Тень, дракон и щепотка черной магии

Тьма

Настал новый день. Зигфрид почувствовал, как солнышко пробивается сквозь занавески и тихонько греет мордочку и одеяло – он потянулся, довольно вытянул хвост стрункой и от радости собрался уж было вздремнуть еще.

Так уж повелось, что Зигфрид очень ответственно относился к распорядку своего дня. Несмотря на то, что порою по велению музы ему приходилось засиживаться глубоко за полночь, рассвет очень редко находил его спящим. Дракончик вставал рано и принимался хлопотать по хозяйству. И надо же было такому случиться, что накануне ночью муза посетила Зигфрида заметно позже, нежели он к тому привык, а посему даже бдительная совесть и чуткий организм не уберегли его от страшного.

Осознание беды пришло к нему в самый сладкий момент, когда он был готов забыться в блаженстве возобновленного сна. Слишком яркий свет и необычная бодрость воздуха запоздало ворвались в его сонную голову, и Зигфрид как ошпаренный подскочил на кровати и остался сидеть. Его ночной колпак съехал набок, а глаза открылись шире обычного.

Проспал!

Дракончик, не тратя время на завтрак, схватил дражайшую тетрадку и что было мочи припустил в направлении города. Солнце плыло высоко над горизонтом – полдень близился. Зигфрид чуть не плакал от обиды и был очень зол на себя. Ах, кабы ему удалось добраться до площади раньше всех –никто не посмел бы потом указать на Зигфрида лапой и сказать: Зигфрид тайком прошмыгнул на площадь и подружился с Тенью! Глупая, глупая надежда! Но насколько же легче живется в драконьем мире, когда у вас есть надежда и цель…

Вот и стены близко, вот городские ворота выплыли из-за холмика! Чу! Что это впереди, будто черный дым поднимается вдали навстречу голубому небу! Скорее, скорее к площади.

Чем ближе к площади, тем пасмурнее вокруг становится, тем тяжелее бежать. Это не дым – это густые тучи, которые ни с того ни с сего заполонили все небо над городом. То и дело зловещая молния пронзает черноту фиолетовой вспышкой, и тогда становится видно, что тучи клубятся и дышат, словно живые.

Вокруг тишина, Плаксингтон будто опустел – все ставни закрыты, двери заперты, на улицах ни души. Жуткое зрелище! Скорее, на площадь!

Но нет – опоздал! Издалека доносится бой часов – двенадцать! Полдень настал. Удар за ударом возвещает о непоправимом!

Предательская слезка щекочет драконий глаз и стекает вниз, падает на мостовую – дракончику обидно, он сжимает кулачки. Он отгоняет от себя грустные мысли и бежит вперед, не разбирая дороги. В прошлый раз Тень опоздала на встречу – авось, не ушла еще, думает Зигфрид, пытаясь подбодрить себя. И это ему удается, пока он не вспоминает о страшных, тягостных тучах – откуда они, что же произошло?

Зигфрид ускоряет темп, он даже машет немного своими маленькими бесполезными крылышками – сегодня все средства хороши. Ни один дракончик в истории Плаксингтона еще не бежал так быстро! Никогда, даже в дни распродаж, дистанция от ворот до рынка не была покрыта столь стремительно!

Отчаянный бросок закончен – запыхавшись, дракончик стоит на площади.

***

А что же горожане, что же остальные дракончики? Где были они в этот судьбоносный час?

