Темные воды

1

Шквал и сопровождающий его ливень, подобный водопаду, пронеслись над «Вакашио-VII», океанским рыболовным судном, под завязку набитым тунцом. Миновав его, они ушли дальше, в южном направлении. Радуга, выросшая над океаном, казалась триумфальной аркой, приглашающей корабль обратно в родной порт. Несколько часов спустя, когда они подошли к островам Огасавара, дальше на север перед ними показался силуэт острова Титидзима. Еще дальше к северу они увидели остров Хахадзима. Кацуо Ширайши испытывал все возрастающее чувство облегчения: они снова были в Японии.

Стоя на мостике, Кацуо постепенно осознавал, что плавание, продолжавшееся целый год, подходит к концу. Это было третье плавание в его жизни. И все же сейчас сердце было полнее чувствами, чем в первый раз. Без сомнения, это было результатом долгих лет праздности, которые этому плаванию предшествовали.

Вернувшись семь лет назад после второй путины, Кацуо устроился на рыбный склад, где ведал классификацией тунца. Его воспоминания об этом плавании были не из приятных; кроме того, оно было отравлено нездоровой атмосферой, царившей в команде. В результате он подал прошение — очень немногословное — о том, чтобы ему предоставили работу на берегу.

Кацуо, хоть и имел квалификацию механика, пять лет держался за свою службу в Рыболовном управлении, отвергая всякую возможность возвращения в море.

Два года назад, перегоняя фургон, принадлежащий фирме, в Токио, он попал в большую пробку. Окруженный со всех сторон машинами, Кацуо ощутил приступ клаустрофобии. Именно в этот момент понял, что он не совсем собственность суши. Принадлежит он океану с его ничем не ограниченной перспективой. Описывая, как солнце садится в море, Кацуо часто складывал руки в форме круга, хотя этот жест совершенно не передавал величия настоящего заката. Как бы то ни было, так случилось, что, стоя в пробке, Кацуо припомнил эти охваченные закатным огнем дали, и красота их стала для него яснее и отчетливее. Как поразительна тишина моря в сравнении с глухим шумом на шоссе! Почувствовав, как в первый раз, пленительность океана, Кацуо решил отправиться в третье плавание и обратился в компанию.

Как помощник корабельного механика Кацуо был удовлетворен этим плаванием. Он снискал всеобщее уважение, и на судне его воспринимали как зрелого, сложившегося моряка Никто не держал его за мальчика на побегушках (как во время предыдущей путины), и среди команды на сей раз не было никаких враждующих друг с другом группировок. Успешно сделав свое дело в южной части Тихого океана, «Вакашио-VII» возвращалось домой с холодильниками, заполненными южным голубым тунцом. Более того, в ходе путины они ни разу не попадали в условия, суровые настолько, чтобы их можно было назвать угрожающими жизни. В общем и целом все шло по плану. Все было бы вообще без сучка без задоринки, если бы не тот случай, когда два члена команды оказались за бортом у берегов Новой Зеландии. Один из моряков, по счастливой случайности, спасся, что привлекло внимание прессы. К сожалению, репортеров в основном интересовали подробности чудесного спасения, и они совершенно упустили из виду, что второй-то моряк погиб. Члены команды, опечаленные гибелью своего товарища, в то же время были рады за другого, которого уже сочли было мертвым, а он взял и вернулся на борт. То, что должно было рассматриваться как трагический случай, дало повод к оживленному веселью, к празднику. Может быть, это потому, что погибший не пользовался особой любовью товарищей.

Триумфальная арка радуги появилась перед ними за два или три дня до возвращения к японским берегам. И Кацуо, стоя на мостике, невольно улыбался. Путина принесла огромный улов. Он зашибет копеечку! При мысли о том, как он распорядится деньгами, Кацуо не мог сдержать улыбки.

Часть денег пойдет на свадьбу. Кацуо миновал двадцать седьмой год, и он серьезно подумывал о женитьбе на одной девушке. Во время плавания он наконец решился сделать ей формальное предложение. Что же касается дальнейшего прибывания его в океане, они обсудят это вместе и решат, устраивает ли их такая жизнь. Если она будет против — он подчинится. Рассуждая так, Кацуо подозревал, что эта путина может быть последней в его жизни. Именно поэтому прибытие корабля в порт на этот раз было исполнено для него особого значения: ведь это, вполне вероятно, происходило в последний раз.

Когда облака, из которых родился шквал, появились над горизонтом, сквозь них начали тут и там прорываться струи солнечного света, образуя на воде световые пятнышки, похожие на солнечные зайчики. Было три пополудни. Впереди по курсу виден был силуэт яхты, скользящей из затемненного пространства на освещенный участок. Бросив взгляд в этом направлении, Кацуо, для верности, поднес к глазам бинокль. Хотя судно вышло, казалось, прямо из щели между тучами, оно двигалось прямо к ним — со стороны левого борта, как будто специально хотело столкнуться с «Вакашио-VII», шедшим на автоштурмане. Кацуо дал пять условленных последовательных свистков, выражавших тревогу и предупреждающих об опасности. Дав сигнал, Кацуо снова посмотрел в бинокль. Паруса яхты были спущены. На борту никого не было видно. А на такого рода судах всегда должен быть вперед смотрящий, а иначе недалеко до беды.

Кацуо снова дал сигнал, в то же время разглядывая судно в бинокль. Никого на падубе. Неужто вся команда спит, подумал он. Никак иначе объяснить отсутствие кого бы то ни было на борту он не мог. Прогулочное судно, подозрительно похожее на корабль-призрак, шло наперерез «Вакашио-VII».

Кацуо, не теряя времени, связался с капитаном Такаги и сообщил ему о происходящем. Капитан молча рассматривал яхту невооруженным взглядом; Кацуо ждал.

