Темное царство

Сигнал общего сбора вытряхнул из постелей все население Европы. Неудивительно, поскольку население составляло лишь двадцать семь человек. В сигнале тоже не было ничего особенного, директор постоянно устраивал проверки бдительности в самое неподходящее время. Но на этот раз, едва всклокоченные ученые высыпали в коридор и, словно стадо строптивых гну, помчались, согласно инструкции, в кают-компанию, по всей станции выключилось освещение. Раздались стук падения полуголых тел, треск столкнувшихся лбов и возмущенные вопли на русском:

— Какая падла свет вырубила?

— Сукины близнецы шутят, зуб даю!

Реплики американских коллег были более лаконичны, но столь же эмоциональны.

Включилось аварийное освещение. В тусклом оранжевом свете полуодетые люди казались злыми демонами, сошедшими со старинных картин. Впрочем, злыми они, действительно, были, но отнюдь не бестелесными, о чем свидетельствовали ушибы, полученные в битве за право войти в кают-компанию. Протиснувшись в узкую дверь, жители Европы вопросительно уставились на полковника биологической службы и по совместительству директора европеанской исследовательской станции Николая Давиташвили.

Маленький лысый полковник был очень серьезен. Толстые пальцы дрожали, когда Николай Вахтангович одергивал рукава мундира. Сам факт, что начальник успел одеться по всей форме, внушал сильнейшее беспокойство. Разговорчики моментально стихли.

Пересчитав людей, Давиташвили объявил:

— Коллеги! Друзья! У нас серьезное ЧП. Роберт Митчелл и Сергей Гвоздев заперты в аппаратной. Неизвестно, заперты или заперлись, но дверь блокирована. Связаться с ними мы не можем. Электроника отключилась, их личные УМБ не отвечают. Они отрезаны от вентиляции и отопления. Система безопасности перекрыла весь отсек. Через три часа начнет сказываться отравление углекислотой, через четыре часа температура в отсеке упадет ниже точки замерзания. Но главное, мы понятия не имеем, что случилось. Так что слушайте и запоминайте свои задания! Ким! Миссис Коллинз! Займитесь энергообеспечением! Джордж и Мартин! Харрингтоны! Инструменты в зубы, бегом к аппаратной! Посмотрим, можно ли отпереть дверь. Симмонс и Воробьев! В шлюзовую камеру! Грузитесь в батискаф и попробуйте рассмотреть снаружи, что там у них, черт побери, творится! А мы с Гуревичем постараемся наладить связь. Остальные по местам и готовьтесь к эвакуации. На всякий случай. Выполнять!

Кают-компания опустела.

Исследовательская станция представляла собой бронированное полушарие радиусом семьдесят два метра, прилепившееся к ледяному небу колоссального океана. Никакого сходства местного льда с бело-голубыми айсбергами Земли не наблюдалось. Снизу поверхность ледяного поля Европы смахивала на обросшее слоем бактерий и органических отложений дно грязного пруда, только над головой. Впрочем, чтобы увидеть это неаппетитное зрелище, приходилось включать прожекторы, потому что солнечный свет не проникал в океан Европы в течение сотен миллионов лет. Но жизнь здесь бурлила, и это при температуре минус тридцать по Цельсию и чудовищном давлении.

Вокруг станции облаками кружили крошечные существа — предмет восторга экзобиологов. Несмотря на мощную защиту, станция все же излучала тепло, поэтому местные тварюшки чувствовали себя рядом с людьми как на курорте. Их было так много, что лучи прожекторов с трудом пробивались сквозь этот живой бульон. Укрепленная шахта регулярно выносила на внешнюю поверхность спутника капсулы с уникальными образцами, отчеты, контейнеры с живыми и замороженными обитателями. Все они, с соблюдением соответствующих мер безопасности, отправлялись на Землю. Американцы и русские работали не покладая рук, достаточно дружно, и в целом все шло хорошо, пока Сергей Гвоздев, специалист по внеземной экологии, не начал произносить странные речи о подледном Рае…

— Станция «Апис», это батискаф. Как слышите?

— Слышу хорошо, батискаф. Докладывайте.

— Ни пса не видно, Николай Вахтангович. В иллюминаторах темно.

— Ладно. Дрейфуйте рядом с аппаратной. Бульон мешает?

— Не очень. На редкость прозрачная вода сегодня.

— Странно. Впрочем, не важно. Воробьев! Ким сказала, что с минуты на минуту восстановит подачу тока. Следите за иллюминаторами!

— Есть!

Идея дать станции название «Апис» исходила от близнецов Джорджа и Мартина. Официально станция именовалась просто «Европа-один». Но жителям хотелось чего-то оригинального. После короткой дискуссии приняли вариант американских океанологов. В нем крылся прозрачный намек: мы похитим секреты спутника Юпитера, как Зевс под видом быка украл Европу. Никто не стал возражать. Кроме Сергея Гвоздева.

— Батискаф! Есть освещение!

— Видим! Сейчас подойдем ближе.

