Темный альянс

13

Бонни остановилась. Ее разум отчаянно работал. Все это время они думали о жертвах Клауса, живущих в Европе, о вампирах. Но, судя по выговору, Клаус провел в Америке много времени. Он говорил совсем не так, как говорят иностранцы. И он выбрал для нападения день рождения Мередит…

Бонни встала, взяла телефон и набрала номер Мередит. Ей ответил сонный мужской голос.

— Мистер Сулез, это Бонни. Можно поговорить с Мередит?

— Бонни? Ты хоть знаешь, который час?

— Да. — Бонни стала торопливо соображать. — Я насчет… насчет завтрашнего экзамена. Извините, но мне очень нужно с ней поговорить.

Последовала долгая пауза, потом тяжелый вздох.

— Секундочку.

Бонни в нетерпении барабанила пальцами по столу. Наконец послышался щелчок — кто-то снял трубку параллельного телефона.

— Бонни? — послышался в трубке голос Мередит. — Что стряслось?

— Ничего. Точнее говоря… — Бонни мучительно понимала, что отец Мередит не повесил трубку параллельного телефона и, может быть, слушает их разговор. — Я по поводу немецкой истории, которую мы разбирали. Ну, ты помнишь. Тот вопрос к экзамену, который мы никак не могли подготовить. Помнишь, мы все искали, кто мог бы нам помочь? Кажется, я поняла, кто нам нужен.

— Серьезно? — Бонни слышала, как Мередит тщательно подбирает нужные слова. — Ну и… кто же это? Ему надо звонить по межгороду?

— Нет, — сказала Бонни, — не надо. Он живет ближе, Мередит. Намного ближе. Фигурально выражаясь, он прямо у тебя в доме, на семейном древе.

На том конца провода молчали так долго, что Бонни забеспокоилась, не прервалась ли связь.

— Мередит?

— Я думаю. Как по-твоему, это не может быть простым совпадением?

— Ничуточки. — У Бонни отлегло от сердца, и она улыбнулась, весело и азартно. — Абсолютно никаких совпадений. Тут скорее тот случай, когда история повторяется. Она ведь иногда повторяется буквально, все совпадает до мелочей. Если ты понимаешь, о чем я.

— Да, — сказала Мередит. По голосу было слышно, что она пытается справиться с потрясением. Ничего удивительного. — Знаешь, а может быть, ты и права. Но тут есть еще одна проблема — как уговорить… этого человека, чтобы он нам помог.

— Думаешь, могут возникнуть сложности?

— Не исключаю. У некоторых едет крыша… на почве выпускных экзаменов. Бывают такие люди, которые становятся совершенно сумасшедшими.

У Бонни екнуло сердце. Это ей не приходило в голову. Вдруг его состояние настолько плохо, что он не сможет им ничего рассказать?

— Ну, попытка не пытка, — сказала она, стараясь вложить в эти слова весь оптимизм, на который она была способна. — Давай попробуем завтра.

— Договорились. Я заеду за тобой в двенадцать. Спокойной ночи, Бонни.

— Спокойной ночи, Мередит, — сказала Бонни, а потом добавила: — И прости меня.

— Ничего страшного; может быть, все и к лучшему. Чтобы история перестала повторяться все время. Пока.

Бонни нажала на рычаг переносного аппарата и просидела несколько минут, держа палец на рычаге и глядя в стенку. Наконец она вернула трубку на место и подвинула к себе дневник. Она поставила точку в предыдущем предложении и написала новое.

— Я идиот, — говорил Стефан на следующий день, сидя в машине Мередит. Они направлялись в Западную Виргинию, в институт, где лечили ее дедушку. Поездка обещала быть довольно долгой.

— Мы все идиоты. Кроме Бонни, — сказал Мэтт.

Несмотря на все свое волнение, Бонни почувствовала, как внутри разливается приятное тепло.

Но Мередит, не сводившая глаз с дороги, покачала головой:

— Стефан, ты никак не мог до этого додуматься, так что перестань себя грызть. Ты не знал, что Клаус напал на дом Кэролайн в тот же день, что и на моего дедушку. А мне или Мэтту и в голову не могло прийти, что Клаус долго жил в Америке, — мы ведь его ни разу не видели и не слышали, как он разговаривает. Мы считали, что искать надо в Европе. Серьезно, только Бонни могла связать все звенья воедино, потому что только у нее была вся необходимая информация.

