Чтобы понять значение высших достижений нашей современной техники, выяснить ее сущность и сделать отсюда выводы о ее будущем развитии, необходимо бросить взгляд на наше экономическое прошлое и набросать картину потребностей прошлых веков.
Дерево до XIX века всецело и исключительно определяло экономическую культуру всех народов. Лес давал человеку всех эпох наиболее ценный продукт, позволявший ему устраивать свою жизнь, вести сношения с другими людьми и завоевывать земной шар. Еще 200 лет тому назад дерево было одним из главнейших предметов торговли, без которого не могли обойтись ни промышленность, ни судоходство, ни градостроительство. В странах, богатых лесами, экономическая жизнь расцветала. Почти все, в чем нуждался в хозяйственной жизни человек средневековья, состояло из дерева. Дома не могли быть построены без дерева, древесный уголь играл видную роль в промышленности, так как он был тогда единственным средством, с помощью которого выплавлялся чугун. Стекольные заводы, заводы для выплавки серебра, фарфоровые и железоделательные заводы устраивались там, где имелись большие запасы дерева, — в Германии, например, в Гарце.
В эпоху, когда дерево было основным материалом промышленности, получаемый из него уголь употреблялся и на химические цели, однако далеко не в тех размерах, как в настоящее время каменный уголь. Из смолистых хвойных деревьев добывалась смола, дававшая, правда, только 19 % полезных продуктов. Деготь, получаемый из этой древесной смолы, служил для смоления судов, поташ применялся на пороховых заводах, а также в производстве стекла и мыла. Большие лесные массивы Восточной Германии, Польши, России и северных стран раньше шли исключительно на производство древесного угля. В эпоху древесного угля еще не было известно фабричное производство дегтя, серной кислоты, соды или хлора в масштабе настоящего времени, не говоря уже о производстве свыше 2 000 различных красок, а также лекарственных препаратов и других ценных продуктов, которыми в настоящее время мы обязаны исключительно каменному углю.
Из этой эпохи великого сжигания лесов до нас, к сожалению, дошло мало данных о размерах потребления дерева в то время. Согласно одному сохранившемуся от того времени сообщению, в Гарце в один год на постройку шахт и рудников было израсходовано крупного и мелкого леса 20 000 стволов, леса для выжигания древесного угля — 300 000 мальтеров[1], на топливо — 300 000 мальтеров и строительного леса— 9 000 стволов. По другим данным, на производство 100 фунтов (немецкий фунт = 400 г) ковкого железа шло от 350 до 1 400 фунтов древесного угля.
Огромные массивы европейских лесов когда-то казались неистощимыми, и в средние века леса вырубались самым хищническим образом. Однако на юге, колыбели Европы, где потреблялось особенно много дерева, истощение лесов дало себя знать уже очень рано. В каких размерах уменьшалась в то время площадь лесов, наглядно показывают скудные статистические данные, которые дошли до нас от этой эпохи. В Тоскане (Италия), например, лесная площадь с 3 474 кв. км в 1400 г. сократилась до 2 435 кв. км в 1842 г. Во Франции площадь лесов сократилась с 150 000 кв. км в 1750 г. до 44 280 кв. км в 1825 г. В Англии в средние века было 70 больших лесов, из которых в начале ХIХ века осталось всего лишь 4. Целые отрасли промышленности должны были прекратить свое существование из-за недостатка древесного топлива, как, напр., в XVI веке железоделательная промышленность в Ланкашире (Англия). В связи с этим в различных государствах в те времена стали применять суровые меры в целях прекращения хищнического истребления лесов. Уже в средние века мы встречаем административные предписания, регулирующие размеры потребления леса. Мы располагаем сотнями узаконений той эпохи, которые стремились урегулировать рост потребления дерева в зависимости от имеющихся его запасов. Но и в настоящее время наблюдается непрерывное сокращение древесных запасов вследствие хищнической рубки лесов. Напр., когда-то почти половина территории Соединенных штатов — 822 млн акров (3 326 тыс. кв. км) — была покрыта лесами, из которых в настоящее время осталось всего лишь 128 млн акров (518 тыс. кв. км) девственного леса и 250 млн акров (1012 тыс. кв. км) насаженного. В 1923 г. министр земледелия САСШ указал на необходимость сохранения последних массивов девственных лесов, так как в противном случае наступит острый лесной голод, прежде чем вырастут вновь посаженные деревья. И в Европе запасы леса также все более сокращаются, несмотря на применение угля. В особенности ничтожной лесной площадью обладают те государства, которые импортируют уголь, как-то: Франция, Италия, Дания, Голландия, Испания, Португалия и Балканские государства. В Англии в настоящее время также почти совершенно нет лесов. Наиболее крупными запасами дерева обладают еще Норвегия, Швеция, СССР, Финляндия и Германия. На душу населения в этих странах приходится лесной площади: в Швеции — 3,81 га, в Финляндии — 7,50 га, в Европейской части СССР- 1,85 га. В Германии, взятой в довоенных границах, на человека приходится 0,23 га, во Франции (довоенного времени) — 0,24, в Бельгии — 0,08 и в Великобритании — 0,03 га. По данным Швабаха, Германия нуждается в ежегодном ввозе 14 1/2 млн куб. м дерева из-за границы. Еще и в настоящее время в Германии ежегодно самым расточительным образом сжигается 30 млн куб. м дерева. Германское газетное дело в нормальное время потребляет в год четыре миллиона центнеров (центнер = 100 бумаги из древесины. Германские бумажные фабрики поглощают ежегодно 12-ю долю регулярной вырубки баварского государственного леса, иначе говоря, лесную площадь в 62 000 га. Газета с тиражом в 100 000 экземпляров ежедневно поглощает лес, вырастающий в течение года на площади одного гектара.
