Темный мастер

Глава третья, где старый мастер сетует на судьбу, а Реми встречает опасного молодого человека

«Королевский заезд» в Краме считался гостиницей самой роскошной, хотя по столичным меркам местечко это было довольно убогое: непривлекательное каменное здание с красной черепичной крышей и крохотными окошками, кичливо выставившее напоказ огромную безвкусную вывеску. Его небольшие, заставленные мебелью комнаты на двух этажах и мансарде представляли собой весьма своеобразное понимание уюта по отнюдь не умеренным ценам. Однако, несмотря на множество неудобств, откровенно плохую кухню и весьма невежливую прислугу, слава о гостинице летела по всей Империи, ибо предприимчивые ее хозяева, вовсю используя скверную репутацию Крама, умело завлекали сюда богатых разгильдяев, оболтусов и просто охотников до развлечений, превратив свое скромное заведение в место постоянных и далеко не всегда праведных увеселений.

Распорядок дня в «Королевском заезде» был таков: в шесть утра падающая с ног от усталости прислуга разводила по номерам уснувших – кто на столе, а кто и под столом – постояльцев. Ровно в семь просыпались три горничные и кухарка – первые принимались за уборку, вторая отправлялась на кухню растапливать огромную печь и стряпать завтрак для ранних гостей. В восемь, когда большой зал был приведен наконец в порядок, спускалась из своих покоев в мансарде хозяйка. Она бесцеремонно обходила номера, выясняя, все ли постояльцы добрались туда, куда надо, и нет ли среди них какой пропажи; затем осматривала кухню, распекая кухарку, и большой зал, ругая горничных. После этого непременного ритуала почтенная дама начинала подсчет вчерашних убытков. Сюда входили: разбитая посуда, разломанные столы, скамьи и стулья, побитые оконные стекла, а также счета лекаря, осматривавшего пострадавших в потасовке слуг, и небольшая мзда местному блюстителю порядка. Когда час спустя подсчеты, сопровождаемые горестными вздохами, заканчивались и хозяйка в компании слуги отправлялась на рынок, спускался наконец хозяин, важно становился за конторку, открывал большую книгу записей и начинал подсчитывать вчерашнюю прибыль. К этому времени просыпались первые постояльцы, выходили из номеров заспанные гостиничные девочки, приходил главный повар. В десять утра в большом зале подавался первый завтрак.

К полудню жизнь в «Королевском заезде» уже кипела вовсю. Суетились разносчики и горничные, подъезжали и отъезжали экипажи, здоровались, вымученно улыбаясь друг другу, проснувшиеся гости, настраивали инструменты местные музыканты, а из кухни постепенно распространялись сомнительные запахи. Пик всей этой суматохи приходился на время обеда, когда в большом зале собирались не только окончательно пришедшие в себя постояльцы, но и богатые горожане, в том числе и дамы, питающие надежду соблазнить какого-нибудь проезжего лорда. Но если обед проходил в атмосфере веселья еще довольно чинного, то уж потом начинался настоящий разгул, и к полуночи большой зал гостиницы мало чем отличался от припортового кабака, где благородные господа запросто могли сойти за подгулявших матросов, а дамы, не успевшие улизнуть вовремя, – за гостиничных шлюх, в обнимку с коими они распевали весьма неприличные куплеты.

Это время более всего не любил мастер Ночебор – глава местного отделения Гильдии. Очень уж хлопотно было в подобном беспорядке уследить за всем, что происходит! Недаром именно в такой час увела воровка Малую Книгу прямо из этой самой комнаты, которую, получив известие о приезде столичного высокого мастера, охранял ныне Ночебор сам лично и при полном параде – в форме со знаками Гильдии, в маске и при оружии. Воровство это больно ударило как по его немногочисленной провинциальной Гильдии (четверо из семерых погибших были его людьми), так и по личной репутации самого мастера Ночебора. Потому-то и не сулила ничего хорошего весть о прибытии человека из столицы. И тем более обеспокоился старый мастер, когда посланный к воротам в условленное время ученик вернулся один, без высокого гостя. Нет, обвинений в причастности к пропаже Ночебор не боялся – ни он, ни его люди к истории с книгой отношения не имели и обязанности свои исполняли добросовестно. Но дополнительное расследование было чревато кучей других неприятностей, ибо, в маске или без нее, Ночебора в Краме, без преувеличения, знала каждая собака.

