Глава 2

Давьян вздрогнул и проснулся.

Разбудивший его звук – настойчивый стук в дверь – повторился. Мальчик очумело оглядывался, в голове стоял сонный туман. Который час? Отдаленный гомон снизу, со двора, означал, что уже начались уроки. В луче из оставшегося открытым окна медленно проплывали пылинки: по тому, как круто падал луч, он сообразил, что теперь середина утра, если не позже.

Ругаясь под нос, Давьян вскочил на ноги. Обычно он просыпался с рассветом и надеялся, что его тело само будет соблюдать расписание, но, как видно, слишком уж много ночей оно провело без сна. Снова постучали;

торопливо накинув какую-то одежду, мальчик бросился к двери, открыл.

У стоявшей за дверью девушки светлые волосы падали на плечи, а на скулах погожие дни оставили еле заметную россыпь веснушек. Она бесхитростно улыбнулась, в ее зеленых, как море, глазах плескался смех.

– Привет, Аш, – неловко поздоровался Давьян, сразу вспомнив, каким растрепой он выглядит.

– И тебе, Дав. Вид у тебя…

– Знаю. – Он пятерней расчесал густые, непокорные черные волосы, хоть и знал, что не поможет. – Похоже, я заспался.

– Похоже, что так. Самую малость. – Аша бросила многозначительный взгляд в окно. Потом тщательно оглядела коридор, убедилась, что они в самом деле наедине, и понизила голос. – Госпожа Алита с утра заставила меня побегать, но я зашла, едва смогла отпроситься. – Улыбка ее погасла. – Мне сказали про Лихима.

Память о прошедшей ночи обрушилась на Давьяна – должно быть, это отразилось и на лице, потому что Аша шагнула к нему. В ее глазах светились мягкое сочувствие и забота.

– Ты ничего?

– Ничего. – Он лгал: на самом деле страх нахлынул заново при воспоминании о бьющемся в судорогах мальчике и черных жилах, расползающихся по его лицу. Но не признаваться же Аше. – Я… ничего подобного раньше не видывал. Просто… наверно, мне это напомнило, как близки испытания.

Аша, поморщившись, кивнула, но промолчала.

В груди у Давьяна при взгляде на нее становилось тесно. За пролетевшие несколько месяцев он не раз сталкивался со страхом превратиться в тень, но только сейчас понял, что сильнее всего боялся никогда больше не увидеть Ашу. Потому что их дружба за последние пару лет превратилась в нечто большее, по крайней мере для него.

Но заговорить об этом он не мог. Пока не мог. Признание сделало бы оставшиеся несколько недель еще тяжелей для обоих, даже если Аша его чувств не разделяет.

Оба помолчали: Давьян оглянулся на косой луч солнца – оно поднялось уже так высоко, что почти не заглядывало в выходящее на восток оконце.

– Я все расскажу тебе потом, – пообещал он, вспомнив вдруг, что его ждут и другие обязанности, и выдавил бодрую улыбку. – Мне сегодня полагалось доставить припасы из Каладеля.

– Доставить припасы из Каладеля тебе полагалось бы часа два или три назад, – уточнила Аша. – Собственно… Не хочу окончательно портить тебе настроение, но я затем и пришла. Госпожа Алита спохватилась, что ты не явился за списком покупок.

Давьян застонал.

– Что она сказала?

Госпожа Алита следила за учениками строже любого старшего. Хуже того, Давьяна она почитай что вырастила и потому любое уклонение им от своих обязанностей воспринимала как личное оскорбление.

Аша пожала плечами.

– Сам знаешь – как всегда. Что-то насчет тебя, кипящего котла и ножичка, который у нее висит над столом. Всех подробностей не упомню. – Аша горестно улыбнулась. – Но уверена, она не откажется тебе повторить.

– Замечательно… – Давьян помялся. – Наверно, не стоит просить тебя… умолчать в разговоре с ней, какой я соня?

