Шолох. Тень разрастается

Пленница побережья

Я обмакнула руки в жидкую вулканическую грязь. Потом провела пальцами по лицу: от носа к вискам. Заглянула в мутную лужицу, блестящую между черных камней.

Отражение мне понравилось: в меру безумное, в меру воинственное – то, что надо для пленницы побережья.

– Их-ха! – завопила я и галопом бросилась вперед – туда, где ровными рядами темнели сосны.

Прочь, прочь от штормового моря!

Бежала я, впрочем, недолго. В воздухе разнесся низкий вибрирующий «оммм» – будто кто-то невидимый ударил в гонг, – и меня, как тряпичную куклу, отшвырнуло обратно.

Пару мгновений я лежала на песке, очухиваясь.

Затем со вздохом села и обратилась к рыбаку, который был свидетелем моего позора:

– Видишь? Не пускает!

– Вижу. – Рыбак ошарашенно моргнул.

Совсем молоденький парень, он был бледный и какой-то серокожий, как и все из народа шэрхен.

– Так ты правда уже дюжину дней на пляже?..

– Ага. – Я угрюмо пошевелила пальцами на перепачканных ступнях.

Такую грязь не сымитируешь! Дырки на плаще-летяге, слегка потухший взгляд и мочалка на голове – привет соленой морской воде – тоже были симптоматичны.

Рыбак неуверенно переминался с ноги на ногу. Синий чубчик челки покачивался у него надо лбом.

– А я даже не знал, что эта система охраны до сих пор работает… – пробормотал он смущенно.

– Теперь знаешь. – Я нетерпеливо тряхнула головой. – Ну что, поможешь мне? Пожалуйста?

– Да. – Юноша кивнул и вытащил из-за ворота тельняшки монету на кожаном шнурке.

Он прижал ее ко лбу и, возведя глаза к небу, начал заунывно нашептывать заклинание приветствия. Получалось плохо: он постоянно спотыкался на полуслове, вспыхивал стыдливо-красным румянцем и… начинал сначала. О-о-о… Ну это надолго.

Чтобы не мешать ему, я отошла и стала пускать камешки по воде. Глупая затея в шторм: серые и гладкие в свете подслеповатого островного солнца, они не могли противиться волнам и сразу же проваливались на глубину.

Чую, за эти дни я нехило повысила уровень моря своими подачками. Надеюсь, это не приведет к глобальному затоплению всей Шэрхенмисты. Мне бы не хотелось, чтобы к пестрому перечню моих достижений добавилось что-то вроде «зачинщицы потопа». И так разномастных званий хватает!

Посудите сами: государственная изменница, беглая Ловчая, путешественница по Междумирью, гроза падших хранителей, жуткая барахольщица и самая мечтательная из всех дурынд на свете…

Да-да, это все я – Тина́ви из Дома Страждущих.

Запутались? А я с этим живу. Причем последние две недели – живу в гордом одиночестве, в полной изоляции, попав в береговую ловушку народа шэрхен.

Помню, в годы учебы магистр Орлин целый семестр читал нам с Кадией и Дахху – моими лучшими друзьями – лекции про Шэрхенмисту.

Наставник воодушевленно рассказывал про эту загадочную страну молчаливых шэрхен, которые испокон веку придерживаются политики невмешательства и набиты секретами, как манускрипт Вонойчи. Но это был первый курс нашего обучения, а значит, мы были ленивыми и жизнерадостными олухами, склонными скорее считать ворон за окном, нежели слушать старого мастера.

Поэтому, когда меня выбросило сюда после одной невероятной стычки с иномирным чудовищем, я далеко не сразу вспомнила, что у шэрхен есть охранная береговая система, направленная против незваных гостей.

Ты не можешь просто взять и приехать в Шэрхенмисту. Кто-то должен искренне ждать тебя здесь или хотя бы номинально прочитать заклинание приветствия, чтобы «авторизировать».

К несчастью, я оказалась на пустынном и далеком от цивилизации побережье, где некого попросить о помощи. Так что я влипла по полной, совсем как муха в янтаре.

Сколько я ни шла в глубь острова, к видневшимся вдали силуэтам сосен, они не приближались ни на йоту. Да и море никуда не девалось. Ехидно перекатывало свинцовые волны позади, как приклеенное. Влево-вправо путь тоже был закрыт. А если я усердствовала в побеге, то невидимая пружинистая преграда отбрасывала меня назад. Эдакий бесплатный вертикальный батут для отчаянных.

За две недели местный пейзаж стал для меня до отвращения знакомой декорацией.

Я научилась удерживать равновесие на скользких валунах, карабкающихся за горизонт. Я ловко перепрыгивала через илистые лужицы с моллюсками. Я выяснила, что на пористые каменные губки лучше не наступать – они только кажутся надежными, а на деле крошатся, как безе.

И, конечно, заметка для вашей поваренной книги: ягоды оранжевики выглядят куда лучше, чем креветки, но на деле – та еще дрянь!

Я свыклась с пляжем так сильно, что уже боялась, что никогда не смогу его покинуть.

Никогда не вернусь домой, к друзьям, которые понятия не имеют, где меня носит. Не узнаю, куда потрепанное битвой Междумирье выкинуло принца Лиссая. Не увижу гордую скульптуру Полыни, моего куратора, которому должны были присудить высокое звание Генерала Улова… Но стоило мне полностью утонуть в отчаянии, как ситуация кардинально поменялась. Сегодня утром на меня наткнулся рыбак.

Он шел по пляжу, насвистывая и размахивая жестяным ведром: на этом удаленном побережье водятся какие-то очень редкие деликатесные рачки. Рыбак уже представлял, как станет героем-добытчиком в своей деревне. Но вместо рачков юнец обнаружил меня: банально споткнулся о мою ногу, высунутую из пещеры, где я досыпала дневной сон (он же переходил в вечерний, в ночной и в утренний попеременно).

Когда я выползла из укрытия, ужасу рыбака не было предела: выглядела я паршиво. Но я быстро взяла ситуацию под контроль: начала трещать без умолку, перемежая сказ о своем пленении байками из прошлой жизни и щедрыми комплиментами (ах, как удачно он здесь оказался, ах, какие чудесные перчатки для ловли раков, ах, как мило с его стороны спасти прекрасную – почти что – даму в беде…).

Юноша так обалдел от моего напора, что согласился помочь. Вот только попросил на собственном примере показать, как выглядит «защита от чужаков» – мол, друзьям расскажет, обзавидуются. Ну мне не жалко! Сталкиваться с препятствием страшно только первые раз двадцать. Потом это больше похоже на спорт, чем на неудачу.

– Готово! – воскликнул рыбак, выдергивая меня из раздумий. Монетка у него на шнурке засветилась золотым, а потом медленно, с достоинством угасла.

В остальном ничего не поменялось: все тот же вулканический пляж, все та же курносая физиономия незнакомца. Бестелесные духи острова не спешат петь мне приветственные гимны, в душе не разливается жар вседозволенности.

– Думаешь, не получилось? – заволновался юноша, усмотрев тень сомнения на моем лице.

– Сейчас узнаем!

Я хрустнула пальцами, покрутила головой, как на разминке, и, глубоко вздохнув, снова побежала.

Песок взрывался фонтанчиками под моими пятками. Рачки, спрятавшиеся было от рыбака, заинтересованно повылезали из-за валунов. Плотные тучи на небе опустились еще ниже – любопытно им, видишь ли.

Десять метров от берега, пятнадцать, двадцать, двадцать пять. Я зажмурилась, и… Ничего! Никакого сопротивления!

Выдохнув, я открыла глаза, обернулась.

– Спасибо! – крикнула я, рупором приложив ладони ко рту.

Но рыбак уже не слушал: натянув защитные перчатки, он воодушевленно скакал меж валунов с ведром наперевес…

Я побежала дальше. Черные сосны острова Рэй-Шнарр уважительно расступались передо мной.

Дорога до ближайшего города оказалась долгой, но все-таки не бесконечной.

Новый день был в разгаре, когда я стояла посреди шумного проспекта, запруженного экипажами. Слева и справа мчались кэбы и всадники. Я шарахнулась в сторону, когда меня чуть не задавил какой-то ретивый кентавр, и в три прыжка оказалась на безопасном тротуаре. Недовольные крики возниц ударили мне в спину, и, хотя я знала язык шэрхен, мне не удалось разобрать все тонкости озвученных ругательств.

А жаль: судя по слову «д`гайла» – «вилка для выковыривания улиток», – там было что-то нетривиальное!

Откуда я знаю слово «д`гайла» на шэрхенлинге – это уже другой вопрос. С ним, пожалуйста, к Дахху и его увлечению высокой кухней.

Как и дорога, тротуар был выложен из плотно подогнанных друг к другу темных досок, но слегка приподнят над землей. По бокам от проспекта спиралями устремлялись в небо иссиня-черные шпили. Эдакий антипод нашей белоснежной Башни Магов, хотя форма та же – как у морской раковины. Материал зданий напомнил мне пемзу с побережья – та же губчатая структура, те же мягкие формы.

Деревьев вокруг было мало. Хотя, признаем, в любом городе мало деревьев по сравнению с Шолохом. Виднелись только частоколы сосен. Их голые стволы торчали такими одинокими палками, что у меня, уроженки Лесного королевства, слезы наворачивались на глаза. Зато меж домов щедрыми горстями были разбросаны скалы. Острые, будто зубья акулы, они поблескивали на солнце.

– Хей! – окликнула я проходившую мимо парочку студентов. – А как называется этот город?

Они даже не удивились. Большинство шэрхен – воплощенное спокойствие. Или высокомерие, как посмотреть.

– Пик Волн, – ответили студенты.

Ну здравствуй, Пик Волн.

Значит, я в одной из двух шэрхеновских столиц, приморской. Хорошо, что не в Пике Грез – этот находится в скалистом центре острова, и, если бы меня каким-то боком увело туда с побережья, я бы точно не нашла себе корабль домой.

Я плотнее запахнулась в летягу – по проспекту гулял свежий морской ветер – и быстрым шагом двинула вперед.

Куда идти – я не знала.

Но иногда нужно просто идти, и знание приложится.

Чудные ароматы из первого же трактира заставили меня захлебнуться слюнями.

Но вместо того чтобы удовлетворить настойчивое урчание желудка, я стиснула зубы и вильнула вбок – на тенистую сосновую аллею, где острый запах свежей смолы и торфа привел меня в чувство.

Надо было срочно разобраться с отсутствием денег. Платежеспособность – главное качество кандидата в едоки. А я грезила этой ролью.

После некоторых раздумий я пошла в посольский квартал. К счастью, местные не гнушались указать направление незнакомке, пропахшей солью и водорослями.

Стройное здание шолоховского посольства напомнило мне Иноземное ведомство в миниатюре: резной фронтон, острые шпили, розетки окон, прицельно собирающие свет. Тяжелые бархатные полотна с вышитыми на них гербами качались под крышей. К крыльцу вели семнадцать ступеней – символическое напоминание о семнадцати знатных Домах Шолоха.

Сердце мое сладко екнуло: я почти на родине! Однако, собравшись шагнуть на первую ступеньку, я оробела…

Вдруг для Лесного королевства я все еще преступница?

Ведь как было дело: когда нас с куратором обвинили в измене и бросили в тюрьму, я смогла сбежать. А Полынь остался в темнице. Но ненадолго: хранитель Карланон отменил казнь моего коллеги. По идее, Полынь уже должен быть свободен.

А вот амнистию для себя я не попросила.

Мне бы хотелось надуться павлином и заявить, что причина заключается в моей колоссальной самоотверженности, но… Боюсь, я просто забыла.

Конечно, был шанс, что Карл без подсказки попросил для меня помилование, так сказать, сделал это «по умолчанию». Но и вероятность обратного была высока. Хранитель тоже мог забыть. Или завредничать (он называл это «борьбой с читерством»).

Я долго топталась на месте, гадая: в розыске я или нет? Выяснить это здесь, в Шэрхенмисте, не представлялось возможным. Разве что зайти внутрь, назвать свое имя, попросить о помощи… И при плохом раскладе оказаться в кандалах. Опять. А это не тот опыт, который мне хочется повторить.

Посольские стражи подозрительно хмурились, поочередно указывая на меня глазами: мол, что делать с ней будем, дружище? А что с ней поделаешь – пока на ступени не шагнула – ни в чем не виновата. За любопытство денег не берут.

Наконец я отвернулась и со вздохом побрела прочь. «Осторожность превыше всего», – годами твердил нам магистр Орлин. И сегодня я последую его завету.

– Так, ладно. – Я задрала подбородок и уперла руки в боки по «бодрящему» рецепту Кадии. – Ищем альтернативу.

Проходивший мимо шэрхен с собачкой покосился на меня. Ох, точно. С «пляжной» привычкой размышлять вслух, чтобы не свихнуться, надо завязывать.

– Вы не подскажете, где здесь ближайший ломбард? – спросила я.

– Там. – Собачник махнул рукой в сторону башни в конце песчаной аллеи.

Согласно табличке у входа, ломбард тут действительно был. На шестом этаже. Шесть десятков ступеней, что к нему вели, я посвятила волшебной науке Вытаскивания Себя из Депрессии. На каждой ступени я придумывала по одной причине для благодарности. «Я в стране, где мои предки жили четыре века, ура!», «Я все еще жива, ура!», «Я уже гораздо ближе к Шолоху, чем вчера, ура!», «И к шестому этажу тоже ближе, чтоб вас, праховы небоскребы… В смысле, ура!». Под конец с причинами было туго, но я кое-как справилась. Ввалилась с жизнерадостной улыбкой, натянутой всего-то на семьдесят процентов.

Но даже напускное благодушие все равно расположило ко мне горбатого ростовщика.

Он с ходу предложил выкупить плащ-летягу (ему очень приглянулся плотный лазурный шелк, пусть и драный местами), но я отказалась. Вот еще! Летяга сейчас – мой единственный друг.

Зато я вытащила значок Ловчей – и со звоном плюхнула его на стойку.

Бронзовая бляшка размером в пол-ладони приятно тыкалась мне в ребра последние трое суток. Это был единственный предмет, помимо фонарика Карла, который шолоховские тюремщики не нашли во время обыска в темнице. Но фонарик забрал Карланон, а вот значок невольно отправился путешествовать вместе со мной.

Он провалился в подкладку сквозь дырку в кармане, и я нашла его, только когда решила постирать плащ в соленой морской воде. Это, кстати, была плохая идея: летяга до сих пор стоит на мне колом, как неродная.

Ростовщик увидел удостоверение Ловчей и округлил глаза:

– Вы точно хотите это продать?

– Да, – твердо сказала я, хотя пальцы дрогнули, инстинктивно сжимаясь вокруг значка.

Профиль ястреба на эмблеме смотрел на меня с укором. «Эх, – будто говорил этот гордый хищник, символ нашего департамента, – предательница».

Ростовщик замялся. Потом тактично объяснил:

– Ничем не могу помочь, леди. Это незаконно.

– Хорошо. Черный рынок у вас есть?

Оценщик аж подавился.

– Вот у нас в Шолохе есть, – доверительно сообщила я. – Рокочущие ряды называется. Еще есть Потаенный рынок, но это так, несерьезно. Для туристов в основном, чтобы пищали от радости, «чувствуя опасность».

Подслеповатый ростовщик сгорбился еще сильнее и понизил голос:

– Я прошу прощения, но у нас не принято обсуждать такие темы вслух…

– Могу написать на бумажке. – Я развела руками. – Я ведь не от хорошей жизни значок продавать собралась. Мне позарез нужны деньги. Так сильно, что сейчас я даже не могу вам заплатить за информацию, хоть и хочу.

Оценщик суетливо замахал рукой, мол, что вы такое говорите, девушка! Потом обеспокоенно заглянул мне в глаза:

– Он хотя бы ваш?

