Глава 1

– Ненавижу!

Деревянная чашка с пустой похлебкой слетела со стола и ударила в закопченную стену. Неаппетитное варево расплескалось в углу. Впрочем, на фоне мха, грибка и бурно разросшейся плесени новое пятно оказалось почти незаметным.

– Ненавижу все это!

Стук дерева о дерева. Сухой треск: сломанная о край стола ложка летит вслед за миской.

– У-у-у! Не-на-ви-жу!

Дочь Лешко Белого – малопольская княжна Агделайда Краковская и законная супруга бывшего омоновца, а ныне – польского рыцаря Василия Бурцева изволит гневаться и потрясать кулачками. Знатная дама снова покапризничает. Опостылело все ее высочеству…

– Послушай, Аделаида, – он шагнул к девушке, попытался ее приобнять.

– Не трожь!

Княжна нервно передернула плечами, зыркнула злыми, красными, заплаканными глазами. Сорвалась на визгливый крик:

– Не трожь меня, Вацлав, слышишь?

Он слышал. Кивнул. Отступил на шаг.

В таком состоянии объяснять ей что-либо – себе дороже. У Бурцева было время изучить молодую женушку. Почти год ведь, как обвенчаны монахом-пилигримом из Добжиня. Сейчас самое разумное – переждать истерику. И он ждал, сложив руки на груди и играя желваками.

– Чего смотришь? Нравится тебе княжна в убогой халупе вонючих язычников, да? Нравится?

Бурцев молча отвернулся. Если не подливать масла в огонь, это скоро пройдет. Если не сдержаться и нахамить в ответ – затянется надолго. Проверено!

– Тебе-то что! Сам ведь в рыцари из мужиков выбился. Небось, привычен к такому свинству. И меня приучаешь?

Хрустнули костяшки пальцев. Скрипнули зубы. Несправедливо, блин. И обидно… Отшлепать бы эту дуреху, по примеру пруссаков, учащих своих баб уму-разуму плетью и дрыном. Так ведь нельзя: любовь-с… Рука не поднимется.

Прусский мужик – он-то что… Покупает себе жену, и, раз деньги уплачены, – всю жизнь относится к ней, как к вещи и рабыне. Женщине даже не позволяется есть за одним столом с мужчиной. Каждый день она обязана мыть ноги ему и его гостям. А его Аделаида привыкла к более рыцарскому обращению.

Пальцы девушки вдруг коснулись его плеча. Легонько погладили.

– Прости, Вацлав…

Ох, уж эти резкие переходы. Порой ему казалось, будто настроение Аделаиды – самая непостоянная вещь в мире. Но чего там, за то, видать, и полюбилась ему взбалмошная полячка. Ладно, сменила княжна гнев на милость – и то хлеб. Утешениям дан зеленый свет… Теперь можно.

Бурцев сгреб девушку в охапку. Та зарылась лицом в толстую поддоспешную куртку-камбезон, жалобно всхлипнула. Раз, другой, третий…

– Ну, Аделаидка…

– Плохо мне, Вацлав, – причитала она. – До чего же плохо…

Да, хорошего мало. Нервные срывы Аделаиды в последнее время случались все чаще и чаще. Впрочем, от такой жизни и самый толстокожий на стенку полезет. А малопольская княжна – барышня нежная и девчонка-несмышленыш к тому же. Только-только восемнадцать стукнуло. А до семнадцати, до нашествия татар на Польшу, жила себе в княжьем тереме на всем готовеньком, в окружении внимательной прислуги.

С родней, правда, не повезло бедняжке: отец Лешко Белый предательски убит. Матушка – Грымыслава Луцкая и дядюшка Конрад Мазовецкий – врагу не пожелаешь. Сестра Саломея – на чужбине, замужем за венгерским королевичем. Братишка Болеслав в религию с головой ушел, дал даже на пару с малолетней женой Кунигундой Венгерской обет целомудрия. А двоюродный брат Аделаиды – сын Конрада Мазовецкого и князь Куявии Казимир, которого ей так усердно сватали тевтоны да мазовцы, оказался редкостной скотиной. Впрочем, о мертвых плохо отзываться не принято. А незадачливый куявский женишок мертв: под Легницей пал Казимир, и, между прочим, от его, Василия Бурцева руки пал. Единственный человек, которому могла доверять и довериться Аделаида – верный слуга Лешко Белого и опекун княжны краковский воевода Владислав Клеменс. Так ведь тот тоже погиб в стычке с татарами.

Уж не потому ли взбалмошная, привыкшая к роскоши, но при этом одинокая и беззащитная княжна ответила взаимностью случайному спутнику, в котором почувствовала хоть какую-то опору, тепло и заботу. Не сразу, конечно, ответила. Поначалу Бурцеву пришлось здорово помучиться со спесивой девчонкой. Но ничего – как посвятил пан Освальд Добжиньский его в рыцари, так освобожденная из тевтонского плена магнатка а сама бросилась на шею. За простолюдина-то благородная Аделаида выходить не желала ни в какую, а вот за опоясанного рыцаря пошла. Не так, видите ли, зазорно это для знатной дамы.

Он гладил плачущую девушку и вспоминал.

Загрузка...