Тень сомнения. Любитель свободы

2

— Где я?

— У меня в доме, примерно в двадцати милях от города. Разве вы не помните, как мы ехали сюда в моем джипе?

— Я… смутно. Все в каком-то тумане.

Взгляд Люси переходил с находившегося в тени лица мужчины на стены из натуральной сосны, на стеганое одеяло с геометрическими узорами, покрывавшее ее, и опять на его лицо, ставшее более симпатичным из-за щетины, отросшей за ночь. Слабый розовато-лиловый свет, вливавшийся через окно в комнате, говорил о том, что время шло к рассвету. Мокрый снег перешел в дождь, и намокшие ветви деревьев красиво вырисовывались на фоне неба, создавая вид, часто изображаемый на почтовых открытках.

Молодая женщина потянулась правой рукой к голове и почувствовала острую боль. Тяжёлый гипс напомнил о сломанном запястье. Она передвинулась чуть влево и осторожно дотронулась до шишки на голове.

— Все еще болит? — участливо спросил Стенли.

— Шишка порядочная, но не так болит, как раньше. — Вдруг Люси поняла, чего ей не хватает, и рывком села на кровати, сразу почувствовав головокружение. — Где Альма?

— Еще спит.

— Но где она? — продолжала настаивать Люси, умоляюще протянув руку по направлению к Стенли.

Стенли качнул головой.

— Да вон твоя дочка, рядом с тобой!

Люси поняла, почему не увидела девочку: размеры кровати были огромны. Альма спала, свернувшись в комочек среди груды простыней и одеял с другой стороны. Молодая женщина еще раз огляделась вокруг, посмотрела на тяжелый комод из сосны, кресло-качалку с одеждой, переброшенной через спинку, платяной шкаф и поняла, что она находится в спальне Стенли.

— Мне помнится, ты сказал, что в доме много комнат, — произнесла она с осуждением в голосе, — а Альма и я лежим в твоей постели, не так ли?

— Это единственная в доме достаточно большая постель, чтобы разместить вас обеих, — признался он с усмешкой. — Альма отказывалась спать одна.

Люси повернулась к дочери и, склонившись над ней, отбросила прядку рыжих волос с ее щеки.

— Много хлопот она тебе доставила?

— Не больше, чем две-три необъезженные лошади.

— Боже мой! Я боялась этого!

— Мы хорошо поладили, как только она поняла, что я не собираюсь сдаваться и уступать ее капризам.

Молодая женщина покраснела.

— Она довольно упрямая. Мне кажется, что я слишком часто разрешала ей поступать по-своему.

— Не столько упряма, сколько избалована, — решительно сказал Стенли.

Люси открыла было рот, чтобы защитить свои принципы воспитания, но тут же поняла, что Стенли не удалось полностью справиться с девочкой.

— Может быть, я немного избаловала ребенка, — согласилась Люси, отбрасывая локон, который упрямо возвращался на щечку дочери, — но ей нужно было пережить этот ужасный год!

Стенли пересел поближе к постели. Люси напряглась при вторжении в ее ближайшее пространство. Каким бы заботливым он ни оказывался, для нее он оставался все еще незнакомым человеком. И она лежала в его постели одетая — о боже! — в одну из его рубашек.

— Я хотел поговорить с тобой об этом. То есть как вам живется с Альмой?

Голос у него был глухой, словно он никогда много не разговаривал. Этот голос вызывал у нее дрожь в спине. Представляет ли он для нее угрозу или искушение? Но на всякий случай она отодвинулась подальше.

— У нас все было в порядке.

— Не утруждай себя ложью!

— Я…

— Я разговаривал с твоей хозяйкой.

Люси вздохнула.

— Арендную плату я задержала только за один месяц!

— Два месяца назад ты отказалась от телефона. А в холодильнике я не обнаружил изобилия еды. Как, черт возьми, вам удалось вдвоем продержаться так долго, ума не приложу!

Люси почувствовала, как в ней закипает раздражение, и попыталась подавить его. Ясно, что вспыльчивый характер Альма унаследовала от своей матери.

— Мне было бы интересно узнать о твоих планах теперь, когда тебя уволили, — произнес Стенли.

— Не понимаю, каким образом мои планы на будущее касаются тебя. Уверена, что смогу найти что-нибудь…

— Ты можешь работать у меня.