Я задрала левый рукав летяги, демонстрируя татуировку Ловчей. Это была точная копия значка: две эмблемы одна над другой – полуразвернутая карта мира и голова птицы в профиль. Татуировка не светилась, потому что я не могу колдовать в классическом смысле слова, но иностранца-шэрхен все устроило.

– Хорошо, – вздохнул горбун.

Он покопался под прилавком и вылез обратно с грязно-серой визиткой:

– Отправляйтесь в портовый квартал и отдайте это уборщику в баре «Тридцать три селедки». Он проведет вас.

Я горячо поблагодарила его и пошла к выходу из ломбарда.

– Но я бы все-таки не продавал! – крикнул мне в спину ростовщик.

– Это всего лишь значок, пустая формальность, – соврала я и вышла в стылый башенный подъезд.

Центральная часть Пика Волн поражала архитектурой.

Помимо витых башен, тут были диковинные деревянные домики с многочисленными балкончиками, фонарями, свисающими с крыш на длинных цепях, с угловатыми лесенками и переходами, которые могли связывать поверху целые кварталы. Некоторые дома стояли на берегу на сваях, под ними плескалась морская вода и гулко стукались лодки.

Это было красиво. Но из-за темного цвета, главенствующего в городе, он казался мрачным даже в солнечный летний день.

Я поежилась. Чернота вокруг давила на психику, и без того ослабленную одиночеством. Единственное, что ободряло меня, – это мысль о том, что Полынь прожил тут пятнадцать лет.

Пятнадцать лет! Получается, все детство? Все подростковые годы куратора прошли здесь, за изучением запредельной магии Ходящих? Я представила себе маленького, насупленного, лохматого Полынь, уворачивающегося из-под лошадиных копыт на оживленных улицах острова, и мне полегчало. Хоть что-то общее у нас с этим городом есть. Жить можно.

И вот наконец я пришла в портовый квартал.

Он встретил меня запахами дыма, моря, сосновой коры. В Пике Волн вечерело, и толпы моряцкого народа косяками плыли туда и сюда. От общего потока отделялись ручейки посетителей, вливающихся в кабаки. Всюду зажигались оранжевые огни, в руках ночной стражи появились факелы.

Таверну «Тридцать три селедки» я нашла легко. Она пользовалась бешеной популярностью: железная вывеска, изображавшая стайку рыб, призывно блестела, ко входу тянулась очередь, а на витрине помадой было написано плотное расписание барных конкурсов. Судя по нему, сейчас шла игра «Кто выпьет быстрее».

Когда пришел мой черед заходить, охранник попросил к осмотру мою сумку, да вот беда – сумкой-то и не пахло! Равно как и платежеспособностью, вследствие чего я лишилась традиционного «хорошего вечера, леди».

Внутри было негде протолкнуться. В свете синеватых магических сфер немногое можно разобрать, но я уж постаралась. Все столики заняты, в углах обжимаются, возле бара царит безумие поднятых рук. Несколько мужчин с огромными кружками сидели на стойке и на скорость хлестали брагу, а толпа горячо их поддерживала.

Грохотала музыка – страшный хаос духовых инструментов. Публике, впрочем, нравилось: матерые бандюганы, обнявшись и рыдая, раскачивались под исступленный рев кларнета.

– Небо голубое… – подивилась я вполголоса.

– О, отличная песня! – басовито заорали сбоку. – Лишка, понеслась! «Не-е-е-ебо голубо-о-о-ое, что ж меня так кро-о-о-оет…»

– «Что ж меня так кроо-о-о-оет, мне бы да на во-о-о-олю…» – с чувством подхватили слева.

Я пискнула, пригнулась и ужом ввинтилась в толпу, подальше от запевалы, который, кажется, уже видел во мне свою лучшую подругу, если не любовь всей жизни.

Впереди мелькнула серая фигура с метлой. Вот он, мой уборщик, моя путеводная звезда сегодняшнего вечера! Сжимая в ладони грязную визитку, я мелкими перебежками рванула за ним.

У барной стойки меж тем начался новый раунд конкурса – уже с другими участниками. Гул болельщиков нарастал, и внезапно в их дружных воплях я расслышала словосочетание, которое заставило меня споткнуться.

– Кадий Мчун! Кадий Мчун! – скандировали зрители.

– Ка-а-а-дий Мчу-у-у-ун! – высокой трелью вывела красотка-официантка.

Я резко развернулась на сто восемьдесят градусов.

Что, галлюцинация?

Оранжевика оказалась ядовитой?

Зрители сорвались в аплодисменты и одобрительный свист. Кое-как прорвав ряды плотно сбитых моряков, я вынырнула точно у стойки.

– И первое место занимает наш иноземный гость! – взревел хозяин притона, надевая картонную корону на пшеничные волосы победителя.

Тот улыбался во все тридцать два и махал поклонникам широкой ладонью. Его загорелое лицо светилось гордостью, пустая кружка бликовала, а голубые глаза щурились, как у объевшегося рыбками кота. Он в упор не замечал меня, поглощенный своим триумфом.

– Ах! – восторгалась официантка. – Кади, ты мой герой!

– А ну-ка объяснись! – зашипела я, дергая его за штанину.

Звезда вечера, пронырливый Мелисандр Кес, псевдоисторик, саусбериец и авантюрист, только ойкнул в ответ и съехал с барной стойки.

Кадий Мчун

Попросите меня охарактеризовать Мелисандра Кеса одним словом, и я скажу – самоуверенный.

Мы были знакомы недолго, но я уже знала: он из тех людей, кто живет так, будто у него в кошельке лежит официальное разрешение творить что вздумается – с личной подписью Отца Небесного.

Сокрушительная харизма, беспощадная. Полный бесповоротный каюк.

Еще в начале весны Мелисандр Кес служил патологоанатомом в жандармерии Саусборна. Но потом случилась трагедия: погиб его брат, который писал диплом о шести старинных амулетах. Увидев тело брата в морге, Мелисандр чуть не свихнулся от горя и… Решил продолжить его исследование.

Что на деле оказалось не столько научной работой, сколько авантюрными поисками артефактов. Да еще и с большим криминальным уклоном.

Меня саусбериец сделал невольной пособницей в одной из своих краж, что обернулось грандиозными проблемами на работе. А сам Мелисандр тогда просто сбежал. С тех пор мы не виделись.

– Какого праха?! – бушевала я, за рукав вытягивая его из бара.

– М-м, а как насчет приветствий?.. Нет?.. Это для тебя слишком традиционно?.. Что ж! Тогда давай уточним: что именно «какого праха»? – беспечно хохотнул Мелисандр.

– Для начала: почему они называют тебя Кадием Мчуном?

– Потому что я так записался на границе.

– Зачем?!

– Кадия из Дома Мчащихся достойна уважения и всяческого восхваления. Я как мог способствовал ее популярности.

– Так нельзя, Мел!

Бум! Мы все-таки вырвались из духоты таверны и теперь на улице стояли друг напротив друга, как бойцы на ринге. Точнее, как один боец – я. И его развеселенький и слегка отлетевший приятель с блаженной улыб- кой.

– Фью! – присвистнул Мел. – Такая гневная. Ревнуешь, потому что я не использовал твое имя?

Я в ответ зарычала, да так, что Кес отшатнулся и звонко захлопнул рот.

– Ты бросил меня, Мелисандр! – рявкнула я даже громче, чем собиралась. – Оставил на растерзание иджикаянцам! Ты правда считаешь, что это нормально? Ты хоть понимаешь, каково мне было?!

– Детка, только не говори, что ты в таком состоянии из-за меня… – опешил Кес, который наконец-то хорошенько меня разглядел. Он неверяще коснулся пальцем длинной царапины на моей щеке, и глаза его наполнились искренним ужасом.

– Нет. Это другое, – вынужденно признала я. – Была еще одна порция приключений. Но…

Ох, зря я это сказала.

– Ага! – тотчас взбодрился Мел и по той же щеке триумфально меня потрепал. – Значит, мой проступок не так уж серьезен, раз ты не только вывернулась, да еще и успела вляпаться во что-то новое! Хм, а что ты делаешь?..

– Готовлюсь тебя придушить, – объяснила я, закатывая рукава.

– Эй-эй! – Кес перехватил мои запястья. – Мне правда жаль, Стражди.

Я посмотрела на саусберийца исподлобья.

– Правда! – Он молитвенно сложил руки на груди.

Вот умеет он скорчить трагичную рожу, ничего не скажешь. Прямо-таки эксперт в сожалениях, воплощенные стыд и совесть.

Я поджала губы, потом отвернулась и молча побрела по улице. Мелисандр шел рядом, подстраиваясь под мой шаг.

Островная ночь привечала нас, как куртизанка – любимого клиента. Звезды на небе светили ярко, даже чересчур. Залив тихо блестел под луной, что-то шепча переливами: громче, тише, снова громче… Плеск прохладной воды приносил запах соли и далеких странствий. Люди вокруг послушно разбивались по парочкам, но мы с Кесом, хоть и были в том же интимном количестве, носили куда более угрюмый характер.

– Тинави, как я могу загладить свою вину? – пару кварталов спустя спросил саусбериец.

«Никак», – хотела ответить я, но вместо этого резко остановилась.

– Ты хочешь прощения?

Мел по инерции сделал еще шаг вперед, потом с интересом качнулся обратно.

– Конечно, хочу. А почему ты так покраснела? – протянул он загадочно.

«Загадошшшно», – как сказал бы кентавр Патрициус, любитель местечковых сплетен.

Я действительно залилась краской. Ибо просьба моя была так себе:

– Дай мне денег, а?

Глаза Мелисандра полезли на лоб.

Я присела на каменную скамью набережной, подобрала плоский булыжник и с размаху пустила его прыгать по воде. Тихий плеск успокаивал… Всех, но не чаек, прикорнувших на парапете: с нецензурной чаячьей бранью они взлетели и раскрасили свое отступление авангардными белыми кляксами.

– Я оказалась тут случайно, настоящей бродягой, и теперь хочу вернуться домой. Я собиралась продать значок Ловчей, но этого все равно не хватит на билет до Шолоха, и… – Я махнула рукой. – Короче, если у тебя найдется десять золотых – считай, мы в расчете.

– Десятка?! Дешево же ты оценила мое предательство, – обескураженно пробормотал Мел.

– Значит, ты все-таки понимаешь, насколько это было отстойно, да? – Я криво усмехнулась.

Он вернул мне усмешку и развел руками.

– Прости, – повторил опять, теперь безо всяких ужимок.

На сей раз я поверила.

Потом Мел тоже опустился на скамейку. Удивленно покачал головой, будто отвечая каким-то своим мыслям, и наконец хлопнул в ладоши:

– Будут тебе деньги, Ловчая. Сколько понадобится. И билет на корабль – он отплывает через три дня. А пока хочешь интересную историю? Или, может, хорошо прожаренный стейк для начала?

Я даже не успела ответить. Желудок предательски и восторженно заурчал на всю улицу, тем самым ясно расставив приоритеты. Мелисандр заржал и жестом поманил меня обратно к косым рядам кабаков.

Очень скоро мне начало казаться, что жизнь моя прекрасна и удивительна, Шэрхенмиста – лучшее место для внепланового отпуска, а Мелисандр Кес – чудеснейший из людей. И неважно, что это он забил первый гвоздь в мой карьерный гроб детектива по делам чужестранцев.

– Магия, Мелисандр! – орала я, перекрикивая очередной троллий коллектив с саксофонами. – Она оказалась такой фигней, ты бы знал! Есть она, нет ее – вообще по барабану! Стоило волноваться!

– Веришь, нет: я так же думаю про карьеру. Всю жизнь мечтал дорасти до королевского Свидетеля Смерти, а теперь вижу, что мое призвание – совсем в другом.

– В чем? В воровстве? – слишком громко хихикнула я.

Сидевшие за соседним столиком эльфы замерли: их острые уши дружно свесились по бокам от пышных причесок. Мел с силой наступил мне на ногу под столом.

– В баловстве, говорю! – «уточнила» я еще громче. – В баловстве с этими дешевыми амулетиками, да?

Эльфы успокоились. Мелисандр тоже.

– Да, – подтвердил он. – Тайны амулетов разрастаются, и я начинаю думать, что… А. Погоди. Вряд ли ты хочешь сейчас слушать лекцию по истории.

– Хочу, хочу!

Расплатившись, мы снова выкатились на набережную.

Мелисандр галантно предложил мне свою кожаную куртку, что, увы, не делало погоды – на летягу не налезет, под летягу – так летяга не налезет… Глупость какая-то, почти рекурсивная сказка. Типа той, что учат дети в Шолохе: «Круст пришел к ундине в гости. Видит круст – в ракушке кости: «Как?!» Ундина отвечала: «Погоди, начну сначала…. Круст пришел к ундине в гости…» и т. д. и т. п. Все детство меня мучил вопрос: неужели ундина съела этого грешного лешака? Ундины же, по идее, пескетарианки?

Мелисандр прервал мои размышления, напомнив, что у него тоже есть загадочная история, причем не такая идиотская.

– Помнишь, я рассказывал, что искомые шесть амулетов были созданы за пару лет до уничтожения Срединного государства?

– Да. Еще помню, что они посвящены богам-хранителям.

– Это как раз неважно. – Мел отмахнулся. – Отставим легенды, оставим науку.

О да. Знал бы господин Кес, что хихикающая рядом с ним особа лично представлена трем богам…

Мы брели вдоль кромки моря, мимо лодок, каравелл, рыбацких судов. Пристань закончилась, превратившись в песчаный пляж. Лунная дорожка на воде сияла так резко, что казалась фальшивой. Вдалеке пели… Прах бы побрал этот Пик Волн – весь день, всю ночь поют. А еще говорят, шэрхен – самый чопорный из народов Лайонассы.

Мелисандр продолжил:

– Как бы то ни было, три амулета я уже раздобыл.

– Ого. Шустро ты!

– Остальные найду еще быстрее, вот увидишь. Спасибо Пику Волн: в этом городе полно полезных документов со времен срединников. В отличие от Шолоха, кстати. Вся моя поездка к вам была ошибкой. Нужно было сразу ехать сюда.

– Это точно.

Он фыркнул и взъерошил мне волосы.

– Среди прочего я раскопал кое-что, что должно заинтересовать тебя. Оказывается, создателем амулетов был Хинхо из Дома Страждущих.

– Хинхо из Дома Страждущих? Кто-то из моих предков?

– Не просто кто-то, а прародитель твоего рода! – патетически воскликнул историк. – Ты что, никогда о нем не слышала?

– Не-а.

Мел скорбно, по-актерски, закрыл ладонью лицо.

Затем пожал плечами:

– Ну а я теперь настоящий спец по твоему пра-пра…деду. И знаешь, в его истории есть несколько загадок.

– Каких?

– А тебе точно интересно? Что-то не вижу энтузиазма.

– Мел! Имей совесть!

– Хорошо… Итак. Тайна первая. До падения срединников Дома Страждущих не существовало. Он возник уже тут, в Шэрхенмисте. Хинхо – первый задокументированный человек с такой фамилией.

– А как же раньше назывался мой Дом?

– Понятия не имею. Я надеялся, ты мне скажешь. А вот почему вы именно Страждущие, я, кажется, знаю.

– Почему?

– Твои версии?

Я задумчиво пнула случайный камешек на мостовой. К моему величайшему изумлению, то, что выглядело древней окаменелостью, оказалось вполне живой улиткой. Отброшенная ударом на метр улитка вылезла из раковины и гневно шевельнула усиками.

– Извини! – Я прикусила губу, но гордый моллюск, разочарованный во всем роде человеческом, уже обреченно полз прочь, к уплывающему в ночи пляжу.

