Те, кто жив

Коммунары. Хроника мирных лет

Десятилетие Коммуны праздновали без особого размаха, но с хорошим настроем. На торжественном заседании Совета Палыч довёл до общего сведения показатели экономического развития — община обеспечивала себя всем необходимым, и, хотя часть ресурсов все ещё закупалась, перспективы просматривались неплохие.

В очередной раз объявившийся Хранитель Юш объяснил, как найти срез с зарядной станцией для акков, и торговый баланс теперь обнадёживал — представительство в Альтерионе стало экспортно-импортной факторией, где шёл постоянный обмен пустых акков на заряженные. Операторы были, правда, недовольны — из романтиков дальней разведки они превратились в коммерческий транспорт. Во вьючных «осликов», циркулирующих по торговым маршрутам. Матвеев пытался разобраться с древней транспортной системой и продемонстрировал несколько многообещающих результатов, но до практического их применения было пока далеко. Научившись использовать найденный в брошенном дирижабле «пустотный костюм», он показал возможность перемещаться по Мультиверсуму без реперов. Но с пониманием принципов и, тем более, с воссозданием маршрутной сети дело не двигалось. По его утверждению, даже та Первая Коммуна, наследство которой они так беззастенчиво присвоили, использовала готовую структуру. В их документах, которые постепенно скапливались у Матвеева, фигурировали некие «Ушедшие». Кто они были, куда ушли — загадка.

Матвеев за эти годы довольно сильно постарел. Это было особенно заметно на фоне остальных членов Совета. Профессор категорически отказался принимать Вещество, и был против применения его остальными, но оставался по этому вопросу единственным диссидентом. Его пламенные речи напоминали Ольге лекции общества трезвости и не находили понимания у людей, распробовавших молодость и здоровье. Тем более, что несмотря на все его страшилки, никаких негативных эффектов до сих пор не проявилось.

Сама Ольга осталась практически единственным разведчиком, свободно работающим в поле. Незадолго до «юбилея» она сменила оператора — Дмитрий слишком вжился в образ мужа. Первое же «я тебе запрещаю» стало и последним. Теперь её оператором была Марина — совсем юная, но очень талантливая девушка из числа воспитанников Анны Абрамовны. Несмотря на возраст, она оказалась умной, храброй и отлично подготовленной. Как и все ученики Анны, отлично стреляла, не боялась трудностей, была полностью предана Коммуне и буквально боготворила Ольгу. А главное — с ней не надо было спать.

С Мариной они регулярно ходили на бывшую Родину.

С Родиной было нехорошо — жёсткость риторики нарастала, чувствовались какие-то подковёрные интриги и непонятная напряжённость. Начались откровенные ограничения по товарным группам и технологиям — отказывались давать оружие, боеприпасы, электронную технику и научное оборудование.

Андрей сообщил, что проводники получили анонимный заказ на проход в Коммуну. Плату за него обещали фантастическую. К счастью, в силу особенностей своего «локального» состояния, Коммуна оставалась недоступна через кросс-локусы.

Росли и ширились контакты с контрабандистами. Коммуна покупала на чёрном рынке то, что не хотели продавать на Родине. Матвеев бредил Ушедшими, и для него скупали всё, что походило на их артефакты. В основном — хлам, но иногда попадалось и что-то интересное. Скупали через Андрея, который стал неофициальным торгпредом Коммуны. Он отселился из Альтериона в замкнутый и странный срез, где, пользуясь полной индифферентностью аборигенов, основал своё небольшое предприятие. Занялся розыском и скупкой редкостей и артефактов, транспортировкой людей и товаров через кросс-локусы и так далее. Проводники прозвали его «Коллекционером». Хороший контакт с Коммуной давал ему значительные преимущества. А ещё Андрей очень интересовался реперами и технологиями переходов. Мигель рассказал Ольге, что он пытался наладить неформальные контакты с его оператором, Олегом, и задавал довольно странные вопросы. На всякий случай она решила «не светить» в Альтерионе Марину.

Именно Андрею принадлежала идея пополнения населения через работорговцев. Ольга подозревала, что хитрый Коллекционер просто хочет заработать на посредничестве.

В Совете мнения тоже разошлись.

Мигель одобрял идею в целом, но предлагал совместить её с борьбой против работорговли — просто отобрав всех рабов и уничтожив всех торговцев.

Ему возражали, что это будет разовая акция, которая даст незначительный результат, но перекроет все дальнейшие перспективы.