Люси лишилась дара речи.

— И что же я буду делать? — наконец спросила она.

Он обвел рукой вокруг спальни:

— Мне нужна домоправительница, а я знаю, что ты можешь готовить. Много платить я бы не смог, но выделю вам комнату и вы получите бесплатный стол. Вы имели бы крышу над головой и кусок хлеба, по крайней мере, пока не заживет твоя рука.

Молодая женщина еще раз, но теперь более внимательно, осмотрела комнату. Она заметила слой пыли на мебели, кучу грязных смятых рубашек на кресле-качалке, разбросанные по полу журналы по коневодству, пустые банки из-под пива на комоде. Конечно, этот мужчина смог бы держать домоправительницу. Но, если бы та действительно была нужна ему, он мог бы давно нанять кого-нибудь.

Люси вопрошающе уставилась на Стенли.

— Почему ты хочешь предложить это мне?

Лицо его стало серьезным. Большим пальцем он провел по нижней губе.

— У меня нет никаких планов в отношении тебя, если ты что-то думаешь об этом.

Она покраснела. Потому, что как раз именно эта мысль пришла ей в голову.

— Я никогда…

— Не затрудняй себя новой ложью. С того момента, как ты проснулась, тебе не дает покоя мысль, как выбраться отсюда!

Ей послышалось раздражение в его голосе. Она остановила взгляд на его выразительно очерченных губах. Странное желание шевельнулось где-то у нее в глубине, она отвела взгляд от его губ и посмотрела ему в глаза. Они были темные, пронзительные и диковатые. Люси прикрыла ресницы, чтобы спрятаться от этих глаз, но вся задрожала в предчувствии необходимости борьбы или бегства.

— Мне кажется, что я должен найти тебе работу, — продолжал он, очевидно не замечая ее возбуждения. — Я тот, кто способствовал твоему увольнению, даже если ты и должна была расстаться со своей работой намного раньше.

— И где я, по-твоему, должна была работать? — Люси рассердилась. Никто не имел права вторгаться в ее личную жизнь. — В городе не так много рабочих мест для официанток!

— А ты не можешь делать что-нибудь еще?

Ее раздражение прошло, уступив место чувству безысходности. Она закончила только среднюю школу и считала, что большего ей никогда не потребуется. В голову никогда не приходила мысль о необходимости получения образования для более сложной работы. Ее счастье заключалось в исполнении обязанностей жены и матери. А в настоящее время ее вполне устраивала работа официантки.

— Моя должность давала мне все, что нужно, пока меня не лишили ее!

— Ну, хорошо, и как же ты прежде жила! Чем же ты занималась?

— Я была домохозяйкой!

Она заметила выражение крайнего удивления на лице Стенли и поняла, что не должна быть слишком откровенной с незнакомцем.

— Извини меня. С тех пор как Том был убит, я… — Люси судорожно вздохнула. Она не привыкла говорить вслух о Томе, и комок в горле заставил ее замолчать. Ей казалось, что она уже примирилась с преждевременной смертью мужа. Но, очевидно, это было не так.

— Том Кабен был твоим мужем?!

— Да. Томас Кабен. Он работал мясником в местном бакалейно-гастрономическом магазине. Его поймали на краже крупного рогатого скота на одной из близлежащих ферм и убили в перестрелке.

Мужчина внимательно смотрел на нее, сосредоточенно сжав губы. Лицо его стало бледным, глаза сузились до узких щелочек.

— Это не очень интересная история, — заметила женщина. — Я была опустошена, поскольку несчастье застало меня врасплох. Мне не приходило в голову, что Том связан с воровской шайкой. Долгое время после этого я не могла прийти в себя.

— У тебя нет родни, которая могла бы позаботиться о тебе?

— Я сирота. А родители Тома давно умерли. И вот мы остались одни с дочкой и живем сейчас только вдвоем. Скудные сбережения позволили нам продержаться несколько месяцев. Когда я пришла в себя, то поняла, что должна найти себе работу. Бенни — единственный человек, который нанял меня, не спрашивая, что я умею делать. Кажется, он пошел на это потому, что рассчитывал заманить меня в свою постель. Ему и в голову не приходило, что я так долго смогу противиться его ухаживаниям или даже полностью отвергну их. — Она презрительно скривила губы. — Теперь понятно — он в конце концов потерял бы терпение и выгнал меня.