Бравые дракончики, плотно накануне отужинав и осознав весь ужас своего незавидного положения, не на шутку перепугались и закупорили свои домики еще с вечера. Кто-то, тот, кто похрабрее, крепко накрепко затворил ставни, занавесил для верности окна и запер входные двери на все имевшиеся в хозяйстве замки. Кто-то (чтобы никого не обидеть, будем называть их более рассудительными дракончиками) на всякий случай забаррикадировал двери при помощи комодов и заколотил ставни гвоздиками. Рассудительнее всех оказался господин градоначальник. Бедняга Патриций принял все возможные и невообразимые меры, дабы исключить проникновение в дом подлой захватчицы. Будучи лидером общины и натурой чрезвычайно изобретательною, он счел нужным спрятаться в подвале. Вход в указанный подвал караулили четверо дракончиков-прислужников, вооруженных метлами; их храбрые головы за неимением более подходящего доспеха украшали ведра, которые наши почтенные стражи натянули себе на глаза, чтобы ничего не видеть. Ноги всех четверых дракончиков ощутимо тряслись, а кончики хвостов нервно торчали кверху. Сам же Патриций в это время отыскал в подвале старый пустой шкаф и, прихватив с собою кусок пирога и флягу водицы, схоронился там на сутки.

Ночью дракончики спали плохо, просыпаясь от малейшего шороха, а с утра пораньше продолжили усердствовать в укреплении своих самодельных фортификаций, то и дело посматривая при этом на часы. Когда стукнуло одиннадцать, рассудительная половина города не сговариваясь припала к полу, закрыла глаза и заткнула уши лапками, чтобы ничего не видеть и не слышать. В половину двенадцатого, сама того не подозревая, храбрая половина последовала примеру рассудительных дракончиков, избрав, однако, более достойный метод для своего временного отрешения: храбрые дракончики предпочли спрятать головы под подушки. Особо стойкие даже сочли нужным немного подремать.

Из-за столь отчаянных мер никто из жителей города так и не узнал, что произошло на площади в тот судьбоносный день.

А произошло вот что.

Зигфрид, отдышавшись и удостоверившись, что ни одна страничка не выпала, пока он бежал, из драгоценной тетрадки, посмотрел на небо. Здесь, над площадью, тучи были самыми густыми. Они не пропускали сквозь себя ни одного лучика и, если бы не синеющее вдалеке полуденное небо, наш герой решил бы, что ни с того ни с сего настала ночь. Впрочем, даже маленького кусочка ночи над головой было вполне достаточно для того, чтобы напугать бедного Зигфрида. Дракончику было очень неуютно. Он надеялся, что разговор с Тенью получится коротким, тихим и вежливым. Однако же темнота вокруг, то и дело сверкающие фиолетовые молнии и пронизывающий ветер, поднявшийся с последним ударом часов, не давали дракончику поводов для оптимизма.

Тени нигде не было видно. Неужели ушла? – подумал Зигфрид.

Он обошел площадь по периметру, потом два раза прошелся вдоль и поперек – туда и обратно. Ветер усиливался, он неистово свистел в ушах и трепал крылышки. Книжка со стихами то и дело раскрывалась в драконьих лапках, самые непоседливые листики угрожающе норовили вырваться на свободу, и тогда Зигфрид вынужден был крепко прижимать тетрадку к груди и ходить медленнее, так как у него больше не получалось размахивать лапками и сопротивляться ветру. Иногда он забывался, и схватку с тетрадкою приходилось повторять.

Утомившись, наш герой вернулся к ратуше и опустошенно уселся на крыльце. Ветер завывал, тучи потемнели до невероятной, ночной черноты. Часы… часы показывали двенадцать!

Зигфрид неистово потер свои изумленные глаза кулачками. Нет, он не обознался – часы и вправду показывали полдень. Но это было решительно невероятно – дракончику показалось, что он пробыл на площади целую вечность. Неужели не прошло ни минутки?

Осознав, что обронил тетрадку, Зигфрид на мгновение позабыл о всех заботах и приступил к немедленным поискам. Вот она, на ступеньках – нашлась. Ветер уже вовсю теребил беззащитный томик, однако ни один мятежный листочек так и не успел осуществить дерзкий план побега: Зигфрид тщательно перелистал книжицу и удостоверился, что все двадцать страничек были на месте. Подняв взор со вздохом облегчения, он увидел перед собою Тень.

Внезапно ветер стих. Тучи над головою перестали клубиться и замерли.

