Телохранитель для мессии

Глава 11

Служебные коридоры опутывали здание с педантичностью канализационных труб. Их стены наводили тоску невыразительно серым цветом. Низкий потолок тускло светился. Подозрительное мигание подсветки придавало обстановке сходство с бомбоубежищем во время налета вражеской авиации. Через бессчетное число дверей можно было проникнуть практически в любое помещение дворца. При наличии соответствующего доступа, конечно.

Руны пяти видов, начертанные на створках, ярко полыхали, проступая на невыразительной поверхности, стоило к ним подойти поближе. Никакой разрушающей магии здесь не предусматривалось: нет пропуска или он имеет не тот уровень допуска — ступай дальше, дверь останется запертой, и все попытки ее отворить будут тщетны. Если попытаешься проскользнуть вслед за кем-то, расшибешь лоб о магическую преграду. Не один криминальный элемент, польстившийся на Императорские сокровища, погорел на этом. Страшные истории, рассказываемые слугами в тоскливые зимние вечера, изобиловали скелетами этих бедняг, нашедших здесь в бесконечных скитаниях свой мучительный конец.

Надеюсь, мои бренные останки не пополнят их увеличивающиеся от рассказа к рассказу ряды.

После непродолжительных размышлений я решила начать поиски с тщательного осмотра покоев Велиссы как места, где в последний раз видела разыскиваемую. В соответствии с полученными знаниями следовало спуститься на один этаж. Винтовая лестница ужасала своей крутизной. Правая нога, неосторожно оступившись, утянула мое тело вниз. Ступеньки добросовестно пересчитали мне все ребра. Но в полете все же удалось сгруппироваться и не проскочить в запале нужный этаж. С кряхтеньем и оханьем я поднялась на ноги, одергивая задравшееся платье.

Этот коридор тоже услаждал слух мирной тишиной, а взор — пустынностью. Дверей еще больше, чем наверху. Нужная мне нашлась всего за двумя поворотами. Руна растерянно мигнула, не в состоянии определиться в отношении меня, и решила на всякий случай дверь не открывать. От греха подальше.

«И что теперь?» Надо подумать.

Я устало сползла по стене и уткнулась в подобранные колени лбом. Тело настоятельно требовало отдыха, Сила — восстановления. Злые слезы неудержимым потоком побежали из глаз, впитываясь в плотный материал юбки. Столько всего преодолеть, чтобы сейчас тупо рыдать перед закрытой дверью!

«Можешь еще тихо скончаться, после чего твой скелет станет украшением коллекции местных страшилок».

— Ы-ы-ы… — Я зарыдала в голос от жалости к себе после такого «оптимистичного» утешения.

Рыдание быстро перешло в заикающиеся всхлипы, которые не думали смолкать.

— Кто тебя обидел, бедняжка? — Знакомый сочувствующий голос кувалдой ударил по макушке.

Я ошеломленно подняла заплаканное лицо.

— Лия?! — ужаснулась, узрев мою распухшую физиономию, Айда.

Пока я громко предавалась жалости к себе, оплакиваемая дверь уже успела открыться и впустить камеристку Велиссы.

— Айда! — Я бросилась к женщине, радостно повиснув у нее на шее.

Айда от неожиданности и под весом моего обрадованного тела села прямо на пол.

Мягкие, добрые руки слегка отстранили меня, чтобы еще раз недоверчиво заглянуть в мои глаза. Полное лицо расплылось в ошеломленной улыбке.

— Ты что здесь делаешь, девочка?

— Из дворца выбираюсь, — без обиняков повинилась я.

— И не получается, — полувопросительно сказала она.

Мой тяжкий вздох стал подтверждением ее сообразительности.

— А попытаться выйти не через дверь для слуг высшего уровня? — Если бы это сказала не Айда, я бы с уверенностью утверждала, что надо мной издеваются.

— Да меч хотела свой забрать… — Признаваться, так сразу во всем.