– Она спросит.

– Соври, – Давьян вздернул бровь. – Я прошу тебя соврать.

– Вот уж от кого не ожидала! – насмешливо улыбнулась Аша.

Давьян вздохнул, пряча улыбку.

– Я буду у тебя в долгу.

– Не первый раз, – напомнила девушка.

Давьян прищурился, но улыбка наконец прорвалась наружу.

– Спасибо, Аша.

Когда Аша скрылась на лестнице, он притворил дверь куда в лучшем настроении. Как ни мало радовала его предстоящая выволочка от госпожи Алиты… и как ни тяжело легло на плечи вернувшееся воспоминание о прошедшей ночи… если тебя будит Аша, значит, день начался далеко не худшим образом.

Он постоял перед зеркалом, стирая сон с глаз и оправляя одежду, расчесывая пальцами волосы, пока не привел их в пристойный вид. Старшие настаивали, чтобы всякий выходящий за стены школы выглядел прилично. Он все равно опоздал, так что не стоило усугублять дело, выскочив на улицу растрепой.

Уверившись, что выглядит достойно, Давьян поспешил спуститься по винтовой лестнице Северной башни во внутренний дворик. Несколько учеников обступили стоящего у дальней стены старшего Джарраса, кое-кто хихикал над его рассказом. Давьян полюбовался на бородача, который картинно жестикулировал, взмахивая красным плащом одаренного, и потешно округлял глаза, вызывая среди малышни новые взрывы смеха. Улыбнулся и Давьян. Джаррас нравился всем.

Он двинулся дальше, проскочил через узкий проход к задней двери кухни. Большинство учеников вошло бы через главную дверь из столовой, но Давьян служил здесь поваренком задолго до того, как стал учеником, и не мог так просто избавиться от въевшейся привычки.

Он пробрался внутрь тише мыши, вдохнул знакомые запахи. Тепло огня, деловито кипящий над потрескивающими дровами котел. Смешение пряных ароматов, веселая болтовня Тори с Гундером, кухарки и ее подручного, рубивших овощи спиной к нему. Даже три года спустя он чувствовал себя здесь дома больше, чем в собственной башенной комнате.

Давьян замялся. Госпожи Алиты нигде не было видно. А вот Тори, немолодая и неряшливая женщина, вечно баловавшая его, пока в Давьяне не обнаружился одаренный, наконец заметила постороннего. Она сразу отвернулась, узнав вошедшего, и их разговор с Гундером замер, когда и тот тоже увидел Давьяна.

Он вспыхнул, почувствовав себя лишним. Как всегда. Они с Гундером вместе работали поварятами и вместе жили, пока в Давьяне не открылся дар. Теперь они стали чужими. Пусть слуги работали на одаренных, но война оставила слишком много шрамов, не дающих забыть, что представляют собой их хозяева. Что он собой представляет.

Иногда Давьян ловил в знакомых взглядах грустный укор. Как будто он их предал, как будто сам выбрал этот путь, а не был вытолкнут на него силой.

Сегодня Давьян заставил себя не замечать пристальных взглядов и зашарил глазами по кухне в поисках листка с записями, что следует купить в городке. Если найти список и сбежать прежде, чем вернется госпожа Алита…

– Ты не это ли ищешь?

Знакомый голос прозвучал за спиной. Сердце у него ушло в пятки. Обернувшись, мальчик увидел главную повариху, нарочито хмурившуюся и размахивающую листком у него перед носом.

Давьян растерянно поморщился.

– Извини.

Тучная повариха сердито покачала головой.

– Не передо мной извиняйся. Это старшие за обедом окажутся перед пустыми тарелками. И не сомневайся, я им объясню, в чем причина.

Госпожа Алита готова была разразиться очередной тирадой, но вдруг осеклась, присмотрелась к нему, сощурив глаза.

– У тебя усталый вид. – Она не забыла о недовольстве, но в голосе ее теперь звучал вопрос. – Я тебя не видела последние дни?

