Теннисные мячи для профессионалов

VII. В УПОР

Около шести утра Денисов спустился в дежурную часть. Окна здесь всю ночь оставались открытыми, и каждый раз на рассвете Денисов чувствовал себя словно в проветренном кабинете фтизиатра.

Дежурный принимал по телефону сводку, что-то писал.

— Возьми трубочку. — Он показал на зажегшийся на коммутаторе вызов.

Денисов подошел; звонили по одному из аппаратов прямой связи «пассажир — милиция», установленных в залах.

— Отдел милиции. Слушаю, Денисов…

— У вас утром вчера произошел случай на платформе… -Голос был молодой, с едва заметной одышкой.

— Произошел… — Денисов толкнул дежурного, но уже по тону его тот все понял, бросил сводку, припал к рации:

— Внимание всем! Срочно подойдите к постам прямой связи в зоне своих постов. Идет передача. Возьмите под наблюдение…

Дежурный включил еще диктофон, пошла запись.

— Вам что-нибудь известно? — Денисов тянул время.

— Поэтому и позвонил… — Потом, при многократных прослушиваниях, Денисов убедился: говорил не москвич, в интонации было что-то напевное. — Все знает носильщик! Жетон 46. Пусть скажет, куда он дел оружие…

— Товарищ пассажир!…

Звонивший не дал ему закончить:

— Я и так, кажется, сделал больше, чем другие. Надо ехать. Извините… — Разговор прервался.

— Вниманию постовых!… — Дежурный не отрывался от рации. — Срочно проверьте аппараты прямой связи… Узнайте у пассажиров… Кто звонил? Приметы?… Любые сведения, могущие помочь установить. Очень важный свидетель…

Через несколько минут начали поступать доклады постовых. Не повезло ни одному:

— Никто не заметил… Ни одного пассажира поблизости, как нарочно… Из второго зала не звонили…

Денисов посмотрел на часы:

«Передача началась в 5.48. — Ближайшая станция метро у вокзала по техническим причинам открывалась именно в это время. Звонивший приурочил разговор к отправлению первого утреннего поезда. Его уже нет на вокзале…»

Жена Салькова — угловатая, подстриженная под мальчика — недоуменно взглянула на младшего инспектора, Денисову же явно обрадовалась:

— Проходите! Как хорошо!

— На улице дождь. — Ниязов посмотрел на чистейший, натертый до блеска паркет.

— Ничего… — Она подтянула ногой резиновый коврик. -Проходите.

Они оказались в чистенькой кухне.

— Буду вас завтраком кормить! — На столе, под настенными часами, стояла тарелка с только что намытой зеленью.

— Наверняка не ели. Помидоры, картошка… Все с собственного огорода!

Оживление ее показалось Денисову наигранным. В доме что-то произошло.

Сальков из комнаты так и не появился.

— Как вы? Как Лина? — Она знала жену Денисова по комсомольскому оперативному отряду. — Наташа, наверное, уже в садик ходит?

— В младшую группу.

— Где ваш муж? — начал Ниязов.

Младший инспектор не был связан с Сальковой воспоминаниями.

— Муж? В сауне.

— Так рано? — Ниязов взглянул на настенные часы: не было еще и семи.

— Вообще-то мы рано встаем. — Салькова на вопросы Ниязова отвечала Денисову. — Может, он сейчас позвонит. Если по какой-то причине у них сорвется, поедем к моим родителям, в Ясенево.

Денисов ничего не сказал.

— Сауна далеко? — продолжил Ниязов.

— За городом.

— Мы поедем туда. — Он был прямолинеен, даже самый намек на дипломатичность отсутствовал.

— Если вы приедете, их перестанут пускать. Сауна от какой-то организации.

— Бригадир ездит с ними?

— Роман? Не знаю.

— Почему у них сегодня может сорваться?

Салькова объяснила:

— Обычно его подвозит товарищ. На своей машине. Вчера они не успели договориться, а телефона у него нет.

