Тайные общества Черной Африки

Восточная часть побережья Южной Африки с конца XV века носит красивое португальское название «Наталь». Это означает «рождество», или «родина», а назвали эти области спутники Васко да Гамы, когда проплывали вдоль берегов Юго-Восточной Африки в самом конце XV столетия.

Рубеж XVII и XVIII веков, так насыщенный в Европе событиями, для Южной Африки оказался покрытым мраком.

Между тем туг развернулись действия, которым чуть позже уготовано было стать прологом многих перемен в европейской, да и в мировой истории.

Возможно, толчком для этого стала малоизвестная экспедиция, породившая загадку, о которой и поныне думают африканисты. Это экспедиция дю Грэ Александрера, принца Каледонского, который, будучи губернатором Капской провинции, решил наладить связи с португальскими поселениями в бухте Делагоа, где сегодня находится столица Мозамбика — Мапуту. В 1807 году группа всадников под началом военного хирурга Роберта Коуэна на двух фургонах в сопровождении капского полка под командованием капитана Донована и носильщиков пошли на север через земли бечуанов (тсвана) по цепочке миссионерских станций.

Они растворились в неведомой дымке и больше о них в Кейптауне ничего не слышали...

Плавильная печь племен и народов

Что же происходило в тех далеких землях?

Район Южной Африки стал как бы природным тиглем, где формировались различные этнические группы, их культура и быт. Здесь сложились их уникальная культура и военная организация.

Южные банту, которые сегодня населяют большую часть Зимбабве, отдельные провинции Мозамбика и ЮАР, принадлежат к большой семье народов, которые в свое время распространились из одного центра — вероятно, из области реки Кросс, и постепенно освоили большую часть Африки к югу от Сахары но линии Бенин — Сомали. Во время странствий южные банту в значительной мере смешались с более ранними жителями, известными исследователям по каменным орудиям, наскальным рисункам и характерным щелкающим звукам в языке. В Восточной и Южной Африке то были главным образом охотники и собиратели бушменской группы, а в Конго аборигенную группу составляли пигмеи. Кроме того, в Восточной Африке банту вошли в соприкосновение с пилотскими племенами и арабами, что тоже нашло отражение в их культуре и языке.

За века банту разделились на многочисленные группы с сильно различавшимися языками и культурой. Некоторым удалось создать мощные государственные образования и политические системы, например, Мвено Мутапу, правителя, при котором были воздвигнуты каменные шедевры Зимбабве. Другие сохранили патриархальный деревенский уклад.

Две черты отличают южных банту от их северных соседей, центральных башу. У первых наследование власти шло от отца к сыну, то есть было патрилинейным, а у последних — от брата матери к сыну сестры. И второе — южные банту - преимущественно скотоводы, а центральные предпочитают земледелие.

В Южной Африке банту сравнительно недавние пришельцы, случилось это не ранее XII века.

Чаще всего пришельцы-банту изгоняли аборигенов с исконных мест и постепенно смешивались с ними, если отношения были добрыми, и тогда банту заимствовали некоторые элементы их языков в своей речи. Иногда целые группы бушменов жили среди банту, как это до сих пор можно видеть у бечуанов.

Границы экспансии банту строго определялись географическими факторами. Прибрежный «коридор», вытянувшийся вдоль восточного побережья Индийского океана от Наталя до границ Капской колонии, стал «домом» для множества племен, относящихся к языковой группе нгуни. Все они говорили на диалектах одного и того же языка; имелись лишь расхождения между северными и южными соседями. Нгуни зашли дальше всех банту и потому сильнее испытали на себе влияние прежнего населения — койсанских племен.

К началу XIX века население Наталя составляло один миллион человек.

Разрозненные свидетельства потерпевших кораблекрушение моряков и устная традиция племен восточного побережья позволяют создать картину того, как проходила «колонизация» этого района племенами банту.

У подножия Драконовых гор

Племена коса — авангард нгуни — осели в верхнем течении реки Умзимвубу около 1300 года, а к 1593 году дошли до реки Умтата. К XVIII веку они добрались до Фиш-ривер и расселились вдоль нее. Здесь-то они и натолкнулись на буров, шедших на север вдоль побережья в поисках удобных пастбищ.

На внутреннем плато, подальше от океана, осели представители другой языковой группы — сото. Они пришли в Южную Африку тремя самостоятельными группами и расселялись на территории современной Ботсваны, а уже отсюда пошли на юг и восток до самой Оранжевой реки. Их движение на запад быстро остановила «огнедышащая» Калахари, но одному из племен, тсвана, все же удалось добраться до озера Нгами и осесть на его берегах. В Центральном и Северном Трансваале вместе с северными сото осели еще и две небольшие группы мигрантов венда и лемба.

Хотя обе большие группы племен и были отделены друг от друга горными хребтами, их изоляция, конечно же, не являлась абсолютной.

Отдельные отряды нгуни переваливали через Драконовые горы и оказывались среди сото. Особенно удобны эти переходы в северной части гряды, как раз там, где в свое время преодолел этот рубеж будущий вождь ндебеле, ушедший от Чаки и создавший свой народ, — Мзиликази.

Калахари же всегда оставалась убежищем для разрозненных групп охотников-бушменов и готтентотов, расселившихся по территории Юго-Западной Африки.

До 1818 года зулусы были незначительным по численности племенем и жили в междуречье Мкубане и Мпембене в центральной части Зулуленда. То были «аба-ква-зулу», то есть «те, кто произошел от Зулу». Этот Зулу был вождем, который после смерти отца в XVII веке покинул родной крааль и пришел в эти места из Трансвааля, а потом вместе с матерью перебрался в глубь необитаемой страны. Здесь зулу построили новый крааль и дали начало самостоятельному клану.

Сами нгуни различали у себя несколько групп. Первая — группа кланов нтунгва (живут на территории Зулуленда). Вторая — коса (Капская провинция). Третья — лала (Наталь). Четвертая — эмбо (Наталь, Свазиленд).

Аба-нгунгва («люди нтунгва») утверждают, что пришли в свою страну с запада, с земель эбенгуни (то есть из «страны шуни»).

Аба-коса («люди коса») тоже явились с запада, пересекли Грикваленд и вышли к побережью океана в нижнем течении реки Кей. Лала и эмбо пришли из Португальской Юго-Восточной Африки, пересекли холмы Лубомбо, а прежде жили на реке Инко-мати.

По устным традициям, все нгуни расселились в верховьях Вааля около 1500 года, потом разделились на две части. Одна (предки бакони, или нгуни-басуто) двинулась на северо-запад и влилась в басуто, пришедших с севера. Другая, собственно нгуни, разделилась на несколько групп.

Лала и эмбо долго кочевали вместе и потому сегодня оба племени говорят на особом диалекте — текеле. Лала подпали под влияние тонга, долго практиковали смешанные браки, и дело дошло до того, что когда через мною лет отдельные лала захотели вернуться в старые места, родственные группы нтунгве отказались их принять, заявив, что те уже не нгуни, а тонга. И лала ушли в Наталь, уже открытый Васко да Гамой...

Если предположить, что средняя продолжительность правления инкоси 18–20 лет, то, отсчитав десять поколений от Мпанде назад, получаем 1625 год. Именно в это время и был основан клан зулу, вернее, «аба-ква-зулу», «люди семьи зулу».

На определенном этапе истории часть зулу смешалась с басуто, жившими рядом.

Вообще заманчиво выглядит гипотеза о том, что на ранних этапах истории судьбы нгуни тесно переплелись с судьбами других племен банту, например гереро и овамбо. Наверняка у них были общие предки, разошедшиеся в разные стороны.

Английский ученый и священник Дж. Брайант нашел много совпадений в обычаях и языках у нгуни и кавирондо (озеро Виктория). Конечно, совпадения могут быть случайными, так сказать, продуктом схожего развития при сходных условиях. Но вот один обычай встречается только у этих двух народов и нигде больше в мире! Главу крааля хоронят в сидячем положении, причем его голову оставляют над поверхностью земли. Она, прикрытая кухонным горшком, начисто обгладывается муравьями и высыхает. Потом эту голову забирают и погребают возле хижины. Этот пилотский обычай захоронения с выступающей над землей головой сохранялся до начала нашего века у зулусов...

У племен ганда и ньоро, живущих тоже возле озера Виктория, также много общего с зулусами — как в сооружении краалей, так и в брачных церемониях.

Показательно в этой связи и отношение зулусов к бушменам. Зулусы всегда относились к ним с опаской и старались поддерживать добрые отношения. При встрече бушмен обычно задаст зулусу традиционный вопрос: «Где ты меня впервые увидел?» Если зулус ответит первое, что придет ему в голову: «Я только теперь тебя впервые вижу!», бушмен обидится. Значит, над его малым ростом насмехаются. Но если вежливый зулус ответит: «О, я тебя всегда вижу издалека!», то станет его другом.

Те же мотивы можно проследить и у племени гирьяма в районе Момбасы в Кении. Там местные жители таким же образом общаются со своими низкорослыми духами. Что, если это отголосок далекой эпохи, когда бушмены жили намного севернее, в районе озера Танганьика? Эти сопоставления не новы, в прошлом веке Д. Ливингстон и Г. М. Стенли высказывали предположение, что нгуни появились из областей, которые теперь занимают галла. «Пройдя путь в 4800 километров, потратив на это 500 лет, они достигли конца своих странствий, — завершает Брайант свое исследование, — но остановились не добровольно, а потому, что белые люди преградили им путь. Остаться же здесь им пришлось навсегда».

Жизнь вокруг крааля

Итак, волею судьбы два народа — нгуни и сото — оказались бок о бок на просторах южноафриканской саванны. И для тех и для других скот означал нечто большее, чем просто источник нищи и одежды. Владение скотом составляло социальный статус. Скот был главным выкупом за невесту, а также единственной жертвой в ритуальных обрядах. Скотный двор — крааль — был центром любого поселения. Именно здесь — для женщин это место было табу — собирались мужчины, чтобы обсудить важнейшие вопросы.

Просо, а потом и кукурузу, сажали главным образом женщины. Зерно хранилось в закрытых горшках в земле на скотном дворе. Эта смешанная экономика позволяла нгуни поддерживать достаточный прирост населения и развить более сложную социально-политическую систему, чем у их предшественников.

Основная часть семьи состояла из людей, связанных родством по материнской линии. На побережье, где с водой проблем не было, нгуни жили свободно, изолированными группами. Во внутренних же районах сото старались селиться более концентрированно, а в тех областях, где чувствовалось жаркое дыхание пустыни, тсвана обитали большими поселками, причем скот держали поближе к центру.

Браки были обычно полигамными, и жены занимались строго разграниченными обязанностями — с твердыми «престижными» должностями и различными правами на наследование. Среди нгуни, например, домашние дела распределялись у жен по принципу правой и левой руки — в зависимости от того, как расположена хижина жены от главного входа в крааль.

Группа, ведшая родословную от одного предка, составляла клан. Клан хранил общее имя, и его члены не могли жениться между собой, пока он не распадался и cm членам не разрешалось заключать браки.

Клан нередко принимал новых членов из других, неродственных кланов, освежая таким образом свою кровь — это было весьма характерно для южных банту, активно осваивавших новые территории. Кланы часто делились, это было нужно для поддержания благополучия стад. Кроме того, мощная военно-политическая организация была попросту не нужна — сопротивления, кроме нечастых стычек с бушменами, — не было. Вожди захваченных племен становились подчиненными, и этим все заканчивалось.

Конечно, конфликты между кланами и племенами имели место — главным образом стычки происходили за наследование власти и расширение границ. Но те войны не были особенно жестокими: дело кончалось захватом скота и пастбищ.

Хотя у сото и были военные отряды, основанные на возрастном принципе, южные банту в основном не держали постоянно действующих армий со специальной подготовкой и иерархией. Обычай очищения, который практиковали воины после убийства врага даже во время военных действий, свидетельствовал об уважении к человеческой жизни и об этике, считавшимися важными нормами жизни клана.

Военные будни

В период, предшествовавший мфекане (тем самым войнам, о которых пойдет далее рассказ), бантуязычные народы жили в относительном мире. Но их уровень жизни был весьма низок, материальная культура — ограниченной, и хотя некоторые племена и строили большие добротные хижины, у них было ничтожно мало одежды, утвари, и от холодов — а в Южной Африке они нередки! — спасали лишь звериные шкуры. Причины большинства болезней не были известны, процветало знахарство. Несчастья приписывали злым духам, и время от времени церемонии «вынюхивания колдунов» приводили к бессмысленным и жестоким убийствам...

Ранние контакты с португальцами привели к некоторым новшествам в сельском хозяйстве. Ячмень дополнился кукурузой. Однако после 1652 года, когда на Капе высадились голландцы, белая община начала оказывать куда более мощное влияние! Осев сначала на землях готтентотов и бушменов, буры создавали фермы, требовавшие все больше и больше пастбищ. Население росло, границы колонии стремительно расширялись, и во второй половине XVIII века буры впервые столкнулись с авангардом банту, начавших захват Зуурвельда в междуречье Фиш и Сандей.

В 1779 году вспыхнула первая пограничная война между черной и белой расами, и с этого времени взаимоотношения между поселенцами и африканцами стали проблемой № 1 и для британской администрации в 1795–1803 годах, и для правительства Батавской республики в 1803–1806 годах. В 1806 году Капская колония стала собственностью Британии, и англичане попытались решить приграничную проблему, изгнав две тысячи коса из Зуурвельда. Их обратное движение вызвало настоящее столпотворение среди населения того района!

Весь процесс экспансии банту, исход их из прежних мест обитания и расселение в новых местах, конечно же, объясняется никоим образом не воздействием белых поселенцев, а ростом населения самих африканцев. Когда они вышли за границы «действия» малярии и мухи цеце, то в здоровом климате на равнинах у них резко снизилась смертность. Те болезни, которые сегодня столь широко распространены среди африканцев: оспа, корь, туберкулез, сифилис «благодаря» европейской цивилизации, — ранее им не были известны.

Постоянное деление на кланы и подкланы порождало большой прирост населения.

Первые белые

Восточное побережье Южной Африки было благоприятным для жизни. Плодородные почвы, мягкий климат, частые дожди, пастбища с сочной травой... Уже в XVII веке плотность населения там была очень высокой, что и засвидетельствовали моряки с судна «Св. Джон Батиста», разбившегося здесь в 1622 году.

Но это население все росло, и плодородной земли становилось все меньше...

Аналогичная ситуация складывалась и на внутреннем плато. Но если там экспансия на юг пошла широким потоком от Калахари до Драконовых гор, то здесь, на побережье, положение было иным: веда туг жизненным пространством племен оставался лишь узкий коридор между горами и океаном... Таким образом, фронт экспансии здесь был узок и к XVIII веку дошел до Фиш-ривер. Создался эффект «бутылочного горла» — мало кто догадался вовремя перевалить через горы, слишком велика была инерция мышления и уж очень не хотелось оказаться в чужой незнакомой стране, где говорят на непонятных языках...

Свидетельства моряков с корабля «Станивессе» подтверждают: в нижних этажах коридора «давка» образовалась значительная. Начались войны за жизненное пространство — мфекане, в результате которых выдвинулись три значительных клана: ндвандве во главе со Звиде, нгване — с Собузой и мтетва — с Дингисвайо.

В период колонизации распространился взгляд, что африканские народы застыли в своей истории, будто бы у них не было «ресурсов для автономного развития». Так ли это? Процесс серьезных социально-политических и военных изменений и реформ в глубине африканского общества развивался с удивительной скоростью. Иногда говорят, что мфекане была порождена белыми на Капе. Загадочного «белого советника» при зулусском вожде Дингисвайо возводят в ранг родоначальника всех преобразований в зулусском обществе. На самом деле изменения зародились в недрах их традиционного общества и даже отдаленно не похожи на европейские. Достаточно вспомнить, что полки, построенные по возрастному принципу, появились почти одновременно у всех нгуни и стали как бы естественным ответом на менявшиеся условия жизни.

Более правдоподобным кажется другое: именно экспансия колонистов с Капа, стычки с коса и «закупоренная горловина» на юге повлияли на развитие мфекане. По этой версии, отливная волна с юга, откатившись от Фиш-ривер, создала предпосылки для перенаселения в Зулуленде, а это в свою очередь ускорило революцию в военном деле.

Возвышение индун

Главной чертой социальной революции в се центре было приспособление обрядов инициации для военных нужд и создание постоянной армии на основе института возрастных классов. Это стало реакцией на постоянную угрозу войны, и не последнюю роль сыграло то, что нгуни познакомились с уже имевшимися у сото задатками такой организации. Молодежь набирали в полки по возрастному принципу со всех концов племенной ойкумены, и это давало огромную власть в руки вождей. Стал процветать деспотизм. Наметился переход от власти «королевского дома» к «администрации» — индунам, лично избираемым вождями и полностью от него зависящим.

Ндебеле (или матабеле), как «побочная ветвь» зулусов, унаследовали их систему, но нужно помнить, что у зулусов полки, сформированные по возрастному принципу, представляли армию внутри общества. Это была всего лишь часть населения, и кроме этого наряду с военной машиной имелась еще и гражданская администрация. У ндебеле же армия переросла рамки государства: наоборот, оно стало частью армии. У ндебеле полки создавались уже по наследственному признаку, они потеряли свой возрастной характер и превратились в территориально-административные единицы, где военачальники приобрели статус гражданских вождей.

Рост военной активности у зулусов сопровождался изменениями морального плана. Значительно улучшилась дисциплина. Все путешественники единодушно отмечали разительные отличия зулусов от окружающих племен. Исчезли такие, казалось бы, неистребимые привычки, как выпрашивание подарков у европейцев, любопытство стало сдержаннее, появилось достоинство в общении с соседями.

Но, вероятно, самым значительным результатом мфекане в политическом смысле было другое. Племя, основанное на кланах, переросло в нечто большее — соединение племен различного этнического происхождения. Забегая вперед, скажем, что вождю Чаке за десять лет удалось создать буквально единый народ, и поныне, в XXI веке, не потерявший ощущения своей монолитности!

Человек с ружьем

... Первые искры мфекане разгорелись в Натале, далеком от глаз европейских поселенцев. В прибрежных районах к югу от Белой Умфолози жил большой клан мтетва. Он принадлежал к группе тонга-нгуни, которые брали себе жен из окрестных кланов — в их языке были замечены элементы языка тонга. Всего их было около четырех тысяч, и они владели очень хорошими землями.

В первые годы XIX века кланом правил вождь Джобе. Вождь был очень старый, однако умирать не собирался, и его сын Тана решил ускорить события. Он посвятил в свой заговор молодого брата Годонгвану, однако прежде чем они осуществили свой злой умысел, старый отец упредил их, отправив свой отряд в крааль Таны. Сыну-злоумышленнику не суждено было проснуться в ту ночь, а Годонгвана с ассегаем в спине выскочил из хижины и пропал в темноте. Он долго скрывался в лесу и выжил благодаря заботам сестры, но не мог показываться ни на земле мтетва, ни среди членов соседних кланов. Странствия привели его к хлуби, жившим у подножия Драконовых гор. Здесь он сменил имя и стал называть себя Дингисвайо, то есть «Тот, Кто Страдает». Став пастухом, он много бродил по окрестностям и однажды встретил одинокого белого человека, который с несколькими носильщиками из бечуанов и сото пробирался к бухте Делагоа. Белый путешественник был хорошо вооружен, и местные жители вспоминали о нем как о человеке, обладавшем великолепным даром хирурга и вылечившем колено вождя хлуби.

Несомненно, то был Роберт Коуэн. В тот момент, когда он собирался уезжать, пришло известие о смерти Джобе, и Дингисвайо решил вернуться домой. Им было по пути, и Дингисвайо предложил Коуэну услуги проводника. Где-то на землях племени квабе белый человек умер. Возможно, от лихорадки. А может, был убит... Так или иначе, Дингисвайо стал владельцем лошади и ружья.

Когда он прибыл домой, на троне был его брат Мавеве, но Дингисвайо приняли в клан. Лошадь и ружье сильно возвысили его в тазах соплеменников, а шрам на спине послужил доказательством того, что он не самозванец. Дингисвайо удалось сместить Мавеве и стать вождем мтетва.

Так что же все-таки произошло между Дингисвайо и Коуэном?

Остается неясной роль Дингисвайо во всей этой мрачной истории, но то, что он завладел вещами Коуэна, — несомненно. Вот что пишет в 20-е годы XIX века первый колонист Наталя Генри Финн (мы с ним еще познакомимся поближе) в своих «Записках»: «Образ Годонгваны, прискакавшем на странном животном и с оружием грома (оба достались ему в далекой стране), произвел на мтетва впечатление, которое на них обычно оказывали первые европейцы».

Мы уже говорили о натянутости этой версии, призванной возвеличить роль белою хозяина в жизни африканцев.

Великие реформы того, кто страдает

... Дингисвайо начал свои преобразования с армии. До него военное дело у северных нгуни было организовано крайне слабо. Турниры ловкости и силы проходили только при обрядах посвящения в мужчины. Длительный период ритуального заточения буквально изымал молодых людей из общества. Такие обряды пришлось отменить в условиях участившихся войн. Г. Финн приписывает это исключительно Дингисвайо. Однако такое явление было общим для всех нгуни — реакцией на военную опасность, ведь и племена мпондо отказались от обрядов инициации в период мфекане!

Армии, построенные по племенному принципу, были реорганизованы — по возрастам. Здесь оказали воздействие контакты между сото и нгуни в Северном Зулуленде. У сото возрастные классы лети в основу военной системы раньше, чем у шуни, и именно это служит доказательством того, почему процесс инноваций начался к северу от Тугелы раньше, чем в перенаселенном Натале.

По новой системе, принятой некоторыми племенами северных нгуни, юношей одинакового возраста, которые должны были подвергнуться инициации, собирал вождь и составлял из них полк с определенным названием. Такие полки принадлежали не вождям, а приписывались определенному поселению — местам сбора. Таким образом, в племя вливались представители иных этнических групп — шла ассимиляция.

Восемь лет правления Дингисвайо остались в устных преданиях африканцев как «мирные не жестокие годы»; после той или иной успешной военной кампании захваченных коров чаще всего возвращали владельцам, а быков распределяли среди воинов.