— Ну?.. Батискаф, почему молчите?

— Потому что… Словом…

— Докладывайте по форме, Воробьев.

— Есть! Осмотр аппаратной сквозь иллюминаторы показал, что в помещении произошел пожар. Признаков жизни не обнаружено. Признаков огня тоже.

— Игорь! Что ты несешь? Какой пожар без признаков огня?

— Честное слово, Николай Вахтангович! Видно оплавленную панель, а дыма нет! Словно молнией долбануло.

— Никола Уактангоуич, — вмешался геолог Билл Симмонс. — Открой двер и осмоутри сам. Фсио так. Моунитор тоше горел.

— Говорите, пожалуйста, по-английски, Билл, не калечьте русский язык. Вы сказали, Роберт и Сергей… где?

— Их нет, Николай Вахтангович, — ответил Воробьев. — В смысле, мы их не видим.

— Батискаф, возвращайтесь. Харрингтоны скоро отопрут дверь аппаратной.

До недавнего времени мало кто интересовался, во что веруют коллеги, ученых вопросы религии мало волновали. Поэтому, когда эколог Сергей Гвоздев неожиданно объявил за обедом, что они вторглись в местный Эдем в роли змея-искусителя, все приняли это за шутку. Улыбались все, кроме Сергея, который загадочно произнес:

— Как Господь изгнал Адама и Еву из рая, так и мы будем изгнаны из Эдема сего.

Эта фраза осталась незамеченной. Но когда генетик Роберт Митчелл начал претворять в жизнь свой проект, Сергей встал на дыбы. Роберт сформулировал цель работы следующим образом: скрещивание земных живых существ с европеанскими для будущей адаптации в океане Европы. А в перспективе — создание Человека европейского. В смысле, европеанского. Земля перенаселена, состояние биосферы — полный швах, ресурсы исчерпаны, а тут колоссальный океан, кишащий жизнью. Рай для освоения! Только смелее надо быть, и все получится.

Мнения удивленного и даже слегка изумленного начальства разделились. Большинство решило, что идея — чистейшее прожектерство, стоит только вспомнить грандиозное отличие европеанских организмов от земных. Но Митчеллу все же выделили средства и дали помощника — Сергея Гвоздева.

Не прошло и двух дней, как они разругались вдребезги. Гвоздев оказался бешеным противником любого вмешательства в инопланетную биосферу, что само по себе не так уж плохо, только, к сожалению, аргументировал он не доказательно, а больше взывал к чувствам. Когда же выяснилось, что Сергей — глубоко верующий, Роберт налетел на препятствие, сравнимое разве что со стенами Иерихона. Ни уговоры, ни посулы не могли заставить Сергея пересмотреть свою точку зрения. Он все чаще твердил о замысле Всевышнего, цитировал Евангелие и посылал проклятия на головы слуг Сатаны.

Однажды Роберт едва не поймал Гвоздева на саботаже. Тогда общее собрание решило отправить Сергея на Землю, а работы Митчелла заморозить до решения земного научного совета.

Лязгнули запоры, дверь в аппаратную приоткрылась. Пахнуло озоном и горелым пластиком.

— Вот дерьмо! — не выдержали Харрингтоны.

Давиташвили мрачно покосился на близнецов, но ничего не сказал. Причин для брани было предостаточно.

В аппаратной царил полный разгром. Не только панель с мониторами, но и электронный микроскоп, инкубатор, а главное, ценнейшие генетические секвенаторы превратились в оплавленный мусор. В кресле, уронив голову на приборную доску, неподвижно сидел Роберт Митчелл.

Врач станции Римма Дембицкая бросилась к генетику и проверила пульс.

— Жив! — объявила она. — Но еле дышит. В медбокс, немедленно!

Джордж и Мартин, уложив коллегу на носилки, выбежали вон вместе с врачом. Давиташвили повернулся к миссис Коллинз:

— Ким, что это значит?

— Не знаю, Николай, — задумчиво отозвалась специалист по энергетике. — Похоже, cработал мощный направленный разряд. Короткое замыкание, приборы расплавились. Только не могу себе представить, какой силы…

Послышался негромкий смех. Коллинз и Давиташвили бросились на звук. За шкафом с образцами они обнаружили Сергея. Эколог сидел на толстом резиновом коврике, сжимая в руках неуклюжий прибор, выглядевший весьма угрожающе. Увидев вошедших, Гвоздев перестал смеяться и поднял загадочную штуковину:

— Не подходите. А то будет с вами как с Митчеллом.

Директор напрягся:

— В чем дело, Сергей?

— Осторожнее! — шепнула Ким. — Это смахивает на самодельный электрошокер.

— Это смахивает на преступление! — грозно объявил директор. — Господин Гвоздев! Вы арестованы! Сдайте оружие!

Сергей недобро прищурился. Давиташвили едва успел оттолкнуть Ким и упасть на пол, как над ними прошипел электрический разряд.

