Золотой век предательства. Тени заезжего балагана

Глава 1. Уми

У́ми знала, что игрок в карты мухлевал, но сколько бы она ни пыталась подловить его, всё без толку.

Хотя Уми ещё не было и двадцати, у неё уже имелся довольно богатый опыт общения с далеко не самыми благополучными слоями общества. Всё потому, что последние пару лет она помогала отцу вести дела в крупном игорном доме Ганрю, который расположился в подвале харчевни «Толстый тану́ки».

Изначально это место было простым трактиром, на втором этаже которого хозяйка сдавала несколько небольших комнат. Сам же игорный дом обустроили в подвальном помещении всего каких-то три года назад, но за это время он уже успел снискать расположение как у простого народа, так и у горожан побогаче. Хотя игорный дом и держали яку́дза, выпивку они не разбавляли, да и вели себя с гостями безукоризненно вежливо, если те не давали повода для ссоры. Вот люди и возвращались в «Тануки» снова и снова, зная, что в тихом зале, где бдительная охрана всегда поддерживала порядок, им удастся отдохнуть после тяжёлого трудового дня – и, может, даже что-нибудь выиграть.

Игорный дом начинал работу только вечером, с часа Собаки или даже Кабана[1]: вести подобные дела в открытую было запрещено законом, но полностью прикрыть такие заведения полиция всё же не могла. Слишком большое влияние во всей восточной провинции имел клан Аоса́ки и его глава, Итиро́ Хая́си. А кому была охота наживать себе такого опасного врага?

За годы работы в игорном доме Уми навидалась достаточно, чтобы суметь окончательно разочароваться людях. На её глазах порой разворачивались сцены величайшей человеческой мерзости и подлости. Кто-то мог продать за долги своих детей в бордель или театр, а некоторые даже умудрялись проигрывать собственную свободу и попадали в полное распоряжение клана Аосаки – разумеется, до той поры, пока не выплатят все долги. Чем-чем, а работорговлей якудза не занимались – им и без того хватало забот.

А были и такие люди, как Косой Э́йкити. Им страшно не везло, но вовремя останавливаться они не умели.

Косой Эйкити был невысоким и жилистым мужичком лет сорока. Насколько Уми было известно, ни жены, ни детей у него не было – как и места, где он мог бы преклонить голову. Косой Эйкити был частым гостем «Тануки» – вот только приходил он уже под самое закрытие игорного дома, к часу Тигра[2]. Раньше такой сброд в игорный дом попросту не пускали, чтобы не распугать более состоятельных гостей. За отведённый ему час Косой Эйкити успевал проиграть всё своё скромное дневное жалованье, которое ему выплачивали за уборку мусора и разгрузку торговых лодок в портовом квартале. На памяти Уми ставки, которые делал Косой Эйкити, ни разу не выигрывали.

Тем удивительнее было, что этим вечером дела обстояли с точностью до наоборот.

Выигранные деньги Косому уже некуда было складывать, и потому раздатчику пришлось отдать ему один из опустевших кошелей. Уми же ни на шаг не отходила от бродяги, пытаясь разгадать, в чём секрет его невиданной удачи. Она не сомневалась, что Эйкити жульничал, вот только в чём было дело, Уми так и не могла взять в толк, и это её очень злило. Основная работа Уми как смотрителя игорного зала заключалась в том, чтобы пресекать любые попытки игроков смухлевать. Но если кто-то всё же попадался, она передавала таких отличившихся охране, чтобы те спровадили их из «Тануки» как можно дальше. А заодно и отбили всякую охоту впредь обманывать якудза.

В конце концов, устав таскаться за Косым Эйкити по всему залу, Уми уселась у деревянной стойки, за которой сегодня дежурил сам управляющий игорным домом, Ёсио Мо́рита. На первый взгляд этот молодой и большеглазый мужчина производил впечатление самого наивного и мягкого человека на свете. Но это было большим заблуждением: столь лихого и удачливого игрока в карты Ганрю не видывал давно! Итиро Хаяси так и заприметил этого парня, когда тот трижды обыграл его, будучи ещё сопливым и нескладным подростком.