Денисову снова показалось, что она чем-то взволнована:

«И этот ранний отъезд Салькова. Действительно ли он поехал в сауну? А может, это каким-то образом связано с утренним сигналом по телефону?»

— Вчера ваш муж был дома? — спросил Ниязов.

— Он все вечера дома. — Салькова занервничала. — Или на работе, или дома. Смотрим телевизор, читаем. — Она вытерла руки. — У нас достижение: в последнее время Сальков стал книги покупать.

В комнате царил такой же порядок, как и на кухне. Квартира была однокомнатной. Сальковы жили вдвоем, детей не было. Цветной, на колесиках, телевизор оживлял набор стандартной импортной мебели. В секретере стояли популярные издания: Эдгар По, «Три цвета времени», еще несколько книг. Над письменным столом висела фотография футбольной команды.

— Моя библиотека в Ясеневе. — Салькова вздохнула. — У родителей.

— За мастеров играл? — Ниязов кивнул на фотографию.

— За дублеров «Локомотива». Я сейчас еще кое-что покажу.

С антресоли появился мяч с автографами мастеров.

— Гордится им!

Вернулись в кухню. Денисов чувствовал — Салькова так и не успокоилась, поглядывала на телефон. Все валилось у нее из рук.

— Что-нибудь произошло? — спросила она наконец.

— Труп на вокзале. — Ниязов обошел подробности. — Происшествие случилось в их смену. Не говорил?

— Сальков? Он про работу никогда ничего не рассказывает!

— О чем же говорите? — удивился Ниязов.

— Ни о чем. «Татьянка, грибной суп давно не делали…» Или: «Проводники с Ворошиловградского груши продавали. Десять рублей ведро…» Раз в неделю сауна. В выходные -преферанс. Футбол. Зимой — лыжи… — Она взглянула на Денисова. — Действительно ничего такого?

Денисов предпочел не говорить. Салькова поняла, сделала вид, что ничего не случилось:

— К столу! Все свежее. Картошка, помидоры…

Она достала красные глиняные тарелки. Отлила из кастрюльки воду. Денисов внимательно следил. Цвет картошки был необычный.

— Пусть Сальков голодным ходит, сам виноват. Такой завтрак… — Внезапно она изменилась в лице. — Картошка сырая. Забыла газ зажечь…

«Несколько лет назад Татьяну можно было спокойно обо всем расспросить. Теперь же…» Они распрощались.

— Что передать мужу? — спросила Салькова.

— Позвоним, если понадобится.

Улица встретила дождем, казалось, вторые сутки, пока занимались розыском, он лил, не переставая. В водостоках бурлила вода.

— Думаю, мне лучше здесь погулять. — Ниязов показал на автобусную остановку по другую сторону огромной, разлившейся на половину мостовой, лужи. — Подождать Салькова и с ним вместе приехать в отдел.

Оперуполномоченный ОБХСС, обслуживающий носильщиков, тоже относился к Салькову с недоверием.

— Коррумпирован…

Словцо было явно заимствовано из другого лексикона. Оперуполномоченный был немолод, долгое время работал преподавателем в средней школе милиции, последние годы дорабатывал на вокзале.

Он уточнил:

— Лебезит перед солидной клиентурой. Кто из пассажиров попроще — того просто не замечает. Один чемодан или сумку не повезет. — Он заговорил языком вокзального оперработника. — Тачка сразу ломается. Или сам делает ноги. Нет резона!

— И в этот раз тоже… — Денисов согласился. — Колесо вышло из строя.

— Но тот же рубль не упустит, если он, так сказать, «комиссионный». Перепродать что-нибудь своему же товарищу — носильщику или кладовщику. Или билеты сделать… — Он поднялся к шкафу, закрыл дверцу, вернулся к столу.

— А если что-то серьезное? — спросил Денисов.

