильда Кшесинская родилась 19 августа 1872 г. по старому стилю, или 1 сентября по новому, в местечке Лигово в 13 верстах от Петербурга, где ее родители снимали на лето дачу. Отец ее Адам-Феликс Кшесинский служил танцовщиком в Императорских театрах на вторых ролях, где обычно исполнял польские танцы краковяк, мазурку и т. д. Мать Матильды до свадьбы также была балериной. Как писала сама Кшесинская в «Воспоминаниях»: «У моих родителей было четверо детей, из которых один умер в младенческом возрасте. Трое из оставшихся в живых пошли на сцену. Моя старшая сестра Юлия была очень красива и великолепно исполняла характерные танцы; она выступала под именем Кшесинской 1-й. Ее считали гордостью театра и всегда давали лучшие роли. Мой брат Юзеф был очень талантлив и считался ведущим танцовщиком».[21] Но почему-то ряд современных авторов, включая Балязина, считают, что у Кшесинских было 13 детей.

Естественно, что Матильда, согласно семейной традиции, поступила в Императорское театральное училище. Замечу, что Матильда росла умной и развитой девочкой. О таких А. П. Чехов писал, что они «с двенадцати лет научились не замечать этих несносных мужчин».

О своих увлечениях Матильда вскользь упоминает в «Воспоминаниях»: «Четырнадцатилетней девочкой я стала кокетничать с молодым англичанином Макферсоном. Я не была в него влюблена, но мне нравилось флиртовать с красивым и элегантным юношей». В итоге «англичанин напрочь забыл о своей невесте. После этого я стала получать от него любовные письма и цветы: Но очень скоро это развлечение мне надоело. И все же его свадьба с этой девушкой расстроилась. Это был первый грех, который я взяла на душу».[22]

23 марта 1890 г. в Императорском театральном училище состоялся выпускной спектакль, на котором присутствовали Александр III и другие члены «августейшей фамилии». После спектакля состоялся торжественный обед. Александр III усадил Кшесинскую рядом с собой, пожелал ей быть «украшением и славой нашего балета». С другой стороны от Матильды он посадил своего наследника — Ники (будущего Николая II) и при этом, улыбаясь, сказал: «Смотрите, только не флиртуйте слишком».

Ники правильно воспринял совет отца, но несколько минут думал, как начать разговор. «Перед каждым прибором стояла обычная белая кружка. Наследник престола посмотрел на нее и, обращаясь ко мне, спросил:

— Наверняка дома вы не пьете из таких кружек?»[23] Так начался роман.

Следует заметить, что в те времена Императорский балет представлял нечто вроде коллективного гарема для семейства Романовых. Гораздо проще перечислить великих князей, не имевших любовниц актрисок, чем наоборот. Иногда романы затягивались, и у многих великих князей создавались вторые семьи. Так, у великого князя Константина Николаевича с балериной Анной Кузнецовой было пятеро детей, получивших фамилию Князевы. У великого князя Николая Николаевича (старшего) от балерины Екатерины Числовой было четверо детей, получивших фамилию Николаевы. Великий князь Николай Николаевич был главнокомандующим русской армией на Балканах в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Бездарный полководец, он стал героем офицерских анекдотов типа: «Вещий Олег взял Константинополь и прибил щит к его вратам, а Николай Николаевич хотел прибить к вратам Стамбула панталончики Числовой, да турки не дали» и др.

Тут я сделаю маленькое отступление. Сейчас развелось много «интеллигентов-образованцев», которые с высоты своего образования (как-никак закончили советские вузы), брезгливо морщась, любят говорить: зачем собирать сплетни и копаться в чужой личной жизни? Увы, пороки или даже маленькие слабости сильных мира сего очень часто оборачиваются бедствием или даже катастрофой для миллионов людей. А что касается балеринок и их байстрюков, то они не только не стеснялись своих похождений, но и писали мемуары, давали интервью. Западные историки даже составили генеалогические древа для Числовых — Николаевых и K°.[24]

Юные гвардейские плейбои великий князь Сергей Михайлович (внук Николая I) и его сослуживцы по полку Воронцов и Шереметев организовали «картофельный клуб». Во Франции такой «картофель» называли «клубничкой».

Вскоре в «картофельный клуб» вступает и наследник престола, будущий император Николай II. В его дневнике появляются частые упоминания о походах за «картофелем».

Малечка Кшесинская оказалась вкусной картофелиной, и роман с цесаревичем Николаем затянулся на несколько лет.

Надо отдать должное Кшесинской — роман романом, а театр театром. Она постепенно становится одной из звезд русского балета.

В 1892 г. Матильда на сцене Мариинского театра уже танцует главные роли. 17 января 1893 г. она танцевала Аврору в «Спящей красавице» и удостоилась похвалы от самого Петра Ильича Чайковского.

Увы, роман с наследником не перешел в роман с императором. За несколько недель до смерти императора Александра III, 7 апреля 1894 г., цесаревич Николай был помолвлен с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской, при переходе в православную веру получившей имя Александры Федоровны. Матильда была в отчаянии: «Что я испытала в день свадьбы государя, могут понять лишь те, кто способен действительно любить всею душою и всем своим сердцем и кто искренне верит, что настоящая, чистая любовь существует». Но утешение пришло немедленно в лице товарища Николая по «картофельному клубу» великого князя Сергея Михайловича. Кшесинская написала в мемуарах: «Много лет спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной».

Великий князь Сергей Михайлович был красивым высоким блондином и большим оригиналом. В огромном отцовском дворце он любил ездить на велосипеде по анфиладам комнат, в 1914–1917 гг., находясь при Ставке Верховного главнокомандующего, с большим увлечением занимался разведением овощей. Сергей Михайлович в глазах Кшесинской обладал двумя большими достоинствами — во-первых, ему подчинялись все Императорские театры, а во-вторых… мы скажем чуть позже.

Для Сергея Михайловича Кшесинская стала поистине роковой женщиной. Он любил ее всю жизнь и до последнего дня носил подаренный ею золотой медальон.

Казалось, Кшесинская должна быть счастлива. Но, увы, она начинает новый роман в свой бенефис 13 февраля 1900 г. по случаю 10-летия пребывания ее на сцене Мариинского театра. Ее избранник — великий князь Андрей Владимирович, внук Александра II. Кстати, Андрей Владимирович был на 6 лет моложе балерины.

А как же великий князь Сергей? Истерики, драмы? Нет, ничуть не бывало. Помните у Толстого: «Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного. То, что показалось бы трудным или даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову». Матильда переплюнула Элен Безухову. Она не только сохранила обоих любовников, Элен, как помните, умерла от аборта, а Кшесинская 18 июня 1902 г. родила сына Владимира сразу от двух великих князей. Так, по крайней мере, она уверила их обоих. Сергей Михайлович до последней минуты жизни считал ребенка своим.

