Глава 2. Подумай, мальчик, вот о чем…

А утро, коварное и беспощадное в своей неотвратимости, началось с того, что я, только морально собравшись разбирать драгоценные запасы необычайно важного исторического материала, нашел у себя в рюкзаке тот самый знак, преследовавший нас с напарником в Арвейме — по крайней мере, в его варианте, появившемся в Древнем Мире. Выглядел знак, конечно же, совершенно по-другому, как и во все предыдущие разы — но и как во все предыдущие разы, мне было совершенно ясно, что это именно он. Не узнать его было просто невозможно. Хотя, конечно, это слово у нас в коллегии с некоторых пор под запретом; тем не менее, полагаю, в данном случае можно сделать исключение. Время от времени нарушать правила просто жизненно необходимо абсолютно каждому человеку.

Изображен знак, к слову, был на бумажке, появившейся в моем рюкзаке совершенно непонятным для меня образом. Она неприкаянно поместилась на самом верху, подогнув свой край под плотно свернутую легкую атту, и выставляла напоказ довольно небрежно, явно второпях, нарисованный символ — до боли знакомый и одновременно совсем-совсем новый.

Обычная бумага, сделал я вывод через некоторое время, из листьев дерева Арас, у нас подобное производство самое распространенное: все мои многочисленные, исписанные за годы учебы и работы блокноты были в свое время сотворены именно из этого материала.

Ох, возможно, как раз из моего блокнота и вырван — вон, одного листика заметно не хватает в той записной книжке, что лежит поверх всех других предметов, непосредственно рядом с тем местом, где я и умудрился заметить загадочное послание. Небрежно книжка так лежит, просто кинута среди остального невероятно важного хлама на свой страх и риск — именно так, как, каюсь, я обычно и складываю вещи в своем походном рюкзаке. Да и не только походном, что уж тут говорить.

Но никакой листик я не вырывал и уж точно ничего там не рисовал. В этом я уверен.

Или я просто окончательно помешался, что, если вспомнить события предыдущего дня, было бы совершенно не удивительно.

На Мирвеле я был минут через тридцать — бежал со всех ног, совершенно не обращая внимания на мирно шагающих прохожих, то и дело с любопытством на меня оглядывающихся. Мало ли, куда торопится молодой человек — может, на важное занятие в Университете опаздывает (надо же, какой молодец, стремится к знаниям!), а может и на свидание мчится, всякое бывает. Личную жизнь тоже нужно успеть устраивать, не сошелся же свет клином на учебе и работе, в самом деле. Что ж, фактически я и бежал на свидание — деловое, к своим драгоценным коллегам. Мне было просто необходимо срочно поговорить с найтом Рифардом или с Крисом, а лучше — с обоими одновременно, чтобы два раза не повторять одно и то же и выслушать сразу мнения обоих: вдруг хоть втроем сможем додуматься до чего-нибудь более или менее адекватного.

Я самозабвенно несся по улицам, предвкушая очередную жизненно важную научную дискуссию, которые то и дело происходили у меня на работе и являлись невообразимо захватывающей ее частью. Возможно, из-за подобных ожиданий мое лицо и выражало такую степень сумасшествия, что с меня можно было смело писать портрет — и позже, лет эдак через семьсот, показывать детям в школах в качестве наглядного примера среднестатистической внешности сумасшедшего ученого, посвятившего всю свою жизнь науке. Волосы растрепаны, атта чрезвычайно измята, лицо, посеревшее от недосыпа и красующееся ярко-синими мешками под глазами, выражает крайнюю степень заинтересованности, а глаза, озаренные светлостью гениального ума, так и горят вдохновением и непобедимой страстью к научным изысканиям. Привлекательное, однако, описание, что тут скажешь. Боюсь, после такого дети будущего окончательно растеряют все остатки своего интереса к науке.

Именно тогда на вырванном листочке, который я нес в руке (не знаю, как его ветер только не унес — видимо, просто решил сделать мне, и без того горемычному, одолжение), начали проступать буквы. На том самом неизвестном мне языке — Дораскейве, так ведь маленькая Сайонарис Безликая назвала его три миллиарда лет назад? Короткая фраза, которую я совершенно не мог понять, с чем, однако, вовсе не собирался мириться, состояла из нескольких рун. Но…

Вот тут я встал на месте, как вкопанный — переходя по секретному мосту через реку Хэльсвайм, ведущему в здание нашей коллегии. Тоненькому такому мосту. Как только инерция, то и дело устраивающая незадачливым пешеходам подобные розыгрыши, не уронила меня прямиком в воду, я не понимаю до сих пор, как не понимаю и того, необычайно ли мне повезло или же совсем наоборот. Потому что в ту секунду ледяной душик, или ледяная ванна, что более соответствует правде в данном случае, мне точно бы не помешали.

Почерк, каким были изображены только что проступившие на бумаге красные руны, был мне до боли знаком. Естественно, я же столько раз собственными глазами видел его в своих же конспектах и не уставал поражаться его корявости. И как только природа допустила существование настолько криворукого меня, не способного даже читаемо изобразить руны? Слава Духам, хоть Временные Ураганы не особо привередничают и понимают меня — в подавляющем большинстве случаев даже правильно.

Одно из двух — либо я сошел с ума и забыл, как сам себе положил этот листочек в рюкзак, предварительно изобразив на нем несуществующие руны, либо я просто сошел с ума. Среднего не дано.


Чай с печеньками любезно дожидались меня на столе в кабинете моего обожаемого шефа. Обожаемый шеф собственной персоной занимался примерно тем же, только он, в отличие от чая и печенья, одновременно умудрялся увлеченно копаться в шкафу в поисках чего-то совершенно необходимого в данный момент — или совершенно бесполезного, но вызывающего непреодолимый интерес, все у архимагов может быть. Крис, обитающий на диване посреди горы раскрытых книжек и безжалостно поедающий кусок клубничного пирога, заинтересованно наблюдал за вышеупомянутым процессом, не торопясь, впрочем, присоединяться.

Другими словами, в кабинете царила идеальная рабочая атмосфера. Даже поспешно вторгаться с твердым намерением громогласно и триумфально возвестить всех о собственном абсолютном непонимании происходящего было бы как-то не совсем прилично. Именно поэтому я захлопнул рот, так и не успев ничего объявить, сбавил скорость до приемлемого минимума и мирно поместил свое тело на диван, предварительно очистив на нем более или менее подходящее под мои не особо внушительные габариты место.

— Ты в курсе, что ты спал три дня? — первым делом спросил меня Кристон, и не подумав поздороваться.

Сегодняшний день, похоже, собирался изобиловать неожиданностями.

— Сколько? — недоверчиво уточнил я, не забывая, однако, о наличии на столе предназначенных мне сладостей. Видимо, странный вырванный из моего же блокнота листок с надписью на неизвестном языке и изменчивым художеством значительно повысил в моем сознании планку того, с чего стоит начинать очень сильно удивляться.

— Три. Я уж собирался идти тебя всеми силами будить, вот только шеф меня остановил, заявившись к нам с такими вкууусными пирожными. Сказал, что тебя поднимать уж точно не нужно, себе дороже выйдет. И начал усиленно кормить. Чтобы прилепить меня к месту, уж это-то понятно. Так что, прости, пирожных уже не осталось. Зато — ты не проснулся раньше времени!

Я выслушал эту тираду с каменным лицом и в отместку молча отобрал у друга последний кусок клубничного пирога. Мне, в конце концов, можно, я же выскочил из дома на скорости света, так и не позавтракав. Да что там — даже не подумал о возможности поесть. Крис, в ответ на мою подлую диверсию, сделал вид, что надулся — о чем забыл уже спустя несколько минут, когда Рифард, до этого мистическим образом игнорировавший затеявшуюся небольшую перепалку, встал нам за спины и положил по руке каждому на плечо. Это произошло настолько неожиданно, что мы разом замолчали, обдумывая, что за неизвестное существо так бесцеремонно прерывает нас не в разгар даже — в начале прекрасной дружеской ссоры из-за еды, которая так помогала мне прийти в себя и понять, что я нахожусь в знакомой, настолько любимой мной обстановке.

— Я нашел! — радостно возвестил нас шеф.

Мы с другом переглянулись.

— Что нашли?

— Координаты! — гордо ответствовал Рифард, внезапно материализуясь на диване между мной и моим бывшим сокурсником прямо на книгах, наличие которых его нисколько не смутило. Действительно, какая разница, на чем сидишь, если ты нашел координаты.

— Вы-пен-дреж, — по слогам, как будто в никуда, ехидно проговорил Крис.

Найт Хайт все же расчистил себе место на диване, наконец соизволив обратить внимание на сие маленькое неудобство, и только потом продолжил вдохновенную речь:

— Ты как разговариваешь с начальством? — не особо и стараясь изобразить праведный гнев, насмешливо спросил он. И тут же, не дожидаясь ненужного ему покаяния в плохом поведении, сменил тему — Я говорил про координаты. На полторы тысячи лет назад.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Весьма странный вопрос для историка, — шеф укоризненно покачал головой, предоставляя мне, по всей видимости, отличную возможность пораскинуть мозгами совершенно самостоятельно. — Работу я нашел.

— Вот видишь, нужно работать, а не только спать по три дня подряд, а потом приходить и поедать чужие пироги — мстительно заметил Крис.

Впрочем, я был с этим совершенно согласен. Со всем, кроме его реплики о пироге, естественно, уж очень он был вкусный. Я просто не мог отказать себе в двойном удовольствии — хорошо поесть и по-доброму поиздеваться над лучшим другом.

— Кстати, Альвер, с добрым утром. Хорошо поспал? — невинно спросил Рифард, как будто я и не пропускал три дня работы, не испытывая ничего, хотя бы отдаленно напоминающего совесть.

— О, великолепно. А пробуждение было поистине незабываемым, — с изрядной долей сарказма отозвался я.

И наконец поведал коллегам душещипательную историю о своей прогрессирующей амнезии, которая, несомненно, имела место быть, так как о таком событии, чтобы я вырывал листочек из блокнота, а тем более что-то на нем писал и — о, ужас — рисовал, мой мозг не хотел вспоминать ни в какую, хотя память меня раньше никогда не подводила. Развивающуюся амнезию доказывал и тот факт, что я не мог вспомнить и некогда, по всей видимости, известный мне язык — а как иначе я сумел что-то на нем написать, а после не разобрать ни одной руны?

Вырванный из записной книжки листок, как вещественное доказательство, был предъявлен незамедлительно. Крис с видом эксперта несколько секунд повертел его в руках и выдал следующий вердикт:

— Почерк и правда твой. Уж что-что, а его вряд ли спутаешь с чьим-то другим.

— Мне принимать это за оскорбление или за комплимент? — я иронически хмыкнул.

— Это уж на твое усмотрение.

Кристон среди всех моих знакомых обладал самым обширным (и незабываемым) опытом разбора изображенных мной закорючек, так как в студенческую молодость то и дело долгими вечерами занимался ничем иным, как переписыванием конспектов пропущенных лекций. Теперь же его со всей уверенностью можно было назвать мастером в данной области — и смело давать какую-нибудь полагающуюся в подобных случаях награду. Оставалось только провести официальную церемонию и составить соответствующий документ, подтверждающий высокую квалификацию моего друга.

— А символ… — он на секунду замолчал. — Тот же самый. Точно. Ощущения вызывает абсолютно такие же, хоть и выглядит по-другому.

— Я и раньше как-то не замечал за ним постоянства.

— Он обозначает вход, — внезапно подал голос Рифард, до этого молча слушавший мой рассказ.

— Вход?

— В подпространство. Он всегда разный — потому что показывает, как можно сместиться на другой уровень именно в этом кусочке пространства. Из разных мест одним и тем же способом в подпространство, к сожалению, не попадешь, хотя, конечно, когда-нибудь вы, мальчики, научитесь делать это интуитивно, за несколько секунд. А до того момента вам придется использовать символ. Он как такая своеобразная карта, показывающая путь. Но вот только попробуй этот путь еще правильно расшифровать — это же, в самом деле, всего лишь рисунок, а не подробное изображение местности со стрелочками. Забавные ребусы нам то и дело подбрасывает истинный магический мир, ох, забавные. — Рифард выглядел настолько довольным, что я непроизвольно сравнил его с объевшимся, ленивым, всеми любимым и радующимся беззаботной жизни котом. Который, впрочем, в любой момент может выпустить когти, хитро сверкнуть прищуренными глазами и превратиться в опасного хищника, способного добиться любой поставленной цели — неважно, какой. Отличное описание нашего шефа. Другое и придумывать незачем.

— А еще тебе, Альв, несказанно повезло. Обычно подпространство изображает свой символ исключительно самостоятельно и только тогда, когда само того захочет. Далеко на каждый раз и далеко не каждому человеку, другими словами. Очень уж оно привередливо. Но у тебя этот символ теперь есть всегда — нарисован на бумажке. Очень не советовал бы тебе ее терять, хотя это, конечно же, не то чтобы полностью от тебя зависит.

— Погодите. То есть тогда, в Древнем Мире, подпространство старательно зазывало нас с Альвером к себе в гости? — уточнил Крис, на этот раз всматриваясь в небрежный рисунок значительно внимательнее.

Найт Рифард стал еще довольней.

— О, в этом ты совершенно прав. А когда подпространство сообразило, что вы сами не догадаетесь, как разгадать предоставленный ребус, слишком маленькие еще, оно в буквальном смысле затащило вас к себе. И правильно сделало, я бы на его месте поступил бы точно так же. Собственно, я так и поступил, когда начал собирать Тайфун пять лет назад.

Мысли гениев сходятся, вот вам и фактическое подтверждение данному глубокомысленному высказыванию.

Я обдумывал сказанное. И никак не мог уложить все события в одну четкую, ясную, логическую цепочку. Мне не хватало какого-то элемента. Тут явно было что-то другое — что я в данный момент просто не мог осознать. Карта входа в подпространство, сама по себе уже являющаяся ребусом, неизвестные слова на неизвестном языке, написанные моим почерком…

Все это не укладывалось у меня в голове.

— Но откуда у меня появился этот листок? — наконец спросил я.

Шеф внимательно посмотрел на меня и сказал, четко выговаривая каждое слово:

— Я подозреваю, ты обнаружил небольшой подарок от того, кто лично заинтересован в твоих жизненных успехах.

Похоже, он знал ответ или хотя бы догадывался о нем, но решил предоставить мне возможность разгадать загадку своими силами.


— Тринадцатое Миарона одна тысяча пятьсот пятнадцатого года эры Созвездия, два часа до полуночи, запомнили? Отлично! Альвер, Рэй, удачи, — это было последнее, что сказал шеф, перед тем, как один из витков Урагана мягко подхватил нас и унес из этого времени.

Рэй Кальвент, нынешний ученик Рифарда, один из братьев-близнецов и во всех отношениях отличный парень, шагнул во Временной Ураган сразу за мной. Именно он, а не Кристон, по какой-то причине срочно понадобившийся непосредственному начальству в Тайфуне и потому вынужденный остаться в нашем времени, стал в этом исследовании моим напарником. Чему я, честно сказать, был невообразимо рад.

Во-первых, разнообразие, на самом деле, великолепнейшая штука, которая не позволяет человеку заскучать и загрустить, что бы об этом чисто из вредности периодически ни говорили ненавистники всяческих изменений вроде меня, мысленно признавая правоту окружающих, усиленно твердящих о том, что жизнь и есть постоянное изменение, и ничего тут, как ни старайся, не попишешь.

Во-вторых, проводить время с братьями нравилось всем, и я не стал в этом замечательном деле несчастным исключением. Уже год как Рэй и Рин Кальвенты, в один прекрасный летний день пополнившие наш дружный коллектив, не давали нам зачахнуть, то и дело приходя на работу с вагоном и маленькой тележкой увлекательных историй за плечами — на каждого.

С этого же дня к вагону и маленькой тележке историй Рэя мог по полному праву прибавиться и рассказ про исследовательское путешествие на полторы тысячи лет назад на пару с сумасшедшим ученым по имени Альвер, поскольку миароновская полночь старого Нортайла уже ждала нас во всей своей красе.

Справедливости ради надо сказать, что полночь, как и полдень, понятие в нашем забавном Мире весьма относительное — по той простой причине, что в сутках у нас двадцать пять часов. При таком раскладе утро и день занимают всего двенадцать, а вечер и ночь, в свою очередь, на час больше, что само по себе уже не является полностью честным разделением суток на две половины. Самое интересное: если про полдень можно говорить хоть с какой-то долей уверенности, так как число двенадцать все-таки четное и, следственно, делится на два, то полночь обыкновенно вызывает некоторые сомнения. Точнее говоря, вызывала до тех пор, пока мировое сообщество в лице всех существующих правительств на наших трех материках по всеобщему согласию не приняло решение считать полуночью как раз этот двадцать пятый час — полностью. Спасительное решение, облегчающее человечеству ориентацию во времени, было принято около пятидесяти тысяч лет назад, и за долгие века полуночный час оброс невообразимым количеством верований и легенд: вплоть до того, что именно в это мистическое время границы между параллельными Мирами стираются, и, если очень постараться, то можно свободно проникать из одной реальности в другую. Впору было, по всей видимости, открывать исследовательское направление, призванное заниматься сбором подобных слухов и проверять их на правдивость. Вдруг что из придуманного все же воплотилось в жизнь — ведь фантазия, равно как и сама реальность, поистине безграничны, и магический разум способен на самом деле вытворять еще и не на такое. А может, интересная человеческая выдумка никогда на самом деле выдумкой и не была, просто у народа до тех пор не появлялось настолько примечательного повода обратить внимание на очевидное (или наоборот — отчаянно скрытое) и задуматься.

Как только туман перед глазами, всегда сопровождающий перемещение из одного времени в другое, рассеялся, мы смогли как следует осмотреться. Оба солнца уже зашли — неплохой признак, ведь это значит, что дело как раз близится к полуночному часу.

Кажется, на этот раз Временной Ураган решил нас пощадить и перенес в нужное время — без каких-либо непредсказуемых сюрпризов. Или все дело как раз в точных координатах, обнаружению которых в обширном пространстве своего шкафа так радовался Рифард?

Мы с Рэем молча смотрели по сторонам.

Разноцветные невысокие дома с разнообразными крышами, орнамент которых в видимой части города ни разу не повторялся, широкие пешеходные тротуары яркой кладки, а по всей их длине — красивые узорчатые фонари с безвредными пульсарами, светящимися теплым, притягивающим желтым цветом. Пульсары то и дело задорно подмигивали прохожим, медленно угасая и снова ярко вспыхивая, а иногда менялись местами, спокойно переплывая из одного витого фонаря в другой. Возможно ли, что им так же, как и большинству людей, надоедало постоянно сидеть на одном и том же месте?

Что еще я мог вот так слету отметить, буквально несколько мгновений назад появившись на мостовой в самом центре старого Нортайла?

Деревья, коих в городе тысячи. Никем не тронутый, так и оставшийся в первозданном виде, ныне просто Лес, а на самом деле — спящий Кхалгар, выжидающий часа своего возрождения. Листья его высоких, порой намного выше домов, деревьев шуршат от еле заметного ветра, как будто — а, может, и на самом деле — переговариваясь между собой на самые сокровенные темы.

Интересные, не совсем правильный формы постройки, в том числе и жилые, образуют не прямую улицу, а немного косую, что, в свою очередь, придает ей определенное очарование. Через широкую благородную реку раскинулся внушительный, богатый мост из белого камня — и на его перилах, как раз на середине всей длины, статно восседает среднего размера статуя совы, символ мудрости, один из многих предметов гордости горожан, истинных поклонников Нортайла того времени — их собственного времени.

Немногочисленные поздние прохожие одеты в изящные тонкие атты, больше напоминающие мантии, развевающиеся от небольшого приятного ветерка, вовсе не холодящего тело. Вечер, переходящий в ночь, теплый и приятный, так и располагает к долгой прогулке по набережной — если не на свидании с кем-либо, так хотя бы в одиночестве: есть время помечтать и подумать о чем-то расслабляющем, возвышенном, к тому же, атмосфера вечернего города как раз располагает к подобному безмятежному времяпровождению. На темном ночном небе уже проступили звезды всех цветов, а наши ближайшие соседи — три луны, неизбежно притягивающие восхищенный взгляд, светят на ночном небе так близко и так ярко — вот подпрыгнешь, сумеешь преодолеть гравитацию — и свободно дотянешься до них. Остается только поверить в свои силы и действовать, ни на что и не на кого не оглядываясь, кто бы там ни уверял, что это невозможно. Нет такого слова.

Все возможно — если только захотеть.

Я вздохнул полной грудью и решил хотя бы попытаться взять себя в руки, а там уж разбираться по обстоятельствам: в зависимости от того, выйдет унять неконтролируемый восторг или нет.

О, Духи. Как же я восхищался этим периодом Нортайла еще тогда, когда увлеченно читал о нем на одном из курсов Университета — а ведь это были всего лишь учебные материалы, которые, конечно же, не способны передать полную, насыщенную картину времени. В отличие от настоящего путешествия на полторы тысячи лет назад, где все изображенное на картинках можно увидеть собственными глазами, а вдобавок услышать, почувствовать, дыша местным воздухом и касаясь тех предметов, которых для людей моего поколения и не существует уже очень давно.

И понять это время. Понять если не все, то многое.

По крайней мере, несоизмеримо больше, чем сидя в комнате общежития или аудитории и внимая словам, написанным и произнесенным, даже не очевидцем. Очевидцев же, могущественных колдунов, способных многое поведать и многому научить, в Мире после всем известных времен войны за Ковен семисотлетней давности осталось очень и очень мало.

К превеликому сожалению.

Но всего нескольким людям в Мире — почему-то именно нам — выпадает шанс познакомиться с этими могущественными колдунами, скажем, за обыкновенным обедом, или столкнуться с ними на улице, совершенно нечаянно повернув не за тот угол и потеряв дорогу.

Вероятно, когда-нибудь даже удастся встретить легендарных магов из самого Ковена. Или даже увидеть их в действии. Вот какое событие можно было бы считать величайшей удачей.