Моя исповедь не произвела видимых губительных изменений в поведении Айды. Она не спешила вскакивать, срывая голос в созыве Императорской охраны.

— Это та железяка, что ли, о которую успели порезаться все горничные Ее сиятельства? — просто уточнила она.

Я энергично закивала. Точно, это могла быть только Неотразимая.

— Ее сиятельство приказала снести оружие капитану Лассену.

В глазах у меня помутнело, нос вновь предательски зашмыгал.

— Но эта лентяйка Майла сызнова пропустила все мимо ушей, — поспешила остановить начинающийся потоп Айда. — Твой меч так и лежит в чулане гардеробной.

Умоляюще сложенные руки и мой обожающий взгляд помогли женщине принять правильное решение.

— Сейчас принесу. — Она вздохнула. — Да ключи заодно уж прихвачу.

Моментально вскочив на ноги, я помогла ей подняться.

— Жди меня здесь. Я быстро, — наказала она.

Я схватила ее за рукав. Айда удивленно остановилась.

— Айда, почему ты мне помогаешь?

— Почему бы не помочь девушке, которая не побрезговала разделить со мной трапезу, — спокойно ответила она и ушла.

Я вновь уселась на пол, веки смежились, погружая меня в утомленную полудрему.

…Вокруг сдвигает стены отвратительное мне до рвоты подземелье. Горящая на земле гексаграмма угрожающе топорщится двенадцатью лучами. Люди в капюшонах занимают на них свои места, готовясь к болезненному ритуалу. Оно тоже здесь. Мастерски притворяется одним из двенадцати, пряча от других под капюшоном красные угли глаз. Мне нечем дышать. Кто из них?.. Кто?.. Еще мгновение — и я пойму… еще секунда… Мерзкий, полный довольства собой смех настороженно смолкает — Оно меня почуяло. Оно ищет, скрупулезно, сантиметр за сантиметром обшаривая помещение расплескавшейся вязкой Силой, которая подползает ко мне все ближе, и ближе, и ближе…

Я очнулась от собственного вскрика и прикосновения Айды, которая тут же оказалась на полу благодаря доведенной мной до автоматизма самообороне. В моей голове прояснилось, стоило глазам увидеть блеск лезвия меча, выскользнувшего при падении из ножен на два пальца. Я подхватила Неотразимую, прижав оружие к груди как любимое дитятко. Показалось на мгновение, будто старая добрая подруга ободряюще обняла меня за плечи: мол, не волнуйся, прорвемся, вместе нам все по силам.

«Может быть, нашей благодетельнице не стоит лежать на холодном полу?»

Я смущенно помогла Айде встать на ноги. Извинения пополам с бессвязными словами благодарности срывались с моих губ.

— Пустое, — отмахнулась она. — Нам пора.

Я послушно пошла следом за охающей Айдой, которая так держала ушибленную спину, что угрызения совести набросились на меня с удвоенной силой. Помня предыдущий опыт общения с винтовой лестницей, я спускалась очень медленно и осторожно, изо всех сил уцепившись за перила и при первых признаках опасности повисая на них всем телом.

— Нужно тебя переодеть, — определила Айда цель нашего путешествия. — Не хочу знать, где ты раздобыла эту одежду, но в ней незаметно дворец не покинуть. Эти молоденькие вертихвостки думают, раз получили высший уровень, так все можно, и уже не выходят в город без охраны. Да разве ж они откажутся покрутить задом перед стражниками!

Айда сокрушалась о падении нравов современной молодежи, пока мы не прошли лестницу до конца. Ступеньки, привычно ложась под ноги моей спутницы, норовили сбежать из-под моих. Я медленно ползла по перилам, уберегая от перелома свои конечности и шейные позвонки.

Первый этаж, к сожалению, был не столь малолюден, как его верхние собратья. Две служанки в добротных коричневых платьях, весьма отличающихся от наших по покрою и качеству материала, понукали худосочного мужичонку, тащившего корзину с грязным бельем размером как раз с него. Бедняга молча нес свое бремя, не рискуя огрызаться на мучительниц, бывших в несомненном большинстве. Троица почтительно посторонилась, пропуская нас. Мы постарались как можно быстрее скрыться с их глаз, свернув в первый попавшийся коридор.

