Маша с удовольствием отметила, что, похоже, Ксения не зря попала в больницу – приобрела там, как выразилась бы бабка, «кавалера». Кроме того, двойная удача: кавалер оказался дизайнером по интерьерам, и теперь эта тяжелая история, связанная с квартирой, как-то сдвинется с места в положительном плане. Если повезет, все на радостях забудут о том старом преступлении, в котором чем дальше – тем запутаннее. И хотя Маша понимала, что шансы отыскать убийцу из 1959-го, прямо скажем, стремятся к нулю, она против собственной воли уже зашла в эту эпоху, как Алиса в Зазеркалье: медленно переворачивала газетные страницы в архиве. Черно-белые фото, но цвета все равно угадываются.
Вот только что сданные в эксплуатацию новенькие станции метро – уже в граните, не в мраморе – без византийских излишеств, свойственных первым линиям послевоенной поры.
Вот кумачи на Невском, на проезжей части почти нет машин. А на широких тротуарах среди прохожих непривычно много военных.
А еще – мужчины в габардиновых плащах, широких брюках с отворотами и кепках. Женщины в платочках и вязаных кофтах, девушки в платьях с развевающимся широким подолом.
Грузовики с солдатиками. Автомобили, блестящие, как игрушки, стильные – «ГАЗ-21», «Победа».
Бегают трамвайчики с плоской мордой и белой полосой на боку.
На Обводном канале густо дымят высокие заводские трубы.
Машины глаза выхватывали детали, не свойственные современному быту: чемоданчики в руках у командировочных у Московского вокзала. Новенькие сталинские высотные дома с колоннами и гербами, перед ними – памятник Ленину (Сталина уже убрали, но он еще там, дрожит в весеннем воздухе, страшный призрак), клумбы, усаженные мелкими красными цветами, – бегония? Покрытые белой краской, похожие на чаши, урны.
Маша втягивает носом воздух, ей даже кажется, что она чувствует запах: пахнет прибитой поливальной машиной мокрой пылью, горькими, едва распустившимися тополиными почками, свежим ветром с Невы. Надпись на доме: «При запахе газа звоните 04». Только что высаженные тонкие деревца тянутся к чахоточно-нежному солнцу в Парке Победы – они будут хорошо расти. Маша помнит Любочкины рассказы: в этом месте в блокаду стоял кирпичный завод-крематорий, почва удобрена прахом, но об этом забудут еще лет на пятьдесят, тсс… Пусть приходят сюда пионеры на майские субботники, девочки – обметать метлами дорожки, мальчики – вскапывать газоны. И на Аллее Героев – пусть цветут розы, красные и желтые.
А на набережной Красного Флота (Английской) пришвартован атомный ледокол, а на Дворцовой стоят с удочками. А в кинотеатре «Колизей» дают «Войну и мир». И так хочется попасть туда, в ту коммуналку на Гривцова, хоть на один вечер, притаиться в коридоре и смотреть, как вернется с работы Пирогов. Тщательно вытрет ботинки, снимет пальто, шляпу, промокнет платком вспотевший лоб и чисто выбритую голову, огладит рыжеватые усы перед зеркалом в коридоре. Ощупает в кармане мясной «презент» для семьи, быстро оглянется. Начнет насвистывать «Легко на сердце от песни веселой» и скроется за дверью своей комнаты. Затем – быстрый перестук каблучков Лали Звиадовны: легкий светлый плащ клеш, шлейф французских духов, тонкий шелк чулок на изящной щиколотке – королева, закройщица элитного ателье «Смерть мужьям», вершительница самых сладких грез замученных бытом советских женщин. В дверях ее встречает – в халате поверх белой сорочки и домашних брюк – муж: красавец, тенор, сейчас как раз распевается: «Куда, куда, вы удалились». Ему скоро уже на спектакль. Тамара сидит за столом, отгороженным от кровати тяжелым буфетом, делает вид, что решает алгебру, склонившись утяжеленной косами головкой над учебником, а на самом деле – пишет дневник. Да, надо спросить ее – записывает себе в блокнот погруженная в несвойственные ей мечтания Маша, – не вела ли? Тихо, почти неслышно открывается дверь – это вернулся с дежурства в больнице Коняев, доброжелательный доктор. Да… С Коняевым, как выяснил в архиве Игорь, были вопросы.
– Начнем с самого интересного – с его брака с Верой Семеновной, – произнес с горящими глазами Игорь вчера на квартире. Он «взял след». – Знаете, какая у нее девичья фамилия?
Маша и Ксюша одновременно покачали головами.
– Коняева! – торжествующе воскликнул Игорь, подсунув им бумажку. – И что это значит?
– Что у них одинаковые фамилии? – Ксения после ухода поклонника еще не полностью пришла в себя.
– Что он взял фамилию жены. – Маша отдала бумагу обратно. – Что не так с его собственной фамилией?
– Его фамилия была Кауфман.
– Еврейская? – нахмурилась Ксюша.
– Хуже. Немецкая. Хуже в ту эпоху, предвоенную, когда Андрей Геннадьевич женился на Вере Семеновне.
– Хочешь сказать, – усмехнулась Маша, – он женился на ней ради фамилии?
– Ха! – самодовольно хмыкнул Игорь. – Могло быть и так. Вполне себе банальная история. Вспомни тех же Бенидзе – садовников, пригревших на своей груди девушку из рода Амилахвари! Чаще всего фамилию меняли все-таки барышни. Но и обратное тоже случалось. Однако в нашем случае все намного более загадочно, вы следите за руками. Итак. Вера Семеновна вышла замуж и, не захотев превратиться в Кауфман, сохранила девичью фамилию. Оно и понятно. А вот муж ее поначалу так и остался Кауфманом. Более того, у него было другое отчество – Генрихович. Андрей Генрихович Кауфман. И из юношеской гордости отчество он тоже не поменял, а в начале войны попросился добровольцем на фронт. Ну, тут ясно почему – чтобы никто косо не смотрел. Люди же не в курсе, что Кауфманы живут в России ажно с петровского царствования, третий век подряд.
– Подожди, – медленно сказала Маша. – Я запуталась. Получается, что человека, женившегося на Коняевой до войны, и человека, живущего с ней в коммуналке на Грибоедова, объединяет только имя, и то, кхм, весьма распространенное – Андрей?
– Нет. Не только, – Игорь вновь полез в папку за фотокопиями документов. – Еще и лицо на фотографии. Глядите.
Ксюша и Маша уставились на две черно-белые карточки: на первой – молодой мужчина с усами, на второй – обмякшее с возрастом, чисто выбритое лицо, уже знакомое им по любительским снимкам с коммунальных сабантуев. Несомненно, один и тот же, просто постаревший, человек.
– Он? – спросил Игорь.
Маша кивнула. А Игорь усмехнулся и вытащил из рукава явно козырную карту: