Тёмная рать

Глава 2

Утром Цент проснулся злой и разбитый, будто всю ночь прождал в засаде жадного коммерсанта, дабы поймать его и подвергнуть пыткам с целью пробуждения в оном субъекте щедрости, а жертва так и не появилась. Дача программиста определенно располагалась в каком-то нехорошем месте, иначе, чем объяснить ужасные сны, посетившие Цента под ее крышей? Вначале приснилось, что он честный труженик, всю жизнь пашущий за копейки, чтобы заработать грошовую пенсию и выкормить потомство – будущих честных тружеников, обреченных повторить судьбу родителя. Цент проснулся с криком, напугав Анфису. Та, угрожающе зевая, стала выспрашивать, что случилось, но Цент не стал ей объяснять – сам факт того, что ему, крутому перцу, снятся подобные сны, являлся немыслимо унизительным. Но стоило лечь и сомкнуть глаза, как сознание несчастного рэкетира провалилось в бездну нового кошмара. Приснилось, что он программист и по совместительству очкарик. Было немыслимо страшно. В этот раз дикий крик Цента разбудил всех, даже Маринка прибежала узнать, что случилось.

Денек был хуже некуда, ночка ему под стать. Рассвет Цент встретил с робкой надеждой на лучшее, ведь после завтрака они должны были покинуть загородную резиденцию программиста. Оставалось потерпеть общество ненавистных людей всего пару часов. Цент сжал кулаки, и сказал себе, что сможет. Нужно быть сильным. Маринка отвратительна, Владик тошнотворен, от Анфисы тоже с души воротит. Но выбора нет. На свете остались только такие вот особи, все крутые перевелись, став достоянием истории вместе со своей эпохой – благословенными девяностыми.

Завтрак дался Центу тяжело. Еще ни разу за всю жизнь желание убить кого-нибудь не одолевало его с такой силой, как во время этой утренней трапезы. Маринка и Анфиса болтали как два сумасшедших попугая, Владик, немного осмелевший в присутствии грозного рэкетира, тоже вставлял свои реплики. Цент сидел за столом, мрачный, как грозовая туча, и старался смотреть только в свою тарелку. Стоило поднять взгляд, как кулаки начинали чесаться с невероятной силой, и больше остальных кулачную чесотку вызывала прыщавая физиономия Владика. Цент и сам не мог понять, за что так ненавидит этого паренька, но появись у него хоть малейшая возможность, так бы отделал очкарика, что мало бы тому не показалось. Увы, те времена, когда избивать сограждан можно было свободно, не боясь уголовного возмездия, давно миновали. Теперь подобные вещи позволялись только чиновникам и их родственникам, а единственный живой родственник Цента, дядя Игнат, уже девятнадцатый год сидел в тюрьме за излишнее усердие в деле первичного накопления капитала.

Владик и Маринка опять завели разговор о своей грядущей поездке к морю, Анфиса включилась, и озвучила мысль, что было бы здорово поехать отдыхать вчетвером. Цент понял, что сейчас сорвется, и, от греха подальше, решил временно избавить себя от общества раздражителей. Встав из-за стола, он взял чашку с кофе и направился к выходу.

– Любимый, ты куда? – тут же потребовала отчета Анфиса, будто бы он был не свободный человек, а ее холоп.

– На воздух, – буркнул Цент.

– Ой, а пойдемте все на свежем воздухе чай попьем! – тут же предложила Маринка. За это Цент хотел поставить ее имя первым пунктом в своей книге черных дел, но не смог, поскольку невеста программиста уже давно занимала это почетное место.

Вся компания переместилась наружу и расположилась на крыльце. Владик начал озвучивать свои наполеоновские планы по обустройству дачного участка, расписывал, где хочет возвести гараж, где баню, где посадить цветочки. Похоже, программист собирался частенько бывать здесь. Цента прошиб холодный пот, когда он понял, что этот визит в загородное логово айтишника далеко не последний. Судя по всему, Анфиса и Маринка решили, что теперь они будут дружить семьями. Цент с горечью подумал, что ведь он мог бы, как нормальный конкретный пацан, погибнуть в девяностые благородной геройской смертью, получив пулю на стрелке или подорвавшись в заминированном автомобиле. Вместо этого судьба уготовила ему участь, кошмарнее которой трудно себе вообразить. Небеса обрекли его на жизнь, полную унижений и страданий. Он вынужден трудиться таксистом, спать с Анфисой, жать руку Владику, терпеть рядом с собой Маринку. За что ему все это?

В этот момент от внутренних терзаний Цента отвлекло замечание Маринки.

– Странно, соседей нет, – сказал она. – Обычно они в выходные всегда здесь, и те и вот те.

Соседями у Владика и Маринки могли быть только конченые люди повышенной отвратности, и то, что сегодня их не было на дачах, Цент воспринял как первую хорошую новость за минувшие сутки. Было бы ужасно, если бы количество болтливых лохов вокруг него возросло вдвое или втрое. Бог миловал. Мог бы помиловать и от большего, ведь в свое время Цент отвалил немалое пожертвование на храм, но хоть что-то.

– Да, действительно, – согласился Владик. – Они всегда по воскресеньям приезжают, с детьми.

Цент тут же понял, что зря попенял господу за недостаточное покровительство. Толпа лохов, это еще полбеды, а вот толпа лохов с детьми, это уже серьезная заявка на катастрофу. Цент не любил детей, они раздражали его своим шумом и тупостью. Справедливости ради нужно сказать, что Цент вообще мало что любил: себя, деньги, крутые тачки, пиво, телок, шашлык и вседозволенность. Впрочем, ему бы хватило и последнего пункта, чтобы быстро и без хлопот добыть все остальные компоненты счастья.

