Тени киновари

Глава 5

Соляные духи все еще танцевали на Кулаке Солнца — недолго живущие спирали искрящихся кристалликов соли, которых порывы ветра подняли с поверхности пустыни и они крутились и сверкали, как настоящие языки пламени в умирающем свете заката. На востоке золотой Гутей уже появился над горизонтом. Павек раскинул руки, останавливая своих молодых компаньонов прежде, чем они перешли с твердой, обожженной солнцем земли пустыни на белую смертельную соль. Когда поднимется луна, света будет вполне достаточно, чтобы найти непрошенного посетителя, и нет никакой необходимости рисковать собой на Кулаке, пока солнце не сядет.

— Как ты думешь, кто это? — спросил Руари, пока они ждали.

Павек только покачал головой. Он не оставил за собой ни одной женщины, которая могла бы разыскивать его; и совершенно точно ни одна из них не знала, что он высший темплар. Этот не слишком приятный титул подарил ему Лорд Хаману, и следовательно — к большому неудовольствию Павека — именно Лорд Хаману послал ему гонца вместе с сообщением.

Он напряг глаза, глядя в направлении Урика — ничего. Ничего не видно, пока. Он в который раз утешил себя тем, что Телами должна знать обо всем этом, и что хотя она мучит, терзает и проверяет его без передышки, вряд ли ее зловредность дойдет до того, чтобы подвергнуть Квирайт настоящей опасности.

— Может быть она мертва, — предположил Звайн, и мелодраматически закашлялся, показывая каким образом она могла умереть.

— А может быть она заблудилась, — возразил Руари, — а может быть, что она уже умерла. Страж может дотянуться до нее издалека, Павек. Если ты не хочешь встречаться с ней, он может так препутать ей мысли, что она будет бродить до тех пор, пока ее кости не рассыпятся в прах.

— Спасибо за мысль, но я сомневаюсь, что это нужно, — коротко хохотнув сказал Павек. — Если бы одного желания не встретить ее было бы достаточно, Акашия уже сделала бы это.

Если бы Просто-Павек любил держать пари — а он не любил — он поставил бы все свои деньги, которых у него не было, что Акашия сделала все, что было в ее силах, чтобы направить силу стража против нежелательного гостя. Эта сила была огромна, но нельзя было сказать, что страж непобедим. Элабон Экриссан был не в состоянии найти Квирайт, а тем более напасть на него, пока не заполучил Звайна, и тот вместе с ним самим, Руари и Йоханом не попал в Квирайт, когда они вытаскивали Акашию из рук Элабона Экриссара. И как только Звайн очутился в Квирайте, он открыл свое сознание хозяину. Начиная с этого момента Экриссар совершенно точно знал, куда надо направить свой отряд наемников, и страж Квирайта ничего с ним поделать не мог.

И Лорд Хаману скорее всего знал о существовании Квирайта. Уничтожив Экриссара и его отряд, он немедленно спросил о Телами и даже мягко поддразнил ее, заметив бедственное положение деревни. Но даже Король-Лев не знал совершенно точно, где находится Квирайт, пока Павек при помощи своего медальона не призвал его. Сознание короля-волшебника было, возможно, самым неестественным объектом, которое Павек только мог себе представить, но определенно Лорд Хаману не забыл ни их, ни место, где они живут.

Солнце село. Последние соляные духи опять превратились в кристаллики соли, которые которые будут спать до рассвета. Бесчисленные фиолетовые и красные тени умирали на небесах, пока пробуждались вечерние звезды. Павек распознал их очертания, но взял из самой земли достаточно силы, прежде чем выйти на соль и пойти по Кулаку.

Павек верил, что в этом мире есть два места, чье местоположение он не забудет никогда. Квирайт, за его спиной, был одним из них. Мысленным взором он увидел зеленокожую Телами и успокоил биение своего сердца медленными, постоянными ритмами жизни той, которая прожила на Атхасе больше времени, чем Дракон. Другим местом был Урик, и однажды Павек сумел призвать стража Урика, к огромному удивлению Телами.

Согласно традициям друидов стражи были частями мест — лесов, рек, гор и других природных феноменов, но не построенных людьми городов. Павек совершенно не собирался спорить с традициями, но Урик стоял на холме, который также был местом, ничуть не худшим чем роща Телами, и сила, которая выделяла страж Квирайта от более меньших духов пустошей, была рождена поколениями друидов, которые жили и умирали здесь. Павек не был настолько наглым, чтобы равнять уличных червей Урика с друидами, но он таки поднял там стража, и с тех пор не думая знал, где за горизонтом находится великий город.

Путь между Уриком и Квирайтом был в сознании Павека похож на край меча: прямой, острый и без изгибов. Насколько он мог ощущать, сейчас только он один шел по нему; но если и была женщина, которая идет навстречу, они скоро повстречаются.

Тепло испарилось с соли чуть ли не быстрее, чем свет солнца. Они успели зайти совсем недалеко, когда почва под ногами стала холодной, и они были благодарны толстым подошвам своих сандалей. Немного позже, когда небо потемнело и стало темно-фиолетовым, а звезды сравнялись с луной яркостью, Павек услышал звуки, которые он и боялся услышать. Звайн тоже услышал их, и, как и при виде презрения Акашии, он спрятался в полуночную тень Павека.

— Колокольчики Льва, — прошептал мальчик.