Еще минут десять брожения по однообразно серым коридорам — и цель была достигнута. Айда затащила меня в дверь, которую предварительно по-простому открыла ключом, вычлененным из внушительной связки. Вопреки ожиданиям дверь не думала категорично захлопываться перед моим носом. Айда зажгла два огарка, закрепленных в подсвечнике. Комната осветилась неярким, изменчивым светом, который позволил опознать по соответствующим орудиям труда гладильную. На перекладине висело всего три чистых, отутюженных форменных платья коричневого цвета. Айда, критически осмотрев каждое и сравнив с оригиналом, то есть со мной, со вздохом выбрала то, что поменьше.

— Выбор невелик, — извинилась она. — Прачки закончат работу только к утру. Переодевайся быстрее.

Упрашивать себя я не заставила, без стеснения скидывая одежду Рисы. Хотя следовало проявить скромность, так как с Айдой стали происходить пугающие перемены. Она повалилась на колени, глядя на меня со священным ужасом. Я с неменьшим страхом принялась себя оглядывать в поисках выросших лишних конечностей. Взгляд уткнулся в золото татуировки.

— Умоляю простить меня за дерзость, Ваше Императорское Величество! — заголосила коленопреклоненная женщина, в раскаянии гулко стукнувшись лбом об пол.

Я начала долго и витиевато ругаться — подучилась в свое время этому необходимому во всех случаях жизни искусству у Ранели. Моя тирада произвела впечатление на Айду, которая даже заинтересованно приподняла голову. Я опустилась на колени рядом с женщиной, взяла ее руки в свои. Она вздрогнула, но рук не отняла.

— Айда, ну какая из меня Императрица, а? — Я жалко улыбнулась. — Ты же меня знаешь. Не место мне здесь. Я домой хочу.

Сказала это и опять заплакала. Айда обняла меня, подхватила мой плач, и мы душевно возрыдали на плечах друг у дружки.

«Не наскучило еще сырость разводить?» А вот и нет! Проверяю на достоверность изречение о том, что жидкость, выделенная слезными железами, не способна оказать поддержку в неблагоприятных жизненных обстоятельствах. Иногда слезами очень даже поможешь горю!

Мягко высвободившись из утешающих объятий, я с чувством высморкалась в скинутое платье. Айда с просветленным лицом последовала моему примеру.

Форменная одежда оказалась мне велика, и это помогло сокрыть ножны с Неотразимой, надежно привязанные к левому бедру. Если широко не шагать, со стороны их и не увидят. Оружие и припрятанный за корсажем платок с драгоценностями придавали мне здоровой уверенности. Красивые, длинные ногти я безжалостно обгрызла под корень.

— Выкинешь это на кухне в главную печь. — Узелок со всеми собранными следами моего превращения перекочевал в мои руки. — Там и не такое сгорает.

Голова Айды, осторожно высунутая на разведку в приоткрытую дверь, благополучно вернулась обратно и приглашающе кивнула мне.

— Дочка-то моя разродилась, — торопливо рассказывала, пока мы шли к кухне, Айда. — Я в тот же день, как мы в столицу приехали, паромом и отбыла. Внук у меня третий. Зять кочетом выхаживает. А по мне, так девчонка лучше. И матери опять же помощница. Только вечером вернулась. Так сокрушалась, что Императорскую свадьбу пропустила…

Она осеклась и настороженно посмотрела на меня.

— Я ее тоже смутно помню, — утешила я свою спутницу. — Да и смотреть там, в общем, не на что было. Мероприятие прошло скомканно и без размаха.

После моей реплики молчание воцарилось надолго. Оно затянулось до нашего прихода к незаметной, низенькой двери, возле которой Айда опять извлекла на свет внушающую уважение связку ключей. Но она не торопилась с отпиранием замка, и я сообразила, что наше совместное путешествие подошло к концу.

