Теневая лампа. Книга четвертая

ГЛАВА 15, в которой случается наводнение

— Опять тебе говорю, Джайлз, я не украла дневник, — настаивала леди Фейт. — Он мой. Он принадлежал дяде Генри, и поэтому после его смерти по праву должен был перейти ко мне. А ты все сомневаешься! — Она строго посмотрела на него. — В любом случае, мы вернемся в Прагу до того, как люди заметят наше отсутствие вообще.

Джайлз, все еще хмурясь, недоверчиво окинул взглядом пейзаж: пустынную равнину с невысокими холмами — такой вид простирался во все стороны, насколько хватало глаз. Порывистый северный ветерок гонял волны травы над этой прерией.

— Миледи, вы уверены, что наше передвижение можно так точно рассчитать?

— Конечно, Джайлз. Я же делала это раньше. — Она решительно двинулась в сторону тускло-белого солнца, тепло которого едва ощущалось сквозь тяжелые серые облака.

— И где мы сейчас?

— Ты имеешь в виду, что это за место? Почем мне знать? Это всего лишь промежуточный пункт, такая пересадка. — Она оглянулась через плечо с легким раздражением. — У тебя есть еще вопросы?

Джайлз знал, что лучше не перечить вздорной племяннице хозяина.

— Нет, миледи.

— Вот и хорошо. — Леди Фейт ускорила шаги. — Идем. Тут недалеко следующая лей-линия, но надо поспеть к ней до захода солнца. Я совсем не хочу ночевать здесь, в этой, — она обвела рукой безлесную холмистую местность, — в этой богом забытой пустыне.

Некоторое время они шли молча, прислушиваясь к посвистыванию ветра над холмами и шороху травы под ногами; изредка с неба доносился крик высоко парящего ястреба. Утро прошло, но день ничем не отличался от него — все та же череда невысоких холмов, похожих друг на друга. На вершине каждого холма они останавливались, чтобы окинуть взглядом ландшафт, в надежде заметить торчащие камни, отмечающие лей-линию, нужную Хейвен. Однако видели лишь все ту же бесконечную безлесную степь, да зеленую океанскую зыбь безбрежного моря травы.

— Миледи, — сказал Джайлз после одной такой паузы, — мне пришло в голову, что мы…

— Стой! Слышишь? — Хейвен склонила голову набок.

— Ничего не слышу…

Она снова шикнула на него. Теперь к легкому посвисту ветра действительно примешивался какой-то посторонний звук.

— Что это такое?

— Гром?

Странный звук стал громче. Оба инстинктивно посмотрели в небо и увидели небольшой темный объект, проносившийся сквозь низкую облачность, оставляя за собой серый дымный след. Объект падал, причем с ошеломляющей скоростью, и в конце концов врезался в склон холма перед ними. Только что степь лежала в покое, и вот уже — взрыв, в небо взметнулся огонь, комья земли и горящие обломки.

Джайлз и Хейвен невольно переглянулись. Затем Джайлз повернулся и побежал к вершине холма.

— Скорее! — крикнул он.

— Джайлз, нет!

Но кучер был уже далеко. Хейвен пришлось последовать за ним. К тому времени, как она достигла вершины того самого холма, где упало с неба нечто, Джайлз стоял, низко наклонившись, положив руки на колени, и смотрел вниз, в неглубокую долину внизу со множеством похожих на палатки жилищ, протянувшихся вдоль берега небольшого ручья. Люди и лошади разбегались от кратера, образованного ударом загадочного летающего объекта, взорвавшегося прямо посреди их селения.

— Что, во имя всего…

— Пригнитесь! — прохрипел Джайлз, притягивая Хейвен к земле. — Они вас увидят.

— Кто? — воскликнула она.

В этот момент раскат далекого грома опять сотряс воздух, и с неба упал еще один снаряд. Они успели заметить характерный дымный хвост, когда он пронесся к земле и рванул недалеко от все еще дымящегося кратера, оставленного первым. И снова прошло мгновение, прежде чем те, кто находился ближе всего к взрыву, бросились на землю, а на месте падения взлетел вверх смертоносный фонтан огня, дыма и осколков.

— Что это за небесные молнии? — растерянно спросила Хейвен. — Ты когда-нибудь видел что-нибудь похожее? — Хейвен не отрывала глаз от селения, подвергшегося странной атаке: там кто-то пытался бежать, кто-то скакал на лошади, все кричали и бежали от эпицентра взрыва — большинство пешком, другие на лошадях — все они спасались бегством.

— Нам нельзя оставаться здесь, — Джайлз тревожно посмотрел направо. — Это не наша война. Вы знаете, куда идти?

На лоб Хейвен набежали морщины. Она думала.

— По-моему, нам сюда… Мне так кажется. — Она махнула рукой на северо-восток. — Честно говоря, Джайлз, точно я не могу сказать.

Джайлз огляделся.

— Если мы пойдем по хребту, — сказал он, указывая туда, где склон холма переходил в равнину, — это примерно в том же направлении, в каком мы шли.

Но они даже двинуться не успели, когда новый свистящий звук разорвал воздух и вслед за ним раздался очередной взрыв, разрушивший три жилища и выбросивший вверх кучу обломков. Среди дыма и искр сверху сыпались комья земли. Люди разбегались от взрыва, причитая на бегу.

— Надо идти. — Джайлз уже уходил. — Нельзя медлить!

Они побежали вниз, закрываясь холмом от страшных небесных посланцев. Позади раздались еще два взрыва, один за другим, но они даже не оглянулись. Когда через некоторое время все стихло, Джайлз замедлил шаг, давая им передышку.

— Бедные люди, — задыхаясь, воскликнула Хейвен, прижимая руку к боку. — Это же ужасно! Что это было?

— Не знаю, миледи. Но здесь у них свои проблемы. Нам лучше как можно быстрее добраться до лей-линии и прыгнуть, а то как бы еще чего не случилось.

Хейвен кивнула, и они двинулись дальше более размеренным темпом, стараясь оставлять между собой и местом непонятной трагедии большой холм. Они шли быстро, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться, но больше не слышали ни грома в небе, ни взрывов. Все было тихо — как будто хаос и разрушения, виденные ими в последние минуты, случились на другом краю земли. Джайлз решил подняться на очередную вершину и, низко пригнувшись, внимательно осмотрелся.

Перед ним холм постепенно переходил в долину, превращаясь сначала в два холма поменьше, образуя как бы развилку двух узких долин: одна вела на север, а другая — на юго-восток.

— Если лей-линия там, — Джайлз указал на юго-восток, — то, наверное, она где-нибудь за этим холмом.

Хейвен в это время только подходила к нему и не ответила.

— Вы меня услышали, миледи? Я сказал… — Джайлз взглянул на меловую бледность ее кожи, взял ее за руку и поразился, какой липкой и горячей оказалась ее кожа. — Вам нужно присесть и отдышаться…

В этот момент глаза леди Фейт закатились, она судорожно вздохнула и упала в обморок. Джайлз успел подхватить ее, опустил на землю и сам встал рядом с ней на колени. Он позвал ее:

— Леди Фейт! Очнитесь!

Молодая женщина открыла глаза и увидела склонившегося над ней Джайлза на фоне неба.

— Джайлз Стэндфаст! Что это ты делаешь? — слабым голосом, но требовательно произнесла она. — Помоги мне встать!

Она попыталась подняться сама, но сильное головокружение заставило ее снова опуститься на землю.

— Лежите спокойно, миледи. — Джайлз растирал ей руки.

— Что случилось? — спросила она все еще с закрытыми глазами.

— Обморок, миледи. Вы потеряли сознание. Полежите немного и придите в себя.

— Я вдруг почувствовала слабость… в общем, довольно странное чувство. — Она открыла глаза и слабо улыбнулась. — Ты молодец. Если бы ты меня не подхватил, я бы упала и могла что-нибудь себе повредить.

— Это все, конечно, хорошо, — угрюмо ответил Джайлз, — но, по правде говоря, будь я повнимательнее, мог бы заметить, что вы ничего не ели и не пили за весь день.

Хейвен медленно села, держась за голову.

— Твоя правда. По-моему, я проголодалась.

— Надо найти воду. — Джайлз встал и огляделся вокруг, словно надеясь увидеть поблизости ручеек или озеро. — И пока мы воду не найдем, дальше идти нельзя. А тем более, прыгать.

— Да, наверное, ты прав. — Она протянула руку, и он помог ей подняться на ноги. — Вообще-то, мы давно должны были найти лей-линию… — Она с беспокойством взглянула на солнце, уже опускающееся к горизонту. — Не пойму, где я могла промахнуться. — Она повернулась к нему. — Ох, Джайлз, боюсь, я сбилась с дороги. Моя вина, мне жаль.

— Сначала вода, — он отмахнулся от ее извинений. — А потом будем думать, что дальше делать.

— Ты прав. Делай так, как считаешь нужным.

— Вон там, за ближайшим холмом есть холм повыше. — Он указал на север, где неподалеку за вершинами холмов открывалась широкая равнина. — Может быть, оттуда мы больше увидим.

Он шел впереди, а Хейвен тащилась за ним. Они достигли дна неглубокой долины, но в самом начале подъема Хейвен испустила длинный вздох.

Джайлз развернулся как раз вовремя, чтобы снова поймать ее. На этот раз он не стал опускать ее на землю, а взял на руки и понес на вершину холма, а вот там уже положил на траву.

Здесь она пошевелилась и снова пришла в себя.

— Ох, — вздохнула она. – Это крайне неприятно, и я приношу свои извинения. Весьма благодарна за твою заботу.

— Вам нужна вода, вот и все, миледи. Вы попьете и придете в себя.

— Если бы я могла немного отдохнуть… — Она замолчала, с испугом глядя на Джайлза. Он смотрел на северо-запад. — Что там такое? Ты что-нибудь увидел? — Она приподнялась на локтях. Джайлз смотрел на долину, которую они только что покинули; такого сурового лица леди Фейт у него еще не видела.

Шестеро всадников на лошадях размером чуть больше пони, неслись галопом по долине к ним. Уже можно было услышать глухой стук копыт по мягкой земле, и через пару минут они уже смотрели в глаза шести суровым мужчинам в мохнатых шапках, из-под которых выбивались длинные косы и висячие усы; все были вооружены короткими изогнутыми мечами, копьями, а на груди каждого висел длинный нож в ножнах. Казалось, воины удивились не меньше путешественников.

— Кто это? — прошептала Хейвен. Ее била нервная дрожь.

Джайлз не ответил, но взял Хейвен за руку и потянул ее за собой. Они шли прямо на всадников, остановившихся у подножия холма. Трое из отряда носили за спиной небольшие луки, сделанные из рога, колчаны со стрелами торчали возле седел; на всех были тяжелые кожаные крутки, обшитые железными пластинами. Из-за этого всадники казались затянутыми в рыбью чешую. Темнолицые воины то ли действительно обладали темной кожей, то ли настолько загорели. Из-под шапок настороженно смотрели черные миндалевидные глаза над высокими скулами.

Воины так и сидели на лошадях, глядя на незнакомцев с каким-то настороженным удивлением. Слышался только посвист ветра в траве да тяжелое дыхание лошадей. Напряженное молчание продолжалось до тех пор, пока Джайлз не поднял руку в простом приветственном жесте.

— Мы путешественники, — громко объявил он. — От нас никакого вреда. Давайте разойдемся с миром.

Всадники переглянулись, и один из них — смуглый парень со щитом, перекинутым через плечо, — что-то скомандовал. Один из воинов развернул коня и поскакал обратно по долине. Затем предводитель со щитом опустил пику и упер ее в грудь Джайлза. Голосом, больше похожим на лай, он отдал какую-то команду. А потом махнул пикой. Путешественники не двинулись с места. Тогда воин снова махнул пикой, уже настойчивее. Двое его всадников двинулись и встали по обеим сторонам от Джайлза и Хейвен. Теперь уже не оставалось сомнений: их взяли в плен. Воин-предводитель повернул коня и начал подниматься на холм; всадники с обеих сторон такали пальцами, показывая, что пленники должны следовать за ним.

— Я никуда с ними не пойду, — истерично заявила Хейвен.

Однако Джайлз не обращал на нее внимания.

— Нам нужна вода, — заявил он. Понимая, что воины его не поймут, он все же повторил свое требование. Ближайший всадник толкнул его обратным концом пики и явно приказал шевелиться. Но Джайлз отказался сдвинуться с места. Вместо этого он указал на бурдюк, висевший на седле всадника, и показал, что пьет. — Вода, — повторил он. — Мы хотим пить. Нам надо напиться.

Смуглый понял его жесты; он отцепил бурдюк и передал его Джайлзу.