– А вы не надумали ребеночка завести? – тут же задала провокационный вопрос Анфиса, обращаясь к будущей ячейке общества. Владик бурно покраснел, Маринка выдавила из себя улыбку, больше похожую на оскал гиены. Цент едва сумел сдержать усмешку. После тех ста сорока восьми абортов, которые сделала бывшая ночная бабочка, скорее Владик родит кого-нибудь против шерсти и законов природы, чем она. Программист, конечно же, не был в курсе относительно бурного прошлого своей невесты, и Цент нутром чувствовал, что это шанс. Вывалить очкарику компромат на Маринку и обломать заразе последний шанс на удачное замужество дорогого стоит, бездна позитива обеспечена. Конечно, Маринка ему этого никогда не простит, обязательно попытается в отместку напакостить, но все это мелочи. Ожидаемое удовольствие того стоит. Нужно только правильно выбрать момент, лучше всего прямо перед свадьбой. А еще лучше – в день свадьбы. Цент готов был на многое, лишь бы увидеть лицо Маринки, которой у алтаря сообщат о том, что ее жених сбежал в неизвестном направлении.

Допив чай, Цент совершенно нечаянно разбил чашку, уронив ее на пол (пришлось ронять трижды, чертова посуда оказалась удивительно живучей), после чего решительно направился к автомобилю. Анфиса обещала ему, что они уедут утром, значит, так и будет. И когда Владик заикнулся о том, чтобы немного задержаться и сходить в ближайший лес, дабы сделать несколько живописных фотоснимков на память, Цент, подойдя к своей сожительнице, сказал ей на ушко:

– Если пойдем в лес, вернутся из него не все.

– Любимый, ну что ты такое говоришь? – попыталась засмеяться Анфиса, но стоило ей взглянуть в пылающие адским огнем очи сожителя, как бывшая ночная бабочка поняла, что тот отнюдь не шутит.

– За базар отвечаю! – заверил ее Цент без намека на иронию. – С Владиком может произойти несчастный случай. С его головой может столкнуться инородный предмет.

– Какой предмет?

Цент вытащил из кармана кастет и показал его Анфисе. После того как светлые времена девяностых сменились эпохой ужаса, безнадеги и порядка, таскать в кармане серьезное оружие, вроде ствола или гранаты, стало невозможно. Но Цент еще с пятого класса привык не выходить из дома без какого-либо средства увещевания, либо нож, либо кастет всегда были при нем. И вот теперь он красноречиво намекал подруге, что если та не отговорит семью программистов от похода в лес, может произойти тщательно спланированный несчастный случай с летальным исходом.

Анфиса всегда была туповата, но вот в голове ее заскрипели заржавевшие от длительного простоя шестеренки, и до подруги все-таки дошло.

– Наверное, скажу Маринке, что лучше не ходить в лес, – произнесла она.

– Это правильно, – одобрительно кивнул Цент. – И если твоя Маринка не хочет овдоветь до свадьбы, она с тобой согласится.

Неизвестно, что там сказала Анфиса своей подруге, но та тут же заявила жениху, что в лес лучше сходить в другой раз, а сейчас им нужно срочно ехать обратно в город. Бесхребетный Владик даже не стал спорить, и охотно согласился с невестой. Цент был счастлив – кончились его мучения. Сейчас приедет домой, откупорит бутылочку пивка, рухнет на любимый диван и включит какой-нибудь хороший фильм, где крутые гангстеры лихо побеждают трусливых полицейских и прочих отрицательных персонажей. И думать забудет о Владике и Маринке.

Сразу, тем не менее, выехать не удалось. Чета программистов собиралась битый час.

Цент все это время сидел в машине и слушал русский шансон. Песни о ворах, проститутках, и о несчастном мальчугане, которого палачи присяжные посадили в тюрьму за, смешно сказать, убийство двух и более лиц, даже не приняв в расчет наличие матери-старушки и прочих смягчающих обстоятельств, вышибли из Цента скупую мужскую слезу. Это были песни его эпохи, времен свободы и достатка.

Насладиться воспоминаниями о прошлом не дали. Подошла Анфиса и попросила, чтобы Цент помог Владику погрузить что-то тяжелое в багажник. Бывший рэкетир обрушил на подругу взгляд, полный кровожадности, и, с трудом сдержавшись от крепких слов, объяснил, что не является дипломированным грузчиком.

– Но Владику тяжело, – пояснила Анфиса.

Цент хотел сказать подруге, что та просто не в силах представить себе высоту колокольни, с которой ему, Центу, плевать на очкарика, но опять сдержался, на этот раз лишь чудом. Вместо продолжения диалога поднял стекло, оставив Анфису за бортом, а сам включил радио. Слушать священный шансон в таком скверном настроении было никак нельзя.

Странно, но радио почему-то не работало. То есть, оно работало, но ничего кроме помех не транслировало. Цент испробовал несколько частот, и везде слышал один только шум.

– Да что за день-то такой? – проворчал страдалец, и, матерясь сквозь зубы, вылез из машины. Снаружи Владик с Маринкой, кряхтя и надрываясь, тащили к своему рыдвану какой-то деревянный ящик. Чтобы потом не сказали, что свинья безучастная, Цент оказал посильную помощь – придержал калитку, давая тяжеловозам дорогу. Владик, красный от натуги, вежливо поблагодарил за содействие, Цент учтиво заверил, что не за что.

Когда, наконец, тронулись, Цент, прекрасно зная обратную дорогу, тут же вырвался в лидеры. Ему хватило вчерашнего унижения, и сегодня плестись в хвосте у очкарика он не собирался.

– Любимый, куда ты так гонишь? – волновалась Анфиса. – Они же отстанут.

– И хорошо, – оскалился Цент.

– Как тебе Владик?

– Не знаю. Не пробовал.

– Он, вроде, ничего, да?

– Не в моем вкусе.

– Ты с ним, за целые сутки, словом не обмолвился.

Центу захотелось выкинуть Анфису из машины на полном ходу, но он побоялся, что подруга начнет цепляться когтями и поцарапает панель. Мало того, что заставила провести целые сутки в обществе, прямо скажем, позорном для любого конкретного пацана, так он еще, видите ли, должен был с очкариком светские беседы вести. И о чем, интересно, с Владиком говорить? Они же не просто разные, они из разных миров. Цент из мира свободы и силы, когда сильные и свободные люди отбирали у слабых лохов деньги и материальные ценности. А Владик, он из нынешнего мира, о котором Цент мог говорить только в нецензурной форме.

– Я думала, вы с ним подружитесь, – сообщила Анфиса.