И, смешно сказать, за возможности, о которых мечтают многие люди, готовые отдавать целые состояния, я еще и сам деньги получаю. Не бывает такого, все-таки, чтобы кому-то настолько сильно везло с работой.

Дело в том, что раньше Временными Ураганами, путешествуя во времени сквозь тысячелетия, могли пользоваться лишь единицы среди магов, которые как раз, по всей видимости, и решили уйти, так и не соизволив поделиться своими сокровенными знаниями и умениями с широкой общественностью. Да и зачем, я их хорошо понимаю. Их судьба — их выбор, ничей больше, кто бы там на что самонадеянно не рассчитывал.

До поры до времени все ученые считали, что сокровенное знание утеряно. Кроме одного-единственного решившего все-таки объявиться человека — найта Рифарда Хайта, который нас пятерых, своих учеников и сотрудников, всему и научил, каждого в свое время. Не стремясь, в общем, нести знания в широкие массы. Как же таким знанием овладел сам шеф… да драконы его разберут, на самом деле.

Не удивлюсь, если когда-нибудь мне придется расплачиваться за подобное неповторимое удовольствие. Или неповторимую честь, предоставленную мне по причине, покрытой толстым слоем мрака? В любом случае, я неимоверно надеюсь, что эта расплата настигнет всех нас, скромных и ничем не примечательных сотрудников коллегии Тайфун, еще очень и очень нескоро — а до того времени можно наслаждаться жизнью, полной грудью дыша воздухом других веков и других тысячелетий.

И все-таки, несмотря на все мои восхищенные оды, адресованные путешествиям во времени, коллегии и собственной вселенской везучести вдобавок, работа продолжала оставаться работой. Пора было приходить в себя и начинать хоть как-то действовать.

По этой причине, минут через десять неуправляемого восторга, до нас с Рэем начало медленно доходить, что пора бы изучить наше прикрытие — раз уж мы не удосужились сделать это еще в лаборатории (хотя следовало бы, в идеале, именно тогда), в компании шефа, который как раз его и придумывал: совершенно единолично. Мало ли, что наш горячо любимый работодатель там понаписал, с Рифарда станется по-доброму (и то не всегда) подшутить над старательными работниками, честно выполняющими все свои обязанности, причем периодически сверх нормы. А мы — ну что ж — в любом случае будем вынуждены так или иначе выкручиваться, а то местные власти нас рано или поздно обязательно сгребут. На самом деле, неизвестно, что они с нами в подобном случае сделают: вдруг напоят чаем, накормят булочками и миролюбиво поинтересуется, как там все устроено, в далеком-далеком будущем. Все может быть, люди — существа непредсказуемые, маги — тем более. А про сильных колдунов вообще говорить нечего, они так вообще сумасшедшие. От этих жди чего угодно и в любую секунду.

Стоит ли говорить, что местные власти по обыкновению как раз и состоят из вышеупомянутых сильных колдунов. Не могущественных и непобедимых, конечно, те бы вряд ли пошли на королевскую службу по одной простой причине: это скучно. Ведь гораздо интереснее заниматься своими любимыми делами (путешествиями по различным реальностям, к примеру), не обременяясь никакими обязательствами перед Королем и страной, хоть бы и горячо любимыми. Тем не менее, встречались в истории подобные экземпляры, решившие послужить на благо отечества, и ох какими интересными были эти времена — без малой доли сарказма.

Так что, с большой вероятностью, гостям из будущего в наших усталых от перемещения во времени и предшествовавшей ему суеты лицах был бы оказан теплый прием. Но подстраховаться, естественно, стоит — хотя бы для того, чтобы не исчезала очередная прекрасная возможность поиграть в секретных агентов. А сдаться на милость колдунов этих времен мы всегда успеем, тут даже никакого повода выискивать не нужно.

Тем более, есть одно противное, существенное «но»: но вот я как-то сомневаюсь, что жители такого Нортайла придут в неописуемый восторг от моего рассказа о будущем. Я бы на их месте просто не захотел в подобные бредни верить, потому что, ну в самом же деле, такое может быть только бреднями.

Жаль, конечно, что иногда полнейшие бредни как раз и превращаются в суровую реальность, безжалостно и неотвратимо.

И все-таки — прикрытие.

— О. Ты у нас, Альвер, приглашенный профессор в Университете, должен в ближайшие дни прочитать три лекции по истории эры Единорога. Поздравляю с новой должностью! — с неповторимой смесью ехидства и уважения сообщил мне Рэй, разворачивая записку, где старомодным, извилистым почерком шефа и были прописаны все наши инструкции.

— Чтооо?! — поразился я, мигом отвлекаясь ото всех окружающих нас красот старого Нортайла.

— Профессор. Тут говорится, что тебя по ауре должны узнать, нужно просто заявиться и назвать свое имя. Ну ничего себе, Рифард и тут успел договориться. Вот как он это делает? — голос моего напарника выражал удивление и восхищение одновременно.

Что ж, меня тоже интересовал этот вопрос — даже с точно таким же комплектом эмоций. Но что еще можно было ожидать от найта Хайта, который, похоже, имеет знакомых всех мастей во всех же частях истории?

И, я в этом уверен, в других мирах.

Но зачем, о духи, зачем он сделал меня профессором?! Знает же, что я никогда не отличался особенной вдохновенной любовью к преподавательской деятельности и к публичным выступлениям в особенности. Тем более — перед студентами. Нет, конечно, могу, если того требуют обстоятельства, справлялся же как-то на конференциях в Королевском Университете, куда меня, к слову, затаскивали преподаватели чуть ли не с помощью шантажа, как одного из самых способных студентов, с участием которого конференция, естественно, станет интересна широким кругам, возымеет успех и привлечет новых заинтересованных мыслителей. Я рвал, метал, но стискивал зубы и шел выступать. Потом, к моему безмерному удивлению, мне говорили странные вещи: будто у меня даже хорошо получается, я хорошо говорю и интересно рассказываю. А в завершение хвалебной речи неизменно предлагали оставаться на кафедре, пытаясь замотивировать меня сомнительными перспективами бытия профессором Высшего Королевского Университета. Я вежливо кивал, благодарил за приятные слова и, внутренне содрогаясь, обещал подумать.

На самом деле, я собирался податься в изучение истории магии старого Нортайла, не предполагающее, естественно, нагрузку в образовательных учреждениях. В течение первых пяти лет после университета я умудрился даже включиться в одну занимательную исследовательскую группу и, наивный, искренне планировал оставаться в ней на довольно долгое время. Подобная научная деятельность на самом деле полностью меня устраивала, хотя бы потому что такие группы предпочитают заниматься работой с первоисточниками. Можно изучать древние летописи и артефакты, анализировать их ауру, выяснять историю создания и существования. Очень интересно!

Однако судьба распорядилась иначе, в один прекрасный момент столкнув меня с одним из самых известных бывших королевских магов.

А этот бывший королевский маг, пусть только драконы его сожгут, теперь распорядился именно так.

Шикарно, что я могу еще сказать.

— Как хоть меня зовут-то? — упавшим голосом спросил я.

— Ты не поверишь, — Рэй иронически хмыкнул.

— Да ну? — я ухмыльнулся, всем видом показывая, что меня удивить не так уж и просто.

— Тебя зовут Альвер.

Напарник посмотрел на меня с таким видом, как будто только что открыл мне вселенскую тайну существования.

— Приятно познакомиться, — усмехнулся я. — И все-таки, тут-то меня как зовут?

— Говорю же, Альвер, неверующий ты наш. Без фамилии, кстати, Рифард написал, что ты можешь придумать себе любую или не придумывать вообще — на твое усмотрение, — он продемонстрировал мне послание из будущего, второпях нацарапанное шефом еще совсем недавно, как бы забавно это ни звучало.

Я быстро ее перечитал. Нет, не потому что не доверял Рэю, я всем коллегам верил временами даже больше, чем самому себе, просто хотелось узреть исторический момент собственными глазами. Просто потому что я не мог припомнить не единого случая, чтобы кто-то из нас перемещался во времени без псевдонима. На самом деле, шеф, хоть сам всегда придумывал себе другие имена во время путешествий и советовал это делать другим, никогда нам не говорил, что это так уж жизненно необходимо. Один раз даже сообщил, что, наоборот, вовсе необязательно, просто так интересней и, все же — да — в некоторых случаях несколько безопасней. Просто я, порассуждав, пришел к выводу, что из-за появления в истории некоего Альвера Данвирса могут возникнуть нежелательные вопросы. Я бы и сам, на месте других людей, загорелся любопытством или хотя бы про себя отметил забавное необычайное совпадение.

Может быть, Рифарду в какой-то момент просто стало лениво придумывать. А свалить это важное дело на наши могучие плечи в самый последний момент не представлялось возможным, потому что, по всей видимости, договаривался он все же заранее и в тот момент, когда никого из нас не было рядом.

Но, на этот раз, Альвер так Альвер.

— Альвер так Альвер, — повторил я свои мысли вслух. — Хотя бы я имя уже где-то слышал. Не перепутаю.

— Уверен? — ехидно уточнил Рэй.

— Если только окончательно не сойду с ума. Хотя, похоже, это уже случилось, — добавил я, припомнив события совсем недавно прошедших дней. Не оно ли самое со мной приключилось — сумасшествие? В комплекте с коллективной иллюзией. А что, на самом деле, очень похоже.

На самом деле, никто, кроме нас троих, меня, Кристона и Рифарда, пока что не был в курсе необычайного события, имевшего место быть во время предыдущего исследовательского путешествия. Не то чтобы мы специально условились держать все в строгой секретности, нет. Всего лишь пришли к выводу, что лучше ничего не рассказывать — пока что. Хотя бы до тех пор, пока мы не сможем сообщить чего-то более или менее определенного. Нужны же в коллегии светлые, не особо загруженные причудами судьбы головы. А голов, все же загруженных сложными загадками природы и с трудом отвлекающихся на что-то другое, с избытком хватит и наших.

Конечно, намеренно спроси кто-то из коллег, что же, в самом деле, там случилось, я бы рассказал безо всяких увиливаний — что тут скрывать? Но собирать Тайфун специально с этой целью, не зная фактически ничего, было бы выше моих сил.

И, по всей видимости, так думал не я один. По крайней мере, вовлекать всех в бурную деятельность не рвался даже Рифард, в повседневной жизни исключительно этим и промышляющий.

Придет время — мы во всем разберемся, все расскажем и разъясним нашим друзьям и коллегам и включим их в новое, интересное исследование. Однако до тех пор, для начала, все же следует понять хоть что-нибудь.

Слава всем драконам, Рэй не стал переспрашивать, что я имею в виду: может быть, подумал, что я, как обычно, шучу, а может быть — просто пропустил мою заключительную и настолько важную фразу мимо ушей, потому что с нескрываемым интересом углубился в изучение очередной собственной биографии.

— Забавно. Угадай, как меня зовут? — с заговорщическим видом предложил он несколько секунд спустя.

— Неужели Альвером?

Ну а что, все могло быть, если уж на то пошло.

— Ну, это было бы уже слишком даже для шефа, — напарник рассмеялся, потом гордо выпрямился и приготовился сообщить мне занимательнейшее известие. — Меня зовут…внимание… Тнев Лак! Ты представь только!

Я хохотал минуты две, не меньше. Уж что мы только ни делали, чтобы придумать запоминающееся имя для прикрытия, в какие только дебри безграничной фантазии ни лезли, но вот наши настоящие фамилии не переворачивали никогда. Кстати, еще вопрос, почему — ведь такая же, на полном серьезе, гениальная идея! Эффектно и просто. Меня бы, например, при таком раскладе, звали не иначе как Ттес Над. И было бы забавно пару дней побродить по улицам старого Нортайла с таким именем просто ради шутки и, в качестве дополнительного приятного бонуса, ради оживления детских воспоминаний о тех премилых временах, когда фактически каждый из нас со школьными друзьями придумывал свой язык. Конечно же, построенный именно по принципу переворачивания слов языка, существующего на самом деле. Любого из них, конечно.

Теперь же Рэй Кальвент, один из наших во всех отношениях замечательных братьев-близнецов, носит гордое имя Тнев Лак, пусть даже всего и на несколько дней. В любом случае, это, по моему скромному мнению, просто неповторимо.

Забавнее был бы только Ттес Над.

Когда я вдоволь отсмеялся, новоявленный Тнев возобновил повествование о своей долгой жизни, вкратце описанной в пояснительной записке. С появившимся новым именем все это даже начинало казаться относительно приемлемым и правдоподобным, насколько вообще придуманная на скорую руку и в другом времени биография может звучать убедительно. Хороший историк всегда обнаружит хотя бы маленькое несоответствие, а уж житель данного времени и подавно. Но, в самом деле, большинство из нас склонны верить рассказам незнакомцев об их жизни, хотя бы потому что большинству даже незачем врать. Да и кому какая разница? Рассказывает — уже неплохо, молчит — значит, не хочет человек, его право, не пытать же. А малость приукрасить может абсолютно любой, какое тут преступление.

Настоящие шпионы, преднамеренно изобретающие фальшивые биографии, встречались настолько редко, что их смело можно было причислить к вымирающему виду. Потому что таких шпионов вылавливали довольно оперативно опять все те же местные власти, состоящие из сильных магов, на это вполне способных. Отчасти и поэтому, кстати, в коллегии мы всегда старались дать нашему прикрытию как можно более краткое описание: намеревались сойти за тех, кто просто не особо жаждет распространяться. Шпионы же, наоборот, частенько продумывали все до мельчайших деталей, в которых, в конечном итоге, хоть чуть-чуть, но начинали путаться.

Импровизация в нашем деле — все. Тем более, если ты обыкновенный ученый и всего лишь хочешь посмотреть, как все на самом деле было устроено в тот период. И чуть-чуть развлечься, куда же без этого. Совершенно безобидно: данное условие нарушать категорически запрещено.

Некоторые маги способны и мысли прочитать — так что я бы не удивился, если б вдруг узнал, что несколько раз про нас все же становилось известно отдельным могущественным лицам в Нортайле. Однако они, к нашему превеликому счастью, по своему обыкновению не склонны обращать много внимания на вздумавших полюбопытствовать мальчишек, ну а злиться, тратя не это кучу бесценных нервов, выгонять их обратно, за руку вести под арест — тем более. По той простой причине, что сами такими в нашем возрасте были и сами же навсегда такими и останутся.

Ничего опасного для Мира мы не натворим, а что еще от нас вообще может требоваться? Туристы в любом случае нужны государству, пусть даже и не совсем обыные. А чем мы отличаемся от туристов? Те тоже имеют обыкновение восхищенно пялиться на все вокруг и периодически подходить к местным жителям со странными и забавными вопросами. Да и самим местным жителям развлечение — в конечном счете довольны все.

— Подведем итог, — резюмировал Рэй. — Ты — гений исторических наук, соизволивший приехать в Университет с кратким курсом лекций. Я — маг-самоучка, ради развлечения путешествующий по Миру и в один прекрасный (или все же нет?) момент решивший податься к тебе в соучастники… научной деятельности, так сказать.

— Мне нравится это твое «так сказать», — оценил я словесный оборот.

— Я безмерно счастлив, дорогой начальник! — отрапортовал он, чуть ли не отдавая мне честь. Разумеется, с непередаваемо ехидным выражением лица.

— Да уж, теперь я понимаю, почему шеф так возмущается, когда к нему обращаются крайне официально.

Вот так и начинаешь понимать людей — стоит только хоть частично побывать в их шкуре.

— О, тебе предстоят незабываемые ощущения. Еще профессором станут называть, вот тут-то ты натерпишься, — пообещал мне напарник, в уже который раз оглядываясь по сторонам. И тут же сменил тему — А спать-то мы где будем, уважаемый найт? Не на уличной же лавочке ютиться профессору и магу-практику, несолидно это как-то. Если тут, конечно, не все ученые предпочитают именно такой образ жизни, но это, к сожалению, вряд ли. Подобный элемент быта я бы точно запомнил. Хотя я, конечно, в отличие от некоторых, не гений исторических наук.

— Да я и в жизни историк, — напомнил я, усмехнувшись.

— Ах да, и вправду, — хмыкнул Рэй — Тогда точно нельзя спать на улице. Мы, конечно, заядлые путешественники, но лично я, пожалуй, не настолько. Это вы с Крисом привыкли обитать где попало, а мы пока что такого профессионализма не достигли. Кстати…

— Что такое?

— Стало интересно, почему Рифард на этот раз решил отправить не вас вдвоем. Нет, не пойми неправильно, я очень рад, просто как-то… не привык, что ли.

Его сомнения можно было понять. Братья появились в Тайфуне сравнительно недавно и все еще продолжали тот самый курс обучения, который все остальные уже сумели каким-то загадочным образом пережить. Естественно, они привыкли, что на важные задания отправляемся по обыкновению мы с моим старым университетским другом — как два историка и одновременно именно те два сотрудника коллегии, которые были приняты на работу из всех пятерых первыми. В действительности же мы с Кристоном были даже не приняты, а чуть ли не насильно затащены, так как, что сейчас уже совершенно ясно и даже не скрывается, другого выбора у нас, фактически, и не было. Хотя это небольшое утверждение, сделанное ради торжества справедливости, нынешнего положения дел, конечно же, не меняет.

Потом, Эрнис, которая постоянно с превеликим интересом химичит что-нибудь в собственной лаборатории или, наоборот, сутками разгуливает по всему Нортайлу, измеряя все и везде, отправляется в прошлое не так уж и часто и только в тех исключительных случаях, когда сама соизволит это сделать. И ведь действительно временами перемещается вместе с нами, хоть это в ее прямые обязанности и не входит. В научных или личных интересах — неважно, все равно ей, как единственной представительнице женского пола на всю нашу коллегию, состоящую из целых шести человек, никто и не подумает отказать.

Братья же, в основном, занимаются интереснейшим общением с неподражаемым найтом начальником, неизменно сопровождающимся поеданием пирожных и громким смехом, в перерывах посвящая себя штудированию многочисленной литературы всех отраслей колдовства и всевозможным видам тренировки практической магии. Выезжают же они на задания пока что только в учебных и ознакомительных целях. На самом деле, лично от себя могу сказать, что довольно часто, ведь даже мы с Крисом в аналогичный для нас период путешествовали несколько меньше, хотя то, что подавляющую часть рабочего времени мы будем проводить именно таким развеселым образом, предполагалось изначально.

В любом случае — переход получался резкий. Собственно, все полностью соответствует образовательному стилю Рифарда: кинуть в омут с головой, а потом сделать вид, что ничего серьезного вроде как и не произошло. В стиле: именно так все и должно было случиться, а чего вы еще ожидали?

Помнится, четыре года назад я пережил примерно такое же.

Я задумался, пытаясь собрать воедино все бешено скачущие в голове мысли. И честно ответил:

— Драконы его разберут, на самом деле. Может быть, решил, что вы с братом уже достаточно взрослые дядечки, и пора уже вас выпускать на самую интересную работу почаще, если не пинками выгонять, как это, собственно, сейчас и произошло. Да и разнообразие — тоже хорошая штука, а то мы с Крисом скоро порвем друг друга в порыве злости от надоедающего постоянного взаимного присутствия. Что, кстати, было бы для шефа не слишком выгодно: ему же нового сотрудника искать, а потом еще и учить его. Затратно все-таки. Так почему бы не спасти сразу три невинные жизни (мою, Криса и гипотетического новичка), если у нас есть такие замечательные вы?

— Хочешь сказать, Рифард таким образом начал отправлять нас на довольно серьезные исследования? Без предупреждения об… окончании ознакомительного периода?

— Ага. Со мной и с Крисом он поступил примерно так же и тоже почти через год, так что это вполне на него похоже. В один прекрасный день взял, в приподнятом настроении пришел на работу и на полном серьезе объявил, что ему от нас нужно подробное описание Левиайского бала две тысячи пятнадцатого года эры Полета. А это же пять тысяч лет назад, прикинь. И чтобы мы полностью влились в обстановку, понаблюдали, по замку походили заодно, не вызывая подозрений. А еще с некоторыми магами на месте пообщались, если уж предоставляется такая восхитительная возможность. И еще что-то. Все его условия, перечисленные с самым безобидным и невинным выражением лица, я сейчас и не вспомню. Конечно, в итоге мы с Крисом взяли и переместились туда, за день до того самостоятельно найдя и посчитав координаты, потому что шеф не горел желанием делать за нас всю подготовительную работу. Что нам еще оставалось, сам же знаешь шефа, захочет — еще и не в такую даль закинет. Да и сами мы были за, только растерялись. Но смысл сей басни в том, что удивились мы, мягко говоря, безмерно.

— Ооо, да уж, могу представить, — мечтательно протянул Рэй. Судя по тону, сложившееся положение дел его более чем устраивало. — Но хорошо, что координаты хоть не пришлось самому считать, я в этом, мягко говоря, не силен. Ладно, я. Я бы вытерпел, но Рин уж и точно вскипел бы.

— А этому ты вы еще явно научитесь, Рифард вас в покое не оставит, не переживайте, — обрадовал я напарника.

— Прекрасно, вернемся — порадую братца, — проговорил он, по всей видимости, предвкушая неплохую шутку. И добавил, немного подумав — Хотя… Рин наверняка с Крисом куда-нибудь перенесся, а тот уж точно обрадует в первую очередь.

Изначально я предполагал, что все будет так, как оно почти всегда бывает, и «радовать» мы с Крисом будем исключительно друг друга. Однако мы всего лишь предполагаем, а шеф, счастливый обладатель собственного неописуемого космоса в голове, располагает.

После окончания нашего еще более запутавшего меня разговора, найт Рифард все-таки объяснил, что за координаты он так долго искал и что мне с ними следует делать. Не нам с постоянным напарником, и именно мне, и это условие, честно сказать, разорвало шаблон у обоих. Далее, Рифард сообщил, что Кристон, и никто иной, срочно нужен для другого задания, смысл которого шеф озвучивать по какой-то причине в ту самую минуту не пожелал, и дал мне первое указание, которое я даже дословно процитирую, дабы не упустить всю его колоритность. Мне нужно было: «найти кого-нибудь из наших драгоценнейших братьев, одного любого, потому что второй явно где-то бездельно шарится, и только драконы его в такой прекрасный момент найдут. Схватить его за шкирку, оторвать от безмерно захватывающего дела, каким бы важным или интересным это дело ни было, и притащить в начальственный кабинет». Все это предполагалось сделать в ближайшие несколько минут, и ничего другого, кроме как податься на поиски знакомой физиономии, мне не оставалось.