— Спасибо, — поблагодарил Джайлз и под взглядами всадников сделал из бурдюка три больших глотка.

На лице Хейвен, пожалуй, впервые за долгий срок читалось уважение.

— Простите, миледи, — сказал Джайлз, передавая ей бурдюк. — Я подумал, что лучше сначала попробовать. Вода теплая, но вполне пригодная.

Хейвен больше не слушала. Она схватила бурдюк и начала пить так быстро, что чуть не подавилась. Дальше она пила уже медленнее и закончила тем, что вытерла рот тыльной стороной ладони, а затем провела влажной ладонью по цекам, чтобы остудить горевшее лицо.

— Спасибо, — пробормотала она, сделала еще пару глотков и неохотно вернула бурдюк владельцу. Воин прицепил бурдюк к седлу и повторил команду, однозначно означавшую, что пленникам следует двигаться.

— Это был очень смелый поступок, Джайлз, — шепнула Хейвен, когда отряд двинулся вверх по склону. Она сжала его руку. — Я бы умерла, если бы не твоя смелость.

— По крайней мере, выяснили, что сразу нас убивать не будут, — ответил Джайлз. — Мы напились, а дальше — посмотрим. — Он с сомнением посмотрел на нее. — Вы можете идти?

— А куда деваться? — ответила Хейвен.

Один холм сменял другой, за ним следовал еще один, и так, казалось, без конца. Спускаться по крутым склонам было утомительно, но на то, чтобы карабкаться вверх, сил уходило втрое больше. Хейвен неимоверно устала. Пришло время, когда она больше не могла идти. Тогда один из воинов посадил ее за собой на круп коня. Остальные всадники двинулись вперед, оставив позади двоих охранников. Джайлз с мрачной решимостью шагал рядом с конем, на котором везли его хозяйку. День постепенно растворялся в серебристой дымке, темневшей с приближением сумерек.

На вершине одного из холмов Джайлз придержал Хейвен, чтобы она не упала с лошади, и молвил:

— На это стоит посмотреть.

Хейвен проследила за его взглядом, и у нее перехватило дыхание.

Склон холма открывал вид на огромную неглубокую долину. Внизу текла широкая река; вода издали напоминала ртуть. Леди Фейт по-прежнему хотелось пить, но сейчас ее внимание привлекла не река, а сама долина, заполненная огромной толпой людей и животных: мужчины, женщины, дети, лошади, собаки, какой-то крупный рогатый скот — такое впечатление, что целый народ снялся с места и направляется на запад, вслед за уходящим солнцем.

— Господи! — ахнула Хейвен. — Что это? Кто это? — Она замолчала, не в силах подобрать нужные слова. — Что же нам теперь делать?

Воины, похитившие их, смешались с толпой. Хейвен и Джайлз в сопровождении охранников держались немного в стороне от скопления людей, но не могли не отметить, что все это скопище состоит из представителей одной расы, приземистой, черноволосой, с черными миндалевидными глазами на круглых лицах, плоских, как тарелки. Все они были жилистыми, мускулистыми, и, судя по тому, что различал взгляд под тяжелой войлочной одеждой, не очень-то гибкими, но явно выносливыми. Вместо обуви ноги защищали кожаные ремни, двигались они практически бесшумно. Вообще над огромным потоком людей стояла неестественная тишина: никто не разговаривал, не лаяли собаки, не плакали дети, не ржали лошади — вся эта масса людей и скота текла по земле так же тихо, как река рядом с ними.

Большая часть людей пока не замечала чужаков, но время от времени Джайлз и Хейвен перехватывали любопытные взгляды в основном от тех, кто оказался неподалеку от высоких бледных людей. Их безусловно заметили, но никто не прокомментировал их появление хотя бы словом. Люди шли по равнине, опустив головы и глядя только себе под ноги в полной тишине. И вскоре стало понятно, почему все молчат.

Толпа своим передним краем достигла излучины реки и начала заворачивать. В это время в темнеющем небе вновь послышался ужасающий звук небесной стрелы. Джайлз и Хейвен, как и все вокруг, остановились, подняли глаза к небу и увидели несущийся огненный шар. Он стремительно приближался, и чем ближе он оказывался, тем громче становился свистящий звук. Он пролетел над головами людей и врезался в берег реки. Последовал взрыв. Шквал огня и дыма взметнул вверх тучу осколков и комьев земли.

Еще до взрыва люди бросились врассыпную. Следом за первым прилетели еще два огненных шара, оставляя за собой белый дым и пламя и наполняя воздух злобным воем. На этот раз взрывы прогремели ближе, закричали люди. Судя по всему, раненых было много. Убитые молчали.

Вожак отряда, захватившего Джайлза и Хейвен, опомнился первым. Он выкрикнул несколько команд. Воин, на чьей лошади ехала Хейвен, попросту столкнул ее на руки Джайлзу. Всадники бросили пленников и ускакали вслед за товарищами вверх по склону холма. Любой понял бы, что здесь идет война, и враг в очередной раз нашел скопление людей и ударил.

Адские ракеты продолжали сыпаться с неба. Джайлз схватил Хейвен за руку, бросил на землю и навалился сверху, пытаясь защитить от осколков.

— Я стараюсь защитить вас, — прокричал он.

— Лучше молитесь, чтобы этот ужас прекратился, — отвечала Хейвен, но ее слова заглушил взрыв.

В одно мгновение человеческая река вокруг них превратилась в стремительный поток. Она вот-вот грозила затопить путешественников. Их легко растоптали бы, не оттащи Джайлз леди Фейт подальше от стремнины. Крепко держась за руки, они отдались на волю толпы.

ГЛАВА 16. Язвительность не помогает

— Вы говорите по-английски? — не то спросил, не то попытался убедить сам себя Тони Кларк. Пожилая женщина в дверях иронично посмотрела на него.

— Те из нас, кто рос за стеной, обладают определенной способностью к языкам, — ответила она; ее мягкий шотландский акцент превратился в приятное мурлыканье.

— За какой стеной? — не понял ученый.

— Я имела в виду стену Адриана, дорогой мой, — сказала она. — Ну что, мы и дальше будем обсуждать древнюю историю, или вас интересуют какие-то другие темы?

— Ох, да, извините, я так удивился, что здесь можно хоть с кем-то поговорить на родном языке, что забыл про манеры. Вы не поверите, насколько насыщенный выдался у меня денек!

— Ну что же, это бывает, — признала женщина. — Заходите, пожалуйста, а то на улице без шляпы недолго и солнечный удар получить.

Когда Тони шагнул к двери, женщина вынула из кармана пригоршню монет и отдала юной проводнице Тони, тихо стоявшей все это время рядом.

— Спасибо, Афифа. Вот, возьми, пожалуйста.

Девочка приняла монеты и поблагодарила женщину.

— На сегодня всё, я надеюсь. А теперь бегите домой. Завтра увидимся.

Дети бросились прочь, и женщина поулыбалась им вслед.

— Мы привлекаем их для наблюдения за путешественниками, — объяснила она Тони. — Так вы идете?

— Да, спасибо. — Тони вошел в скромный книжный магазин со стеллажами вдоль трех стен. Из мебели присутствовали несколько мягких кресел, небольшой круглый латунный столик и лампа для чтения. — Мне неловко вас беспокоить…

— Какое может быть беспокойство? Я для того здесь и сижу.

Тони не обратил внимания на лукавый блеск в глазах старушки, потому что споткнулся как раз в это время.

— Не обращайте на меня внимания, дорогой, — беспечно ответила старая женщина. — У меня так мало развлечений. Вас привела сюда наша маленькая комиссия по встрече. Добро пожаловать в Общество Зететик. Я миссис Пилстик. Не хотите чашечку чая?

— Рад познакомиться, — ответил Тони, протягивая руку. — Я Тони… Тони Кларк.

— О, вот как! — миссис Пилстик пристально всмотрелась в него. — Неужто и вправду Кларк? Выглядите намного моложе, чем я представляла. Впрочем, в наши дни все выглядят моложе… — Она улыбнулась, но глаза за очками оставались серьезными. — Я думаю, вы зашли насчет Кассандры.

— Да! — Он с удивлением воззрился на нее. — Откуда вы знаете? — Прежде чем она успела ответить, он спросил: — С ней все в порядке?

— На какой вопрос отвечать сначала? — Миссис Пилстик рассмеялась. — Ваша девочка — просто воплощение идеального здоровья, во всяком случае, была такой, когда я видела ее в последний раз. Я знаю, кто вы, потому что Кассандра предупредила, что вы будете ее искать. Мы ожидали, что сможем увидеть вас в ближайшее время. Она пребывала в хорошем настроении и в прекрасной форме — вообще очень милая женщина.

— Слава Богу! — Он вздохнул и почувствовал, как бремя беспокойства наконец оставляет его. В теле поселилась неведомая доселе легкость, и он даже покачнулся слегка.

— О, Боже! — воскликнула миссис Пилстик. — Вам бы лучше присесть. — Она подвела его к одному из удобных кресел. — Посидите, а я сейчас чай принесу. — Тони с удовольствием сел, а женщина вышла со словами: — Это быстро. Соскучиться не успеете.

— Спасибо, я… — начал говорить Кларк, но в комнате уже никого не было. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, расслабляясь. Любимая дочь жива и здорова. Все остальное — пустяки. Он услышал, как на кухне зазвенело стекла и донеслось тихое мелодичное жужжание.

Он все еще сидел с закрытыми глазами, когда вернулась миссис Пилстик с подносом с заварочным чайником, стаканами и тарелкой местной выпечки.

— Вот и я, — объявила она, ставя поднос на маленький медный столик. В стаканах, как заметил Тони, лежали свежие зеленые листья. Хозяйка залила их горячим черным чаем. — У нас здесь привыкли подавать чай с мятой, — сказала она ему. — Думаю, вы не против. Если нужен сахар, то вот.

— Значит, Касси нашла вас? О, мятный чай с печеньем! Ее вы тоже угощали?

— Печенье с кунжутом и фисташками — очень вкусно, попробуйте. — Она помешала листья в стакане и протянула гостю. — Да, мы с Кассандрой выпили по стаканчику чая в тот первый день, когда она зашла. Для нас это что-то вроде ритуала.

— Она здесь жила?

— Нет, она жила в монастыре неподалеку. Ей так удобнее было.

— То есть ее сейчас здесь нет?

— Сейчас нет. — Миссис Пилстик положила сахар в чай и с благосклонным интересом посмотрела на гостя. — Я бы сказала, что она выполняет миссию для общества.

— Я не понимаю. Почему она ушла? Где она?

— Вы ведь не путешественник, мистер Кларк? — Она внимательно следила за выражением лица Тони. — Нет, вижу, что нет — по крайней мере, не были путешественником до сегодняшнего дня. Не так ли? — Тони не знал, что сказать. — В таком случае, пейте чай. Отдохните.

— Сожалею, но так не пойдет. — Тони отодвинул свой стакан. — Да, вы правы, я путешествовал — Бог знает как — через разные измерения, или миры, или что-то еще, чтобы найти дочь. Мне нужны ответы.

— Да ответим мы на ваши вопросы, не беспокойтесь.

— Мы?

— Мой коллега, господин Ханно, возглавляет общество. Я уверена, он будет рад встретиться с вами и сможет вам все объяснить. Сейчас у него дела, но он скоро вернется. А пока, почему бы вам просто не расслабиться и не выпить чая?

Старая женщина улыбалась, но Тони ощущал под благодушным видом холодную сталь. Он взял стакан, подул на горячий напиток и отпил глоток, выиграв немного времени, чтобы перевести дух и восстановить самообладание.

— О’кей, — согласился он уже более спокойным тоном, — может быть, вы хотя бы расскажете мне об этом господине Ханно, кто бы он ни был.

— Брендан Ханно — избранный глава Общества Зететик и его операционный директор.

— Он здесь живет?

— В Дамаске? Да. Но не в этом доме.

— Вы назвали его операционным директором. И что же это за операции?

— У общества много дел… — Седовласая старушка с железной волей хитро улыбнулась. — Я не могу говорить об этих делах прямо сейчас. Возможно, когда…

— Да, да, знаю, — сказал Тони. — Вот приедет Брендан и все расскажет.

— Именно так, дорогой мой. — Она приподняла чайник. — Еще чая?

— Да, пожалуйста. — Он протянул свой стакан. — Тогда не могли бы вы рассказать мне о вашем обществе? Это можно, надеюсь?