Другой особенностью правления Дингисвайо были торговые контакты с португальцами. На самом деле торговые связи глубинных районов Юго-Восточной Африки с португальцами начались задолго до Дингисвайо, и он только придал им новый импульс.

Дингисвайо в первые же годы своего правления сколотил караван из ста носильщиков и отправил большой груз слоновой кости и много скота в Делагоа в обмен на самые различные товары, причем он, как указывают источники, устранил со своего пути всех возможных посредников и торговал с Делагоа напрямую. Г. Финн вообще писал в записках, что Дингисвайо старался монополизировать всю торговлю португальцев Делагоа с внутренней Африкой.

Забегая вперед, отметим: когда Звиде ценой вероломства разгромил Дингисвайо, то первым делом взял под контроль торговлю с Делагоа. А после победы Чаки над Звиде вся область Делагоа попала уже под контроль нового мощного правителя Зулуленда. Посланники «великого вождя» постоянно находились в королевстве Мапуто и применяли силу лишь в случае спорных вопросов торговли. Об этом сообщают и Г. Финн, и миссионер Уильям Трелфолл.

Зулусы, в отличие от шантана, никогда не занимались работорговлей и никоим образом не пособничали этому. Португальцы же были очень заинтересованы в торговле с Чакой и упрашивали его разрешить им построить торговую факторию на севере Зулуленда, которая ускорила бы прохождение товаров.

Но Чака отказал им. Он решил, что «уж лучше пусть британцы поселятся в Порт-Натале, чем португальцы — в Зулуленде» (письмо Фаруэлла Сомерсету от 1 мая 1824 г.). Причина проста: англичане поставляли зулусам куда лучшие товары, чем португальцы. Вторая возможная причина: зулусы были недовольны махинациями работорговцев в Делагоа.

«Люди небес» спускаются на землю

У каждого из кланов нгуни во времена возвышения мтетва была своя устная традиция, но она не уходила в глубь времен дальше одного-двух поколений, ведь у зулусов не имелось ни письменной истории, ни богатых устных эпических преданий. Члены клана могли назвать с десяток вождей, но их подлинные имена канули в прошлое и заменялись другими. Хвалебное имя вождя — изи-бонго — могло превратиться в настоящее и наоборот.

Известно, например, что в конце XVII века вождь нгуни по имени Мандалела путешествовал из Наталя в более южные районы по реке Мфкуне, и с ним было более сотни людей, и когда они пересекали реку, темнота опустилась раньше, чем они переправились. И те, кто не успел перебраться на другой берег, обнаружили бахчи с арбузами и отказались идти дальше. Так образовался клан эма-гладени — «те, кто остался среди арбузов». И в конце концов Мандалела вернулся туда, на берег Белой Умфолози, и остался там навсегда.

Клан рос, после Мандалелы место его занял Зулу, клан принял его имя после смерти (оно означает «небеса») и стал называться ама-зулу — «люди небес».

Вслед за Зулу был Понга, а за ним — Магеба, Джама, Ндаба. А во времена, когда к власти у мтетва пришел Дингисвайо, родился вождь Сензаигакона — отец знаменитого впоследствии Чаки.

Звезда Чаки

Чака занял трон клана зулу в те тревожные годы, когда племена коса на далеком юге вступили в ожесточенные схватки с надвигавшимися бурами — это было в конце XVIII столетия. Более точные дата станут достоянием лишь следующего века. Правда, о столкновениях в Капской провинции здесь, в долине реки Умфолози, ничего не знали. В те времена зулусы насчитывали 1500 человек, и их краали стояли на поросших травой холмах и имели милю в поперечнике.

Соседями зулу были э-лангени, близкие к ним по языку и обычаям. Их вождь недавно умер, и среди его детей осталась девочка по имени Нанди. Однажды молодой вождь зулусов Сензаигакона встретил Нанди, когда та купалась в пруду, и, очарованный се красотой, предложил ей «уку-хлобонга» — «развлечение в пути». Надо сказать, что у зулусов существовали строгие законы относительно внебрачных связей. Они категорически запрещали контакты между членами одного клана. Этого требовали законы экзогамии. Конечно, зулусы не знали основ теории наследственности, но опыт поколений показывал, что от близкородственных связей ничего хорошего не получается...

И тем не менее контакт состоялся, несмотря на то, что мать Сензангаконы была из клана э-лангени. И встречи продолжались до тех пор, пока Нанди не заявила, что внутри нее поселился «жук» — У-Чака на языке зулу (У — показатель класса людей, «чака» — «жук»). Через положенное время посланцы э-лангени пришли к зулу и доложили, что жук выбрался наружу.

Так родился Чака. Случилось это в 1787 году. К двум законным женам Сензангаконы прибавилась еще одна — незаконная. История выходила явно нелицеприятная, и на Ианди с сыном легло тяжелое пятно позора. В течение нескольких лет вождь пытался уладить проблему брака со старейшинами клана, за это время у Нанди родился еще один ребенок — на этот раз дочь Номбоза.

Надо сказать, что Нанди была для Сензангаконы временным увлечением, и он охладел к ней довольно быстро. Однажды маленький пастушок Чака недоглядел за козой, и этот случай переполнил чашу терпения раздражительного вождя. Нанди забрала мальчика и ушла из крааля. Они надолго поселились у э-лангени. Но и тут им не давали спокойно жить издевательства и нападки.

Старшие сверстники издевались над маленьким Чакой за его торчащие уши и другие физические недостатки. Это причиняло ему такую боль, что он с детства проникся ненавистью к клану э-лангени и пронес се через всю жизнь.

В 1802 году страшный голод обрушился на землю зулу и э-лангени. И Нанди с маленьким Чакой, чтобы не кормить лишний рот, изгнали из крааля. Она забрала детей и нашла приют у мужчины но имени Гендеяпа, который принадлежал другому клану, или подклану, квабе. Сензангакона знал об этом, но закрыл глаза на поведение Нанди. Она родила от Гендеяпы еще одного сына — Негвади. Жизнь с Гендеяной была короткой, но счастливой. Чака взрослел и стал проявлять признаки доблести и силы. И зулу, и э-лангени нужен был храбрый воин. Когда ему исполнилось 15 лет, Чака пошел в крааль отца, чтобы пройти обряд посвящения в мужчины — получить свой умуча, ритуальный передник. Однако, приняв из рук Сензангаконы передник, он демонстративно сбросил его и довольно долго ходил нагим, чтобы доказать всем, что он стал полноценным мужчиной! Тем самым он преодолел в себе комплексы, развитые в детстве из-за издевательств сверстников...

Однако, как пишет в своей хронике исследователь истории и быта зулусов Э. Риттер, общественное негодование заставило его вскоре «одеться», как и полагается зулусу, в ум-цело — небольшой колпачок, прикрывающий крайнюю плоть, — удобное и легкое приспособление из пальмовых листьев, напоминающее по форме чашу. Чака не жалел об этой уступке общественному млению, поскольку такая «одежда» не скрывала от посторонних глаз то, что у него было «в порядке».

Крутой нрав и высокомерие, проявившиеся уже в юном возрасте, заставили Чаку с матерью покинуть крааль и скрываться у тетки в другом клане эм-длечени, который находился уже под властью мтетва (вождем его являлся старик Джобс). Там они прожили еще шесть лет. За это время уже произошли полные загадок события, связанные с Дингисвайо, который приступил к объединению племен нгуни.

Юность героя

Тем временем рос и Чака. Его рост достиг 188 сантиметров, он выделялся силой и ловкостью среди сверстников, стал непревзойденным лидером по метанию ассегая. За свои военные успехи получил первого быка, которого и пригнал домой к своему приемному отцу Мбийе.

Чаке было 23 года, когда Дингисвайо призвал на военную службу молодежь клана эм-длечени и объединил их в полки изикве (люди кустарников). Начался новый этап жизни юноши. Он стал воином.

Устные предания зулусов сохранили рассказ об этом периоде его жизни. Кроме этого, существует несколько крупных исследований жизни Чаки, авторы которых подчиняют все события, имевшие место в его жизни, одному — стремлению к тоталитарной власти над зулусами. Это представляется неверным. Вряд ли молодой воин, не имевший никаких оснований к подобным мыслям, вынашивал планы захвата власти и мести всем, кто издевался над ним в детстве. В то же время Риттер склонен идеализировать образ Чаки, делать из него непогрешимого народного любимца, героя зулусов.

Эти крайности мешают подойти к Чаке с общечеловеческих позиций, верно попять его действия.

Итак, воин. Полк, в котором он служил, базировался в краале Эма-Нгвени. Чака получил овальный щит почти двухметровой высоты и три ассегая. Он с гордостью носил форму полка — кожаный колпак с черными перьями на голове, сандалии из бычьей кожи. Хвосты белых быков на лодыжках и запястьях.

Пропитание себе воины добывали сами. Приходили и посылки из дома. Чаке их доставляли сестра Номбоза и ее подруга Пампата. (Все предания о Чаке единодушно указывают на Пампату как на единственную избранницу будущего вождя зулусов, верность которой он пронес до конца дней. Но следует отмстить, что имеются и иные свидетельства, кстати, не менее убедительные, доказывающие, что Чака никогда не любил женщин, много времени проводил в угрюмом одиночестве.)

Звезда Чаки взошла с ростом влияния клана мтетва. Объединительная политика Дингисвайо требовала постоянной готовности к бою. Клан за кланом, видя тщетность сопротивления, вливался в конфедерацию. Никакой роли в военном руководстве Чака пока не играл. Он шел в бой, когда ему приказывали, дрался очень храбро. Но постепенно он стал сознавать, что политика Дингисвайо нацелена на боевые действия как на неизбежные акции, а они должны приносить политический успех. Чака в душе не был согласен с Дингисвайо, считавшим, что завоеванный и присоединенный к народу клан можно «оставить в покос», «посадить на цепь собак войны». Чака считал: покоренный клан, «забытый» клан может выдвинуть нового лидера. А это принесет осложнения!

Сначала осторожно, затем все более настойчиво он стал предлагать своим военачальникам разбивать враждебный клан вдребезги, включая его уцелевшие фрагменты в свою военную организацию.

К советам Чаки стали прислушиваться...

Воины, которых вел в бой Чака, обрушивались на врага с чудовищной силой и побеждали в рукопашной схватке. Метательное копье Чака посчитал детской игрушкой и изобрел новое оружие с тяжелым широким лезвием и короткой твердой рукояткой. Он сам изготовил опытные образцы, сделав их по типу коротких римских мечей, — икгва, зулусское слово, имитирующее звук, с каким меч рассекает воздух. Щит тоже был превращен в оружие. Он прикрывал тело с левой стороны, и противник терялся, не зная, куда ударить, стесненный собственным щитом.

Для быстроты передвижения Чака отменил сандалии из бычьей кожи, заставляя их бегать босиком, но это нововведение прижилось только при боевых действиях на каменистой почве, а там, где были колючки, воины сильно страдали.

Восхождение к славе

Новые реформы оправдали себя в первом же бою, когда воины мтетва столкнулись с отрядом Пунгаше, вождя племени бутелези. Двоюродный брат Чаки — Бакуза (сын Сензангаконы и его последней жены Солдабы) дрался на стороне бутелези. Когда Дингисвайо объявил об окончании кровопролития, Бакузу нашли среди убитых. Клан Пунгаше признал зависимость от мтетва.

В результате этой битвы соседние мтетва кланы тоже попали под влияние мтетва. Сензангакона, похоронив Бакузу, и не подозревал, что Чака дерется на стороне мтетва. В прошлом он часто сталкивался с бутелези и терпел от них поражения, и краали бутелези богатели, пополняясь зулусским скотом. И сейчас Сензангакона осознал, что совершенно бесполезно бороться против клана, который одержал верх над самим Пургаше!

После всего этот Чаку нельзя было не отмстить. Дингисвайо смог увидеть в нем больше, чем просто воина. Здравый смысл подсказывал вождю, что зулу могут стать непреодолимым буфером на его северных границах. Так Чака стал командиром полка изикве и отныне принимал участие в военных советах у Дингисвайо. Вот теперь появились реальные возможности для осуществления собственных реформ!

Он разделил вверенный ему полк на три части и начал усиленные тренировки, пытаясь повергнуть воображаемого противника ударом центральной группы — «груди», в то время как фланги старались окружить врага и посеять панику. Чака тратил много времени на то, чтобы лично обучать каждого воина технике ближнего боя — под каким углом держать щит, как посылать ассегай, чтобы тот летел точно в цель, и не терять при этом равновесия. Именно в этот период в войсках появились у-диби — «пчелы» — мальчики-носильщики, по одному на троих воинов, в обязанности которых входило носить циновки для отдыха, горшки с пищей, запасные ассегай и некоторое количество воды и зерна.

Однажды, как раз в те годы, Дингисвайо вызвал Сензангакону в свой крааль. Старый, страдающий от ожирения вождь почтительно выслушал Дингисвайо. Тот неожиданно заговорил о его сыне — Чаке, которого отец не видел уже десять лет. Чака сможет заменить убитого Бакузу!

Сензангакона изобразил на лице радость и озадаченный вернулся в свой крааль. Там он снизошел до обстоятельного разговора со своей главной женой Мкаби, ибо та, конечно, благоволила к своему старшему сыну Сигуяне и по всем законам вождем должен был быть именно он!

Участники военных советов у Дингисвайо пока что не догадывались о том, что скрывается за располагающей наружностью Чаки. Нет, умение и отвага его в бою всем были известны, но на советах он больше скромно молчал, а высказывался тихим голосом, робко. Среди мтетва уже ходил слух о его высоких моральных качествах: весь скот, который он получал в награду за победа, Чака раздавал воинам.

В 1816 году вождь зулу Сензангакона умер и «троп» тут же занял его сын Сигуяна. Дингисвайо немедленно отослал Чаку в зулусские краали, а в качества эскорта дал отряд его воинов изикве.

Будущему вождю зулусов было тогда 29 лет, и около 16 лет он и жил среди зулу. Подойдя к краалям, Чака выслал вперед своего брата Нгвади (сына Нанди и Гендеяны), но того встретила в поселках полная тишина. Тело Сигуяны плавало в ближнем ручье. Обезглавленный клан встретил Чаку настороженно. Для них он продолжал оставаться сыном опальной Нанди, чужаком, больше мтетва, чем зулу. К тому же Чака не бывал в родных местах столько лет. Но легенды сходятся в одном — Чака очень быстро завоевал авторитет в родном клане — «зулу вышли из оцепенения и начали свой путь к славе»...

Регулярная армия и другие новшества

Время больших забот опустилось на плечи Чаки. Войско было слабое. Хозяйство разваливалось, скот разворован. Добавить к этому надо и беспокойство, связанное с появлением младшего брата — Дингаана. Тот был поражен, увидев мертвого Сигуяну (история его гибели так и не выяснена), но, будучи человеком мудрым, сразу же подчинился Чаке. Молодой вождь оставил Дингаана в покос, обеспечив ему безбедную жизнь — то была роковая ошибка в его жизни!

Чака взялся за дело круто. За малейшие колебание и неповиновение полагалась смерть. Это было право вождя, однако оно выходило за рамки традиций клана. Недовольных Чака уничтожал.

Прежде всего нужно было позаботиться о самом краале. Чаке нужно было стереть память об отце, которого он ненавидел, и он распорядился построить новый крааль — ква-Булавайо — «тот, кто убивает с печалью». Кухню зулусов он признал несовершенной и послал людей в соседние кланы обучаться кулинарному ремеслу.

Реформы охватывали буквально все стороны жизни зулусов — от обычного туалета (подрезание ногтей) до бритья. Один начинающий брадобрей поплатился жизнью за легкие порезы на царственной шее. Имелись и «сборщики королевской слюны», и «подтирщики знатного ануса».

Затем Чака принялся восполнять недостаток скота, «занимая» его у соседних кланов. Те безропотно отдавали Чаке быков и коров, видя в нем опасного и сильного соседа. Среди нового стада формировалось ядро будущей знаменитой снежно-белой зулусской породы скота.

Но главное внимание Чаки было приковано к армии. Его клану предстоит возвышаться, и только армия способна помочь ему в достижении цели! Чака отлично представлял, какая военная машина нужна ему, и с рвением принялся за дело.

Он решил начать свои опыты с изикве, сделав из них регулярные войска. Они разделились на четыре части, каждая из которых, в свою очередь, состояла из небольших отрядов. Самой сильной была «грудь», центральная группа войск, которая в бою шла по центру — лоб в лоб. Два рога окружали противника с флангов, разворачивались и сходились к центру. Четвертая группа, резерв «груди», оставалась позади и вступала в бой только по приказу командующего. Тот находился неподалеку на возвышении и с помощью рассыльных посылал резерв в то место, где враг нажал сильнее. Войско двигалось в полной тишине, а в атаку шло с криком, сохраняя боевые порядки.

Чака быстро понял, что боевой дух войска можно резко поднять, если воины станут драться за честь своего изикве, а не за клан мтетва в целом. В своем клане он добился обязательного для всех мужчин воинского призыва. Из воинов-зулусов всего 400 человек, половина, были и-кхехла, то есть те, кто носил изиколо — головное кольцо для взрослых неженатых мужчин. Такое кольцо делали из древесных волокон и залепляли пчелиным воском. Волосы вокруг кольца выстригали. Воины с кольцами были испытанными бойцами, сражавшимися против бутелези и не раз терпевшими от них поражение. А новобранцы — молодежь без колец — вообще не знала службы.

Создать четыре регулярных полка было для Чаки делом несложным. Всех взрослых мужчин — женатых и «тех, что с кольцами», — он поселил в отдельном краале и разрешил обзавестись женами. Главой крааля он сделал Мкабайи, свою вдовствующую тетку, которая когда-то была внимательна к Нанди и к нему самому, и немедленно казнил тех, кто отказывал ему когда-то в гостеприимстве, в том числе и своего дядю Мудли.

Воинов 20-летнего возраста, еще неженатых, он лишил колец и сделал таким образом снова «мальчиками». Им предстояло влиться в изи-мпохло — «бригаду холостяков». От них Чака отделил фасимба — «зайцев» — группу, которую он будет тренировать особыми методами. Именно им суждено было стать гвардией могущественной армии будущего государства зулусов!

Все метательные ассегай Чака переделал на оружие ближнего боя. У Э. Риттера этому посвящено много страниц, основанных на преданиях зулусов. Самые искусные кузнецы жили в клане мбонамби, пограничном с мтетва, и Чака направился к лучшему из них — Нгоньяме. Его крааль стоял в стороне от жилья членов клана, ибо соплеменники сторонились кузнецов и плавильщиков: но преданиям, они пользовались человеческим жиром для закаливания клинков, и каждый раз, когда в краалях исчезал ребенок, обвиняли кузнецов. (Каста кузнецов в Африке считалась и считается сегодня особым, закрытым и тайным обществом у любого народа и племени.)

Чака объяснил Нгоньяме цель своего визита. Кузнец предложил переделать тяжелое копье для охоты на буйволов, однако Чака отказался: ему нужен был совершенно новый клинок из самородного металла.

— Ты получишь то, что желаешь, — ответил наконец Нгоньяма. — Но на это нужно время, ибо лучше начинать с самого начала. У новой печи будут новые мехи, чтобы железо получилось как можно лучше. Клинок закалим превосходными жирами, и в твоих руках он всегда будет приносить победу. Мне он обойдется недешево, но ради тебя я согласен довольствоваться одной телкой, да и ту ты сможешь прислать мне только после того, как одобришь работу и когда это тебе будет удобно.

Чака принял условия и с важностью произнес: «Может статься, одна эта телка заполнит весь твой крааль...»

Пока кузнецы переделывали все оружие, он начал тренировки. Войско обучалось всем приемам ведения боевых действий, неукоснительно соблюдались все распоряжения командиров. В день отряды проходили до 60–70 километров, легко переваливая через холмы, пренебрегая тропинками и дорогами, питаясь мясом скота и зерном в тех краалях, которые они миновали, сопровождаемые лишь у-диби. (Европейские регулярные части в те годы по хорошим дорогам проходили за световой день 20 километров.)

Приготовления к работе Нгоньяма начал с заготовки новых мехов. По давнему обычаю, он отобрал из стада пять баранов и в ущелье, где находились его плавильная печь и кузница, содрал с них живьем шкуру, оставив кожу лишь на голове и ниже колен. Мучения животных никого не волновали. Нужна была шкура того барана, который выживет дольше других. Наконец последнее животное в загоне издохло и шкуры обработали. По преданию, печь произвела на Чаку сильное впечатление.

Чака провел у кузнеца несколько дней, за которые подмастерья Нгоньямы выковали из чистого металла заготовку, используя вместо наковальни и молотка куски гранита. Когда работа близилась к завершению, понадобились снадобья: человеческое сердце, печень и жир. Все это быстро доставили и поместили на гранитную наковальню. Провели раскаленным клинком и, услышав шипение, убедились, что духи одобрили клинок, а затем лес снова огласился громкими ударами молота.

На рассвете клинок был готов. Заточив его о глыбу песчаника, Чака убедился в его остроте, обрив несколько волосков на руке. Подобрав подходящее древко, они с мастером просверлили в нем удлиненное отверстие, влили туда сок луковичного растения сцилла ригилифолия, вставили нагретый черенок клинка. Он схватился намертво. Потом древко обмотали твердой корой и затянули буйволовой кожей. Так родилось оружие, которое в умелых руках зулусов обеспечило чернокожим воинам десятки блестящих побед.

От сыромятных кожаных сандалий Чака отказался сразу. Жестокими методами он внедрял новую моду — ходьбу и бег босиком по камням и колючкам. После нескольких показательных казней воинов, не сумевших удержаться в ритме боевого танца на грубой каменистой земле, жалобы навсегда прекратились.

Новые большие щиты для различных полков окрасили в соответствующие цвета. Себе Чака взял белый с большим черным пятном в центре. У каждого полка имелись своя боевая песня, клич, украшения из меха и перьев на униформе. Сам Чака носил позолоченную юбочку из хвостов циветты, небольшого зверька семейства виверровых.

Когда наконец были готовы новые ассегаи, Чака быстро распределил их среди воинов и научил ими пользоваться. Зулусы получили оружие, которое Африка еще не знала. Всего под ассегаи было поставлено 350 мужчин. Такого числа солдат не было ни у одного соседнего клана...