Бонни прикусила язык. Мередит заметила это в зеркальце заднего вида, и ее бровь изогнулась.

— Просто не хочу, чтобы ты слишком много о себе воображала, — сказала она.

— Что ты! Скромность — одно из самых прелестных моих качеств, — отозвалась Бонни.

Мэтт фыркнул, а потом добавил:

— И все-таки я считаю, что ты потрясающе умная.

И ощущение тепла вернулось.

Институт был жутким местом. Бонни изо всех сил старалась не выказывать страха и отвращения, но понимала, что Мередит знает о ее чувствах. Она шла по коридорам впереди них, гордо выпрямив спину. Бонни, знакомая с ней уже много лет, отлично понимала, что скрывается за ее бравадой. Родители Мередит считали состояние дедушки настолько скверным, что никогда даже не упоминали о нем при посторонних. Его болезнь черной тенью легла на их семью.

И теперь Мередит в первый раз открывала семейный секрет чужим людям. Бонни испытала прилив любви и уважения к подруге. В этом была вся Мередит — в том, как она держалась: без суеты, с достоинством, так, чтобы никто не догадался, чего ей это стоит. И все-таки институт был ужасным местом.

Нет, там не было грязно, не было буйных безумцев и прочих ужасов. Пациенты выглядели опрятно; видно было, что за ними хорошо ухаживают. Но в стерильных больничных запахах, коридорах, заполненных неподвижными инвалидными креслами, и пустых глазах было нечто такое, отчего Бонни хотелось немедленно бежать отсюда.

Здание словно бы населяли зомби. Бонни видела старуху, у которой сквозь жидкие седые волосы просвечивал розовый скальп. Она сидела, уронив голову на стол, где валялся голый пластмассовый пупсик. Бонни в страхе протянула руку и нашла ладонь Мэтта, который одновременно протянул руку к ней. Так они и шли за Мередит — крепко, до боли вцепившись друг в друга.

— Вот эта палата.

В палате сидел еще один зомби с седыми волосами, в которых еще можно было заметить черные, как у Мередит, пряди. Все его лицо состояло из линий и морщин, глаза с покрасневшими веками слезились. Он бессмысленно смотрел перед собой.

— Дедушка, — сказала Мередит, присаживаясь перед его креслом на корточки. — Дедушка, это я, Мередит. Я пришла тебя навестить. Мне надо задать тебе один очень важный вопрос.

Старческие глаза смотрели не мигая.

— Иногда он нас узнает, — тихо, без всякого выражения сказала Мередит, — но в последнее время все реже и реже.

Старик продолжал смотреть перед собой.

Стефан присел на корточки.

— Давай попробую я, — сказал он. Глядя в изрезанное морщинами лицо, он заговорил — мягко, медленно, убаюкивающим голосом, как говорил с Викки.

Но подернутые пеленой глаза так ни разу и не моргнули. Они просто бессмысленно смотрели вперед. Единственным движением была непрекращающаяся легкая дрожь узловатых пальцев, лежащих на подлокотниках инвалидного кресла.

Как ни старались Мередит и Стефан, им ничего не удалось добиться.

Потом пришла очередь Бонни. Она попыталась задействовать свои экстрасенсорные способности и сумела почувствовать в старом человеке какую-то искорку жизни, запертую, как в темнице, в его плоти. Но она не смогла вступить с ней в контакт.

— Простите, — сказала она, отодвигаясь от старика и убирая волосы с лица. — Бесполезно. Ничего не получается.

— Мы можем заехать как-нибудь в другой раз, — сказал Мэтт, но Бонни понимала, что это неправда. Стефан уезжает завтра, и никакого другого раза не будет. А идея казалась такой замечательной… Согревавшее ее тепло превратилось в пепел, а сердце стало куском свинца. Повернув голову, Бонни увидела, что Стефан уже идет к выходу.

Мэтт взял Бонни под локоть, чтобы помочь ей встать и выйти из палаты. Бонни постояла немного, уныло опустив голову, а потом пошла, опираясь на Мэтта. Она потратила так много энергии, что даже переступать ногами ей было трудно. Она обернулась, чтобы проверить, идет ли за ними Мередит…

И тут Бонни завизжала. Мередит дошла уже до середины палаты, и на лице ее было безнадежное выражение. Но человек в инвалидном кресле у нее за спиной пришел в движение. Стремительным, как взрыв, движением он завис над ней, широко распахнулись старые слезящиеся глаза, еще шире раскрылся рот. У дедушки Мередит был такой вид, словно он замер в середине прыжка — руки широко раскинуты, рот разинут в беззвучном вопле. Он стоял, возвышаясь над всеми, глядя поверх их голов, словно видел что-то, чего не видят они. А потом из его рта понеслись звуки, сложившиеся в одно-единственное слово-завывание.