Значение Кшесинской в театре непрерывно растет. И, наконец, 15 апреля 1901 г. окончательно решается вопрос — кто хозяин Мариинского театра. Кшесинской поручается ведущая роль в балете «Камарго», где она должна была танцевать в пышной юбке с фижмами. Матильда решила, что при ее маленьком росте фижмы ей не пойдут. Однако директор театра запретил изменять утвержденный костюм. Матильда побежала к Николаю II. Вопрос о фижмах был решен Высочайшим повелением. Директор театра князь Волконский, между прочим — Рюрикович, потомок удельных рязанских князей, вынужден был уйти в отставку, а вместо него директором был назначен Владимир Теляковский. Но и ему пришлось несладко. Вот что Теляковский писал в дневнике 3 января 1907 г.: «Матильда Кшесинская, не служа уже в труппе, продолжает не только распоряжаться в балете, но и нагоняет страх на начальствующих лиц вроде балетмейстера и главного режиссера. Какой же может быть порядок в подобной труппе, и что это за яд — сожительство артисток с великими князьями!»

15 ноября 1910 г.: «Неужели это театр, неужели это искусство и неужели этим я руковожу? Все довольны, все рады и прославляют необыкновенную, технически сильную, нравственно нахальную и циничную, наглую балерину, живущую одновременно с двумя великими князьями и не только этого не скрывающую, а, напротив, вплетающую и это искусство в свой вонючий, циничный венок людской падали и разврата».

12 декабря 1910 г.: «Сегодня во время представления Крупенскому надо было видеть Кшесинскую. Когда он стучал к ней в уборную, то вел. кн. Сергей Михайлович, который был там, спросил, кто это, женщина или мужчина, и, узнав по голосу, что это Крупенский, сказал: „Крупенскому можно“. Когда Крупенский вошел, то увидел Кшесинскую в одной рубашке перед сидящим великим князем. Чистая идиллия!!! Все, все просто».

Бедная мать-одиночка становится богатейшей женщиной России. Уже в 1895 г. Кшесинская покупает загородный двухэтажный дворец в Стрельне. Балерина капитально отремонтировала дворец и даже построила собственную электростанцию. «Многие мне завидовали, так как даже в императорском дворце не было электричества», — с гордостью отмечает Кшесинская.

Балерина, ее современница, рассказывала: «О ее доме в Стрельне ходили легенды. Сколько юных танцовщиц, начинающих дебютанток прошли через этот дворец! Балерин собирали в огромном зале… Гасли свечи, в темноте открывались двери, и толпа молодых великих князей радостными жеребцами врывалась в комнату — это называлось „Похищение сабинянок“. „Живые картины“ продолжались до утра в бесконечных комнатах, где уединялись похитители и похищенные». Во дворце в Стрельне шла большая карточная игра, там раздавались концессии, ворочали миллионами. На день рождения Матильды в Стрельне накрывались столы на 1000 персон. И ради такого праздника даже менялось железнодорожное расписание.

Весной 1906 г. Кшесинская покупает участок земли на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы и заказывает проект дворца архитектору Александру фон Гогену. К началу 1907 г. двухэтажный дворец закончен. Его длина 50, а ширина 33 метра. О дворце писали — все было построено и обставлено по желанию и вкусу Кшесинской: зал — в стиле русский ампир, салон — в стиле Людовика XVI, спальня и уборная — в английском стиле и т. д. Стильную мебель поставил известный французский фабрикант Мельцер. Люстры, бра, канделябры и все прочее, вплоть до шпингалетов, было выписано из Парижа. Дом с прилегающим садом — маленький шедевр фантазии Матильды Кшесинской. Вышколенные горничные, французский повар, старший дворник — георгиевский кавалер, винный погреб, конные экипажи, два автомобиля и даже коровник с коровой и женщиной-коровницей. Любила Матильда попить молочка. Был, разумеется, и большой зимний сад.

Маленький штрих из личной жизни Матильды. Вот для нее снимается «прекрасная дача в Нижнем Мисхоре», и она едет в Крым. Внешне это выглядит как выезд высочайшей особы. «Мне пришлось закупить весь спальный вагон, уплатив полную стоимость билетов. Людей со мной ехало много: горничная, камердинер Вовы и два его гувернера, Щедрин и Пфлюгер, мой лакей и два повара. Всего нас было девять человек, а по приезде мы нашли еще одного работника для кухни. Он оказался таким милым, что мы потом забрали его в Петербург»,[25] — как писала сама Кшесинская в «Воспоминаниях».

Хорошие мамы под Новый год водят детей на представления — «елки». Матильда же была очень хорошей мамой и для любимого Вовы устраивала «елки» на дому. Вот, например: «В тот год я пригласила известного клоуна Дурова с его дрессированными зверями, которых привезли ко мне в дом. Среди них был даже огромный слон».[26]

В 1912 г. Кшесинская за 180 тыс. франков покупает виллу «Ялам» на Лазурном берегу на юге Франции. На вилле был двухэтажный дом, рядом — котельная, гараж с комнатой шофера и прачечная. Но это показалось Матильде слишком скромно, и в 1912–1914 гг. рядом возводится большой дворец, а старый двухэтажный дом отдается для гостей (2-й этаж) и прислуги (1-й этаж).

Откуда такие деньги у Матильды? Годовое жалованье балерины до 1903 г. составляло 5 тыс. рублей, а затем — 8 тыс. рублей. А в феврале 1917 г. Малечка бежала из дома, прихватив первые попавшиеся драгоценности. В Кредитном банке их оценили в два миллиона рублей, то есть жалованье за 400 лет беспорочной службы балерины, и то Кшесинская считала, что ее сильно надули.

Так неужели Кшесинская полностью разорила двух великих князей? Увы, нет. Начало XX века — это не галантный XVIII век, где лихой гвардеец, а то и истопник за ночь с императрицей получал тысяч пять крепостных или целый городишко типа Шклова. Последние Романовы были предельно скупы. Скупость Александра III и Николая II граничила с патологией. После многомесячного знакомства с Распутиным царь впервые дал ему… 20 рублей?! Старец презрительно отказался и больше никогда ни копейки не получил от царя. Внук Николая I — Николай Константинович — в 1874 г. нарушил традицию дома Романовых и подарил своей метрессе певице Фанни Лир небольшую часть фамильных драгоценностей и за это был без суда и следствия пожизненно сослан Александром II вначале в Сибирь, а затем в Ташкент, где и умер в 1919 г. (Говорят, что местный Совет устроил ему официальные похороны как узнику царизма!)

Так что бриллианты, экипажи, электростанции и дворцы Матильды не куплены на деньги наследника или великих князей.

Вот теперь и время рассказать о втором достоинстве великого князя Сергея Михайловича — он руководил не только Театральным обществом и Императорским русским балетом. К сожалению, одновременно с балетом Сергей вместе со своим отцом руководил всей русской артиллерией, то есть был генерал-инспектором артиллерии. Современники острили: «Мы имеем прекрасный балет и отвратительную артиллерию».

В главе, посвященной графу Шувалову, мы узнали о значении должности генерал-фельдцейхмейстера как в артиллерии, так и во всей жизни империи. Екатерина Великая назначала на эту хлебную должность своих любовников, начиная с Григория Орлова (с 1765 г.) и кончая Платоном Зубовым (с 1793 г.).