Глотание ассегаев

Военным реформам мешал развиваться один фактор — еще был жив Дингисвайо, Чака являлся его вассалом, и как ни успешны были его действия, мтетва оказывались все же сильнее. Молодой вождь начал медленно, но верно подчинять себе соседние кланы. Первыми стали э-лангени, которые, однажды проснувшись, увидели у ворот своих краалей импи — боевые группы зулусов. Никто не сопротивлялся. Чака выстроил на скотном дворе все мужское население и отобрал среди него тех, кто отравлял ему жизнь в детстве. Их он посадил на острые колья ограды и поджег ее. Тех же, кто хоть чем-то помог ему и матери в горькие годы, он одарил быками. Весь клан был включен в растущий клан Чаки. Мужчины пополнили полки и быстро обучились военному ремеслу. Соседние кланы, напуганные решительностью Чаки, не оказывали никакого сопротивления.

Следующим пунктом в программе Чаки были бутелези, но их вождь Пунгаше не проявил трусости. Уже терпевший поражение от Дингисвайо, он решил, что от зулусов он поражения не допустит. Пунгаше не сделал вывода из событий более ранних времен, когда молодой Чака успешно сражался против него в войсках Дингисвайо.

Последовавшие сражения блестяще доказали смысл нововведений Чаки. В походе зулусские воины питались мясом и зерном, которые несли за ними у-диби. Передвигались отряды только по ночам и однажды на рассвете они настигли войско Пунгаше, которое состояло только из 600 воинов, но занимало господствующее положение в узкой долине одного из притоков Белой Умфолози. Позади войска находились стада и женщины с детьми.

Дингисвайо распорядился подойти поближе полку изикве и послал гонца, который пообещал бутелези прощение. Но те с презрением отослали его обратно: «Отправляйся, пес, к своему беззубому хозяину, и пускай он пошлет ко мне кого-нибудь способного сразиться, а не такого скулящего щенка, как ты».

По преданию, вперед выбежал Чака и закричал неприятелю: «Эй ты, высохший мочевой пузырь дохлой коровы! Я заставлю тебя проглотить свои слова, а вместе с ними и мой ассегай». И Чака кинулся на врага. Это было новшеством в тактике боевых действий. Воин бутелези, к которому ринулся вождь, смутился. Он дважды метнул в Чаку копья, но тот с легкостью отбил их щитом. Взмахнув ассегаем, он что было сил ударил бутелези подмышку. Удар был настолько мощный, что Чака почти перерубил воина. «Нгал-ла! — воскликнул Чака. — Я поел!» (боевой клич зулусов при победе над врагом).

Под натиском изикве бутелези не удержались и часа.

Прибывший на поле боя Дингисвайо прекратил резню. Уцелело всею несколько воинов бутелези. Они вместе с вождем перешли Черную Умфолози и укрылись у Звиде. Тот уже дважды терпел поражения от Дингисвайо, которому приходился родственником, но ндвандве жили слишком далеко от мтетва и легко выходили из-под контроля, терроризируя соседние племена.

Звиде внимательно выслушал историю беглого Пунгаше и... приказал убить его.

Доказывая свою преданность Дингисвайо, Чака послал ему захваченный скот бутелези. Вождь одобрил жест Чаки и вернул скот с благодарностью. Собрав всех вдов и девушек бутелези, Чака поместил их в построенный рядом с ква-Булавайо сераль. Всего там жило 1200 женщин — умдлун-кулу. Вождь называл их всех своими сестрами. За 12 лет его правления умдлункулу не произвели на свет ни одного младенца. Чака считал, что нельзя порождать на свет того, кто в один прекрасный день убьет его самого, став наследником. В этой мысли он не был оригинален...

Первая военная экспедиция

К началу 1817 года территория клана зулу значительно увеличилась в размерах. Войско Чаки насчитывало уже 2 тысячи воинов. Никому из воинов в трех молодежных полках не разрешено было жениться. В периоды между военными действиями воины изолированно жили в краалях.

Осенью того же года Чака узнал, что его дядя Мбийя умер в Длечени. Он прошел 70 миль до побережья океана и затем 20 миль вдоль берега до крааля Дингисвайо, чтобы попрощаться с Мбийей, которого очень любил. После переговоров с Дингисвайо оба вождя договорились выступить против Мативане, чей воинственный клан эмапгванели жил у подножия Драконовых гор. Храбрый и мудрый вождь Мативане жил еще дальше ндвандве, но постоянно угрожал границам мтетва.

Экспедицию назначили на зимний месяц июнь, но пока шла мобилизация, Мативане прознал о готовящемся походе. Он сделал все приготовления и попросил вождя соседнего клана амахлуби Мтимкулу посторожить его скот в горах. Мтимкулу, сын вождя Буш'анс (который, кстати, в свое время давал приют Дингисвайо и его белому спутнику Коуэну), согласился.

К неудовольствию Чаки, битва осталась незавершенной. Дингисвайо быстро окружил войска Мативане, и тот отделался добрыми заверениями и таким образом сохранил свои силы. Армия ушла, и Мативане обратился к Мтимкулу, чтобы тот вернул скот. Но Мтимкулу отказался! Пока Мативане взвешивал сложившееся положение, хлуби растворились в горах, а на самого Мативане напал Звиде и изгнал из родных мест.

Звиде все рассчитал вроде бы верно: люди Мативане после стычки с мтетва оказались легкой добычей. Однако, изгоняя эма-нгвавени с их земель, Звине породил цепочку событий, последствия которых никто тогда не мог предвидеть.

Здесь скрывался один из истоков мфекане. Восточные нгуни страдали от перенаселения. Дорога на юг была перекрыта белыми поселенцами. Драконовые горы и сото, насолившие их восточные склоны, не давали выйти в глубь материка. Север оказался перекрыт болотистым поясом реки Понгола и племенем тонга.

Спасаясь от Звиде, Мативане уничтожил все встретившиеся ему на пути краали амахлуби и осел среди холмов. А амахлуби, лишенные средств существования, под началом Мпапгазиты перевалили через Драконовые горы и обрушились прямо на головы насмерть перепуганных сото.

Цепная реакция, вызванная действиями Мативане, имела последствия для всей истории Южной Африки.

Мативане догадался, что Чака не удовлетворится миром, который Дингисвайо заключил с ним когда-то, и потому решил покинуть страну, перевалив через Драконовые горы. Но здесь его подстерегали большие сложности. Он оказался не в состоянии разместить свой народ на большом центральном плато, что лежало за горами. Экономику крааля не создашь за один-два дня. Для посевов и сбора урожая нужны были целые сезоны мирной жизни. Единственным выходом было насилие. И нгвавени, а вместе с ними и хлуби, оказавшиеся здесь еще раньше, пошли через земли сото, ломая и сжигая все на своем пути, безнаказанно мародерствуя.

В 1823 году у Мативане произошел разрыв с амахлуби, которые стали проявлять склонность к оседлости. После битвы, длившейся пять дней, амахлуби были разбиты, бежать удалось немногим.

Нападая на тот или иной крааль, Мативане забирал скот и женщин, а мужчин убивал. Те, кому удавалось скрыться, рассеивались по плато, влачили нищенское существование. На площади в тысячи квадратных километров не было пи одного клана, не попавшего в этот жестокий круговорот миграций. Каннибализм, всегда чуждый цивилизованным банту, здесь стал привычным явлением!

Орда Мантатизи

Одним из первых кланов сото, которые встретились на пути странствующих амахлуби и нгванов (нгвавени), были тлоква. Вождь этого клана незадолго до того погиб в бою, и новым вождем был провозглашен Сиконьела. Но он был слишком молод, и потому регентшей назначили мать — Мантатизи — Великую Женщину. Не найдя достаточных средств, чтобы противостоять амахлуби, тлоква снялись с насиженных мест и двинулись на юг. Передвигались они огромной ордой в 50 тысяч человек, гоня посередине людского массива свои стада. Сотни людей умирали ежедневно без еды и воды.

Эта волна, двигавшаяся с севера и получившая в истории Южной Африки название «Орда Мантатизи», в конце концов достигла деревни Тлапин, где жили несколько белых миссионеров из Капской колонии. Местное население приготовилось было бежать, но миссионеры позвали на помощь гриква с вождями Ватербуром и Коком. У этих гриква, которые являлись бастардами, родители были ранние европейские поселенцы и готтентотские женщины. Тогда они занимали промежуточное положение между цивилизацией и дикостью. Бастарды носили европейское платье, работали на фермах, пасли лошадей, жили отдельно. Гриква моментально выступили против Мантатизи. Оружейными залпами им удалось разогнать «орду», и та покатилась обратно на север, атаковав по дороге небольшой клан сото во главе с Мшевешве. С остатками клана тот вынужден был скитаться по южным отрогам Драконовых гор, пока перед ними не предстала необычная гора. Таба Босиу — «Гора ночи» — одинокий холм («инзельберг» — у местных белых жителей) со срезанной гладкой вершиной, где можно было устроить удобные пастбища, и всего с тремя подходами. Вождь завел своих людей наверх и приказал завалить камнями все тропинки: в случае опасности эти камни можно было сбросить на головы атакующих. По легенде, так родился народ басуто.

Орда Монтатизи прокатилась дальше на север, не отважившись напасть на сото. Не решился напасть на него и Мативанс, который к 1828 году ушел на юго-восток и появился, к своему несчастью, в стране тембу, совсем рядом с владениями буров и англичан...

В том же 1828 году там прошла неведомая Мативанс военная экспедиция Чаки. Это было совсем близко от границ Капской колонии; и британские войска совместно с бурскими коммандос и вспомогательными африканскими частями двинулись для отражения удара зулусов. Но досталось не зулусам, а нгвавени! Весь свой пыл белые обрушили на то, что они считали основными силами Чаки. Так Мативане впервые познакомился с белыми пришельцами. Кафры есть кафры, какая между ними разница — и полковник Соммерсет атаковал их у реки Умтата. Мативане с пятью женами и их детьми спешно удалился на север с мыслью сдаться Чаке. Подошел к горе Таба Босиу. Зная историю Мативане, любой вождь казнил бы его без лишних слов, однако добросердечный Мшевешве проявил гостеприимство. Оставив здесь семейство, Мативане пошел к зулусам. Но там его ждала страшная казнь от руки наследника власти Чаки — Дингаана.

Но вернемся к 1817 году, когда Дингисвайо, упустив из виду Мативане, перенес все внимание на Звиде, который был постоянным источником беспокойства для мтетва, а впоследствии и для зулу.

Звиде был другом отца Дингисвайо, но в 1818 году произошла ссора, и Звиде убил приемного сына Дингисвайо. Это стало последней каплей, и вождь мтетва попросил Чаку помочь ему. Пока войска готовились к кампании, Дингисвайо пошел к ндвандве без оружия, желая мирным путем уладить все конфликты. По дороге он наткнулся на патруль, который доставил его к Звиде. Тот продержал Дингисвайо у себя два дня и, убедившись, что ему, вождю ндвандве, ничего не угрожает, велел казнить Дингисвайо, а голову передал своей матушке Нтомбази, которая собирала в своей хижине жуткую коллекцию отрубленных голов.

По преданию, вместе с Дингисвайо умерли несколько его «амазонок» — личная охрана вождя, состоявшая из девушек. Хотя им и было дано указание возвращаться домой, они отказались покинуть вождя и закололи себя кинжалами на месте казни любимого правителя. Так около 1818 года армия потеряла военачальника и только приезд Чаки помог командирам удержать людей от паники.

Легенды передают, что Звиде потребовал у Чаки выдать ему всех девушек. «Какая наглость, — сказал Чака. — Никогда сестра моя не станет супругой этой высохшей шкуры, которая сожрала уже половину вождей нашего края. Пусть попробует сам добыть их!»

... Чака и Звиде стояли на границах своих владений в ожидании битвы. Кроме ндвандве, Чаке угрожали еще и квабе, мощный клан, живший между зулу и мтетва. Так молодой вождь зулу оказался между двумя фронтами. Оба клана по численности превосходили зулусов вдвое.

Чака тщательно готовился к предстоящей битве. Он объявил всеобщую мобилизацию всех мужчин старше или моложе призывного возраста, способных носить оружие. Верный помощник Чаки талантливый военачальник Мгобози быстро превратил их в дисциплинированное войско. Ополчение стало называться нко-мендала— «беззубый старый скот», но прозвище это было почетным. Далеко на юг к лесу Нкапдла были эвакуированы жены с детьми и скот. Всего для сражения подготовили около 4 тысяч человек. У Звиде было вдвое больше!

Главные силы Чака сосредоточил у холма Гокли, южнее реки Белая Умфолози. На вершине холма разместился резерв, а основное войско расположилось вокруг по 5–6 шеренг. В радиусе нескольких километров от Гокли зулусы уничтожили все съестные припасы и воду. Зная от разведчиков о своем численном меньшинстве, Чака построил войска полукругом — так было легче смыкать ряды, если враг прорвет оборону.

Войсками ндвандве командовал молодой военачальник Номохлапдхана, ровесник Чаки. С ним были почти все взрослые сыновья Звиде.

Первые группы противника вошли в реку на мелководье. Воины ндвандве держали в правой руке ассегай и щит, а левую положили на плечо впереди идущего — образовалась цепь. Отряды командиров Нгобали и Ндлелы обрушились на них как раз в тот момент, когда те преодолевали глубокое место в реке. Первая атака Номохландханы захлебнулась в прямом смысле.

При следующем маневре Чака решил, чтобы на тазах у разведчиков ндвандве 200 воинов полка Фасимба погнали часть скота на юг. Ндвандве наверняка отвлекут значительные силы, чтобы овладеть добычей. Проведя незаметно перегруппировку, Чака как бы поделит силы таким образом, что противник непременно решит: войско разделилось поровну. Между тем на холме скопится 3 тысячи воинов.

«К оружию!»

Все произошло именно так, как и предвидел Чака. Вражеский военачальник Номохландхана отправил треть своих воинов за скотом зулусов, а остальные 8 тысяч выстроил полукругом у северо-восточного склона холма. Таким образом, оказалась видна только часть войска, остальные силы скрывались за гребнем холма.

— Биться с таким противником все равно, что резать скот в краале, — хвастливо заявил Номохландхана своим командирам. После ритуальной встречи двух самых сильных воинов, закончившейся победой зулусов, Чака двинул войска. Вот как об этом рассказывают старые зулусы:

— К оружию! — скомандовал Чака. Приказ был громко повторен сначала командирами бригад и полков, затем сотниками и, наконец, взводными. С удивительной слаженностью движений, которой всегда отличались зулусы, полторы тысячи воинов, сидевших вокруг вершины холма, поднялись как один человек. Затем полторы тысячи ног — в подобных демонстрациях участвует только правая нога — одновременно топнули о землю, так что холм чуть ли не дрогнул. И тут же раздались крики, похожие на раскаты грома или барабанный бой: то каждый воин в течение нескольких секунд бил древком копья по щиту. Четыре шеренги, стоявшие вплотную к передней, отошли назад, так что между ними образовались интервалы в три-четыре шага.

Войско ндвандве втягивалось в сражение медленно и неуверенно. Их боевые порядки уплотнились до такой степени, что воины не могли свободно метнуть копье. Нарастала паника. Как лавина навалились зулусы на столпившегося противника. Началась резня. Новые ассегаи с широким и коротким клинком оказались прекрасным оружием ближнего боя.

С вершины холма Гокли Чака осматривал поле битвы. Копья, которые метали ндвандве, практически не причиняли противнику вреда. Номохландхана перешел к тактике ближнего боя, но яростный напор зулусов отбросил ндвандве. Стояла жара, а воды у них не было. Заканчивались силы и у Чаки. Из пяти шеренг осталось только три.

Тем временем дымы на горизонте известили зулусов, что возвращается отряд, уводивший скот. Но это означало и то, что назад движется и часть войска ндвандве, посланного за скотом. Положение становилось отчаянным.

Устные предания гласят:

— Тут зулусов выручили железная дисциплина и большая подвижность. «Назад, на вершину холма, щиты держать сзади, — снова и снова звучали слова команды. — Бежать как можно быстрее, но строй не нарушать!» Ротные и взводные громко повторяли этот приказ.

Зулусы и на этот раз без труда обогнали своих противников, и те снова очутились перед двумя сплоченными шеренгами, занявшими выгодные позиции вокруг вершины холма. Таковы были плоды дисциплины.

Ндвавдве несколько раз повторяли атаку, но неизменно скатывались к подножию холма. В распоряжении Номохландханы осталось около двух с половиной тысяч воинов, в то время как у Чаки — 600, из коих около половины составляли раненые.

Над равниной и холмами стоял тошнотворный запах крови. Между тем к обеим сторонам подходили сравнительно свежие силы. На северном склоне началась неслыханная резня, в которой полегли около полутора тысяч ндвандве и пятьсот зулусов. Победа досталась очень дорогой ценой — ндвандве потеряли около семи тысяч человек. Но Звиде по-прежнему считал себя непобедимым.

«Встаньте, дети Зулу!»

Чака мог теперь доверять своим войскам самые ответственные сражения. Несмотря на громадные потери, ему удалось удвоить армию благодаря притоку добровольцев. Вождь всячески поощрял храбрых воинов, выдвигая их на различные командные должности. Одним из его военачальников стал Мзиликази, внук Звиде, бежавший от деда, когда тот убил его отца. Другим был Ндлела, который, к неудовольствию людей, служивших с ним, был каннибалом, но довольно быстро отвык от своей пагубной привычки.

Чтобы избежать кровопролития, Чака решил пригласить квабе на свою сторону еще до битвы с ними, но те решили выждать исхода сражения, и тогда Чака напал на них «заранее», одержал легкую победу и влил их силы в свою армию. Теперь, не опасаясь нападения с тыла, он мог противостоять двум самым грозным военачальникам ндвандве — Сошангане и Эвангедабо. О всех делах у ндвандве он узнавал через разведчиков из клана дламини — они приходились родственниками ндвандве, но ненавидели их и прилагали все усилия, чтобы помочь Чаке.

То была вторая и последняя война Чаки против Звиде.

В мае 1819 года, вскоре после сбора урожая, Чака приказал сделать большие запасы продовольствия и спрятать их в надежных местах. Узнав от разведки о приближении армии Звиде, он эвакуировал в лес Нкандла всех жителей. Сошангане внимательно изучил уроки поражения ндвандве у холма Гокли и вооружил войско такими же короткими и тяжелыми ассегаями. По-прежнему они были обуты в сандалии, и это делало их менее мобильными, чем зулусы.

Миновав холм Гокли, усеянный выбеленными солнцем костями, армия ндвандве продвигалась по зулусской территории с трехдневным запасом продовольствия. Но зернохранилища, где ндвандве намеревались пополнить запасы, оказывались пустыми. На третий день они лишились и скота: отряд зулусов отбил быков и коров у немногочисленной охраны. Голод и холодные ночи заставили ндвандве устремиться за стадами, которые зулусы намеренно «показывали» на отдалении вражескому войску. Таким образом, противник вышел к восточной кромке леса Нкандла — прямо к главным силам Чаки, скрывавшимся в чаще.

В ту июльскую ночь, сообщает устная традиция зулусов, дикий лес представлял собой жуткое, но величественное зрелище. Десять тысяч воинов расположились под сенью больших деревьев. Тыльная сторона их листьев отражала огни тысяч костров, блеск ассегаев и щитов.

... Чака сидел, прислонившись спиной к стволу лесного гиганта. Перед ним ярко горел костер. Слева от него находился молодой Мзиликази, будущий король матабеле, справа — двадцатидвухлетний мрачный Дингаан, его сводный брат и будущий вождь зулусов. Другой сводный брат, пятнадцатилетний Мпанде, был в то время одним из у-диби. Пока что он подавал мясо и пиво своим братьям. После Дингаана ему предстоит стать королем зулусов. В ту ночь лес Нканда заключал в себе судьбу половины Африки на много лет вперед...

По плану Чаки, отряд из 500 человек должен был подобраться к спящим ндвандве с дальней от леса стороны, — изображая воинов, вернувшихся из похода за продовольствием. Это было делом несложным, ибо и ндвандве, и зулусы говорили на одном языке. Нужно было вызвать среди противников панику.

Среди ночи лагерь ндвандве огласили громкие вопли. Сошангане потребовал прибавить огня, но это не помогло, лазутчики зулусов продолжали стоять насмерть. Тогда Сошангане приказал всем собраться вокруг его командного пункта и стать лицом к лесу.

Утром они поспешили покинуть наполненный кошмарами лес. Войско зулусов в полном составе начало преследовать боевые порядки противника. Единственным преимуществом зулусов оставалась железная дисциплина, ибо во веем остальном Сошангане не уступал Чаке, а в численности намного превосходил его войско.

Чака построил два полка в две колонны по пять человек в шеренге и послал в обход армии ндвандве с флангов. Сошангане срочно расширил порядки, чтобы не дать окружить себя, воины уходили все дальше вправо и влево и таким образом ослабился центр, в котором наметились разрывы. Воины зулусов напали с бешеным натиском и сразу перебили много солдат. Ндвандве стали отходить, соблюдая боевые порядки. Но на пересеченной местности делать это во всей Африке могли только зулусы. Образовалась свалка, на которую то и дело обрушивались полки Чаки.

Сошангане отдал приказ своим 16 полкам переправляться через реку. Его гвардия охраняла переправу. Чака уловил момент, когда половина воинов переправилась, а вторая осталась на берегу, растянутая по всему фронту, и напал со всей стремительностью, на какую были способны его летучие отряды. «Встаньте, дети зулу, ваш час настал! — напутствовал он своих воинов. — Уничтожьте всех!»

Семь тысяч зулусов с боевым кличем «Байете!» ринулись в атаку. Половина ндвандве погибла на берегу, другие потеряли оружие на переправе. В распоряжении Сошангане остались лишь те, кто успел переправиться, и часть гвардии. Осколки армии распались на отдельные группки беглецов.

Двум полкам Чака дал особое задание — быстро идти к краалям ндвандве и захватить вождя Звиде и его жестокую мать. Узнав об опасности, Звиде поспешил укрыться с группой единоплеменников на севере, среди племени бавелу, и именно там его настигла смерть. Он стал жертвой женщины-вождя Мжанжи, которая командовала маленьким кланом бапеди. Окружавшие се племена боялись с ней связываться, потому что Мжанжи могла наслать порчу на любого. По преданию, она была бессмертна, и любому страннику, взглянувшему на нее, грозила гибель.