— Вампир! Вампиииир!

В палату вбежали санитары; оттеснив Бонни и остальных, они подхватили старика под руки. Их крики усилили ощущения безумия всего происходящего.

— Вампир! Вампир! — во все горло орал дедушка Мередит, словно хотел оповестить весь город. Бонни стало страшно — не смотрит ли он на Стефана? Может быть, он хочет разоблачить его?

— Прошу вас немедленно удалиться. Извините, но вам пора уходить, — говорила медсестра. Их вытолкнули за дверь. Мередит пыталась сопротивляться.

— Дедушка!..

— Вампир! — продолжал завывать нечеловеческий голос.

А потом:

— Белый ясень! Вампир! Белый ясень…

Дверь захлопнулась.

Мередит охнула, стараясь не расплакаться. Ногти Бонни впились в руку Мэтта. Стефан повернулся к ним; его зеленые глаза были широко раскрыты.

— Сколько раз вам надо было повторять, чтобы вы вышли? — сердито спросила уставшая медсестра. Они не обратили на нее никакого внимания. Они смотрели друг на друга, и изумление на их лицах сменилось задумчивостью.

— Тайлер говорил, что есть только одно дерево, которое способно причинить ему вред… — начал Мэтт.

— И это белый ясень, — сказал Стефан.

— Мы должны узнать, где он прячется, — говорил Стефан на обратном пути. Он сидел за рулем; когда Мередит подошла к машине, ключи выпали у нее из рук. — Это дело номер один. Если будем спешить, вспугнем его раньше времени.

Зеленые глаза блестели странной смесью торжества и угрюмой решимости; говорил Стефан быстро и отрывисто. «Мы все на жутком взводе, — подумала Бонни, — словно всю ночь глотали энергетики. Нервы измотаны, и может случиться что угодно».

У нее возникло ощущение надвигающейся катастрофы. Ход событий сам собой подводил к развязке; все, что началось в день рождения Мередит, сплелось воедино и двигалось к финалу.

«Сегодня ночью, — думала Бонни. — Сегодня ночью все и случится. Странное совпадение, ведь сегодня канун солнцестояния».

— Чего канун? — переспросил Мэтт.

Бонни даже не заметила, что говорит вслух.

— Канун солнцестояния, — ответила она. — Сегодня — канун летнего солнцестояния.

— Можешь не продолжать. Друидские штучки?

— Да, они его праздновали, — подтвердила Бонни. — Этот день считался границей между временами года и предназначался для магии. И еще… — она запнулась. — В общем, в этот день происходит то же, что в похожие дни, например, в Хэллоуин или в день зимнего солнцестояния. Граница между миром видимым и миром невидимым совсем истончается. Друиды говорили, что в такой день можно увидеть призраков. Ну и вообще происходит… всякое разное.

— Всякое разное? — переспросил Стефан, выворачивая на главное шоссе, ведущее к Феллс-Черч. — Именно это и произойдет.

Никто из них не знал, насколько быстро сбудутся его слова.

Миссис Флауэрс копалась в саду на заднем дворе. Они подъехали прямо к зданию общежития, чтобы поговорить с ней. Она подстригала розовые кусты, и от нее буквально веяло аурой лета.

Миссис Флауэрс нахмурилась и часто заморгала, когда все обступили ее и наперебой стали спрашивать, где можно раздобыть белый ясень.

— Куда ж вы так торопитесь? — спросила она, разглядывая их из-под полей соломенной шляпы. — Еще раз: что вам нужно? Белый ясень? Ну, один, например, растет прямо здесь, в глубине сада, между дубами. Да подождите же… — крикнула она им вслед.

Стефан срезал большую ветку складным ножом, который Мэтт достал из кармана. «Интересно, с каких пор он стал носить его с собой?» — задумалась Бонни. Еще ей было интересно, что подумала о них миссис Флауэрс, когда они, возвращаясь, опять прошли мимо нее, причем парни несли на плечах двухметровую ветку с листьями.