Вступив на престол, Павел I немедленно вышвырнул вон Платошу и в сердцах вообще упразднил должность генерал-фельдцейхмейстера. Но 28 января 1793 г. у Павла родился сын Михаил, и на радостях император произвел младенца в генерал-фельдцейхмейстеры. В этом звании великий князь Михаил Павлович и состоял до своей смерти в 1849 г.

Новым генерал-фельдцейхмейстером был назначен 20летний великий князь Михаил Николаевич, сын Николая I. Между тем в 1862 г. Михаил Николаевич был назначен наместником на Кавказе и командующим Кавказской армией.

Кавказ генерал-фельдцейхмейстер покинул лишь через 20 лет — 14 июля 1891 г. Зато теперь великий князь зачастил в Париж, а с 1903 г. и до самой смерти в 1909 г. он прожил в Каннах.

Итак, с 1862 по 1909 г. русская артиллерия управлялась то из Тифлиса, то из Парижа, то с Лазурного берега. Ну а если говорить честно, то артиллерией управляли все кому не лень. Благо, четких разграничений обязанностей между военным министром, генерал-инспектором артиллерии и Главным артиллерийским управлением не было, и никто никому не подчинялся. Надо ли говорить, что с подачи разных проходимцев в артиллерийские дела лез и сам Николай II.

С началом царствования Николая II распределением заказов на материальную часть постепенно завладел великий князь Сергей Михайлович.

Царские, советские и нынешние «демократические» историки уже свыше 100 лет пытаются нам доказать, что члены императорской фамилии с конца XIX века и до 1917 г. были дружной семьей и, так сказать, коллективом единомышленников, до 1917 г. и после 1991 г. — очень хорошими, а с 1917 по 1991 г. — очень плохими.

На самом же деле к концу XIX века вокруг престола вертелось несколько десятков великих князей и княжон, которые непрерывно соперничали и интриговали друг с другом — шла борьба за чины, деньги, дворцы и даже за личную свободу. Ведь дать разрешение на брак всем членам императорской фамилии мог только царь, и, как показывает практика, три последних царя были не всегда объективны к своей родне. К одним они относились весьма строго, а на других смотрели сквозь пальцы.

Среди великих князей не было ни толковых военачальников, ни политиков, ни ученых, и, соответственно, никаких шансов выдвинуться за личные заслуги они не имели. В такой ситуации выбор невесты для наследника престола становится для его родственников делом жизни или смерти.

В начале 1890-х годов к власти и деньгам рвались братья Михайловичи (дети уже упомянутого великого князя Михаила Николаевича). Сергей Михайлович желал наследовать должность генерал-фельдцейхмейстера, а его честолюбивый и предприимчивый брат Александр Михайлович желал стать генерал-адмиралом, то есть командующим флотом, и ведать распределением ассигнований на его содержание и строительство. Но на его пути оказалось «семь пудов августейшего мяса». Так назвали великого князя Алексея Александровича, который с 1880 г. исполнял обязанности генерал-адмирала. Алексей не отставал от других великих князей и каждый год по нескольку месяцев проводил в Париже, в морских делах был не силен, но имел крутой характер и частенько покрикивал на племянника Ники.

Справедливости ради надо сказать, что лишь старший брат Михаил Михайлович (семейное прозвище Миш-Миш) плюнул на карьеру и женился вопреки воле Александра III на графине Торби, внучке А. С. Пушкина. Поэтому МишМишу пришлось уехать в Англию, где он долго и счастливо жил с любимой женой до конца своих дней.

Братья Михайловичи вошли в сговор с великим князем Сергеем Александровичем и его женой Елизаветой (Эллой), родной сестрой дармштадтской принцессы Аликс. Замечу, что Аликс была нищей принцессой из герцогства, давно ставшего захолустьем Германской империи. Мать ее страдала нервным расстройством, но, самое страшное, она была носителем наследственной болезни — гемофилии, которая передается по женской линии сыновьям, но сами носительницы при этом не болеют. Естественно, что ни Александр III, ни императрица Мария Федоровна поначалу и слышать не хотели об этом браке.

Почему же все-таки состоялся брак Аликс и Николая? С начала 90-х годов наши историки дают этому самые различные объяснения. Дошло до утверждений, что-де Вильгельм II умышленно подсунул Николаю принцессу — носительницу гемофилии с гнусной целью лишить Россию наследника. Прекрасной же половине куда более импонирует версия о великой любви Николая и Аликс, преодолевшей все преграды.

Увы, ни одна, ни другая версии не выдерживают элементарной критики. Цесаревич действительно был увлечен Аликс, однако и других увлечений у него было предостаточно. Рассказ о похождениях Николая выходит за рамки нашего повествования, поэтому я ограничусь констатацией факта, что в Петербурге Матильда Кшесинская и княжна Ольга Долгорукова были далеко не единственными его увлечениями, а во время путешествия в Японию в 1890–1891 гг. он в сопровождении компании титулованных повес не пропускал ни одного города без посещения борделя, начиная от Луксора и до самого Нагасаки.

В молодые годы Николай не отличался твердостью характера. В 1894 г. его мать откровенно сказала, что «Ники — сущий младенец». А вот запись в дневнике цесаревича за 27 сентября 1894 г., сделанная в Ливадии: «Утром после кофе, вместо прогулки, дрались с Ники [Николай Георгиевич, греческий королевич. — А.Ш.] каштанами, сначала перед домом, а кончили на крыше». А 29 сентября: «Утро было ясное, но к полудню небо затянуло тучами, хотя было совершенно тепло. Опять дрался с Ники шишками на крыше».

Итак, на первом этаже Ливадийского дворца корчился в страшных муках император Александр III (ему оставалось жить менее трех недель), а на крыше постоянно «дерется шишками» его двадцатишестилетний сын — гвардейский полковник и наследник престола! Причем для цесаревича занятие это столь важно, что обязательно заносится в дневник. Все три недели до смерти отца — гулянки, пьянки, купания и т. д. И почти на каждой странице дневника — Ксения и Сандро, запомним эти имена, позже они нам пригодятся. Ксения — родная сестра Николая, а Сандро — великий князь Александр Михайлович.

Разумеется, такой «ребенок» не мог в одиночку бороться за Аликс с отцом, матерью и всей родней. Но ему буквально подсовывали гессенскую принцессу. Однако император Вильгельм II тут был абсолютно ни при чем. Он предпочел бы видеть на русском престоле любую другую германскую принцессу, более преданную рейху и менее связанную с британским королевским домом.

Дармштадтская родня Аликс старалась вовсю, но, увы, ее возможности были невелики. Первую скрипку в борьбе за императорскую корону для Алике играла бабушка королева Виктория. А на нее работали все службы королевства от дипломатов до кадровых разведчиков.