Палыч был в принципе за, поскольку демографическая проблема в Коммуне стала основным тормозом развития. Естественный прирост — это слишком медленно, ненадёжно и чревато проблемами близкородственного скрещивания уже через поколение. Но он опасался, что, набрав людей неизвестного происхождения, Коммуна утратит нравственные ориентиры.

— Цыганский табор будет, а не коммунистическое общество! — говорил он.

Ольга была против, потому что любые контакты с работорговцами могли безнадёжно испортить им репутацию в Мультиверсуме.

Дмитрий был за. Просто потому, что Ольга — против.

Вазген был озабочен, куда их селить, чем кормить и чем занять.

Микола Подопригора, по причине остановки реактора и перехода локальной энергетики на акки переброшенный на сельское хозяйство, заверил, что, хотя как коммунист и современный человек он против рабства, но, как исполняющий обязанности плантатора, совершенно не против лишней рабочей силы.

Наверное, ни одно решение не принималось так тяжело, но необходимость восторжествовала — Андрей получил добро на установление контактов с работорговцами. И Ольга ничуть не удивилась тому, как быстро это было проделано. Как будто все только ждали отмашки. Условием было: «Коммуна никак не упоминается при сделке», — но это всё равно, что запихивать пасту обратно в тюбик. Операторы бросили всё и приводили партиями испуганных, забитых, измученных и голодных детей. Женщины Коммуны буквально плакали над ними. Лизавета разрывалась на части, выводя им вшей и пытаясь вылечить от целого букета болезней. Больше двух сотен детей, возраста приблизительно от четырёх до семи лет, в первой партии. Отмыв и подлечив, их раздали по семьям. И это стало катастрофой.

Не знающие языка дикие и странные дети совершенно не хотели вырастать примерными коммунарами. Даже пятилетние оказались психически искалечены. Запуганные до невозможности и при этом патологически жестокие, они любую слабость использовали для давления. Дрались с ровесниками чуть ни насмерть, один мальчик едва не зарезал приёмных родителей. Почти необучаемые, зацикленные на еде, ничего не желающие делать. Никакой благодарности они не испытывали. Боялись только физического наказания, не понимали никакой положительной мотивации. Страшно было думать о том, что будет, когда они вырастут.

— Может, надо было брать младенцев? — спрашивал тогда Мигель.

— И что бы мы с ними делали? Пришлось бы устроить из Коммуны огромные ясли. Или брать их с матерями, а это те же проблемы, только во сто крат хуже, — отвечала ему Анна.

Ольга же думала о другом: если работорговцы начнут собирать по Мультиверсуму младенцев, сколько из них просто погибнет?

Решение предложил тот же Андрей.

— В Альтерионе сейчас реализуется амбициозный проект переформатирования общества, — рассказывал он, — под условным названием «Дело молодых». Альтерион — очень консервативный мир, впавший в длительную стагнацию. Хорошая медицина увеличила продолжительность жизни настолько, что перестали работать социальные лифты.

— В смысле? — удивлялась Ольга.

— В руководстве засело старичьё, молодёжь балду пинает. Развитие прекратилось, в обществе застой, демография падает, мотивация нулевая…

— А с виду у них всё так хорошо.

— У них и хорошо. Сытно, безопасно, можно не работать. Они лет до тридцати в студентах ходят, да и потом — кто картинки срамные малюет, кто стишочки дурные пописывает, а кто этим двум кофе с пирожными подаёт. Вроде все заняты, а толку никакого.

— Нам бы их проблемы, — сказала Ольга сердито.

— В общем, забили тревогу — Альтерион, мол, деградирует, до социального коллапса недалеко. Решили сменить вектор, отдав бразды правления молодым. Использовать энергию в мирных целях.

— Ну… — засомневалась Ольга, — я тут сходу вижу много новых проблем взамен старых.

— И они тоже, поверь. Поэтому обязательное условие — в рамках проекта «Дело молодых» каждый юный альтери должен пройти «мотивационную подготовку».

— И что это?

— Из самой технологии большого секрета не делают — у альтери есть обучающие машины. Можно язык быстро выучить, или, там, математику.

— Я слышала, — подтвердила Ольга.

— Все слышали, — отмахнулся Андрей, — но то, что эти машины могут менять базовые личностные установки, уже мало кто знает. Хотя, в общем, это не тайна. У альтери вообще с секретностью, по нашим понятиям, полный бардак — почти ничего не скрывают. Просто мало кто интересуется. В общем, с детства внедряют некий мотивационный комплекс.