Но миссис Флауэрс лишь молча смотрела им вслед. И только когда они подошли к дому, она их окликнула:

— Тебе пришла посылка, малыш.

Стефан обернулся, не снимая ветку с плеча.

— Мне?

— Там указано твое имя. Посылка и письмо. Сегодня днем нашла их у переднего крыльца. Я отнесла все наверх, в твою комнату.

Бонни посмотрела на Мередит, потом на Мэтта и Стефана, встретив их ответные взгляды, недоумевающие и настороженные. В воздухе повисло почти невыносимое напряжение.

— От кого это? Кому вообще известно, что ты здесь?.. — начала Бонни, когда они поднимались в мансарду. И вдруг замолчала — ее охватила паника. Внутри нее жужжало, как назойливая муха, какое-то предчувствие, и она старалась отогнать его прочь. «Не сейчас, — думала она, — только не сейчас».

Впрочем, она так и не смогла удержаться от того, чтобы посмотреть на посылку, лежавшую на столе. Парни поставили ветку к стене и принялись рассматривать завернутый в коричневую бумагу почти плоский пакет с молочно-белым конвертом сверху.

Сверху знакомым сумасшедшим почерком было выведено:

Стефану

Этим почерком были написаны слова на зеркале.

Они стояли и смотрели на пакет так, будто он набит скорпионами.

— Осторожно, — вырвалось у Мередит, когда Стефан медленно протянул к пакету руку. Бонни отлично ее понимала. Ей самой казалось, что сейчас он взорвется, начнет сочиться ядовитым газом или превратится во что-то с когтями и клыками.

Стефан взял в руки квадратный прочный конверт из хорошей гладкой бумаги. «В таких конвертах, наверное, особы королевской крови рассылают приглашения на бал», — подумала Бонни. Впрочем, на лицевой стороне конверта было несколько жирных пятен, а его края были грязными. Ну что ж, во сне Клаус тоже не производил впечатления чистоплотного существа.

Стефан с обеих сторон осмотрел конверт, потом вскрыл его и вытащил лист бумаги. Пока он разворачивал его, все, встав полукругом, заглядывали ему через плечо. Наконец Мэтт воскликнул:

— Что за чертовщина? Тут ничего нет!

На бумаге действительно ничего не было. Ни с одной стороны, ни с другой. Стефан внимательно изучил его с обеих сторон. Лицо его было серьезным. Все остальные, наоборот, вздохнули с облегчением. Глупый розыгрыш. Мередит взяла пакет, который был настолько тонким, что тоже вполне мог оказаться пустым, но тут Стефан неожиданно замер и громко выдохнул. Бонни быстро обернулась к нему и подскочила на месте. Рука Мередит застыла на пакете, а Мэтт выругался.

На пустом листе бумаги, крепко зажатом в пальцах Стефана, стали появляться черные, состоящие из длинных линий-штрихов буквы, словно их прямо на глазах у Бонни вырезали невидимым ножом. Она читала, и ее сердце наполнялось ужасом.

Подписи не было, но в самом низу листа появились слова:

— Какая девушка? — спросил Мэтт, глядя то на Бонни, то на Мередит, словно не видя, что они стоят здесь. — Какая девушка?

Изящные пальцы Мередит стремительно разорвали пакет и извлекли наружу его содержимое. Это был светло-зеленый шарф с листочками и виноградными лозами. Бонни ясно вспомнила его, и перед ее мысленным взором промелькнули картинки. Конфетти и подарки, орхидеи и шоколад.

— Кэролайн, — прошептала она и закрыла глаза.

Последние две недели были такими странными, такими непохожими на обычную школьную жизнь, что они почти забыли о факте существования Кэролайн. Она переехала в соседний городок, чтобы спрятаться, чтобы ее никто не нашел, но Мередит предупредила ее с самого начала.

— Он опять играл с нами, — пробормотала Бонни. — Не вмешивался, позволил даже съездить к твоему дедушке, Мередит, а потом…

— Он все знал, — согласилась Мередит. — Все это время он знал, что мы ищем его жертву. И вот теперь он шантажирует нас. Разве что… — В ее темных глазах загорелся луч надежды. Как ты думаешь, Бонни, могла Кэролайн просто обронить этот шарфик в ту ночь? А он его подобрал.

— Нет, — предчувствие звенело все громче, и Бонни снова отмахнулась, стараясь отогнать его. Она не хотела знать того, что может сказать ей шестое чувство, но была абсолютно уверена: это не блеф. Кэролайн действительно у него.