— Никто не разрушит Эдем. — Голос Сергея звучал холодно и хрипло. — Со мной ангел Господень…

Ким на четвереньках переместилась за шкаф. Полковник таким же способом устремился за ней, когда второй разряд ударил его в ногу. Давиташвили упал на живот, зашипев от боли. Потом перевернулся на спину и приподнялся на локтях. Ствол оружия смотрел ему в лицо.

— …и я верный слуга Бога истинного, — закончил Сергей.

Директор зажмурился, ожидая удара током, но услышал глухой стук и шум падения тела. Давиташвили открыл глаза. Гвоздев лежал на боку, рядом валялся электрошокер. Над поверженным Божьим слугой возвышался худой сутулый микробиолог Федор Дрынов с увесистым оптическим микроскопом в руке. Он удивленно созерцал результат деяния рук своих. Николай Вахтангович, морщась, подтянул онемевшую ногу. Из-за шкафа выглянула миссис Коллинз.

— Спасибо, Федор Максимович, — сказал Давиташвили, массируя ногу. — Будьте добры, позовите кого-нибудь на помощь. И прошу вас, оставьте уже микроскоп в покое.

Федя поставил микроскоп на оплавленный пульт. Подумал секунду-другую и переставил его на лабораторный стол. Потом вышел, крутя головой, словно сам не верил в случившееся.

За завтраком общество угрюмо помалкивало. Последствия утренних событий сказались на «европейцах» крайне неблагоприятно. Ученые жевали пищевые концентраты, мрачно глядя друг на друга поверх тарелок. Оно и понятно, ЧП было налицо. Да еще и международного масштаба. И даже межпланетного.

— Что с Серегой? — прозвучал вопрос на русском языке. — Как он?

— Сергей в порядке, — отозвалась Римма. — Я вколола ему успокоительное, сейчас он спит в изоляторе. Состояние Роберта Митчелла тяжелое, но стабильное. Подробнее имеет право рассказать только господин директор.

Взоры присутствующих обратились к Давиташвили. Тот вздохнул:

— Сергей Гвоздев физически в полном порядке, не считая шишки на голове, но его психическое состояние оставляет желать лучшего. Похоже, мы имеем дело с агрессивным религиозным фанатизмом, переходящим в паранойю. Я послал сообщение на Землю, следующий корабль придет через три месяца. До того нам придется обходиться своими средствами. Скажу еще, что не все так однозначно. Сергей, конечно, не в себе, но он не мог устроить таких разрушений лишь одним электрошокером, пусть даже и мощным. Будем расследовать.

Завтрак закончился в гробовом молчании. Обитатели Европы разошлись по рабочим местам.

К полудню пришел в себя Роберт Митчелл. Дежурная ассистентка необдуманно сообщила об этом по всеобщей связи, вызвав очередное вавилонское столпотворение. Но Давиташвили вошел к больному в сопровождении одной Ким Коллинз.

Роберт полулежал на больничной койке, облепленный датчиками. У изголовья стояла врач и, недовольно качая головой, снимала показания приборов. При виде начальства Митчелл нахмурился, словно что-то припоминая.

— Добрый день, Роберт! — Давиташвили присел на край кровати. — Как самочувствие?

— Ничего. — Ответ Роберта прозвучал едва слышно. — Спасибо.

— Простите, что беспокою, но мне кое-что необходимо знать.

Генетик едва заметно кивнул.

— Скажите, это Сергей ударил вас электрошокером? Это он сжег приборы в аппаратной?

Роберт беззвучно пошевелил губами. Потом спросил:

— А вы, собственно, кто?

Потрясенный директор не нашелся с ответом. Он в изумлении смотрел на неподвижное лицо Митчелла.

— С ним сейчас нельзя общаться, — сказала Римма. — Амнезия. Надеюсь, я смогу с этим справиться, но энцефалограмма скверная.

— Причины? — осведомился полковник.

— Думаю, удар электрическим током.

— Ага! Значит, электрошокер.

— Николай, я уже говорила, что никакой электрошокер не может натворить ничего подобного, — заявила миссис Коллинз.

— А вызвать амнезию может?

— Теоретически может, — сказала врач. — Если выдаст высоковольтный разряд.

— Но шокер Сергея слабый! — запротестовала энергетик. — Он его собрал из всякого хлама. Больше трещит, чем бьет.

— Ничего себе «трещит»! — Полковник машинально потер ногу. — Что же расплавило приборы?

— Сергей говорил об ангеле…

— Прекратить мракобесие! — рявкнул директор и снова повернулся к Митчеллу. — Роберт! Понимаю, вам тяжело, но прошу вас, постарайтесь вспомнить хоть что-нибудь!

— Вспомнил! — Роберт вяло улыбнулся. — Я все вспомнил!

— Ну же! — подбодрил его директор.

— Вы — Николай Давиташвили. — Митчелл пошевелил указательным пальцем. — А вы — Ким Коллинз. Здравствуйте.

— Здравствуйте, Роберт, — растроганно произнесла Ким. — С возвращением.