Павек проворчал, соглашаясь. Большинство народа, осмелившихся войти в пустыни Пустых Земель, старались не привлекать к себе излишнего внимания как хищников-животных, так и хищников-людей. Совсем иначе себя вели слуги Лорда Хаману. Они везли с собой колокольчики — десятки, даже сотни керамических, каменных или сделанных из редкого металла колокольчиков — которые объявляли всем вокруг о том, что через пустыню едет личный слуга Короля-Льва. За те десять лет, которые Павек провел в приюте, и десять последующих в гражданском бюро, он знал только об одном случае, когда официальный посланец Урика был ограблен и убит.

Лорд Хаману лично возглавил охоту на этих отщепенцев и привез большую часть их — выводок беглых рабов вместе с женами и детьми — обратно в Урик в зарешеченных клетках. Благодя своему всем известному милодердию, Король-Лев мог бы убить этих преступников тысячями разнообразных и ужасных путей, но Король Урика не стал проявлять свое милосердие тогда, когда дело касалось его посланника. Пленники имели столько воды, сколько они хотели, но никакой защиты ни от солнца, ни от Урикитов, и никакой еды, не считая самих себя, так что они одни за другим умерли от голода. Насколько Павек помнил, прошло две пятнадцатые части, прежде чем умер последний, но клетки еще около года висели на стенах города предупреждением для будущих негодяев, пока веревки не сгнили и истерзанные кости наконец-то не успокоились в земле.

Так что Квирайт мог выбирать: или хорошо принимать непрошенных гостей, или страдать от последствий. Павек тяжело сглотнул и пошел дальше.

Руари увидел их первым: его эльфийские предки подарили ему острое ночное зрение и высокий рост, что давало ему преимущество в компании чистокровных людей.

— Кто же они такие? — спросил он не веря собственным глазам, негромко добавив несколько проклятий. — Это не может быть канками.

Но они ими были. Семь канков шли прямо на них, и на всех семерых сидели всадники, одетые в одежду путешественников. А Каши чувствовала только одно сознание, и сумела даже прочитать намерения женщины, когда та оказалась достаточно близко к Квирайту. А это означает, что остальные шесть либо маги и псионики, которые умеют закрывать свои мысли и присутствие, либо темплары, получающие власть Короля-Льва через свои медальоны, а то и осквернители, которые превращают живые растения в безжизненный пепел, чтобы исполнить свои заклинания. Впрочем Король-Лев имел заслуженную репутацию правителя, умевшего предусмотреть все; он мог послать по два представителя каждого сорта.

Хаману определенно принял все меры, чтобы его посланник добрался до цели. Все канки были гигантами своего вида и нагружены мешкми с запасами в придачу к всадникам. Их хитин был покрыт блестящим лаком, сверкавшем в ярком лунном свете, и на каждом из них висело по несколько колокольчиков.

Когда жители Квирайта нуждались во вьючных животных, они нанимали или покупали их у племени Бегунов Луны. Эльфийские пастухи заслуженно гордились своими блестящими черными канками, выведенными за долгие поколения, которые отличались выносливостью и умением приспособиться к любой обстановке. Лорд Хаману, однако, не нуждался в жуках, которые могли бежать целые дни от восхода до заката, а есть только старые сухие кусты. Король-Лев хотел иметь огромных жуков, сильных жуков, таких жуков, которые заставляли любого подумать дважды, прежде чем подойти к ним. И обычно Лев получал, что хотел.

И Павек получит такого, тоже, если вернется в Урик, потому что были специальные жуки, на которых ездили высшие темплары и офицеры высшего ранга из военного бюро. Эта мысль заставила колени Павека слегка задрожать, когда он очутился лицом к лицу с приближающейся группой.

Канки зажужжали, казалось они переговариваются между собой, их высокое жужжание заглушило даже позвякивание колокольчика. Потом они кляцнули своими изогнутыми жвалами, жест, который показался Павеку еще больше угрожающим из-за желтой флюоресцирующей жидкости, которая медленно текла из их ртов на панцирь. Это был яд, один из самых худших в Пустых Землях, и слюна канков вполне могла убить.

Павек вынул меч из ножен и крепко взялся правой рукой за рукоятку. — Во имя Квирайта, кто идет? — громко сказал он.

Темные силуэты на спинах канков не сделали ни одного движения, чтобы придержать или остановить своих животных. Канки продолжали идти. Павек наполовину вытащил свой меч из ножен. — Остановитесь, или я атакую.

— Я не вижу их лиц, — сказал Руари, которому помогало его ночное зрение. — Они все лежат на спинах канков. Не нравится мне это…

Главный канк — естественно самый большой, с такими жвалами, которые могли перекусить человеческую шею одним ударом — обратил внимание на оружие Павека. Его антенны возбужденно задергались, ядовитая слюна полилась изо рта, он присел, перенеся вес на четыре задних ноги.

— Собирается атаковать, — выкрикнул Руари никому не нужное предупреждение.

— Вы находитесь на защищенной земле Квирайта. Мы гарантируем вам наше гостеприимство. Слезайте с канков, — выкрикнул Павек с меньшей властностью, чем он хотел бы услышать в своем голосе. Он полностью вытащил свой меч, но он и остальные оба умрут, если он воспользуется им.

— Слезайте, сейчас!

Канк стал на дыбы, размахивая клешнями на передних ногах. Дыхание Павека замерзло в его горле, потом, к его полному удивлению, молчаливый и неподвижный всадник свалился на землю, как мешок с камнями. Это был тот самый сигнал, которого ждал Руари. Он не собирался, как дурак, использовать заклинания друидов для соревнования с всадниками, управляющими своими животными, но если канков никто не контролировал, он знал заклинания.