— Не стоит язвить, мистер Кларк, — упрекнула хозяйка. — Я действую исключительно в интересах наших членов. В конце концов, пока у меня нет подтверждения, что вы и в самом деле отец Кассандры. Вы ведь можете быть кем угодно. Например, вы можете преследовать Кассандру? Или еще что-нибудь в этом роде. Почем мне знать! Нам тут не хватает только охотника за головами, бродящего между мирами.

Тони пришла в голову мысль, что женщина не говорит прямо, стараясь защитить его дочь.

— Да, вы правы, конечно. Приношу свои извинения. Простите меня за то, что я… э-э… сорвался

Г-жа Пилстик кивнула и далее, в течение нескольких минут знакомила гостя с обширной коллекцией ближневосточной литературы, объяснила происхождение названия общества и немного его истории.

— Вы же, наверное, знаете, что «зететик» означает «искатель»?

Тони Кларк вежливо слушал, давно заметив, что миссис Пилстик просто тянет время.

— Интересно, — кивнул он. — Так вы говорите, что Касс присоединилась к вашему обществу?

— В последнее время у нас наблюдается некоторый прирост членов, — сказала г-жа Пилстик. Послышался звук открываемого замка. Она взглянула на дверь и сказала: — Если не ошибаюсь, пришел Брендан.

В комнату вошел высокий худощавый мужчина в кремовом льняном костюме и широкополой шляпе. Он остановился на пороге, быстро обвел глазами невеликое общество за столом, и подошел.

— Вы, должно быть, Энтони Кларк, — сказал он, протягивая руку. — Я Брендан Ханно.

— Рад познакомиться, — сказал Тони, пожимая руку операционному директору. — Откуда вы меня знаете? Мы встречались?

— Я видел на улице маленькую Афифу и ее братца. Она сказала, что кто-то пришел, и я подумал, что это можете быть вы. — Он жестом предложил Тони вернуться в кресло. — Но если у меня и было какое-то сомнение, то ваше сходство с дочерью его развеяло. Так что узнать вас было легко.

— В самом деле? А вот миссис Пилстик не очень во мне уверена.

Очки в стальной оправе сверкнули.

— Пожалуй, не стоит начинать все сначала…

— Да, я не сдержанный. Знаю. Прошу извинить.

— Да вы садитесь. Хотите еще чаю? — Брендан обменялся взглядами с миссис Пилстик, но Тони не понял, что они хотели друг другу сказать. — Я понимаю, вам сегодня досталось. Может, хотите чего-нибудь покрепче? У нас найдется неплохой односолодовый виски. И давайте выйдем на воздух. У нас в саду довольно уютно.

— Ну что же, вы тут побеседуйте, — сказала миссис Пилстик, — а я позабочусь об ужине. Только предупреждаю, Брендан, у мистера Кларка миллион вопросов, и он хочет задать их все сразу.

— А кто-то еще упрекал меня в язвительности, — с улыбкой произнес Тони.

Брендан не обратил внимания на намеки. Он указал на дверь напротив, и пригласил:

— Уверяю, нам есть о чем поговорить. Идемте в сад.

— Прежде всего, о моей дочери, — решительно сказал Тони, идя за высоким мужчиной. Его провели по короткому коридору, и они вышли в просторный сад с пальмами в горшках и фонтаном.

— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — сказал Брендан и отошел к бару.

Стол, окруженный плетеными креслами, стоял в тени большого зонта. Вдоль одной стены сада тянулась клумба с рядами канн персикового цвета, другую стену заплели виноградные лозы, затеняя половину мощеного дворика. Тони здесь сразу понравилось. Он заглянул в фонтан и обнаружил, что поверхность воды покрыта лепестками желтых роз; от воды шел тонкий аромат.

— Я уже здесь! — объявил Брендан, появившись с подносом. Тони последовал за ним к столу. — Скоро мы приведем ваш мир в порядок.

Брендан взял хрустальный графин и налил в два маленьких хрустальных стакана бледно-янтарную жидкость, разбавив несколькими каплями воды.

— Попробуйте, — предложил он, протягивая стакан гостю. — Slainte!

{Slainte — «здоровье» как на ирландском, так и на шотландском гэльском языках. Слово обычно используют в качестве тоста в Ирландии, Шотландии и на острове Мэн. Аналог русского «Будьте здоровы!»}

— Ваше здоровье! — ответил Тони. Оба сделали по глотку мягкого огня, и Тони ощутил легкий привкус дыма.

— Я весьма рад, что вы до нас добрались, — сказал Брендан, усаживаясь в кресло. — Очень точно выбрали время. У вас талант.

Тони пока не понимал, о каком таланте речь, ведь еще утром он понятия не имел, где будет через пару часов, и будет ли где-нибудь вообще. Что касается Пятницы, оставалось только догадываться, что с ним случилось. Но тут уж от Тони мало что зависело, так что можно просто посмотреть, как будет развиваться беседа

— Да, да, я тоже рад, — ответил он, потягивая виски. — Теперь о моей дочери…

— Кассандра — очень яркая искра, — сказал Брендан. — Когда мы виделись с ней в последний раз — думаю, дней семь назад — она была в добром здравии и приподнятом настроении, и ей не терпелось приступить к поискам. Она переживала, что не может связаться с вами и сообщить, что она в безопасности и весьма довольна, но теперь, когда вы здесь, я надеюсь, вы не сомневаетесь в ее благополучии.

— Не хочу показаться язвительным, как сказала миссис Пилстик, а если вдруг покажусь, спишем это на родительское беспокойство и усталость, вызванную э-э… некоторой дезориентацией и сменой научной парадигмы. Но как я могу быть уверен, что вы не спрятали Касс где-нибудь на чердаке или в подвале?

Брендан улыбнулся.

— Каков отец, такова и дочь. Вы оба скроены из одной и той же скептической ткани. — Он покачал головой, будто удивляясь этому. — Заверяю вас, что Кассандра не заперта ни на чердаке, ни в подвале, ни в темнице. Поставьте себя на наше место. Если бы мы питали злые намерения в отношении вашей дочери, не проще ли было притвориться, что мы не знаем о ее существовании? «Извините, приятель, никогда о таком не слышали», и вам пришлось бы двигаться дальше, причем совершенно неизвестно, куда. Да мы бы вообще не стали приводить вас сюда.

— Приводить? Сюда? Так это ваша работа с детьми, раздающими приглашения?

— Мы не особо хотим светиться, когда возможно.

Тони подумал. Эти люди могли быть сумасшедшими самого высокого уровня, тем не менее, он чувствовал, что склонен скорее доверять Брендану. Да и в любом случае его протест ничем не поможет. Но он решил не выходить из роли.

— Я все же хотел бы знать…

— Конечно. И со временем вы получите доказательства, поверьте мне. Но прямо сейчас я прошу вас просто принять мои уверения в том, что мы заботимся только об интересах всех членов нашего Общества.

— Да, миссис Пилстик говорила нечто подобное. Должен ли я понимать, что моя дочь стала членом Зететического общества — искателем, так сказать?

— Несомненно. Кассандра вошла в состав Общества, и я надеюсь, со временем станет очень заметным его членом. Мы многого ожидаем от нее.

— Опять загадки! — Тони с досадой поморщился. — О чем вы говорите?

— Да все, как обычно, — весело ответил Брендан. — Сокровища ищем.

— Но больше вы сказать не можете, поскольку я не являюсь членом вашего Общества, — заключил Тони.

— Очень верно сказано.

— Хорошо. Вернемся к этому позже. — Тони сделал еще глоток прекрасного виски и проследил, как жидкое золото скользнуло по пищеводу. — Вы сказали, что хотели поговорить со мной — и я так понимаю, речь шла не о Касси, но о чем тогда? — Он выжидающе поднял бровь и сделал еще глоток. — Кстати, виски превосходен.

— Сорокадвухлетний Спейсайд

{В регионе Спейсайд работает несколько винокурен. Виски Спейсайда отличает солодовый характер с цветочными, фруктовыми и пряными нотами в аромате.}

ГЛАВА 17. Последняя дань

Бенедикт понимал, что возвращение в Египет далось его матери тяжелее, чем она старалась показать. Путешествие и впрямь было утомительным — она не совершала лей-прыжков уже много лет, а переход через портал из Черной Хмари был не простым, — но эмоциональное состояние важнее. Возвращение туда, где все пропитано дурными ассоциациями и, в то же время, неразрывно связанно с судьбой семьи, стало бы испытанием и для более закаленной души; оно, несомненно, трудно далось Сяньли. Впрочем, и Бенедикта не обошли стороной те же потрясения. Оказавшись на Аллее Сфинксов, бросив взгляд на охристую пустыню, Бенедикт услышал, как мать ахнула; у него самого перехватило горло, и руки стали потными.

Сяньли остановилась на аллее и схватила Бенедикта за руку.

— Ты в порядке, мама? — обеспокоенно спросил он. — Может, не пойдем дальше? Можем вернуться.

Закрыв глаза, Сяньли покачала головой.

— Нет. Я хочу увидеть конец этой истории. — Она открыла глаза и с печалью посмотрела на сына. — У всякой истории должен быть конец.

Бенедикт кивнул, поправил на плече ремень кожаной сумки и повел их дальше, не останавливаясь, пока с очередного бархана они не увидели широкую зеленую полосу плодородной долины по обе стороны великой реки. Там, освещенный ослепительным солнцем, стоял Нивет-Амон, Город Амона.

— Уже недалеко, — сказал Бенедикт с некоторым облегчением. Он промолчал о своих опасениях. Ведь города могло уже и не быть. Его предыдущее посещение кончилось тем, что каменщики Хабиру напали на храм и угрожали снести его. Бенедикт опасался, что они придут к руинам, и не смогут найти друга Анена. Жрец вполне мог стать жертвой нападения.

Но город стоял на месте. Красные знамена развевались на шестах перед воротами, стены выглядели целыми, а колонны стояли на своих местах. Никаких столбов дыма над горящими руинами, никаких опаленных пальм и тамариндов, никаких опустошенных полей, — по сути, ничего из того, чего Бенедикт опасался. Храм и окружающий его город казались сонно-безмятежными в спокойной мерцающей дымке влажного речного воздуха. Спокойствие лежало над Землей Детей Исиды.

— Все в порядке? — спросила Сяньли, прикрывая руками глаза. — Кажется, все достаточно мирно.

— Наверное, это хорошо. Интересно, что мы увидим в храме?

Они двинулись дальше, спустившись по узкой извилистой тропе через скалистые холмы в зеленую долину. Подошли к окраине Нивет-Амуна, где поля кунжута уступили место меньшим участкам репы, фасоли и дынь, а также огородам перед глинобитными жилищами. Единственная дорога сначала шла вдоль берега реки, а потом поворачивала к центру города, сердцем которого был храм. Когда они подходили к храмовой площади, их уже сопровождала толпа любопытных детей, собак и нескольких седовласых стариков. Бенедикт произнес приветствие, которому научил его отец, но получил в ответ только взгляды или молчаливые кивки.

Двери храма были открыты, и люди входили и выходили из храма; входящие несли вязанки или корзины с приношениями — капустой, инжиром, луком-пореем и другими овощами, пару клеток с голубями или небольшими певчими птицами; у выходящих из храма на лбу поблескивала полоска святого елея.

Путешественники прошли через ворота под удивленными взглядами храмовых стражников с длинными копьями и уже вступили на территорию комплекса, когда один из солдат, выкрикнув что-то, преградил им путь.

Сдержанно улыбаясь, Сяньли повернулась к воину со словами приветствия, чем безмерно удивила его. Он позвал своих товарищей, и вскоре Бенедикт и его мать были окружены множеством людей.

— Мир тебе, женщина! Да не угаснет никогда твоя тень! — раздался голос из быстро собирающейся толпы.

Бенедикт обернулся и увидел высокого бородатого мужчину в красном головном уборе. Он проталкивался к пришедшим. Хотя волосы и борода у него поседели, и стал он несколько грузнее, Бенедикт сразу узнал его.

— Тутмос! — воскликнул он. — Тутмос, это я… — Он похлопал себя по груди и по складам произнес: — Бенедикт.

Сяньли взглянула на сына.

— Ты его знаешь?

— Это командир гвардии… ну, или был им в прошлый мой приезд.

— Мир тебе небесный воин! — Сяньли говорила на кемете, языке долины Нила. — Мир дому твоему.

Бенедикт с удивлением уставился на мать, а та пояснила:

— Я когда-то жила здесь, Бени.

Бывший командир гвардии что-то воскликнул, а потом взял ее руку, поднес ко лбу и низко поклонился

— Добро пожаловать, друзья мои. — Обращаясь к Бенедикту, он произнес: — Мое сердце радуется! Я не чаял встретить тебя еще раз.

Бенедикт выслушал перевод матери и тут же сказал:

— Спроси его, здесь ли еще Анен.