— Какой?

— Понятия не имею, — пожал плечами Андрей, — оно мне надо? Я бы сказал, что они сильно рискуют, но это не моё дело.

— И к чему ты мне это рассказываешь?

— Я могу договориться, чтобы нам продали такую машину.

— Нам?

— Нам, вам… Какая разница! У вас появится возможность разом решить проблему с этими детьми. Будут паиньками, пионерами-всем-примерами, вырастут в нового коммунистического человека будущего. Но в оплату альтери хотят Вещество. Когда живёшь так долго, как-то привыкаешь. Хочется жить и дальше.

Ольге сильно не нравилось то, что Андрей всё глубже влезает в дела Коммуны, завязывая на себя важные стратегические процессы. Да и сама идея «ментальной коррекции» выглядела этически сомнительной. Но Совет ухватился за неё практически единогласно. Даже Анна Абрамовна, в конце концов, сдалась, признав своё педагогическое бессилие перед стаей малолетних дикарей.

* * *

Двадцатилетие Коммуны было… Странным. Слишком всё было ровно. Или так потом казалось? Ольга с трудом припоминала — что же было на юбилейном собрании? О чём говорили? Что планировали? Какие-то были успокоенные, благополучные… Ну, кроме, может быть, Матвеева, который в свои честные шестьдесят с лишним лет выглядел на Совете немым укором. Доклад его тоже был, наверное, единственным неутешительным — технологии перемещения оставались артефактными. То есть, принципиально невоспроизводимыми. Использовать редкое найденное оборудование — да. Сделать своё или хотя бы скопировать имеющееся — нет. Впрочем, тогда это, кажется, никого, кроме самого Матвеева, и не волновало. Реперная сеть полностью обеспечивала небольшую торговую логистику Коммуны, разведка велась вяло, поскольку в ней не видели большого смысла. И так всё нужное уже нашли.

Основное внимание в эти годы уделялось социальной динамике. Решив, как тогда казалось, вопросы материального обеспечения, Коммуна полностью погрузилась в построение нового коммунистического общества. Если и не идеального, то хотя бы максимально к этому приближенного. Ольгу немного тревожило то, что в вопросах воспитания подрастающего поколения Совет всё больше полагался на машину альтери, но и она не могла не признать, что эффективность вышла просто поразительной. Новое «привлечённое» поколение первой волны входило в возраст 16—18 лет, и на него не могли нарадоваться. От практики воспитания в семьях решили отказаться совсем — ни к чему задавать устаревшие социальные шаблоны. Мотивационый комплекс, входящий в «Программу адаптации приёмных детей» (ПАПД) отлично подготовил их к коллективному проживанию, воспитанию и образованию. Дети прекрасно учились, с удовольствием работали на трудовых практиках, отличались удивительной бесконфликтностью и полнейшей безоглядной лояльностью Коммуне. Прекрасные дети. Загляденье. Почти все.

Единичные несистемные сбои относили на индивидуальную резистентность к ментальному вмешательству. Она встречалась редко и, как правило, была связана с врождённой эмпатией, которой обладали некоторые расы Мультиверсума. Что дальше было с такими «бракованными» детьми, Ольга не интересовалась.

Постепенно Коммуна отказалась от партийной лексики и атрибутики. Снятые во время ремонта портреты и профили «классиков» на место так и не вернулись. Коммунары были уверены, что справятся лучше, и пока что справлялись. Во всяком случае, по сравнению с Родиной, где так и не построили обещанный коммунизм. Прямые контакты с материнским срезом стали редки. Если бы не ключевые научные технологии, заместить которые в Мультиверсуме было либо сложно, либо нечем, а также культурные связи в родном языковом пространстве: книги, кино, музыка — отношения можно было бы совсем свернуть. Коммуна окончательно оторвалась от материнского мира, превратившись в серьёзного самостоятельного игрока в обитаемом Мультиверсуме. Так что двадцатилетие стало началом их «Золотого века», продлившегося без малого тридцать лет. Целое поколение.

