Терновый Король

1. Путешествие

Исследовав взором холмистую местность и не обнаружив ничего подозрительного, Нейл МекВрен с замиранием сердца подстегнул коня, чтобы поравняться с королевой и леди Эррен. Они ехали по забирающей вверх дороге впереди него в женских седлах.

– Ваше величество, – в третий раз обратился он к королеве. – Смею вам заметить, что это не лучшее решение.

– Вполне с вами согласна, – подхватила Эррен.

– Я уже слышала вашу точку зрения, – отмахнувшись от их настойчивых возражений, ответила королева. – В самом деле, сколько можно твердить одно и то же?

– Мы приехали в Кал Азрот, чтобы защитить вас и ваших детей, ваше величество, – напомнила королеве Эррен.

– А разве я с вами спорю? – парировала королева.

– Но когда мы находимся за пределами крепости, на какую защиту мы можем рассчитывать?

Она указала жестом назад, где вдали еще виднелась крепость Кал Азрот. Небольшая по размеру, окруженная широкими рвами, она имела три ряда стен и довольно удобно располагалась на горе. В свое время несколько десятков воинов выдержали здесь осаду двухтысячной армии.

– Я далеко не уверена, что в крепости мне будет безопасней, чем здесь, – произнесла королева. – Но вполне согласна, что она может защитить нас от армии. Однако неужели вы думаете, что кто-то пошлет целую армию, чтобы убить меня и моих дочерей? Лично я так не считаю. Теперь я все больше и больше склоняюсь к мнению сэра Нейла.

– Что вы имеете в виду, позвольте вас спросить? – мягко осведомилась Эррен, одарив Нейла таким острым взглядом, что он способен был разрубить даже сталь.

– Я имею в виду, что Уильям послал нас сюда по настоянию Роберта или леди Грэмми. Эти люди вряд ли думали о нашей безопасности, а скорее преследовали цель удалить нас от двора.

– Будто бы я сама этого не подозревала, – сощурив глаза, произнесла леди Эррен. – Вот только хотелось бы знать, почему сэр Нейл не изволил поделиться своим мнением со мной.

«Я лишь меч королевы, помнишь?» – мысленно ответил Нейл, а вслух произнес:

– Я был вполне уверен, что госпожа Эррен осведомлена гораздо лучше меня.

– Вот в этом вы совершенно правы, – согласилась она. – Но не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что тот, кто способствовал удалению королевы и ее детей от двора, стремился не только избавиться от ее влияния, но одновременно преследовал гораздо большие цели. Например, причинить какой-нибудь вред?

Прежде чем Нейл успел ответить, королева, громко рассмеявшись, произнесла:

– В таком случае крепость – это последнее место, где нам следовало бы находиться. Потому что, по мнению тайных убийц, – если предположить, что таковые на самом деле существуют, – мы должны собраться именно в Кал Азроте. И ждать там своей неотвратимой участи, как согнанные на бойню ягнята топора мясника.

– Я вполне допускаю, что они рассчитывали на какую-нибудь вашу непростительную глупость. Какой-нибудь неосмотрительный поступок. Например, что вам взбредет в голову прогуляться в Гленчест.

– Эррен, мы были заточены в крепости целых два месяца – искоса поглядев на нее, произнесла королева. – До дома Элионор не больше двух дней езды. К тому же с нами двенадцать вооруженных рыцарей и тридцать пехотинцев.

– Да, наша процессия выглядит весьма внушительно. Ее трудно не заметить, – согласилась Эррен.

– Леди Эррен, сэр Нейл, советую вам сложить оружие! – вмешалась в разговор Фастия, ехавшая позади них. – Если мама что-то вобьет себе в голову, переубедить ее совершенно невозможно. Кому, как не вам, леди Эррен, это знать. Мы едем навестить тетю Элионор, и точка.

– К тому же, – добавила Элсени, – мне до смерти надоела эта старая крепость. Там такая скучища! – Она тяжело вздохнула, потом добавила: – Как я истосковалась по двору! Наверное, к Лезбет уже приехал ее жених, принц Чейсо. Как я хочу его увидеть!

– Скоро увидишь, – уверила ее мать.

Нейл слушал разговор одним ухом, а второе держал настороже, внимая всем прочим звукам, которые могли предвещать опасность. Дорога теперь шла по наиболее пологому участку – грушевым и яблоневым садам и полям пшеницы. Но даже такая равнина предоставляла прекрасные возможности для засады. Достаточно было кому-нибудь, схоронившемуся в листве, выпустить в королеву стрелу, и Нейл ничего не смог бы предпринять, чтобы ее спасти.

Как заметила Эррен, они представляли собой весьма внушительную процессию. Королева, Эррен, Фастия, Элсени и сам Нейл держались вместе, Одра и Мэр, горничные Фастии и Элсени, которые беспрестанно стрекотали как сороки, ехали немного поодаль. Принц Чарльз, следующий за ними, распевал детские песни, под которые шут по прозвищу Песья Шапка выделывал антраша. Сегодня на нем была настолько большая шляпа, что закрывала тело почти целиком, и хотя Нейл был уверен, что сефри, благодаря какой-то хитрости, наверняка сквозь нее подглядывал, он не имел ни малейшего представления о том, как это удавалось делать, поскольку ни одной дырки в шляпе не было.

Вокруг королевских особ свободным квадратом, готовым в любой момент вытянуться в строй, двигались королевская конница и пехота.

Однако их присутствие не добавляло спокойствия Нейлу. Дело в том, что он не строил себе иллюзий и не понаслышке знал, что некоторые из воинов, если не все, в трудный момент могут обернуться против него. В этом смысле мнение королевы было не лишено основания: убийство могло произойти где угодно – как в крепости, так и за ее пределами, как ночью, так и при свете дня.

– Почему вы так угрюмы, сэр рыцарь?

Встрепенувшись, Нейл развернулся в седле. Не сводя глаз с окрестностей, он даже не заметил, как с ним поравнялась Фастия.

– Я вовсе не угрюм, принцесса. А бдителен.

– Я бы не сказала, что вы просто бдительны. У вас такой перепуганный вид, какой бывает только у кролика, за которым охотится лиса. Неужели вы правда считаете, что нас здесь может подстерегать опасность? Ведь мы же сейчас в Лойсе, а не в Ханзе.

– Должен вам напомнить, что мы были в Эслене, но это не оградило вашу мать от покушения.

– Верно. И все же, как я уже сказала, мою мать бесполезно переубеждать. Все равно вам это не удастся сделать. Поэтому лучше попытайтесь извлечь из этого путешествия наибольшую пользу. – Она улыбнулась.

Улыбка была совершенно не свойственна чопорной Фастии, поэтому Нейл невольно последовал ее примеру.

– Ну, вот. Теперь уже лучше, – продолжая улыбаться, похвалила его принцесса.

– Я… – Нейла неожиданно осенило подозрение, что у него что-то не в порядке с лицом. – Простите, принцесса. Но я никак не пойму, что вас рассмешило?

– Обернитесь и сами все поймете.

Когда Нейл последовал ее совету, то увидел принца Чарльза, шута и девушек-служанок…

Стоило его взгляду упасть на Одру и Мэр, как те сразу прыснули со смеху, покраснев, словно спелые вишни. Уязвленный их поведением, Нейл быстро отвернулся.

– Они все утро ехали сзади и только о вас и говорили, – произнесла Фастия. – Такое впечатление, что они не могут на вас наглядеться.

На этот раз Нейл почувствовал, что у него самого зарделось лицо не меньше, чем у служанок.

– Я не… то есть мне…

– Вы не знаете, что им сказать? Понимаю. Видите ли, если бы вы решились с ними заговорить, боюсь, они не перенесли бы такого потрясения и свалились с лошадей.

– Но почему?

– Ну, не скромничайте, сэр Нейл. Вы же очень привлекательный мужчина. И уверена, сами об этом прекрасно знаете. Полагаю, у вас была девушка в Лире, и не одна. Разве нет?

– Ну, да. Была. Но одна. – По всему было видно, что ему неловко говорить об этом, особенно в обществе строгой Фастии.

– Одна? На всех островах?

– Я имею в виду ту, которую…

– У вас была только одна избранница сердца?

– Не то чтобы избранница сердца, – ответил Нейл. – Словом, вскоре после того, как мы познакомились, родители нас обручили.

– И сколько вам тогда было лет?

– Двенадцать.

– Вы с ней обручились, когда вам было двенадцать? И после этого вас не преследовала ни одна девушка?

– Очевидно, были такие. Но мое сердце уже было отдано. Понимаете, я обещал ей, что до самой ее смерти ни за что не полюблю другую.

– Вы дали ей обещание, когда вам было всего двенадцать? Неужели она до сих пор не освободила вас от этой клятвы?

– Она умерла во время родов, принцесса. Это случилось недавно. Всего год назад.

Глаза Фастии округлились и стали на удивление добрыми. Он никогда не видел у нее такого участливого взгляда.

– Благослови ее святая Анна, – тихо проговорила она. – Поверьте, мне искренне жаль.

Нейл молча кивнул.

– Простите, если это прозвучит несколько грубо… Но, по-моему, теперь вы свободны от своей клятвы, – заметила она.

– Верно. От этой клятвы я свободен. Но зато дал другую – защищать вашу мать.

– А, – кивнула Фастия. – Таких мужчин, как вы, очень мало. Вы сами в этом скоро убедитесь. Мало кто из них верен своему обещанию, – в ее голосе просквозила нотка горечи. – Особенно брачному.

Не зная, что говорят в таких случаях, Нейл скромно промолчал.

Спустя некоторое время лицо Фастии вновь просветлело.

– Какой же я бываю занудой! – воскликнула она. – Энни в этом смысле совершенно права.

– Я ничуть не считаю вас скучной, – признался Нейл. – Из всех людей, которых я повстречал при дворе, вы оказались наиболее добры и участливы по отношению ко мне.

– Приятно слышать, сэр. – У Фастии слегка зарумянились щеки. – Последние несколько месяцев вашим обществом все очень гордятся и дорожат.

Неожиданно Нейл испугался, что перешел порог, к которому ему не следовало даже приближаться, поэтому вновь перевел взгляд на окружающий пейзаж. Его внимание привлекли растущие вдоль дороги ярко-оранжевые цветы, похожие на вертикальные маленькие спирали.

– Вы не знаете, как называются эти цветы? – спросил он, не придумав ничего лучшего, чтобы сменить тему. – Мне никогда не доводилось встречать такие у нас в Лире.

– Это так называемые башенки Еремеи, – ответила Фастия. – В свое время я знала названия всех цветов на этой дороге.

– Вас не смущает, принцесса, что я смотрю по сторонам? Это помогает мне сохранять бдительность. Полагаю, это невежливо по отношению к вам, но…

– Я вас прекрасно понимаю, сэр Нейл. Долг прежде всего. Была рада немного вас развлечь.

Когда процессия остановилась, чтобы напоить лошадей, Фастия сплела венки из полевых цветов – по одному для каждой девушки, Чарльза и Нейла. Молодой капитан очень стеснялся надевать свой подарок, но не нашел вежливого способа отказаться.

Когда все начали вновь собираться в путь, Нейл поднялся на коне на вершину небольшой горы, чтобы лучше осмотреть окрестности.

Перед ним развернулся прекрасный холмистый пейзаж: в основном поля, на которых паслись бело-коричневые коровы, и лишь изредка – небольшие рощи. Приблизительно на расстоянии лиги уже виднелись смутные очертания башенок. Должно быть, это был Гленчест.

Цокот копыт известил Нейла о приближении сэра Джеймса Кетмейла и сэра Варгуса Фарре.

– Ай да капитан королевской гвардии, – воскликнул Кетмейл. – И каковы шансы на успех? Полагаете, что удастся ее сразить?

– Простите, не понял?

– Должен заметить, у вас отличная тактика. Вы добились того, что на устах холодной принцессы заиграла улыбка. Неплохое начало, ведь можно рассчитывать на дальнейшую благосклонность.

– Сэр Джеймс, я искренне надеюсь на то, что вы совсем не такой, каким кажетесь.

– В тихом омуте черти водятся, – ответил сэр Джеймс.

– Только попрошу без грубостей, – приструнил его Варгус. – Такое впечатление, сэр Джеймс, что вы знаете к ней подход.

– Если ее раздеть, она такая же девушка, как и все остальные, – сказал Джеймс. – Говорят, этот придурок Оссел почти до нее не дотрагивается. Не могу даже припомнить, чтобы до сегодняшнего дня видел улыбку на ее устах.

– Принцесса Фастия, – окинув строгим взглядом Джеймса, произнес Нейл, – если вы, конечно, ее имеете в виду, весьма благородная и порядочная леди. Если она проявляет ко мне благосклонность, то, смею вас заверить, исключительно из вежливости.

– Что ж, надеюсь, она не менее вежливо будет лизать вам…

– Сэр, сейчас же прекратите. Предупреждаю вас! – прикрикнул на него Нейл.

Джеймс замолчал, растянув губы в широкой улыбке. Потом ухмыльнулся и ускакал прочь.

– Сэр Нейл, – произнес Варгус. – Вы представляете собой слишком легкую мишень для насмешек Джеймса. Видите ли, он делает это безо всякой злобы. Просто ему нравится, когда в вас закипает кровь.

– Он не имеет права так говорить о принцессе Фастии. Это оскорбляет ее честь.

Варгус покачал головой.

– Вас воспитывал сэр Файл. Мне известно, что он учил вас знать цену чести. Да, честь имеет свою ценность. Впрочем, так же как легкомысленность и даже небольшая грубость. – Он махнул рукой в сторону группы людей, которые собрались внизу. – Мы готовы положить свои жизни за каждого из них. И сэр Джеймс также не раздумывая отдаст свою жизнь. Так почему же подчас не позволить себе безобидную шутку? Более того, гвардейцы не будут вас любить, если вы будете держаться особняком и разговаривать с ними подобным образом. А вам, сэр Нейл, нужно, чтобы вас любили. Ведь вы должны набрать людей для личной стражи королевы и возглавить ее, не так ли?

– Так.

– Гораздо лучше иметь в подчинении тех, кто вас любит.

– Да, но все равно, вряд ли я понравлюсь всем. Дело в том, что я не благородного происхождения, и многие считают это для себя оскорбительным.

– А многие так не считают. Воинов скрепляют такие узы, с которыми не могут сравниться никакие титулы и ранги. Но эти узы вам еще предстоит создать.

Нейл поджал губы.

– Меня достаточно любили в Лире, если говорить вашими словами, – сказал он. – Я сражался плечом к плечу с лордами и называл их братьями. Но сейчас я не в Лире.

– Вы заработали там себе авторитет, – заметил Варгус. – А теперь должны это сделать здесь.

– Для меня это очень трудно, – признался Нейл. – Трудно заработать авторитет не в бою.

– Здесь ведутся всякого рода битвы, сэр Нейл. Особенно при дворе.

– Но я очень далек от подобного ремесла.

– Вы еще молоды. Со временем научитесь. У вас все впереди.

Нейл понимающе кивнул.

– Спасибо, сэр Варгус, – искренне поблагодарил он. – Я приму к сведению ваш совет.

Гленчест, как оказалось, походил больше не на замок, а на обнесенный стеной городок развлечений с заостренными башенками – красивыми, но совершенно не пригодными для защиты. Крепостная стена была достаточно высока, чтобы не позволить разбежаться людям и козам, но не стала бы серьезным препятствием для осаждающей армии. Через забавного вида ворота, представлявшие собой кованую решетку с узором в виде певчих птиц, сидящих в цветущей виноградной лозе, виднелся раскинувшийся внутри парк с живой изгородью, фонтанами и прудами. За деревьями Нейл приметил блестящую медную крышу величественного дома, которая весьма смахивала на перевернутую вверх дном лодку.

Замок стоял на небольшой возвышенности, а расположенный внизу городок производил впечатление чистого, аккуратного и очень маленького селения, недавно выстроенного для того, чтобы обслуживать Гленчест. Местные жители с интересом глазели на движущуюся к замку королевскую процессию.

Когда та достаточно приблизилась, от соглядатаев отделились четыре девочки, которые, весело пританцовывая, устремились к всадникам. При этом Нейл схватился рукой за меч.

– Уберите руку от оружия, сэр Нейл, – шепнула ему Фастия. – Деревенские девушки не представляют собой никакой опасности.

Те в свою очередь, казалось, не обратили никакого внимания на настороженность Нейла. Они подошли к его коню и, хихикая почти так же, как служанки принцесс, устремили на молодого рыцаря горящие глаза.

– Сэр рыцарь, – обратилась к нему старшая, девушка с темными волосами, которой с виду можно было дать тринадцать. – Не могли бы вы нам подарить что-нибудь на память?

– Что значит на память? – смущенный Нейл в недоумении уставился на них.

– Для моего сундука с приданым, – скромно произнесла девочка, опустив глаза.

– Ну, давайте же, сэр Нейл, – весело подстегнул его Варгус. – Подарите что-нибудь девочке.

Нейл замешкал, ощущая, как кровь прилила к его лицу, но потом вспомнил совет старого рыцаря.

– Я не… – Он запнулся на полуслове, и его замешательство развеселило едущую рядом Элсени.

– Эй, послушайте, – чтобы поправить положение, произнес Варгус. – Я тоже рыцарь, правда, не такой молодой и симпатичный, как он. Может, возьмете подарок от меня?

– Да, да! – закричала одна из девочек, вмиг переключив свое внимание на Варгуса.

Широко улыбнувшись, старый рыцарь достал нож и отрезал прядь своих курчавых волос.

– Это вам, мисс, – произнес он.

– Спасибо, сэр, – радостно ответила та и, схватив полученный приз, убежала.

– Здесь такой обычай, – пояснила Фастия. – Они загадывают на локоне желание, а потом молятся святой Эррен, чтобы та послала им любовь такого благородного кавалера, как вы.

– О, – выдохнул Нейл, глядя на стоявших рядом с ним и вожделевших подарка девочек, – пожалуй, вы правы. Не вижу в этом обычае ничего дурного.

Потом достал свой нож, отрезал прядь волос и передал одной из них. Та, засияв от гордости, скромно поклонилась и убежала. За ней бросились остальные девочки, требуя доли от полученного ею приза. Элсени, наблюдавшая за этой сценой, захлопала в ладоши, а Одра и Мэр, казалось, были чем-то недовольны.

– Как я уже сказал, – произнес сэр Джеймс, – этот молодой человек имеет успех у девушек.

Краем глаза Нейл заметил какое-то движение впереди процессии и, к своему огорчению, понял, что, пока его внимание занимали деревенские девушки, он упустил прибытие важных персон.

Они появились из ворот. Пажи, одетые в желтые и оранжевые рейтузы, пехотинцы в кольчугах, выглядевших так, словно были сделаны из чистого серебра, рыцари в причудливых, украшенных цветами доспехах и надетых поверх них красно-голубых накидках, отороченных золотой тесьмой. Посреди процессии несли паланкин, покрытый шелковым навесом, в котором восседала дама в переливающемся золотом парчовом платье цвета сочной лесной зелени, слегка декорированном цветами. Ее одеяние со всех сторон водопадом низвергалось вниз. У платья было слишком рискованное декольте и чрезвычайно высоко поднятый лиф. Казалось, стоит даме пошевелиться, как та небольшая часть ее грудей, которая была спрятана под лифом, выскочит наружу.

Лицо дамы с первого взгляда казалось самым обыкновенным – благородный овал, острый нос и тонкие губы. Но озорно блестящие лазурные глаза и ярко накрашенные красные губы, всегда готовые расплыться в улыбке, придавали ей своеобразную красоту. Светло-каштановые волосы были украшены серебряной диадемой.

– Моя тетя Элионор, сестра отца и герцогиня Лойса, – шепотом представила ее Нейлу принцесса Фастия, а потом, наклонившись к нему, добавила: – Моя тетушка – вдова и враг благочестия. Поэтому держите ухо востро, особенно если окажетесь с ней наедине.

Нейл кивнул, про себя заметив, что Элионор была ничуть не похожа на своего брата, короля.

– Мюриель, моя дорогая, – воскликнула герцогиня, когда они подошли ближе. – Какое несчастье, что тебе пришлось приехать сейчас! Я совсем не готова принимать гостей. Несколько дней назад мне пришлось отлучиться в деревню, и я даже не успела привести все в должный порядок. Надеюсь, вы простите мне сей тусклый прием. К сожалению, это лучшее, что удалось подготовить за такой короткий срок, но я не могла не выйти поприветствовать вас.

Пока она произносила свою речь, пажи усыпали дорогу лилиями, а остальные провожатые разливали в кубки вино и, взяв за узды лошадей, предлагали его прибывшим гостям.

– Прием, как всегда, великолепный, – взяв предложенный ей кубок, произнесла королева. – Рада тебя видеть, Элионор.

Герцогиня застенчиво отвела глаза.

– Ты всегда так добра ко мне, Мюриель. Пожалуйста, спешивайтесь с этих потных тварей, – обращаясь ко всем, сказала она. – Большинство из вас могут разместиться на сидячих местах, а гвардейцы прогуляются пешком. – И она указала рукой на четыре паланкина, немного меньших по величине, чем тот, в котором ехала она.

– Элсени, какой красавицей ты стала! – продолжала она, когда гости спешились. – А, Фастия! Да у тебя вновь появился румянец на щеках. Уж не воспользовалась ли ты моим советом и не завела ли любовника?

Фастия издала звук, похожий на икоту, а ее тетушка почему-то тотчас обратила взор на Нейла.

– Ага, – сказала она. – Отличный выбор.

– Ничего подобного, тетя Элионор, – сказала Фастия, – и вам бы следовало это знать.

– Неужели? Очень жаль. Тогда, насколько я понимаю, этого симпатичного молодого человека ты держишь просто для развлечения.

– Это сэр Нейл МекВрен, капитан королевской гвардии, – представила его Мюриель.

– Как странно. Я могла бы поклясться, что он охраняет Фастию, а не королеву. Хотя, впрочем, это еще ничего не значит.

Нейл почувствовал себя виноватым, потому что и впрямь был ближе к Фастии, чем к ее матери.

– Тетя Элионор, у вас нет никакого стыда, – не без укора в голосе сказала Фастия.

– Зато я никогда и не утверждала обратного, моя дорогая. А теперь дайте же мне вас расцеловать. И давайте поскорее уйдем с этого нещадного солнцепека.

– Пожалуйста, еще раз примите мои извинения, – произнесла герцогиня тем же вечером перед началом ужина, жестом указав на огромный, занимающий целую галерею стол. – Мой буфет был совершенно пуст, а лучший повар как назло заболел.

Нейл начинал понимать манеру поведения герцогини. Блестящая поверхность дубового стола была от края до края заполнена разными яствами: куропатки в масляном соусе, перепелиный пирог с коринкой и миндалем, десять видов сыра, всевозможная зелень, тушеный угорь, каплуны в хрустящей соленой панировке, три жареных поросенка и покрытые золотистой корочкой буйволиные головы. С тех пор как гости вошли в фантастические сады Гленчеста, вино все время лилось рекой. Элионор выпила довольно много, но это не оказало на нее никакого видимого действия. Снующие повсюду слуги беспрестанно наполняли бокалы, и Нейлу приходилось тщательно за собой следить, чтобы алкоголь не лишил его бдительности.

– Твое гостеприимство, как всегда, выше всяких похвал, – заверила ее королева.

– Хорошо, что мне удалось вытащить вас из Кал Азрот. Ну и дыра!

– Но зато безопасная, – заметила Эррен.

– Ну, да. Я слышала, на Мюриель было совершенно покушение. Мне сообщили об этом совсем недавно. Должно быть, это было так ужасно, моя дорогая.

– Я даже не успела ничего сообразить, как сэр Нейл уже избавил меня от угрожавшей опасности, – ответила королева.

– Ага! – герцогиня махнула своим бокалом Нейлу. – Вот этот красавчик? Я знала, что этот молодой человек весьма способный. Такие вещи я всегда ловлю с первого взгляда.

– Вы слишком добры ко мне, герцогиня, – застенчиво произнес Нейл. – Но я всего лишь сделал то же, что сделал бы любой человек из королевской гвардии, оказавшийся на моем месте. Просто я был ближе всех.

– О, да он еще и скромен, – констатировала герцогиня.

– Верно. Он и в самом деле скромен, – заметила Фастия, поставив на стол бокал, к которому время от времени прикладывалась. – И это вовсе не учтивое притворство, как может показаться поначалу.

Фастия с удивленным видом посмотрела на свой бокал, и находившийся рядом паж, неверно расценив ее взгляд, поспешил его наполнить. Однако, судя по ее сбивчивой речи и раскрасневшимся щекам, вряд ли ему следовало это делать.

Только Нейл заметил, что принцессе не по себе, – и заметил это лишь потому, что и сам находился в подобном состоянии.

– Сэр Нейл, – начала герцогиня, хитро улыбаясь, – придется подумать о том, как вас вознаградить. Нам очень дорога жизнь нашей невестки, поэтому мы вам очень благодарны за ее спасение.

Нейл вежливо кивнул.

– А теперь, дорогая Мюриель, расскажи, пожалуйста, обо всем, что происходит при дворе. Ну, ты, конечно, меня понимаешь. Таких скучных вещей, как войны, политика и все такое прочее, касаться не стоит. Я имею в виду только самое интересное: какие петухи каких обхаживают курочек. Паж! Будь любезен, принеси еще бренди.

После обеда в саду были устроены игры – метание дротиков, пинг-понг, прятки в лабиринтах из живой изгороди. Герцогиня посылала Нейлу все более крепкие напитки, которые он лишь пригублял, а потом незаметно выливал, стоило той отвести в сторону свой взор. Королева играла вместе со всеми остальными, и, казалось, уличные развлечения ее забавляли. Фастия тоже веселилась в саду, хотя от выпитого вина и бренди ее стало заметно покачивать.

Перед вечерней трапезой герцогиня сменила наряд. Теперь на ней было черное, вышитое серебром платье, еще более длинное, но не менее провокационно обнажающее ее прелести. Она руководила играми с небольшого трона, который прислуга переносила с места на место.

Когда солнце село за горизонт, герцогиня поманила к себе Нейла, и стоило ему приблизиться, как слуга вручил юноше маленький золотистый ключик.

– Это вам, – произнесла Элионор, томно взирая на него. – Надеюсь, вы им воспользуетесь.

– Не понимаю, герцогиня.

– Это ключ от одной комнатки, которая находится вон там, на самой высокой башне. И там вы получите вознаграждение, которое, надеюсь, придется вам по душе.

– Моя госпожа, мой долг велит мне оставаться рядом с королевой. Я не могу его нарушить.

– Фу, к чему так волноваться? В моем доме ей ничего не грозит. Я сама позабочусь о ее безопасности. Как хозяйка этого дома я отвечаю за все, что здесь происходит.

– Госпожа, при всем моем уважении к вам, примите мои глубочайшие извинения. Но я не могу оставить королеву.

– Что? Уж не собираетесь ли вы с ней спать?

– Нет, что вы. Я просто должен быть рядом.

– Но с ней рядом Эррен.

– Мне очень жаль, – твердо повторил Нейл. – Но моя главная и единственная обязанность – находиться в непосредственной близости от королевы.

Герцогиня с восхищением изучала его лицо.

– Вы очень благородный человек, сэр Нейл, – наконец произнесла она. – Я думала, что люди, подобные вам, давно исчезли без следа. – Она закусила верхнюю губу, а потом вдруг засияла привычной улыбкой. – Ваши речи производят сильное впечатление. Они добавляют охоте еще больше азарта. Я еще молода. И мне некуда торопиться. – Она чуть нахмурилась. – Ну, согласитесь же со мной, сэр Нейл. Скажите, что я молода.

– Вы молоды, моя госпожа. И очень красивы.

– Возможно, не так уж красива, как некоторые, – ответила она. – Но вот что я вам скажу, сэр Нейл. Я очень и очень опытна. Я читала кое-какие книги. Те, которые читать запрещено. Хотя, честно признаться, я терпеть не могу читать. Но эти книги того стоили. – Она погладила свою щеку и провела пальцем по губам. – Уверяю вас, чтение не прошло для меня даром. Вы могли бы в этом сами убедиться.

Тело Нейла уже в этом убедилось, и прежде чем ответить, он сглотнул слюну.

– Мой долг… – пробубнил он, выдавив из себя единственное, на что был способен.

Она расхохоталась звонким, красивым смехом.

– Это мы еще посмотрим, – сказала герцогиня. – Рано или поздно вы все равно сломаетесь. Любую лошадь можно оседлать. Например, я могу кое-что подсыпать в ваш бокал. Что-нибудь сводящее с ума от желания. Что вы на это скажете?

– Скажу, что мне не следовало бы пить, – ответил Нейл.

– А что, если я отвечу, что вы уже выпили это?

У Нейла от ужаса отвисла челюсть. Кровь заиграла в жилах, и некоторые части тела повели себя крайне подозрительно. Он уже ощущал цветочный запах герцогини, а его взор намертво приковала к себе опасная расщелина, которую обнажало ее декольте.

– Прошу прощения, но мне нужно идти, – пробормотал Нейл.

– Конечно, мой дорогой, – ответила она.

Герцогиня взяла его руку и погладила ее – движение, которое пронзило юношу насквозь.

– Немного нервничаете, да? – спросила она, выпуская его руку. – Но к этому мы еще вернемся. Надеюсь увидеть вас в скором времени. И во всей красе.

Чуть позже той же ночью, удостоверившись, что королева почивает тихим и спокойным сном, Нейл удалился в свою комнату, которая находилась по соседству с покоями Мюриель. Снял с себя доспехи, колет и нижнее белье, ополоснул лицо холодной водой и сел на кровать, пытаясь овладеть своим дыханием, которое после разговора с герцогиней до сих пор не пришло в норму. Он был почти уверен, что она каким-то образом его приворожила. В голове то и дело что-то мелькало, и с каждой вспышкой света ему мерещились те или иные части женского тела. Нейл знал, что в соседней комнате спит обнаженная королева, и ему становилось мерзко на душе оттого, что он никак не может выкинуть эти мысли из головы. Он лег на кровать, пытаясь отвлечься воспоминаниями о былых боях, о том, как глядел в лицо смерти, но все было тщетно. Не в силах побороть овладевшее им невероятное возбуждение, Нейл снова встал и принялся делать движения руками и ногами, повторяя без меча различные фехтовальные приемы, которым некогда учился.

Упражнялся он таким образом до тех пор, пока не вспотел. Вспомнив, что пора ложиться спать, чтобы быть на следующий день в форме, Нейл снова сел на кровать и обхватил голову ладонями.

Хотя из-за громких ударов сердца он не расслышал легкого скрипа двери, его тело не утратило привычной проворности. Быстрым движением юноша схватился за меч и приготовился защищаться.

– Сэр Нейл, это всего лишь я, – прошептал женский голос.

Вглядываясь в смутный силуэт в проеме двери, Нейл медленно опустил оружие. Ему показалось, что это была герцогиня, и кровь вновь забарабанила в ушах.

Он видел, как ночная посетительница прошла в комнату. Когда же та пересекла полосу струящегося через окно лунного света, он узнал Фастию.

2. Следы

Эспер стал на колени и, принюхавшись к кострищу, издал утробный звук.

– Что это значит? – осведомился Стивен.

Не взглянув на юношу, лесничий начал внимательно осматривать окрестности.

– Они даже не попытались скрыть своих следов, – недовольно проговорил он. – Даже не потушили угли от костра. Это плохой знак. Думаю, они специально заманили нас сюда.

– Может, они не догадываются, что мы их преследуем? Прошел почти целый месяц.

Действительно, они покинули монастырь в разгаре жаркой поры лета, теперь же вступил в свои права месяц сефтмен. Даже здесь, в низине, на границе Королевского леса и сельских земель, листья слегка подернулись осенними красками. Поначалу Эспер был слишком слаб, чтобы гнаться за монахами, но постепенно окреп, хотя еще не оправился от болезни полностью.

– Они знают, что мы идем по их следу, – заверил лесничий. – В этом можешь не сомневаться.

С этими словами он приложил к тетиве стрелу – одну из оставшихся четырех, остальные сломались во время охоты.

– Ты считаешь, что… – начал было Стивен, но как раз в этот миг Эспер обнаружил засаду.

За их спинами из-за деревьев выскочили двое оголенных по пояс и щедро украшенных татуировками мужчин. Вооруженные широкими мечами, они двигались гораздо быстрее, чем обычные люди.

– Эти двое из банды Десмонда, – успел крикнуть Стивен.

– Садись на коня, – скомандовал Эспер, взбираясь на Огра, который тотчас ринулся вперед.

Их преследователи разделились: один направился к Стивену, второй – к Эсперу.

Эспер притормозил коня и резко развернулся, прицеливаясь в бандита, который угрожал Стивену. Огр еще не успел перейти на тихий шаг, но Эсперу была дорога каждая секунда. Не дожидаясь, пока конь остановится, он выпустил стрелу.

Та попала или почти попала в цель, поразив монаха в область почек. Враг упал, но очень скоро вновь вскочил на ноги, однако эта заминка позволила Стивену оседлать Ангел.

Тем временем другой монах почти настиг Огра. Скорчив болезненную гримасу, Эспер наложил на тетиву другую стрелу и вновь выстрелил, но как раз в этот миг Огр оступился, споткнувшись об валявшееся на пути бревно, и та пролетела выше цели.

Теперь у лесничего остались только две стрелы. Дернув за поводья, он развернул коня и направил прямо на своего преследователя, целясь в него из лука. Лесничий видел лицо монаха, твердое и неумолимое, с таким безумным взором, какой бывает лишь у одержимых Неистовым берсерков. Эспер нацелился ему в сердце.

Однако монах в последний миг отскочил в сторону, поэтому стрела, пролетев мимо, вонзилась в землю. Монах несся наперерез Огру, но тому все же удалось миновать опасность и благополучно избежать удара. Впрочем, позади Эспера теперь остался Стивен, к которому уже приближался раненый бандит. Несмотря на то что тот истекал кровью, казалось, это не слишком отражалось на его действиях. К счастью, его внимание было целиком поглощено юношей, поэтому Огра монах заметил только в тот момент, когда копыта размозжили ему челюсть.

Вновь развернув коня, Эспер наложил на тетиву последнюю стрелу и спешился.

– Огр, вперед! – приказал он жеребцу.

Конь поскакал ко второму монаху, который замер, словно завороженный. Это дало Эсперу возможность прицелиться и всадить стрелу прямо ему в грудь.

Завертевшись от полученного удара, монах все же умудрился избежать столкновения с конем и ринулся в сторону Эспера. Изрыгая отборные проклятия, лесничий, наклонившись к мертвому бандиту, выхватил у него из руки меч. Лесничий почти не умел обращаться с этим оружием и предпочел бы орудовать кинжалом или топором, но выбирать не приходилось, поэтому он поднял меч вверх, ожидая приближения врага. Позади него Стивен спрыгнул с лошади.

Приблизившись, монах рьяно завертел мечом, намереваясь отсечь Эсперу голову. Лесничий уклонялся, одновременно пытаясь закрываться мечом. Удары были столь сильными, что у него вскоре заныло плечо, словно на него давило три десятка больших камней. Справа подоспел Стивен, вооруженный садовым ножом, однако с ним бандит разделался одним ударом, отрубив клинок ножа от рукоятки. Эспер неловко развернулся, и монах тем временем, отскочив в отвлекающем маневре в сторону, вновь нанес удар. Лесничий бросил свой меч и, схватив монаха за правую руку, стал давить, чтобы перерезать горло врага его же собственным клинком. Уже слышался хруст костей, но тут монах яростно ударил Эспера коленом в грудь, так что у того перехватило дыхание, и повалил на землю, а сам потянулся за валявшимся рядом мечом лесничего, – и как раз в этот миг получил удар копытом от Огра. Монах упал замертво, а Огр продолжал его топтать, пока копыта не покраснели от крови, а тело врага не перестало биться в предсмертных конвульсиях.

– Они могли убить нас, – заметил Эспер, отдышавшись после сражения. – Если бы проявили больше благоразумия. Их погубила излишняя самоуверенность. Надо было начинать не с нас, а с Огра.

– Я бы сказал, что их погубило высокомерие, – подхватил его мысль Стивен. – Эти двое, Топан и Алигерн, – самые жалкие из всей банды. Сам Спендлав никогда не поступил бы так глупо.

– Верно. Видать, он послал тех, кем менее всего дорожил. Убей они хотя бы одного из нас, для него и то был бы хлеб. Непонятно только, почему он не вооружил их луками.

– Тем, кто прошел путь посвящения святого Мамреса, запрещается пользоваться луками, – вспомнил Стивен.

– Что ж, нам это только на руку. Поблагодари от моего имени святого Мамреса.

Обыскав трупы, Эспер, к своему большому удовольствию, обнаружил у одного из них кинжал, правда, не такой, как тот, что в свое время потерял. Кроме того, они поживились вяленым мясом и хлебом. В положении Эспера и Стивена, которым не хватало провизии, подобные трофеи пришлись весьма кстати.

– Мне думается, их осталось человек шесть, – размышлял Эспер вслух, – хотя неизвестно, сколько людей дал им Фенд. Будем надеяться, что каждый раз они станут посылать нам навстречу не больше двоих.

– Боюсь, Спендлав больше такой ошибки не допустит, – сказал Стивен. – В следующий раз он будет бить наверняка.

– Неизвестно, будет ли вообще следующий раз. Возможно, эти двое были посланы сюда, чтобы нас утихомирить. Теперь мы пойдем другим путем. И встретим их там, где они нас не ждут. Мы знаем, куда они едут, поэтому нет никакой нужды идти за ними следом.

Когда они взобрались на коней, Эспер усмехнулся.

– Что еще? – спросил Стивен.

– Я заметил, что сегодня ты не больно-то настаиваешь на том, чтобы мы захоронили трупы.

– Слишком много чести, – фыркнул Стивен.

– Хорошо, что ты хотя бы чему-то научился.

3. Интриги

– Ну, что, сестра Мул, – обратилась к Энни Серевкис. – Судя по всему, травничество стало тебе более интересно?

Энни не сводила взгляда с двойного котла, в котором квасилось овечье молоко. Ей нравился его запах, почти как у парного, но еще больше занимал происходивший на ее глазах чудодейственный процесс преобразования.

– Почему ты все еще называешь меня так? – подняв на нее глаза, безучастно осведомилась Энни.

– Потому что ты больше похожа на мула, чем на маленькую корову.

– Знаешь, а ты права, – улыбнувшись, сказала Энни, оставив последние слова без внимания. – Травничество стало мне куда больше по душе. Как, впрочем, и все остальное. Я имею в виду те предметы, которые мы изучаем здесь.

– И даже арифметика? – провокационно осведомилась Серевкис.

– И даже она. Думаю, я недооценивала этот предмет только потому, что не представляла ей практического применения. Если бы мне с самого начала сказали, что арифметика необходима для того, чтобы научиться распоряжаться деньгами, я бы проявила к этой науке гораздо больший интерес.

– Но, что ни говори, травничество не может идти ни в какое сравнение с остальными науками, – продолжала Серевкис. – Никто даже не подозревает, сколько всяческих ядов растет прямо у нас под ногами. Или, скажем, у стены сада. Правда, в первозданном виде травы почти безобидны. Но если приложить немного усилий – ну, скажем так, чуточку поворожить, то можно многие растения превратить в настоящее колдовское зелье.

– Знаешь, а ведь это касается абсолютно всего, – продолжая ее мысль, заметила Энни. – Возьмем хотя бы этот сыр, который я сейчас делаю. Разве это не колдовство – владеть силой, меняющей качество вещей? Силой превращать одно вещество в другое? И как приятно сознавать, что ты умеешь это делать!

– Кстати, как там твой сыр? У тебя уже что-нибудь получилось?

– Пока еще нет.

– В общем-то, ты совершенно права, – согласилась с ней Серевкис. – Я имею в виду умение из чего-то безобидного сделать нечто смертельно опасное. Что ни говори, но это просто здорово!

– Послушаешь тебя, сестра Серевкис, – с некоторой укоризной в голосе произнесла Энни, – и решишь, что ты до невозможности испорченная девчонка…

– А ты, сестра Мул, разве так не думаешь? – удивленно спросила Серевкис, после чего прямо спросила: – Признайся, кого ты наметила себе в качестве первой жертвы?

– Тс-с! – фыркнула Энни. – Если тебя услышит местра или кто-нибудь из старших…

Но, судя по всему, на Серевкис ее слова не возымели никакого действия. Прежде чем ответить, она смачно зевнула, широко потянувшись длинными руками.

– Не волнуйся, никто меня не услышит, – заверила она подругу. – Местра со своими любимицами ушла из монастыря еще четыре часа назад. А все остальные сейчас на занятиях. И вообще им нет никакого дела до того, что здесь происходит. Насколько я помню, никто из них никогда не наведывался в сыроварню. Так кого ты изберешь для своего первого опыта? Над кем учинишь коварную расправу?

– Что-то мне никто не идет на ум. Разве что за исключением одной длинношеей девчонки.

– А если серьезно? – переспросила Серевкис.

Энни поймала на себе ее взгляд, по обыкновению пристальный и сердитый.

– А у тебя уже есть кто-то на примете? – в свою очередь не удержалась от вопроса Энни.

– Ну конечно, есть. И не один. Прежде всего, Дечио. Для него у меня есть особый рецепт… Я изготовлю смолу из пыльцы дурмана и паслена. И подложу ее в свечу в его комнате.

– Но это же медленная и жестокая смерть. Чем этот Дечио перед тобой так провинился?

– Он был моим первым любовником.

– И оскорбил тебя?

– Мне тогда было десять лет. А ему двадцать. Он притворился моим другом и напоил меня вином до полусмерти, так что я едва держалась на ногах. А потом сделал свое черное дело.

– Изнасиловал тебя? – не веря своим ушам, переспросила Энни.

– Именно, – губы девушки слегка дрогнули.

– А как же твой отец? Он ему отомстил?

Серевкис рассмеялась, однако смех был несколько натужным и приправлен изрядной долей горечи.

– Какой прок отцу от дочери, испорченной в столь раннем возрасте? Нет, уж лучше было бы броситься вниз с какой-нибудь башни, чем рассказать отцу, что со мной сделал Дечио в тот злосчастный день. И продолжал делать до тех пор, пока я не подросла и не перестала его привлекать.

– Ясно, – проговорила Энни, хотя на самом деле ей было ничего не ясно. У нее не укладывалось в голове, как такое могло произойти. Она не могла себе этого даже представить. – Могу я тебе кое-что посоветовать?

– Конечно.

– Паука «черную вдову» откормить трупными мухами и приклеить к одному концу нитки. А другой – подложить под край стульчака в его уборной. Когда он сядет справить нужду…

– Здорово! – радостно захлопала в ладоши Серевкис. – Даже лучше тухлой колбасы. Вот только боюсь, это его не возьмет. Я имею в виду, не убьет. А мне хотелось бы разделаться с ним раз и навсегда.

– Ты права. Но ведь есть и другие способы. Должна сказать тебе, что свечи – далеко не лучший. Видишь ли, могут пострадать невинные люди. Например, девушка, которая будет убирать у него в комнатах. Или, что еще хуже, его очередная жертва.

– А если использовать твой рецепт, то, в крайнем случае, можно будет на всю жизнь лишить его мужского достоинства. Браво, сестра Мул. Твоя взяла. Ты просто умница!