Стенли утвердительно хмыкнул.

— Но ты согласна на работу, которую я предлагаю тебе или нет?

Никакого выбора у Люси не было. Ей предстояло либо согласиться на предложение Стенли, либо умереть с голоду. Но ей не нравилась подобная альтернатива. Этот мужчина заставлял ее нервничать, чувствовать то, чему она должна противиться.

Тем не менее ей пришлось сказать:

— Я соглашусь на эту работу. — А потом добавила: — Только с одним условием: до тех пор пока не заживет моя рука и я не смогу решить, что мне делать дальше!

Или до того дня, когда станет небезопасным оставаться с этим одиноким волком, в чьем логове она оказалась со своим детенышем, подумала Люси.

Он убил ее мужа!

Стенли жалел, что не спросил фамилию Люси раньше. Теперь он был потрясен, что ее мужем оказался Томас Кабен. В течение нескольких месяцев он выслеживал банду похитителей крупного рогатого скота и наконец захватил ее на месте преступления. Его вынудили вступить в перестрелку. Он выполнял свою работу с беспощадной неумолимостью, которую требовали от него закон и профессия. И Томас Кабен умер!

Его специальность — охрана от воровства огромных стад скота — не была известна широкому кругу лиц. Стенли было нужно, чтобы сохранялась секретность его действий. Так продолжалось и до сего дня. Это помогало ему проникать в странствующие банды похитителей скота, которые, как чумная язва, охватили безбрежные просторы штата Техас. Полицейские власти оказывали содействие работе Миллера, и его имя не попадало в местную прессу.

Стенли понимал, что должен немедленно признаться Люси в убийстве ее мужа, дать ей возможность излить на него свой гнев и ненависть. Но ей некуда было идти, а он боялся, что женщина не останется у него, если узнает правду. До того момента, пока она не поправится, он мог, по крайней мере, предоставить жилье и еду. Она и ребенок нуждались в нем. Стенли был у них в долгу, поскольку ведь это он разрушил семью, лишил их мужа и отца. К несчастью, Том Кабен оказался преступником.

И все же сейчас он внутренне противился тому, что женщина с ребенком нарушили его уединение.

В свои тридцать три года он жил один в пятикомнатном доме, который строил собственными руками в течение десяти лет. У него была тяжелая, нервная работа. Много зимних ночей провел он, глядя на пляшущие языки пламени в камине, приходя в себя после очередной сокрушительной облавы, и ничто не нарушало его покоя, кроме шуршания ветра в ветвях деревьев или стука дождя по железной крыше дома.

Когда ему нужна была женщина, он отыскивал такую, которой так же, как и ему, требовалось простое физиологическое удовлетворение. Позднее он пришел к заключению, что подобного рода связи не влекут за собой риска их продолжения. Его уединение стало полным.

До тех пор, пока в его жизнь не вторглась эта рыжеволосая женщина со своей кудрявой малышкой.

Его внимание привлек ребенок, который неожиданно проснулся и сел на кровати.

— Мама!

— Не бойся, дорогая! Я здесь с тобой! — сказала Люси, протягивая к ней здоровую руку.

Маленькая девочка так стремительно бросилась к матери, словно за нею гналась стая разъяренных волков. Она смело уставилась на Стенли коричневыми как изюм глазами.

— Я хочу домой!

— Знаю, милая, — ответила Люси, отбрасывая в сторону светло-рыжие локоны, падавшие на лоб дочери. — Я тоже хочу, но мы пока не можем это сделать.

Маленькая девочка даже подпрыгнула от удивления.

— А почему?

— Потому, что у твоей мамы сломана рука. Ей нужно отдохнуть и поправиться, — вставил Стенли.

— Что значит «понравиться»? — спросила девочка, и ниточки ее бровей вскинулись кверху.

— Стать здоровой, это и значит поправиться, а не понравиться, — пояснил Стенли, забавляясь способностью ребенка смешно коверкать слова взрослых.

Глаза малышки расширились, и ее взгляд скользнул по гипсу, закрывавшему руку матери. Она наклонилась вперед и осторожно дотронулась до него.

— Маме очень больно?