Нет, не всё было гладко. Со временем отношения с «родительским» миром были окончательно испорчены. Распад СССР стал для Коммуны, конечно, меньшим шоком, чем для самой страны, но новая власть — злая, глупая и жадная — оказалась совершенно недоговороспособна. Они были готовы на любые условия, но только потому, что не собирались их соблюдать. Куратор, благополучно переживший все властные пертурбации, уже не снисходил до Ольги лично. Он выставил посредником крайне неприятного человека по фамилии Карасов, который был военным, а не дипломатом, и всё время пытался «выкручивать руки». Сначала в фигуральном смысле, но потом была попытка захвата заложников, по счастью, ожидаемая и потому неудачная. Разошлись вничью, но отношения на этом прекратились.

Настало время проводников-контрабандистов. Ольга не сомневалась, что многие из них находились под контролем Конторы, а некоторые — работали на Андрея. Возможно, это даже были одни и те же люди. Ольга не верила Андрею и понимала, что он так или иначе поддерживает контакты с Куратором, но вариантов не было — для самих коммунаров Родина стала слишком опасным местом. И не только Родина. Как-то раз в Альтерионе неизвестные наёмники попытались захватить Олега. Почти получилось. Отбили, но с обеих сторон были жертвы. Если бы Куратору удалось пленить и склонить к сотрудничеству оператора — это стало бы катастрофой. Контора повышала ставки, обещая баснословные суммы за рабочий кросс-локус в Коммуну, и теперь только не допускающая построения проходов топология спасала их от рейдерского захвата.

Проблемой оставался профессор Матвеев, который категорически отказывался становиться долгоживущим. По причинам, как он говорил «этического и космологического характера». К семидесяти годам он стал сдавать, заменить его было не кем. Гении такого уровня незаменимы. Пришлось идти на обман — ставшему с годами немного рассеянным старику добавляли Вещество в еду. Улучшившееся здоровье и возросшую работоспособность он относил на счёт «диеты и здорового образа жизни», приводя себя в пример всем остальным. Вот, мол, и без вашего Вещества может человек долго жить и трудиться! Главное — сила воли и моральный дух! Немногие посвящённые посмеивались. Профессор писал труд своей жизни — математическую топологию Мультиверсума — и ничего не замечал.

Коммуна вошла в период равновесия и стабильности. Кадровый голод теперь сохраняли искусственно, сдерживая прирост населения. Совет учёл опыт Альтериона и пытался таким образом не допустить стагнации в обществе. Поддерживал баланс между задачами и средствами их решения так, чтобы каждый коммунар чувствовал себя нужным. И только нехватка операторов мешала развитию — увы, их больше не становилось.

Численность населения с первоначальных двух тысяч увеличилась более чем в десять раз, но и территория приросла несколькими фрагментами, давшими разнообразие ландшафтов, новые ресурсы и, главное, мантисов для Вещества.

Субъект, называющий себя Хранителем (для тебя — Юш, заявлял он Ольге, каждый раз чему-то сильно веселясь, как будто это было понятной только ему, но очень смешной шуткой), объявлялся непредсказуемо и нерегулярно, но всегда удивительно вовремя. Он создавал ментальное давление, которое не переносил никто, кроме Ольги. Его мотивы были неясны, а речи витиеваты, туманны и пересыпаны странными цитатами. Однако скупо выдаваемая им информация всегда оказывалась крайне ценной. Он указывал места, где можно найти ресурсы, информацию и технологии — заботливо припасённые кем-то для кого-то, или просто брошенные и позабытые. Это давало очередной толчок в развитии. Иногда совсем небольшой, но неизменно крайне своевременный.

Ольга не помнила, в какой момент они заметили сокращение числа обитаемых срезов. Сначала перестали приходить проводники-торговцы из одного, потом из другого, третьего… Когда на это обратили внимание, уже более десятка развитых, благополучных, обильно населённых миров оказались пустыми, со следами произошедших там глобальных катастроф. Причины были разными. Где-то разразилась тотальная война, где-то — эпидемия супергриппа, где-то взорвался вулкан, устроив всему срезу полярную ночь, а нескольких случаях так и не смогли понять, что случилось. Число вымерших срезов росло, обитаемый Мультиверсум сжимался, никто не мог понять, что происходит. Коммуна пыталась организовать из проводников нечто вроде сигнальной сети, но это не помогло — выяснилось, что перед коллапсом срез почему-то перестаёт быть доступен. А когда кросс-локусы начинают работать снова — всё уже закончилось. Альтери утверждали, что так бывало и раньше — Мультиверсум становится более «безлюдным». Правда, признавали они, в последние годы процесс ускорился.