— Странно. Очень странно, — пробормотал капитан Такаги и перевел рычаг машинного телеграфа в нейтральное положение. С выключенным двигателем корабль продолжал некоторое время плыть по инерции, пока наконец не остановился. Корпус яхты сейчас находился справа от «Вакашио-VII». Рассмотрев его с более близкого расстояния, они увидели, что перед ними роскошная прогулочная яхта двенадцать метров длиной. Палуба ее была белого цвета, остальной корпус — пурпурно-бордовый, с парными полосами по бортам. На изысканно-изогнутой корме возвышалась площадка для прыжков воду. С первого взгляда было очевидно, что хозяин шахты — человек очень небедный.

Моряки столпились на палубе группками по двое и по трое и пытались докричаться до яхты:

— Есть здесь кто-нибудь?

Они горланили снова и снова, а с яхты никто не отзывался. Никто не показывался из рубки. Обычно команда на яхтах такого класса состояла уж по меньшей мере из четырех-пяти человек.

— Что будем делать? — боцман, нахмурясь, обратился к капитану.

— Яснее ясного, что он предпочел бы поскорее забыть об этой странной встрече и на всех парах пуститься в родной порт, в Мияко.

Ну, мы не можем утверждать, что не видели этого, правда?

Капитан Такаги, сложив руки на груди, приказал нескольким младшим матросам спуститься на яхту. Может быть, это судно стало жертвой какого-то несчастного случая — они не имеют права не обращать на него внимания и идти дальше своим путем. Любой уважающий себя моряк обязан оказывать помощь попавшим в беду судам. Канат, спущенный с «Вакашио-VII», был привязан к кнехту яхты, чтобы ту не отнесло волнами. Затем один из матросов забрался на борт и быстро осмотрел все помещения.

— Здесь никого нет! — прокричал он своим.

— Еще раз осмотри все каюты и салон!

Матрос, подчиняясь приказу, опять спустился в салон яхты и через минуту-другую вернулся.

— Ни души! — понизив голос, добавил он, как будто не веря себе самому.

Но его привел в себя зычный крик капитана: Назови-ка ее регистрационный номер!

Матрос произнес номер, значащийся на каждом из бортов яхты:

— КН-2-1785Ю, господин капитан!

Буквы «КН» означали, что яхта зарегистрирована в префектуре Канагава.

— Отлично. Стой и жди дальнейших инструкций.

Вернувшись на мостик, капитан по рации доложил в Третий отдел Управления морской безопасности в Йокогаме, что судно без команды обнаружено на 29 градусе северной широты и 129 градусе восточной долготы. Его попросили подробно описать судно. Капитан Такаги честно рассказал обо всем, что видел.

— Был ли найден кто-нибудь в море рядом с кораблем?

— Никого.

— А вещи какие-нибудь, предметы плавали на волнах?

— Никаких.

— А подозрительные стайки рыб или чаек?

— Никаких.

Было задано еще несколько вопросов, на которые капитан отвечал все так же: «никаких» или «ничего». Яхта просто плыла в спокойных водах со спущенными парусами.

Третий отдел связался со спасательной командой аэропорта Ханеда, и там распорядились немедленно выслать в эту часть моря спасательный самолет. А в течение нескольких часов, пока он не прибудет, «Вакашио-VII» велено было оставаться на месте и не сводить глаз с опустевшей яхты.

Девятнадцать членов команды «Вакашио-VII» по-разному отреагировали на подобный поворот событий: одни ворчали, что, мол, приходится торчать тут, когда Япония в двух шагах, другие не могли взять в толк, откуда появилась эта непонятная яхта Кацуо принадлежал ко вторым. Он всегда мечтал о том, чтобы поплавать по океану на такой вот роскошной яхте. То, что эта яхта внезапно появилась перед ним, — было как сбывшаяся мечта Он чувствовал страшное искушение немедленно куда-нибудь на ней отправиться.

Они ждали два с половиной часа, пока не услышали рев двигателей самолета, посланного Морской спасательной службой.

Самолет сделал несколько кругов над яхтой, ища в воде человеческие тела. На это потребовалось от силы полчаса. Затем самолет, ничего не обнаружив, улетел обратно.

Дальнейший порядок действий обсуждался по радиосвязи между «Вакашио-VII» и Третьим отделом. Все обязательства, которые у рыбацкого судна могли быть перед покинутой яхтой, были выполнены. В Морскую спасательную службу обратились, все время, пока не прилетел самолет, ждали на месте и наблюдали за яхтой. Не было никаких оснований требовать чего-то сверх уже сделанного.

Но на практике они не могли просто так бросить яхту. Кто знает, куда ее отнесет течением? И как потом патрульный корабль Спасательного агентства найдет ее? Естественно, что агентство просило, чтобы «Вакашио-VII» дождался прихода патруля.

Капитан Такаги мгновение подумал, прежде чем дать ответ на эту деликатно высказанную просьбу. Конечно, отказаться было легко. Не хочется еще торчать здесь. А если они застрянут на несколько дней в двух шагах от родного порта, команда может попросту взбунтоваться. Именно это всегда и было главной заботой капитана Такаги — сдерживать раздражение и досаду своих людей.

Но, с другой стороны, в журнале была запись о двух моряках, оказавшихся за бортом в Новой Зеландии. Один из них спасся, но второй погиб. Дело было простое и ясное, но капитан знал, что Спасательное агентство, ведавшее такими случаями, немедленно по возвращении корабля назначит расследование. В такой ситуации оказать агентству добровольную помощь совсем не лишне, это обеспечит ему доброжелательное отношение при дальнейшем расследовании.

