Тень быка

Глава 8

Было воскресенье. Маноло пошел на Мессу один, а после церкви отправился к Хайме домой. Пришлось спрашивать дорогу, и люди, как всегда, узнавали его. Семья Гарсия жила в самой бедной части Арканхело, в покосившемся домике, навалившемся на соседний. Новость о приходе Маноло опередила его самого, и Хайме уже ждал на пороге.

— Маноло! Ты по делу пришел?

— Твой брат дома?

— Зачем он тебе?

— Извини, не скажу. Можно мне с ним поговорить?

— Ну заходи. Он дома, вот только папа тоже дома, а он тебя не любит.

— Почему? Я и не видел его никогда.

— Ты сын Хуана Оливара.

— И что?

Не успел Хайме ответить, как на пороге появился его отец. Он был довольно маленького роста, ему явно не мешало бы подстричься, а особенно побриться. Глазки у него были маленькие, но очень блестящие.

— Вот это да! — насмешливо протянул он. — Великий сын великого отца! Чем же мы обязаны чести такого посещения?

— Сеньор Гарсия, — сказал Маноло, слегка наклонив голову.

— О большем счастье и мечтать нельзя, — воскликнул тот, всплескивая руками в притворной радости. — Входите же, входите, великий сын великого отца.

— Он издевается? — шёпотом спросил Маноло, которому было очень не по себе от того, что взрослый так себя ведёт.

— Просто немного ревнует, — прошептал в ответ Хайме.

— Великий сын великого Хуана Оливара, не соизволите ли присесть? — хозяин кивнул на деревянный стул посреди почти пустой комнаты.

— Нет, спасибо. Я только зашёл к вашему сыну Хуану.

— Зачем это тебе понадобился мой бестолковый сын?

— У меня к нему личное дело; можно с ним поговорить прямо сейчас?

— Он всё ещё спит. В Севилью мотался. С быками играл на чьём-то пастбище, — Гарсия горько усмехнулся, — и вроде немного задело его. Что ж делать, Хуана на тьенты не приглашают. Но хватит о нём! Ты в точности похож на своего отца в твои годы. Тоже собираешься быть величайшим испанским тореро ?

Маноло не нравилось, что над ним смеются, но как отвечать, он не знал.

— Папа, пусти его к Хуану, — попросил Хайме.

— Не сейчас! Сперва мы немного поговорим, — ответил тот, оборачиваясь к Маноло и снова кивая на стул. — Сядь, я кое-что тебе расскажу.

Маноло послушался, в основном чтобы успокоить собеседника. Ему было жутко. Если бы не Хайме, он убежал бы.

— Ты ведь не знал, что мы были знакомы с твоим отцом? — Гарсия ухмыльнулся, а Маноло покачал головой. — Я видел, как он убил первого быка на знаменитой тьенте графа де ла Каса. Никто меня не приглашал посмотреть на юное дарование. Я сам туда пробрался, — тут он снова ухмыльнулся, — и спрятался на дереве. Так и сидел, — он ткнул пальцем в потолок, — на ветке, как птица какая-нибудь.

— Зачем ты ему это рассказываешь? — тихо спросил Хайме.

— Пожалуйста, продолжайте, — подал голос Маноло. Ему хотелось знать, как этот человек был связан с его отцом.

— Вот видишь, Хайме, твоему приятелю интересно, — сказал тот, вновь ухмыляясь. — Там я, значит, и сидел, вроде птицы, а папочка твой сражался со своим первым быком. Он в жизни не хотел стать тореро, или, скажем, никто кроме той цыганки, которая нагадала ему столько славы, не подумал бы, что он хочет сражаться с быками. А вот я, который там на дереве сидел, уже с дюжиной быков на пастбищах поиграл, и на арены прыгал, и в тюрьму попадал за это. Но меня никто не позвал, хоть я обе руки бы отдал, с ногами вместе, чтоб только быть там, где твой отец, — на арене, с собственным быком, и творить историю.

Потом у нас с ним всё по-разному сложилось. Я всегда пытался — и не добился ничего; а он вроде ничего не делал — и стал первым во всей Испании. С быками-то я сражался, как же! Обычно с теми, с кем уже сразились пару раз, — это которые только на людей бросаются, потому что их уже с толку сбили мальчишки вроде меня или моего сына Хуана. За это самоубийство мне сроду не платили, но я надеялся, дурак, что чем больше ран я соберу, тем скорее меня кто-то заметит и возьмёт на настоящую арену.

