Из приемника, установленного в открытом гараже пригорода, оглушительно неслось: «Я хочу, чтобы меня успокоили». На газонах журчала вода. Дети выписывали сложные коленца на велосипедах вокруг взрослых, которые мыли машины на подъездных дорожках к собственным домам. Небо отливало яркой голубизной. Легкий ветерок развеял смог до самого Сан-Бернардино. Джон Коннор, рассеянно слушая сходивший за музыку рев, уверенно ставил карбюратор на свою грязную «Хонду-125». Длинные пряди волос обрамляли лицо, в глазах светился ум, необычный для десятилетнего мальчика. Если глядеть со стороны, то этот парень в безрукавке и грязных, укороченных джинсах, ничем не отличался от Тима, своего замурзанного дружка, который стоял рядом и лениво подбрасывал и ловил одной рукой отвертку. Но стоило подойти ближе и присмотреться внимательней — и в глазах Тима можно было разглядеть выражение некоторого удивления. Во взгляде же Джона притаились воспоминания, слишком тяжелые для ребенка.
На пороге гаража появилась тридцатитрехлетняя женщина. Когда-то Дженелл Войт была недурна собой. Учась в выпускном классе, она без конца бегала на свидания. Правда, особенно интересной ее никто не считал. Не в состоянии трезво оценить свою внешность, она совсем пала духом от горькой мысли, что жизнь ее беспросветна. С годами недовольство жизнью усиливалось, и теперь Дженелл очень часто бывала не в духе. От постоянно плохого настроения ее свежесть поблекла, рот кривила злая гримаса, в глазах появилось туповатое выражение, и они напоминали Джону глаза коровы, лениво пасущейся на склоне.
Она страдала еще и от того, что не могла иметь детей. Из-за этого участвовала в движении «Приемные родители» и стала приемной матерью Джона. Именно поэтому она стояла сейчас на пороге гаража с кислой гримасой и всклоченными волосами. Поначалу Джон показался ей застенчивым, легко уязвимым ребенком, требующим родительской любви и способным на глубокую привязанность. И хотя так оно и было, природа наделила его еще и другими качествами: отвагой, твердостью характера, чрезмерной независимостью, склонностью к меланхолии. В общем, еще тот гаденыш.
Последние несколько месяцев истощили терпение Дженелл. А сегодня утром оно окончательно лопнуло. Дело в том, что как бы сильно ей ни хотелось иметь детей, воспитатель из нее был никудышный. Разумеется, она не имела понятия о том, кто этот мальчишка, преждевременно старящий ее, что ему суждено стать генералом во главе многонациональной армии, состоящей из простых, как она сама, людей. Но это было в Далеком Будущем, а не сейчас.
Музыка гремела на полную катушку, и ей пришлось повысить голос:
— Джон, выходи отсюда и прибери наконец в своем свинарнике!
Тим прекрасно слышал ее, Джон и бровью не повел, точно это относилось не к нему.
— Джон! — взвизгнула Дженелл этим ужасным, нетерпящим возражений тоном взрослых, в котором таится множество угроз, известных одним взрослым.
Джон сделал радио еще громче. Тим ухмыльнулся, прикрывшись рукой.
— Я знаю, что ты меня слышишь! Выключай музыку и убирайся отсюда!
Но Джон принялся терзать дроссель «Хонды», пытаясь завести мотор.
Дженелл заметила усмешку Тима, и глаза ее сузились от злости.
— А ты чему смеешься?
Прячась за бензобак мотоцикла, Тим перебрался поближе к Джону.
Дженелл сердито хлопнула дверью.
Тим подождал, пока она отойдет подальше, и сказал:
— Она сегодня буйная.
Джон не выказал никакой реакции, будто все это его не касалось — опасения, если они у него и были, он запрятал как можно дальше, чтобы, если понадобится, вернуться к ним потом.
— Дай сюда отвертку, — бросил он.
Тим, хоть и был двумя годами старше, во всем привык подчиняться Джону. Он безропотно подал ему отвертку. Джон был прирожденным лидером: об этом свидетельствовали и тон его голоса, и решимость во взгляде, и еще кое-что, о чем знал только он.
Дженелл ворвалась в комнату. Ее муж, Тодд Войт, растянулся на диване, рассчитывая посмотреть по телевизору бейсбольный матч. Его бледное, одутловатое лицо слегка припухло от сна, волосы были взъерошены. И вообще, у него был вид опустившегося человека. До полудня еще далеко, и Тодд хотел спокойно переварить завтрак. Увы, это оказалось невозможным.
— Все, с меня хватит. Этот чертов ребенок не желает даже отвечать мне.