— Кто знает? Помните: «Обеспечьте капиталу сто процентов прибыли!…» Политэкономию не забыл? — Он снова изменил накатанному разговору оперативников.

— Кто Салькова рекомендовал на работу? Бригадир?

— Роман. Они родственники.

В кабинет позвонили. Оперуполномоченный ОБХСС переговорил с дежурным, в конце разговора поставил в известность:

— Тут Денисов. Никто его не ищет?

Дежурный попросил передать трубку.

— На вокзале свидетель. Плетнева. Хочет поставить о чем-то в известность.

— Понял.

— Теперь насчет Инессы и Степанова. Которого ты привез ночью с Курского…

— Родители его приехали?

— Да. Сейчас все в ленинской комнате.

— И Инесса?

— И она, и замполит. Хотят все решить. Не забудь про Плетневу.

— Помню. — Он положил трубку.

— Я сужу о Салькове, принимая во внимание его роль в деле Стаса, — заметил обэхээсник. — Дельцы из отделения перевозки почты, грабежи и спекуляция в крупных размерах. Ты был тогда? Сальков прошел свидетелем.

— Я занимался на втором этапе. Как он выкрутился?

— На суде обвиняемые отказались от показаний в отношении его.

— А Сальков?

— Он с самого начала все отрицал. Была деталь, которая и сегодня кажется серьезной. По делу тоже проходил пистолет, и его тоже видели у Салькова.

«Все знает носильщик! Жетон 46… — Денисов снова вспомнил утренний разговор по аппарату «пассажир — милиция». — Пусть скажет, куда дел оружие…»

— В протоколах допроса тот пистолет упоминался?

— Ни-ни! Одни разговоры… Дескать, Стас купил у него пистолет, и очень недешево.

— Любопытно.

— Вообще же я заметил: от оружия, как от фальшивой монеты, просто не отделаешься…

— У меня просьба. — Денисов поднялся. — Необходимо знать: был ли Сальков вчера после смены на вокзале.

— Другими словами: приезжал ли он днем и зачем?

— Именно.

— Розыск идет туго, — посочувствовал оперуполномоченный ОБХСС.

— Многое непонятно. Особенно мелочи. — Денисов заговорил сбивчиво. — Моток проволоки, который я видел у элеватора, он лежал на виду. Сальков сразу поднял бы его, если бы действительно искал… Теперь этот звонок в дежурную часть. Все неясно, запутанно.

— Я бы на твоем месте не полагался на Салькова, Денис! -прощаясь, сказал обэхээсник. — Кстати, известно тебе, что он «Волгу» купил? Оформил на имя тестя.

«Все знает носильщик! Пусть скажет, куда он дел оружие…» — Денисов ни на минуту не забывал об этом разговоре. Либо звонивший оклеветал ни в чем не повинного Салькова. Либо? Либо действительно видел носильщика на платформе с оружием. — Денисов склонен был думать, что странное поведение Салькова в ту ночь давало основание в это поверить. — «Куда он дел оружие?»

Денисов зашел со стороны места происшествия. Даже днем в дальнем конце платформы было безлюдно и тихо.

Впадины на асфальте были наполнены водой, причудливыми формами напоминали цепи озер Большого Соловецкого острова, где Денисов служил. Короткий ливень прекратился.

«Никто не придет сюда без дела. — Денисов вздохнул. — Тем более ночью».

Дождь не смыл с трудом нанесенные криминалистом на асфальт меловые концентрические круги. Денисов осмотрелся. Место выброса гильзы действительно могло находиться рядом с погибшим.

Он прошел дальше по платформе. Впереди уже виднелись вагоны, переоборудованные во временные камеры хранения.

«Мог звонивший наблюдать за всем с платформы, оставаясь при этом незамеченным? Вряд ли. Сальков или Ниязов обязательно его бы увидели…»

Денисов огляделся. К электропоездам на десятом и одиннадцатом путях шли пассажиры.