Цент поразился, как в такое короткое предложение подруга сумела вместить столько абсурда. Во-первых, что значит думала? Анфисе думать нечем, у нее в голове пусто и просторно, что было доказано многочисленными клиентами. Во-вторых, только за предположение, что он, Цент, может подружиться с Владиком, следовало убить на месте, ибо дикость и чушь антинаучная.

– А давай их на твой день рождения позовем? – грянула гениальной идеей Анфиса.

Цент промолчал, ибо был занят. В этот момент его воображение рисовало цикл восхитительных картин, объединенных общим сюжетом – до бесчеловечности жестоким убийством двух и более лиц. Можно устроить геноцид прямо на именинах, и вместо торта нарезать программиста, а Маринку облить бензином и поджечь вместо свечки. Что касается Анфисы, с ней тоже нужно было что-то делать, потому что сожительница уже утвердилась в мысли, что Цент является ее собственностью, и им можно помыкать как угодно, не страшась возмездия.

Когда выбрались на трассу, Цент утопил в пол педаль газа, а чтобы не слышать Анфису, врубил шансон. Занятый собственными мрачными мыслями, бывший рэкетир не сразу обратил внимание на одну странность – трасса была пуста. Ни одна машина не проехала им навстречу за более чем десять минут, в то время как обычно на этом участке дроги было не протолкнуться от фур и дачников, ползущих за город на своих ржавых ведрах.

– Любимый, не гони так, – попросила Анфиса, нервно ерзая в кресле. Цент знал, что подруга боится больших скоростей, и в другой ситуации лишь поддал бы газа, но ненормальная пустынность трассы заставила его сбросить скорость. Возможно, впереди большая авария, или постеленный в прошлом году асфальт опять смыло грибным дождиком. В любом случае, лучше не гнать, дабы успеть затормозить. Цент не хотел погибать вот так, в банальном ДТП, да еще и в одной машине с Анфисой. Еще, не дай бог, похоронят в одной могиле, и придется терпеть подругу и после смерти. Это было бы ужасно.

– Владика не видно, – заметила Анфиса, высовывая голову в открытое окно и оглядываясь назад. Цент уже сто раз объяснял подруге, что такое зеркала заднего вида и зачем они нужны, но глупая курица так и не смогла понять, как это – смотришь вперед, а видишь то, что сзади. Повторять лекцию в сто первый рез не захотелось, если человек Анфиса, этого не исправишь.

– Закрой окно, – проворчал Цент. – Дует.

– Давай их подождем.

– Зачем? Они что, дорогу до дома не знают?

– Ну, просто они к нам вначале заедут. Нам с Маринкой надо сходить в одно место, а вы с Владиком побудете.

Цент понял, что сегодня он точно возьмет грех на душу, и, скорее всего, не один. Если сильно перегнуть палку, она сломается, если сильно достать Цента, сломается тот, кто достанет, а так же те, кто окажутся поблизости. Упорное стремление Анфисы сдружить его и позорного очкарика следовало пресечь раз и навсегда. Лучше всего на подругу действовала крепкая любящая затрещина с оттяжкой, ибо слов она, как правило, не понимала, но Цент уже давно не бил сожительницу и как-то отвык от этого. А зря. Именно отсутствие в их отношениях действий насильственного характера настолько развратило Анфису, что она возомнила себя главой семьи.

– Вы с Маринкой можете идти куда угодно, а вот очкарик поедет домой. К себе домой.

– А кто же Маринку заберет?

– Мне все равно! – рявкнул Цент, чувствуя, что еще немного, и он напомнит Анфисе старые добрые времена, когда та не успевала накладывать пудру на новые синяки. – Не хочу больше об этом Владике ничего слышать. А если приведешь его к нам домой, то я его с балкона выброшу, и скажу, что это был суицид…. Вот же блин! Ну что там еще, а?

Прямо по курсу показалось нечто большое и белое, полностью перегородившее дорогу. Подъехав ближе, Цент понял, что это удачно перевернувшаяся фура.

– Что же за день-то такой? – проворчал Цент, останавливая машину неподалеку от ДТП.

– Любимый, это что? – спросила Анфиса, удивленно разглядывая лежащий на боку прицеп. Сам тягач оказался в глубоком кювете, откуда торчали только его грязные колеса.

Цент открыл дверь и выбрался из автомобиля. Анфиса тут же потребовала отчет о планируемых им действиях:

– Любимый, ты куда?

– Гляну, можно ли его объехать. Ты сиди в машине. И магнитолу не трогай.

Обойдя фуру, Цент остановился, задумчиво почесывая затылок. Он ожидал увидеть огромную пробку, матерящихся водителей, гаишников, а вместо них его взору открылась абсолютно пустая трасса. Конечно, могло быть и так, что фура перевернулась всего минуту назад, и пробка еще не успела скопиться, но все же тотальное отсутствие других автомобилей на дороге показалось ему весьма подозрительным.

Объехать фуру было невозможно, а это означало, что придется или искать объездной путь, которого Цент не знал, либо торчать здесь, дожидаясь, пока эту дуру уберут и расчистят трассу. Оба варианта были одинаково отвратительны, поскольку подразумевали дальнейшее пребывание в обществе людей, коим Цент всей душой желал зверских мук, неистовых страданий и вечного горения в аду.

– Любимый, там никто не пострадал? – прокричала Анфиса, высунув голову из окна.

– Еще нет, – отозвался Цент. Судьба растяпы, перевернувшегося на ровном месте, мало его заботила, но все же решил выяснить, живой он там, или можно втихаря обшарить бумажник. Спустившись с насыпи, Цент обнаружил, что грузовик лежит на крыше, которая смялась как гармошка. Водительская дверь отлетела и валялась чуть в стороне.

– Есть тут кто-нибудь живой? – спросил Цент, заглядывая внутрь.

В кабине было пусто. И кроваво. Столько крови за раз Цент видел лишь однажды, когда в деревне участвовал в забое свиньи. Было непонятно, как мог водитель куда-то уйти, потеряв три ведра крови, и, судя по состоянию кабины, получив серьезные травмы.