Сяньли степенно проговорила:

— Тутмос, мой сын хотел бы знать, найдем ли мы в храме Анена?

Улыбка бородатого воина превратилась в ухмылку.

— Где же еще искать первого жреца, как не в храме? — Тутмос что-то сказал стражам и те с неохотой начали расходиться. — Пойдем, я отведу вас к нему. Я знаю, он будет рад вас видеть.

— Мало того, что Анен здесь, — сказала Сяньли сыну, — так он теперь еще и первый жрец. Думается мне, в этом мире прошло несколько лет с тех пор, как ты ушел отсюда.

Их провели к одному из самых больших зданий комплекса — невысокому квадратному строению с красными колоннами и большой статуей человека в набедренной повязке, с царским воротником и короной с двумя гигантскими перьями. Повязка была настоящей, как и воротник, только из золота. Когда они подошли ко входу в здание, навстречу вышли два жреца в белых одеждах, и с ними небольшая группа мальчиков с бритыми головами. Они вытаращились на незнакомцев, но жрецы даже не взглянули в их сторону. Из дома выбежал еще один жрец и жестами разогнал людей.

При виде пришедших он радостно вскрикнул, распахнул объятия и кинулся им навстречу. При этом он что-то кричал на кеметском наречии, со временем ставшем коптским языком, но Бенедикт узнал его только после того, как жрец назвал свое имя. Он выглядел намного старше, поседел, раздался вширь — но это был именно Анен, сам первый жрец.

Оказалось, мать была права. Для Бенедикта прошел лишь год после его бегства из Египта. Время ушло на то, чтобы уладить дела с поместьем после смерти отца и подготовиться к новому путешествию, но для самих египтян прошло немало лет. Конечно, отец, будь он жив, сумел бы точно настроиться на нужное время, тогда они могли бы прибыть сюда через несколько дней после трагических событий. К сожалению, Бенедикту не хватило знаний, отчасти, видимо, виновата была его клятва отказаться от лей-путешествий навсегда после этого последнего перемещения. И теперь он уже никогда не узнает, как надо действовать, чтобы попадать точно в то время и в то место, куда надлежит.

— Мне сказали, что приехали жена и сын моего дорогого друга Артура, и я возрадовался, — заявил Анен. — Сяньли! Бенедикт! Пусть мир этого дома успокоит ваши души, пусть ваше пребывание на этой земле принесет много пользы.

Бенедикт понял только собственное имя; остальное мать перевела для него, а затем ответила:

— Да благословит Господь твою душу, а мудрость Его утешит тебя… — дальше она сказать не успела, потому что Анен крепко обнял ее. Затем настала очередь Бенедикта, и, прежде чем он успел понять, что происходит, их провели в резиденцию первого жреца.

— Анен, мой друг, я очень рада видеть тебя снова. Годы пошли тебе на пользу, — говорила Сяньли уже в зале для приемов. Как и многие комнаты в египетских дворцах, эта была открыта с одной стороны, позволяя воздуху свободно проникать сквозь тонкие, как марля, занавеси, свисающие полосками синего и белого цветов. Бассейн снаружи охлаждал воздух, а финиковые пальмы и ароматные ветви жасмина затеняли личный дворик первого жреца. Храмовые служители в зеленых набедренных повязках принесли подносы с сушеным инжиром, финиками и ломтями дыни и раздали всем крошечные чашечки с водой, настоянной на анисе и меде. Бенедикт сделал первый глоток и отныне исполнял роль зрителя и слушателя, досадуя на себя, но ни слова не понимая из оживленного разговора Анена с матерью. Однако он был доволен, что мама на время забыла тревогу и смятение, связанные с возвращением в Египет.

Разговор зашел о цели их визита, и здесь мать начала переводить для сына, легко переключаясь между языками — так легко, что Бенедикт только диву давался: сколько же лет его родители прожили в Египте? Мама свободно говорила на местном языке, и благодаря ее комментариям он мог следить за разговором.

— Смерть Артура стала для меня большим горем, — говорила она Анену. — Наверное, я до сих пор вполне не осознала эту потерю — во всяком случае, время идет, а легче мне не становится. Я скорблю, но учусь жить со своим горем. В моем мире прошел всего лишь год.

Анен грустно кивнул.

— И меня огорчает смерть моего друга, хотя у нас здесь это случилось больше десяти лет назад.

Они поговорили о странностях времени, вызывающих такую разницу между мирами; Анен, казалось, понимал, почему это происходит. Судя по некоторым его обмолвкам, Бенедикт решил, что и сам первый жрец не раз путешествовал через миры, как и его отец.

— Я должна поблагодарить тебя за заботу об Артуре после ранения, — сказала Сяньли. — Я же понимаю, что больше бы никто не мог сделать. — Она грустно улыбнулась. — А еще ты позаботился о Бенедикте и сумел отправить его обратно. Мы тебе очень многим обязаны, Анен.

Первый жрец грустно улыбнулся.

— Обязательства ни причем, это слово к друзьям не имеет отношения. Будь у меня сила Осириса, я вернул бы твоего мужа, воскресил бы отца Бенедикта и вырвал бы моего друга у смерти. — Он покачал головой. — Увы, даже первый жрец не имеет такой власти. Мы встретимся, но уже в следующей жизни. А пока, — вздохнул он, — мы должны научиться жить с нашим горем, как ты сказала.

Они начали вспоминать прошлые визиты, а потом Анен спросил:

— Ты, наверное, хотела бы увидеть его могилу?

— Да, — твердо ответила Сяньли. — Обязательно. Мы для этого и пришли.

— Да будет так. — Он почти незаметно кивнул. Тут же появился слуга и замер, ожидая распоряжений. Анен что-то коротко сказал ему, и слуга вышел. Первый жрец сказал: — Можем ехать, когда пожелаешь, но Город Мертвых не близко, и скоро наступит дневная жара. Может быть, отправимся в путь на рассвете? Тогда путешествие доставит удовольствие. Ночная прохлада не сразу уходит с холмов.

Бенедикт прокашлялся, чтобы на него обратили внимание.

Сяньли тут же объяснила:

— Анен предлагает отвезти нас к гробнице, где покоится тело Артура. Мы поплывем. Думаю, гробница на другом берегу реки.

— Конечно, мы с радостью принимаем твой мудрый совет, — обратилась Сяньли к жрецу. — Но ты — Первый жрец, у тебя, наверное, много дел. Ты сможешь оторваться и отправиться с нами?

— Моя собственная гробница почти готова. Я как раз собирался осмотреть работу. А потом, мне будет только в радость показать вам свой вечный дом. Я часто там бываю, поскольку там все напоминает о тех благословениях, которые я получил за эти годы. — Он произнес это с гордостью человека, довольного прожитой жизнью и своими свершениями.

— Спасибо, Анен, — проникновенно ответила Сяньли. — Ты очень добр.

Бенедикт тоже поблагодарил по-своему, выслушав перевод матери.

— А сейчас, друзья мои, хочу предложить вам немного освежиться. — Степенно сказал Анен. — Пообедаем, а потом я покажу вам достопримечательности Нивет-Амуна. С тех пор, как вы были здесь в последний раз, мы много построили в городе. Я думаю, вам понравится.

Обед состоял из фруктов, ароматного хлеба и миндальной пасты на меду. После обеда их провезли на колесницах по городу, делая остановки у статуй, монументов, святилищ и рынков. На каждой остановке собирались люди — во-первых, посмотреть на Первого жреца, а во-вторых, на его иностранных гостей. Очевидно, народ с уважением относился к Анену, а значит, и его гости были вполне достойны внимания.

Они провели приятный вечер и спокойную ночь, встали перед восходом и начали путь к гробнице Первого жреца. Лодка оказалась уменьшенной копией царской лодки; ее обслуживало множество рабов. На берегу они оставили весла и стали носильщиками.

Бенедикт никогда раньше не передвигался в паланкине (хотя их все еще можно иногда увидеть в Англии; в основном, их используют пожилые вельможи). Поначалу мерное покачивание его слегка смущало. Однако вскоре он втянулся в ритм, и путешествие ему даже понравилось. Каждое кресло несли четыре раба; за ними следовали четыре пеших жреца, а потом еще шесть рабов с корзинами, наполненными едой и питьем на весь день.

Они неторопливо двигались от реки вверх к холмам пустыни, начинающимся сразу за зеленой полосой орошаемых полей. Уже в пустыне повернули на юг, огибая подножье скал, и вошли в каньон, он же вади. Чем дальше они продвигались, тем уже становилось ущелье — временами паланкин даже задевал стены, но потом стало пошире. Здесь каньон разделялся на два рукава.

Процессия остановилась. Неподалеку стоял большой шатер и несколько хижин поменьше; другие жилища располагались там, где ущелье расширялось. Это тоже были шатры, но другие: деревянные рамы, обтянутые грубой тканью и крытые сухими пальмовыми листьями. Там жили рабочие, художники и каменщики, занятые на строительстве гробницы Первого жреца. Вход в саму гробницу представлял собой простое прямоугольное отверстие, высеченное в известняковой стене ущелья.

— У царей и цариц есть свои священные долины, — весело объяснил Анен. — Здесь мои владения. — Он властно махнул рукой вдоль каньона. — Здесь будет жить моя Ка до тех пор, пока не закончится само время и на земле не воцарится рай.

— А что потом? — Бенедикт задал вопрос, выслушав перевод.

— Прости за дерзость, Анен, но мой сын хочет знать, что будет потом? — спросила Сяньли.

Первосвященник рассмеялся.

— Потом? Потом мы будем жить в раю! — Указав на дверь гробницы, он сказал: — Хотите посмотреть?

ГЛАВА 18. Искушения больше нет

Анен, верховный жрец Амона, стоял, прикрывая глаза от солнца, и смотрел на сверкающие вершины скал, на орла, кружащего высоко в небе. Тень птицы мелькнула на стене вади.

— Гробница будет запечатана до конца времен, — заявил он, — а после я выйду и займу свое место среди бессмертных.

Сяньли перевела ответ сыну. Бенедикт кивнул и спросил:

— Нам можно войти внутрь?

— Так мы для этого и приехали! — со смехом ответил Анен. Он дал знак одному из слуг принести лампы и послал вперед освещать путь. Затем, осторожно перешагнув приподнятый порог, он провел своих гостей через дверной проем и вниз по крутой лестнице на нижний уровень, в небольшую, похожую на чулан прихожую. Из нее отходил короткий коридор; он вел в большую прямоугольную комнату с высоким потолком. Помещение высекли в мягком известняке; стены отшлифовали и оштукатурили, а белую стену украсили сценами из жизни на берегу реки: мальчики ловят рыбу, мужчина моет рогатого буйвола, девушки пасут гусей, женщины пекут хлеб и варят пиво, рабы собирают и молотят зерно. Сюжетов было много. Куда бы они ни посмотрели, повсюду были картины. Если где-то оставалось пустое место, его заполняли иероглифами.

— Чудесно! — воскликнула Сяньли.

— Это потребовало большого времени, — жрец обвел рукой помещение, — и очень больших расходов. Но мне будет приятно проводить свои дни среди обычных работящих людей.

Дверной проем вел в другое помещение. Бенедикт спросил:

— А что там?

Сяньли перевела вопрос, и Анен торжественно проговорил:

— О, это особое место! Пойдем, я тебе покажу.

Они перешли из главного помещения в гораздо меньший по размеру отсек; здесь все стены также были заполнены картинами, но уже совершенно иными по сюжетам. Некоторые росписи были закончены, но другие все еще находились в работе: четыре художника работали под руководством мастера, переходившего от одного к другому, исправляя рисунок — здесь он придавал немного другое выражение морде теленка, там поправлял изгиб лошадиной шеи. Художники работали при свете больших масляных ламп; здесь же рабочие заглаживали стены, смешивали краски или готовили кисти. В неподвижном воздухе пахло пальмовым маслом и стоял металлический привкус штукатурки и тесаного камня.

В стороне стоял простой саркофаг; без украшений, высеченный не из гранита, а из белого известняка, он казался почти незаметным среди суеты живописцев и их творений.

При внезапном появлении Верховного жреца мастер-художник дал команду, и все рабочие отложили инструменты и преклонили колени перед своим знатным заказчиком. Анен поднял обе ладони высоко над плечами и произнес несколько слов; художники встали, поклонились и возобновили работу. И какую работу!

Потолок комнаты был окрашен в темно-синий цвет и усеян звездами; стены, поделенные на секции, содержали сцены из жизни Анена. На одной жрец был изображен в виде молодого широкоплечего человека; стоя в лодке, он ловил желтобрюхого окуня с помощью зазубренного гарпуна, а ленивые зеленые крокодилы и серо-голубые гиппопотамы наблюдали за ним с песчаной отмели. Другая сцена изображала его стоящим в храме перед Амоном, вручавшим жрецу анх бессмертия.