«Из электрички! Конечно же. Из сцепа, что ночевал на платформе ближе других. Человек мог находиться в тамбуре, проглядывать пустые площади впереди… — Он подумал снова, не в силах преодолеть инерцию собственного мышления: — «Пусть скажет, куда он дел оружие…»

В динамике, установленном на мачте, что-то щелкнуло.

Перронное радио довело до общего сведения:

— Объявляется посадка… на поезд…

Дикторша еще объявляла порядковые номера вагонов, а от вокзала, впереди, запрудив ширину платформы, плотно, плечо к плечу, двигались отъезжающие.

Плетневу Денисов нашел у той же скамьи, близ у входа в багажное отделение, где и накануне. Еще издали узнал крупную, в куртке, фигуру. Рядом находилась ее юная копия, тоже склонная к утяжеленной полноте и плотно укутанная. У стены сбоку стояли их вещи.

— Вот! — Плетнева показала на дочь. — Только прилетела. Три дня не было самолета… — Она представила Денисова и дочь друг другу. — Пришлось билеты сдать, взять новые.

— Скорее едете?

— В 10.40. Я что хотела? — Она поправила на куртке у дочери «молнию». — Про убитого так ничего не открылось? Кто он? Чей?

— Пока нет.

— Тут женщина, на вокзале. Она его тоже видела. Даже говорила с ним. Я ее случайно узнала.

— Сегодня?

— Наутре. В зале. Рядом со справочным бюро.

— Какая она из себя?

— В красном плаще, молодая. Она там, у «места встреч». Слышали, по радио передают: «Если потеряли друг друга, встречайтесь…» Мы с дочкой тоже там встретились, а то б она — моя сладенькая — так бы и жила здесь, на вокзале.

— Ну, мамк… — Плетнева-младшая смутилась.

— Извините. — Денисов по рации разыскал командира отделения. — Узнайте в комнате отдыха: Инна рано утром спускалась в залы? Захарова…

— Которую обокрали в ресторане? На Курском?

— Да.

— Не спускалась, — сообщил командир отделения через несколько минут. — Никуда из комнаты отдыха не выходила. Сейчас в отделе.

— Спасибо. Конец связи… — Денисов выключил рацию. Он убедился — Плетнева вела речь о другой женщине — новом неизвестном пока свидетеле. — Вы покажете ее?

— Сейчас. Смотри за вещами. — Плетнева обернулась к дочери.

— Ну, мамк… Кому нужны наши шмутки?

Они зашли с перрона. Снова собирался дождь. На вынесенных из зала скамьях с сумками, с чемоданами, со связками обоев сидели готовые к отъезду люди. У ангара автоматической камеры хранения в ожидании свободных ячеек замерла молчаливая злая очередь; в стеклянных стенах прирельсового почтамта белел свет.

— Здесь. — Плетнева вошла в зал, пошла между рядами. Денисов на ходу вызвал по рации постового:

— Напомните дежурному про мусоросборники. Пусть не вывозят.

— Передам.

— А пока вызови в зал младшего…

— Тут. — Плетнева обвела глазами участок кресел, отгороженных проходом к справочному бюро. — Но почему-то не вижу. Неужели уехала?

— Не торопитесь. Место запомнили точно?

— Ее нет. — Плетнева подошла к седому, в очках, пассажиру у ряда кресел. — Утром тут сидела женщина. Молодая, в красном плаще. Не видели?

Он пожал плечами. Сидевшие поблизости молча оглянулись в их сторону.

Денисов прошел вдоль рядов. Как обычно, часть кресел в утренние часы пустовала. Пассажиры смотрели вдоль огромного, с ребристыми покрытиями поверху, наполненного людьми и эхом зала.

На одном из кресел Денисов заметил сумку с газетным свертком. Из него выглядывало полотенце, женские туфли.

Он подошел к сидевшей рядом женщине — пожилой, с тусклым лицом, в габардиновом, отслужившем срок пальто:

— Ваше?