– Благодарю. – Скромно восприняв признание, Энни снова устремила взор на котел. – Смотри! Смотри! Начинает сворачиваться.

Серевкис встала, чтобы собственными глазами взглянуть на чудотворное действо подруги.

Твердая белая масса, образовавшаяся в горшке, слегка сморщилась и отделилась от краев. Она плавала, как остров, в чистой желтой жидкости. Энни проткнула створоженную массу деревянной палочкой, и на том месте осталась дырка.

– Твердая часть называется курд, – прокомментировала Энни. – А жидкая – сыворотка.

– А за счет чего происходит это преобразование? – осведомилась Серевкис, неожиданно проявив интерес к процессу сырообразования. – Что разделило молоко на части?

– Фермент, который находится в желудке коровы.

– Очень аппетитно. Любопытно было бы знать, что еще может подобным образом сворачиваться? Ну да. Конечно же, кровь! Теперь мне все ясно. Оказывается, вот почему тебя это так увлекает!

– Конечно, увлекает. Сама подумай. Сначала был один продукт – молоко, а теперь два. Разве это не замечательно?

– Но что бы ты там ни говорила, твое творение еще не слишком похоже на сыр.

– Конечно, это еще не сыр. Потому что процесс пока не закончен. Необходимо выждать определенное время, за которое должно произойти еще одно чудесное превращение.

– Знаешь, – перебила ее Серевкис, – когда я была маленькой, у нас служила женщина из Хериланца. Она делала вид, что чтит религию, а на самом деле была язычницей. Как-то раз она мне сказала, что ее бог, Емос, сотворил землю из молока.

– Отделив курд от сыворотки, то есть море от земли, – задумчиво проговорила Энни. – Мне кажется, в этом есть свой смысл. Если взглянуть на вопрос с другой стороны, то, в конце концов, все святые поделили мир на части.

– Например, святая Мул, которая получила курд и сыворотку из молока, – пошутила Серевкис. – Я горжусь выпавшей мне высокой честью присутствовать при рождении новой богини.

– Можешь смеяться, сколько хочешь, – сказала Энни, – но если говорить серьезно, то именно так все и обстоит. Когда мы учимся создавать эти вещи – твои отравленные свечи или мой сыр, – то причащаемся к творчеству. Можно сказать, в некотором смысле уподобляемся святым.

Серевкис недоверчиво нахмурила брови.

– Ты чересчур наслушалась речей сестры Секулы, – заключила она.

– Пусть она очень жестока, – пожав плечами, сказала Энни, – но нельзя отрицать, что она очень много знает.

– И ты еще можешь так говорить? Будто не помнишь, что это она упрятала тебя в пещеру!

– Должна признаться, что это было не так уж плохо, – загадочно улыбнувшись, заявила Энни.

Вернувшись из лона Мефитис, Энни поразила всех своим спокойствием и хладнокровием. Заметив румянец на ее щеках, сестра Секула смерила девушку подозрительным взглядом, однако докапываться до причин не стала. И сейчас, когда у них с Серевкис зашел разговор на эту тему, Энни предпочла ничего не объяснять. Она не посвятила в свою тайну даже Остру, подсознательно чувствуя, что случившееся в пещере и за ее пределами должно остаться секретом, известным только ей и больше никому.

И уж конечно, не могла она поведать Остре о том, что послала письмо Родерику. Пусть это не было нарушением клятвы, тем не менее Энни не была до конца уверена, что подруга ее одобрит.

Казио честно исполнил первую часть своего обещания. На закате того дня, когда закончилось наказание Энни и она вернулась из пещеры в монастырь, юноша появился на оговоренном месте и, как было условлено, помахал ей рукой. Она сбросила из окошка своей комнаты письмо, предварительно привязав к нему камушек, и Казио его поймал. Будет ли он так же верен своему слову и дальше, покажет время.

С тех пор Энни обрела внутреннее спокойствие. У нее сразу ко всему пробудился интерес, и она постепенно начала понимать, почему сестра Секула считала пребывание девушек в обители Милосердия большим благом для них и привилегией.

Продолжая ненавидеть местру не меньше прежнего, Энни тем не менее была вынуждена признать, что ее слова не лишены смысла и к ним иногда стоит прислушаться.

– А теперь что ты будешь делать? – поинтересовалась Серевкис, не сводя глаз с котла.

– Теперь мы разделим наш сотворенный мир на кубики, – ответила Энни, – чтобы из них вытекла оставшаяся сыворотка.

Острым костяным ножом она разрезала массу сначала вдоль, потом поперек, а затем под углом по направлению ко дну глиняного горшка. После этого повернула нож по кругу, и аккуратные кубики всплыли на поверхность желтой сыворотки.

– А сейчас мы их немного прогреем и поместим в форму под пресс. Процесс созревания сыра будет длиться шесть месяцев. Лишь после этого его можно будет подавать к столу.

– Слишком долго ждать, – сказала Серевкис. – А я уже не прочь подкрепиться.

– Вот поэтому все святые очень терпеливы, – ответила ей Энни. – Кстати сказать, еды всегда хватает…

В этот миг в сыродельню из сада вбежала Остра.

– Вы слышали? – перебив их разговор, возбужденно выпалила она.

– Привет, сестра Персондра. – Энни забавляло произносить ее имя с раскатистым «р».

– Я слышала, – переиначивая смысл слов Остры, произнесла Серевкис. – И до сих пор слышу.

– Я имею в виду, слыхали ли вы новости? – пояснила Остра, – Девушки о них только и говорят. Мы выходим в свет.

– Что ты имеешь в виду?

– Большой деревенский бал. Каснара ежегодно устраивает праздник для сестер нашего монастыря. И на этот раз он состоится через три дня.

– Неужели? – недоверчиво проговорила Энни. – Глубоко сомневаюсь, что сестра Секула даст такое разрешение.

– Нет, это правда, – подтвердила Серевкис. – Старшие девушки мне рассказывали, что каснара закатывает потрясающие балы, правда для чисто женского общества.

– Все равно звучит заманчиво, – застенчиво произнесла Энни. – И, надеюсь, сулит нам неплохое веселье.

– Даже если будет скучно, – подхватила ее мысль Серевкис, – мы сами себя развеселим.

– Настораживает только одно. Не могу себе представить вечеринку, на которую все явятся в монашеских платьях, – несколько разочарованно заметила Энни.

– Кому-кому волноваться на этот счет, но только не тебе, сестра Мул, – сказала Серевкис. – Даром что ли ты тащила наверх свои сундуки? Зато теперь будешь красоваться в собственном наряде. А что касается остальных, то лично я слышала, что у графини найдутся платья для всех нас.

– Платье, одолженное на бал! – презрительно фыркнула Энни.

– Но ведь нам это не грозит, – воскликнула Остра. – Как верно заметила сестра Серевкис, благодаря твоему упрямству мы можем, по крайней мере, надеть собственные вещи.

– Ты можешь, – сказала Энни. – А я нет. Потому что я взяла с собой только одно платье – то, которое досталось тебе.

У Остры от удивления открылся рот.

– А как же твой второй сундук? Он ведь был даже тяжелее моего!

– Потому что в нем седло.

– Седло? – удивилась Остра.

– Да. То самое, которое мне подарила тетя Фиена, я заседлывала им Резвую.

– Выходит, ты пыхтела всю ночь и вызвала недовольство местры только ради какого-то седла? – не веря своим ушам, переспросила Серевкис.

Молча кивнув, Энни не удосужилась больше ничего объяснять.

Хотя разговор, казалось бы, исчерпал себя, Остра была далеко не намерена ставить точку.

– Но почему? – с возмущением спросила она, когда подруги оказались наедине в своей комнате. – Зачем ты взяла с собой седло? Неужели ты с самого начала собиралась бежать?

– Это только одна из причин, – ответила Энни.

– Пусть ты его взяла из дому. Но как ты могла тащить его на самый верх башни, после того как дала мне клятвенное обещание никогда не пытаться совершить побег?

– Не знаю.

– Энни, – после недолгого молчания процедила сквозь зубы Остра, – ты на меня сердишься?

– С чего ты взяла? – Сев на своей кровати, Энни в недоумении уставилась на лицо подруги, освещаемое тусклым лунным светом.

– Понимаешь, Энни, – начала объяснять Остра. – Ты очень изменилась. Последнее время ты проводишь гораздо больше времени с Серевкис, чем со мной.

– Но она тоже моя подруга. Мы нашли с ней общий язык. Тем более что мы изучаем одни те же предметы.

– Но в Эслене… у тебя никогда не было подруг.

– Послушай, Остра. Что бы ни случилось, ближе тебя у меня никогда никого не будет. И мне очень жаль, если я что-то сделала не так, заставив тебя ревновать, но…

– Я не могу говорить на темы, которые вы обсуждаете с Серевкис, – откровенно призналась Остра. – Пока вы изучаете колдовство, я драю горшки. К тому же мне далеко до Серевкис. Она из благородной семьи, а я – нет. Поэтому меня ничуть не удивляет, что ты предпочитаешь ее мне.

– Остра, ты глупенькая диумма. Никого я тебе не предпочитаю. Поэтому лучше закрывай глазки и спи.

– Я даже не знаю, что значит слово, которым ты сейчас меня обозвала, – пробормотала Остра. – Видишь, какая я глупая!

– Это своего рода дух воды, – пояснила Энни. – И оттого, что ты не знаешь какое-то специальное слово, тебя нельзя звать глупой. Если бы тебе позволили изучать то, что изучаю я, тебе бы оно было известно. Ну да хватит об этом, Остра! Я всегда буду любить тебя больше всех.

– Хотелось бы верить, – не слишком обольщаясь уверениями знатной подруги, ответила Остра.

– Ты лучше подумай о том, как ты будешь выглядеть на балу. Единственная девушка в собственном платье!

– И не собираюсь его надевать.

– Но почему? Оно ведь твое.

– Потому что у тебя нет собственного платья. По отношению к тебе это было бы несправедливо.

Энни рассмеялась.

– Все-таки как-то странно все получается, – сказала она. – Ведь ты сама вместе со всеми остальными постоянно мне твердила о том, что мы с тобой не в Кротении. Что я здесь не принцесса, а ты не прислуга.

– Верно, – тихо согласилась Остра. – Но как тогда объяснить то, что ты изучаешь магию, а я выбиваю ковры? На это у Энни не нашлось достойного ответа.

Острие меча устремилось к Казио быстрее, чем он ожидал, и слегка полоснуло его по щеке. От боли юноша встрепенулся, топнул ногой и, отпрянув в сторону, пригнулся, принимая низкую стойку.

Но, как оказалось, это было не слишком разумно, потому что позволило з'Акатто, который легко парировал контратаку, подойти к нему совсем вплотную и свободной рукой вцепиться ему в тунику. В придачу к тому непревзойденный мастер меча поднял рукоять своего оружия над головой, нацелив его сверкающий острый язык противнику прямо в живот.

– Что, во имя господа Фуфио, с тобой происходит? – выпалил в лицо молодого человека учитель. – Где твои мозги? Ты не можешь защититься даже при помощи рук и ног.

От з'Акатто пахнуло перегаром от выпитого накануне вечером вина, и Казио с отвращением сморщился.

– Отстань от меня, – фыркнул он.

– Это ты скажешь своему следующему противнику, когда он поставит тебя в подобное положение, если не того хуже.

– Я никогда не позволю случиться такому в настоящем бою, – возразил Казио.

– Каждый раз, когда ты берешь клинок, для тебя наступает настоящий бой, – прорычал з'Акатто и, отпустив Казио, сделал шаг назад. – Ты безнадежен! Я бросаю это дело.

– Ты говоришь это уже десять лет подряд, – напомнил ему Казио.

– И всякий раз это истинная правда. Как дессратор ты безнадежен.

– Это смешно! Меня еще никто не побеждал, кроме тебя.

Когда з'Акатто развернулся к нему лицом, казалось, глаза у него были готовы вырваться из орбит.

– Ты еще скажи, будто знаешь, что такое дессратор лучше меня. – Он направил свой клинок на Казио и прорычал: – Защищайся!

– З'Акатто! – успел лишь выпалить Казио, потому что учитель уже бросился вперед и молодому человеку не оставалось иного выхода, кроме как поднять свою рапиру.

Он отступил, парировал удар, потом сделал выпад вперед, но мастер поймал его клинок, после чего с молниеносной быстротой высвободился и отступил.

Сделав шаг назад и отбив удар, Казио отчаянно начал наступать на противника, но тот с почти презрительным выражением лица проворно отскочил в сторону и тотчас перешел в контратаку. Молодому человеку удалось избежать смертельного укола только благодаря тому, что он вовремя отшатнулся назад, но при этом Казио споткнулся и едва не упал. З'Акатто кинулся за ним, и в его глазах Казио увидел такое, чего еще никогда не видел и отчего по телу пробежала волна ужаса.

«Нет, я не боюсь», – пытаясь привести себя в норму, подумал Казио.

Двое фехтовальщиков пошли по кругу, то приближаясь, то удаляясь друг от друга. На этот раз Казио первым сделал отвлекающий выпад, целясь в руку противника, но мастер быстро разгадал его хитрость, направил клинок к горлу Казио. Тот сразу понял, что, пока он исполнял свой маневр, з'Акатто подготовил более глубокий выпад, чем Казио от него ожидал.

Молодой человек развернулся, и острие рапиры кольнуло его в левое плечо, погрузившись до кости. Казио с криком выставил вперед другую руку. З'Акатто, развернув клинок, быстро его отдернул, и в мгновение ока фехтовальщики уперли оружие друг другу в грудь.

– Исполним прием двух вдовцов? – прорычал з'Акатто.

– Мы с тобой не женаты, – задыхаясь, ответил Казно, чувствуя, как пропитывается кровью его сорочка.

Они продолжали стоять в том же положении довольно долго, и Казио уж было начал думать, что учитель все-таки собирался вонзить в него клинок. Он уже ярко представил себе, как сталь проникает ему в сердце.

Но з'Акатто в конце концов бросил свою рапиру.

– Ба! – произнес он, когда тот упал на каменный пол. Казио с облегчением плюхнулся на стул, хватаясь за свое плечо.

– Я думал, ты собираешься меня прикончить, – сказал он, немного отдышавшись.

– Я тоже так думал, – глаза з'Акатто все еще кипели гневом. – Послушай, парень, – слегка успокоившись, добавил он. – Ты хорошо владеешь клинком. Но ты не дессратор. У тебя нет того, что нужно, вот здесь, – он постучал себя по груди.

– Тогда научи меня.

– Я пытаюсь. Но не могу. – Он опустил голову. – Давай перевяжем твою рану. А мне нужно промочить горло. Да и тебе тоже.

Вскоре они сидели на веранде, перед ними стояла одна пустая бутылка из-под вина, а вторая была наполовину выпита. Этого почти хватило Казио, чтобы забыть о боли в плече. Снующие вокруг слуги развешивали повсюду фонарики, флажки и гирлянды из сухих цветов.

Орчавия тоже была погружена в предпраздничные заботы. На ней было платье лимонного цвета, вышитое золотыми розами.

– Ну у вас и вид! – воскликнула она. – И как вам вино этого года? Оно далеко не лучшее в наших краях.

– Уж мне ли не знать! – ответил з'Акатто. – Самое лучшее вино уродилось в том году, когда барон Ирниничио стал меддиссо Семи городов.

– Верно, – согласилась графиня. – В один прекрасный день твое путешествие по моим подвалам вольно или невольно приведет тебя к нему. Хотя я очень сомневаюсь в этом. – И, повернувшись к Казио, графиня добавила: – А что касается тебя, то я могла бы тебе помочь.

– Графиня?

– Девушки из обители Милосердия соберутся у нас завтра вечером.

– Что это значит? – удивился з'Акатто. – Если что-то этому парню и нужно, то никак не общество монашек. Он и без того чересчур рассеян.

– Да, но что, по-твоему, сделало его таким? – спросила Орчавия.

– Ах, вот оно что! – взорвался з'Акатто. – Теперь понятно. Мы уже это проходили, когда ты увивался за той девчонкой из рода Бретитти. Тогда у тебя было такое же глупое выражение лица. Неудивительно, что ты даже толком не можешь держать рапиру.

– Да нет никакой девушки, – продолжал возражать Казио, чувствуя, что его все больше припирают к стенке.

– Ну конечно, нет, – согласилась Орчавия. – Даже если бы и была, ты все равно бы ее не увидел на моем вечере. Потому что местра монастыря запрещает девушкам встречаться с молодыми людьми. Для обслуживания гостей мне придется нанять кого-то из деревни, а своей прислуге дать выходной. Но очень может быть… что одна юная особа захочет уединиться в лавандовом саду. Только для этого мне надо знать, как она выглядит.

Кивнув, Казио отпил еще немного вина. В голове у него все поплыло, и он смягчился.

– Никакой девушки нет, – повторил он. – Но поскольку вы собираетесь устроить мне свидание, то пусть это будет белокожая красавица с рыжими волосами. Словом, северянка. Я всегда мечтал об одной из таких.

Орчавия расплылась в столь широкой улыбке, что Казио подумал, что ее голова вот-вот расколется пополам.

– Я подумаю, это можно будет сделать, – ответила она.

З'Акатто допил остаток вина одним большим глотком и, вздохнув, произнес:

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

4. Свидание

– Это вы, госпожа Фастия? – в изумлении произнес Нейл.

Принцесса стояла посреди комнаты в отблесках лунного света с распущенными, отливавшими шелковым блеском волосами.

– Я… – потупившись, откликнулась Фастия, но потом вдруг ахнула и, прикрыв рукой рот, смущенно добавила: – Сэр Нейл, я вижу, вы не одеты.

Едва опомнившись от удивления, он торопливо огляделся, с ужасом обнаружил, что принцесса права, и, потянув на себя простыню, поспешно завернулся в нее. С одной стороны, ему было стыдно за свое замешательство и за то, что Фастия застала его в таком виде. С другой – он благодарил судьбу за то, что ночью в его комнату проникла именно прекрасная Фастия, а не преступник, замысливший покушение на жизнь королевы.

Однако Нейл никак не мог понять, зачем она явилась.

– Чем могу служить, госпожа? Вы, наверное, заблудились? Позвольте проводить вас в ваши покои.

– Нет, я вовсе не заблудилась, – проронила Фастия и опустила глаза вниз.

Нейл заметил, что она накинула шелковый парчовый халат поверх тончайшей вышитой ночной сорочки.

– Нет, – повторила она на этот раз более решительно. – Я пришла потому… потому, что тетя Элионор дала мне ключ от вашей комнаты. И я… то есть она… Впрочем, сама не знаю, зачем я пришла. О, сэр Нейл! Кажется, я схожу с ума.

Как ни сумбурны были ее слова, Нейл мгновенно догадался, что она имеет в виду. Его собственное сердце било в набат. Прекрасное лицо Фастии находилось в опасной близости от его лица. Все прочие ее прелести скрывались во мраке, но Нейл знал: они ждут его ласки, да и не только ласки. Он ощутил, как в груди у него что-то томительно сжалось, и кровь взыграла во всем теле, едва не закипая.

– Во всем виновата герцогиня. Наверняка она нам что-то подсыпала в вино. Возможно, какое-то снадобье, привораживающее зелье, – пробормотал Нейл.

– Да, наверное, без зелья здесь не обошлось, – едва слышно подтвердила Фастия, потом вдруг смело вскинула глаза и произнесла: – А я такая пьяная, что мне все равно, – и, наморщив лоб, добавила: – Вернее, конечно, не все равно. Но в то же время все.

Она сделала шаг по направлению к нему, или, по крайней мере, Нейлу так показалось. Должно быть, он последовал ее примеру, потому что в следующий миг их лица оказались так близко друг к другу, что он ощутил на своей щеке ее благоуханное дыхание. Он понимал, что происходит нечто невозможное, недопустимое, однако большая часть его существа ничуть не противилась этому. Обвив руками шею Нейла, Фастия склонила голову ему на плечо.

Нейл явственно ощущал на себе действие чар Элионор, тем не менее не мог ничего с собой поделать. Как ни пытался он противиться искушению, наслаждение, которое обещал поцелуй Фастии, было слишком велико. Прелесть ее губ манила неодолимо. Несмотря на все усилия сознания, пробудившаяся страсть овладела им с невиданной и неотвратимой силой.

И все-таки Нейл знал, что существует причина, по которой он должен отказаться от Фастии. Причина, над которой они оба не властны.

Он ласково отстранил принцессу, и ее глаза вдруг наполнились разочарованием.

– Вы отказываетесь от меня? – проговорила она таким тоном, от которого у Нейла опустилось сердце.

– Я… боюсь… боюсь, я не могу, – пробормотал Нейл.

Он видел, как больно его слова ранят Фастию, поэтому произносить их было все равно что глотать битое стекло.

– Я еще молода, – мягко произнесла Фастия. – Очень молода. Меня слишком рано выдали замуж. Причем за старика, которого ничуть не заботит то, что я женщина. И еще меньше то, что я молода. Но несмотря на свой возраст, он не упускает случая поразвлечься в постели с еще более юными особами. Я так несчастна, сэр Нейл. Самым счастливым временем для меня за последние несколько месяцев было то, которое я провела рядом с вами. За нашими с вами беседами. Но сейчас мне этого мало. И мне все равно, приворожила меня к вам своим зельем Элионор или нет.

Она дала волю слезам. По отношению к нему это было по меньшей мере несправедливо. Растерявшись от неожиданного поворота дел и не найдя приличествующих случаю слов, Нейл был вынужден приблизиться к Фастии хотя бы затем, чтобы смахнуть с ее лица слезы.

– Архигреффесса… – начал он.

– Меня зовут Фастия. Просто Фастия. Называйте меня так хотя бы сейчас.

– Фастия, вы дочь короля.

– Я прекрасно помню, кто я такая, – неожиданно разозлившись, огрызнулась она. – Святые видят, я этого никогда не забываю! И знаю место, отведенное мне судьбой. Изо дня в день я честно исполняю свою роль. Подобно винограду, вьющемуся вверх по решетке. Или собаке, обученной приносить хозяину тапочки.

Внезапно выражение ее лица стало серьезным, даже несколько суровым, и Фастия набросилась на юношу с таким пылом, которому он был не в силах противостоять. В следующий миг Нейл ощутил вкус ее губ. Приправленный слезами, он слегка отдавал морем.

– Хотя бы один раз, – произнесла она. – Только один раз.

Целуя Нейла, она повалила его на спину, и ее халат распростерся над ним, как крылья большой птицы. Поначалу чувства вытеснили все мысли, оставив некое безумное ощущение счастья. Но когда ее полуобнаженное тело прижалось к нему, а губы переместились от лица к другим частям тела, какая-то часть его души забила тревогу.

– Я не могу, – сказал он, – Фастия…

Резко отпрянув, она села. Лунный свет теперь освещал ее еще ярче, делая похожей на парившую над ним святую.

– Очень хочу, – прошептал он, – но не могу.

Какое-то время Фастия глядела ничего не выражающим взглядом, после чего слегка улыбнулась.

– Знаю, – сказала она, ласково похлопав его по щеке. – Знаю. Я тоже не могу.

Перекинув через него ногу, она поправила на себе одежду, но не встала, а осталась сидеть на кровати.

– Можно я полежу с вами немного? – спросила она. – Рядышком?

– Можно, – сказал он, хотя, честно говоря, был бы не против, чтобы Фастия осталась с ним на всю ночь.

Устроившись рядом, она уставилась в потолок.

– Простите меня, – сказала она. – Мне ужасно неловко. Я не должна была себя так вести. Я никогда…

– Это мне нужно просить прощения, – возразил ей Нейл. – Герцогиня предупреждала меня о своем зелье. Я думал, что смогу воспротивиться его действию. Но тогда я предполагал, что ко мне придет она, а не вы.

– Неужели это правда? – склонив над ним голову, спросила она. – Вы ко мне неравнодушны?

– Я сам этого прежде не знал. Или не хотел себе признаваться.

– Выходит, она в самом деле вас приворожила.

– Неужели вы и впрямь в это верите? – улыбнувшись, спросил Нейл. – Лично я сомневаюсь.

– Честно говоря, я тоже, – призналась Фастия. – Завтра каждый из нас сможет это проверить. Мы станем теми, кем были всегда. И вряд ли рискнем даже заговорить об этой ночи.

– Я тоже так думаю. Но хочу, чтоб вы знали. Если вы будете незамужем, а я неженат…

– Ш-ш-ш… Если бы наши желания превращались в слезы, начался б мировой потоп, сэр Нейл. – Ее глаза блестели от влаги, но уже ничего не выражали.

Спустя некоторое время, когда дыхание Фастии стало тихим и ровным, Нейл встал, взял девушку на руки и понес в ее покои.

Когда он открыл дверь, то увидел в коридоре леди Эррен.

– Госпожа Эррен? – в недоумении произнес он.

– Сэр Нейл, не помочь ли вам донести вашу поклажу? – довольно строгим тоном осведомилась она.

– Не думайте ничего дурного об архигреффессе, госпожа Эррен, – произнес Нейл. – Она не владела своими чувствами. Во всем виноват только я.

– Пойдемте, – пожав плечами, ответила та. – Давайте побыстрее удалимся отсюда.

Они пронесли Фастию по коридору и уложили в кровать. Несмотря на присутствие Эррен, Нейл ненадолго задержал взор на спящем лице девушки, совсем юном при свете свечи, и лишь после этого вышел из комнаты.

Оказавшись вновь в коридоре, Эррен внимательно посмотрела на Нейла и сказала:

– Знаю, вы не совершали этого подвига. Вам известно, где находятся покои Фастии, однако вы никогда не переступали их порога.

– Но как вы узнали? – удивился Нейл, одновременно ощутив благодарность к Эррен за то, что ей была известна правда.

– У меня дар к таким вещам, – ответила она. – Но я отнюдь не уверена, что между вами и Фастией ничего не было. Святые знают, как ей этого не хватает. Не хватает кого-нибудь вроде вас. А возможно, именно вас. Я наблюдала за флиртом этой семьи всю свою жизнь, но теперь я не имею на нее никакого морального влияния. Однако вы, сэр Нейл, принесли клятву королеве. Надеюсь, вы это помните? Вы не имеете права предаваться любви. Если вам понадобится тело, чтобы согреть вашу постель, его всегда можно найти. Причем делайте это тайно, и никто ничего дурного о вас не подумает. Но влюбляться вам запрещено. – Сощурившись, она добавила: – Хотя, возможно, говорить об этом уже слишком поздно. Тогда остается только пожалеть вас. Но это мы еще посмотрим. Видите ли, сэр Нейл, этой ночью вы могли бы упустить врага. Больше такого не должно повториться.

– Понимаю, госпожа Эррен.

– И вот еще что, сэр Нейл…

– Слушаю вас, госпожа.

– Вы совершенно правы. Дело в том, что единственным заклинанием, которым Элионор воспользовалась, было ее предложение. А в качестве привораживающего зелья она не применяла ничего, помимо вина. Советую вам на будущее принять к сведению, к чему это может привести, если они действуют совместно.

– Хорошо, госпожа, – глубоко пристыженный, ответил Нейл.

На следующий день Нейл надел свои доспехи и спустился к завтраку вместе с королевой. Элионор, облаченная в платье из золотой парчи, отороченное мехом норки, уже ждала гостей внизу. Ее глаза были слегка затуманены, тем не менее она улыбалась. Герцогиня поначалу поприветствовала юношу легкой улыбкой, но та вскоре сменилась сердитым выражением лица.

– Фи, сэр Нейл, – вздохнула она.

Под ее взглядом Нейл ощутил себя раздетым. Откуда она узнала? Неужели уже все знают?

Но оказалась, что по крайней мере королева пребывала в полном неведении о случившемся.

– Что ты сделала с моим рыцарем, Элионор? – мягко спросила золовку Мюриель. – Что за несчастье ты на него накликала?

– Ничего страшного, судя по тому, как он выглядит, – ворчливо проговорила Элионор и, оживившись, добавила: – Итак, дорогие гости. Каждый день дарит нам новую надежду.

Тем временем слуги принесли вареные яйца, сухой белый сыр, приправленный жареными яблоками, взбитые сливки, ячменные лепешки и мармелад из хурмы. Элсени, облаченная в яркое голубое платье, явилась к столу в крайне возбужденном состоянии духа. Как обычно, ее сопровождала светловолосая горничная Мэр.

– Какие сегодня развлечения вы приготовили для нас, тетя Элионор? – первым делом спросила принцесса.

– Думаю, катание на лодках по Эвермэр, – ответила герцогиня. – И метание колец на лугу.

– Это невозможно, – возразила Эррен.

– Вполне с вами согласен, – поддержал ее Нейл.

– Мама! – запротестовала девушка. – Это же так увлекательно!

Мюриель медленно сделала глоток чаю, после чего отрицательно покачала головой.

– Полагаю, что на этот раз мне придется уступить моим хранителям. Я и так доставила им достаточно хлопот тем, что приехала сюда.

– Благодарю вас за заботу, ваше величество, – произнес Нейл.

– Слава святым, что все обошлось благополучно, – вслед за ним проговорила Эррен.

– Но, моя дорогая, – нахмурившись, обратилась к королеве Элионор. – Все уже давно подготовлено. Уверяю, на моей земле тебе не грозит никакая опасность.

– Тем не менее, – твердым тоном произнесла Мюриель, – я обязана позаботиться о своих детях.

– Так, как позаботилась об Энни? – колко осведомилась Элионор.

– То, что случилось с Энни, никого не касается, кроме меня. Я сделала то, что должна была сделать.

– Ты отправила восхитительную, высокодуховную девушку на истязание старым ведьмам в монастырь, – не без основания упрекнула ее Элионор. – Чтобы там из нее сделали какую-нибудь ворчливую зануду. Вроде твоей старой клячи Эррен.

– Я защитила ее от нее самой, – спокойным, но уверенным тоном ответила Мюриель. – Прошу тебя, давай больше не будем касаться этой темы. Ладно?

Пока между ними длилась эта маленькая перебранка, в столовую в сопровождении своего шута спустился принц Чарльз, все еще облаченный в одежду для сна.

– Яблоки! – весело воскликнул он, радуясь как ребенок. – Это же мои любимые!

– Верно, детка. Я всегда об этом помню, – ответила Элионор. – Кушай на здоровье столько, сколько твоей душе угодно. Боюсь, другого развлечения у нас сегодня не будет. – Вздохнув, она приложила палец к подбородку. – Если сэр Нейл не возражает, то я попрошу своих актеров что-нибудь вам исполнить. Надеюсь, в этом вы не найдете ничего опасного, сэр Нейл? Если хочешь, Элсени, можешь принять участие в какой-нибудь сценке вместе с ними.

– Конечно, хочу. Это все же лучше, чем совсем ничего, – надувшись, произнесла Элсени. – Хотя, честно говоря, катание на лодках пришлось бы мне куда больше по душе.

Одра, горничная Фастии, спустилась к завтраку без своей госпожи.

– А где принцесса? – спросила ее Элионор.

– Она неважно себя чувствует, герцогиня, – ответила девушка. – И просила меня принести ей что-нибудь из кухни.

– Понятно. Хорошо, скажите, чтобы повар подготовил что-нибудь по ее вкусу. И ты, деточка, тоже прихвати еды для себя.

– Благодарю вас, герцогиня, – ответила Одра. – Здесь все выглядит таким аппетитным.

Нейл испытал облегчение, узнав, что ему не придется столкнуться лицом к лицу с Фастией, и одновременно устыдился этого чувства. Очевидно, она возненавидела его за то, что он не воспользовался своим преимуществом. Нейл продолжал молча и угрюмо поглощать свой завтрак, не слишком прислушиваясь к застольной беседе.

Посреди трапезы в комнату вошел ливрейный лакей и прервал оживленные разговоры собравшихся.

– Прибыл всадник, герцогиня, – монотонным голосом сообщил он. – Из Эслена.

– Да? И с какими же вестями?

– С вестью о войне, – поклонившись, ответил лакей. – Лир объявил войну Салтмарку.

– Началось, – пробормотала Эррен, – Мюриель…

– Ты права, – подхватив ее невысказанную мысль, произнесла Мюриель. – Сэр Нейл, сообщите охране. Мы возвращаемся в Кал Азрот. Отправляемся через час.

– Но это же глупо! – попыталась возразить Элионор. – Вы здесь в полной безопасности, уверяю вас. Другое дело, если бы в войну вступила Кротения.

– Курьер скакал сюда добрых пять дней, – резонно возразила Мюриель. – И новости могли уже устареть. Если Лир начал войну, Кротения не сможет долго оставаться в стороне. А если мы вступим в войну, то в нее вовлечется и Ханза. Скорей всего, это уже произошло. Дети, собирайте свои вещи.

– Но мы же только приехали, – капризным тоном возразила Элсени. – А в Кал Азрот такая скучища!

– Это верно, – согласилась Мюриель. – Тем не менее собирайте вещи. И побыстрей.

Несмотря на мрачные вести, Нейл испытал только облегчение. По сравнению с интригами Гленчеста война представлялась ему куда менее опасным занятием.

5. Встреча на мысе

Взошедшее в дымке солнце окрасило мыс Аэнах в бледные тона, точно покрыло его инеем. Укутавшись в плащ, несмотря на то что с моря все еще дул летний ветер, Уильям в сопровождении пятнадцати всадников стоял на краю обрыва, устремив взгляд вниз, где за обломками скал в зыбком мареве тонула граница между небом и морем. Вокруг царило безмолвие. Спешившийся со своего коня Роберт с выражением необычайной суровости на лице тоже не сводил взора с горизонта.

– Где они? – недовольно проворчал Уильям.

Роберт пожал плечами.

– Ты сам прекрасно знаешь, что на морские дороги нельзя очень уж полагаться, – ответил он. – Святой Лир не слишком заботится о пунктуальности моряков.

– И еще меньше о пунктуальности пиратов. Ты уверен, что они исполнят свои обещания? И вернут нам Лезбет?

– Мы исполнили свою часть сделки, – ответил Роберт. – Теперь дело за ними. Острбург знает, что, захватив ее в плен, лишил нас всего, чего можно было лишить. Это вполне очевидно.

– Но почему он настаивал на тайной встрече? Почему требовал, чтобы на ней присутствовали мы оба?

– Позволю себе заметить, ваше величество, – вступил в разговор Ананиас Харнголн, капитан копейщиков, – что все это очень напоминает мне хитроумную ловушку. – С этими словами он обвел подозрительным взором линию побережья.

– Мы уже высаживались в этой местности. И тщательно ее обследовали, – твердо заверил его Роберт. – Неужели сэр Ананиас сомневается в своем премьер-министре?

– Ничуть, мой принц, – покачав седеющей головой, заверил тот. – Но я сомневаюсь в герцоге Острбурге. Сначала он захватил одного члена королевской фамилии, а теперь требует, чтобы обмен состоялся в этом странном месте. На забытой всеми святыми земле. И хотя мы согласились, чтобы каждая из сторон была представлена только пятнадцатью воинами, император совершенно прав. Все это очень смахивает на готовящееся убийство короля.

– Но у Острбурга тоже должно быть не больше пятнадцати рыцарей, – резонно возразил ему Роберт.

– Да, если верить его обещанию. Но это еще ничего не значит. Он вполне может его и нарушить.

Роберт указал на извилистую горную тропу, ведущую вниз к берегу моря.

– У нас достаточно времени обнаружить подвох, если он привезет с собой больше людей, чем у нас с ним было условлено, – сказал принц. – Нет, Острбург преследует какие-то другие цели. Наверное, хочет облить нас своей мочой и расхохотаться, глядя в лицо. Потому что знает, что мы все равно ничем не сможем ответить.

– Да, это вполне в его духе, – подтвердил Уильям. – Я хорошо его помню. Напыщенный хвастун, – и, наклонившись к Роберту, тихо шепнул: – Пусть себе вдоволь потешится. А когда Лезбет будет в безопасности, мы с тобой еще вернемся к этому разговору.

– Разумеется, – кивнул тот и задумчиво посмотрел на брата. – Похоже, из всей этой заварухи ты выйдешь вполне состоявшимся политиком.

– Но, конечно, при условии, что Острбург вообще сюда явится, – добавил Уильям.

В этот миг Роберт, завидев что-то вдали, указал пальцем в сторону волн.

– Вот он! – произнес принц.

Зрение Уильяма, лишенное былой остроты, не позволяло на таком большом расстоянии разглядеть то, что видел Роберт – длинный силуэт галеры, прорезавшей белые шапки волн на пути к каменистому берегу. Но зато, прислушавшись, он сумел уловить сквозь шум прибоя ритмичную песнь моряков под размашистые удары весел.

– Сколько, вы думаете, у него людей? – спросил император сэра Ананиаса.

Капитан, прищурившись, принялся разглядывать приближавшийся корабль.

– Не больше пятнадцати, ваше величество, – наконец сказал он. – Как мы и договаривались.

– А не могут ли остальные скрываться на нижней палубе? – продолжал расспрашивать его Уильям.

– Это не исключено, ваше величество, – ответил капитан. – Поэтому советую вам оставаться здесь, пока я не удостоверюсь, что там нет никакой ловушки. Позвольте мне позаботиться о вашей безопасности настолько, насколько это в моей власти.

– Мудрый совет, брат, – заметил Роберт.

– Хорошо. Встретьте их на берегу. Скажите, что хотите убедиться в исполнении требований сделки каждой из сторон. Сообщите им также, что они могут послать к нам своего эмиссара, чтобы посчитать численность наших рядов.

Ананиас ускакал, и Уильям не спускал взгляда с всадника, удалявшегося в глубину белых скал, до тех пор, пока тот не превратился в небольшое серебристое пятно. Капитан спустился к морю как раз к тому времени, когда корабль причалил к берегу. Навстречу ему вышел рыцарь в золоченых доспехах. Уильям видел, что они о чем-то переговорили, после чего воин Острбурга, должно быть, следуя предложению Уильяма проверить численный состав противника, вывел своего коня и принялся взбираться вверх по скалам. Одновременно с ним с борта корабля высадились и другие всадники.

Рыцаря Острбурга, которого звали сэр Вигнхуд Фрам Хравенфер, представился императору на ломаном королевском языке и тотчас принялся обследовать мыс, чтобы удостовериться, что король не привел с собой подкрепления. На это ушло совсем немного времени, поскольку мыс был продолжением равнины Маог Ваост в том месте, где она спускалась к берегу. Он представлял собой слегка холмистый луг, лишенный каких-либо высоких вершин и расщелин, в которых можно было укрыться.

– Их ровно столько, сколько было условлено, – сказал по возвращении сэр Ананиас. – Пятнадцать человек. Ни больше и ни меньше.

– А Лезбет? Она жива и здорова?

– Я не видел ее, ваше величество, – произнес капитан мрачным голосом.

– Что здесь происходит? – обратившись на этот раз к Роберту, произнес Уильям.

– Понятия не имею, – пожал плечами тот. – Не иначе как они хотят сыграть с нами еще какую-то шутку.

– Мне это не нравится, ваше величество, – беспокойно проговорил сэр Ананиас. – Лично я предлагаю вам отступить. И предоставить вести переговоры премьер-министру.

– Ну конечно, – недовольно проговорил Роберт. – Пусть он вооружится камнями и попробует в одиночку одолеть этого напыщенного хвастуна.

– Я забочусь исключительно о безопасности его величества, принц Роберт, – напомнил ему капитан.

– Отступать никто не собирается, – твердо заявил Уильям. – Я намерен говорить с Острбургом лично.

Он с нетерпением ожидал приближения всадников, украшенных в соответствии с высокой ханзейской модой. Серебряные колокольчики мелодично звякали на гривах и седлах лошадей, на шлемах рыцарей развевались плюмажи из конских волос и связанные в виде ветвей перья. Чтобы остаться неузнанным, Уильям приказал своим рыцарям одеться как можно скромнее, меж тем Острбург, казалось, решил заявить о себе всему миру во всеуслышанье. Хотя это тоже выглядело несколько странным, потому что, кроме Уильяма и его спутников, на мысе никого не было.

Роберт был прав: посыпать соль на раны короля для герцога было своего рода удовольствием. Это тешило его больное тщеславие.

Унижение, испытываемое при этом Уильямом, было сродни вкусу тухлого мяса.

Герцог Острбург был худощавым мужчиной высокого роста, с мохнатыми усами и глазами цвета морской воды. Его длинные черные волосы были уже подернуты сединой. Когда он приблизился к рыцарям короля, Уильям лишний раз убедился в правильности своего мнения о нем: на лице салтмаркца, как всегда, красовалась маска высокомерия.

Один из его рыцарей, подняв руку, заговорил на языке короля:

– Герцог Алфрейкс Острбург приветствует императора Кротении и выражает надежду на удачное течение переговоров.

– Император… – начал было Роберт, слегка прокашлявшись, чтобы прочистить горло.

Но его тотчас перебил Уильям, обратившись, в свою очередь, к противоположной стороне на ханзейском языке:

– Что это значит, Острбург? Где моя сестра? Где Лезбет?

К его удивлению, на лице герцога появилось вполне искреннее недоумение.

– Господин император, – сказал он. – Я не имею никаких сведений о ее высочестве. Почему вы меня о ней спрашиваете?

Прежде чем продолжить, Уильям решил досчитать до семи. Но добрался только до пяти.

– У меня нет никакого терпения выслушивать всю эту чепуху! – взорвался он. – Вы получили все, что хотели. Двадцать кораблей с островов Печали лежат на дне моря. Либо вы сейчас же вернете мне сестру, либо я, клянусь святой Фендвой, сотру ваши города с лица земли.

Герцог, который, казалось, совершенно не понимал, о чем идет речь, перевел вопросительный взгляд на Роберта.

– О чем его величество говорит? – потребовал он объяснений у премьер-министра. – Мы ведь обо всем договорились.

– Вы прекрасно понимаете, о чем говорит мой брат, – фыркнул в ответ Роберт.

– Ваше величество, – повернувшись к королю, заявил Острбург. – Я нахожусь в полном недоумении. Я явился сюда по вашей просьбе, чтобы уладить дела между Салтмарком и островами Печали. Эта война никому не выгодна. Мы с вами уже вели речь об этом в нашей переписке. И, насколько я понимаю, пришли к обоюдному согласию.

– Роберт? – воскликнул Уильям, поворачиваясь к брату.

Тот ухмыльнулся и, пришпорив коня, поскакал прочь. От неожиданного поворота дел Уильям потерял дар речи и, разинув рот, проводил брата недоуменным взором.

Не успел король опомниться, как его рыцари подняли крик и схватились за оружие. Казалось, земля извергла из себя смертоносный вулкан.

Поначалу Уильяму почудилось, будто из подземного гнезда выпорхнула стая черных птиц, потому что в воздухе замельтешили какие-то темные пятна, к тому же их появление сопровождалось устрашающим гвалтом. Когда же первая волна потрясения прошла, он наконец осознал той частью своего естества, которая некогда была воином, что на самом деле происходит. Но случилось это лишь после того, как сэра Ананиаса пронзила стрела – она вошла ему прямо в глаз и вышла через затылок.

В двадцати ярдах от них разверзлась, земля, обнажив огромную канаву, в которой прятались стрелки, облаченные во все черное под стать своим стрелам.

– Предательство! – заорал Острбург, пытаясь развернуть коня и укрыться за спинами своих людей. – Кротенийцы нас предали!

– Нет! – крикнул Уильям.

