Темник Мамай

Глава 12 МАМАЙ. ГИБЕЛЬ

Мамай нахлёстывал коня. За ним широкой колонной мчались его воины.

Душу Мамая захлёстывала злоба. Как же так? Он, собрав огромное войско, наняв наёмников и склонив на свою сторону союзников — причём сильных, вроде князя Литовского Ягайло, тем не менее не смог одолеть Дмитрия.

Да, битва не обещала лёгкую победу. Дмитрий собрал множество ратников со всех земель русских — это так. Но ведь его войска по численности превосходили русские! Тогда почему поражение? Звёзды не так встали или он, Мамай, прогневал Аллаха? Теперь, услышав его имя, мурзы плеваться будут. Да что мурзы? Простые воины отвернуться могут. Идут в бой за трофеями, за предводителем удачливым. А удача от него в решающий момент отвернулась.

Да, он сохранил костяк татарской конницы — самых опытных воинов из Крымского ханства. Но лазутчики донесли, что по степи идёт враг его заклятый — Тохтамыш. И не один. С ним — воины Синей Орды и гулямы Тимура. Выдержать второй бой подряд Мамай не сможет — воинов мало, да и устали они. Так что сейчас первостепенная задача — уйти от погони.

Выскакивая на пригорки, Мамай оборачивался и видел вдали пыльное облако. Это конница Дмитрия шла по пятам. Откуда только они взялись? Ведь победа была уже так близка, казалось — одно усилие, и враг побежит. Переиграл его Дмитрий, в переломный момент из-за леса свежий полк выпустил, дотоле в засаде скрывавшийся.

Нет, но какова выдержка у этого князя! Как точно и ловко момент угадал, неверный! И союзники подвели. Никому верить нельзя! Олег Рязанский слишком мало воинов дал, да и те вместе с Ягайло застряли где-то. Не иначе хитрый Олег и осторожный Владислав выжидали — чья возьмёт? Ударь они в спину дружинам Дмитрия — это он бы сейчас преследовал остатки русских, а не его бы шали, как зайца.

Подвели союзники, крепко подвели! Ну ничего, ему бы до Крыма добраться. Там он дух переведёт, силы накопит, войско соберёт да и отомстит неверным.

Сначала по Олегу ударит — пусть кровью умоется. Все города его сожжёт — пусть вместо княжества пустыня будет. С Ягайло похуже — не получится сразу, поскольку далековато он обитает, через земли многих княжеств пройти придётся, а это — потери людские.

Сзади раздались крики, и Мамай очнулся от планов мести. Передовой отряд русских догнал его отставших воинов и начал рубиться. Надо пожертвовать малым и уйти самому.

Мамай распорядился оставить одну сотню и задержать преследователей.

Они добрались до Красивой Мечи — до места, где он оставил обозы. Только завидев его конницу, обозники поняли — беда. Не так скачут победители! Они стали коней седлать, а то и без седел на спины конские вскакивали. К шайтану повозки с провиантом и добром ханским, самим бы в живых остаться.

Мамай и конница его, не останавливаясь, промчались дальше — только темнота и река спасла их от преследователей. Когда кони спотыкаться от усталости стали и пеной покрываться, тогда остановились. Посланный назад дозор, вернувшись, доложил, что русские на берегу остановились.

— Это хорошо! — Мамай потёр руки. — Завтра утром они на обоз наткнутся, грабить начнут, смотреть, что им досталось в трофеи. Не до погони им будет, мы уйдём спокойно.

Так и случилось — хан хорошо знал людей. Тревожило его другое: где Тохтамыш? Не столкнуться бы с ним лоб в лоб. Тогда беда! Как говорят русские — из огня да в полымя.

Мамай дозор вперёд выслал. Если заметят чужое войско, упредить успеют.

Погони в последующие дни и в самом деле не было: русские занялись более приятным делом, чем преследование врага, — грабежом обозов.

Мамай с остатками своего войска теперь уже не скакал во весь опор — ехали спокойно. Сменных лошадей не было, и коней надо было беречь. На редких кочевьях разживались едой, а кони довольствовались травой.

После бегства с Куликова поля прошло уже две недели, и Мамай успокоился.

Но худые вести разлетаются по степи быстро. Он только подъезжал к очередному кочевью, а там уже знали о поражении.

Хан заметил перемену в отношении к себе. Кочевники уже не кланялись так низко и быстро, как раньше, приказания выполнялись с ленцой. Да и мурзы его не смотрели с обожанием ему в рот, ловя каждое слово, как это бывало раньше.

Мамай тешил себя мыслью, что доберётся до Крымского улуса, отдохнёт, соберётся с силами и за зиму наберёт новое войско. Но в душе его уже поселился страх. Гнал его Мамай, но временами чувствовал — могут не пойти за ним татары. На нём уже лежала печать неудачника.

Дозоры, идущие впереди на полдня пути, ничего о противнике Мамая, Тохтамыше, не сообщали. Мамай уж было решил, что проскочил, что удача не совсем от него отвернулась. Дикое поле большое, и разминуться в степи — дело простое.

Но мысли его и чаяния оказались химерой. Когда до Крыма было уже рукой подать, когда даже травы стали пахнуть по-другому, всё резко переменилось.

Поднявшись на небольшой холм, хан увидел, как, перекрывая широкой полосой степь, на его пути стоят войска Тохтамыша. Вероятно, Тохтамыш оказался мудрее, чем думал Мамай. Он не стал идти по следу Мамая, искать его в степи. Тохтамыш знал, куда движется Мамай, и направился к Крыму кратчайшей дорогой, поджидая своего врага. Лошади его, как и воины, уже успели отдохнуть, тогда как кони и люди Мамая были измотаны переходами. К тому же Мамай оказался отрезан от Крыма.