Что касается версий… Что ж, с детства мне нравилось мусолить на разные лады имя своего Дома: я придумывала жуткие и героические истории о том, почему оно такое грустное и одновременно красивое. Я поделилась с Мелом парой своих старых гипотез. Он с усмешкой выслушал, а потом наставительно поднял указательный палец:

– А теперь слушай мою идею. Хроники гласят, что Хинхо пришел в Шэрхенмисту уже после 1147 года. Он работал в Прибрежном легионе, когда Срединное государство уничтожили.

– Да ладно? – Я опешила. – Серьезно?

– Ага. Представляешь, что ему повезло увидеть?

– Точнее, не повезло… – пробормотала я.

– Поэтому и Страждущий, – серьезно согласился Мелисандр.

Дело в том, что в 1147 году Срединное государство – страна наших предков – было беспощадно стерто с лица земли.

В одночасье. И целиком.

Его мирную столицу, город Мудру, с неба выжгли драконы. Военные отряды соседних стран захватили деревни и форты. А так называемый Прибрежный легион – исследовательский лагерь ученых, военных и магов, находившийся на месте нынешнего Шолоха, зажали в тиски две вражеских армии и устроили там такую резню, что о срединниках-легионерах до сих пор не принято говорить в полный голос…

Это их кости лежат у нас под дворцовым курганом.

Мелисандр продолжил:

– Хинхо каким-то образом выжил. Когда он добрался до Шэрхенмисты, из вещей у него были только эти шесть амулетов. И все. Он никогда не рассказывал о случившемся – даже принял обет молчания. Что, впрочем, не помешало ему завести тут семью. Правда, потом он ее бросил: уехал и стал путешественником, дошел аж до Западных Пределов.

– Но почему он молчал?..

– Вот-вот. Мой брат разрабатывал гипотезу о том, что Хинхо скрывал нечто важное и боялся проболтаться. Что-то, связанное с этими амулетами и с падением срединников. С тем, как все-таки беспощадно перебили ваших предков. Не понимаю, почему ваш народ вообще с этим смирился: еще и забыть пытается всеми силами…

Я только горько вздохнула.

Есть такое.

Дело в том, что гибель срединников – больное место для нас. Мы считаем, что во многом они сами виноваты: их жестокая политика, чрезмерная гордыня и имперский гонор были невыносимы. Недовольство окружающих накапливалось и однажды вылилось в реки крови… Да, это была не война, а бойня. Но ведь не бывает дыма без огня.

– Обвинять жертву – последнее дело, – не согласился Мел. – Мне интересно, чем была последняя капля. Та конкретная финальная причина, из-за которой драконы и другие страны устроили такой кошмар. Особенно драконы! Зуб даю: я соберу амулеты и что-нибудь да пойму. Этот квест от меня не сбежит.

– Удачи, – искренне пожелала я.

Мелисандр притормозил возле лесенки, ведущей с набережной на пляж, и кивком предложил проследовать к воде.

Когда мы спустились к морю – здесь, в городе, оно казалось почти домашним по сравнению с дикой стихией «моего» пляжа, – Мелисандр засунул руки в карманы и улыбнулся:

– Тинави! Самое главное. Я думаю, тебе нужно присоединиться ко мне.

Внезапно.

– А я-то тебе зачем сдалась, Кес?

– Ну, во-первых, мне скучно.

Зашибись довод.

– А во-вторых, я что, зря сейчас разглагольствовал? Собака ведь зарыта рядом с твоим прадедом! Плюс ты теперь крутая волшебница, как я понял. А я полный ноль в магии. Вместе мы добьемся гораздо больших успехов. Ну и наконец… Я все-таки не до конца понимаю, зачем тебе домой, если мир вокруг так любопытен.

Я только головой покачала.

Мел предостерегающе поднял руку:

– Не спеши отказывать! Дела обсудим утром. А пока давай праздновать нашу волшебную встречу. Если судьба себя как-то и проявляет – то именно в таких случайностях.

В полночь, если бульварные часы Пика Волн не врут, мы стояли напротив университетского здания, которое чем-то напоминало оплывший торт безе.

Над полукруглыми окошками тут и там были вырезаны медальоны в виде игральных карт. На каждом шпиле – по каменному шутовскому колокольчику. Высокий кованый забор с узорами в виде покерных фишек окружал заросший скалами двор.

– Университет посвящен хранителю Рэндому, поэтому так забавно выглядит, – объяснил Мелисандр. – В городе это главное и единственное высшее учебное заведение.

– Хм. Интересно, наши Ходящие[1] тоже здесь учатся?

– Понятия не имею. Они что, учатся в Шэрхенмисте?

Мы подошли вплотную к ограде. Я вдруг почувствовала колоссальную усталость и тоскливо уперлась лбом в металлические вензеля забора. Они приятно холодили кожу.

– Мой куратор оказался бывшим Ходящим, – поделилась я с Мелисандром. – Врал всем на протяжении двух лет.

– О! – Саусбериец тоже прислонился к воротам. Правда, спиной, а не лицом. – Если хочешь, можешь плюнуть сквозь решетку. Охраняют тут спустя рукава.

– Но Полынь был прекрасным куратором, – с досадой возразила я.

– Тогда не плюй, – милостиво разрешил Мелисандр и подхватил меня под локоток. – Пошли, покажу еще интересности.

К рассвету мы успели обойти все достопримечательности Пика Волн.

В темноте было здорово. Никаких людей. Никаких билетных касс. Кес пролезал везде и всюду, ловкий, как угорь. В узких штанах, белой рубашке и кожаной портупее, он был похож на блудного археолога, звезду материковых комиксов. Я рядом с ним казалась несчастной беженкой: мятая летяга, выгоревшие волосы, обезумевший взгляд и рваное ухо.

Тем не менее наш экзотический дуэт успешно посетил все, запланированное Кесом. Мы посмотрели дворец наместника Исцинари, сад горного хрусталя, непроглядные графитовые катакомбы и черное озеро Истинных Намерений.

Мелисандр провел в Пике Волн меньше месяца, но не зря говорят, что в путешествии сутки идут за неделю. В центре города Кес разбирался не хуже, чем местные. А может, и лучше.

Рассвет мы встретили на пляже.

Кес, разлегшись на вулканическом песке, как вышедшая из морских вод наяда, неистово изливал мне душу:

– Ярый патриотизм – самое удобное прибежище для тех, кому больше нечем гордиться. Нормальный человек должен гордиться собой – своими достижениями в выбранном деле, своими поступками на ниве общечеловеческой морали. Если здесь он провалится, то можно начать гордиться своей семьей, то есть примазаться к чужим подвигам под оправданием родственных генов. Если и тут не прокатило, то можно начинать кампанию беспрецедентной любви к своему городу – у нас лучшие дороги, лучшие дома, лучшие жители. А вот когда и город твой – сплошная шелуха, тогда уже и до патриотизма недалеко. В столицах-то все больше космополиты… Знаешь, очень легко любить целую страну, если задаться такой целью. Активная политическая жизнь нашего мира способствует тому, что в воздухе одновременно жужжит и вьется невероятное количество интерпретаций и точек зрения, все они озвучиваются весомыми людьми, опираются на подтвержденные факты (пусть и вырванные из контекста), выглядят потрясающе убедительно. Выбирай любую. А выбрав, постарайся только не думать сам и не слушать взглядов противоположных, ничто не должно поколебать твой патриотизм. Люби страну, люби, гордись и наслаждайся!

– Мелисандр, ты пьян.

Я рисовала на песке закорючки, просто так, не задумываясь. Сложившийся из них рисунок вдруг напомнил мне о шолоховском маньяке и о том, как он разрисовывал жертв перед убийством… Я вздрогнула и ребром ладони выровняла песок.

Кес продолжил:

– Неважно. Алкоголь просто делает меня смелее, позволяет озвучивать то, о чем обычно я рассуждаю сам с собой, боясь осуждения, а то и тюрьмы… Ты хоть знаешь, сколько людей гниет сейчас в подземельях Саусборна за то, что просто высказали свое мнение, без призывов к революции, без угроз? Можно отстроить целый паршивый городок… Да и ты сама, Тинави. Храни свои тайны сколько влезет, но я не думаю, что тебя сюда закинуло чисто по магическому недосмотру.

Он был прав. Я тоже улеглась на мокрый черный песок.

– Какая разница, Мел? Ты хороший человек. Я хороший человек. Все мы хорошие люди, ну кроме самых отбитых извращенцев. Разве эти размышления о патриотизме что-то меняют? Нет. Вот и начинай с себя.

– Мой квест, Тинави. Он может что-то изменить. Я говорю тебе: с падением срединников что-то нечисто. Я не верю, что информацию об амулетах Хинхо так тщательно вырезали бы из учебников, если она не была бы важна с политической точки зрения. Ты ведь помнишь, что никто-никто не воспринимает искомые мною амулеты всерьез? А между тем от них так и разит магией, когда они оказываются рядом друг с дружкой… Даже я, не колдун, чую.

Мелисандр повернулся на бок. Его глаза фанатично поблескивали, в глубине зрачка будто кто-то карты тасовал. Я лишь покачала головой, дивясь почти незнакомому мужчине рядом, незнакомому городу в отдалении, незнакомой магии в крови.

– Пойдем со мной на квест, Тинави.

– Пойдем, – неожиданно согласилась я.

Набежавшая волна Шепчущего моря изловчилась и резанула холодком по моим голым лодыжкам.

Я подтянула ноги поближе и еще раз подтвердила согласие:

– Да, пойдем. Что я, в конце концов… Сама ведь мечтала наполнить жизнь всем и сразу. Но сначала – в Шолох. Потому что у меня там своих незаконченных квестов полно. Мне нужно убедиться, что дома все хорошо. Что моего куратора выпустили из тюрьмы, мои друзья в норме, а принц Лиссай вернулся живым и здоровым. Если все в порядке – отлично, да будет квест. Боюсь, на работе меня все-таки не ждут…

– Даже если и ждут, – отмахнулся Кес, заправив мне прядку волос за ухо. – Со мной определенно веселее.

Я улыбнулась:

– Спасибо, что помогаешь мне сейчас, Мел.

Жуткий день для моей совести

Разбудили меня очень скоро. По ощущениям – вообще так через пару секунд.

Какая-то женщина орала на Мелисандра, а он чистил свежепомайнную рыбу прямо на песке. У него откуда-то взялись удочка, банка с червяками и ведро.

Одетая в тельняшку и шаровары дама рвала и метала:

– Какая такая отмена?! Я уже парней всех собрала, ты это понимаешь? – Ее голубоватая кожа и синие волосы намекали – чистокровная шэрхен.

«Голубая кровь» – знаете такое выражение? Вот оно про аристократию шэрхен. Они издавно питались исключительно с серебряных блюд, серебряными приборами, и отравление аргентумом вызвало у них какие-то странные оттенки крови… А столетия спустя мутация коснулась и волос. Я не Дахху, не смогу объяснить научно, но факт остается фактом: у шэрхен-дворян и их бастардов волосы синеватые. У шэрхен-без-понтов – льняные, как у Мелисандра.

Меня насторожил градус их ссоры. Я притворилась, что сплю, но навострила уши.

Мел между тем пожал плечами и потер переносицу:

– Отмена значит отмена.

– А неустойка? – взвилась женщина.

– Нет убытков – нет неустойки.

– Мы на тебя кучу времени потратили.

– Ты так со всеми клиентами говоришь, милая?

– Только с такими тупыми, как ты.

Мелисандр медленно встал. В левой руке он мрачно сжимал тушку окуня:

– Еще раз назовешь меня тупым – убедишься, что я очень рьяный патологоанатом.

– Я требую неустойку!

– А я требую, чтобы ты свалила отсюда куда подальше. Мы договоров не подписывали. Так что до свидания.

Дамочка сжала кулаки. А потом быстро пошла прочь. Песок воинственно разлетался от ее шагов – будто земля от самовзрывающихся ядер. Мне стало неуютно.

Мелисандр закончил с несчастным окунем и повернулся ко мне.

– А ну-ка, подъем! – зычно крикнул он. – Нас ждут великие дела, Тинави.

– Какие? – зевнула я.

– Очень приятные. Ближайшие два дня мы отдыхаем и набираемся сил, а в воскресенье вечером пойдем на экскурсию в университет.

М-м-м. В прошлый раз Мелисандр тоже звал меня на экскурсию… Ровно перед тем, как обмануть. Но он ведь не считает меня настолько наивной, чтобы дважды провернуть один и тот же трюк?

Поколебавшись, я решила не оглашать свои сомнения. Лишь вскинула брови:

– Но мы же уже были в университете?

– Мы были около него, это совсем другое. У меня экскурсия давно запланирована. Интересная, ух! Гид нам все расскажет, покажет тайные ходы времен Айдечи – были тут такие шишки когда-то.

– Мел. Ты ведь мне не врешь?

– Про Айдечи-то? Не вру, конечно! – Господин Кес расхохотался. – Экскурсия тебе понравится. И уж точно больше, чем вкус этих рыбешек. – Он критично осмотрел улов в ведре и, принюхавшись, скорбно покачал головой: – Нет, есть это не стоит, – после чего широким жестом выплеснул содержимое ведра в море.

Я вскрикнула:

– Ты что творишь?!

– Позавтракаем в городе.

– Но зачем ты их ловил?

– Ну что ты прикопалась? Рыбалка – отличное развлечение. А чистка – мне надо практиковаться хоть на каких-то трупах, извини уж за прямоту. Не людей же резать.

Насвистывая незатейливый мотив популярной песенки, он направился к городу.

Я мрачно уставилась на туманную полосу морского горизонта. Этим утром мой спутник резко перестал быть симпатичным. Хотя, возможно, это мое восприятие шалит после пляжного заключения. Легко быть дружелюбной оптимисткой дома, но в передрягах характер портится… Я встряхнулась и подмигнула морю. Ничего. Прорвемся!

Дни в ожидании корабля мы провели в Пике Волн.

Остановились в уютной гостинице «Песок и пепел», где я несколько часов подряд отмокала в деревянной ванне, пытаясь вернуть себе приличный облик. Вроде бы получилось. А вот письмо на материк, как мне сказали, посылать бессмысленно: пока его доставят, я приеду туда сама.

Были выходные, и чернющий Пик Волн кипел жизнью. Разношерстная публика праздно шаталась по улицам, и сорящий деньгами Мелисандр чудесно сливался с толпой. Я же постоянно думала о друзьях и, в отсутствии информации, начинала тихонько сходить с ума. Только Мел отвлекал, за что я была ему благодарна. Он трепался обо всем на свете целыми сутками, но, как ни странно, тему нашего квеста обходил стороной.

Также мое недоумение росло пропорционально количеству островных сладостей, которые саусбериец пытался в меня впихнуть. Это при том, что я к ним равнодушна, о чем сразу же сказала. Потом еще раз. И еще. Наконец я просто передарила сладкую вату проходящему мимо ребенку.

Но Мелисандр не сдавался.

Зачем же он это делает? Что, ухаживает? Заботится?

Я искоса глянула на своего боксероподобного спутника с хитрой рожей. Нет, точно не заботится. Что-то тут нечисто.

Параллельно с нашей тихой борьбой на почве десертов я всеми способами намекала, что пора бы купить мне билет до материка, но Мел виртуозно игнорировал намеки. А когда я спросила в лоб, он пожал плечами:

– Так все уже схвачено, Стражди. Как я говорил, наш корабль отходит в понедельник. Так что расслабься и наслаждайся этим чудесным городом!

– То есть у тебя и для меня есть билет? Ты ведь не знал о том, что мы встретимся.

– Да, у меня и для тебя есть билет.

– Мел, ты что-то недоговарива…

– О! Смотри! Уличные артисты, давай поглазеем. Взять тебе пряников?