Эти изображения потрясали мастерством, но внимание Бенедикта привлекла третья панель. На этом изображении Анен был стоял в компании спутника — бледнокожего мужчины в брюках и куртке. Художникам трудно далась никогда не виданная доселе одежда, они придали ей стилизованную форму. Несмотря на это, изображенный мужчина имел несомненное сходство с отцом Бенедикта.

Он толкнул мать и указал на стену. Сяньли повернулась, увидела картину и схватилась за горло. Здесь Верховный жрец держал в руках нечто подобное свитку папируса, но с неровными краями. Весь папирус был зарисован синими символами, придуманными Артуром: эти татуировки он носил при жизни на своем теле, они в зашифрованном виде содержали отчет о его путешествиях. Но было на картине и кое-что еще. Анен указывал одной рукой на яркую звезду, восходящую в восточном небе.

— Вот здесь и будет стоять мой саркофаг, — говорил меж тем жрец. Только теперь он заметил, что его не слушают, а внимание гостей поглощено изображением на стене. Анен кивнул сам себе и пояснил:

— Здесь изображены главные события моей жизни — те, которые обязательно следует запомнить. Встреча с моим другом Артуром для меня очень важна.

— Но почему? — спросила Сяньли, указывая на третью панель.

— О, сестра, — торжественно ответил жрец, — это должно напомнить мне о пути в мир грядущий — мир, каким он был когда-то, давным-давно, и будет снова. Мир, откуда изгнано зло и где больше нет ни времени, ни старости, ни немощи. — Голос Анена звучал хрипло; на глазах блестели слезы. — Друзья мои, истинно говорю вам: там не будет невзгод и болезней. Смерть перестанет являться в наши сны, мы перестанем думать о ней. Будет много здоровья, жизни и радости, не таких, как здесь, но совершенных, и так будет вовеки.

— Небеса, — тихо проговорила Сяньли. — Рай. Ты описываешь рай.

Анен обдумал новое для себя слово.

— Ну что же, тоже хорошее название. Дети Исиды и Осириса говорят: Аару. — Он вздохнул и сказал: — Увы, нынче немногие верят в рай. Как Верховный жрец я делал все возможное, пытаясь объяснить людям, что это правда. Хотя вы вправе спросить, откуда я это знаю? — Его улыбка стала шире. — Знаю, потому что видел своими глазами. Артур мне показал. — Обратившись еще раз к картине, он указал на звезду, изображенную в виде диска с исходящими от него лучами. — Аару там — в царстве Собачьей Звезды. Вот где я видел рай. Я был там — ты не знала? Я был там! — В его глазах возникло напряжение. — Сестра моя, я думаю, ты тоже это видела.

Сяньли кивнула.

— Артур называл это Колодцем Душ, — тихо проговорила она.

Бенедикт не понимал ни слова из того, о чем они говорили, и потому вмешался. Указывая на простой белый саркофаг, он попросил:

— Мама, спроси его, останки отца здесь?

— Ты прав, — подтвердил Анен, выслушав перевод. — Для меня большая честь отдыхать рядом с другом.

Бенедикт подошел к саркофагу, больше всего похожему на сундук, указал на крышку, где было вырезано всего несколько иероглифов.

— Что здесь написано? — спросил он.

— Это имя на могиле Артура, — объяснил Анен, а затем произнес слово, которое для Бенедикта прозвучало как «Сай-Нети-Ап-Уату».

— Человек-Карта, — перевела Сяньли и грустно улыбнулась. — Артуру бы это понравилось. — Она провела пальцами по вырезанным иероглифам, а затем положила руку на саркофаг. Бенедикту она сказала: — Время, сын.

Сняв сумку, Бенедикт открыл клапан и достал тонкий сверток, все еще завернутый в льняную ткань и перевязанный алой нитью.

— Что это? — спросил Анен. — Погребальное приношение?

— Да. Мы хотим положить это в гроб вместе с Артуром. — Она опять провела пальцами по каменной крышке. — Можно?

— Будет так, как ты скажешь, сестра. — Он повернулся, кивнул мастеру-художнику и произнес команду. Рабочие тут же оставили инструменты и подошли к саркофагу. Встав по двое с обеих сторон, они с трудом приподняли тяжелую крышку на пару дюймов и сдвинули ее в сторону, открывая переплетенную в льняную ткань мумию Артура Флиндерса-Питри.

Тонкий запах мирры исходил от закутанного в льняное полотно тела. Сяньли закашлялась и прижала тыльную сторону ладони ко рту, а другую руку положила на грудь тела мужа.

Бенедикт ожидал от себя сильных эмоций, однако увиденное оказалось настолько далеко от памяти об отце, что он вообще ничего не почувствовал. Но со свертком расставаться не хотел. Сяньли пришлось крепко взять его за руку.

— Время пришло, сын. Помни свою клятву.

Однако Бенедикт пока не решался.

— Послушай меня. — Голос Сяньли звучал решительно. — Если мы хотим когда-нибудь познать мир, этого искушения не должно быть.

После ее слов молодой человек осторожно опустил сверток на грудь мумии. Однако сверток не удержался и соскользнул вниз. Выпуклость, образовавшаяся из-за скрепленных на груди рук, не позволяла пергаменту лежать ровно. Бенедикт попробовал еще раз, и у него опять не получилось. Тогда Анен положил ему руку на плечо и сказал:

— Позволь мне…

Сяньли кивнула, и Бенедикт передал сверток жрецу. Анен что-то коротко приказал, и двое рабочих слегка приподняли мумию, позволяя Верховному жрецу подсунуть сверток под голову мумии, как маленькую плоскую подушечку. Он повернулся к молодому человеку и его матери, взглядом спрашивая, согласны ли они.

Бенедикт удовлетворенно кивнул; Сяньли закрыла глаза и склонила голову в молитве. Потом она бросила последний взгляд на мумию мужа и вышла из гробницы. Бенедикт поспешил за ней. Анен приказал закрыть саркофаг, а затем, осмотрев чудесные картины в месте своего будущего упокоения, похвалил мастера и велел продолжать работу.

— Спасибо, мой друг, — сказала Сяньли, когда жрец присоединился к ним снаружи. — Ты столько для нас сделал…

— Я хотел бы сделать больше, — задумчиво проговорил Анен. Похоже, ему в голову пришла идея. — Ты позволишь отвезти тебя на встречу с фараоном? До Фив всего два дня пути на лодке, и я постараюсь сделать это путешествие очень приятным. Новый летний дворец фараона просто великолепен. — Он заметил потрясение на лице Бенедикта, пока мать переводила приглашение. — Нет! Нет! Поймите меня правильно, — быстро сказал он и объяснил. — Сейчас правит новый фараон — Тут-Анх-Амон. Старый, тот, которого ты помнишь, — Эхнатон, причинивший столько неприятностей, — ушел уже много лет назад — он, его царица, дети и беспокойный народ Хабиру ушли с ним. Не волнуйся, на этот раз беспорядков не будет, обещаю.

Бенедикта быстро убедили, что проблемы действительно позади.

— Мама, — решил он. — Ты же понимаешь, это наше последнее путешествие. Мне бы хотелось, чтобы у нас остались о нем хорошие воспоминания. Если можно, конечно…

Обращаясь к Верховному жрецу, Сяньли ответила с улыбкой:

— Это щедрое предложение. Мы с радостью будем сопровождать тебя во дворец.

— Так тому и быть. — Анен повел их обратно туда, где в тени навеса ждали рабы и паланкины. — Вернемся на лодку, а я сообщу фараону, что мы намерены посетить его летний дворец дня через три. — Он поднял руки ладонями наружу, жест, означающий официальное решение. — Друзья мои, это будет путешествие, которое вы никогда не забудете.

ГЛАВА 19. Эффект наблюдателя

— Расширение вселенной… — Тони Кларк озадаченно посмотрел на Брендана, не донеся стакан до рта. — Весьма странный вопрос...

Действительно, в этом спокойном дворике, с хорошим виски, под шелест струй фонтана, посреди Дамаска 1930-х годов вопрос казался особенно неуместным. Тони потребовалось время, чтобы мысленно переключить передачу.

— Может, и странный, — легко согласился Брендан. — Но зететики уже некоторое время с большим интересом наблюдают за этим процессом. Я бы не спрашивал, если бы это не имело отношения к нашей беседе.

Тони отпил из стакана.

— Ну, раз вы спрашиваете, то, наверное, знаете, что многие ученые там, откуда я родом, признают, что Вселенная действительно расширяется, причем с огромной скоростью. — Брендан кивнул. — И по некоторым расчетам скорость расширения может сравниться со скоростью света. — Он улыбнулся.

— Припоминаю. Вы же, кажется, что-то писали на эту тему.

— А вы хитрец, — рассмеялся Кларк. — Вы ведь с самого начала знали, что это один из главных моих научных интересов. Да, есть у меня несколько статей на тему расширения Вселенной. Но вам тогда должно быть известно, что это область серьезных дискуссий. Существует множество моделей, но в настоящее время никто не имеет ни малейшего представления о том, чем вызвано расширение, то есть о силе, которая его вызывает.

— Если я правильно помню, говорят о Тёмной энергии, и на сегодняшний день это лучшее предположение, — Брендан меланхолично покачивал свой стакан с виски.

— Правильно помните. Я так понимаю, что вы ученый, причем довольно широкого профиля?

— Да какой там ученый! Так, собираю по кусочку отовсюду. Так что вы хотели сказать?

— Темная энергия действительно может быть движущей силой, или темная материя, если хотите, что бы под этим не имелось в виду. На мой взгляд, проблема в том, что ее придумали в первую очередь для объяснения космологического расширения. Пытаясь построить модель, об этом часто забывают.

Дело в том, что мы не только не знаем, что заставляет Вселенную расширяться с такой невероятной скоростью, но у нас есть веские основания полагать, что расширение на самом деле ускоряется. — Тони отпил из стакана. — Но мы и здесь не знаем, почему. Сегодня поиски этой загадочной темной материи или темной энергии продолжаются, поскольку самые разные модели основаны на ее наличии.

— Но пока найти следов темной материи не удалось.

— Да. Но если бы удалось, тогда наши представления о том, что и как происходит во Вселенной, стали бы намного конкретнее. Я имею в виду, что тогда мы бы поняли, или начали понимать, как она образовалась, а отсюда один шаг до понимания природы самой реальности. — Он покатал виски во рту и добавил: — Конечно, всё это предположения. Этакий научный эквивалент мыслей вслух. У нас нет вообще никаких доказательств, нет ни одной проверяемой гипотезы. Только предположения. — Он улыбнулся. — Так что любой волен спекулировать на этой теме.

— Ну что же, тогда позвольте и мне немного порассуждать. — Брендан допил свой стакан и отставил его в сторону. — Для начала признаем, что Вселенная действительно расширяется с большой скоростью. Но вот дальше мне хотелось бы поискать причину этого расширения не в экзотической темной материи невесть где, а в чем-то поближе к дому. Другими словами, возможно, источник этой загадочной темной энергии находится прямо здесь, на Земле.

— Интересно, — сказал Тони. Он тоже допил свой стакан и поставил его на стол рядом со стаканом Брендана. — И в чем суть вашей гипотезы?

— Предположим, что темная энергия и в самом деле управляет расширением Вселенной. Не может ли это быть связано с человеческим сознанием?

Последовала долгая пауза. Брендан наблюдал за своим гостем, чтобы посмотреть, как выдающийся ученый воспримет его предложение. Журчал фонтан, аромат жасмина наполнял воздух; заходящее солнце погружало двор в благословенную тень. Брендан не спешил нарушить тишину, давая гостю поразмыслить.

— Ну что же, довольно неожиданное предположение, но вовсе не такое возмутительное, как могло бы показаться сначала, — заключил Тони. — Учитывая, что квантовые силы на определенном уровне управляют событиями как в макро, так и в микромире, вполне может существовать какая-то до сих пор не обнаруженная связь. — Он задумчиво покивал каким-то своим мыслям. — Хорошо. Признаем, что человеческое сознание каким-то образом замешано в этом процессе. К чему это нас приведет? Продолжайте.

— Давайте предположим, что возможность лей-путешествия, как мы это называем, есть одно из ощутимых проявлений взаимодействия человеческого сознания и ускоренного роста Вселенной.

— Предположим… — согласился Кларк весьма скептическим тоном. — И что из этого следует?

Брендан поднялся из-за стола.