Павек почувствовал, как его сердце подпрыгнуло, когда Руари призвал силу стража. Молодой друид прошептал несколько слов — чтобы придать силе нужную форму и направить ее — и создал связь между собой и жуками. Главный канк, уже без всадника, опустился на все шесть ног, клацая хитином и колокольчиком, а Руари уже водил в воздухе руками, успокаивая животных. Одни за другим канки начали повторять его движения своими антеннами. Потом удары жвал друг о друга замедлились и остановились, сердитое жужжание стихло.

— Отличная работа! — воскликнул Павек, ударяя в плечо Руари с такой силой, что тот не удержался на ногах и упал, зато когда полуэльф снова поднялся на ноги, его лице освещала широкая улыбка. Павек поздравил сам себя, что он еще помнит, как выразить тонкости дружбы, как если бы он сам был Руари, который спас их жизни.

Теперь, когда опасность миновала и тонкости были соблюдены, надо было получить ответы на вопросы.

Не сводя настороженного взгляда с гигантского, хотя и успокоившего канка, Павек сунул меч обратно в ножны и опустился на колени рядом с упавшим всадником. Он немедленно получил первый ответ, когда, собираясь перевернуть тело на спину, раскрыл тяжелый плащ. К светло-желтому правому рукаву туники темплара были аккуратно пришита целая пачка темных полосок. Только военное бюро носило свои полоски на правом рукаве, и хотя Павеку было трудно прочесть по полоскам ранг темплара, было похоже, что он глядит на солдата, если повезло, но может быть и на преследователя, если как обычно не повезло.

Плащ военного темплара выскользнул из его внезапно окостеневших пальцев: старые привычки взяли свое. Регулятору третьего ранга гражданского бюро не разрешалось даже коснуться рукой офицера военного бюро. Выругавшись, он напомнил себе, что он не в Урике, и что он не регулятор третьего ранга. Пальцы снова задвигались, он сунул их под спину, готовясь перевернуть тело. Исходя из неподвижности и тяжести тела, он приготовился взглянуть на лицо мужчины, скорее всего лицо трупа, но он никак не ожидал увидеть темную, отвратительно пахнувшую жидкость, струившуюся изо рта и носа темплара. Она уже залила его грудь, замочив рубашку и плащ. Руки Павека, держащие плащ, тоже стали мокрыми и липкими.

Смертельный жар Кулака Солнца убил мужчину — Павек сам чуть не умер в тот первый раз, когда пересекал Кулак — но он не верил, что такая естественная и повседневная вещь как жара могла убить этого сильного и тренированного человека.

— Он-? — спросил Звайн, и Павек, который даже не заметил, что мальчишка так близко, вскочил на ноги с бьюшимся сердцем.

— Совсем, — ответил он, стараясь успокоить дыхание.

— Можно… можно мне обыскать его?

Павек собрался было взъерошить его волосы, но потом вспомнил, в чем выпачканы его пальцы, и вместо этого поискал, обо что бы их вытереть.

— Обыскать, но не украсть, понял? Все, что ты найдешь, вернется обратно в Урик, или военное бюро в полном составе будет охотиться за нашими шкурами. — Он оставил пальцами темное пятно на лакированном хитине канка.

Мальчик поджал губы и выпятил вперед подбородок, всегда воинственный, всегда настороже. — Я не такой дурак.

— Да, конечно — только не становись им.

Он направился к следующему канку и еще одному кровавому темплару, с такими же нашивками: дварф, чье безжизненное тело, весившее по меньшей мере пятнадцать стоунов,[1] начало валиться на землю, как только он коснулся его. Ругаясь, Павек толкнул его со всей силы и сумел удержать на спине канка, но только после того, как вся его одежда вымокла в вонючей крови.

— Этот тоже мертв, — крикнул Руари с противоположного конца ряда канков.

— Женщина? — Павек вытер ладони об изнанку туники дварфа. — Акашия сказала, что едет женщина.

— Нет, мужчина, темплар, судя по его проклятой желтой одежде. Ты думаешь, что есть здесь кто-либо другой, не темплар?

— Нет, невозможно. Лев изменил мой ранг. Это его канки, его солдаты. Он и только он мог послать посланника в Квирайт. Продолжай искать.

Пока они искали, Павек обратил внимание на вьючного канка, на котором никто не сидел. Когда друиды путешествовали, они чаще всего выбирали самого большого канка и нагружали на него все запасы, но на этом было седло для обычного всадника, встретившего очень неприятную смерть: от него остались только обожженные ладони, вцепившиеся в закопченую луку седла. Павек решил, что всадник был мужчиной. Впрочем, он не был в этом абсолютно уверен. Ладони выглядели такими же большими, как и его собственные, но он не собирался рассматривать их более подробно.

Седло прогорело до костяной рамы, хотя хитин, к которому она крепилось, остался цел и невридим, следовательно вспышка огня была очень быстрой и точной. Кожаный мешок слегка высовывался из пустого места под лукой седла, похоже на незаконный груз, который стал виден, когда внутренность седла сгорела. На мешке были видны несколько переливающихся отметин. Павек не смог расшифровать их, зато окончательно уверился, что Лорд Хаману послал разрушителя вместе с темпларами. Страшная судьба мага-осквернителя подтвердила его подозрения, что все эти путешественники погибли не от жары.

Позади седла был привязан еще один мешок, побольше. На его боку были вытеснены семь сцепленным между собой кругов высшего бюро. Обычно мешки с такими знаками были защищены магией, но Павек не видел характерного магического сияния на коже и подумал, что его содержимое могло бы рассказать что-нибудь о послании Лорда Хаману. Оглянувшись вокруг, Павек поискал глазами палку, которой можно было бы попытаться открыть мешок.