— Нет. — Женщина посмотрела вопросительно.

— Кто хозяин?

— Она скоро придет.

— Молоденькая? В красном плаще? — Плетнева тоже подошла.

— Знаете ее? — спросила женщина.

— Она и есть, — сказала Плетнева.

Денисов поинтересовался хозяйкой оставленного в кресле свертка:

— Не говорила, куда ушла?

— В прокуратуру. На прием. Муж у нее сидит.

Женщина в габардиновом пальто не спросила Денисова, кто он, по какому праву задает вопросы; вокзальное общежитие устанавливало особые правила общения людей на Дороге.

— В какую прокуратуру? Сказала?

— Нет.

— А что с мужем?

— Бухгалтер. Что-то с нарядами.

— Откуда она?

— Из Кривого Рога.

«В Прокуратуру СССР…» — подумал Денисов.

У входа в зал появился младший инспектор, он ничем не выделялся среди других пассажиров, не спеша прошел в очередь к справочному бюро.

— Видишь меня? — спросил Денисов по рации.

— Вижу.

— Сумку в кресле? Со свертком.

— Тоже.

— Останешься в зале. Как только за вещами придут, дашь знать. Я тем временем попробую перехватить их хозяйку в ином месте.

— Вас понял.

В приемной Прокуратуры СССР находились несколько женщин; одна из них, в красном, точнее, бордового цвета, плаще сидела впереди, против двери.

Денисов вышел, постоял у входа.

Двор прокуратуры был пуст. Два милиционера внутренней охраны — чубатые, в одинаково сбитых набок синих, с красными околышами, фуражках — быстро и тихо говорили о чем-то радостном, тайном, довольные друг другом, службой в столице. Они не обратили внимания на своего коллегу в гражданском, стоявшего у входа.

«Дончаки», — почему-то решил Денисов.

Он прошел за ворота. Стоя перелистывал записную книжку. Презент французской фирмы — изготовительницы несгораемых шкафов «Фише-Бош» изрядно поистрепался, страницы, даже обложка были исписаны в разных направлениях, приложение — «Развитие средств взлома во Франции за двадцать лет» — было попросту утеряно.

Он нашел нужную таблицу:

«Признаки выстрела в упор. Разрыв кожи, а одежды — с расстояния не более 5-7 см…» «С близкого расстояния…» «Копоть хорошо видна при выстрелах на расстоянии до 15 см; при выстрелах на расстоянии от 15 до 30 см слабо заметна. При выстрелах на расстоянии свыше 30 см отсутствует. Порошинки…»

Женщина появилась минут через двадцать. Взгляда на нее было достаточно, чтобы понять:

«Неуспех!»

Женщина шла устало, как бы безразлично, она даже не положила в сумку жалобу с подколотыми, обязательными, приговором и определением суда второй инстанции.

Он все-таки подошел:

— Отказали?

— Да. Решили, что нет смысла истребовать дело для проверки. — Женщина приняла его за товарища по несчастью; она открыла сумочку, спрятала бумаги.

— В Верховном суде были?

— Только в республике.

— Значит, еще в Верховный суд Союза.

— Вся надежда…

Они вышли на Пушкинскую, свернули в направлении метро. Людей по эту сторону улицы было немного. В комиссионном на углу Пушкинской и Столешникова в витрине переливались меха.

— Может, не так изложила… — Мыслями женщина еще находилась на приеме у прокурора. — А может, лучше было идти адвокату? Не знаю. Что хочешь думай. Хотела, чтоб поняли, кто я, кто Гриша…

— Ваш муж?

— Да. Чтоб все объяснить. Как приехали после института, начали работать. Жили без удобств, когда ребенок родился… — Она вздохнула. — Как Романов пришел и Гришу главным поставил, как обхаживал. Как в передовые комбинат стали выводить…

— А наказание?