Сошангане спешно отступил, уводя с собой ядро уцелевших войск. Ему удалось добраться до португальских владений в Мозамбике и основать там государство Газа, или Шангана, не попавшее под влияние Чаки.

Феномен черного правителя

Отныне владения зулу простирались от Понголы до Тугелы и от океана до Кровавой реки. Территория клана в сто квадратных миль превратилась в 11 500, армия же выросла с 350 до 20 тысяч воинов. На этой территории десятки вождей покоренных кланов получили статус, поставивший их выше прежнего положения. Население стало мало-помалу отождествлять себя с зулусами!

В центральной части своей территории Чака распорядился построить несколько крупных военных краалей — Гибисегу, Булавайо, Нобамба Изихлебе, Мбелебеле и Дукуза. Это была система опорных пунктов, призванных быть поддержкой регулярной армии. Каждый из них имел округлую форму, и против входа располагалась «королевская часть». По обе стороны загона для скота находились хижины воинов. Гибисегу был более трех миль в окружности и насчитывал 1400 хижин. Каждым поселением командовал военный вождь — индуна, назначенный лично Чакой. Там же был сераль для женщин верховного правителя во главе с главной женой, которая пользовалась огромным авторитетом наравне с индуной. Известно, что Чака сам никогда не женился и официально эти женщины считались его наложницами.

В таких поселениях собиралась молодежь со всех краалей. Сначала молодых людей использовали как пастухов и у-диби — носильщиков щитов и циновок, а потом направляли в соответствующий полк.

Концентрация власти и полная зависимость армии от Чаки вывели его за пределы статуса обычного бантусского вождя.

По четкая организация действовала лишь в тех районах, где был возможен непосредственный контроль из центра. Вне его вожди хотя и платили дань и признавали вассальную зависимость, по часто нарушали законы, установленные Чакой. Такие вожди были достаточно автономны и командовали силами, состоящими из своих племенных резервов. Это неминуемо должно было вызвать сепаратистские тенденции, и в 1821 году состоялся такой «исход» — от Чаки отделился клан кумало во главе с Мзиликази, его помощником.

Реорганизация общества на рельсах войны сопровождалась и перестройкой сознания. Гостеприимство и наивное любопытство аборигенов, когда любого чужеземца окружала толпа гомонящих людей всех возрастов, выпрашивавших подачки и ощупывавших одежду, сменились более сдержанным отношением, граничащим с подозрением. На это ушли годы. Гордость, даже равнодушие к человеческой жизни, культивировавшиеся Чакой, соседствовали с железной дисциплиной и порядком, которые привлекли внимание первых европейцев в этих краях.

Многие историки-африканисты пытались проанализировать феномен Чаки, приведший к рождению мощного государственного образования на юге Африки. Что отличало Чаку от Дингисвайо и Звиде? Не только военная власть (она, несомненно, была у него сильнее), а скорее способности, с помощью которых он добивался политической власти, и масштабы изменений, вызванных реформами Чаки. Многие из этих изменений назрели да и делались в кланах нгуни. Возрастные классы существовали и раньше, но сейчас они служили всему государству. Рекруты из всех племен и кланов перемешивались в армии, создавая «атмосферу лояльности» власти великого вождя, выхолащивая сепаратистские настроения. Живя и воюя вместе, они сливались в один народ.

Тщеславные молодые воины, отличившиеся в бою, быстро продвигались по службе; местные вожди не в состоянии были создать серьезную оппозицию центральной власти. Зулу — диалект нгуни — стал объединяющим средством общения для всего региона, парод стал называть себя амазулу.

Нгуни оказались лучшими преемниками и носителями новых изменений.

Такой «взлет» зулусов многие исследователи пытались объяснить по-разному. Первая версия такова. Дингасвайо сознательно «срисовал» все с жизни белых людей на Капе. Эту идею породили сами поселенцы, пытаясь принизить славу зулусов. Она не выдерживает критики. Да к тому же действия Дингисвайо и Чаки не имели ничего общего с действиями белых.

По второй теории, перенаселение региона требовало перестройки экономики, чтобы выжить. Доля истины здесь есть, но не это было главным: достаточно вспомнить южных нгуни, у которых демографические коллизии были самыми сильными, их экспансия была ограничена Драконовыми горами на западе и поселениями белых на юге, однако у них не возникло таких социально-политических институтов, как у северных нгуни...

Третья версия: Дингисвайо, Звиде и Чака пытались установить торговые контакты с Делагоа. Это верно, но не столь важно, ибо торговые отношения с португальцами у зулусов были минимальными. Тонга были куда ближе к торговым делам, однако они даже не пытались изменить свои социально-политические институты, их сделки основывались на рабовладении, в то время как зулусам оно было чуждо всегда.

Наконец, четвертая версия. Северные нгуни подпали под сильное влияние сото и переняли у них многие элементы экономики, культуры и политики.

Более правильный вывод видится в уникальном сочетании всех этих факторов, когда организаторский и полководческий талант Чаки проявился в нужное время и в нужном месте. Чака сумел понять сложную ситуацию своего народа и использовать свои способности в нужном русле — в противоположность южным нгуни, у которых тоже имелись предпосылки для коренных перемен, по они так и остались политически раздробленными. У южных нгуни был свой талантливый и храбрый вождь Макоме, но он так и не смог вырасти из лидера отдельных племен в вождя крупного государственного образования, не смог преодолеть инерции местных племенных вождей и самих жителей, не пожелавших объединяться.

А Чака смог!

В 1820 году, переправившись через реку Буффало, его имии напали на два больших клана — тембу (вождь Нгоса) и куну (вождь Макингване). Расселив вновь влившихся к нему людей на землях ндвандве, он таким образом захватил весь Наталь. Племена и кланы, не пожелавшие сливаться с зулусами, бежали на юг, где от беженцев уже страдали коса, теснимые белыми поселенцами...

К 1824 году все было кончено: на сотни миль к югу от Тугелы не осталось ни одного независимого клана. Только сотни пустых краалей. Лишь пепел и кости. Сотни оголодалых группы людей бродили по саванне. Процветало людоедство. Ни один человек не отваживался посеять злаки или построить крааль.

Экспедиции зулусов обшаривали северные районы Ната-ля, и в одном из походов Чака натолкнулся в землях ндвандве на крааль, где когда-то правил Машобане, отец Мзиликази. Здесь Чака и осел с двумя полками, выбрав место для своей главной резиденции — Дукузы. Вождь разрешил воинам некоторых полков вновь надеть головные кольца и искать себе жен. Мужчинам в возрасте от 35 до 40 лет было позволено отправляться в свои краали и заниматься там земледелием и разводить скот. Говоря современным языком, нужно было срочно налаживать экономику, так как содержать 20-тысячную армию никакие краали были просто не в состоянии.

С этого времени история зулусов вышла из области устных преданий и обрела письменную форму.

Наталь

Здесь родилась и исчезла империя мтетва, накатывали и отходили волны миграций племен и кланов. Здесь взошла звезда Чаки. Но к югу от Кикекамма-ривер и севернее залива Делагоа никто об этом ничего не знал. Неведомая европейцам земля... Между тем голландцы были в Африке уже более 170 лет, англичане — почти два десятилетия. Однако лишь одному европейцу, Коуэну, удалось пока что перевалить через Драконовые горы и войти в Наталь с запада...

Здесь, на побережье Наталя, за века мореплавания случались десятки кораблекрушений, и около трех тысяч душ отняли эти неприветливые берега, и только пятистам из них удалось спастись. Караваны выживших португальцев — а чаще всего то были они — отправлялись в глубь неведомой земли.

Но португальцы были не единственными жертвами коварных мелей прибрежных вод Наталя. Попался и английский корабль, случилось это в 1683 году, а затем еще, и потом — голландский. Многие из моряков погибли, а уцелевшие — отчаянные ребята! — принялись добывать на берегу слоновую кость. Кое-кто из них добрался до португальских факторий и сообщил, что встретил тут английских моряков, разбившихся 42 года назад и живших среди амапондо, и забывших почти родной язык, и нарожавших шоколадного цвета ребятишек...

Такие истории будоражили умы обитателей Капской колонии, побуждали к действиям. И вот в октябре 1689 года губернатор Капа Симон ван дер Стел отправил на север экспедицию под началом капитана Тиммермана — найти вождя Иньянгезу, вручить ему товаров на тысячу гульденов и вместе с ними документ, узаконивающий принадлежность его земель Ост-Индской компании. Тиммерман отбыл, но потерпел крушение у Алгоа-бей, и только четверо из его команды вернулись в Канстад.

13 ноября 1705 года галиот «Посткулер» под началом капитана Йохансса Гербранцера отправился исправлять ошибку 16-летней давности. Капитан обнаружил, что Иньянгеза уже умер, а правит его сын. Гербранцер сделал несколько интересных наблюдений об экономике бантусских племен. Но отношение к земле — основе землепользования африканцев — оставалось неясным.

В 1708 году здесь побывали пираты, а спустя год — работорговцы, получившие прямо на берегу 74 ребенка для плантаций в Вирджинии, которые оказались «лучше, чем с Мадагаскара».

Последующие шестьдесят лет берега Наталя не ведали трагедий, пока 4 августа 1782 года «Гросвенор» из Индии, с трюмами, набитыми ценностями (в том числе, говорят, там был Павлиний трон Великих Моголов), не наткнулся на подводные скалы.

17 марта 1796 года «Геркулес» из Индии выбросило на берег в нескольких милях от обломков «Гросвенора». Капитан Стаут спас всю команду до одного человека и через три месяца вывел людей к Кейптауну.

«Геркулес» оказался последним заморским пленником Наталя вплоть до времени постоянного европейского поселения. К этому времени — началу 1820-х годов — никаких следов «белого присутствия» здесь не осталось, даже тех краалей, где когда-то жили метисы, не сохранилось. Единственный, кто знал о белых, был вождь мпондо Факу: он сотрудничал с пограничными заставами англичан в кампании против Мативане в 1828 году.

После окончания наполеоновских войн в Европе множество английских офицеров разъехались по разным уголкам света искать применение молодым силам. Вслед за ними потянулись и поселенцы. В сентябре 1822 года капитан британских военно-морских сил Уильям Оуэн отбыл из Кейптауна в Делагоа на судне «Левен», на обследование берегов Юго-Восточной Африки. Насколько точными были сведения, которые они собирали, можно судить по одной лишь выдержке из дневника офицера «Левена»: «К югу живет племя воинственных кафров, именующих себя зулусами, португальцы зовут их ватва. Это то же, что и старое название батва, или бутва; жители Делагоа называют их холлентонты, несомненно, это искаженное хоттентот, потому что они пришли с юга, где их родина».

Моряки внесли немалый вклад в картографирование береговой линии Юго-Восточной Африки!

Лики Наталя: Джекоб и Оуэн

Очень важным делом для капитана Оуэна было решить проблему переводчиков. Власти на Капе выделили ему троих преступников из тюрьмы на острове Роббен, и капитан остался доволен их знаниями местных языков. Один из них оказался смышленее других, к тому же он знал голландский — Якот Мсибити (он войдет в дальнейшее повествование как Джекоб), молодой человек народности коса. На Роббен Джекоба доставил корабль Джеймса Саундерса Кинга, и его передали Оуэну с надеждой на исправление.

Сразу по прибытии в Делагоа Оуэн принялся выяснять обстановку. Повсюду царило оживление. Местные и окрестные купцы и чиновники обследовали окрестные районы в поисках слоновьих стад. В порту Оуэн встретил Джона Томпсона, 34-летнего купца из Бристоля, осевшего в Кейптауне в 1809 году и основавшего собственный торговый дом.

Моряки Оуэна, не желавшего отставать от остальных, тщательно изучали окрестности. В одном из дальних походов они натолкнулись на колонну чернокожих воинов, которые явно превосходили по численности местные кланы, — под началом Сошангане. Португальские поселенцы, слабые в этнографии, прозвали их бушменами, а местные жители-африканцы, неправильно усвоив терминологию голландцев, обозвали их готтентотами, или холлентонтами. Вот откуда появились эти слова в дневнике офицера с «Левена». На самом деле пришельцы были ндвандве, бежавшие от Чаки.

Переводчик Джекоб все больше досаждал капитану Оуэну своей заносчивостью и нерасторопностью, и тот решил поменять его на местного жителя Шамагвану. Он знал диалект тонга, говорил на английском, голландском, португальском и хиндустани.

Закончив дела в Делагоа, Оуэн двинулся на юг, желая обстоятельнее обследовать побережье. Но плохая погода держала его в отдалении от берегов. Наталь он прошел без остановки, а малярия вывела из строя половину команды. В Кейптауне их принял губернатор. Они договорились о новой экспедиции, в июне 1823 года.

Торговый дом Томпсона (того самого, которого Оуэн встретил в Делагоа) попросил его взять на борт несколько человек, которые намеревались найти подходящее место на побережье Наталя, чтобы основать там поселение. Главным среди них был Френсис Джордж Фаруэлл. Но для Фаруэлла, Петерсона, самого Томпсона и нескольких других участников снарядили другое судно — бриг «Солсбери» под началом уже известного нам Кинга. Он вышел в путь 23 июня 1823 года, на несколько дней раньше «Левена».

И Кинг, и Фаруэлл были офицерами британского военного флота. Кинг с 1822 года уже командовал бригом «Солсбери», курсирующим между Кейптауном и Алгоа-бей.

Лики Наталя: Фаруэлл

Фаруэлл родился в 1791 году в Тивертоне, служил на девяти судах, командовал гарнизоном небольшого островка в Адриатическом море, стал лейтенантом королевского флота в 1815-м, водил суда из Индии в Рио-де-Жанейро, но потерпел крушение. Прибыл в Кейптаун в 1822 году. Рабы всех цветов кожи, фургоны, запряженные быками, разноязыкая речь, огромные кучи сена на улицах — все это делало Кейптаун обычным провинциальным центром Южной Африки. Но его будущее нетрудно было предвидеть. Приток британских иммигрантов, начавшийся около 1817 года, к 1820-му сильно вырос...

Фаруэлл быстро сориентировался и женился на Элизабет Катарине Шмидт. Отец жены был влиятельным членом торговой компании. В последующие годы, когда компания стала уже называться «Фаруэлл-трейд компани», Элизабет весьма редко видела мужа дома.

27 июня «Солсбери» пришел в Алгоа-бей, а через три дня туда же вошел и «Левен»: на его борту Кинг и Фаруэлл получили достаточно информации о побережье. Тогда же Оуэн передал будущим поселенцам несколько переводчиков-африканцев с острова Роббен. Среди них был и Джекоб.

В результате разговоров капитанов выяснилось, что было бы хорошо основать торговое поселение в Натале.

«Солсбери» двинулся дальше на север вдоль берегов Южной Африки и прошел мимо будущего Порт-Наталя (он же еще позже станет Дурбаном). Моряков привлекла бухта Сент-Люсия. Попытка высадиться окончилась неудачей, обе шлюпки перевернулись, шесть человек утонули, и лишь Фаруэллу удалось спастись с помощью Джекоба, который оказался превосходным пловцом. Но другой спасшийся пассажир, Алекс Томпсон, обвинил Джекоба в том, что именно он перевернул шлюпку. Смертельно обидевшийся Джекоб бросил группу и скрылся в лесу. Около пяти недель путники просидели на берегу в ожидании, пока «Солсбери» починится и сможет принять их на борт. В Алгоа-бей они вернулись уже без Джекоба.

Из Алгоа-бей, пополнив запасы воды и продовольствия, «Солсбери» вновь двинулся к Сент-Люсии. Счастливо миновав песчаные банки, бриг подошел к берегу и высадил пассажиров. Место им очень понравилось: тут было много пресной воды, окрестные зеленые пастбища и холмы радовали глаз, местных жителей не было видно. Оставив несколько человек, «Солсбери» в декабре с Фаруэллом и Кингом вернулся в Кейптаун. Кинг сразу же направил в Лондон официальное письмо, где всячески расписал себя как первооткрывателя удобного и важного для Британии порта — к неудовольствию капитана Оуэна. Адмиралтейство благосклонно отнеслось к начинаниям Кинга и переслало все документы в колонию лорду Ч. Сомерсету, что означало успех предприятия.

Фаруэлл поступил иначе. Прежде всего он обратился к лорду Сомерсету с письмом, в котором расписывал преимущества будущей британской колонии в Натале. В архиве Кейптауна сохранился ответ губернатора: «Что касается меня, то вот мое мнение: я согласен при условии, что в порту нового владения се величества будет всегда стоять парусник, готовый взять на борт поселенцев, а на берегу будет находиться небольшой отряд для контактов с внутренними районами, и он-де призван заботиться о торговых операциях на благо нашей колонии...»

Фаруэлл срочно собрал деньги и нанял шлюп «Джулия» и бриг «Антилопа», уговорив три десятка человек плыть с ним, чтобы основать новое поселение. Двадцать из них были буры, искавшие возможность создать собственные фермы на новых землях, а остальные — англичане: авантюристы и торговцы. Взял с собой Фаруэлл и троих готтентотов — Майкла, Джона и Рэчела.

Лики Наталя: Финн

Первая группа отбыла из Кейптауна в апреле 1824 года на шлюпе «Джулия» и без происшествий прибыла в Порт-Наталь. Эту часть экспедиции возглавлял молодой партнер Фаруэлла по торговой компании Генри Френсис Финн, сын владельца «Бритиш-отеля» на Лонг-стрит в Кейптауне. Родился он в Лондоне в 1803 году, служил помощником хирурга, а работал в округе Олбани, на границах Капской колонии. Финн хорошо знал нравы местных племен. За годы жизни в Олбани он хорошо изучил язык коса, знал, что где-то далеко на севере живет народ зулусов и правит ими могущественный вождь Чака. По тем временам Финн обладал значительными, можно даже сказать, уникальными сведениями!

На борту шлюпа «Джулия» кроме Финна было несколько будущих колонистов; Джон Кейн и Генри Огл — взрослые мужчины, а также юноша Томас Холстед. Через шесть недель они были в Натале. «Здесь много слонов, земля богата, а владеет ей Чака» — это все, что они знали о крае, в котором намеревались поселиться.

Натаниэл, один из будущих «летописцев» Наталя, оставил описание внешности Генри Финна, каким он был в Натале: «Роста он довольно высокого, наружность имел внушительную. Но лицо портила густая борода. Голову его покрывала соломенная шляпа без верха, а тело — рваное одеяло, завязанное вокруг шеи полосками кожи. Он поддерживал одеяло руками, чтобы не обнажить «нижнюю часть». Обувь он выбросил уже несколько месяцев назад, одежда его постепенно пришла в негодность, так что на нем не было ни одной целой вещи. Его очень любили туземцы. Они питали к нему нечто большее, чем просто уважение, ибо не раз он спасал им как врач жизнь, облегчал боль, излечивал от недугов».

Новоселы принялись обустраиваться на берегу. Преодолев страх, из ближайшею леса стали выходить местные жители, и у Финна появилась возможность выяснить некоторые подробности жизни племен нгуни. Прибрежное население принадлежало к клану аматули и жило в относительной безопасности, так как земли клана не представляли никакой ценности с точки зрения скотоводства. Клан перебивался рыболовством — довольно необычное занятие для банту. Но в начале 1820-х годов летучие отряды Чаки, импи, стали наведываться и сюда. Нс в силах больше терпеть их наглости, вождь Фика однажды напал на патруль зулусских воинов и перебил его. Боясь репрессий, члены клана попрятались по прибрежным кустарникам и поддерживали жизнь тем, что питались моллюсками, а те, кто жил подальше от океана, вынуждены были прибегнуть к людоедству.

Вскоре после Финна в Наталь прибыл и Фаруэлл.

Хитрый вождь Фика быстро смекнул, что белые люди достаточно сильны, чтобы защитить его клан от Чаки, и велел своим людям переселиться поближе к пришельцам.

Финн скоро понял, что практически все в Натале является собственностью Чаки и от того, как скоро с ним удастся договориться, зависит — быть или не быть колонии. Он решил нанести визит в крааль ква-Булавайо, где жил Чака, и лежащий, по слухам, в нескольких милях к северу. Вместе с переводчиками Майклом и Джоном он отправился в путь. На реке Умгени он присел на песок отдохнуть и тут увидел нечто, заставившее его вспомнить рассказы аматули. Мерный топот сотен ног возвестил о приближении колонны чернокожих воинов, шедших вдоль берега. Майкл и Джон мигом скрылись в ближайших кустах, а Финну не оставалось ничего, кроме как миролюбиво улыбаться индуне, удивленно взиравшему на бледнолицего чужестранца. Армия быстро прошла мимо. По приблизительным подсчетам Финна, число воинов равнялось 20 тысячам.

То было ядро зулусской армии, возвращавшейся после боевых действий на юге Наталя. Видимо, следуя с юга по берегу океана, они обогнули поселение белых людей с запада, и никто из них, кроме Финна, зулусов не видел.

Финн позвал слуг, и они двинулись вслед за зулусами. Уже миновав несколько краалей, Финн получил устный ответ Чаки, не замедлившего откликнуться на послание Финна, отправленное вождю заранее: Чака не мог пока его принять, но слал ему подарок — слоновую кость и сорок голов скота, и просил вернуться в Порт-Наталь. Финн возвратился домой как раз в тот момент, когда Фаруэлл входил в гавань на своей «Антилопе».

С судна высадили группу людей, несколько лошадей и оно ушло, а «Джулия» осталась при поселке до сентября, совершая регулярные рейсы и доставляя время от времени очередных поселенцев. Однако буры, которых привезли сюда на «Джулии», вскоре решили, что соседство зулусов слишком опасно для них, и быстро уехали. Восемь англичан и трое готтентотов сделались единственными жителями колонии. Кругом была только Африка! Во время одного из рейсов «Джулия» сгорела, все члены экипажа погибли и компания потерпела банкротство. Но колония уже жила!

Осторожный политик, Чака довольно долго выжидал, подсылал разведчиков, собиравших сведения о новых соседях. Один из его верных королевских индун поселился вблизи их поселка и регулярно отсылал в крааль подробные отчеты.

Постепенно уверовав в миролюбие белых, вождь пригласил их к себе.