— Что мы теперь будем делать? — негромко спросила она.

— Могу сказать, чего мы точно не будем делать. Мы не пойдем у него на поводу, — сказал Мэтт. — «Как подобает джентльменам». Он мразь, а не джентльмен. Это ловушка.

— Разумеется, ловушка, — горячо подхватила Мередит. — Он дождался, пока мы узнаем, как с ним справиться, и теперь хочет разделаться с нами поодиночке. Ничего не выйдет!

Тем временем Бонни с растущим беспокойством наблюдала за Стефаном. Пока Мэтт и Мередит обменивались негодующими репликами, он с безучастным видом складывал листок и засовывал его обратно в конверт. Потом выпрямился и принялся рассматривать конверт, не обращая никакого внимания на происходящее. Выражение его зеленых глаз напугало Бонни.

— Мы можем использовать его план против него самого, — говорил Мэтт. — Правильно, Стефан? Ты-то что думаешь?

— Я думаю, — медленно, тщательно выговаривая каждое слово, сказал Стефан, — что, когда стемнеет, я пойду в лес.

Мэтт кивнул. Как настоящий нападающий футбольной команды, он начал разрабатывать план:

— Тогда так. Ты идешь и отвлекаешь его. А мы втроем…

— А вы втроем, — так же медленно сказал Стефан, глядя на него в упор, — идете домой. В свои постели.

Наступившая пауза показалась Бонни бесконечной. Ее нервы были напряжены до предела. Все остальные молча глядели на Стефана.

Наконец Мередит сказала ровным голосом:

— Видишь ли, в постели будет довольно трудно его поймать. Разве что он окажет нам любезность и сам нас навестит.

Ее слова разрядили напряжение, и Мэтт, с облегчением переведя дыхание, сказал:

— Все в порядке, Стефан. Я понимаю, что ты чувствуешь…

Но Стефан оборвал его:

— Я говорю совершенно серьезно, Мэтт. Клаус прав, это дело касается только нас двоих. Он хочет, чтобы я пришел один, а иначе он что-нибудь сделает с Кэролайн. Значит, я пойду один. Это мое решение.

— Ты пойдешь на свои похороны, — выпалила Бонни почти в истерике. — Стефан, ты спятил. Ты никуда не пойдешь.

— Ты ошибаешься.

— Мы тебя не пустим…

— Что-что? — спросил Стефан, глядя на нее в упор. — Ты думаешь, что сможешь меня остановить?

Повисла очень неуютная пауза. Бонни смотрела на Стефана и видела, что он меняется прямо у нее на глазах. Лицо как будто заострилось. Поза, в которой он стоял, словно специально предназначалась для того, чтобы напомнить об упругих литых мышцах, скрытых под его одеждой. Мышцах хищника. Он сразу стал каким-то далеким, чужим. Страшным.

Бонни отвернулась.

— Давайте рассуждать здраво, — сменил тактику Мэтт. — Не будем решать сгоряча и спокойно все обсудим…

— Здесь нет предмета для обсуждения. Я пойду. Вы не пойдете.

— Ты не имеешь права, Стефан, — сказала Мередит, и Бонни поблагодарила ее про себя за спокойствие в голосе. — Ты сказал, что сможешь порвать нас на мелкие куски. Никаких возражений. Мы уловили твою мысль. Но после всего, что мы вместе пережили, у нас есть право хотя бы услышать внятные объяснения перед тем, как ты туда помчишься.

— Ты же сам говорил, что эта война напрямую касается и девушек, — добавил Мэтт. — Когда ты успел передумать?

— Когда узнал, кто убийца, — сказал Стефан. — Клаус появился здесь из-за меня.

— Ну что за бред! — воскликнула Бонни. — Хочешь сказать, что это ты заставил Елену убить Катрину?

— Я заставил Катрину вернуться к Клаусу! С этого все началось. И Кэролайн впутал в эту историю тоже я. Если бы не я, она никогда не возненавидела бы Елену и не стала бы крутить с Тайлером. Так что у меня есть долг и перед ней.

— Тебе просто очень хочется в это верить, — почти закричала Бонни. — Клаус ненавидит нас всех! Неужели ты думаешь, что он тебя отпустит? Неужели ты думаешь, что он оставит в покое нас?

— Нет, — сказал Стефан и ножом Мэтта принялся остругивать стоящую возле стены ветку ясеня, превращая ее в прямое белое копье.