— Шесть лет. Гром среди ясного неба… — Она достала платок, поднесла к глазам. — А что у вас?

Денисов представился, она безразлично взглянула на него.

— Я ждал, чтобы поговорить. — Он одной фразой рассказал о случившемся на платформе. — Несчастный случай с человеком, который перед тем разговаривал с вами. Мы не знаем, кто он, не можем оповестить родственников…

Она вспомнила:

— Мне говорили: нашли на перроне мертвого…

— Что он рассказывал о себе?

— Жаль, что вы потратили время: ничего! Мы и говорили-то полминуты.

Ближе к центру людей на Пушкинской становилось больше, Денисова и его спутницу оттеснили к зданию постройки начала века — скучному, выглядевшему пустым, никто в него не входил. Женщина остановилась.

— Посидеть бы, — сказала она жалобно; туфли были новые, очевидно, тесные; старые остались в газетном свертке, на вокзале.

Денисов открыл дверь в подъезд, внутри здание оказалось таким же пустым, скучным; лифт не работал, пока Денисов с женщиной стояли в вестибюле, никто ни разу его не вызвал.

Женщина сняла туфли, встала на кафель:

— Какое облегчение… Господи, о чем думаю, когда горе такое! Гриша в тюрьме! — Она достала носовой платок, поднесла к глазам. Денисов лучше рассмотрел ее: лет тридцати, с аккуратными, словно выточенными чертами маленького лица, называемого кукольным.

— Этот человек на вокзале сам подошел? — спросил он.

— Да. Позавчера.

— Вечером?

— Около десяти. Я сидела недалеко от справочного бюро… Знаете?

— Да.

— У меня тетрадь, я в нее записываю. Готовилась к приему у прокурора… — Она вздохнула. Подумав, достала из сумки коленкоровую тетрадь, бросила на кафель, под ноги. — Чтоб не застудить. Все равно нечего записывать.

— Не надо отчаиваться.

— Так думаете?

Они помолчали, она продолжила:

— Подошел, полюбопытствовал, что пишу. «Не стихи? Давно наблюдаю за вами…»

— Вы рассказали о своем деле?

— В двух словах. Он извинился. Минутное вокзальное общение.

— Кто он, по-вашему? Откуда?

— Понятия не имею. Человек интеллигентный, воспитанный. По-моему, ждал поезда.

— Он был один?

— Да.

— С вещами?

— Держал портфель. Довольно старый. — Она замолчала.

Рядом с лифтом висело несколько вывесок, они объясняли малонаселенность подъезда, отсутствие детских колясок, хлопанья лифта:

«Фирма СОРИС — Франция

Промышленные реализации и торговля.

3-й этаж, кв. 21».

Другая вывеска принадлежала «Пренса-Латина» — «Латиноамериканскому информационному агентству».

— Вы видели его всего раз — когда подходил?

— Что вы спросили? — Мысли ее снова были поглощены своим.

Денисов повторил.

— И потом видела. И до этого тоже. За сутки многие примелькались. Он в том числе.

— Вам показалось — он сутки провел на вокзале?

— Появлялся, исчезал. Я припоминаю. Его будто что-то тяготило. Не находил себе места. Из зала — на перрон, снова — в зал. Ночью видела на платформе.

— Одного?

— Шла посадка. Мне кажется, он был один.

— С портфелем?

— Не обратила внимания. Вокруг суета, носильщики… Вспомнила! Стоял один. Закрыл глаза рукой. Словно ему плохо.

— Вы заметили многое. Спасибо.

Женщина посмотрела на часы, заспешила:

— В юридическую консультацию надо бежать. — Она ногой нащупала туфлю.

Денисов достал визитную карточку:

— Вы ведь вернетесь на вокзал. Пожалуйста, найдите меня. Или позвоните. Надо записать. Может, что-нибудь еще вспомните. Сейчас все важно. Любая мелочь.

В автомате на углу он набрал номер дежурного:

— Из ОБХСС мне ничего не передавали?