Правда, была у этой удачливости и обратная сторона. Как-то человек, который сильно проигрался Ёсио, подкараулил его со своими дружками в подворотне. На память о той злополучной встрече у Ёсио на лице остался кривой и уродливый шрам – он спускался по правой щеке к самому основанию шеи. Ёсио часто шутил, что теперь он отмечает свой день рождения дважды в году, и вторая дата как раз выпадает на тот день, когда он понял, что после нападения не истечёт кровью, а выживет – назло всем своим завистникам и должникам.

– Что, совсем умаялась? – спросил Ёсио, с сочувствием покосившись на Уми.

Она сидела, облокотившись на стойку, и сверлила спину Косого Эйкити мрачным взглядом.

– Да оставь ты его, – протянул Ёсио и скрылся за стойкой, зазвенев бутылками. – Должно же человеку когда-то повезти.

– Слабо мне верится в такое везение, – покачала головой Уми. – Он же неудачник, каких ещё поискать. Такое за одну ночь не выправишь.

Ёсио вдруг придвинул к Уми наполненную рюмку, а когда она подняла на него удивлённый взгляд, заговорщически подмигнул ей.

– От меня оябу́н[3] ничего не узнает, – улыбнулся он ей. – А жить станет чуточку легче, поверь. Так что пей.

Уми понюхала содержимое рюмки. Саке. Она залпом опрокинула рюмку и с громким стуком поставила её на столик. Отец и впрямь не одобрил бы её увлечения вином, но другого способа справиться с усталостью Уми пока отыскать не удалось.

Обычно Ёсио не разрешал своим работникам выпивать во время смены. Чтобы подавать остальным пример, он и сам ни капли в рот не брал, пока в игорном доме оставался хоть один гость. Но иногда Ёсио всё же позволял пойти против собственных правил, правда, делал это только в самом крайнем случае.

Порой даже одна рюмка саке могла сотворить настоящее чудо. Уми почувствовала, как напряжение, в котором она пребывала весь вечер из-за странностей с Косым Эйкити, стало потихоньку уступать безразличию. Выигрывает? Ну и демоны с ним!

Уми тоскливым взглядом окинула почти пустой зал. Время было позднее, большинство гостей уже разошлись – лишь Косой Эйкити и ещё какой-то мужичок продолжали играть за самым дальним от стойки столом. Обычно Уми оставалась после смены, чтобы помочь Ёсио и раздатчикам убраться в зале, но сегодня она чувствовала, что сил ей хватит только на то, чтобы доползти до дома, завалиться на футо́н и проспать до следующего утра.

Глядя на дно опустевшей рюмки, Уми погрузилась в раздумья. Конечно, она в любой момент могла сказать отцу, что хватит с неё игорного дома, что она устала. Но тогда Итиро больше не позволит ей вмешиваться в дела клана. И тут уже никакие уговоры не помогут: иногда отец мог проявлять удивительное упрямство. Он полагал, что, если берёшься за какое-нибудь дело, то нужно непременно довести его до конца. И неважно, плохо ли тебе, тяжело ли. «Если ты не можешь стерпеть даже такой малости, то и говорить больше не о чем» – вот что сказал бы ей Итиро Хаяси в ответ на все жалобы.

Но Уми не была бы дочерью своего отца, если бы не унаследовала от него упрямство и настойчивость, благодаря которым Итиро Хаяси в своё время удалось добиться таких высот в клане. Уми не собиралась так просто отказываться от преимуществ, которые давала ей работа в «Тануки». Игорный дом посещали не только якудза из клана Аосаки, но и богатые и именитые горожане. Многим из них Уми примелькалась, а некоторые даже очевидно благоволили ей. Все эти связи могли оказаться полезными в будущем, когда расстановка сил в клане начнёт меняться.