Они смотрели друг другу в глаза, Тень и дракончик, дракончик и Тень.

Зигфрид ждал, когда тень что-нибудь скажет; Тень безмолвствовала.

Дракончику было немного не по себе, но тишина вокруг была настолько волшебной, что он будто разом позабыл все слова. Было очень неохота разговаривать, он молчал. Зигфриду даже показалось, что темнота стала слегка нежной и бархатной, немного фиолетовой – как молнии, которые пугали его по пути на площадь, только гораздо приятнее глазу и уютнее. Страх понемногу отступил, сделалось очень благостно и тепло. Добрые темно-пурпурные сумерки заключили дракончика в свои объятия, и веки стали слипаться. Где-то в уголке сознания мелькнула и пропала непонятная мысль, но Зигфриду было не жалко с нею расставаться – он совершенно не хотел ни о чем думать.

И все это время на него смотрели две голубые щелочки – такие мудрые и неземные. Казалось даже, что свет этих чудных глаз полутонами очертил плавные контуры незнакомого лица – такого странного и такого непонятного, но оттого еще более прекрасного.

Тень сделала едва заметное движение рукой. Зигфрид знал, как нужно было поступить. Он мягким и уверенным движением протянул ей свою тетрадку.

Стихи! Его собственные стихи. К чему они? Зачем вообще поэты пишут стихи? Разве могут слова и рифмы передать музыку тишины, блаженство великого таинства, магию непостижимого свечения? Мало кому дано испытать такое счастье, но стоит ли даже покушаться на совершенство, стараясь заключить небесную песнь в оковы неуклюжих сказаний? Ах, каждый потаенный уголок Зигфридовой души знал, что его перо бессильно перед открывшейся ему красотой. Всю жизнь он мечтал запечатлеть ее в своих произведениях, но вот теперь, увидав наконец свою высокую цель, он понял, что взял на себя непосильную ношу. Он может лишь признать свое поражение, выбросить белый флаг – и поклониться прекрасному. Тень приняла дар.

Прогремел гром. Все переменилось.

Тень взмыла вверх, расправив свои черные крылья.

Дивное видение испарилось, уступая жестокой буре.

Тишина разлетелась на мелкие осколки: ветер взвыл, тучи взорвались беспорядочным вихрем. От теплого бархата не осталось ни следа, и хищные молнии пронзали небо беспощадным заревом. Тень поднималась все выше и выше, стремительно, словно коршун, который бросился на беззащитную жертву. Ее крылья обратились в бесконечный шлейф и стали хвостом черной кометы. Небо над ее головой вспыхнуло и разломилось, тучи завертелись зловещею воронкой и расступились прочь, обнажая далекий свет. Тень пролетела в образовавшуюся дыру и одним взмахом обняла показавшееся было солнце. Настала темнота.

Зигфрид бросился бежать. Он выбирал дорогу наугад. Фиолетовые молнии, мерцавшие иногда где-то вдалеке неясным всполохом, на мгновение озаряли его путь, и тогда он бросался в ту улочку, которая казалась ему немного знакомой. Каким-то чудом он добрался до городских ворот и ринулся по холмам навстречу своей хижине. Мрак стал абсолютным, и теперь даже молнии перестали мелькать над головой, а черные тучи слились с черным небом и стали одной черной беспросветной завесой.

Зигфрид споткнулся о камень, кубарем полетел с холмика и спустя несколько кувырков обнаружил себя посреди неглубокой речки. Горе мне, подумал дракончик, речка так далеко от моего домика! Он забрел не туда!

С трудом поднявшись, дракончик заковылял прочь от воды. Он едва различал очертания холмов впереди, а темнота не собиралась рассеиваться. Поняв, что окончательно заблудился, Зигфрид обреченно сел на траву и уставился в пустоту. По телу разлилась усталость – тяжелая, как железо, и глубокая, как сон без сновидений. Сон… как же хотелось спать. Дракончик закрыл глаза, и мрак стал еще более густым.

Над ним склонилась Тень.