Но рыцари Острбурга уже пустили в ход мечи, и полилась кровь. Пожалуй, только король успел заметить, что жертвами сидевших в засаде стрелков в равной степени становились рыцари обеих сторон.

– Это наш общий враг! – закричал он, хватаясь за меч и указывая жестом в сторону траншеи. – Ваш и наш враг!

Поняв, что Роберт его предал, Уильям собрался было броситься в атаку, но стрелы летели плотной завесой, прорваться через которую не было ни малейшей возможности. У него на глазах, утыканный стрелами как еж, пал смертью храбрых его двоюродный брат, сэр Тэм Отважный, который вместе с прочими рыцарями стал невольным пособником убийц.

Подобная участь вскоре постигла и герцога Острбурга. А от меча рыцаря, носящего герб дома Сигрозна, слетела с плеч голова сэра Авиейна МакФергойста.

Раздалось ржание, и Уильям увидел, что одна стрела угодила в шею его коня, а вторая – в живот. Тот вздыбился и, рухнув наземь, перевернулся на спину. Оказавшись под тяжестью скорчившегося от боли и бьющегося в предсмертных конвульсиях животного, Уильям почувствовал, как захрустели его кости. В следующий миг копыто – возможно, его собственного коня – ударило королю в голову, и после этого он уже ничего не помнил.

Очнувшись, он обнаружил, что сидит, опершись на камень, лицом к морю на краю скалистого обрыва. Голова нещадно болела. Уильям попытался встать, но, к своему ужасу, осознал, что ноги отказываются ему повиноваться.

– С возвращением в наш мир, брат.

Уильям с трудом повернул голову, и это движение отозвалось сильной болью в шее. Рядом с ним стоял Роберт. Но глядел не на Уильяма, а в безграничную синеву моря. Солнце сквасило густой утренний туман в редкие кучевые облака, и игривые волны теперь плясали в переливчатых солнечных бликах.

– Что случилось? – спросил Уильям.

Он был еще жив. В ту же секунду королю пришла мысль притвориться, будто бы он ничего не понял. Возможно, убедив в этом Роберта, он выиграет время.

– Засада… – начал было он.

– Все уже мертвы, кроме меня.

– И меня, – поправил его Уильям.

– Нет, Уилм, – причмокнув языком, сказал Роберт. – Ты тоже уже мертвец. Так сказать, почти призрак, наш посланник к предкам.

Уильям взглянул на лицо брата. Оно было необычайно спокойно, почти безмятежно.

– Неужели ты собираешься убить меня, брат? – спросил его Уильям.

– Я же сказал тебе, ты и так уже мертв, – почесав шею, ответил тот. – Падая с лошади, ты сломал спину. Так что наберись мужества, Уилм. Ты уже не жилец на этом свете.

К глазам короля подступили слезы, но он сумел их сдержать. Вся окружающая атмосфера показалась ему как будто ненастоящей, чересчур желтой – такая бывает только во сне.

Вместе со слезами Уильям поборол в себе и внезапно подкравшийся страх.

– Почему, Роберт? К чему все эти муки и страдания? Зачем тебе моя смерть?

– Ты не волнуйся, Уилм. В твоем путешествии в загробный мир у тебя будет много попутчиков. Например, сегодня должна умереть Мюриель. А также твои дочери. А что касается Лезбет, то она уже давно поджидает тебя там.

– Неужели они все умрут? Неужели никому из них не избежать этой участи? – Уильям пошевелил руками и, к своему удивлению, обнаружил, что они еще действуют, хотя и сильно дрожат. – Знаешь, кто ты, Роберт? Поганое животное. Ты не достоин носить фамилию Отважных. Ты мне больше не брат.

Казалось, за весь их разговор в голос Роберта впервые закралась нотка гнева.

– Мне кажется, это случилось уже давно. Разве ты когда-нибудь относился ко мне иначе? Вспомни, Уилм, как ты обручил Лезбет. Если бы ты считал меня своим братом, ты бы прежде посоветовался со мной. Этого я никогда не прощу тебе, Уилм.

– Значит, ее смерть на твоей совести. Выходит, это ты убил ее и отрезал ей палец, чтобы я подумал… Но зачем? Зачем тебе мои дети? Зачем моя жена? Зачем вообще столько убийств, если все дело только в том, что я единственный раз пренебрег твоим мнением? – Он держал ладонь на рукоятке эйхейн дойфа, маленького кинжала, который хранился у каждого рыцаря в специальных ножнах.

Кинжал, который был его последней надеждой.

– Дело не только в пренебрежении моим мнением. Но еще в том, чтобы объединить троны Ханзы и Кротении, а со временем и Лира, – отрешенным голосом произнес Роберт. – Однако ваше пренебрежение ко мне зашло слишком далеко. Слишком долго я терпел его от всей нашей семьи. Слишком часто вы меня предавали.

– Ты сумасшедший. Такой политик Кротении не нужен. Она вскоре от тебя избавится. А также Ханза…

– Она уже почти в моих руках, – улыбнулся Роберт. – Видишь ли, Уилм, у меня есть один секрет. Но я тебе его не открою. Существует множество способов разговаривать с мертвыми. Даже несмотря на то, что наш дух способен путешествовать значительно дальше домов наших предков, я не настолько глуп, чтобы этим пользоваться. Тем не менее я благодарен тебе за помощь, брат.

– Помощь?

– Долг запрещал тебе посылать наши корабли против островов Печали. Но ты сделал это. Ты ведь знал, что правители Лира обнаружат, кому они принадлежат? Если бы тебе удалось прожить еще несколько дней, уверяю тебя, ты услышал бы об этом собственными ушами. Ты должен меня благодарить за то, что я пощадил тебя и избавил от праведной напыщенности это старого придурка из Лира, сэра Файла.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Можешь ты хоть раз в жизни напрячь мозги, Уилм? Правители морских держав уже обнаружили, что мы оказывали помощь Салтмарку против их союзников. Я позаботился об этом, подбросив им несколько доказательств.

– Но я согласился, лишь думая, что Лезбет…

– Молчи и слушай. Как раз об этом никто никогда не узнает. Все, кто был причастен к истории о похищении Лезбет, мертвы. Шумиха вокруг твоей политики уже началась. А теперь еще, пытаясь заключить мир, отправились к праотцам сам император Кротении и Острбург. Причем, обрати внимание, каждый из вас погиб от лирской стрелы, что тоже весьма подозрительно и навевает определенные размышления, – его губы растянулись в змеиной усмешке.

– Будет война, – простонал Уильям. – Клянусь всеми святыми, будет война с Лиром.

– Да, в особенности после того, как будет обнаружено, что Мюриель мертва. Ее семья этого так просто не оставит.

– Но зачем тебе Мюриель? Зачем мои девочки?

– Ты сам их убил, когда сделал своими законными наследницами. Мюриель придется умереть. Безусловно, она красива, и я был бы не прочь сделать ее своей женой, но у нее чересчур сильный характер.

– Чарльз? – наконец разгадал его замысел Уильям.

– Вот именно. Императором станет твой полоумный сын, а я его премьер-министром. Твои дочери, в том числе Элсени, представляют для меня опасность. Они могут оказаться чересчур умны. Слишком многое они переняли от матери. А вот Чарльз – совсем другое дело.

– Понятно, – угрюмо процедил Уильям. Только бы Роберт подошел поближе… – Но если ты собираешься править нашей страной, зачем ты тогда объявляешь войну Лиру? Это по меньшей мере неразумно. И может лишь ослабить тебя.

– Верно, – рассмеялся Роберт. – Ханза никогда бы не победила сильную Кротению, у которой в качестве союзника был бы Лир, пусть даже на троне находился бы такой мямля, как ты. Твои командиры в конце концов повели себя очень мудро, по крайней мере некоторые из них. Однако нынешняя ситуация испугает правителей морских держав и скорее всего спровоцирует войну. Так или иначе, но в предстоящей войне преимущества будут за Ханзой.

– В предстоящей… Ты хочешь, чтобы Ханза покорила Кротению? Ты в своем уме?

– А ты сам не видишь? – прошептал ему Роберт. – Даже если бы ты смог докопаться до причин, пусть самых поверхностных… Хотя все равно, боюсь, уже было бы слишком поздно. А теперь, брат, полагаю, самое время нам попрощаться.

Он подошел к ногам Уильяма и нагнулся, приготовившись схватить их.

– Погоди. Скажи только, как ты собираешься убить Мюриель?

– Это не моя забота. Да и как я могу это сделать? Ведь я здесь, а она в Кал Азроте. Если хочешь знать, я вообще к этому делу не причастен. Им занимаются другие.

– Кто именно?

– Нет-нет, – насмешливо произнес Роберт. – Эту тайну я тебе раскрывать не собираюсь. Скажу только, что это сделают люди, с которыми меня объединяют общие цели. На данный момент времени. – И, облизнув пересохшие губы, он добавил: – Эти люди по своим странным и немного суеверным причинам изъявили желание, чтобы Мюриель умерла. А я лишь воспользовался их легковерностью. Ну а теперь, если ты проявишь немного стоицизма, которым во все времена так славился род Отважных…

Уильям увидел, как Роберт схватил его за икры и протащил по земле несколько дюймов к краю утеса, но король при этом ничего не почувствовал.

– Скажи мне, где ключ? Ведь ты его не носишь с собой.

– Какой ключ?

– Уильям, пожалуйста! Не притворяйся хоть сейчас. У императора должен быть ключ от камеры Узника.

Внезапная надежда закралась в душу Уильяма.

– Я могу только показать тебе, где он находится, – ответил он. – Но рассказать не могу.

Роберт задумчиво погладил бороду, после чего недоверчиво потряс головой.

– Ладно. Я сам его найду. Скорей всего, он в каком-нибудь потаенном уголке твоих покоев.

Он вновь поволок брата к обрыву.

«Святой Фенд, дай мне силы», – мысленно молился Уильям.

– Скажи мне напоследок только одно, Роберт, – попросил он брата. – Что ты сделал с трупом Лезбет?

– Я похоронил его в том самом месте в саду.

Теперь ноги Уильяма уже почти свисали над пропастью. Увидев, что дальше тащить тело брата невозможно, Роберт нахмурился.

– Гм, надо подумать, как это сделать, – пробормотал он себе под нос. – Конечно, не слишком подобает обращаться подобным образом с королем, пусть даже с бывшим, но…

Он повернул безжизненные ноги Уильяма так, что они теперь были вытянуты вдоль края обрыва. До Уильяма донеслись снизу крики морских чаек. Если бы Роберт сейчас толкнул его ноги вниз, они увлекли бы за собой все тело.

– Я имел в виду не место ее погребения, Роберт, – продолжал расспрашивать брата Уильям. – А то, что ты сделал с трупом прежде, чем похоронил. Помимо того, что отрезал ей палец. Такой хитроумный негодяй, как ты, не упустил бы случая поразвлечься с трупом сестры, тем более что ты всегда питал к ней патологическое влечение…

Его речь прервал сильный удар по голове, от которого у Уильяма перед глазами поплыли красные круги.

– Никогда! – вскричал Роберт, спокойствие которого разбилось вдребезги, словно хрупкое стекло. – Слышишь, этого никогда не было! Я любил ее чистой любовью. Испытывал к ней самые чистые чувства…

– Ну да, конечно. Лучше скажи, чистейшую похоть поганого жеребца.

За этим последовал еще один удар ногой, но на этот раз Уильям сумел схватить ее и резануть по икре кинжалом. Взвизгнув от неожиданной боли, Роберт упал коленом на грудь брата. Тот издал душераздирающий вопль и, сделав над собой невероятное усилие, приподнялся и вонзил нож в сердце Роберта.

Кинжал вошел в тело по самую рукоять.

Роберт изо всех сил толкнул брата, и Уильям потерял ощущение собственного веса, потому что на какой-то миг оказался в воздухе. Он еще царапал по скалам ногтями, пытаясь удержаться, и даже на миг умудрился нащупать какой-то уступ… но зацепиться за него не смог – руки были слишком слабы.

Приземлившись на острые скалы, Уильям не почувствовал никакой боли. Брызги моря, смешанные с соленой кровью, окропили ему лицо.

В этот миг он вспомнил о Мюриель.

В глубине его сознания уже звучала траурная песнь тех, кто с нетерпением ожидал прихода короля в загробный мир. Утешало его только то, что он разделался с Робертом. Уильям закрыл глаза, и ветер тотчас стих. На заднем плане его внутреннего взора внезапно появился образ – такие обычно встречаются только в театре теней. По форме он отдаленно напоминал высокого мужчину, на голове которого росли оленьи рога. Тот сделал странный жест руками, и на одной из его ладоней Уильям увидел превращенный в руины Эслен, а на другой – сожженное дотла и разрушенное сердце Кротении. В глазах этого странного человекоподобного существа, словно в освещенном огнем зеркале, отражалась война. Вместе с тем где-то вдалеке звучал пронзительный рев рога.

Увенчанная рогами фигура начала расти. Вскоре она уже напоминала не столько человека, сколько лес. Ее рога беспрестанно множились, превращаясь в новые ветви, а тело делилось на темные сучья и тернистую ползучую лозу, Вместе со всеми этими метаморфозами из уст мрачного чудища сорвалось единственное слово.

«Энни».

С этим именем душа навечно покинула тело короля. Так закончил свое правление император Кротении Уильям Второй.

Роберт жадно глотал ртом воздух, вперив неподвижный безумный взор в рукоять кинжала, которая торчала у него из груди. До чего же глупо все вышло!

– Ты выиграл, Уилм, – пробормотал он. – Браво, будь ты трижды проклят!

Хотя было не слишком подходящее время испытывать гордость за своего брата, как ни странно, именно это чувство овладело Робертом в последний миг его жизни.

– Мой принц! – он услышал издалека голос капитана ночного дозора, но был уже не в силах пошевелить даже глазами.

Его взор был по-прежнему устремлен на рукоятку ножа, которая на фоне моря казалась принцу огромной башней. Где-то вдалеке он услышал безумные звуки труб, и в этот миг небо упало на него, закрыв собой весь мир.

6. Канун Фьюссенала

Энни, Остра и Серевкис прогуливались по садам графини Орчавии. Над землей уже сгустились сумерки, и замок к этому времени наполнился всеми ароматами праздника. Слышались смех и музыка. Цветы необыкновенной формы и окраски источали божественное благоухание. Повсюду царило веселье.

Не разделяла его только Энни. Сама не зная почему, она чувствовала себя не в своей тарелке.

Отчасти тому способствовало чужое зеленое платье, которое ей было слишком тесно и выглядело столь кричащим, что ей становилось не по себе. Но основная причина душевного дискомфорта заключалась в чем-то ином, о чем Энни даже не подозревала, пока Остра не поделилась с ней одним своим наблюдением.

– Мне это очень напоминает день рождения Элсени, – сказала она. – В особенности эти цветы.

– Так это же оно и есть, – тихо проговорила Энни.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, ничего.

Тем не менее она была права. Это был праздник святой Фессы, или, как ее величали в этих краях, госпожи Фьюссы, покровительницы цветов и плодородия. Согласно обычаю, в первые дни осени, когда Фьюсса отправлялась в долгую спячку, было принято желать ей всякого благополучия и просить, чтобы она возвратилась следующей весной. Поэтому на дне рождения Элсени всегда было много цветов, которые к весне высыхали, в большинстве своем сохраняя былую окраску.

Заметив внутреннее беспокойство подруги, Остра решила сделать пробный выстрел.

– Мне думается, что все это очень напоминает то, как празднуют у нас, – осторожно произнесла она. – Но в Эслене это не столь внушительно…

– Наверное, – рассеянно ответила Энни, не заботясь о том, что может попасться на крючок.

Она еще не рассказывала Остре о своих видениях. И была не уверена, стоит ли это делать. Однако Энни никогда не имела от подруги секретов. И поскольку давно следовала этому правилу, теперь ей было трудно от него отступать.

Но тут на помощь ей, сама о том не подозревая, пришла Серевкис.

– Правда? – воскликнула вителлианка. – А как в Кротении празднуют Фьюссенал?

– Мы обмениваемся медальонами с засушенными цветами, – начала Остра. – Потом делаем файнглест в каком-нибудь священном месте и пьем молодое вино.

– А что такое файнглест? – полюбопытствовала Серевкис.

– Это своеобразное плетеное сооружение, украшенное цветами, – пояснила Энни. – Кажется, этот обычай пришел к нам с Лира.

– А, – улыбнулась Серевкис. – Ну конечно, помню. У нас тоже был такой обычай. Только, кажется, мы называли его иначе. Знаете что? Я хочу вам кое-что показать. Идите за мной. По-моему, я уже видела здесь одно из таких священных мест.

Они прошли мимо беспорядочно растущих оливковых деревьев, украшенных разноцветными бумажными фонариками, вдоль бокового крыла здания к небольшому, огороженному стеной саду.

Там рядом с сучковатым дубом стояла сплетенная из цветов дама. Ее глаза были сделаны из красного мака, юбка – из золотистых прутьев и апельсиновой кожуры, а кисти рук – из фиолетовых астр.

Энни стало не по себе. Плетеная дама настолько походила на женщину из видений, что тотчас навеяла на девушку мрачные воспоминания о черных розах и рогатом лесном чудовище.

– Похоже? – спросила Серевкис. – Это вы называете файнглестом?

– Нет, – поспешно бросила Энни, чувствуя прилив неприятной тошноты. – Вернее сказать, да. Думаю, что это и есть файнглест. Но в Кротении у нас было все не так. Мы плели конусы или высокие корзинки. Наши плетенки были совсем не похожи на эту… Они вообще не напоминали по виду людей.

Но тут Энни вспомнила, что «файнглест» по-лирски означает «зеленая женщина», и волнение захлестнуло ее еще сильнее.

– Давайте уйдем отсюда, – предложила она.

При свете фонарей ей почудилось, будто цветочная дама, улыбнувшись, собралась сделать шаг навстречу.

– Лично мне она кажется очень симпатичной, – заметила Остра.

– Я ухожу.

С этими словами Энни развернулась и направилась в сторону дома, где бушевало веселье.

– Что это с ней? – удивилась Серевкис, скорее озадаченная, чем рассерженная выходкой подруги.

Энни прибавила шагу, желая побыстрее удалиться от сада, ночного неба, лугов и деревьев и поскорее оказаться в спасительном окружении фонарей, людей и вина.

Когда девушки вернулись в просторный двор замка, к ним навстречу, улыбаясь, устремилась графиня. На ней было вышитое золотом и серебром платье, несколько вычурное и чересчур изобилующее цветочными украшениями.

– Дорогая моя, – обратилась она к Энни. – Какое личико! Надеюсь, вам у нас весело.

– Да, каснара, – солгала Энни. – Я очень благодарна вам за ваше гостеприимство.

– Пустяки, – бросила графиня, одарив ее еще более лучезарной улыбкой. – Мне это ничего не стоит. Что же касается вас, моя дорогая, то у меня есть один сюрприз.

Энни в недоумении захлопала глазами. Разумеется, она уже встречала графиню в самом начале празднества, но не имела ни малейшего представления о том, чем обязана ее особому расположению.

– Пройдемте сюда, – сказала графиня, отведя ее в сторону, после чего шепнула Энни на ухо: – Войдите в мой дом через большую дверь, слева там будет лестница. Поднимитесь по ней, потом пройдете вперед по коридору, который выходит в мой лавандовый сад. Там вы отыщете одного молодого человека, который очень жаждет вашего общества.

– Я… Молодого человека?

Казалось, графиня была очень довольна собой.

– Судя по вашей внешности, вы как раз та особа, которую он мне описывал. Думаю, вы знаете, кого я имею в виду.

– Благодарю вас, графиня.

Внешне Энни старалась сохранять хладнокровие, несмотря на то что у нее в груди творилось нечто странное, а мысли в голове принялись скакать, как ошалелые.

Не иначе как Родерик уже получил ее письмо. И уже успел приехать сюда. Узнал про этот праздник, втерся в доверие к графине, произведя на нее впечатление своими сильными чувствами и желанием видеть возлюбленную. К тому же где еще он мог с ней встретиться, если не здесь и не сейчас? Заявись Родерик в монастырь, его бы наверняка не пустили и на порог. Возможно, он уже пытался проникнуть туда, но ей об этом никто не сказал.

– Что все это значит? – удивилась Серевкис.

– Ничего, – рассеянно бросила в ответ Энни. – Она попросила Остру и меня сделать ей одно одолжение. Только и всего.

– И я с вами, – собралась было увязаться за подругами Серевкис.

– Нет! – почти выкрикнула Энни, так что обратила на себя внимание нескольких монашек, среди которых была и сестра Касита. – Нет, – понизив голос, повторила она. – Графиня просила прийти только меня и Остру.

– Как таинственно! – язвительно произнесла Серевкис. – Можно подумать, вы затеваете что-то недозволенное.

– Нет, что ты. Это совсем не то, что ты думаешь, – попыталась разуверить ее Энни.

– А что я думаю? – приподняв бровь, спросила Серевкис.

– Я расскажу тебе обо всем позже, ладно? – пообещала Энни. – Пошли, Остра, – и, схватив подругу за руку, она потащила ее к двери, на которую указала хозяйка.

– Что тебе сказала графиня? – спросила Остра, когда они вошли через портик в дом и принялись подниматься но лестнице. – Куда мы идем?

Энни повернулась к подруге и, взяв ее за руки, возбужденным тоном произнесла:

– Мне кажется, там меня ждет Родерик.

– С чего ты взяла? – удивилась та.

– Я послала ему письмо. И рассказала, где меня можно найти.

– Что? Но как тебе это удалось?

– Потом объясню. Но это должен быть он.

Они дошли до конца коридора, который упирался в кованую железную дверь. За ней дул легкий ветер и шумела листва, а над выложенной плиткой стеной сверкали звезды. От предвкушения встречи Энни охватило нечто вроде оцепенения.

– Он должен быть здесь, – сказала она подруге.

– Может, мне не ходить дальше? – предложила Остра. – Чтобы успеть подать тебе сигнал тревоги на случай, если поблизости появится кто-нибудь из сестер.

– Нет. Пошли со мной. Я хочу удостовериться, что это он. Я дам тебе знать, когда будет нужно уйти.

– Ладно, – согласилась Остра не слишком радостно.

Девушки вместе вышли через дверь и оказались в маленьком, выложенном плиткой саду. Здесь в терракотовых горшках росли лимоновые и апельсиновые деревья, а в каменных коробах – лаванда, которая придавала воздуху особый аромат. Посреди сада над бассейном, по форме напоминавшим ракушку, бил небольшой фонтан.

В тени стоял какой-то мужчина. Энни могла разглядеть только его силуэт.

– Родерик? – затаив дыхание, произнесла она.

– Боюсь, от него пока нет никаких вестей, – ответил ей молодой человек.

Энни тотчас узнала его по голосу, и от разочарования у нее внутри все опустилось.

– Это вы! – вымолвила она.

Ступив в островок лунного света, Казио широко улыбнулся, снимая с головы шляпу.

– Я говорил вам, что нахожусь в гостях в этой стране, – начал он. – Должен сказать, в этом наряде вы выглядите совсем по-другому.

– Энни! – дернув за рукав, окликнула Остра. – Кто это? Откуда ты его знаешь? И что он имеет в виду?

– Меня зовут Казио Пачиомадио да Чиоваттио, – представился Казио, поклонившись. – А вы, судя по вашей красоте и грации, должно быть, приходитесь Фиене сестрой?

– Фиене? – ничего не понимая, удивилась Остра.

– Казио знает меня по моему настоящему имени, а не по тому, которым меня нарекли в монастыре, – пояснила Энни, надеясь, что подруга поймет намек.

Та поняла.

– А… – протянула она. – Понятно.

– Не осчастливите ли и вы меня своим настоящим именем? – обращаясь к Остре, спросил Казио.

– Это Маргри, – сказала Энни первое, что пришло в голову.

Казио приблизился к младшей из девушек, почтительно взял ее руку и поднес к своим губам.

– Держи с ним ухо востро! – предупредила подругу Энни. – Он имеет обыкновение источать мед там, где обычно применяют слова.

– Уж лучше мед, чем лимонный сок, – заметил Казио, слегка повернув голову. – Не значит ли это, что моя манера говорить вас раздражает, госпожа Фиена?

– Нет, – искренне призналась Энни. – Просто я ожидала увидеть Родерика.

– И вы разочарованы. Разумеется, да. Что же касается письма, то я его отправил. Возможно, погода на севере не слишком благоприятна. Есть сотня причин, которые могут задержать мужчину с ответом. И даже того, кто сильно влюблен.

Энни показалось, что в его словах сквозит некий намек.

– Маргри, – промолвила она, – не могла бы ты меня подождать в коридоре. И в случае чего подать сигнал. Обещаю, что расскажу тебе все без утайки. Но только позже.

– Как скажешь, – в словах Остры явно затаилась обида.

– Что вам нужно? – довольно резко обратилась Энни к Казио, когда они остались наедине.

К ее удивлению, он замешкался с ответом, как будто не мог подобрать подходящих слов, чего прежде она за ним не замечала.

– Не знаю, – наконец выдавил он. – Графиня предложила мне устроить эту встречу. Пожалуй, я просто хотел узнать, как ваши дела.

Энни почувствовала, что немного расслабилась и утратила былую настороженность.

– У меня все хорошо. А что с вашей рукой? Она забинтована.

– Пустяки. Обычная царапина. Небольшая неосторожность в обращении с клинком.

– Клинком? Вы дрались на дуэли?

– Какая там дуэль! – перейдя на небрежно-развязный тон, сказал он. – Всего каких-то пять бандитов. И дело с концом!

– Правда?

Он вновь заколебался.

– Нет, – наконец признался он.-Я практиковался со своим учителем. Он был на меня зол.

– Из-за чего?

– Он считает, что я стал слишком рассеян и разучился защищаться. Пожалуй, он прав.

Энни почувствовала какой-то странный прилив тепла.

– И почему же вы стали таким рассеянным? – невинным тоном осведомилась она.

– Полагаю, вы сами знаете. – Его глаза заблестели в темноте, и на мгновение…

– Я уже сказала вам, Казио.

– Что вы мне сказали? – мягко переспросил он. – Вы даже не назвали мне своего настоящего имени. И после этого еще беретесь упрекать меня в нечестности.

– Что ж, я это заслужила, – немного помолчав, согласилась с ним она и, подняв на него глаза, произнесла: – Меня зовут Энни.

Он взял ее руку. Поначалу она хотела отдернуть пальцы, но почему-то не сделала этого.

– Приятно познакомиться с вами, Энни, – с этими словами он слегка прикоснулся губами к ее руке.

– Теперь я могу забрать руку обратно? – спросила она.

– Она всегда была вашей.

– А вы вообще-то отправили мое письмо?

– Да. И надеюсь, что оно дойдет до адресата. Все еще надеюсь.

– Почему?

– Иногда расстояние усиливает любовь. А иногда уничтожает ее. Думаю, вы заслужили узнать, какой из этих двух вариантов имеет место в вашем случае.

– Родерик меня любит, – не без упрека в голосе бросила Энни.

– Тогда пусть это докажет.

– Уж не влюбились ли и вы? – спросила Энни и пожалела об этом сразу после того, как слова сорвались с ее уст. Но Казио не спешил с ответом. Немного помолчав, он заговорил совсем другим, нерешительным тоном:

– Мне кажется, люди не могут влюбиться настолько быстро.

Его слова прозвучали так искренне, что огорчили ее куда больше, чем признание в любви, которое она ожидала услышать.

– В таком случае, что вы от меня хотите? – спросила она.

– Узнать вас получше, – тихо ответил он.

Энни почувствовала, что у нее пересохло в горле.

– И как вы собираетесь это сделать? – усмехнувшись, произнесла она. – Глядеть на мою башню день напролет?

– Возможно. Если это единственный способ вас увидеть.

– Это смешно. – Энни оглянулась. – Нас могут услышать. Пора уходить.

– Когда я могу встретить вас вновь?

– Это невозможно.

И Энни, решительно повернувшись, вышла из сада.

Было трудно заставить себя ни разу не обернуться, но она поборола это искушение.

Топнув ногой от отчаяния, Казио глубоко вздохнул. Что с ним случилось? Что он вообще нашел в этой тощей, бледной как смерть, рыжеволосой ведьме?

Да ничего с ним не произошло. И все это вообразила себе графиня Орчавия, а не он.

Тихий звук заставил его встрепенуться и схватиться за Каспатор. Но напрасно, потому что причиной тому была вторая девушка, с соломенными волосами.

– Приятно было познакомиться, каснар Чиоваттио, – сделав реверанс, произнесла она.

– Погодите минуту. – Казио почувствовал в себе новый прилив вдохновения.

– Мне нужно идти за моей госпожой, – сказала та.

– Умоляю вас, каснара. Энни не успеет по вас соскучиться, если вы задержитесь на миг-другой, – и, помолчав, он спросил: – Вы сказали «госпожа». Что это значит?

– Я ее горничная.

– И тоже вместе с ней учитесь в монастыре?

– Да.

– И вас в самом деле зовут Маргри?

Прежде чем ответить, Остра оглянулась.

– Нет, каснар. Меня зовут Остра.

Вместо ответа Казно пустил в ход самую выразительную улыбку, какая только имелась у него в запасе.

– Это имя гораздо больше подходит такой обаятельной девушке, как вы, – промурлыкал он.

– Вам не следует со мной так говорить, каснар, – от смущения опустив глаза, пробормотала Остра.

– Пожалуйста, зовите меня просто Казио. – Он взял в руку прядь ее волос. – Такое впечатление, что они сплетены из чистого золота.

От его прикосновения девушка задрожала.

– Пожалуйста, мне надо идти, – пробормотала она, немного отпрянув назад.

– Еще одно мгновение. – Он подошел к ней еще ближе, Поначалу Казио показалось, что девушка вот-вот бросится бежать, но она этого не сделала. Тогда он притянул ее ближе и взял за руку.

– Скажите, а что, этот Родерик, с которым обручена Энни, очень хорош собой?

– Обручена? – от удивления глаза Остры предательски округлились.

«Ага! Попалась! – отметил про себя Казио. – Значит, они даже не обручены!»

– Ну, да. Это правда. Они помолвлены, – быстро нашлась Остра.

– Но ведь я вас не об этом спросил. Так ответьте же на мой вопрос, прекрасная Остра, – пропустив ее ложь мимо ушей, продолжал твердить свое Казио.

– Он… – Ее голос оборвался. – Я бы не сказала, что он очень хорош. Честно говоря, вы мне кажетесь гораздо краше его, несмотря на то, что я вас первый раз вижу.

– Благодарю вас, Остра. Очень мило с вашей стороны.

– Просто Энни бывает… немного упрямой.

– Ну и ладно, – сказал Казио. – Я не собираюсь ловить того, кто не хочет быть пойманным. – Он ласково пожал ее руку. – Спасибо, что оказали мне честь.

– Мне было очень приятно с вами познакомиться, Казио.

Он поклонился, но потом вдруг в ужасе сморщил лоб.

– Смотрите, что это? – воскликнул он, показывая на ее рот. – У вас что-то на губе.

– Что?

Она со страхом в глазах поднесла руку ко рту, однако он перехватил ее пальцы и, быстро опустив вниз, запечатлел на губах девушки поцелуй. Остра слегка вскрикнула и сделала пару шагов назад.

– Вы поняли, что это было? Это был поцелуй, – сказал он. – Но теперь все в порядке. Я его забрал.

Даже при тусклом свете Казио увидел, как вспыхнуло ее белокожее личико. Не проронив ни слова, Остра вырвалась из его рук и бросилась догонять свою госпожу.

Весьма довольный собой, Казио проводил ее взглядом. Он честно пытался помочь, но его любезность не растопила девичье сердце. Что ж, быть может, ревность лучше справится с этой задачей? Охваченный страстью охотника, он вновь вышел на след своей будущей жертвы. И, насвистывая, пошел глядеть на звезды.

7. Жертвоприношение

Опустившись на колени, Эспер припал к земле, разглядывая лежащий на дороге конский навоз.

– Они ушли недалеко, – кивнув сам себе, наконец заключил он. – И были здесь не далее чем вчера. Кроме того, в их рядах прибыло. По меньшей мере человек на десять.

Пытаясь постичь те тайные знаки, которыми столь искусно умел пользоваться лесничий, Стивен внимательно следил за тем, что делал его старший товарищ.

– Думаешь, вновь прибывшими были сефри? Тот самый Фенд с его бандой? – спросил он.

Эспер помрачнел.

– Ты разве забыл, что говорил твой собрат? – с некоторым укором произнес он. – Я имею в виду то, что они условились встретиться с Фендом в крепости Кал Азрот.

– Десмонд Спендлав никакой мне не собрат, – обиженно заявил Стивен, которого явно задело язвительное замечание Эспера. – Какие бы темные дела он ни затевал, они лежат исключительно на его совести. И не имеют никакого отношения к церкви.

– И после всего случившегося ты в этом по-прежнему твердо уверен? – заметил лесничий.

– Послушай, Эспер, – взывая к голосу разума, продолжал Стивен. – Фратекс спас нам жизнь. Сам рассуди: стал бы он это делать, если за всем этим безобразием стояла церковь?

– А ты сам подумай, – выпрямившись, произнес лесничий серьезным тоном.

Когда Эспер поставил вопрос ребром, Стивен почувствовал, что по-прежнему не способен отстоять свое мнение. Он вспомнил ту ночь в монастыре, когда Десмонд рассказывал о своем служении церкви. Как ни странно, он показался тогда Стивену не менее искренним, чем в момент истины, когда показал свое настоящее лицо – лицо убийцы и разбойника.

– Конечно, брат Десмонд на кого-то работает, – разумно предположил Стивен. – Возможно, даже на кого-то из церкви. Но не исключено и обратное. Мне лично кажется, что он немного не в своем уме.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он подчиняется Фенду? – недовольно проворчал Эспер.

– Нет, – немного поразмыслив, ответил молодой священник. – Это исключено. Дело в том, что он говорил о Фенде как о соучастнике заговора, а не как о его вдохновителе. Более того, в его словах сквозило некоторое презрение. Скорей всего, Спендлав и твои разбойники-сефри служат кому-то поважнее. Однако я не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть.

– Лес подходит к концу, – сообщил Эспер. – Мы скоро выйдем на равнину Мей Горн, на которой стоит крепость Кал Азрот. Там должна состояться их встреча. И что бы они ни затевали, этому надлежит случиться в ближайшие несколько часов.

– А не могли бы мы их как-нибудь обогнать? Попасть в крепость раньше, чем они, чтобы успеть предупредить королеву?

– Хорошо бы, – задумчиво произнес Эспер. – Но вряд ли у нас это получится.

– Тогда что же нам делать? Если к ним, как ты говоришь, примкнуло еще десять человек, да к тому же сефри, значит, их теперь стало шестнадцать. Не можем же мы их всех перебить?

Эспер удивленно изогнул бровь.

– Кажется, Стивен Даридж сказал «мы»? Да если бы твои познания в этом ремесле можно было сложить поверх пивной пены, та бы даже не шелохнулась.

– Что правда, то правда. Но ты мог бы меня кое-чему обучить. Возможно, тогда бы от меня был какой-нибудь прок.

– Разве я когда-нибудь говорил, что тебе не найдется достойного применения? – в его тоне сквозила явная усмешка. – Ты мог бы, например, привлечь внимание противника к своей персоне. Для этого нужно всего лишь размахивать руками и служить мишенью для вражьих стрел. А я тем временем буду прятаться у тебя за спиной.

– Что ж, я не прочь это сделать, – простодушно согласился Стивен, восприняв предложение Эспера за чистую монету. – Если только это сработает.

– Я пошутил, парень.

– А! – воскликнул Стивен, слегка смущенный своей легковерностью, несмотря на то что насмешливое замечание лесничего вскрыло лучшие стороны его души. – Надо же, как я попался! Впрочем, неудивительно. Шутка из твоих уст – небывалое дело. Поэтому приношу свои извинения. Видишь ли, когда впервые в жизни встречаешь летучую рыбу, вернее всего ты примешь ее за птицу. – И, отставив в сторону насмешливый тон, еще раз серьезно спросил: – Так что же мы с тобой будем делать?

– Понятия не имею, – ответил лесничий. – Надеюсь, до того, как мы их настигнем, я что-нибудь придумаю.

– Великолепный план, нечего сказать, – в свою очередь съязвил Стивен.

– Ты можешь предложить лучше? – пожав плечами, произнес лесничий. – К примеру, какой-нибудь мудрый совет, который ты вычитал из книг?

– Возможно, – прокручивая в памяти подобные истории из известных ему книг, произнес Стивен. – Так, например, в «Путешествиях Финна», помнится, был весьма интересный эпизод. Оказавшись в окружении разбойников, которые существенно превосходили их числом, Финн с его товарищами решили пустить им пыль в глаза. Для этого они смастерили несколько чучел из соломы и грязи, чем создали видимость своей многочисленности и ввели врага в заблуждение…

– Здорово. Интересно, а может, они к тому же научили свои чучела передвигаться, как люди? Или хотя бы скакать на лошадях?

– Ну… конечно нет. Но если бы нам удалось обогнать Десмонда… Или найти какой-нибудь короткий путь, чтобы оказаться впереди них…

– То им бы пришлось сражаться с нашими чучелами?

– Пожалуй, ты прав. Это не пройдет. Послушай, а что, если устроить ловушку? Выкопать яму и натыкать в нее острых кольев. Потом прикрыть все листьями или чем-нибудь еще.

– Неплохая мысль, – кивнул в ответ Эспер. – Но как ты себе это представляешь? У нас с тобой всего две пары рук. Много ли мы выкопаем, даже если будем копать всю ночь до рассвета? Или, может, пока мы с Огром и Ангел будем рыть канаву, ты отвлечешь бандитов? Ну, пусть они за тобой погоняются, а?

– Я просто хотел помочь, – виновато пробормотал Стивен, – ты ведь сам просил.

– Мало ли что я просил, – вздохнул Эспер. – В следующий раз я попрошу тебя дать самому себе хорошую затрещину. Думаю, тебе от нее будет гораздо больше пользы. – Он взобрался на Огра и, одарив Стивена более дружелюбным взглядом, добавил: – Думай тщательней. Кто знает, может, что-нибудь стоящее и придумаешь.

Спустя два часа острый слух Стивена сослужил двум всадникам добрую службу. Слегка похлопав себя по уху, юноша дал спутнику понять, что они приближаются к стану врага. Эспер сразу понял его жест и тотчас остановил коня. Стивен указал рукой в сторону, где слышались голоса, которые, по его твердому убеждению, принадлежали монахам.

Молодой человек уже давно убедился в том, что никто из преследуемых ими монахов не имел столь острого слуха, как тот, что обнаружился после посвящения у него. Тем не менее он не хотел испытывать судьбу и во избежание нежелательных последствий взял за правило соблюдать осторожность, начиная с того расстояния, когда его ухо только начинало различать подозрительный шум.

Восприняв предупредительные знаки младшего товарища должным образом, Эспер тихо и аккуратно спешился, Стивен последовал его примеру. Потом лесничий приказал лошадям не сходить с места, после чего вместе со Стивеном стал пробираться вдоль опушки леса в сторону того места, откуда доносились голоса.

Достигнув небольшой возвышенности, густо поросшей диким виноградом, двое путников, припав к земле, схоронились в причудливо переплетенных лозах. Лес внизу резко редел, превращаясь в небольшие, перемежающиеся лужайками рощи, за которыми зеленела обширная равнина, щедро залитая яркими лучами солнца.

Вокруг конусообразного холма, окаймленного кустистой растительностью, разбили свой лагерь – к этому времени там стояли две палатки – шестнадцать разбойников, десять из которых носили широкополые шляпы. Их лица были замотаны дымчатой тканью – основной признак, по которому Стивен смог на расстоянии заключить, что это были сефри. Все остальные выглядели как самые обыкновенные люди и, судя по их количеству, принадлежали к банде монахов Спендлава. Юноша обменялся многозначительным взглядом с Эспером, на лице которого запечатлелся немой гнев. Стивен вопрошающе приподнял бровь, на что лесничий, скосив в сторону лагеря глаза, беззвучно произнес:

– Фенд.

Безусловно, лесничий строил планы расплаты. В его голове роились мысли о том, как расправиться с пятнадцатью людьми, чтобы добраться до одного из них.

Эспер жестом приказал Стивену оставаться на месте и ждать его возвращения, а сам, крадучись как кошка, начал прокладывать себе путь среди зарослей винограда. Стивена так и подмывало заговорить, куда тот направился, но он не решился спросить, опасаясь выдать свое присутствие голосом.

Когда лесничий скрылся из виду, юноша залег в кустах, с недоумением задавая себе один и тот же вопрос: что ему делать?

Между тем бандиты начали двигаться более оживленно. Поначалу юноше показалось, что они занялись обустройством своего лагеря. Но когда он пригляделся внимательнее, то заметил, что их занимали не столько палатки, сколько холм, у которого они расположились. Именно вокруг него сосредоточилась вся их деятельность. Внутреннее чутье подсказывало Стивену, что это был седос.

Несмотря на прохладный день, лоб Стивена покрылся испариной. Юноша осторожно спустился с возвышенности, с которой наблюдал за бандитами, и спрятался за вздымавшимися из земли корнями векового дуба. Его чувства так обострились, что он ощущал всю жизнь леса, словно она протекала внутри него. Он слышал, как беспокойно судачили над его головой белки, как вторили им деловитые сверчки и цикады, вожделевшие наступления темноты, до которой оставалось не более часа. Внимал тихому щелканью муравьев, которые готовились отходить ко сну, – эти звуки щекотали ему барабанные перепонки. Повсюду раздавался веселый щебет зябликов. А сойки явно выражали бурное недовольство расположившейся внизу бандой Спендлава.

Сосредоточившись на том, что происходило у седоса, Стивен сумел уловить сквозь беспокойный хор лесных обитателей отдаленные голоса разбойников.

Спендлав говорил на языке, который Стивен не мог узнать, несмотря на то что время от времени улавливал слова, отдаленно напоминавшие вадхианский диалект. Двое монахов – одного звали Сижерейк, а имени второго Стивен не знал – разделись до пояса, и кто-то из сефри начал расписывать их торсы странными символами. Другого человека, полностью обнаженного, – его Стивен тоже не знал, но ему почему-то казалось, что он не был монахом, – внесли на вершину холма и растянули на земле. Рот у него был чем-то заткнут.

«Где же Эспер?» – отчаянно вопрошал себя Стивен. В любую минуту могло свершиться что-то ужасное, нечто такое, что непременно надлежало остановить. Он огляделся вокруг, но лесничий при желании умел перемещаться столь тихо и незаметно, что даже Стивен со своими обостренными, благодаря посвящению, органами чувств не всегда был способен его обнаружить.

Когда Десмонд перешел на другой язык, действительно древневадхианский, Стивен весь обратился в слух. На удивление, ему удавалось так быстро переводить, словно это был язык, известный ему с детства.

«Один открывает путь к страшной силе, а другой ступает на этот путь. Идущий дорогой крови бросает вызов смерти и преобразует душу».