Как ни горько было это признавать, но отцу не удастся удерживать власть в Аосаки-кай вечно. И потому уже сейчас Уми начала делать всё от неё зависящее, чтобы к тому моменту укрепить своё положение в клане и не остаться не у дел.

Ещё одним очевидным преимуществом работы в игорном доме была осведомлённость: некоторые новости Уми узнавала даже раньше, чем их докладывали отцу. «Толстый Тануки» стоял почти на самой окраине города, и потому в нём часто останавливались нарочные или путешественники, которые ехали верхом через горы. Новости из столицы и других западных земель растекались по городу, как потоки воды, орошающей рисовые поля. И Уми было приятно стоять рядом с теми, кто эти потоки запускал. Ей нравилось быть в самой гуще событий, чувствовать свою причастность к жизни Ганрю и клана. Так, например, неделю назад она узнала о приезде балагана. Длинный обоз бродячих артистов, который поднял пыль на пустыре Танигу́ти чуть ли не до самого неба, Уми видела своими глазами. Отцу же о прибытии балагана доложили только к обеду.

Лишиться всего, чего она с таким трудом добилась, просто потому, что, видите ли, устала? Ну уж нет! Уми помнила, с какой неохотой отец разрешил ей работать в игорном доме и как первые месяцы она чуть ли не с ног валилась от усталости после каждой смены. Поначалу Уми работала раздатчицей карт. Ей приходилось следить за нишей с деньгами, вделанной внизу каждого игорного стола, раз за разом твердить заученные фразы, успокаивать не в меру разбушевавшихся гостей или занимать беседой особенно болтливых товарищей, даже если она едва могла ворочать языком под конец рабочего дня. Или, если говорить точнее, утра.

Но и толком отсыпаться днём ей не давали. Совсем скоро Уми должна была, как говорили старики, «войти в возраст невесты». А это означало, что нужно было заниматься шитьём и готовить приданое. Хоть Уми и была дочерью главы клана Аосаки, она прежде всего оставалась женщиной, которая в будущем своём вряд ли могла рассчитывать на что-то иное, кроме удачного замужества…

Заливистый и визгливый смех Косого Эйкити, который вдруг раздался из дальнего конца зала, вывел Уми из размышлений. Пускай она и намеревалась в будущем принести клану Аосаки большую пользу, начинать нужно было с малого.

Выпитое саке придало ей решимости, и потому Уми покинула стойку и направилась к столу, за которым играл Косой.

Раздатчик карт с нескрываемым недовольством поглядывал на вконец разошедшегося бродягу. Когда Уми подошла к столу, он тихонько пожаловался ей:

– Заговорённый он какой-то сегодня, не иначе! Я уже столько раз пытался карты подмешать, чтобы он проигрался, а колода как будто не слушается – выпадает ровно то, на что он ставит!

Иногда раздатчики могли подтасовывать карты, когда видели, что человек поймал неслыханную удачу. Они так хорошо знали свои колоды, что для них не составляло никакого труда ловко вытянуть при тасовке самую редкую карту, которую обычно не мог отгадать никто. Но делалось это нечасто и с особого разрешения управляющего – за любое недовольство гостя отвечать пришлось бы лично раздатчику.

Уми перевела взгляд с колоды, которую раздатчик сжимал в руках, на Косого Эйкити, расплывшегося в довольной ухмылке. В напарники ему достался такой же проспиртованный работяга, как и он сам, – с той лишь разницей, что противник Эйкити раз за разом проигрывал, тогда как Косой продолжал набивать карманы своих заношенных и давно не стиранных штанов-хака́ма. Тяжесть монет заметно оттягивала карманы – и сами штаны, – и потому Эйкити то и дело приходилось поправлять пояс правой рукой…

И тут Уми осознала, что было не так во всей удачливости Косого Эйкити. Она столько раз видела, как он тасует свою колоду и тянет из неё карту за картой, что не сразу заметила, что сегодня он делает это не той рукой, что обычно.