Но, в целом, эти тридцать лет вспоминаются как череда побед. Коммуна подтвердила делом «унаследованную» позицию главного регулятора обитаемого Мультиверсума. Её монеты снова стали «золотым стандартом», её приоритет в торговых и политических вопросах не оспаривался, русский язык называли «языком Коммуны» и его знали все, кто связан с проблемами Мультиверсума.

* * *

На рубеже долгожданного полувекового юбилея это благополучие начало сыпаться. Первым тревожным звоночком стала ситуация с приёмными детьми. Нет, с ними самими всё было хорошо. Первое поколение уже обзавелось внуками, стало прочной основой населения и прекрасным трудовым ресурсом. Потребность в работорговцах отпала. Однако, когда программу «приёмных» начали сворачивать, вскрылось неприятное обстоятельство. Оказывается, воровство детей «для Коммуны» превратилось в массовый межсрезовый криминальный бизнес. Появились работорговцы, специализирующиеся исключительно на детях. Они стали буквально бичом обитаемых срезов. Когда Коммуна резко сократила закупки, «лишних» детей начали убивать, и Коммуна получила в Мультиверсуме совершенно людоедскую репутацию. Особенно в Альтерионе, где новая стратегия общественного развития постепенно делала детей гиперценностью.

Через Андрея (опять этот прохиндей оказался в центре событий) нашли наёмника-стрелка. Из-за дефицита операторов, Ольге пришлось выделить своего личного — Марину. Вместе они устроили показательный разгром межсрезовой работорговли, отчасти восстановив доброе имя Коммуны. Доказав свою эффективность, стрелок стал постоянным «внештатным силовиком» Коммуны, специалистом по деликатным операциям. Вытравить работорговлю до конца оказалось невозможно, но беспредельщиков выбили. Постоянно заводились новые, но с ними уже справлялись в рабочем режиме, благо наёмник вскоре нашёл себе проводника среди спасённых детей, и Марина освободилась.

Незадолго до юбилейных торжеств, когда уже начали планировать праздничные мероприятия, Мигель с Олегом наткнулись на очень странный фрагмент. Он чрезвычайно, до множества бытовых деталей, походил на небольшой город из того, ещё доперестроечного, СССР, но были и странные расхождения. Например, таблички с названиями улиц «имени такого-то» украшали никому не известные фамилии, портреты государственных деятелей были незнакомы, а главная площадь была «площадью Мазурина».

Фрагмент оказался достаточно большим для, как сформулировал Матвеев, «естественной нормализации космологии» — то есть, там было солнце. Учёные очень заинтересовались этим феноменом. Впервые за долгое время найденный мир всерьёз исследовали, а не только отметили на карте резонансов. Пришли к удивительному выводу — этот город вырван из нормального населённого мира. В результате он локализовался, оставив «за бортом» фрагмента население, но сохранив материальные ценности. Которые потом были кем-то подчистую вывезены.

— Я не уверен, — говорил Матвеев, — но это похоже на тактику ограбления населённых развитых миров. Если вам нужно выдернуть не крошечный фрагмент, а действительно большую территорию, то это вариант.

Именно в этой странной локали и произошла первая трагедия. Там велись научные исследования группой Матвеева, картирование близлежащих реперов операторами и исторические изыскания — любителями-волонтёрами. Поэтому в городе было довольно много коммунаров — тридцать шесть человек. Включая группу детей, которые разбирали, в рамках трудовой практики, найденную тут небольшую библиотеку.

— Я услышала выстрелы, — рассказывала потом Марина. — Точнее, я даже сразу не поняла, что это выстрелы — как будто раз за разом громко рвали прочную ткань. Потом уже захлопали карабины наших разведчиков и маузер Мигеля. Я кинулась к ним…

— На площадь этого, как его, мазурика, — докладывал Мигель, — выкатились две машины. Зелёные, плоские, на больших колёсах. Мы, натурально, обалдели. Оттуда повыпрыгивали люди в странной форме со странным оружием и начали стрелять.

— Они ничего не сказали, не закричали, не потребовали? — уточнила Ольга.

— Нет, просто открыли огонь. Молча. Моментально. По всем, кого видели.