Давьян покосился на Тори с Гундером, но те уже занялись делом и тихонько разговаривали между собой. Ученикам не полагалось обсуждать занятия с неодаренными, но с госпожой Алитой они не раз пренебрегали правилом. Она заботилась о нем много лет, с тех пор как младенцем его оставили на попечение школы, и имела право хоть кое-что знать о его жизни.

– Скоро испытания, – отозвался Давьян вместо объяснений.

Главная повариха насупилась и понизила голос, чтобы не долетал до других.

– Так и не продвинулся? – Всмотревшись в его лицо, она помрачнела еще больше. – Все еще не уверен, что пройдешь?

Давьян закусил губу. Не хотелось ему тревожить госпожу Алиту.

– Ну… риск есть, – со старательным безразличием произнес он.

– И тебе страшновато. – Госпожа Алита утверждала, а не спрашивала. Она слишком хорошо его знала.

– Я в ужасе, – помедлив, признался Давьян.

Госпожа Алита сочувственно улыбнулась, по-матерински обняла за плечо, чуть прижала.

– Эл каждому дает ношу по его силам, Давьян. Всегда об этом помни.

– Запомню, – кивнул Давьян, хотя его эти слова не утешили. Госпожа Алита растила найденыша в правилах старой веры, но все знали, что вера в Эла и его Великий Замысел скончалась двадцать лет назад вместе с авгурами. Давьян – как и большинство нынешних андаррцев – не мог верить в то, что так очевидно было опровергнуто. Но веру госпожи Алиты он всегда уважал.

Главная повариха сунула ему в ладонь листок, несколько тяжелых монет и наградила легким, но основательным подзатыльником.

– Пошевеливайся, блюститель Тален тебя ждет. И чтобы такого не повторялось, не то я придумаю, как тебя проучить, испытания там, не испытания… – Она подалась вперед и заговорщицки понизила голос: – И будить тебя в следующий раз будет не Аша. На мой вкус, ты ей слишком радуешься.

Она вытолкала растерянного и покрасневшего парня за дверь.

Уходя, Давьян кусал губу. Что, это так бросается в глаза? Аша много времени проводила на кухне: оставалось надеяться, что госпоже Алите хватит деликатности ни с кем не делиться своими подозрениями.

Он свернул к кабинету блюстителя. Во дворике было тихо: Джаррас уже увел учеников. В стороне под присмотром мрачной Сеандры вели учебный бой двое младших учеников, но в остальном все замерло.

Давьян задержался, чтобы посмотреть на поединок. Вопреки всем усилиям его уколола зависть: из пальцев учеников вырывались тонкие язычки света и, метнувшись к противнику, разбивались о яркие, переливчатые щиты сути, потрескивающие от столкновения двух сил.

Он вдумчиво наблюдал за состязаниями. Дети – не старше двенадцати лет – были, видимо, равны по силам, но Давьян сразу определил, что щит у того, кто меньше ростом, тверже очертаниями и плотнее. И как раз в эту минуту игла яркой сути пронзила щит высокого и ужалила того в плечо, заставив мальчика вскрикнуть от неожиданной боли. Поединок скоро закончится.

Давьян оторвал взгляд и пошел дальше, давя в себе досаду, которую всякий раз ощущал при виде использования дара. «Шевелись! Заканчивай с делами и пробуй еще раз. Ничего другого не остается».

На подходе к кабинету блюстителя в животе у него все перевернулось – память о прошлой ночи была еще свежа. Сквозь приоткрытую дверь Давьян, едва собравшись постучать, услышал голоса, среди которых был незнакомый. В их маленькой, насквозь знакомой школе это было так непривычно, что он задержался.

– Так ты знаешь, зачем мы здесь на самом деле? – спрашивал незнакомый голос. После короткого молчания последовал ответ:

– Вы явились за мальчиком.

– Да. Страж Севера считает, что пора.