Спендлав достал из-под рясы какой-то предмет, от яркого блеска которого Стивен ощутил резь в глазах. Потом Десмонд подошел к обнаженному мужчине, который, казалось, хотел закричать, но не мог этого сделать. Стал рядом с ним на колени, и в этот миг Стивен с тихим ужасом осознал, что в руке у монаха был специальный нож. Быстрым движением проведя им от грудины до паха, он разделал беднягу пополам, после чего начал вытаскивать из него внутренности. Агонизирующая жертва сразу обмякла и забилась в мелких конвульсиях.

Съеденный Стивеном завтрак подступил к горлу, но усилием воли юноша подавил рвотный позыв. Сосредоточившись на подробностях происходящей внизу сцены, он успокаивал себя мыслью о том, что человеческая жизнь со смертью тела не заканчивается. Пытался уверить себя, что те странные хитросплетения трубочек, которые Спендлав и его люди вытаскивали из все еще корчащейся жертвы, были вовсе не кишечником, а чем-то иным.

Спустя некоторое время, казалось, вполне удовлетворившись содеянным, Спендлав подозвал к себе одного из обнаженных по пояс монахов, которым оказался Сижерейк. Его лицо было мрачнее тучи, тем не менее он повиновался и покорно приблизился к жертве. Потом широко расставил ноги и встал над лежащим под ним все еще содрогающимся выпотрошенным телом.

– Ты готов, брат? – тихо спросил его Десмонд.

– Да, готов, брат Спендлав.

– Наберись мужества, – посоветовал ему Спендлав. – В какой-то миг тобой может овладеть страх. Ты можешь растеряться и поддаться слабости. Наступит боль, но ты ее должен выдержать. Ты должен это сделать. Должен победить. Провала больше не может быть.

– Этого не повторится, брат Спендлав.

– Знаю, брат Сижерейк. Я верю в тебя, мой воин.

Сижерейк вознес руки к небу и закрыл глаза.

– Да преобразится сия душа, – возвышенным тоном произнес Спендлав и с этими словами вонзил блестящий нож в сердце Сижерейка.

Стивен едва не вскрикнул от ужаса, увидев, как у монаха подкосились ноги и тот замертво упал наземь. Воздух над седосом так внезапно помрачнел, словно с верхушек деревьев от резкого порыва ветра слетели черные клубы дыма.

Что это было? Чему Стивен оказался невольным свидетелем? Два жертвоприношения. Одно добровольное, другое насильственное. Судя по всему, Сижерейку было поручено осуществить некую задачу в загробной жизни. Но какую? В его смерти нет никакого смысла. Если, конечно…

Неужели мертвец способен ожить и вернуться к земному существованию? Неужели Десмонду удалось совершить нечто немыслимое и разрушить закон смерти?

Однако мертвый монах продолжал лежать неподвижно на том же самом месте. Нет, ни о каком чуде не может быть и речи. Никакое воскресение невозможно, ибо эта душа, окутанная сетью черной магии, навечно ушла из этого мира.

Отбросив в сторону размышления о мертвых, Стивен переключил внимание на живых. Насколько он успел заметить краем глаза, один из сефри и двое из оставшихся монахов к этому времени уже успели оседлать коней.

– Мы полагаемся на вас, – произнес сефри, которым, судя по заплойке на глазе, был Фенд.

– Все готово, – уверил его Спендлав. – Путь тебе открыт. К тому времени, как ты туда приедешь, все уже будет сделано.

– Что-то я сомневаюсь.

– Для пущей уверенности чуть позже мы отправим за ним еще одного, – успокоил его Десмонд.

Он наклонился над распростертым на земле выпотрошенным телом и сказал:

– В нем еще теплится жизнь. Возможно, мне удастся воспользоваться им еще раз. Приготовься, брат Эшерн.

Второй обнаженный по пояс монах с разукрашенной грудью кивнул в знак согласия.

– А почему бы тебе не употребить для этой цели девчонку? – предложил Фенд, махнув рукой в сторону палатки.

– Мне казалось, ты ее берег, чтобы прикончить на глазах у лесничего, – предположил брат Спендлав. – Непонятно тогда, зачем ты так долго таскал ее с собой?

– Это была всего лишь моя маленькая прихоть, – фыркнул Фенд, – теперь она прошла. Когда закончите, оставьте ее здесь, чтобы он ее смог найти. Пусть полюбуется.

Десмонд бросил взгляд на умирающего человека.

– А может, ты и прав, – согласился он. – Этот уже почти мертв, и если его душа отбудет прямо посреди ритуала, это будет совсем некстати. И может помешать посылке Эшерна.

Фенд со своими людьми ускакал, а спустя несколько минут Спендлав жестом обратил на себя внимание одного из монахов и велел:

– Тащите ее сюда.

Из палатки выволокли женщину, которая отчаянно отбивалась от захватчиков.

«Где же ты, лесничий?» – с нетерпением вопрошал Стивен. Но Эспер Белый будто сквозь землю провалился.

Правда, если лесничий видел, что Фенд умчался на лошади, а скорей всего, именно так и было, то вряд ли он смог устоять, чтобы не попытаться расправиться со злодеем. Скорей всего, он отправился вслед за главарем банды, надеясь собственноручно его убить. Внезапно Стивен с ужасом осознал, что на Эспера Белого он больше не может положиться, ибо тот был слишком одержим идеей разделаться с одноглазым бандитом, хотя ни разу не говорил почему.

Стивен догадывался, какую участь уготовил Спендлав девушке, и тем не менее он не мог в это поверить. Если он не вмешается, ее постигнет мучительная и отвратительная смерть.

Юноша уже видел, как умирал от подобных страданий один человек. И предпочел бы скорее сам проститься с жизнью, чем стать свидетелем второй такой расправы. Призвав все свое мужество, Стивен поднялся на ноги и поспешно направился к лагерю.

8. Равнина Страха

Тихий поток ветра ласкал гребни зубчатой стены крепости Кал Азрот. Здесь в сопровождении капитана гвардии Нейла стояла королева. Его взгляд скользил мимо нее, устремляясь к тем зеленеющим далям, за которые уходило почивать дневное светило. Раскинувшаяся перед ними равнина Мей Горн была безлюдна и тиха, ее безмолвие нарушалось разве что щебетом ласточек. Тройное кольцо рвов, окружавших крепость, уже погрузилось в сумерки. Еще немного, и в их водах засверкают звезды. Справа от Нейла из казармы, соединенной мостом с внутренним двором крепости, доносился гул солдатских голосов.

Вечерами королева подолгу простаивала на этом месте, глядя в сторону Эслена.

Где-то внизу, между внутренним двором и казармой, раздавался веселый смех, который, судя по всему, принадлежал Элсени. Нейл отыскал ее взглядом и убедился, что не ошибся. Облаченная в желтое платье, с темными волосами, она походила сверху на подсолнух и под стать этому лучезарному цветку пребывала в приподнятом состоянии духа. В узком, огражденном высокими стенами пространстве цитадели, посреди плоской плиты две пожилые служанки накануне воздвигли плетеное чучело, по очертаниям отдаленно напоминавшее человеческую фигуру, которое принцесса теперь украшала цветами. Нейл никогда прежде не видел ничего подобного. У них в Лире считалось дурной приметой делать чучела, похожие на людей, но он никогда не знал почему.

Вдруг его взгляд привлекло к себе случайное движение, и Нейл тотчас обнаружил рядом с Элсени край другого платья, скрытого в тени дерева, – эта тень приглушала его синеву, делая платье совсем неприметным. Вслед за тем мелькнуло белое лицо, и взоры Фастии и Нейла на миг встретились. Она поспешно отвела глаза, и Нейл, от досады закусив губу, почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Фастия старалась избегать его общества в последние три недели, что прошли со времени той незабвенной ночи в Гленчесте. Он даже стал подозревать, что принцесса его возненавидела…

«Хотя какое это имеет значение? – пытаясь успокоить себя, повторял Нейл. – Главное, нельзя забывать то, что сказала Эррен». Пусть он не властен над своими чувствами, зато вполне может отвечать за действия тела. Если не считать того единственного раза в Гленчесте, именно этим он и занимался всю свою жизнь – контролировал себя.

Правда, того раза ему хватило с лихвой. Казалось, что на ниву его сердца тяжелым грузом легли семена горечи.

– На этом поле сложили головы десять тысяч мужчин и женщин, – тихо произнесла королева.

Встрепенувшись, Нейл виновато отвел свой взор от созерцания девушек, однако взгляд королевы был устремлен не на него, а куда-то вдаль. Капитан даже не был уверен, что она обращалась к нему.

– Что вы говорите, ваше величество? – переспросил Нейл, не зная, что ответить. – Очевидно, вы имеете в виду битву с Ханзой?

– Ханзой? – удивилась королева. – О нет. Ханзы тогда еще и в помине не было. Равно как Кротении. В те времена люди жили одной общиной. Предки Маркомира сражались под предводительством Отважных.

– Так это была война против скаслоев?

Королева молча кивнула в ответ.

– Они сбросили с себя оковы, – продолжала она, – и сожгли цитадели на востоке. Но все это было ничто по сравнению с тем, что они дошли до Алхеквелеша и покорили его. Алхеквелеш находился на месте теперешнего Эслена.

Когда королева обернулась, Нейл, к своему удивлению, увидел у нее на глазах слезы.

– Я никогда не слышал этого названия в наших краях, – ответил Нейл, устыдившись своего невежества.

– Мы редко его упоминаем. Поэтому для большинства людей оно не знакомо. Королевской семье надлежит изучать древнюю историю предков. Это одна из утомительных обязанностей, которая возложена на августейших особ.

– И здесь, на равнине Мей Горн, произошло крупное сражение?

– Название этой равнины со временем исказилось. На древнем языке она называлась Магос Горгон, или равнина Страха.

– А само сражение – должно быть, оно было довольно значительным?

– Битвы как таковой вообще не было, – пояснила королева, – они вышли в поле, чтобы сражаться, и погибли. Плоть сошла с их костей, а кости обратились в пыль. Но не в этом дело. Главное, они все же вышли сражаться.

– Они даже не видели в лицо своего врага? Не видели того, против кого подняли оружие?

Королева отрицательно покачала головой.

– Они просто пришли на поле брани и погибли, – повторила она, – потому что считали, что должны это сделать. Потому что не хотели жить жизнью рабов.

Нейл посмотрел на темнеющую в сгущающихся сумерках равнину, испытав нечто вроде суеверной почтительности.

– Выходит, на каждом шагу здесь покоятся останки людей, погибших в те далекие времена.

Королева кивнула.

– Ужасная история, – в конце концов произнес Нейл. – Воинам надлежит умирать во время боя.

– Воинам надлежит умирать в постели, – поправила его королева голосом, в котором к укору примешивались нотки гнева. – Слышите вы меня или нет? Десять тысяч призраков обитают на земле Мей Горн. Десять тысяч братьев и сестер, отцов и матерей Ханзы, Кротении, Салтмарка, Теро Галле, Виргеньи. Каждая нация эпохи Эверона оставила свои останки на земле этой равнины. Они были благородны и горды. Их единственным настоящим оружием была надежда на то, что их сыновья и дочери увидят лучшую жизнь. Что они будут жить в лучшем мире.

– И посмотрите, во что мы превратили их мечту, за что мы теперь боремся: споры вокруг рыболовства, торговых тарифов, пререкания из-за границ. Вся наша раса стала порочной и жалкой. Мы боремся за ничто, – она провела рукой в воздухе, указывая на лежащие вокруг земли. – Мы очернили их память. Как бы им было за нас стыдно!

Нейл стоял, погруженный в молчание, пока к нему не обернулась королева.

– Сэр Нейл? – тихо воскликнула она. – Вы что-то хотели сказать?

Он посмотрел королеве в глаза, которые были так похожи на глаза ее дочерей.

– Я почти что ничего не смыслю в торговых тарифах и политике, – признался он. – И еще меньше в глубинном смысле истории.

– Так или иначе, но что-то вам все равно известно.

– Я знал своего прадеда, Довела МекФиндена. Он был хорошим человеком. Мастерил для меня маленькие деревянные кораблики, когда я был совсем ребенком. Во время одного из походов тащил меня на плечах по горам. Это он впервые показал мне море. Он рассказал о красоте Фьер Де Мур. И об опасных обитателях его глубин…

– Продолжайте.

– Скерн – скромное по размерам местечко, ваше величество. Возможно, вы не знаете, что прежде его правителем был герцог из Ханзы. Это длилось на протяжении шести поколений. Нам запрещали говорить на родном языке. В качестве дани герцог отбирал у нас половину урожая и крупного рогатого скота. Это повергло страну в страшную нищету. Многие умирали от голода. Нужда заставляла нас брать у герцога взаймы, а чтобы отдать долги, наниматься к нему на службу. Мы гордые люди, ваше величество, но не настолько, чтобы позволить нашим детям умирать с голоду.

– А как же ваш прадед?

– Пришла чума и унесла за собой половину его скота. Он не смог выплатить долг и был вынужден наняться конюхом к нашему господину, герцогу. Однажды дочь господина оседлала слишком ретивого коня. Дед предупреждал ее об этом, отговаривал, но она не послушалась. Словом, конь сбросил ее с себя.

– Она погибла?

– Нет. Осталась жива. Десять человек были свидетелями того происшествия. Мой прадед догнал ее и вытащил буквально из-под конских копыт. Чтобы спасти ей жизнь, ему пришлось рискнуть собственной жизнью. Однако при этом он ее коснулся. А прикасаться к высокой особе из Ханзы нам было настрого запрещено. За эту провинность моего деда вздернули на виселице.

– Простите, – произнесла королева, лицо которой смягчилось от сочувствия.

– Это всего лишь одна история из многих, – пожав плечами, сказал Нейл. – Сколько раз наш народ пытался восстать против завоевателей! Но всегда терпел поражение. Так продолжалось до того дня, когда к нашим берегам подошли корабли Файла де Лири. Он привез нам оружие и боролся на нашей стороне. Он сверг герцога и выдворил его вместе со всеми его сподвижниками обратно в Ханзу. Не знаю, зачем Лиру понадобился Скерн. Разве что из-за какого-нибудь жалкого спора. Так или иначе, но теперь мой народ не голодает и не носит отрепья. Людям не грозит смертная казнь за то, что они говорят на родном языке. Главное, мы можем жить, как нормальные люди, а не рабами Ханзы. Конечно, ничтожный пример по сравнению с тем, что произошло на этой равнине. Но сердце мне подсказывает, что с завершением эпохи скаслоев тирании не был положен конец, а борьба за справедливость продолжалась еще много лет после того, как наши предки совершили свой последний марш по равнине Страха. Я сознаю свое невежество в этом вопросе. Конечно, мне не хватает образования…

Внезапно ему показалось, что в своих откровениях он зашел слишком далеко. В конце концов, какое он имел право перечить самой королеве?

– Нет, – возразила она, и легкая улыбка осветила ее лицо. – Если чего-то вам и не хватает, то только высокомерности августейших особ. Я благодарна святым за то, что они послали мне вас, Нейл МекВрен. Вы указали мне мое место.

– Ваше величество, я вовсе не хотел…

– Оставьте. Благодаря вам, я сделала нужные выводы. И давайте к этому разговору больше не возвращаться. Пойдемте вниз и будем веселиться. Вы же знаете, сейчас канун Фьюссенала.

Воспоминания о синем платье и мимолетном видении нежного лица вновь промелькнули в голове Нейла. Трепет и страсть сошлись в непримиримой схватке на поле боя его сердца. Однако когда королева и ее рыцарь спустились вниз, Фастии нигде не было видно.

Крепость окутала своим мягким покрывалом ночь. К восьмому бою часов приготовления к Фьюссеналу были благополучно завершены и все, даже возбужденная предвкушением праздника Элсени, отправились почивать в свои покои.

Однако к Нейлу сон не шел. И не только потому, что его преследовал образ Фастии, который его память запечатлела в лунном свете той ночи в Гленчесте. Было и нечто иное, что не давало ему покоя. Очевидно, волнение, пробужденное разговором с королевой о древних останках людей, покоившихся вокруг Кал Азрота. Поэтому он встал и отправился к крепостному валу, расположенному вблизи той башни, где находилась королева. Отсюда ему было видно все, что происходило вокруг ее покоев, так что ни один приблизившийся к ним человек не остался бы незамеченным. Помимо того, что в поле зрения находились подступы к королевской комнате, Нейл имел возможность наблюдать окрестности цитадели – залитую лунным сиянием равнину, где, по его разумению, должны были рыскать призраки. Более всего ожидая увидеть некие признаки бесплотных существ – какую-нибудь легкую дымку или голубоватое свечение, – он начал изучать равнину самым тщательным образом.

После десятого удара часов, когда луна показалась над горизонтом, на его веках уже лежала свинцовая печать. Нейл собрался было вернуться в свои покои, когда вдруг краем глаза приметил какое-то движение, заставившее его встрепенуться.

Вглядевшись более тщательно, он поначалу ничего не обнаружил, но потом сумел выхватить из мрака едва различимые фигуры, которые довольно быстро приближались к крепости.

Вряд ли это могли быть призраки. Во всяком случае, Нейл принял их за людей.

Он спустился вниз до уровня крепостной стены, чтобы лучше разглядеть нежданных визитеров и сообщить о них ночному дозору. Эта группа могла оказаться кем угодно, начиная со своры собак и банды сефри и кончая посланцами короля. Так или иначе, но любые подозрения нужно было проверить.

С крепостной стены обзор оказался не лучше, чем с башни, однако во дворе внизу он обнаружил нечто, заставившее его волосы встать дыбом, а именно двух людей, лежавших на земле. Луна еще не успела подняться в небо, поэтому подробно разглядеть их не представлялось возможным, но, судя по позам, они вряд ли были просто пьяны и спали мертвецким сном.

Глядя на них, Нейл слегка замешкался, размышляя над тем, стоит ли ему надеть доспехи. На нем был кожаный стеганый зипун и легкая кольчуга, а надевать стальную броню было слишком долго. Погруженный в мрачные предчувствия, от которых яростно колотилось сердце, он кинулся вниз по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума.

То, что открылось глазам Нейла во дворе, воплощало самые худшие его ожидания. Большие двойные ворота были открыты, и сквозь них виднелись звезды. Но это еще было не все. Рядом валялись двое людей, в которых по знакам отличия он узнал королевских пехотинцев. Судя по лужам крови, они были убиты.

У подножия лестницы лежал еще один человек, которого Нейл не приметил сверху. Он был еще жив, хотя при дыхании издавал странные хрипы. Нейл осторожно направился к нему, пытаясь ничего не упустить из поля своего зрения. Справа от распахнутых ворот находилась вторая дверь, которая была по-прежнему закрыта, за ней – мост, ведущий к казарме. Слева – башня, в которой спала королева. Только после того, как он осмотрел все вокруг и убедился, что нигде никого нет, Нейл позволил себе обратить внимание на раненого.

Он сразу узнал в нем сэра Джеймса Кетмейла. У рыцаря было перерезано горло, и он прижимал к ране ладони, тщетно пытаясь удержать вытекающую кровь. Раненый остановил свой взгляд на капитане, как будто хотел что-то сообщить, но ему не удалось исторгнуть ни звука, а от напряжения из горла еще сильнее хлынула кровь. Зато Нейл сумел понять его жест, а в блестящих глазах умирающего прочесть предупреждение об опасности, которая грозила сзади.

Нейл резко рванулся вправо, и на то место, где он только что стоял на коленях, опустился меч. Он обернулся и, схватив свой меч, приготовился защищаться.

Перед ним стоял рыцарь в доспехах.

– За тобой пришла смерть, – произнес он.

– Она приходила ко мне уже много раз, – ответил Нейл. – Но всегда уходила ни с чем, – и, повысив голос, громко крикнул: – Тревога! Ворота взломаны! Враг внутри!

Рыцарь расхохотался и подошел ближе, но, как ни странно, не поднял своего оружия. Каково же было удивление Нейла, когда он узнал в нем Варгуса Фарре.

– Предатель! – Нейл, яростно взмахнув Вороном, нанес сильный удар.

Рыцарь едва успел отклониться и на сей раз все-таки приготовил оружие к бою.

– Полагаю, ты чувствуешь ее приближение, сэр? – спросил Варгус.

Что-то насторожило Нейла. Нечто странное и неуловимое появилось в его манере говорить. И несмотря на тот факт, что своей наружностью он как две капли воды походил на сэра Варгуса, Нейл почему-то внезапно усомнился, что перед ним тот самый человек, которого он прежде знал.

– Чувствуешь или нет? – повторил свой вопрос сэр Варгус. – Смерть уже в тебя входит.

– Что это значит, сэр Варгус? Или как там вас величать? Кому вы открыли ворота?

– Ты скоро почувствуешь ее дыхание.

И тотчас Нейл начал ощущать, что тот имел в виду. Жаркое пламя ударило в голову, пожирая его изнутри. В ушах он услышал голос, который явно принадлежал не ему, а где-то в глубине черепа роились странные мысли, словно там угнездилась чуждая Нейлу воля. Издав пронзительный крик, Нейл упал на колени, и вместе с ним опустился на землю и его Ворон.

Рыцарь, который никак не мог быть сэром Варгусом, снова зашелся отвратительным смехом, и некто устами Нейла усмехнулся в ответ.

9. Ночные визитеры

– Честно говоря, это празднество показалось мне достаточно скучным, – откровенно заявила Энни, зажигая свечу в комнате наверху башенки, в которой она жила вместе с подругой.

– Неужели? – произнесла Остра таким отрешенным голосом, будто не слышала ничего из того, что сказала Энни. – А лично я считаю, что было довольно весело.

– Я бы даже больше сказала, – продолжала Энни. – Все было какое-то странное. С некой претензией на старину.

– Да, странное… – рассеянно кивая, согласилась Остра.

Она подошла к окну, за которым не было видно ни зги, и посмотрела вниз. Удивленная необычным поведением подруги, Энни глубоко вздохнула и начала переодеваться.

– До чего же приятно вновь надеть платье, – произнесла Энни, – даже несмотря на то, что оно очень скромное и далеко не отвечает взыскательному вкусу.

Она подняла перед собой снятое платье и аккуратно его сложила, после чего принялась натягивать груботканую ночную рубаху.

– Завтра опять начнутся занятия, – сказала Энни, чтобы отвлечься от разочарования, которое испытала из-за того, что вместо Родерика встретила Казио, а еще от пережитого ею смущения при встрече с тем же бесстыдным вителлианцем. – Я слышала, что мы скоро начнем изучать, как применяется алвуарт. Я жду этого дня с нетерпением.

– Ах! – воскликнула в ответ Остра.

Энни повернулась и окинула подругу подозрительным взглядом.

– А еще мы узнаем, как можно превратить детей в щенков и наоборот.

– Здорово! – бросила в ответ Остра, по-прежнему кивая головой. – Наверно, это будет очень интересно!

– Скажи, ради всего святого, что с тобой происходит? – обрушилась на нее Энни. – Ты просто отсутствуешь. И совсем меня не слушаешь.

Остра с виноватым видом отвернулась от окна.

– Ничего, – ответила она. – Ничего со мной не происходит. Просто меня клонит ко сну. Вот и все.

– С трудом верится, что ты хочешь спать. Во всяком случае, вид у тебя не сонный. А совсем наоборот. Я бы сказала, даже чересчур возбужденный.

– Это неправда, – возразила та. – Я в самом деле хочу спать.

– Да ну? – не унималась Энни. – Что-то не похоже. Скажи тогда, почему ты с таким любопытством уставилась в окно? Что ты в такой темноте хочешь разглядеть?

– Ничего. Просто любуюсь видом. Ночь сегодня – сущее загляденье.

– Да неужто? На небе даже нет луны. Сколько ни гляди, при всем желании ничего не увидишь.

– Почему же? Можно увидеть очень многое, – отбиваясь от нападок подруги, продолжала утверждать Остра. – Кто знает, может, я увижу, как приедет твой Родерик?

– Остра Лаесдаутер, как ты можешь это говорить? Ты что, насмехаешься надо мной?

– Нисколько. Просто мне хочется верить в то, что он приедет. Ведь ты все еще его любишь?

– Да.

– А как же этот, как его зовут?..

– Казио?

– Да, он самый. Как ты с ним познакомилась? Ты обещала, что все мне расскажешь.

Прежде чем ответить, Энни немного задумалась.

– Понимаешь, Остра, это один из тех самых секретов, – наконец произнесла она. – Одна из наших самых священных тайн. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Клянусь именем Виргеньи Отважной, – положив руку на сердце, пообещала Остра. – Клянусь, что буду хранить эту тайну до конца своих дней, как зеницу ока.

Энни поведала о том, как ей удалось найти выход из пещеры. А также о том, как она повстречала у пруда Казио. Однако принцесса ни разу не обмолвилась о таинственной даме, которая явилась к ней в видениях, равно как и о новых чувствах, которые она в себе недавно обнаружила. Было стыдно утаивать что-то от подруги, но она ощущала, что поступает правильно.

– Теперь ты поняла, – спросила Энни в завершение рассказа, – что из себя представляет Казио? Как бы этот тип ни старался пускать пыль в глаза, в глубине души он дурно воспитанный мошенник и плут.

– Несмотря на то, что весьма симпатичной наружности, – добавила Остра.

Энни от изумления открыла рот, после чего внезапно залилась не слишком радостным смехом.

– Вот оно что. Теперь все ясно. Этот негодяй тебя сразил, – наконец сказала она.

– Что? – скривившись в наигранной гримасе, возмутилась Остра. – Ничего подобного. Как только тебе такое пришло в голову?

Скрестив руки на груди, Энни обернулась через плечо и окинула подругу сверху вниз подозрительным взглядом.

– Ты не пошла вслед за мной, не так ли? – спросила она. – А немного задержалась? И что же произошло за это время? Что он тебе успел наговорить?

Вопрос поверг Остру в крайнюю степень смущения. Ее лицо так сильно зарделось, что это было видно даже при свете свечи.

– Как ты уже сказала, – начала Остра, неотрывно глядя в угол, как будто потеряла там что-то важное, – он негодяй и мошенник.

– Остра, не увиливай. Говори, что случилось.

– Ты рассердишься.

– Я рассержусь, если ты будешь ходить вокруг да около. Витать в облаках и при этом твердить, что ничего не случилось. Поэтому лучше давай выкладывай.

– Мне кажется, что он меня слегка поцеловал.

– Тебе кажется? – удивилась Энни. – Что ты имеешь в виду под словом «кажется»? И что значит «слегка»? Либо он поцеловал тебя, либо нет. Уж не хочешь ли ты сказать, что не уверена в этом?

– Ну, ладно, пусть поцеловал, – окрепшим голосом выпалила Остра.

– Значит, ты в него втюрилась, – с прежней уверенностью заключила Энни.

– Я его даже не знаю.

– Каков ловелас! – вдруг взорвалась Энни. – Сначала положил глаз на меня. Не успела я и моргнуть, как он уже переключился на тебя. И что ты только нашла в этом непостоянном сердце? Чем, интересно знать, он тебя так увлек?

– Ничем! – ответила Остра. – Только…

– Только что?

– Это было приятно. Я имею в виду поцелуй. У него это так здорово получается!

– Мне наплевать на то, как он целуется. Не желаю ничего знать об этом, – фыркнула Энни.

– Да тебе и не придется. Для этого у тебя есть Родерик. К тому же, что бы ты ни говорила, никто из нас больше его никогда не увидит. Я имею в виду каснара да Чиоваттио.

– Если только святые будут к нам благосклонны.

В ответ Остра лишь пожала плечами и вновь повернулась к окну.

– О! – вдруг воскликнула она.

– Что там? – осведомилась ее подруга. – Что ты увидела внизу? Это вполне в его духе. Явиться сюда, чтобы не дать нам спокойно уснуть.

– Нет-нет, – возразила Остра. – Если, конечно, он не привел с собой друзей. Посмотри, сколько там света.

– Дай я погляжу.

Пробравшись к окну, Энни посмотрела вниз и убедилась, что Остра права. Длинная вереница огней приближалась к монастырю. Энни услышала храп лошадей и цокот копыт.

– Кого угораздило явиться к нам в столь поздний час? – удивленно произнесла Энни.

– Это может быть, например, табор сефри, – предположила Остра. – Они всегда путешествуют по ночам.

– Возможно, – с сомнением произнесла Энни.

В этот миг раздался бой колоколов, призывающих всех обитателей монастыря.

– Кажется, мы скоро все узнаем, – добавила она.

Во дворе у подножья лестницы они встретили сестру Каситу, к которой начали стекаться остальные послушницы. Взволнованные тем, что их подняли посреди ночи, не дав даже крепко заснуть, они подняли монотонный ропот, выражая тем самым недоумение насчет причин, заставивших их собраться в столь поздний час.

– Спускайтесь в винный погреб, – приказала им сестра Касита, взмахнув ивовым прутом. – И оставайтесь там, пока вам не будет позволено вернуться.

– Что происходит? – спросила Энни. – Мы видели из окна нашей башни, что к монастырю направлялись всадники. Много всадников.

– Тш-ш, – шикнула на нее сестра Касита. – Прикуси язык и делай, что тебе велят. Отправляйся вместе со всеми в винный погреб.

– Никуда я не пойду, пока не узнаю, что стряслось! – твердо заявила Энни.

Прежде чем принцесса успела опомниться, сестра Касита резко хлестнула ее по губам своим прутом. От боли девушка хотела вскрикнуть, но не смогла – губы онемели и словно прилипли друг к другу.

– Делайте, что вам говорят, – приструнила остальных послушниц сестра Касита.

После того что случилось с Энни, прочие девушки не осмелились задавать вопросов. Разъяренная и испуганная, она была вынуждена последовать их примеру и направиться в сторону погреба.

Заклятие, которое сестра Касита наложила с помощью прута на уста Энни, довольно быстро утратило свою силу, оставив лишь неприятное ощущение покалывания в скулах. Вместе со всеми девушка дошла до края лестницы, ведущей в подземелье, но вместо того, чтобы начать спускаться, она схватила Остру и потащила за собой в ответвляющийся в сторону коридор.

– Пошли, – сказала она.

– Куда? – удивилась Остра.

– Вверх на стену. Я хочу выяснить, в чем дело. Что заставило их так всполошиться.

– Ты сошла с ума. Разве тебе мало доставалось из-за твоего упрямства и непослушания?

– Мы там спрячемся. Но я должна обязательно все выяснить. Что-то здесь не так. Боюсь, на монастырь собирается напасть враг.

– Но какой в этом резон? Зачем кому-то может понадобиться нападать на монастырь?

– Понятия не имею. Именно поэтому и не хочу спускаться в винный погреб, пока не узнаю, что к чему.

– Энни…

– Если хочешь, можешь идти с остальными, – сказала Энни. – Я знаю, что делаю.

Она развернулась и пошла прочь, но вскоре услышала за спиной шелест платья и сопение Остры, которая, судя по всему, не воспользовалась ее предложением, а направилась следом.

Миновав кухню, они оказались в небольшом саду и устремились к тому месту, где бурно разросся вездесущий виноград. Насколько помнилось Энни, здесь она видела лестницу, ведущую на гребень крепостной стены, которая защищала монастырь со всех сторон. Ступеньки оказались крутыми и разбитыми, Энни дважды поскользнулась, прежде чем взобралась наверх. По узкой дорожке она начала тихо пробираться к главным воротам, Остра от нее не отставала ни на шаг. Услышав, как кто-то вбежал в башню и начал быстро подниматься, девушки припали к стене. Пропустив спешащую куда-то монахиню, Энни двинулась дальше.

Большая часть двора за главными воротами была запружена фигурами в черном – это были монахини ордена Святой Цер. Сестры Секулы там не было. Вместе с сестрой Каситой и сестрой Курмакс она стояла на стене над самыми воротами и пыталась разглядеть ночных визитеров. Энни слышала, что монахини о чем-то говорили, но не могла разобрать слов. Она подкралась ближе, Остра последовала за ней, и они вместе оказались на выступающей части бастиона, откуда были видны как сестра Секула, так и подъехавшие к воротам всадники.

– О святые небеса! – пробормотала Энни.

По числу факелов Энни насчитала около тридцати рыцарей, гордо восседающих на боевых конях и при полном вооружении. Никто из них не носил знаков различия, даже командир в доспехах с позолоченными краями, который на несколько ярдов опережал остальных. У него было поднято забрало, и тем не менее Энни не могла разглядеть лицо – слишком он был далеко. Командир говорил с сестрой Секулой, вернее сказать, с ним говорила она.

– …Дело в том, – сумела расслышать ее слова Энни, – что мы находимся под защитой церкви и меддиссо. Если вы не последуете моему предупреждению, последствия будут непредсказуемы. А теперь уходите, – произнесла она твердым голосом.

Хотя ее слова были обращены не к Энни, они заставили девушку содрогнуться. Кто бы ни был этот рыцарь, не хотела бы она оказаться на его месте.

Однако на рыцаря, судя по всему, приказ сестры Секулы не произвел никакого впечатления.

– Этого сделать я не могу, леди! – выкрикнул он ей в ответ.

За его спиной заскрипели стремена и застучали конские подковы. От факелов пахнуло горящей смолой. Казалось, все, что предстало глазам девушек, происходило во сне.

– Я даю вам слово, леди, – продолжал рыцарь. – Выдайте ее, и мы тут же отправимся восвояси. А потом можете жаловаться, сколько вашей душе будет угодно.

– Полагаю, что, поскольку вы явились сюда как трусы, без знаков отличия и без гербов, – в свою очередь продолжала сестра Секула, – мы вас видим первый и последний раз. Потом мы просто не сможем вас найти. Поэтому уходите сейчас же подобру-поздорову. Ничего вы здесь не получите, кроме проклятья святых.

– Святые на нашей стороне, сестра, – сухо заявил рыцарь. – Наше дело правое. Поэтому я не боюсь их гнева, который вы нам пророчите. Повторяю еще раз. Отдайте нам Энни Отважную. Не вынуждайте меня проявлять к вам неучтивость.

– Энни! – в ужасе воскликнула Остра.

Энни, у которой сердце едва не выскочило из груди, схватила подругу за руку. Казалось, весь мир в этот миг перевернулся вверх ногами.

– А я предупреждаю вас еще раз, – откликнулась сестра Секула. – Ваше вторжение недопустимо. На территорию монастыря не имеет права ступать мужчина.

Энни не видела лица местры, но сумела его себе представить. Интересно, мог ли безымянный рыцарь с такой же неколебимой твердостью, какую он являл в разговоре, взглянуть сестре Секуле в глаза?

– Мне очень жаль, – ответил он, – но я должен это сделать. Вы сами вынудили меня.

Он сделал жест рукой, и от рядов кавалерии отделилось десять воинов, везущих длинный таран с железным наконечником, и столько же рыцарей, вооруженных луками. Лучники нацелили стрелы на сестер.

– Открывайте ворота, – приказал рыцарь. – Ради благословения святых, откройте ворота и позвольте нам войти.

Вместо ответа сестра Секула вытянула вперед ладони, и Энни тотчас ощутила по всему телу покалывание, похожее и в то же время не похожее на действие огня. Что-то темное струилось из пальцев местры, нечто напоминавшее паутину, но более тонкое, почти неосязаемое. Когда ее колдовство достигло самого высокого из рыцарей, тот вскрикнул и закрыл руками глаза. Энни увидела, как у него сквозь пальцы потекла кровь, и от ужаса у нее внутри все сжалось. Она слышала о подобном колдовстве, но до конца никогда в него не верила. Одно дело – слышать, а другое – видеть собственными глазами.

В ответ командир вскинул вверх руки и закричал. И снова Энни стала свидетелем проявления неземной силы, от чего холодный пот заструился у нее по спине. Исходящие от местры темные эманации разорвались в клочья, взмыли вверх и растворились во мгле ночи.

– Итак, – произнесла сестра Секула. – Теперь, брат, ты покажешь свое лицо. Я должна узнать правду.

– Но какую именно правду? – в ответ спросил рыцарь. – Боюсь, местра, вам не понять того, что здесь происходит.

– Так просвети меня.

– Не могу, – ответил он и жестом приказал подчиненным начать атаку.

Те бросились вперед, подтаскивая к воротам таран. Едва его наконечник коснулся ворот, как руки рыцаря вспыхнули белым светом, по воздуху пронеслись громовые раскаты, из-под стены волчком взвилось голубое свечение. Энни не видела, как выглядело пламя по ту сторону ворот, но со стороны двора было видно достаточно. Щупальца колдовского огня ползли вверх по стене, подобно виноградной лозе.

Энни не чувствовала своего тела. Ей казалось, что все происходящее вокруг было дурным спектаклем, а она – лишь зрителем.

Сплотившись, сестры начали творить темные заклинания, от которых рыцари падали, срывая свои шлемы и обнажая объятые голубым огнем лица. Войдя в воды смерти, они откусывали себе языки, ломали собственные зубы, словно их челюсти сводило от судорог, источали потоки зеленых слез.

Однако их командир как ни в чем не бывало миновал невидимую защитную завесу безо всякого для себя ущерба. Он поднял тяжелый меч, и в следующее мгновение с плеч слетела голова одной из монахинь. Ее тело стало медленно опускаться на колени, а шея, казалось, вытянулась еще длиннее, прыснув красным фонтаном. Меч рубил снова и снова, сокращая ряды сестер обители Милосердия. Если поначалу воины падали один за другим, словно муравьи, бегущие на свет огня, то когда в ход пошел смертоносный клинок, ситуация переменилась в их пользу. Стрелы засвистели над тем местом, откуда сестра Секула метала черный град, который с такой легкостью пробивал рыцарские доспехи, словно их не существовало. Вскоре пали замертво сестры Касита и Курмакс, устремив неподвижные взоры на торчавшие из их тел стрелы. Сестра Секула с мрачным видом хлопнула ладонями и, казалось, обратилась в тень, которая в следующий миг бесследно растворилась в воздухе.

– О святые небеса! – взвизгнула Остра.

– И все это из-за меня, – пробормотала в ответ насмерть перепуганная Энни.

Ее слова не имели никакого значения, но так обстояли дела.

– Нам нужно спуститься в винный погреб, – продолжала Остра. – Нужно найти какое-нибудь укрытие. Там, где будет безопасно. Слышишь, Энни, пошли!

Но Энни не могла сдвинуться с места. Повсюду лилась кровь. Она никогда не думала, что во всем мире существует столько крови, что так сильно могут извиваться обезглавленные тела и что глаза мертвых так похожи на стеклянные шарики.

– Энни! – орала ей на ухо Остра.

Командир рыцарей, услышав ее крик, посмотрел наверх. Забрало шлема было по-прежнему поднято, но из всего лица Энни увидела только его глаза. Они были такой светлой голубизны, что казались почти белыми.

– Туда! – приказал он своим рыцарям, указав на нее пальцем.

– Энни! – от страха и ужаса Остра начала хныкать, пытаясь тащить подругу за собой.

Почувствовав под собой ноги, или, вернее сказать, когда они сами дали о себе знать, Энни, повинуясь инстинкту, ринулась что было мочи вдоль зубчатой стены. Она то и дело спотыкалась, а не отстававшая Остра все время подталкивала ее сзади. Наконец они добрались до ступенек, по которым недавно взбирались наверх, и почти кубарем спускались во двор монастыря. Энни неоднократно падала, сильно ушибаясь коленями о камень, но не обращала на это никакого внимания. Как только они оказались внизу, до них донесся еще один хриплый мужской крик.

– К винному погребу! – Остра жестом указала на в нужном направлении.

– Чтобы оказаться в ловушке? Ну уж нет!

И Энни помчалась в сторону трапезной, так и не решившись бросить даже взгляд туда, откуда доносился грохот тяжелых шагов по булыжнику. Но когда девушки повернули к кладовой, Остра громко взвизгнула, все же заставив подругу обернуться.

Их преследователь, рыцарь в полудоспехе, с длинными черными волосами, собранными в хвост, схватил Остру и нацелил меч на Энни.

– Остановись, – скомандовал он. – И подойди ко мне.

Увидев обезумевший взор подруги, Энни, позабыв о страхе, вскипела от ярости.

Первое, что попало ей под руку, был молоток, которым забивали клепку в бочонки. Она схватила его и, недолго думая, запустила в обидчика.

Удар оказался не сильный, но на удивление меткий. На лице рыцаря отразилось изумление, прежде чем деревянная киянка раздробила ему нос. Грязно выругавшись, рыцарь отпрянул назад, и, воспользовавшись его замешательством, Остра вырвалась на свободу.

Девушки вновь кинулись бежать, но рыцарь с протяжным ревом бросился за ними вслед. Они слышали его топот у себя за спиной. Вдруг Энни почувствовала, как что-то стукнуло ее по голове. Сначала она ощутила легкость, потом тяжесть и, в конце концов, упала, сильно ударившись щекой об пол. Сплюнув сгусток крови, она попыталась встать, но не смогла – ее пригвоздила к земле чья-то грубая нога.

– Маленькая сучка! – услышала она мужской голос. – Клянусь, ты у меня еще получишь. О святые небеса!

Последние слова он произнес как-то странно, на очень высокой ноте, можно сказать, заржал, словно умирающий конь, и тотчас Энни почувствовала, что сзади на нее больше ничто давит. В недоумении она приподнялась на четвереньки и осторожно обернулась, чтобы посмотреть, что именно остановило рыцаря. Тот лежал как мертвый, а изо рта у него шел пар.

– Вставайте. Быстро.

Энни вскинула глаза. Возле, пытаясь подняться на ноги, копошилась Остра. А сверху вниз на них глядела сестра Секула.

– Идите за мной, – твердым тоном приказала она. – Наше заклятие не сможет удержать их надолго.

Энни молча кивнула, потирая рукой голову, которая от удара все еще кружилась. И, не успев ничего сказать в ответ, уже увидела перед собой спину местры.

Все случилось столь невероятно быстро, и одно событие так скоро сменялось другим, словно картинки мелькали перед глазами, что это еще раз навело Энни на мысль о нереальности происходящего.

Но в следующий миг она узнала место, у которого они остановились, – колодец, ведущий в лоно Мефитис.

– Я не ожидала, что это произойдет так скоро, – взяв за плечи Энни, произнесла местра на удивление ласковым тоном. – И не успела тебя подготовить. Но теперь сожалеть об этом поздно. Надо принимать вещи такими, какие они есть.

– А что эти люди хотели со мной сделать? – осведомилась Энни.

– Они хотели отнять у мира надежду, – сощурив глаза, ответила местра. – Забрать тебя у него. – И она указала на веревки, спускающиеся в колодец. – Поспешите. Вам нужно успеть уйти как можно дальше.

– Постойте…

Энни показалось, что ей следует что-то сказать, но в замешательстве она не могла найти слов.

– Нет времени, – оборвала ее местра, – крепче держитесь за канаты.

– Но что от меня требуется? – не удержалась от вопроса Энни, пока они с Острой разбирались в хитросплетениях веревок. – Я совсем не понимаю, что мне теперь делать?

– Прежде всего ты должна остаться в живых, – посоветовала ей сестра Секула. – Остальное поймешь в свое время, которое придет по воле святых. А теперь уходите. Быстро. Пока вас не нашли. Не останавливайтесь ни на минуту, не поддавайтесь иллюзии безопасности. – Она стала ослаблять натяжение основного каната, спуская их вниз.

Энни видела, как лицо местры становится все меньше и меньше, услышала, что в дверь наверху кто-то стал сильно колотить.

– Ты знаешь, как отсюда выбраться, – сказала напоследок местра. – Как только спуститесь на дно, отправляйся к выходу из пещеры.

– Но как вы догадались? – удивилась Энни.