Пока Цент играл в спасателя, к месту происшествия подъехала чета программистов. Владик с Маринкой выскочили из машины, и тут же подняли шум как две макаки. При этом программист вытащил свой навороченный мобильник, которым хвастался вчера весь вечер, и принялся снимать перевернувшуюся фуру. Цент, выбравшись на дорогу, с ненавистью воззрился на свои новые кроссовки, собравшие по килограмму грязи каждый.

– Вот это да! – восклицал Владик, хватаясь одной рукой за голову, а второй продолжая снимать любительское кино. – Вот это да!

Заметив Цента, он бросился к нему с расспросами, за что едва не получил в репу, ибо рэкетир был зол как черт – шутка ли, столько всего навалилось. К счастью для программиста, к Центу подбежала Анфиса и заключила в крепкие объятия.

– А что с водителем? – спросила Маринка.

– Беспокоишься за постоянного клиента? – сквозь зубы процедил Цент, бывший в курсе того, что на заре свой карьеры Маринка трудилась на трассе, обслуживая дальнобойщиков.

– Надо, наверное, куда-нибудь позвонить, сообщить об аварии, – догадался Владик.

Цент обошел фуру, огляделся окрест, убеждаясь, что случайными свидетелями даже не пахнет, после чего рывком распахнул дверь фургона. Распахнул, и тут же понял, что пожертвования на храм не прошли даром, потому что ему под ноги, как из рога изобилия, посыпались банки с пивом. Это был джек-пот. Это было вознаграждение за минувшие сутки адских мук. Цент улыбнулся, впервые, кажется, за последний год. Да что там, это и было единственное, за весь год, приятное событие в жизни. Если не считать эпизода месячной давности, когда задавил машиной соседскую собачку, имевшую дерзость лаять на него и даже предпринимавшую попытки покусать за ногу.

Владик уже поднес телефон к уху, когда Цент, повернувшись к нему, сделал кошмарное лицо, и рявкнул:

– Брось!

Владик в страхе швырнул телефон об асфальт, а сам едва не прогулялся под себя, и на то имелись веские причины – когда Цент показывал людям настоящего Цента, Цента из девяностых, с ними еще и не такое случалось.

– Анфиска, у меня в багажнике пустой мешок, тащи его сюда, – повелел Цент, прекрасно понимая, что в сложившейся ситуации каждая секунда на вес золота. В любой момент сюда может принести ненужных свидетелей или, что гораздо хуже, гаишников, и тогда акт мародерства рискует сорваться не начавшись. После наступления времен порядка и стабильности Центу везло пугающе редко, и упускать такие моменты было просто преступной неблагодарностью в адрес фортуны.

Разумеется, подруга тут же включила тупость на полную мощность, как это обычно и происходило в ситуациях, когда нужно соображать и действовать быстро.

– Любимый, а зачем тебе мешок? – спросила она.

Цент знал, что если начать что-то объяснять Анфисе, они тут до завтрашнего вечера застрянут, поэтому повторно скорчил страшное лицо и рыкнул:

– Тащи мешок!

Подействовало. Получив задание, сожительница отправилась исполнять его. Но, как оказалось, не только Анфиса страдает атрофией головного мозга. Владик со слезами на глазах собирал с асфальта останки своего мобильника, Маринка утешала его, и убеждала, что он обязательно заработает много денег и купит себе новый, еще круче.

– Вам особое распоряжение требуется? – рассердился Цент на ненавистную парочку.

– А? – испугался Владик, трусливо прячась от грозного уголовника за спину своей невесты. Возможно, его расчет был на то, что у Цента не поднимается рука на женщину. Напрасный расчет. У Цента все всегда и на всех поднималось, и вообще, нечего и думать об успешной карьере сутенера, если не можешь навалять по шее подчиненным. В свое время Цент лупил своих сотрудниц смертным боем, в том числе доставалось Анфисе с Маринкой. Да и сейчас ничего не изменилось, и если надо будет – наваляет за милую душу.

– У вас сумки или пакеты в тачке есть? – спросил Цент.

– Ну, да, кажется. А зачем?

Тупость окружающих утомила настолько, что Цент едва сумел сдержаться и не пустить в ход кулаки.

– Живо тащите их сюда! Живо!

Владик хотел задать еще какой-то вопрос, который, вполне возможно, мог бы стать последним в его жизни, но лучше знающая Цента Маринка схватила жениха за ручку и потащила к машине.

Мешок Анфиса искала долго, а несла его медленно, словно нарочно издеваясь. Цент тридцать раз пожалел за это время, что перестал устраивать подруге профилактические избиения, польза которых была очевидна. В былые времена та исполняла все команды бегом, а теперь даже не идет, а плетется, едва переставляя ноги.

Анфиса держала мешок, Цент наполнял его, чувствуя давно забытую радость от незаконного присвоения чужого имущества. Сам в уме прикидывал, сколько пива можно загрузить в обе машины, и имеет ли смысл забросить добычу на дачу программиста, а самим вернуться повторно? В этот момент к нему подошли Владик с Маринкой. В руках у очкарика были сумки, в глазах застыл первобытный ужас от вида противоправных действий.

– Что ты делаешь? – простонал он.

– Хорош глазеть, не в цирке, – проворчал Цент, хватая холодные банки и засыпая в мешок. – Набивайте сумки. Живо.

– Но это же воровство, – пролепетал Владик.

– Если никто не видел, то не воровство, – успокоил Цент совесть программиста. – Хватит, говорю, стоять без дела.

– Нет, я не могу, – замотал головой Владик, пятясь от Цента как от исламиста, увешанного взрывчаткой. – Так нельзя. Это неправильно. Нас за это накажут. Давайте лучше поедем.

В этот момент Цент понял нечто важное – очкарик его сдаст. Сдаст в любом случае, даже если его и не прижмут правоохранительные органы. Сам пойдет и напишет чистосердечное признание, лишь бы только никто не подумал, что и он был соучастником хищения пива в особо крупных размерах. Это понимание неизбежно влекло за собой необходимость профилактической беседы, в ходе которой айтишник должен понять, что держать язык за зубами будет гораздо безопаснее, чем облегчить совесть доносом.

– Подойди-ка сюда, Владик, хочу тебе два слова на ушко сказать, – позвал его в сторонку Цент.