Но дело решила «пятая колонна» в Петербурге. Во главе ее стояли три брата Михайловича — Сергей, Александр и Георгий, за ними шли Сергей Александрович и Елизавета. Очень многое сделала и родная сестра цесаревича Николая Ксения, безумно влюбленная в Александра Михайловича и надеявшаяся под шумок устроить и свой марьяж.

Если бы цесаревич Николай сам попросил отца принять в Петербурге гессенскую принцессу, то последовал бы резкий отказ, но запретить делать это брату Сергею и его жене Элле царь не мог. А по прибытии Аликс в Россию эти персонажи и дюжие ребята Михайловичи обеспечили крышу для свиданий Николаю и Аликс. Сергей и Элла тайно вступили в переговоры о браке с отцом Аликс, а после его смерти в 1892 г. — с ее братом Эрнестом Людвигом, ставшим герцогом Гессенским. Дядя Сергей убеждал племянника в необходимости лично поехать в Германию и самому обо всем договориться.

Ни Александр III, ни Мария Федоровна не разрешили Николаю ехать в Дармштадт. Но случай вскоре представился: весной 1894 г. в Кобурге должно было состояться бракосочетание Гессенского герцога Эрнеста Людвига с дочерью Марии и Альфреда Эдинбургских принцессой ВикториейМелитой. Королева Виктория тоже решила осчастливить внучку своим присутствием на свадьбе.

Дальнейшее хорошо известно — цесаревич и его родня буквально вырвали согласие на брак с Аликс у агонизирующего царя.

Сразу же после смерти Александра III роль клана Михайловичей резко возрастает. За несколько недель до смерти Александра состоялась свадьба Александра Михайловича с Ксенией. Однако чин генерал-адмирала для великого князя Александра Михайловича оказался не по зубам. Мало того, Алексей грубо потребовал у венценосного племянника выкинуть Сандро из русского флота к… Тому действительно пришлось на время покинуть флот и отправиться в Париж. Но неугомонный Сандро не унывал. Если не удалось положить в свой карман военный флот, то почему бы это не сделать с торговым?

Торговый флот империи находился в ведении министерства финансов, то есть под началом СЮ. Витте. Александр Михайлович уговорил Николая II учредить в министерстве финансов отдел торгового мореплавания. Александр Михайлович стал начальником этого отдела. А в 1903 г. отдел был выведен из министерства финансов и преобразован в Главное управление торговым мореплаванием и портами, а главноуправляющим был назначен, естественно, сам великий князь. По сему поводу в Петербурге сановники острили: «Александр Михайлович снял с Витте порты».

Сергей Михайлович становится генерал-инспектором артиллерии. Таким образом, он подчинялся лишь отцу, пребывавшему в Ницце, и своему приятелю Ники. Правда, приказом № 664 по Военному ведомству все генерал-инспектора были подчинены военному министру, но это осталось лишь на бумаге. Фактически до 1917 г. Сергей был независимым удельным князем в Военном ведомстве.

Было бы ошибкой сказать, что великий князь Сергей кардинально изменил развитие нашей артиллерии. На самом деле он продолжил дело своего отца и его советников.

После поражения России в Крымской войне Александр II обратился за помощью в перевооружении артиллерии к малоизвестной тогда германской фирме Круппа. История сотрудничества России с фирмой Круппа, к сожалению, до сих пор представляет белое пятно в истории. Я же скажу коротко: Крупп создал российскую нарезную артиллерию. В свою очередь, Россия идеями своих артиллеристов и миллионами золотых рублей создала империю Круппа.

С известной долей упрощения сотрудничество России и Круппа можно представить по следующей схеме. Артиллерийский комитет ГАУ разрабатывал проект орудия и направлял его Круппу. Там проект дорабатывался, создавались рабочие чертежи, и по ним изготовлялся опытный образец орудия. Далее опытный образец испытывали на полигоне у Круппа в присутствии представителей нашего ГАУ. В отдельных случаях вторичные испытания проводились на Волковом поле — полигоне ГАУ под Петербургом. Далее следовал заказ на серийное производство орудий заводу Круппа, и одновременно крупповская документация и даже полуфабрикаты орудий (трубы, кольца, замки и т. д.) поступали на русские казенные заводы — Обуховский,[27] Пермский[28] и Санкт-Петербургский орудийный. В некоторых случаях Крупп не получал заказа на серийное производство, а его начинали сразу на русских заводах. В любом случае, при Александре II серийное производство пушек в России начиналось через несколько месяцев, а то и недель после окончания испытаний опытного образца Круппа. Следует заметить, что инженеры Обуховского завода не просто копировали изделия Круппа, а дорабатывали их. В подавляющем большинстве случаев в серию на ОСЗ шли орудия с лучшими тактико-техническими характеристиками, чем серийные орудия Круппа.

Так появились русские системы орудий образца 1867 г. (до 1878 года они назывались «прусской системы»). Это были не орудия, принятые на вооружение в 1867 г., как считает большинство наших историков, а орудия с каналом образца 1867 г.[29]

В 1877 г. Крупп предложил России новую систему нарезов канала ствола. У нас ее назвали системой образца 1877 г. Орудия обр. 1877 г. стреляли снарядами с двумя медными поясками, а позже и со специальным центрирующим утолщением. Фактически это был современный нам тип орудий. Снарядами от орудий обр. 1877 г. можно стрелять и из некоторых современных орудий (с 1-процентной глубиной нарезки).

В 1891 г. император Александр III заключил военный союз с Францией. Позже наши и французские историки по разным конъюнктурным причинам исказили суть этого договора. Это был союз, равно направленный как против Германии — злейшего врага Франции, так и против Англии, агрессивно настроенной как против России, так и против Франции. Однако правящие круги Франции постепенно выхолостили антибританскую направленность договора и превратили его благодаря некомпетентности Николая II исключительно в антигерманский договор. Мало того, Франция фактически предала своего союзника в ходе русскояпонской войны 1904–1905 гг. Причем Франции не было никакой нужды посылать своих солдат для войны с Японией. Вполне было бы достаточно отмобилизовать свой флот и сосредоточить свои эскадры на атлантическом побережье Франции, дабы исключить британское вмешательство в русско-японскую войну. Если бы Франция дала совместно с Германией гарантию России, что в случае вмешательства Англии в войну она будет иметь дела с двумя великими государствами Европы, то Россия могла бы легко покончить с Японией, объявив неограниченную крейсерскую войну.[30]

Замечу, что ни одно франко-русское соглашение с 1891 по 1914 г. не ограничивало русско-германское военное сотрудничество. Тем не менее Россия, получавшая от Круппа лучшие в мире артсистемы, с 1891 г. начинает ориентироваться на Францию, позорно разбитую крупповскими пушками в 1870 г.! И дело тут не в соглашениях, а в личной инициативе генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича, проживавшего в Ницце, и генераладмирала великого князя Алексея Александровича, тоже проводившего полжизни в Париже со своими многочисленными метрессами.