Давьян нахмурился. Страж Севера – брат короля и глава Надзора. О чем они говорят?

Снова заговорил Тален.

– Надеюсь, он не опоздал. Я слышал о школе в Ар-рисе.

– И в Даззари тоже. – Этот женский голос был ему также незнаком и звучал мрачно. – Около сотни погибших, и никто ничего не видел.

Тален протяжно выдохнул.

– Грустно слышать.

Кто-то хмыкнул, очевидно, сомневаясь в искренности блюстителя.

– Скажи мне, как вы здесь защищены?

– Трое все время охраняют ворота. Обычно старший с двумя умелыми учениками, а при нужде учеников бывает и трое. Стены под охраной: если кто-то попробует перебраться, старшие немедленно узнают. – И после паузы: – Вы опасаетесь повторения?

– Предполагаем, – равнодушно произнес первый незнакомец. – Пока этого должно хватить.

– Хорошо. – Опять пауза. – Так ты думаешь, это охотники? Я слышал, что…

Шаги прошуршали неуютно близко, у самой двери. Давьян шмыгнул прочь. О чем бы ни шел разговор, он не предназначался для его ушей, а звучал слишком серьезно, чтобы так просто перебивать.

Несколько минут Давьян побродил по коридорам, беспокойно ломая голову над услышанным. Нападения на школы? Он знал, что такое случается – охотники выслеживали и убивали одаренных поодиночке, поймав на нарушении закона, но, случалось, били и по крупным мишеням. Иной раз нападали местные жители, решив избавиться от близкого соседства с владеющими сутью. Однако в последние месяцы Давьян не слышал о крупных побоищах, о каких толковал незнакомец.

Наконец мальчик со вздохом признался себе, что услышал слишком мало. Конечно, если это касается его и других учеников, старшие их предупредят.

Вскоре Давьян решил, что выждал достаточно и можно повторить попытку, и действительно, вернувшись к блюстителю, нашел дверь широко открытой. Тален был один – перебирал какие-то записи, закатав рукава и сбросив голубой плащ блюстителя на спинку соседнего стула. Когда Давьян остановился перед его столом, Тален снял очки для чтения и выпрямился.

– А, так госпожа Алита тебя все-таки отыскала? И, как я вижу, не порвала в клочки, – с улыбкой в голосе заговорил он.

Уголки рта у Давьяна полезли вверх, едва он с облегчением понял, что Тален не станет возвращаться к событиям прошлой ночи.

– Я подожду радоваться, пока учителям не будет сказано, почему пусты обеденные тарелки, – сдержанно отозвался мальчик.

– Разумно, – усмехнулся Тален и жестом подозвал Давьяна к сундуку в углу комнаты. Этот жест открыл взгляду татуировку на его правом предплечье. Давьян, как всегда при виде метки блюстителя, сдержал дрожь. Выглядела она так же, как у него: мужчина, женщина и ребенок в круге, но если у одаренных метка возникала сама собой при первом же применении сути, то блюстители свою выбирали добровольно. И метки блюстителей всегда были окрашены в красный, а не в черный цвет. От этого они походили на клейма, словно были выжжены на коже.

– Давно мне не приходилось их на тебя надевать, – заметил Тален, открывая верхний ящик.

Давьян содрогнулся.

– Меня реже других посылают за стены… Ума не приложу почему, – добавил он, не скрывая сарказма.

Тален оглянулся на него через плечо.

– Из желания тебя защитить, Давьян. Я бы на их месте поступал так же. Тут нечего стыдиться. – Он поскреб у себя в бороде. – Кстати говоря, ты, насколько я знаю, обычно ходишь не один. Если хочешь, я мог бы попросить старшего Олина найти тебе спутника.

Давьян замотал головой.

– Три года прошло. Мне уже не требуется особого обращения. Ни от кого, – с намеком добавил он.

Тален вздохнул.