Темно-карие глаза женщины вновь наполнились слезами. Мои тоже захотели подхватить дурной пример, но я сурово призвала их к порядку, для острастки пошмыгав носом и поджав задрожавшие губы.

— Куда ты теперь, девочка? — участливо поинтересовалась Айда.

— Домой, — твердо ответила я, изо всех сил стараясь не пустить слезу.

Айда отвернулась к двери, украдкой утирая мокрое лицо передником. Ключ, вставленный в замок до упора, легко провернулся.

— Это сервизная, — инструктировала меня Айда. — Комната проходная: на той стороне будет вход на кухню. Оттуда проще всего выйти в город.

Я кивала. Воспоминания Рисы подтверждали каждое слово Айды.

Прежде чем распахнуть дверь, женщина наклонила мою голову и поцеловала в лоб.

— Храни тебя Единый. — Ритуальное благословение прозвучало как-то по-особенному грустно. Наверное, потому, что это было прощание.

Чьи-то голоса радостно летели впереди хозяев, заставив мою благодетельницу быстро втолкнуть меня в проем и закрыть за падающим телом замок на два полных оборота. Вход на кухню бледным пятном маячил впереди. Мои усталые ноги понесли меня на свет, по возможности стараясь не споткнуться.

Кухня встретила незваную гостью бурной деятельностью, развернутой многочисленной прислугой. Помещение размером с ангар куда логичнее было бы назвать фабрикой, настолько поражали ее масштабы. Милое домашнее название при взгляде на это казалось чистым недоразумением.

Я продвигалась бочком в направлении центральной печи, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Кухарки носились между печами с грацией, которой трудно было ожидать при их формах. Самая большая печь стояла чуть в стороне, предназначенная для согрева кошмарного количества воды, требовавшегося для жизнедеятельности дворцовой кухни.

Раскаленная ручка железной дверцы обжигала пальцы сквозь намотанный на руку передник. Ревущий огонь без следа поглотил узелок, сыто лизнув напоследок языком пламени закрывающуюся заслонку. По упорно плодящимся слухам, именно в этой печи находили свой бесславный конец результаты устранения нежелательных беременностей высокородных дам. Засов с лязгом опустился на прежнее место.

— Кто ты такая и что тут делаешь? — прогремело позади меня.

Моя голова вжалась в плечи, с месторасположением сердца опять начали происходить странные вещи. Тело на подгибающихся ногах развернуло навстречу судьбе.

Судьба приняла причудливое обличье дородного мужчины лет под пятьдесят с обвислыми усами и существенно поредевшей шевелюрой очаровательно пегого цвета. Следы вчерашнего перепоя бледно-зеленым цвели на усталом челе. Кто бы мог подумать, что мне посчастливится встретить самого распорядителя слуг третьего уровня!

«Родня!» Наш любимый дядюшка Арвал — мой и Рисы.

Объект родственных чувств сурово нахмурился в ожидании ответа. Смущенная улыбка растянула мои губы, глаза честно и преданно (читай: не мигая) уставились в область сведения мохнатых бровей. Отработанная в совершенстве за шесть лет ежедневного применения на директоре гримаса сработала блестяще. Собравшийся складками лоб разгладился, щеки расслабленно повисли, и даже плешь самодовольно заблестела. Дядя Арвал всегда считал себя самым умным и слушал тоже исключительно себя, любимого.

— Знаю, знаю, ты новенькая. — Довольство собственной сообразительностью распирало его. — Внучатая племянница старухи Иммы. Еще спит, поди, старая карга? Не стесняйся, девочка, я теперь тебе как отец родной.

«Ну-ну. Родные отцы не имеют таких масленых глазок и не стараются заглянуть родным дочкам за корсаж». Всякие извращенцы попадаются.