Он только что заметил одну и поднял ее, когда Руари подпрыгнул на месте и испуганно заорал. Отбросив палку в сторону и выхватив меч, Павек побежал к полуэльфу.

— Пирена сохрани и помилуй, — громко выкрикнул Руари, призывая на помощь легендарных паладинов-друидов. — Что это такое? Это… она? — спросил он, отскакивая от всадника, которого он только что снял со спины канка.

Павек схватил Руари сзади за локти и переставил в сторону. Со всей своей мрачностью и наглостью, ненавистью к Урику и темпларам, один из которых изнасиловал его мать-эльфийку и стал ему отцом, Руари вырос в свободно, чистом и невинном воздухе Квирайта. Он знал эльфов, людей и дварфов, сам был полукровкой и общался с полукровками, но никогда не видел более экзотические расы и ничего не знал об импульсах, заставляющих женщин наносить на свое тело татуировки или, наоборот, завертывать свое тело в облегающее, как вторая кожа платье, причем прорезать дыры именно в тех местах, которые женщины Квирайта не открывали никогда.

Темплар, хотя ничего другого Урик и не мог прислать сюда — впрочем, может быть и нет, подумал Павек, наклонившись над телом и внимательно разглядывая странное существо, которое нашел Руари. Без сомнения это была женщина: тонкая, даже еще более худая чем Руари или полнокровный эльф, но не эльф, совсем не эльф. Ее кожа была совершенно чистой и белой как соль; похоже это ее естественный цвет, и он не изменился, несмотря на все тяжести пути через Кулак. Павек не смог сказать, были ли метки около ее глаз нарисованы или нет, на сами глаза были широко расставлены, а на лице была маска, которая покрывала все ее лицо, не давая возможность раасмотреть ее даже в профиль. Он никогда не видел никого, похожего на нее, но был уверен, что она была-Новая Раса.

— Что? — спросил Руари, чье любопытство наконец успокоилось.

— Вонючки, — вмешался Звайн. Он перестал обыскивать трупы, но не подошел, чтобы присоединиться к ним. — Будьте остожны, это животные для арены. Они сделаны, а не родились. У них есть когти, зубы и еще другие штуки, которых не должно быть у нормального человека. Вонючки.

— Большинство из них, — согласился Павек, слова прозвучали намного умнее, чем он сам ощущал себя, и Павек спросил себя, а не знает ли парень что-то такое, чего не знает он. Белокожая женщина в маске и обтягивающем платье казалась скорее слабой, чем сильной и жестокой. И хотя колесница его судьбы и повернула в другую сторону, а внешность не означает ничего, но если это та самая женщина, которую почувствовала Акашия, он хотел бы сохранить с ней мир, и чем дольше тем лучше. — Они остаются животными, если они сделаны из животных. Но если они сделаны из мужчин и женщин, они становятся людьми, но другими. И не все из них сами решают идти в Башню. Некоторые идут; у них на это есть причины, я полагаю. В основном это рабы, которых в цепях ведут на юг; те немногие, которые остаются в живых, возвращаются обратно. — Раз за разом, в течении деяти лет, которые он был темпларом, гражданское бюро перерывало все рабские рынки, в поисках худших из худших, приготовлнных для отправки в мистическую башню. Может быть они и спасли несколько рабов от преобразования, но они никогда не сделали ничего, чтобы помочь тем, которых уже преобразовали.

— Приходят — откуда? Возвращаются — как? Что за Башня? — давил Руари. — Я знаю эльфов и полуэльфов; она ни то, ни другое. Ветер и огонь, Павек, ее кожа — у нее есть чешуйки! Я чувствую их. Что это за раса, где мужчины и женщины имеют чешуйки?

Павек покачал головой. — Только она, я подозреваю. Я видел не слишком многих из них, но никогда не видел двух одинаковых-Но ты сказал, «Новая Раса».

— Они все «Новая Раса», потому что все они, мужчины, женщины или животные приходят из одного и того же места, с юга. Где-то на юге есть место — Башня — которая берет то, что находит, и изменяет их во что-то другое-Сделанные, не родившиеся, — эхом отозвался Звайн.

Павек вздохнул. Они оба были молоды. Один из них видел слишком много; второй — недостаточно много. Все мужчины сделаны, все женщины тоже. Поговори с любым темпларом. — Сделанные, не родившиеся. Ни у кого из них нет ни матери или отца, ни сестры или брата. Но они умирают. Как любой из нас.

Руари пожал плечами. — Она не умерла. Я слышу — чувствую — ее дыхание. — Он опять пожал плечами и скрестил руки на груди.

Ее глаза были закрыты, он лежала совершенно неподвижно, руки и ноги были так вывернуты, что Павек мог бы поклясться, что самое худшее уже произошло. Он не мог использовать свою силу друида здесь, так далеко от рощи, да он ничего и не знал об исцелеляющей друидской магии, но Руари был вполне умелый друид; он знал достаточно, чтобы сохранить ей жизнь до тех пор, пока они не принесут ее к Акашии.

Встав на колени рядом с женщиной Новой Расы, он вытянул руки над ее грудью и посмотрел в освещенные луной глаза Руари. — Помоги мне. — К сожалению слова не прозвучали, как приказ. Руари пожал плечами и отвернулся, чтобы не встречаться взглядами. — Ты не прав Ру, — холодно сказал Павек. Он аккуратно размотал длинные, темные ленты материи, которыми женщина обмотала свою голову и плечи, положил свои большие мозолистые руки на щеки, собираясь повернуть ее голову и открыть защелки маски.