В шесть вечера воскресенья мы снова стояли перед университетом. Через ворота выливался непрекращающийся поток студентов – как раз закончилась последняя пара. Молодые, беззаботные, в обнимку с учебниками, они с восторгом вдыхали морской ветер свободы после долгих учебных часов.

За высшим образованием в Шэрхенмисту съезжались со всего света. Здесь, в стенах университета имени Рэндома, слушателей равняли под одну гребенку – каждому выдавали по длинной черной мантии и учебной шапочке. Забавная строгость, учитывая, что Рэндом – самый безумный персонаж среди богов: шулер, картежник и плут. Эдакий прельстительный джокер.

Я его всегда обожала. Интересно, что было бы, сведи меня судьба с ним, а не с Карланоном?

Так странно – до сих пор не могу поверить, что мифы про хранителей оказались реальностью… Хотя нет, мифы – нет. Признаем: человеческая тяга к преувеличениям и неразборчивый почерк летописцев расправляются с истиной быстрее, чем голодный бродяга – с сэндвичем. Карл вон тоже на «себя» из легенд не слишком похож. Мало того, что мальчишка, так еще и какой-то подозрительно милый. Не то что тот рыцарь-паладин с двуручным мечом наперевес.

Про умницу Теннета, падшего до жалкого убийцы, я вообще молчу…

Впрочем, я отвлеклась.

Вернемся к глухой униформе студентов! Она была слишком жаркая для летнего дня. Поэтому, стоило студенту шагнуть за ворота, мантия сминалась и небрежно запихивалась в рюкзак, а шапочку студент заталкивал в боковое отделение, да так грубо, что ее квадратные картонные поля опасно хрустели.

И вдруг, как по волшебству, становилось видно, насколько студенты разные…

Синеволосые шэрхен, загорелые тилирийцы и смуглые иджикаянцы, коренастые степные жители, феи (для них были крохотные мантии) и тролли (тут, напротив, супербольшой размер), гномы и гордые северяне. Среди прочих затесались жители подводной Рамблы – блесны, – будто голые без дыхательных аппаратов, которые они вынуждены носить на дне. И еще красноглазые нюкты из горных королевств. Где-то в толпе даже мелькнули крылья пустынного ангела – сложенные под курткой горбом, как принято…

Нет, не подумайте. Шолох – тоже многонациональное государство. В конце концов, мне ли, сотруднице Иноземного ведомства, не знать!

Но здесь это было похоже на глобальное разоблачение, снятие масок. Черная толпа одинаковых студентов вдруг оживала, сдирая с себя мантии, являя миру свое прекрасное, свое особенное «я».

Да здравствует непохожесть! Свобода, проявляющаяся в каждом жесте. Смелость, гордость быть собой. Да здравствует сложность – суть разнообразие!

Меня заворожило это зрелище.

А потом я чихнула.

– Будь здорова! – дежурно отозвался Мелисандр, который в ожидании гида сидел на пеньке и листал свои записи.

Я чихнула еще раз и тотчас резко повернулась. У меня за спиной, шагах в десяти, шушукались трое студентов. Они хмурились, исподлобья глядя на меня. Родные шолоховские лица!

– Эй! – Я рванула к ним. – Как? Как вы это делаете?

Студенты испугались и прижались друг к дружке поплотнее. Хорошо, что не убежали.

– Вы студенты-Ходящие, я знаю, – кивнула я, подойдя. – Но как вы Читаете мысли на расстоянии? Ведь для этого надо посмотреть в глаза, разве нет? И да, все в порядке, у меня просто стоит блок. Вы все делали правильно.

Один из троих, смешной, круглолицый, пожал плечами:

– Пока татуировка Чтения свежая, смотреть в глаза не надо. Она подпитывает наши силы. Потом, когда учеба закончится и мы вернемся, уже придется. – Голос у студента был серьезный и взрослый.

Но я, глядя на него, мысленно хихикнула: а налезет ли вообще на его круглую физиономию золотая маска теневика? Ох! Хорошо все-таки, что меня не прочитаешь.

– Если вернемся… – мрачно бросила его однокурсница. – Ты же слышал новости – это просто кошмар…

Пареньки зашикали на нее. Я всполошилась:

– Какие новости? Шолоховские новости? Что там?

– А вы вообще кто? – набросилась бойкая девчушка уже на меня. – Что-то я не вижу у вас Глазницы![2]

Я машинально убрала правую руку за спину и бросила взгляд на запястье будущей Ходящей. У нее татуировка в виде багрового ока была. Но вот стрела вокруг имелась только одна, а не классические пять. Видимо, их наносят по очереди, в порядке изучения запредельных Умений[3].

Трое студентов выжидающе смотрели на меня.

– Я из Шолоха. Ловчая на службе Иноземного ведомства.

– И что, вы нормально относитесь к Ходящим? – неверяще спросил студент, до того молчавший.

Его серые глаза наполнились надеждой… Напрасной, боюсь. Мое нежное отношение к Ходящим, во-первых, касается лишь одного-единственного экземпляра, а во-вторых, отнюдь не отражает мнение остальных шолоховцев.

– И что, вы не знаете последних новостей? – язвительно перебила девочка. – А покажите-ка ваше удостоверение! И назовите ваше имя! – Она повысила голос. – Вы вообще кто такая?!

Студенты вокруг стали коситься на нас. Хуже того – двое охранников у забора медленно побрели в нашу сторону.

Я изобразила крайнюю степень возмущения, и тут, ура, меня окликнул Мелисандр. Рядом с ним стояла низенькая, пухленькая дама с завязанными в пучок волосами цвета индиго.

– Тинави! Погнали! Не заставляй госпожу Сторику ждать!

– Что ж, в другой раз поболтаем! – сглотнула я и позорно сбежала от студентов.

…Вообще я люблю экскурсии. А еще историю, литературу, искусство, языки. Все такое гуманитарненькое. Но если мысли заняты одним – ничто другое не пойдет.

Я, как зомби, ходила вслед за Мелисандром и экскурсоводшей. Что там, в Шолохе? О каких новостях говорила незнакомая девочка-Ходящая? Воображая картины одна ужаснее другой, за полчаса я накрутила себя так, что впору было звать армию игривых котят – пусть распутывают бешеный клубок моих нервов, сама ни в жизнь не справлюсь.

– Хей, конфетку будешь? – Кес прервал мои страдания.

Мы стояли в так называемом зале географических карт.

Посреди комнаты был установлен громадный глобус. Девяносто процентов его поверхности занимала синяя краска – она изображала море. Единственный материк был подписан «Лайонасса». На нем вольготно разместились пятнадцать суверенных государств и несметное множество вольных земель и племен. На востоке от материка бумерангом застыл остров Рэй-Шнарр – и, черными слезинками, десятки атоллов Шэрхенмисты. Еще несколько крупных островов находились к югу и западу от материка.

Старинные географические карты завешивали все стены зала. Это были дорогие, золотом выписанные изображения в тяжелых рамах. Потолок был расписан созвездиями, важными для мореходов.

– …Герцог Айзино приказал создать эту комнату в XV веке, – надтреснутым, но жуть каким интеллигентным голосом вещала экскурсоводша. Она слегка прикрыла глаза, позволив себе утонуть в океане истории. – Это было смелое решение, которое…

– Конфетку будешь? – Мелисандр, который так и не дождался моего ответа на свой первый вопрос, непочтительно перебил гида.

Госпожа Сторика озадаченно умолкла, поправила пенсне на носу. Я покачала головой:

– Не буду, спасибо.

Кес высоко поднял пшеничного цвета брови:

– Ты хорошо себя чувствуешь, да? Энергично?

– Вполне. – Я недоуменно пожала плечами.

Стало слышно, как в углу комнаты, как раз возле карты Кнассии, зажужжал толстобокий шмель. Успокаивающее, летнее пение… Уже ведь июнь.

Вдруг Мелисандр снял с пальца перстень с пронзительно-синим камнем и сочувственно улыбнулся гиду:

– Извините! – после чего ткнул Сторику самоцветом в шею.

Камень, коснувшись сухой старушечьей кожи, вспыхнул яркими голубыми искрами. Однозарядный магический перстень!

Гид всхрапнула и молча осела на подставленные руки Кеса.

У меня отвисла челюсть. Мел сорвал с шеи экскурсовода ее удостоверение, подбежал к карте графства Норшвайн и подцепил карточкой какой-то хитрый крючок на обратной стороне рамы. А потом стал ожесточенно дергать карту справа налево.

– Мелисандр! – ахнула я. – Ты что делаешь?!

– Открываю тайный ход, естественно!

Тяжелая золоченая рама всхлипнула и дернулась. Мел навалился на картину всем весом, и медленно, со скрипом географическая карта поползла вбок. За ней оказался пыльный, затянутый паутиной коридор.

– Быстро за мной! – приказал Мел и сиганул в черноту проема.

Я со свистом втянула воздух, но все же не рискнула орать свое любимое «КАКОГО ПРАХА?!» рядом с уснувшей экскурсоводшей.

Внутри у меня зашевелилась злость. Страшная. Сжав кулаки, зажмурившись, я глубоко вдыхала и медленно выдыхала. Еще не хватало разнести этот университет подобно дворцовому острову в Шолохе! К тому же я поклялась Карлу колдовать правильно. Без эмоций. А если за что-то и нужно держаться в неразберихе бытия, так это за данное слово, за свою ответственность…

Так что тише, девочка. Ну подумаешь, он снова обманул, ну хобби у тебя такое – верить придурку Мелисандру Кесу. Вон Полынь говорил, что мы наделяем людей теми качествами, которые присущи нам самим. Будем считать, я сама не способна на такую ложь, поэтому не жду ее от других, – а это, согласитесь, уже не так плохо, как быть просто наивной дурой…

…Вроде отпустило. О, великая сила самовнушения!

Затравленно оглянувшись, я выругалась и рванула в секретный проем вслед за Мелом.

– Ты тут? – не оглядываясь, спросил он. – Наколдуй нам свет, Стражди! А в конце коридора нужно будет отпирающее заклятие.

Я тихонько взвыла.

Так вот зачем были сладости. Многие народы, в том числе соотечественники Мелисандра, верят, что сахар повышает уровень магии в крови. Это совсем не так. Даже в случае классической ворожбы, не говоря уж о карловой[4]. Но мотив наконец-то понятен.

– Мать твою, Мел! – зашипела я, догоняя саусберийца. – Куда мы идем?!

– В Магический Арсенал города Пик Волн. Их с университетом объединяет тайный проход. Ты что, экскурсию не слушала?

– Так, ладно. – Я все еще пыталась успокоиться. В окружении пауков, мерзких личинок и сырых стенных камней это было непросто. – А зачем мы туда идем?

– Как зачем? Забрать четвертый амулет, который здесь хранится. На днях же квест обсудили.

– Вот именно! Обсудили и все, без продолжения. Информация про срочную кражу нового артефакта там явно отсутствовала, Мел! Разве что ты отстучал ее мне морской азбукой между делом, да еще и предварительно убедившись, что я смотрю в другую сторону!

– Кхм… Тинави, нам нужен нормальный свет. Эта свечка не особо-то помогает, а тут есть ловушки, – Кес весело проигнорировал упрек.

– Свечка?! Но почему ты хотя бы факел не взял?

– А как бы я его охране объяснил, интересно?

Резонно. Привыкшие к студенческим безумствам охранники и впрямь обыскали нас с головы до ног. Вот только сонный перстень не отобрали: маленький он слишком, одноразовый.

– Ты наколдуешь нам свет или нет? – нетерпеливо повторил Кес.

– Вообще-то я не умею это делать, – скромно прокашлялась я.

Мел остановился. Повернулся, не веря.

– Ты не умеешь?.. Но это ведь начальная ступень магии! Все в Шолохе умеют! Я читал!

– Где? В дешевой газетенке? Тем более у меня не та магия, что у остальных.

– Но вчера ты рассказывала, что на какой-то миссии взорвала прахов храм! Храм, Тинави! Мне нужна от тебя эта магия.

Я тихонько застонала. Язык мой – враг мой. Разрушение храма Белого огня – это, конечно, интересный эпизод, но вряд ли стоит включать его в резюме. Кто ж знал, что Мел – потенциальный работодатель?[5]

– Да с храмом была случайность!

– Так. Ладно. Ты нервничаешь, я понял. Но я в тебя верю. Главное – правильная мотивация. Даю тебе время до конца коридора, чтобы найти в этой случайности закономерность, а не то… – заявил Мел и шагнул вперед.

В ту же секунду от стены, противоположной той, вдоль которой мы шли, отделилась густая тень булавы. Привет, ловушка. Я рухнула на пол, увлекая за собой патологоанатома – спасибо тренировкам по тринапу, никакой магии не потребовалось.

Когда шипастое оружие просвистело над нами туда-сюда несколько раз и успокоилось, я рискнула выдохнуть.

Возле щеки обнаружились кожаные ботинки Кеса. На роль подушки точно не тянет. Саусбериец располагался дальше. Свечка потухла и укатилась, оставив нас в кромешной темноте.

Я обиженно стукнула ногу Кеса:

– Знаешь, Мел, я не нанималась в подмастерья ворюги. Ты обманываешь меня во второй, чтоб тебя, раз. Либо ты сейчас же объясняешь свой долбаный план до последней черточки, либо я разворачиваюсь и иду обратно, по пути сдавая тебя охране!

Конечно, я блефовала.

Но из черноты снизу раздался расстроенный вздох, и Свидетель Смерти с удивительной неохотой рассказал мне суть ограбления. Стало ясно: я запомню этот день как самый жуткий день для моей совести.

Конфетки и кальсоны

В устах Мелисандра все звучало просто.

И как-то даже невинно. Что удивительно, согласитесь: ведь мы шли на ограбление Магического Арсенала. Это вам не легкий грешок типа свидания с обаятельным хулиганом, которое надо сохранить в тайне от маменьки! Хотя своими повадками и уговорами Мел очень напоминал такого хулигана.

Ситуация была следующая. Именно в Магическом Арсенале города Пик Волн хранился четвертый артефакт из шести. Этот амулет Хинхо из Дома Страждущих подарил жене, прежде чем отправиться в путешествие по Лайонассе – во второй половине жизни он внезапно стал паломником. Все таким же молчащим. Жена, в свою очередь, пожертвовала амулет в храм – вместе с горой старых вещей Хинхо.

Артефакт («безделица металлическая, украшена красным стеклом и рунами, посвящена богине Дану») пролежал на храмовом складе четыре века. Аккурат до 1575 года – тогда потомки срединников вернулись на материк и там основали собственное государство – то есть Лесное королевство, где я живу.

Жители Шэрхенмисты, покинутые своими подзадержавшимися гостями, собрали в кучу весь оставшийся от них скарб и сдали его в краеведческий музей. В том числе амулет Хинхо.

А еще век спустя «шолоховскую коллекцию» раскидали по другим учреждениям сообразно происхождению и функционалу экспонатов. Там-то и выяснилось, что «безделица» обладает слабой, но явно разрушительной магической аурой. Поэтому после экспертизы амулет отправили в Магический Арсенал.

Отсюда мы и должны были его выкрасть.

– Грош цена твоим артефактам, если за все это время шэрхен ни разу не нашли амулет полезным, – буркнула я.

– Не мне тебе объяснять, что в магии целое – это больше, чем сумма слагаемых. Соберем шесть артефактов, там и разберемся с ценой.

Мелисандр сосредоточенно ползал по глиняному полу темного коридора. Он не терял надежды отыскать потерянную свечу. Я калачиком свернулась под сырой стеной и прислушивалась: не отодвигает ли кто потайную дверь? Не скрипит ли новая ловушка?

– Почему ты не хочешь просто купить его, Кес?

– Магический Арсенал находится в управлении Военного ведомства. Они по закону не могут торговать экспонатами, даже самыми дурацкими.