— Мне лучше думается, когда я двигаюсь. Не возражаете, если мы немного прогуляемся?

— Я бы не стал возражать, даже если бы мы жонглировали яйцами, стоя на голове. Вы меня заинтересовали. Готов следовать за вами.

Покинув штаб-квартиру общества, они направились по запутанным улицам Старого квартала, выбирая теневые стороны тихих переулков с нависшими виноградными лозами и ветвями фиговых деревьев. Через некоторое время Брендан сказал:

— Вы же физик, значит, знакомы со Шрёдингером и его знаменитым котом.

— Несчастное животное, которое одновременно и мертво, и живо — живет в подвешенном состоянии, ожидая своей участи, то есть того, кто заглянет в коробку.

— Вот-вот, о нем и речь.

— Полагаю, вы в курсе, что герр Шредингер предложил эту мыслительную задачу, чтобы высмеять основные теории квантовой механики? — заметил Кларк. — Ему очень не нравился принцип неопределенности, и он просто хотел показать, насколько все это абсурдно.

— Да, но как и многие другие нелепые идеи, его предположение ближе к описанию того, что есть на самом деле, чем построения многих его серьезных конкурентов. Бедный кот попал в черную дыру квантовой теории и с тех пор так и сидит там.

Тони хихикнул.

— Черная дыра. Это мне нравится.

Они прошли мимо крохотных магазинчиков, торгующих хлебом, и других, торгующих специями, оливками, мылом и овощами. Домохозяйки в ярких шарфах и серых халатах до щиколоток несли сумки с желтым перцем, гранатами или зеленью; несколько с занятыми руками несли на головах стопки лепешек. Аромат тмина и орегано налетал с прилавков перед магазинами торговцев специями.

— Для нашей гипотезы предположим, что Шредингер был прав в отношении эффекта наблюдателя — что люди каким-то образом влияют на результат определенных взаимодействий просто своим участием — только масштаб этого участия куда серьезнее.

— Так, космический масштаб, значит, — кивнул Кларк. Его изощренный ум строил и разрушал модели. — Итак, вы предполагаете, что в определенных обстоятельствах люди создают реальность, которую наблюдают? Есть такая идея. Правда, пока только в качестве философского предположения.

— Я предлагаю пойти немного дальше. Что, если своим участием мы не только создаем реальность, которую наблюдаем? А если мы также создаем альтернативную реальность, которую не наблюдаем?

— И это уже было. На занятиях по физике для студентов об этом говорят. Идея мультивселенной: любое событие, исход которого известен, создает одну из множества вероятностей, но при этом могут существовать и все остальные варианты. Например, если мы бросаем монету: в одной вселенной выпадет орел, в другой — решка. То есть вероятно и то, и другое. Заглянем в ящик герра Шрёдингера; в одной вероятности кот дохлый, а в другой прекрасно себя чувствует. Может быть и так, и этак. — Тони остановился, задумавшись.

— То есть существуют два разных мира — оба могут быть схожи во многом, но все-таки кое в чем отличаются, поэтому в одном бедолага кот мертв, а в другом мурлычет и умывается, — подхватил Брендан.

— Думаю, я понимаю, к чему вы ведете.

— Уверен, что понимаете, — Брендан пошел дальше. — Теперь расширим модель, включив в нее каждого человека на планете, где каждое решение, соответственно, каждый возможный результат этого решения приводит к возникновению нового мира, или измерения, или даже новой вселенной…

— Получаем экспоненциальное расширение, — закончил мысль Кларк. — С созданием каждого нового измерения Вселенная должна расширяться, чтобы вместить его.

— Чем больше на Земле сознательных человеческих агентов, чем больше решений принимается, тем быстрее расширяется Вселенная. Но это еще не все: в каждом из этих новых измерений люди будут принимать новые решения, которые приведут к появлению новых измерений, новых миров, новых вселенных, — он описал рукой неопределенный круг, — и так далее.

— По нарастающей, — заключил Кларк. — Стало быть, по-вашему, именно в этом причина ускорения расширения наблюдаемой Вселенной?

— Человеческое сознание и есть та темная энергия, которая обеспечивает расширение.

Кларк покивал.

— Ну что же, мне нравится. В интеллектуальном отношении идея ничуть не хуже любой другой. В качестве гипотезы могла бы найти сторонников. Но чтобы стать настоящей теорией, надо иметь какие-то параметры, которые можно проверить. — Он лукаво взглянул на Брендана. Тот улыбнулся в ответ.

— Вы очень похожи на свою дочь.

— Наверное, все-таки наоборот. В любом случае, воспринимаю это как комплимент.

— Я имел в виду одинаковость ваших подходов. Конечно, вы правы. Чтобы из рассуждений родилась теория, она должна стать проверяемой, то есть нужны воспроизводимые результаты. — Они миновали кофейню, где мужчины с трубками сидели за маленькими чашечками горького черного кофе. — Внимание! Здесь уже действует лей-линия.

— Но я все еще тут, — немедленно отреагировал Кларк. Он обратил внимание на то, как участился его пульс. — Говорите, я слушаю.

— Раз уж мы так далеко зашли в наших предположениях, давайте сделаем еще шаг. Допустим, альтернативные измерения, созданные взаимодействием человеческого сознания с материей, находятся повсюду — разбросаны по всему пространству и времени.

— Допустим, — согласился ученый.

— Некоторые из этих измерений — возможно, самые ранние или просто самые близкие к нам — проходят через наш мир. Там, где пересекаются два измерения, они образуют силовую линию. Ее можно проследить в ландшафте. Вот эти линии мы и называем лей-линиями. Их можно обнаружить с помощью приборов, а люди, чувствительные к ним, могут их и так почувствовать. А некоторым даже удается манипулировать ими.

— То есть использовать для перемещений из одного мира в другой. — Тони тихонько присвистнул. — Ну что же, Брендан, должен сказать, вы своего добились. Я уже готов был занести вас в разряд фантазеров, но вам удалось вырулить в реальность. Браво!

— Ну и что думаете? Годится в качестве гипотезы?

— Дерзко, причудливо — вот что сразу приходит на ум. — Кларк покачал головой. — В целом не более странно и диковинно, чем многие другие гипотезы, которые в настоящее время приняты в научном сообществе. Пожалуй, у вашей даже побольше преимуществ, чем у других.

— Надеюсь, — усмехнулся Брендан. — Лучше объяснения того, как вы оказались в Дамаске, у меня нет.

Кларк обдумывал то, что услышал. Может ли это быть правдой? Если бы все было так, можно было бы объяснить и принцип действия лей-линий… и еще многое другое. — Учитывая то, что я знаю из своего собственного опыта лей-перемещений — а я, между прочим, до сих пор пытаюсь его осмыслить, — глаза Кларка сузились, как бывало всегда, когда он всерьез задумывался.

— Вынужден заключить, что у вашей гипотезы есть то, что мы, физики, называем ногами.

— Вы имеете в виду то, что она объясняет некоторые наблюдаемые эффекты?

— Даже больше. Она имеет определенные преимущества перед рядом других гипотез, — Тони еще подумал. — Более того, она объясняет факты более простым и элегантным способом — если что-то во всем этом можно вообще назвать простым.

Брендан усмехнулся.

— Рад слышать это от вас.

— Ваша теория мне нравится, — заявил Кларк. — Более того, я хотел бы с ней поработать. — Он смущенно улыбнулся. — Вы отлично провели беседу, профессор Ханно. Здесь есть мясо, чтобы получился хороший обед.

— Спасибо, доктор Кларк, — ответил Брендан, коснувшись полей своей шляпы. — Но я затронул эту тему не только для того, чтобы развлечь вас. Есть и более серьезная причина.

— Да? И что же это?

— Мы ведь говорили о расширении видимой Вселенной, но что, если я скажу вам, что Вселенная больше не расширяется?

— И вы можете это доказать?

— Совсем недавно я получил свидетельства того, что темпы роста в целом замедлились, а в некоторых районах даже пошли вспять.

— Да что вы! — удивился Кларк.

Брендан серьезно кивнул.

— Позвольте спросить, где вы получили эти доказательства? И как? Я обязательно проверю, но мне интересно, почему никто об этом не говорит?

— Вы же знаете, модернизация телескопа Карла Янского в системе VLA завершена.

{Телескоп Карла Г. Янского — один из телескопов, входящих в систему VLA (Very Large Array) — Очень Большая Антенная Решётка, Сверхбольшая Антенная Решётка). Система состоит из 27 радиотелескопов в штате Нью-Мексико (США), работающих как единая многовибраторная сложная антенна — антенная решётка.}

— Расширение замедляется… — Кларк задумался. — И что они говорят? — Он провел рукой по волосам. — Я знаю кое-кого из VLA. Могу позвонить и проверить все, что вы сказали. Мы можем получить самые свежие данные.

— Наверное, можем. Но если предположить, что их расчеты верны, как вы тогда отнесетесь к моим словам?

Тони некоторое время смотрел на него, прежде чем ответить.

— Если то, что вы говорите, правда, — наконец ответил он, — тогда я бы сказал, что у нас проблема. Очень большая проблема.

ГЛАВА 20. «Першерон» привлекает нежелательное внимание

— Пол лиги! Он явно идет на сближение, капитан, — крикнул первый помощник Гарланд откуда-то сверху.

Лорд Берли прикрыл глаза ладонью и посмотрел в слишком яркое небо. Он едва видел силуэт человека высоко над готовой в головокружительном переплетении канатов, паутиной расходившихся от топа мачты. Пузатую парусину надувал попутный ветер; он нес их к маленькому темному пятнышку земли на горизонте. Они взяли курс на Гибралтарский пролив и надеялись проскочить его до начала вечернего прилива.

Многие корабли не рисковали входить в пролив ночью, предпочитали переждать на просторах Атлантики, лишь бы не встретиться с пиратами, облюбовавшими это место для своих разбойных дел. Именно это заставляло сейчас капитана Фаррелла и его команду бормотать в усы проклятия.

«Першерон» был крепким кораблем, но не быстрым. Тяжелый ход и недостаток парусности — слишком мало, чтобы устраивать гонки в море. Корабль был хорошей рабочей лошадкой, по-своему красивой, но отнюдь не быстроногой.

— Тревожно мне, сэр, — сказал Фаррелл лорду Берли, когда хозяин вошел в рубку. — Я беспокоюсь, сэр.

— Из-за чего, капитан? — спросил Берли.

— Та шхуна по корме идет за нами явно со злым умыслом. Вот я и беспокоюсь.

— Ну идет себе и идет. Тоже торопится проскочить пролив до наступления темноты. Так ведь и мы хотим того же.

— Я бы тоже так считал, — признал Фаррелл. Он постучал трубкой по штурвалу, а затем сунул ее обратно в рот. — Действительно, сэр, с виду — обычное дело. И если бы мы шли в более спокойных водах, я бы выбросил ее из головы.

— Так в чем проблема? — Берли выглянул из рубки и посмотрел назад.

— Лучше нам быть настороже, сэр. Больше пока сказать нечего, сэр.

— Я принял к сведению ваши опасения, мистер Фаррелл. — Граф еще раз посмотрел через плечо на белое пятнышко, ту самую шхуну, шедшую в кильватере. — Если я вам сейчас не нужен, пойду к себе в каюту. Вызывайте меня, если ситуация изменится.

Моряк коснулся виска в традиционном морском приветствии. Берли спустился по кормовому трапу к себе в каюту, снял ботинки, растянулся на кровати и вскоре заснул. Проснувшись через пару часов, он вернулся на квартердек и увидел, что солнце уже погрузилось в море, а пятно по левому борту значительно подросло. Берли уловил слабый запах земли.

— Как наши дела, капитан?

— А я уже хотел посылать за вами, сэр.

— Я вижу, этот корабль стал намного ближе.

— Так оно и есть, сэр, — кивнул моряк. — У нас хороший ход, но эта шхуна — быстрая, как чайка. И заметьте, сэр, по оперению ее не определишь.

Берли понемногу усваивал морской сленг. Капитан имел в виду флаги. Без флагов корабль невозможно опознать, а это всегда плохой знак. Его светлость вгляделся в землю впереди, потом посмотрел на корабль позади, оценивая оба расстояния. «Першерон», казалось, находился где-то посередине между ними.

— Ближайший порт — мыс Трафальгар, — продолжал Фаррелл, указывая на побережье, проступающее на горизонте. — Будь у нас побольше парусов, давно бы там были. Сейчас начинается настоящая гонка. Они же видят, что мы идем на Трафальгар, одного этого может хватить, чтобы держаться на расстоянии. — Он зажал пустую трубку в зубах. — Там же береговые орудия.