— Нет! — закричал Звайн.

Парень наконец-то подошел к ним и стоял рядом с демонстративно не желающим помочь Руари. Если бы у него были достаточно длинные руки, Павек схватил бы их обоих за уши и столнул бы их упрямые трусливые черепа вместе. Он может сделать это, и однажды сделает, собственными руками.

— Не прикасайся к ней!

Будь он проклят, но поступит он так, как хочет. Павек коснулся ее холодной белой кожи и обнаружил, что она действительно чешуйчатая, в точности как предупреждал Руари, но прежде, чем он смог повернуть ее голову, кто-то ударил его сбоку и опрокинул его на спину. Судя по силе удара, его ударил Звайн. Слепой гнев затуманил глаза и разум Павека, он вскочил на ноги, с рычанием вцепился в шею паренька и начал сжимать трясущиеся пальцы.

— Она ударила тебя, Павек, — отчаянно выкрикнул Звайн. Он был крепкий, жилистый малец, но его руки едва смогли обхватить могучие запястья Павека, а освободиться он не смог бы никогда. — Она ударила тебя. Я уже видел, как она делала это. Я уже видел ее, Павек, много раз.

Со вздохом ужаса Павек услышал слова мальчика, а потом увидел, что он сам делает. Вся его сила исчезла вместе с гневом. Бессильные ладони на концах бессильных рук ударились о бессильные бедра. Звайн отбежал назад, потирая шею, но в остальном был совершенно цел, не пострадав от нападения на себя.

— Где ты ее видел?

Похоже, что стыд — заразная вешь. Звайн уткнул подбородок в грудь. — Я же сказал тебе, она вонючка. Я сказал тебе. Она приходила — ты понимаешь — в этот дом, почти каждую ночь.

Павек выдохнул из себя последние следы гнева и возбуждения. — Экриссар? Ты видел ее, когда жил в доме Экриссара? — Он выругался последними словами, когда мальчишка кивнул.

— У нее есть сила, хотя он так и не понял, откуда она берется, и она очень не любит, когда кто-нибудь касается ее маски.

— А что она делала в доме Экриссара? — спросил Руари злым голосом сквозь сжатые зубы, его пальцы тоже сжались, образовав небольшие, но увесистые кулаки. Он не забыл и не простил того, что случилось с Акашией в доме Экриссара; впрочем, как и они все. Лорд Хаману заставил своего высшего темплара — свою домашнюю зверюшку — заплатить страшную цену за предательство, но не удовлетворил жажду мщения в сердцах квиритов.

Звайн не ответил на вопрос. Он вообще предпочитал не отвечать ни на один вопрос о Элабоне Экриссаре или о его жизни в Доме Экриссара. Акашия помнила его по ночным допросам. Для нее этого было вполне достаточно, но Павек, который знал мертвые сердца лучше ее, подозревал, что Звайна пытали и мучали как и саму Акашию, только более мягко.

— Что она делала там? — повторил вопрос Руари; Звайн еще глубже ушел в себя.

— Он не знает, — ответил за Звайна Павек. — Оставим это, Ру! Он не знает. Она сама расскажет нам, когда мы приведем ее в деревню и-Ты что, хочешь привести ее туда, где Акашия может увидеть ее?

Павек не нуждался в негодовании полуэльфа, для того чтобы понять, что это была плохая идея. Он достаточно много знал о женщинах, чтобы сообразить, что вряд ли любая из них обрадуется, когда рядом окажется свидетельница ее безнадежного сопротивления. Если бы у него была хотя бы половина ума ударенного камнем баарзага, он немедленно вскочил бы в пустое седло вьючного канка и направился бы на юг с посланием Лорда Хаману и женщиной Новой Расы на буксире, но так как у него был только один единственный ум мужчины, он взял женщину на руки и пошел по направлению к Квирайту.

— А что с канками и трупами? — хором спросили Звайн и Руари.

— А что с ними? — ответил Павек и пошел дальше.

Они догнали его достаточно быстро, сопровождаемые хором колокольчиков, который предупредил деревню и привел всех на ее окраину. Акашия стояла перед толпой остальных квиритов, как друидов, так и фермеров. Сверху светил Гутей, внизу горели факелы, было вполне достаточно света, чтобы различить выражение ее лица: она была озабочена и полна сомнений. Все молчали, пока он не подошел так близко, что можно было говорить нормальным голосом.

— Я чувствую только одного путешественника.

— Остальные мертвы. Вот та, которую ты услышала. Она без сознания. — Павек взглянул через плечо, где стоял Руари, а поводья семи канков были обмотаны вокруг его руки. — Мы думаем, что будет лучше, если ты займешься ею. Она Новой Расы.

Все шло так плохо, как Павек и боялся, даже еще хуже. Глаза Акашии расширились и ее ноздри затрепетали, как если бы она почувствовала запах чего-то гниющего, но она просто отступила назад и прислонилась спиной к красной стене хижины, в которой она жила одна отдельно от других.

— А что с этими? — спросил Руари, потрясая поводьями, которые он держал, и заставляя колокольчики зазвенеть.

Акашия молчала, не собираясь принимать решение, и Павек взял все на себя:

— Поставь канков в загон. Накорми их и напои водой из колодца. Раздень тела, прежде чем похоронить их. Сложи в узел все их одежду и вещи — все, что найдешь — и будь поосторожнее. Не пытайся что-нибудь спрятать. Мы возьмем эти узлы назад с собой.