— Есть. Читаю: «Вчера после смены видели на вокзале».

— Понял. Сальков в отделе?

— Носильщик? Только что приехал с Ниязовым. Оба у Королевского.

— Пусть не отпускают. Сейчас буду.

— Интересно… — Сальков обвел глазами арочный свод, стрельчатые с широкими подоконниками окна. — Никогда здесь не был. — Все, кто попадал в не подвергшуюся реконструкции часть вокзала, говорили то же и в почти одинаковых выражениях. — Только мрачновато.

— Начало века, не знали, какими строить вокзалы… -Денисов всегда отвечал одинаково. — В сауну попал?

— Да нет.

— Не встретился с приятелем?

— Встретился. — Сальков поднял белесые глаза, ресницы над ними были еще светлее, как выгоревшие; старался понять, куда клонит Денисов.

— Он из наших, с вокзала?

— Нет. — Денисов почувствовал небольшое, сосем незаметное напряжение. — Ты его не знаешь… — Красноватое лицо носильщика повернулось к окну. Сальков явно предпочитал темы, связанные с вокзалом, со станцией. — Третью платформу совсем не убрали. У нас в бригаде строже… — В отсутствие поездов носильщиков привлекали к уборке. — У Романа не отсидишься!

Денисов выслушал комплименты Салькова в адрес родственника-бригадира:

— Скажет только: «Шестьдесят пятый, сорок восьмой, пути убрать!» Мы уж бежим!

Роман был коренастый, с желтоватыми на широком неподвижном лице глазами; носильщики слушались его беспрекословно.

— Жетоны вам закрепили постоянно? — спросил Денисов.

— Теперь постоянно. Раньше, какой дадут: сегодня сто седьмой, завтра двадцатый…

— У тебя, по-моему, всегда был сорок шестой.

— Это точно. — Сальков осторожно вздохнул, глядя на часы. — Время-то как бежит, сейчас бы в зал куда-нибудь. В футбол постучать.

— На этой неделе игр нет?

— Из Видного ребята договаривались на субботу. Наверное, что-то не получилось.

— С Малаховкой играли?

— С Малаховкой? Нет. — Сальков продолжал томиться, снова посмотрел на часы — легкие, с кнопочками, соединенные пластмассовым браслетом.

Денисов поднял трубку — напрямую соединился с дежурным:

— Степанов здесь?

— И Инесса. И родители тоже. Вроде все устраивается. Все согласны.

— Кроме ее матери?

— Ее пока не спрашивали.

— Степанов пусть пока не уходит. Через несколько минут я позвоню. — Он положил трубку.

— Не Татьянка приехала за мной? — Сальков кивнул на аппарат.

— Нет.

— Волнуется. Я говорю: «Чего волноваться? Труп обнаружили на вокзале. Я шел, увидел…» — Он изменил тон. — Не установили, откуда пострадавший, чей?

— Нет.

— Установите…

— Вчера приезжал на вокзал?

Сальков подумал:

— После смены? Приезжал.

— Зачем?

— Дело одно.

— Важное?

— Так… — Он уже, не скрывая, намекнул на желательность прекращения разговора. Поднялся. — Побегу, пожалуй?

— Хочешь, скажу, зачем ты приезжал на вокзал?

Сальков снова сел. Тронул белый пушок на подбородке.

Телефонный звонок был некстати. Звонил эксперт-криминалист — разыскивал следователя; на худой конец был не против порезонерствовать со старшим опером, располагал для этого достаточным временем:

— По поводу заключения. С судебным медиком мы пришли к единому мнению. Такое бывает нечасто. Как считаешь?

— Наверное.

— Тебя знакомили с содержанием?

— Отчасти.

— Только частично?! С совместным заключением судебно-медицинской и судебно-баллистической экспертиз?! Я правильно понял?!

— Да нет.