Маринка вцепилась в жениха мертвой хваткой, да тот и сам не хотел идти, но Цент все уладил – Маринке приказал насыпать в мешок пиво, а Владика оттащил в сторону почти силой. Программист был бледен и ожидал худшего. И ожидания оправдались в полной мере.

– Слушай сюда, – зашептал Цент на ухо Владику. – Если ты хоть кому-нибудь обо всем этом расскажешь, тебя ждет боль. Боль, Владик. Страдание и боль. Муки, которые ты не в силах вообразить. Я возьму паяльник и вставлю его тебе….

– Я никому не скажу! – выпалил программист, чувствуя, как вниз по ляжкам побежали ручьи.

Но Цент не пережил бы лихие девяностые, если бы верил на слово каждому фраеру. Помимо запугивания был еще один эффективный способ заставить программиста молчать – сделать его соучастником преступления. То есть, был и еще эффективнее, который бы заставил программиста замолчать навеки, но Цент решил пока что не прибегать к крайним мерам.

– Владик, мы ведь с тобой друзья? – спросил Цент ласково-снисходительным тоном, каким всегда разговаривал с качественно запуганными лохами.

На самом деле Владик не считал этого изверга своим другом. В нем, как и в Центе, рождала ужас затея баб свести их вместе и попытаться сдружить. Слишком уж они были разными. Владик был робкий, застенчивый, интеллигентный и законопослушный носить букета комплексов, а Цент был просто чудовищем. Раньше Владику в кошмарных снах снились вампиры или оборотни (главные герои его любимых ужастиков), но теперь, как чувствовал программист, этих персонажей надолго потеснит Цент.

– Так мы с тобой друзья, Владик? – повторил свой вопрос кошмарный человек.

Владик обреченно кивнул головой.

– Ты же мне поможешь по-дружески, да?

И вновь Владик выразил свое согласие. Отказаться было нельзя, отказ означал боль, муки и паяльник. Страх перед возможностью уголовного наказания был силен, но страх перед Центом перекрывал его стократно. И Владик, с большим трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания, согласился стать соучастником преступления.

Цент подошел к делу с размахом, благо опыт имелся. В лихие девяностые он как-то участвовал в одной шикарной коммерческой операции, результатом которой стала пропажа в неизвестном направлении десяти вагонов титана с одного стратегического предприятия. Тут, разумеется, масштаб был скромнее, но и времена настали уже не те. Теперь, чтобы воровать по-крупному, нужно было вступить в какую-нибудь государственную ОПГ, стать чиновником или полицейским, а Цент не привык ходить под кем-то, ибо был свободным волком и более всего ценил волю. Увы, в наступившие времена безнадежного порядка воля означала не простор для творчества, а только то, что ты никому не нужен и неинтересен, и можешь вольным образом катиться куда подальше, дабы не мешал серьезным людям толкать на вражеский загнивающий запад невосполнимые природные богатства отчизны.

Под чутким руководством Цента работа закипела. Трудились все, никто не отлынивал и не ленился, потому что суровый бригадир следил за своими подчиненными зорким оком, и если только замечал малейший намек на отсутствие усердия, грозил лишением премии и части зубов. Больше всего угроз выпадало на долю Владика, хотя запуганный программист совсем этого не заслуживал, ибо трудился с полной самоотдачей, лишь бы не прогневить изверга. Он таскал полные сумки пивных банок к машине, а ноша эта была тяжела. Владику по медицинским соображениям запрещалось поднимать тяжести, но он даже заикнуться об этом побоялся, потому что сердцем чувствовал – Цента ни диагнозами, ни слезами не разжалобишь.

Вскоре багажники обеих машин оказались забиты банками с пивом. Чтобы вошло больше, Цент попросил друга Владика выкинуть свою запаску, что программист и проделал, ибо о каком-либо сопротивлении уже не помышлял. Помышлял он об ином. О том, как доберется до дома (если доберется) и серьезно поговорит с Мариной. В частности растолкует ей, что их совместное счастье будет возможно лишь при одном условии – если в это счастье больше никогда не вторгнется Цент. Владик даже готов был на переезд в какой-нибудь другой город, а если потребуется, то и в другую страну, ибо ужас, в который поверг его уголовник из девяностых, был велик. Но все же программист надеялся, что невеста поймет его и оградит от контактов с Центом в будущем.

– Так, грузим в салоны, – скомандовал Цент.

– Любимый, может быть, хватит? – спросила Анфиса.

В который раз Цента поразила глупость подруги. Ну как можно отказываться от фактически посланного небом сокровища? Тем более что Цент уже набросал кое-какой план по реализации честно украденного товара. Был у него один знакомый хозяин ларька, который чудом уцелел после тотального наведения порядка. Правда, новые хозяева страны и его грозились закрыть со дня на день, а ларек снести ради восстановления исторического облика города, но пока что держался, хотя большая часть прибыли уходила на отвод глаз государевым людям. Цент планировал реализовать добычу через его ларек. Не всю, конечно, изрядную часть он оставит себе для личных нужд, но и денег заработать нелишне. Теперь главное взять как можно больше.

– Грузим в машины столько пива, сколько влезет! – скомандовал Цент, и тут же подумал, что если бросить здесь баб, пива поместится гораздо больше. Сам он, не задумываясь, променял бы Анфису на ящик пенного счастья, но вот программист может отказаться. На этот случай у Цента имелся буксировочный трос, так что можно зацепить колымагу очкарика и запихнуть туда еще немного пива, а владелец пускай остается со своей невестой, и еще Анфису себе забирает, не жалко.

Страда затянулась, однако опасения Цент оказались напрасными – ни один автомобиль так и не подъехал к месту происшествия. Не будь герой девяностых так увлечен мародерством, он бы обратил на это внимание и призадумался, но процесс хищения чужого имущества всецело поглотил его. Под грузом пива у автомобилей едва не ломались рессоры, а Цент хотел еще и еще. Поняв, что больше ни одной банки унести не удастся, он схватил две, откупорил и осушил залпом. Владика это зрелище едва не опрокинуло в обморок. Он с ужасом понял, что Цент собрался вести машину в нетрезвом состоянии.