— Там были дети, — Анна снова, уже в который раз, не сдержала слез. — Мои дети, пять мальчиков и три девочки, восьмой класс, им всего по четырнадцать было! А я без оружия…

К счастью, на месте оказались две группы разведчиков — Марина с напарником и Мигель с Олегом. Они прижали напавших огнём и дали возможность уцелевшим укрыться в здании с репером. Олег, отдав карабин Анне, выводил людей, партию за партией, по откату резонанса, остальные держали единственный вход. Временный напарник Марины, с которым она ходила, когда Ольга занята, погиб почти сразу — пули нападающих легко прошили толстую деревянную дверь. Но кирпичные стены вестибюля выдержали, а Анна и Марина были отличными стрелками. Нападавших было немного, дюжина человек. И, несмотря на неожиданность нападения и огневой перевес, они понесли потери. Когда Олег, наконец, привёл подкрепление, они просто ушли, бросив повреждённую машину и забрав своих убитых. Коммуна потеряла двадцать человек, из них — пятеро детей. Половина выживших была ранена, защитники, удержавшие огневой рубеж, — ранены тяжело. Марину еле откачали, она получила рекордную дозу Вещества. Теперь ей была гарантирована долгая-долгая юность. Но, когда, вернувшись в строй, она попыталась открыть резонанс — у неё ничего не вышло. Планшет больше не отзывался, она не чувствовала реперов — как будто и не было работы оператором.

То, что это первая найденная «побочка» от Вещества, поняли далеко не сразу. Только когда так же лишились способностей ещё два оператора. Выяснилось, что по накоплению определённой дозы, Вещество их блокирует. Не всегда. Например, склочная тётка из первого призыва получила свою вечную молодость одной из первых, и это ей ничуть не мешало. Правда, и толку от неё было немного — работала «осликом» каравана на торговом маршруте Коммуна-Альтерион.

Коммуна снова столкнулась с дефицитом операторов. Выяснилось, что этот талант абсолютно несовместим с ментальной обработкой. «Социализированные» по альтерионской технологии граждане Коммуны были безнадёжны. Пришлось, несмотря на репутационные риски, возобновить закупки «живого товара». Потенциальные операторы — большая редкость, поэтому брали числом, просеивая сотни, чтобы найти единиц. Выявленных приходилось воспитывать по старинке, дисциплиной и поощрениями, что не гарантировало дальнейшей лояльности.

Марину, очень страдавшую от потери таланта и отсутствия «серьёзного дела», удалось внедрить в Совет Молодых Альтериона. Благо, после лечения она выглядела максимум на двадцать.

— Чувствую, что страшно поглупела, — жаловалась она Ольге. — Не думала, что химия тела так сильна. Эмоции, страсти, порывы… Так и тянет на всякие глупости!

Теперь она была «нашим человеком у альтери», и ей отводилась важная роль в планах Ольги. Например, в получении альтерионской портальной установки — продавать их категорически отказывались.

Коммуна стремительно утрачивала приобретённые дорогой ценой позиции. Операторов стало слишком мало. Не все из «старой гвардии» нашли в себе силы отказаться от Вещества, пока оно не блокировало способности. Новых нашли немного, и они ещё были слишком молоды. Сокращались поставки, нарушались сроки. Ольга, за эти годы окончательно взявшая на себя роль начальника внешней разведки, стала замаскированным резидентом на Родине, готовя сложную операцию с далеко идущими последствиями. Поневоле ослабила контроль над внутренними делами, и тут же получила удар в спину — пропал Матвеев.

Профессор покинул Коммуну, забрав с собой трофейный электромобиль, пустотный костюм, коллекцию артефактов Ушедших и, самое главное, результаты своих исследований. Это было не похищение, а его собственный, хотя и неожиданный, выбор. Матвеев оставил заявление об увольнении по собственному желанию, написанное по всем правилам на имя директора ИТИ Лебедева, и отбыл в неизвестном направлении. Как ему это удалось сделать на машине, не используя реперы, никто не понимал. Но все признавали, что профессор обладал уникальными компетенциями.

Его искали, надеясь больше на случай, — не привязанный к реперной сети человек для операторов был неуловим. Пару раз следы его деятельности находили в срезах, связанных с наследием Ушедших. Возможно, он проводил там исследования, но какие и зачем — неизвестно. Завербованный Ольгой в Конторе информатор сообщил, что Матвеев там появлялся, контактировал с Куратором, но потом исчез. Это очень тревожило — неизвестно, какую информацию получила Контора в результате этого визита, и не поставило ли это под удар дальнейшие планы.