Первым мне встретился Рэй. Он сидел в кресле в общем зале и с превеликим удовольствием вертел в руках какой-то мне неизвестный, устрашающий на вид прибор. Как оказалось позже, прибор принадлежал Эрни: точнее, она буквально вчера в порыве неконтролируемого вдохновения соорудила его из двух других, свой срок уже отслуживших. И предназначался он для измерения давности появления находящейся поблизости ауры. Как оказалось, новое изобретение местами барахлило и показывало, что всего полчаса назад в общем зале присутствовал человек с неизвестной никому из нас аурой, чего быть никак не могло по нескольким причинам: например, мы узнали бы об этом сразу и не медля изловили гениального проходимца, на полном серьезе намереваясь завербовать его в наш прелестный рабочий коллектив. Потому что, в самом деле, мы просто не имеем права терять такого уникума, раз уж он сумел незаметно пробраться в защищенную всеми известными шефу магическими способами коллегию. Сумел провести бывшего королевского мага и опрометчиво забраться в Тайфун — будь добр, присоединяйся, не просто же так всевидящее провидение отправило тебя именно сюда именно в это время: утром, когда большинство из нас явно присутствует на рабочих местах и хотя бы делает вид, что следит за всем происходящим вокруг. Не самое разумное решение, но зато насколько судьбоносное.

Однако, к счастью или к сожалению, никакой чужой ауры при осмотре зала Истинным зрением не обнаружилось, да и хитрый прибор к моему приходу уже перестал ее чувствовать, что еще раз доказывало необходимость его доработки. Но и такой результат, полученный от предмета, изобретенного явно на скорую руку, в очередной раз наглядно показывал, что нам очень повезло найти в Нортайле такого прекрасного физика.

Искренний восхищенный поклон Эрнис был передан, и мы с Рэем, придя к общему выводу, что Рина выискивать уже не требуется (тем более, он, как и предполагал шеф, отправился на улицы города в поисках незабываемых приключений, от чего его отвлекать явно не стоило), пошли выяснять, что же все-таки Рифарду так срочно понадобилось в Нортайле времен тысяча пятьсот пятнадцатого года.

История же наших близнецов настолько необычна, что заслуживает отдельного внимания.

Мало кто об этом знает или хотя бы догадывается, но братья-близнецы Рэй и Рин Кальвенты в действительности братьями-близнецами никогда и не являлись. Скажу больше, одного из них вообще изначально существовать не должно было, однако судьба распорядилась иначе. Дело в том, что в один знаменательный день, наступивший еще около ста лет назад, маленький мальчик по имени Райан Кальвент, единственный сын и посему любимец своих родителей-алхимиков, которые позволяли ему играть почти со всем, что попадется под руку, залез к ним в лабораторию и совершенно нечаянно клонировал самого себя. Как у него это вышло — никто сказать не может до сих пор, потому что подобной технологии не существует все еще, однако этот прискорбный факт вовсе не помешал мальчику успешно провести сей неповторимый ритуал. Самое интересное, что понять, кто из внезапно появившихся в комнате двух абсолютно одинаковых малышей на самом деле их сын, шокированные родители так и не смогли, как и не смогли ответить на этот каверзный вопрос сами мальчики, потому что оба чьими-либо клонами признавать себя не желали совершенно. Более того, они обладали не только одинаковыми внешностью и воспоминаниями, но и идентичной ярко-синей аурой, что никогда не наблюдается даже у настоящих близнецов. Именно последний факт и убедил всех в том, что вычислить настоящего Райана так и не получится, хоть ты тресни.

Родители посмотрели на них обоих, ничего определенного так и не добились — и при обоюдном согласии решили, что теперь вместо одного сына у них будут два, тем более, мальчики явно друг другу нравятся и в самом деле ведут себя как братья, готовые друг друга всячески защищать и прикрывать. Имя «Райан» было разделено, и нас свет появились Рэй и Рин Кальвенты, счастливые неразлучные братья-близнецы, так и не понявшие, кто из них все же магически сотворенный клон.

Время шло, мальчики росли и с каждым днем все больше и больше походили на настоящих близнецов — за исключением того, что на внешность и ауру они так и остались идентичны настолько, что даже опытный глаз не смог бы найти отличий. Кроме одного, который сначала не проявлялся вовсе, но со временем обозначался все более и более ярко: цвет глаз. Фиолетовые глаза Рэя и сиреневые, посветлее, Рина появились из начальных темно-синих, принадлежащих Райану в ту далекую пору, когда он был еще единственным ребенком в семье. Почему так произошло — еще одна загадка, на которую так и не был найден ответ, однако существенная разница стала заметна, когда парням исполнилось по сорок лет. В остальном же — довольно высокий рост, светло-русые, успешно стремящиеся стать рыжими волосы, ямочки на щеках, появляющиеся при улыбке, и хитрый взгляд — все оставалось одинаковым.

Назвать кого-то из двоих более настоящим было бы кощунственно, потому что оба просто лучатся жизненной энергией. К тому же, при всей своей одинаковости, они все-таки являются разными личностями: Рин добродушен, импульсивен, любит общение и никогда не устает от компании, может быстро найти развлечение на улице и зависнуть там на половину дня, Рэй же более спокоен, саркастичен и при этом, справедливости ради, рационален, хоть и точно так же, как и его брат, любит разнообразные розыгрыши и авантюры. Рин тяготеет к практической магии и с удовольствием применяет ее при любом удобном случае и где попало, а Рэй, что еще раз показывает сегодняшнее происшествие с новоявленным изобретением, готов проводить почти все свое свободное время за изучением теории магии. Могу поспорить, ему и считать временные координаты понравится, что бы он там ни говорил, а вот за Рина я полностью поручиться не могу.

Закончив школу, в возрасте семидесяти с лишним лет чудеса природы в лице двух братьев переехали в Нортайл, так и не пожелав поступать тут в Высший Королевский Университет. Вместо этого они захотели работать там, где захочется, притворяясь одним и тем же человеком, при этом умудрившись даже использовать небольшую разницу в цвете глаз в свою пользу: юные выдумщики создали легенду, будто оттенок зависит от сегодняшнего настроения. Сиреневый — значит, я сегодня очень добрый и веселый, подходите ко мне все, не подведу. Потемнее — я спокоен, лучше немного поостерегитесь и хотя бы не налетайте на меня со спины. И прошу, будьте хоть немного логичны.

Как ни странно, братьев за все время проживания в городе так никто и не раскрыл. Они ходили на работу по очереди или время от времени менялись ей — в те редкие случаи, когда были заняты оба. Точно так же они ходили и к друзьям в гости, и на вечеринки. Девушек, суди по их словам, они никогда не делили (хотя кто их, в самом деле, разберет), однако в итоге так никто из их знакомых и не узнал, что единственного ребенка в семье Райана Кальвента не существует уже около ста лет. Рэй и Рин, заменившие его, были полностью довольны своим образом жизни и намеревались продолжать в таком духе и дальше. Потому что скучать им не приходилось точно.

Но грандиозный розыгрыш закончился, когда в день их стодесятилетия, почти год назад, к ним в дом заявился незнакомый им тогда найт Хайт и с порога объявил, что ему нужны оба брата.

Что было вполне предсказуемо, от предложения человека, который каким-то образом просек их маскарад, братья просто не смогли отказаться.

Именно так, собственно, Рэй вместе со мной и оказался стоящим на Земле старого Нортайла, куда бы он другим способом точно не попал. И он, прожив в Мире уже довольно много лет, сам не мог в полной уверенности сказать, настоящий ли он человек либо клон, точно так же как и не мог ответить на этот сложный вопрос его названный брат.

Возможно, это и есть то знание, обладать которым им не следует никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Пойдем, ученичок ненаглядный, — наконец иронично сказал я. — Поищем подходящий для ночлега трактир.

Завтра нам предстояло начать искать информацию об одном древнем артефакте, затерянном в то время в запутанных подземельях Высшего Королевского Университета.


За окном уже было темно. Давно — несколько часов как. Три луны, сверкая на ночном небе причудливым сочетанием желтого, оранжевого и красного цветов, стремительно, словно наперегонки, все вместе поднимались по небосклону.

Ей не спалось.

Одеяло было откинуто, занавески — широко раздернуты. Потому источником света, единственным на всю спальню, служили все те же яркие луны, как будто нарочно заглядывающие именно в эту комнату.

Она резко, импульсивно встала и прошлась по комнате. Выглянула в окно. Не обнаружив ничего необычного, вернулась в кровать, но, не пробыв там и минуты, снова решительно поднялась на ноги.

Что-то ее тревожило, что-то не давало ей покоя.

Как будто она забыла нечто очень, очень важное.

Но вот только что.

Девушка накинула на плечи теплую домашнюю атту и села за стол. Кажется, она раскрыла записную книжку — но не стала в ней что-то писать. А просто, пробежав глазами какие-то строчки, написанные будто бы ее собственной рукой, уткнулась в ладони и сидела так, почти что неподвижно, еще некоторое время.

Было тихо. Только на улице, так далеко и так близко, яростно завывал ветер. Слишком быстро низкие тучи заслонили собой все три луны. Вот уже послышался и стук капель, падающих на крышу, на деревья, на землю. Начиналась гроза.

Звук дождя успокаивал ее и помогал ей думать.

И все равно.

Она не могла вспомнить, когда написала эти строчки.

— Может быть, мама права? — обреченно сказала девушка вслух самой себе. По ее голосу было заметно: она не хотела, чтобы эти ее слова оказались правдой, совсем не хотела.

Очень близко сверкнула яркая молния. Еще через несколько секунд прогремел всегда сопутствующий ей гром. Конечно, она могла и испугаться, настолько сильна была стихия.

Но нет — по какой-то причине она любила грозу. Даже такую сильную. Тем более — такую сильную. Шторм как будто придавал ей силы. В том числе и душевные — которые были ей так необходимы.

Звук часов, возвещающих о том, что наступил полночный час, был заглушен очередным громом.

Что-то изменилось.

Девушка подняла лицо от рук и осмотрелась. Вроде бы, все точно так же, как обычно: просторная спальня, деревянная светлая мебель, белые занавески. Но все же ее взгляд остановился на одном из углов спальни. Совершенно пустом. Наверное.

— Кто здесь? — спросила она. Не испуганно даже — только немного настороженно.

Тишина, все чаще и чаще прерываемая оглушительными звуками грозы, была ей ответом.

И все же она знала. Не знала, так чувствовала. Потому что с детства привыкла доверять своей развитой интуиции. И поэтому смело подошла к углу, так сильно привлекшему ее внимание, и на этот раз спросила уже прямо:

— Кто вы?

Смутный силуэт, заметный только при свете вспышки молнии, исчез.

За окном бушевал невиданный шторм.


Растолкал меня Рэй, непонятным для меня образом оказавшийся в моей комнате с утра пораньше.

— Ооо, друг, — сочувственно протянул он. — У тебя такой вид, как будто ты не всю ночь спал.

Одно из солнц, маленькое, уже было довольно высоко. Не полдень, конечно, но поваляться в постели я должен был успеть знатно. Я посмотрел на большие, деревянные, старинные для моего восприятия часы, мирно отсчитывающие секунды в углу съемной спальной комнаты одной из небольших, уютных городских таверн, найденной нами вчера уже в полночь. И удивленно ответил:

— Интересно. Я продрых почти девять часов. Но на самом деле чувствую себя так, как будто парочку из них бродил неизвестно где.

— Не отмазывайся. Мы-то про тебя все знаем. Куда ты незаметно под покровом ночи убежал. Профессор, — последнее слово он проговорил с исключительным ехидством и наслаждением.

Я вспомнил об этом и чуть не застонал в полный голос. И правда, подобный опыт мне еще только предстоит, причем, по всей видимости, уже сегодня или, в крайнем случае, завтра, как бы сильно мне ни хотелось оттянуть сей пренеприятный момент. Или вообще его как-нибудь незаметно отменить, безо всяческого ущерба: как для нашего исследования, так и для других людей. Студенты, вон, точно обрадуются, им же, в конечном счете, меньше в душных аудиториях сидеть.

Но все-таки сдержался, посмотрел на отвратительно бодрого Рэя и решил уточнить:

— А ты-то что тут делаешь?

— Тебя пытаюсь из кровати вытащить, спящий красавец.

— Зачем?

Насильно воскрешать меня из спящих мертвым сном было бы совершенно нецелесообразно: как может подтвердить любой представитель человеческого рода, которого по той или иной причине когда-либо злостно будили в несусветную рань (будь эта несусветная рань хоть даже в полдень), подобное пробуждение не сулит ничего хорошего как самому разбуженному, так и всем окружающим, в особенности же тому несчастному, что посмел посягнуть на священный сон. Тем более, если покушение на него было совершено без какой-то очень значительной причины, способной перечеркнуть все вышесказанное и установить твердый дружеский мир, основанной на взаимных всепрощении и любви.

Выражение фиолетовых глаз «того несчастного» стало уж очень ироничным. Рэй положил голову на ладонь руки, посмотрел на меня и с притворной скромностью поинтересовался:

— Ты всегда с утра такой забавный?

— Я все еще сплю на самом деле, — серьезным тоном пояснил я, в уме прикидывая, под каким углом лучше запустить в собеседника подушкой. — А с тобой во сне разговариваю. Да, я и так умею, я же, в самом деле, непревзойденно гениальный профессор, и вовсе не важно, что не в этой области. Но, тем не менее, смысл своих глубокомысленных высказываний не особо-то контролирую, сплю же все-таки. Так что ты тут делаешь-то?

— Хорошо, попытка номер два. Сижу на подоконнике?

Впрочем, именно этим он и занимался. Неширокая, однако все же непередаваемо уютная кровать, на которой я вчера с таким удовольствием развалился и почти сразу же заснул, стояла непосредственно рядом с окном (и как я этот маленький факт только вчера не отметил?). Поэтому восседающий на подоконнике человек имел восхитительную возможность подло разбудить несчастного сновидца, всего лишь дотянувшись до него руками. Или ногами — это уже зависит от прирожденной наглости и приобретенного воспитания.

Собственно, восседающий на подоконнике человек данной возможностью воспользоваться не постеснялся. Теперь же, после успешного завершения сего неблагодарного дела, он удобно устраивался, подставляя лицо теплым солнечным лучам, и беспечно болтал ногами, свесив их со второго этажа деревянного здания таверны.

Картинка была настолько умиротворяющей, что в первое мгновение я даже чуть не передумал подло мстить и скидывать напарника с его удобного места — в сторону комнаты, естественно, я, конечно, тот еще злодей, но все же не настолько. Но все-таки пересилил себя и претворил в жизнь задуманное злодеяние.

Получилось скинуть даже на краешек кровати. Вот какой я, оказывается, добрый малый, хоть слезу умиления пускай и самому себе обещай податься в вечные праведники, чье призвание — беспрестанное и благородное несение счастья в широкие круги непросвещенной, темной общественности.

— Уже не сидишь, — довольно прокомментировал я и невинно развел руки как будто в полном неведении того, что же такое загадочное только что могло приключиться.

— Уже не сижу, — умиротворенно согласился Рэй и в следующую же секунду снова удобно устраивался — на этот раз у меня на кровати. — Делегация за тобой скоро придет, вот что я хотел сказать. Не смотри на меня столь удивленно, из Университета, никто забирать тебя под стражу пока что не собирается, слава Духам. Представители делегации были несколько озадачены, когда обнаружили, что вы, найт профессор Альвер, (ну, и я вместе с вами) не объявили о своем приезде сразу же и не направились в специально для вас обустроенные и бесконечно удобные университетские покои, а предпочли этому ютиться в таверне. Кстати, они восхищены вашей скромностью и непритязательностью и теперь просто жаждут познакомиться с вами лично.

— Откуда ж ты это все разузнал, гениальный сыщик? — я уважительно присвистнул.

— Да случайно, на самом деле. Сам проснулся всего час назад, тихо и мирно отправился вниз в поисках завтрака, а там уж, так и не успев ничего сказать насчет еды, встретил непростительно активную для такого раннего утра хозяйку таверны и выслушал эту же тираду. А потом уж пошел будить тебя. В окно залез, потому что Кальминта, хозяйка собственной персоной, наотрез отказалась вручать мне ключи. Логики не вижу по одной простой причине: она же сама и намекнула мне, что пора бы тебя поднимать и готовить к свершению великих образовательных дел. Но странные люди, конечно, встречаются.

Деревянные часы в углу пробили десять. И в самом деле, пора было усилием воли поднимать свое изнеженное тело: я же вправду на работе — хоть и не совсем на той, о которой думает вся университетская делегация в полном составе и хозяйка таверны Кальминта в придачу.

— Я как будто в очередной раз работал всю ночь, — как будто бы между делом заметил я, тщетно стараясь заставить себя встать. — По крайней мере, ощущения сравнимые. Даже снилось что-то…

Перед глазами сами собой начали всплывать образы: смутные, но вполне узнаваемые. Их я и видел в своем сне, который, казалось, продлился всю ночь. Странно, ведь всего минуту назад я не мог вспомнить ни единой картинки. Только звучание моего сна прочно засело в моей памяти.

Шум, напоминающий стук капель, с каждой минутой все более и более усиливающийся — по какой-то причине именно он запомнился мне больше всего. Завывания ветра, отчасти грозные и отчасти печальные, но в любом случае заглушившие мне все другие звуки таинственного ночного мира.

Потом неуловимые образы с каждой секундой становились все более и более понятными, видимыми. Кажется — комната. Одновременно и светлая, и темная. Забавно, как это может быть.

Да. Вероятно — ночь, когда же еще может встретиться подобное интересное противоречие? И ничего не происходит — только бушует гроза, которой еще не было совсем-совсем недавно.

Какой, оказывается, яркий сон.

Ах да, и еще девушка. Она выглядела взволнованной, даже несколько грустной. Я стоял в углу комнату и наблюдал за ней. Как и в любом сне, я не управлял собой, я не мог по собственному желанию пошевелить даже пальцем.

А когда она меня, еле уловимую, почти что невидимую тень, все-таки заметила, подошла ко мне и что-то спросила — я проснулся.

Все Великие маги учили доверять своим сновидениям, основываясь на том, что подсознание во много раз древнее и мудрее нас. Оно, в отличие от тех же самых людей, ошибочно мнящих себя венцом творения, как раз-таки знает, что делает.


Нортайл сверкал.

Нет-нет, правда. Он был ослепителен. В переносном, конечно, смысле, но на жителей далекого будущего, привыкшем к скуке и даже некоторому однообразию современной архитектуры, производил неизгладимое впечатление. Если я скажу, что в моем времени город изменился полностью, то это будет бессовестным враньем, потому что короли и подвластные им архитекторы и застройщики, какими бы неоригинальными и даже вредными они ни были (а встречались и такие представители данных уважаемых профессий), сносить памятники старого искусства категорически отказывались. За что все научное общество, и я в том числе, были неимоверно признательны.

Нельзя сносить историю. Просто — нельзя. Думаю, всем архитекторам не плохо бы зарубить это на носу.

И все-таки без современных зданий город воспринимался совершенно по-другому. Не особо высокий, но зато с прекрасным дизайном, великолепно украшенными улицами, а потому яркий, неповторимый и, не побоюсь этого слова, волшебный. Здесь хаотически соединялись постройки разнообразных стилей, появившиеся в городе в совершенно разные исторические эпохи: ведь город строился на протяжении многих тысячелетий. И подобное причудливое сочетание всего-всего подряд, по идее должное создавать неприятные неразбериху и бардак, смотрелось настолько органично и восхитительно, что историки всегда диву давались и поговаривали, что тут не обошлось без древней, всеми забытой магии.

Которая, впрочем, мистически развеялась после появления современной для меня архитектуры. Дело в том, что в моем времени многие здания были крайне неоригинальны: одинаковы или, по крайней мере, очень похожи друг на друга. Здесь же, в Старом Нортайле, наоборот, неповторимым было абсолютно все. У этого всего был свой собственный, индивидуальный, характер.

Высший Королевский Университет, основанный еще много тысяч лет назад, изменениям, слава Духам, никогда не поддавался. В его здание, явно выделяющееся среди всех прочих своей немаленькой высотой, полученной благодаря нескольким башням — излюбленной чертой архитекторов времен его постройки, меня препроводили с конвоем. Прощу прощения, делегацией, состоящей из нескольких профессоров сего учебного заведения. Они, ничуть не удивившись моей возмутительной для гения истории молодости, разговаривали со мной как с равным. И с уважением сказали, что они приятно удивлены моей скромностью: я, такое известное лицо в научных кругах (интересно, как Рифард умудрился это устроить, старый пройдоха?), не отправился сразу же в Университет с целью представить всем такого замечательного себя и заявить о своих правах на роскошную спальню в Университете, а устроился на ночь в обыкновенный, ничем не примечательный трактир. По всей видимости, моя совершенно нечаянно проявленная скромность неимоверно впечатлила гениальные умы и до скончания веков расположила их ко мне весьма и весьма положительно.

Меня за белы рученьки привели в Университет и с подобающей учтивостью предложили ознакомить с его устройством и провести что-то вроде экскурсии. Я, внутренне поежившись, вежливо отказался, ссылаясь на то, что предпочту прогуляться по такому прекрасному зданию в одиночестве и без разговоров, прошу меня понять и простить. Меня поняли, простили и оставили одного — в том самом месте, где я, казалось бы, еще совсем недавно, провел тридцать незабываемых лет своей не такой уж и долгой жизни.