— Это же важно! Наличие копоти и порошинок в объеме, указанном нами, свидетельствует о том, что выстрел был единственный! Явившийся смертельным! Произведен непосредственно на месте обнаружения трупа. В упор… Понимаешь, в упор! А учитывая странность его поведения…

Звонок эксперта повлек серию коротких и длинных суматошных телефонных переговоров.

Из Лефортовского морга позвонил Кравцов, ему, как и Денисову, тоже было неудобно разговаривать. Предпочел объясниться обиняком:

— Жаль, что мы не можем узнать о настроении пострадавшего…

— Именно о настроении? — Кравцов и эксперт-криминалист говорили примерно об одном и том же. — Не ошибаешься?

— Нет. Понимаешь меня?

— Был ли чем-то подавлен в предшествующие сутки?

— Именно. Не высказывал ли тяжелых мыслей, разочарования…

Кравцов намекал на возможность самоубийства.

— Возможно такое направление?

— Скорее всего. Подробности по приезде.

— А что медик? — Вопросы о роде смерти — убийство, самоубийство — были вне компетенции экспертов, но их мнение принималось во внимание.

— Считает наиболее вероятным. «Не удивился бы, узнав, что была записка: «Никого не винить…»

Следующим в трубке раздался женский голос:

— Товарищ Денисов? Это Савченко… Вы подходили у Прокуратуры Союза. Насчет человека на платформе.

— Да, да. Где вы?

— В юридической консультации. Звоню, чтобы не забыть.

— Слушаю.

— Я подумала. Мне кажется, человек тот кого-то ждал.

— На вокзале?

— Да. Кто-то должен был приехать. Поэтому не уходил от справочного бюро. Ведь там «место встречи»! Когда объявили: «Пассажир такой-то, подойдите к справочному бюро…» -даже вздрогнул.

— Его не объявляли?

— Нет. А по говору он откуда-то от нас! Южанин. Все, что я вспомнила, пока ехала…

Сальков ждал окончания переговоров, взгляд белесых глаз был тревожен.

— Еще минуту. Извини… — Последний звонок, в дежурку, Денисов сделал сам. — Степанов ждет?

— Да.

— Сейчас я решу: нужен он или нет. — Денисов положил трубку. — Степанов — тот парень, что просил у тебя закурить, — объяснил он Салькову. — За платформой. У элеватора. Помнишь?

— Ну. — Ответ ни к чему не обязывал.

— Степанов подтвердит, что ты следил за пострадавшим. Тебе что-то было известно.

— Откуда, Денис?!

— Есть еще очевидец…

Им снова помешали. В трубке раздался голос, мило коверкавший «л» и «р».

— Это Елена Дмитриевна Сазонова. Вы Денисов? Николай Алексеевич стоит рядом, передает вам привет и дергает за руку с тем, чтобы я уложилась в отведенные три минуты. Он считает, что я немножечко языкатая… Ничего, что я позвонила? Мы все время думаем о том человеке. Семья его нашлась? Нет? Можем мы чем-то помочь? Николай Алексеевич мог бы написать своим друзьям. Может, кто-то бы откликнулся? От кого-то же он узнал про Окуневых, про нас!

— Мои товарищи уже этим занимаются…

— А еще мы приглашаем вас приехать. В любое удобное для вас время. Конечно, вы заняты. Я помню, как сама работала и с первой получки купила маме заварной чайник, а себе -длинные, по локоть — белые перчатки… Николай Алексеевич дергает меня. Заканчиваю. Вы хотели поговорить с домработницей. Я звонила ее свекрови: Зоя Федоровна приедет завтра…

Сальков с трудом дождался окончания разговора:

— Ты хотел что-то сказать, Денис?

— А ты?

— Что я могу добавить?

— Я знаю, зачем ты после смены приезжал на вокзал.

— Я?!

— За оружием. Ты подобрал его на платформе. Рядом с трупом. Спрятал. А на другой день приехал и взял.