Приближение к вождю

В середине июля 1824 года Фаруэлл, Финн, капитан Дэвис с «Джулии», Петерсон, Огл, Пауэлл, два готтентота и бур Зинке на лошадях с подарками выехали к Чаке. Предварительно Фаруэлл отправил вождю список своего эскорта, и Чака милостиво согласился принять депутацию именно в таком составе.

С этого времени события обретают свою письменную, хотя и довольно противоречивую историю. Финн начал литературную деятельность с нескольких довольно неловких фраз в дневнике, но постепенно довел свое искусство рассказчика до совершенства и именно его опубликованным дневникам мы обязаны большинством сведений о Чаке. Менее известны записи Фаруэлла, они «выплыли» сравнительно недавно благодаря стараниям южноафриканских историков. Они уцелели только из-за того, что их старательно переписывал Э. Смит...

Эти записи не несут никакой информации об особенностях жизни зулусов начала XIX века. Фаруэлла они просто не интересовали. У него были свои цели. Вскоре мы убедимся какие.

Отряд не знал, что ждет его в неведомом Булавайо, и нищие краали Капской колонии, и маленькие поселки в португальских владениях были ничто по сравнению с тем, что они увидели здесь. Первым, кто попался им на глаза, был... Джекоб, исчезнувший, как вы помните, при крушении «Солсбери». Но предоставим слово самому Генри Финну.

Совет индун совершенно верно определил мотивы покушения — оно явно было связано с недавней смертью Звиде и явилось обрядом очищения — ихламбо, который совершил его сын и наследник Сигуньяна.

На следующий день после покушения Финн под предлогом пополнения запаса лекарств покинул резиденцию и уехал в Порт-Наталь вслед за группой Фаруэлла. В начале августа они вновь были у Чаки. Предстояла важная церемония.

Фаруэлл привез в ква-Булавайо составленный им документ. То была ни много ни мало дарственная на Порт-Наталь и 3500 квадратных миль его окрестностей. Вот что говорилось в том позорном документе: «Я, ингусс Чака, король зулусов и страны Наталь, властитель всей области, простирающейся от Наталя до бухты Делагоэ, унаследованной мною от отца... по доброй воле и в обмен на товары передаю и продаю Ф. Г. Фаруэллу и К° на вечные времена... порт и гавань Наталь... и окружающую территорию, описанную ниже».

Из вежливости Чака поставил закорючку под этим текстом, а вместе с ним «расписались» и его индуны. Последним был Джекоб. Думается, вождь не догадывался о назначении подобных купчих бумаг и тем более не подозревал о последствиях. Вскоре после этого над Порт-Наталем взвился «Юнион Джек»: Фаруэлл в присутствии нескольких индун Чаки поспешил объявить весь район британским владением и срочно отправил в Кейптаун бумаги, подтверждающие его нрава.

Жизнь внутри крааля

Постепенно, месяц за месяцем, обитатели новой колонии обживали Порт-Наталь. До нашего времени дошло несколько фрагментов из дневника Финна, которые одно время считались утерянными. По некоторым данным, Финн посвятил часть своих записей памяти рано умершего (около 1838 года) брата — Френка Финна, тоже жившего в Натале. Генри положил эти странички в могилу брата, и они считались утерянными. Однако оказалось, что незадолго до этого Эндрю Смит скопировал их и привел впоследствии в своих собственных записках. Вот они.

Далее идет абзац, дописанный Э. Смитом, о том, что Чака и Звиде были равными по силам и не боялись друг друга.

Что же происходило в краале Чаки в мае 1826 года? Продолжаем читать дневник Финна.

В январе 1825 года Наталь навестило судно «Йорк», шедшее из Кейптауна. Нужно же было такому случиться, что в поселке в тот момент никого не было! Финн с колонистом Оглом обследовали территории амапондо на юге, Фаруэлл и Джон Кейн тоже уехали «на экскурсию» за много километров. На «Йорке» решили, что колония нуждается в срочной помощи, и с тревожным известием вернулись в Кейптаун. Как раз в это время там находился только что вернувшийся из Англии Кинг. Он пытался заручиться в адмиралтействе поддержкой для основания собственного поселения в Натале. Но потерпел в Лондоне неудачу и решил поживиться тем, чего уже достигла компания Фаруэлла. В Кейптауне Кинг узнал о том, что жители якобы бедствуют. Лучшего повода для поездки и не придумать! Бриг «Мери» срочно вышел в море и 1 октября подошел к Порт-Наталю. Бросив якорь в безопасном месте, Кинг приказал на лодках перебираться на берег. Но корабль неожиданно повлекло на мель, и только искусство команды спасло его от крушения. Вновь прибывших встретили шестеро голых аматули, слуга Рейчел и юноша Томас Холстед. Остальные по-прежнему были в отъезде.

Лики Наталя: Айзекс

Наступает новый этап в «письменной» истории зулусов. Появляется новый хронист — Натаниэл Айзекс, племянник богатого английского купца Саула Соломона. По дороге из Англии Кинг захватил его с острова Святой Елены и привез в Наталь. Два тома «Путешествий» Айзекса стали весомым дополнением к «Дневникам» Финна. Молодой человек сразу же стал писать подробный дневник, хотя мало что понимал в жизни — ему было всего 17 лет.

Пока Айзекс осваивался в поселке, лейтенант Кинг, плотник Хеттон и несколько матросов в течение нескольких дней спешно вылавливали в бухте топоры, бревна и прочие необходимые вещи, чтобы построить новое судно.

На южном берегу бухты они соорудили верфи и работали там не покладая рук. Рейчел предупредил Айзекса, чтобы тот не выходил за пределы Форт-Фаруэлла, ибо вокруг много леопардов и диких собак.

Огл, сопровождавший Финна в дальнем путешествии, загорел дочерна, не стригся и не брился полгода. Ходил босиком и единственной европейской одеждой была соломенная шляпа и такая же, как у Финна, повязка на шее.

Фаруэлл показался несколькими днями позже, прервав визит к Чаке. Он был озадачен тем, что Джекоб с присущей ему горячностью слишком ярко живописал вождю возможности белого человека. И Чака велел построить рядом с поселением белых особый крааль, чтобы наблюдать за их поведением.

Неделю спустя Фаруэлл и Финн отправились в ква-Булавайо представлять Чаке лейтенанта Кинга, взяв с собой еще двоих матросов и эскорт из сорока местных жителей.

Чака очень любил свою бабушку. В записях Айзекса есть строчки, доказывающие его привязанность:

По дороге из ква-Булавайо Айзекс получил известие от Кинга, что в порт пришел «Геликон»: его команда была встревожена прибытием одинокого баркаса. Кинг извинялся перед Айзексом, что временно покидает их на «Геликоне» и обещал прислать помощь.

Мотивы поспешного отъезда Кинга остаются до конца неясными. Скорее всего ему нужно было заручиться в столице колонии поддержкой некоторых чиновников, чтобы обеспечить себе права на земли в Натале. Кроме того, Кинг намеревался опубликовать в «Южноафриканском торговом вестнике» свои путевые заметки о зулусах, и в июле 1826 года они действительно увидели свет. В первых публикациях Кинг сообщал, что монарх зулусов не только подарил поселенцам большие участки земли, но и обеспечил им протекцию. Он привел детальное описание первого своего визита в ква-Булавайо, расписывая Чаку как доброго соседа.

Но во второй статье отношение к Чаке стало меняться. «История, наверное, не знает более жестокого и деспотичного чудовища, чем Чака. По его слову казнят людей. Дисциплина в его войсках такова, что никто не в состоянии противостоять атакам тирана...» — писал Кинг.

В конце 1826 года гонцы принесли Чаке тревожную весть о том, что далеко на севере Сигуньяна, сын заклятого врага Чаки Звиде, собрал значительные силы и движется к границам зулусских владений. По приказу правителя знахари обработали особым зельем 40 тысяч воинов действующей армии и 10 тысяч запаса. Вождь очень хотел, чтобы в этой кампании участвовали белые поселенцы. Но как заставить их выступить в поход вместе с армией? Случай представился неожиданно быстро.

Вскоре в хижину Айзекса, находившегося в одном из краалей неподалеку от Дукузы, новой столицы Чака, ворвалась главная жена местного вождя и сообщила, что слуги Финна украли у вождя молодую жену.

Чака был вне себя от ярости, когда Кинг и Айзекс прибыли к нему просить прощения для слуг Финна. Он требовал смерти всех белых людей в округе! Но потом вдруг сменил гнев на милость. Он придумал выход из положения! Отряд белых мушкетеров вместе со своими слугами выступит с его армией. Тем самым они искупят вину перед зулусами.

Так Айзекс 18 лет от роду оказался командиром зулусской армии численностью пять тысяч человек. Сохранилось несколько сцен этой битвы. Одна описана Айзексом.

В одном из боев Айзекс был легко ранен ассегаем в спину: вражеский воин подобрался сзади. Кейну и Джекобу удалось вытащить зазубренный клинок, но рана сильно кровоточила. Состояние Айзекса позволяло ему внимательно следить за манипуляциями знахаря, которому было поручено лечить белого воина в новой резиденции Чаки в Дукузе. Тот зарезал телку, удалил из кишечника остатки пищи, обмыл их в желчи и заставил Айзекса выпить три глотка этой настойки. Тот было воспротивился, но знахарь убедил его: эффект был рвотный. Этого лекарь и добивался. Потом юноше сразу полегчало.

За мужество Чака подарил Айзексу четырех молочных коров и простил провинившихся готтентотов. Однако не забыл поставить его в известность: обычно он казнит всех своих воинов, раненных в спину...

Айзекс находился в Дукузе до полного выздоровления. Едва ему полегчало, он отправился с несколькими спутниками в глубинные районы за слоновой костью. Вернувшись домой, он обнаружил ссору Фаруэлла с Кингом. Причину Айзекс в своих записках не открывает, но скорее всего Фаруэллу не понравилась активность лейтенанта королевского флота. Ведь до этого взаимоотношения с Чакой регулировал, он, Фаруэлл, а с определенного времени вождь зулусов стал благоволить как раз к Кишу, Финну и молодому Айзексу. Именно в это время Чака и перенес свой новый крааль в Дукузу, чтобы быть поближе к белым, которые все чаще фигурировали в его планах.

На верфи Порт-Наталя на новом судне заканчивались последние отделочные работы. Но матросы часто болели, были ослаблены малярией, не хватало лекарств.

Лики Наталя: Росс

Кинг решил послать в Делагоа к португальцам за помощью юного Джона Росса, который приплыл с ним сюда на «Мери». Но послать не морем, а посуху! Колонисты справедливо рассудили, что поездка с ним важного зулусского индуны Ланга-либалеле сопровождающим обеспечит безопасность на всем 600-километровом пути до португальских владений. Ни один европеец не преодолел еще этот маршрут!

Легенды зулусов сохранили память об этом походе. По дороге юный Росс сделал остановку в краале Чаки. Вождь крайне изумился, узнав, что столь молодой человек отважился пуститься в такое опасное путешествие, да еще в сопровождении столь немногочисленного эскорта...

— Мамо! — воскликнул Чака. — У него есть печень (то есть смелость)!

Но что может сделать одна лишь смелость, когда кругом столько опасностей! Чака выделил Россу охрану и подарил пару бивней для обмена с португальцами.

Росс дошел до цели и даже вернулся в Порт-Наталь! Спустя почти полвека один из местных вождей в Натале вступил в тяжбу с колониальными властями, а знатный житель провинции написал в газету письмо в его защиту. Вождя звали Лангалибалеле, а почтенного старика — Джон Росс. В статье, опубликованной в местной печати, он описал путешествие отчаянно рыжего подростка по дебрям Африки и хорошую службу молодого индуны-зулуса. Настоящее же имя мальчика было Чарльз Роуден Маклин, а псевдоним Джон Росс он взял, когда убежал на море из родной Ирландии двенадцати лет от роду...

Чака и король Георг

Между тем Фаруэлл не мог больше управлять колонией, жители которой потеряли к нему уважение, и Кинг стал негласным старейшиной поселенцев. Постоянный приток к ним беглецов от Чаки давал повод последнему в любой момент напасть на поселок и сровнять его с землей. Но Чака не делал этого. Порт-Наталь оставался для него источником развлечений, подарков и всевозможных приятных сюрпризов. Но больше всего интересовал его далекий заморский «коллега» — король Георг, «ум-Джоджи».

На одном из заседаний совета индун было решено организовать посольство к королю Георгу, а лейтенанта Кинга просить возглавить эту миссию. Для этого Кинг должен был стать полноправным зулусом, более того, командиром полка. Ему выдали соответствующую форму — плюмаж из перьев страуса, который кренился к меховой шапочке, обшитой полосками леопардовой шкуры, а плечи украшала накидка из хвостов мелких животных. Грудь прикрывали тоже хвосты, но белые. Кинг должен был носить и щит с ассегаем. Для ознакомления главы Ганноверского дома (так называлась царствовавшая тогда династия) с подданными Чаки вождь отобрал для поездки в Англию несколько красоток, и смущенный Кинг уверил Чаку, что по своим прелестям они действительно превосходят остальных женщин его гарема.

Кроме того, Чака очень хотел научить белых людей строить настоящие добротные хижины, а не ужасные каменные лачуги, в которых нечем дышать. Поэтому он решил послать с Кингом и шестерых лучших строителей.

Он советовал королю Георгу навсегда отменить ношение сапог у своих подданных и использовать эту кожу для изготовления щитов.

— Посмотрите на себя, белые люди, — говорил Чака, — почти все вы, когда прибыли сюда, были обуты, и вам было гак трудно ходить, что мы жалели вас. А теперь вы босы и так преуспели в ходьбе, что когда-нибудь сможете сравняться в пеших переходах с нами, зулусами.

На все расходы вождь вручил Кингу 86 слоновых бивней.

Но у Чаки были и другие, более веские причины для переговоров с английским королем. Далеко на юге, на границах колонии, жили коса, тембу и амапондо, и Чака хотел добиться разрешения воевать с ними, ибо ближайшие подступы к Наталю практически обезлюдели. Кроме того, ему очень понадобилось макасарское масло, которое красило седые волосы в черный цвет. (Масло было родом из Индонезии.) Однажды Айзекс опрометчиво показал Чаке его действие, и вождь посчитал его «эликсиром жизни», который необходим и ему самому, и его матери Нанди.

Чака смутно представлял, куда именно он отправляет людей. Король Георг для него явно ассоциировался с губернатором Капской колонии, а весь остальной мир он считал большим кланом белых людей. Знаниями географии родного края он обладал превосходными, но не догадывался о том, какое гигантское расстояние отделяет его страну от Англии...

Но в 1827 году планам Чаки не суждено было сбыться. Во время охоты на слонов, в котором вождя сопровождал Финн, из Дукузы пришло тревожное известие, что мать Чаки серьезно заболела. Чака прервал охоту и к середине следующего дня пешком покрыл расстояние в 60 миль. Финн вскоре тоже прибыл в крааль, где находилась Нанди. Индловукази — Большая Слониха — умирала от дизентерии. Финн выгнал толпу стенающих женщин из хижины и с горечью сообщил Чаке, что положение безнадежное. Чака просидел час безучастно и дождался момента смерти. Потом он при всех регалиях вошел в свою хижину и минут двадцать плакал, склонив голову на щит.

Вождь был так убит горем, что оказался не в силах прекратить кровавую бойню, разыгравшуюся в Зулуленде. Нанди похоронили на третий день, отправив вместе с ней в могилу десять девушек-служанок. 15 тысяч воинов были оставлены сторожить место погребения в течение года; сюда же пригнали 15 тысяч голов скота, собранного по всем краалям. Правая рука Чаки Нгомаан выступил с речью:

— Великая Слониха с маленькими грудями — вечно правящий дух плодородия — умерла. Вероятно, небо и земля объединятся, оплакивая ее, а потому мы должны принести большую жертву: весь год не обрабатывать землю, не пить молока, а весь надой выливать на землю. Женщины, которые в течение года забеременеют, будут вместе с мужьями преданы земле.

Чака долго упрекал себя, что вовремя не добыл «эликсир жизни» — макасарское масло...

Посольство

После нескольких месяцев такого траура экономика зулусов стала давать сбои. Ведь, по поверьям, ни один злак не должен быть посажен во время скорби по великому человеку. Нельзя было пить молоко. Убивали коров, чтобы телята знали, что такое остаться без матери... Мужчинам запрещали исполнять свои супружеские обязанности.

Надо сказать, что подобные жестокости не были исключением в истории банту и придумал их не Чака. Моряки с затонувшего судна «Станивессе» не раз замечали, как мужчины отказывались от половой жизни в знак траура по вождю.

Наконец, по легенде, один пожилой человек публично обвинил Чаку в том запустении, которое воцарилось в стране. Некто Гала из клана бийсла взял палицу, отправился в ква-Булавайо и, подойдя к внутренней ограде крааля вождя, закричал: «Эй, король, ты погубил свою страну. Кем ты собираешься править? Неужели все должны умереть только потому, что умерла твоя мать? Сензангакона тоже умер, но никто тогда не делал того, что делаешь ты. Положи камень в свой желудок (возьми себя в руки). Ведь это не первый случай, когда в стране кто-то умирает...»

По легенде, образумившийся вождь велел прекратить траур и даже наградил храбреца скотом. Наступил 1828 год, и мысль о посольстве к ум-Джоджи, английскому королю, снова завладела Чакой. К февралю судно «Элизабет и Сусан», восстановленное из обломков «Мери» и переименованное позже в «Чаку», было готово к отплытию. 30 апреля оно отошло от берегов Наталя и взяло курс на Алгоа-бей. Из европейцев на борту находились: Кинг, Айзекс и Фаруэлл с женой. Последнего упоминает Айзекс в своих дневниках. Однако Финн утверждает, что Фаруэлл остался в Порт-Натале и в дальнейшем его имя не встречается.

Кроме них, на борт поднялись двое индун Чаки — Сотобе и Мбозамбоза (его в дальнейшем называли Умбосом-Босер), слуга вождя Пикване, а также вездесущий Джекоб. Кинг вез документ, составленный в присутствии Чаки и подписанный Айзексом, — о полномочиях Сотобе и Кинга заключить договор с Георгом IV, и Кинг должен был потом доложить Чаке о результатах. Настроению участников плавания отнюдь не способствовал тот факт, что Чака перед их отъездом обещал двинуть войска на юг в случае, если посольство не уложится в двухмесячный срок. Однако лучше других об этой истории расскажет сам участник посольства.

Поход на юг

Что же происходило тем временем у Чаки и на южных границах колонии?

Положение в южных областях было нестабильное, ибо там не без оснований ждали прихода зулусских войск. Чака действительно двинул войска на юг. При этом он потребовал, чтобы в его рейде по реке св. Джона и дальше в глубь материка, к амапондо и тембу, его сопровождали Огл и Финн.

Быстро продвигаясь на юг, он остановил войско на реке Умзимкулу и разделил армию. Мдлака двинулся к амапондо, а Маньюнделу — к тембу. Огл сопровождал Мдлаку, а Финн остался при вожде. К счастью, тот внял доводам Финна и пополнил свою армию стрелками из числа белых колонистов.

Слухи о приближении огромной армии чернокожих повергли население Капской колонии в панику. Несомненно, свою роль здесь сыграли статьи Кинга в местной печати. К тому же их воспроизвел в своей книге, изданной в 1824 году, английский купец Джордж Томпсон. Известия о панике в Южной Африке появились даже в одной из гамбургских газет от 13 июня 1828 года: «Ужасный Чака, вождь африканского племени, наступает во главе 30 тысяч человек на кафров, живущих к востоку от колонии. Несомненно, он хочет припереть их к соседним городам. Надменный завоеватель уже послал к нам посла, чтобы узнать, собираемся ли мы помогать кафрам и так ли бравы британские войска, как ему говорили...»

Узнав о приближающихся зулусах, амапондо бросили краали и укрылись в окрестных лесах, и Мдлаке удалось дойти до реки Умтата. Его рейд оказался победоносным, что нельзя сказать о Маньюнделе, который погиб в схватке с тембу. Чака казнил несколько сотен воинов за то, что они не уберегли своего командира.

Финн прилагал все усилия, чтобы заставить Чаку изменить свои планы и уйти из опасных районов на север. И Чака пошел ему навстречу. Его подогревали слухи о том, что в его отсутствие воины Сошангане развлекаются с зулусскими девушками. Он решил предпринять экспедицию против Сошангане, скрывающегося на территории Мозамбика далеко на севере. И огромная армия, без заслуженного отдыха, вернулась по своим следам и, не заходя в родные краали, ушла на север. Чака остался в своем краале даже без личной охраны.

В то время, когда вожди коса и тембу договаривались между собой о совместном отпоре зулусам, слухи о них наконец докатились до Грэхемстауна, и комендант города генерал Бурке послал отряд майора Дандаса «разобраться, в чем дело, и быстро разделаться с черномазыми». Когда Дандас прибыл к реке Умтата, где стояла одно время армия Мдлаки, зулусов и след простыл. Но, надеясь, что зулусы будут преследовать тембу и дальше в глубь материка, Дандас пошел на запад, настиг большое войско и атаковал его сходу. Мы уже рассказывали: то были воины Мативане!..

Бурке выслал подкрепления Дандасу, когда Чака давно уже был в Дукузе и ждал возвращения посольства. Между тем оно застряло в бухте Алгоа. Что же произошло с посольством Чаки?

17 августа, при подходе к Порт-Наталю, Кинг посадил судно на мель. Видимо, к тому времени он был уже серьезно болен. Выбираясь с затопленного «Геликона», погиб готтентот Майкл.

Финн из Дукузы письменно известил колонистов, что вся армия ушла на север грозить Сошангане. Нужно было срочно отправляться к Чаке с подарками. А тот с несвойственным ему терпением стал готовить новую экспедицию за «эликсиром жизни» — макасарским маслом.

Финал близится

Мы переворачиваем последнюю страницу жизни Чаки. Давайте еще раз обратимся к воспоминаниям Айзекса и послушаем его версию.

Такова версия Айзекса. Момент для покушения заговорщики выбрали удачный. Армии при Чаке не было. Она находилась далеко на севере, в Мозамбике. Чака отослал туда одного из своих двоюродных братьев, Дингаана, который когда-то стремился унаследовать место Сигуяны, а потом надолго затих, а также Мхлангану и родных братьев — Мпанде и Нзибе. Последнему было около двадцати лет, а Мпанде считался самым мягкотелым и слабым из всего многочисленного потомства Сензангаконы.

Заговор против Чаки зародился в его собственной семье. Мкабани, сестра Сензангаконы, была близкой подругой Нанди, матери Чаки, и эта сварливая старуха распустила слух, что ее королевский племянник Чака отравил собственную мать. Когда Чака был в походе на юге, она высказала свои подозрения Мхлангане и Дингаану и посоветовала им объединиться с индуной Мбопой, начальником королевской прислуги. Договориться они не успели: Чака неожиданно вернулся и услал обоих братьев на север. Мбопа остался один.

Едва армия достигла крааля Эгазини, где правил отец Мбопы, Чака отозвал из войск всех мальчиков-носильщиков у-диби. По возвращении он объединил их в гвардию изи-ньози («пчелы»), чтобы иметь собственную гвардию, а армия должна была идти без сопровождения, неся на плечах собственное имущество. Это переполнило чашу терпения братьев-заговорщиков. Сославшись на болезни, они вернулись в свои краали близ Дукузы и послали гонцов к Мбопе, и тот сообщил Чаке о болезни братьев. Чака воспринял это известие спокойно, и братья вздохнули с облегчением.

... В то утро, 22 сентября, Чака видел сон. Он умер, а Мбопа служит другому хозяину. Вождь рассказал это одной из девушек гарема, а та передала сон Мбопе, который и пересказал его в ужасе братьям. Те решили убить Чаку в тот же день.

Ближе к вечеру от амапондо прибыли посланцы с подарками — журавлиными перьями и выдровыми шкурками. Чака вышел встретить гонцов за ворота крааля. Тем временем Мбопа спрятал под накидкой-кароссом короткий ассегай, а братья укрылись за изгородью крааля.

Чака сел и стал расспрашивать посланцев, почему те так задержались в пути. Дингаан дал знать Мбопе, чтобы тот побыстрее спровадил группу амапондо из крааля. Мбопе выскочил вперед и стал бить гонцов хлыстом. Те выбежали за ограду. Чака встал в недоумении, в это время братья подошли ближе и ударили Чаку асеегаями. Тот закричал: «Дети моего отца, что случилось?» Повернулся и, спотыкаясь, пошел к воротам крааля. Он упал уже за оградой. Трое убийц покинули сцену, а жители попрятались по своим хижинам. Тело оставалось до утра там, где упало. Гиены не тронули Чаку! Потом тело завернули в бычью шкуру и поместили в пустую яму для зерна, завалив камнями.

Дукуза была заброшена. В 1844 году здесь возникла бурская ферма, место захоронения было забыто, и сегодня останки Чаки покоятся где-то в районе поселка Стангер.

Описанные события — лишь одна из версий гибели Чаки. В то время там не было человека, который записал бы подробности разыгравшейся в буше трагедии. Версии разнятся только в деталях. По одной из легенд, Чака воскликнул перед смертью: «Как только я уйду, наши земли наводнят белые люди. Запомните мои слова!»

После смерти Чаки колония ненадолго пришла в запустение. Кинга уже не было в живых. Айзекс уехал издавать свою книгу. Фаруэлл вскоре погиб. В Порт-Натале остались Финн, Огл, Кейн и Холстед, окруженные тысячами беглецов из Зулуленда. Но колония все же существовала!

Интересно, как сложилась судьба некоторых из наших героев. Пауэлл умер от лихорадки в 1825 году. Фаруэлл убит вождем Нгето в 1829-м. Холстед погиб во время истребления буров Ретифа в 1838-м. Кейн пал в бою с зулусами в том же году. Финн и Огл дожили до сравнительно спокойной эпохи в жизни Порт-Наталя.

Несомненно, казни были часты в государстве зулусов. Они были частью социально-политической системы банту. Без жестокости Чака не добился бы повиновения такого разноплеменного и многоукладного населения.

Но так уж случилось, что единственными хронистами Чаки стали белые люди. Он не тронул ни одного из них, предложил им дружбу, даровал земли; множество бивней. Пока он был жив, ни один европеец в Натале не был обижен, хотя индуны Чаки были настроены иначе, и можно с уверенностью сказать, видели дальше своего вождя.

Именно благодаря запискам первых колонистов мы смоги проникнуть в тайную жизнь закрытого общества южных банту, жившего по своим законам и не спешащего раскрывать свои секреты европейцам...

Итак, закончился первый, наиболее удачный, этап жизни молодой британской колонии в Натале, произошла смена декораций, и благополучные контакты белых и зулусов были надолго омрачены не сложившимися отношениями с преемником Чаки, его братом — умным, подозрительным и дальновидным правителем Дингааном.

Месть Дингаана

Смерть Чаки повергла всю страну зулусов в состояние шока. Так продолжалось несколько месяцев. Вожди на окраинах Наталя, не принадлежавшие к основному этническому ядру, стали громко требовать наказания виновников массовых казней. Но главного виновника уже не было в живых. Дукуза пустовала. Огромная армия, ушедшая на север, еще не вернулась, и в королевском краале осталась лишь малолетняя гвардия Чаки изи-ньози — «пчелы» и хломендини — «домовые люди» из ассимилированных кланов, служившие пастухами.

Оба брата затаились — каждый в своем краале — и ждали развития событий.

Дингаан не делал попыток возвыситься над Мхланганой. Исполнительная и административная власть сосредоточилась пока в руках Мбопы. Но братья все же позаботились о том, чтобы скот Чаки не пропал, — специальные отряды были отряжены в соседние краали и пригнали весь скот, поровну в оба крааля.

Первым актом братьев было убийство Нгвади — сына Нанди, матери Чаки, рожденного от Гендеяны, ее второго мужа. Нгвади жил при Чаке в полном достатке и безопасности и у него была даже собственная армия. По законам наследования трона он имел больше прав на власть по сравнению с братьями, и они это прекрасно сознавали: против Игвади послали Мбопу с отрядом «пчел», и тот сражался до последнего вздоха.

Затем братья приложили все усилия, чтобы лишить власти индун, имевших все при Чаке. Сотобе вовремя оценил ситуацию и занял сторону Дингаана.

Отношения между братьями ухудшались. Оба пытались завоевать расположение Мбопы, который в свою очередь больше был расположен к Дингаану. Однажды ночью Дингаана легко ранили ассегасм, брошенным из темноты неизвестным злоумышленником. Ждать было нельзя, и Мхлангану убили.

Между тем экспедиция Чаки на север провалилась: Сошангане оказался сильнее. Воины были измотаны до крайности, ведь они ниш без остановки с юга, от амапондо, без носильщиков у-диби. Участились случаи дезертирства. Только железная воля Мдлаки спасла зулусское воинство в этой неудачной экспедиции. К тому же начались голод и дизентерия. Воины жевали щиты. Перебежчики предупредили Сошангане о приближении зулусов, и тот бросил на них из засады несколько тысяч обученных действиям в горных условиях воинов — сегодня мы бы назвали их егерями. 30 тысяч зулусов в панике сбежали.

Войска были даже рады, что Чаки больше нет и можно рассчитывать на пощаду. Тем временем Дингаана выбрали новым вождем!

Сам Мдлака очень сомневался в правильном выборе нового правителя. Не столько потому, что видел в нем убийцу Чаки, сколько из-за того, что тот приказал убить Мхлангану. Мдлакс казалось, что последний оказался бы куда лучшим преемником.

У Дингаана, знавшего о настроениях Мдлаки, чесались руки убить его, однако младший брат Мпанде и некоторые индуны отговорили его.

Место Большого Слона

Коронация состоялась в начале 1829 года. Новый вождь отселил Мбопу в отдаленный крааль, дав изрядное количество скота. Там Мбопа прожил шесть лет и был убит при таинственных обстоятельствах. Какой правитель потерпит возле себя цареубийцу, пусть даже действовавшего по его собственному повелению?

Придя к власти, Дингаан решил построить себе новую столицу, ибо Дукуза с горсткой камней, напоминающих о Чаке, была ему немила. В июле 1829 года он подобрал место в нескольких милях от ква-Булавайо, старой резиденции Чаки, на живописной равнине с речкой и холмами. Название местного крааля, Эмгунгундлову, означало «место большого слона».

В отличие от Чаки на долю Дингаана в детстве не выпало столько романтических историй. Он был шестым сыном жены Сензангаконы Мпиказе, но рос под влиянием своей тетки Мкабаи. Ему было около тридцати, когда не стало Чаки. С детства ему были присущи замкнутость и повышенная чистоплотность: он все время мылся и натирался жиром. У него были некрасивые зубы, и он этого стеснялся, взяв привычку закрывать рот рукой во время разговоров.

Колонисты Порт-Наталя пока не знали об этих подробностях. Не ведали они и о намерениях нового правителя и на всякий случай укрепляли форт Фаруэлл.

Но вот в один прекрасный день от Дингаана прибыл гонец и сообщил, что вождь благосклонно относится к белым соседям и не тронет их. Колонисты расслабились, но Айзекс все же решил уехать, «чтобы доделать свои и Кинга дела в Кейптауне». Незадолго до отплытия судна пришло известие, что Кейн, посланный по суше за макасарским маслом для Чаки, добрался наконец до амапондо, а Генри Огл вернулся из Грэхемстауна вместе с Барнабасом Шоу, эмиссаром лорда Сомерсета. Шоу никак не ожидал смерти Чаки, но все же решил осесть здесь и заняться торговлей.

Айзекс отбыл на «Элизабет и Сьюзан» 1 декабря 1829 года, но 30 марта следующего года, побывав в Кейптауне и даже на острове Святой Елены, вернулся в Порт-Наталь на американском бриге «Св. Майкл», которым командовал капитан Пейдж.

Постепенно все колонисты, за небольшим исключением, снова собрались вместе. В Порт-Натале они узнали много самых разных новостей. Самой главной была печальная — погиб Фаруэлл. Незадолго до этого он побывал в Кейптауне, где его жена родила сына, и стал вербовать новых поселенцев в Порт-Наталь. В сентябре 1829 года он прибыл в Порт-Элизабет, готовый следовать дальше фургоном. С ним были торговец по имени Трекеврей и молодой натуралист Уолкер.

Пока Фаруэлл был в Кейптауне, в Пондоленде начались волнения. В марте 1829-го вождь Нгето поссорился с Дингаапом, забрал своих людей и скот и скрылся далеко на юге, найдя убежище у могущественного вождя Факу. Историки назвали бегство Нгето со своими квабе вторым массовым исходом части населения после знаменитого похода Мзиликази. Нгето совершенно справедливо рассудил, что его ожидает участь других влиятельных вождей, не уйди он вовремя с арены. Эта миграция нарушила работу многих миссий и заставила миссионеров временно укрыться в Грэхемстауне.

В миссии амадола методист Шепстон, уже шесть лет живший здесь, едва успел скрыться с сыном, 12-летним Теофилом, бегло говорившем на коса, перед тем как сюда ворвались воины квабе.

Среди путешественников, которые тоже были вынуждены повернуть назад перед лицом нашествия с севера и задержаться на полпути в Порт-Наталь, оказались Эндрю Бейн и Джон Вернет Биддалф, которые ехали в компании с отцом Финна Генри Френсисом и двумя сыновьями — Альфредом и Френсисом. Четвертый сын, Уильям, вскоре тоже прибыл в Порт-Наталь самостоятельно.

Но вернемся к судьбе Фаруэлла. Когда в сентябре 1829 года он снова двинулся на север, обстановка вроде бы нормализовалась. Однако Факу, земли которого поочередно захватывали то зулусы, то беженцы от них—нгванени, то британские войска, а теперь и квабе, постепенно приходил в ярость и готовился к решительным действиям. В начале ноября 1829 года Фаруэлл добрался до реки Умзимвубу, на которой располагался лагерь вождя Нгето. Оставив фургоны под присмотром Кейна, он отправился навестить вождя. Это было безрассудное решение, ведь Фаруэлл ехал к Дингаану, смертельному врагу квабе, к тому же с подарками. Кроме того, с ним был сын одного зулусского индуны, в котором квабе видели шпиона. Тем не менее Фаруэлл расположился на ночь возле крааля, а его слуги получили приют даже внутри изгороди. Поздно ночью в палатку Фаруэлла приполз слуга готтентот по кличке Рысь и сказал, что квабе замыслили убить белого человека. Фаруэлл не принял предостережения всерьез и отправил слугу спать. Через некоторое время лазутчики квабе подрубили веревки палатки и зарезали Фаруэлла через парусину. Кейн, услышав крики, скрылся в лесу вместе с готгентотом. Через несколько дней они прокрались на место убийства и увидели трупы быков и лошадей. Подарков на месте не оказалось...

Впоследствии Нгето поссорился с Факу и бежал от него к Дингаану, который тут же казнил его. А Кейн, Биддалф и трое Финнов продолжили путешествие в Порт-Наталь, предварительно заехав в Грэхемстаун и запасшись новыми подарками для Дингаана.

Дингаан просит ружья

Собравшись наконец вместе, колонисты решили нанести первый визит к новому правителю зулусов. Вместе с Финнами собрался в поход и Айзеке.

В целом вождь принял депутацию благосклонно и высказал пожелание, чтобы Финн стал вождем Порт-Наталя и одновременно его подданным и доверенным лицом. Однако Дингаана беспокоило и даже раздражало, что Кейн и Огл унаследовали скот Фаруэлла, подаренный Чакой. Пусть они вернут скот в королевское стадо. Оба молодых человека заверили Дингаана, что сделают так, как он хочет, а Айзекс получил прозвище Дамбуза ум тхабатхи — «тот, кто дает вещи».

За 20 лет жизни при Чаке Дингаан много времени проводил в действующей армии и потому неплохо разбирался в военном деле.

Видя, что войска находятся на пределе, он временно распустил воинов по краалям, разрешив им надеть головные кольца, то есть жениться. Заметно снизилось число убийств «при дворе».

Некоторые биографы Дингаана склонны упрощать взаимоотношения его с белыми людьми и сводить все интересы зулусского вождя к его гарему. Однако в его изи-годло входило 300 девушек, а не 1200, как у Чаки, он лично подбирал для них одежды, придумывал танцы и участвовал в них. Детей он не оставил, скорее всего из-за бесплодия.

Что касается личных качеств вождя, то многие авторы пишут о Дингаане как о кровавом, капризном, жадном и мстительном деспоте. Главная ошибка сторонников всех этих выводов — попытка рассмотреть личность вождя зулусов в отрыве от традиционного общества, в котором она выросла и сформировалась. То, что Дингаан заменил боевые ассегаи у воинов на танцевальные палочки, — лишь мелочь, временная прихоть. Он вовсе не был пацифистом! Наоборот — и этого как раз не заметили ни Айзекс, ни последующие белые «хронисты», — Дингаан прилагал все усилия, чтобы укрепить армию и центральную власть. Конечно, делалось это методами, традиционными для общества нгуни начала XIX века, и нет смысла лишний раз обвинять зулусов в жестокостях.

В первые годы правления Дингаана беспокоили два фактора. Первый — местные вожди: каждый из индун мог посягнуть на верховную власть. Некоторых честолюбивых вождей убивали. Но если при Чаке казнь индуны сопровождалась истреблением целого крааля, то сейчас жителей не трогали. Второй фактор — Мзиликази. Дингаан называл его той самой собакой, о которой говорят, что не знаешь, когда она тебя укусит. Страх перед ушедшим Мзиликази заставил Дингаана снарядить несколько карательных экспедиций в Трансвааль, где укрылись ндебеле. Одна из экспедиций пришла с поражением, потеряв три полка, и Дингаан был взбешен.

Финн, находившийся тогда в краале, поразился суровости вождя, прежде им не замеченной. «Неизвестно, что ожидать от него в следующий раз», — с тревогой отмечал он в дневнике. При первой же встрече с европейцами вождь попросил у них ружья, чем их немало озадачил.

В то время как Дингаан реорганизовывал армию, объединял старые разбитые части в изи-баву — новую гвардию, белые поселенцы занимались усиленной охотой на слонов. Финну удалось наладить контакты с остатками чудом уцелевшего бушменского клана у подножия Драконовых гор, и те научили его пользоваться отравленными стрелами.

Кейн, у которого установились особые дружеские отношения с Дингааном, тоже усердствовал в добывании бивней. В одной из экспедиций за слоновой костью его сопровождал переводчик Джекоб, благополучно переживший все политические невзгоды. Джекоб еще при Чаке стал важным индуной и очень гордился своим положением, поглядывая свысока даже на белых господ.

В Грэхемстаунс Кейн распустил слух, что Айзеке снабжает зулусов оружием и что американский бриг, который привез его со Святой Елены, скоро вернется с поселенцами из США. Рассказы возымели действие, и в Капской колонии стали поговаривать о посылке войск в Порт-Наталь. Джекоб, слыша все это, сделал собственные выводы.

10 марта 1831 года, после десяти месяцев отсутствия, Кейн вернулся в Порт-Наталь, отослав Джекоба к вождю.

Доклад Джекоба Дингаану был мрачным, тревожным и главное — убедительным. Он объяснил беспорядки в Пондо-ленде присутствием там миссионеров, которых он назвал злыми вестниками белой власти. Он доложил о том, что правительство Капа собирается двигать войска на север и непременно атакует зулусов. За все это якобы нес ответственность Джон Кейн, который тем временем мирно достраивал свой дом.

Дингаан вызвал полк и отправил его сжечь крааль Кейна. Импи подошел к его дому в конце апреля, и Кейну пришлось скрываться в лесу, тогда как от дома остались одни головешки, а скот угнали. Остальные поселенцы тоже попрятались.

То было первое нападение Дингаана на белых.

Через несколько дней вождь прислал гонца сообщить, что ссора у него только с Кейном. Финн, лучший знаток языка зулу, взяв с собой брата, отправился в резиденцию. С ним было 80 носильщиков, которые несли подарки и — одиннадцать ружей. К своему изумлению, он застал в королевском краале панику, вызванную рассказами Джекоба. Оказалось, Дингаан не только привел в боевую готовность всю свою огромную армию, но и отослал португальца, жившего здесь несколько лет, в Лоренсу-Маркиш за ротой цветных солдат!

Финн вручил дары и вроде бы убедил Дингаана в том, что ему ничего не угрожает. Но когда он вернулся в Порт-Наталь, местный индуна заявил ему, что вождь снова собирается напасть на поселок. Колонисты опять попрятались, а индуна Сотобе поспешил доложить Дингаану, что белые укрылись вместе со скотом, который утаили от него, вождя. Дингаан выслал импи — вернуть скот, и поселенцы, в том числе и Финн, едва не расстались с жизнью.

Прошло несколько месяцев и «прогнозы» Джекоба не подтвердились. Дингаан понял свою ошибку и призвал поселенцев, покинувших свои места, вернуться и забыть страхи. Опальный Кейн даже взял на себя смелость посетить Дингаана.

В логове тирана

В январе 1832 года Дингаан решил, что Джекоба следует казнить за ошибочные показания, и приказал Кейну застрелить его. Вот последний рассказ о Джекобе.

В 1832 году поселок состоял из нескольких хижин, построенных по типу африканских. Да и все селение очень походило на крааль. Четверо Финнов жили в доме отдельно, а остальные — Кейн, Огл, Холстед и новый член колонии, 19-летний Ричард Филипп Кинг, — внутри ограды. Тревога за свою судьбу не покидала никого. Вскоре стали прибывать новые люди. Среди них был Эндрю Смит, который тщательно собирал все сведения о соседних землях. За Умтагой, далее на север, перед поселенцами лежали неведомые земли. Им Смит пророчил большое будущее. В 1832 году он опубликовал в «Грэхемстаун джорнэл» свои путевые зарисовки, где воспользовался уже упоминаемыми нами неопубликованными дневниками Финна и, конечно, собственными наблюдениями. Имелся у него и другой источник — дневники Фаруэлла, не увидевшие свет, по пригодившиеся Смиту.

История у экспедиции Э. Смита была такая. Еще в 1824 году к губернатору Капской колонии стали обращаться жители Южной Африки с просьбой разрешить им торговать с кафрами. Но власти все тянули и тянули с решением. В конце ноября 1830 года капитан Дункан Кэмпбелл, гражданский уполномоченный округа Олбани, написал губернатору сэру Лоури Коулу, что Джон Кейн из Порт-Наталя прибыл в Грэхемстаун с подарками от Дингаана — четырьмя слоновыми бивнями и сообщением, что он, вождь, желает жить в мире с окрестными племенами, вступить в контакты с колонией и принять миссионера, который стал бы учить его народ.

Приблизительно в то же время Кэмпбелл получил аналогичную информацию от торговцев Коллиза и Биддалфа, которые жили в Натале и с которыми Кэмпбелл был хорошо знаком. Сэр Лоури послал запрос в Лондон: он, конечно, не верит таким легковесным заявлениям, но все же запрашивает официальное разрешение послать в глубинные районы лицо, которому он доверяет, чтобы подтвердить, искренен ли Дингаан в своих пожеланиях. А заодно и выяснить природные ресурсы Наталя.

Разрешение вскоре было получено, и «лицо», Эндрю Смит, которого Коули, несомненно, и имел в виду, был тщательно проинструктирован, прежде чем отправляться в «логово тирана».

Мотивы, по которым губернатор выбрал именно Смита, легко понять: он познакомился с письмом, которое доктор Смит послал Коули в 1829 году. Там, в частности, были такие строки: «...территория, которая лежит между мысом Доброй Надежды и побережьем (Индийского океана. —Авт.), заслуживает самого пристального внимания. Страна эта, обращенная в нищету жестокостью деспотичных правителей, богата естественными ресурсами, которые дикари не в состоянии использовать в благих целях. Предприятие, которое я предлагаю, будет связано с трудностями, которые преодолимы...»

С 1824 по 1828 год Смит много путешествовал по различным районам Южной Африки, написал в газете статью о происхождении бушменов, наблюдал птиц, а его коллекции из Намакваленда до сих пор представляют интерес для специалистов. Он же был основателем одного из лучших южноафриканских музеев.