Я ходил, не особо обращая внимания на то, куда, собственно, направляюсь, и вспоминал. Вспоминал много и самозабвенно, мечтал, восторгался и впадал в грустные и в то же самое время сладкие размышления — и все это успевал делать чуть ли не одновременно. Ведь так бывает всегда, абсолютно всегда, когда через несколько лет возвращаешься в то место, с которым у тебя связано множество воспоминаний — к тому времени уже счастливых, потому что все плохое имеет прекрасную привычку забываться.

До того момента, как здесь появлюсь я, восьмидесятилетний, восторженный и неопытный, пройдет еще около полутора тысяч лет. Однако я не чувствовал никакой принципиальной разницы: все было настолько родным и до боли знакомым. Высший Королевский Университет не менялся, и спасибо древней, так никем не разгаданной и даже не вычисленной магии, которая здесь явно есть и всегда будет. А как же иначе?

В какой-то момент я увидел прозрачную дверь, ведущую в один из лекционных залов — просторный и светлый, если мне не изменяет память. И услышал доносящийся из-за нее шум, настолько знакомый мне еще со своей студенческой жизни. Несомненно, в зале сидели ученики и ждали запаздывающего преподавателя, не решаясь или по какой-то причине не желая просто-напросто уйти. Они разговаривали, шутили, смеялись. И еще они с нетерпением чего-то ждали.

Поддавшись бессознательному порыву, я открыл дверь. И этот мой поступок в очередной раз подтвердил всю мудрость бессознательного: потому что, как я понял позже, все последующее обязательно должно было произойти — так или иначе.

— Парень, заходи, — приветливо махнул мне рукой он из ребят, сидевших на первых рядах. — Он еще не пришел.

И я сел — сам не понимая, зачем мне вообще понадобилась притворяться студентом. Захотелось поглядеть, как работают в это время другие профессора? Поддался ностальгии, вызванной прогулкой по местам былых незабываемых приключений? Банально не сообразил на ходу, что лучше всего в данной ситуации сделать, раз уж так непредусмотрительно открыл дверь, и поэтому сел за один из столов, рядом с другими учениками? Все возможно.

Надо бы хоть узнать, на какой предмет меня занесло. Но ладно, пусть это станет для меня сюрпризом.

Через несколько минут зашел преподаватель. Конечно же, это был преподаватель, потому что на студента внезапно появившийся маг не походил никак. Одетый в деловую, но явно дешевую черную атту, не отличающийся внушительным телосложением и совсем немолодой, он мог бы и не произвести на искушенного студента впечатление могущественного колдуна — вот только одежда и рост в нашем нелегком деле точно не показатели, а возраст, наоборот, обыкновенно способствует приобретению могущества. Быть может, профессору на тот момент было около тысячи лет — возраст весьма и весьма солидный даже для преподавателя Университета. В его коротких, некогда темных волосах была явно заметна седина, а плечи несколько сутулились, но никто в тот момент и не обратил внимания на все вышеперечисленное. Всем сразу же запомнились глаза колдуна — уже выцветшие, но настолько живые, блестящие таким заразительным весельем, что настроение всех окружающих поднималось буквально за секунду.

Профессор не представился. Он в долю секунды появился в лекционном зале и сразу же начал рассказывать — и все посторонние студенческие разговоры затихли в один момент.

Он говорил быстро и самозабвенно, одновременно весело, заразительно улыбаясь и стараясь сохранять серьезное лицо. Он нес такой восхитительный бред, что даже я, вроде бы такой взрослый и уже в некотором отношении образованный, впал в оцепенение. Он рассказывал настоящие научные факты и упоминал теоретические предположения, периодически подкрепляя все невообразимо причудливыми, сумасшедшими примерами, которые никогда бы мне и в голову не пришли. Он, объясняя начала теории магии, рисовал на доске высокохудожественные закорючки, которым могли бы позавидовать даже дети пятилетнего возраста, страстные любители изрисовывать листочки бессвязными черточками и полосками. Собственно, что-то подобное и красовалось на доске: линии, призванные изображать магические потоки, лучше смог бы нарисовать даже я, а во мне художественный талант не проявлялся никогда и делать это в ближайшее время явно не собирался.

Профессор периодически спрашивал наше мнение и писал на доске слова, намеренно пропуская часть букв — чтобы мы могли догадаться сами. Иногда он изображал настоящие ребусы, предлагая нам погадать о значении зашифрованного слова. В какой-то момент, рассказывая аудитории про вулкан Оарлис, который несколько тысяч лет назад обзавелся весьма приятной привычкой испускать магические потоки вида С, способствующие восстановлению здоровья и запаса сил магов, лектор объявил, что нам просто необходимо в ближайшее время посетить это во всех отношениях прекрасное место, мотивируя нас тем, что всего лишь через какой-то миллиард лет Оарлис перестанет существовать — и все, возможности съездить не будет. Подобный шанс терять просто грешно.

К середине лекции профессор выкинул еще одну незабываемую штуку. Прервавшись на полуслове, он изобразил, будто что-то ловит в воздухе. Затем крепко сжал пустой кулак и обратился к аудитории:

— Вот жалко мне этого дракончика, но приходится из-за одного молодого человека брать на душу тяжкий грех…

Он печально вздохнул, взглянул на свой кулак и быстро щелкнул пальцами другой руки: обычно маги так делают исключительно тогда, когда желают изобразить что-нибудь до неподобающего профессору неприличия показное. Или же когда им в голову приходят гениальные идеи, исполнение которых не терпит отлагательств.

— У меня в кабинете уже коллекция дракончиков, разносящих сонные бациллы. Может, кто-нибудь хочет на досуге зайти ко мне, вместе попить мирлид и рассмотреть ее поближе?

Все недоуменно молчали. Выражения лиц слушателей в тот момент были просто неподвластны адекватному описанию, потому что в лекционном зале царили полнейшее эмоциональное разнообразие и абсолютное непонимание происходящего. Сообразить, о чем ведет речь уважаемый всеми найт профессор, из студентов не мог ровным счетом никто.

— А сейчас я вам его нарисую, — профессор взял в руки мел и повернулся к доске. — Такой в очках и белой атте, прямо как его хозяин, — на зеленой поверхности доски появился кривой кружок в очках, призванный изображать чье-то лицо. — Хозяин на третьем ряду сидит, кстати. А если бы он не стал выпускать сонные бациллы, то этот бедный дракончик все еще был бы на свободе. А еще это могло быть, если между нами, к примеру, в один момент исчезло пространство. Но это я уже немного про другое, да…

Существо, изображенное на доске, уж кого-кого, а дракона не напоминало явно.

Описанное действо во время всего занятия повторялось раз пять, не меньше. Наверное, после третьего инцидента до ошеломленных слушателей стало доходить, что профессор начинал ловить сонных дракончиков исключительно тогда, когда кто-то из студентов… зевал. Тем самым распространяя по лекционному залу сонные бациллы.

Уж не знаю, как подобная мысль могла посетить голову высокообразованного, мудрого мага, но каждый раз он с неповторимо ехидным выражением лица прерывал лекцию, пленил очередное ни в чем не повинное воображаемое существо, а потом точно так же, совершенно невозмутимо, возвращался к теме, так и ни разу не потеряв нить рассуждений.

В какой-то момент я начал истерично хихикать. Вместе со всеми остальными учениками.

На самом деле, обойтись без этого было невозможно. Потому что, когда профессор, мудрый и знающий чуть ли не все на свете (а это было видно невооруженным глазом), начинает вытворять во время занятий подобное, это селит в неокрепших студенческих умах некоторый диссонанс и ввергает их в культурный шок. Студенты, и я, случайно попавший в их число, слушали интереснейшую лекцию о началах теории магии в полнейшем оцепенении. И все запоминали, ведь как может быть иначе, если тебе подают информацию именно таким, до восхищения нестандартным образом.

Шаблон обыкновенного университетского занятия был раз и навсегда разорван. И прекрасно, потому то шаблоны скучны и надоедливы. Быть может, в свое время они и придуманы были как раз для того, чтобы необыкновенные люди могли их время от времени разрывать — к примеру, таким вот нестандартным (а как же иначе?) образом.

Время слишком быстро подошло к перерыву — к окончанию лекции. Никто из присутствующих и заметить не успел, как стремительно полтора часа пронеслись мимо нашего внимания. Кроме профессора, который, конечно же, помимо всего прочего еще и за временем успевал следить. В какой-то момент он молча развернулся к доске и крупным, разборчивым почерком нацарапал на ее середине всего два слова.

«Урра! Конец!!!» — гласила аккуратная надпись.

Найт улыбнулся нам и мечтательным голосом проговорил:

— А теперь настало время отдохнуть. Я же понимаю, что вы от надоедливого, занудного старичка в моем лице очень устали за полтора-то часа. Закройте глаза и представьте что-нибудь хорошее. Вулкан Оарлис, например, к нашему счастью, все еще существующий. Я вот представлю именно его.

Он лучезарно улыбался и, кажется, был готов рассмеяться в любую секунду. В его бесцветных глазах играли задорные, яркие огоньки.

Конечно же, мы его послушались. А когда, пару минут спустя, все-таки начали осторожно, чуть ли не по очереди, открывать глаза, никакого профессора в лекционном зале уже не было.

После того, как первое удивление прошло и явилось понимание сыгранной с нами доброй шутки, мы начали собираться, теперь уж точно и с сожалением осознавая, что лекция закончена — будьте добры пожаловать обратно только через неделю. А может такое случиться, что и через два дня, это зависит от милости составляющих расписание сотрудников.

Все студенты выходили из зала в приподнятом настроении, смеясь, обмениваясь впечатлениями и все еще отходя от некоторого шока. Я шел в точно таком же состоянии и даже взахлеб обсуждал с кем-то теорию магии и сонные бациллы, а потом еще с кем-то, и еще, хотя продолжительные восторженные разговоры с незнакомцами со мной случаются крайне редко — но и такое бывает, что тут таить. Помнится, я спросил у кого-то из них, кем все-таки был этот гениальный, незабываемый преподаватель.

— Как, ты не знаешь? — искренне удивился мой случайный собеседник. — Это Профессор Антавир. Сам Директор Университета. Легендарная личность!

Сюрприз и в самом деле получился. Первоклассный.


— Молодой человек. Мне почему-то показалось, что вам нужно ко мне.

Голос раздался как будто бы из ниоткуда. Дружелюбный, веселый, знакомый голос — я слышал его только сегодня, всего несколько часов назад. И сомневаюсь, ох, сомневаюсь, что теперь смогу его просто так забыть.

— Профессор Антавир? — зачем-то спросил я, разворачиваясь.

— Вы меня все же узнали? О, я рад!

Бесцветные глаза смотрели на меня миролюбиво и задорно. Всего пару секунд назад профессор вышел из-за угла одного из многочисленных коридоров Университета — и я мог поклясться всеми благосклонными к моей скромной персоне Духами, что пару секунд назад его там попросту не было. Уж что-то, а предаюсь одиночеству я с подобающим тому размахом и, как полагается, в полном одиночестве, а потому обратил бы внимание на такую ненавязчивую деталь, как Директор Антавир.

— Я вам помешал? — обеспокоенно спросил найт. — Если что, я спокойно могу исчезнуть.

— Нет, что вы… — я несколько смутился.

— Тогда, быть может, вы согласитесь выпить со стариком мирлид и послушать его назойливую болтовню? — предложил он, гостеприимно распахивая передо мной ближайшую дверь. Собственной рукой, без волшебной показухи, как и подобает приличному тысячелетнему архимагу.

Насколько я помню, а своей памяти я привык доверять безраздельно (однако, может, и зря), здесь всегда находился склад ингредиентов для курсов зелий и алхимии. Именно тут, при желании, всегда можно было обнаружить перья рукокрылов, семена говорящих цветов (крайне редкая штука, между прочим), зубы глубоководных ящеров, всевозможные наборы разнообразных магических трав и кучу других любопытных вещиц — все, что душе, слезно просящей проведения химических экспериментов в лабораторных условиях, угодно. Но никак не директора.

Тем не менее, я последовал за ним. Да-да, в кладовку. И сразу же, к своему удивлению, оказался в директорском кабинете — по крайней мере, теоретически это должен был быть именно он.

— Дверь-портал! — наконец сообразил я. И восхитился элегантностью и простой задуманного.

— И не только эта. Я могу попасть сюда через любую дверь в стенах Университета, — пояснил Антавир и как будто бы мимолетно добавил — А еще прямо из своей спальни. Однако зачастую моей спальней как раз и становится этот кабинет, и уж не знаю, хорошо это или плохо. Остается надеяться, что местные гениальные студенты не разгадают мой трюк с порталом и не начнут применять его вместо меня, хотя это, наверно, всего лишь вопрос времени. Но вы меня не слушайте, это я так, к слову. Так вы хотите мирлид, профессор Альвер? Я, честно сказать, не специалист в его приготовлении, но все же…

«Профессор Альвер». Что ж, директор явно знал, кто я по наспех придуманной найтом Рифардом легенде. Если не знал, кто я на самом деле. И даже при таком раскладе я не стал бы сильно удивляться: тысячелетний колдун, директор Высшего Королевского Университета, явно получил свою должность не за веселый нрав и лучезарные, выцветшие от возраста глаза — на то он и тысячелетний колдун.

— Все же вы меня раскрыли, — заметил я вслух, не чувствуя, впрочем, никакого разочарования или хотя бы сожаления.

— Надеюсь, вы не будете держать на меня обиду, — Антавир обезоруживающе улыбнулся и подал мне большую, ярко-оранжевую, горячую кружку. — Осторожно. Он еще не успел остыть.

— И не подумал бы.

Из кружки доносился до тех пор не знакомый, но определенно восхитительный аромат. В моем времени мирлид перестали варить абсолютно во всех заведениях, ссылаясь на наличие в его составе бесследно исчезнувшего с лица земли ингредиента, без которого, увы, вкус все равно будет не тот, а варить по-другому было бы недопустимым в приличном обществе кощунством. На сей факт неустанно и чуть ли не ежедневно сетовал шеф, вынужденный, бедняжка, пить кофе или чай вместо излюбленного напитка. Я же знал о нем исключительно понаслышке и всегда мечтал попробовать, однако теперь, когда я был так близок к исполнению одного из своих небольших, но все так же заветных желаний, я почему-то медлил. Сладка минута вот-вот подходящего к концу ожидания.

— Вы приехали вчера, найт Альвер? — поинтересовался директор, мягко усаживая меня на кресло рядом со своим рабочим столом, представляющим собой весьма каноничный пример творческого беспорядка: деловые бумаги вперемешку с книгами, художественными и магическими, ручки — со своевольными самопишущими перьями, противопоказанными, кстати, к использованию в серьезных организациях, обрывки статей из разнообразных журналов и газет, цветы, несколько почтовых марок, парочка фотографий — и среди всего этого очаровательного бардака красовались вдобавок аппетитные яркие пончики. Один из них улыбался широким шоколадным ртом и преданно смотрел на нас розовыми джемовыми глазами.

Сам же кабинет был светлым, просторным и умиротворяюще уютным. Он находился под самым куполом Закатной башни Университета, и потому вид из огромного, резного окна, в данный момент не прикрытого тяжелыми занавесками, был изумителен: город, отнюдь не маленький и такой вдохновляюще разнообразный, наполненный магией и жизнью, лежал как на ладони. Да, я видел Нортайл с подобной высоты уже множество раз, но захватило дыхание у меня лишь теперь.

Я влюблялся в Старый Нортайл все больше и больше.

Антавир не отвлекал меня ни одним словом: как будто и вовсе забыв о моем присутствии, он заинтересованно уткнулся в наспех выуженную из общей кучи книгу. И только некоторое время спустя профессор ненавязчиво повторил свой вопрос.

— Что? Ах, да. Вчера. Простите, что не приехал со своим напарником и не представился сразу, я как-то не сообразил.

— Что вы, что вы, вам совершенно не нужно извиняться. И советую все же пить, а то мирлид остынет. Не могу сказать, что процесс подогревания составляет такую большую сложность, но нужно же мне вам хоть как-то об этом напомнить, — глаза директора озорно блеснули.

Прославленный в свое время и исчезнувший из будущего, напиток оказался умеренно сладким, несколько терпким и невероятно вкусным. Тонкая смесь разнообразных трав и ягод грела, освежала и заряжала энергией одновременно. Драконы только разберут, какая магия была применена для достижения подобного эффекта.

— У вас, профессор, такие глаза, будто вы ничего в жизни вкуснее не пробовали, — усмехнулся Антавир. — Однако, боюсь, этот комплимент мной не заслужен. Мирлидовар из меня посредственный.

— По-моему, вы просто зря себя принижаете, — ответил я и тут же поразился фамильярности своего тона.

Разговаривать так я редко позволял себе даже с преподавателями (в отличие, кстати, от Криса), а уж о директоре в данном контексте не может быть и речи: что уж там, я даже ни разу за тридцать лет обучения не имел чести беседовать с ним лично. Найт профессор Кольвентр, а именно такое обращение больше всего устраивало моего директора, в простом студенческом народе всегда слыл веселым, гостеприимный и вообще во всех отношениях очень милым дедушкой, однако же никто из вышеупомянутого народа не мог сей факт с гордым лицом подтвердить — так как на студентов его гостеприимство если и распространялось, то под такой строгой секретностью, что ровным счетом никто и предположить не мог, в какое время можно постараться его узреть. Какое-то время по Университету ходили занимательные истории про то, как небольшая группа учеников с факультета теоретической магии все-таки умудрилась лицезреть высокого начальника, статной старческой походкой выходящего из своего кабинета, на самом что ни на есть настоящем, реальном яву. И все же эта радостная, в каком-то отношении революционная информация так и осталась неподтвержденной. И, к слову говоря, ту крайне любопытную группу студентов больше никто не видел, но это, возможно, только потому, что никто на самом деле не знал, кем являлись те отважные герои местных сказок.

По всей видимости, некоторые секреты вечно должны оставаться секретами, иначе мало ли, какое древнее и грозное проклятье обрушится на дерзнувшего его пробудить беднягу.

Что же касается этого кабинета, да, я был в нем впервые — за полторы тысячи лет до своего самого первого появления в Университете.

— О чем задумались, профессор? — заинтересованно спросил Антавир, но тут же спохватился. — Вы уж простите мое любопытство и, даже не дожидаясь удобного случая, прямо скажите мне, если оно вам надоело. И я честно постараюсь держать себя в руках.

Я рассмеялся.

— И снова зря вы так, мне на самом деле приятно с вами разговаривать. А задумался я про ваш кабинет Точнее — про легенды, которые о нем постоянно ходят, частично правдоподобные, частично нет. И просто мне стало интересно, какие из них возникли все же не на пустом месте.

— Легенды, юный найт, на пустом месте не возникают, — загадочно произнес директор. И тут же заговорщически подмигнул мне.

События, недавние и как будто бы такие далекие, всколыхнулись в памяти ярким, обжигающим пламенем. Вспомнилась мне и Сай — нет, Сайонарис, маленькая рыжая девочка, могущественная пропавшая ведьма, легенда из легенд.

Да. Легенды на пустом месте не возникают.

— Что-то мне подсказывает, что как раз вы должны это знать, — профессор смотрел на меня внимательно, не отрывая взгляд.

У меня что, ни лице все написано?

— Вы же все-таки историк, вы это изучаете, — как ни в чем не бывало заключил Антавир и неожиданно хлопнул в ладоши. — Прекрасная идея! Надеюсь, вы позволите обсудить с вами один животрепещущий вопрос?

Я с готовностью кивнул.

— Вы же знаете про Временные Ураганы?

Хорошо. Просто прекрасно, что мой ступор длился не более двух или трех секунд. Все-таки меня хорошо научили отходить от оцепенения, хвала Духам, а заодно всем пройденным изнуряющим тренировкам.

— Ээ… да, — удивленно ответил я. — Но при чем тут…

— Замечательно! Просто замечательно, — Антавир восхитился так, как будто впервые за всю свою немаленькую жизнь встретил человека, слышавшего о такой замечательной штуке. — Меня давно интересует один вопрос. Крайне и крайне животрепещущий, как я уже сказал. Почему Ураганы могут отправлять только в прошлое, не в будущее?

— На самом деле… — я начал говорить и осекся.

На самом деле, я никогда и не пробовал перенестись в будущее. Я был так восхищен возможностью побывать в горячо любимом мной прошлом, видеть развитие истории собственными глазами, а не читать на страницах учебников, хоть и интересных, но все же не таких, что мне просто в голову не приходила подобная идея.

Но профессору, казалось, не так уж и нужен был мой ответ.

— Почему при такой прекрасной доступности Ураганов для любого желающего, — продолжал он — ими пользуются далеко, далеко не все? Я бы сказал, единицы среди миллионов, невероятные счастливчики! Вы не находите, найт Альвер?

Бесцветные лучезарные глаза смотрели на меня пристально и открыто.

— Эти люди — самые счастливые на свете, — искренне ответил я. — Особенно если они любят историю и вдобавок хотят убежать от реальности.

— Полностью согласен! И все же. Почему именно они?

— Но я не…

— И еще кое-что. Подумай, мальчик, вот о чем… Почему никто из путешественников во времени, хоть их, как мы уже выяснили, не так много было, не изменил ход истории? Они бывали в прошлом, но возвращались всегда в одно и то же, до боли знакомое им настоящее?

— Возможно, и меняли, — предположил я. — Я уже думал об этом когда-то. Может быть, они и создавали кучу параллельных реальностей, где события шли совершенно по другому руслу, однако снова и снова попадали в свою — потому что по тем или иным причинам привязаны к ней.

Антавир разглядывал меня с глубоким интересом.

— Прекрасное предположение, благодарю, юный найт. Подобные теории всегда необычайно занимательны, а вы примерно повторяете одну из них. И все-таки, если мы предположим, нет, примем в качестве аксиомы, что путешественники во времени, настоящие, не привязаны ни к какой реальности? Почему они ничего не меняют, почему не могут попасть в будущее, почему их так катастрофически мало?

Каюсь: я не знал, что ответить. Даже понятия не имел, что думать. Честно говоря, в будущее я никогда не стремился попасть: по какой-то причине мне просто было неинтересно, я не хотел видеть не только свою судьбу, но и судьбу всего Мира. И все же другие вопросы заставляли задуматься.