Ольга торопилась. Её агенты среди проводников фиксировали множащиеся слухи о жестоких нападениях вооруженных групп на населённые срезы и торговые караваны. Вину за них парадоксальным образом возлагали на Коммуну, хотя никто не мог объяснить, зачем бы ей это понадобилось. Глупость, абсурд — но в это почему-то верили. Даже лояльные Коммуне проводники и посредники стали переглядываться и перешёптываться при виде коммунаров. На прямые вопросы отвечали уклончиво: «Да, конечно, никаких доказательств. Да, вроде вам и незачем. Нет, мы вас в этом не обвиняем, но…». Ольга понимала, что против них ведётся настоящая информационная война, — грамотно спланированная, с продуманными точечными ударами и провокациями, — но не знала, что с этим делать. У неё просто не было ресурсов для противостояния. Слишком мало операторов — нет оперативной логистики. Слишком мало разведчиков — некому вести расследования. Совсем нет силовиков — Коммуна не имела никаких вооружённых формирований. Считалось, что на неё напасть невозможно, а ей — не нужно. Оружия мало, людей, умеющих им пользоваться — ещё меньше. Не без труда продавила на Совете создание народной милиции — ей, конечно, верили, просто не хотели признавать существование реальной опасности. Разместила большой заказ на оружие, но выполнялся он вяло. Проводники предпочитали товары менее тяжелые и опасные. В результате поставки опять организовал Андрей, и Ольга понимала, что на него за эти годы слишком многое стало завязано. При этом она не сомневалась, что он работает более, чем на одну сторону, играя на интересах Коммуны, Конторы, Альтериона и бог весть кого ещё. Устранить его было несложно, сложно было бы без него обойтись. И он этим вовсю пользовался. Впрочем, вскоре она собиралась на этом сыграть сама.

Жестоким ударом стало нападение Комспаса на зарядную станцию — первое открытое столкновение. Самое обидное — Ольга его ждала и даже почти обрадовалась. Атака показывала, что она верно просчитала планы противника, атака подтверждала её правоту перед упорно не желающим признавать опасность Советом, но при этом чуть не обернулась полным разгромом. Несмотря на то, что подходы к башне охранялись, а неподалёку сидел в ожидании «засадный полк» — удержали её буквально чудом, понеся абсолютно недопустимые потери. Почти десятикратное преимущество в численности не помогло — коммунары оказались никудышными бойцами. Пятьдесят лет мирной жизни, снижающая агрессивность мотивационная обработка, отсутствие сколько-нибудь сведущих в военном деле людей — всё это сошлось в одной точке. Башню удержали как Брестскую крепость — на голом героизме. Нападавшие вынесли охрану, почти без потерь перестреляли по-глупому подставившийся засадный отряд. Не захватили башню только благодаря толстым стенам и узкому проходу, в котором защитники полегли почти все — но удержались. Еще бы чуть-чуть — и всё. Но напавшие, видимо, переоценили их возможности — и ушли.

Ольга устроила грандиозный скандал на Совете. Когда она предупреждала о будущем нападении, ей никто не верил! А теперь говорили, что люди погибли из-за неё. У Ольги хватало недоброжелателей. Тем не менее, с большим скрипом и неохотой, Совет признал, что «опасность, возможно, существует». Ольга настаивала на создании настоящих вооружённых формирований, с привлечением специалистов с Родины. Ольга требовала выделить ресурсы на вооружение, а не надеяться на сложные, дорогие и малочисленные индукционные винтовки, которые требовали для работы заряженных акков. Ольга настаивала на изменении мотивационных программ для детей, введя в них паттерны военно-патриотического воспитания. С ней, вроде бы соглашались, и, тем не менее, ничего не делали, заматывая необходимые решения в бесконечных обсуждениях «возможных последствий». За пятьдесят лет благополучия руководство Коммуны напрочь утратило живость реакции. Ольга начинала понимать сбежавшего от них Матвеева.

Несколько столкновений в разных мирах показали, что Комспас, — к тому времени они уже выяснили самоназвание противника, — не отступит. Вскоре был атакован торговый караван Коммуны, доставлявший акки в Альтерион. Оператор успел удрать, остальные погибли, а товар был потерян. Пропали без вести две разведгруппы. Такое случалось и раньше (Мультиверсум непредсказуем), но Ольга была уверена, что они стали жертвами нападений. Коммуна осталась почти без операторов и полностью утратила инициативу.

Тогда Ольга решилась. Давно продуманная, сложная, зависящая от слишком многих факторов, а потому — очень опасная операция никогда бы не получила одобрения Совета. Поэтому Ольга собрала своих: Анну, Мигеля, Марину, заскучавшего на совхозных грядках бывшего атомщика Миколу и даже Дмитрия, отношения с которым, утратив горечь прошедшей романтики, перешли в деловую плоскость.