После 1895 г. (то есть после воцарения Николая II) русская сухопутная артиллерия ставится в полную зависимость от Франции. И дело не только в том, что Круппа заменила фирма Шнейдера, производившая менее качественные орудия. Ни Крупп, ни германское правительство никогда не вмешивались в раздачу военных заказов русским заводам, а тем более в стратегию и тактику русской армии, справедливо считая это прерогативой русских властей. А вот фирма Шнейдера, заключив контракт с Военным ведомством России, обязательно оговаривала, что столько-то лет такая-то пушка системы Шнейдера будет изготавливаться исключительно на Путиловском заводе, или вообще будет изготавливаться только на этом заводе.

Почему же Шнейдер так возлюбил этот завод? Да потому, что Путиловский завод — единственный русский частный артиллерийский завод, все же остальные артиллерийские заводы с 1800 по 1914 г. принадлежали казне. Надо ли говорить, что правление Путиловского завода было слишком тесно связано с фирмой Шнейдера.

Великий князь Сергей Михайлович и Кшесинская совместно с руководством фирмы Шнейдера и правлением Путиловского завода организовали преступный синдикат. Формально в России продолжали проводиться конкурсные испытания опытных образцов артиллерийских систем, на которые по-прежнему приглашались фирмы Круппа, Эрхардта, Виккерса, Шкода и другие, а также русские казенный заводы Обуховский и Санкт-Петербургский орудийный. Но в подавляющем большинстве случаев победителем конкурса оказывалась фирма Шнейдер.

Автор лично изучал в архивах Военного исторического музея отчеты о конкурсных испытаниях орудий. В угоду великому князю Сергею Михайловичу комиссия часто шла на подлог. К примеру, вес орудий Шнейдера подсчитывался без башмачных поясов и ряда других необходимых элементов, а орудий Круппа — в полном комплекте. В отчете писалось, что орудие Шнейдера легче и подлежит принятию на вооружение, но фактически в боевом и походном положении оно было тяжелее своего крупповского аналога.

Что же касается самодержца всероссийского, то занятый мундирами, пуговицами, значками и ленточками, к гаубицам он особого интереса не проявлял.

Но и на этом не кончились бедствия русской артиллерии. Французское правительство через фирму Шнейдера, Сергея, Матильду и ряд других агентов влияния в СанктПетербурге навязало российской артиллерии свою доктрину. По французской доктрине будущая война должна быть маневренной и скоротечной. Для победы в такой войне достаточно иметь в артиллерии один калибр, один тип пушки и один тип снаряда. Конкретно это означало, что армия должна была иметь 76-мм дивизионные пушки, которые могли стрелять только одним снарядом — шрапнелью. Действительно, к концу XIX века во Франции и других странах были созданы эффективные образцы шрапнелей.

Шрапнельным огнем одна 8-орудийная русская батарея, могла в считаные минуты полностью уничтожить пехотный батальон или даже полк кавалерии. Именно за это в 1914 г. немцы прозвали трехдюймовку «косою смерти». Но насколько эффективной шрапнель была по открытым живым целям, настолько же слабой она была при поражении целей, сколько-нибудь укрытых. Это сразу же выяснилось в ходе русско-японской войны, и ГАУ было вынуждено заказать 3-дюймовые фугасные гранаты за рубежом и начать разработку отечественной мелинитовой гранаты, которая была принята на вооружение в 1907 г. В известной мере русскую армию в Маньчжурии спасли устаревшие батарейные пушки обр. 1877 г. и 6-дюймовые полевые мортиры обр. 1883 г.

Французская доктрина одного калибра, одной пушки и одного снаряда была бы очень хороша в эпоху наполеоновских войн при стрельбе по сомкнутым колоннам пехоты и кавалерийским лавам. Стоит отметить, что сами французы, интенсивно развивая дивизионную артиллерию, не следовали теории трех единств. Они не забывали и о тяжелой артиллерии, огромные средства шли и на перестройку крепостей.

После поражения в войне с Японией Военное ведомство вынуждено было внести коррективы во французскую стратегию молниеносной войны. В первую очередь ГАУ занялось полевой артиллерией. В состав дивизионной артиллерии были введены 122-мм (48-линейные) гаубицы обр. 1909 г. и обр. 1910 г. В России была создана тяжелая полевая (корпусная) артиллерия, в состав которой вошли 152-мм полевые гаубицы обр. 1910 г. и 107-мм пушки обр. 1910 г. Обратим внимание, все эти образцы орудий были созданы фирмой Шнейдера. Но с изготовлением 122-мм гаубицы Шнейдер запоздал, и на конкурс 1907 г. его гаубица не попала. Поэтому среди 122-мм гаубиц Круппа, Эрхардта, Обуховского и Путиловского заводов был принят на вооружение образец Круппа, который под названием «48-линейная полевая гаубица обр. 1909 г.» был запущен в серийное производство.

Сергею Михайловичу это явно не понравилось в связи с тем, что Матильда строила новый дворец в Петербурге и покупала дворец на Лазурном берегу. Деньги были нужны, и через несколько месяцев на вооружение принимается 122мм гаубица Шнейдера (обр. 1910 г.), которая по меньшей мере не имела никаких преимуществ по сравнению с гаубицей Круппа. В итоге артиллерия получила две конструктивно различные системы, выполнявшие одну и ту же задачу.

Что же касается батальонной и полковой артиллерии, то ее не было и в помине. Для горной артиллерии была принята трехдюймовая (76-мм) горная пушка обр. 1909 г. системы Данглиза.

О пушке Данглиза расскажу поподробнее. В 1893 г. греческий полковник Данглиз составил проект 75-мм горной разборной пушки и представил его греческому военному министерству. Министерство отказало Данглизу, и около 10 лет проект лежал под сукном.

В начале 1908 г. представители фирмы Шнейдера подсунули великому князю Сергею, находившемуся во Франции на очередном «отдыхе», пушки Данглиза. Генерал-инспектору пушка очень понравилась, и он решил принять ее на вооружение. Но хитрый Сергей решил соблюсти все формальности, и Военное ведомство объявило конкурс.

Конкурентов у пушки Данглиза оказалось двое. Первым конкурентом была пушка Обуховского завода, созданная на базе 3-дюймовой пушки обр. 1904 г. Замечу, что горные пушки обр. 1904 г. серийно выпускались 4 года и наладить производство модернизированного варианта было делом нескольких недель. Вторым конкурентом была 3-дюймовая горная пушка фирмы «Шкода».

Вот сравнительные данные обеих пушек (из отчета Главного артиллерийского полигона от 12 декабря 1908 г.):

Кроме того, образец пушки «Шкода» имел неразъемный ствол, а Шнейдера — разъемный (то есть перед стрельбой его надо было собирать). Система «Шкода» имела пружинный накатник, а Шнейдера — гидравлический. У пушки Шнейдера был в полтора раза больший откат, что особенно неудобно в горах, а главное, гидропневматические накатники, еще не производившиеся в России.

Догадайтесь с трех раз, какую пушку предпочел генерал-инспектор артиллерии? Правильно угадали. Дурные и чванливые чехи столь увлеклись высокими тактико-техническими данными своей пушки, что никак не могли войти в финансовое положение Сергея Михайловича и Матильды Феликсовны.