– Все, поехали, – скомандовал Цент. – Пиво везем ко мне в гараж, там спрячем. Эй, Владик, тут какой-нибудь объездной путь есть?

– Надо посмотреть по навигатору, – отозвался программист.

– Так посмотри. И дорогу тщательно выбирай, не ошибись. Помнишь наш разговор?

Владик судорожно кивнул. Этот разговор он вряд ли сможет забыть до конца своих дней.

Навигатор с трудом отыскал окольный маршрут через какую-то деревню. Необходимо было вернуться километров на пять назад и сделать солидный крюк, но Цента больше не приводила в ярость необходимость лишней траты бензина. Оно того стоило. Поездка на дачу обернулась неожиданно богатым урожаем.

Теперь обе машины ехали медленно и с трудом из-за перегруза. Владик показывал дорогу, Цент следовал, периодически оглядываясь на заднее сиденье, заваленное по самую крышу пивными банками. До нужного поворота добрались без происшествий, да и откуда им было взяться на абсолютно пустой трассе? Дальше дорога пошла хуже, с ямами и колдобинами, но Цент стиснул зубы и терпел, надеясь на то, что Владик и его навигатор не ошиблись с выбором маршрута. Если же это все-таки произошло, то навигатор будет разбит об асфальт, а Владик…. Да и Владик тоже.

Езда по отвратной дороге продлилась целую вечность, прежде чем впереди показались признаки населенного пункта. Деревня оказалась немаленькой, вот только людей видно не было совсем, как будто они попрятались или вымерли. Увидев впереди придорожный магазинчик, Цент посигналил Владику и припарковался на обочине. Нужно было купить сигарет, ну и сжевать чего-нибудь, поскольку хищение чужого добра всегда пробуждало у Цента зверский аппетит.

– Как-то тут малолюдно, – заметила Анфиса, выгружая свой организм из салона автомобиля. То была не совсем правда. Вокруг было не малолюдно, а вообще безлюдно. Теперь и Цент обратил на это внимание. Деревня не выглядела вымершей, да и располагалась она слишком близко к городу, где красивая жизнь и рабочие места. Тем не менее, людей почему-то не было. Более того, Цент вдруг понял, что не слышит вообще никаких звуков жизни. Собаки не лаяли, птички не щебетали, и ниоткуда не доносилась музыка или рев мотора. Но все эти странности меркли на фоне крепко запертых на амбарный замок дверей сельпо, в то время как приклеенное к ним же расписание сообщало, что в данный день и час торговая точка должна активно функционировать, снабжая страждущих едой и напитками.

– Сегодня что, праздник какой-то? – поинтересовался Цент у Анфисы, поскольку сам не следил за красными датами в календаре. После того, как благословенные девяностые канули в небытие, у Цента все дни стали черными.

– Нет, кажется, – задумалась подруга, скребя накладными ногтями крашеную шевелюру.

Тут из своей машины выскочила семейка программистов. Владик тут же предстал перед Центом, ожидая дальнейших указаний, Маринка странно улыбалась, причиной чему были выпитые ею пять банок ворованного пива. Не будь несчастный программист запуган жутким уголовником, он бы тоже обратил внимание на подозрительную безлюдность, но Владика в настоящий момент интересовало только одно – как распрощаться с Центом живым?

– Магазин закрыт! – поделился плохой новостью Цент. – Почему?

– Я не знаю, – пролепетал Владик, очень боясь, что Цент во всем обвинит его.

– Мне в туалет надо, – капризно заявила Маринка.

– Садись хоть здесь, вокруг все равно ни души, – предложил ей Цент. – Блин, да что вообще происходит? На трассе пусто, тут пусто. Куда люди делись, а?

Вопрос вновь был адресован Владику. Тот сжался в дурно пахнущий комочек, и промямлил:

– Не могу знать.

– Тут туалет есть? – опять полезла со своим Маринка.

– Да отстань ты с туалетом, – отмахнулся от нее Цент. – Если стесняешься, зайди за магазин.

Маринка постояла минуту, раздумывая, последовать ли совету, или потерпеть, затем все же решила, что мочевой пузырь не резиновый, и поковыляла за здание сельпо.

– Любимый, поехали уже домой, – попросила Анфиса.

– Сейчас поедем, что еще-то делать? – проворчал Цент. – Просто курить хочу. Да и перекусить бы. У программистов на завтрак одна вода была, кишки бунтуют без калорий. Вот и ходи в гости к скупердяям. Ну, где там эта клуша? Заблудилась, что ли? Или забыла, зачем пошла?

Стоило вспомнить Маринку, как из-за сельпо прозвучал ее полный возмущения голос:

– Ты кто? Тебе чего надо? Ну-ка иди отсюда, я сейчас жениха позову.

У Владика едва не подкосились ноги, когда он услышал угрозу своей невесты. В теории программист знал, что за свою девушку нужно заступаться, но очень надеялся, что до практики дело не дойдет.

– По-моему, там к твоей будущей жене пристают, – подсказал Владику Цент. – На твоем месте я бы поспешил вмешаться, потому что Маринка очень твердая баба, вообще не ломается.

Владик дернулся вперед, и тут же остановился.

– Марина, у тебя все хорошо? – прокричал он с безопасного расстояния.

– Любимый, сходи, – попросила Цента Анфиса.

– Нет уж, ты меня в их семейные дела не впутывай, – поспешил отказаться потенциальный герой. – Чья невеста, тот пусть и идет.

– А меня бы спасать пошел? – задала ожидаемый вопрос Анфиса.

– Конечно, – заверил ее Цент, и ни разу не покраснел.

В этот момент из-за сельпо прозвучали новые крики, и градус возмущения в них значительно возрос.

– Ты чего? Чего тебе? – верещала Маринка, и вдруг сорвалась на истошный визг. – Ай! Козел! Отвали!

Владик топтался на месте, не зная, как помочь своей невесте без риска для здоровья, Анфиса переживала за подругу, Цент наслаждался жизнью. А когда из-за магазина выскочила Маринка, на бегу подтягивающая брюки, бывший рэкетир не сдержался и заржал в голос. Вот бы где пригодился мобильник Владика. Такие кадры пропадали!