Оно и неудивительно – городок небольшой, а мастер жил здесь уже более пятидесяти лет. Конечно, лет сорок назад он пришел в неописуемый ужас, когда обнаружил вдруг, что личность его не является секретом ни для кого в городе. Но постепенно свыкся с этой мыслью и вскоре оставил маску лишь для официальных приемов в Гильдии и для всяческих проверок, только во время которых население Крама неожиданно переставало его узнавать, впрочем хитро ему подмигивая за спиной у проверяющих.

Более того, среди местных жителей Ночебор явно пользовался заметным влиянием. На всех городских торжествах вместе с градоначальником да прочими высокими чинами обязательно и темный мастер присутствовал, еще и с супругой (не то чтобы они венчались – такому, как он, даже входить в храм заказано! – но иначе как мужем и женой никто в городе их назвать бы не осмелился). Ночебор к тому же нередко привлекался к решению различных городских проблем и даже был избран мировым судьей, что, конечно, совсем уж ни в какие ворота не лезло. Но такая жизнь ему, чего уж скрывать, нравилась, и вот теперь ей должен был прийти конец. Оттого и тосковал старый мастер, стоя на своем ночном посту у пустой опечатанной комнаты в «Королевском заезде».

– Что-то совсем ты загрустил, дружище! – вывел Ночебора из задумчивости голос толстяка Шоффа, хозяина гостиницы и, кстати сказать, родного брата его дорогой супруги. – Вот, мастер Ночебор, принес тебе стаканчик для поднятия настроения и укрепления сил.

– Спасибо за заботу, – благодарно улыбнулся мастер. – Мне, похоже, здесь всю ночь торчать. А может, и не одну.

– Что, начальство прибывает? – сочувственно покачал головой Шофф, рассматривая официальное убранство Ночебора.

Тот ничего не ответил, лишь вздохнул тяжело и устало присел на скамью в нише у двери. Старые ноги ныли немилосердно, да и сон одолевал – не то что в молодости. Толстяк-хозяин уселся рядом.

– Эх, господин Шофф, плохи мои дела. Это ведь не то что чины из ратуши: если проворуется кто или там начальству не угодит – так уволят, и дело с концом. От нас же так просто не уходят. Одна дорога – на тот свет… Если сразу не отправят, так сгноят где-то в болотах. – Ночебор даже всхлипнул горестно, так ему себя жалко стало. И подумал тут же, что не тот уж он совсем, расслабила спокойная жизнь, размягчила. – Я-то что, – как бы устыдясь своей слабости, продолжил он. – Вот Крустина моя как же и доченька наша Марита. Не пожалеют же…

– Ты это брось, не надо! – быстро заговорил Шофф. – Еще ничего не стряслось, а там, глядишь, и обойдется. А о дочке ты правильно подумал: я тебе как раз сказать хотел, что здесь твоя красавица, совсем стыд потеряла!

– Здесь?! Вот негодница! Никакого сладу с ней не стало! – за праведным отцовским гневом тут же позабыл все свои терзания Ночебор. Мысль о том, что единственная его дочурка – милый ребенок, кровиночка, мерзавка негодная, розга по ней плачет! – пока он здесь комнату пустую неизвестно от кого стережет, там с приезжими хлыщами выплясывает (если не что похуже!), стала для него последней каплей.

Мастер беспокойно поерзал на скамье, затем встал, гневно засопев, окинул взглядом совершенно пустой коридор и решительно ухватил Шоффа под локоть:

– Ох и получит она у меня! Пошли!

Хозяин только одобрительно поддакивал, ведя Ночебора к боковой дверце, выходящей в скрытый за спинами музыкантов закоулок большого зала. Где, к слову сказать, сегодня царило особо рьяное и шумное веселье!