– А если тайно? Подкупил стражника – и готово.

Голос Мелисандра, невидимого в темноте, наполнился презрением:

– Тинави, у меня есть честь! А ничего ниже и паскуднее взяточничества не придумаешь.

– Что, воровство лучше, что ли?

– Лучше. Так ты получаешь желаемое за свои мозги, хитрость, смелость… А не поощряешь жадность отдельных индивидов.

Я громко фыркнула и покачала головой.

Меня удивляло, как в Мелисандре уживались банальная лживость и высокие принципы, вульгарная грубость и аристократичная галантность, семейная трагедия и полнейший фарс. Не человек, а хлопушка, набитая противоречиями. Не хочу быть рядом, когда он взорвется.

– И как же мы выкрадем амулет? – вздохнула я.

– Вообще-то я рассчитывал на твою магию…

Мел подошел и сел рядом.

– Сначала я договорился с местной преступной шайкой. Но наш с ними план был очень грязным. С тобой все получится куда чище. Получилось бы. Нужно только усыпить заклинанием стражников, потом отключить систему безопасности – просто заморозить ледяным облаком. Затем вскрыть ядовитый замок на сундуке, шепнуть заклинание-противоядие – ну и сбежать, по дороге отражая охранные заклинания на автоспуске.

Я потеряла дар речи. Потом неудержимо расхохоталась, закрыв лицо руками.

– Ты серьезно? Всего-то? Вот такой у тебя был план?! – Мой смех перерос в рыдания.

– Эй, ты чего? – напрягся Мел и аккуратненько отодвинулся. Смелый-то он смелый, но от сумасшедших лучше держаться подальше.

– Усыпление… Ледяное облако… Взлом… Противоядие… Отражение… А-ХА-ХА!!! Ты правда думал, что я на такое способна?

При всем желании я не могла вспомнить ни одного волшебника, кто бы одинаково хорошо владел столькими специализациями сразу. Магистр Орлин разве что? Ну нет. Точно нет. Представив бородатого старца, скачущего среди охранных заклятий, как козочка, я расфыркалась, немного истерично, но очень весело.

– Мел, ты сама наивность. Не бывает таких чародеев, чтоб все и сразу.

– А мне Кадия говорила, что в Шолохе и не такое бывает… – мрачно протянул Мелисандр.

– Кадия? Да все слова Кадии надо делить на пять, а то и на десять! Особенно если она рассказывала это тебе в уютном баре под бутылочку шаверни!

Красноречивое молчание значило, что я угадала.

– Вот прах. А я ей поверил, – разочарованно ругнулся Кес.

– Да ей все верят. Красивым девушкам сложно не верить. – Я нахмурилась. – Надеюсь, грязь вашего плана заключалась не в том, чтобы убить стражников?

Мелисандр с неохотой признал:

– Нет, просто вырубить, но… Потом прикрываться ими от заклинаний, как щитами.

– Это отвратительно.

– А вскрывать своего мертвого братишку не отвратительно?

Я возмутилась, но промолчала. Такие вещи нельзя ставить рядом. Грубое насилие над логикой, манипуляция чувствами собеседника. Да и на амплуа жертвы далеко не уедешь – разве что по наклонной. Но не мне было упрекать Кеса.

Мой мозг продолжал перебирать варианты того, кто из магов способен выполнить озвученное Мелисандром техзадание… Полынь. Полынь смог бы.

Но не как чародей, а как Ходящий, с помощью запредельных умений. Скользнул туда, Прыгнул сюда, делов-то. Вместо взлома замка можно было бы Прочитать охранника. Подходишь к нему, заглядываешь в глаза, спрашиваешь: «А код от сундука – 4567? Или последнюю цифру сменили?» И стражник рефлекторно представляет верную комбинацию. А ты уже считал ее и дальше пошел. Хотя, конечно, такого эксцентричного лохматого чувака, как Полынь, охранник бы так просто не отпустил…

Эх, Мелисандр. Не меня тебе надо было с собой брать, а ту студентку-теневичку. Ей вон даже в глаза смотреть не требуется, чтобы Читать.

Кес между тем совсем пригорюнился.

– Знаешь, Мел. Еще раз втянешь меня в историю без моего предварительного согласия – я тебя нахрен испепелю, – жестко сказала я.

Несмотря на угрозу, он обрадовался:

– То есть ты все-таки можешь колдовать?

– Я могу колдовать, но весьма хаотично. Нельзя заранее сказать, что получится. И получится ли вообще.

– И что мы будем делать?

– Ты это устроил, ты и думай. – Я раздраженно пожала плечами.

Мы еще немного помолчали. Наконец я вздохнула:

– Ладно, раз уж я все равно здесь… Давай попробуем так… У тебя ведь остались конфетки?

Магический Арсенал города Пик Волн полнился тишиной.

Тут и днем бывало немного народа, но после заката жизнь совсем прекращалась. Длинные сводчатые залы хранили безмолвие. Тонкий слой пыли покрывал шкафы. Отношение персонала к тайнам Арсенала было халатным, но магическая сигнализация все же тихо серебрилась по периметру комнат.

Вдалеке послышались шаги охранников, совершающих обход. Через пару минут они дойдут до зала, в котором мы вылезли из тайного хода.

Мелисандр и я кивнули друг другу: начинаем!

– И вот в семнадцатом веке правители города Пик Волн решают сконцентрировать все оружейные ценности в одном месте. Проект строительства Арсенала был препоручен архитектору…

Звучный голос Мелисандра Кеса постепенно становился громче, набирал уверенности. Я ткнула его в ребро:

– Не перебарщивай.

Шаги на секунду замерли, а потом ускорились. Дверь в наш зал распахнулась, и в проеме показалось два изумленных мужских лица.

– Вечер добрый, коллеги. – Мелисандр добавил несколько вежливых фраз на шэрхенлинге.

Один из охранников нахмурился:

– Что вы тут делаете?

У стражей была диковинная форма: обтягивающие черные комбинезоны, будто у акробатов. М-да, это очень некстати для нашего плана!

Мел прокашлялся и, подобострастно изогнувшись, затараторил:

– Я провожу экскурсию для гостьи нашего города, достопочтенной Айнвили из Дома Ищущих, королевского дома Шолоха, которая инкогнито посещает Пик Волн. Госпожа Айнвиль приехала с академическим визитом в университет, и ректор нанял меня для прогулки по наиболее значимым местам столицы…

Охранники смотрели на Мелисандра, как на умалишенного.

Но саусбериец так самозабвенно заливался соловьем, так активно размахивал украденным удостоверением экскурсовода и так уверенно вплетал в свою речь исторические факты об Арсенале, что стражи никак не могли понять, что с ним делать и в чем подвох. Я же стояла с брезгливой физиономией, достойной, как мне казалось, Дома Ищущих. Наконец я решила, что «госпоже Айнвили» уже пора бы и утомиться.

– Мы продолжим экскурсию или нет? – Я капризно топнула ножкой, прервав Мелисандра. – Здесь так пыльно, что у меня в горле першит. Пойдемте дальше.

– А вы конфетку возьмите, госпожа Айнвиль. Уходить рано, потому что я вам еще не рассказал вот про ту комнатку – видите кованую дверь в западном углу? За ней хранится оружие, оставшееся в Пике Волн от ваших предков…

Мел продолжал трындеть. Я жеманно взяла конфетку, развернула, засунула в рот. На стражников мы перестали обращать внимание. Те недоуменно переглянулись.

Наконец один прокашлялся:

– Арсенал – объект стратегического назначения. Тут нельзя водить экскурсии.

Мелисандр обернулся и в притворном ужасе вытаращил глаза:

– Нельзя говорить «нельзя» наследникам иностранных государств… Госпожа Айнвиль, простите нас, гости вашего уровня так редки в Пике Волн…

– Ничего, – высокомерно фыркнула я.

И тотчас захрипела, схватившись за горло. Потом я повалилась на пол, щедро пуская изо рта слюни, и начала кататься туда и сюда, завывая. После особенно пронзительного взвизга я затихла, живописно раскинув по сторонам ноги. Охранники замерли.

Тягостное напряжение укутало Арсенал, как пуховое одеяло.

Мелисандр шумно сглотнул:

– Помощь! Срочно нужна помощь! – Псевдоисторик панически затряс одного из охранников. – Если госпожа Айнвиль умрет – нас повесят! Где ближайший выход?

– Никуда ты не пойдешь! – рявкнул тот, отцепляя от себя чужака. – Это твоя конфета ее отравила! Льовен, проследи, я за помощью!

И бравый боец в трико убежал, хлопнув дверью до щелчка – чтобы мы не сбежали, вестимо. По двери тотчас разлилась блестящая сеточка сигнализации. Льовен, оставшийся с нами, недобро зыркнул в сторону Мелисандра и присел возле меня на корточки.

Плохо так присел, неустойчиво, с отрывом пяток.

Тотчас мы набросились на стражника с двух сторон. Я ударила его по коленям и за плечи дернула к себе, а Мел прыгнул сверху, хватая за шею. Хорошо быть Свидетелем Смерти! Всегда точно знаешь, где у человека сонная артерия, и можешь его аккуратно «выключить».

Пока Кес возился с охранником, я уже сняла у того с пояса связку ключей и старательно подбирала подходящий к двери в каморку. Процесс был долгим, я нервничала.

У второго убежавшего охранника связки не было, так как Мелисандр стащил ее. Поэтому, даже если бы страж решил вернуться сразу, то не смог бы зайти через захлопнутую дверь. Но долго ли он будет бегать за помощью и сколько у нас времени – я не знала.

Наконец ключ подошел, и мы с Мелом ввалились в каморку.

– Вот этот. – Кес указал на небольшой сундук в углу. На сундуке была бирка: «Боевые амулеты». – Три, два, взяли!

Пошатываясь на ходу, я старалась не отставать от патологоанатома, который целеустремленно тащил сундук обратно в большой зал. Кодовый замок на крышке таинственно мерцал лиловым. Вобьешь не ту последовательность – поприветствуешь проклятье.

Мы плюхнули сундук на подоконник и распахнули окно. Холодный ночной воздух влажно, как щенок, лизнул мне нос. Три этажа вниз, а там – небольшой плац из черных булыжников, хилые игольчатые кусты и высокий забор.

– Будем надеяться, сработает… – прошептала я.

– Три этажа, детка! Точно сработает.

Саусбериец с ноги пнул сундук, и тот, скрипнув петлями, ухнул наружу.

Мы перегнулись через подоконник, с замиранием сердца наблюдая за его падением. Длилось оно недолго. Повстречавшись с мостовой, ларь жалобно всхлипнул, взвизгнул и раскололся в щепу. Сиреневое облачко спиралью взметнулось из кодового замка. Обычно в таких случаях проклятие бросается на взломщика, но тут взломщика не нашлось, поэтому облачко в нерешительности поплыло прочь по пустому двору Арсенала…

В дверь у нас за спиной заколотили.

– Льовен! Открой! – раздался голос первого охранника.

Льовен на полу слабо завозился. Мел запрыгнул на подоконник.

– Мне страшно, – пискнула я не своим голосом.

– Да мне тоже. – Патологоанатом отмахнулся.

И снял штаны.

– Что им стоило выдать охране нормальные плащи, да? Нам бы пригодились! А так – ходят в сутенерских комбинезончиках, позорище, – попробовал пошутить он, белея в ночи кальсонами.

Я лихорадочно перекручивала свою многострадальную летягу, как будто выжимая после стирки. Буквой «Х» сцепив получившийся жгут со штанами Кеса, я растянула в руках импровизированный канат длиной метра полтора. Негусто, но хоть что-то!

Идею я взяла из своего богатого ученического опыта… Как-то раз мы с Кадией и Дахху взобрались на крышу магистра Орлина – убегали от рассерженного вепря, на котором Дахху тренировал заклинание чистки зубов. Забраться-то мы забрались, а вот вниз спуститься не получалось: адреналина уже не было, а как в нормальном состоянии сползти по стене трехэтажного коттеджа – мы не знали. Короче, по итогам мы знатно развеселили самого магистра Орлина, сплетя из трех своих мантий такую чудесную «сосиску», что развязывать ее пришлось заклятьем.

– Удержишь? – заволновалась я, глядя, как Мел наматывает на ладонь противоположный от меня конец «каната».

– Да.

Саусбериец одной рукой и обеими ногами ухватился за оконную раму, другую руку свесил вниз. Жгут неглубокой петлей провис между нами.

– Давай! – кивнул Мел, и я с судорожным вздохом сползла с подоконника наружу, цепляясь ногами за шероховатости в стене. Наконец, ниже было некуда: я висела, как лягушка, сжимая трещащую ткань летяги. До земли все равно было слишком высоко.

– Прыгай, блин! – драматичным шепотом рявкнул Мел. Судя по крикам в здании, охранник Арсенала уже разжился подмогой, и теперь они дружно пытались деактивировать сигнализацию.

Я прыгнула. В падении я пыталась расслабиться, но куда там! Столкновение с землей было болезненным, я сгруппировалась и укатилась вбок с грацией мешка с картошкой. Потом вскочила на ноги, взъерошенная, испуганная. Вдруг я уже переломала себе все на свете, но еще не чувствую? Нет, вроде обошлось.

Я задрала голову.

Мел так же повис на руках, как и я минуту назад. У него не было этих полутора метров страховки, полученной благодаря одежде. Сочувственно шипя, я бросилась к развороченному сундуку. К счастью, в нем было не так много амулетов. Артефакт богини Дану я нашла сразу же: выхватила из груды других и крепко сжала в ладони. Сзади раздался удар. Я обернулась.

Мелисандр лежал на боку. Глаза у него были как у коровы – красивые и печальные.

– Жив?!

– Спина, – односложно ответил саусбериец и выругался. – Твой выход, волшебница.

Я прикрыла глаза. Унни, привет. Ты как там? Давно не виделись. Гармония в душе, ля-ля-ля, ручеек спокойствия, ля-ля-ля, единство со вселенной… Пожалуйста, помоги мне сейчас чуть-чуть. Ну чуть-чуть. Даже не мне, а вот этому несносному парню. Считай это благотворительностью, ладно? Дело хорошее, доброе, с тебя не убудет.

В ответ – тишина, никаких тебе теневых бликов.

Прах.

Я прикусила губу:

– Не получается. Мел, может, так дойдешь?

– Вот и доверяй после этого женщинам, – зашипел господин Кес, осторожно поднялся и, подволакивая ноги, похромал к забору.

Я прихватила жгут из одежды и поднырнула ему под руку, смиренно соглашаясь на роль костыля.

К счастью, хотя бы с оградой не пришлось мудрить и выкручиваться. Эту часть плана – удивительно! – Кес продумал, заранее расшатав несколько крупных камней в кладке. По его указанию я выбила их, мы вылезли наружу и на полусогнутых побрели прочь, тенями пробираясь меж острых скал, торчащих тут и там.

Мы держали путь в сторону порта.

Я заметила, что Мелисандр хромает все сильнее и сильнее. Лицо его побледнело.

– Так, останавливаемся! – решила я.

– Нас догонят, – неувереннно возразил он.

Но я лишь деловито затащила его под черную елкучьи лапы опускались до самой земли, как шалаш. В Пике Волн наступила ночь, тоскливая ночь с воскресенья на понедельник, и людей на улицах, на наше счастье, не наблюдалось.

Я осмотрела спину и ноги Кеса. Мда… Третий этаж – это только звучит несерьезно, а на самом деле можно так навернуться, что потом тысячу раз пожалеешь.

– Ты что, на всю стопу приземлялся, что ли?

– Да.

– Никогда так не делай! Позвоночник убить можно.

– Я знаю, Стражди, – гордо фыркнул он. – Я же спец по телам человеческим.

– Мертвым, ага.

– М-да, тут есть проблемка.