Капитан Такаги предложил осуществить компромиссный вариант:

— А что, если мы отбуксируем эту яхту часть пути?

Такое решение позволило бы «Вакашио-VII» продолжать свой путь на север с яхтой на буксире, пока они не встретятся с катером, идущим из Си-моды на юг. Встретиться можно в порту, где «Вакашио-VII» будет выгружать свой улов. С яхтой на буксире не пойдешь быстрее пяти или шести узлов, но это все же лучше, чем тупо стоять здесь.

Морское спасательное агентство приняло это предложение. Как только обо всем договорились, Кацуо обратился к капитану:

— А будет кто-нибудь из нашей команды послан на яхту?

Это, конечно, было бы не лишним, если бы кто-то из команды перешел на яхту на случай, если возникнут какие-то проблемы, — проверить, нормально ли работает оборудование, починить что, если будет нужда. Тогда не потребуется при каждой неполадке спускаться на яхту с корабля.

— Понравилась, а? — Такаги как будто читал его мысли.

— Да, господин капитан.

— Ну иди тогда на нее.

Капитан дал ему переносную рацию — на таком расстоянии она работала хорошо, и это было удобнее, чем пользоваться обычным судовым радиопередатчиком.

Решено было, что на яхту Кацуо пойдет один. Он не мог понять, почему никто не вызвался составить ему компанию. Кроме вахт, на корабле не было на обратном пути никакой работы. Он уже представлял себе, как это удобно — спать одному в каюте яхты, не то что с четырьмя соседями. Он воображал, как раскинется один на двуспальной постели.

Когда Кацуо высадился на яхту, сопровождавший его моряк-ветеран Уеда вручил ему запас еды и питья. Средний возраст на «Вакашио-VII» составлял тридцать семь лет; Кацуо в свои двадцать семь был самым молодым, а Уеде было аж пятьдесят семь. Этот человек, выживший во многих переделках на море, только сморщил еще больше свое и так морщинистое лицо и хмыкнул:

— Не каждый день встретишь корабль-призрак!

Кацуо запнулся, услышав слова «корабль-призрак». Значит, вот что думают об этой яхте другие члены команды!

Кацуо понял наконец, почему все кидали на него такие удивленные взгляды. Он понял, почему никто не захотел перейти на яхту: для них это было не роскошное прогулочное судно, а некая отвратная вещь, вернувшаяся прямиком из ада.

Кацуо впервые засомневался в своем решении, когда шлюпка Уеды уже отчалила от яхты.

Если вдуматься — что же могло случиться с командой яхты?

...Попадали за борт.

Кацуо решил, что они могли оказаться за бортом случайно. Может быть, кого-то из них смыло огромной волной, а остальные попрыгали за борт в тщетной попытке спасти своего товарища Спасательных жилетов они при этом не надели (жилеты на месте и явно никем не использовались) и оттого, оказавшись в воде, стали жертвами каких-то непредвиденных обстоятельств. Кацуо подозревал, что и товарищи его думают так же, но сейчас ему стало казаться, что яхта опустела по какой-то другой причине. От этой мысли у него все похолодело внутри. Поздновато...

Когда шлюпка Уеды причалила, «Вакашио-VII» медленно двинулась вперед, таща за собой яхту на натянутом канате. Роскошное маленькое судно заскользило по гладкой поверхности океана. Охваченный сожалением, Кацуо стоял на палубе и смотрел на очертания «Вакашио-VII». Его не бросили на произвол судьбы: корабль был в пятидесяти ярдах, к носовому кнехту был примотан канат, и если ему нужно будет срочно связаться с рыболовецким судном — радиопередатчик всегда под рукой. Беспокоиться не о чем...

Солнце садилось на западе. Почему-то этот закат, отливавший багрянцем, был не похож на все, виденные им прежде. Он не смог бы объяснить это словами, но этот багровый цвет казался ему кровавым, что ли.

Ему предстояло провести ночь в одиночестве в каюте этой яхты. Нельзя сказать, что он испытывал радостное возбуждение. У него мурашки бежали по коже.

2

Едва солнце село, Кацуо прошел в каюту и опустился на мягкую софу, покрытую гобеленовой тканью, а ноги положил на стоящий перед ней столик. Он чувствовал себя сейчас так, будто взаправду был хозяином этой яхты. На большой софе легко поместилось бы несколько человек. Внезапно он понял, из скольких человек состояла команда яхты. Спальных мест здесь было шесть: два на носу, два в салоне и два на корме. Кроме того, было два дополнительных надувных матраса; таким образом, на яхте могли с удобством расположиться восемь человек. Кацуо осмотрел помещения, решая, чью постель занять нынче ночью. Он выбрал капитанскую каюту на корме. Она была просторной, посредине стояла королевских размеров кровать — именно это и нужно было Кацуо для полного счастья. Хотя ложиться спать было рановато, он прилег на постель, чтобы примериться. Разлегшись поверх одеяла, Кацуо, расслабившись, разглядывал потолок. Валяясь здесь, он всем телом ощущал, как покачивается на волнах корпус яхты. Хорошо, что погода тихая, подумал он. Когда в океане буря, такое суденышко наверняка болтает дай боже как.

Успокоившись, он впервые за долгое время начал думать о сексе. Но нахлынувшее искушение было коротким. Сам не понимая почему, он вдруг сел на кровати и прислушался. Он был уверен, что слышит какой-то звук, что-то похожее на человеческий голос. Кажется, он доносился из салона. Но на судне не было никого, кроме самого Кацуо.

Кацуо прошел в салон и в тревоге огляделся. Здесь находился включенный холодильник, издававший чуть слышный гул. Он испытал чувство облегчения — это и был напугавший его звук. Открыв холодильник, Кацуо обнаружил там несколько бутылок белого вина, поставленных для охлаждения. Одна бутылка была открыта, и из нее успели немного отпить. Он решил откупорить новую и стал пить вино прямо из горлышка, не тратя времени на поиски стакана.