— Надеюсь на вас, капитан, — сказал ему Берли. Он подошел к кормовому поручню и некоторое время наблюдал за шхуной. Она несла вдвое больше парусов, чем «Першерон». Острый нос незнакомого корабля не столько рассекал воду, сколько прыгал, перескакивая с волны на волну.

Берли долго стоял на корме, постукивая кулаком по фальшборту. Внутри нарастало чувство беспомощности. Он вернулся в каюту, выпил, но нисколько не успокоился, и вернулся в рубку

— Скоро они нас догонят?

— Скоро, — ответил Фаррелл. — Часа полтора. Но о том, что у них на уме, мы раньше узнаем.

— Что вы имеете в виду?

Капитан махнул рукой на песочные часы, закрепленные рядом со штурвалом.

— Они подойдут на дальность выстрела раньше, чем песок наверху кончится.

— Недолго…

— Но и не быстро, сэр. — Моряк кивнул на шхуну и сказал: — Вот когда видишь рожи у фальшборта, тогда время волноваться. А до тех пор чего зря суетиться?

— И что же нам делать? Руки ломать?

— Почему бы и нет, сэр? Если до этого дойдет, — ответил Фаррелл. — Мои ребята знают, что делать. Мистер Гарланд прикажет экипажу занять места по боевому расписанию.

— Вы не возражаете, если я поговорю со своими людьми? Возможно, они пригодятся.

— Хорошо, сэр. Если начнется заваруха, каждая пара рук будет на счету.

Берли собрал своих головорезов и отвел в оружейную комнату.

— Не будем тратить время на стоны, — начал он. — В этих водах водятся пираты, и, похоже, они нами заинтересовались. — Он помолчал, давая своим людям возможность осознать последствия. — Капитан Фаррелл ведет корабль на полной скорости к ближайшему порту, но пираты попытаются перехватить нас до того, как мы окажемся в зоне действия береговых орудий. Если им это удастся — что вполне вероятно — возможен абордаж, и каждому из вас придется внести свой вклад.

Злодеи переглянулись. Тав спросил:

— И чего вы от нас хотите, босс?

— Делать то, что вам говорят. У Фаррелла люди опытные. Просто делайте, что они вам говорят, немедленно и беспрекословно. Это понятно?

Все четверо кивнули.

— Если дойдет до дела, будем защищаться всеми возможными способами — пистолеты, ножи, сабли, да хоть голые руки и зубы.

— Рассчитывайте на нас, босс, — проговорил Мэл. — Хорошая драка мне нравится.

— У вас будет оружие. Я жду от вас, что каждый при случае дорого продаст свою шкуру.

— Да, босс, мы с вами, — сказал Тав каким-то новым голосом. — Пусть подходят. Мы их на куски порвем! — Он повернулся к остальным. — Верно, ребята?

— Правильно! — ответили ему вразнобой.

— Ничего, босс. Мы их перережем или умрем, но в любом случае они дорого заплатят.

— Меньшего я от вас и не ждал, — заключил Берли. — Будете вести себя хорошо, в порту я для вас кое-что придумаю.

Расставив своих людей на назначенные места, Берли вернулся на квартердек, чтобы оценить положение дел. Шхуна теперь была намного ближе и быстро сокращала расстояние.

— Им очень хочется нас догнать, — заметил Берли, входя в рубку.

— Да, теперь это ясно, как Божий день, — подтвердил капитан. — Хотели бы, давно бы отстали, но они этого не сделали. Собираются нас перехватить.

— Нас так просто не взять, — зловеще произнес Берли. — Мои люди готовы.

— Не будем торопиться, сэр, — предупредил Фаррелл. — Я подам сигнал флажками и посмотрю, что они скажут в ответ — это справедливо. Возможно, они просто направляются в порт, как и мы. — Он вызвал первого помощника и поручил ему поднять сигнал с требованием незнакомому кораблю идентифицировать себя и объявить цель настойчивого преследования. Моряк козырнул и поспешил исполнить команду капитана. — Вот сейчас и узнаем, чего они хотят, — проворчал Фаррелл.

Берли отошел к корме и через несколько мгновений увидел, как на мачту поползла вереница вымпелов. Берли повернулся и стал ждать ответа от шхуны.

— Скоро они ответят? — спросил он проходившего мимо члена экипажа.

— Скоро, милорд, — ответил матрос, — если там кто-нибудь смыслит в морском деле.

Берли, не отрываясь, смотрел на приближающийся корабль, и действительно, через минуту или две на фок-мачте шхуны затрепетали ответные флажки. На таком расстоянии он не мог разглядеть, и тем более, прочитать ответ, но тут подошел первый помощник с подзорной трубой.

— Они уверяют, что идут в порт и нам не угрожают, — медленно произнес он, передавая трубу Берли. Граф немедленно прижал ее к глазу и теперь легко различил четыре флажка разного цвета, поднятых на мачте. Однако это ничего ему не сказало.

— Сдается мне, вы им не поверили, мистер Гарланд, — сказал Берли, опуская подзорную трубу.

— Нет, милорд, не поверил. — Помощник капитана ткнул пальцем в сторону шхуны. — Я просил их назвать себя, но они этого не сделали. Да и поведение их достаточно говорит о намерениях.

— Считаете, они недоброе замышляют?

— Именно так, милорд. — Первый помощник сплюнул за борт. — Если не обращать внимания на их ответ, думаю, эти негодяи хотят взять нас на абордаж.

— Вы сообщили капитану? — спросил Берли.

— Он уже знает, сэр.

ГЛАВА 21, в которой выясняются намерения

— Ребята, вы мне доверяете? — спросил капитан Фаррелл. — Я должен точно знать, потому что, когда вступим в бой, я буду командовать, и не дай вам Бог усомниться хотя бы в одном моем слове!

— Да, капитан, — ответил первый помощник, а вслед за ним и команда.

Фаррелл повернулся к людям Берли, стоявшим наособицу.

— Слышали, салаги?

— Да, шеф капитан, — Тав говорил за всех. — Мы с вами. Без вариантов.

— Тогда идите на орудийную палубу, — приказал Фаррелл. Повернулся к своей команде и крикнул: — По местам, ребята! Приготовиться к маневру.

Моряки разбежались, оставив Берли с капитаном возле борта. Шхуна стала значительно ближе. Берли поднял подзорную трубу и осмотрел чужую палубу.

— Там не заметно никаких приготовлений. Они заняты своими делами, на палубе всего несколько человек. Восемь орудийных портов, но пока они закрыты.

— Они будут закрыты до последнего момента, — ответил Фаррелл. — Их капитан хочет уверить нас в своих мирных намерениях. Подождите, вот подойдут поближе, тогда все и выяснится. Но я приготовил для него маленький сюрприз.

— Вы об этом маневре говорили? — спросил Берли. — Что вы задумали?

— Стоит им поменять курс, я «потеряю ветер», как у нас говорят, — заложу поворот и заставлю нашу девушку качнуть кормой.

— А в чем смысл?

— Для опытного моряка это будет выглядеть так, будто мы пытались уйти в открытое море и не рассчитали поворот. Они на такой скорости не смогут провернуть тот же финт, им придется разворачиваться.

— А мы? Будем сидеть, как утка на болоте? — усомнился Берли.

— Именно. Пока они будут разворачиваться, пока приготовятся к абордажу, они будут у нас как на ладони. — Фаррелл лукаво улыбнулся. — Мы откроем наши орудийные порты и начнем стрелять. На таком близком расстоянии мои канониры не промахиваются.

— А если они успеют выстрелить первыми?

— Что ж, сэр, может и так случиться. Тогда поглядим, кто храбрее. Но шанс у нас будет, верно? А дальше я полагаюсь на жадность пиратов, она сыграет на нашей стороне.

— Ну да, — вслух размышлял Берли, — им же нужен корабль и груз, и лучше не в разбитом состоянии.

— Я о том и говорю. Мы выглядим легким призом, но стоим дорого.

— Вперед, мистер Фаррелл. — Берли подал капитану руку. — Удачи. Если у вас нет для меня каких-нибудь особых поручений, спущусь вниз и приготовлю шпагу и пистолеты.

Он шел к кормовому трапу, когда услышал выстрел. Берли поднял голову и успел заметить, как впереди по курсу взметнулся фонтан воды, примерно в кабельтове от носа «Першерона». Он бегом вернулся в рубку.

— Они начали стрелять! — воскликнул он.

— О, это простой рекламный трюк, — философски заметил Фаррелл. — Они сделали предупреждающий выстрел, означили свои намерения, не более того. Надеются, что мы обычные купцы, подумаем о наших женах и семьях и сдадимся без боя.

— И что, это часто срабатывает

— Бывает. Есть смысл потратить время. — Капитан выглянул в открытую дверь рубки. Шхуна быстро приближалась. Вскоре корабли окажутся рядом. — Только не сегодня. С Бартоломью Фаррелом это не сработает. — Он повернулся к команде, ожидающей приказаний. — Приготовиться поднять грот! — Потом капитан повернулся к Берли. — Вам лучше спуститься вниз, сэр, и приготовить оружие. Скоро я прикажу Гарланду открыть пушечные порты. Тут важно не пропустить время!

Его люди на палубе, естественно, тоже слышали выстрел вражеского орудия и приготовились. Берли на ходу объяснил им задумку капитана.

— Стойте возле орудий и ждите команды.

Берлимены отошли к пушкам. Там были сложены пирамидки из пушечных ядер и пороховых картузов. Разобрали банники и замерли, ожидая команды пушкарей. Берли расположился рядом с трапом, отсюда он точно будет слышать команды капитана.

Кратковременное затишье было прервано очередным пушечным выстрелом. На этот раз ядро упало в воду намного ближе.

— Спокойно, — произнес Берли. — Они хотят напугать нас и заставить сдаться.

Едва он успел проговорить эти слова, как послышалась команда: «Поднять грот!»

Фаррел заложил штурвал. Корабль тяжело вздохнул. По его крепкому корпусу прошла дрожь. На мгновение «Першерон», казалось, привстал над водой, затем палуба резко накренилась. Волна ударила в корпус. На орудийной палубе возник первый помощник и заорал:

— А ну, шевелись, кривоногие! Пушки зарядить!

Моряки бросились к орудиям. Наводчики хватали картуши с порохом, закладывали в стволы, банили.

— Готово, мистер Гарланд! — крикнули они один за другим, берясь за троса пушечных портов.

— Молодцы! — рявкнул первый помощник. — Всем держаться! Сейчас заложим поворот!

Берлимены тоже выполнили команду. Каждый ухватился за петлю, свисавшую с потолка. Качка успокоилась, корабль выправился и лег в дрейф. Наверху было так тихо, что хорошо слышались крики чаек за кормой.

Среди их воплей можно было различить отдаленный человеческий голос, говоривший на чужом языке.

— Что он сказал, мистер Гарланд? — спросил один из матросов.

— Я что, на француза похож? — отрезал первый помощник.

— Он приказал нам сдаться, — ответил Берли от подножия трапа.

— Готовьтесь, ребята, — сказал первый помощник. — Первый выстрел вслепую, но мы, скорее всего, успеем сделать еще один, прежде чем они поймут, что в них попало. На большее не рассчитывайте.

Со шхуны что-то опять приказали по-французски. Капитана Фаррелл ответил.

— Спокойно, ребята! — скомандовал мистер Гарланд. — Они все-таки хотят открыть огонь, похоже, их не волнует, что корабль и груз могут пострадать.

«Першерон» еще раз дрогнул, и палуба слегка накренилась влево.

— На счет «три», — тихо произнес Гарланд.

В тишине, наставшей вслед за этим, отчетливо прозвучали слова капитана:

— На счет «три» открыть пушечные порты и стрелять!

— Эй, на канатах, слушать! — сказал первый помощник.

— Один, два… три! Открыть порты!

По левому борту одновременно открылись пушечные порты, и Берли увидел совсем рядом чужой черно-белый корпус. Пушкари даже не стали выталкивать пушки, а сразу приложили фитили к запальникам. Орудия взревели. Воздух наполнился едким запахом горящей серы. Звук залпа ударил Берли в грудь не слабее лошадиного копыта. Он отшатнулся.

В наступившей тишине отчетливо слышались стоны раненых.

Граф бросился к ближайшему пушечному порту, выглянул и увидел на гладком борту шхуны огромные зияющие дыры. Из них рвались дым и огонь. Маневр Фаррела позволил вывести из строя шесть из восьми орудий по правому борту шхуны.

— Огонь по готовности! — крикнул первый помощник. — Пустим на дно это корыто!