Где-то у нас над головой вдруг залился трелью соловей. Его пение разбудило мотыльков, которые прикорнули в трещинах елового ствола и теперь недовольно шебуршились, устраиваясь поудобнее.

Я снова воззвала к унни. Тишина.

Чувство единения с мирозданием никак не хотело приходить в столь неподходящих условиях – чужой город, Мел в подштанниках, колючая еловая хвоя под попой…

Я выдохнула, очень медленно, раз, другой, и попробовала мысленно воссоздать атмосферу Шолоха.

Светлая лесная поляна. Юный Карл, не знающий о том, что он хранитель, в красном комбинезоне, в окружении оленей (и нет, я не про нас с ребятами). Легкий запах жасмина и свежескошенной травы. Мне удается поднять в воздух десяток книг, заранее притащенных из пещеры Дахху. Триумф! После занятия я пойду гулять с Кадией по вечерним набережным Верхнего Закатного Квартала… А наутро мы с Полынью будем пить обжигающий кофе на подоконнике в нашем кабинете, и куратор снова будет ускользать от расспросов, не желая делиться подробностями своего расследования. И жизнь впереди – большая, длинная, полная удивительных встреч, подвигов и возможностей – лишь руку протяни…

Что-то шевельнулось внутри. Теплый блик прыгнул на изнанку века, дружелюбно запульсировал, будто пес, виляющий хвостом. Потом еще блик и еще. Я почувствовала, как тяжелеют кончики пальцев.

– Ну привет! Достучалась-таки! – В моей голове раздался веселый и мягкий голос Дахху.

На самом деле не Дахху, конечно, а энергии бытия унни, которая с какой-то радости выбрала моего друга в качестве интерфейса.

– Привет-привет… – улыбнулась я.

Магия начала лечение. Мелисандр облегченно выдохнул.

– Все-таки на что-то ты сгодишься, – хлопнул меня по плечу патологоанатом, когда мы продолжили свой путь к порту. Я снова нацепила любимый плащ и была в таком хорошем настроении после ворожбы, что даже не огрызнулась.

Мы поднялись на борт быстроходной шукки, которая должна была доставить нас на материк. Капитан арендованного корабля молча кивнул, увидев Кеса, и приказал команде отчаливать. Выглядел он напряженно-испуганным. Кажется, не одни мы тут нарушаем закон!

– Я спать, – зевнула я. – Разбуди меня по прибытии.

– Да это двое суток, э! Ты столько не проспишь.

– О, поверь, Мелисандр! У нас с постелью особые отношения. Чистая и бессовестная любовь. Не завидуй.

– Хм. Не завидую, но теперь хочу, чтобы ты показала мне мастер-класс!

Но я показала лишь фигу.

На глубине

Мне снилась какая-то мутная, несуразная дичь про то, что я – перекати-поле и болтаюсь среди сельских дорог неведомого мира. Качусь туда, качусь сюда, и одна часть меня ликует – «свобода!», тогда как другая пугается пустоты. И вот я качусь и продолжаю катиться, пока не встречаю столб с указателями, и тогда замираю – мне хочется и не хочется – одновременно – выбрать себе путь…

Вдруг шея нестерпимо зачесалась.

– Я же просила не будить, – буркнула я, почувствовав, что рядом кто-то стоит.

– Отоспишься на том свете, – пообещали мне в ответ.

Сон улетучился, как окись балаган-травы. Моя рука, отправленная на важную миссию по чесу шеи, столкнулась там с лезвием ножа. Оно было обескураживающе острым. Я открыла глаза и увидела синеволосую шэрхен, которая ругалась с Мелисандром на пляже три дня назад.

Пиратка прижала оружие к моей нежной коже и, кажется, считала, что все в порядке. Она стояла расхлябанно, как в борделе: бедро вбок, подбородок задран, взгляд насмешливый и наглый.

– Вы кто? – проскрипела я тем мерзким голосом, что рождается в людской гортани сразу после пробуждения.

– Твоя погибель!

У этой дамочки смерть явно возглавляла топ тем для беседы. Поняв, что диалог не складывается, я попробовала отодвинуться. Кончик ножа неумолимо поплыл вслед за мной.

– Пшла на палубу, – рявкнула шэрхен.

Мне вспомнились правила поведения при захвате в заложники: мы зубрили их на первом курсе под строгим взором магистра Орлина. Несносный старец требовал, чтобы Кадия, Дахху и я наизусть зачитывали ему книжечку о чрезвычайных ситуациях, которая хранилась в верхнем ящике учительского секретера. Иногда я вспоминаю эти правила перед сном, одну за другой, вместо счета овец. Отлично работает.

«Не допускайте действия, которые могут спровоцировать нападающих к применению оружия и привести к человеческим жертвам», – представились мне ровные ряды печатных букв. Вот и ладненько.

Значит, пойдем на палубу.

Шепчущее море негодовало. Шквальный ветер обрывал паруса шукки, гребни волн взмывали выше бортов. Серая пена прокатывалась по качающейся палубе, с голодной жадностью набрасываясь на наши ноги. Низкое небо заваливалось то вправо, то влево и тем самым окончательно лишало душу остатков спокойствия.

Мелисандр Кес со связанными за спиной руками стоял перед длинной доской, выступающей далеко за борт, прямиком в бушующее море.

Пиратский суд… Час от часу не легче.

Синеволосая шэрхен пинками проводила меня к патологоанатому. С десяток пиратов выстроились шеренгой вдоль кают. В луже из морской пены сидел связанный капитан – тот, что пустил нас на корабль. Так вот почему он нервничал! Когда мы погрузились на борт, его шукка уже была захвачена: пираты наверняка где-то спрятались и ждали выхода корабля в открытое море.

– Что происходит?! – перекрикивая шторм, взвыла я, когда оказалась подле Кеса.

– Нас будут топить! – бодро отозвался он.

Мокрые отросшие волосы налепились ему на лицо, Мел извивался и отплевывался, пытаясь улучшить обзор. Я с омерзением почувствовала, как тонкие струйки дождя добрались до самых потаенных мест моего тела… Обмякнувшая летяга на плечах стала во сто крат тяжелее.

– Но за что? – почти простонала я, пока юный пират рывками связывал мне руки за спиной.

– Это та шайка, с которой мы планировали ограбление. Они надеялись на большую добычу и теперь не могут простить мне двух вещей… Во-первых, что пошел без них; во-вторых – что взял только один амулет. Пираты считают это глупостью, несовместимой с жизнью, – продолжал бодриться Мел.

Мне было не до шуток.

Я всегда боялась шторма. Толща черной воды, жадной, беснующейся под ногами, казалась мне древним чудовищем, ненасытным в своей ненависти. Километры темноты, уходящие вертикально вниз, давящая тишина, куда не проникает свет, слепые рыбы-фонарщики – все это было чуждым и до отвращения нереальным. Краем глаза увидев, как очередная волна накидывается на наш скрипящий бриг, я впервые за долгие годы обратилась с молитвой к богам…

Очень жаль, что знакомство с ними никак не повлияло на ситуацию.

Агрессивная пиратка загнала Мелисандра на доску. На середине пути саусбериец обернулся, открыл рот и крикнул что-то, но ветер подхватил его слова и выбросил за борт, как мусор. Корабль накренился, и Мелисандр беззвучно ухнул вниз, в разверстую пасть моря.

Я вскрикнула.

Времени горевать не было… Синеволосая тетка уже толкала меня: настойчиво, механически, без всех тех разговоров, которых так ждешь от истинных злодеев. Я извернулась и попробовала пнуть ее в колено, смутно надеясь на чудесное спасение. Но мах ногой на мокрой доске оказался до глупости неловким – и, поскользнувшись, я также полетела вниз.

Столкновение с водой окончательно лишило меня чувств.

Возвращение к жизни было стремительным и некомфортным.

Кто-то с силой зажал мне нос и, когда я взбрыкнула, накрыл лицо плотной желейной маской. Несколько секунд я интенсивно сучила ногами, пытаясь прощупать обстановку, а потом все вдруг стало нормально. Маска перестала ощущаться, и я смогла открыть глаза.

Я лежала на больничной койке. Руки, вместо того чтобы покоиться на простынях, чуть парили над матрасом. Ноги – так же. От лица во все стороны отходили тонкие прозрачные трубки, напоминающие кошачьи усы.

– Дышите нормально, – сказал блесен, склонившийся надо мной.

Блесен! Подводный житель!

– Я что, в Рамбле?

– Да. Я переустановил вам придонную маску. Давление и гравитация сейчас нормализуются.

И действительно – мои безвольно зависшие руки вдруг опустились вниз, будто я на поверхности, а не глубоко в море. Я осторожно пощупала лицо. Глаза, нос и рот скрывала мягкая, прохладная на ощупь накладка. Сквозь нее все выглядело ярче, чем должно: предметы светились, будто белый цвет под ультрафиолетом, а самые темные оттенки слегка пульсировали.

Эта маска – волшебное изобретение тех безрассудных смельчаков, которые пару тысяч лет назад решили, что им надоело жить на земле, и поэтому ушли под воду. Но факты – вещь упрямая: на глубине нечем дышать, зато есть проблемы с давлением, сопротивлением, распространением звука… В общем, почти со всем.

Однако смельчаки были упрямыми в своей придури и очень умными, а потому изобрели хитрое устройство – маску, избавляющую от вышеперечисленных неудобств.

Сегодня мы называем подводных жителей блеснами. Есть тут, в Рамбле, и другие – рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются мирно: на праздничных открытках их всегда рисуют в обнимку.

– Вы спасли нас? – спросила я врача-блесна.

Он кивнул, не вдаваясь в подробности. Потом отошел в другой конец палаты и начал обрабатывать мои вещи… Я с любопытством следила за процессом.

В Рамбле интересно обращаются с теми предметами, которые мокнут в воде – бумажниками, книгами, одеждой и так далее. На них выпускают сухоняш – улиток-переростков, которые, ползая, оставляют за собой склизкий фосфоресцирующий след. Этот след – специальная мембрана, которая сохраняет предмет сухим. Или же помогает ему быстро высохнуть с минимальными потерями – как в нашем случае.

Дай улитке порезвиться на твоем вечернем платье – и можешь смело нырять в нем в бассейн, если градус вечеринки позволит.

Таких сухоняш блесны с успехом продают в сельские районы Асерина: там они очень высоко ценятся этнологами и странствующими целителями, которые, бывает, на много дней увязают в проливных дождях Туманного Нагорья…

С моей летягой сухоняша справилась быстро, а вот куртка Мелисандра заставила ее опасливо попятиться. Блесен критически посмотрел на улитку; потом взял куртку, похлопал по набитым карманам, заглянул в них, изумленно воскликнул и быстро вышел из палаты.

Тотчас двери снова распахнулись, и в помещение ворвался сам Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только поддержал эту сюрреалистичную иллюзию.

Впрочем, это оказался вопль ликования.

– Мы живы, Ти! Мы живы! – буйно радовался Мел, тряся меня за плечи.

Я рассмеялась:

– Живы… Правда, я даже не успела сообразить обратного. Грохнулась в воду и обморок одновременно.

– Везучая! – завистливо выдохнул Кес, помогая мне подняться с койки. – А я еще побарахтался, поборолся за жизнь, что в условиях девятого, десятого и одиннадцатого вала было непросто… Как увидел акульи плавники рядом – все, думаю, кранты. Допрыгался. Кто твою-то смерть засвидетельствует, дурачина? Но плавники оказались фальшивыми. Их наши новые друзья присобачивают к подводным лодкам, как паруса, прикинь?

Вернулся блесен и начал педантично вводить мне какое-то лекарство под изгиб локтя. Шприц был настолько тонким, что я не почувствовала дискомфорта.

– Эх, Тинави! – продолжал радоваться Мел – теперь укол делали ему. – Как же здорово – жить! Жить на полную катушку!

Я рассеянно подняла брови, мол, и впрямь.

Мне стало как-то нехорошо…

Блесны переодели меня, и теперь длинная, в пол, перламутровая рубаха странно холодила кожу. Ее чешуйчатая ткань была как живая. Облизывала ноги прохладными язычками незнакомого материала, взбиралась вверх, стараясь потуже обтянуть шею.

Несмотря на маску, я не могла нормально дышать.

Кес еще что-то восторженно болтал, а я стала медленно оседать на пол. Удивительная ночнушка помогла приземлиться, насилу таща меня вниз. Блесен, отошедший в угол палаты, отвернулся и начал копаться в каких-то склянках.

– Мел… – прохрипела я. На этом силы кончились.

– Ты что с ней сделал, гаденыш?! – возопил саусбериец, увидев, что творится.

Но потом, закатив глаза, Мелисандр и сам стал падать – как древний каменный колосс, очень прямо, медленно, лицом вверх, снося к праховой бабушке прикроватную тумбу.

Мир вокруг меня заполнился всполохами разноцветных огней. Я снова выключилась.

«Что за день! – воскликнул бы Дахху. – Ну что за день!»

Помпезный зал стал следующим куском моей разбитой мозаики под названием «сегодня». Я очнулась и обнаружила себя на троне.

Ого! Вот это поворот!

Но «живая» больничная рубаха никуда не делась. Она стискивала меня с любовной страстью и не давала шевельнуться, намертво приклеив мои руки к подлокотникам, а позвоночник – к спинке. Я только и могла, что растерянно оглядываться.

Обстановка смущала.

Мой трон стоял на сцене в небольшом театральном зале. Подводном, конечно: стеклянные стены обросли водорослями, вместо люстр – гигантские рыбы-удильщики на цепях, кулисы – водоросли, а пол отсутствует – лишь белесый песочек вздымается барханами.

Все места в театре были заняты: несколько десятков зрителей вальяжно развалились в коралловых креслах. У многих в руках были длинные трубки, пускающие жемчужные пузыри: не вполне безобидные, судя по чересчур томным лицам. Среди гостей я разглядела и блеснов, и рыбьеголовых, а в первом ряду полулежала сама подводная владычица в короне из ракушек…

Ой-ой. Это на какое шоу они все пришли? Только не говорите, что на меня!

Увидев, что я очнулась, королева выжидающе вскинула брови. Я сделала то же самое. Тогда она раздраженно закатила глаза, и тут я не рискнула повторять.

Так. Ну. Предположим.

– Приветствую, владычица! – с опаской кивнула я.

Теперь королева удовлетворенно кивнула, а потом прищелкнула пальцами. Гости плавно встали и склонились в глубоком поклоне, а из дальнего конца зала к нам выдвинулся некто в мантии с капюшоном и с грифельной доской. Его окружали рыбы, много-много рыб, похожих на мини-телохранителей.

«Капюшон» шел настолько медленно и уныло, что можно было свихнуться.

Я надеялась, что кто-нибудь по дороге даст ему пинка животворящего, но нет: рамбловцев такой темп совершенно устраивал. Они продолжали стоять в поклоне, слегка покачиваясь от подводного течения, и, кажется, изредка серебристо смеялись без особой причины, а королева закинула голову назад и рассеянно разглядывала потолок.

Странно все это.

Рамбла, конечно, знаменита своей аристократичной заторможенностью и эксцентричностью, но происходящее сейчас совсем уж напоминает опиумный притон.

Когда «капюшон» наконец-то приблизился, королева что-то шепнула ему и указала на меня пальцем. Он ме-е-е-едленно повернулся. Елки-моталки. Он что, сейчас еще и к трону двинет?! В обход сцены, так же траурно?

Помогите!

Но обошлось. «Капюшон» лишь поставил доску на выдвижную треногу и начал писать. Этот стиль общения напомнил мне дело о тихом лодочнике, которым я занималась как Ловчая.

– «Приветствуем тебя в Рамбле, дочь верхнего мира».

Место на доске предсказуемо кончилось. Человек неторопливо стер написанное и приступил к следующей фразе.