Он снова рассмеялся, и Маноло в смущении опустил глаза.

— Вот так вот оно и шло. У меня восемнадцать ран, одна аж от колена по бедру и дальше на спину. Это меня так покалечило через две недели после другого случая, когда рог угодил почти что в правый глаз, — он наклонился к Маноло и показал на глаз. — Он слепой, но со стороны незаметно. В общем, встретились мы с твоим папочкой опять. Он тогда уже очень знаменитым тореро был. После тех двух ранений я решил попроситься к нему в бандерильеры. У него как раз одного бык убил, так что новый был нужен. Пошёл, значит, я к нему наниматься. Он меня взял. Почти что целый месяц я с ним проработал. А потом, — продолжил он с ещё более горькой усмешкой, — он меня выгнал. Потому что я правым глазом чего-то там не заметил. И твой папаша решил, что я пьян и не могу как следует работать.

— Но он же не знал! — торопливо сказал Маноло. — Он понятия не имел, что у вас что-то с глазом!

— Правильно, не знал. И никто про это не знал. Иначе он и нанимать меня не стал бы. В общем, выгнали меня, и деваться мне было некуда, — я ведь только и разбирался, что в быках, а кому нужен полуслепой бандерильеро? А сейчас мой Хуан ни о чём, кроме быков, и слышать не хочет. Но разве он станет матадором? Да никогда! В жизни ему матадором не стать. И если б я даже мог, пальцем для него не пошевелил бы. А знаешь, почему? Потому что все против нас. Мы, Гарсии, невезучие. И цыганки никакой не надо, как и тебе не надо предсказывать, что ты везучим родился и что станешь матадором.

Он встал. «У него не только тело, но и дух покалечен…» — подумал Маноло, и ему стало жалко его. Слишком беспомощно свисали его руки, слишком неустойчивыми казались ноги. Калекой он не был, но двигался, как калека.

— Сын Хуана Оливара, а не Мигеля Гарсии станет матадором! — закричал он. Горечь уродовала его лицо. — И что же ты знаешь, великий сын великого отца, о нашей великой корриде ?

Он стоял над Маноло, ожидая ответа, и впервые тот ощутил на себе груз вины. «Я ведь в чём-то отвечаю за его разбитые мечты!» — подумал он. Но он и сам не знал, что это может быть за ответственность.

— Я слышал, — сказал сеньор Гарсия, на этот раз спокойно, смягчённый его молчанием и тем, как он опустил глаза, — что граф выбрал для тебя быка, и что ты с ним сразишься следующей весной.

— Да.

— Всё будет точно как с твоим отцом. Великий Кастильо небось тоже приедет?

— Вряд ли.

— Обязательно приедет.

— Однажды Кастильо папу видел, на маленькой арене, — быстро перебил Хайме, боясь, видимо, что отец его остановит, — и написал, что он прекрасно закалывает быков. Как там точно было, папа?

— Не помню, — мрачно ответил тот. — Ты хочешь быть тореро, как твой отец? — он внимательно смотрел на Маноло.

— Не знаю, — ответил несчастный Маноло.

— Ах вот как, не знаешь? Ты даже не любишь корриду той особенной испанской любовью, которая вроде отравы, которая проникает в кровь и калечит самых сильных мужчин? Ты не знаешь, что такое просыпаться утром с одной только мыслью — сразиться с быком, встать лицом к лицу со зверем, несущим смерть на рогах? Ты не знаешь, как забывают о семье, о здоровье и даже о Боге? Я встретил как-то парнишку, который убил женщину. И знаешь, почему? Чтобы получить возможность сразиться с быком. Её муж, который всё устроил, оказался дешёвкой и подсунул мальчишке быка, с которым уже кто-то дрался. Так что он тоже погиб, — но думаю, ему было всё равно. Пойми, никто другой не подпустил бы его к быку. Раз ты не знаешь, что может сделать с человеком любовь к корриде, к чему она принуждает, ты и правда везучий парень.

— Да люблю я корриду ! — крикнул Маноло.

— Но ты же только что сказал, что не знаешь, хочешь ли быть матадором. Эй, Хайме, он ведь так и сказал?

— Папа, оставь его в покое.

Маноло хотел убежать, но вдруг у него возникла мысль. Он может чем-то помочь этому человеку, хоть немного возместить ему то, что у него было, а у Гарсии нет.

— Сеньор Гарсия! Я как раз из-за любви к корриде и хочу поговорить с вашим Хуаном.