Однако прежде, чем удалось перезарядить орудия, две оставшиеся пушки шхуны выстрелили одна за другой. Первое ядро попало в корму под углом, срикошетило, заставив «Першерон» вздрогнуть. Второй выстрел пробил корпус. Ядро, вызвав метель деревянных осколков, с огнем и дымом пронеслось через орудийную палубу.

— Пушкарям! Уничтожить пушку! — закричал Гарланд. — Немедленно!

Ошеломленный и оглушенный, Берли стряхнул с плаща мелкие щепки. Его рука в верхней части бедра наткнулась на что-то постороннее, и он почувствовал боль. Опустив глаза. Берли заметил острую дубовую щепку, торчащую из его ноги. Недолго думая, он ухватился за нее и потянул, но тут же пожалел о поспешном решении. Боль пронзила его с такой силой, что перехватило дыхание. Он пошатнулся и упал на нижнюю ступеньку трапа. Закружилась голова.

Ему казалось, что матросы на орудийной палубе двигаются медленно, как в воде. Артиллерист развернул лафет пушки, а Декс сунул картуш с порохом в ствол и забанил его. Наводчик тянул рычаг, поднимая ствол орудия, и тут же сунул горящий факел к затравочной щели. Пушка подпрыгнула, выплюнув ядро. Из ствола повалил дым, клубами завиваясь по палубе. Ядро пробило борт вражеского корабля, а к Берли вернулись нормальные ощущения. Вместе с ними вернулась и боль. Перед глазами заплясали черные точки. У него болели уши, болела голова от макушки до нижней челюсти. Он не сразу понял, что слишком сильно сжал зубы.

Первый помощник Гарланд бросился к ближайшему артиллерийскому порту; сунул голову в отверстие и оценил урон, нанесенный противнику последним выстрелом.

— Отлично, ребята! — крикнул он. — Лягушатники задумались. — Схватив за плечо матроса, он оттащил его от орудия. — Томс! — приказал он, — Поднимайся с Хендерсоном наверх, займитесь палубными орудиями! Огонь по готовности. Остальные — за мной!

Томс и Хендерсон подбежали к трапу и увидели Берли, лежащего на ступенях. Он держался за голову.

— Мистер Гарланд! — крикнул Томс. — Здесь милорд! Он упал, сэр!

Гарланд поспешил к трапу.

— Вы ранены, сэр?

— Нога, — прорычал Берли сквозь зубы. Кровь сочилась у него из-под пальцев, зажимавших рану.

Первый помощник наклонился, осмотрел ногу и приказал матросам:

— Быстро наверх и открывайте огонь! Бегом! — Наклонившись к Берли, он проговорил: — Сейчас, сэр. Мы отнесем вас в каюту. Декс, Мэл, помогите его светлости…

— Черт возьми! — прорычал Берли. — Поднимите меня. — Ему помогли; он выпрямился и крикнул: — Нечего стоять здесь и глазеть! Марш в оружейную! Хватайте пистолеты и клинки. Встретимся на палубе.

Люди бросились прочь, а Берли с трудом поднялся по трапу на квартердек, с каждым шагом восстанавливая силы и энергию. Боль, хоть и сильная, была терпимой, и он, хромая, вышел на палубу. Здесь все было в дыму. Со шхуны перебросили два абордажных крюка — один на носу, другой в районе миделя, — и вражеские моряки тянули канаты, пытаясь приблизить «Першерон» и взять его на абордаж. Берли направился к носу, где Томс возился с шестнадцатифунтовой пушкой, установленную на вертлюге.

— Цель в борт! — крикнул Берли, направляясь к нему.

— Есть, сэр! — ответил Томс. Он установил пушку и выстрелил. Из тонкого ствола вырвались огонь и дым, борт шхуны взорвался градом осколков. Матросы противника скрылись из глаз, а ядро полетело дальше, врезавшись в люк у основания мачты.

— Стреляй! — крикнул Берли. — Не останавливайся!

— Ваша светлость! — позвал Гарланд.

Граф обернулся. К нему подбегал первый помощник с парой пистолетов в одной руке и двумя абордажными саблями в другой.

— Возьмите пистолет, сэр, — сказал Гарланд, сунув оружие в руку Берли.

С кормы раздался отчаянный крик, и Гарланд умчался.

— Ну что ж, — пробормотал Берли, взводя курок. — А ну-ка, покажитесь. Сейчас приготовим обед для стервятников!

С кормы прозвучал выстрел. Берли оглянулся и увидел кормовое орудие в дыму и кусок фальшборта шхуны, парящий в воздухе. Как и его товарищ по носовому орудию, Хендерсон целил в моряков, тянущих канат на миделе корабля.

Из дыма возник капитан Фаррелл с абордажной саблей в руке. Он принялся рубить канат абордажного крюка. Вокруг него грохотали выстрелы, пуля впилась в борт рядом с капитаном. Берли поднял голову и увидел трех пиратов на мачте; двое из них перезаряжали оружие, а третий целился в Фаррелла.

Берли спокойно поднял свой пистолет, прицелился и нажал на спусковой крючок. Пистолет подбросило. Матрос на снастях выронил оружие и тщетно попытался ухватиться за ванты; на груди у него расплывалось кровавое пятно. Еще раз взмахнув руками, он рухнул вниз. Двое его товарищей спрятались за мачту. Берли не стал смотреть, что дальше стало с его противником; он уже бежал на помощь Фарреллу, не обращая внимания на боль в ноге.

— Что вы здесь делаете? — крикнул капитан. — Вернитесь на орудийную палубу!

— Вам нужна помощь, — ответил Берли и начал бить абордажной саблей по толстому канату. Плетеная пенька плохо поддавалась первым ударам, но затем острое лезвие врубилось глубже, и стало ясно, что канат продержится недолго. Нити лопались одна за другой, но тут из люка шхуны выскочили сразу пять матросов, размахивая абордажными тесаками. Берли еще раз ударил по канату и переключился на нападавших. Первый из них уже готовился перескочить на борт «Першерона».

Француз оттолкнулся и перелетел пропасть, разделяющую два корабля. Оказавшись на палубе, он замахнулся саблей, не столько целясь в кого-то, сколько пытаясь отогнать Фаррелла и Берли от абордажного каната. Берли перехватил выпад широкого клинка, увел его вниз и резко дернул вверх. Оружие вылетело из рук нападавшего, однако его место тут же заняли двое других. Каждый тянулся своим клинком, пытаясь достать Берли или капитана.

— Назад, капитан! — прокричал Хендерсон с кормы.

— Вниз! — рявкнул Фаррелл и оттащил Берли от борта. — Прикрой голову!

Граф едва успел прикрыть свободной рукой голову, как кормовое орудие выстрелило. Сверху полетели куски дерева и дымящиеся обрывки каната. Фаррелл вскочил на ноги. Нападавшие моряки исчезли, исчез и крюк.

— Отцепились! — крикнул капитан.

Берли встал на четвереньки и с некоторым трудом поджал здоровую ногу. Капитан, уже бросившийся к люку, оглянулся и, увидев, что граф пытается встать. Подскочил к нему, поднял на ноги.

— Вы ранены!

— Ничего особенного. Идите! Я позабочусь о себе.

Как только они достигли носовой части, с палубы шхуны захлопали выстрелы, пираты стреляли в Фаррелла и Берли. Им пришлось укрыться за планширем. Томс из носового орудия прикрыл их огнем.

Пираты после выстрела разбежались, а Томс перезарядил пушку. Берли и капитан бросились к абордажному крюку, впившемуся в борт на носу, и принялись рубить канат. Опять началась стрельба. Пришлось снова укрыться за планширем, дожидаясь, когда стрелки начнут перезаряжать оружие.

Томс тоже пригнулся к палубе, но пока пригибался, поймал шальную пулю.

— В меня попали! — крикнул он, падая.

Фаррелл пополз к раненому матросу. Томс держался за бок и корчился от боли.

— А ну-ка, дай я посмотрю. — Капитан отвел окровавленные руки моряка и поднял его рубашку. — Э-э, тебя сильно зацепило, мистер Томс, — объявил он. — Тебя надо отнести вниз. — Развернувшись, он крикнул Берли: — Позаботьтесь о канате, сэр! Я вас прикрою.

Капитан начал заряжать пушку, а Берли продолжил рубить канат. Он поддавался с трудом, но пираты, опасаясь пушки, не очень ему мешали.

Берли ощутил себя лесорубом, но в конце концов канат лопнул. К этому времени мышцы графа горели огнем.

— Сделано! — крикнул он.

— Отлично! — ответил Фаррелл. — Беритесь за пистолет!

Берли подполз к нему, и капитан крикнул команде:

— Мне нужна помощь!

— Я же здесь, — сказал Берли.

— Знаете, как обращаться с пушкой?

— Видел, — ответил Берли, хромая к вращающемуся основанию, на котором стояло орудие.

— Сначала вот это, — капитан кивнул на пороховые заряды. — Затем ядро. Цельтесь выше, а то оно быстро теряет высоту. — Он махнул рукой в сторону паруса. — Хочу парус поднять. Посмотрим, сможем ли мы отойти от них.

Фаррелл бросился прочь, и в это время прогремел взрыв. «Першерон» подпрыгнул, и Берли чуть не свалился. Он ухватился за поручень. Все застилал дым. Неизвестно, что произошло, но он слышал крики раненых.

Дым стал гуще, он валил из люков шхуны. Крики стали громче. На палубу шхуны из люка полезли пираты. Там внутри что-то горело. У одного матроса загорелась штанина, и он в панике завыл. Один из товарищей сбил его с ног и забросал пламя песком из брезентового ведра. Остальные, размахивая абордажными тесаками и крича на бегу, устремились к носу корабля. Двое из них вскарабкались на борт и попытались перепрыгнуть через пропасть, разделяющую корабли.

Берли выстрелил из носовой пушки. В людей не попал, но удачно сбил клубок канатов и несколько блоков. Он развернул пушку и принялся перезаряжать.

— Грот поднять! — приказал капитан Фаррелл из рубки. Двое матросов подбежали к лебедке и начали тянуть канат; парус подхватил ветер, и «Першерон» медленно тронулся вперед.

К тому времени, как граф перезарядил орудие, пропасть, разделяющая корабли, составляла уже дюжину метров. Парус надулся, капитан развернул корабль. Расстояние между «Першероном» и шхуной продолжало расти, и вскоре стало ясно, что они оторвались. Со шхуны все еще стреляли. Берли прицелился и сделал еще один выстрел. Он видел, как ядро ударилось о палубу, отскочило и врезалось в груду бочек. Полетели щепки.

«Першерон» набирал скорость. Дым метался тонкими клочьями над палубой и снастями пиратского корабля, а сами пираты столпились у поручней, бессильно наблюдая, как уходит их приз. Берли погрозил им кулаком, бросил пистолет и повернулся, чтобы помочь раненому Томсу. Матрос переполз палубу и сидел, прислонившись к носовому люку, бледный, как парус у него над головой.

Граф хотел окликнуть его, но сам в изнеможении упал на палубу. Нога пульсировала от боли.

В гавань на мысе Трафальгар они вошли уже затемно. Капитан Фаррелл подал сигнал бедствия, чтобы пройти рейд побыстрее. Берли, Томс и О'Брайен — еще один моряк, раненный шрапнелью, нуждались в помощи. Берли никогда еще так не радовался земле, как в этот раз. Моряки разразились приветственными криками, когда увидели катер, посланный капитаном порта. Катер забрал раненых и доставил в портовый лазарет.

Берли прочистили и перевязали рану. Он отказался покидать корабль до тех пор, пока не поговорит с начальником порта.

— Отличная работа, мистер Фаррелл, — сказал Берли, наблюдая, как раненых матросов спускают по сходням. — Я намерен представить властям полный отчет о событиях дня. Ваша храбрость и храбрость вашей команды являют собой образец поведения на море, они не останутся без награды.

— Обычный рабочий день, сэр, — ответил капитан. — Как сказал один мудрый человек: все хорошо, что хорошо кончается. Но нам придется задержаться здесь на некоторое время. «Першерону» нужен ремонт. Это замечательный порт и хороший город. Мы, конечно, могли бы добраться до Тарквинии, но я думаю, что лучше подлатать корабль здесь и дать раненым время встать на ноги.

— Как скажете, мистер Фаррелл. Вы же капитан. Простоим сколько нужно. — Берли посмотрел на приятную гавань и город, раскинувшийся на холмах над заливом, и добавил: — Кстати, должен вам сказать: мы не собираемся в Тарквинию или Остию.

— Разве, сэр? — Брови капитана удивленно приподнялись. — А куда же тогда?

— В Китай. Мы идем в Китай, мистер Фаррелл, — сказал ему Берли. — Значит, надо как следует подготовиться к длительному плаванию. А потом — в Южно-Китайское море.