Уже много лет Кацуо не пробовал охлажденного белого вина. На рыболовных судах белое вино — это что-то запредельно утонченное, что-то вроде дорогого ликера Обычно пили крепкий сё-тю. Именно потому, конечно же, вино показалось ему особенно вкусным.

Он выпил полбутылки, ощущая, как разливается приятное тепло от пищевода по всему телу. Кацуо расслабился, расслабился как следует.

...Ну и что же, черт побери, случилось-то на этой посудине?

Этот вопрос снова и снова возникал в его мозгу. До сих пор Кацуо никогда не бывал на борту такого богатого прогулочного судна Поэтому он не мог себе представить, какого рода происшествие могло здесь произойти. Он даже не мог сказать, правдоподобно ли это, что все люди, находящиеся на яхте, одновременно сиганули за борт. Не слишком ли много совпадений, в самом-то деле?

«Корабль-призрак».

Эти слова всплывали в его сознании всякий раз, как он пытался все обдумать.

Кацуо вспомнил корабль-призрак, о котором читал, будучи еще мальчишкой. Мало кто не слыхал про «Марию Целесту», корабль-призрак, появившийся больше века назад. Английские моряки встретили его в Атлантике. Движение этого корабля выглядело странно, вот англичане и высадились на него, чтобы разведать, что к чему. Они не нашли и следа от капитана, его семьи и семерых членов экипажа, которые должны были находиться на борту. Все выглядело так, будто они как раз собирались перекусить: на столе стояли кофейные чашки, хлеб, яйца, столовые приборы. Более того, на корабле были изрядные запасы пищи и воды. Если не считать одного прохудившегося паруса, корабль был совершенно исправен и годен для плавания. Корабль вот-вот должен был достичь Англии, и люди в каютах, вероятно, готовились к прибытию. Судя по всему, они были вполне довольны своим плаванием. Тем не менее они исчезли с корабля, рассеялись как дым. Хотя «Мария Целеста» была обнаружена еще в 1872 году, удовлетворительного объяснения сему не найдено до сих пор.

Ребенком Кацуо пытался разгадать эту тайну. Должно быть, рассуждал он, произошла ссора. Во время потасовки все они как-то попадали с корабля, и тот опустел. Или это была внезапная эпидемия, и команда решила спасаться на шлюпке, взяв лишь самую малость провизии, но шлюпка, к сожалению, затонула. Ребенком ему легко было строить такие теории, но они никоим образом не вписывались в обстановку обычного рабочего дня судна. Там не было ни малейших признаков смятения, которые подтверждали бы теорию ссоры или мора. Вопросов было больше, чем ответов, и Кацуо чувствовал, как волнение настигает его.

В салоне этой яхты царил образцовый порядок — как на «Марии-Целесте». Хотя на столе не стояли приборы, запасов пресной воды и топлива хватило бы надолго. Судно находилось в идеальном состоянии. Каюты сияли идеальной чистотой — видимо, хозяин был особенно педантичен в этом вопросе.

Недостатка места на яхте тоже не было. Здесь пребывала семья из четырех человек, чьи вещи были аккуратно сложены в шкафчиках.

Согласно судовому журналу, судно было приписано к порту, находящемуся в шести днях пути отсюда. В журнал заносилась каждая деталь путешествия, но на четвертый день записи неожиданно обрывались. Другими словами, два дня назад на яхте случилось что-то серьезное. Насколько было известно Кацуо, вся существенная информация о яхте была обнаружена еще во время первоначального обследования и передана спасательной службе. Но судового журнала он еще не читал.

Взяв его со столика, Кацуо направился к софе, сел и допил остаток вина из бутылки.

На кожаной обложке журнала было написано имя владельца: «Такаюки Йошихими, капитан». Кацуо начал читать сначала Записи начинались со дня отправления судна.

21 июля. Пятница. Погода хорошая.

В Токийском заливе полный штиль, но идущие сплошным потоком в залив корабли пускают вокруг себя волны, и нас порой неожиданно потряхивает. У сына и дочери только что начались летние каникулы, и мы пустились в наше традиционное летнее плавание. Дети на седьмом небе от счастья, но жена не в состоянии понять прелести такого отдыха. Приученная к более изнеженной обстановке, она привыкла, что ей прислуживают, поэтому жизнь на яхте кажется ей трудной. Кроме того, стоять ночные вахты никому не в радость. Опасаясь солнечного ожога, она выходит на палубу только в широченной соломенной шляпе. Это не совсем то, что подходит для яхты...

А вот из обоих моих детей вышли первоклассные яхтсмены. Такашия особенно порадовал мое сердце, получив высший разряд во всеяпонских школьных соревнованиях по вождению яхты. Йоко учится еще в младших классах, но она уже заняла третье место в Открытой школьной регате. Ну и пусть, что там было всего четыре участника!

Оба они не могли бы лучше выполнять свои обязанности. Не знаю, что бы я без них делал. Жена своих функций не потянет, но если детишки ее прикроют, тогда, я надеюсь, мы все получим удовольствие от этого плавания в открытом океане.

Потому-то нам придется в этот раз плавать дольше, чем предполагалось вначале. Это будет десятидневное плавание, до острова Титидзима и обратно. А может, обойдем и сам архипелаг Огасавара? Нет, это в следующий раз.