25 февраля 1909 г. Сергей обратился к царю с просьбой принять на вооружение 3-дюймовую пушку Шнейдера с большим количеством дефектов и недоделок. На следующий день Ники подмахнул высочайшее повеление о принятии ее на вооружение под названием 3-дюймовой горной пушки обр. 1909 г. В приказе же по Военному ведомству, где объявлялось об этом Высочайшем повелении, было скромно добавлено, что производство ее откладывается до окончательного утверждения чертежей оной пушки и лафета.

Надо ли говорить, что в тексте договора Военного ведомства со Шнейдером стояло обязательство производить пушку только на Путиловском заводе. Контракт на изготовление 212 таких пушек был заключен с Путиловским заводом 22 апреля 1909 г., но сдача пушек началась лишь летом 1911 г.

Забегая вперед, скажу, что в Красной Армии была принята на вооружение 76-мм горная пушка обр. 1938 г., созданная по образцу чешских пушек системы «Шкода», с пружинным накатником и т. д.

Куда более худшая ситуация сложилась в русской тяжелой артиллерии. Германские и французские генералы прекрасно понимали, что огонь магазинных винтовок и пулеметов, а также пушечная шрапнель вынудят сменить тактику ведения боя. Пехота перестанет ходить плотными колоннами, как на Бородинском поле, а зароется в окопы. А чтобы оттуда ее выковырнуть, потребуется не легкая полевая, а тяжелая артиллерия.

В Германии, Франции и Англии в 1900–1914 гг. создаются мощные артиллерийские системы. Вынужден был ими заняться и Сергей. Так, в мае 1906 г. ГАУ объявило конкурс на разработку тяжелых орудий для русской армии и разослало тактико-технические требования, предъявляемые к этой артсистеме. В конкурсе было предложено участвовать русским заводам — Обуховскому, Путиловскому и Пермскому; английским — Амстронга и Виккерса; немецким — Круппа и Эрхардта; австро-венгерскому — «Шкода»; шведскому — «Бофорс» и французским — «Сен-Шамон» и Шнейдера.

Конкурс этот был бутафорией. Фаворит — фирма «Шнейдер» — был известен заранее. Понятно, что активность других заводов была очень слабая. Тягаться на равных попыталась лишь фирма Круппа, создавшая лучшие в мире артсистемы большой и особой мощности.

В середине 1909 г. фирма Шнейдера посылает в Россию свою 152-мм (6-дюймовую) осадную пушку. В октябре того же года и Крупп посылает свой образец 152-мм осадной пушки.

Любопытно, что прибывшую последней пушку Круппа начали испытывать на Главном артиллерийском полигоне (ГАП) 11 ноября 1909 г., а пушку Шнейдера — лишь 1 мая 1910 г. Видимо, шли доработки системы.

При одинаковом снаряде пушка Круппа показала лучшие баллистические данные. Меткость обеих пушек одинакова.

У пушки Круппа заряжание было возможно лишь при углах возвышения +35, а дальше нельзя было открыть затвор, так как казенная часть «уходит между станинами». У пушки Шнейдера максимальный угол возвышения +37, далее казенная часть ударяется о фунт. Здесь надо отметить недобросовестность комиссии — из пушки Круппа можно стрелять и выше, чем +35°. При этом лишь немного снижается скорострельность, так как заряжание придется производить при углах до +35°, а у пушки Шнейдера вообще нельзя стрелять при углах больше +37°.

В походном положении обе системы возились раздельно. В боевом положении пушки стреляли с колес, но на колеса пушки Круппа надевали башмачные пояса, а у пушки Шнейдера под колесами были специальные подкладки.

Интересно, что пушку Круппа возили и в нераздельном положении. Без башмачных поясов на колесах систему в нераздельном положении восьмерка лошадей тянула плохо, а при надетых башмачных поясах — удовлетворительно. Зато пушку Шнейдера возили только в раздельном положении.

Возку через препятствия (бревна и рельсы) пушка Круппа прошла успешно, а пушка Шнейдера получила сразу три поломки и была отправлена в ремонт.

Заключение комиссии представляло собой издевательство над здравым смыслом. После всего сказанного обе системы оказались якобы равноценны, но предлагалось принять систему Шнейдера, поскольку ее вес меньше. И тут же, не моргнув глазом, комиссия предлагала внести изменения в систему Шнейдера, приводившие к увеличению ее веса более чем на 250 кг. В конечном итоге серийные пушки Шнейдера весили больше, чем пушка Круппа.

Итак, на вооружение была принята пушка Шнейдера, получившая название «6-дюймовая осадная пушка обр. 1910 г.».

Традиционно фирма Шнейдера потребовала вести серийное производство пушек только на Путиловском заводе — Сергей и Матильда возражений не имели. 5 июня 1912 г. был подписан контракт с Путиловским заводом на изготовление 56 152-мм пушек обр. 1910 г. по цене 48 000 рублей за штуку. Первый экземпляр должен быть поставлен заказчику (ГАУ) в течение 12 месяцев со дня контракта, остальные — в течение 22 месяцев со дня принятия 1-го экземпляра.

Первая пушка, изготовленная на Путиловском заводе, была доставлена на ГАП 25 июня 1914 г., не через 12, а через 24 месяца, но дельцам Путиловского завода все сходило с рук.

Первые 4 пушки были отпущены в войска в феврале 1915 г., а к 1 января 1917 г. с завода было отправлено всего лишь 33 пушки заказа 1912 г. При этом заказы Военного ведомства остальных лет и заказ Морского ведомства на те же пушки от 30 июня 1914 г. были не выполнены вообще.

Совсем уже забавная история произошла с 9-дюймовой (229-мм) мортирой. В 1906–1909 гг. наши генералы из ГАУ долго сидели и, наконец, выработали тактико-технические требования на 9-дюймовую осадную мортиру, которые были разосланы ряду иностранных заводов.

На предложение ГАУ откликнулся только завод Круппа, который изготовил опытный образец мортиры и выслал его в Россию в июне 1912 г.

В конце 1912 г. — начале 1913 г. 229-мм мортира Круппа прошла испытания на ГАП. Мортира стреляла с колес, на которые были надеты башмачные пояса.

Согласно заключению комиссии по испытаниям: меткость мортиры удовлетворительная, устойчивость мортиры при стрельбе удовлетворительная. «Сошник норовит вылезть вверх при плотном грунте». В целом мортира испытания выдержала.

Но, увы, Шнейдер так и не сумел создать удовлетворительного образца 9-дюймовой мортиры, и под нажимом Сергея Артиллерийский комитет ГАУ постановил: «вводить в осадную артиллерию орудия 9-дюймового (229-мм) калибра не следует», и достаточно, мол, орудий 203-мм и 280-мм калибров.