Директор вытер со лба пот.

— Николай, — мягко сказала Римма. — Это огромный прогресс. Уверена, скоро мы восстановим память. Имейте терпение.

— Терпение, — буркнул Давиташвили, вставая. — У меня в изоляторе сидит полусумасшедший преступник, люди возбуждены до предела, испорчено ценное оборудование, нарушен ход исследований… Что я пошлю в очередном отчете? А вы мне о терпении! Идемте, миссис Коллинз.

— А крыльев у него шесть, — раздалось вслед. — Шесть, а не два.

Директор метнулся к больному:

— Что это было? Вы его видели? Ангела?

— Мы все увидим его. Когда он придет. Снова.

Глаза Митчелла закрылись.

— Заснул, — констатировала Римма. — Очень жаль, но вам действительно придется уйти. Роберту необходим покой. Ручаюсь, скоро он придет в себя.

— Нужно расспросить Сергея, — сказала Ким. — Если два человека рассказывают об одном и том же, над этим следует задуматься.

В коридоре сыщиков ожидал сюрприз. За дверями столпились все обитатели станции. Давиташвили сразу заметил, что экипаж кучкуется по национальному признаку: русские подпирали стену слева, граждане США уселись на пол справа. Увидев суровые лица Воробьева и Симмонса, директор с трудом отогнал мысль о личном огнестрельном оружии.

— Господин Симмонс, господин Воробьев, — Давиташвили обратился подчеркнуто официально, — у вас есть вопросы?

— Есть, — в унисон ответили оба.

— Скорее просьба, — сказал Симмонс.

— Скажем прямо: требование, — дополнил Воробьев.

Оба решительно шагнули вперед.

Директор представил: вот он бежит по коридору, захлопывает за собой дверь блока связи, вызывает Землю и передает сообщение о бунте. Долго ждет ответа. Пытается объяснить, в чем дело. Снова ждет ответа. Снаружи раздаются вопли, шум. Дверь трещит под тяжелыми ударами. Бунтовщики вламываются в блок. Пришедший через три месяца земной корабль обнаруживает два десятка трупов и нескольких выживших, которые деградировали до животного состояния и ничего не могут объяснить.

— Слушаю вас, — директор с трудом справился с апокалиптическими видениями.

— Мы требуем, чтобы допрос Сергея Гвоздева проводился публично, — объявил Билл Симмонс.

— Не допрос, а опрос, — возразил Давиташвили.

— Все равно.

— Согласен с коллегой, — добавил Воробьев. — Мы заинтересованы в справедливом разрешении конфликта. Николай Вахтангович, не спорьте. Ради здоровой атмосферы в коллективе.

— Это, по-вашему, здоровая атмосфера? — невесело поинтересовался директор и кивком указал сначала на группу русских, а затем на американцев. — Эх вы, исследователи! Бульон по молекулам разбираете, а собственные комплексы победить не в силах. Но вы правы: Сергей должен все рассказать. Билл, Игорь, идемте с нами в изолятор. Вдруг он снова куролесить начнет. А все остальные — дружно марш в кают-компанию! И скажите спасибо, что я не стану писать рапорт на Землю о недостойном поведении лучших ученых мира!

Полчаса спустя кают-компания была полна, и расселся народ уже вперемешку, без оглядки на раскраску шевронов. Сергей Гвоздев имел вид триумфатора. Он с достоинством сложил руки на груди, вытянул ноги и смотрел на публику свысока.

Николай Давиташвили похлопал ладонью по столу:

— Коллеги! Прошу тишины! Сегодня мы разбираем небывалый инцидент: нападение одного члена экипажа на другого.

Сергей прошептал что-то насчет ужасного синтаксиса, но развивать тему не стал.

— Признаюсь, что я несколько растерян. С одной стороны, я обязан принять жесткие меры. Однако сложившиеся обстоятельства весьма необычны и требуют особого отношения. Под давлением общественности я вынужден приступить к публичному разбору дела. Как вы знаете, Сергей Гвоздев обвиняется в нанесении телесных повреждений и порче ценного имущества при помощи технических средств. К тому же к упомянутому конфликту примешался нехороший националистически-религиозный душок. Друзья! Все решает Земля, но до прибытия корабля мы обязаны сосуществовать как добрые соседи, а ведь это целых три месяца. Именно поэтому следует как можно серьезнее отнестись к сложившемуся положению. Поскольку коллега Митчелл пока не в состоянии выступить, предлагаю дать слово Сергею Гвоздеву. Пусть он расскажет, что вчера случилось в аппаратной. Сергей Павлович, будьте добры.

— Дорогие коллеги! — начал эколог. — Прежде чем я перейду к самим событиям, хотелось бы задать простой вопрос: кто из вас верит в Бога?

Собрание зашумело.

— Нет-нет, не формально, я хотел сказать, — продолжил Сергей, — а искренне, из глубины души, от самого сердца?

Давиташвили постучал по столу:

— Сергей Павлович, вера не имеет никакого отношения к случившемуся.