К тому времени, как он дочитал до этого места, у Кацуо уже сложилась картинка хозяина яхты и его семьи. Сын — в старших классах, дочь — в младших... Значит, родителям где-то за сорок. Сын — в школьном яхт-клубе. Дочь, где-то, наверное, одиннадцати-двенадцати лет, без ума от моря. Еще у него есть жена, которая, будучи особой изнеженной, жизни в море не любит. Семья производит впечатление не только состоятельной, но и счастливой. Кацуо не знал, чем зарабатывает на жизнь глава семейства, но не похоже было, что он служащий, получающий только зарплату, если он может позволить себе десятидневный отпуск в это время года и если может содержать такую роскошную яхту. Должно быть, он владелец собственной фирмы или преуспевающая персона свободной профессии.

При чтении этого судового журнала зависть Кацуо к этим людям улетучивалась. Видя, как откровенно, не смущаясь, пишет хозяин яхты о своей любви к жене и детям, он не мог, как прежде, злиться на эту семью из-за ее привилегированного положения. В этом журнале было нечто жизнеутверждающее, он поднял настроение Кацуо. В рыбацкой деревне, где прошло его детство, он таких семей не видел. Родители его все время грызлись как кошка с собакой, и у них не было денег, чтобы купить машину, а не то что роскошную яхту. Кацуо, второго из четырех детей, никогда не отдавали ни в какие студии, ни в какие спортивные кружки, и он не мог припомнить, чтобы родители его за что-либо хвалили. В отпуске семья не провела вместе ни одной ночи. Жизнь, описанная в судовом журнале, воплощала столько идеальных семейных добродетелей, ни одна из которых его собственной семье присуща не была. Может быть, эти яхтовладельцы выглядели даже чересчур совершенными.

Но на третий день, вдали от порта, идиллическую атмосферу вояжа стали нарушать кое-какие сложности — пусть даже излагалось все это без излишнего драматизма. У отца семейства появились дурные предчувствия, и он говорит об этом на страницах журнала.

23 июля. Воскресенье. Облачно, временами дождь.

...Может быть, это и совпадение, но я не уверен. Меня беспокоят эти вещи, когда мы так далеко в океане. Лучше бы она вообще не упоминала ни о каких снах.

Когда Йоко описывала сон, который приснился ей прошлой ночью, жена задыхалась от ужаса и не могла слова вымолвить. Она очень тяжело реагировала на подобные вещи. Вероятно, ей снились подобные сны.

Я не уверен, но мне кажется, что и мне снился такой сон. Точнее сказать не могу, потому что не в состоянии его связно изложить. Но когда Йоко пересказывала свой сон, я почувствовал, что и мне снилось что-то подобное. Я просто не могу выразить...

Ничто не может быть кошмарнее этого: видеть, как твоя семья, самые дорогие тебе люди, тонут в океане на твоих глазах, а ты не можешь пошевелить ни единым пальцем, чтобы спасти их. И, как будто этого мало, в руках остается такое ощущение, будто ты сам их подталкиваешь. Почему, почему?! Не могу понять. Уж такого сна точно никто не хотел бы видеть. Должно быть, это рождение страха. Так боишься потерять любимых, что видишь во сне наихудший из возможных сценариев. Остановимся на этом. Довольно! Не хочу больше думать...

Кацуо понимал, о чем пишет этот человек. Обсуждая сны, привидевшиеся им в предыдущую ночь, члены семьи обнаружили, что все видели один и тот же сон. Каждый топил других в море своими собственными руками.

Дальше речь идет о том, как гладко, без сучка без задоринки, протекает вояж. Хозяин яхты попытался рассеять тяжелую атмосферу сна экзальтированно-веселым тоном, и Кацуо просто пролистнул эти страницы.

24 июня. Понедельник. Ясно. Ветер 3-4 метра в секунду, температура 30° по Цельсию.

...Йоко сегодня отпустила странное замечание. У нее есть такая привычка, и это начинает мне досаждать. Кажется, она убеждена, что наделена какими-то странными силами. Может, ей в школе внушили этот вздор. Может, она пугает такими историями одноклассников, когда они перед летними каникулами выезжают на природу. Не так трудно себе это представить. Я знаю, что Йоко живет в одной комнате с тремя другими девочками. Когда темнеет, глупышка говорит: «В комнате есть кто-то еще». Утверждая, что в комнате есть пятый, она, естественно, до смерти пугает девочек. А теперь пытается проделать тот же трюк с нами. Думаю, она затеяла что-то в этом роде.

— Послушай, Йоко. На этой яхте нас всего четверо. Никакого пятого здесь нет. В прошлом году, когда я пригласил поехать с нами одного своего друга, ты же сама была недовольна, правда? Ты сказала, что ничего против него не имеешь, но что из-за него тебе приходится все время быть пай-девочкой. Поэтому я и спланировал в этом году, что мы пойдем в плавание только вчетвером. Разве не так? На яхте нас всего четверо, только наша семья. Разве ты не этого хотела?

Хотя достоверно не известно, когда сделана эта запись, — скорее всего, это было ночью. Наконец запись резко обрывалась на таких вот словах:

...Завтра утром входим в воды к югу от Титидзимы и начинаем огибать остров. Слава богу, погода хорошая и плавание идет спокойно, без приключений. Я только что услышал какой-то крик. На вахте сейчас Такашия. Должно быть, увидел акулий плавник, прорезающий воду. Не самое приятное зрелище, конечно, особенно лунной ночью. Как раз сегодня думал об этом, когда туман...

В это мгновение что-то, без сомнения, отвлекло внимание писавшего, поэтому фраза осталась незаконченной. Должно быть, он отбросил свой журнал в сторону, чтобы вмешаться.

Пока капитан делал записи в журнале, на вахте стоял его сын, а жена и дочь, вероятно, спали. В журнале отмечены слова дочери, сказанные в этот день чуть раньше. Йоко, судя по всему, пыталась убедить родителей, что на яхте есть кто-то еще. Отец воспринял это как детскую бессмыслицу и дальше журил дочь за ее глупые фантазии. Судя по всему, Йоко любила намекать на какие-то таинственные силы и необычные явления.