В ответ сестра Секула лишь сухо усмехнулась.

Она опустила девушек вниз. Едва они нащупали ногами землю, как сверху раздались жуткие вопли и потянуло слабым запахом серы.

Потом все стихло.

В темноте Энни внезапно ощутила в себе силу.

– Остра, давай руку.

– Здесь так темно! – воскликнула перепуганная насмерть подруга. – Я боюсь свалиться в пропасть. Или, чего доброго, угодить в какую-нибудь ловушку.

– Доверься мне. И просто держись за мою руку. Слышала, что сказала местра? Я знаю, как отсюда выбраться.

У них над головами раздались мужские голоса.

– Ты слышишь? – спросила Остра. – Они уже знают, что мы здесь.

– Да, – ответила Энни. – Поэтому нам надо скорее уходить. Пошли.

Крепко держась за руки, девушки окунулись в беспросветный мрак пещеры.

10. Звук рога

Конечно, Десмонд заметил Стивена задолго до того, как тот вышел на лужайку, и Стивен это знал. Монах остановил свой ритуал и расплылся в язвительной усмешке.

– Льюис, Оулик! – крикнул он. – Это по вашей части. Держите ухо востро. Лесничий должен быть где-то рядом. Он человек опасный, раз в одиночку сумел справиться с Топаном и Алигерном. – Губы Десмонда еще шире растянулись в отвратительной улыбке, и, обращаясь к Стивену, он добавил: – Ведь от тебя не слишком много помощи было в этом деле, не правда ли, брат Стивен? Не мог же ты приложить свою руку к их убийству.

– Что правда, то правда, – доброжелательно ответил тот.

Напустив на себя беззаботный вид, Стивен уверенно приближался к бандитам.

Тон его голоса несколько удивил Десмонда. Сначала он в недоумении кивнул, а потом просто пожал плечами.

– Кажется, я все понял. Ты сошел с ума. Но это пойдет тебе только на пользу, учитывая то, что я собираюсь с тобой сделать.

– А вот насчет лесничего ты ошибаешься, – как ни в чем не бывало продолжал Стивен. – То, что он убил Топана и Алигерна, это правда. Но Топан успел нанести ему смертельную рану. Поэтому мне придется чинить над тобой расправу в одиночку.

– Вот и славно, – произнес брат Спендлав. – Через минуту я буду весь в твоем распоряжении. Так что располагайся. Чувствуй себя как дома. Можешь присесть, если хочешь. Я сейчас закончу одно небольшое дельце и сразу займусь тобой. – Взглянув на Льюиса и Оулика, он сказал: – Боюсь, насчет лесничего это ложь. Поэтому глядите в оба.

И Десмонд вновь повернулся к девушке.

– Послушай, уж не собираешься ли ты вновь молоть эту чушь? – предупредительным тоном произнес Стивен. – Что ты бы ни произносил, седос тебя не услышит. Можно сказать, ему наплевать, говоришь ты что-нибудь или молчишь.

– Боюсь, ты глубоко ошибаешься, – осклабившись, ответил Десмонд. – Темные святые очень даже в этом заинтересованы.

– Темные святые мертвы, – заверил его Стивен. – Ты лишь демонстрируешь собственное невежество, словно язычник, твердя какие-то заклинания. Седосы являют собой остатки их могущества, древние следы их силы. Но чтобы ею воспользоваться, необходимо ее пробудить, потому что она не одушевлена. – И, переключившись на тон, которым обычно разговаривают с малыми детьми, добавил: – Из всего этого следует, что я прав. Все твои слова для святых не более чем пустой звук.

Десмонд попытался выдавить из себя улыбку, но та вышла слишком натужной.

– Ты болтаешь о вещах, в которых ничего не смыслишь, – несколько натянутым тоном произнес он.

Стивен расхохотался.

– От такого тугодума, как ты, лучшего услышать я и не ожидал. Это в чем же, по-твоему, я не смыслю? Уж не в твоем ли обряде похищения? Думаешь, трудно догадаться, что ты отправил душу Сижерейка, чтобы она похитила чужое тело? А теперь собираешься сделать то же самое с Эшерном. Задумал вселить их в рыцарей королевской гвардии, судя по клочку волос, привязанному к шее брата Эшерна? Личная принадлежность, необходимая, чтобы отыскать тело?

– Льюис, заткни его, пока я закончу, – сердито прорычал Десмонд, предупреждающе подняв палец. – Только не убивай. Мне он понадобится живым.

В сторону Стивена заковылял неуклюжий монах.

– Если кто действительно не смыслит в том, что делает, так это ты со своими бандитами, – продолжал Стивен. – Ваши знания неполноценны. Это скорее суеверия, чем знания. Именно поэтому с самого начала вам был нужен я. Впрочем, и сейчас вам без меня не обойтись.

– О, да ты, как я погляжу, изъявляешь желание нам помочь? – удивился Спендлав. – Хотя я почему-то в этом сомневаюсь.

– Убери Льюиса, – приказал ему Стивен. – Убери Льюиса, не то я пущу в ход вот это.

С этими словами он достал из вещевого мешка рог, тот самый, который неизвестным образом раздобыл Эспер и который находился при нем, когда Стивен доставил лесничего в монастырь.

Глаза Десмонда превратились в щелки.

– Отойди от него, Льюис, – приказал он монаху, а сам отодвинулся от девушки, разведя пустые руки в стороны, как бы давая понять, что ничем ей не угрожает. – Где ты это взял?

– Тебе следовало бы больше времени проводить в библиотеке, – ответил тот, – вместо того, чтобы прелюбодействовать с трупами. Знаешь, что это такое? Судя по всему, знаешь.

– Это то, чего тебе не следовало бы держать в руках. И то, что у тебя надолго не задержится.

– А мне это и не нужно надолго. Всего лишь на одно мгновение.

– Не думай, что я такой дурак, – покачав головой, произнес Десмонд. – Ритуал…

– Такой же бессмысленный, как и та чушь, которую ты сейчас несешь. Силу рога способен пробудить любой из седосов. А извлечь из него звук может любой человек. Теперь раскинь мозгами. У меня в распоряжении есть и то и другое.

– Если ты и вправду знаешь, что у тебя в руках, тебе должно быть известно, как им пользоваться, – резонно заметил Десмонд. – Но обращение к его повелителю тебе не поможет.

– Ты даже боишься назвать его по имени. А я не боюсь. Терновый король. Рогатый повелитель. Господин шипов и крапивы. А то, что произойдет, когда я его вызову, никто толком не знает. Ни ты, ни я. Возможно, он всех нас убьет, хотя в кодексе Квурн сказано, что человек, обладающий рогом, останется невредимым. Во всяком случае, я не упущу случая это проверить. Тем более что ты собираешься со мной сотворить нечто ужасное. Так что терять мне все равно нечего.

Он поднял рог, как будто собирался извлечь из него звук. Интересно, почему ему пришел на ум некий кодекс Квурн? И вообще, существует ли такая книга?

– Стой, – произнес Десмонд. – Подожди немного.

– Неужели ты не хочешь с ним повстречаться? – изумился Стивен. – Ведь ты так неравнодушен к темным святым.

– Только не с ним. И не сейчас, – вздернув голову, ответил тот. – Ты всего не знаешь, брат Стивен. И половины не знаешь. Если ты разбудишь его, если вызовешь его из леса прежде, чем мы закончим приготовления, на твоих руках будет больше крови, чем ты можешь себе представить.

– Тогда давай не будем его тревожить, – сказал Стивен.

– Чего тебе нужно? – внезапно перейдя на деловой тон, осведомился Десмонд.

– Девушку. Отпусти ее.

– Ты знаком с этой сучкой?

– Первый раз ее вижу. Но я не желаю смотреть на то, как ты будешь ее убивать. Пусть она уйдет. Отпусти ее и меня.

– А где лесничий?

– Я уже сказал тебе. Он мертв.

Десмонд недоверчиво покачал головой.

– Скорей всего, он отправился вслед за Фендом. Они с ним давние друзья.

Напряженный и приготовившийся в любой миг наброситься на Стивена Льюис уже находился в нескольких ярдах от него. Стивен почти поднес рог к губам, а указательный палец предупредительно выставил в сторону приближающегося к нему верзилы.

Оголенный по пояс брат Эшерн, прочистив горло, произнес:

– Возможно, Сижерейк уже открыл ворота. И мне нет никакой нужды отправляться за ним вслед.

Десмонд криво усмехнулся.

– В глубине души, брат Эшерн, ты всегда был трусоват. Тебе доверена самая важная задача. На тебя возложено убийство королевы, если все остальные потерпят поражение. Она доверяет тому, кем ты станешь.

– Если он продудит в этот рог, мне не придется убивать никакую королеву, – не без основания заметил брат Эшерн. – Сижерейк уже открыл ворота, и Фенд со своими людьми скоро будут на месте. Отсюда даже ночью не больше получаса езды. Уверен, они смогут и без меня добраться до королевы.

– Мы даже не знаем, настоящая это вещица или нет, – прорычал низким голосом Льюис. – Может, это обыкновенный коровий рог, который он нашел где-то на лугу.

– Или тот, который мне достался от лесничего. Ведь я путешествовал с ним не один день. А он был в гостях у самого Тернового короля. Уж наверняка вам об этом порассказал Фенд. Именно из-за этого рога он поначалу и охотился за Эспером. Как ты думаешь, он нашел его?

Все это были чистой воды догадки, но, судя по выражению лиц бандитов, Стивен понял, что угодил в цель.

Льюис приблизился к Стивену еще на шаг.

– Нет, Льюис, – сказал Спендлав. – Он прав. Равно как прав брат Эшерн. Вскоре королева и все ее дочери будут мертвы. А лесничий не сможет без посторонней помощи убить Фенда и его людей. Наша миссия выполнена. И нет никакого смысла убивать эту маленькую шлюху. – Он извлек из пояса нож, тот самый, который сверкал неестественным блеском, – Я собираюсь ее развязать.

В качестве предупредительного жеста Стивен вновь поднес рог к губам.

Он не мог даже себе представить, как ловко и быстро Спендлав умеет обращаться с ножом. Не успел Стивен и глазом моргнуть, как тот блеснул в воздухе, и тотчас его руку пронзила адская боль. Стивен невольно ахнул.

Едва он вскрикнул от боли, как весь мир наполнился звуком рога.

Разумеется, Стивен даже не собирался дуть в рог и почти не верил в то, к чему это может привести. Все, что он говорил, было выдумкой и рассчитано на суеверный страх Спендлава перед темными духами.

Он даже не знал, как надлежит извлекать из рога звуки, хотя видел, что это делается не так, как на гобое или флейте. Нужно было, чтобы как-то зазвенели губы. Или что-то в этом роде. Словом, ввести воздух внутрь без всякого усилия.

Но чистый гул, который невольно вырвался из рога, превзошел все его ожидания. Причем звук продолжал изливаться все громче, даже когда Стивен, истекая кровью, упал на колени. Подхваченный ветром, зов уносился вдаль, словно заставляя трепетать небо и вторить себе леса и горы. Он не умолк, а лишь набрал силу, подобно раскатам грома, даже когда брат Льюис ударил Стивена и вырвал инструмент из его рук. Вздымаясь все выше и выше, он стал столь оглушительным, что поглотил собой все мирские звуки.

Брат Льюис грубо толкнул Стивена, и тот упал на землю. Стиснув зубы, юноша вцепился в вонзившийся в руку нож, пытаясь его вытащить, несмотря на то что это лишь усилило боль и он едва не потерял сознание. Он перевернулся на спину и, наконец вырвав нож, безотчетно выставил его вперед в защитном жесте.

Но с братом Льюисом начало происходить нечто странное. Казалось, он нашел прямую палку и ткнул ею себе в глаз. Странно, но зачем он это сделал?

Когда же вторая стрела угодила монаху в сердце, все разом прояснилось. Стивен молча глядел на то, как Льюис схватился рукой за стрелу, в ужасе что-то пробормотал и замертво упал на землю.

– Эспер! – воскликнул Стивен, но из-за звука рога не услышал собственного голоса.

Держа в руке нож, он с трудом поднялся на ноги. Усилием воли подавил боль, и она сразу прошла. Вернее сказать, он утратил ее ощущение, подобно тому что происходило с ним во время посвящения. Мрачный как грозовая туча он двинулся в сторону Десмонда.

Тот молча следил за ним. Краем глаза Стивен видел, что Эспер уже расправлялся с Оуликом.

Наконец звук рога начал гаснуть, но происходило это постепенно и крайне медленно.

– Ты самый большой дурак на свете! – вскричал Спендлав. – Идиот! Что ты наделал?

Стивен ничего не ответил. Когда он впервые втянул в себя воздух после того, как извлек звук из рога, ему показалось, что легкие обдало ледяным холодом. Он знал, что Спендлав его убьет, но ему было все равно. И подняв нож, он бросился на своего врага, начисто позабыв о кровоточащей ране.

Бросив мимолетный взгляд на связанную девушку, Спендлав с прытью кота схватил стоявшего над первой, все еще трепетавшей жертвой брата Эшерна и быстро вонзил ему в сердце нож. Почти в тот же самый миг стрела вошла в его собственную грудь, и Десмонд, коротко взвыв, грузно упал наземь.

Это дало Стивену миг на раздумья, и в это самое мгновение его словно бы озарило. Он быстро подставил свое плечо под тело умирающего Эшерна и спихнул его со священного холма, а потом опустился на колени перед человеком, который еще пытался зажать пальцами распоротый живот.

– Извини, – проговорил он, вонзая в его голубой глаз нож и стараясь вогнать клинок как можно дальше.

«Когда втыкаешь нож в глазницу, – вспомнил он выдержку из «Физиологии» Улха, – проверни его так, чтобы тот вошел в мозг поглубже. За сим последует быстрая смерть».

Стивен провернул клинок, и что-то в холме под ним, казалось, издало жалобный стон.

Он успел поднять глаза как раз в тот момент, когда Десмонд нанес удар. Стивен почувствовал, как хрустнул его нос, и ощутил во рту вкус крови. Когда же он покатился вниз по склону холма, то почти ничего не чувствовал. Переломив древко торчащей из груди стрелы, Десмонд мрачно зашагал следом. В воздухе просвистела еще одна стрела, но Спендлав шагнул в сторону, и она вонзилась в землю. Склонившись, монах схватил Стивена за шиворот, и уже в следующий миг юноша упал наземь по другую сторону священного холма.

«Здесь у него будет прикрытие, – пронеслось в голове у Стивена. – Эспер не сможет в него попасть, если не обогнет седос. Но к тому времени, как он это сделает, я уже буду мертв».

Десмонд, приблизившись, пнул Стивена ногой по ребрам. Тот издал стон, но не от боли, а оттого, что не мог дышать – ноздри и рот были наполнены кровью.

– Ну, ладно, хватит с тебя, Стивен Даридж, – сказал Спендлав. – Тебе уже досталось более чем достаточно.

Пытаясь отпрянуть назад, Стивен почувствовал, что держит в руке какой-то предмет. Это был нож. Однако вряд ли он мог им воспользоваться. Юноша находился довольно далеко от Спендлава, а тот, как известно, был слишком ловок и быстр. При всем желании Стивен не мог бы с ним тягаться. Или мог? Он вспомнил, как отвел назад руку Спендлав перед тем, как кинуть в него нож. Вспомнил, как тот сверкнул в воздухе и, пронесясь с быстротой молнии, тотчас вонзился в него. Вспомнил движения Десмонда до мельчайших подробностей. И стал представлять, как их повторяет его собственная рука.

Презрительно ухмыляясь, Десмонд начал медленно приближаться к Стивену, и тот, даже не успев приподняться, вскинул руку вверх и выпустил нож.

Он был уверен, что промахнется, но, к его величайшему удивлению, Спендлав схватился за грудь, из которой теперь торчала рукоятка. Нож угодил почти в то самое место, где виднелась рана от стрелы.

Стивен вскочил на ноги и с яростным ликованием обнаружил, что вновь ощущает свои конечности. Спендлав нанес ему еще один удар, столь тяжелый, словно на грудь упала кувалда. Но несмотря на это, Стивен бросился вперед и вцепился в монаха обеими руками.

Схватившись за шею Стивена, Спендлав стал его душить. Перед глазами юноши поплыли серые пятна, живот начало сводить от холода. Но как бы ни было ему плохо, он не утратил трезвости рассудка. Он никак не мог поверить тому, что Спендлав еще борется. Или это какая-то магия?

Однако, осознав, что Спендлав попросту одержим гневом, Стивен вцепился обеими руками в рукоятку ножа и резко дернул ее вниз.

– О, будь ты проклят, – выругался Спендлав, глядя на то, как кишки вываливаются у него из живота на землю.

Он сделал три шага назад, затем тяжело опустился на склон и схватился руками за распоротый живот.

– Странно, ты как будто и не заметил ножа, – падая на колени, промолвил Стивен.

– Я был вне себя. Меня обуяла ярость. О, Даридж, ты всегда умел доводить меня до белого каления. – Он закатил глаза. – Ты убил меня. Убил себе подобного.

– Нельзя было предавать церковь, а ты ее предал, – напомнил ему Стивен. – За это тебя постигло возмездие. За это ты получил по заслугам. За это и за убийство фратекса Пелла.

– И все равно ты полный дурак, брат Стивен, – пробормотал в ответ Спендлав.

– Я знаю, что в этом деле были замешаны и другие члены церкви, – продолжал Стивен. – Знаю, что ты получал от кого-то приказы. Скажи, от кого. Покайся передо мной. Исповедуйся перед смертью в своих грехах, брат Спендлав. Ты наверняка сожалеешь о многом из тобою содеянного.

– Я сожалею только о том, что не прикончил тебя при первой же встрече, – проговорил Спендлав.

– О да, у тебя была такая возможность.

Спендлав сильно побледнел. Вид у него был крайне изможденный, и, если бы не пурпурная струя, текущая сквозь его скрещенные пальцы, со стороны можно было подумать, что монаха одолевает дремота.

– Мне всегда не везло, – заморгав, пробормотал он. – Я думал, они сделают из меня нечто лучшее. А они сделали нечто худшее. – И, вскинув глаза, словно кого-то увидев, неожиданно произнес: – А вот и они. Явились, чтобы забрать меня к себе…

– Скажи, кому ты подчинялся? – настаивал Стивен.

– Подойди поближе, я шепну тебе на ушко, – откликнулся Спендлав, и его веки затрепетали, как порхающие мотыльки.

– Я не так глуп, – ответил Стивен. – У тебя еще достаточно силы, чтобы убить меня.

– Хорошо, что ты хоть чему-то научился, – откинувшись назад, прохрипел Спендлав. – С другой стороны, я умру, а ты будешь жить и собственными глазами увидишь мир, который сам же и создал. Надеюсь, ты порадуешься своему творению, брат Стивен!

– Что ты имеешь в виду?

– Они пришли! – В его голосе зазвучал испуг, голова откинулась назад, а спина изогнулась дугой, – Теперь все пойдет прахом. Какой я был дурак, когда думал, что может быть иначе. Что я смогу стать кем-то большим. О великие повелители!

Последние слова были произнесены на громкой и высокой ноте, после которой Спендлав стих и его тело стало таким же спокойным, как и измученное лицо. Стивен продолжал смотреть на мертвого монаха. Грудь юноши судорожно вздымалась, а разум балансировал на грани безумия.

Когда Эспер наконец пронзил стрелой шею противника, тот закачался, и тогда лесничий всадил еще одну стрелу прямо ему в сердце. Теперь в живых остался лишь главарь, который к этому времени вместе со Стивеном скрылся за священным холмом. Выскочив из своего укрытия, лесничий бросился бежать в их сторону.

Но тот бандит, которого он только что обстреливал, еще не сдался на волю святых. На полпути к холму он преградил ему путь мечом, блеск которого Эспер заметил чуть ли не в последний момент. Лесничий резко остановился, отскочил назад и, вооружившись маленьким топором – он раздобыл его в деревне, через которую они проходили – набросился на своего противника. Одним движением откинул вниз меч и, подняв топорик, полоснул им по горлу монаха. Однако в ответ получил сильный удар рукоятью меча, потерял равновесие и распростерся на земле.

Разбойник не сдавался и продолжал нападать, правда, его движения лишились прежней стремительности. Отбив очередной удар меча, Эспер сел и, вытащив кинжал, воткнул его противнику сначала в пах, а потом в сердце. Только после этого схватка была закончена. Превозмогая боль, лесничий с трудом поднялся на ноги и кинулся к холму, где до сих пор лежала связанная Винна.

– Винн! – крикнул он.

Оказавшись рядом с девушкой, Эспер увидел последнего из монахов, который зажимал ладонями живот. В нескольких ярдах от него молча сидел Стивен. Рука юноши была ранена, и из нее текла кровь. Но, судя по всему, его жизни ничто не угрожало.

Винна смотрела на Эспера широко раскрытыми глазами, но ее взгляд, как ни странно, был совершенно безмятежен. Опустившись на колени, лесничий разрезал сковывающие ее тело веревки и поднял девушку на руки, при этом издав приглушенный вопль радости. Только после этого он вынул у нее изо рта кляп.

– Винна… – произнес он.

Ему хотелось сказать что-то еще, но он не знал, как выразить свои чувства словами. К тому же у него было такое ощущение, будто он проглотил большой кусок, который застрял у него в горле. Не мог лесничий понять и почему у него взмок лоб. Может, его ранили в голову?

Всхлипнув, Винна склонила голову ему на плечо, и так они стояли довольно долго.

Наконец он ласково откинул ее голову назад.

– Винна, тебя били? – спросил он. – Они…

– Они меня не трогали, – прошептала девушка. – Даже пальцем не коснулись. Хотя постоянно угрожали. Но он бы им не позволил. Я имею в виду Фенда. Он хотел, чтобы я была чистой, как он сам выразился. Он хотел проделать это у тебя на глазах. Он уже мертв?

– Фенд? Еще нет. Винна?..

– Я знала, что ты меня найдешь.

– Я люблю тебя, Винна. Если бы ты умерла…

Она вытерла глаза, и ее голос обрел привычное благоразумное звучание.

– Но я же не умерла, – сказала она, – так же, как и ты. Мы оба живы, и я тоже люблю тебя. А вот королева вполне может умереть, если мы срочно что-нибудь не предпримем.

– Ради королевы я пустился в этот путь, – сердито произнес Эспер. – Клянусь, я убью Фенда. В этом можно не сомневаться. Но прежде я должен убедиться, что ты в безопасности.

– Ничего подобного. Мы начали этот путь вместе. И вместе пойдем дальше.

– Она права, – сказал Стивен, поднимаясь на ноги. – Мы обязаны сделать все, что в наших силах.

– Думаю, мы все уже сделали, – ответил Эспер.

– Нет, еще не все, – возразил Стивен. – Возможно, мы не успеем прийти на помощь защитникам Кал Азрота. Тем не менее мы должны попытаться это сделать.

– Должен сказать тебе, парень, ты на редкость здорово дрался, – заметил Эспер. – Мы гордимся тобой. Но посмотри на себя. Ты совсем ослаб. Если мы тебя сейчас не перевяжем, ты истечешь кровью.

– Тогда перевяжи меня, – ответил Стивен. – И давай двигаться дальше.

Эспер посмотрел на стоявших перед ним двух молодых людей, которые жаждали решительных действий, и внезапно ощутил, что перевес на их стороне.

– Винна, может, хотя бы у тебя достанет благоразумия? – спросил Эспер.

Винна кокетливо вздернула подбородок и, обращаясь к Стивену, произнесла:

– Меня зовут Винна Рафути.

– Стивен Даридж к вашим услугам. – Молодой человек метнул в Эспера взгляд, в котором тот прочел упрек за то, что не представил его своей девушке.

Смущенный его молчаливым замечанием, Эспер не нашел ничего сказать в свое оправдание и поэтому покорно сдался перед их натиском.

– Интересно, с тобой он тоже вел себя как упрямый осел? Так же, как со мной? – спросила Винна Стивена.

– Не знаю, – ответил тот. – Не знаю, может ли он быть упрямее того Эспера, которого я знал раньше.

– Еще как может, – заверила его Винна. – Но я ему в этом не уступаю. – Она поднялась на цыпочки и слегка чмокнула лесничего в щеку. – Правда же, любимый?

Эспер почувствовал, как загорелось у него лицо, и от смущения слегка нахмурился.

– Ах ты, подлиза, – процедил он. – Ладно, будь по-вашему. Мы пойдем вместе. Только будете делать то, что я вам скажу. Идет?

– Слушаюсь, – ответила Винна.

– И возьмем с собой лошадей. Они нам еще пригодятся.

11. Вызов

Стоя на четвереньках, сэр Нейл ощутил, как содержимое желудка резко подступило к горлу, и рвотный спазм овладел им. Он не чувствовал ничего под своими ладонями, не чувствовал даже собственных рук. Нити мрака все сильнее проникали в его мозг, опутывая и закрывая собой привычное видение мира.

– Привет, брат Эшерн, – услышал он обращенный к нему голос человека, который некогда был, а теперь уже не был Варгусом Фарре. – Что-то ты запоздал. Уж не стряслось ли чего непредвиденного?

Нейл хотел было что-то сказать, но голосовые связки ему не повиновались.

– Что с ним? – раздался еще один голос.

Нейл покосился, чтобы посмотреть, кому он принадлежит, но, к своему величайшему удивлению, обнаружил вместо человека мерцающую голубую полоску света, отдаленно напоминавшую молнию.

– Не знаю, – ответил лже-Варгус. – Меня тоже поначалу тошнило, но не настолько сильно, как его.

– Ну да ладно, – сказал неизвестно кому принадлежащий голос. – С ним или без него мы обязаны выполнить то, что от нас требуется. Все дело в том, что мы не можем больше ждать. Времени у нас в обрез.

– Согласен, – ответил тот, который выступал в обличье Варгуса. – Брат Эшерн, когда ты придешь в себя после своего необычного путешествия, постарайся найти королеву. И если она еще жива, приведи приговор в исполнение. Только не забудь, что ты ее личный страж. Тебя зовут Нейл. Надеюсь, ты это помнишь.

Его слова были лишены для Нейла всякого смысла. Плетущаяся паутина опутывала его все больше и больше. Казалось, она обволакивала его со всех сторон и проникала до самого мозга костей, подобно погруженному в море неводу. Нейл в недоумении задался вопросом: к чему это может привести. И невольно вспомнил об одном давнем эпизоде из детства. Перед его внутренним взором замелькали солнечные блики, мерцавшие на белых шапках гор. И в тот же самый миг он явственно ощутил, как его за руку взял отец.

Тут он впал в беспамятство.

Когда Нейл очнулся, то обнаружил, что лежит на том же месте лицом вниз. Во рту пересохло, а голова раскалывалась, словно от тяжелого похмелья. Поборов в себе очередной рвотный порыв, он нащупал Ворона и с трудом встал на ноги. Поначалу его качало как пьяного, тем не менее он внимательно огляделся вокруг, тщательно исследовав все затененные участки. Еще стояла глухая ночь, следовательно, без сознания он пробыл не очень долго. Между тем лже-Варгуса и бесплотного существа, с которым тот говорил, нигде не было видно.

Нейл пытался вспомнить, что с ним приключилось, и в памяти всплыл разговор двух людей, которые обращались к нему, как будто он был не капитаном королевской гвардии, а кем-то другим.

Но что бы они себе ни возомнили, он остался прежним Нейлом МекВреном.

Опустив глаза вниз, он увидел мертвого сэра Джеймса Кетмейла, тусклые глаза которого говорили о том, что тот уже пребывал в запредельном мире. На первый взгляд, в крепости Кал Азрот царили безмолвие и безмятежность, тем не менее Нейл ощутил в этой тишине какое-то неуловимое движение, словно ночной мрак жил своей собственной жизнью. И хотя эта жизнь была сокрыта от человеческого взгляда, от одного этого чувства у Нейла стыла кровь в жилах.

Королева.

С этой мыслью он как ошалелый помчался вверх по лестнице. Нейл вспомнил, что Варгус впустил кого-то в крепость – того, кто нес с собой смерть. Он молил святых только о том, чтобы не было слишком поздно. Чтобы он успел предотвратить самое страшное.

В сторожевой башне, возвышавшейся над крепостной стеной, не было ни одного живого воина. Кто-то лежал на полу, другие приняли смерть сидя. Взбираясь на башню, Нейл встретил на своем пути много трупов. Очевидно, эти люди погибли совсем недавно, потому что лужи крови еще не остыли.

Проходя мимо покоев Элсени, Нейл заметил, что дверь в ее комнату отворена.

– Элсени! – шепотом позвал он.

Нейл видел, что девушка лежит на кровати, и на мгновение заколебался: стоит ли тратить время, ведь его первой и главной обязанностью было охранять королеву. Но в последний миг все же решил разбудить принцессу, чтобы взять с собой.

Однако оказалось, что Элсени уже не спала. Простыни под ее подбородком были залиты чем-то темным, а на шее как будто разверзся второй рот. Глаза у нее окаменели, запечатлев выражение крайнего изумления.

Мысль о Фастии повергла Нейла в панику. Ее покои находились на другой стороне башни, напротив комнаты, в которой должна была почивать королева.

После недолгих колебаний он все же пересилил себя и направился в сторону комнаты Мюриель.

Прихожая повсюду являла следы кровавой бойни. Два человека и какой-то сефри неподвижно лежали на полу. Внутренняя дверь была на замке. Нейл направился к ней, но неожиданно почувствовал, как в затылок его кольнуло что-то острое. Он замер на месте.

– Не двигайся, – приказал ему голос, который принадлежал Эррен. – Иначе прикончу тебя на месте. Ты даже не успеешь глазом моргнуть, не то что обернуться.

– Леди Эррен, это я, Нейл.

– Я уже видела Варгуса Фарре, – сказала Эррен. – Но, как выяснилось, никакой он не Варгус Фарре. Как ты можешь доказать, что ты настоящий сэр Нейл? Скажи мне что-нибудь такое, что никому не известно, кроме сэра Нейла.

– Королева жива? – спросил Нейл.

– Делай, что я тебе приказала.

Нейл слегка закусил губу, пытаясь припомнить что-нибудь в подтверждение своей личности.

– Помните ту ночь, в Гленчесте? – наконец произнес он. – Тогда, когда вы застали меня с Фастией? Вы мне еще говорили, что я не имею права в нее влюбляться.

На какой-то миг воцарилось молчание.

– Очень хорошо, – наконец произнесла она. – Можете повернуться.

Он обернулся. Однако леди Эррен оказалась столь быстра, что не успел он опомниться, как получил пощечину.

– Где вы пропадали, разрази вас Мрак? – обрушилась на него леди Эррен. – Где вас все это время носило?

– Ночью я стоял на крепостной стене, – начал рассказывать он. – И видел, как к крепости приближаются люди. Попытался поднять тревогу, но ворота уже были отворены. Очевидно, их открыл сэр Варгус. Потом он что-то сделал со мной. Какое-то колдовское действо. Меня вытошнило, и я потерял сознание. Даже не знаю, как долго я пребывал в беспамятстве. А как королева? Где она?

– Она там. С ней все хорошо.

– О слава святым! – сказал он и, понизив голос, добавил: – Леди Эррен, Элсени мертва. Боюсь, Фастии тоже грозит опасность.

– Элсени? – На ее лице появилась страдальческая гримаса, но Эррен быстро сумела с собой справиться и, сощурившись, вновь обрела привычное твердое выражение лица, глядя на которое можно было подумать, что оно высечено из мрамора. – Оставайтесь здесь, сэр Нейл, – шепнула ему она. – Ваш долг защищать Мюриель, и только ее одну.

– Тогда к Фастии должны пойти вы, леди Эррен, – не унимался Нейл. – Приведите ее сюда. Иначе мы не сможем ее защитить. А также Чарльза. Должно быть, всем детям королевы грозит опасность.

– Не могу, – покачала головой она. – На это мне не хватит сил.

– Что вы хотите сказать?

– Я ранена, сэр Нейл. И вряд ли смогу протянуть до конца этой ночи. Возможно, я не проживу больше часа.

Отшатнувшись назад, он заметил, что леди Эррен как-то странно прислонилась к стене. Было слишком темно, чтобы увидеть ее рану, но он сумел почувствовать запах крови.

– Не может быть, чтобы было так плохо, – в ужасе пробормотал капитан.

– Я не раз смотрела в лицо смерти, сэр Нейл. Она для меня как родная мать. Поверьте моим словам, сэр Нейл. И не тратьте драгоценное время на оплакивание Элсени или меня. А также не беспокойтесь насчет Фастии. Сохраняйте трезвость рассудка и попытайтесь ответить на мои вопросы. Я убила троих. А сколько их было всего?

– Не знаю, – ответил Нейл. – Когда меня одолела слабость, я ничего не чувствовал. Но мне смутно помнится, что они говорили, будто я должен убить королеву.

Эррен нахмурилась.

– Они думали, что в вас вселилась чужая душа. Как это случилось с Варгусом. Но, слава святым, этого не произошло. Очевидно, колдовской ритуал был кем-то прерван.

– Ничего не понимаю.

– Это один из самых темных ритуалов. Убивается человек, и его нетленная душа отправляется в чужое тело, изгоняя из него ту душу, которая в нем находилась. Вы должны были бы уже умереть, сэр Нейл. Тем не менее вы еще живы. И это очень хорошо. Это дает вам особое преимущество. Если вам удастся внушить им, что вы в самом деле являетесь тем, в кого они хотели вас превратить, это может сослужить хорошую службу. И помочь расправиться с ними.

– Да, леди, вы правы.

– Вы уже знаете, что вся стража и прислуга мертвы? – осведомилась Эррен.

– Да, леди.

– Тогда обязанность доставить королеву в казарму ложится целиком на ваши плечи, – продолжала Эррен. – В казарме хватит воинов, чтобы ее защитить. Если их, конечно, всех не перебили. Хотя кто-нибудь непременно должен был остаться в живых…

В конце коридора раздался тихий звук.

– Ш-ш, – леди Эррен отошла в сторону от двери. Увидев в темноте две бледные фигуры, которые направлялись к ним, Нейл нащупал руками Ворона и крепко сжал его рукоятку.

– Это ты, Эшерн?

Нейл вспомнил, что слышал, как этим именем обращались к нему во дворе крепости.

– Ага.

– Все в порядке? Королева мертва?

Когда они подошли ближе, Нейл увидел перед собой двух сефри. У одного из них на глазу была повязка.

– Ну да. Все в порядке.

– Ну что ж. Давай проверим. Нам нельзя медлить. В нашем деле ошибки недопустимы.

– Ты что, не доверяешь моему слову?

Они подошли почти вплотную, но одноглазый сефри, очевидно почуяв неладное, заколебался. Поэтому, когда Нейл нанес удар мечом, оба противника успели отскочить назад, но один из них – тот, который с ним разговаривал, – оказался быстрые и проворнее, поэтому Ворон полоснул по плечу другого, обнажив его легкие. В этот же миг что-то тяжелое, очевидно нож, ударило по кольчуге Нейла чуть выше сердца. Одноглазый сефри резко отпрянул и снова вскинул руку…

Нейл уловил его коварный умысел и ринулся в сторону как раз в тот самый момент, когда взмывший в воздух второй нож просвистел у него над головой и упал на каменный пол. Когда он опомнился, от убийцы уже и след простыл.

– Теперь у вас не осталось и того единственного преимущества, которым вы обладали, – произнесла леди Эррен. – Вы должны уходить. Причем как можно быстрее. Пока он не явился вновь и не привел с собой подкрепление.

– Возможно, у него больше никого не осталось.

– Лже-Варгус все еще жив, – напомнила она ему. – Значит, их по меньшей мере двое. Но мы должны быть готовы к тому, что их может оказаться больше.

Она слегка постучала костяшками пальцев по двери королевы – три легких удара, пауза, потом два более сильных. Нейл услышал, как заскрежетал засов, и дверь отворилась. Во мраке ночи он сумел разглядеть глаза королевы.

– Здесь сэр Нейл, – сказала Эррен, обращаясь к ней. – Он останется с вами.

– Эррен, ты ранена, – промолвила королева, заметив кровь. – Зайди сюда.

– Мне нужно остаться, чтобы встретить наших незваных гостей, – слегка усмехнулась она. – Вас отведет в казарму сэр Нейл. Вы будете там в безопасности.

– А мои дочери?

– Вашим дочерям уже ничто не грозит, – солгала она, и Нейл почувствовал, как леди Эррен предупредительным жестом коснулась его спины. – А теперь вы с сэром Нейлом должны уходить.

– Я не оставлю тебя.

– Оставите, – оборвала она королеву. – Я скоро приду к вам в казарму.

В конце коридора послышался какой-то шум, и едва Эррен успела обернуться, как стала мишенью для одной из трех выпущенных в нее стрел. Стрела попала ей в бок. Две другие ударились о стену рядом с Нейлом.

– Эррен! – вскрикнула королева.

– Сэр Нейл! – твердым командным тоном произнесла Эррен, напоминая ему об обязанностях.

В мгновение ока Нейл проскользнул в покои королевы и плечом отодвинул Мюриель в сторону. Едва он успел затворить за собой дверь, как от нее отлетело еще несколько стрел.

– Ни под каким видом не открывайте, – приказал он королеве, закрыв дверь на засов.

– Эррен…

– Эррен умерла, – сказал Нейл. – Она умерла, чтобы вы могли жить. Не предавайте ее надежд.

Лицо королевы вмиг изменилось. Смятение и печаль слетели с него, уступив место решимости.

– Хорошо, – твердо произнесла она. – Но кто бы это ни сделал, он об этом горько пожалеет. Обещайте мне это.

Нейл думал об Элсени, умершей в своей постели, о ее капризах и веселом смехе, от которых осталось лишь кровавое напоминание на простынях. Но еще напряженнее он думал о Фастии и страстно лелеял надежду, чтобы та была жива.

– Они пожалеют, – пообещал королеве Нейл. – Правда, сначала нам надо пережить эту ночь.

Тщательно исследовав покои королевы, он подошел к окну, нащупывая рукоять Ворона. Не будь даже на небе луны, он все равно знал, что от башни, в которой они находились, до ограждавшей внутренний двор стены, на которой он ночью разглядывал призраков, было добрых пять ярдов. Окинув внутреннее пространство двора быстрым, но внимательным взглядом и никого там не обнаружив, он вернулся к кровати королевы и начал связывать узлами простыни, предварительно закрепив один из концов самодельного каната на спинке кровати.

В это время в дверь начали сильно колотить, так что она заходила ходуном от этих ударов.

– Доделайте до конца, – Нейл передал королеве свою незаконченную работу. – Только скрепляйте потуже. Когда привяжете еще две простыни, начинайте спускаться. Меня не ждите.

Кивнув, королева принялась исполнять его поручение. Тем временем Нейл бросился к двери, чтобы подпереть ее плечом.

Но не успел. Засов с громким скрежетом отодвинулся, как будто им орудовали невидимые пальцы, и дверь отворилась. Одним прыжком Нейл оказался на пороге комнаты и, вынув из ножен меч, нанес размашистый удар.

На бледном лице сефри лишь успела отпечататься крайняя степень изумления, когда Ворон развалил его туловище надвое, пройдя через ключицу, сердце и грудину. Не дожидаясь, пока злодей рухнет на пол, Нейл подхватил его за волосы и прикрылся его телом от шквала обрушившихся из темноты стрел. Потом отбросил труп в сторону и, резко захлопнув дверь, быстро задвинул засов.

Краем глаза он видел, что королева уже начала спускаться. Он подошел к окну и подождал, пока ее ноги коснутся камня, чтобы начать спускаться самому, но в этот же миг дверь сорвалась с петель и ввалилась внутрь.

Полоснув мечом по простыне в том месте, где она была привязана к кровати, Нейл перепрыгнул подоконник и на какое-то мгновение повис, держась за него руками, – как раз когда над его головой просвистели три стрелы. Потом отпустил руки и оказался в свободном полете.

Падая с высоты трех ярдов даже в облегченных доспехах, можно было легко переломать себе кости. Когда Нейл приземлился, у него было такое ощущение, будто из него вышел весь дух, а в глазах заплясали блестящие мушки.

– Сэр Нейл! – услышал он голос королевы, которая оказалась совсем рядом.

Над горизонтом поднимался пурпурный серп, однако Нейл не сразу узнал в нем луну.

– Нужно уйти подальше от окна, – переведя дух, выпалил он.

Схватив рыцаря за руку, королева потащила его за башню где им были не страшны угрожавшие сверху стрелы.

– Сюда, – сказал Нейл.

Беспрестанно оглядываясь назад, они помчались вдоль зубчатой стены в сторону лестницы, ведущей во двор. Нейл успел выхватить в лунном сумраке по крайней мере одну фигуру, отделившуюся от башни. Он лелеял надежду, чтобы это был не стрелок.

Они благополучно добрались до ступенек. Предстояло пересечь двор, пройти через ворота и, минуя старую стену, преодолеть ров, за которым находилась казарма. Когда Нейл был во дворе в последний раз, то не заметил никаких признаков жизни. Он надеялся, что с тех пор ничего не изменилось.

Едва они ступили на первую из ступенек, как королева внезапно отпрянула назад.

– Ваше величество… – начал он.

– Фастия! – вскрикнула она.

Из-за угла зубчатой стены приблизительно в двадцати ярдах от них показалась Фастия. На ней было все то же голубое платье, в котором Нейл видел ее накануне. Когда принцессу окликнули, она подняла глаза.

– Мама! Сэр Нейл!

– Фастия! Иди к нам! Быстро! – позвала ее мать. – Там опасно! – И королева бросилась к дочери.

Мысленно выругавшись, Нейл кинулся вслед за ней. С той стороны, откуда они пришли, по направлению к ним уже бежали три человека.

Четвертый появился неожиданно, как будто вынырнул из мрака прямо за спиной Фастии.

– Фастия! – предупредительно выкрикнул Нейл. – Там! Сзади! Скорее к нам!

Промчавшись мимо королевы, Нейл ринулся к принцессе. Обнаружив преследование, Фастия прибавила шагу. Сердце Нейла пронзила боль, когда он увидел лицо принцессы. На нем отразилось нечто среднее между смятением и ужасом.

– Не трогай ее! – прорычал он. – Ради всех святых, отойди от нее прочь!

Но облаченная в черное одеяние фигура двигалась катастрофически быстро. Нейл заметил, как в руке у убийцы что-то сверкнуло серебряным блеском и тотчас вонзилось в грудь Фастии. Через мгновение Нейл поравнялся с ними и изо всех сил обрушил Ворона на голову врага. Однако его противник, выдернув из тела Фастии свой меч, успел отскочить и отразить удар, тут же контратаковав. К счастью, клинок угодил рыцарю в кольчугу. Тогда Нейл ударил убийцу локтем снизу по подбородку, и тот упал, правда, быстро вскочил на ноги, но поздно – взмывший Ворон размозжил ему череп.

Королева стояла на коленях у тела дочери, а расстояние между ними и бандитами, выскочившими из башни, с каждым мигом становилось все меньше и меньше. Нейл понимал, что с Фастией на руках им не успеть добраться до лестницы и спуститься по ней, прежде чем их настигнут убийцы.

Фастия беспомощно глядела на него, дыхание вырывалось из ее груди резкими толчками.

Был только один выход, и Нейл решил им воспользоваться.