– Вы чего стоите? Там на меня какой-то бомж напал! – закричала Маринка. – Вообще больной. Он меня укусил!

В подтверждение своих слов невеста программиста предъявила руку, на которой действительно красовался кровоточащий след от укуса. Узрев кровь, Владик зашатался, предобморочно подкатив глаза. Анфиса побежала к машине, искать аптечку. Цент стоял и скалился, ему было хорошо.

Второй участник драмы, разыгравшейся за магазином, не заставил себя долго ждать. Из-за угла вдруг вывалилось нечто грязное, окровавленное и слегка человекообразное. Это нечто двигалось как пьяное, каковым оно, вероятно, и являлось, однако курс держало верный – строго на Маринку.

– Похоже, любовь с первого взгляда, – поставил диагноз Цент.

– Хватит ржать, убери его! – потребовала покусанная жертва, с ненавистью и отвращением любуясь своим новоприобретенным поклонником.

– Уж вы меня в свои семейные дела не вмешивайте, – открестился Цент. – Я человек посторонний. Разбирайтесь сами.

Неизвестный субъект повышенной отвратности издал носоглоткой какой-то странный звук, то ли рычание, то ли стон, и пошел на Маринку, выставив перед собой руки. Конечно, следовало бы отвадить автохтона, но тот был до того омерзителен, что Центу даже бить его было противно. Все равно, что ударить лежащую на тротуаре кучу известной субстанции, воздвигнутую на пути следования пешеходов одним из царей природы. К тому же, было интересно посмотреть, как эту ситуацию решит программист. Ведь именно к нему Маринка и обратилась за защитой, когда поняла, что Цент не собирается вмешиваться.

– Любимый, сделай что-нибудь! – потребовал она, пятясь от неадекватного субъекта.

– Милиция! – чуть слышно крикнул Владик, трясясь от ужаса.

– Милицию отменили, – напомнил Цент.

– Полиция! – пискнул Владик.

Субъект запрокинул голову, явив во всей красе свою неприглядную физиономию. Выглядел он так, будто только что выкопался из могилы. Взгляд был мутный, на губах повисла кровавая пена, из горла продолжал вырываться зловещий рык.

– Да что вы все стоите? – завопила Маринка.

– Владик, покажи каратэ, – подсказал Цент.

Неизвестно, чем бы все кончилось, потому что каратэ Владик показать не мог при всем желании, а Цент мог, но не собирался, но тут к нечистоплотному маньяку подбежала Анфиса и с размаху ударила его по голове взятым в машине огнетушителем. Агрессивного колхозника швырнуло на землю, Анфиса, закрепляя успех, ловко лягнула его ногой. К ней незамедлительно присоединилась Маринка, и уже через секунду две озверевшие подруги яростно обрабатывали нашедшего приключений мужика. Анфиса била огнетушителем, Маринка вооружилась палкой. Цент с Владиком стояли в сторонке и созерцали.

Экзекуция завершилась нескоро, и то благодаря Центу, который оттащил баб от их жертвы, опасаясь, как бы дело не кончилось убийством.

– Поехали, я курить хочу, – напомнил он.

Избитый гражданин зарычал, и начал вставать. Цент удивленно присвистнул. После такой порции нежностей даже крепкий человек не сразу сумел бы воздвигнуть себя на ноги, а этого будто и не били.

– Ну, сам напросился, – вздохнул рэкетир, и душевно пробил маньяку с ноги. Могучим ударом мужика отбросило к стене магазина, где он затих ровно на секунду, после чего рыкнул, хрюкнул, и опять начал вставать. Уши Цента запылали огнем стыда. Вот они и сказались, годы покоя и стабильности. В былые времена он таким ударом отправлял даже не в нокаут, а прямиком в морг, теперь же даже не смог вырубить хилого алкаша, над которым до него всласть потрудились бывшие проститутки.

– От голода, наверное, ослабел, – виновато оправдался он. – Программисты по-людски не накормили.

Тем временем субъект уже успел встать на ноги. Теперь уже оставлять все вот так было нельзя. И дело даже не в том, что подумают о нем остальные, куда хуже, что самому придется с этим жить. Цент понял, что должен исправиться любой ценой.

На этот раз бил наверняка – пяткой в грудь. Отличный удар, убойный, а Цент в свое время в совершенстве овладел им, отрабатывая технику на жадных коммерсантах. Живучего маньяка отбросило назад и буквально размазало по стене. При этом все, в том числе и Цент, прекрасно слышали зловещий хруст и душераздирающий треск. Хруст был порожден ломающимися ребрами маньяка, треск издали штаны Цента, которые не выдержали боевого приема и зверски порвались в промежности.

– Милый, ты его не убил? – забеспокоилась Анфиса, поглядывая на распластавшегося у стены сельпо незнакомца. Тот не двигался, и, кажется, даже не дышал.

– Хрен знает, – пожал плечами Цент, изучая пробоину в корпусе. Дыра была огромна, и, хуже того, штаны изволили порваться не по шву, а как попало, то есть их теперь только выбросить и остается. А ведь в прошлые выходные куплены, первый раз надеты. Если бы не моральная компенсация в виде украденного пива, Цент бы умер от горя.

– Поехали, – сказал он, внимательно глядя на Владика, дабы заметить, если вдруг на прыщавой физиономии мелькнет хотя бы намек на улыбку по поводу порванных штанов. Такое прощать нельзя. Все остальное тоже.

Цент первым направился к своему автомобилю, но дойти не успел, потому что за его спиной заверещали бабы и взвизгнул Владик. Одолеваемый недобрыми предчувствиями Цент медленно обернулся, и увидел невероятную картину: бомж вставал. Это было немыслимо. Цент на своем веку поломал людям немало костей, да и самому их ломали нещадно, так что он очень хорошо знал, после получения каких травм человек еще что-то может, а после каких нет. В глупых голливудских фильмах, которые Цент терпеть не мог, ибо загнивающий запад и вообще непатриотично, главному герою ломали руки и ноги, пронзали его тело десятком пуль, а герой, немного похромав, бежал дальше здоровенький. Жизнь была суровее. Цент знал наверняка, что человек со сломанными ребрами не сможет вот так запросто взять и подняться. А этот почему-то мог. Возникло подозрение, что это бомж-терминатор, которого бомжи будущего послали в настоящее, чтобы тот спас от бродячих собак самый вкусный мусор на помойке. Или субъект просто перебрал волшебного самогона, изготовленного по секретным рецептам травницы Агафьи, и потому не чувствует боли. Ну и было еще одно объяснение, о котором Цент даже думать не хотел, потому что было слишком унизительно. Что, если всему виной не бомжи из будущего и не настойка травницы, а просто то, что некогда крутой перец растерял за годы покоя всю свою крутость и убойность? Если так, то жить дальше незачем, потому что Цент хотел либо жить крутым перцем, либо не жить никак.