— Вы ошибаетесь, Николай Вахтангович! О, как вы ошибаетесь! Вы не были там! Вы не способны увидеть истинную благодать! А Роберт узрел ангела, и ангел поднялся к нему…

— Прекрати! — рявкнул Симмонс. — Роберт валяется в медбоксе! Тебе бы такого ангела, да по башке!

Сергей улыбнулся:

— А я его тоже видел.

— Ты еще не такое увидишь!..

— Тихо! — директор поднял руку. — Сергей! Вы можете рассказать, что произошло? Что случилось с Робертом? Почему испорчено оборудование? Говорите!

Гвоздев откинулся в кресле:

— Все просто. Как вы знаете, я не собирался поддерживать Митчелла в его безумной затее с внедрением земных организмов в биосферу Европы. Меня совершенно случайно определили помощником Роберта, и я никого не виню. Но потворствовать этому дьявольскому плану я не хотел и не мог. Поэтому решил устроить небольшую аварию. Я спокойно признаюсь в саботаже, поскольку меня обвиняют в покушении на убийство, а это уже полный абсурд. Я всего лишь хотел испортить секвенаторы. К сожалению, Митчелл ночью тоже оказался в аппаратной. Не знаю, что ему там понадобилось. Возможно, он услышал или увидел, как я крадусь по коридору в сторону научного отсека. Я не сразу заметил, что он вошел в аппаратную следом за мной, а потом… все пошло не так.

— Потому что вы ударили его током, — констатировал Давиташвили.

— Нет! — Сергей привстал. — Клянусь, я не поднял бы руку на коллегу. Это сделал пришедший из глубин ангел.

Директор вздохнул:

— Сергей Павлович! Вы опять с вашими религиозными убеждениями?

— При чем тут убеждения? — искренне удивился Гвоздев. — Ангел, действительно, явился и покарал грешника. Заодно уничтожил все, что могло помочь осуществлению сатанинского эксперимента. Я это видел своими глазами. Да и Роберт тоже. Вы у него спросите.

— Прекратите, я требую, наконец! — рявкнул Давиташвили. — Вы едва не убили человека, уничтожили дорогостоящие приборы, а теперь уверяете, что вами руководил ангел!

— Не руководил, а пришел сам, — терпеливо, словно ребенку, объяснил Сергей. — Он явился, испепелил…

— Разрешите вопрос, господин директор! — прервал Гвоздева Билл Симмонс.

Давиташвили кивнул.

— Сергей, откуда у тебя шокер?

— Сам собрал, — спокойно ответил Гвоздев. — Это же простейшая штуковина.

— Согласен, штука простая, — Симмонс прищурился. — Для технаря с опытом и навыками. Насколько я помню, когда у тебя сломалась электробритва, ты по всей станции бегал, просил помочь.

— Билл, вы намекаете… — начал директор.

— Совершенно верно. У Сергея был сообщник. Некто, хорошо разбирающийся в электротехнике.

— Чушь! — заявил Сергей. — Никаких специальных знаний не нужно! У меня есть учебник. Можете проверить в моей читалке. Там разной обучающей литературы навалом.

— Допустим. А откуда детали взял?

— Потихоньку натаскал отовсюду.

— Не выйдет. У нас каждая батарейка на учете. Верно, господин директор?

— Пожалуй, — согласился Давиташвили. — Сергей Павлович, это правда? Кто вам помогал? Лучше скажите сразу.

— Да никто, говорю вам! — Сергей побагровел. — Склад не запирается! Входи, друг, и бери!

— Только надо знать, что берешь, — подытожил Давиташвили. — Коллеги! Вы все слышали. Предлагаю сообщнику Сергея Гвоздева добровольно признать свою вину и дать показания. Итак?

Он осмотрел кают-компанию. Внезапно раздались удивленные возгласы. Взгляд директора заметался по сидящим в зале, но все смотрели только на него. Многие с раскрытыми ртами. Директор обернулся.

С поникшей головой рядом стояла его помощница по расследованию энергетик станции Ким Коллинз.

— Вы?! — только и смог сказать потрясенный директор.

— Да, — грустно сказала Ким.

— Но зачем?

— Чтобы положить конец этому генетическому безобразию.

— Браво, — негромко констатировал Воробьев. — Лучше не бывает, дорогие американские друзья!

Нервно хохотнул Симмонс:

— Вот здорово! Спасибо, Ким. Вы просто умница. Америка отблагодарит вас. Ох как отблагодарит!

— Замолчите все! — Кулак директора опустился на столешницу. — Миссис Коллинз! Немедленно объяснитесь!

Ким облизнула губы:

— Когда Сергей требовал прекратить подобные эксперименты, я мысленно соглашалась с ним, но не знала, что можно сделать. Однажды мы разговорились, и я неожиданно для себя разоткровенничалась. Ведь я тоже убеждена, что вторжение в чужой мир не только бессмысленно, но и опасно. Пока мы сидим в нашем пузыре и глядим на инопланетную жизнь сквозь бронированное стекло, ничего особенного случиться не должно. А Роберт собирался сделать невозможное. Что, если бы ему удалось? Что, если бы получилось соединить несоединимое? Это обрекло бы на верную гибель удивительный неисследованный мир.