Косой Эйкити был левшой, а карты этим вечером он тасовал правой рукой. Вот она, разгадка!

Теперь осталось только поймать этого хитреца с поличным.

– Ну что, приятель, долго нам тебя ждать? – нетерпеливо протянул Эйкити и постучал костяшками пальцев по столу.

В любое другое время Уми сделала бы ему замечание и попросила быть повежливее. Но сегодняшний день разительно отличался от предыдущих, так что и действовать следовало иначе.

– Отдохни пока, – краешком губ улыбнулась она раздатчику. – Я подменю тебя.

Хотя Уми уже несколько месяцев не работала у столов, но пальцы не утратили былой сноровки. Она ловко перетасовала карты и поочерёдно вытащила из колоды четыре штуки, разложив их в ряд на столе рубашками вверх. Игроки проделали со своими колодами то же самое, вот только карты они тащили не наугад. Суть игры заключалась в том, чтобы угадать выложенную раздатчиком комбинацию. Чем больше карт угадаешь, тем солиднее окажется выигрыш.

– Господа, ваши ставки приняты, – проговорила Уми заученную реплику, а сама не спускала глаз с рук Эйкити. – Открываю карты.

Уми и игроки начали переворачивать карты одну за другой. Бросив быстрый взгляд на их ставки, Уми поразилась: Косой Эйкити угадал все четыре выложенные ею карты, а его соперник – всего одну.

«Владыка тебя разорви, как ты это сделал?» – поразилась Уми, но вслух сказала:

– Поздравляю. Получите ваш выигрыш.

Из ниши в игорном столе она достала почти пустой кошель и отсчитала игрокам положенное количество сэнов.

– Желаете сыграть ещё раз? – спросила она.

Соперник Эйкити отказался делать ставку. Он отошёл к стойке, заказал себе выпивку, а потом вернулся и уселся с краю стола, чтобы посмотреть, чем окончится очередная партия.

Эйкити же, как и рассчитывала Уми, остался играть. Он потирал ладони, предвкушая очередную победу, а Уми не сводила глаз с его рук.

«Я добьюсь, чтобы ты выдал себя, – словно молитву, твердила про себя Уми, раскладывая новые карты. – Я тебя поймаю, мелкое ты жульё, и всё твоё новообретённое богатство исчезнет, как облако над горой!»

Когда настала пора Эйкити выкладывать карты, взгляд Уми вдруг упал на его правый рукав. Только благодаря этому она увидела, как там что-то зашевелилось. На какой-то миг Уми даже показалось, что в глубине рукава она увидела блеск чьих-то красноватых глазок…

– А ну стой! – воскликнула она, не дав Косому положить последнюю карту. – Покажи-ка, что у тебя в рукаве.

– Вот же приставучая девка! – вскричал Эйкити, метнув на неё злобный взгляд. – Ходишь за мной весь вечер, заглядываешь под руку, и всё-то тебе мало!

Уми не обратила внимания на брань, которая на неё посыпалась. За долгое время работы в игорном доме она и не такого наслушалась.

Эйкити собрался было положить карту на стол, но Уми перехватила его руку.

– Рукав выверни, – процедила она. – Откажешься – и больше я тебя к «Тануки» на пистолетный выстрел не подпущу, понял?

Косой Эйкити осклабился, но перечить не стал. Отшвырнув от себя карты, он по самые плечи задрал рукава своей засаленной рубахи.

– Ну на, любуйся! – Эйкити демонстративно затряс руками, на которых ровном счётом не было ничего подозрительного – только на правом предплечье была вытатуирована замысловатая иредзу́ми, изображавшая какое-то змееподобное существо.

– Опа, Эйкити, ты когда эт успел себе иредзуми набить? – вытаращил глаза противник Косого. До этого он и двух слов связать не мог, а тут даже будто бы немного протрезвел.