– «Владычица Льянва Лои К`га Гэлдри предлагает тебе роль ночной рассказчицы».

Вот тут я совсем растерялась. Это еще что за ерунда?!

Десятки глаз смотрели на меня в ожидании.

– Спасибо, владычица Лья… Э-э. – «Капюшон» успел стереть имя королевы, а я его не запомнила. – Спасибо за предложение, и за спасение спасибо, но меня ждут на поверхности. Благодарю вас всем сердцем и прошу указать нам с другом путь на материк.

Я не стала выведывать, с какого перепугу блесны разглядели во мне рассказчицу и почему так диковато, нездорово развлекаются. Ситуация была крайне сомнительная, но мысль о долгой дискуссии посредством учебной доски угнетала.

– «От предложений Лои К`га Гэлдри не принято отказываться». – Выведенные «капюшоном» буквы прямо-таки светились укоризной.

– Просто я недостойна этой роли, поверьте. Мне жаль.

Владычица встала. Подданные с легкими стонами неудовольствия тоже опять поднялись.

Человек в капюшоне начал ожесточенно стирать с доски написанное, но королева остановила его жестом.

Она хрипло обратилась напрямую ко мне:

– Вы были на лодке с пиратами. Значит, вы преступники. Преступникам – наказание. Но нынче Рамбла милосердна… Поэтому вы будете гостями. Вам будет комфортно. Плата – ночные истории о жизни верхнего мира.

Я возразила:

– То, что мы были на лодке с пиратами, означает как раз-таки, что мы жертвы!

– Вещи твоего друга говорят об обратном. Фальшивые удостоверения. Магическое оружие. Дамские – краденые? – амулеты. Признак нечистой совести. Ты с ним.

– А как насчет презумпции невинности?

– В бездну презумпцию! – сонно отмахнулась королева.

М-да. А мы с Мелисандром на днях еще нашу политику осуждали…

Меж тем владычица стукнула о песок серебристым жезлом с сияющим наконечником.

– Идея с рассказчицей гуманна и справедлива, – поведала она. – Жаль, что ты не ценишь, чужачка… Тогда поступим иначе.

Несколько рыбьеголовых внесли в тронный зал клетку с Мелисандром Кесом. Саусбериец двумя руками вцепился в прутья и клял «этих дохлых селедок» на чем свет стоит.

– Мы ждем историю. – Владычица подняла подбородок. – А скаты ждут дозволения…

Вышеупомянутые обитатели глубин, облепившие клетку изнутри, неожиданно напрыгнули на Мелисандра. Блестящие разряды тока саданули историка по плечам. Мел зашипел, как масло на раскаленной сковороде. Вельможи заахали от удовольствия.

– Хей, полегче! – Сказать, что я была в шоке от этих психов, – ничего не сказать. – Будет вам история. Не знаю только, зачем…

– Хочется, – объяснила королева.

И действительно: чем не серьезная причина.

Вдруг легкое изменение подводного течения сдернуло капюшон с головы человека, писавшего на доске.

Ох! Не зря во мне всколыхнулись воспоминания!

Ибо подле морской владычицы стоял Ол`эн Шлэйла, тихий лодочник. Ни блесен, ни рыбьеголовый, серединка на половинку. По его собственным словам – рыбий хозяин. Перехватив мой взгляд, он отвернулся.

Ол`эн Шлэйла… Я вспомнила нашу встречу. Мы с Кадией должны были уладить конфликт между Шлэйлой и рыбаками-тилирийцами. Казалось, мы все сделали правильно, но… потом тилирийцы подожгли дом Шлэйлы. Видимо, тогда он и вернулся в Рамблу.

Я мрачно уточнила:

– О чем вам рассказать?

– О чем угодно. – Императрица склонила голову набок. Все ее подданные мгновенно сделали то же самое. Зеркалят, подхалимы.

И тогда я просто пересказала им дело о тихом лодочнике. Ну как – просто.

Превратила в сказку: перевела все в третье лицо, добавила красок. Представила себя рыцарем-паладином. Заменила рыбьеголового на птицеголового – живут же на западных островах люди с головами воронов.

Человек-птица в моей истории пытался понять, о чем поют небеса над Шолохом – так же, как настоящий Ол`эн пытался выяснить, о чем шепчет речное дно. Человек-птица узнал, что кто-то во вселенной допустил страшную ошибку и теперь мироздание рушится… Он напутствовал паладина, чтобы тот разобрался в происходящем.

Наша реальная история тут бесславно заканчивалась, но в вымышленной я продолжала.

Я рассказала о том, как паладин раскопал своим двуручным мечом все необходимые секреты. А потом направил «ошибившегося» на войну со злом – и война эта идет прямо сейчас, втайне от непосвященных. По страшному секрету я поведала, что паладин хочет рассказать человеку-птице о происходящем, но не может! Потому что его похитили глупые раскормленные голуби, которые клюют его прямо в маковку своими недалекими требованиями.

Однако, возможно, в следующей серии человек-птица спасет паладина? Тогда он узнает немало всякого интересного.

Тут я мстительно замолчала.

– И что, дочь верхнего мира? – Владычица обиженно надула губы. – Это конец?

– Пока да.

– Плохая из тебя рассказчица.

– Что же вы хотите от преступницы! Мой скудный ум не может с ходу придумать что-то получше, увы. Надо будет как следует поразмышлять в тишине.

Ол`эн Шлэйла смотрел на меня во все глаза. Стая рыб вокруг него в волнении трепыхала хвостами.

Сказка ложь, да в ней намек. К счастью, мой намек дошел до цели.

– Ну ладно, – зевнула подводная императрица. – Пока получается плохо, но завтра продолжишь. Еще раз оборвешь историю – несдобровать твоему другу.

Она томно махнула рукой, и клетку с ругающимся Мелисандром утащили куда-то вбок. На груди Мела я мельком заметила все четыре артефакта. Ну хоть какие-то плюсы – не отобрали наш трофей.

Перламутровая ночнушка наконец-то позволила мне пошевелиться. Более того, неугомонная одежда стала настойчиво подталкивать меня к выходу из зала, заставляя кланяться вельможам по дороге. Изысканные поклоны не помешали мне, впрочем, корчить им зверские рожи.

Длинными коридорами живая одежда увела меня в маленькую комнатку и там бросила на кровать, как тряпичную куклу.

Ох.

Дикая охота

Я долго пыталась уснуть. Получалось плохо. Спать на спине я не умею, а волшебная ночнушка не позволяла выбрать другую позу.

В итоге до рассвета я просто валялась и костерила подводное царство на чем свет стоит. Я прошлась по каждой рыбешке, по каждой водоросли в Рамбле… Естественно, и себя не оставила без внимания.

Прахова кошелка! Ядрена мандаринка! Ну кто тебя, Тинави, просил связываться с этим дурацким Мелисандром?

Есть же люди – чуешь за версту, что у них любимые духи – «Пахнет Керосином». И все равно почему-то идешь, привороженный ароматом необычного… Зачем нам это? Почему в нас нет какого-то мудрого предохранителя, не дающего сделать неверный выбор?

Или неверных выборов в принципе не существует? Любая ситуация, с точки зрения вселенной, имеет равное количество достоинств и недостатков – смотря какую позицию займешь?

Единственным слушателем моих скорбных псевдофилософских стонов была мраморная скульптура драконихи.

На то, что это именно девочка-дракон, недвусмысленно намекал венец на чешуйчатой ящериной башке. У драконов, знаете ли, матриархат. Вернее, был матриархат. Пока последняя королева не умерла, а новой почему-то не оказалось. Вообще ни одной самочки не нашлось, чтобы занять трон.

С тех пор драконы спят беспробудно… Как будто чего-то ждут. Или просто не хотят жить без своей королевы.

Дверная ручка в мою комнату медленно повернулась. Тихо тренькнуло – это звякнули бутылочные стекляшки, те, что у блесен играют роль звонка.

Ночная рубашка, прибившая меня к кровати, заинтересовалась происходящим. Она дернулась вверх, как разбуженная овчарка, и я с невольным любопытством привстала на локтях.

На пороге стоял Ол’эн Шлэйла. Прежде чем закрыть за собой дверь, тихий лодочник привычно подождал, пока внутрь проскользнет его рыбья гвардия.

«Здравствуй, Тинави», – накорябал он на доске.

– Привет, Ол’эн.

Он замялся перед следующей фразой:

«А ты… расскажешь мне историю?»

– Да. – Я усмехнулась. Слишком уж это было похоже на приход грустного сынишки к маме поздно вечером: «Мам, а можно сказку на ночь?»

– Моя история про богов-хранителей, Ол`эн. Тебе понравится. – Я подмигнула лодочнику.

Он молитвенно коснулся пальцами лба. Щель, заменявшая ему рот, улыбчиво выгнулась на крупном, нечеловеческом подбородке. Рыбье лицо, казалось, не было предназначено для таких эмоций. Оно было тугим и неподвижным, как резиновая маска.

Ол`эн присел в ракушечное кресло, и я рассказала ему все.

Про то, как хранитель Карланон по ошибке выпустил Зверя, когда искал Отца; про то, как Зверь ранил Карланона, и Карланон сбежал в Шолох, а по дороге потерял память. Про то, как я сама невольно стала мастером по возвращению воспоминаний. И что мы с Карлом, принцем Лиссаем и хранительницей Авеной поучаствовали в битве против Зверя. А потом нас разметало, как листву по осени: нас с Карлом – в Шэрхенмисту, Лиссая с Авеной – не пойми куда… И теперь мой друг-хранитель мечется по Вселенной, оценивая нанесенный Зверем ущерб, латая раненое Междумирье и выискивая врага.

Ол`эн выслушал историю, задумчиво покивал. Потом восхищенно накорябал на доске:

«А ты видела Авену, да?»

Точно. Они же, жители Рамблы, просто сохнут по этой хранительнице. Ведь у каждого из богов есть своя фишка. Так, Теннет, он же шолоховский маньяк, был пророком и повелителем времени, пока не потерял магию и совесть заодно. Карланон специализируется на защитных чарах и целительстве. Рэндом – мастер телепатии. Авена – божественная судия и воительница, которая в какой-то нелегкий этап своей биографии передвигалась по небу на рыбе. Как раз эта несчастная рыба заставляет всех в Рамбле болеть за белокурую богиню, как за свою.

– Да, я видела Авену! Она шикарная.

Тихий лодочник блаженно улыбнулся и вновь прижал пальцы ко лбу.

Я перевела тему:

– Ол’эн, почему ты вернулся в Рамблу? Из-за склочных тилирийцев? Прости, что я не проследила…

Полумесяц улыбки сполз с лица Шлэйлы. Он обернулся на своих рыб: рыбы нервно мельтешили вокруг драконьей скульптуры.

Лодочник вздохнул. Писчее перо запрыгало в руках Шлэйлы.

«Нет. Просто когда мир падет, я хочу быть рядом со своей семьей».

– Мир не падет, ты чего!

Кажется, я переборщила с описанием Зверя и его приспешников.

«Но дно все еще боится. Боится даже сильнее, чем раньше. Знать вдыхает толченые жемчуга, чтобы забыться, но кошмар не уходит от сладостной дымки, лишь набирает силу. Рамбла сейчас сонная и беспощадная из-за страха».

Что ж, не зря театральные зрители показались мне странными.

– Но почему вы боитесь? Я же говорю – Карл вернулся к своим обязанностям.

Шлэйла опустил взгляд.

«Врата открыты, – написал он. – Нет гарантии безопасности».

– Ол`эн, давай не будем пессимистами. В жизни вообще никогда нет гарантии безопасности – такой, чтоб сто процентов. В любой момент все может пойти прахом, но думать об этом – себе дороже. Надо просто жить. И вообще – Карл справится. Поверь мне.

Шлэйла будто прислушался к чему-то. Потом покачал головой. Упрямо, неверяще.

– «Ты плыла домой?» – наконец спросил он.

– Да. Мы с другом направлялись в Шолох. Мы не воры, Ол’эн. Точнее… – Я замялась.

Вообще-то именно ворами мы и были, но я все никак не могла привыкнуть к тому, что такое плохое слово может иметь отношение ко мне. Ко мне! Я ведь положительный персонаж. Разве это не очевидно?

«Неважно. – Ол’эн устало прикрыл глаза. – Ты должна быть со своим народом, как я – со своим. Мы утешим их в конце, если Авена, сиятельная богиня, краса мира и т. д. и т. п., не справится со Зверем».

– Авена и Карл, ты хотел сказать?

В ответ на мой упрек Шлэйла невозмутимо подчеркнул слова «и т. д. и т. п.».

Потом подошел и неожиданно вложил мне в руку значок Ловчей. Пока я радовалась вещице, рыбьеголовый двумя пальцами взялся за подол моей серебристой рубахи и что-то шепнул. Ткань затрепетала, сначала слабо, потом сильнее. Через несколько секунд она билась в конвульсиях, как выброшенная на берег плотвичка. Я почувствовала, что меня больше ничего не держит. Снова свобода! Классическое женское нытье про власть, которую над нами имеют шмотки, теперь обросло для меня новым значением.

«Я покажу выход. Только тихо. Нас не должны увидеть, иначе мне конец», – наспех накорябал Ол’эн Шлэйла.

– Мелисандр должен пойти с нами.

«Он тоже знаком с богами?» – Рыбий хозяин глянул на меня с подозрением.

Я замешкалась. Мне ужасно захотелось соврать: дескать, да, знаком, вытаскивай его скорее, религиозный ты фанатик! Но пока я решалась на эту ложь во спасение, моя эмоциональная физиономия, судя по всему, успела отразить сомнение.

«Тогда он вместо тебя останется на роли ночного рассказчика».

– Ну уж нет! – запротестовала я. – Мы уйдем вместе. Не оставлю я друга в вашем сбрендившем государстве!

«Но это справедливо. Он преступник, он должен расплати…» – Я не дала Шлэйле дописать, сердито выхватив перо из его рук.

Потом заглянула ему в глаза своим Убеждающим и Подкупающим Взглядом. (Обычно после него мне отказываются сделать даже стандартную скидку в кофейнях, но надо же тренироваться, коли жаждешь мастерства.)

– Ол’эн! Раз ты боишься, что мир падет, разве не стоит пустить к семье и Мелисандра тоже? Будь милосерден. Ведь Рамбла милосердна. Пожалуйста, помоги и ему тоже. Поможешь?

Метис заволновался, испуганно замотал головой.

Его руки были удивительно теплыми для холоднокровного существа. А глаза – такими грустными, что мне вдруг захотелось плакать. Я заметила, что несколько крупных чешуек на правом веке Ол`эна смялись, сам глаз потускнел. Рыбий аналог бельма? Не удержавшись, я мысленно позвала на помощь унни и коснулась века. Как ни странно, на сей раз теневые блики с готовностью заплясали и сила потекла сквозь меня.

Шлэйла ахнул. Пощупал свежую чешую, обалдело моргнул почерневшим глазом и вдруг поклонился. Так как перо все еще было у меня, он не смог ничего написать.

Зато рыбы, столбом вьющиеся подле него, вдруг, как в цирке, засуетились, перестроились и сложились в одно слово: «Помогу».

Ол’эн, рыбы и я долго блуждали по тихим тропам Рамблы.

Меня завораживал этот подводный мир. Плавно, все вокруг было так плавно…

Улицы пустовали. Только стайки неоновых медуз мерцали и переливались под стеклянным куполом квартала. По обочинам колыхались заросли актиний, а над головой у нас волшебно рассеивались столбы света, тщетно пытавшиеся пробить толщу воды.

Никто, кроме спящих скатов, не охранял клетку с Мелисандром. Увидев меня, Кес хотел было издать радостный вопль, но указательный палец возле губ стал ему предостережением.