Миссис Коллинз посмотрела в иллюминатор, за которым шевелился бульон, и все невольно сделали то же самое.

— Разве мало вам загубленной родной планеты? — страстно продолжила Ким. — Вырубленных лесов, загаженных морей, истребленных животных? Если человек проникнет в чужой океан, все кончится тем же. Мы решили, что Митчелла надо остановить.

— И поэтому вы чуть не убили его, — сурово сказал директор.

— Нет! — воскликнула Ким. — Клянусь! Сергей, скажи!

— Она говорит правду, — сознался Гвоздев. — Мы только хотели испортить секвенаторы и еще что-нибудь ценное. Ким собрала электрошокер, а я думал ночью пробраться в аппаратную. У меня и в мыслях не было причинить вред Роберту.

— Это вы расскажете на судебном процессе. Одного я не могу понять: зачем понадобились такие сложные комбинации? Не проще ли усилить напряжение, скажем, или еще что-нибудь подобное? Какое-то дурацкое оружие, бессмысленное преступление…

— Проще сделать — проще исправить, — убежденно сказал Сергей. — Ну, испортился прибор, так что? С Земли доставили бы новый. Теперь же состоится суд, заговорит пресса, поднимется шумиха. Общественное движение опять-таки. В общем, мы сядем в тюрьму, но наше дело продолжат другие. А мы будем катализатором процесса.

— Геростраты вшивые, — сказал Воробьев и сделал движение губами, будто бы хотел плюнуть. — Ради славы готовы человека угробить. Да еще и с международным скандалом.

— Говорят же вам: мы не хотели! — чуть не плача вскричала Ким. — Не понимаю, как так вышло! Мой шокер даже крысу не убьет!

— Не тревожьтесь, милая Ким, — ласково сказал Сергей. — Вы не виноваты. И я тоже ничего не сделал. Просто не успел. Мы с Робертом чуть не подрались там, в аппаратной. Он решил поднять тревогу. Сбил меня с ног и бросился к пульту. А потом явился ангел.

Все замерли. В наступившей тишине Билл Симмонс проскрежетал:

— Еще раз заикнешься про ангела — получишь в ухо! Черт бы тебя взял вместе с религией!

— Не смей оскорблять мою веру! — выпрямился Сергей. — Господь карает кощунников! Митчелл убедился в этом на собственной шкуре!

— Ах ты, подлец! — Симмонс шагнул вперед. — Богом прикрываешься, вот как? Да я тебя…

Присутствующие вскочили и загомонили наперебой.

— Тихо! — заорал Давиташвили, шаря по карманам в поисках воображаемого пистолета. — Сядьте все на место!

— Нет, Билл, нет! — завизжала Ким. — Не тронь Сергея! Он верует!

— Да его прибить надо! — Воробьев встал бок о бок с Симмонсом. — Козел он, а не верующий!

Глаза Гвоздева вдруг округлились:

— Ангел! Ангел Господень…

— Вот я тебе покажу ангела! — Симмонс сжал кулаки.

— А я добавлю! — Воробьев решительно двинулся вперед.

— Стоп! — заорал Давиташвили. — Остановите их!

— …посланец Всевышнего! Ты вернулся! Слава тебе, слава!

Директор вдруг рухнул в свое кресло и поднял дрожащую руку.

— Та… та… там… — пробормотал он.

Ким снова завизжала, на этот раз без слов. Гвоздев принялся истово креститься.

— Вы что, окончательно спятили? — гаркнул Воробьев, оглянулся и застыл. — Это еще что за хрень?

Головы присутствующих повернулись к широкому окну кают-компании. Кто-то ахнул, кто-то издал странный звук, словно пытался сказать «тпру» и замолк. Близнецы громко объявили: «Вау!» Остальные просто стояли и смотрели.

Из глубин океана поднимался ангел.

Посланец Господа был прекрасен и огромен. Складки просторной одежды излучали мягкий свет. Два белоснежных, широко распахнутых крыла плавно двигались. В их неторопливых взмахах угадывалась невероятная мощь. Золотые кудри падали на лицо, скрывая глаза неземного создания.

Давиташвили замотал головой:

— Не может этого быть!

Сергей рухнул на колени:

— Я здесь! Ты видишь меня, Господи! Яви силу свою! Покарай грешников и не оставь страждущих!

Ангел поднял голову. Его великолепные крылья дрогнули и разделились на три части каждое.

— Шестикрылый! — воскликнула Римма. — Серафим!

Теперь ангел приблизился настолько, что были видны каждое перышко на крыльях, каждая складка белого хитона, каждый золотой волос на голове. Внезапно его волосы зашевелились, подобно змеям, и встали дыбом. На оцепеневших людей глянули огромные черные глаза. По одежде снизу вверх побежали волны голубого света. Все шире раздвигались крылья, все чаще бежали волны, а печальные глаза стали наполняться мерцающим сиянием.