– Не твоего ума дело, – процедил Косой. На лицо его сразу набежала тень, словно собутыльник ненароком сболтнул лишнего.

До Уми же постепенно стало доходить, в чём тут дело. Рассмотреть бы только узор получше…

– Эйкити, где же ты сделал такую красивую иредзуми? – вдруг проворковала она, застенчиво улыбнувшись Косому. – Я никогда таких не видела! Дай-ка взглянуть на неё поближе.

Уми довольно лет прожила на свете, чтобы понимать: некоторые мужчины попросту не могли устоять против силы женской улыбки. К тому же ей не раз говорили, что она была красивой, – так почему бы не воспользоваться столь очевидным преимуществом?

Разительная перемена в настроении Уми не насторожила Эйкити: он был опьянён не только дешёвым саке, которым от него разило так, что глаза слезились, но и неслыханной удачей.

Поддавшись обаянию Уми, Косой Эйкити протянул ей правую руку. Уми заметила, как под её пристальным взглядом узор иредзуми немного зарябил – словно наваждение, наложенное на неё, стало рассеиваться.

Уми решила ускорить процесс, и потому крепко ухватила предплечье Эйкити. Она почувствовала, как Косой напрягся.

– Ты чего это удумала? – начал было он, но договорить так и не успел.

Иредзуми под руками Уми вдруг принялась извиваться, словно клубок червей, но она превозмогла отвращение и продолжала всё крепче сжимать хватку.

– Пусти! – услышала Уми чей-то приглушённый голос, который раздавался прямо из-под её рук.

Уми чуть разжала кулак, и из темноты на неё гневно сверкнули два отливавших красным глаза.

Татуировкой на руке Косого Эйкити на самом деле оказался ёка́й.

Сколько Уми себя помнила, она могла видеть их – духов, обитавших по соседству с людьми. Не все из них были маленькими и безобидными, но тот ёкай, которого она сняла с руки Косого Эйкити, явно не представлял для людей никакой угрозы. Это был маленький ящероподобный дух, облачённый в тёмно-зелёное кимоно. Он щёлкал зубками и косился на Уми своими красноватыми глазками:

– Отпусти меня! – снова заголосил дух, но Уми не вняла его мольбам. Сначала следовало выяснить, что он делал в игорном доме вместе с Косым Эйкити.

– Так и знала, что ты жульничаешь! – торжествовала Уми, крепко прижимая к себе духа, чтобы тот и не думал сбежать. Но ёкай, похоже, и не помышлял о побеге – напротив, со всеми удобствами расположился на сгибе локтя Уми и с нескрываемым любопытством принялся наблюдать за разворачивавшейся перед ним сценой.

Как и ожидалось, Эйкити ёкая в упор не видел, хотя его когтистые лапки, обутые в деревянные сандалии, висели чуть ли не перед самым носом Косого. Эйкити же не мог оторвать испуганного взгляда от своей руки, на которой не осталось и следа иредзуми.

– Куда ты её подевала? – он поднял на Уми глаза, полные непонимания. – Что ты сделала с моей иредзуми, приносящей удачу?!

Замешательство, охватившее поначалу Косого Эйкити, быстро сменилось злостью. Лицо его скривилось, словно от сильной зубной боли, и он подался навстречу Уми, будто бы собирался наброситься на неё.

Она отступила на шаг и сунула руку в карман хакама, где в кобуре дожидался своего часа револьвер, но извлечь оружие так и не успела. Между ней и Эйкити вдруг вырос Ёсио.

– Что-то ты сегодня совсем берега потерял, Косой, – покачал головой Ёсио, удерживая за шкирку рвавшегося к Уми Эйкити. – Иди-ка ты отсюда и проспись как следует.

Но Косой едва ли услышал хотя бы слово: его обезумевший взгляд был направлен только на Уми.

– Что ты наделала?! – вскричал он. – Ведьма! Верни мою иредзуми, верни!..