— «Мы возьмем их назад»? Кто это «мы»? — спросила Акашия, подходя к нему, но не глядя ни на него, ни на то, что он нес в руках.

— Мы: я и она, если выживет. Лорд Хаману послал ее сюда с эскортом-«Лорд Хаману»? Твой хозяин Лев? Опять?

— Послушай, Каши, — взмолился Павек, использую ее дружескую кличку, что он делал только тогда, когда был расстроен. — Он знает, где находится Квирайт. Он доказал это хотя бы тем, что послал нам послание через Кулак, и безошибочно сумел доставить его сюда-Безошибочно? Именно так ты называешь это?

Акашия махнула рукой прямо перед локтем Павека. При это ее рукав проехался по темной материи в его руках и смахнул его, открыв замаскированное лицо женщины Новой Расы. Павек задержал дыхание: женщины ничего не забывают, если она сейчас узнает это лицо, может быть все, включая вспышку.

Вспышка не последовала, только негромкий вздох, когда Акашия прижала костяшки пальцев к губам. — Что это за творение лживой магии, которое Лев создал и послал сюда?

Они подошли к легкой, но закрытой двери дома Акашии. Руки Павека уже онемели, спина горел от усталости. У него было не то настроение, чтобы утихомиривать ее гнев. — Я сказал тебе: она из Новой Расы. Они приходят с юга, из пустыни, из места, кторое находится в многих днях ходьбы от Урика. Лев никак не участвовал в ее создании, и Элабон Экриссар тоже.

Павек ждал, когда она откроет дверь, но она не сделала ни малейшего движения — ничего удивительного, ведь он, спотыкающийся на каждом шагу баарзаг, упоминул имя Экриссара.

— А какое он имеет к этому делу отношение?

Павек слегка ударил ногой в дверь, та открылась. — Я не — он перенес женщину через порог — знаю.

— Она вонючка, — вмешался Руари, выдавая оскорбительную кличку, придуманную Звайном, за собственную. Герои не должны кормить канков или рыть могилы. Он развернул одеяло и расстелил его на кровати Акашии, что вероятно было не слишком вежливо по отношению к женщине, но зато так можно было помешать загрязнению.

Звайн проскользнул в дверь вслед за Акашией. Одновременно робкий и дерзкий, он нашел тень в углу и стоял, опираясь спиной на стену хижины. Для презираемых мальчишек нет никаких запретов. — Я видел ее там, — заявил он, а потом сьежился, когда Акашия повернулась и посмотрела на него.

Тем не менее никакого выражения узнавания не появилось в ее глазах, когда она опять взглянула на женщину, которую Павек уже положил на ее кровать.

— Что она там делала?

— Он приходила ночью. По ночам дом был полон. Все комнаты были полны…

Голос мальчишки стал слегка мечтательным. Его взгляд затуманился воспоминаниями, он видел картины, которых не видел Павек.

— Она была… — он проглотил слово. — Они называли ее элеганта. Они развлекались с ней за запертыми дверями.

— Свободная женщина? — На коже женщины были странные золотые метки. Павек никогда не видел ничего похожего, но точно знал, что это не татуировки рабыни, и Акашия тоже знала это. — Я бы скорее умерла.

Павек улыбнулся, он нечасто делал это, и дал своему шраму исказить его губы. — Не всякий так целеустремлен и решителен, как ты, Каши. Некоторые из нас хотят остаться в живых, а пока мы живем, нам надо как-то поддерживать себя.

Руари выплюнул слово, которое использовали в городских сточных канавах, и надо полагать имел в виду, что и эта женщина Новой Расы такая же. Не произнеся ни звука и не изменив выражение лица Павек повернулся на пятках к нему. Еще до того, как он ушел из города, были некоторые в бюро, которые говорили, что у Павека есть возможность стать в будущем устрашителем восьмого ранга, если он сумеет понравиться какому-нибудь влиятельному сановнику. Он был на голову ниже полуэльфа, и дорога к открытой двери была свободна, но Руари остался стоять там, где стоял. Однажды выученные, подлые трюки поведения темпларов не забываются никогда. Павек внимательно оглядел своего друга с ног до головы, задержал взгляд на внезапно изменившемся лице, а потом сказал:

— Ты слишком красив. На улицах Урика с твоим лицом покончили бы в первое утро, может быть и еще раньше. Хотя ты, может быть, и сохранил бы его до рынка рабов. Может быть твой новый владелец не захотел бы резать такое хорошенькое личико. — Хотя как раз сейчас лицо полуэльфа трудно было назвать красивым: щеки впали, на лбу выступил холодный пот, казалось еще немного, и Руари упадет в обморок. Павек во весь голос повторил ругательство, которое молодой друид использовал только что.

Акашия уперлась руками в его грудь и пыталась, безуспешно, заставить его отвернуться. — Остановись, пожалуйста. Ты совершенно прав: мы не знаем город, не понимаем как оно… она должна была жить там. Остановись, пожалуйста?

Он дал ей убедить себя. Шрам еще пульсировал, как всегда, на его лице было такое же выражение, как несколько мгновений назад, но боль не была главной причиной, по которой он не хотел стать устрашителем — и не потому, что он не нашел себе покровителя, как эта женщина Новой Расы нашла себе Экриссара… Павек был единственный — единственный в хижине Акашии — кто по настоящему чувствовал себя больным. Он хотел уйти и убежать со всех ног в рощу, но не мог, так как женщина пришла в себя.