— Бежим! — заорал Воробьев, стряхнув наваждение. — Все вон! Быстро!

И ринулся к выходу, попутно схватив за руку Ким Коллинз. Директор тоже сорвался с кресла, споткнулся и чуть не упал, но его буквально вынесли в коридор Джордж и Мартин Харрингтоны. В дверях образовалась пробка.

— Я иду к тебе, посланец! — бормотал Гвоздев. — Я верил, я ждал! Прими же душу мою!

На него налетели Федор Дрынов и Симмонс, схватили под мышки и поволокли прочь. Едва последний член экипажа покинул кают-компанию, послышался короткий жужжащий звук, помещение озарила яркая вспышка, а затем наступила темнота.

— Чертова тварь! — орал Воробьев, прыгая через три ступеньки. — Вот ведь падла, мать его так!

Включилось аварийное освещение. На лестнице показался Симмонс.

— Ты что, рехнулся?! — крикнул он. — Не богохульствуй! Это ангел!

— Какой, к дьяволу, ангел? — остановился ксенозоолог. — Ты что, не понял? Это животное! Долбаный европеанский электрический скат!

Симмонс застыл. Потом нецензурно выругался.

— Вот именно, — торжествующе заявил Игорь.

— Ты что хочешь сделать?

— Шугануть гадину, чтоб дорогу сюда забыла. Давай в батискаф! Живо!

Кряхтя и задыхаясь, они заняли места в аппарате. Шлюзовая камера стала наполняться водой. Ожил радиопередатчик.

— Воробьев! Симмонс! — проревел директор. — Немедленно вернитесь!

— Не беспокойтесь, Николай Вахтангович! — бодро отозвался ксенозоолог. — Мы сейчас этому зверю устроим баню.

— Кому?

— Ангелу, вестимо. Никакой это не посланец небес, а тварь из глубин Европы!

Ошеломленный Давиташвили молчал. В динамике раздавалось лишь потрескивание.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, Игорь Борисович, — сказал наконец Давиташвили. — Но имейте в виду: после возвращения напишете рапорт. Чудовищное самоуправство…

— Кто-то ведь должен действовать, — проронил Игорь, выводя батискаф из шлюза. — А то только трындим.

— Не отключайте связь, — распорядился директор. — Коллектив желает быть в курсе. Даю на громкую.

— И да поможет нам Бог! — пробормотал Симмонс. — Ты что задумал, Игорь?

— Ошпарить зверюгу водяным выхлопом из дюз. Похоже, он медлителен, ничего нам не сделает.

Билл удивился:

— Чем ошпарить? Температура водяной струи от силы сорок по Цельсию!

— А родная температура «ангела» минус тридцать, если не ниже. Мы его шуганем, но особого вреда не причиним. Ну-ка… Какой же он огромный!

Существо неторопливо поворачивалось вокруг своей оси. Теперь стало видно, что складки «хитона» — вовсе не одежда, да и крылья потеряли первоначальный белоснежный цвет, зато отчетливо проявилась их сложная структура.

— Ты посмотри! — восхищенно бормотал Игорь. — «Одежда» — это плавники! Похоже на земных морских моллюсков. А со стороны — вылитый ангел! Ты видео включил?

— Еще бы, — отозвался Симмонс. — Крылья, гляди, серые стали. И по ним что-то вроде перистальтики ползет. Жабры?

— По-моему, это ловчая сеть наподобие китового уса, только наружная. «Ангел» глушит мелкую живность электричеством и всасывает бульон нитями-щупальцами. Не удивлюсь, если у него и пищеварение наружное, как у пауков.

Симмонс досадливо крякнул:

— Вот мы, как у вас говорят, сели в лужу! Религии всякие, ангелы… А реальность-то покруче оказалась. Теперь понятно, почему он к станции наведывался. Бульон тут густой. Ну и по станции заодно тюкнул… Смотри, заметил нас! Поворачивается! Гигант. Метров тридцать, не меньше.

— Тридцать семь с половиной по дальномеру. А размах «крыльев» — все пятьдесят. И не голова это, а конденсатор.

— И глаза — разрядники!

— Точно. Поэтому будем держаться у хвоста. Или что у него там.

— Ну что, прокачка маневровых двигателей?

— Сейчас развернусь. Давай!

Батискаф выбросил фонтан горячей воды. «Ангел» вздрогнул и быстрее заработал плавниками.

— Игорь, рули живее! Он же сейчас… О, мой бог!

— Не бойся, Билли, успеем. Давай левым!

«Ангел» отпрянул, изогнувшись всем телом. Отчаянно размахивая складками «хитона», он пытался поймать противника в поле действия разрядников, но маленький батискаф маневрировал быстрее.

— Кормовой, готовьсь!

— Есть готовность!

— Огонь!