Уже откупорены и выпиты были два лучших бочонка хозяйского вина, причем пьяны были все – от гостей до путающихся в ногах разносчиков и весело отплясывающих в обнимку с разодетыми кавалерами горничных. Музыканты явно не попадали не то что в ноты, но даже по струнам, а обычно такой строгий и солидный гостиничный повар заплетающимся языком пытался что-то спеть, но ему никак не удавалось первое слово.

– Да что же здесь творится, господин Шофф? – в изумлении выпучил глаза Ночебор.

Хозяин и сам открыл рот от удивления.

– Такое, мастер, и правда не часто увидишь! – выдохнул он, но быстро, как и полагается бывалому трактирщику, пришел в себя, в уме уже подсчитывая прибыль. – Подожди-ка здесь!

Шофф углубился в толпу гуляк и через минуту выбрался оттуда, волоча за собой отчаянно упирающуюся, ругающуюся девицу. Увидев Ночебора, девица тут же умолкла и сникла.

– Ну, Марита, объясни-ка нам, как ты здесь оказалась и что вообще тут творится? – грозно призвал ее к ответу мастер.

– Ничего такого не творится, папочка, – подавленно залепетала изрядно струхнувшая девица, впрочем ловко пропуская первую часть отцовского вопроса мимо ушей. – Это новый постоялец дяди Шоффа развлекается! Такой кра-асивый! А-ах! А денег сколько! И по всему видать – настоящий лорд, а не какой-то там из торговых! Вон, вон, смотри, за большим столом у окна!

Ночебор вытянул шею, чтобы взглянуть на подстрекателя такого необузданного разгула – и увидел молодого человека, и впрямь весьма привлекательного, да к тому же одетого с завидной роскошью. Местные дамы кружились над ним, как мухи над блюдцем с медом – так и жужжа вокруг от предвкушения, так и стараясь подлететь поближе. Но усилия их, отметил мастер с явным злорадством, вряд ли могли принести хоть какой-то результат, ибо юноша уже был настолько пьян, что с трудом отличал одну «любительницу сладкого» от другой…

И тут, словно почуяв Ночеборов к себе интерес, молодой человек чуть заметно повел головой в их сторону, скользнул синими глазами по лицу мастера, будто ненароком, но подозрительно цепко и холодно, заставив старика вздрогнуть – и сразу же обругать себя за разыгравшееся воображение. Ибо загадочный взгляд незнакомца исчез, словно его и не было, а лицо расплылось вдруг в совершенно бессмысленной, хоть и потрясающе очаровательной, улыбке, от которой глупая Марита так и затряслась, изо всех сил пытаясь вырваться из отцовской хватки.

– Очередной благородный сыночек? – зло вопросил Ночебор у господина Шоффа, еще крепче сжимая локоть дочери.

– А кто его знает! – пожал плечами тот. – Явился на рассвете, без свиты, правда. Хозяйке моей даже не представился: сказал только, что приехал инкогнито по личным делам да спросил, не оставлял ли кто у нас весточку на тайное слово, до востребования… Ну, зашифрованное письмецо мы ему, как водится, передали – обычное дело. А он тут же, словно на радостях, давай кошельком трясти – и номер ему лучший подавай, и вина, и музыкантов… Тьфу!

– В войско бы всех их, гаденышей! – не удержался старый мастер. – Только и знают, что под юбки заглядывать да батюшкины деньги просаживать!

– И не говори! – довольно согласился Шофф. – Смотри: лучшим моим вином лакеев поит, мерзавец! Последний раз я такое видел, когда сынок бывшего первого министра к нам заезжал… Но этот, пожалуй, не хуже будет: еще и суток нет, как он в городе, а уж вся здешняя публика о нем только и судачит. Таких сказок насочиняли, что теперь и сам Первый Бог не поймет, с кем мы дело имеем!

Богатый гость в их сторону больше не смотрел – кому-то из незадачливых менестрелей как раз удалось извлечь из стонущего своего инструмента пьяное подобие музыки, и теперь юноша выплясывал с двумя гостиничными дамами, угрожающе пошатываясь и время от времени повисая на своих хихикающих партнершах.