Она села медленными, плавными и грациозными движениями, похожими на движения крадущегося дикого кота. Проверив себя, она посмотрела вверх, на них. Ее открытые глаза была также удивительны и необычны, как и все остальное в ней: очень бледные, сине-зеленые, похожие на драгоценные камни, и между наружной белой оболочкой и сетчаткой почти не было разницы, как у обыкновенных рас, зато в центре выделялись блестящие черные зрачки, которые мгновенно и очень существенно увеличились, приспосабливаясь к слабому свету единственной лампы.

— Кто ты? И что ты хочешь от нас? — первой заговорила Акашия.

— Я Матра. — И ее голос был совершенно удивителен, почти без выражения и очень глубок. Казалось, что он идет из какого-то другого места, а не из под маски. — У меня послание к высшему темплару по имени Павек.

Павек вышел вперед и привлек к себе внимание. — Я Павек.

Кустистые брови изогнулись над плотью из живого золота. Зрачки стали нечеловечески огромными и нечеловечески блестящими, она оглядела его с ног до головы, а потом уставилась на его лицо со шрамом. — Мой лорд сказал, что я найду очень-очень некрасивого человека.

Он почти рассмеялся вслух, но проглотил свой смех, заметив, что лицо Акашии потемнело. — Твой лорд? — спросил он вместо этого. — Король Хаману? Лорд Урика твой хозяин?

— Да, он мой лорд. Он хозяин всего. — Матра уверенно встала на ноги, не было ни малейшего признака того, что несколько минут назад она была без сознания, а не спокойно спала. Протянув руку с заостренным красными ногтями на кончиках пальцев, она коснулась лица Павека. Он вздрогнул и уколонился. — Это всегда выглядит так? Это больно?

Новая Раса, напомнил он себе: на ее чешуйчатой коже нет никаких следов, за исключением этих странных меток, отливающих металлом. Ни царапин или шрамов, следов от ожогов солнца, ничего. Он вспомнил предупреждение Звайна о маске и даже не захотел представлять себе, какие шрамы она скрывает. Она была высока, не ниже Руари; ее гибкое сильное тело было телом взрослого, но кто знает что с ее умом?

— Иногда болит. Мне бы не хотелось, чтобы ты касалась его. Ведь ты можешь понимать это, не правда ли? — Он встретил взгляд бледно-голубых глаз и выдерживал его, пока она не моргнула. Он надеялся, что она поняла. — У тебя послание для меня?

— Мой лорд сказал, что он и так дал тебе больше времени, чем заслуживает смертный человек. Он сказал, что ты уже достаточно отдохнул в твоем саду. Он сказал, что пришло время тебе вернуться и закончить то, что ты начал.

Осознав что все — Матра, Акашия, Руари и Звайн — сосредоточенно глядят на него, Павек спросил почти нормальным голосом, — Лев сказал, что я должен буду сделать?

— Он сказал, что я и ты будем вместе охотиться на халфлинга по имени Какзим, и что я отомщу за смерть Отца и Мики.

— Какзим! — воскликнул Звайн. — Какзим! Ты слышал это, Павек? Мы немедленно идем обратно в Урик.

— Отец! Что за Отец? Ты же сказал, что она сделана, не родилась. Она врет…

Павек заметил, как похожие на драгоценный камень глаза ярко и опасно свернули, когда изо рта Руари вылетела насмешка над Новой Расой.

— Заткнитесь — оба! — крикнул он.

Все то время, пока Экриссар был его врагом, а Лаг — страшным бичом, который Павек хотел уничтожить, раб-халфлинг таился где-то в тени, не выходя наружу. Король-Лев пришел в Квирайт, чтобы уничтожить Экриссара, но и Лев ничего не знал о халфлинге. Среди последних слов, которые еще живая Телами сказала ему, было и предостережение, что Хаману не замечает проблему, пока она не царапнет его в глаз. Какзим — это имя Павек узнал от Звайна только в день смерти Телами — наконец царапнул в глаз Льва. Павек спросил себя как, и хотя он не слишком хотел знать ответы, задал необходимые вопросы:

— Откуда ты знаешь о Какзиме? Что он еще сделал?

Блестящие глаза сначала изучили Руари, потом Звайна и наконец вернулись к Павеку. — Он убийца. Его лицо было последним, что видел Отец перед тем, как его убили… — Осанка Матры изменилась, как будто в ней что-то сломалось. Она поглядела вниз на свои руки и с такой силой сжала пальцы, что костяшкам наверняка было больно. — Я обратилась к Лорду Экриссару, но он никогда не вернется. Еще один высший темплар послал меня к Лорду Хаману, а он послал меня к тебе. Ведь ты тоже высший темплар, правда? И ты тоже знаешь Какзима?

Павек не знал, что сказать. Матра говорила изящными фразами и имела изящные руки и ноги, но судя по всему оставалась ребенком в сердце и ребенком по уму, и он не знал, как ответить на ее вопросы. Он, однако, дорого заплатил за свои колебания, потому что Акашия сказала:

— Экриссар. — Ее отвращение превратило имя в ругательство. — Ты обратилась к лживому ночному кошмару, замаскированному под человека. Кто он тебе — друг, любовник? Именно из-за него ты носишь маску? Вонючка. Воняет твое лицо или твоя душа?

