3. ОГИОН

Уложив девочку спать в алькове в западной части комнаты, она разожгла огонь, а затем села, скрестив ноги, у тюфяка Огиона.

— Никто не присматривает за тобой!

— Я их всех отослал, — прошептал он.

Его лицо было таким же смуглым и суровым, как всегда, но густые некогда волосы поседели и передели, а тусклый свет лампы не вызывал ответной искры в его глазах.

— Ты ведь мог умереть в одиночестве! — с жаром в голосе воскликнула она.

— Так помоги мне это сделать, — прошептал старик.

— Только не сейчас, — умоляла она, прижавшись лицом к его руке.

— Не сегодня, — согласился он. — Завтра.

Собрав последние силы, старый маг поднял руку и погладил женщину по волосам.

Она снова села прямо. Разгоревшийся на славу огонь в очаге бросал отсветы на стены и низкий потолок, отчего тени в углах длинной комнаты еще больше сгустились.

— Если бы Гед смог прийти, — прошептал старик.

— Ты послал за ним?

— Он пропал, — сказал Огион. — Сгустились тучи. Пелена тумана затянула острова. Он отправился на запад, держа в руках ветвь рябины. И канул во мрак. Я потерял своего сокола.

— Нет, нет, — прошептала она. — Он вернется.

Они оба замолчали. Тепло очага начало убаюкивать их. Огион расслабился и задремал, Тенар наслаждалась покоем после тяжелого дня, проведенного в дороге. Она растерла ноющие ноги и плечи. Большую часть последнего долгого подъема ей пришлось тащить Ферру на закорках, поскольку малышка от усталости начала задыхаться.

Тенар поднялась, согрела воды и смыла с себя дорожную пыль, перекусив хлебом с парным молоком, которые она нашла в маленькой кладовой. Потом опять села у постели мага. Пока он спал, она думала о чем-то своем, глядя на его лицо, на пламя очага, на густые тени.

Тенар вспоминала, как давным-давно, еще девочкой, она так же вот сидела, погруженная в свои мысли, далеко-далеко отсюда, в комнате без окон, будучи Съеденной, служанкой и жрицей темных сил земли. А затем она словно вновь стала женщиной, урвавшей часок ото сна, чтобы побыть одной и поразмышлять, сидя на кухне погруженного в тишину дома, во внутренних комнатах которого мирно спали муж и дети. И вот, наконец, она снова вдова, пришедшая сюда с обожженным ребенком, которая сидит у постели умирающего, надеясь, как и все женщины, на скорое возвращение из дальнего похода мужчины. Но все они — жрица, жена и вдова — носили имена, отличные от того, каким назвал ее Огион. Так звал ее Гед во тьме Гробниц Атуана. Так — давным-давно, далеко-предалеко отсюда — звала ее мать, от которой в памяти остались лишь тепло рук и желтоватое пламя очага; мать, давшая ей это имя.

— Я — Тенар, — прошептала она. Огонь в очаге, вцепившись в сухую сосновую ветку, выбросил ярко-желтый язычок пламени.

Вдруг Огион захрипел и начал хватать ртом воздух. Она, как могла, помогала ему, пока он немного не успокоился. Затем они оба задремали, ее усыпило его ровное дыхание, изредка прерываемое невнятным бормотанием. Однажды, глубокой ночью, он вдруг громко спросил, словно встретившись на узкой тропинке с каким-то старым другом: «Так ты здесь? Ты его видел?» Когда Тенар встала, чтобы подложить хвороста в огонь, Огион вновь заговорил, но на этот раз он общался с пришельцем из самых отдаленных уголков своей памяти, поскольку голос мага вдруг стал по-детски высоким и чистым: «Я пытался ей помочь, но крыша дома рухнула и погребла ее. Это было землетрясение». Тенар прислушалась. Она тоже была свидетелем землетрясения. — «Я пытался помочь!» — простонал мальчик устами старика. И Огион вновь стал задыхаться.

Как только забрезжил рассвет, Тенар проснулась, разбуженная, как она сперва подумала, рокотом прибоя. Но то было хлопанье множества крыльев. Огромная стая птиц буквально стелилась над крышей хижины. Их было так много, что стены задрожали от биения крыльев, а в окне потемнело от мелькания стремительных силуэтов. Стая описала круг и улетела, не издав ни крика, ни клекота. Тенар так и не поняла, что это были за птицы.