Клетку с пленником поместили во внутреннем дворике подводного дворца. Ростры затонувших кораблей стояли здесь на постаментах, как скульптуры, и их гордые лица, казалось, искажены ужасом, а не былым триумфом первооткрывателей. Мелкий песочек пестрел ракушками, а скамьи для гуляющих затянула тина.

Мелисандр не скучал: прямо перед его клеткой высились информационные стенды с вариантами прогулочных маршрутов по Рамбле, которые он с удовольствием изучал. В обычное время в подводное царство легко пускали туристов. Даже мы с Кадией и Дахху подумывали провести здесь неделю-другую в августе: играть в подводный тринап, лежать на Пляжах У Бездны, ходить в пузырьковые бани подводных гейзеров…

Однако сейчас Рамбла пустовала и казалась до крайности недружелюбной. Все подводное королевство болезненно замерло и закрылось от страха, будто устрица – так объяснил мне Шлэйла.

– Это Ол’эн, – я представила лодочника Мелисандру. – Он поможет нам сбежать. Пожалуйста, следуй его указаниям.

– Будет сделано. Ол`эн, приветствую! – воссиял Мелисандр, когда Шлэйла, поклонившись, начал отпирать замок. – А что у нас в программе побега? Взорвем пару тюрем напоследок? Сорвем поцелуй с уст королевы?

Шлэйла глянул на меня с ужасом, мол, что за друг у тебя такой? Нас ждут неприятности?

– Нет, Мел, мы просто тихонько уйдем. – Я перебила мечтания саусберийца.

– Ну-ну. Значит, нормального плана нет?

– Так это и есть нормальный!

– Ну-ну, – еще раз повторил Кес до крайности неодобрительно.

Теперь мы втроем двинули прочь. Сначала шел Ол`эн, потом его рыбы, потом, осторожничая, по стеночке кралась я. Мелисандр замыкал шествие, сообщив, что лучше он будет всю дорогу любоваться моей задницей, чем я его. Периодически он восторгался окрестностями и выпавшими на нашу долю приключениями, а также радостно вещал о том, что успел прочитать о Рамбле на стендах.

В конце концов я перестала слушать. Мы шли уже очень долго, когда я поняла, что за спиной стало подозрительно тихо.

– Ол`эн! Мелисандр пропал! – окликнула я нашего провожатого.

Снова упакованный в свой треугольный капюшон, Шлэйла обернулся и горестно охнул. Рыбы Шлэйлы вытянулись длинной стрелой и устремились в темный арочный проем сзади.

«Зря я решил вам помочь», – написал Ол`эн, пока мы ждали, и посмотрел на меня с таким укором, что мне захотелось провалиться сквозь дно.

…И ведь не возразишь.

Вдруг Шлэйла замер, прислушиваясь, а потом зажал ладонью рот, испуганно вытаращил глаза и широко, страшно замахал руками, разворачиваясь и показывая, чтобы я бежала за ним.

Раздался звук далекого рога. Вода подхватила его, отбросила на стеклянный купол дворцового квартала, усилила и исказила. От вибрирующих незнакомых нот по спине побежали мурашки.

Прахова, прахова Рамбла.

Спотыкаясь, я неслась за Шлэйлой, который показывал какие-то рекордные скорости бега под водой. Темный плащ лодочника развевался за ним, напоминая чернила осьминога, и удаляющейся тревожной кляксой не давал мне сбиться с пути. Вода мутнела. Не выдержав и обернувшись, я увидела, что из-за поворота появился табун эх-ушкье. Это из-за него воду заволокло так, что ни одна маска не спасет твои легкие.

Вот это попали!

Суслик, кобылка Кадии, всего лишь на четверть морская лошадь – и то вселяет такой страх, что ночью мимо пройти поостережешься. А уж настоящие эх-ушкье – истинная беда. Они предоставляют жертве широкий спектр возможностей: быть разорванным острыми зубами, затоптанным стальными копытами, удушенным из-за филигранно высчитанной хватки премоляров… Сказки гласят, что эх-ушкье могут одним метким ударом выбить человеческое сердце – это четвертая опция, для гурманов. Но будь я проклята, если меня радует подобное разнообразие.

От табуна отделился, выдвигаясь на корпус, один конь. Он был еще чернее, чем собратья, еще крупнее. Я споткнулась, заглядевшись, и упала на колени. И без того небольшая фора исчезла.

«Что ж, – с горькой усмешкой подумала я, – видимо, меня ждет смертельное меню номер два…»

Умирать – так с честью.

Не помню, кто и когда вбил в меня этот простой завет. Было ли то в школе, когда мы всем классом анализировали рыцарские кодексы на уроках хорошего тона? Или еще раньше, в глубоком детстве? Неужели что-то такое лейтмотивом звучало в маминых колыбельных, которые она, позевывая после суматошного дня при дворе, нежным голосом пела мне перед сном? Может, мы говорили об этом с Кадией и Дахху на предзакатных пикниках у Камня Мановений? Или Полынь – не говорил, нет, – но думал о чем-то таком, вступаясь за меня перед Ходящими, и думал так громко, так отчаянно, что я подслушала ненароком?

Не поднимаясь – на это не оставалось времени, – я развернулась, чтобы достойно встретить смерть от табуна эх-ушкье.

Водяные кони были огромными. До меня им оставался прыжок или два, и они полностью заслоняли далекий свет размытого акварелью солнца.

Кто-то сидел на вырвавшемся вперед вожаке. Когда я малодушно зажмурилась, ибо копыта были прямо надо мной, этот кто-то силком схватил меня за шкирку и закинул на эх-ушкье.

– Классная лошадка, да?! – возопил Мелисандр, оборачиваясь.

Бултыхаясь на галопирующем коне лицом в седло, вцепившись в упряжь что есть сил, чтобы не слететь обратно, я не могла ему ответить. А хотелось.

Наконец мне удалось обрести если не равновесие, то хотя бы стабильность.

– Остановись! Я хочу сесть! – заорала я. Кожаное седло, к которому я все еще прижималась, сильно глушило эти панические вопли.

– Не слышу-у-у-у! – беззаботно отозвался Мел, подхлестывая эх-ушкье. И вновь затрубил в устрашающе длинный изогнутый рог, который успел где-то раздобыть. Там же, где и коня, видимо…

Еще немного доморощенной акробатики, и я, едва не визжа от ужаса, все-таки умудрилась принять сидячее положение.

Мы так и неслись во главе табуна, стремительно удаляясь от центра Рамблы. Аккуратные домики блесен становились ниже, потом – реже, потом и вовсе перестали попадаться.

– Где Ол`эн?! – рявкнула я на ухо Мелисандру, сидящему передо мной. Сжав саусберийца руками что есть силы, я чувствовала, как быстро и, казалось, ликующе бьется сердце патологоанатома в этой скачке.

– Не знаю! Кого это заботит!

– Это меня заботит! Возвращаемся за ним!

– Чокнулась?!

Мелисандр с силой дернул поводья на себя. Я подумала, что он хочет остановить красноглазого вожака эх-ушкье и, спешившись, высказать мне свое фи. Наверное, Мел так и планировал – судя по удивленному возгласу, вырвавшемуся из его груди.

Но эх-ушкье на то и водяные лошадки, а не донные. Вместо того чтобы затормозить, наш конь продолжил скакать. Но уже не вперед, а вверх, каким-то волшебным образом отталкиваясь копытами от пустоты.

– А-А-А-А-А-А!!! – хором заорали мы.

И вскоре вынырнули на поверхность. Море вокруг белело гребешками, сияло под утренним солнцем. Мелисандр сразу же сорвал с лица липкую кислородную маску, что означало одно: вновь нырнуть мы не сможем.

– Прах… – пробормотала я.

Табун эх-ушкье торжествующе заржал, приветствуя день, и, лавируя меж волн, продолжил свою бешеную скачку.

Вдали появился материковый берег.

Поняв, что дело сделано, мы с Мелисандром неловко свалились со спины эх-ушкье – другого способа спешиться в море придумать не удалось.

Остальные кони уже умчались кто куда, но наш продолжал слушаться Мелисандра и, пусть неохотно, скакал вперед. Теперь, обретя свободу, водяной конь развернулся и мощными прыжками рванул обратно в синеющее июньское море.

Мы выбрались на пляж и долго лежали, отплевываясь от соли и водорослей. Всяческая флора во рту оказалась побочным эффектом аттракциона «покатушки с эх-ушкье». Хорошо, хоть не фауна!

– Ну что, еще немного отдохнем, и вперед? Глянем, что там в Шолохе, и – за оставшимися артефактами? – жизнерадостно предложил Кес.

Удивительно, но за то время, что мы были знакомы, он очень похорошел. Мелисандр с самого начала был весьма видным мужчиной, но сейчас он стал почти до неприличия привлекательным – осанка идеальная, кожа под завязку набрала бронзового загара, волосы будто специально уложены. Он сиял, натурально сиял. И вновь этот бешеный блеск в глазах – такой, что даже опасно смотреть на них долго.

С чего бы это?

Я с надеждой уставилась в лужицу в песке, натекшую с моей рубахи. Может, я тоже преобразилась? Но нет: черты лица острее, чем были, глаза холодные, настороженные, под ними – синие тени, в тон радужной оболочке. Я с обидой шлепнула лужу, и та резво смылась в песок.

Мы позагорали еще немного перед тем, как я все-таки решилась объявить о своем новом решении.

– Мелисандр, боюсь, здесь наши пути разойдутся, – вздохнула я.

Он, сосредоточенно вычищавший песок из ботинка, замер.

– С чего бы это?

– Я так больше не могу.

Кес посмотрел на меня как на предательницу:

– Ты шутишь? Или мстишь?

Я прикусила губу. Он с жаром продолжил:

– Мы с тобой отличная команда, Стражди! И арсенал ограбили, и от пиратов спаслись, и в Рамбле шухера навели такого, что они надолго запомнят. Кстати, ты ведь поняла, что я сделал, да? Я на стенде увидел, где конюшня у этой дамочки, владычицы, и сиганул туда, когда мы мимо проходили. Блесны сейчас в таком состоянии, что даже стойла не запирают! Только и было заботы – успеть эх-ушкье на спину запрыгнуть, пока он мне хребет не переломил. Но я специально выбрал королевского: на стенде писали, что он самый нежный, покладистый, чтобы даже эта экзальтированная селедка могла с ним управиться. А вообще скачки на этом табуне называются «дикой охотой», это большой подводный праздник, и…

– Мел…

Он замолчал.

– Это для тебя случившееся – удивительные приключения. Для меня – нет. – Я покачала головой. – Ты радуешься новой игрушке-амулету, а я вижу пожилую женщину на холодном университетском полу. Ты потешаешься над пиратами, которым не удалось нас утопить как следует, а я помню, как стояла тогда на доске и думала: главный закон Вселенной в том, что каждый получит по заслугам. Мы с тобой стали ворами: я знала это, я ждала наказания, и оно поспешило прийти.

– Ну так не ждала бы! – обиделся Кес.

Он запустил руку внутрь ботинка, вытащил оттуда едва пискнувшего рачка и гневно зашвырнул его далеко в море.

Я поджала губы.

– Дальше – Рамбла. Не мне осуждать этих, как ты выразился, селедок, но Ол`эн Шлэйла… Ол`эн согласился помочь нам, хотя считал это неправильным. Мы втянули его в наше спасение – а потом бросили неизвестно где. «Кого это заботит?» – сказал ты. Меня, Мелисандр, меня это заботит! Вдруг его растоптали эх-ушкье? Вдруг его накажут? Я не могу вот так швыряться людьми, подставлять их, использовать! Это неправильно!

– Ах, вот как? – Мел высоко вскинул брови. – А тебе не кажется, моралистка, что как раз это ты сейчас и делаешь – используешь человека? Меня, в частности? Ах, Мел, помоги; ах, Мел, мне на материк надо; ой-ой, не хочу слушать про своих предков, лучше покорми меня, напои меня, лодочку добудь! И вот, стоило нам ступить на берег, как до свидания. Да еще и с таким гонором, что слов не хватает!

– Да потому что ты опять не посвятил меня в свои дурацкие планы! Ты что-то там себе придумываешь на грани самоубийства, а потом ставишь меня перед фактом – тебе и в голову не приходит, что я могу быть против! А я против, прах побери! Категорически!

– Ага, вот только всякий раз после у тебя до одури счастливая физиономия! – заорал Мел. – Сдирай уже свою пеплову маску, Тинави! Имей смелость признать, что тебе все это нравится, просто ты боишься, потому что, дескать, это расходится с общепринятой моралью!

– Нравится?! Не путай меня и себя!

– Я-то как раз не боюсь!

– А стоило бы! – рявкнула я. – Очень тонкая грань между авантюристом и жуликом! Если она вообще есть, в чем лично я сомневаюсь! Как ты мог так скатиться, а? Из патологоанатома в уголовники?

Мелисандр замер, подавившись новой репликой. Лицо его помрачнело. Он рывком натянул на ногу ботинок, поднялся и, приставив ладонь ко лбу, начал молча изучать море.

Прах… Кажется, я ударила по больному.

Мне стало стыдно и больно. Какое-то время я сидела на песке, потом тоже встала. Еще шажок поближе. И еще.

– Возможно, ты в чем-то права, – глухо сказал Мелисандр. – Но лишь в чем-то, не вздумай сейчас возгордиться. Амулеты я не оставлю. Вот тресну, но соберу их: почему-то я чувствую, что это важно.

Небо как было безоблачным, так и осталось, а наша буря, кажется, пошла на спад.

– Ты тоже кое в чем прав, – буркнула я. – Иногда мне действительно нравится авантюрничать под настроение. Улыбаюсь, и все тут, не могу стереть улыбку. Однако это будто слегка против разума.

– Тогда отправь разум в отставку и отдайся адреналину, – фыркнул Мел.

– Ты какой-то деструктивный, ты в курсе?

– Отчего же? Я верю, что своя счастливая рожа в зеркале – неплохой ориентир при сложном выборе.

– Да, но это ты не видел мою рожу, когда я сижу на веранде «Воздушной гавани» со своим любимым слоистым кофе. – Я усмехнулась. – Вот там – истинное блаженство! Кажется, я начинаю проникаться твоей старой философией «счастья в мелочах» – помнишь, ты меня к ней склонял на нашей первой встрече?

– О! – Саусбериец разулыбался. – Ну тогда ладно, беги, куда хочешь, Ловчая. Моей последовательнице – моей первой последовательнице, прах побери, – можно все. Даже обижать меня – грустного, одинокого, никому не нужного Мелисандра Кеса…

На «грустного и одинокого» этот загорелый белозубый счастливчик был похоже меньше всего на свете, но я все равно смутилась.

– Спорим, ты будешь скучать по мне? – подмигнул историк.

Видимо, едва натянутые ботинки все-таки не устроили его нежные ноженьки. Он снова расшнуровал обувь и теперь лихо перекинул пару через плечо, как иные бродяги – тюк с провизией.

– Буду, – признала я.

– Обнимемся на прощанье?

– В другой раз, мне и так мокро. – Я фыркнула. Он разочарованно цокнул языком. – Что ж, собери эти дурацкие артефакты, Кес. Возможно, овчинка и впрямь стоит выделки.

– Когда судьба сведет нас в следующий раз, ты узнаешь меня по имени… – мечтательно протянул он.

– Что, опять Кадий Мчун?

– Нет. Теперь – Тинав Стражди.

– О боги…

Мы рассмеялись. Потом это двухметровое чудовище все-таки заключило меня в объятия и, взъерошив волосы, пинком отправило в сторону Смахового леса.

За спиной у меня долго еще слышалось мелодичное посвистывание Мелисандра Кеса, саусберийца, псевдоисторика, ужасного планировщика преступлений и смелого наездника красноглазых эх-ушкье…