Однако профессор, взглянув на настенные часы, резко сменил тему:

— Ох… Совсем я заболтался, простите старого любопытствующего ученого. Я бы с непередаваемым удовольствием побросал слова на ветер еще и еще, но коварное время уже подгоняет меня идти вести занятия у старшего курса руноведов. А ведь они уже, на самом-то деле, знают руны не хуже меня… Закройте глаза, найт Альвер, и представьте что-нибудь хорошее.

Памятуя о недавно прошедшей лекции, я скептически улыбнулся. Антавир рассмеялся и с понимающим видом махнул рукой.

— Ну, не хотите — как хотите. А я бы закрыл, ведь всегда же приятно вспомнить о чем-нибудь прекрасном. Тогда просто не откажитесь от дружеского совета: если хотите попробовать самый вкусный мирлид всех времен и народов, загляните на досуге к Асвейде. Это недалеко, на улице Янтарей, зайдите, не пожалеете. Она еще и что-нибудь интересное вам почитать подберет, если вы захотите, в этом серьезном деле Асвейде на все руки мастер. Удачного вам дня!

Профессор Антавир захватил с заваленного стола первый попавшийся учебник (вопрос еще, по рунам ли), встал со своего кресла, стремительно подошел к двери и открыл ее. На пороге, всего за пару секунд до выхода, он развернулся ко мне и на прощание сказал:

— Когда вы все же найдете ответы на наши вопросы, возвращайтесь, пожалуйста, ко мне. Интересно будет кое-какие вещи обсудить.

Сутулая фигура, укутанная в потрепанную черную атту, растворилась в дверном проеме — в самом прямом смысле.

Всегда. Всегда именно так говорят хорошие учителя, когда знают ответ на поставленный вопрос, но хотят, чтобы их ученики непременно нашли его сами.


Нат Асвейде радостно приветствовала меня еще с порога, гостеприимно улыбаясь и будто бы разом озаряя своей широкой, радостной, совершенно естественной улыбкой все небольшое помещение таверны с непривычным названием «Моменты». Такая улыбка редко встречается среди владельцев таверн, вынужденных ежедневно иметь дело с десятками клиентов, с которыми просто необходимо вести себя вежливо и обходительно. Именно эта счастливая улыбка заставила меня полюбить сухонькую старушку Асвейде чуть ли не с первого взгляда.

Она, приветливо махая мне рукой, а заодно и зажатой в ней тряпкой, стояла на шаткой лестнице и пыталась смахивать пыль с внушительных размеров книжной полки, весящей прямо под самым потолком.

— Здравствуй, Альвер! — приветствовала меня Асвейде и с необычайными для своего пожилого возраста грациозностью и легкостью спрыгнула с верхней ступеньки прямиком на твердый пол.

Хозяйка «Моментов» оказалась намного ниже меня ростом. Ее волосы, некогда собранные в небрежный пучок и уже достаточно растрепанные, ослепительно сверкали белизной. На ее лице виднелось множество морщин, однако оно отнюдь не выглядело старым: из-за царствующего на нем выражения абсолютной удовлетворенности всем окружающим — без каких-либо исключений, не только не подтверждающих правило, а в данном случае и вовсе излишних. И из-за дополняющих эту картину ярких, полных жизни янтарных глаз.

И только в тот момент до меня начало доходить, что таверна, в которую я по-хозяйски заглянул, надеясь удовлетворить так не впору пробудившееся любопытство, еще и не открывалась. Хотя бы потому что в ней не было ни одного посетителя, а табличка на входной двери, которую я каким-то образом ранее умудрился не заметить, большими буквами гласила «закрыто».

— Похоже, в этом городе всем известно мое имя, — миролюбиво отозвался я вместо приветствия, не подумав даже извиниться за столь несвоевременный визит.

— Ты этому и правда удивлен? — спросила нат и внимательно, испытующе посмотрела в мои глаза.

На ее морщинистом, но оттого не менее притягивающем лице промелькнула тень. Странная, непонятная для меня тень.

— И правда ведь удивлен. Как интересно. Что ж, я очень рада тебя видеть, Альвер, — заговорила она, одновременно мягко, но настойчиво усаживая меня в одно из уютных кресел, накрытых приятным на ощупь покрывалом.

— Но у вас же закрыто, — попытался возразить я, но тут же позорно капитулировал под взглядом веселых янтарных глаз.

— Ах, это совершенно не имеет значения, — легкомысленно отмахнулась хозяйка. — К тому же, этот Антавир, мой во всех смыслах старый друг, по секрету рассказал мне, что меня собирается навестить один многообещающий, симпатичный юноша. И как я могла устоять?

Асвейде подмигнула мне и тут же задорно рассмеялась. Полностью растворяясь в расслабляющей атмосфере таверны, я решил сделать хозяйке комплимент — конечно же, заслуженный, в этом я мог даже не сомневаться.

— Профессор прорекламировал вам как самого лучшего мирлидовара в Мире. Мне стало нестерпимо интересно.

— Этот мальчишка очень любит мне льстить, — нат шутливо закатила глаза. — Не в Мире, конечно, но в пределах города — да, ты пришел в правильное место.

Она отошла к стойке, оставив меня сидеть в кресле, настолько уютном и домашнем, что с него было совершенно невозможно подняться даже с усилием воли. К драконам эти дела, пропади оно все пропадом, только оставьте мне возможность находиться здесь и сейчас, постоянно.

Брр. Аура у этого места такая, что ли.

Я встряхнул головой, настойчиво напоминая себе о том, что меня все еще ждет работа, которую я когда-то искренне считал увлекательной. Потому мне не стоит оставаться в таверне на целую вечность — так, только на ее половину. Пожалуй, будет достаточно.

— Не поддавайся влиянию этого закутка Мироздания, — серьезно посоветовала хозяйка, мельком взглянув на меня. — А то и вправду останешься тут навсегда, что делать с тобой будем? Отскребать от покрывала твои восторженные останки? Знаю, знаю я это лицо, здесь в первый раз у всех такое, а все из-за слоев реальности, сложившихся вместе причудливым калейдоскопом. Однако выпить мирлид все равно не помешает. Даже полезно будет.

— Спасибо. Было бы отлично.

— Запомни: ты сам напросился.

Хозяйка сосредоточенно водила руками над котелком, а я тем временем отвлекал ее назойливыми расспросами об эффекте притяжения действительности, который только что в полном объеме испытал на собственной шкуре. Да, Мироздание само виновато в том, что каждый впервые пришедший сюда человек в какой-то момент времени желает остаться здесь навсегда. Да, это чувство быстро проходит, нужно только как-то отвлечь бедного заложника хитрющей Вселенной, безмерно щедрой на подобные сюрпризы. Нет, что ты, я и не знала об этом занимательном эффекте, когда открывала таверну, а знала бы — открыла на несколько метров левее, там не пришлось бы каждый раз усиленно следить за новичками. Но всем так или иначе приходится расплачиваться за свои промахи, так что я не расстраиваюсь.

Согласен, последний вопрос был лишним. Но Асвейде вовсе не обиделась, только увлеченно рассказала о такой своей периодически возникающей обязанности — людей из транса выводить.

— Быстро же ты от действия эффекта избавился, — заметила моя собеседница. — Талантливый мальчик. Антавир на этот раз меня не обманул.

— Бросьте, — я даже несколько смутился. Но в глубине души был очень горд полученным комплиментом.

Во время разговора в комнате появился вкусный, уже знакомый мне запах. Я же, наконец взяв себя в руки и неимоверным усилием воли поднявшись с полюбившегося кресла, переместился к стойке поближе: с целью узреть процесс приготовления лучшего в мире мирлида собственными глазами. Ох, зря я это сделал.

— У вас собственный рецепт? — поинтересовался я, с сомнением присматриваясь к бурлящему вареву: именно этим словом и можно было обозначить внешний вид будущего напитка в тот момент, никак иначе. Нечто бурого цвета, с то и дело всплывающими на поверхность травками, постепенно растворяющимися и придающими жидкости еще более непрезентабельный вид. Тем не менее, пахла эта, с позволения сказать, водичка, весьма и весьма соблазнительно.

— Ишь, какой любопытный! — нат усадила меня на стул так, чтобы я не мог видеть происходящих в котелке превращений. Оно, наверное, и к лучшему. — Собственный, но не такой уж и секретный. Тебе, пожалуй, расскажу. Я добавляю в мирлид хорошие воспоминания. А они всегда чудотворно действуют на организм.

С этими словами нат Асвейде придирчиво всмотрелась во множество стоящих на полках бутыльков разнообразных форм, размеров и цветов: последнее, насколько я понял, определяли содержащиеся в них жидкости. Я и не заметил эти бутыльки раньше. Опять. Они вообще тут были? Ох, не факт.

Она выбрала несколько из них и задумчиво произнесла вслух:

— Какое же подойдет тебе, мой мальчик?..

Однако нат явно не ждала ответа на свой вопрос. Она ловко перебирала склянки, почти неразборчиво бормотала себе под нос и даже не собиралась взглянуть на меня, объект своих напряженных размышлений.

— Рано. Рано. Рано. Это тоже рано. Игра в прятки с полярным котом? Интересно, но все рано не то. Морской закат? Обворожительно, но не сейчас. Поцелуй с любимой? Хм. Ну, может быть, через годик, а то тебе за своей еще завидно погоняться придется, мой мальчик. Свежесть после дождя… Все же не совсем то. Вот! Похоже, я нашла самое подходящее для тебя воспоминание, Альвер. Только на данный момент, естественно.

Несколько капель странной, густой жидкости, хранящейся в выбранном сосуде, попали в кипящий мирлид.

— Вы восхитительны, — улыбнулся я, пытаясь понять, пошутила ли надо мной милейшая хозяйка таверны или же взаправду добавила в мой будущий напиток чье-то счастливое воспоминание. — Взял бы и влюбился в вас, будь я хоть чуточку старше. Или вы и без того варите приворотное зелье?

И мы рассмеялись вместе.

— Интересное предложение, — ответила она сквозь заливистый смех. — Но, боюсь, занято твое сердце, Альвер, хотя жених ты, конечно, завидный.

— На самом деле, оно еще как свободно, — вздохнул я. — Пустует уже лет эдак десять как. И вряд ли кто в ближайшую вечность сможет его занять.

Конечно же, я улыбался: я так делаю почти всегда. Но все же в моей улыбке явственно сквозила грусть. Не могу понять, почему я сказал это незнакомому человеку: видимо, Асвейде сама по себе располагала незадачливых посетителей к подобным откровенным разговорам.

Уже довольно долгое время история моих романтических взаимоотношений с девушками не изобилует событиями — мягко говоря. С Таиной, последней девушкой, которую я, быть может, любил, мы расстались уже давно и не при самых приятных обстоятельствах. С тех самый пор я ни разу не испытывал это чувство — вон, даже в во всех отношениях прекрасную нат Эрнис Хинтервальд так толком и не смог влюбиться, хотя в свое время честно старался. Не то чтобы Таина так сильно запала мне в душу, нет, о ней я думать давно забыл и вспомнил за все это время только сейчас, и то исключительно потому что разговор нечаянно принял такой поворот. В чем я же, честно говоря, и был виноват. Просто… я так долго ни в кого не влюблялся, что уже несколько разочаровался в наличии у себя подобной восхитительной способности.

— Ты слишком самонадеян. Еще припомнишь моим слова, когда будешь бегать за своей избранницей.

Сказать о том, что я поверил, было бы непростительным блефом, однако я решил не противоречить замечательной хозяйке, дающей такие интересные, заманчивые, но вряд ли правдивые предсказания. Все равно ее не переубедишь: что ожидать от разговора на подобную тему, если я не смог даже спокойно уйти из закрытой таверны, не обсудив множество разнообразных вопросов и не попробовав лучший в Мире мирлид?

— Вот сейчас внушите мне эту мысль, и правда буду, — решил согласиться я. Чем только Духи не шутят — а уж драконы тем более.

— И правда будешь, — серьезно заверила меня Асвейде. — Поверь бабушке, я редко ошибаюсь. И на такие темы и вовсе никогда.

— Вы предсказательница? — поинтересовался я.

— Ох нет, что ты. Я всю жизнь работала библиотекарем в Винтуоне, соответствующем заведении. Столько всего перечитала за все это время, аж самой страшно становится!

Мои глаза загорелись негасимым интересом. В Винтуоне, центральной библиотеке! Самой большой и самой-самой центральной в Нортайле.

Библиотекарем! Всего одно слово, а сколько всего может рассказать о милой старушке Асвейде, владелице тихой таверны.

— А почему вы решили уйти оттуда? На подобную работу ведь претендуют полчища людей.

— Я же сказала: «всю жизнь». Ничего и не решала, так и работала припеваючи — до тех пор, пока не умерла.

До тех пор, пока…что?

В какую-то дою секунды я думал, что всего лишь ослышался.

— Не взирай на меня столь осоловело, Альвер., - усмехнулась нат, пододвигая ко мне большую кружку темно-синего, блестящего, головокружительно пахнущего напитка. — Я провела настолько много времени за всевозможными магическими книгами (в том числе и по темной магии, скажу по секрету), что в один прекрасный день сумела договориться с собственной смертью. Это не так сложно, как кажется. К тому же, с тех пор, на самом-то деле, не так уж много и изменилось. Я все так же материальна. Ну, почти. Но кто из ныне живущих людей может в полной уверенности утверждать о своей материальности, если каждый атом наших тел на девяносто девять и девять десятых процента состоит из пустоты? Да, еще я могу выглядеть на какой угодно возраст, но и это я могла делать еще при жизни. Вот только одно и вправду заметно поменялось: из такого грязно-серого и скучного мой настоящий цвет глаз превратился в нынешний, и это я уже изменить по какой-то причине не в силах. Забавно, что это меня просто не может не радовать. Тем более, не зря же я стала призраком улицы Янтарей, верно?

— Вы…

По какой-то причине я не мог произнести это слово вслух. Мне казалось, что это прозвучит как оскорбление, что ли. Однако Асвейде вздохнула, села рядом со мной, доверительно посмотрев мне в глаза, и все сказала сама:

— Призрак. Фантом. Наваждение, возможно. Ведьма с огромным послежизненным опытом. Можешь называть, как хочешь. Но лучше, конечно, просто Асвейде.

— Давно? — я не мог не спросить, хотя прекрасно понимал, что все мои вопросы могут прозвучать грубо и даже цинично. Уберегало от самоуничижения меня только то, что хозяйка, похоже, была совсем не против поговорить на затронутую тему.

— Время для фантома — понятие относительное. Не так уж и давно, по моим, естественно, меркам. Лет семьсот. Но я уже давно перестала считать, просто сбилась в один день, плюнула и забыла.

— Простите, — искренне извинился я, сумев наконец взять себя в руки и унять не лезущее ни в какие ворота удивление. — Мой опыт общения с призраками, скажем так, совсем не богатый, почему-то подсказывал мне, что вы должны были бы выглядеть немного по-другому.

Это же в какой степени дураком нужно быть, чтобы хотя бы подумать задавать подобные вопросы? От внезапно нахлынувшего смятения, вызванного моей непроходимой тупостью, я уставился в кружку. Порадовало только то, что внешний вид мирлида, к слову, больше не вызывал непреодолимого желания и вовсе заречься его пить. Даже наоборот: я всегда любил глубокий, завораживающий, темно-синий цвет. Цвет ночного неба, далекого, недосягаемого, а потому таинственного.

— Ты не только смотри, еще и пей. Напиток не фантомный, не переживай, — тепло напомнила мне хозяйка, не преминув, однако, меня подколоть. — А насчет знакомых тебе призраков… тут все настолько просто, что ты будешь смеяться. Могу поспорить, что все они не договаривались со своей смертью, а убегали от нее или, еще хуже, ссорились, глупышки. Я же нашла ее общество крайне увлекательным и ни в какую не желала от нее отставать, угрожая замучить бесконечными расспросами о тайнах Мироздания. Молодая была, до ужаса любопытная и глупая, всего-то четыреста лет от роду, вот и не знала, что подобные сокровенные знания не то что маленькой наивной девчонке противопоказаны — им и старым грозным колдунам обладать-то нельзя. Тогда хитрющая Смерть собственной персоной пообещала мне, что раскроет парочку секретов, но исключительно в том случае, если я сама стану очень старым и неподражаемо премудрым магом. Обманула, конечно, ничего раскрывать и не собиралась, зато оставила в этом Мире, позволив вовсю наслаждаться послежизнью, не омраченной страхом смерти — страхом, периодически затмевающим радости любого существования.

«Только тот, кто не боится смерти и с радостью пойдет в ее объятия, сможет ее победить. И тогда бояться начнет уже Смерть.»

Кто бы мог это сказать?

Почему-то я не мог вспомнить.

— И вы выбрали стать призраком улицы? — заинтересованно спросил я.

— Не могу сказать, что это я выбирала. Скорее, улица сама показала характер и выбрала меня, ведь, как ты и сам знаешь или хотя бы догадываешься, у каждой улицы, даже самой маленькой и неприметной, есть свой неповторимый нрав. Вот и она, Янтарная, своенравная, взяла и образовалась прямо в день моей смерти — и даже настойчиво окрасила мои серые глаза в собственный цвет. От такого предложения было совершенно невозможно отказаться! Аж некоторым людям стоит взять на заметку.

Рассказывая все это, Асвейде улыбалась и то и дело посмеивалась над собственными словами. Она любила свою историю и с явным удовольствием ее вспоминала, ни капельки не стесняясь собеседника, но чего еще можно ожидать от тысячелетней ведьмы, большую часть времени существовавшей в весьма своеобразной форме и, к тому же, добавляющей в напитки чужие счастливые воспоминания? Сомнения в свое правоте и скромности? Постоянных, надоедливых, отравляющих мыслей о том, что же подумают другие?

Еще чего, ага.

— Немного позже я решила открыть здесь таверну. Просто так, из любопытства: а вдруг получится? Надо же многое попробовать, испытать, раз у меня внезапно появилось так много свободного времени и куча возможностей в придачу. Да и поразвлечься чуть-чуть захотела. В итоге, естественно, привязалась, я всегда так делаю; да настолько, что даже перетащила сюда все свои накопленные книги, тем самым открыв заодно и миниатюрную библиотеку. Каюсь-каюсь, жизнь библиотекаря меня в свое время заворожила, и я поняла, что расстаться не смогу и с ней — точнее даже, с ней тем более. С тех пор варю мирлид, готовлю закуски, нахожу посетителям самые нужные для них в этом Мире книги, как всегда это делала раньше — и наслаждаюсь жизнью. Забавно в моем случае звучит, признаю, но я категорически не согласна с тем фактом, что полностью умерла, здесь со мной даже Смерть ничего не сделает, такая уж из меня получилась вредная старушенция, хоть договор разрывай, который в принципе нигде не прописан и закреплен только на словах. Ну, а внешность старушки мне по статусу полагается. Нравится мне так.

— Вы неповторимы, — признал я восхищенно. И тут же зачем-то безапелляционно добавил. — Но я же… по сути, кто попало. Почему вы рассказывайте это мне?

Неужели сработал известный эффект случайного попутчика? Так у хозяйки таверны с самым лучшим мирлидом в городе таких случайных попутчиков уже должна была набраться целая разношерстная коллекция.

Мне правда было интересно узнать ответ на этот вопрос. И зря я переживал: хозяйка совсем не обиделась, а лишь хитро прищурилась и, с заговорщическим видом пододвинувшись ко мне чуть ближе, произнесла:

— Большинство постоянных посетителей периодически заходят ко мне и даже не подозревают о том, что я давненько уже умерла, можно сказать, еще до начала времен.

— Но вы ведь рассказали мне, — я удивился.

— А ты и вправду считаешь себя кем попало? — улыбка хозяйки таверны становилась все хитрее и хитрее.

Черты ее лица как будто сглаживались, медленно и почти незаметно омолаживая женщину. Теперь я мог видеть определенные несоответствия: выражение лица то и дело на какую-то долю секунды влияло на возраст, заставляя ее то молодеть, то снова стареть; мог видеть и то, что ее аура при движении непривычным образом колебалась, и как раз такого колебания, по законам теории магии, не должно возникать у настоящих, живых существ — вроде бы. Потому что поди еще разбери этих вероломных магов. Мало ли, что кому и в какой момент времени в голову взбредет: кто-то может и с собственной аурой на радость народу похимичить, навести пару-тройку простеньких недолговременных иллюзий. Делов-то. При таком раскладе дел аура и пропасть минуты на две может, что уж говорить про безобидные колебания.

И все же эти несоответствия я мог видеть только сейчас, уже все зная, иначе бы и не подумал даже обратить внимание, а тем более — строить какие-либо невразумительные, а возможно, и оскорбительные догадки. Порой мы видим только то, что хотим видеть, частично додумывая, спасибо за это бурному воображению, или же не замечая очевидного.

Плохое качество. Не подходит оно магу, а уж магу-исследователю и вовсе. Что ж, возьму очередной свой недостаток на заметку, успокаивая себя бессмертным изречением: «Недостатки — это не плохо, плохо — не обращать на них внимание».

— Не слабо я тебя загрузила, — сделала вывод Асвейде, всматриваясь в мое серьезное и задумчивое лицо. В какой-то мене комическая картина, между прочим. — Пей. Придешь в себя и наконец вспомнишь, что еще и не такие удивительные штуки в этой жизни случаются.

Спасибо, — только и смог выговорить я.

Избыток впечатлений, вихрем ворвавшийся в мою голову, буквально валил меня с ног и затуманивал мое сознание, и без того не шибко ясное. Однако несколько глотков лучшего в городе — да и во всем Мире, я уверен — мирлида быстро привели меня в чувство: по крайней мере, я уже был способен издавать относительно членораздельные звуки, не прилагая к этому вселенских усилий. А ведь всего лишь пять минут назад подобный поступок граничил для меня с героизмом.

Вот что значит — чудодейственный магический напиток от доброй хозяйки-фантома. Это я понимаю.

— Воспоминание одной прекрасной и чертовски талантливой девушки о яростной грозе в глубокую летнюю ночь. Нравится?