Закрыв кожаную обложку журнала, Кацуо положил его на столик. Согласно записям, что-то случилось 24 июля — две ночи назад. Все четверо либо исчезли этой ночью, либо были сброшены за борт на следующее утро, хотя подробности неясны. Две вещи беспокоили Кацуо после прочтения журнала. Первая — вся семья видела один и тот же сон в одно и то же время. Вторая — по крайней мере один пассажир яхты ощущал присутствие постороннего. Больше в дневнике не было ничего необычного. Достойное описание благополучнейшего семейного путешествия. Кацуо достал из холодильника вторую бутылку вина. Надо еще выпить, если он хочет уснуть этой ночью.

3

Кацуо был уверен, что спит. Но, не просыпаясь, он карабкался по торчащей из моря скале, убивая крабов, лезущих ему на ноги, камнем величиной с кулак. Чем больше он убивал их, тем больше их лезло из воды и карабкалось по его ногам. Когда он опускал камень, слышал сначала, как трещит панцирь, потом ощущал под рукой какую-то кашицу. Вершина скалы была так усижена крабами, что несколько сантиметров поверхности были едва видны. Как человек исполнительный, Кацуо продолжал уничтожать крабов. Он чувствовал, как кто-то глядит ему в спину. Может быть, подумалось ему, это он сам, бодрствующий, глядит на себя, спящего. Но нет, в этом взгляде была могучая воля, велящая продолжать бессмысленную бойню, и у Кацуо не оставалось выбора, кроме как брать камень и по-прежнему истреблять крабов.

Вскоре крабов на скале не осталось, но потребность убивать не пошла на убыль. Где же взять Кацуо жизнь, на которую он мог бы обрушить свою свирепость? Чувство, что на него смотрят, стало еще острее. Тот, кто смотрел на Кацуо, принуждал, гнал его. Подчиняясь ему, Кацуо поднял камень над головой и швырнул его себе на ноги. Глухой звук разорванной плоти и разбитых костей прошел через все его тело. Боли он не чувствовал, но отчаяние при мысли, что он крушит собственную плоть, было невыносимо. Он продолжал разбивать свои ступни камнями, пока кости не превратились в порошок, и от невыразимой муки проснулся.

Очнувшись, Кацуо некоторое время, тяжело дыша, глядел в потолок. Куски сна, которые все еще висели в воздухе вместе с гнилостным запахом убитых крабов, и черты реального мира, покачивание яхты и мягкие удары волн — все это смешалось и сфокусировалось сейчас в его сознании. Кацуо понимал, что что-то не так, как прежде. Он не проснулся бы только от кошмарного сна; инстинкт морехода говорил ему, что что-то не так. Сбросив дрему, он настроил каждый нерв своего тела на слежение за движением яхты. Оно было не таким, как в тот момент, когда он заснул.

Встав, он прошел в салон и попытался усмирить судорожное дыхание. Убеждая себя успокоиться, он посмотрел на часы. Было половина первого ночи. Он проспал всего три часа. Сердце его бешено колотилось. Он вдруг ощутил, что яхта, собственно говоря, никуда не движется.

Из салона на рубку шло всего пять ступенек. Будучи человеком высокого роста, Кацуо вытянулся, приоткрыл дверцу и посмотрел вперед.

Хотя он был совершенно уверен, что включил навигационные огни перед тем, как лечь, сейчас они были погашены. Широкую палубу из тиса освещали только луна и звезды. Силуэта «Вакашио-VII», который должен был возвышаться спереди, не было.

— Что за черт?!

Не веря своим глазам, он шарил взглядом вдоль горизонта. Никаких признаков какого бы то ни было судна Линия, разделявшая небо и океан, темным кольцом окружала яхту. Кацуо стоял один-одинешенек в полночном океане. Он ощутил во рту кисловатый привкус.

Кацуо бросился к носовой части корабля, чтобы проверить канат, связывавший его с «Вакашио-VII». Канат исчез. Каким-то образом узел на носовом кнехте яхты развязался. Кацуо в отчаянии сглотнул слюну. Это было совершенно немыслимо; не дилетант какой-нибудь затягивал узел; моряк-ветеран был мастером такого рода работ. Канат был завязан двойным морским узлом. Сам по себе он отвязаться не мог. Прежде чем рыболовное судно двинулось, его несколько раз проверяли. Мог ли развязать узел кто-то, у кого на Кацуо зуб? Не похоже на то, а главное — кто мог бы покуситься на узел, когда на яхте-то только он один? А сам он мог это сделать? Дикая мысль! Кацуо поднял руки, осмотрел свои ладони. Он смутно помнил, что видел издалека себя, развязывающего по чьему-то приказу какой-то узел. Еще одна деталь сна?

Все, что он читал в журнале, снова промелькнуло в его мозгу.

...На судне кто-то еще.

Это было что-то более конкретное, чем интуиция. За ним следили. Что-то кралось по яхте и каждое мгновение выслеживало его. Отпрыгнув назад, он огляделся по сторонам и закричал. Он кричал так громко, как только мог, но поблизости не было никакого судна, и орать было бесполезно. Надо было немедленно связаться с «Вакашио-VII». Вернувшись в салон, он взял радиопередатчик и нажал кнопку «Говорите».

— Отзовитесь, отзовитесь, пожалуйста!

Ответа не последовало. Если канат отсоединился несколько часов назад, значит, «Вакашио-VII» уже вне пределов досягаемости. Он попытался повторить вызов, но передатчик по-прежнему молчал. Толку от него сейчас не было никакого. Но Кацуо продолжал неустанно кричать в радиопередатчик, пока не охрип:

— Отзовитесь, пожалуйста, отзовитесь!!!