Вернувшись из путешествия в Наталь, Смит, несомненно, докладывал о результатах своих наблюдений, ибо интерес к тем землям возрос настолько, что 190 купцов собрались в Кейптауне и подписали «Мемориал» с требованием правительству создать государственную службу в Порт-Натале с соответствующей военной охраной для торговли на местах. «Мемориал» содержит девять пунктов, в семи из них упоминается Смит. Кроме того, «податели сего» попросили Смита написать «историческое сопровождение» к «Мемориалу», что и было исполнено 6 июня 1834 года. Именно этот текст рассматривали всегда как официальный отчет о поездке, хотя это и не было так.

Д’Урбан, сменивший Коули, отослал «Мемориал» в Лондон, но ответа не последовало.

Записи, сделанные во время поездки из Порт-Наталя в крааль Дингаана с 28 марта по 14 сентября 1834 года (сюда вошли не только его собственные наблюдения, но и те, что он старательно записывал за Финном, когда они путешествовали вместе): «Состоялась первая беседа с Дингааном. Когда мы подошли, он обсуждал дела с вызывателями дождя. Он заявил, что они его обманывают. Ведь он послал им скот, а дождь не пошел, а пошел позже.

Когда Дингаан покинул место, где сидел, все сказали «бай-ете». Часть людей упала на землю и ползла за ним, пока он не скрылся за воротами...

... Полагаю, что резиденция Дингаана располагается в 40 милях в глубь материка. Дожди здесь иногда начинаются в июне, а бывает, не случаются и до сентября. В январе сажают зерно, которое поспевает в феврале—марте. У них два сорта сырья для пива. Главная болезнь — дизентерия.

... Когда дырки в ушах становятся слишком большие, а они этого не любят, то зулусы разрезают их еще, а затем соединяют разрезанные части и те срастаются. Шесть пальцев у них не редкость, и они перетягивают шестой палец ниткой, и он отсыхает. Цвет кожи у зулусов варьирует от черного до медно-желтого. У некоторых волосы растут на груди и подмышками. Многие имеют татуировку на животе. Они не носят колец из слоновой кости на руках, предпочитая коровий хвост вокруг колен и маленькие хвостики или куски кожи на лодыжках».

Экспедицию Смита сопровождали несколько европейцев. Один из них, юноша по имени Германус Бэри, сын англичанина и голландки, был так удивлен тем, что увидел в Натале, что воскликнул: «О боже, я никогда в жизни не видел таких милых мест!»

Население колонии стало расти. Кроме группы Смита, здесь появился Вильям Берг — бур и первый настоящий фермер. Проведя здесь некоторое время, Берг уехал домой с мыслями о плодородных землях и чудном климате. Его рассказы ползли от фермы к ферме, как пожар в саванне.

Стычки мелкие и крупные

В 1834 году Финн сообщал, что зулусы буквально завалены всевозможными бусами. Тогда же Дингаан высказал мысль: он может перенести часть торговых сделок в Порт-Наталь, если убедится, что получит такое же количество медных изделий от англичан, как и от португальцев.

В начале 1830-х годов зулусы очень заинтересовались огнестрельным оружием. Торговцам в Порт-Натале было строго-настрого запрещено продавать их африканцам, и Дингаан обратил взор к британским миссионерам, которые были менее подвержены контролю со стороны властей. Миссионеры даже втихомолку обучали индун пользоваться ружьями.

Любой отказ, выраженный в более-менее открытой форме, Дингаан воспринимал как оскорбление его народа и «принимал меры». И хотя с португальцами он вел себя в общем-то доброжелательно, были и трагические истории.

На юге зулусский правитель повел военные действия против пондо. В этот период во внутренних районах Наталя, на берегу реки, зулусскому импи повстречался отряд цветных охотников из Капской колонии; не долго думая зулусы убили семерых, а одного увели с собой. Тревожные слухи долетели до Порт-Нагаля, и колонисты подумали, что зулусы убили братьев Кэвудов, которые также охотились в тех краях. Поселенцы решили напасть на отряд, когда тот возвращался домой. Они организовали группу стрелков, которые нанесли импи сокрушительный удар — зулусы не ожидали залпов, и 200 воинов полети на месте.

Реакция Дингаана была неожиданной. Он казнил уцелевшего командира этого отряда и приказал ослепить разведчиков, которые не удосужились понять мирные намерения охотников на слонов...

В 1834 году число поселенцев заметно выросло. Усилилась активность торговцев слоновой костью, увеличилась конкуренция со стороны португальцев, а у берегов Наталя все чаще стали появляться американские китобойные парусники. Финн стал личным переводчиком сэра Бенджамина Д’Урбана, губернатора Капской колонии, и надолго уехал из Порт-Наталя. Зимой 1834 года прибыли первые буры — 21 человек на 14 фургонах под началом Петруса II Уйса. Они разбили лагерь на берегу реки Мвоти. Буров хорошо встретили поселенцы, и энтузиазм последних возрос, когда они узнали, что это представители комиссии треккеров, посланных приграничными бурами исследовать земли на севере.

Буры появляются на сцене

1835 год стал переломным в истории Южной Африки. До сих пор границы Капской колонии не знали сколь-нибудь значительных потрясений и тревог. Но сейчас они стали свидетелями массового исхода 14 тысяч буров! Великий трек на север стал главным событием в жизни поселенцев, желавших сохранить рабов. То был последний шанс для людей, хотевших увековечить образ жизни и мыслей, которые повсеместно вымирали или уже умерли. На ранних этапах трек считали просто проявлением земельного голода, и поселенцы на границах Грикваленда все еще считали себя канскими колонистами и ездили из Филипполиса в Колесберг платить налоги. Но к 1836 году трек оформился в открытое бегство из-под британского контроля.

Буры быстро пересекали Оранжевую реку, двигались по землям гриква и оказывались на обширном внутреннем плато, пустынном из-за бесчисленных миграций в период мфекане. Единственными их противниками стали летучие отряды матабеле того самого Мзиликази, который покинул Чаку и вызывал опасения Дингаана. Матабеле отступили перед огнестрельным оружием и вскоре исчезли за горами Матопо от глаз европейцев — на несколько десятилетий! Но перед этим они успели — и не раз! — сразиться с бурами...

Треккеры пересекли Вааль и добрались до Лимпопо, здесь часть повернула на восток, прошла но перевалам Драконовых гор и оказалась в Натале. Они не желали подчиняться никакому правительству, намеревались сохранить рабовладение и устроить себе «леккер леве» — сладкую жизнь за пределами британских владений.

В апреле 1837 года в район Таба-Нцу пришла новая группа переселенцев: 108 человек, не считая слуг, под началом Питера Регифа. Предками Ретифа были потомки гугенота, бежавшего из Франции после отмены Нантского эдикта в 1688 году. Он родился возле сегодняшнего поселка Веллингтон и еще в молодом возрасте уехал на восточные границы колонии. К 1820 году он разбогател в Олбани и, завоевав доверие соотечественников, возглавил местное треккерское движение, а в июне 1830 года его торжественно избрали в Винсбурге командант-генералом.

Прежде всего новый начальник посетил всех местных вождей и заключил с ними договоры о дружбе. На берегах рек Каледон и Вааль скопилось более тысячи фургонов и около пяти сотен вооруженных буров. Ретиф обратился к Мзиликази с предложением о заключении мирного договора, но тот не ответил, и Ретиф стал готовиться к экспедиции.

В поисках Земли обетованной

Среди лидеров буров не было единого мнения относительно выбора «земли обетованной». Ретиф и Уйс стремились в Наталь. Потгитер намеревался осесть к северу от Вааля, а Мариц — на Высоком велде. Шли бесконечные споры о дальнейшем направлении трека, о форме правления и т.д. Может, именно поэтому буры, не достигнув единства, понесут такие тяжелые потери?

В октябре 1837 года Ретиф вышел к краю шито. Внизу раскинулись равнины Наталя. Далеко на востоке группа всадников батлоква гнала скот, отвоеванный у зулусов. Батлоква были одеты в европейскую одежду, умели обращаться с оружием и в то же время успешно использовали древние бушменские приемы скотоводства в горах: мазали землю навозом впереди быков, чтобы те думали, что здесь уже шли их предшественники, и бесстрашно карабкались по кручам.

У Ретифа было 50 фургонов, и он ждал прибытия новых семейств. Оставив обоз у подножия гор, он с 15 всадниками пустился в Порт-Наталь, чтобы договориться с поселенцами, а главное, с самим Дингааном. (Как раз в это время Уйс с Потгитером затеяли сражение с матабеле и заставили их отойти из долины реки Марико на север.)

В Порт-Натале жили в то время 50 белых, и 3 тысячи африканцев размещались по соседству в краалях. Среди поселенцев появилась новая фигура — Алан Гардинер.

Он родился в 1794 году и четырнадцати лет поступил на службу в военно-морской флот. Достиг звания старшею помощника, но без дальнейшей поддержки не смог продвинуться но службе и решил стать миссионером. Приехав в Кейптаун в 1834 году, он в том же году добрался и до Порт-Наталя и сразу же поехал в резиденцию Дингаана, чтобы добиться у того разрешения на миссию.

Не получив разрешения на миссию в первый раз, Гардинер вернулся в поселок. Ему все же удалось основать миссию в Берса, подальше от глаз Дингаана. Дингаан предложил ему стать «вождем белого крааля», и Гардинер, окрыленный, поспешил на юг, в колонию, чтобы уведомить британские власти о своих новых полномочиях. Но коса были в то время в состоянии войны с Капской колонией, и Гардинеру не удалось получить у Факу разрешения на проезд по их землям. Он вернулся в Порт-Наталь. В сентябре 1835 года на фургоне он вновь попытался прорваться через Драконовы горы.

В Грэхемстауне Гардинер узнал, что Д’Урбан сейчас в Порт-Элизабете. Ему удалось упросить Д’Урбана написать Дингаану письмо, в котором Д’Урбан обещал навести в Натале порядок с беженцами.

Миссионерское общество позволило Гардинеру написать книгу о зулусах, однако подозрительно отнеслось к его вмешательству в политику. Роль Гардинера в судьбе беженцев оказалась для них трагической. Дело в том, что во время своих бесед с вождем он обещал ему выдавать беглецов в обмен на разрешение остаться и обращать к богу жителей. Дингаан согласился, хотя, похоже, так и не смог понять сути предложения Гардинера. Но для него было важно одно — появлялась возможность наказывать предателей!

Миссионер поторопился сразу же исполнить обещанное и вернул вождю перехваченных по дороге беженцев. Всех их убили, и Гардинер должен был присутствовать при казни.

Был в соглашении между Дингааном и Гардинером еще один важный пункт. Его Гардинеру пришлось обсуждать не с самим вождем, а с главными его индунами — Ндлелой и Дамбузой. Они недвусмысленно дали понять миссионеру, что нуждаются больше не в слове господнем, а в ружьях и инструкторе, который обучил бы их людей стрельбе. Дингаан не только поддержал своих индун, но и повелел непременно ввести такое обучение в Порт-Натале. Гардинеру отказали в миссии не потому, что зулусы боялись его. Индуны, эти холодные реалисты, знали, что он им ничем не поможет. В 1835 году им нужен был не всевышний, а знакомство с огнестрельным оружием!

Индуны не были так тупы, чтобы не сознавать, что с поражением в шестой кафрской войне военные силы Капской колонии обратятся против зулусов. Ружья были нужны и для того, чтобы напасть на Порт-Наталь. С 1833 года индуны стали все чаще возмущаться тем, что все большее число перебежчиков находит приют под крылышком белых поселенцев. Они уже не раз говорили Дингаану, что нужно наказать виновников предательства. Два года вождь не отвечал на эти призывы, потому что не хотел раздражать белых, но сделал несколько мирных попыток отговорить их от этого. Но белые пошли на другой шаг. Они направили к правителю Гардинера с условием договора — они не станут укрывать у себя беглых зулусов, но и Дингаан прекратит убийства своих соплеменников. Такое соглашение было заключено 6 июня 1835 года. На следующий день Ндлела и Дамбуза сообщили Гардинеру, что сердце Дингаана подобрело и ему, Гардинеру, разрешается открыть миссию в Зулулевде. В подарок миссии вождь отправил 12 быков.

Чернила на договоре еще не совсем просохли, когда стали поступать сведения о нарушениях соглашения белыми торговцами: они украли несколько зулусских девушек и спрятали в Порт-Натале. Реакция Дингаана была мгновенной: он приказал одному из участников разбоя, Т. Холстеду, немедленно покинуть его страну и никому, кроме Гардинера, не пересекать се пешком и не переплывать Тугелу. На Гардинера тоже была возложена миссия — контроль за всеми белыми, входящими на земли Дингаана: с добрыми ли намерениями пришли они к зулусам?

Торговые отношения восстановились только в 1836 году, когда поселенцы помогли Дингаану вернуть скот, захваченный воинами Собузы, вождя свази.

Дингаан стал открыто требовать оружия! И торговец Блакенберт дал ему слоновое ружье, за которое получил от вождя 40 быков. Пример торговца оказался заразителен.

Финн считал продажу ружей Дингаану равносильным самоубийству. Но он явно преувеличивал опасность: при Дингаане зулусы так и не научились пользоваться огнестрельным оружием. Эра зулусов-всадников с ружьями наперевес наступит еще не скоро — при другом вожде и совершенно иных обстоятельствах...

Итак, Гардинер уехал из Лондона без ответа. В мае 1837 года он прибыл в Порт-Наталь. В июне к нему присоединился другой миссионер, Френсис Оуэн с женой и сестрой.

На том же судне приехали трое американских миссионеров, которые основали четыре миссии — две к югу от Дурбана (так теперь назывался Порт-Наталь — по имени губернатора Капской провинции) и две в самом Зулуленде, по протекции Гардинера. Оуэн расположился по соседству с самой резиденцией Дингаана в Эмгунгундлову.

Миссионеры эти прибыли из Бостона, штат Массачусетс, для того, чтобы установить контакты с «морскими зулу» и «внутренними зулу». Всего в отряде было шесть человек, они разделились поровну. Трое с женами поселились у Мзиликази без особых хлопот. А. Оудни Гроут, Джордж Чемпион и Ньютон Адамс столкнулись с трудностями.

Индуны были настроены против миссионеров. Ндлела и Дамбуза часто напоминали Дингаану слова Джекоба, что вслед за миссионерами придет армия, которая захватит все его земли. Индунам удалось убедить вождя, и тот велел отцам сначала построить себе дома в Дурбане, «а уж потом пусть снова приходят ко мне». «Если вам удастся научить мой народ читать и писать, то приходите сразу и научите меня всему этому, и тогда мне понадобятся школы в моей стране» (строчки из писем американских миссионеров, изданных позднее).

Первый визит американцев был обставлен с помпой. «Дингаан был облачен в красную мантию и восседал на высоком стуле. 50–80 человек сидели полукругом чуть сзади, и над краалем стояла полная тишина. После вручения подарков вождь немного расслабился. Он внимательно оглядел бритвы, зонтик, картинки, носовые платки, ножи, чайный прибор. Потом сказал, что хотел бы осмотреть наш фургон. Ему понравился рулон зеленой байки — мы вручили его ему» (из дневников миссионеров).

Дурбан в те годы переживал период анархии. Власти не было. Гардинер противопоставил себя всему поселению. Не хватало продуктов, прежде всего чая и сахара, а также одежды.

Такова была обстановка, когда 20 октября 1837 года в Дурбан въехал Питер Ретиф. Поселенцы радостно восприняли новость о том, что треккеры, то есть участники трека, или переселения, намерены осесть по соседству.

Из Дурбана Ретиф послал людей за фургонами, оставленными в горах. Обо всем этом уже было известно Дингаану, который увидел в разворачивающихся событиях сбывающееся предсказание Джекоба...

Мы подошли к одной из самых загадочных страниц в южноафриканской истории позапрошлого века, о которой историки говорят весьма противоречиво и сбивчиво: осталось мало свидетелей. Мы постараемся быть объективными и осветить ход событий с разных сторон.

Вскоре после приезда Оуэн поехал на север, где в пяти днях пути находилась резиденция Дингаана, и получил разрешение открыть миссию возле столичного крааля Умгуп-гундлову.

Разрешение было получено. 27 октября группа Ретифа отбыла в Эмгунгундлову в сопровождении Холстеда, старожила колонии, с ними также ехали проводники и переводчики. Дингаан принял всех любезно. Он дал согласие на их поселение и сказал, что окончательный ответ будет через несколько дней. Все это время он развлекал буров танцами — 200 быков одного окраса вперемешку с воинами показывали чудеса пантомимы и строевых упражнений. Потом Дингаан отдал Ретифу шкуры овец, побитых в ходе кампании против матабеле, которые в свою очередь забрали их у фермеров Вааля.

На 8 ноября Ретиф назначил возвращение в Порт-Наталь. К этому времени Дингаан вручил ему документ, составленный Оуэном. В нем вождь зулусов даровал требуемую землю, но сначала буры должны были найти и вернуть только что украденный скот. Его увели всадники, одетые, как европейцы, и вооруженные ружьями. Он заявил, что подозревает буров и пусть они докажут свою невиновность.

Ретифу такая просьба показалась неосуществимой. Он знал, что скот украли батлоква Сиконьелы. Они недавно сами себя выдали, пройдя с этим стадом в 700 голов через лагерь буров.

По тем не менее, вернувшись в свой лагерь на реке Каледон, Ретиф послал всадников за Сиконьелой, и, когда того доставили, заявил ему, что не отпустит вождя, пока тот не вернет скот.

Оуэн, которого Дингаан пригласил переводить первую беседу с Ретифом, нервничал и рассказал о своем состоянии бурскому начальнику! Передача дарственной была, по его мнению, незаконной, и Дингаан это тоже, похоже, сознавал. Что, если поселенцы в Порт-Натале откажутся признать этот договор? Что, если станут настаивать на том, чтобы земли принадлежали Британии? Подчинятся ли треккеры англичанам? Нет, конечно, ответил Ретиф. Если такое случится, буры будут вынуждены уйти на север и искать новые земли. Оуэн считал, что европейцы ни в косм случае не должны вовлекать себя в трения между африканцами. Напрасно Ретиф ввязался в тяжбу с Сиконьелой. Но тот успокоил Оуэна: Сиконьела знает буров и отдаст скот без кровопролитий.

Многие пытались отговорить Ретифа от задуманного. Дж. Чемпион, которого он навестил по дороге, посоветовал ему быть осторожным с Дингааном. Два года жизни в Зулуленде убедили его, что Дингаан не так прост, как кажется, и что он задумал убить Ретифа.

«Ни Чемпион, ни я не смогли отговорить Ретифа от опасной затеи, он покинул миссию и пошел к Тугеле», — пишет Оуэн.

Джозеф Керкмэн, переводчик Чемпиона, донесший до нас эту беседу, сообщает интересные сведения. По его словам, Дингаан собирался убить Ретифа еще во время первого приезда. Когда бур с товарищами еще были в его краале, Дингаан послал приказ вождю Изигвабана, чтобы тот пригласил Ретифа в свой крааль, развлек танцами, угостил молоком и пивом, а потом, когда люди потеряют бдительность, убил бы его. Изигвабана отказался выполнить этот приказ. Зная, что ему не поздоровится, он решил бежать из Наталя. Но Дингаан предвидел это и послал армию к Тугеле, чтобы перехватить вождя. После боя на берегу насчитали 600 убитых.

Тайна крааля Эмгунгундлову

Ретиф тем временем даже не подозревал о готовящемся на него покушении. Более того, в письме, адресованном Дингаану от 8.11.37 (но всей видимости, оно было написано еще в самом краале Эмгунгундлову), Ретиф писал: «Из великой Книги Бога мы знаем, что вожди, творящие такие вещи, как Мацеликатсе (Мзиликази. — Авт.), всегда несут тяжкое наказание. Им не долго остается жить и править, и если ты хочешь более подробно узнать, как Бог обращается с подобными вождями, можешь спросить у любого миссионера своей страны».

То была явная угроза Дингаану. Ретиф считал африканцев детьми, независимо от их статуса, с которыми нужно обращаться учтиво, но жестко. Как он заблуждался! Теперь, если у Дингаана и были какие-то сомнения в отношении буров, то они развеялись как сухая трава по саванне. Правы индуны и прав был несчастный Джекоб!

За день до последнего визита буров Дингаан послал за Оуэном, чтобы написать письмо Ретифу. Настроение вождя изменилось. Он просто источал доброжелательность. «Возврат скота (а Сиконьела вернул ему все!) растопил его сердце, — писал Оуэн, — теперь Ретиф может прибыть со всеми своими людьми, но без лошадей». Когда миссионер спросил, как же они доберутся до крааля без лошадей, Дингаан смешался. Ладно, пусть будут при лошадях, и он прикажет своим воинам исполнить боевой танец — посмотрит, кто выглядит лучше! И ни слова об украденном и возвращенном стаде.

Оуэн вернулся домой, полагая, что Дингаан все же не способен на вероломство. Вечером мимо его хижины прошли вооруженные импи при полном военном снаряжении.

Некоторые историки считают, что Дингаан намеревался разоружить отряд Ретифа еще при входе в крааль, попросив у них ружья и лошадей. Однако тщательный анализ дневников Оуэна показывает, что речь шла о тех ружьях и лошадях, которые Ретиф отнял у Сиконьелы. Иначе буры заподозрили бы неладное. (Надо сказать, что все это Ретиф так и не отдал Дингаану.)

Многие буры сомневались в целесообразности поездки самого Ретифа, предлагая послать менее важную персону. Предлагали свои кандидатуры Мариц и еще трое-четверо влиятельных буров, однако Ретиф убедил товарищей, что это вселит неуверенность в их и без того подозрительного правителя, и решил ехать сам с эскортом из добровольцев. 60 человек вызвались сопровождать его, причем некоторые взяли своих сыновей в возрасте от 11 до 15 лет...

С отрядом буров, сопровождаемым 30 готтентотами, поехал и Холстед, сумевший за 13 лет жизни в Натале в совершенстве изучить язык зулу. Он вызвался быть переводчиком у Ретифа.

Ранним утром 3 февраля 1838 года буры возвестили о своем прибытии залпом из всех ружей. Их встретила большая группа зулусов, и вскоре начались танцы, а бурские всадники продемонстрировали искусство верховой езды. Оружие и седла сложили под большим деревом у входа в крааль.