— Еще бы. Одна формулировка звучит внушительно, что уж говорить про само воспоминание. Надеюсь все же, что там не приворотное зелье, а то, чего доброго, влюблюсь, в эту самую девушку — и что? И ищи-свищи по всему Миру. Зато ваше давешнее предсказание сбудется, побегаю за ней я и вправду знатно.

Асвейде рассмеялась:

— Вот и длинные предложения, и юмор. Хороший знак. Ты снова начинаешь напоминать самого себя.

— Юмор — мой старый добрый друг. Неизменно спасает в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях, да еще и взамен ничего не берет. А какого друга еще можно желать?

— «Безнадежная ситуация». Такого комплимента мне еще не делали, — обрадовалась хозяйка.

Нет, в самом деле, обрадовалась.

Но я все равно запнулся. Ох, неудобно получилось.

— Но я не…

— Вовсе не имел в виду меня, знаю-знаю, — закончила за меня Асвейде, в шутку закатив глаза. — И все же, дай мне порадоваться. Эпитет, которым ты меня нечаянно наградил, пришелся мне по вкусу. Время и фантомное состояние так извратили мои предпочтения, Альвер, как подумаю, так самой смешно становится.

Я облегченно улыбнулся.

— И мне совсем не следует извиняться?

— Нисколько. Брось.

Над стойкой размеренно тикали часы, напоминая о том, что день, как и все остальное на этом свете, все же не вечен.

— Спрашивай, найт Альвер.

— Простите?..

— У тебя вопрос в глазах написан еще с самого твоего появления. Я всегда это вижу, недаром же столько лет пробыла библиотекарем. Спрашивай.

Знали бы вы, нат Асвейде, сколько вопросов у меня накопилось за последнее время.

И я выпалил:

— Почему изменения в прошлом не меняют будущего?

Откуда я знал, что у нат есть четкий ответ на этот вопрос? Ниоткуда. Всего лишь интуитивно пошел ва-банк — и ведь не ошибся.

— Ураганы, — коротко ответила Асвейде. — Их воля.

— Разве у них есть подобная воля? Непредсказуемость, требовательность — да. Но воля?

— У некоторых — есть. На них все и держится. Все временное развитие, я имею в виду.

За окном начинало темнеть. Оба солнца клонились к горизонту, заставляя целый Мир гореть красноватым светом. Всегда любил закаты. Но сейчас и не обратил на него внимания: уже в который раз за день я просто думал, практически потеряв связь с окружающей действительностью.

— Но ты не до конца прав, Альвер. Время может быть переписано, — добавила нат.

— Как?

— И снова воля Ураганов. Только она. Спрашивай еще. Ведь это не единственный твой вопрос?

Она даже не спрашивала. Она точно знала, что вопросы у меня еще остались, и теперь толкаются в моей голове, создавая поразительную неразбериху и тем самым мешая мне принять хотя бы приблизительно правильное решение. И тогда я все-таки вспомнил о том, что пора было бы выполнить задание Тайфуна. Вот оно. Приблизительно правильное решение — если оно, конечно же, вообще существует.

Каюсь, я не думал о задании целый день, лишь подыгрывая интересным образом складывающимся обстоятельствам. Завораживающим, увлекательным, необычным — да. Но дело есть дело.

— Я ищу кое-что. Хотя бы информацию об этом предмете, — сказал я, пытаясь выгнать из головы обнаглевшие и очень назойливые мысли о том, что я все-таки работаю под прикрытием и не должен бы так сразу раскрывать все свои карты. Честность вызывает честность, откровение непременно несет за собой еще одно. Я не смог бы соврать Асвейде, глядя при этом в лицо.

К тому же, меня, похоже, и без того все в этом городе насквозь видят.

Какое еще я мог придумать себе оправдание за столь пренебрежительное отношение к рабочим обязанностям?

— Предмет? — нат Асвейде выжидательно смотрела на меня.

— Артефакт Мирианделла.

Моя собеседница удивленно присвистнула. Но сказала только:

— Ты и сам ведь знаешь, что он пропал лет сто назад.

— Знаю. И мне нужна более или менее достоверная информация.

Асвейде, мудрая ведьма, тысячелетний фантом, не стала сообщать мне, что искать этот артефакт запрещено всеми небесными силами, не сказала, что в этом нет абсолютно никого смысла. Что это очень опасно. Не спросила даже о причине моего плохо скрываемого интереса к столь печально известному артефакту. Она и так все поняла.

— Ну что ж. Я была библиотекарем и навсегда им останусь. За информацией ты пришел в самое удачное место, — протянула моя собеседница, на миг задумавшись. — Артефакт Мирианделла. Страшная, опасная легенда. Известная с самого начала времен. Ты ведь знаешь о его силе, Альвер?

Я немного помолчал. И рассказал, что знал:

— По преданию, он способен уничтожить историю мира с любой точки его развития. А если кто-то сумеет умело и правильно воспользоваться артефактом, то и весь мир. Хотя не думаю, что слово «правильно» вообще может быть произнесено в подобном контексте. Собственно, некоторые ученые говорят и о том, что такое уничтожение времени уже когда-то происходило, причем далеко не факт, что всего один раз.

— Все верно.

— Артефакт правда на такое способен?

— Кто знает. Если только сам Мирианделл, — предположила нат.

— Кто он?

— Один из Древних.

Еще один Древний на мою голову.

— И зачем он создал такую ужасающую штуку? — шутливым тоном спросил я.

Юмор. Мой старый добрый друг.

— Его бы спросить, — подмигнула Асвейде.

Ладно. Будем считать, что недвусмысленные намеки мне только мерещатся — почти что искренне.

— А если серьезно, — добавила она — То, скорее всего, случайно, как и подобает появиться на свет любому уважающему себя открытию или изобретению.

— Как артефакт вообще может уничтожить время? — я недоумевал.

— Он уничтожает саму структуру пространства-времени. То есть, подпространство. И это…

— Еще страшнее, — закончил я фразу.

В таком случае — пропал бы он навеки. Сгинул в пучине мрака и небытия, потому что вещи подобной силы необходимо стирать с лица реальности еще при их появлении, будь оно хоть трижды нечаянным и столько же раз непредвиденным. Это должно стать аксиомой, неписаным, но всем известным законом магического общества.

Но жизнь не сводится только лишь к правилам и законом. Она многогранна и непредсказуема, и потому допускает существование не только счастья и смеха, но и зловещих артефактов, проклятий, темных сил. И, что бы там ни говорили ярые поклонники тоталитаризма, это на самом деле хорошо, иначе жить было бы намного, несоизмеримо скучнее.

А зачем тогда жить?

— Знаешь что. Дам-ка я тебе книжку со старыми легендами. Там должна быть парочка занимательных рассказов про наш милейший артефакт.

Нужную книгу Асвейде искала недолго. Уже через несколько мгновений она достала с полки увесистый красный томик с интригующей надписью «Немыслимые горизонты событий» на обложке. В голову сразу же полезли навязчивые ассоциации с черными дырами, которые вроде бы к делу никак не относились, но все равно подогревали мой интерес. Что ж, с таким названием книга теперь просто обязана оправдать мои высокие ожидания и быть по меньшей мере интересной, а в идеале — еще и полезной.

Я тряхнул головой, отгоняя лишние в данный момент мысли, и только потом понял, что книжку придется брать домой — или в то место, где я намеревался провести ближайшие несколько ночей. Потому что, увлеченный интереснейшими разговорами, я так и не заметил, как на город опустились густые темные сумерки, сменив собой восхитительный красный закат, вовсе не возвещавший о каком-либо произошедшем несчастье, а радующий взоры любящих неторопливые вечерние прогулки горожан.

— И прекрасно, — ответила на это Асвейде. — Вот и я появился повод еще раз меня навестить.

— Я бы сделал это и безо всякого повода, — отмахнулся я.

— Ты настолько мил, что, будь я раз так в десять помоложе, непременно затискала бы тебя прямо на месте.

— А я был бы счастлив такому повороту событий, потому что ждал бы этого уже пару часов как, — я легонько поклонился в знак прощания. Конечно же, ехидно улыбнувшись, куда без этого.

— Мужчины, — ничуть не обидно фыркнула Асвейде. — Ээй, ты куда? А расплатиться не хочешь?

Она обворожительно улыбалась, пододвигая ко мне прозрачный стеклянный шар. Тот еще раритет. В моем времени подобными магическими штуками уже давно не пользуются, по какой-то непонятной мне причине предпочитая более современные и как будто бы навороченные — в отрицательном смысле, я бы сказал.

И зря. Новее не значит лучше, в данном случае так точно.

— Ты мирлид пил? Пил. Пирожки ел? Ел. Жизненно важную информацию получил? Не всю, конечно, но некоторую ее толику так точно. Будь добр, плати, — морщинистое лицо хозяйки выглядело серьезно и даже строго — однако ее с потрохами выдавали смеющиеся янтарные глаза.

Естественно, решил подыграть. Никогда не мог удержаться.

— Виноват. Ведите меня под стражу, я сдаюсь. Вы поймали самого опасного преступника в Мире, — и покорно поднял руки над головой.

— Зачем под стражу? Ты плати, опасный колдун Альвер, — она задорно подмигнула мне.

— Полагаю, обычные деньги мне в данном случае не помогут?

Серьезно, зачем призраку эти грешные монетки, то и дело вызывающие лютые раздоры среди жадных и сводящие с ума духовно слабых?

— Сразу поняла, что ты необычайно догадлив, — нат все-таки улыбнулась, в один миг растеряв всю строгость своего образа и снова став любящей бабушкой, очень довольной визитом внука. — Ты должен мне счастливое воспоминание. Любое.

Воспоминания накатили разом, хорошие и не очень — и те, которые входили в категорию «не очень» я бесцеремонно отбросил сразу. Не сейчас. Из остальных же я не мог выбрать только одно, которое было бы самым-самым счастливым, достойным того, чтобы остаться здесь.

— Не бойся. Ты ничего не забудешь, я не способна устроить своим любимым посетителям подобную подлость. Так что тебе предстоит всего лишь поделиться радостью со старушкой.

Тут я понял. Не могу сказать, что оно самое счастливое, но красивое — определенно.

Красный закат. Почти такой же, как сегодня, только несоизмеримо красивее — да-да, такое возможно, не сомневайтесь. Игривый ветер шуршит верхушками высоких деревьев, как будто подзадоривая их. Но мне не холодно. Я сижу на вершине холма, а вокруг меня на приличной, но доступной глазу высоте летает прекрасное, грозное, грациозное существо, временами озаряя постепенно темнеющее небо короткими огненными вспышками.

Вспоминал я все это, закрыв глаза и касаясь пальцами магический шар, заметно и приятно теплеющий при получении лучистой энергии воспоминания. И я не мог видеть, как в стекле быстро сменяющими друг друга мимолетными картинками отображаются мои неукротимые мысли, так и не облаченные в словесную форму.

Только когда я, попрощавшись с так быстро полюбившейся мне гостеприимной хозяйкой, вышел из уютной таверны на улицу, причудливо освещенную тремя местными разноцветными лунами, я понял, что такого воспоминания у меня никогда не было и быть не могло.


Результаты всего дня, проведенного в упоительной безостановочной прогулке по старому Нортайлу четко указывали только на одно: что-то здесь не так.

Все началось с самого утра, с того момента, когда Рэй, оставив бедного новоявленного профессора Альвера разбираться с университетской делегацией и со всем остальным, непременно к ней прилагающимся, отправился изучать такой в одно и то же время родной и непривычный город посредством практических изысканий — другими словами, радостно сбежал из душной таверны, предвкушая длительную прогулку на свежем воздухе.

Сначала-то все было именно так, как теоретически и должно быть: просторные чистые улицы, высокие зрелищные фонтаны, свежий игривый ветерок и красивые, во всех смыслах яркие люди, не беззаконно занимающие собой все окружающее пространство, а необходимо дополняющие его. За все прошедшее время Рэй успел зайти в первое попавшееся кафе, заказать неизвестное блюдо наугад и по достоинству оценить его вкус, посидеть на бортике широченного моста, раскинутого через реку Хэльсвайм, пройти внушительное расстояние пешком, потеряться, все же вспомнить обратный путь и, наконец, устав, найти уютный скверик и удобно устроиться с прямо на траве под тенью невысокого раскидистого дерева со стаканом ягодного сока в одной руке и с внушительных размеров учебником теории магии в другой.

Окружающая волшебная идиллия не вызывала, да и не могла вызвать, каких-либо рациональных, обоснованных подозрений. Где-то неподалеку пели птицы. Клавар и Невесвайде, два родных солнца разных размеров и типов, ярко сияли в синем небе. Но настоящего мага интуиция не может обмануть: именно тогда Рэй начал понимать: что-то здесь не так. Естественно, птицы и звезды не имели к этому никакого отношения — просто чего-то не хватало.

Да, именно так.

Чего-то не хватало.

Смутно, но в это же время заметно и сильно.

В поисках хоть какой-нибудь подсказки Рэй оглянулся — и не заметил вокруг никого.

— Может быть, просто слишком тихо? — сказал он самому себе вслух. — Хмм…

В тишине его голос прозвучал довольно резко. Но нет, дело было вовсе не в ней, это юный найт мог утверждать с полной уверенностью. Оставив стакан с соком на траве и даже не обратив на это внимания, он поднялся и снова оглянулся.

Неподалеку ворковала парочка влюбленных друг в друга и в жизнь птиц, а на крыше одного из ближайших домов, с интересом поглядывая на Рэя, гулял пушистый фиолетовый кот.

К котам братья-близнецы испытывали необъяснимую слабость: в свои школьные годы они с Рином перетаскали с улиц и обратно столько котов разных пород, размеров и мастей, что им мог бы обзавидоваться любой другой ребенок, время от времени занимающийся этим благородным делом. Причем возвращение кота на место всегда сопровождалось бурным скандалом и вполне вероятным взрывом какой-нибудь из комнат, к чему, к счастью, жилье алхимиков за долгие годы вполне привыкло. Наверное, даже смирилось со своей незавидной участью.

Впрочем, нельзя сказать, что маленькие колдуны слушались своих родителей и всегда возвращали бедных бездомных животных, оставляя их на произвол судьбы, — нет, они действовали куда более продуманным образом. Юные предприниматели еще в смешном школьном возрасте умудрились основать приют и даже нашли спонсора — свою учительницу, наследницу одного местного мецената, которая не пожелала работать на своего многоуважаемого родителя и ушла преподавать в обыкновенную, ничем не примечательную школу астрономию — предмет, которым всегда жутко увлекалась. Упомянутая учительница, нат Райвин, по счастливому стечению обстоятельств испытывала к близнецам точно такую же слабость, какую они испытывали к котам, потому согласилась на предложенную ими авантюру — к неописуемой радости всех живущих рядом детей. К слову, он в их родном городе все еще и стоит, приют имени Синего кота, как маленькие близнецы пожелали его назвать — в честь первой найденной на улице животинки, — изобилующий не только счастливыми котами, но и не менее счастливыми представителями других биологических видов.

Потом, конечно же, близнецы поняли, почему родители, сами обожающие животных, не разрешали сыновьям приносить домой бездомных котов, поговорили с ними, конфликт конструктивно разрешили, обиды забыли и начали совершать еженедельные семейные походы в новый питомник.

И сейчас Рэй не смог отказать себе в удовольствии общения с любимым животным — впрочем, как обычно.

— Мне нравится твой цвет, друг! — парень усмехнулся и весело помахал рукой любопытному маленькому хищнику, который, впрочем, лишь пошевелил ушами в ответ, не сказав ни слова, и продолжил заинтересованно взирать на Рэя с высоты трех этажей.

Кот не имел никакого отношения к внезапно (или вовсе не внезапно?) появившемуся странному ощущению, но все же его присутствие, любимый фиолетовый цвет, так сильно схожий с цветом глаз парня, придали Рэю оптимизма — ровно настолько, что он нашел силы наконец прийти в себя и начать более или менее ясно мыслить. Уважительно кивнув пушистому представителю семейства кошачьих и автоматически засунув под мышку учебник теории магии, который все еще оставался у него в руках, Рэй направился в сторону ближайшей пешеходной дорожки с целью отыскать причину своего непонятного чувства или хотя бы аккуратно разложить свои мысли по полочкам, ведь, как показывает опыт, на ногах думается намного быстрее и легче. Быть может, потому, что мысль, соревнуясь с телом и пытаясь доказать свое превосходство, ускоряется, догоняет, а потом и вовсе перегоняет его. Как известно любому школьнику нашего Мира, только мысль может двигаться быстрее скорости света.

Итак, Рэй предполагал: да, есть некоторый шанс, что ему всего лишь кажется, что ничего подозрительного, странного и неопределенного на самом-то деле здесь нет, однако за время работы в «Тайфуне» он успел усвоить одну очень важную мысль: магу всегда следует доверять своей интуиции. И Рэй доверял.

Несколько кварталов остались позади. Непонятное ощущение то исчезало практически полностью, то снова возникало с новой силой.

Парень резко остановился.

Да, вот тут. Именно тут. Чего-то тут не хватает.

И здесь, и пятьдесят шагов назад, и под тем самым деревом, где все еще одиноко стоит забытый стакан с соком.

— Мяу? — звонко раздалось у Рэя прямо над ухом.

Давешний цветистый кот внезапно материализовался на ветке ближайшего дерева. Или же все это время незаметно следовал за рыжим магом, бесшумно перепрыгивая с крыши на крышу — кто знает.

— Здравствуй, радость моя, — поздоровался с котом парень, как со старым добрым другом, и потянулся погладить его.

— Мурр, — довольно заурчал теоретически опасный хищник.

— Ласки хочешь? — усмехнулся найт, почесывая за ухом своего нового знакомого. — Как ты тут оказался, друг? Неужели следил за мной, коварный?

— Мяу! — возмутился кот, обиженно сверкнув огромными голубыми глазищами. Внушительно так сверкнув.

Юный маг рассмеялся.

— Прости, — искренне извинился он. — Я сегодня что-то жутко подозрительный. Может быть, хоть ты в курсе, что здесь вообще происходит?

Естественно, он и не ждал от животного подробной лекции на тему природы возникновения странных предчувствий и ощущений, но все же своеобразный диалог магическим образом (быть может, и вправду магическим) придавал ему уверенности в собственной способности быстро разобраться в ситуации.

— Мурр, — пояснил фиолетовый кот и упрямо взмахнул пушистым хвостом. — Мяу!

Сие действо и вправду начинало напоминать вполне себе осмысленную беседу с выявлением всех сопутствующим обстоятельств.

Тем временем, начинало ощутимо темнеть, и на тускнеющем небе уже заметно выделялись три красивые луны. Рэй по памяти прикинул обратный маршрут, который он с усилием, но все же вспомнил, и удивленно присвистнул: из этой точки города до таверны нужно добираться часа два, не меньше. Запоминающееся ночное мероприятие предстоит, ничего не скажешь.

«Что бы делал на моем месте Рин? — прикинул парень. И уверенно самому себе ответил: — Пошел бы проверять свои догадки прямо сейчас и вряд ли бы вообще беспокоился о наступающей ночи. Жаль, но нет, Альв меня потом прибьет и в кои-то веки будет абсолютно прав: все-таки кое-кто сейчас за меня отвечает, что бы я об этом ни думал.»

Альвера Рэй знал достаточно хорошо, чтобы понимать: посоветоваться все же стоит. Да, юному магу категорически не хотелось перекладывать всю ответственность на плечи старшего товарища, потому что пора бы уже и повзрослеть в конце-то концов, однако в данном случае «повзрослеть» — означало именно рассказать все от начала до конца. Но сначала нужно подумать самостоятельно и подтвердить свои смутные догадки хотя бы хиленькими, но заслуживающими внимания доказательствами.

Кот терпеливо ждал, устроившись на ветке и то и дело поглядывая на найта умными голубыми глазами. И тут Рэй решил провести эксперимент, хотя бы ради интереса, священного для любого уважающего себя мага.

— Слушай, — произнес он. — Давай договоримся с тобой так. Завтра днем, в три часа, встретимся с тобой на этом же месте и все-таки выясним, что здесь вообще происходит. Ну, или не происходит, такая вероятность тоже есть. Ты мне поможешь, друг?

Друг слушал, не мигая. Только время от времени шевелил хвостом, показывая свою глубокую заинтересованность в вопросе. Наконец не особо разговорчивый собеседник согласно мяукнул.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарил Рэй, погладив умное животное по мягкой фиолетовой шерсти, и привычно добавил: — Меня зовут Райан. О, Драконы. Прости. Рэй.

— Мяу, — представился кот в ответ.

На том, как говорится в сказках и легендах, и порешили.

Ровно через два часа Рэй был уже в таверне — но, как оказалось, торопился он напрасно: кровать Альвера была немного смята (скорее всего, еще с утра), однако самого старшего товарища на ней не обнаружилось.

— Сколько же этих профессорских дел надо переделать, пусть драконы их сожгут, — по-доброму усмехнулся Рэй и отправился на поиски спасительной сумки с едой, способной привести его в относительно живое состояние.


— Нет.

Золотистые лучи двух солнц ровным светом заливали стены просторной комнаты. Посреди него стояла красивая, статная девушка, одетая в длинное голубое платье. Несомненно, это была она же — однако выглядела как будто немного по-другому. Даже не немного. Но этот раз — уверенной в себе. Спокойной, непоколебимой.

Она выглядела естественной. Как будто так и должно быть.

Однако другая женщина, постарше, сидевшая на диване, производила обратное впечатление: она злилась, она явно хотела подмять волю собеседницы под себя, но каждая фраза все больше и больше сводила на нет ее далеко идущие планы.

— Не смей так отвечать! — процедила она сквозь зубы.

— Почему же, мам? — усмехнулась девушка. — Если уж ты настолько хочешь выдать меня замуж за короля, то зачем тебе нужна королева, которая не в состоянии отказывать?

В ее глазах играли яркие огоньки, ее глаза запоминались своим неповторимым блеском. Такой хитрый и очень умный блеск. Возможно, именно он придавал девушке особое очарование — по крайней мере, в значительной степени тому способствовал.