Кацуо напряг слух. Ему показалось, что он что-то слышит, что какой-то смутный шум доносится из переговорного устройства. Перед тем как гул начал обретать форму слов, Кацуо инстинктивно швырнул передатчик на пол, чтобы разбить его. Поздно: слова уже впечатались в его сознание.

«Выбей из них жизнь»...

Вот как это звучало. Это был глухой как бы отсыревший голос — будто послание прямо с морского дна Кацуо был в состоянии, близком к панике, на грани истерии.

Ответив этому голосу градом оскорблений и пытаясь говорить как можно громче, он продолжил отчаянные попытки перекричать тишину.

Не сдавайся, говорил он себе. Это все твои нервы. Торопись и попытайся связаться с «Вакашио».

Он не знал, как обращаться с радиопередатчиком, но полагал, что, если покрутить его немного, он заработает. Но сколько бы он ни поворачивал выключатель, рация не хотела оживать. Осмотрев передатчик, он понял, что контакты обрублены — вероятно, намеренно, чтобы никто не воспользовался им.

Невозможно поверить. Никакой связи. Спокойно, спокойно...

Если потеряет голову, то обязательно наделает ошибок. Он просто обязан без нервов оценивать случившееся. Паниковать не надо. Что бы ни случилось, моряки на «Вакашио-VII» заметят, что яхты на буксире нет. Должно быть, уже заметили. Они повернули назад и сейчас появятся на горизонте.

Кацуо поднялся в рубку и стал напряженно вглядываться в северную часть океана. Никаких признаков корабля. Он напряг слух, надеясь услышать знакомый свисток «Вакашио».

Но Кацуо так ничего и не услышал. В конце концов, подумал он, вахтенные обычно смотрят вперед и редко обращают внимание на то, что происходит сзади. Им случалось буксировать корабли, но старые кавыки забываются. Никому и в голову прийти не может, что канат сразу же сам по себе развязался. Хуже всего, что навигационные огни яхты были все это время выключены. Так что до утра они и не заметят, что яхта, которую они буксируют, потерялась по дороге.

До рассвета было еще несколько часов. Они казались вечностью. Кацуо не был уверен, что сможет противостоять все это время неописуемому чему-то, что завелось на яхте. Как все моряки, Кацуо был склонен к суеверию. Скитаясь в океане, в необозримых, безграничных угодьях природы, часто встречаешь феномены, лежащие за рамками человеческого понимания. В море у тебя гораздо больше шансов испытать какое-нибудь паранормальное состояние, чем на суше.

Места для сомнений больше не оставалось. Владелец яхты и его семья исчезли не случайно, здесь поработала какая-то таинственная сила. Они пошли и совершили именно то, что им снилось. Их вела какая-то темная сила... А теперь эта сила пытается овладеть Кацуо.

— Пожалуйста, помоги мне! — взмолился Кацуо. Ни в каких богов он не верил — но как иначе он мог выплеснуть свой страх?

Должно было найтись какое-то объяснение. Кацуо попытался мыслить логически — насколько хватало сил. Мыслить и действовать, это отвлечет его, если больше ничто ему не под силу.

...Было ли проклятие на этой яхте всегда? Нет, что-то произошло во время путешествия.

Кацуо достал судовой журнал и начал листать его. Ночью на 23 июля вся семья видела один и тот же сон. На следующий день дочь, Йоко, утверждала, что на яхте есть кто-то еще. Значит, что-то они подхватили не позднее 23 числа. «Подхватили»? Это слово пришло к нему именно сейчас. Они подхватили какую-то гнусную вещь. А не может ли журнал пролить на это свет? Кацуо казалось, что он припоминает одно место, которое при первом чтении проскочил. По мнению отца, случай был незначительным, и он в журнале просто походя отметил его, а потому и читатель не придал ему большое значения.

Кацуо торопливо листал страницы в поисках нужного места. Он был уверен, что там есть то, что он ищет.

Вот оно! Запись датируется 23 июля, и, по-видимому, это произошло примерно в полдень.

...У Йоко есть привычка собирать ракушки. Сейчас она нашла что-то очень странное. Удивительно, что это вынес океан. Это бутылка, а в ней — ракушка, что-то вроде двустворчатого моллюска. Ракушка размером с человеческую руку и намного толще, чем горлышко бутылки, а тем не менее она находится в ней. Я не могу понять, как вложили эту ракушку в бутылку, не разбив ее. Не выращена же она внутри бутылки? Убийственная мысль!

Я уговариваю ее избавиться от этой вещицы, но она не слушается и прячет ее туда, где папа не сможет найти. Она серьезно боится, что я выброшу ее за борт, если обнаружу. Но папа не такой жестокий, чтобы кинуть ее сокровищ, даже ракушку. Не понимаю, почему она называет эту раковину «жуткой». Ее очертания напоминают глаз. Если поднять бутылку и внимательно вглядеться, можно в самом деле испугаться — будто кто-то прямо на вас смотрит.

Глаза я в этой раковине и вижу. Обычно у полуоткрытой ракушки цвет внутри нежно-жемчужный. Но у этой с обеих сторон — мясистые вздутия. Они не похожи на нити биссуса, которые прикрепляются к твердой поверхности. Это выглядит как человеческая плоть, как мясо с красными капиллярами по краям. Створки ракушки мутновато-коричневою цвета, со слабо вычерченными по ним очертаниями глаза. Они напоминают глаза начинающего шить тунца и исполнены злости. Не очень-то привлекательный взгляд, я бы сказал. Лучше бы нам от этой штуки избавиться. Сокровище это или нет, я его не перевариваю. Где только эта глупая девчонка хранит ракушку?