– Любимый, может, ну его? – предложила Анфиса. – Поехали домой, я тебе котлеток пожарю.

– Отвали со своими котлетами! – вдруг взорвался Цент, нависая над Анфисой гранитной скалой. – Все из-за них. Из-за котлет, блинов, пельменей, прочего домашнего уюта, будь он неладен. Во что я превратился? Два раза лоху прописал, а он даже не хромает! Это ты во всем виновата.

– В чем? – опешила Анфиса.

– Во всем! В том, что я стал такой. В том, что страна стала такой. В том, что потащила меня на дачу к этому очкарику, хотя знала, что я очкариков и манную кашу с детства ненавижу. А еще эта лохудра, подруга твоя. Она меня реально бесит. Как вижу, хочу убить.

– Маринку? – ужаснулась Анфиса.

– И Маринку тоже. Всех хочу убить. И тебя, и ее, и Владика. А ты что тут рычишь? Мало тебе? На!!!

Новый удар опрокинул бомжа на землю, но когда, через мгновение, это грязное тело опять начало вставать, Цент едва не зарыдал от отчаяния.

– Любимый, успокойся, поехали домой, – стала ласково упрашивать его Анфиса. Маринка и Владик стояли в стороне, и со страхом взирали на Цента. Прозвучавшие из его уст признания вселили ужас в их сердца. Владик не знал, на что способен этот изверг, и боялся до икоты, Маринка прекрасно знала, на что он способен, и боялась до седых волос.

– Что за жизнь такая? – прорыдал Цент, чувствуя, что еще немного, и он закатит настоящую истерику, тем самым окончательно втоптав в грязь свой некогда непоколебимый авторитет.

Непробиваемый бомж к тому времени успел подняться на ноги, и, пошатываясь, пошел на Цента. Ярость вскипела в груди рэкетира.

– Убью! – прорычал он, и все, включая Владика, поняли, что это не шутка.

Удары обрушились на бомжа градом. Цент быстро свалил его на землю и пошел полировать ногами, вкладывая в каждый удар всю свою силу, а незнакомец продолжал рычать в одной тональности и пытаться встать. Той дозы насилия, что была выплеснута Центом на голову этого субъекта, вполне хватило бы, чтобы переправить в мир иной три десятка жадных коммерсантов средней упитанности. В какой-то момент не выдержали кроссовки, вначале подошва отскочила у одного, затем и у второго. Цент представил, насколько нелепо он выглядит: босой, в рваных штанах, яростно избивает какого-то бомжа. Хорошо, что братва не видит сего эпического позорища.

– Да он что, бессмертный что ли? – пробормотал Цент, яростно борясь с отдышкой. Его организм, размякший на котлетах и покое, капитально отвык от подобных физических нагрузок.

– Любимый, пожалуйста, хватит! – умоляла его Анфиса. – Плюнь на него.

– Плюнул уже пять раз, не помогло, – прохрипел Цент, поворачиваясь к подруге с намерением дать той совет совершить увлекательное путешествие по двум-трем небезызвестным адресам на выбор, но увидел такое, что резко передумал. Оказалось, пока он вспоминал подзабытые навыки рукопашного боя, к бомжу подошло подкрепление. С десяток тел аналогичного вида, но разного пола и возраста, наступали с тыла. Все были грязные, окровавленные, и конвульсивно дергались при ходьбе.

– Господи, сколько их! – завопил Владик, с ужасом глядя на бомжей.

– Зато на нашей стороне правда, – успокоил его Цент, оглядываясь по сторонам в поисках надежного средства увещевания. Тут кастет не вариант, больше подошла бы родная бейсбольная бита, но боевая подруга уже давно не ездила с хозяином в багажнике, а без дела пылилась на балконе.

В этот момент начал вставать битый бомж, и Центу в третий раз за всю жизнь стало страшно. Первый раз было страшно, когда увидел список книг, заданных на прочтение в летние каникулы в шестом классе, второй раз было страшно, когда впервые увидел Анфису не накрашенной. И вот теперь ощутил страх в третий раз, а все потому, что бомж просто не мог встать, даже в том случае, если это бомж-терминатор из будущего, после стольких-то килоджоулей тумаков! Но он вставал. И продолжал рычать.

– Поехали! – скомандовал Цент, решивший произвести тактическое отступление, а если вдруг кто-то назовет данный маневр бегством с поля боя, у того зрительный нерв окажется аккурат напротив седалищного. А если этот кто-то, к примеру, носит очки, программист и зовут его Владик, с тем может произойти отравление свинцом – у Цента в гараже как раз пылился старый аккумулятор, таким если треснуть по башке, то добавки не потребуется.

Вся компания расселась по машинам и тронулась, жуткие рычащие бомжи остались позади. Чтобы подлечить травмированную психику, Цент осушил одну за другой пять банок пива. Помогло. Больше Цент не горел желанием сиюминутно убить Владика и его невесту особо жестоким способом, теперь хотелось просто убить гуманно, без предварительных пыток. На соседнем сиденье Анфиса трещала как автомат, возмущаясь тем фактом, что бомжи совсем озверели и на людей кидаются. Цент старался не слышать подругу. Все его мысли были заняты предстоящей реализацией пива, а еще тем, что пора уже завязывать с ленивым образом жизни и немного привести себя в форму. В гараже валялась двухпудовая гиря, хороший снаряд, привычный, ну а освежать воспоминания по технике ударов можно в только что покинутой деревне, благо боксерских груш там ходит видимо-невидимо.