— Гипс нужен, чтобы предохранить сломанную кость, тогда она быстро срастется, — пояснила Люси.

Слезы наполнили глаза ребенка и потекли по щечкам. Нижняя губка выпятилась, и подбородок задрожал:

— Маме больно!

Стенли изумился отзывчивости ребенка. Как это получается у такой крохи? — пронеслось у него в голове.

— О, дитя мое, скоро все будет в порядке, — промолвила Люси, прижимая дочку к груди.

Стенли громко и насмешливо фыркнул. Смехотворность сентиментальных слез по поводу обыденных вещей, которые то и дело случались с людьми, вызывала в нем недоумение. Он считал, что маленькая девочка просто помыкает своей матерью. Почему такое может быть — он, как мужчина, не мог себе представить и не хотел гадать. Две пары осуждающих карих глаз под длинными ресницами в упор смотрели на него, и голос его невольно стал мягче.

— Кто-нибудь хочет есть? — спросил он.

— Я! — сразу отозвалась Альма.

Губы Стенли сложились в ехидную улыбку, когда он увидел, как мгновенно прекратились слезы ребенка. Одна слезинка задержалась на ее ресничке и одиноко скатилась по щеке, когда она моргнула и посмотрела на дядю широко открытыми глазами.

— Я приготовлю что-нибудь на завтрак, — сказал он.

— Это сделаю я! — воскликнула Люси, высвобождая ноги из-под одеяла, и только тут поняла, что рубашка едва прикрывает ее бедра. Покраснев, она поспешно натянула на себя одеяло. — Где мои вещи?

— Я просил миссис Ирвин положить в чемодан для тебя что-нибудь из одежды. Он стоит вон там, в углу. Остальное ты сможешь получить от нее позднее.

Стенли никак не мог восстановить дыхания после представшей перед его взглядом картины. У этой маленькой женщины были просто неправдоподобно красивые ноги: длинные, с нежной кожей и безупречной формы. Он изо всех сил стараясь побороть желание, чтобы эти ноги обвили его талию.

— Я пойду готовить завтрак, пока ты будешь одеваться, — заявил он и, пятясь, вышел из комнаты. На лбу у него выступили капельки пота, хотя в спальне было далеко не жарко. Его встревожило, что мысли приняли явно сладострастный оборот. Он добровольно согласился на роль опекуна. Поэтому до тех пор, пока Люси находилась под крышей его дома, он должен избегать искушения соблазнить ее. Он обязан был оказывать вдове Тома Кабена полное почтение — и ничего более.

Стена дома, общая для кухни и жилых комнат, была снабжена раздвижными дверями, которые открывались в обширный внутренний двор, уходящий немного вверх. Он открыл двери и вышел на воздух. Густая зелень леса, свет и пространство немедленно восстановили его душевное равновесие. Он вернулся в кухню.

— Это твой дом?

Стенли быстро повернулся от двери холодильника и внимательно посмотрел на босую маленькую фею, стоявшую рядом.

— Ты должна носить комнатные туфли, — назидательно сказал он, думая, что так должен говорить родитель, хотя меньше всего ему хотелось бы им стать.

Малышка опустила голову, перебирая пальчиками ножек по блестящему твердому полу. Холодно посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц.

— Мама собирается купить мне домашние туфли на Рождество.

Нет, без денег она сделать этого не сможет, хмуро подумал Стенли.

— Твоим ножкам, должно быть, холодно, — проговорил он, беря девочку на руки и направляясь с ней обратно в спальню. Она была легче, чем коробка с пивом. — Ты можешь надеть пару носков.

— Я не буду носить носки без туфель, они испачкаются, — рассудительно заявила крошка. — Так говорит мама.

Вдруг подбородок у нее задрожал.

— Да не бойся ты меня, я не собираюсь кусаться, — резко заметил Стенли.

Альма пустилась в слезы.

— Ма-а-а-ма!

— Что случилось? — заторопилась Люси из спальни.

Стенли смутился, увидев, что она оставила на себе его рубашку, надев только поношенные джинсы. Раздеть ее — не отняло бы много времени, Люси тоже оказалась босая.

— Я сказал малышке, что ей не следует бегать босиком по холодному полу. — Он видел, как на полу съежились голые пальцы ног Люси. Щеки у нее вновь покраснели.