Утром пришли люди из деревушки Ре Альби, расположенной к югу от дома мага, у подножия утеса. Пришла девушка-пастушка; женщина, доившая коз Огиона, и многие другие, желавшие узнать, что они могут сделать для старого мага. Мосс, деревенская знахарка, сразу заметила у двери ольховый посох и ореховый прут и обратила на них внимание остальных, но стоило ей войти в дом, как Огион прорычал со своего тюфяка:

— Пошли прочь! Все пошли прочь!

Он выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Когда проснулась малышка Ферру, Огион поговорил с ней таким памятным Тенар мягким, дружелюбным тоном. Вскоре девочка вышла поиграть на солнышке, и маг спросил вдову:

— Что это за имя ты дала ей?

Он говорил на Древнем Наречии, но не знал ни слова по-каргадски.

Ферру означает горение, буйство пламени.

— Понятно, — сказал маг. Его глаза сверкнули, и он нахмурился. Казалось, что Огион никак не может подобрать подходящие слова.

— Эту девочку, — сказал он наконец. — Эту девочку… будут бояться.

— Ее уже боятся, — сказала Тенар с горечью в голосе.

Маг покачал головой.

— Учи ее, Тенар, — прошептал он. — Учи ее всему!.. Не на Рокке. Они боятся… Почему я отпустил тебя? Почему ты ушла? Может, для того, чтобы привести ее сюда?.. Хотя уже слишком поздно.

— Успокойся, успокойся, — мягко прошептала она, видя, как он судорожно ловит ртом воздух, пытаясь еще что-то сказать.

Огион покачал головой и выдохнул: «Учи ее!», а затем вновь бессильно откинулся на подушку.

Он не стал ничего есть, лишь выпил немного воды. Около полудня старый маг уснул. Проснувшись незадолго до наступления сумерек, он сказал:

— Настало время, дочка.

И сел.

Тенар взяла старика за руку, нежно улыбаясь ему.

— Помоги мне встать.

— Нет, не надо.

— Прошу тебя, — сказал он. — Я не хочу умирать в душной комнате.

— Куда же ты хочешь отправиться?

— Все равно, куда. Если смогу, дойду по лесной тропинке до бука над пастбищем.

Увидев, что старик в силах подняться и доковылять до двери, она помогла ему. Они вместе вышли наружу, и тут он остановился и оглянулся через плечо. В темном углу единственной комнаты его жилища, справа от дверного проема, — слегка светился прислоненный к стене высокий магический посох. Тенар рванулась было, чтобы принести его, но Огион покачал головой.

— Не надо, — сказал он. — Незачем.

Старик вновь оглянулся, словно проверяя, не забыл ли он чего.

— Пошли, — сказал, наконец, Огион.

Свежий западный ветер овеял его лицо, и он сказал, взглянув на чистое небо:

— Отличный денек.

— Позволь мне позвать нескольких жителей деревни, чтобы они сделали носилки и несли на них тебя, — сказала она. — Им всем хочется хоть что-нибудь сделать для тебя.

— Я хочу идти сам, — твердо сказал старик.

Выбежавшая из-за дома Ферру, затаив дыхание, наблюдала за тем, как Огион с Тенар брели, останавливаясь через каждые пять-шесть шагов, чтобы старик мог перевести дыхание, через заросший высокой травой луг к лесу, который зеленой волной покрывал крутой склон Горы, вздымающейся вверх от плоской вершины утеса. Солнце палило, ветер пробирал до костей. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они пересекли луг. Лицо Огиона посерело, ноги его дрожали, как трава на ветру, когда они с Тенар, наконец, добрались до молодого стройного бука, росшего на самом краю леса, в нескольких ярдах от начала ведущей в гору тропинки. Маг без сил рухнул меж корней дерева, привалившись спиной к стволу. Долгое время он не мог ни двигаться, ни говорить, пытаясь унять сотрясавшее его тело судорожное биение сердца. Наконец, он кивнул и прошептал:

— Все в порядке.

Ферру всю дорогу следовала за ними, держась немного позади. Тенар подошла к девочке и, обменявшись с ней парой слов, вернулась к Огиону.

— Она принесла одеяло.

— Мне не холодно.

— Зато я замерзла.

На ее лице мелькнула тень улыбки.

Девочка подошла, сунула Тенар одеяло из козьего пуха, что-то шепнула ей на ухо и опять убежала.