Как это понимать? Три года генералы из Арткома вырабатывали тактико-технические требования на 9-дюймовую мортиру, а она оказалась совсем не нужна? А зачем тогда те же генералы во главе с Сергеем в 1915 г. настояли на заказе в Англии сорока четырех 9,2-дюймовых (234-мм) мортир Виккерса? Замечу в скобках, что англичане взяли деньги за 44 мортиры, но сроки все сорвали и к 25 ноября 1917 г. поставили лишь 4 орудия, а дальше появился хороший повод вообще прекратить поставки. Тем не менее 234-мм английские мортиры успешно использовались в Первой мировой и советско-финской войнах.

В 1908 г. ГАУ разработало техническое задание на проектирование 203-мм осадной и крепостной гаубицы, которая должна была заменить 8-дюймовую легкую пушку и 8-дюймовую легкую мортиру.

С конца 1912 г. по март 1913 г. на ГАП прошли конкурсные испытания опытных образцов 203-мм гаубиц Виккерса, Круппа и Шнейдера. Все три гаубицы допускали стрельбу полным зарядом без всяких платформ прямо с грунта в пределах 0°; +40°, а гаубица Круппа даже с 0° до +60°. Для стрельбы с мягкого грунта имелись специальные приспособления: Виккерса — деревянные подкладки под колеса; Круппа — колесные башмачные пояса; Шнейдера — добавочные уширенные стальные колесные обода и подкладки под колеса. У гаубицы Шнейдера добавочные обода не обеспечивали лафетные колеса от врезания в мягкий грунт. Поэтому было рекомендовано отказаться от этих ободов и перейти на башмачные пояса.

Комиссия, конечно, предложила выбрать гаубицу Шнейдера, хотя гаубица Круппа существенно превосходила гаубицу Шнейдера по начальной скорости, дальности и углу возвышения. По воле великого князя Сергея Михайловича и красотки Матильды генералы записали в заключении явную глупость (а может, и издевательство над Сергеем), что большой угол возвышения 60° у крупповской гаубицы не нужен, так как «это орудие не назначается для разрушения прочных бетонных построек». Получается, что 203-мм гаубица предназначалась для разрушения окопов и деревянных изб!

В конце 1913 г. гаубица Шнейдера была принята на вооружение под названием «8-дюймовая осадная и крепостная гаубица обр. 1913 г.». Согласно Положению Военного Совета от 19 июня 1914 г. заказ на 32 гаубицы решено дать Путиловскому заводу. Контракт с заводом был заключен 9 сентября 1914 г. Общая стоимость гаубиц составила 2352 тыс. рублей.

После первых недель маневренной войны войска враждующих сторон укрылись в окопах, и началась позиционная война. Русская армия не имела орудий калибра более 152 мм. Русские военные агенты рыскали по свету и хватали за огромные деньги все, что попадалось под руку от вполне приемлемых 203-мм гаубиц Виккерса до абсолютно негодных 203-мм японских гаубиц обр. 1912 г. А Путиловский завод набрал столько заказов, что не мог выполнить и половину их. Национализация завода в 1915 г. ситуацию не изменила. В результате к 1 января 1918 г. было изготовлено лишь несколько полуфабрикатов, из которых нельзя было собрать даже одну 203-мм гаубицу.

В 1906–1909 гг. ГАУ выработало тактико-технические требования к 280-мм мортирам (гаубицам).[31] Согласно этим требованиям вес снаряда должен быть 344 кг, начальная скорость 259 м/с при дальности 6,4 км. Таким образом, повторилась история с 9-дюймовой легкой мортирой и 8-дюймовой легкой пушкой — опять дальность стрельбы тяжелой артиллерии должна быть меньше, чем у полевых орудий. Тактико-технические требования ГАУ на 280-мм мортиру были разосланы нескольким иностранным заводам.

8 декабря 1910 г. фирма Круппа направила в ГАУ вполне резонный ответ: «Соответствующее русским требованиям тяжелое орудие навесного огня с досягаемостью 6 или 7 верст, по современным взглядам на действие тяжелой артиллерии, уже не может считаться достаточным. В артиллерийских кругах других великих держав от таких орудий требуется досягаемость действительного огня 8–10 км, что должно считаться обоснованным ввиду тактических условий занятия позиции, действия огня и подвоза снарядов для таких батарей. Именно тяжелые орудия навесного огня должны быть в состоянии направлять свой губительный огонь против самых могущественных крепостных сооружений — бетона и брони, будучи сами по возможности защищены от огня крепостных орудий… Едва ли будет возможно подвезти к фронту любой крепости, вооруженной дальнобойными пушками, тяжелую навесную батарею и обеспечить ее питание снарядами, если атакующая батарея вследствие своей недостаточной дальнобойности будет вынуждена занимать позиции в 6–7 верстах от главной оборонительной линии… Поэтому и явилось столь острое желание обзавестись крупными дальнобойными орудиями навесного огня, которые по возможности оставались бы вне досягаемости прицельного огня крепостных орудий… Этому требованию в полной мере удовлетворяет наша 28-см гаубица, сообщающая снаряду в 340 кг начальную скорость 340 м/с при досягаемости свыше 10 000 м. Такое большое повышение баллистических качеств по сравнению с действием требуемой мортиры, стреляющей лишь на 6–7 верст, должно считаться замечательным. Мы создали систему, во всех отношениях удовлетворяющую требованиям, предъявленным к средствам атаки в смысле превосходства над средствами обороны и быстрой готовности к действию… Гаубица наша имеет колесный лафет и может быстро переходить из походного положения в боевое и обратно. Ее перевозка может быть совершена и по плохим дорогам с помощью башмачных колесных ободов и при механической тяге. Наши испытания дали в этом отношении очень хорошие результаты».

Эта 28-см гаубица была испытана в 1911 г. на заводе Круппа в присутствии командированных в Германию генералов Дурляхера и Забудского. Результаты испытаний были рассмотрены комиссией при Арткоме лишь 13 марта 1912 г. Главные данные гаубицы Круппа в общем значительно превосходили требования ГАУ от 11-дюймовой мортиры, за исключением веса орудия в боевом положении.

Круппу предложили бесплатно доставить систему в Россию для испытания на ГАП. Крупп просил купить его гаубицу, как это уже было сделано в отношении 280-мм мортиры Шнейдера и 28-см мортиры Рейнского завода. ГАУ отказалось купить гаубицу Круппа, даже не пожелав испытать эту мощнейшую артсистему, да еще и стрелявшую с колесного лафета.

28 апреля 1909 г. Артком постановил заказать Рейнскому заводу опытный образец 28-см мортиры Эрхардта. За мортиру было уплачено 87 750 рублей. В октябре 1913 г. 28-см мортиру Эрхардта доставили в Россию. Эта мортира была легче 28-см мортиры Круппа, но уступала ей в дальности стрельбы на 4,5 км. 28-см мортира Эрхардта имела скрепленный ствол с клиновым затвором. Тормоз отката гидравлический, накатник гидропневматический.

Стрельба велась с колес. Колеса металлические со спицами. При стрельбе на колеса надевались башмачные пояса или под них подкладывалась легкая металлическая платформа. В походном положении система перевозилась на трех повозках. Заряжание мортиры раздельно-гильзовое, причем диаметр у фланца гильзы отличался от гильзы 11дюймовой береговой гаубицы Обуховского завода, что исключало взаимозаменяемость.