Павек никогда не слышал столько яда в голосе Акашии. Это отбросило его на шаг назад и заставило его спросить себя, а знает ли он вообще, кто такая Акашия. Не может ли так быть, что пытки и мучения, которым она подвергалась много дней в доме Экриссара, отравили, исказили душу Каши? Что она видела, когда глядела на Матру. Маска, длинные и угрожающие когти, черная одежда, завернутая вокруг тонкого тела. Быть может этого вполне достаточно, чтобы вызвать воспоминания об Экриссаре? В ее глазах сверкнуло мщение Без малейшего предупреждения Акашия бросилась на Матру. Она хотела мести, но не получилось, так как Павек и Звайн вместе схватили ее и крепко держали, не давая добраться до Матры. Золотые отметины вокруг глаз Матры и на ее плечах сверкнули в свете единственной лампы, воздух вокруг них нагрелся и поплыл, как солнечный свет нагревает и искажает воздух на соляной равнине.

— Какзим был рабом Экриссара, — крикнул Павек, стараясь избежать катастрофы, но вместо это только, похоже, приблизил ее. — Его дом, естественно, должен был стать первым местом, где искать его раба.

— Уберите ее отсюда, — предупредила Акашия, освобождаясь от хватки мужчин и приходя в себя, хотя ее голос стал еще более злым и холодным, чем был десять ударов сердца назад. — Убирайся отсюда, — прорычала она Матре.

— Я уйду с Высшим Темпларом Павеком, — ответила женщина, не моргнув глазом. Она была элеганта. Она делала свою жизнь в самых темных подземных тенях и в квартале высших темпларов. Акашия ничем не могла испугать ее. — С ним одним или с вместе с любыми другими, кто хочет отомстить. Ты тоже хочешь отомстить, женщина с зелеными глазами?

Потрясенная честностью, которую она не могла отрицать, и холодностью, не уступающей ее собственной, отступила именно Акашия, даже покачавшая гловой, когда шла обратно. Павек решил было, что самое худшее позади, но не подумал о Руари, который немедленно выскочил защищать Акашию, и не имело значения, что она относилась к нему скорее плохо, чем хорошо и к тому же совершенно не нуждалась в защите.

— Она не имеет права так разговаривать с Каши. Возьми ее в рощу, Павек! — потребовал он, то же самое требование, которое он сделал, когда сам Павек оказался здесь, и примерно по той же причине. — Пускай страж судит ее, ее Отца и ее месть.

— Нет, — ответил он просто.

— Нет? Это путь Квирайта, Павек. У тебя нет выбора: страж должен судить пришельцев.

— Нет, — повторил он. — Нет — по той же самой причине, по которой мы похороним темпларов и вернем все их вещи в Урик. Лев узнает, что мы сделали с его посланцем, и он знает, где и как найти нас. И, кроме того, речь не идет о Квирайте или страже Квирайта. Это дело Какзима и Урика. Я видел своими глазами, как Казим делал Лаг, но я не вернулся в Урик, чтобы найти его, так как я думал, что поскольку Лаг он делать больше не может, он не сможет сделать ничего плохого. Я ошибся; он стал убивать своими руками. Хаману прав, пришло время вернуться в Урик. Мы уедем, как только канки и Матра отдохнут-Сейчас, — прервала его Матра. — Я не нуждаюсь в отдыхе.

И может быть действительно не нуждалась. Не было даже намека на усталось в ее странных глазах или и в руке, которой она схватила его запястье.

— Жукам надо отдохнуть, — сказал он и посмотрел ей прямо в глаза. — День после завтрашнего, или еще день после того.

Она освободила его руку.

— Я еду с тобой, — сказал Звайн.

— И я, — немедленно добавил Руари.

Акашия взглянула на каждого из них по очереди, выражение ее лица было совершенно невозможно прочитать. После паузы она сказала, — Ты не можешь. Ты не можешь бросить Квирайт. Мне нужно, чтобы ты был здесь, — и это удивило его даже больше, чем он мог себе вообразить.

— Поедем с нами, — быстро сказал он, надеясь на удачу. — Покончим с прошлым.

— Квирайт нуждается во мне. Квирайт нуждается в тебе. Квирайт нуждается в тебе, Павек.

Если Акашия сказала, что нуждается в нем, тогда можно было бы и передумать, но нет, только не с угрозой Хаману, висевшей над головой. Это, и еще знание, что Какзим опять собирается выпустить наружу ужас, которому нет слов. Он пошел было к двери, потом остановился и задал вопрос, который беспокоил его с первых же слов Матры.

— Сколько тебе лет, Матра? — он специально спросил это здесь, чтобы Акашия могла услышать ответ.

Она мигнула и, как показалось, немного растерялась. — Я новая, не старая. Кабры созрели только семь раз с тех пор, как я оказалась в Урике.

— А до Урика, сколько раз они созрели?

— До Урика не было ничего.

Как Павек и надеялся, глаза Акашии расширились, а лицо смягчилось.

— Семь лет? Экриссар…

Он оборвал ее:

— Экриссар мертв. Какзим. Вот единственная причина для возврашения обратно.

Павек вышел из хижины. Матра бросилась за ним, ребенок, который не выглядит как ребенок, и который действует и живет не как ребенок. Она обвила его руку своей, провела длинным ногтем по его запястью. Он недовольно высвободил руку.

— Не со мной, элеганта. Я не твой тип.

— И куда же я пойду, если не с тобой?

Это был очень хороший вопрос, на который у Павека не было ответа, пока он не заметил пару фермеров, выглядывших из распахнутой двери. Их хижина была приличных размеров, дети выросли и ушли. Он оставил Матру у них до утра, вот и ответ на вопрос. Была уже ночь, возвращаться в рощу Телами слишком поздно. Он прилег в уголке хижины для холостяков.

Завтра будет хуже, чем вчера. А ему нужно поспать, пока есть такая возможность.