Где-то около полудня 23 июля Йоко нашла бутылку и вытащила ее из моря. В бутылке была ракушка вроде двустворчатого моллюска. Более того, на ракушке был рисунок, напоминающий очертания глаза.

...Вот оно. Вот источник проклятия.

Проблема в том, где девочка хранила эту ракушку. Он должен найти ее. А потом что? Вернуть ее в море, конечно.

Поскольку супруги спали на корме, вероятно, спальное место их детей было в носовой части корабля. Понимая, что стоит у него за спиной, Кацуо начал рыться в детском шкафчике.

Сознание начало оставлять его. В следующее мгновение Кацуо отчужденно смотрел на свою руку, лежащую на ручке шкафа, как будто это мало его занимало. Собственная рука казалась органом, отдельным от тела. Когда она двигалась медленно, ему хотелось размозжить ее. Хотелось разрушить каждый движущийся объект, уничтожить всех живых существ. Взгляд, направленный на него неизвестно откуда, повелевал Кацуо.

Вызывающе задрав голову назад, он пытался противостоять голосу, отдающему убийственные приказы. Главное — не торопиться. Если он проиграет бой, то сотворит с собой то, что сделал во сне.

В детской каюте Кацуо не стал останавливаться. Зато в салоне и в кормовой части обыскал каждый уголок и каждую щель, в которой можно было бы что-либо запрятать. Но ничего и близко похожего на раковину в бутылке не обнаружил.

— И где же этот чертов ребенок мог ее схоронить?

Ругая судовую мебель, Кацуо перевернул в каютах все вверх дном.

Внезапно локоть его стал кровить. Вероятно, в ходе поисков стукнул обо что-нибудь. Мог ли он сделать это намеренно? Он сам не знал. Все было как в тумане, и он даже не мог точно сказать, что делал в предыдущую минуту. Тронув левой рукой эту тягучую жидкость и поняв по цвету, что это на самом деле кровь, запаниковал и совершил другое безумное действие. Он больше не знал, взаправду он искал бутылку или просто хотел искалечить себя, но он разрезал себе голень осколком стекла и, поскользнувшись на собственной крови, с размаху брякнулся на пол.

Да, в таком состоянии ищи не ищи — ничего не найдешь.

...Я не могу здесь больше находиться.

Оставалось только одно — побег. Может быть, от этого будет только хуже, но думать было некогда. Повторяя слова «Я не могу здесь больше находиться» как магическую формулу, он нашел фонарь и поднялся на палубу. Вокруг простирался океан. Он еле подавил в себе желание прыгнуть за борт.

...Бежать, мать твою!

Он зажег свет на палубе и начал рыться под рубкой. Осматривая вчера яхту, матросы обнаружили спасательную резиновую лодку на своем месте; она должна быть там и сейчас.

Молясь, он открыл дверцы шкафчика и испытал огромное облегчение: то, что он ищет, по-прежнему здесь. Это был его единственный шанс. Морская спасательная служба утром обязательно пошлет новый самолет. Ярко раскрашенная лодка видна с воздуха. Они без труда обнаружат его. Кацуо также нашел и взял с собой несколько фальшфейеров. Перенеся контейнер с лодкой в конец палубы, Кацуо потянул за язычок, как велела инструкция. Лодка зашипела и начала надуваться. Привязав ее тонким канатом, Кацуо спустил лодку на воду. Перед тем как сойти самому, он еще раз осмотрелся. В контейнере он нашел три водонепроницаемых мешочка с надписью «Неприкосновенный запас». Хозяева все предусмотрели, они даже его заранее приготовили на случай, если придется спасаться на резиновой лодке. Предположив, что в мешочках еда и пресная вода, Кацуо бросил мешки в лодку, а потом прыгнул туда сам.

Вероятно, потому, что больших волн в океане сейчас не было, лодка шла мягко. В диаметре она была около двух метров, и в нее поместились бы шесть человек, но тесно в ней было даже одному.

Кацуо отвязал канат, и лодка поплыла, постепенно удаляясь от яхты. Кацуо несколько удивило то, что, поглядев на яхту издалека, он не ощутил облегчения. Он мог лишь размышлять о том, как это опасно — находиться в океане на таком хрупком суденышке, как резиновая лодка. Выставив вперед ноги, он физически чувствовал, как бьет волна по дну. После яхты эта лодочка была как листок на воде.

Между яхтой и Кацуо уже было тридцать с лишним метров. Но чувство, что за ним наблюдают, не проходило. Наоборот, оно возрастало, достигая крайнего предела. Уровень адреналина в крови зашкаливал, но убежать сейчас было некуда. За пределами резиновой лодки была только смерть.

Кацуо посмотрел на увеличивающееся пространство между ним и яхтой. Сейчас, когда она исчезнет из виду, его разум совсем соскочит с катушек. Сознание замутилось настолько, что он не мог понять, что именно происходит. В голове его переговаривались несчетные голоса. Неразборчивый гул походил на рев возбужденной толпы на бирже. Иногда голоса соединялись в один и подступали к нему сзади. Кацуо опустил руки в воду и зачерпнул, чтобы омыть горящую голову. Перегнувшись, он окунул в воду лицо, и вдруг его потянуло вниз. Темный, бесконечный червь извивался на дне. Вперившись в него взглядом, Кацуо чуть не утонул.

Кацуо так и не обнаружил, куда дочка хозяина яхты спрятала бутылку. Она находилась в мешочке с надписью «Неприкосновенный запас». Сейчас он лежал в лодке, закатившись между резиновым дном и наполненными воздухом бортами. В серебряном ящичке рядом с бутылками пресной воды и баночками консервов лежали и смотрели глаза.