Тодд не винил Джона. Он сам иной раз не отвечал жене. У Дженелл была ужасная привычна в самое неподходящее время громко сетовать на свои несчастья, точно все так и жаждут послушать ее жалобы, а своими делами занимаются только для вида.
«О, Господи», — мысленно взмолился он, не отрывая глаз от экрана, — все шло к тому, что Ховард Джонсон, известный среди болельщиков как «Хоу Джо», должен был забить мяч.
— Тодд! Может, оторвешь задницу от дивана и сделаешь что-нибудь полезное?
Тодд старался как можно дальше тянуть с ответом, но, когда в воздухе запахло жареным, со вздохом сказал:
— Ну, что ты от него хочешь?
— Он уже месяц не убирает свою комнату.
— Ну да, это необходимо сделать прямо сейчас, — пробормотал он. — Тем более, что все остальное в идеальном порядке. — Он окинул взглядом неприбранную гостиную.
К счастью, Дженелл не услышала его последние слова. Она стояла, уперев руки в бедра. Было время, он любил ласкать эти бедра. Только уж больно быстро из их брака улетучилось наслаждение. После того, как появился Джон, стало окончательно ясно, что их союз стремительно движется к финишу. Тодд швырнул на пол панель дистанционного управления и направился в гараж.
Джон услышал, как хлопнула дверь гаража. Он туже завинтил шуруп и швырнул отвертку в ящик для инструментов. Тодд подошел к нему как раз тогда, когда Джон двигал ящик для инструментов (его, Тодда, инструментов) по заляпанному маслом бетонному полу.
— Какая грязь! Сколько раз я говорил тебе, чтоб не смел их брать!
— Возьми мою сумку! — приказал Джон Тиму.
Подхватив пластиковый мешок, мальчишка вскочил на заднее сиденье мотоцикла. Джон завел мотор. Тодд заорал во все горло, стараясь перекричать рев двигателя:
— Джон, не валяй дурака, сделай то, что тебе велит мать!
Джон измерил Тодда ненавистным взглядом:
— Она мне не мать, Тодд!
Мотоцикл сорвался с места и вылетел из гаража на такой скорости, что Тим едва удержался на сиденье. Тодд отскочил в сторону, и мальчишки понеслись к шоссе.
— Не смей выезжать на дорогу, у тебя нет прав! — крикнул он им вдогонку.
В ответ Джон лишь прибавил скорость, чуть не сбив по пути двух школьников.
Одураченный Тодд остался стоять на месте. Этому маленькому негодяю так нравилось унижать отца, да еще в присутствии своих друзей. Но в общем-то он испытывал облегчение. Джон уехал, а, значит, следующее выяснение отношений откладывается до его возвращения вечером, поэтому Тодд может вернуться к телевизору. Если повезет, удастся даже вздремнуть. Лишь бы Дженелл помолчала.
Джон гонял на мотоцикле, как прирожденный гонщик. Он идеально вписывался в повороты, внимательно следил за тем, чтобы не налететь на внезапно выскочившего на дорогу ребенка, не столкнуться со встречной машиной. Ему нравилось рисковать — риск кружил ему голову, но это был просчитанный риск.
Сейчас он мчался по тихим улочкам, потом пересек пустырь и выехал на дорожку, изгибавшуюся вдоль сточного канала. Проскочил через дырку в изгороди, не только не сбавив, но даже увеличив скорость. Тим подогнул колени, когда они летели сквозь ограду, изо всех сил стараясь не подать виду, что душа у него ушла в пятки. Но ему не удалось справиться с ужасом, когда Джон гнал мотоцикл по бетонной набережной канала. Казалось, этой гонке не будет конца.
Они делали всевозможные пируэты — Джон считал эту узкую полоску бетона своей личной автострадой, ибо здесь к нему не цеплялись полицейские. Мотоцикл проносился в нескольких дюймах от отвесных бетонных стен высотой в тринадцать футов, разбрасывая брызги грязной воды. Тим издал вопль, стараясь скрыть свой страх. И хлопнул Джона по спине.
— Отличная езда, парень!
Они влетели на скорости в небольшую лужу. «Хонда» скользнула вбок, норовя съехать вниз. Джон небрежно тормознул ногой и выровнял мотоцикл. Замерший от ужаса Тим попытался отделаться смешком. Но вышло какое-то карканье. Чтобы скрыть смущение, он брякнул:
— А где твоя настоящая мать?
Джон молчал, пребывая в мрачной задумчивости, но Тим настаивал:
— Она что, умерла?
— Можно сказать, что да, — ответил Джон так тихо, что Тим едва расслышал его слова.
Подчас парнишка замыкался в себе, точно отгораживался от всего мира стальной стеной. Тим собирался еще что-то сказать, но Джон вдруг поддал газу, и машина рванулась вперед.
Тим закрыл рот и вцепился в сиденье.