— У меня нет денег на комнатные туфли, — прошептала она.

— Надень носки!

— Мне кажется, я в состоянии определить сама, замерзли у меня ноги или нет, — возмутилась молодая женщина.

Стенли мгновенно пересадил Альму на другую руку и нагнулся, чтобы коснуться пальцев ног ее матери.

— Они как лед! Надень носки!

— Это что, приказ?

Ему хотелось ответить утвердительно, но упрямый наклон ее головы заставил изменить намерение.

— Совет!

— Очень хорошо! Я сейчас!

— Захвати носки и какую-нибудь обувь для Альмы! — крикнул он ей вдогонку. Широко раскрытыми глазами маленькая девочка внимательно смотрела на него.

— Я не люблю тебя! — объявила она.

— И я тебя тоже, — ответил Стенли.

Альма, по-видимому, не обратила никакого внимания на нанесенное ей оскорбление.

— Я хочу есть! — заявила она.

— И я тоже! — невнятно проговорил Стенли. — Вот почему у меня такое отвратительное настроение. — Это не имеет никакого отношения к существам, вторгшимся в мою берлогу, добавил он мысленно.

— Я могу помочь приготовить еду, — предложила Альма.

— Прямо сейчас? — спросил Стенли, усаживая ее на столик рядом с холодильником, чтобы она не стояла на холодном полу, пока он будет возиться с завтраком. Он поставил яйца на столик, а сам стал доставать ветчину из холодильника, потом тарелки из шкафчика.

Через мгновение он услышал крик и звук разбивающихся об пол яиц. На полу рядом с кухонным столиком образовалась большая липкая лужа.

Широко открытые глаза ребенка округлились от страха.

— Извините меня!

Большой дядя подавил в себе желание накричать, вспомнив, как быстро эти глазенки могут наполниться слезами. Кроме того, несчастье может случиться с каждым. Он хотел дать ей возможность почувствовать пользу раскаяния.

— Ты отшлепаешь меня? — серьезно спросила малышка, у которой уже начал подрагивать подбородок.

— Мне кажется, что родители больше не шлепают малышей, — изрек Стенли. — Это противозаконно и… вообще.

— Мама всегда обещает, что отшлепает меня, но никогда не делает этого.

— Разумеется! — подтвердил Стенли. Этим и объяснялось, почему ребенок был так испорчен.

— Мама любит меня! — торжественно объявила девочка.

Стенли внимательно разглядывал большие карие глаза Альмы, ее очаровательную головку с копной кудрявых волос, пухлые ручки и ножки и чувствовал, как в сердце возникает странная ноющая боль. Альма была милой крошкой, ничего не скажешь. Нужно отдать ей должное.

Мужчина посмотрел на пол, на то, что это милое дитя учинило с помощью коробки яиц. Боже ты мой, вот так утро!

— О, что же это такое?

Стенли посмотрел через плечо на Люси, которая разглядывала на полу лужу разбитых яиц.

— Прошу прощения, мне очень неудобно!

— Нет проблем. Вместо яичницы у нас будут овсяные хлопья с молоком. И никакой готовки.

— Я сейчас уберу эту грязь, — пробормотала Люси.

— Это сделаю я, — возразил Стенли, — у тебя рука в гипсе. Ты нетрудоспособная!

— Что значит «способная»? — тут же задала вопрос Альма.

— Это значит, что твоя мама не может ничего делать своей сломанной рукой, — объяснил большой дядя ребенку. Обхватив рукой Альму за талию и осторожно обойдя разбитые яйца, он отнес ее в другой конец кухни и усадил на один из двух стоявших там стульев. Потом схватил кипу бумажных салфеток и стал собирать разлившееся месиво и скорлупу в ведро под мойкой.

— У тебя, должно быть, не собираются большие компании, — заметила Люси, устраиваясь на втором стуле.

Стенли сполоснул и вытер руки, взял миски из шкафа и с шумом брякнул их на стол. У него была только одна коробка хлопьев, и он стал делить их на три порции.

— Я не люблю такие хлопья! — заявила Альма.

— Это все, что у меня есть, — ответил хозяин дома.

— Я любою с изюмом! — настаивала девочка.

— Альма, дорогая! — взмолилась мать. — Не капризничай, ты не дома.