Мысли в голове Мамая заметались. Что предпринять? Принять бой — значит заведомо его проиграть. Склонить голову и сдаться на милость Тохтамышу? Так он сам жаждет власти и не потерпит в своих землях неудачливого соперника. Можно повернуть на закат и уйти в литовские земли, в Киев, под руку Ягайло. Но Тохтамыш не даст ему этого сделать. Слишком много у него воинов. Он быстро разобьёт войско Мамая, и даже если Мамай успеет, пока идёт битва, ускакать к Днепру, гулямы Тохтамыша его догонят. У них свежие кони и есть запасные лошади в поводу.

Мамай решил дать бой, возможно — последний. Он отдал команду, и всадники его растеклись по фронту. Ряды получились жидковатые, и Мамай понял — смерть его близка.

Смерти он не боялся. Умереть в бою и попасть в райские сады с гуриями — мечта любого воина. Не должен настоящий мужчина, воин умирать в постели от старости.

Войско застыло в ожидании сигнала к атаке. Мамай не торопился, вглядываясь в ряды противника. Да и какие они противники? Такие же татары, кыпчаки и половцы — одной веры, одних привычек, одних традиций и одного образа жизни.

Время шло, два войска стояли друг против друга. Полководцы не решались дать сигнал к атаке. Мамай медлил, так как чётко знал: подай он сигнал — и войско его погибнет. Тогда в Крыму ему делать нечего, не простят ему татары гибели войска.

А Тохтамыш не решался, потому как тоже знал: разобьёт он войско Мамая, и тогда на Крым ему надеяться нельзя. Станет он ханом Белой Орды, но Крым воинов своих не даст — не простят резни единоверцев.

Воины Мамая решили всё сами. Без команды они сошли с коней, сняли шлемы. Мамай и Тохтамыш остолбенели — настолько это было необычно. Потом они оба увидели, что воины повели коней в поводу к войску Тохтамыша, признавая его без битвы победителем и своим властелином.

Мамай пришёл в себя. Лучше бы он начал битву и проиграл её — даже погиб! Но видеть измену собственного войска, отборных, тяжеловооружённых всадников, ему было просто невыносимо.

Он тронул коня и поскакал вдоль линии войск. За ним отважились ехать лишь несколько близких ему людей.

Никто из воинов Тохтамыша не стал препятствовать Мамаю. Конечно, крымские татары из воинов Мамая могли убить или пленить его, но это означало бы гнусное предательство своего военачальника, преступление, которое чёрным, несмываемым пятном легло бы на воинов и их семьи, на потомков. Никто не хотел позора.

И Мамай, никем не задержанный, ускакал в Крым. При этом гарем Мамая и знатные женщины из потомства Джучи достались Тохтамышу. Даже жена его старшая, дочь Бердибека, Тулунбек-ханум, попала в руки Тохтамыша, став впоследствии его женой. Худшего позора и унижения для Мамая нельзя было придумать.

Мамаю, уже не властвовавшему ни над чем, переставшему быть не только ханом — даже темником, поскольку войска он уже не имел, удалось добраться до Крыма. Тут он вздохнул свободнее, надеясь на поддержку и помощь крымчаков. Даже до Кафы добрался, собираясь получить от генуэзцев кров и защиту. Однако консул генуэзский Корнаро распорядился в город Мамая не впускать, так как уже был наслышан о бегстве Мамая от Тохтамыша и потере им войска. Зачем ему неудачник — без власти, без войска и без денег?

В столицу же Крымского улуса, город Кырым, больше известный в дальнейшем как Бахчисарай, Мамай не поехал сам. Он переоделся в простого горожанина и нашёл приют в Салхате. Несколько недель он прожил там, неузнанный, затворником. Не знал Мамай, что в ближнем его окружении был слуга двух господ. Подосланный генуэзцами, за ним следил Барнаба.

Ночью от Мамая вышла женщина — всё же не настолько был он стар, чтобы отказаться от любовных утех. Барнаба тут же вошёл в ещё не запертую дверь.

Помещение тускло освещалось масляным светильником.

Мамай отпрянул от двери, но, узнав давнего знакомца Барнабу, успокоился и спросил:

— Есть новости?

— Да, — ответил Барнаба и воткнул в горло Мамая нож.

Поручение консула Корнаро было исполнено. Убийца с презрением посмотрел на истекающего кровью, хрипящего Мамая, плюнул на его тело и спокойно принялся искать в доме ценности. Он не верил, что Мамай не захватил с собой на чёрный день золото.

Барнаба обшарил в доме каждую щель, оставаясь там до утра. Он нашёл мешочек с золотыми монетами, потом — мешочек с алмазами. Под лежанкой обнаружилась рукоять меча, отломанная от лезвия и богато украшенная самоцветами, ну и мелочь — вроде серебряных украшений.

Барнаба был разочарован, он явно рассчитывал на большее. В предрассветной тьме он выскользнул из дома, прикрыв за собой дверь.

Так закончилась жизнь Мамая — темника, провозгласившего себя ханом.

Тохтамыш проявил милость и похоронил Мамая с почестями, достойными военачальника. Бывший властитель Орды был похоронен в кургане близ села Шейх-Мамай, недалеко от Салхата.

После смерти Мамая, став ханом Орды, объединив Синюю и Белую Орду, Тохтамыш дал знать князьям русским, что он победил врага общего. Дмитрий принял ханских послов с ласкою, отпустил с честью, и вслед за ними отрядил собственных послов с дарами богатыми. Однако надменный и честолюбивый Тохтамыш не удовольствовался дарами. Он хотел властвовать над Русью, сделав её лишь улусом Ордынским, данником.