Чем спокойней выглядела дочь, тем больше злилась мать.

— Сначала выйди замуж. А потом только уже начинай качать права.

Предполагаемая невеста сверкнула глазами и упрямо сложила руки на груди. Стены комнаты в этот момент как будто затряслись — еле заметно, но все же. Атмосфера в помещении в самом прямом смысле накалялась.

— Нет.

— Ты обязана! — возмутилась мать.

— Я обязана сделать совсем другое, — звонкий голос звучал совершенно серьезно.

— Снова эти твои дурацкие загадки. Ты сумасшедшая. Другого объяснения этому у меня просто нет.

— О, да, — девушка саркастично рассмеялась. — Я сумасшедшая. Я ведь даже не спорю. Потому что тому есть неоспоримое подтверждение. И все же, подумай, так ли тебе нужна безумная королева?

Женщина тяжело вздохнула и попыталась заглянуть дочери в глаза. Но тут же отвела взгляд: они затронули больную тему.

— Амелин уже замужем. И она согласна со мной. Если тебе безразлично мнение собственной матери, то почему бы тебе не послушать хотя бы старшую сестру?

— Она замужем не за королем, мама. К тому же, я могу еще послушать отца и брата. Да и мне нужно сделать кое-что другое.

— Опять ты за свое. Тебе никогда, слышишь, никогда не стать уважаемым магом! У тебя практически нет магических способностей и никогда не будет! Пора бы уже, милая, смириться и делать то, что велят тебе долг и судьба.

По непонятной причине выражение лица девушки стало очень хитрым — и оттого она стала выглядеть еще более красивой. Спустя несколько вечных секунд напряженного молчания ее голос прозвучал довольно резко:

— Я и делаю то, что велят мне долг и судьба. И это совсем не то, что велит мне мать.

Женщина порывисто вскочила с дивана и значительно повысила голос:

— Капризная эгоистичная девчонка! Да ты!..

Она явно хотела дать дочери пощечину и даже успела замахнуться — но в самый последний момент ее рука дрогнула, как будто ослабла или наткнулась на что-то постороннее и невидимое, чего никак там быть не могло. Девушка в длинном голубом платье не шелохнулась и даже не моргнула глазом.

— Тебе нужна марионетка на троне, — спокойно сказала она, дождавшись, пока мать придет в себя и перестанет удивленно рассматривать свою ладонь. — Ты хочешь управлять мной, а заодно королем и, следовательно, все остальным. Но у тебя не получится. Даже если я и выйду замуж, король уж точно не поведется на такой простой трюк Он не глуп, он не позволит теще манипулировать собой. Да и я этого не позволю. Потому что так будет лучше не только мне, но и всему Нортайлу.

Повисла тяжелая, гнетущая, нехорошая тишина.

— МЕЛОРИ АРВЕЙМ!!! — в ярости закричала женщина.

— Да? — все таким же уверенным голосом отозвалась ее дочь. — Правда глаза колет?

Эта фраза была сказана с настолько непоколебимым видом, что старшая леди Арвейм просто не смогла обвинить свою дочь в злословии. Она не могла говорить спокойно, ей оставалось только кричать и грозиться, что, в первую очередь, означает проигрыш в словесном поединке, причины которого женщина осознать так и не смогла.

Воспитанная в высших кругах, леди понимала: нужно успокоиться и сдвинуть тему с опасной точки. Так на данный момент будет лучше. А все ее планы еще успеет осуществиться — потом, когда дочь станет более сговорчивой.

С ней такое случается.

— Не смей так себя вести, когда пребудет жених. Иначе…

— Иначе что? Но это и не важно. Я могу пообещать, что буду вести себя подобающе. Естественно, я не стану говорить с королем в таком тоне. Пока что он проявлял себя исключительно с разумной стороны, так почему бы не ответить ему тем же?

Намекая на то, что разговор окончен, девушка развернулась и хотела выйти из комнаты — но вместо этого остановилась и со стоном схватилась за голову. Чтобы не упасть, ей пришлось облокотиться на стенку.

— Мама?.. Что… — слабо произнесла она, когда пришла в себя. В ней больше не было тех восхитительных спокойствия и уверенности. Яркие огоньки в глазах потухли.

— Что?! — снова сорвалась мать. — Может быть, ты на самом деле притворяешься?! Не хочу больше с тобой разговаривать. Уходи и хорошенько обдумай свои слова. Подумай о том, что ты обязана сделать!

Не сказав ни слова, девушка в длинном голубом платье смущенно выскользнула из комнаты. Так она и шла по бесконечному коридору фамильного замка Арвейм, сохраняя молчание и чуть не плача, пока не втолкнулась в идущего ей навстречу молодого человека.

— Что-то не так, сестренка? Больно вид у тебя убитый, — парень обнял ее и ободряюще улыбнулся. — Снова поссорилась с мамой? Сильно на этот раз?

Девушка невидящим взглядом посмотрела на своего старшего брата и произнесла только:

— Я… я не помню. Опять.


Нет, я все понимаю, но почему вторую ночь подряд мне настойчиво снится одна и та же девушка? Да еще и Мелори Арвейм, как оказалось? Неужели я так долго и усердно думал о том, в некотором смысле, проваленном задании шефа?

За мной, вроде, не водилось.

Похоже, кто-то переучил историю и перечитал «Горизонты событий» перед сном. Надо же, какой я, оказывается, впечатлительный.

Я перевернулся на другой бок и подумал о том, что все еще хочу спать, как будто нагло не продрых последние несколько часов кряду. А ведь все просто: нечего так уставать за целый день, а то успел такое множество сложных дел переделать. Посидеть на целой одной лекции, и то, мягко говоря, далеко не самой скучной в моей жизни, мило попить мирлид с директором университета, потом не менее мило повторить то же самое с очаровательной хозяйкой таверны, а потом вдобавок еще и начинаться легенд на ночь.

М-дааа.

Сногсшибательная, однако, работа.

Когда я вернулся в найденную вчерашней ночью таверну, непонятно с чего уставший и в это же время жутко довольный, присутствия моего напарника не наблюдалось ни в одной из наших двух комнат. Тогда я искренне порадовался его профессиональному любопытству, открыл первую попавшуюся страницу в книге, а потом так и заснул, обнимая ее твердую обложку.

Теперь же Рэй, который, подозреваю, точно так же успел вдоволь развлечься за день, самозабвенно дрых на соседней кровати. Интересно, для него же отдельная комната снята, в самом деле, сам же вчера громко на этом настаивал. Или ему просто стало скучно? В это я, действительно, могу поверить без каких-либо доказательств. Потому что — ну близнецы же, какое тут еще может быть обоснование?

Я решил махнуть на это рукой (жалко мне, что ли, в самом деле?) и утром с пристрастием допросить Рэя о полученных за время прогулки впечатлениях. Ну, ладно, так и быть, просто спросить, злодействовать мне по статусу не дозволено лично высокоуважаемым найтом Хайтом — жаль, естественно, но что тут поделать.

В любом случае, мне даже изображать из себя тирана не придется, сам ведь все, на радость всем, расскажет. А, сдается мне, он много интересного сможет мне поведать. Помню это восхитительное ощущение по себе.

«А сейчас нужно еще немного поспать» — устало подумал я.

Потому что завтра предстоит тяжелый день, полный невероятно захватывающей преподавательской деятельности. Брр.


С каждой минутой нехорошо мне становилось все больше и больше.

Около получаса назад меня чуть ли не насильно затащили в огромную аудиторию, рассчитанную на несколько сотен человек, в которой я чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Профессор Антавир, две минуты назад удалившийся в неизвестном направлении за двумя порциями свежего травяного мирлида, подбадривал меня всю дорогу до кабинета с настолько ехидным видом, что я даже не мог определиться, как на это следует реагировать.

Секунду помедлив, я с размаху уселся на преподавательский стул и попытался осознать всю безнадежность сложившийся ситуации — не получилось. Видимо, я все же неисправимый оптимист.

Что-то слишком много стульев, вдруг пришло мне в голову. Неужели и вправду придут послушать какого-то меня настолько внушительное количество студентов? Сомневаюсь: по крайней мере, я на их месте точно не стал бы тратить на это свое драгоценное время. Но мне оставалось только полностью следовать своей придуманной роли — а потом высказать многоуважаемому шефу все, что я о нем думаю, причем в самых содержательных, красочных и не совсем цензурных выражениях.

К слову, на лекции меня ждала «моральная поддержка»: Рэй, внезапно проявивший неожиданный интерес к посещению образовательных учреждений, искренне пообещал явиться собственной фиолетовоглазой персоной. Исключительно с целью постоянного дружеского подшучивания, в чем он признался незамедлительно.

И на том спасибо. Всегда приятно ощущать поддержку друга, даже выраженную в подобной саркастической манере. Тем более в подобной саркастической манере.

— Профессор Альвер? — раздался голос прямо над моим ухом. Головокружительно запахло мирлидом.

«Интересно, я вообще успел позавтракать?» — внезапно подумалось мне.

— Подкрепитесь, — добродушно посоветовал Антавир, только что бессовестно прочитавший мои мысли и ничуть того не скрывавший. — И не стоят так переживать. Вас уже заранее все любят, найт.

— Но не в этом же дело, — честно ответил я, решив ничего от профессора не скрывать, хотя бы потому что в этом уже не было абсолютно никакого смысла: догадаться, что преподаватель из меня весьма посредственный, в подобной ситуации было проще простого, с чем, Антавир, естественно, справился за долю секунды. Прославленный профессор, говорите? Не смешите мои тапки. — На самом деле, я просто не люблю выступать перед аудиторией. Тем более такой…

— Не любите или боитесь? — проницательно уточнил мой собеседник. — Не стоит. Страхи для того и существуют, чтобы помогать нам становиться сильнее — за исключением, конечно, тех случаев, когда предупреждают об опасности и спасают жизнь. Я уверен, вам понравится преподавать. И вы точно способны интересно рассказывать.

Мне захотелось произнести заклинание, отменяющее сглаз, уже ставшее традиционным и вполне себе шуточным. Но я героически сдержался.

— Спасибо, — не очень весело выдохнул я.

В коридоре послышался шум, так сильно знакомый мне с собственных университетских лет: звонкие молодые голоса, оживленные разговоры, периодические шутки, постоянный смех. Оставалось только мрачно осознать: студенты спешат получать бесценные исторические знания. Не от самого авторитетного источника, между прочим, но кто им об этом сообщит? В моем-то времени точно подобное «профессиональное» образование в высших учебных заведениях крайне распространено. Остается только искренне надеяться, что тут преобладает все же более качественное обучение.

Я поморщился, взял себя в руки, с трудом скривил относительно приветливое лицо и все-таки удосужился задуматься о том, что я сейчас, собственно, собираюсь во всеуслышание вещать. Эра Единорога, хоть и не сама долгая в истории, длилась внушительное количество лет — аж пять тысяч. В несколько лекционных часов я, любящий безнаказанно подолгу разглагольствовать, упоминая всевозможные любопытные детали, при всем желании не уложусь. Что ж, придется каким-то образом фильтровать информацию. Никогда не умел это делать.

Отличный повод научиться. Я же неисправимый оптимист, как я только что для себя решил — и если уж решил, то образ придется так или иначе оправдывать.

Узрев полчища идущих по мою душу студентов, я внутренне содрогнулся и искренне постарался выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки. Подозреваю, в тот момент мое лицо выглядело весьма вымученно и криво.

Стоит упомянуть и тот прискорбный факт, что деловой атты у меня не было и в помине: никогда их на дух не переносил и в ближайшую вечность делать это уж точно не собирался. По сей не особо уважительной причине я притащился на занятие в своей привычной дорожной атте, что осознал только за два метра до широких гостеприимных дверей Университета. И решил по этому поводу ничего не предпринимать. Согласился с самим собой о том, что придется быть не самым деловым и далеко не самым модным профессором в Мире.

Какая жалость.

Остается надеяться, что студенты переживут подобную вопиющую невежливость со стороны преподавателя. Преподаватель уж точно переживет.

Рыжеватую голову своего драгоценного напарника в нескончаемой толпе разномастных студентов я узрел практически сразу же. Он приветливо и, как мне показалось, несколько издевательски помазал мне рукой и поспешил занять одно из ближайших мест, за которое, к моему немалому удивлению, развернулось открытое соревнование. Одним из чемпионов оказался Рэй. Кто бы сомневался. Удобно устроившись, как будто заняв почетное место в королевской ложе королевского же театра, он выжидательно уставился на меня: и чем хуже у меня получалось сохранять невозмутимый вид, тем труднее Рэю было сдерживаться от смеха.

К слову, профессор Антавир, удобно расположившийся на краю третьего ряда, занимался примерно тем же самым: испытывал мою силу воли.

Я решил держаться доблестно. Устраивать комедию я точно не собирался, хотя бы потому что комедийный актер из меня, мягко говоря, не прирожденный, а вот представление… Ну что ж, без представления тут никак не обойтись.

Мало того что аудитория была полна — все первые ряды неожиданно оказались забитыми до отказа. Все пришедшие на лекцию студенты смотрели на меня с таким видом, как будто ждали этой лекции всю свою сознательную жизнь. И молчали.

Прославленный преподаватель Альвер? Рифард Хайт, как, сожгите все драконы, у вас это вышло?!

Сделав успокоительный глоток мирлида, я обвел аудиторию взглядом, поздоровался, представился — и началось.

Повестка дня — Эра Единорога. И куча информации, с ней связанная. Для начала я спросил у студентов, знает ли кто, почему она называется именно так — по моему скромному мнению, тот самый вопрос, с которого всегда следует начинать обсуждение истории какой бы то ни было Эры. Необходимый вопрос, но далеко не самый легкий, как оказывается после детального его рассмотрения не с университетским преподавателем, а с человеком, который имел возможность увидеть все собственными глазами.

В ответ на мою реплику поднялось с десяток неуверенных рук. Почувствовав себя еще глупее, я детской считалочкой выбрал того счастливчика, которому предстояло поведать нам эту небольшую легенду.

Молодец, Альвер. Давай, перекладывай ответственность на чужие плечи. Прекрасная идея.

Счастливчиком оказалась невысокая курносая девушка, сидевшая на втором ряду наискосок от Рэя. Заметно волнуясь, она встала и начала рассказ. Я подбодрил ее взглядом: знаю это противное ощущение, знаю.

— В последнюю ночь Эры Затмения, — начала рассказ девушка — Все маги Ковена того времени проснулись в одно и то же время — и увидели одну и ту же вещь, которую не смогли с уверенностью объяснить даже сильнейшие основатели. В какой-то момент появилась рябь на полупрозрачной глади реки, на поверхности всех зеркал, и с каждой минутой она становилась все заметнее и заметнее. Яркий свет лун падал в окна старого замка, озаряя чей бы то ни было путь. Все люди, как один неспящие, завороженные магической картиной и как будто остановившимся временем, неотрывно смотрели на огромный внутренний двор, на безмолвный полет огоньков, призванных освещать территорию Ковена. Один за одним они начали гаснуть и, как маги ни старались, не появлялись снова. Ветер завывал все громче, безжалостно срывая колоски молодого Вайенара, колдовского растения-ловушки. После той памятной ночи, прошедшей будто бы в тумане, многие могли поклясться, что видели вместо отражений большого белого единорога — вестника счастья или беды. Ходили слухи, что чужеродный Дух стремился вырваться в наш Мир, но так и не смог, потому что был заперт в разбитых на следующее же утро зеркалах. И только раз в столетие блестящая рогатая тень, загнанная в ловушку, ненадолго появлялась над рекой. Все эти века и стали называть Эрой Единорога.

Честно, я удивился настолько сильно, что моя челюсть не то что повисла — чуть не свалилась на пол, грозя и вовсе его пробить. Девушка либо обладала явно выраженными литературными и ораторскими способностями, либо не поленилась выучить легенду наизусть и увлекательно ее рассказать. Не то чтобы я сомневался в студентах, напротив, я всегда верил в людей намного больше, чем они, быть может, того заслуживали, однако я уж точно не ожидал проявления на моей лекции подобного восхитительного интереса. Потому что, как мне говорил Антавир, Эру Единорога этот курс по программе еще не проходил.

В любом случае, за безусловные старания, мне по выработанной долгими годами изнурительного труда в Тайфуне привычке захотелось вручить девушке конфетку. Но я честно сдержался. И даже не потому что посреди собственной лекции это делать как-то неприлично, сей прискорбный факт я бы как-нибудь да пережил и все же выполнил задуманное, — просто у меня с собой не было ни одной, даже самой маленькой и невкусной конфеты. В рюкзаке лежал только одинокий простенький бутерброд, смиренно ждущий своего смертного часа.

Теперь буду знать, что конфетами, причем по возможности большими и вкусными, нужно запасаться в обязательном порядке. Все заслуживает своего вознаграждения, тем более — хороший ответ, прозвучавший во время университетского или любого другого занятия. Да и любой другой ответ.

Сожалея об отсутствии сладкого, я тепло поблагодарил любознательную и, несомненно, талантливую студентку и продолжил рассказ.

Да. Именно так звучит эта легенда в соответствующих сборниках и даже в подавляющем большинстве учебников истории.

Но я был там. И все видел своими глазами. Разумеется, сильнейшие маги своего времени не стали бы просто так стоять на одном месте, беспомощно взирая на появляющиеся в хрупкой ткани пространства и времени прорехи. Опасные прорехи, возникающие с невообразимо большой скоростью. Существо, которое создавало их одним своим неправильным, недопустимым присутствием и было ошибочно названо единорогом, и правда пробиралось в Мир и грозило возникновением далеко не самых приятных для его обитателей последствий.

Стараниями всех членов Ковена без исключения под умелым командованием найта Арендила, его главы тех времен, прорехи с трудом, но были запечатаны. Для этого понадобилось огромное количество магической энергии, сконцентрированной в одном месте, ставшей решающим фактором и позволившей определенным образом «залатать» пространство.

Наутро, что упоминается и в легенде, все зеркала были намеренно разбиты, причем не из обыкновенной предосторожности, а из насущной необходимости. Причем я в этом принимал самое активное участие, развлекаясь и наконец-то проявляя свои варварские задатки, ранее глубоко и надежно упрятанные.

За ночь Арендил успел оценить силу неизвестного существа, которое, так как для противостояния его невероятной мощи понадобилась энергия доброй сотни магов, и вправду могло оказаться Духом, еще не успевшим или почему-то не пожелавшим попасть в космос. Зеркала, своеобразные тоннели, проходы, кротовые норы, если хотите, были уничтожены, однако еще один проход, самый большой и неприступный, устранить не было никакой возможности. Потому что разбить реку весьма затруднительно да и не выгодно со всех точек зрения.

С тех пор каждое столетие маги становились вместе и снова защищали Мир. Каждый раз они проводили на ногах всю ночь напролет, непрестанно колдуя, и не думали жаловаться на свою незавидную участь: потому что защита всех остальных — исконная обязанность некогда самопровозглашенного Ковена магов.

Описание ритуала передавалось из поколения в поколение, более того, было организовано специальное обучение, обязательное для всех адептов Ковена, были написаны как минимум две весьма полезные книги заклинаний — и они до сих пор хранятся в Винтуоне.

Теперь-то я хорошо понимал, что залатать пространство был намного бы проще из подпространства. Подозреваю, именно так найт Арендил в тайне ото всех и поступил, рискуя не только собственной репутацией, о которой в тот момент вряд ли думал, но и поддержанием боевого духа магов, когда посреди ночи внезапно исчез в толпе, передав командование своему главному помощнику. Потому что точно знал: иначе не спастись.

Критическая ситуация превратилась в легенду — красивую сказку. Героическое действие магов позже оказалось спокойным бездействием, кому-то явно выгодным. Сам ритуал укрепления пространства принял вид юбилея Эры, чем выгодно прикрывались маги, выполняющие свой ежевековой долг. Некоторые исследователи даже утверждают, что сам Ковен пожертвовал общественным мнением, чтобы уберечь людей от паники — и я был практически полностью в этом уверен.

Через пять тысяч лет так называемый единорог перестал настойчиво напоминать о своем существовании, и истинную причину такого его сознательного поведения не знал никто. Дух, если это все же был он, мог просочиться через так старательно выстроенную ловушку — но исключительно в далекий космос.

Именно это я юным умам и поведал, упуская из рассказа только куски, связанные с моим активным участием.

Разумеется, одним из самых благодарных слушателей оказался Рэй, все это время старательно, ради собственного же смеха, изображавший из себя студента-отличника, записывающего за преподавателем все подряд, включая совершенно не относящиеся к теме слова и выражения. А еще прямо посреди моего и без того невыдающегося выступления он показал мне язык.

Я же чуть не рассмеялся, драконы его сожгите.

Поскольку я никогда не был особо успешен в намеренном умертвлении при помощи глаз и огненной магии, я решил просто украдкой показать ему кулак, и не подумав о том, что мой не самый вежливый жест видят еще и несколько сотен студентов, на этот раз уже настоящих.

Антавир, сидевший на своем третьем ряду вместе с учениками и попивающий все еще не остывший мирлид, тихонько над нами посмеивался.

Мое мучение, носившее несколько другое официальное название, закончилось на удивление быстро. По крайней мере, я не смотрел на настенные часы каждые пять минут, безнадежно уповая на непредвиденный скачок во времени, способный сразу же переместить меня в конец лекции, а все время что-то рассказывал, слушал или же отвечал на вопросы. Правда, мое повествование оказалось весьма сумбурным, отрывочным и далеко не логичным: я говорил буквально то, что приходило в голову, перепрыгивая с темы на тему и с одного временного промежутка на другой, ведь заранее составить план занятие я, прославленный профессор, не удосужился — вот и импровизировал вовсю на радость себе и аудитории.

Кстати, Рэй все это время украдкой смешил меня как мог. А он мог.

Ладно-ладно, признаюсь. Все прошло не настолько плохо, как я того ожидал.