— Молодец. Хочешь схватиться с ним один на один? — яростно сказал Мэтт. — Разве ты не понимаешь, что это идиотизм? Ты прямиком угодишь в ловушку, которую он подстроил! — Он сделал шаг к Стефану. — Если ты думаешь, что мы втроем не сумеем тебя остановить…

— Не надо, Мэтт, — низкий ровный голос Мередит прорезал комнату. — Ничего хорошего из этого не выйдет. — Стефан посмотрел на нее и прищурился, но она встретила его взгляд спокойно и уверенно. — Ты решил встретиться с Клаусом лицом к лицу, Стефан. Хорошо. Но, перед тем как ты уйдешь, давай позаботимся о том, чтобы у тебя были хоть какие-то шансы. — Она стала с невозмутимым видом расстегивать пуговицы своей строгой блузки.

Бонни стало не по себе, хотя всего неделю назад она предлагала Стефану то же самое. «Боже мой, тогда, по крайней мере, мы были наедине», — подумала она. Но потом пожала плечами. Наедине, на людях — какая, в сущности, разница?

Она посмотрела на Мэтта, который тоже явно был ошарашен. Но потом его брови нахмурились, и на лице появилось то упрямое, непрошибаемое выражение, которое приводило в бессильную ярость тренеров команд-противников. Голубые глаза встретились с ее глазами, и она кивнула, выпятив подбородок. Не говоря ни слова, она расстегнула свою легкую ветровку, а он стянул с себя футболку.

Угрюмый взгляд Стефана, пытавшегося скрыть потрясение, бегал по троим людям, которые раздевались прямо у него в комнате. Потом он помотал головой. Белая ветка стояла перед ним, как копье.

— Нет.

— Не будь идиотом, Стефан, — огрызнулся Мэтт. Несмотря на царившую сумятицу, Бонни не могла не залюбоваться его обнаженным торсом. — Нас трое. Ты можешь взять много, не причинив вреда никому из нас.

— А я говорю: нет! Ради мести, ради того, чтобы бороться злом против зла, ради чего угодно — нет! Я надеялся, что хоть ты меня понимаешь, — Стефан посмотрел на Мэтта с горьким упреком.

— Я понимаю, что ты идешь на верную смерть! — крикнул Мэтт.

— Он прав! — Бонни прижала костяшки пальцев к губам. Предчувствие пробивалось через защиту, которую она выстроила. Бонни очень не хотела впускать его в себя, но ее силы наконец истощились. Она задрожала, когда, проникнув в ее сознание, в голове зазвучали слова.

— «Никто не может встать у него на пути и быть живым», — с мукой в голосе произнесла она. — Так сказала Викки, и она была права. Я чувствую это, Стефан. Никто не может встать у него на пути и быть живым!

Всего одну секунду ей казалось, что Стефан ее услышал. Но потом его лицо снова стало чужим, и он холодно сказал:

— Это не ваша забота. Предоставьте решать мне.

— Но если нет никаких шансов… — начал Мэтт.

— Бонни сказала не это! — отрезал Стефан.

— Именно это! Что ты такое несешь? — заорал Мэтт. Мэтта трудно было вывести из себя, но если уж он зверел, то зверел всерьез. — Стефан, мне надоело…

— И мне надоело! — прорычал в ответ Стефан. Бонни никогда не слышала, чтобы он говорил в таком тоне. — Меня тошнит от вас всех, тошнит от вашего нытья, тошнит от вашей бесхребетности. И от ваших идиотских пророчеств тоже! Это моя проблема.

— Я думал, что мы команда… — крикнул Мэтт.

— Нет. Мы не команда. Вы — кучка жалких человеческих существ. Что бы с вами ни происходило, в глубине души вы все равно хотите одного — попрятаться по своим уютным домикам, а потом переселиться в свои уютные могилки. У меня с вами нет ничего общего, и я этому рад. Я терпел вас при себе так долго, потому что у меня не было выбора, но теперь, слава богу, это закончилось. — Он обвел взглядом каждого из них и произнес медленно, подчеркивая каждое слово: — Никто из вас мне не нужен. Я не желаю, чтобы вы были рядом со мной, и не желаю, чтобы вы шли за мной. Вы только испортите мой план. Если кто-нибудь из вас пойдет за мной, я его убью.

Бросив на них последний испепеляющий взгляд, он развернулся и вышел.