Ольга предполагала, что Андрей давно ищет способ продать Коммуну Конторе. Чтобы подтолкнуть его, нужно только создать подходящую ситуацию. Она впервые за долгое время вышла на прямой контакт с Куратором. Поразилась тому, как тот изменился — практически не постарев внешне, выгорел внутри. От него исходила какая-то инфернальная жуть. Далеко не суеверной Ольге всерьёз захотелось всадить ему в лоб серебряную пулю, вбить в сердце осиновый кол и закопать в полночь на перекрестке. Впрочем, она была готова договариваться даже с чёртом.

Ольга заявила, что готова обменять большую партию Вещества на фрагмент, если он будет содержать склад с оружием и боеприпасами. Она ставила на то, что Андрей уже доложил Куратору, в каком сложном положении находится Коммуна, и тот не удивится предложению.

Расчёт сработал.

Андрею аккуратно слили информацию о том, что при помощи рекурсора и портальной установки альтери можно атаковать Коммуну напрямую, через насильственное присоединение к ней набитого хорошо вооружённым спецназом фрагмента. В этом было правдой почти всё — кроме спецназа. О том, что, в силу физики процесса, фрагмент перенесётся без людей, Ольга, разумеется, умолчала.

Ольга не сомневалась, что Куратор постарается захватить рекурсор. Она собиралась предоставить ему эту возможность. Одновременно через Марину была организована «гуманитарная миссия» альтери, которая должна была дать Андрею шанс получить портал. Дальше они неизбежно должны были встретиться. Куратор, получив необходимое, запустит процесс переноса, думая, что штурмует Коммуну. В результате Коммуна вернёт себе рекурсор и получит город, полный оружия и техники.

Профит!

Сложные планы редко срабатывают, и Ольга ожидала, что всё пойдет не так. Но не ожидала, что настолько. Она была права в предположении, что вместо обмена их ждёт группа захвата. Но она никак не предполагала, что Куратор привлечёт к операции Андрея. Уже значительно позже она выяснила, что тот всё это время вёл собственную игру. Ольга была уверена, что он хочет продать Коммуну Конторе, а он собирался сдать её Альтериону. Один из операторов Коммуны — красавица-мулатка Эвелина — работала на него. От неё он узнал много лишнего.

За фасадом многолетнего сотрудничества с Коммуной альтери давно планировали аннексию. Им были нужны акки и их зарядка. Им было нужно Вещество и технология его получения. Им было нужно всё, а не те крохи, которые была готова дать Коммуна. Они не раз предлагали увеличить поставки — коммунары отказывались. Традиционно умеренная в потреблении Коммуна не нуждалась в наращивании экспорта. Альтери решили взять сами. Они были терпеливы, и подходящего случая ждали долго.

Дождались.

Почему Андрей выбрал Альтерион, а не Контору? Отчасти из чувства самосохранения — он боялся Куратора. Отчасти, как ни странно, из своеобразной лояльности. Он был уверен, что Коммуна обречена, а поглощение альтери — самый мягкий вариант. Никто не пострадает — коммунары просто вольются в сообщество миров под протекторатом Альтериона.

На перенос активировались мантисы, за рекурсором припёрся Чёрный, группа Коммуны погибла, Андрей с Эвелиной захватили рекурсор и смылись, Куратор получил кучу проблем, проваленную операцию и большие потери. Ольга осталась без рекурсора и с сорванными планами.

Пока в Совете шло разбирательство, время было упущено — события развивались быстро. Марина нашла Андрея, но сразу после этого пропала сама. Связь с ней была потеряна. Удалось выяснить, что портальную установку он всё-таки получил, но что-то пошло не так. Альтери объявили Андираоса в розыск за геноцид и похищение, но отказались сообщить Коммуне подробности. Коммуна, в свою очередь, объявила за его голову награду — хотя Ольга была против. Она понимала, что в результате он просто забьётся в какую-нибудь дыру Мультиверсума и пропадёт из виду окончательно.

Так и вышло.

Однако перед этим Андрей передал установку и рекурсор Куратору. Он не без основания предполагал, что в результате всем очень скоро станет не до него.

И оказался прав.

Куратор хотел реабилитироваться за провал. Контора хотела захватить Коммуну. Ольга хотела вернуть рекурсор. Коммуна готовилась к войне с Комспасом.

И всё только начиналось.