Несмотря на отсутствие бороды с сединой, бес с чувством прошелся по ребрам рента, как совсем недавно лестничные ступеньки по моему туловищу. Плодами этого мне предстояло коварно воспользоваться. Раскрыв глаза еще шире и захлопав ресницами, я восхищенно промямлила:

— Как вы догадались?

— Я должен все знать, без меня тут работа встанет. Продукты к Императорскому столу и то я лично отбираю. Никому это доверить нельзя! — Даже его усы важно встопорщились.

— Неужели для самого Императора?! — воскликнула я тоном круглой идиотки.

Еще чуть-чуть — и мне не придется притворяться, совсем привыкну к этой роли, в арсенале имеется даже фирменная улыбка, к которой я не преминула прибегнуть.

Рент самодовольно кивнул.

— Это же такая ответственность! Как бы я хотела принимать участие в таком важном деле. Наверное, мне не справиться…

Глубокий сожалеющий вздох приподнял собственноручно сделанную мной грудь.

— Одной, конечно, не справиться. — Его взгляд не отрывался от передвижений корсажа. — Но я мог бы взять сегодня тебя с собой на рыночную площадь. У тебя нет с утра никаких заданий? Хотя о чем это я, распределяю работу-то тоже я, — самодовольно закончил распорядитель.

— О, рент Арвал, я была бы так благодарна, так благодарна, — со значением промолвила я.

Дядюшке Рисы большего и не надо было, он все понял правильно: девчонке страсть как неохота возиться с котлами, надраивая их круглыми сутками, и она готова на все, чтобы получить работку поприличнее.

— А ты умненькая девочка, далеко пойдешь. Мы это еще обсудим поподробнее. Позже.

Он обеспокоенно взглянул на подпотолочное окошко, чернеющее клочком неба, и продолжил:

— На рынок давно пора. Для Императорской кухни, конечно, отложат самое лучшее, но надежнее за всем проследить самому. Всегда эти торговцы стараются облапошить кого-нибудь. — Мясистая ладонь по-хозяйски потрепала мою щеку. — Дику! — гаркнул он, перекрикивая окружающий гам. — Где этот бездельник?! Торговля начинается чуть свет, а он дрыхнет!

Из лабиринта печей и шкафов появился отчаянно зевающий детина и пробасил:

— Да не спал я, господин, отлучался по надобности, и то ненадолго.

— А то я не вижу по твоим бесстыжим глазам, что ты делал! — рисовался передо мной рент. — Лицо бы потрудился умыть. Стыдно! На Императорской кухне работает такое убожество. И зачем я тебя только держу?!

Каждая собака знала зачем: Дику обладал поистине нечеловеческой силой — мог поднять бричку с лошадью вместе, не напрягаясь. Но при этом был кроток как ягненок и совершенно непригоден к строевой службе. Вот и пристроили его разнорабочим на кухню, тем более что он приходился ренту дальним родственником. Эти воспоминания Рисы пришли ко мне абсолютно органично, но при этом отстраненно и без всякого отторжения, свидетельствуя о моей адаптации к ним, что не могло не радовать.

Арвал продолжал бушевать весь путь до первого поста, который, как и Дику, привычно пропустил бурное проявление чувств почтенного рента мимо ушей, занятый тщетными усилиями подавить зевоту. Пройдя хозяйственный двор и захватив на конюшне тележку размером чуть меньше кузова самосвала, мы вышли за ворота дворцовой ограды.

Едва-едва занимался рассвет, и небо нехотя, как непорочная невеста с ночной рубашкой, расставалось со своей чернильной синевой. Город просыпался, неохотно стряхивая сладкие сны. Сырая утренняя прохлада нескромно пробиралась под юбку, хватала за открытые части тела, вызывая жаркий румянец на щеках. Мы шли по знакомой мне благодаря чужим воспоминаниям дороге. Впереди важно вышагивал рент Арвал, вещая о том, какая он значимая фигура. Чуть позади я, жадно ловящая его слова, что подвигало мужчину на новые откровения. Завершал нашу нестройную процессию Дику, кативший без всякой натуги неподъемную тележку, тащить которую удалось бы не каждому коню-тяжеловозу.