На следующий день, 4-го, если верить Оуэну, ничего существенного не произошло. Только несколько полков зулусов прошли быстрым маршем мимо домика миссионера. То же повторилось и в понедельник, 5-го. Войска отдали традиционный салют и стали готовиться к танцам. Стук палочек о щиты показался Оуэну зловещим.

В тот же день Дингаан вызвал Оуэна и попросил показать дарственную на землю. Она была составлена на английском и переведена Дингаану. Вождь поставил на ней свой знак и при свидетелях документ передали Ретифу.

«Сим уведомляется, — говорилось в документе, — что П. Ретиф, Губернатор голландских эмигрантов в Южной Африке, вернувший мой скот, украденный Сиконьелой, награждается мною, Дингааном, землей Наталя от Тугелы до Умзимвубу, которая может оказаться для них пригодной. Отдаю се ему в постоянное пользование».

Подобные дарственные уже неоднократно выдавали и Чака, а потом и Дингаан Финну, Фаруэллу, Кингу и Гардинеру, но это означало в глазах этих вождей лишь временное владение в течение жизни данного вождя.

При этом вождь выказал единственное неудовольствие тем, что треккеры не привели самого Сиконьелу, которого надо было казнить. Потом снова начались танцы.

Наступило утро 6 февраля. Перед отъездом Ретиф пошел попрощаться с Дингааном, которого, как всегда, окружали воины. С великим уважением бурам указали, что ни один человек на свете не смеет приблизиться к вождю вооруженным, и предложили оставить оружие за порогом крааля, что буры и сделали без малейших подозрений. Их приняли, как обычно, на скотном дворе — самом почетном месте, предложили сесть, и индуны пустили по рукам горшки с прохладном пивом.

Вождь встретил их стоя посредине крааля, окруженный воинами. Потом сел сам и минут десять поддерживал беседу. Но потом, неожиданно вскочив, крикнул: «Bamba nia va tagati» (Хватайте колдунов!). И тут со всех сторон на буров бросились воины-зулусы и изрубили всех в куски. Одному человеку все же удалось бежать и сообщить скорбную весть своим соотечественникам. Такова версия, переданная епископом Дж. Коленсо.

Тут же после убийства множество чернокожих высыпало из ворот крааля, таща безжизненные тела на Холм казней, усыпанный костями. Через полчаса десятки человек уже лежали там — на съедение хищникам. Не удалось убежать и слугам, которые находились за пределами крааля. Все, за исключением одного, были убиты, а лошади и оружие стали собственностью Дингаана. Число убитых превысило сто человек.

Оуэна при этом не было. Встреча с вождем была назначена на время после завтрака, и он, по обыкновению, в ожидании приглашения читал в своем доме. Какое-то мгновение он размышлял — пойти ли самому или нет, но потом решил не прерывать чтение, и это спасло ему жизнь.

Кто же был этот счастливец, которому удалось бежать? Его довелось расспросить в городе Випепе спустя несколько лет корреспонденту дурбанской газеты «Натал уитнесс». Он рассказал, что родители его были рабы и его мальчиком продали в рабство в Черч-скверс в Кейптауне. Молодого раба купил Питер Ретиф, и он был при буре до 1838 года. «Я всегда ехал позади хозяина и вез ею вещи. Король зулу был весьма мил с нами. Мне не позволили слушать, о чем хозяин говорил с королем, но знаю от других, что ему дали землю. Через два-три дня нам приказали готовить лошадей, но перед отъездом Дингаан пригласил хозяина и его спутников отведать напитков в его краале.

Я проводил хозяина до ворот, однако войти не отважился, потому что был только рабом. Я думаю, что хозяин что-то подозревал, потому что перед тем как войти в крааль, отдал мне носовой платок и сказал: «Если что случится со мной — передай жене».

Я сел в 50 ярдах от входа и стал ждать. Белые люди находились в кругу воинов Дингаана. Воины не были вооружены, но их ассегай лежали у ног спереди, когда они сидели. Сухой навоз и пыль вились над краалем. Потом раздался протяжный крик — сигнал был подан! Я запрыгнул на камень и увидел, что белые люди стоят безоружные, а зулусы напали на них и те упали. Хозяин был убит одним из последних. Я видел, как ассегай воткнулся ему в грудь ниже горла. Я закричал, несколько зулусов бросились на меня и ранили в плечо и бедро. Мне удалось добежать до лошадей и вскочить в седло. Я ускакал и добрался до ближайшего лагеря в Блаувкранце и рассказал обо веем».

Вот подробности драмы, собранные и записанные историком Дж. Тилом.

«После крика «Хватайте колдунов!» воины обрушились на буров. Томас Холстед, переводчик, воскликнул: «Дайте мне поговорить с вождем!» Дингаан услышал эго, но махнул рукой, как бы подавая знак: «Убивайте!» Холстед выхватил нож и смертельно ранил двух убийц, пока не был убит сам. Один из фермеров тоже убил воина, но остальные были схвачены, так и не встав на ноги, их оттащили на холм и пробили черепа палицами. Ретифа схватили и заставили смотреть на смерть товарищей, а потом убили и его. Сердце и печень тут же вырезали и закопали на дороге из Порт-Наталя в Эмгунгундлову. Но ни одно из тел больше не трогали, оставив даже одежду. Имена этих 66 буров известны».

Вскоре после резни в краале появились двое белых — Джеймс Броунли, переводчик, и Генри Венейбл, американский миссионер. Броунли приехал, чтобы удовлетворить пожелание Дингаана сменить переводчика, ибо «Холстед обманывал его», а Венейбл решил не упустить возможности побывать у вождя. Положение у них оказалось не из легких. Единственное, что им удалось увидеть, была куча ружей и багажа, охраняемая воинами. Когда ничего не подозревавшие путешественники спросили, где же Ретиф и его отряд, им сообщили, что белые гости отправились на охоту. В просьбе пройти к вождю им отказали. Через час вышел Ндлела и сообщил об убийстве. Король, сказал он, убил их, потому что они намеревались выступить против него.

Венейбл нашел в себе силы спросить о школе, которую он намеревался открыть. Тот скорчил гримасу и спросил: «Не хочешь ли ты лучше научить наших людей стрелять из ружей и скакать верхом?»

Три дня спустя после резни Ричард Хелли, переводчик Оуэна, вернулся в Зулуленд из Порт-Наталя. Он ездил туда, чтобы пригласить Кейна и Гардинера на встречу Дингаана с бурами. Но оба англичанина наотрез отказались принять приглашение...

Не догадываясь ни о чем, Хелли спокойно следовал по дороге, не прислушиваясь к перешептываниям своих спутников-зулусов. Но приглядевшись к ним, стал тревожиться, и тревога переросла в ужас, когда он увидел в небе над ква-Мативане стаи стервятников. «Я сразу понял, что свершилось дьявольское дело»,—пишет Хелли. Подскакав ближе, он увидел оторванный рукав рубашки в стороне от дороги, ведущей к холму. Несколько сваленных в груду седел подтвердили страшную догадку. Пришпорив лошадь, Хелли помчался в миссию. Она была пуста. На столе стояла посуда с остатками пищи. Тут из своей хижины к нему выбежал Оуэн. Не успели они выпить кофе, как Дингаан прислал за Оуэном гонца. Вождь встретил его как старого друга: «Нам много надо друг другу сказать!» Он, вождь, не песет ответственности за происшедшее. «Я заставил их ждать, пока не приедет Кейн и Гардинер, а когда они не смогли больше ждать, я предложил им уйти спокойно». Так что вся вина лежит на Хелли, Гардинере и Кейне. Почему они не приехали? Белые никогда не полюбят черных. Да, ему пришлось так поступить с бурами. Гардинер и Кейн заслуживают того же! Хорошая идея разделаться со всеми врагами сразу! Это слова Дингаана. Вернувшись в миссию, Хелли сказал Оуэну, что уезжает немедленно.

Семейство Оуэнов быстро собралось и отбыло в Дурбан. Там они пробыли какое-то время на островке в заливе среди других европейцев, которые боялись прихода зулусских импи, пока их не забрал парусник.

Миссионер покинул страну, которую ему так и не удалось цивилизовать.

В свое время бытовало несколько версий о том, что англичане подговорили Дингаана убить буров. Основания для них такие.

Преподобный Эразмус Смит, бывший среди тех, кто бежал с Блаувкран-ривер, записал в дневнике 2 мая 1838 года: «После первого визита Ретифа в королевский крааль в ноябре 1837 года Дингаан послал письмо Гардинеру. В нем оп спрашивал его, что делать с Ретифом и бурами, когда те вернутся со скотом, отнятым у Сиконьелы. Гардинер якобы ответил, что эти люди бежали от своего короля и он, вождь, должен поступить с ними так же, как и с собственными беглецами».

Далее, продолжает Смит, некто Стобс и Бланкснбарт тоже советовали Дингаану наказать беглецов. Все это он слышал от других людей.

Бур Д. Р. Безейденхоут, раненный в одном из боев в 1879 году, опубликовал свои записки, где говорится: «Когда Ретиф был у Сиконьелы, двое англичан из Наталя (Гарнетт и Стаббс) побывали у Дингаана и вопрошали его: «Каков ваш закон по отношению к беглецам?» Дингаан отвечал, что порядки его страны требуют смерти. Гарнетт и Стаббс затем сообщили, что они, буры, и есть беглецы».

А вот что говорит один из поселенцев, Дж. Хатгинг: «После того как отряд Ретифа отдал салют в честь прибытия в крааль, Оуэн отправился к Дингаану и осведомился у него, знает ли тот, что эти люди — беглецы, что они укрываются от своего вождя?»

20 июля 1838 года некто Паркер, дезертир из английской армии, побывавший в Натале, написал майору Чартерсу, военному секретарю сэра Нейпира: «Убийство Ретифа и его людей было результатом предательства англичанина по имени Кейп. Вероятно, Кейн, опасаясь, что Дингаан, милостиво приняв буров в первый раз и отдав им земли, выполнит свое обещание, и послал Дингаану сообщение, что буры покинули колонию против воли своего главного вождя, и что они собираются вытеснить его, Дингаана, из его владений, и что он, Дингаан, не должен опасаться англичан — они не помогают бурам».

Паркер сообщил, что это все рассказал ему некто Туи, клерк одного из натальских купцов, а Туи узнал это от самого Кейна.

Несомненно одно — Дингаану кто-то сообщил, что буры — дезертиры. Но вспомним: в его стране селились, испросив высочайшего разрешения, тысячи одиночек. Значит, можно было по-иному объяснить вождю подлинные причины ухода буров из колонии? Но этого сделано не было. К тому же Дингаан был напуган активностью буров в отношении Мзиликази и Сиконьелы. И еще — в сравнении с английскими поселенцами в Дурбане буры представляли существенную силу.

Вероятно все же, что основная часть вины за смерть буров лежит на британских торговцах, которые отказались продавать зулусам оружие. Ретиф вначале обещал ему ружья, но обещание не сдержал, понимая, что это чревато опасностью. Отказ Ретифа возмутил вождя. Он и земли-то обещал им в обмен на лошадей и оружие!

Что же произошло потом? События последующих нескольких месяцев но драматизму могли бы растянуться на несколько лег. Калейдоскоп имен, географических названий, дат... Все новые и новые действующие лица.

Во второй половине дня убийства десять тысяч зулусов походным маршем вышли из королевского крааля и двинулись через Наталь, чтобы напасть на европейцев раньше, чем те успеют подготовиться. Разделившись на несколько крупных отрядов, утром 17 февраля они обрушились на бурские лагеря возле сегодняшнего местечка Винен, получившего свое название в память о трагических событиях тех лет (по-голландски «винен» означает «причитать», «плакать»). Всего два-три бура ускользнули с поля боя и сообщили соседям о трагедии. По всей округе началось строительство укреплений из фургонов.

Результатом первого рейда стали 41 убитый мужчина, 56 женщин, 185 детей и 200 слуг. Уцелевших буров охватила паника, стали раздаваться призывы покинуть страну. Но раздались и другие голоса, призывавшие к отмщению!

Конец Дингаана

Коменданты Потгитер и Уйс, узнав о случившемся, поспешили пересечь Драконовы горы, чтобы помочь своим соотечественникам. Англичане в порту Дурбана, узнав о смерти Холстеда и А. Биггара, убитого во время кровавого рейда по Наталю, предложили атаковать Дингаана с одного направления, в то время как буры пойдут с другой стороны. Однако последние решили действовать самостоятельно.

После смерти Ретифа главой натальских буров стал П. Мариц, он и возглавил экспедицию против Дингаана. Но ни Потгитер, ни Уйс не пожелали подчиниться ему. После долгих дебатов решили так: Мариц останется в Натале и будет охранять здешние лагеря, а Потгитер и Уйс выступят вместе против зулусов.

В начале апреля экспедиции тронулись в путь. Одна — из Дурбана — состояла из 20 английских торговцев и охотников, 20 готтентотов и 1000–1500 чернокожих беженцев из Зулуленда, на которых можно было положиться. Этим отрядом командовал Роберт Биггар, брат погибшего Александра. Через три дня они подошли к первому зулусскому краалю. Он оказался пустым — остались лишь дети с женщинами и скот.

11 апреля они завидели невдалеке полк зулусов и напали на него.

Преследуя отступавшего противника, незаметно спустились в долину. Перед ними были две параллельные гряды холмов, а между ними — длинная ложбина. Сюда-то зулусы и заманили буров, смело бросившихся за «бегущим» врагом. В узкой части горловины на них напали чернокожие воины, лошади стали неуправляемыми, так как зулусы издавали сильный грохот, ударяя ассегаями по кожаным щитам.

Немногим бурам удалось выскочить из этого ада. Сам Уйс, получив ассегай в спину, упал с коня, призывая товарищей спасаться. Его пятнадцатилетний сын устремился на помощь отцу и тоже упал сраженный. (Второй сын Уйса спустя 41 год сражался против другого вождя зулусов, Кечвайо, и погиб в битве при Хлобане 28 марта 1879 г.)

Британская экспедиция, которая была вынуждена вернуться в Дурбан, снова выступила в поход, но уже в несколько ином составе. Командовал ею Р. Биггар. В нескольких милях от Тугелы они наткнулись на зулусский полк, который почему-то предпочел скрыться, бросая горящие костры и оружие. Англичане пошли вслед за ним, пересекли Тугелу, захватили крааль на северном берегу и только тут обнаружили, что находятся между «рогов» зулусской армии — 7 тысяч воинов.

Битва, которая состоялась 17 апреля 1838 года, относится к числу самых безнадежных сражений того времени. Трижды отбивали англичане атаки зулусов, но когда тем удалось разделить британский отряд на две части, надежды на победу угасли. Одна часть пыталась бежать вниз к реке, но большинство беглецов нашли смерть в воде. Спастись удалось четверым англичанам, трем готтентотам и пятистам чернокожим. Вторая группа была полностью окружена плотным кольцом зулусов. Всего погибло 13 англичан и тысяча чернокожих союзников.

После победа армия зулусов неторопливо двинулась к Дурбану. Ф. Оуэн и другие миссионеры, кроме американца Хиндли, уже находились на «Комете»... Беженцы попрятались в окрестных кустарниках. Импи некоторое время постояли на побережье, разрушив несколько построек и захватив всю живность, вплоть до собак и кур, а потом вернулись в Эмгунгундлову.

Группа Потгитера поспешила покинуть владения Дингаана и на землях к северу от Вааля образовала первое постоянное европейское поселение. До сентября 1840 года у них было самоуправление, свой городок они назвали Потхемстром.

Уход Потгитера быстро компенсировали новые поселенцы — на этот раз это были 39 семейств под началом Карела Питера Ландмана. Эмигранты отклонили все требования властей вернуться в колонию. Их главной целью теперь была месть. К этому времени во всем Натале насчитывалось 640 мужчин, способных носить оружие, и 3200 женщин и детей.

В августе армия Дингаана атаковала лагерь буров на Босман-ривер, однако отступила с большими потерями: буры научились строить оборонительные линии из составленных вокруг фургонов. В том же году в Наталь прибыл Андрис Биллем Якобус Преториус. Его предки приехали в Южную Африку с первыми переселенцами из Голландии. Он был малообразованным человеком, за всю жизнь не прочел ни одной книги, разве что Библию. Но в военном искусстве 38-летний комендант разбирался хорошо.

В начале декабря был сколочен отряд. Имевшие опыт боевых действий буры захватили с собой изрядное количество фургонов и несколько пушек. Всего было 464 воина, не считая вспомогательных частей и командования. В тот период реки Наталя разлились и были практически неодолимы. Единственным пунктом, где можно было пересечь Тугслу, было местечко Кахтлалеба.

Вперед продвигались с осторожностью. Каждую ночь фургоны составляли вокруг лагеря, во все стороны рассылали конных разведчиков. Несколько раз брали пленных, и Преториус всякий раз отправлял их к Дингаану с сообщением: если тот вернет все награбленное, буры согласны начать переговоры о мире. Ответ вождь прислал в виде двенадцатитысячной армии, напавшей на лагерь 16 декабря.

Лагерь располагался на реке Инкоме, которая в том месте делала крутой изгиб и обеспечивала бурам надежный тыл. Зулусы пытались прорваться с открытых сторон, но артиллерия нанесла им огромный урон. Отряд кавалерии, высланный вперед, вызвал среди зулусских воинов смятение — лошадей они не знали. Всего среди буров оказалось трое легкораненых, среди них сам Преториус. Потери зулусов — три тысячи воинов. Вода в реке Ипкоме окрасилась в розовый цвет. С тех пор река стала называться Блад-ривер — Кровавой.

23 декабря отряд достиг Эмгунгундлову, но Дингаана там не оказалось — вождь предал крааль огню и бежал на север. На холме Магаване буры обнаружили останки Ретифа и скелеты его спутников. Они лежали нетронутые — с ассегаями, которыми были пригвождены к земле. Сохранились одежда и сумка с документом — дарственной, написанной рукой Оуэна.

Вскоре английский представитель капитан Джарвис предупредил попытку заключить перемирие с Дингааном от лица буров. В принципе вождь уже не возражал против перемирия. 26 марта 1839 года буры встретились с посланцами Дингаана, которым было сказано: мир наступит, если вождь примет соглашение с Ретифом как должное, вернет скот и другое имущество эмигрантов.

Зулусы заявили, что им необходимо довести эти требования до сведения вождя. Вскоре они сообщили, что вещи собраны в одном месте и их можно забрать. После короткого совещания буры сколотили отряд в 334 человека и отправились за своим имуществом.

Приблизительно в это время у зулусов произошло событие, повлиявшее на дальнейший ход истории. Среди сыновей Сензангаконы резко возвысился Мпанде, младший из них. За него выступили некоторые влиятельные индуны и среди них — Нонгалаза, командовавший войсками у северных берегов Тугелы. Мятежный вождь с большим числом последователей — 17 тысяч человек — пересек Тугелу и бежал на юг искать защиты у европейцев.

Буры уже знали наверняка, что намерения у Мпанде самые мирные и что приход его в Наталь — не угроза, а просьба о помощи.

Фолькераад потребовал спросить с Дингаана все убытки, и Мпанде, не дожидаясь, пока вождь ответит, отдал три тысячи голов скота — все, что у него было, бурам.

Мпанде был провозглашен «правящим принцем зулусов в изгнании» и тут же согласился участвовать в военных действиях против старшего брата. Он обещал прекратить «вынюхивание» и бессмысленные убийства. 4 января 1840 года войско в составе 400 буров и 6 тысяч зулусов выступило в поход.

Дингаан узнал о приближении войска от своих разведчиков. Решив выиграть время, он послал для переговоров верных индун Дамбузу и Камбазапу, которых сразу же арестовали и доставили к Мпанде. После недолгого суда их расстреляли.

Вскоре прибыл посыльный от Нонгалазы, который уходил с колонной далеко вперед, с радостным известием — 30 января на реке Уклузи произошло сражение у местечка Магонго. Победил Нонгалаза. Хотя импи Дингаана были многочисленнее, Нонгалаза применил хитрость: пустил слух, что идут буры! Воины Дингаана в панике начали отступать. Бурам было возвращено 30 тысяч голов скота, собственностью фермеров стала тысяча зулусских сирот, всем им нашлась работа в хозяйствах.

Дингаан спешно отходил на север, к границам земель народа свази.

Там он построил временный крааль, где и был убит людьми племени ньяво. Один из участников убийства в возрасте ста лет в 1911 году сообщил, что на могиле Дингаана навалено три больших камня. Это место удалось отыскать только в 1947 году.

Все зулусские воины поклялись в верности Мпанде, новому вождю зулусов. Но подозрительный правитель всегда руководствовался принципом: «Человек, однажды побывавший в шкуре предателя, может оказаться в ней снова», и всегда находил возможности избавляться от опасных людей, особенно из «старой гвардии». Даже Нонгалаза, так много сделавший для Мпанде, был зверски убит по его приказу в 1843 году...

Слух о смерти Дингаана распространился по Наталю с быстротой ветра. Тысячи беженцев с юга и из Высокого велда стали возвращаться в старые краали. В 1841 году фолькераад проголосовал за то, чтобы направить весь этот поток в какой-то отдельный район на юге от Наталя. Возле каждой бурской фермы можно размещать лишь пять семей для подсобных работ. Факу, вождь амапондо, опасаясь, что весь этот поток хлынет на его земли, пожаловался британским властям в Кейптауне на притеснения со стороны буров.

Нейпир отдал приказ захватить Дурбан капитану Смиту, герою Ватерлоо. Тот был встречен в Дурбане нервозно настроенными бурами и старыми поселенцами. Смит построил возле Дурбана укрепленный лагерь. Но силы у него были несравненно слабее, и вскоре он вынужден был послать за помощью в колонию Ричарда Кинга — того самого, что жил в Натале с 1828 года. Кинг знал зулу и участвовал во многих экспедициях поселенцев. Преториус послал за ним вдогонку отряд, однако Кинг добрался до Грэхеметауна за 10 дней вместо обычных трех недель. Памятник ему стоит в Дурбане, где он прожил до 1871 года.

Британские власти признали буров мятежниками, и отныне фолькераад должен был подчиняться королеве.

В 1844 году Наталь был включен в состав британской колонии, а с 1856 года стал отдельной колонией Великобритании.

По на этом история зулусских войн не закончилась. Пройдет двадцать с лишним лет, и при новом правителе, Кетчвайо, зулусы одержат несколько побед, но уже над регулярными войсками Британии.