В какой-то момент Антавир тонко намекнул мне, отправив весьма настойчивый и громкий телепатический сигнал, что у меня осталось три минуты и не секундой более. Добавил, мол, сонные дракончики уже проголодались и очень хотят на волю, что окончательно убедило меня в необходимости наступления немедленного финала. Вдобавок назвал меня неисправимым болтуном, с чем я позволил себе не согласиться долгой мысленной тирадой — и только потом оценил всю комичность ситуации. Прервавшись чуть ли не на полуслове и в самом интересном месте, я, коварный, пообещал продолжения через сутки и с облегчением раскланялся.

Оставалось надеяться, что студенты не обратили внимания на мое явное желание сбежать.

После того, как все остальные уже удалились в разных направлениях, ко мне подошел мой напарник.

— А ты отлично справился, — сообщил он, проворно выхватывая мою кружку с мирлидом из-под моей же руки.

— О, спасибо, — саркастично усмехнулся я, все же отобрав свой законный напиток (и совершенно неважно, что там оставалось всего на один глоток, зато справедливость восторжествовала). — Без твоей неоценимой помощи у меня бы ничего не вышло.

— Разумеется, — пожал плечами Рэй. — Куда без меня-то? Хорошо, хорошо, не бей меня, вы тоже прекрасны, профессор. Держите… а, нет, не держите. У меня ничего с собой нет. Грустно.

Разумеется, его тон в корне не соответствовал произнесенным словам.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Знакомая ситуация. С сожалением думал о том же самом последние полтора часа. Кстати, спасибо, что пришел.

— Не за что. Как я мог пропустить такое увлекательное представление. Да и интересно вышло же, в конце концов. Ты отлично рассказываешь.

Меня аж передернуло от подобного спорного комплимента — однако в это же время подобный спорный комплимент мне все-таки польстил.

Немного смущенный и не знающий, что ответить, так чтобы по делу, но с юмором, я уж было хотел сам перевести тему, но в долю секунды Рэй изменился. Стал выглядеть серьезнее.

— Слушай, — начал он. — Еще вчера хотел с тобой поговорить. Мне кажется, я его почувствовал.

— Кого? — оторопел я, совершенно не понимая, о чем мой напарник ведет речь, но уже готовясь внимательно его выслушивать: с таким взглядом ерунду не несут.

Ее несут с… впрочем, ладно. Это уже совершенно другой вопрос, которому необходимо уделить много внимания. Поэтому придется рассмотреть его в другой раз. На следующей — ужас какой — лекции.

— Мирианделла. Не смотри на меня так. Его артефакт.

— Хм. Рассказывай, — я уселся на ближайший стул. Или стол. Неважно.

— Из меня рассказчик не настолько хороший, как из вас, профессор, — несмотря на всю серьезность тона, не преминул в очередной раз подшутить Рэй. Но тут же снова вернулся к явно волнующей его теме. — Это почувствовать надо, примерно описать-то даже затруднительно. Все на уровне интуиции. Давай я тебя лучше туда отведу.

— Если бы меня еще можно было назвать экспертом в области таинственных предметов, — улыбнулся я. — Но да. Конечно, отведи. Ты молодец, а то я, великовозрастный балбес, что-то заработался немного в другом направлении… Точнее, разленился и о Мирианделле думать забыл. Работничек.

— Самокритика — дело прекрасное, — оценил мой напарник. — Но в определенных количествах. Я ведь тоже разленился, причем настолько, что в какое-то время думать перестал — непозволительная не роскошь даже, а глупость. Но именно благодаря своей лени я и смог что-то почувствовать. Хотя, может быть, я вообще ошибаюсь, и никакого Мирианделла там и в помине нет. И его артефакта тоже.

— Этого нет, так что-нибудь другое найдем, — философски пожал плечами я. По крайней мере, весело проведем время, а то я на город-то даже особо посмотреть не успел. Вчера все время по Университету шатался, потом в таверне сидел, а гулять на собственных бесценных ножках ведь тоже иногда полезно бывает.

Уж очень мне хотелось бесцельно побродить и размять нижние конечности, так и просящие уже привычной для них нагрузки. А тут еще цель сама собой появляется и совмещает приятное с полезным, чего еще желать в таком прекрасном Мире?

Только спать, тихонько и практически безнадежно подсказал тоненький внутренний голосок, принадлежавший, по всей видимости, моей более разумной и рациональной части. И я был с ним абсолютно согласен. Почему спать-то так хочется? Как будто не ложился две ночи подряд, а невесть чем занимался, каждый раз старательно стирая себе память, чтобы наутро не мучиться непременными угрызениями совести.

— Отлично! — Рэй хлопнул меня по плечу, чем вывел из состояния глубокой задумчивости. — Давай тогда через три часа встретимся в таверне. А то у меня фактически свидание сейчас назначено.

— Свидание? — поинтересовался я, хитро прищурившись. — Быстрый ты.

— Ага. Вообще реактивный. С котом свидание, — рассмеялся мой собеседник и быстро сбежал за двери огромной аудитории, где я, в конце концов, не так уж и плохо провел время.

Ах, да. Коты. Непобедимая и, возможно, единственная страсть близнецов. Куда же без низ — и без котов, и, конечно же, без близнецов.

Я же, в свою очередь, отправился разбираться с последними оставшимися в Университете делами. Надо же хоть с какой-то пользой провести великодушно выделенные мне самой судьбой три часа: заполню какие-то официальные бумажки, слава Духам, не такие уж объемистые, и все-таки придумаю, что буду рассказывать завтра. Примерно — потому что все всегда почему-то не желает идти по плану, а периодически вообще сворачивает в противоположную сторону, не чувствуя по этому поводу абсолютно никакой вины.

Как же я оказался прав.

И в этот раз все пошло не по плану.

Через три часа в таверну никто из нас двоих так и не пришел.


Оба дневных небесных светила только начинали лениво выползать из-за далекого горизонта. Небо потихоньку светлело, превращаясь сначала из темно-синего в серое, а немного позже из серого в хмуро-голубое. Вопреки общей утренней тусклости, сквозь неуверенные облака наперегонки пробивались задорные первые лучики солнц, освещая верхушки невысоких деревьев.

Неподалеку виднелись крепкие стены внушительного каменного замка, построенного его высокопоставленными хозяевами всего несколько столетий назад — совсем небольшой срок для такого грандиозного строения. Большинство обитателей замка все еще пребывали в сладком царстве грез.

Однако во всей, казалось бы, идиллии рассвета наблюдался обидный изъян: несколько деревьев были повалены на все еще влажную землю. Не специально срублены, а именно повалены сильным, безжалостным ветром, примчавшимся вместе с позавчерашним невиданным штормом.

Два человека, одетых не очень богато, но весьма удобно, проворным шагом шли по неширокой тропинке, ответвленной от основной дороги и ведущей от ворот замка в лес.

Два человека негромко разговаривали.

— Шторм, конечно, многих напугал, — сказал один из них, тот, что был повыше и немного постарше.

— Еще бы. Вон, сколько деревьев упало. Говорят, найт Менрин пытался его остановить, — добавил второй. — Не особо-то и вышло. Тот еще шторм. Как только все цело осталось.

— А вот за это как раз и стоит сказать спасибо Менрину, — поучительно поднял палец первый. — К тому же, шторм вполне мог бы и в ураган превратиться.

Одним движением руки он поднял тяжеленную ветку и уложил ее в тележку, которая самостоятельно ехала за ним и уже была почти что на треть заполнена.

На слово «ураган» отреагировала будто бы сама атмосфера. Насторожилась, потом снова расслабилась, но все же снова немного сгустилась. Как кошка, затаившаяся и приготовившаяся к прыжку. Заподозрившая некую не понятную пока опасность или угрозу.

На самом же деле, насторожилась совсем не атмосфера. Насторожилась сама предреальность, где и формировалось все окружающее пространство и даже время.

Предреальность была готова защищать его. Всеми подвластными ей силами.

Но два мага, даже не подозревавшие о предполагаемой угрозе, на свое же счастье быстро сменили тему разговора.

— Деревья жалко, — произнес один из них, продолжая поднимать еще позавчерашней ночью оборванные штормом ветки. — Надеюсь, мы сможем залечить лес. Менрин говорил, что слышал, как ему больно.

Он и понятия не имел, что могущественный Лес скоро залечил бы и сам себя. В считанные минуты отрастил новые ветки и спрятал старые, притворившись, будто гармония и не была нарушена никакими непредвиденными стихийными напастями.

— Деревья сильные. Они справятся и быстро вырастут снова.

В тот момент из предреальности можно было услышать и увидеть, как похваленные деревья довольно заурчали и радостно зашевелили листьями. Из реальности же это действие выглядело как внезапное дуновение ветерка средней силы, не более.

Предреальность всегда умела дурить окружающим головы, то ли отвлекая их внимание, то ли заставляя обо всем забыть. Только те, кто хоть раз физически бывал в ней, могли сосуществовать с ней на равных. Только у тех магов проявлялись их настоящие способности.

Минут десять два человека, бывших, по всей видимости, нанятыми слугами живших в замке лордов, вдвоем собирали ветки, сохраняя молчание. Каждый думал о своем. Каждому было, о чем поразмыслить.

Предреальность наблюдала за ними из своего идеального укрытия, из того самого места, что находится нигде. И везде одновременно.

Они не должны увидеть. Не должны обнаружить.

Не сейчас. Не они.

— На днях приезжает король, — наконец задумчиво сказал один из магов, все же нарушив молчание. — Сложная складывается ситуация, неоднозначная. Как ты считаешь… что ответит леди?

— Она не согласится, — уверенно ответил второй. — У леди не такой простой характер, как она иногда то показывает.

— Ее мать будет настаивать.

— Разумеется, будет. Но даже она, в конце концов, не станет перечить лорду. А лорд слишком любит свою дочь, чтобы заставлять ее пойти на этот шаг против ее воли. Поэтому все зависит от маленькой леди. На ее плечи ложится огромная ответственность, которую, к сожалению, хозяйка замка не может в полной мере осознать.

— Не такой уж и маленькой, — поправил его собеседник. — Ей недавно исполнилось девяносто три.

— Да, конечно. Маленькая леди Мелори уже взрослая. Но, понимаешь, привычка. Я работал здесь еще до ее рождения, наблюдал за тем, как дети с каждым днем становятся все взрослее и взрослее. Как сейчас помню день рождения младшей дочери. Странный был день. Тогда…

Картины того дня мелькали перед его глазами, как будто наяву. Но что именно тогда случилось, маг договорить не успел. Он приложил пальцы к виску, закрыл глаза и сосредоточился. Стоял в таком положении, не шевелясь, не меньше минуты. Мужчина как будто впал в транс.

— Нам пора идти, — очнувшись, сообщил он и уважительно добавил. — Нас ждет Менрин. Хочет поговорить о магической охране короля. Еще бы, начальник стражи, главный маг замка с большим стажем. Не станет терять времени даром.

Предреальность ликовала. Именно сейчас они должны были уйти. Все получилось. В кои-то веки план сработал.

Предреальность никогда не была живым существом, нет. Она даже не то чтобы умела думать. Она просто была. И иногда вмешивалась в естественный ход вещей. Разными способами.

Если ветерок и дул, то совсем незаметный — легкий и теплый. В окрестностях замка уже полностью рассвело. Лучики двух солнц весело играли друг с другом и со всеми предметами, которым посчастливилось в это радостное летнее утро не быть укрытыми тенью. И я проснулся.

Заснул я совершенно нечаянно. По крайней мере, нагло спать, скрючившись на жесткой лавочке в не самой удобной позе и прислонившись спиной к стене одного из коридоров Высшего Королевского Университета, в мои планы точно не входило. Тем не менее, проходя мимо сего не самого привлекательного для блаженного сна места, я почувствовал себя настолько уставшим (причем — совершенно непонятно, с чего вдруг), что решил на минутку присесть. А глаза закрылись сами собой.

Минутка продлилась… неопределенное количество времени.

Проснулся я в точно такой же позе: в три погибели согнувшись и обнимая рюкзак, набитый всем самым необходимым.

По крайней мере — самым необходимым для тривиального похода в Университет на собственную же экспромтную лекцию.

Почти не заметный, легкий и теплый ветерок дул за шиворот моей дорожной атты, всего час назад неумело прикидывавшейся деловой. Тихонько шумели невысокие деревья. Лучи восходящих солнц шустро, умело пробивались сквозь листву.

Неподалеку виднелись крепкие стены внушительного каменного замка, построенного его высокопоставленными хозяевами всего несколько столетий назад — совсем небольшой срок для такого грандиозного строения. Большинство обитателей замка уже просыпались и нежились в своих уютных постелях, думая о теплом вкусном завтраке.

Простите, нат Асвейде, похоже, я не смогу в ближайшее время заглянуть к вам и вернуть одолженную книгу.

Прости, Рэй. Похоже, я тебя подвел.


Он поднимал только одно: он исчезает. Растворяется. Где-то, в чем-то. Как будто в самом пространстве. Больно не было. Было непонятно. Как будто сама магическая энергия, основа всего, стремительно покидала его тело.

Не было понятно даже, когда именно это произошло.

Перед глазами медленно меркнул Мир, исчезая в безжалостно наползающем тумане. Или же это просто что-то творилось с его зрением?

Пушистый фиолетовый кот, в последний момент еле успевший прыгнуть туда вместе с ним, успокаивающе мурлыкал на ухо. Казалось, только благодаря этому звуку Рэй продолжал думать.

А мыслить — значит, существовать.

Он не потеряется. Он выдержит. И найдет выход. Оставалось только в этой верить. И Рэй верил. Разве у него был другой выбор? Сильный маг не сдастся. Он же всегда тщеславно считал себя сильным магом — что ж, пришла пора подтвердить это на деле.

«Надежда и мысли — все, что сейчас у тебя есть. Держись за них.»

Зря он пошел туда один. Хотел казаться взрослым и разумным, доказать это самому себе — а, как оно обычно и бывает, вышло все совсем наоборот. По крайней мере, можно не было ничего не трогать. Как будто никто никогда не учил никаким предосторожностям.

Великовозрастный балбес.

Над ухом раздавалось тихое успокаивающее мурлыканье.

«Да, друг. Спасибо. Я держусь.»

«Прости, Рин, — само собой пронеслось у Рэя в голове. — Очень надеюсь, что ты не останешься единственным ребенком в семье. Хотя изначально так и предусматривалось самой природой.»

«Прости, Альвер. Похоже, я тебя подвел.»


В одном из просторных рабочих залов коллегии Тайфун стояли три человека: Рифард Хайт, Рин Кальвент и полупризрачный гость из относительно далекого прошлого. Собственно, последнего здесь, по сути, и не было, ведь говорил он тоже из совершенного другого времени: пятнадцатого Миарона одна тысяча пятьсот пятнадцатого года эры Созвездия.

Просто тысячелетний маг, могущественный директор Высшего Королевского Университета, мог себе это позволить.

Разговор предстоял тяжелый. Такое нужно рассказывать сразу всем: поэтому все присутствующие ждали последнего заинтересованного.

Минуту спустя в дверь стремительно влетел четвертый участник готовящейся важной беседы — Кристон Лоттен. По каким-то образом сложившейся нелепой привычке, он приветливо помахал рукой не знакомому ранее пожилому человеку и произнес:

— Звали, шеф?

— Да, Крис. Смотрю, осваиваешься с новой способностью?

За вошедшим парнем тянулся шлейф серебристой, текущей ауры, постепенно превращающейся во всем привычную зеленую. Говорят, ауру изменить невозможно. Но сколько раз следует повторять одну простую фразу «нет ничего невозможного», чтобы ее, в конце концов, усвоили все?

Теперь один молодой светловолосый маг был способен делать это без особых усилий в любой момент времени и по собственному усмотрению. Цвет ауры был точно так же полностью ему подвластен — немыслимая удача, как сказали бы многие.

Но нет. Называть это удачей было бы в корне неверно. Вот открывшаяся в подпространстве врожденная сила — да.

За несколько длинных, сложных, но увлекательных дней Крис стал мастером перевоплощений — с той лишь разницей, что менял он не обычную внешность, а магическую, своеобразный аналог уникальным отпечаткам пальцев. Крис уже успел свыкнуться с этой мыслью, успел многое попробовать. Сначала получалось непроизвольно, что несколько пугало — но шеф все в нужный момент объяснил, помог ему разобраться в самом себе.

Такой быстрый переход мог бы испугать, даже свести с ума кого угодно, однако Крис был абсолютно уверен, что так надо, и наконец-то чувствовал себя собой.

Оборотнем.

Один раз так его уже называли — казалось бы, совсем недавно. Тогда это слово, ненароком произнесенное маленькой двенадцатилетней девочкой, такое родное уже сейчас, не произвело нужного эффекта. Но все же оставило некий отпечаток в душе. Душа всегда знала, ее не обманешь.

Еще никогда ей не было так хорошо.

— Вы хотели поговорить с нами, профессор? — обратился к полупрозрачному Антавиру Рифард.

Директор Университета кивнул. Немного помедлив, обдумывая, как именно следует начать, он сказал:

— У меня плохие новости. Альвер, Рэй… они оба пропали.

В просторном, гулком зале повисла нехорошая тишина. Никто из присутствующих не хотел верить услышанному. Они? Пропали? Ну, нет же, как можно?

— Пропали? — упавшим голосом переспросил шеф Тайфуна. Он знал, что все правильно расслышал, но непроизвольно оттягивал тот момент, когда ему все же придется в этом себе честно признаться.

Потому что — очень сложно.

— Да. Оба. Причем они не были в тот момент вместе. Я не уверен, что могу точно сказать, как они и где они сейчас. Прости, мой любимый ученик. Мне нужно было лучше приглядывать за ребятами.

Антавир поник, коря себя за то, что не смог присмотреть за ними лучше. Если бы не отвлекся на повседневные дела. Если бы вовремя поговорил. Все объяснил, только на этот раз без загадок. Кто знает, что было бы тогда?

Кто знает.

Но тут подал голос Рин:

— Рэй жив. Определенно.

Все посмотрели на него. Улыбнувшись одними сиреневыми глазами, парень объяснил:

— Все же тут знают, что мы с братом не обыкновенные близнецы. Случись с ним что-то непоправимое, я бы об этом узнал первым. Так что отчаиваться нет смысла. Я уверен, что и с Альвом все в полном порядке. Он из таких передряг выбирался целым, невредимым и наученным опытом, что мне даже немного завидно.

Рин всегда умел внушать надежду — даже в самых, казалось бы, беспросветных ситуациях.

— И ты уверен, что твой брат жив? — с надеждой переспросил директор. Хотел кое-что уточнить, но в начале следующей фразы сбился: не был полностью уверен, стоит ли об этом говорить прямо вот так, в лоб. И все-таки решился. — По всей видимости, Рэй прикоснулся к Мирианделлу — древнему артефакту, который в том числе уничтожает всю магию на своем пути. Или затягивает ее в себя, это никто не может точно сказать.

И эта новость обеспокоила близнеца намного, намного больше, чем предыдущая. Он побледнел. С полминуты не мог не выговорить ни слова. Подумал о том, что точно не был готов узнать — о том, что вообще никогда не будет готов узнать.

Наконец с трудом, но выдавил из себя.

— Но это… это ведь значит…

— Это ничего не значит, Рин, — уверенно возразил своему ученику Рифард, ободрительно положив ему руку на плечо. — Любой маг соткан из магической энергии. Каждый из нас мог бы сейчас быть на месте твоего брата.

— Риф прав, — улыбнулся Антавир. — У нас нет никаких оснований подозревать ничего такого, просто потому что их нет. Даже я, теоретически уважаемый и невообразимо колдовской старикашка, и то имел бы все шансы попасться на такую штуку. Даже больше шансов, чем более слабые маги. Мирианделл доказывает только то, что Рэй очень силен. А уж это просто обязано вам обоим польстить.

Похоже, аргументы на Рина подействовали: он облегченно выдохнул и явно успокоился.

— Я найду его, — тихо и очень уверенно произнес близнец.

Никто и не подумал переубеждать. Помочь в нужный момент — это уже другой вопрос, но останавливать, уговаривать — ни за что. Сомнений в том, что именно он должен заняться этой проблемой, ни у кого и не возникало.

Оставалось только рассказать все это Эрнис, отсутствовавшей на собрании коллегии из-за вовсе не нужной ей сессии. Она ни за что не останется в стороне, она захочет помочь. Она могла бы забыть даже про пресловутые экзамены — и именно поэтому девушку сейчас никто и не тронул: мало ли, что мог поведать Антавир. Но обстоятельства складывались такие, что возникала необходимость применения всех доступных сил.

— Альвер был в подпространстве вместе с Оборотнем, — задумчиво сказал Рифард. — И сейчас он мог нечаянно затеряться где угодно во времени. И его сейчас, уже сейчас, будет очень сложно обнаружить.

— Но мы же можем спокойно найти его, — предложил Крис, не понимая проблему. — По отпечаткам ауры. Потом рассчитать координаты и переместиться с помощью Временного Урагана, как мы это делаем обычно…

Рифард и Антавир посмотрели друг на друга, явно не зная, как сообщить еще и эту новость. Наконец шеф Тайфуна произнес:

— Проблема в том, что пока что вы не сможете перенестись во времени без Альвера. Он еще не давал вам такую способность. А меня вряд ли пустит. Неосознанно. Он пока не разобрался, у него не было никакой помощи.

Ученики недоуменно уставились на него.

— Альвер — Ураган в человеческой плоти. Он не человек. Он был рожден стражем времени.

— Способным путешествовать по собственной воле, управлять перемещениями других людей — добавил профессор. — Поддерживать временные парадоксы.

Парадоксы. Снова что-то шевельнулось у Криса в памяти.

— Предреальность открыла в нем это, как в тебе — способность менять ауру, Крис, — говорил Рифард. — Сначала он неосознанно перемещался во сне. Даже думал, что на самом деле спит. Но это было не совсем так. Теперь же, похоже… Но, кажется, я знаю, куда он мог попасть. Поэтому — сосредоточим все наши силы на поисках Рэя. А судьба Альвера сейчас находится в его собственных руках. Но кое-кто все же способен ему помочь.

И тут Антавир тихо добавил:

— Если Рэй попался в ловушку Мирианделла… это значит только одно: артефакт уничтожает Мир. Снова.

Загрузка...