Спустившись с холма, на котором находился дворец, и миновав почти полгорода, мы очутились на широченной площади, со всех сторон зажатой разнообразными лавочками. Свободное пространство поделили на ряды, на которых продавали только строго определенную продукцию. Наш путь лежал в продуктовый ряд. Оставив Дику с его кошмарной телегой у входа (эта колымага передавила бы половину палаток), мы двинулись в нужном направлении. Народ, колготившийся сегодня здесь, ублажал взор помятыми физиономиями (сказалось, наверное, вчерашнее празднование по поводу бракосочетания Императора). Перегаром несло из каждой третьей палатки. Покупатели, узнавая главного распорядителя слуг третьего уровня, почтительно уступали нам дорогу, разбегаясь в стороны как тараканы перед хозяйской тапкой.

Прилавки ломились от овощей, фруктов, зелени, половины названий которых не знали ни я, ни Риса. Каждый хозяин изгалялся по-всякому, лишь бы привлечь внимание Арвала. Рент придирчиво осматривал товар, брезгливо морщил нос, но, стоило ему соблазниться чем-либо, осчастливленный высоким вниманием торговец загорался радостью, как неоновая вывеска казино в ожидании лопоухих клиентов. И вприпрыжку нес необходимое количество товара в ту сторону, где поджидал нас Дику. Невооруженным глазом видно, что распорядитель просто наслаждается своим положением и полон желания растянуть сие удовольствие как можно дольше. Не буду ему мешать, тем более что пора технично сваливать. Выбрав удачный момент, когда рент заинтересовался спелыми помидорами, которые предлагала пышногрудая и крутобедрая лавочница, я, робко потянув за рукав, жарко зашептала ему на ухо:

— Достопочтенный рент Арвал, пожалуйста, не могли бы вы оказать мне свое высочайшее доверие и позволить что-нибудь купить и самой отнести это во дворец? Остальные служанки обзавидуются, а бабушка больше не сможет сказать, что я еще недостаточно взрослая, раз вы посчитали меня самостоятельной и поручили сделать покупки.

Не знаю, что оказало большее влияние на решение Арвала — мой многообещающий шепот или потрясающие воображение формы торговки и желание от меня ненавязчиво избавиться. Скорее всего, последнее, так как он тут же полез в карман и высыпал в мои раскрытые ладони целую пригоршню толинов.

К слову сказать, толин в Империи самая мелкая монета. Восемьдесят медных толинов можно при необходимости сменять на один серебряный тален, а пятьдесят пять таленов — на один золотой тилан. Не самая удобная система счета, но люди ко всему привыкают. В ходу еще полушки и четвертушки, на которые рачительные тиланцы, несмотря на строжайший Императорский запрет, расчленяли толины.

— Хорошо, что напомнила, твоя бабка просила купить шпагат для перевязывания тушек птицы. Сходи-ка в предпоследний ряд и возьми два моточка. Да купи себе какие-нибудь бусы или сережки. — Великодушие распорядителя не имело предела.

Повезло так повезло. Я быстренько скрылась с глаз долой, пока он не передумал. Конечно же я и не думала тащиться в предпоследний ряд, но следовало раздобыть денег, а то на эту мелочь не больно разгуляешься. У меня есть драгоценности, но не предлагать же их всем подряд ювелирам. Так меня быстро схватит стража по подозрению в воровстве: откуда у бедной служанки такие цацки?

«А может, и правда займешься воровством, тем более что удачное начало положено в Императорской гардеробной».

Не-е-ет, там было другое, я не воровала, а брала честно заработанное, так что не надо оскорблений, хотя здравое зерно в этом есть. Нужно найти скупку краденого, но как это сделать? Не подойдешь же к первому встречному и не спросишь светским тоном: «Будьте столь любезны, подскажите, где у вас здесь ворованное берут по сходной цене?» Представляю ответную реакцию, бр-р… Мы пойдем другим путем.