– Верно. В общем, верно. – Он вытащил из ящика руку, в которой зажал незамкнутый обруч из скрученных ониксовых полос, отполированных так, что Давьян видел в них искаженное отражение своего лица. – Протяни руку. Только прежде лучше сядь.

Давьян пожал плечами.

– Никогда не замечал, чтобы она на меня особенно действовала.

Тален усмехнулся.

– И все же. Я не раз слышал эти слова от учеников, удивлявшихся потом, почему я не потрудился поймать их, когда они падали. И от старших тоже не раз, только им не рассказывай, что я сказал.

– Согласен, – ухмыльнулся Давьян и послушно сел на стул, вытянув левую руку и подставив запястье с татуировкой. Он поежился, когда Тален прижал к его метке открытые концы дуги, и вздрогнул, чувствуя, как обруч вплавляется в тело, как ледяной металл ползет по коже и смыкается в кольцо, обхватив предплечье. Все это заняло лишь несколько секунд.

Давьян встретил пристальный взгляд блюстителя. – Не спеши, – посоветовал тот.

Мальчик покачал головой.

– Всё в порядке.

Большинство одаренных довольно мучительно переносили окову: она вызывала сонливость, головокружение, у некоторых – тошноту. Давьян же ощутил лишь небольшую слабость и утомление, словно холодный металл отобрал час или два ночного сна. И даже это могло быть игрой воображения, учитывая, как он вымотался.

Прежде мальчик всегда считал это даром судьбы, но сегодня поймал себя на мысли, что такое отличие – совсем не подарок.

И все же… Давьян чувствовал, как холодный слой чего-то под кожей охватывает его и вытягивает силы. Устройство наконец заработало.

Он встал под пристальным взглядом Талена и провел по окове пальцем, проследив врезанный в холодную сталь узор.

– Я иногда удивляюсь, зачем она мне, – проговорил он с тенью обиды в голосе. Тален поднял бровь, и Давьян, заметив это движение, фыркнул:

– Не волнуйся, я не оспариваю договора. Я просто о том, что и так не могу использовать дар. Все эти догмы пока не имеют ко мне отношения.

Тален поморщился, но лицо его разгладилось так быстро, что мальчик усомнился, не померещилось ли. Затем блюститель сочувственно кивнул.

– Конечно. И все равно, – он опустил ладонь на плечо ученика. – Именем четвертой догмы, вернись в школу, как только закончишь дело.

Давьян закатил глаза, ощутив слабое тепло в левом запястье: догма возымела действие. Сам договор был довольно сложен: ряд поправок и дополнений к законам Андарры, но по-настоящему связывали одаренных не он, а догмы. После того как на коже у них проступала метка, они оказывались физически н еспособными нарушить клятву, принесенную пятнадцать лет назад Стражу Севера. Тален, воззвав к четвертой догме, вынудил Давьяна исполнить приказ.

– Это обязательно? Тален поднял бровь.

– А ты ждал, чтобы я дал такому баламуту шанс сбежать?

Давьян слабо улыбнулся и покачал головой.

– Хорошо, я зайду после возвращения.

Слабое беспокойство ужалило его уже во дворе: с утра у мальчика не было времени задуматься, но сейчас он впервые за много месяцев остался один. И, как бы ни храбрился он перед Таленом, со спутником ему было бы спокойнее.

Так, впрочем, бывало всегда. Нельзя, чтобы его прошлое – его страхи – без конца доставляли всем неудобства.

Он впряг школьную лошачиху Джени в шаткую старую тележку для припасов. Джени была смирной и, как всегда, покорно дала себя запрячь. Давьян рассеянно отметил, что во дворе привязаны еще три лошади, а обычно не бывало ни одной. Кони принадлежали таинственным гостям, чей разговор с Таленом он, по всей видимости, и подслушал.

Быстро собравшись и набрав в грудь воздуха, чтобы овладеть собой, он мягко дернул вожжи и направил Джени к Каладелю.

Загрузка...