– Через стену, в ров! – приказал он королеве. – Плывите к насыпи. Фастию я беру на себя.

– Хорошо, – ответила королева и со свойственной ей решимостью спрыгнула вниз.

Нейл поднял Фастию на руки.

– Я люблю вас, – чуть слышно проговорила она.

– Я тоже вас люблю, – ответил он и также спрыгнул.

Стена здесь была около семи ярдов высотой, и когда Нейл ударился об воду, та показалась ему камнем. Тяжелая кольчуга потянула рыцаря на дно, и, чтобы сбросить ее с себя, ему пришлось выпустить Фастию из рук. На какой-то миг им завладела паника, когда он не смог найти в воде принцессу, но потом наконец нащупал ее руку и вытащил Фастию на поверхность. Обретя равновесие, он начал отчаянно грести в сторону дамбы, ведущей к казарме. Казалось, до нее невозможно добраться – настолько она была далеко. Впереди плыла к берегу королева. Глаза у Фастии были закрыты, но до юноши доносилось ее свистящее дыхание.

Внезапно позади них раздались два громких всплеска. Изрыгая проклятия, Нейл принялся грести еще сильнее.

На мощеной дорожке, ведущей к казарме, они с Фастией оказались одновременно с королевой. Подхватив принцессу на руки, как ребенка, он понесся к воротам, целиком отдавая себе отчет в том, что ворота в другой двор – а также те, кто, очевидно, там находились, – остались за спиной.

Ворота казармы также оказались открыты, и под аркой валялось с десяток трупов ее защитников.

В глубине мрака послышалось странное рычание. Нейл заметил, как в темноте блеснули чьи-то глаза, и одновременно увидел тень, которая была настолько большой, что могла принадлежать разве что коню. Но отбрасывала ее отнюдь не лошадь. По крайней мере, такой лошади он в своей жизни еще не видел.

12. Урок фехтования

Проснувшись посреди ночи, Казио долго не мог понять, где находится, равно как простить себе то, что поддался дремоте. Двигая только глазами, он огляделся вокруг.

Казио лежал в оливковой роще, созерцая сквозь деревья звезды, мерцающие мягким блеском на безоблачном небе. Неподалеку высилась темная громада монастыря Святой Цер.

Потирая глаза, он встал и инстинктивно потянулся к Каспатору. Нащупав на поясе знакомую рукоять, Казио несколько успокоился и позволил себе расслабиться.

Что же его разбудило? Очевидно, какой-то знакомый звук. Или это ему только приснилось?

Память возвращалась медленно, хотя вспоминать было особенно нечего. После того как девушки покинули замок Орчавии, он отправился прогуляться по окрестностям. Казио никогда не боялся темноты и подспудно ощущал, что, обучаясь перемещаться в ней и ощущать невидимое, он сможет улучшить свои защитные способности.

Каким образом он очутился у стен монастыря, Казио не мог точно сказать. Просто он шел и шел, пока не обнаружил, что стоит почти у его ворот. Поначалу он призадумался, не зная, что делать. Было еще слишком рано, чтобы попытаться привлечь к себе внимание Энни и Остры. К тому же его порыв мог быть расценен неправильно. Он недолго постоял у подножия их башни, пока не пришел к разумному выводу, что лучший охотник тот, кто знает повадки своей жертвы. Возможно, понаблюдать за ней лучшего случая, чем теперь, никогда не представится. Кто знает, вдруг ему посчастливится и он увидит кого-нибудь из девушек, например, в окне. В конце концов, ночь стояла тихая и ясная. Весьма недурно было провести ее под открытым небом. З'Акатто, который, скорее всего, ошивался в одном из винных погребов, наверняка был невменяем для серьезных разговоров. Попадись Казио на глаза Орчавии, она непременно засыпала бы его вопросами о том, удачным или нет оказалось свидание с Энни. Но эти разговоры ему были все равно что нож под сердце. Поэтому, чтобы их избежать, он отправился ночью на прогулку.

Терзаясь мрачными раздумьями, Казио побрел в оливковую рощу и стал ждать, однако вдруг он увидел, что башню осветил факел, и в его отблесках заметил мельтешащие в окне тени двух девушек. Не иначе как они обсуждали его.

Затем свет погас, к сожалению, произошло это слишком скоро, – и он на мгновение смежил веки…

И, очевидно, заснул.

Проснувшись, Казио поздравил себя с тем, что ему повезло и его еще никто не заметил. В самом деле, проспи он до самого утра, мог бы выйти большой конфуз, не говоря уже о том, что его могли попросту застигнуть врасплох. Попадись он, чего доброго, на глаза Энни, та подумала бы, что он и вправду потерял из-за нее голову. Ни дать ни взять, влюбленный глупец, как выразилась бы Орчавия.

От одного этого определения его бросило в дрожь. Он, Казио Пачиомадио да Чиоваттио, влюбился как последний дурак.

Нет, это по меньшей мере глупо. Глупо и смешно.

Он обернулся и взглянул на башню. В окне не было видно никакого света. Да и почему, собственно говоря, он должен был гореть? Ведь уже стояла глубокая ночь, и, наверное, оставалось совсем немного времени до рассвета.

Шум, который его разбудил, оказался звоном колоколов. Раздавшийся посреди глухой тьмы, он насторожил Казио. Должно быть, в монастыре что-то случилось. Но что? Он видел, как мелькали за крепостной стеной факелы – большинство их перемещалось с головокружительной быстротой. Слышал топот копыт и ржание лошадей, что само по себе тоже было странно. Намного тише были другие звуки, тем не менее он сумел их различить. Это были слабые, едва уловимые крики людей и то, в чем он не мог никогда ошибиться, а именно: привычный ему с детства звон стали.

Казио сел, распрямив спину и навострив уши. Да, он мог поклясться самим Диувом, что это был тот самый звон стали, который он так хорошо знал. Что-что, а этот звук он мог распознать в любое время дня и ночи.

Расслабленность слетела с Казио в тот же миг, как он понял, что где-то поблизости звенят клинки. Он сразу вскочил на ноги, но сделал это слишком поспешно и поэтому ударился головой о низко растущую ветвь. Источая проклятия, Казио отыскал свою шляпу и водрузил ее на положенное место, потом поднял с земли плащ, который служил ему временной постелью, и накинул на себя.

Любопытно, кого угораздило затеять сражение в монастыре? Уж не напали ли на монашек бандиты? Мало ли безумных насильников бродит вокруг. А что, если с Лимонных гор спустились кочевники?

Так или иначе, но он должен это выяснить. Одержимый этой идеей, юноша повернул налево и направился в сторону, где, по его разумению, должны были находиться главные ворота монастыря. Для себя Казио решил: если все это окажется сущей чепухой – например, чем-то вроде своеобразной инсценировки в честь празднования Фьюссенала, – он просто повернется и уйдет. Пусть даже подобный исход дела будет большим разочарованием.

Не прошел он пятидесяти шагов, как явственно услышал топот конских копыт. Он остановился и, вертя головой в разные стороны, весь обратился в слух. Как выяснилось, шум доносился оттуда, куда он направлялся, причем с каждым мгновением становился громче и громче. Казио начал искать глазами факелы – какой всадник путешествует ночью без факела? – но их не было видно. Лунный серп поднялся лишь наполовину, и Казио невольно отметил его странный цвет, почти пурпурный. В связи с этим существовала какая-то примета, но Казио не мог вспомнить, какая именно и даже откуда он о ней слышал. Но подозревал, что, скорее всего, из песен или стихов.

На фоне бледнеющей монастырской стены мелькнули тени двух или трех всадников. Они пронеслись галопом, издавая такой металлический грохот, что трудно было его не услышать. Кем бы они ни были, подумал про себя Казио, на них были доспехи. Всадники проскакали мимо.

Однако странствующие кочевники с гор никогда не пользовались доспехами. Меддиссо разрешал их носить лишь своим рыцарям.

Впрочем, их также могли носить чужестранцы, прибывшие в южные земли без всякого приглашения, которым не было никакого дела до того, что дозволено местным правителем, а что нет.

Как никогда заинтригованный положением дел, Казио развернулся и кинулся вслед за промчавшимися галопом всадниками.

«Мне всегда жутко хотелось сразиться с одним из этих высокомерных рыцарей, – обращаясь к своему железному другу, Каспатору, который слегка постукивал его по бедру, произнес он мысленно. – Не могу отказать себе в удовольствии взглянуть на то, как они умеют обращаться со своими неуклюжими мечами. Возможно, именно сегодня мне выпадет тот самый случай, когда я испробую кого-нибудь из них в бою. Во всяком случае, искушение слишком велико».

Преследовать всадников было совсем нетрудно, потому что в скором времени они вошли в подлесок, окружавший тот самый холм, на котором он впервые повстречал Энни. Судя по участившемуся топоту копыт и лязгу металла, Казио понял, что они сбавили шаг. Время от времени до него доносились их голоса. Они говорили на незнакомом молодому человеку языке.

Обрывки непонятной речи поселили в Казио еще одно подозрение, которое возбудило его интерес пуще прежнего. Что, если возлюбленный Энни, который, как известно, был чужестранцем, в конце концов явился за ней? Казио уже давно догадался, что девушка каким-то образом узнала про потайной ход, ведущий в монастырь и обратно. Вполне разумно было заключить, что свидание должно было состояться где-то рядом. Если так, то дело принимало совсем иной оборот и обещало быть очень увлекательным.

Услышав, что всадники остановились, молодой человек огляделся и обнаружил, что едва не поравнялся с ними. Рыцарей было двое, их блестящие доспехи отливали пурпурным светом луны.

– Уннут, – недовольным тоном произнес один. У него был чистый баритональный голос. – Са тауйяза ни вайхт, – немного помолчав, добавил рыцарь.

– Ней, – ответил другой все на том же отвратительном, непостижимом для Казио языке. – Вакатх! Жайнар, инна баймес, – при этом говорящий выставил руку в указательном жесте.

Рыцари вновь двинулись в путь, но на сей раз каждый в своем направлении. Мгновение спустя Казио понял, на что указывал рыцарь. Это были две худенькие фигурки в монашеских платьях. Пересекая лужайку, они попали в полосу лунного света.

Рыцари пытались их окружить. Верхом на конях и при полных доспехах им было гораздо труднее передвигаться по лесу, чем тем, кто шел пешком. Но рыцари знали свое дело и в конце концов настигли бы жертв. Это был всего лишь вопрос времени.

Казио услышал, как громко ахнула одна из бегущих фигур. Это был явно девичий возглас.

Вынув Каспатор, он бросился вдогонку за одним из рыцарей, но не тем путем, которым поскакал всадник, а напрямик через кусты. Казио был уверен, что в отблесках лунного света мелькнуло лицо Энни.

Один из всадников вынырнул из деревьев и пронесся прямо над головой Казио. Резкий запах лошадиного пота так сильно ударил ему в нос, что на какой-то короткий миг он устрашился этого огромного зверя. Разъяренный собственной слабостью и еще более ожесточенный тем, что рыцарь мог убить его, даже не заметив этого, Казио подскочил вверх и, схватив Каспатор двумя руками, ударил рукоятью мчавшегося на него всадника чуть выше груди. Хотя рапира отскочила, как от каменной стены, рыцарь, издав резкий крик, свалился с лошади, застряв одной ногой в стремени. Его шлем с грохотом ударился о скалу, а конь, замедлив ход, остановился. Вид у всадника был жалкий. Он начал ощупывать вокруг себя землю, пытаясь понять, что с ним приключилось.

Казио нагнулся и сорвал с него шлем. По земле расстелились длинные, молочной белизны волосы. Лицо рыцаря оказалось очень молодым.

– Прошу прощения, каснар, – произнес Казио. – Если вам будет угодно, мы можем назначить дуэль. Правда, сначала я должен сразиться с вашим другом. А посему прошу покорно извинить мое недостойное поведение…

С этими словами он вновь ударил рыцаря рукоятью Каспатора, лишив его на сей раз сознания.

Весьма довольный собой, Казио поспешно бросился догонять девушек.

Он настиг их на опушке леса. Подруги остановились на распутье, не зная, каким путем лучше двигаться дальше – под прикрытием деревьев или по открытой местности.

– Энни! Остра! – шепотом позвал он их.

Они быстро обернулись, и Казио увидел, что не ошибся: это в самом деле были его знакомые.

– Казио? – воскликнула Энни с надеждой в голосе, которая внезапно сменилась острой настороженностью. – Не подходи ко мне. Слышишь, оставайся на месте. Какое отношение ты имеешь ко всему этому? – обрушилась она на него.

Ее обвинительный тон совершенно обезоружил юношу.

– Что? Почему, ты…

Едва Казио успел пробормотать эти слова, как из зарослей вырвался другой рыцарь. Окинув Энни пренебрежительным взглядом, молодой фехтовальщик направился навстречу всаднику. Казио находился к рыцарю ближе, чем девушки, и тот не мог добраться до Энни и Остры, чтобы не пройти мимо юноши. Для этого ему нужно было развернуться и попытаться подобраться с другой стороны.

– Желаете сразиться со мной, каснар? – вызывающим тоном крикнул Казио. – Любопытно было бы узнать: там, откуда вы пришли, умеют делать из таких, как вы, мужчин или нет? Или только насильников беззащитных женщин?

У рыцаря было приподнято забрало, однако Казио не мог разглядеть черт его лица.

– Не знаю, кто вы такой, но советую вам отойти в сторону, – ответил тот.

Он говорил со столь жутким акцентом, что речь была практически неразличимой. Казалось, каждое слово застревало в горле, и он пытался его проглотить и одновременно проговорить.

– А я вам советую, сэр, спешиться. Видите ли, я очень боюсь поранить вашего славного коня. А мне бы этого очень не хотелось делать. Что же касается ваших доспехов, то разрешаю вам их не снимать. Ибо понимаю, сколь неравные у нас с вами будут силы, если вы скинете свой черепаший панцирь. Учитывая вышесказанное, я не могу вас лишить столь необходимого вам преимущества.

– Это не игра, – грозно прорычал рыцарь. – Уйди с моей дороги, и я дарую тебе жизнь. Не вынуждай меня попусту тратить драгоценное время.

– Урок дессраты никогда не бывает пустым времяпрепровождением, – пожал плечами Казио. – Уверен, он пойдет тебе на пользу. Во всяком случае, будет над чем поразмыслить, когда ты долгими часами будешь гореть в аду. Или, скрючившись, рыдать на маменькиной кушетке, если мне вдруг захочется проявить милосердие. Какую именно тебе уготовить участь, я пока что не решил.

Не говоря больше ни слова, рыцарь спешился. Взял щит, имевший форму выпуклого треугольника, который висел на боку коня, а свободной рукой обнажил широкий, выглядевший чрезвычайно неуклюжим меч. После этого опустил забрало и направился в сторону Казио. Расплывшись в улыбке, тот принял основную фехтовальную стойку и, слегка пружиня в коленях, стал рисовать клинком круги.

В отличие от него, рыцарь не делал никаких подготовительных телодвижений, как-то: приветствие противнику или принятие специальной позиции. А просто на расстоянии двух шагов от Казио выдвинул вперед щит и занес меч высоко над плечом. Это насторожило и одновременно обескуражило Казио – такого он менее всего ожидал, – однако в самый последний миг юноша успел быстро ретироваться и резко уклониться в сторону, но не сдавая позиций, а нацелив острие своего оружия на врага.

Скользнув по щиту, Каспатор ударился о верхнюю часть стальной пластины, защищавшей рыцарю грудь. Не слишком впечатленный этим выпадом, рыцарь, взмахнув щитом, откинул рапиру вверх и с такой силой вогнал локоть Казио в его грудь, что тот, потеряв равновесие, упал на землю, но быстро вскочил на ноги, хотя и покачнулся при этом. Рыцарь вновь занес над головой меч и пошел в наступление, а Казио ничего не оставалось, кроме как спотыкаясь отшатнуться назад. Он обрел твердую почву под ногами ни раньше ни позже, но когда на него обрушился очередной размашистый удар меча, причем такой мощи, что Казио, пытаясь его парировать, едва не выронил Каспатор, а его пострадавшая рука почти онемела. Не долго думая, он направил рапиру в бедро противника, но, как и прежде, услышал лишь, что сталь ударилась о сталь. Однако это дало ему время оправиться и, отскочив назад, оказаться в недосягаемости для рыцаря, который уже готовился к очередной атаке.

Казио вспомнил, что однажды ему говорил з'Акатто и на что он тогда не обратил особого внимания.

– Рыцари в доспехах не фехтуют, – сказал ему как-то старший товарищ после чарки светло-желтого абринианского вина.

– Да ну, – недоверчиво проговорил в ответ Казио, продолжая полировать длинный клинок Каспатора.

– Говорю же тебе. Они не фехтуют. У них такие тяжелые мечи, что они просто не могут этого делать. Они дубасят ими друг друга до тех пор, пока выдерживают доспехи. Победителем становится тот, у кого доспехи окажутся прочнее.

– Ого! – воскликнул Казио. – Могу себе представить, как они выглядят в бою. Наверное, жутко неповоротливы и неуклюжи.

– Чтобы тебя убить, им нужно ударить только один раз, – продолжал з'Акатто. – Никогда не дерись с рыцарями на дуэли. От них можно либо сбежать, либо сбросить на них что-нибудь тяжелое с крепостной стены. Фехтовать же с ними нельзя.

– Тебе виднее, – согласился Казио, хотя в глубине души не разделял его мнения.

Мастер дессраты, непревзойденный в своем мастерстве, может побить кого угодно. Разве не говорил ему это сам з'Акатто в минуты трезвости?

Беда была в том, что нынешний противник Казио оказался совсем не столь медлительным и неловким, каким молодой фехтовальщик себе его представлял. И кроме всего прочего, он ничуть не боялся Каспатора. Уворачиваясь от серии атак, Казио пытался обдумать, как можно сразить рыцаря. Недолго поразмыслив, он решил, что единственным уязвимым местом врага была щелка в забрале. Угодить в нее рапирой представляло собой весьма трудную задачу.

Тем не менее он попытался ее исполнить. В ложном выпаде опустившись на колено, Казио потянул вниз щит. Тот немного подался, но рыцарь тотчас отдернул его назад, и в этот самый миг, выставив вверх рапиру, Казио прыгнул вперед. Однако огромный клинок меча со свистом пронесся мимо щита, нацеливаясь разрубить Казио пополам. И это непременно случилось бы, если бы фехтовальщик не применил один из своих излюбленных приемов, пытаясь с присущим ему хладнокровием отразить нападение. Чтобы защитить себя с фланга, он направил рапиру концом клинка перпендикулярно земле, а рукоять вскинул резко вверх.

Исходи последующий удар от рапиры, а не от широкого, непомерно тяжелого меча, прием удался бы на славу. Но не тут-то было. Отлетевший Каспатор огрел Казио по ребрам так, что они затрещали и словно выдавили весь воздух из легких. Казио опять не смог удержаться на ногах и на этот раз весьма болезненно шлепнулся на спину.

Он схватился рукой за бок и почувствовал сырость. Какой-то из клинков – свой собственный или вражеский – оставил свой след, хотя и неглубокий, но зато так сильно ударил по ребрам, что боль едва не парализовала юношу. Рыцарь готовился к новой атаке, и Казио вдруг подумал, что не успеет ее отразить.

Впервые в голове у юноши промелькнула мысль, что этот поединок может оказаться для него последним.

13. Песнь ворона

Мюриэль уставилась во все глаза на чудище, о котором слыхала только в детских сказках. При виде этого зрелища дикий ужас пронзил ее своими горящими стрелами, и легкие будто наполнились огнедышащим жаром. Казалось, они все – Нейл МекВрен с ее умирающей дочерью на руках, чудовище с орлиным клювом и сама королева, – остолбенев, замерли в неподвижных позах, словно какая-то странная скульптурная группа.

Впервые за всю свою жизнь королева поняла, каким сокрушительным образом может воздействовать на человека внезапное явление чуда. У королевы было такое ощущение, будто рассудок постепенно покидает ее.

А потом она увидела, как Нейл потянулся за своим мечом.

– Нет! – крикнула она. – Не надо! Однако ее крик, словно исторгнутый во сне, не был слышен никому, кроме нее самой.

Молодой рыцарь остановился в нерешительности, не понимая, чего она от него хочет.

– Я твоя королева! – продолжала кричать она, но голос, все сильнее подавляемый безумием, с каждым мигом становился тише и тише. – Я приказываю!

Кажется, последние слова неким образом дошли до сознания Нейла. Он побежал вслед за королевой обратно к центральной части крепости, которую они только что с большой поспешностью покинули. Однако ворота, которые к этому времени оказались заперты на засов с другой стороны, внезапно преградили им путь к отступлению.

Оглянувшись, Мюриель увидела странную картину. Монстр, хотя и двигался в их сторону, делал это неторопливо, можно сказать, несколько лениво. Но почему? И зачем он явился?

И тут ее осенило – Кротения, ее дети, муж и она сама стояли на краю огромной бездны. Взобравшись на вершину славы, они никогда не понимали, что это и является началом пропасти. И теперь они все дружно катились вниз – туда, где их поджидал тот самый страшный зверь, которого она только что видела и который остался у нее за спиной.

Он ждал ее.

Так же неспешно, как и ее преследователь, Мюриель огляделась и увидела, что осталось только одно место, где они могли спастись.

– Хорц! – жестом показала она.

Хорц представлял собой ту часть крепости, которая находилась между ее центральной частью и казармой. До его арки было не более десяти ярдов. Мюриель со всех ног кинулась туда. Греффин, который не отставал от королевы ни на шаг, несколько оживился и стал двигаться быстрее. Она ощущала на своей спине его горящий взгляд, ей даже чудилось, что он уже дышит ей в затылок, тем не менее охвативший королеву страх давал ей понять, что она еще не окончательно сошла с ума. Подбежав к арочным воротам священного садика, она лелеяла единственную надежду – на то, что святые их защитят.

Едва переступив порог хорца, сэр Нейл, казалось, вновь обрел способность нормально соображать. Быстро, но нежно опустив Фастию на мшистую подстилку у центрального камня, он достал меч и резко обернулся. Арка, ведущая в хорц, не имела дверей, поэтому была открыта для всех и вся.

– Прячьтесь, ваше величество, – приказал он королеве, – найдите кусты погуще и схоронитесь в них.

Но взгляд королевы был устремлен туда, откуда они пришли. Как ни странно, преследующий их греффин бесследно исчез. Во всяком случае, его нигде не было видно.

Мюриель резко склонилась над дочерью. Ноги у нее сводило судорогой, вены налились жаром. Она потянулась к Фастии, чтобы поддержать, успокоить, но сердце той уже перестало биться, а тело к этому времени успело похолодеть. Отчаяние овладело королевой. Не в силах с ним справиться, она легла рядом с дочерью и, заливаясь слезами, стала покорно ждать своего смертного часа.

Нейл бросился к арочному проему и затуманенным взором принялся вглядываться в темноту. Куда же подевался монстр? Ведь он был всего в нескольких шагах от них.

Уж не сошел ли он с ума? Отнюдь не первый раз за эту страшную ночь задавал себе Нейл подобный вопрос и по-прежнему не мог дать на него ответа. Его ноги тряслись, как от лихорадки, а внутри поднималась горячая, тошнотворная волна, которая лишала его остатков сил.

– Я потерпел неудачу, отец, – прошептал он. – Меня предупреждали, а я не понял. Нужно было следить за знаками судьбы, а я этого не делал. Теперь я понял, что занял не свое место.

Когда Нейл жил в Лире, его никогда не терзали сомнения. Он знал, кем он был. И никогда не ведал поражения. Здесь же он делал ошибки одну за другой, причем с каждым разом все хуже и хуже. Его чувства к Фастии – чувства, которых себе не позволил бы ни один настоящий рыцарь, – потрясли устои его убеждений и притупили бдительность. Он дрогнул перед лицом опасности, поддался колебаниям. В результате того, что ему не хватило уверенности в себе и твердости воли, погибли сэр Джеймс и Элсени. Он изменил своей клятве, когда, оставив позади королеву, бросился к Фастии. Но даже сейчас, когда все осталось в прошлом, Нейл знал, что какая-то часть его существа сделала бы это снова, только чтобы спасти принцессу. Он не колеблясь нарушил бы свою клятву еще раз, несмотря на то что не имел права это делать.

Он был недостоин оставаться на грешной земле. Недостоин ни одного дыхания жизни.

Чиркнувшая по камню стрела внезапно прервала его размышления и напомнила о противнике в человеческом обличье, перед которым он тоже оказался бессилен. Источая проклятия, Нейл укрылся внутри арочного проема и попытался выглянуть из-за угла. Его глаза выхватили из мрака двух или трех стрелков-сефри, которые подкрадывались по мощеной дорожке. Остальные как раз входили в открытые ворота – те самые, которые несколько минут назад были заперты, что не позволило Нейлу и королеве вернуться в центральную часть замка.

К священному саду приближался рыцарь в доспехах, некогда бывший Варгусом Фарре. Заметив Нейла, он что-то промычал и ускорил шаг, вытаскивая из-за спины огромный меч.

Едва держась на ногах, Нейл собрал в себе остатки сил и с мрачным видом двинулся ему навстречу.

– Ты не Эшерн, – сказал лжерыцарь, подойдя ближе.

– Не знаю, кто такой Эшерн, – ответил Нейл, – но знаю, что я правая рука смерти.

– Ты ослаб от взгляда греффина. Бегство и неравный бой пошатнули твои силы. Поэтому советую тебе сдаться. Опусти руки и покорно смирись с неизбежным.

К своему ужасу, Нейл отметил, что искушение последовать этому совету слишком велико. Сложить руки, и пусть его голова слетит с плеч. По крайней мере, это спасет от последующих ошибок. По крайней мере, он обретет покой и мир.

Но Нейл не мог позволить этому случиться. Он должен был умереть, как подобает мужчине, несмотря на то что это уже почти не имело никакого смысла.

– Скорей море упадет на небо, чем я сдамся тебе, – с вызовом бросил он своему врагу.

– Не обольщайся. Этого осталось ждать не так долго, как ты, должно быть, себе воображаешь, – прорычал в ответ лже-Фарре и, подняв меч, нанес первый удар.

Нейл его отразил, но зашатался и едва не потерял равновесие. Потом сам нацелил меч на плечо противника, но промахнулся. Сталь клацнула о сталь, не нанеся никому никакого вреда. Фарре вновь пошел в атаку. На сей раз Нейл успел вовремя пригнуться. Хотя клинок его не задел, у юноши закружилась голова. Не успел он обрести равновесие, как на спину ему обрушился обратный удар. Кольца кольчуги лязгнули, не позволив клинку ранить тело, однако ничуть не погасили обрушившейся на них мощи. Не в силах ей противостоять, Нейл упал на колени, а лже-Фарре ударил его ногой в подбородок. Нейл схватился рукой за защищенную доспехами ногу и, опершись на нее, вновь поднялся, приготовив Ворона к нападению.

Удар вышел не слишком сильным. Безрезультатно лязгнув по доспехам противника, Ворон лишь оставил на металле царапину, но ничем не повредил их владельцу.

Теперь уже меч Фарре занесся над головой Нейла, но тот увернулся и клинок огрел его по плечу, обдав ключицу жаром. Нейл было подумал, что она раскололась на части.

Фарре вновь пнул его ногой в лицо, и Нейл упал на спину, разметавшись, как тряпочная кукла, посреди сада. Должно быть, святым было все равно, что сделает с Нейлом МекВреном злодей, скрывающийся под маской Фарре.

Истекая кровью, Нейл все же встал на ноги. При этом сквозь красную пелену тумана он впервые отметил, что с ним начали происходить странные метаморфозы. Ему казалось, что жизнь сильно замедлила свой ритм, что каждое мгновение теперь длилось не доли секунды, а долгие дни. В этом новом состоянии он услышал шум моря и даже явственно ощутил на губах холодный вкус соли. На мгновение он увидел себя стоящим на скале рядом со своим отцом, пожилым человеком, который держал его за руку.

– Неужто мы все потеряем, па? – спросил он отца. – Неужто нам придется умереть?

И тут же услышал голос, который как будто нашептывал ему прямо в ухо:

– Ты МекВрен, мой мальчик. Проклятье, ты не можешь сейчас умереть!

Нейл выпрямился и сделал глубокий вдох. Ему показалось, что сам воздух полыхает огнем.

Услышав звуки странной песни, которая поначалу зазвучала очень тихо, Мюриель с трудом подняла голову. Что-то знакомое было в этой песне – очевидно, то, что она исполнялась на языке ее детства.

И взор Мюриель упал на сэра Нейла – сэра Нейла, который гордо стоял перед Варгусом Фарре.

Молодого капитана едва держали ноги, но, несмотря на это, он пел. Схватив обеими руками меч, сэр Варгус обрушил на своего противника, который существенно уступал ему по комплекции, очередной сокрушительный удар. Но тот на удивление легко его отразил, после чего запел еще громче:

Внезапно сэр Нейл распрямился и резко взмахнул мечом, что никак не вязалось с его прежней манерой вести бои. Очевидно, удара такой силы противник от него, вконец обессиленного, никак не ожидал. Раздался громкий звон металла, и лже-Варгус был сбит с ног. Он упал на спину и не успел опомниться, как на него обрушился еще один удар. При этом Нейл уже не просто пел, но скорее кричал нараспев:

Довольно быстро совладав с обстановкой, Варгус вскочил на ноги и начал атаку, ударив мечом сбоку. Кольчуга капитана звонко лязгнула, и из-под нее потекли струйки крови. Однако это, казалось, ничуть не смутило молодого рыцаря. Не обращая на рану никакого внимания, он продолжал громко скандировать свою смертную песнь и под ее ритм рубить противника мечом.

Голос Нейла стал надрывным, и Мюриель прекрасно понимала почему. Одержимый безудержным гневом, он, казалось, себе уже не принадлежал. Не выдержав бешеной атаки, Варгус Фарре зашатался и рухнул наземь. Он был не способен отразить ни одного удара, не говоря о том, чтобы контратаковать. Несмотря на полную беспомощность противника, Нейл неустанно колотил по нему мечом, как дубинкой, так что во все стороны летели искры. Не остановился он даже тогда, когда разрубил руку Варгуса в локте пополам и превратил в жалкие обломки его шлем. И после этого еще долго продолжал свою бешеную атаку, яростно нанося удары по облаченному в стальную оболочку трупу и сопровождая их воплями зловещей песни, которую перенял у своих предков. Когда же он наконец остановился и обернулся к королеве, она вдруг поняла, что более ужасного взгляда за свою жизнь еще никогда не видела.

– Ворота открыты, – тихо сказал Стивен, когда их процессия приблизилась к мостам, ведущим к крепости Кал Азрот.

– Думаешь, я сам не вижу, – процедил сквозь зубы Эспер. – Лучше помолчи минутку и напряги свой слух.

Кивнув в знак согласия, Стивен закрыл глаза. Что же касается Эспера, то, кроме собственного дыхания и тяжелого храпа уставших от долгого бега лошадей, он ничего не слышал. Ему было приятно ощущать за своей спиной Винну, но страх за нее не покидал лесничего ни на минуту. Теперь, когда ему наконец удалось ее вернуть, Эспер более всего на свете боялся вновь потерять любимую.

Несмотря на то что лесничий ничего подозрительного не слышал, он нутром чуял, что Фенд находился где-то рядом. На него у Эспера был нюх, как у собаки.

– Я слышу звон стали, – спустя некоторое время сообщил Стивен. – Кто-то поет какую-то странную песню. Если не ошибаюсь, на языке Лира. Помимо этого, больше никаких звуков.

– Фенд умеет двигаться тише мыши, – сказал Эспер. В ветре, который дул им в лицо со стороны крепости, ощущался запах осени.

– Оставайтесь оба здесь, – немного помолчав, добавил он, – И ждите, пока я вернусь.

– Еще чего, – отрезала Винна. – Даже не подумаем.

– Но там же идет сражение, – попытался образумить ее Эспер. – Вы же будете только мешать.

– Без слуха Стивена и моего женского чутья тебе ни за что не обойтись, – спокойным тоном произнесла девушка. – Помнится, мы не раз спасали тебе шкуру. Не окажись нас в нужный момент рядом, тебя, Эспер Белый, уже давно бы не было в живых. Так какие после всего этого могут быть возражения? Уж я никак не думала, что мне придется лишний раз тебе об этом напоминать.

Эспер пытался что-то сказать в свое оправдание, но не успел, потому что в этот момент услышал странный звук, который, непонятно почему, издал Стивен.

– Что это значит? – в недоумении осведомился Эспер.

– А ты сам не слышишь? – вопросом на вопрос ответил тот.

– Ха. В отличие от тебя, умник, я не обладаю таким выдающимся слухом.

– А ты прислушайся повнимательней. Слышишь? Это звук рога. Кажется, он возвращается.

– Но почему ты так уверен? Может, это совсем другой рог, – предположил Эспер.

– Да нет же, – заверил его Стивен. – Тот самый.

– Хочешь сказать, что это его эхо? – с сомнением переспросил Эспер. – Ничего не понимаю. Какая-то несуразица! Как оно могло сюда долететь?

– Никакое это не эхо, – сказал Стивен. – А звук того самого рога. Это значит, что скоро сюда пожалует сам хозяин. Я имею в виду Тернового короля. Он откликнулся на зов и идет сюда. – Глаза Стивена наполнились страхом, но голос оставался твердым. – Мне думается, нам стоит поторопиться, лесничий. Тут уже речь идет не о жизни королевы, но о чем-то много, много большем.

– Постой. Давай немного подумаем, – предложил Эспер. – Там внутри засели сефри во главе с Фендом. Они убьют всякого, кто попытается проникнуть в замок через эти ворота. Нужно действовать очень продуманно и осторожно. Или не действовать совсем.

Стивен кивнул в знак согласия, сделав вид, что поддался его увещеваниям. Но не успел Эспер и глазом моргнуть, как юноша резко ударил ногами коня, и тот понес его галопом к воротам.

– Чтоб тобой Мрак подавился, – прорычал Эспер и, пришпорив Огра, помчался за ним вслед.

В передний двор крепости, который был сплошь устлан трупами, они въехали почти одновременно. Ожидания не обманули Эспера, и его слух сразу изобличил знакомый звук – тот, который сопровождал натягивающуюся тетиву лука. Поэтому, не долго думая, он соскочил с коня и поспешно повел его обратно к воротам, где можно было укрыться от стрел.

– Слезай, – приказал он Винне. – И никуда отсюда не уходи. Слышишь? Лучшей защиты, чем Огр, тебе не найти. Он будет стоять стеной, но никого к тебе не подпустит.

– Обещай, – вздохнула девушка, крепко сжав ему руку. – Обещай хранить мою любовь.

– Хорошо. Обещаю.

Он достал лук и ринулся через ворота в глубь двора. К несчастью, после стычки с бандой Спендлава у него осталось только шесть стрел. Не успел Эспер одолеть и десяти ярдов, как у него над головой что-то просвистело и стукнулось о мощеный камень. Эспер с присущим ему хладнокровием обернулся и увидел вверху на крепостной стене чью-то тень. Набрав в легкие побольше воздуха, он прицелился и выпустил стрелу. Та взмыла к звездам как раз в тот миг, когда что-то больно полоснуло его по руке. Лесничий не стал тратить время на то, чтобы разглядывать рану, потому что, судя по боли, она была поверхностной.

Вместо этого он развернулся и бросился на помощь к Стивену, который к этому времени уже попал в серьезную переделку. В бок Ангел угодила стрела, и кобыла невольно сбросила с себя юношу. Он тотчас превратился в удобную мишень для стрел, которые обрушились на него смертоносным градом, и только по счастливой случайности еще ни одна не попала в цель. Когда лесничий взглянул на Стивена, тот как раз пытался встать на ноги. Отыскав глазами одного из тех, кто покушался на жизнь молодого человека, Эспер натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в цель. Во всяком случае, она сразу вывела стрелка из строя, хотя, насколько успел заметить лесничий, скорей всего, не задела у того никаких жизненно важных органов.

Остальные бандиты устроились под навесом за вторыми воротами. Эспер насчитал их пять или шесть человек. С другой стороны ворот тоже шел бой. Судя по звуку, кто-то сражался на мечах.

– Найди какое-нибудь укрытие! – крикнул лесничий Стивену и, пригнувшись, выпустил в сефри еще одну стрелу. Теперь их у него осталось только три. Чтобы не потерять выстрелы впустую, нужно было сократить расстояние. Поэтому он бросился ко вторым воротам, одновременно готовя очередную стрелу. К счастью, обстоятельства сложились в его пользу: как раз в это время внимание стрелков отвлек какой-то посторонний шум, источник которого Эсперу не был виден. Благодаря этому он успешно одолел расстояние до ворот.

Один из стрелков, укрывшихся за крепостной стеной, все-таки высунулся, но Эспер тотчас заставил его об этом горько пожалеть. Краем глаза лесничий увидел, что Стивен, следуя его совету, нашел безопасное место и припал к стене, которая прилегала к воротам. Он также заметил, что юноша жестом указывает на что-то у Эспера за спиной – на то, что, очевидно, представляло для него смертельную опасность.

– Лесничий! – крикнул ему Стивен, пытаясь вложить в тон своего голоса весь охвативший его ужас.

Не задавая никаких вопросов, Эспер быстро развернулся и чуть не столкнулся с Фендом. Выражение лица одноглазого бандита представляло нечто среднее между ликованием и яростью. В каждой руке сефри держал по ножу. Эспер вскинул было лук, но выстрелить не смог – Фенд был слишком близко. В темноте засверкали вражеские клинки, атакуя практически безоружного Эспера.

Лесничий снова вскинул лук, пытаясь защититься от ножей, но не слишком успешно. Один из них, тот, что Фенд держал в правой руке, полоснул Эспера по предплечью. Но лесничий продолжал отбиваться и даже время от времени сам атаковал врага древком лука. Несмотря на то, что его жалкие попытки атаки не причинили Фенду никакого ощутимого вреда, они позволили Эсперу выиграть время, чтобы достать собственный кинжал и топорик.

Это обстоятельство заставило Фенда вести себя гораздо осмотрительней. Делая отвлекающие движения и держа наготове ножи, он начал перемещаться по кругу.

– Ты уже не тот, что прежде, Эсп, – заговорил он. – Постарел. Утратил былую прыть. Куда же подевался твой прежний пыл? Теперь остались одни лишь жалкие потуги.

– Очевидно, поэтому ты не набрался смелости встретиться со мной лицом к лицу? – парировал его выпад Эспер. – А подкрался откуда-то из-за спины?

– Пожалуй, ты прав. Мне следовало позволить тебе взглянуть мне в глаза, прежде чем отправить тебя к праотцам. Должен же ты знать, кому ты этим будешь обязан. – И, бросив взгляд в сторону Винны, добавил: – Хорошенькая телка. Почти такая же красотка, как Керла. И наверное, такая же преданная.

– Знаешь, Фенд, – растянув губы в холодной улыбке, сказал Эспер. – Пожалуй, и одного глаза для тебя слишком много. Но думаю, сейчас мы это исправим.

– Не обольщайся, старик. Хотя я не могу отказать тебе в такой малости. Давай, дерзай, если сможешь.

Эспером овладела столь лютая ярость, что, как ни странно, он ощутил невероятное хладнокровие и спокойствие. За тем, что случилось позже, он словно наблюдал со стороны. Сначала, к его крайнему удивлению, он услышал, как чмокнули в презрительной усмешке его собственные губы.

– Это еще что значит? – спросил Фенд.

– Ты, кажется, пытаешься спровоцировать меня, малыш. А на самом деле у самого от страха дрожат поджилки.

– Мне это просто доставляет удовольствие, – ответил Фенд. – Не так уж много…

Не закончив фразы, он бросился вперед. Но Эспер сумел предугадать движение, заметив, как Фенд напряг ногу. Отбив кинжалом нож, который обрушился на него слева, лесничий что было сил рубанул по кисти другой руки бандита топором. Хлынувший поток крови окропил ночной воздух. Не будь удар столь резок, а рана так глубока, вряд ли это могло бы причинить Фенду какой-нибудь серьезный вред.

Однако сефри такого поворота дел не ожидал. Он резко попятился, как будто пытаясь отойти на безопасное расстояние, но тут же снова ринулся вперед, атакуя противника правой рукой и держа левую за спиной. Уклонившись от его атаки и ударив ногой Фенда в лодыжку, Эспер подпустил его ближе. Наконец они сошлись в рукопашной схватке, в результате которой Фенд потерял равновесие. Эспер нанес еще один удар ногой, и Фенд упал и покатился по земле. Когда же он вновь принял вертикальное положение, в руках у него остался только один нож.

Поначалу Эспер счел это хорошим знаком, но вдруг заметил, что рукоятка второго клинка торчит у него из ноги.

– Ты промахнулся, – съязвил Эспер наклоняясь, чтобы вытащить нож из бедра.

Несмотря на боль, ножная мышца, очевидно, была почти не задета, поэтому сильное кровотечение Эсперу не грозило. Заткнув трофейный нож за пояс, лесничий вновь бросился на врага.

По-прежнему сохраняя невозмутимый вид, Фенд начал перемещаться вокруг Эспера, а тот стал неторопливо поворачиваться за ним вслед. Усыпив своей медлительностью бдительность Фенда, Эспер позволил ему в очередной раз броситься вперед и схватить его за кисть, в которой он держал топор. Ощутив прикосновение пальцев врага, Эспер резко метнулся прочь, благодаря чему избежал удара в сердце. Вскинув топор вверх, он всадил его глубоко в плечо Фенда, так что было слышно, как хрустнула кость. Тот невольно вскрикнул от боли и отпрянул назад, выкатив от изумления свой единственный глаз.

– О, наверное, я все-таки тебя сегодня прикончу! – прорычал Эспер. – Хотя у тебя была возможность со мной расправиться, ты ее безвозвратно упустил.

С этими словами он осторожно начал приближаться к врагу.

Они вновь сошлись в смертельной схватке. Теперь движения сефри диктовались скорее не расчетом, а яростью и даже некоторым беспокойством. Бесчисленные взаимные удары следовали один за другим, и когда противники расцепились, то у каждого из них существенно прибавилось ран. У Эспера они были поверхностными, а у Фенда между ребер зияла дыра. Правда, рана была не настолько глубокая, чтобы угрожать жизни, но, вероятно, достаточно болезненная.

– Почему Керла, Фенд? – спросил Эспер. – Зачем ты ее убил? Я всегда хотел это узнать.

– И до сих пор не понял? – осклабившись, прорычал тот. – Вот это здорово! – Он кашлянул, потом произнес: – Ты счастливчик, старик. Знаешь ты это? Тебе всегда везло.

– Да. Везло. Так ты мне скажешь или нет? Почему ты ее убил?

– Боюсь, что нет.

– Что ж, – пожал плечами Эспер. – Кроме твоей постылой жизни, больше мне ничего от тебя нужно. Ну ладно, хватит. Думаю, все само по себе прояснится.

– А вот теперь удача и мне немного улыбнулась, – вдруг сказал Фенд. – Взгляни-ка на свою девушку.

Это был старый трюк, и Эспер ни за что на него не клюнул бы, если бы Винна не вскрикнула. Чтобы выяснить, что случилось, он резко развернулся и одновременно пригнулся к земле. Едва Эспер успел это сделать, как нож Фенда просвистел у него над головой. Хотя лесничий прекрасно знал, что его противник не упустит возможности воспользоваться преимуществом, поединок, казалось, уже не интересовал Эспера. Все его внимание было поглощено тем, что напугало Винну. Он увидел, что в воротах появился греффин, который приближался к девушке. Огр, готовясь дать чудовищу достойный отпор, поднялся на дыбы.