— Ну?

— Я хотел, — продолжал Маноло с улыбкой, — позвать его пойти со мной на тьенту. — Он не врал. Пришёл он не для того, чтобы позвать Хуана, но теперь-то он позаботится о том, чтобы ему позволили прийти. Он был уверен, что граф против не будет.

Гарсия с сомнением посмотрел на него.

— Я попрошу графа, чтобы ему разрешили, — добавил Маноло. — И ещё попрошу, чтобы Хуану дали сделать несколько выпадов.

Бывший матадор протянул к Маноло дрожащую руку.

— Ты что, правда это сделаешь? — переспросил он, стараясь скрыть слезы. — Ты такое сделаешь… для моего сына?

— Маноло, как же здорово! — воскликнул Хайме.

— Ему только надо, — на этот раз совсем тихо сказал отец, — ему только и надо, что разок себя показать. Чтобы увидел кто. Я знаю, он будет молодцом. Точно знаю.

— Можно я сейчас зайду к Хуану? — попросил Маноло. Он дал себе слово, что не просто позовёт Хуана Гарсию на тьенту, а будет настаивать, пока тот не согласится.

Хайме отвёл его в комнату брата. Когда они вошли, Хуан всё ещё спал. На его правой щеке и под глазом чернел большой синяк.

— Бык сильно ударил его вчера, — сказал Хайме, стаскивая с брата одеяло. — Хуан, проснись!

Тот открыл глаза.

— Сильно болит? — спросил Маноло. — Глаз тебе не повредило?

Хуан поморгал, откинул волосы и улыбнулся гостю.

— Ясное дело, всё в порядке. Уж я не ослепну, как старик мой. А что ты здесь делаешь?

— Он хочет попросить графа, чтоб ты пришел на тьенту.

Хуан сел на кровати.

— Ты не шутишь?

— Я постараюсь достать тебе приглашение, — теперь Маноло был уже уверен в успехе. — Обещаю, что ты там будешь!

— А знаешь, — сказал, улыбаясь, Хуан, — я ведь собирался пробраться на то самое дерево и смотреть оттуда.

— Я с тобой ещё кое о чем хочу поговорить, — добавил Маноло. — Только Хайме, можно мы сами…

— Ну раз ты мне не доверяешь…

— Да нет же, просто дело такое… — улыбнулся Маноло.

— Хорошо, секретничайте на здоровье, — Хайме притворился обиженным.

Как только он вышел из комнаты, Хуан выжидательно посмотрел на своего гостя.

— Я думал… То есть, я хотел… — забормотал Маноло.

— Может, ты хочешь, чтобы я поучил тебя делать выпады?

— Да нет. Я думал, если ты ещё соберёшься на пастбище, то мог бы взять и меня.

— Не нужно тебе такое, — ответил Хуан, потирая бок. — Слишком это опасно. Если бык тебя не боднёт, остаются сторожа. Тебе-то незачем рисковать.

Он сбросил одеяло и резко встал. На его ноге Маноло заметил длинный шрам.

— Ты сын Хуана Оливара. Стоит только захотеть — и тебе предоставят сколько угодно быков.

— Но… я ведь не знаю…

— Не знаешь, так ли ты хорош, как твой отец с первым своим быком? Раз не тренировался с животным?

— Ну да.

— Не волнуйся: таких, как твой отец, наверное, и нет на свете. Да кроме того, никто не ждёт, что ты вообще умеешь пользоваться плащом. Ты тренировался когда-нибудь?

— Да.

Хуан прищёлкнул языком и погрозил Маноло пальцем перед самым его носом.

— Стыдись! — улыбнулся он.

— Никому не расскажешь?

— Ну что ты?! За кого ты меня принимаешь?!

— Просто не хочу совсем уж всё испортить, — объяснил Маноло; ему было легко с этим мальчишкой, который всё понимал. — Я знаю, что не могу быть как отец, но не хочу всех так разочаровать, чтобы им даже стыдно за меня стало.

— Я придумал, — Хуан накинул куртку поверх пижамы. — Во внутреннем дворе бычьей арены как раз есть бычок на завтрашний вечер. Пойдём сегодня ночью с ним поиграть, хочешь?

— Замечательно!

— В два ночи я за тобой зайду.

— Спасибо тебе, Хуан.

— Брось. Это я должен спасибо сказать, за то обещание.

— Ты знаешь, где я живу?

— Ну кто же в городе не знает, где дом Хуана Оливара?!