Гигантское животное оставило попытки дать отпор неизвестному врагу и начало величественно погружаться в чернильную тьму океана. Волнообразное голубое сияние угасло, «крылья» снова собрались и вытянулись вдоль тела.

Воробьев и Симмонс переглянулись и торжественно стукнулись кулаками. Потом приникли к иллюминаторам и долго смотрели, как исчезает удивительное существо.

— Знаешь, Билл, — сказал Игорь через несколько секунд, — ты только не смейся. Мне Европа с ее невероятным океаном напоминает готический храм немыслимой величины. А мы — комок плесени на потолке его. Настоящие чудеса внизу. Этот «ангел» — всего лишь одно-единственное животное. Мы даже вообразить не можем, что обитает там, на многокилометровой глубине. Сколько раз локатор видел какие-то чудовищные тени, кочующие острова… Целый мир, полный тайн. Будут ли разгаданы эти тайны?

— Будут, — убежденно сказал Симмонс. — После сегодняшних событий весь коллектив потребует новую технику. Дадут нам особо прочный батискаф, вот тогда…

— Что «тогда»? Ты же знаешь, как возятся наши бюрократы. Копуши. Чинуши! А деньги? Кто даст столько «капусты»? Нужны новые разработки, материалы… Пока выделят гранты, пока спроектируют новый батискаф, потом построят, доставят…

— М-да… — протянул Билл. — Мы к тому времени на пенсию выйдем.

— Да я не против. Лишь бы кто-то нырнул в эти чернила!

В динамиках послышался голос Давиташвили:

— Ребята, мы все видели и слышали. Потрясающе! Возвращайтесь на станцию. Что касается дальнейшей работы, предлагаю связаться с военными, как американскими, так и российскими. Соблазним их докладом об электрическом оружии «ангела», обрисуем перспективы…

— Армия, — с горечью произнес Билл. — Вы хотите превратить «Апис» в военную базу?

— Без нас они шагу не ступят. Придется сотрудничать. Короче, возвращайтесь на «Апис», будем заседать.

Игорь напоследок прильнул к иллюминатору, но во тьме не было видно ни единого лучика света.

«Ангел» неторопливо погружался в глубину черного океана. Перистальтика крыльев закончила работу, весь улов отправился в боковые емкости. Существо двигалось медленно, отяжелев от поглощенной пищи. Росло давление, падала температура.

Когда «ангел» удалился от «Аписа» на пять километров, его рецепторы почувствовали приближение чего-то огромного, теплого, движущегося. Несколько мгновений электрические сенсоры ощупывали колоссальный плавучий остров в поисках входа. «Ангел» прижал крылья к телу, втянул складки, ловко сманеврировал и втиснулся в узкую известковую нору, уткнувшись головой в гнездо подзарядки. Тотчас живые щупальца-шланги проникли в тело «ангела», достигли камер, наполненных полупереваренным бульоном, и занялись перекачиванием питательной смеси в систему жизнеобеспечения острова. Множество небольших гладких существ, извиваясь, выбрались из складок хитона и расползлись по лабиринту ходов, которыми плавучий остров был испещрен, словно муравейник. Рейс траулера завершился.

Я-он был прав, плавание к верхней границе оказалось успешным. Разумеется, следовало сначала обнаружить источник тепла, но я-она умеет вычислять разницу температур на расстоянии четырех перемещений. Поэтому я-мы и решили направить мягких туда, где возникла тепловая аномалия. Я-оно сомневалось, но логика трех перевесила. Несмотря на то что я-мы такие же зрячие, как и сочетающиеся-в-центре, я-мы имеем право на ошибку. И она не замедлила проявиться. Мягкие наткнулись на агрессивное бронированное существо, извергавшее потоки огня. Я-оно подозревало, что чудовище обитает внутри теплового круга.

Несмотря на атаку неизвестного животного, мягким достался богатый улов. Я-мы уверены, что исследования верхней границы необходимо продолжить, а чтобы предотвратить нападения опасных существ, нужно направить для зачистки команду панцирных. Правда, я-она считает, что нельзя уничтожать неизвестное, но логика трех сработала и тут.

Другое дело, что сочетающиеся-в-центре чрезвычайно медленно реагируют на внешние раздражители. Потребуется семь, а то и восемь колебаний, прежде чем они примут решение. Да и воздействовать на синапсы панцирных — занятие нелегкое, ведь у них на одно колебание приходится две линьки со сменой подкорки. Пожалуй, пройдет не меньше двенадцати колебаний, прежде чем панцирные совместят вибрации с сочетающимися.

А пока я-мы можем только мечтать о невероятных открытиях, ждущих я-нас на верхней границе. Я-оно часто думает об идеях я-его. Океан имеет границы, но я-мы не знаем, что находится там, за пределами нашего мира. И если границу преодолеть, не узрим ли я-мы иной, Великий Океан, бесконечный и великолепный в своем разнообразии? Откроются ли я-нам тайны большого мира? И будут ли разгаданы эти тайны?