14. Прибытие

Наблюдая за тем, как рыцарь атакует бедного Казио, Энни ощущала, как ее сердце все сильнее окутывает мрак. Хотя пурпурная луна сияла на ночном небосклоне ярче прежнего, настроения это девушке не прибавляло, а совсем наоборот. Казалось, покинувшая ночное светило мгла искала укромного пристанища у нее в душе.

– Он убьет Казио, – в ужасе проговорила Остра. – А потом убьет нас.

– Да, – согласилась Энни.

В глубине души она понимала, что им нужно уносить ноги, пока Казио отвлекает рыцаря на себя, но что-то удерживало ее, не давая сдвинуться с места. Возможно, ей казалось, что у них еще есть время. И хотя было вполне очевидно, что для вителлианца поединок проигран, возможно, она втайне надеялась, что бой продлится еще некоторое время, за которое они успеют убежать.

Хотя вряд ли это могло их спасти. Будучи сама наездницей, Энни прекрасно понимала, что пешком им далеко не уйти – всадники настигнут слишком скоро. Если поначалу девушки рассчитывали на то, что им удастся скрыться под покровом ночи, то потом последней надеждой стал Казио. Однако и та рушилась прямо у них на глазах. От отчаяния Энни бросила испытующий взгляд на рыцарского коня, хотя знала, что боевая лошадь никогда не позволит ей себя оседлать. И, скорей всего, затопчет до смерти, если Энни попытается к ней прикоснуться.

– А нельзя ли ему чем-нибудь помочь? – вдруг спросила подругу Остра.

– Против рыцаря? – удивилась Энни. – Что же мы с тобой можем сделать?

Но едва Энни произнесла эти слова, как почувствовала в себе какое-то странное раздвоение. С одной стороны, она ощущала себя бесстрашной девчонкой, когда-то скакавшей верхом на Резвой, а с другой – умудренной жизненным опытом Энни, которой начал открываться истинный смысл вещей, Энни, которой довелось глядеть на рыцарей глазами приговоренной к смерти женщины, глазами скотины, находившейся на скотобойне в ожидании своей жалкой участи.

Когда-то она рисовала в своем воображении приключенческие сюжеты, в которых сама выступала в роли рыцаря – всегда бесстрашного и одерживавшего триумфальную победу над злыми врагами. Теперь же, оказавшись в гуще подобных событий, она не видела перед собой никаких перспектив. Не видела ничего, кроме крови. Единственным образом, который беспрестанно мелькал у него перед внутренним взором, была ее собственная голова, слетающая с плеч.

Несколько месяцев назад она даже помыслить не могла, что когда-нибудь ей придется прибегнуть к помощи такого человека, как Казио. Теперь же, лишившись иллюзий, она была вынуждена принимать мир таким, какой он есть. Принимать мир, в котором ни одна женщина не способна противостоять рыцарю.

Энни поймала на себе взгляд Остры. Он показался ей каким-то странным. Во всяком случае, она не помнила, чтобы подруга когда-нибудь так на нее смотрела. На миг ей даже показалось, что на нее глядела не Остра, а совершенно другая девушка, которую она видела первый раз в жизни.

Между тем рыцарь занес над лежавшим на земле молодым вителлианцем свой смертоносный меч, а Казио, пытаясь защититься, беспомощно вскинул вверх рапиру.

– Нет! – закричала Остра.

Не успела Энни и подумать о том, чтобы образумить свою юную подругу, как та ринулась вперед и, схватив первый попавшийся камень, бросила его в рыцаря. Камень отскочил от доспехов, но зато на миг отвлек внимание их владельца от Казио. Однако Остра на этом не успокоилась, а продолжала бежать в сторону рыцаря.

Энни схватила валявшуюся рядом дубинку – не могла же она спокойно смотреть на то, как ее подруга будет умирать.

Остра вцепилась в руку рыцаря, которой тот держал меч. Но он ударил достаточно сильно девушку закованным в железо кулаком по голове. Воспользовавшись замешательством противника, Казио вскочил на ноги и отбежал на безопасное расстояние. Меж тем Энни подошла ближе и, грозно подняв палку, встала рядом с подругой.

– Не будь дурой, – прорычал рыцарь, сверкнув на нее глазами через забрало шлема.

Хотя щель была очень мала, Энни сумела увидеть в отблесках лунного света его глаза. В них читалось такое презрение, что ее внезапно обуял невообразимый гнев. Мысли роем закружились у нее в голове. Они были подобны шуршащим крыльям совам, которые грозно парили над беспомощными мышами. Кто в этом подлунном мире дал ему право так на нее смотреть? Ему, человеку, который осквернил священную землю Цер и пропитал ее кровью безвинных жертв? Как смел он глядеть на нее подобным образом?

– Человече, – не своим голосом прошипела Энни. – Человече, не смей на меня так смотреть.

Она не узнала собственного голоса, который был на удивление вялым и безжизненным. У нее было такое впечатление, что этими словами излилась из нее сама тьма.

Вдруг свет в глазах рыцаря погас, несмотря на то что он не изменил положения головы и в них по-прежнему виднелось отражение луны. У рыцаря перехватило дыхание. Потом оно стало тяжелым и прерывистым. Рыцарь начал отчаянно вертеть головой из стороны в сторону, беспрестанно моргая глазами, которые превратились в пустые отверстия, ставшие мрачнее ночи.

«Мужчины сражаются при помощи каких-то нелепых мечей и стрел, – вспомнила Энни то, что некогда говорила им сестра Касита. – Они пытаются пронзить несколько защитных слоев нашего тела, которыми мы окружены снаружи. Но это все внешняя жизнь. А истинная, настоящая жизнь заключена внутри нас. Есть тысяча разных путей, чтобы проникнуть внутрь тела. Глаза, уши, рот, ноздри и многочисленные поры на коже, которая является вашей границей и за которой находятся все ваши владения. Здесь каждое ваше прикосновение может привести к подъему и падению целых королевств».

Смущенная и вместе с тем пораженная произведенным эффектом, Энни попятилась назад. Ее била дрожь.

Что она натворила? И как ей это удалось?

– Каснар? – окликнул рыцаря Казио. Энни заметила, что вителлианец уже стоял на ногах, хотя и не очень твердо. – Кончай свою бравую битву против безоружных женщин. Лучше займись мной.

Не обращая на него никакого внимания, рыцарь вслепую размахивал мечом в воздухе.

– Халиурун! Вайзеза! Хундан! – кричал он. – Мейна ауйос! Хья… Что ты сделала с моими глазами?

– Он говорит на ханзейском, – сказала Энни. – Остра, они из Ханзы! – И, повернувшись к Казио, произнесла: – Убей его. Слышишь? Убей, пока он ничего не видит.

Казио направился к рыцарю, но внезапно в нерешительности остановился.

– Неужели он ничего не видит? – в недоумении произнес Казио. – Но я не могу убивать человека, который слеп.

Рыцарь метнулся в сторону Казио, однако тот, даже несмотря на свои раны, с легкостью от него увернулся.

– Послушай, как тебе это удалось? – осведомился он у Энни, наблюдая за тем, как его противник врезался в дерево. – Помнится, мне кто-то рассказывал, что пыль, упавшая на землю с платья госпожи Уны…

– Ведь он же собирался тебя убить, – возразила Энни.

– У него нет чести, – гордо заметил Казио. – А у меня есть.

– Тогда давайте просто убежим, – вступила в разговор Остра.

– Надеюсь, честь позволит тебе спастись бегством? – не без издевки осведомилась Энни.

Казио откашлялся и, сморщив лоб, словно от боли, произнес:

– Нет, моя честь отговаривает меня это делать.

Энни сначала молча погрозила ему пальцем, а потом, вспомнив, каким тоном обращалась к ней мать, когда обычно отдавала приказы, произнесла:

– Слушай меня внимательно, Казио Пачиомадио да Чиоваттио. Кроме этого рыцаря, есть много других, которые представляют для нас смертельную опасность. Я прошу, я требую, чтобы ты нас защитил. Защитил меня и Остру. Я требую, чтобы ты помог нам добраться до надежного места, где нам ничто не будет грозить. Неужели твоя честь не позволит тебе исполнить мою просьбу?

Почесав голову, Казио застенчиво улыбнулся. Ослепший рыцарь стоял с вытянутым мечом, прислонившись спиной к дереву. Взгляд его был устремлен в пустоту.

– Нет, каснара, – ответил юноша. – Моя честь как раз настаивает на этом. Разумеется, я буду вас сопровождать.

– Тогда пошли, – сказала Остра. – И побыстрей.

– Минуточку, – остановила их Энни и, повысив голос, произнесла: – Рыцарь Ханзы, скажи, почему ты и тебе подобные согрешили против святой Цер? Почему вы убили сестер обители Милосердия? Почему вы преследуете меня? Ответь мне. Иначе я уничтожу всех остальных подобно тому, как ослепила твои глаза.

Рыцарь повернулся в ту сторону, откуда доносился ее голос.

– Я не знаю ответов на эти вопросы, госпожа, – молвил он. – Знаю только то, что мне приказал делать мой принц.

С этими словами он бросился в ее сторону. Но Казио лениво выставил вперед ногу, и рыцарь, споткнувшись, распластался на земле.

– У тебя есть к нему еще какие-нибудь вопросы? – осведомился вителлианец.

– Сейчас подумаю, – ответила Энни.

– Скоро начнет светать, а ночь – наш лучший союзник. Солнце не будет к нам столь благосклонно.

Энни понимающе кивнула. Вряд ли рыцарь мог сообщить ей что-нибудь такое, что ей было еще неизвестно. Поэтому она решила не тратить свое драгоценное время.

– Что ж, очень хорошо, – сказал Казио, – тогда следуйте за мной, прекрасные каснары. Я знаю все здешние окрестности. И смогу быть неплохим провожатым. – И, наморщив лоб, добавил: – Если, конечно, вы не лишите зрения и меня.

Ребра Казио горели адским пламенем, но, к счастью, кровотечение было не сильным. Он мог довольно быстро передвигаться, но совершенно был не способен бежать. Возможно, для всех них это было только к лучшему, потому что, насколько знал Казио, бег слишком быстро истощает силы.

Разумеется, у рыцарей, штурмовавших монастырь, не было никакой причины пускаться за путниками в погоню. Если им нужны женщины, то таковых в обители оставалось более чем достаточно.

Но за этим ли пожаловали рыцари в монастырь?

– И сколько же этих железных головорезов было всего? – спросил Казио у Энни.

– Точно не знаю, – ответила она. – По меньшей мере тридцать. Но некоторых из них убили монахини.

Очевидно, на Казио ее слова произвели глубокое впечатление.

– А ты не знаешь, чего они хотели? – не удержался вителлианец от вопроса.

Казио показалось, что Энни слишком долго мешкала с ответом.

– Не знаю, – наконец бросила она. – Но думаю, они никого из сестер не оставили в живых. Послушницы прятались в подвале. Я понятия не имею, что с ними произошло. Мы с Острой сбежали через лоно Мефитис. Это большая пещера, вход в которую был неподалеку от того места, где ты нас встретил. А куда мы сейчас идем?

– Опять в гости к графине Орчавии.

– А она сможет нас защитить? – засомневалась Энни. – Помнится, я не встретила внутри ее замка ни одного воина.

– Верно, – подтвердил Казио. – Так и было. Она отослала их на время празднования Фьюссенала. Но скажи все-таки, почему ты считаешь, что эти рыцари должны нас преследовать?

– А почему нет?

– Может, у них на вас двоих есть какие-то виды? Нечто вроде особых претензий? Может, вы неким образом внушили им любовь или что-нибудь в этом роде?

И снова Энни не сразу нашлась, что ответить, в очередной раз посеяв в Казио подозрения.

– Они будут преследовать нас, Казио, – немного помолчав, наконец сказала она.

– Почему? – не унимался Казио.

– Не могу тебе этого сказать. Потому что, боюсь, сама толком не знаю. Но уверяю тебя, так просто нам от них не отделаться.

Она явно чего-то не договаривала. Что-то знала, но не желала его в это посвящать. Он вновь посмотрел на нее, пытаясь понять, кем была эта девушка. Дочь какого-нибудь северного военачальника? Или кого-то из прочих сильных мира сего? Интересно, в какую историю он влип?

– Что ж, ладно, – смирился Казио, прекратив дальнейшие расспросы.

В какое бы дело он ни ввязался, все равно уже увяз в нем по самые уши. Поэтому поворачивать назад было слишком поздно. Оставалось лишь уповать на то, что, в конечном счете, все его усилия не будут напрасными. А если ему улыбнется фортуна, то, возможно, даже обернутся каким-нибудь вознаграждением.

На горизонте уже зарозовело коралловое одеяние госпожи Аусы, и звезды над головой начали гаснуть. Рассвет застиг путников на открытой местности, где они могли стать легкой добычей для всадников. Поэтому пришлось ускорить шаг. Если опасения Энни подтвердятся и за ними будет продолжаться погоня, то возвращение в замок Орчавии окажется далеко не лучшим выходом из положения. Казио не хотел платить графине дурной монетой за оказанное ему гостеприимство. Пусть ее замок был вполне безопасным местом для укрытия, тем не менее полагаться на защиту двух фехтовальщиков и женской прислуги никак было нельзя.

– Неподалеку есть одно заброшенное имение, – начал размышлять он вслух.

Как-то раз его туда затащил з'Акатто в надежде найти винный погреб, до которого еще не добрались бродяги. Как ни странно, им повезло, и они в самом деле отыскали погреб. Правда, вино за давностью лет уже превратилось в уксус.

– Я придумал, где можно спрятаться, – наконец заявил Казио.

В конце концов, если он не смог выиграть поединок с одним рыцарем, чего можно было ждать от встречи с десятью или, что еще хуже, двадцатью ему подобными? Ошибка отца Казио заключалась, именно в том, что он выбрал себе неправильного противника и неправильную причину, из-за которой состоялась дуэль. Позволить себе допустить такой промах Казио никак не мог.

Энни ничего не ответила. Последнее время она вообще шла молча, слегка прихрамывая. Судя по всему, девушка натерла ногу. И неудивительно: сандалии, которые носили они с Острой, были не приспособлены для подобного рода путешествий.

Колесница господина Аббуло уже довольно высоко поднялась в небо, вытащив вместе с собой дневное светило, которое сияло на мутном горизонте огненно-оранжевым диском. Вскоре Казио отыскал полуразрушенные стены древнего замка. Его мучила жажда, но он не знал, насколько хорошо сохранился колодец. Что же касается найденного ими прокисшего вина, то з'Акатто в приступе разочарования перебил все бутылки.

Они уже почти добрались до стен старого замка, когда Казио услышал топот копыт, оглянулся назад и увидел, что к ним приближаются два всадника. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, откуда они взялись, тем более что поднявшееся солнце сверкало золотистым блеском на их доспехах.

– Может, они нас еще не заметили? – теша себя несбыточной надеждой, произнес он, проведя девушек в кедровую аллею, раскинувшуюся по соседству с заброшенным замком. – Быстрее.

От ворот остались одни столбы. Окружавшая замок крепостная стена в одних местах была путникам по колено, а в других – возвышалась над головой. Сорняки и небольшие оливковые деревья, проломив каменные плиты, заполонили собой весь двор. Некогда это местечко приглянулось некоему господину Селвансу. Он нашел его подходящим, потому что отсюда открывался хороший обзор. Это было весьма удобно, поскольку позволяло издалека видеть приближавших к замку врагов.

– Но мы же тут будем, как в ловушке, – испугалась Энни.

– Уж лучше здесь, чем в открытом поле, – резонно заметил Казио. – Смотри, какой узкий проход ведет вниз. Он не позволит им спуститься в погреб на конях. К тому же в таком узком пространстве им будет трудно размахивать своими неуклюжими тесаками. А мне это даст хоть небольшое, но преимущество.

– Какое еще преимущество? Ведь ты едва держишься на ногах, – заметила Энни.

– Да. Но Чиоваттио, который едва держится на ногах, стоит шести целых и невредимых воинов. А я пока вижу только двоих.

– Не надо меня обманывать, Казио. Скажи честно: есть ли у тебя хоть малейшая возможность одолеть этих рыцарей, если мы последуем твоему совету и спустимся в погреб?

Казио пожал плечами.

– Честно говоря, не знаю, – признался он. – Но знаю наверняка, что на открытой местности мне не удастся это сделать.

Собственные слова прозвучали для него самого как-то странно, несмотря на то что он уже об этом думал. Он взял за руку Энни, и та не воспротивилась его жесту.

– Пешком и средь бела дня, – произнес он, – нас настигнут прежде, чем если мы найдем надежное укрытие. Так что стоит ли раздумывать, когда выбора все равно нет?

Он направился в винный погреб, и девушки неохотно последовали за ним.

– Здесь пахнет чем-то вроде уксуса, – заметила Энни.

– Это и есть уксус, – подтвердил Казио. – Оставайтесь здесь, – добавил он, а сам повернулся, чтобы покинуть погреб.

Но на какой-то миг мир в его глазах странным образом перевернулся, и он вдруг обнаружил себя лежащим на холодном каменном полу.

– Казио! – вскрикнула Остра и бросилась ему на помощь.

– Пустяки, – пробормотал он. – Небольшое головокружение. Возможно, один поцелуй поправит дело.

– Он совсем слаб. И не сможет с ними сражаться, – заявила Остра. – Они убьют его.

– Кто знает. Может, они даже не догадываются о том, что мы здесь, – резонно предположил Казио.

Однако топот конских копыт, который слышался уже совсем рядом, не оставлял никакой надежды остаться незамеченными.

– Мне позарез нужен поцелуй, – прошептал Казио.

В полумраке подвала не было видно, как вспыхнуло от смущения девичье лицо. Тем не менее Остра наклонилась и прикоснулась к его рту губами. Они источали сладостный запах – аромат слив и вина, и Казио не удержался, чтобы не прильнуть к ним поцелуем, который оказался столь страстным, словно был последним в его жизни. Ему хотелось попросить о подобном одолжении и Энни, но юноша не стал этого делать, решив про себя, что та все равно не согласится. Так стоит ли тратить на безнадежные уговоры время и силы?

– Это будет мне служить наградой за труды, – произнес Казио, поднимаясь на ноги. – Теперь мне будет куда приятней защищать вас, милые леди.

Трясущимися ногами он начал пересчитывать ступеньки, взбираясь по лестнице к солнечному свету, где уже мельтешили подозрительные тени.

Непонятно почему, но на память ему вдруг пришла песня, которую, когда он был совсем ребенком, любил напевать его отец. Это была та самая песня, из которой он впервые услышал о пурпурной луне.

Он помнил эту строчку потому, что, в отличие от прочих, она всегда казалась ему лишенной смысла.

Впрочем, сейчас она по-прежнему совершенно ни о чем не говорила.

Но теперь, когда Казио ее вспомнил, ему вдруг почудилось, будто где-то вдалеке звучит рог.

Внезапно для Мюриель все вокруг стихло, как будто звуки внешнего мира со всеми атрибутами сражения отодвинулись от нее на неопределенное расстояние. Она глядела на мертвое лицо дочери и видела ее маленьким ребенком, которого держала на руках. Вспоминала, как в возрасте шести лет та пролила молоко на ковер в гостиной. Видела ее перед собой, как живую, в подвенечном платье. Неизбывная боль сковала грудь Мюриель. Горькая и невыразимая тоска переполняла ее душу и безудержно рвалась наружу.

Королева смутно сознавала, что подобная участь постигла не только Фастию. А должно быть, и Элсени, и Эррен, и Чарльза…

Однако безмятежная тишина наступила только внутри ее собственного мира, но не снаружи. Вокруг нее продолжалось сражение. Сталь билась о сталь, и отчаянные вопли Нейла свидетельствовали о том, что он еще жив. Но помимо шума битвы явственно выделялся и другой звук – мелодичный голос рога, который с каждым мгновением становился все громче и громче.

Поначалу он слышался откуда-то издалека, как будто с другого конца света, но теперь звучал так, будто расстояние между ним и Мюриель существенно сократилось. Внезапно она поняла, что звук вовсе не приближался, а просто становился громче. Из этого явствовало, что его источник находился где-то совсем рядом.

Но где? Озадачив ее, это странное явление неким таинственным образом отстранило от королевы мертвое лицо Фастии и ее собственные воспоминания… Определить, откуда исходил звук, оказалось совсем нетрудно – его источником было то самое праздничное чучело, которое всего день назад Элсени украшала цветами. Теперь перед затуманенным взором королевы оно обретало все новые и новые очертания. Происходило это так же медленно и неотвратимо, как на мутном белесом горизонте занималась утренняя заря.

Мюриель остановила на файнглесте неподвижный взгляд и вместе с тем услышала, что рог зазвучал еще громче. Она заметила, что преображение чучела стало происходить быстрее прежнего. С каждым мигом уплотняясь и вырастая, оно все больше обретало форму, напоминавшую человека. Королева была не в состоянии двигаться, не то чтобы говорить. Ее ум был не способен дать видению никакого разумного объяснения, кроме того, что она стала свидетелем сна наяву.

Преображение файнглеста продолжалось. В какое-то мгновение завывание рога стало столь громким, что Мюриель пришлось закрыть уши руками. Однако, к ее крайнему изумлению, это ничуть не поправило дела – ладони никоим образом не приглушили пронзительного звука. Столь же бесполезны оказались и попытки отвести взор от чучела. Меж тем оно затрепетало, как осиное крыло в полете. Прямо из головы выросли руки и длинные и гордые рога. Открылись почти человеческие глаза – две ярко-зеленые сферы посреди черного миндаля. Одновременно в нос королеве ударил какой-то приторный запах, с которым не мог сравниться даже тошнотворно-сладостный аромат цветов.

Достигнув высоты в два человеческих роста, перед ней предстал сам Терновый король. Уставившись на него как завороженная, королева встретила на себе его взгляд. Сотворенная из пятнистой коры, его плоть была совершенно нагой. Нижнюю часть лица обрамляла лохматая кучерявая борода, и такие же космы свисали с головы. Глаза, словно у новорожденных, казалось, одновременно видели все и ничего. Он зашевелил ноздрями, и из его горла вырвался какой-то звук, который для нее значил так же мало, как и сопение какого-нибудь странного зверя.

Пригнувшись, Терновый король еще раз принюхался. Хотя его нос по форме был весьма похож на человеческий, он почему-то напомнил королеве лошадиный или олений. Холодное и сырое дыхание источало запах лесной речки, от которого кожа Мюриель сразу покрылась мурашками.

Терновый король обратил свой странный взор к Фастии, потом, сощурившись, вновь перевел его на Мюриель. Теперь его глаза превратились в щелки, каждая величиной с ее палец.

В этих глазах растворилось все ее прежнее видение мира. Она увидела в них странные дремучие леса, густо поросшие деревьями, мхом и одеревеневшим папоротником. Увидела зверей с совиными глазами, по виду напоминавших породистых псов.

Медленно смежив веки, Мюриель прищурилась еще раз. И теперь ее взору предстал Эслен в руинах. Его опутывали ползучие ветви черного терна, цветы которого напоминали багровых пауков. Она увидела под звездами Новые земли. Их покрывали темные воды, в которых зарождалось бледное пламя. Она увидела широкий коридор, погруженный во мрак теней, и трон из черного, словно закопченного сажей, камня. На нем вырисовывалась фигура, лица которой было не видно, но глаза горели зеленым огнем. Она услышала смех, который был похож на собачий лай.

И вдруг в зеркале из отполированного черного янтаря Мюриель увидела собственный мертвый лик. Вскоре его вновь сменило лицо Тернового короля. Но на этот раз королева взирала на него без всякого страха, как будто она уже по-настоящему умерла и приподнялась над всеми мыслями и заботами смертных. Словно во сне, она потянулась, чтобы коснуться его бороды.

Лицо Тернового короля тотчас скривилось, как будто от гнева и боли. Казалось, из недр его тела вырвался звериный рев. Дикий и безумный, он был начисто лишен всего человеческого.

Эспер находился слишком далеко от своего лука. Греффин добрался бы до Винны и Огра прежде, чем лесничий успел бы наложить стрелу на тетиву. Поэтому он сделал то единственное, что мог сделать в своем положении, а именно: метнул в греффина топор. Тот ударил зверя по затылку и отскочил, оставив зиять в его голове глубокую рану, из которой начал течь рубиновый ручеек.

– Выходит, у тебя, поганая тварь, тоже есть кровь, – прорычал Эспер, испытав при этом нечто вроде нездорового удовольствия.

Греффин медленно обернулся к нему мордой, и Эспер ощутил, как до самых костей проникает в его тело исходящий из глаз монстра жар. Однако он не оказал на лесничего такого же опасного действия, как прежде. Эспер почувствовал, как задрожали колени, однако на сей раз, к счастью, ноги не подвели его. Когда зверь подошел к нему ближе, Эспер схватился за кинжал, но при этом смотрел не на греффина, а на Винну. Он хотел напоследок налюбоваться ею, чтобы никогда не забыть ее лица.

Он уже не мог восстановить в памяти лица Керлы и не хотел, чтобы это повторилось с Винной.

Как ему повезло, что за одну жизнь ему довелось полюбить дважды! Но удача всегда имеет свою цену. Должно быть, сейчас как раз пришло время платить.

«Дай мне силы, Неистовый», – взмолился он.

Никогда прежде он не обращался с просьбой к верховному духу тьмы. Возможно, тот примет это в расчет.

Греффин набросился на него быстрее, чем Эспер ожидал. Слегка развернувшись и высоко подняв кинжал, лесничий изо всех сил треснул зверя железной рукояткой промеж глаз. Руку свело от удара, и Эспер понял, что к нему пришла смерть.

Он услышал, как вскрикнула Винна.

Невероятно, но греффин отступил. У Эспера остался только один выход из положения, и он к нему незамедлительно прибег. Бросившись на чешуйчатую спину монстра, лесничий обвил рукой его голову чуть ниже клюва и крепко прижал к себе. Зверь издал очередной визг. Это была какофония невероятных звуков, которые заглушили собой весь прочий шум, в том числе нараставший рев рога.

Нащупав то место, где, по его мнению, у чудовища должно находиться сердце, Эспер вонзил туда кинжал, затем второй раз, третий. Греффин прижался к стене, пытаясь скинуть своего врага, но безуспешно: рука Эспера сжимала его, как железные тиски. То, что переживал лесничий, существенно превосходило его личные ощущения. Взирая на величайшего из тиранов леса, он вдруг почувствовал, будто его ноги обрели под собой глубоко уходящие в землю корни, и в них влилась сила камня, почвы и подземных источников вод. Со следующим ударом сердца он уже знал, что сам стал лесом, который требовал возмездия.

Одно движение, и прежнее видение мира окуталось туманом. Перед его глазами промелькнуло искаженное от ужаса лицо Винны, потом он увидел своего коня – гордый и бесстрашный Огр рвался ему на помощь. Потом его взору предстало темное небо и, наконец, вода, потому что они упали в находившийся у подножия крепости водный ров.

«Закрой ворота, Винна, – твердил он про себя. – Будь умницей. Ну же…»

Эспер был бы рад выкрикнуть эти слова вслух, но его слишком крепко сковала в своих объятиях вода.

Несмотря на это, кинжал лесничего продолжал наносить зверю раны одну за другой. Казалось, его рукой орудовал сам Мрак. И с каждым новым ударом вода в канале все сильней багровела.

В нерешительности остановившись у выхода из винного погреба, Казио явственно ощутил, насколько нетвердо он держится на ногах. Тем не менее, когда юноша поднял Каспатор, тот даже не дрогнул у него в руке.

– Приветствую вас, добрые каснары, – обращаясь к двум вооруженным рыцарям, произнес он. – Кто из вас окажет мне честь быть убитым первым?

Рыцари, только что спешившиеся с лошадей, переглянулись. Казио заметил, что у одного из них доспехи имели более пышный декор и позолоченные края. Именно этот рыцарь и взял на себя труд ответить на вызов.

– Не знаю, кто вы такой, сэр, – начал он. – Но не вижу никакого смысла вам умирать. Идите с миром и продолжайте вести свою обычную жизнь, которая, возможно, будет весьма долгой и принесет вам процветание.

Прежде чем ответить, Казио внимательно осмотрел Каспатор. Неужели его отец перед смертью переживал такие же чувства, какие сейчас испытывал он? Молодой человек прекрасно понимал, что в этом сражении нет для него никакого проку. Оно его не только не прославит, о нем вообще никто никогда не узнает.

– Я предпочитаю прожить достойную жизнь, а не долгую, каснар, – не без дерзости заметил он. – Можете ли вы о себе сказать то же самое?

Рыцарь посмотрел на молодого фехтовальщика загадочным взглядом, и при этом у Казио, как ни странно, мелькнула мимолетная надежда. Но потом тот, у которого были позолоченные доспехи, резко повернулся к своему соратнику и сказал:

– Сделай одолжение, убей его ради меня.

Второй рыцарь, кивнув в знак согласия, решительно направился вперед.

Казио успел про себя отметить, что у этого рыцаря нет щита. Данное обстоятельство несколько облегчало дело, но несущественно. Потом молодой вителлианец вспомнил, что единственным уязвимым местом рыцаря были отверстия для глаз в забрале, поэтому они должны были стать его основной мишенью.

Звук рога, доносящийся издалека, усилился. «Наверное, еще рыцари», – подумал Казио.

Тем временем рыцарь пустил в ход свой тяжелый меч. Поначалу Казио отражал удары спокойно и, можно даже сказать, хладнокровно, несмотря на то, что при каждом из них Каспатор едва не вылетал из руки. Улучив момент, Казио направил рапиру в забрало, но противник вовремя отпрянул назад. Однако молодой вителлианец слишком нетвердо стоял на ногах, чтобы продолжать атаковать. Бой состоял из серии однообразных выпадов, не дававших никому из фехтовальщиков ощутимого перевеса. Наконец меченосец рубанул по клинку Каспатора с такой силой, что и без того онемевшая рука Казио не удержала рапиру, и она упала, громко стукнувшись о каменистую землю.

Но потом случилось нечто непредвиденное и совершенно неожиданное. Откуда ни возьмись на голову рыцаря обрушился град каменных осколков и кирпича. За ними последовал гравий вперемежку с клубами пыли, от которой у Казио начало резать глаза. Каменная кладка покатилась мимо него вниз по лестнице. Когда рыцарь рухнул наземь, Казио заметил на его шлеме большую вмятину.

Второй рыцарь, которого каменный обвал по чистой случайности обошел стороной, в недоумении поднял голову вверх, – и в тот же миг прямо ему в шлем ударил крупный булыжник, затем второй. Ошеломленный происходящим, Казио наклонился, чтобы поднять Каспатор, и в этот самый момент с арочного навеса над дверью винного погреба спрыгнул з'Акатто.

– Говорил же тебе, парень, – проворчал мастер дессраты, – никогда не фехтуй с рыцарями.

– Благодарю за совет. Но я его уже усвоил, – ответил молодой человек.

Меж тем рыцарь в золоченых доспехах начал подниматься на ноги. Заметив это, Казио, собрав остатки сил, бросился к нему. Рыцарь поднял и грузно опустил меч, но Казио ловко увернулся и без труда избежал удара. Каспатор устремился к заветной цели и на этот раз не промахнулся. Пронзив голову рыцаря через забрало шлема, рапира уперлась в сталь по другую сторону черепа. Когда Казио отдернул окровавленный Каспатор назад, рыцарь сначала рухнул на колени, а потом распростерся на земле ничком.

– Обещаю, что в следующий раз я непременно приму к сведению твой совет, – пообещал Казио старшему товарищу.

– Во что ты ввязался, парень? – покачав головой, спросил з'Акатто, взгляд которого скользил мимо Казио.

– А, не спрашивай, – отмахнулся Казио. – У меня природный нюх на всякие неприятности.

Энни и Остра к тому времени уже поднялись из погреба и с любопытством наблюдали за развернувшейся перед ними сценой.

– Причем, заметь, это далеко не все. Впереди будет много чего еще, – сказал Казио.

– Много женщин?

– Нет неприятностей.

– Это одно и то же.

– И много рыцарей, – пояснил Казио. – Возможно, даже очень много.

– Мне удалось раздобыть двух коней, – сообщил з'Акатто. – Мы можем ехать по двое.

Скрестив руки на груди, Казио вперил в своего старшего друга подозрительный взгляд.

– Это здорово, что ты сумел раздобыть коней. Они нам очень пригодятся. Вот только напрашивается один вопрос. Не находишь ли ты все это несколько странным?

– Ты мне сейчас напоминаешь пустую бутылку, от которой нет никакого проку. Видишь ли, парень, дорога, ведущая в монастырь, пролегает вдоль границ владений графини Орчавии. Словом, я видел рыцарей.

– А что ты там делал?

Расплывшись в широкой улыбке, з'Акатто достал из-под камзола бутылку зеленого стекла и, приподняв ее вверх, радостно посмотрел сквозь нее на свет.

– Я искал вот это, – торжественно заявил он. – Вино того самого года, когда урожай выдался лучше всех прочих. Я знал, что рано или поздно найду его. Мой нюх меня не подвел.

Казио закатил глаза.

– По крайней мере, я благодарен твоему хорошему урожаю хотя бы за то, что он нас спас, – сказал он.

– Не просто хорошему, а самому лучшему, – довольным тоном поправил з'Акатто.

Заметив появление девушек, Казио отвесил им легкий поклон и произнес:

– Дорогие каснары Энни и Остра, позвольте представить вам моего учителя, мастера фехтования з'Акатто. – При этом он запнулся, но, встретившись взглядом с глазами старика, сразу же добавил: – Знатока своего дела и моего лучшего друга.

З'Акатто ненадолго задержал свой взгляд на юноше – взгляд, в котором промелькнуло нечто такое, чему Казио не мог дать точного толкования, – и лишь потом обернулся к Энни и Остре.

– Очень приятно, дорогие каснары, – сказал он. – Надеюсь, одна из вас не откажет составить мне компанию и прокатиться со мной на лошади.

Энни кивнула в знак согласия.

– Вы спасли нам жизнь, сэр, – произнесла она, потом многозначительно посмотрела на Казио и поспешила исправиться: – Вы оба. Я перед вами в большом долгу.

В этот миг Остра, увидев что-то за спиной Казио, вскрикнула. Глубоко вздохнув, он неохотно обернулся.

Молодой вителлианец был готов встретить все, что угодно, но только не то, что увидел. Медленно и дрожа всем телом, рыцарь в позолоченных доспехах пытался встать на ноги. Казио поднял Каспатор, готовясь нанести ему последний удар.

– Нет-нет, – остановил его з'Акатто. – Он уже мертвец.

Казио не мог точно сказать, являлись ли эти слова утверждением или вопросом. Тем не менее з'Акатто достал собственное оружие и пронзил им второй глаз рыцаря. Тот упал назад, но почти сразу опять начал вставать.

– Что б тобой подавился… – начал было з'Акатто, но вместо того, чтобы закончить фразу, поднял валявшийся на земле меч и снес им рыцарю голову.

Пальцы обезглавленного тела крепко впились в землю.

З'Акатто ненадолго задержал на них свой взгляд, потом обернулся к остальным и произнес:

– Предлагаю как можно быстрее уносить ноги. А чуть позже пригубить немного вина.

– Договорились, – ответил Казио.

Нейла почти покинул гнев к тому времени, как центральная часть крепости вспыхнула, словно от взрыва. Когда сефри, которого молодой рыцарь наколол на острие своего меча, уже стоял одной ногой в могиле и никого больше из врагов поблизости не осталось, красное облако, застилавшее от Нейла весь мир, стало постепенно смещаться вверх, возвращая ему привычное видение.

Он уже не раз слышал о таких приступах неистовства от своего дяди Одчера, который имел к тому особый дар. Но самому Нейлу за все годы сражений ни разу не доводилось испытывать ничего подобного.

Пока сефри прощался с жизнью, Нейл обвел медленным взором место кровавой расправы, пытаясь восстановить в памяти, что случилось до того, как его душу пронзила молния.

Грохот рушившегося камня заставил его обернуться, и Нейл увидел, что над потрескавшимися стенами сада вздымаются клубы мутного черного дыма. Вспомнив, что оставил королеву с Фастией в хорце, он направился к ним на помощь. Лишь когда юноша окунулся в то, что поначалу принял за дым, ему удалось разглядеть, что на самом деле это было. Разглядеть, но не понять, ибо увиденное невозможно было постичь рассудком.

Черные щупальца обвивали Нейла со всех сторон, стискивая в объятиях и прижимая к мощеному камню дорожки. Он резал их мечом, и они, корчась, падали на землю, но его это не спасало, потому что за ними стояли еще более крупные терновые ветви, по толщине не уступавшие человеческой ноге, которые росли прямо на глазах. Колючки царапали и разрывали его доспехи. Сколько он ни пытался отбиваться от терновой лозы Вороном, она постоянно отбрасывала его назад к началу дорожки. Прежде чем он начал что-то понимать, прошло немало времени, хотя это не имело для него никакого значения. Ему нужно было вернуться к королеве. Во что бы то ни стало он должен был это сделать.

Обливаясь потом и кровью, Нейл неотступно рвался вперед. Медленно пробирался сквозь непроходимую растительность, как бы больно она ни жгла ему глаза. Наконец его меч ударился о нечто твердое, что он не сумел разрубить. Нейл поднял свой взор и встретился с устремленными на него зелеными глазами.

Сплошь увитое черной лозой, чудище было ростом гораздо выше обыкновенного человека. Ветви тянули его к земле, как будто пытались вернуть туда, откуда росли. Но монстр, казалось, не обращал на это никакого внимания, равно как не обращал внимания на Нейла, которого удостоил лишь мимолетного взгляда.

Нейл ощутил аромат родниковой воды, смешанной с запахом гнилого дерева.

Зеленоглазое существо прошествовало мимо молодого рыцаря, по дороге ломая и отрывая от камня сковывающую его движения лозу. Там, где ступала его нога, появлялась новая поросль. Открыв рот, Нейл следил за тем, как существо шагнуло в ров, и был поражен, увидев, что в самом глубоком месте вода доходит неведомому созданию только до пояса.

Прежде ему никогда не доводилось видеть ни одного монстра. А в эту ночь он стал свидетелем появления сразу двух. Изумленный подобным стечением обстоятельств, Нейл невольно задумался: а не пришел ли конец света?

Но, вспомнив о королеве, тотчас устыдился своих мыслей. Какое ему дело до конца света, если его первой и последней обязанностью была Мюриель?

Он обернулся к тому, что некогда являлось хорцем, и, отбиваясь Вороном от лозы, направился к месту, где оставил королеву. Слезы струились по его щекам, ибо Нейл понимал: человеческое тело никогда не устоит перед тем, с чем не смог справиться сам камень.

Королеву он нашел рядом с тем камнем, из которого росла самая толстая лиана. Лишившаяся чувств, Мюриель тупо глядела на то, как колючие ветви оплетают тело Фастии. Нейл поднял королеву на руки и, спотыкаясь, направился по прорубленному им терновому коридору к переднему двору, который был сплошь устлан трупами, а оттуда – к воротам. По дороге он опять увидел чудовище, которое двигалось вдоль извивающегося рва по направлению к главному входу крепости – туда, где находились те, кто остался в живых. Опустив королеву на траву, Нейл вновь взялся за меч. Ведь там ждали враги, а значит…

Однако в этот самый миг сознание покинуло его, и у Нейла совершенно не было сил воспротивиться зову безмолвия.

Греффин перевернулся и погрузился под воду, но легкие Эспера больше не могли обходиться без воздуха. Едва лесничий ослабил хватку, как его тотчас отбросило в сторону. Всплыв на поверхность, он не без удовлетворения обнаружил, что до сих пор держит в руке кинжал.

Доплыв до берега, Эспер собрал остатки сил, чтобы выбраться на сушу. Каждое движение давалось с огромным трудом. Когда же ему удалось нащупать ногами землю, все тело дрожало как в лихорадке. Глядя на поверхность колышущейся воды, он ждал, когда из нее вынырнет тот, кому надлежало решить его судьбу. В том, что это случится очень скоро, он ничуть не сомневался.

И был совершенно прав. На теле Эспера не осталось ни одного живого места. Его вырвало, и, насколько он мог судить, почти одной кровью. Краем уха он слышал, как кто-то звал его по имени, но лесничему было не до того, потому что греффин уже показался из воды. Его прекрасное тело могло вдохновить любого поэта. Удивленный тем, что не сумел взглянуть на него под таким углом зрения с самого начала, Эспер даже устыдился того, что нанес этому восхитительному зверю столько ран, и тем более пожалел о том, что греффину придется умереть.

– Иди сюда, – сказал ему Эспер. – Мне уже немного осталось. Иди и возьми то, что хочешь. Если сможешь.

Ему показалось, что теперь движения греффина несколько замедлились. Тот резко хлестнул его клювом, и Эспер не на шутку испугался, что не успеет вонзить кинжал в глаз чешуйчатого чудища. Но он успел.

Теперь монстр стал похож на Фенда. Едва эта мысль пришла на ум Эсперу, как он вспомнил, что сефри исчез в неизвестном направлении. Потом греффин навалился на Эспера всем телом, которое по весу могло сравниться с лошадью в полной упряжи. В глазах лесничего помутнело, но он изо всех сил старался не потерять сознания. Крепко стиснув руки, которые уже ничем не могли ему помочь, Эспер покорно ожидал своего смертного часа, успокаивая себя тем, что встретит его, как подобает истинному воину, в честном бою.

Однако когда он обернулся, то вдруг обнаружил, что зверь лежит неподвижно. Очевидно, греффин ударился о подводный камень, и теперь его шея была как-то неестественно вывернута в сторону.

«Что ж, – подумал Эспер. – Все оказалось проще, чем я думал. Мрак, если эту удачу послал мне ты, то я тебе премного благодарен. Приятно видеть, как твой враг умирает раньше тебя. Если бы еще где-нибудь рядом увидеть труп Фенда…»

Эспер лежал, кашляя кровью, и знакомое ощущение яда еще больше усилилось. Он надеялся, что Стивен уведет Винну прочь и что ей хватит благоразумия не прикасаться к его трупу.

Повернувшись, он увидел девушку на другой стороне рва на том же месте, где он ее оставил. Рядом с ней был Стивен. Она плакала. Эспер приподнял ослабевшую руку, но был не в силах сделать предупреждающий жест.

– Оставайся там, – шепотом проговорил он. – Неистовый тебя подери, оставайся там…

Должно быть, ядовитой была кровь греффина, и, следовательно, все, что она окропила, оказалось отравлено.

Но в этот миг на лицах Винны и Стивена появилось совершенно иное выражение. Их исказила какая-то странная гримаса.

На Эспера упала черная тень, закрыв от его затуманенного взора восходящее солнце. Он устало приподнял голову и во второй раз в жизни увидел Тернового короля.

Из дрожащих рук Стивена выпал лук Эспера. Молодой человек поднял его, чтобы выстрелить в греффина, но не решился этого сделать, боясь ненароком угодить в лесничего. Тем не менее, как бы это невероятным ни казалось, но зверь был мертв.