— Она поможет Хифер подоить коз, а та присмотрит за девочкой, — сказала Тенар Огиону. — Поэтому я могу остаться с тобой.

— У тебя всегда было полно забот, — сказал старик хриплым свистящим шепотом — жалким подобием его некогда звучного голоса.

— Ты прав, — сказала она. — Но сейчас я целиком в твоем распоряжении.

Он кивнул.

Долгое время старик молча сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной к стволу дерева. Всматриваясь в лицо мага, Тенар видела, как его выражение медленно меняется по мере того, как солнце клонится к горизонту.

Наконец Огион открыл глаза и сквозь прореху в густой кроне уставился на пламенеющее на закате небо. Казалось, он наблюдал за неким действием, разворачивающимся на далеком светло-золотистом полотне. Как-то раз маг неуверенно, словно сомневаясь, шепнул:

— Дракон…

Солнце село, ветер стих.

Огион взглянул на Тенар.

— Кончено, — ликующе прошептал он. — Все изменилось!.. Изменилось, Тенар! Жди… жди здесь, пока не…

Спазм сотряс его тело, и старый маг задрожал, словно ветвь дерева на ураганном ветру. Он задыхался, глаза его открывались и закрывались, глядя сквозь Тенар. Огион взял ее за руку, она склонилась над ним, и он прошептал ей свое Имя, которое при его жизни было известно лишь ему одному.

Старый маг судорожно сжал ее руку, закрыл глаза и вступил в последнюю схватку за глоток воздуха, в которой он так и не смог одержать победу. Он лежал, сливаясь с корнями дерева, а в вечернем небе, видном сквозь кроны деревьев, одна за другой загорались звезды.

Сгустились сумерки, затем пришла ночь, а Тенар все сидела у тела Огиона. Женщина разделила с мертвецом шерстяное одеяло, но рука ее, по-прежнему сжимавшая ладонь старика, онемела от холода, будто прикоснулась к заиндевевшему камню. Наконец Тенар прижалась на прощанье лбом к щеке Огиона, встала, пошатнувшись от внезапно охватившей ее тело слабости и головокружения, и пошла навстречу двигавшемуся по полю светлячку лампы, чтобы встретить и проводить до места тех, кто шел сюда.

Эту ночь соседи Огиона провели подле него, и он не отослал их прочь.


Поместье Лорда Ре Альби стояло на скальном выступе над Обрывом. Утром, задолго до того, как солнце обрисовало контуры Горы, в деревню спустился волшебник, состоящий на службе у Лорда, и сразу вслед за ним из Порт-Гонта пришел другой чародей, судя по всему, пустившийся в путь еще затемно. Вероятно, до них дошли слухи о том, что Огион при смерти, или же сам уход из жизни великого мага не прошел незамеченным для окрестных волшебников.

В деревушке Ре Альби Огион был единственным магом. Всю работу, которую он считал зазорной для себя, выполняла местная колдунья тетушка Мосс — упрямая старуха, одинокая, как и большинство знахарок, вечно грязная, с копной седых спутанных волос, с красными от дыма целебных трав глазами. Это ее лампу увидела тогда Тенар на лугу, и старая колдунья провела всю ночь у тела Огиона вместе с односельчанами. Тетушка Мосс установила там, под деревом, восковую свечу со стеклянным колпаком, и всю ночь жгла на глиняной тарелке благовония. Она произнесла все нужные слова и сделала все, что было необходимо сделать. Когда пришло время готовить тело к погребению, она сперва бросила взгляд на Тенар, словно испрашивая у той разрешения, и только потом приступила к делу. Деревенским колдунам было не привыкать готовить мертвецов к последнему пути.

Когда к буку подошли волшебники — высокий юноша с серебристым сосновым посохом из поместья и крепкий средних лет мужчина с коротким тисовым посохом из Порт-Гонта — тетушка Мосс склонила голову, не осмеливаясь поднять на них взгляд налитых кровью глаз, и попятилась назад, дабы не помешать им своими примитивными чарами и ведьмовством.

Ночью, придавая телу то положение, в котором оно будет опущено в могилу, знахарка, опустившись на колени, положила в раскрытую левую ладонь мага крохотный магический узелок — полоску выделанной козьей шкуры, перевитый разноцветными нитками. Увидев этот комочек, маг Ре Альби тут же отбросил его прочь концом посоха.