Испытания 28-см мортиры Эрхардта на ГАП выявили неустойчивость системы при стрельбе на малых углах возвышения, лопались цепи снарядного подъемника, и был отмечен ряд других мелких недостатков. Это было явной придиркой — 280-мм мортира и не должна стрелять при малых углах возвышения. (И британские, и французские мортиры больших калибров вообще так не стреляли.) Меткость германской мортиры была признана удовлетворительной.

По уже известным причинам ГАУ предпочло мортиру Шнейдера образцам Круппа и Эрхардта.

Покрывая аферы руководства Шнейдера и Путиловского завода, Сергей Михайлович в 1912 г. подписал план перевооружения тяжелой русской артиллерии с орудий образца 1867 г. и 1877 г. на образцы 1909–1913 гг. По этому плану осадная артиллерия должна была быть перевооружена к 1921 г., а крепостная — к 1931 г.!

В результате французских интриг и деятельности французской марионетки великого князя Сергея Михайловича, а также глупости военного министра Сухомлинова и самого Николая II русская армия осталась без тяжелой артиллерии. В годы войны с большим трудом удалось создать несколько батарей тяжелой артиллерии, использовав старые русские орудия обр. 1867 г. и 1877 г., небольшое число орудий, закупленных в Англии, США и Японии, а также 12-дюймовые морские гаубицы обр. 1915 г. Своевременное же принятие на вооружение 203-мм, 229-мм и 280-мм германских орудий и запуск их в серийное производство на русских заводах, но с помощью германских фирм, могло существенно изменить ход боевых действий на Восточном фронте в 1914–1917 гг.

Благодаря Сергею и Матильде русские казенные артиллерийские заводы после русско-японской войны остались почти без заказов Военного ведомства. Обуховский завод перенес это сравнительно легко, так как с 1907 г. он получал большие заказы от Морского министерства. Петербургский орудийный завод Военного ведомства получал заказы периодически, но мощности завода были крайне малы, кроме того, он был зажат соседними строениями и не мог расширяться. Руководство ГАУ и орудийного завода с 1907 г. неоднократно поднимало вопрос о переносе завода в другое место и его модернизации, но Николай II постоянно отказывал им.

Хуже пришлось мощнейшему Пермскому орудийному заводу, которому с 1906 по 1914 г. Военное министерство не заказало ни одного орудия. И это в преддверии войны! Завод выполнял небольшие заказы на артиллерийские снаряды, на болванки для стволов пушек для Петербургского орудийного завода и т. д. Если бы завод находился в Петербурге, то бунт рабочих был бы неминуем. Но завод был расположен в сельской местности в деревне Мотовилиха, и рабочие с мая по октябрь расходились по окрестным деревням на свои земельные участки, а зимой подхалтуривали на заводе, выполняя случайные заказы. Кстати, такая же ситуация возникла на заводе и в 1922–1925 гг., но с 1926 г. завод был загружен на полную катушку.

Вмешательство Матильды в артиллерийские дела вызывало бешенство императрицы Александры Федоровны и зависть Распутина. В 1916 г., во время «угольного голода», британский посол Бьюкенен был возмущен, увидев, как солдаты разгружали уголь из военных грузовиков у дворца Кшесинской. Начальник ГАУ А. А. Маниковский открыто писал в служебном документе генералу Барсукову: «Противно до такой степени, что требуется огромное усилие воли, чтобы терпеть… Но ведь всегда терпению есть предел».

Предел наступил в феврале 1917 г. Женщина-вамп[32] перестала сосать кровь из России. Кшесинская и ее сексуальные партнеры с треском были выброшены из «экспресса всемирной истории». Дворец Кшесинской стал штабом большевиков, с его балкона выступал Ленин. Позже его сделали музеем Октябрьской революции. В загородные дворцы великих князей и Кшесинской в Царском Селе и Стрельне вселилась детвора. Генералы Маниковский и Барсуков занялись строительством артиллерии Красной Армии. В 1918 г. Николай II был расстрелян в Екатеринбурге, а Сергей Михайлович — в Алапаевске. Кшесинская и великий князь Андрей Владимирович переехали на свою французскую виллу «Ялам». Родной брат Андрея Владимировича Кирилл объявил себя Великим Государем Всероссийским и после свадьбы Андрея с Кшесинской присвоил Матильде титул великой княгини Романовой-Красинской.

Чтобы закончить на мажорной ноте и избежать обвинений в ненависти к великим князьям и дому Романовых, скажу несколько слов о дальнейшей судьбе великого князя Александра Михайловича. В эмиграции он занялся наукой, много путешествовал, и по-прежнему главным в его жизни были женщины. Политикой он не занимался, но иногда проходился в своих статьях и книгах о «самодержце всероссийском» Кирилле, балерине-княгине Кшесинской-Красинской и т. д.

Во время поездки в США великий князь Александр Михайлович решил подработать чтением лекций. Этим и сейчас занимаются русские личности типа Михаила Горбачева, Сергея Хрущева и др., поливая помоями историю своей страны. А тут у заказчиков лекций произошел «облом». Предоставлю слово самому князю: «Еще более жаркие дебаты ожидали меня в Клубе Армии и Флота. Его руководство считало само собой разумеющимся, что я буду проклинать Советскую Россию и предскажу неминуемый крах пятилетнему плану. От этого я отказался. Ничто не претит мне больше, нежели тот спектакль, когда русский изгнанник дает жажде возмездия заглушить свою национальную гордость. В беседе с членами Клуба Армии и Флота я дал понять, что я прежде всего русский и лишь потом великий князь. Я, как мог, описал им неограниченные ресурсы России и сказал, что не сомневаюсь в успешном выполнении пятилетки.

— На это может уйти, — добавил я, — еще год-другой, но если говорить о будущем, то этот план не просто будет выполнен — за ним должен последовать новый план, возможно, десятилетний или даже пятнадцатилетний. Россия больше никогда не опустится до положения мирового отстойника. Ни один царь никогда не смог бы претворить в жизнь столь грандиозную программу, потому что его действия сковывали слишком многие принципы, дипломатические и прочие. Нынешние правители России — реалисты. Они беспринципны — в том смысле, в каком был беспринципен Петр Великий. Они так же беспринципны, как ваши железнодорожные короли полвека назад или ваши банкиры сегодня, с той единственной разницей, что в их случае мы имеем дело с большей человеческой честностью и бескорыстием».[33]

Следует заметить, что Александр Михайлович многое понял еще в 20-х годах. Дам ему слово в последний раз: «Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: „Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!..“

Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство Государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке».[34]

Великий князь Александр Михайлович скончался в 1933 г. в городе Рокбрюн на Французской Ривьере. Он не дожил 6 лет до входа советских танков в Ревель, Ригу и Брест и 12 лет — до поднятия нашего военно-морского флага над Порт-Артуром.

Матильда прожила намного дольше. Она умерла 6 декабря 1971 г., не дожив лишь 9 месяцев до своего 100-летнего юбилея.