– Где бы тебе ни сделали эту татуировку, тебя обманули, – покачала головой Уми, пытаясь вразумить Эйкити. Руку из кармана она так и не вытащила: прохлада рукояти револьвера помогала чувствовать себя увереннее. – Тебе подсадили духа, который прикинулся иредзуми. Это ведь он управлял твоей рукой и давал возможность постоянно выигрывать, не так ли? Только вот я уверена, что, проснувшись завтра поутру, ты не обнаружил бы ни своих денег, ни иредзуми…

Но это было бесполезно, Эйкити и слышать ничего не желал.

– Всё ты врёшь! – продолжал буйствовать он. – Я так долго ждал шанса отыграться, а ты всё отняла у меня, всё, поганая ты сука!

Тут терпение Ёсио окончательно лопнуло. Он со всей дури впечатал Косого лицом в стол, отчего его крики разом стихли. Подвыпивший противник Эйкити, видя, что разборки приняли совсем скверный оборот, предпочёл поскорее смыться.

Из коридора на шум драки прибежала охрана – два здоровых бугая, один другого страшнее. Но увидев, что Ёсио и без них прекрасно справляется, они неторопливо вернулись на свой пост.

Ёсио же склонился над Косым Эйкити, который прижимал руки к разбитому носу. Косой с нескрываемым испугом таращился на него, на губы и подбородок лилась бордовая кровь.

– Никогда больше не смей оскорблять при мне Уми, – голос Ёсио звучал спокойно, но это было обманчивое затишье: так всё вокруг замирает, когда вот-вот разразится сильная гроза. – Ты понял меня?

Эйкити, похоже, тоже нутром почуял исходившую от Ёсио угрозу. Отчаянно закивав, он постарался отползти от него как можно дальше.

Уми же смотрела на Ёсио во все глаза. На её памяти он ни разу не поднимал руку на посетителей игорного дома, как бы они себя ни вели. Утихомиривать таких людей входило в обязанности охраны, а Ёсио лишь отмечал особенно буйных игроков, чтобы внести их в «чёрный список» и больше никогда не пускать на порог «Тануки».

Что же изменилось теперь? Почему он вступился за неё, да ещё и охрану отослал?

Ёсио, похоже, и сам невольно устыдился своей вспыльчивости. Гнев его рассеялся так же быстро, как и назрел, и Ёсио, не глядя на Уми, спросил:

– Ты как, в порядке? Он тебя не тронул?

– Всё нормально, – заверила его Уми. Ёкай, сидевший у неё на руках, звучно хмыкнул – но этого никто, кроме Уми, конечно же, не услышал. С того момента, как развеялась иллюзия иредзуми, ёкай перестал быть видимым и слышимым в мире людей.

С залитым кровью лицом и выпученными от страха глазами Косой Эйкити выглядел так, будто полжизни провёл далеко в лесу и лишь теперь впервые вышел к людям. Ёсио фыркнул и окинул его пренебрежительным взглядом.

– Убирайся отсюда, и чтобы ближайшие пару недель я твоей поганой рожи не видел. Усёк?

Эйкити испуганно закивал и собрался было последовать его доброму совету. Но путь ему перегородила Уми. Для девушки она была довольно высокой: над побитым Эйкити Уми возвышалась почти на целую голову.

– Где ты сделал эту иредзуми? – спросила она, всё ещё прижимая к себе духа.

Эйкити так вытаращился на неё, что Уми решила было, что он окончательно тронулся умом. Он продолжал испуганно моргать, словно боялся, что Уми тоже поколотит его. Но, собравшись с духом и судорожно сглотнув, Эйкити всё же прогнусавил:

– В барагаде.

– Где-где? – нахмурилась Уми.

– Он хочет сказать «в балагане», – неожиданно подал голос дух. – Бедняга, из-за расквашенного носа его речь ещё очень нескоро станет внятной.