В дереве, так же как и в угле, содержатся огромные химические ценности, которыми сама Европа не обладает и которые ей приходится ввозить за большие деньги из других частей света. Огромное значение в экономической жизни хотя бы целлюлозы, нашедшей применение, кроме производства бумаги, в ряде других отраслей промышленности, выяснилось лишь после войны, когда пользование суррогатами было еще в полном ходу. Наука не позабыла своих достижений в области применения суррогатов и в тиши продолжала упорно работать над уточнением и усовершенствованием результатов, полученных ею в годы великой нужды.
С каждым годом все более серьезное значение для текстильной промышленности приобретает целлюлоза, которая содержится не только в хлопке, но и в дереве. Около 2/3 по весу дерева представляет собой целлюлозу, в которой одной (исходя из всего имеющегося запаса леса) заложено свыше 600 млрд т углекислоты, что составляет 1/3 того количества углекислоты, которое содержится в воздухе. Науке удалось воспроизвести искусственно происходящий в воздухе естественный химический процесс разрушения целлюлозы; из полученного при этом продукта стали изготовлять ткань, похожую на шелк. Впервые целлюлоза была химически переработана в 1846 г., когда Бетгер и Шенбейн превратили хлопок, состоящий из чистой целлюлозы, в нитроклетчатку и взрывчатое вещество — пироксилин. Позднее, в 1889 г., французу Шардоннэ удалось, продавливая раствор нитрованной целлюлозы в смеси эфира и алкоголя через тонкие, так называемые капиллярные трубочки, получить искусственную шелковую нить, которая образовывалась при затвердении вытекающей густой жидкости при соприкосновении ее с холодной водой. Посредством денитрования ее лишали огнеопасности. Другой метод изготовления искусственного шелка основан на использовании окиси меди и нашатыря. Оба метода однако применяются весьма мало. Наиболее распространенным в настоящее время методом является вискозный метод Кросса и Бeвана. Значение искусственного шелка для мирового хозяйства в последнее время с каждым годом все возрастает. Мировое производство 1926 г. достигло 70 млн кг. Из этого количества на упомянутый вискозный метод приходится 85 %. Это тем более важно отметить, что, пользуясь им, можно применять не хлопок, а имеющуюся в стране древесную клетчатку. Здесь открываются огромные возможности, которые пока еще трудно учесть. Известный химик проф. Карл Бош пишет о будущих возможностях применения дерева: «Особенный прогресс мыслим в области обработки клетчатки дерева. То же самое относится и к фибрину, искусственному шелку и органическим искусственным веществам, каучуку, и т. д.».
Требование экономии дерева, выдвинутое в то время, когда оно за отсутствием угля составляло базу всей хозяйственной жизни, уместно также и в настоящее время. Приходится снова повторять то, что уже говорилось не раз, а именно, что мы в Европе еще очень расточительно обращаемся с деревом и что еще много может быть сэкономлено. Если бы, например, изобретен был способ вторичного использования уже однажды отпечатанной газетной бумаги и более рациональное применение опилок и стружек, нежели только в качестве топлива, то это дало бы колоссальную экономию. Еще в настоящее время ценные лесные массивы уничтожаются на топливо в сельском хозяйстве. Колоссальные количества дерева нерационально тратятся на упаковку и т. д. Генри Форд в одной из глав своей книги «Сегодня и завтра» настойчиво указывает на необходимость бережливого обращения с деревом и выдвигает требование наиболее выгодного использования его в хозяйстве и промышленности, чего он достигает в своих предприятиях посредством четко разработанной системы производства.
И все же какой жалкой и нищенской по сравнению с нашей современной промышленной культурой была бы жизнь, если бы ее единственной основой было одно лишь дерево! Не говоря уже о современных достижениях химии, мы не имели бы ни быстрого транспорта, ни паровой машины, ни изделий машинного производства, ни электричества — вообще всего гигантского размаха техники. Медленно и вяло протекала бы жизнь, если бы человек не открыл новых, более мощных источников энергии — угля и жидкого минерального топлива.
Тем не менее, в настоящее время мировое хозяйство не мыслимо без дерева. За последние десятилетия оно завоевало себе новое поле применения, несомненно более широкое и важное, нежели в прошлые времена, когда человек в удовлетворении своих насущных потребностей еще гораздо теснее был связан с деревом. Поэтому и напоминание о необходимости экономии еще более уместно в наше время, когда расточительное расходование наиболее ценных природных богатств производится несравненно более быстрым темпом, чем когда-либо раньше.