Малышка недовольно отодвинула от себя миску как раз в тот момент, когда Стенли начал наливать в нее молоко, и, конечно, оно разлилось по столу.

Стенли поставил пакет с молоком, крепясь из последних сил, чтобы не взорваться.

— Пришло время, когда мы должны поговорить серьезно, молодая леди! — обратился он к Альме.

— Я не люблю тебя! — снова объявила маленькая девочка, и ее подбородок задрожал, а глаза наполнились слезами.

— Мне казалось, что мы это уже решили, — тихо проговорил большой дядя. — Я тоже тебя не люблю!

— Альма!..

— Не вмешивайся, Люси, — прервал Стенли.

— Нет, буду! — воскликнула молодая женщина, вскочив со стула. Ее карие глаза сверкали. — Ты, по-видимому, забываешь, кто ты и кто мы.

— Я идиот! — простонал Стенли. — А вы вторглись в мою жизнь!

— Что значит «вторглись»? — последовал вопрос ребенка.

— Это значит, что мы нежеланные гости! — выпалила Люси прежде, чем Стенли смог возразить. — Мне кажется, что мы можем оградить вас и себя от кучи неприятных вещей, мистер… Я даже не знаю вашей фамилии. Приношу извинения, что мы нарушили ваше уединение. Если вы разрешите мне воспользоваться телефоном, я уверена, что Чарли Кинг будет готов приехать и забрать нас!

Стенли провел рукой по волосам, отбрасывая непослушную прядь со лба.

— Послушай! — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. И кроме того, тебе некуда ехать.

Люси судорожно вздохнула.

— К сожалению, вы правы. Но я не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, мистер… Как ваша фамилия все-таки?

— Фамилия моя Миллер, но, пожалуйста, зови меня, как и до того, Стенли.

— Отлично, Стенли. Как я сказала, не думаю, что из этого выйдет что-нибудь хорошее.

— Просто я не привык, чтобы вокруг меня были люди.

— И, кажется, особенно дети!

— Да, я не люблю маленьких детей! — решился сознаться мужчина.

— Почему так? — смело спросила Люси.

Стенли в который уже раз вспомнил о своем отце и его очень молодой жене; об их новой семье, в которой он оказался лишним. Отец был в восхищении от своего второго сына, очень смышленого мальчика. Этот ребенок отвлекал на себя даже те крохи отцовского внимания, которые Стенли удавалось выкроить. Отцу и так всегда некогда было поиграть с ним, работа занимала все его время. Став взрослым, Стенли почувствовал себя виноватым перед единокровным братом за ревность, которую испытывал к нему в детстве. Но это не изменило его отношения к детям.

Ни о чем этом он не хотел рассказывать Люси.

— Дети доставляют много хлопот! — только и смог он пробормотать.

— Должна уточнить, что Альма никаких хлопот не доставляет! — твердо заявила обиженная родительница. — Еще какие претензии?

— Просто убери ее с моего пути!

Люси оглядела маленькую кухню. То, о чем просил Стенли, вряд ли могло осуществиться, учитывая размеры помещения.

— Хочу домой! — изрекла Альма.

Люси крепко прижала к себе девочку.

— Я бы тоже хотела вернуться. Но мы должны оставаться пока здесь!

— Я не люблю этого плохого дядю! — снова ответила малышка.

Стенли встретился со взглядом Люси через голову ребенка. Он не мог гордиться своим поведением, но в такой ситуации требовалось поистине ангельское терпение. Тем не менее выход из положения существовал.

— У меня есть работа в окрестностях Остина. Я направлюсь туда сегодня во второй половине дня, поэтому дом будет в вашем распоряжении. Продукты мне присылают из города регулярно. Если вам потребуется больше, позвони в супермаркет и закажи что нужно.

Он не собирался сейчас начинать какую-то новую операцию по поимке воров, но ему казалось, что наилучший выход из создавшегося положения — это удалиться на приличное расстояние и от Люси, к которой он несомненно испытывал сильное влечение, и от маленькой девочки, которой он не нравился.

— А чем ты занимаешься? — спросила молодая женщина.

— Я разыскиваю похитителей крупного рогатого скота и передаю их в руки правосудия.

Люси уставилась на него с открытым ртом.

Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты прежде, чем она успела спросить, не знал ли он человека, который застрелил ее мужа.