— Выкопана ли могила? — спросил волшебник из Порт-Гонта.

— Да, — ответил волшебник из Ре Альби. — На кладбище моего властелина, — и он махнул рукой в сторону поместья.

— Понятно, — сказал портгонтиец. — Но мне кажется, нашего мага следует похоронить со всеми почестями в городе, который он спас от землетрясения.

— Мой повелитель настаивает на том, чтобы эта честь была предоставлена ему, — не сдавался молодой маг.

— Но ведь… — начал было портгонтиец и тут же умолк, не найдя достаточно веского аргумента в свою пользу и не желая спорить попусту. Он взглянул на покойного и сказал с сожалением и горечью в голосе:

— Придется похоронить его безымянным. Я шел всю ночь и все же опоздал. Огромная потеря стала от этого еще больше!

Молодой маг промолчал.

— Его звали Айхал, — сказала Тенар. — Он пожелал быть похороненным там, где лежит сейчас.

Оба мага взглянули на нее. Молодой, увидев средних лет крестьянку, молча отвернулся. Портгонтиец присмотрелся к ней и спросил:

— Кто ты?

— Здесь меня знают как Гоху, вдову Флинта, — ответила она. — Кто я, узнай сам, с помощью своего искусства. Мне незачем тебе это говорить.

Услыхав такие речи, маг из Ре Альби удостоил ее краткого взора.

— Следи за языком, женщина, когда говоришь с сильным мира сего!

— Постой-постой, — вмешался портгонтиец, жестом успокаивая своего оскорбленного собрата по профессии и одновременно пристально вглядываясь в лицо Тенар. — Ты была… Ты некогда была его ученицей?

— И другом, — добавила Тенар и молча отвернулась. Она услыхала гневные нотки в своем голосе, произносящем это слово — «друг». Тенар опустила взгляд на своего друга, потерянного и безмолвного — хладное тело, подготовленное к погребению. Они стояли над ним, живые и полные сил, от них исходили волны гнева, непримиримости и презрения, а отнюдь не дружелюбия.

— Извините, — сказала она. — Эта ночь вымотала меня. Я была с ним, когда он умер.

— Не хочешь ли… — начал молодой маг, но его внезапно оборвала на полуслове тетушка Мосс.

— Она была. Да, она была с ним, — почти что выкрикнула старуха. — Она одна, больше никого не было. Он послал молодого Таунсенда — торговца овцами, чтобы тот передал ей его зов, и Огион не позволял себе умереть, пока она не пришла, и встретил он свою смерть именно там, где желал быть похороненным — здесь, у молодого бука.

— И он сказал тебе… — начал портгонтиец.

— Свое Имя. — Тенар взглянула на чародеев и увидела то, что и ожидала увидеть: недоверие старшего и презрение на лице младшего. Это спровоцировало ее на очередную дерзость.

— Я произнесла вслух это Имя, — сказала она. — Может, мне повторить его для вас?

По выражению их лиц Тенар, к своему ужасу, поняла, что попала в точку: они и впрямь не обратили внимания на ее слова и не расслышали произнесенное ею Настоящее Имя Огиона.

— Да-а! — сказала она. — Воистину настали смутные времена. Слыхано ли, чтобы такое Имя было пропущено мимо ушей! Разве умение слушать — не часть Искусства Магии? Ладно, повторяю: его звали Айхал. Его имя во смерти — Айхал. В песнях он будет известен под именем Айхал. Если, конечно, кто-то еще складывает песни. Он был молчаливым человеком. Теперь он замолчал навеки. Быть может, не будет больше никаких песен, наступит мертвая тишина. Не знаю. Я очень устала. Я потеряла отца и лучшего друга.

Тут у нее к горлу подступил ком, она замолчала и повернулась, чтобы уйти. Тут Тенар увидала на тропинке сделанный тетушкой Мосс амулет. Она подняла его, встала на колени у тела покойного, поцеловала открытую ладонь левой руки мертвеца и положила на нее узелок. Не вставая с колен, Тенар еще раз взглянула на двух чародеев и мягко спросила:

— Теперь вы понимаете, что его нужно похоронить здесь, у бука, как он сам того пожелал?

Сначала кивнул зрелый мужчина, затем юнец.

Поднявшись с колен, женщина отряхнула юбку и пошла обратно через луг в призрачном свете раннего утра.

Загрузка...