Винна бросилась было к своему возлюбленному, однако Стивен ее удержал.

– Ты уже ничем не сможешь ему помочь, – произнес он. – Если ты к нему прикоснешься или просто приблизишься, то умрешь вместе с ним.

– Мне все равно, – упавшим голосом ответила девушка. – Мне уже все равно.

– А ему было бы не все равно, – сказал Стивен. – И поэтому я тебя к нему не подпущу.

Она уже открыла рот, чтобы ему возразить, но как раз в этот миг из-за угла показался сам Терновый король. Миновав внутренний двор, он вброд шел через ров. За ним тянулась вереница терновых деревьев. Одним махом он одолел крутой берег и направился в сторону Королевского леса, но внезапно остановился и заводил носом, как будто к чему-то принюхивался. Потом обратил рогатую голову в сторону, где лежали Эспер и греффин, и двинулся к ним.

– Это свершилось, – еле слышно воскликнул Стивен. – Это свершилось. Значит, это правда…

В его голове пронеслись древние тексты и писания. Стивен вспомнил многочисленные ключи к разгадке этого явления, которые давались авторами различных времен. Вспомнил все существующие на эту тему страшные пророчества. Он явственно ощутил, что с землей и небом творится нечто странное, непонятное. Как будто в них что-то сломалось и рассыпалось на мелкие части. Как будто весь мир начал истекать кровью.

Как будто воистину наступил конец света.

Но нужно ли воспринимать его наступление со смиренной покорностью?

Так или иначе, но он все же решил попытать счастья. Поднял лук и положил на тетиву единственную оставшуюся стрелу. Он не знал, попала ли она или нет в терновое чудище, но оно, казалось, этого совершенно не заметило. Терновый король наклонился над Эспером, и колючие ветви начали оплетать его тело. Затем, оставив лесничего, монстр обернулся к греффину. Стивен видел, как Терновый король поднял мертвого зверя и, держа его на руках, будто младенца, удалился прочь, оставляя на месте каждого своего следа черную молодую поросль.

Едва он ушел, как камни крепости задрожали, словно от землетрясения. Их тянули к земле лозы черного терна.

15. Любопытные и примечательные наблюдения

– Стивен Даридж?

Стивен бросил взгляд на пажа в оранжевых панталонах и черном, отороченном мехом камзоле. Даже после совсем непродолжительного знакомства с герцогиней Лойса он понял: это лучшее, что она могла подобрать в качестве траурной одежды для своих слуг.

«Наблюдения и размышления о многоцветных попугаях, – невольно сочинилось у него в голове. – Или многочисленные болезни королевской крови».

– Господин, – вновь обратился к нему паж, – это вас зовут Стивеном Дариджем?

– Да, меня, – устало подтвердил Стивен.

Утомленным взором он обвел тщательно ухоженные лужайки Гленчеста. Вдали заметил наследного принца Чарльза, бедного, обиженного святыми юродивого, который играл со своим шутом в какую-то игру. Стивен познакомился с Чарльзом четыре дня назад, когда тот прибыл в Гленчест. Чарльз, казалось, даже не осознавал глубины той трагедии, которая постигла его семью. Когда Фенд со своими сообщниками напал на Кал Азрот, принца в его покоях не оказалось. Проведя день в детских играх, он заснул прямо в конюшнях.

Приставленная к нему стража была немало благодарна этому факту, потому что, кроме нее, все прочие рыцари, охранявшие королевских особ и сопровождавшие их в Кал Азрот, погибли. Пока деревья Тернового короля раскалывали крепость на части, стражникам удалось сохранить принцу жизнь и впоследствии переправить его в Гленчест, где ему была оказана надлежащая помощь.

– Ее величество королева Мюриель Отважная требует вашего присутствия в Воробьином зале.

– В котором часу? – спросил Стивен.

– Будьте любезны, следуйте за мной.

– Как? Прямо сейчас?

– Если вы не против, мой господин.

– А если против?

– Но, господин? – Казалось, его невинные слова привели пажа в замешательство.

– Я пошутил. Не обращайте внимания. Показывайте, куда идти.

Стивену не нравилось, что его называли господином, и он хотел побыстрее избавиться от пажа, который добросовестно исполнял приказания герцогини, настоявшей на том, чтобы ее прислуга относилась к гостям как к именитым особам.

Он проследовал за юношей по дорожке сквозь переплетающиеся арки. Когда-то он очень любил подобные сады, но сейчас чувствовал себя тут как-то неуютно. Ему невольно вспомнились необъятные просторы Королевского леса. Вот бы сейчас перенестись туда! Пусть даже это означало бы, что ему снова придется терпеть насмешки и сарказм Эспера Белого… Стивен никак не мог понять, куда девался прежний Даридж, по крайней мере большая его часть.

Постепенно в мысли Стивена вторгся чужой голос, который его благословенный святыми слух сумел уловить на весьма большом расстоянии.

– …Нашли тела убитых монахов. Заметьте: того же ордена, что и Стивен Даридж!

Это говорил Хамфри Тенроэсн, советник герцогини Лойса. Стивен с пажом еще не успели войти в дом, когда осенний ветерок донес до них запах молодого бренди.

– Даридж рисковал своей жизнью ради моих детей. Из-за них он был ранен, – возразила королева.

– Это он так говорит, – отвечал ей Тенроэсн. – Но это еще ничего не значит. Ведь у нас нет никаких доказательств правоты его слов. Возможно, он один из тех, кто вероломно вторгся на территорию крепости, а когда обнаружил, что их дело проиграно…

– С ним был лесничий, – перебив его, заметила королева, – который убил половину из оставшихся в живых бандитов. Не говоря уже о том, что именно он уничтожил греффина.

– И опять же вынужден напомнить, ваше величество, – фыркнув, продолжал упорствовать советник герцогини, – что все это может оказаться обыкновенными слухами. Доверять на слово Дариджу никак нельзя. Это очень большой риск.

Стивен вошел в переднюю с арочными перекрытиями. Насколько он успел заметить, ее стены были декорированы изображениями золотистых морских змей.

Голос Хамфри зазвучал с еще большим достоинством.

– Я послал гонца его преосвященству, прайфеку Хесперо, – заявил он с таким гордым видом, словно за проявленную инициативу заслуживал наивысшей похвалы. – Он обязательно пришлет кого-нибудь, кто сможет подтвердить или опровергнуть рассказ Дариджа. А до этих пор советую вам заключить Стивена под стражу.

Наступило долгое молчание, и в этой тишине Стивен мог различить лишь звук собственных шагов. Наконец королева заговорила, причем настолько холодным тоном, что Стивен ощутил мороз даже на расстоянии и невольно содрогнулся.

– Не следует ли из этого понимать, что вы связались с прайфеком без моего ведома? – спросила она.

Стивен с пажом шли по длинному коридору, когда Тенроэсн, внезапно сменив тон, перешел на оборонительные позиции:

– Но это же входит в мои обязанности…

– Не следует ли мне понимать, – повторила королева, – что вы связались с прайфеком без моего ведома?

– Да, ваше величество.

– Послушайте, герцогиня. У вас здесь… в этом месте имеется темница?

– Да, ваше величество. – Стивен узнал голос герцогини Лойской.

– Будьте любезны, поместите туда этого человека.

– Но, ваше величество… – запротестовал Тенроэсн, однако герцогиня тотчас его оборвала.

В этот самый миг Стивен вошел в залу.

– Вам бы следовало вести себя более осмотрительно, дорогой Хамфри. Нельзя обижать мою невестку, – сказала герцогиня и, повернувшись к одному из стражников, произнесла: – Будь добр, препроводи господина Хамфри в один из карцеров.

Наконец королева обратила взор на Стивена, который стоял у дверей, ожидая разрешения войти. Она была настолько же красива, как о ней говорили. Выражение лица королевы было спокойным, но за этой внешней безмятежностью могло скрываться все, что угодно, – от ярости и отчаяния до полной пустоты. Тем не менее Стивену тон королевы сказал о многом. Он услышал в нем мечущееся сердце и томящуюся в страданиях душу.

– Пошлите посыльного. Пусть он перехватит курьера господина Хамфри, – сказала королева герцогине. – И не причиняйте ему никакого вреда, пока тот не привезет назад его послание.

Герцогиня сделала знак рукой другому стражнику, и тот, кивнув в ответ, бросился исполнять поручение.

Королева вновь обратила внимание на Стивена.

– Фралет Даридж, будьте любезны, присоединяйтесь к нашему обществу, – пригласила его она.

– Спасибо, ваше величество, – поклонившись, произнес он.

Королева сидела на скромном кресле. На ней было платье из черной парчи с высоким стоячим воротником. Рядом с ней в подобном кресле расположилась герцогиня, также облаченная в черное одеяние, хотя и с менее скромным декольте.

– Фралет Даридж, у меня погибли две дочери. Не могли бы вы мне объяснить почему.

Она говорила простым, размеренным тоном, но для него ее голос был сплошной раной.

– Ваше величество, – начал он, – я не знаю. Как я уже говорил герцогине и ее советнику, мне довелось раскрыть заговор по чистой случайности. Я служил в монастыре, когда к нам попал раненый Эспер Белый, ваш лесничий. Мы с ним шли по следу Десмонда Спендлава и его людей. Они двигалась в направлении крепости Кал Азрот. Неподалеку от нее разбили лагерь. Приблизительно там же к ним присоединилась банда преступников-сефри, вместе с которыми они произвели запрещенный обряд переселения душ. Мне думается, что именно благодаря этому действу им удалось изнутри отпереть ворота крепости, в которой находились вы со своими детьми.

– Мне бы хотелось, чтобы вы немного разъяснили, что все это значит.

Стивен рассказал об обряде переселения душ настолько подробно, насколько мог, почти не надеясь, что королева в это поверит, но тем не менее она понимающе кивнула и произнесла:

– Моя придворная Эррен, прежде чем покинуть нас, предполагала нечто в этом роде. Скажите, существует ли от этого какая-нибудь защита? Или мы должны жить в постоянном страхе, ожидая, что среди нас появится какой-нибудь посланец из мира мертвых?

– Защита от воплощения чужой души, безусловно, существует, – ответил Стивен. – И если ваше величество пожелает, я обязательно ее узнаю. Только для этого мне понадобится время. Я должен порыться в библиотеке.

– Вы сможете воспользоваться всем, что есть в нашем государстве, – сказала королева. – А теперь ответьте: среди наших врагов не встречали ли вы кого-нибудь из Ханзы?

– Из Ханзы? – удивленно переспросил он. – Нет. Десмонд Спендлав был из Виргеньи. А сефри вообще не принадлежат ни к какой человеческой нации.

– И вы также не заметили, чтобы в этом деле был замешан кто-нибудь из Лира? – тихо спросила она.

– Нет, ваше величество.

– А вы знали, что наш король тоже убит? Они что-нибудь говорили в связи с этим фактом?

Стивен от удивления открыл рот, но не проронил ни звука.

– Вы знали это или нет?

– Нет, ваше величество, – с трудом выдавил он. – О короле не было сказано ни слова.

– Должно быть, это случилось в тот же самый день, когда на нашу крепость напали, – предположила королева. – Но сия трагическая весть дошла до нас только сейчас.

– Мне… я… примите, пожалуйста, мои соболезнования, ваше величество.

– Благодарю вас. – На лбу у нее образовались небольшие морщинки, но тотчас разгладились. Казалось, она собиралась что-то сказать, потом осеклась и, подумав, начала с другого конца: – Слишком много странного произошло в крепости Кал Азрот. Слишком много такого, что не укладывается в привычные рамки человеческого понимания. Мне передали ваше донесение, и я ознакомилась с ним. Но мне бы хотелось еще раз услышать о случившемся, теперь уже из ваших уст. Прошу вас, расскажите мне, что вы обо всем этом думаете.

Стивен поведал все, что знал о греффине и Терновом короле, а также о приключениях Эспера Белого и своих собственных. Он понимал, что со стороны его рассказ кажется неправдоподобным, но его благословенная святыми память была, как никогда, ясной. Она не позволила бы ему, подобно простому смертному, переместиться в мир грез, где события реальности переплетались со сном, – в мир, в котором Терновый король и греффин могли быть порождением изможденного и затуманенного страхом, кровью или вином разума.

– Есть самые разноречивые мнения, – в заключение своего рассказа произнес Стивен. – Как известно, греффин имел обыкновение следовать за сефри. Но почему, я сказать не могу. Не думаю, чтобы он им подчинялся. Вряд ли и они были каким-то образом ему подвластны. Пока сефри странствовали, он их не трогал. Не трогал он и монахов. Что же касается Тернового короля, то его, полагаю, пробудил и призвал звук рога. А после всего он, вероятно, возвратился обратно в Королевский лес.

– Он оставил после себя очевидный след, – заметила герцогиня. – Мои посланники обнаружили темную терновую аллею, которая ведет к Королевскому лесу.

– Подобные деревья разрушили Кал Азрот, – произнесла королева. – Вы не знаете почему?

Стивен поморщился, прежде чем ответить.

– Видите ли, ваше величество, вчера я побывал в крепости Кал Азрот вместе с рыцарями герцогини. Должен сказать, что разрастание лозы несколько приостановилось. Она стала виться гораздо медленней. Что же касается Тернового короля – а именно его появлению, полагаю, мы с вами стали свидетелями, – то он имеет очень древние корни. Возможно, он один из старых богов, перед которым оказались бессильны все святые. Он явился в Кал Азрот, потому что я призвал его звуком рога. Мой призыв осуществился благодаря близости седоса. Воздвигнутый в честь святой Фьюссы файнглест стал своего рода дверью, через которую он вошел в этот мир. Кем бы он ни был прежде, теперь он обрел плоть. И начал свой поход.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнила Стивену королева.

– Ответа я не знаю, ваше величество, – тихо признался Стивен. – Но если доверять писаниям, то его хождение по миру предвещает скверные времена. – Немного помолчав, Стивен добавил: – Очень скверные времена. Возможно, даже конец всему, что мы знаем.

– Нечто подобное мне уже говорили. Тем не менее мир продолжает жить.

– Прошу прощения, ваше величество, – продолжал Стивен. – Все это так, но у меня есть странное ощущение. Как будто песочные часы времени перевернулись, и когда из них высыплется весь песок… – Вместо того чтобы завершить предложение, он покачал головой, потому что не знал, чем его закончить.

Королева, казалось, каким-то образом поняла, к чему он клонит, и не стала расспрашивать дальше. Тем не менее само ее молчание оказывало угнетающее действие.

– Ваше величество! – вновь воскликнул Стивен. – Я воспользовался рогом только для того, чтобы припугнуть Десмонда Спендлава. Чтобы не дать ему закончить колдовское действо… – Он запнулся, потому не в силах был справиться с охватившим его чувством вины и горечи, которое комом застряло у него в горле. – У меня даже в мыслях не было трубить в рог, не говоря уже о том, что я понятия не имел, к чему это приведет. За все, что произошло впоследствии, вина лежит исключительно на мне.

Королева пожала плечами.

– Если бы сэр Нейл претерпел превращение, меня бы уже не было в живых. Это угроза миновала только благодаря вам. Жалею я лишь о том, что вам не удалось сделать этого раньше. Тогда вы могли бы спасти и моих дочерей. Что же касается того явления, свидетелями которого мы все стали, то, несмотря на ваши мрачные предчувствия, оно закончилось вполне безобидно. Во всяком случае, меня Терновый король явно пощадил. И хотя с его появлением началось разрушение крепости, ушел он так же скоро, как и пришел. Так что приберегите свое чувство вины, Стивен Даридж, до тех времен, когда оно станет оправданным.

– Я постараюсь осознать все, что я натворил, и найти своим действиям оправдание, – кивнув, ответил Стивен. – Раньше я думал, что знаю слишком много. А теперь понимаю, как я ошибался. – Он посмотрел королеве прямо в глаза и сказал: – Так или иначе, но я должен предупредить вас еще раз. Поверьте, мне подсказывают не инстинкты, а нечто большее. К сожалению, нашим бедам далеко не пришел конец. Напротив, они только начались. Мир претерпевает резкие перемены. Неужели вы этого не чувствуете, ваше величество?

– Я потеряла двух своих детей, – глядя в пустоту, произнесла она. – Мой муж, император Кротении, мертв. Моя лучшая подруга мертва. – Она внезапно подняла глаза и устремила свой взор на Стивена. – Мир, в котором я жила, не изменился. Он уже умер.

Когда аудиенция подошла к концу, Стивен воспользовался возможностью пройтись по просторным залам Гленчеста к лазарету, который располагался в одной из уединенных комнат. Там лежал молодой рыцарь из Лира, Нейл МекВрен. Его глубокое и ритмичное дыхание свидетельствовало о том, что юноша пребывал во власти целительного сна, столь ему необходимого, чтобы излечиться от бесчисленных ран и ушибов, которые достались его бедному телу.

Кровать Стивена пустовала уже целых два дня. Хотя рана у него на руке все еще давала о себе знать и частенько кровоточила, зато воспаление удалось снять довольно быстро.

Третья кровать, на которой должен был лежать Эспер, разумеется, тоже была пуста.

Вдали слышались голоса. Высунув голову в дверь, ведущую на террасу, Стивен заметил между двух апельсиновых деревьев, растущих в горшках, известную ему парочку. Сидя вдвоем на скамейке, они взирали на раскинувшийся перед ними холмистый пейзаж Лойса.

Стивен уже собрался уйти, когда услышал, как знакомый хриплый голос произнес его имя.

– Зачем ты прячешься, Даридж с мыса Чэвел? Присоединяйся к нам. Погреемся вместе на солнышке.

– В самом деле, иди к нам, – поддержала Эспера Винна, которая сидела с ним рядом.

Стивен заметил, что они держатся за руки.

– Ты слишком часто даешь мне понять, что в этой области я не большой мастак, – ответил Стивен. – Думаю, мне следует серьезно заняться тем, чтобы научиться прятаться.

– Неужели ты собираешься заняться этим на практике? И даже не ознакомишься ни с одной книгой по данной теме?

– Именно так, – улыбнулся Стивен. – Видишь ли, все, что мне нужно, содержится в одном источнике, который я и так хорошо знаю: «Наблюдения за свойствами и повадками Лесничего Обыкновенного».

Стивен опять улыбнулся.

– Но насколько я убедился, иногда, – продолжал он, – заметь, иногда, практика бывает чрезвычайно необходима.

– Да ну? – удивился лесничий. – Полагаю, что иногда – обрати внимание, иногда, но не очень часто – небесполезно бывает даже заглядывать в книги.

Стивен прошествовал на террасу, выложенную белым камнем. Воздух был тронут осенней прохладой, и как бы в доказательство смены времен года яблоневые деревья водрузили на себя золотистые короны.

Винна встала и, похлопав Эспера по руке, слегка чмокнула его в губы.

– Пойду посмотрю, чем можно поживиться на кухне, – сказала она. – Надеюсь, мне удастся вернуться не с пустыми руками.

– Только не надо маринованных языков жаворонка и шариков из золотистого базилика, – проворчал Эспер. – Покопайся получше в кладовой. Посмотри, нет ли там головки хорошего сыра.

Когда она удалилась, Эспер сверкнул глазами на Стивена.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Ты покраснел. Когда она тебя поцеловала.

– Глупости. Это солнце. Только и всего.

– Она на тебя очень хорошо действует. Благодаря Винне у тебя существенно улучшился характер.

– У меня никогда не было надобности его улучшать.

– Петух тоже так говорил, да оказался на дне котла, – парировал Стивен.

– Ха, – фыркнул лесничий, чтобы выиграть время, потому что не знал, что сказать в свою защиту.

Стивен сел на скамейку рядом с Эспером.

– Странно, что мне удалось выжить, – прочистив горло, произнес тот. – Вряд ли зелье, которое дала мне матушка Гастия, оказалось настолько сильнодействующим. К тому же оно должно было давно утратить свои свойства.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Стивен. – Но я надеялся, что ты все же найдешь объяснение своему чудесному исцелению. У тебя есть какие-нибудь гипотезы?

Эспер поглядел в сторону Королевского леса.

– Все дело в нем? В Терновом короле? Да? – спросил он.

– Думаю, что да… Только не спрашивай меня почему.

– Неужели в твоем начитанном уме не отыщется подходящих слов, чтобы все мне объяснить? Или ты считаешь, что Терновый король должен был нас убить?

– Возможно, и так. Но оставил нас, потому что у него были дела поважнее. И мне думается, что нам вряд ли понравятся эти дела, – Пожав плечами, Стивен добавил: – Он забрал из твоего тела яд. Но не закрыл твои раны и не остановил кровь, предоставив это сделать нам. Поэтому ты до сих пор такой бледный. Возможно, он тебя принял за своего. За одного из существ своего королевства. Например, за увечного хряка или запаршивевшего медведя. Ведь от тебя разило точь-в-точь как от них. Он вполне мог по ошибке принять тебя за кого-нибудь подобного.

Эспер смерил Стивена долгим, пристальным взглядом.

– Я помню только то, что, когда он ко мне прикоснулся, я почувствовал нечто уже давно позабытое. Нечто из моего далекого детства. Это было… – Он запнулся и махнул рукой, как будто пытался отделаться от разговора.

На какое-то время наступила тягостная тишина, и Стивен уже начал подумывать о том, чтобы поскорее вернулась Винна. У нее был особый дар сглаживать в разговоре острые углы и прерывать слишком затянувшееся молчание.

Вдруг Эспер, не поворачивая головы, снова заговорил.

– Мне кажется, что встреча с тобой, Даридж с мыса Чэвел, была для меня большой удачей, – сказал он.

Ощутив неожиданно подступившую к глазам влагу, Стивен сощурился, чтобы ее скрыть.

«Случай довольно странного и весьма редкого состояния духа Лесничего Обыкновенного, – продолжил он мысленно сочинять свой трактат. – При всей его предрасположенности к крайней раздражительности, нужно признать, что этот зверь, помимо дара действовать на нервы другим, имеет под грубой человекоподобной кожей нечто такое, что во многих отношениях напоминает человеческое сердце».

– Ну а теперь чему ты улыбаешься? – спросил Эспер.

Стивен даже не заметил, как расплылся в улыбке.

– Да так, ничему, – бросил он, – просто вспомнил кое-что из того, что когда-то читал.

Когда Казио показался в свете факела, Энни от неожиданности невольно вскрикнула.

– Нет никакой надобности волноваться, – прищелкнул языком з'Акатто. – Мы уже достаточно удалились от этих дьяволов в железных доспехах.

– По крайней мере, пока, – поправил его Казио. – Если они проявят такое же упорство в погоне за нами, как в борьбе за свою жизнь, то долго ждать не придется. Они настигнут нас гораздо скорее, чем мы предполагаем.

– Прекрати свою никому не нужную болтовню, – прорычал з'Акатто. – Она только пугает девушек. Пока нам удалось от них оторваться. Нас отделяет от них, по крайней мере, несколько лиг. К тому же мы не оставляли за собой никаких следов, – при этом он многозначительно посмотрел на своего младшего друга. – Если, конечно, ты не сделал этого сегодня.

– Я действовал как настоящий призрак, – заверил его Казио. – Вошел, как мышка, в постоялый двор под названием «Ласковый хряк». И так же тихо и невидимо из него вышел.

– Но вышел ты, надеюсь, не с пустыми руками? – осведомился з'Акатто, бросив взгляд на вещевой мешок, который был перекинут у Казио через плечо.

– Да, не с пустыми. Но это твоя профессия, старик. У меня к воровству нет никакого призвания.

– Ты можешь заняться этим из любительских побуждений, – ответил мастер фехтования. – Ну, давай показывай, что тебе удалось раздобыть.

Энни почувствовала, что у нее урчит в животе от голода. Местность, по которой они ехали, не могла предложить из еды ничего существенного. Избегая местных жителей и опасаясь, что они могут выдать их ханзейцам, четверо всадников не могли рассчитывать на гостеприимство. Правда, з'Акатто утверждал, что в бедной и заброшенной провинции Курхавии гостеприимство вообще было весьма редким явлением. Так или иначе, но за весь прошлый день им не довелось раздобыть ничего, кроме плохо пропеченного хлеба.

– Сегодня у нас будет пир, – торжественно заявил Казио, доставая из мешка кусок ветчины, жаренную на вертеле курицу, целую буханку хрустящего черного хлеба, небольшую склянку оливкового масла и две темные бутылки вина.

Энни жадно следила за тем, как он вытаскивает продукты. Бросив взгляд на свою подругу, она, к своему изумлению, заметила, что та смотрит на Казио едва ли не с благоговением. Конечно, Энни его недооценила сначала, и он, как оказалось, был сделан из лучшего теста, чем она предполагала, не говоря уже о том, что они с Острой были обязаны ему своими жизнями. Тем не менее это был не повод, чтобы опускаться до таких глупостей.

– Не того года, – с разочарованием произнес з'Акатто.

– Призраки пьют все, что им удается найти, – ответил Казио. – Уверен, ты тоже не откажешься.

З'Акатто откупорил одну из бутылок, отхлебнул вина и, смакуя, задержал его во рту.

– Ненамного лучше уксуса, – вынес он окончательный приговор, после чего сделал еще один большой глоток.

Они принялись поглощать еду с такой жадностью, что никому даже не пришло в голову нарушить этот священный процесс разговором. Дар речи вернулся гораздо позже, когда была выпита большая часть вина.

– Через три дня мы выйдем к морю, – сказал Казио. – Не сомневаюсь, что мы найдем возможность переправить вас в какое-нибудь безопасное место. Возможно, даже домой.

– Вы проявили к нам величайшее милосердие, – благодарно произнесла Энни.

– Но вы же не можете посадить на корабль двух беззащитных девушек без провожатых, – возразила Остра. – Вдруг рыцари Ханзы настигнут нас в море?

– Я бы на вашем месте больше боялся морских разбойников, – заметил з'Акатто. – Насколько мне известно, они куда опаснее.

– Тогда отправляйся вместе с ними, – сказал Казио. – Что же касается меня, то лично я возвращаюсь в свое родовое гнездо, в Авеллу. Буду по-прежнему делать вид, что никогда не встречал рыцаря, которого я не смог бы одолеть в бою.

– Отец Энни вас щедро вознаградит, – неожиданно выпалила Остра.

– Остра, замолчи, – цыкнула на нее подруга. – То, что для нас сделали каснары да Чиоваттио и з'Акатто, невозможно возместить никакими деньгами.

– Джентльмену не требуется никакая плата за спасение двух оказавшихся в беде девушек, – гордо произнес Казио.

– Но джентльмен без гроша за душой не в состоянии выкупить свою собственность, – подхватил з'Акатто. – Пусть даже нам чудом удалось бы уладить некоторые законные формальности. А это, как известно, тоже не делается просто так.

У Казио был такой вид, будто его задели за больное место.

– Неужели ты даже сейчас не можешь не изводить меня мирскими делами? – с возмущением проговорил он, после чего обернулся к Энни и спросил: – Кстати сказать, а кто ваш отец?

– Довольно богатый человек, – немного поколебавшись, ответила Энни.

– Из какой страны?

– Из империи Кротения.

– Тогда вам предстоит долгое плавание.

– Ха! – усмехнулся з'Акатто. – Можно подумать, что ты имеешь представление, где она находится. Для тебя уже з'Ирбина лежит на другом конце света.

– Я вполне довольствуюсь тем, что живу в Вителлио. Если ты к этому клонишь, – отрезал Казио. – И у меня есть имение отца, которое нужно лишь отвоевать.

– Простите его, милые каснары, – произнес з'Акатто. – Поединки с рыцарями Ханзы несколько остудили его пыл. Поэтому все чужестранное теперь вызывает в нем некоторую настороженность. Видите ли, в своем родном городке, Авелле, он возомнил себя великим фехтовальщиком. Но стоило ему выйти в большой мир, как выяснилось, что дело обстоит не совсем так, как он себе представлял. Очевидно, он несколько разочаровался.

– Все это чистой воды ложь, – не найдя ничего лучшего в свое оправдание, ответил Казио, которого, судя по всему, сильно задели слова старшего товарища. – И ты сам это знаешь.

– Я знаю только то, что вижу. Дессрата – это доблестные дела, а не пустые слова, – сказал з'Акатто.

– Но ты же сам столько раз говорил мне, что дессратор из меня не выйдет, – напомнил ему Казио.

– Мало ли что я сказал? Может, я тогда был в плохом настроении, – пробормотал з'Акатто.

– Погоди, погоди, – удивленно поднял бровь Казио. – Что это значит?

– Это значит только то, что еще не все потеряно, – ответил тот, помахав перед своим учеником бутылкой вина. – Пусть слабая, но все же есть надежда на то, что не все потеряно.

– Значит, ты признаешь…

– Ничего я не признаю!

– Ах ты, старый пропойца…

Они еще долго пререкались, но Энни уже знала, что свой бой они с Острой выиграли. Теперь у нее с подругой будут провожатые до самой Кротении.

Она вновь вспомнила о своих видениях и том колдовском действе, которое она произвела над рыцарем из Ханзы. Если бы все в мире было так просто, как казалось Казио… Но Энни понимала, что для нее мир больше никогда не будет таким простым и незатейливым.

16. Восхождение на престол

Император Кротении досчитал до трех и в телячьем восторге захлопал в ладоши, когда шут по прозвищу Песья Шапка изобразил руками в воздухе фигуру, в которой он угадал куропатку.

– Прелестно, ваше величество! – сказал сефри. – Сейчас я явлю вам огонь, а вас попрошу на сей раз досчитать до четырех.

Мюриель бросила тяжелый взгляд на сефри, потом, смягчившись, перевела взор на сына.

– Чарльз, – обратилась к нему она, – тебя ждут дела при дворе.

Когда сын обернулся к ней, его лицо выражало напряженную работу ума.

– Мама, – тихо шепнул он, – я не могу досчитать до четырех. Что же мне делать?

– Чарльз, – более настойчиво повторила она, – пора браться за дела. Ты должен сосредоточиться и стать королем.

– Но ведь король же папа.

– Папы нет. Здесь, в этом месте, королем должен быть ты. Ты меня понял?

Должно быть, он ощутил в ее голосе разочарование, потому что тотчас спал с лица. Чарльз не всегда понимал значение слов, но порой мог очень хорошо улавливать настроение.

– А как я должен это делать, мама? Как мне себя вести чтобы стать королем?

– Я научу тебя, – похлопав его по руке, сказала она. – Сейчас должны прийти люди. Некоторых из них ты знаешь. Например, среди них будет дядя Файл де Лири.

– Дядя Файл?

– Да, я буду с ними говорить, а ты просто молчать. Если ты сумеешь помолчать, то получишь свои любимые жареные яблоки со сливками, а потом пойдешь играть на лужайку.

– Наверное, мне хочется играть на лужайке, – заколебался Чарльз.

– Тогда займешься тем, чем пожелаешь. Главное, ты должен молчать, когда я буду говорить с этими людьми. Молчать до тех пор, пока я на тебя не взгляну. А как только я на тебя посмотрю, ты должен будешь произнести: «Это мой приказ». Только одну эту фразу и больше ничего. Сможешь ты это сделать?

– Так вот, значит, как должен вести себя король?

– Именно так и ведут себя короли.

Чарльз кивнул головой в знак согласия.

– Это мой приказ, – в качестве тренировки повторил он.

Мюриель невольно вздрогнула, потому что он произнес эти слова точь-в-точь как ее покойный муж Уильям. Должно быть, за те несколько раз, которые сын бывал при дворе, он сумел услышать гораздо больше, чем она себе представляла.

– Очень хорошо, – похвалила она.

Мюриель кивнула головой стражнику, но почему-то осеклась и перевела взгляд на сэра Нейла, который неподвижно стоял неподалеку.

– Сэр Нейл, – обратилась к нему Мюриель. – Разве вы уже поправились?

– По крайней мере, достаточно, чтобы нести службу, ваше величество, – подняв на нее мрачные запавшие глаза, ответил он.

– Подойдите сюда, – глубоко вздохнув, попросила королева.

Он повиновался и приблизившись к ней, преклонил колено.

– Встаньте и присядьте со мной рядом.

Молодой рыцарь исполнил приказ и сел слева от Мюриель на кресло без подлокотников.

– Сэр Нейл, – сказала она, – мне хотелось бы, чтобы вы всегда были рядом. Теперь, когда у меня не стало Эррен, я хотела бы, чтобы вы были в моем полном распоряжении. Вы не против?

– Я буду целиком в вашем распоряжении, ваше величество, – ответил Нейл. – И постараюсь больше никогда вас не подводить.

– А вы никогда меня и не подводили, сэр Нейл, – сказала она. – Как вам такое могло прийти в голову? Моя жизнь неоднократно была в ваших руках. Никто из всего королевства не смог бы сохранить мне жизнь, окажись он в ту страшную ночь в Кал Азроте. А вы это сделали.

Нейл ничего не ответил, но королева заметила, как сжались его губы, а на лице промелькнула тень сомнения.

– Знаю, вы любили мою дочь, – тихо произнесла она. – Нет, Эррен мне никогда об этом не говорила. Об этом мне рассказало даже не ваше лицо. Я прочла это в глазах Фастии. Видите ли, сэр Нейл, здесь, при дворе, мы не имеем права подчинять свою жизнь личному счастью. Мы ведем то существование, которое нам надлежит вести. И делаем все, что в наших силах. Моя дочь за свой недолгий век почти не знала счастья. Всего за несколько лет она превратилась из веселой беззаботной девушки в сварливую старуху. Но в конце ее жизни вы подарили ей кусочек счастья. Вернули ей надежду. О большей услуге я даже просить вас не могла.

– Вы могли бы попросить меня спасти ей жизнь, – с горечью в голосе произнес юноша.

– Это не ваша вина, – заверила его королева. – Долг велел вам охранять меня. И вы с этим справились. Сэр Нейл, теперь вы мой единственный верный рыцарь.

– Но я не чувствую себя достойным этого звания, ваше величество.

– Чувствуете ли вы так или нет, сэр Нейл, это уже совершенно неважно, – прибавив в голос немного суровости, проговорила она. – Когда начнется заседание, осмотритесь вокруг. Вы увидите прайфека Хесперо, человека безмерного тщеславия и большого влияния. А также госпожу Грэмми рядом с ее негодяем-мужем. Вы наверняка заметите алчный блеск ее глаз. Дважды оглядите пятерых представителей благородных фамилий, которые ждут не дождутся подходящей возможности вытеснить своими толстыми задницами моего сына с королевского трона. Очевидно, им кажется, что сейчас как раз наступило подходящее время. Кроме того, здесь будут присутствовать представители моей семьи – ваши давние соратники из Лира. Они не прочь завязать войну с нами и уже подумывают о том, не пора ли вернуть Кротению в собственность Лира. И конечно же, не обойдется без посланников Ханзы, которая усиленно укрепляет свою армию и беспрестанно строит против нас козни. Постарайтесь узнать, кто из них убил моего мужа. Это должен быть кто-то из них. Мой муж был пронзен стрелой лирских рыцарей. Хотя это вполне очевидно, я не слишком доверяю столь явным свидетельствам. За этим должен непременно кто-то стоять. Тот, кто убил не только моего мужа, но и моих дочерей, и принца Роберта. Кто-то из тех, кто находится здесь, при дворе. Но кто? Вы поймете, что здесь, в Эслене, меня окружают одни враги. Вы, сэр Нейл, единственный посредник между ними и мной. Поэтому я не хочу выслушивать, что вы думаете о собственных недостатках. Меня сейчас не заботит даже ваша печаль, потому что, могу поклясться, она не составит даже малой толики того, что чувствую я. Но, как ваша королева и как мать вашего короля, я приказываю вам меня защищать и держать на замке все ваши чувства и соображения на свой счет. С вами я смогу продолжать вести эту игру еще несколько месяцев. Без вас мне не выжить и дня.

Кивнув, он встал, и ей снова открылось в нем что-то такое, что впервые она обнаружила в юноше при первой встрече в часовне Святого Лира.

– Слушаюсь, ваше величество, – уже твердым тоном произнес он. – Я с вами.

– Отлично. Это хороший знак.

– Ваше величество, могу я задать вам вопрос?

– Да.

– Будет ли война с Лиром?

Прежде чем ответить, она чуть выждала.

– А если будет, – сказала наконец она, – сможете ли вы убить тех, с кем некогда сражались бок о бок?

Он нахмурился, будто не понял смысла вопроса.

– Конечно, ваше величество, – ответил он. – Ради вас я убью всех, кого нужно. Но мне хотелось это узнать, чтобы как можно лучше укрепить охрану.

– Война с Лиром волнует меня меньше всего, – сказала королева. – Они видят во мне возможность занять трон без боя, но их тревожат Салтмарк и Ханза. Мне надлежит предложить им достаточно большое влияние при дворе. Наверное, даже позволить одному из моих двоюродных братьев править вместе со мной. Факты, связанные с гибелью моего мужа и кораблями союзников, которые мы потопили, постепенно будут преданы забвению. Я не знаю, что затевали Уильям и Роберт, и, очевидно никогда не узнаю. Но я должна навести порядок и внести во все ясность. Больше всего меня сейчас волнует Ханза и убийцы, затаившиеся у меня в доме.

– Понимаю, ваше величество, – кивнул Нейл.

Наклонив к нему голову, королева добавила:

– А сейчас, как я уже сказала, вы должны наблюдать за тем, чего не смогу увидеть я. Первым будет принят Хесперо. Я сделаю его своим премьер-министром.

– Мне казалось, что вы ему не доверяете, – удивленно поднял бровь Нейл.

– Ничуть не доверяю, но он не должен этого знать. Его нужно холить и лелеять. Кроме того, он должен находиться под постоянным наблюдением. А это легче осуществить, если он всегда будет рядом. После того как я с ним поговорю, мы пригласим хозяев моря. Нужно будет заключить с ними мир.

– Хорошо, ваше величество.

– Да.-Она глубоко вздохнула.

– Это мой приказ! – выкрикнул в качестве практики Чарльз.

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонившись королю, произнес Нейл. – Я всегда и во всем остаюсь вашим слугой.

– Это очень забавно, – расплывшись в глупой мальчишеской улыбке, произнес тот.

Эпилог Последнее проклятие

Едва алчная мгла поглотила эхо шагов Мюриель Отважной, как из загробной тишины она услышала какой-то странный стон. Он был очень тихим, почти неслышным и напоминал царапанье когтями по натянутой коже барабана. Нечто невидимое двигалось в темноте, и, несмотря на то что не было видно ни зги, королева кожей почувствовала, как впились в нее, подобно горящим углям, чьи-то глаза.

– Смердит женщиной, – проскрежетал хриплый голос. – Уже много сотен лет я не слышал этого запаха. – Раздался звук, как будто говорящий причмокнул губами, после чего вновь заговорил задумчивым тоном: – Ты не она. Похожа, но не она.

Мюриель почуяла наполнявший комнату смолистый аромат ладана.

– Неужели ты действительно тот, кем тебя называет этот человек? – осведомилась она. – Ты на самом деле один из скаслоев?

– Я есть, был и буду. – Его слова прошуршали в воздухе, словно сороконожка. – Как же ты явилась сюда, если не знаешь, кто я такой?

– Я нашла ключ в покоях моего мужа. Потом кое-что разузнала. Квексканех, ответь мне на вопрос.

– Мое имя, – произнес он таким тоном, словно вкладывал в это слово некое проклятие. – Я уже почти позабыл, кем я был. Но ты права, некогда меня величали именно так.

– Ты провел здесь две тысячи лет?

– Годы для меня так же ничего не значат, как и лик луны, который я давно позабыл. – Тишину вновь прорезал скрежет. – Не нравится мне твой запах.

– Меня нисколько не интересует, нравится он тебе или нет, – отрезала Мюриель.

– А что же тебя интересует? Ради чего ты решила потревожить мой покой?

– Твоя раса имела знание, которое моя утратила.

– Ну, это в самом деле так.

– Скажи, ты умеешь видеть сокрытое? Знаешь ли ты, кто убил моих дочерей и мужа? Можешь ли сказать, жива ли еще моя младшая дочь?

– Понятно, – выдохнул Узник. – Я вижу, как ветер разносит повсюду дым. Вижу, как опускается на мир покров смерти. Вижу в тебе серп, который жаждет жатвы.

– Кто убил моих дочерей? – продолжала допытываться королева.

– Тс-с-с, – прошипел старческий голос. – Очертания весьма неясны. Они спрятаны за пеленой тумана. – Внезапно голос, набрал силу и вскричал: – Королева! В тебе сокрыт нож, который жаждет крови. Он хочет резать и пронзать.

– Он лжет? – спросила Мюриель Хранителя.

– Нет, этого ему не дозволено, – ответил ей древний старик-сефри.

– Что ты сообщил моему мужу? – спросила Мюриель Узника.

– Что он станет смертью или умрет сам. Теперь я знаю, что он выбрал. А ты, которая смердит женщиной-матерью, сможешь ли ты стать самой смертью?

– Я должна увидеть смерть убийц моей семьи.

– Тс-с-с. Это достаточно, – сказал Узник. – Я расскажу тебе об одном проклятии. Самом страшном проклятии. Самом ужасном проклятии, которое существовало на моем веку.

– Ваше величество, – обратился к ней Хранитель, – не слушайте его.

Но королева отмахнулась от предупреждения.

– И я смогу проклясть тех, кто забрал моих детей?

– О да. Легко. Легче не бывает.

– Тогда говори. Я слушаю.

– Ваше величество… – вновь попытался остановить ее Хранитель, но Мюриель прервала его на полуслове.

– Ты уже дважды пытался меня предостеречь, – отрезала она. – Ни слова больше, если не хочешь вообще лишиться слуха.

Вняв этой угрозе, сефри тотчас склонил голову.

– Хорошо, ваше величество, – покорно произнес он.

– А если не хочешь слушать наш разговор, отойди куда-нибудь в сторону. Когда ты мне понадобишься, я позову.

– Хорошо, ваше величество.

И она услышала, как зашаркали его шаги.

– Ты дочь королевы? – осведомился Узник, когда сефри достаточно удалился.

– Я сама королева, – ответила Мюриель. – Расскажи мне об этом проклятии.

– Я скажу тебе, что следует написать, и ты выцарапаешь это на свинцовой пластине, а потом положишь ее в саркофаг, который найдешь посреди города мертвых. Покоящийся там дух передаст твою просьбу тем, кто владеет проклятием.

Мюриель на минуту задумалась, но затем вспомнила последний вздох Фастии и сказала:

– Говори, что я должна написать.

Свечи в часовне замигали, словно их пламя всколыхнул порыв резкого ветра. Сакритор Хон встрепенулся, словно очнувшись от сна, хотя он совсем не спал, и нервно огляделся вокруг.

Но ничего подозрительного не обнаружил. В часовне было тихо.

Он уже почти успокоился, когда вдруг раздался пронзительный вопль. Он донесся из лазарета, в котором лежал чужестранец. Сакритор поспешно направился выяснить, что бы это могло значить.

Несколько недель назад двое мужчин в черном принесли в часовню незнакомого сакритору Хону господина. Судя по его дорогой одежде и тому, как с ним обращались его спутники, он, должно быть, являлся весьма влиятельным человеком. Он был тяжело ранен возле самого сердца, поэтому никакие снадобья и зелья уже не могли его спасти, разве только замедлили бы угасание жизни и оттянули ее конец. Однако в это утро дела неожиданно обернулись к худшему. Но удивил сакритора не этот поворот, а то, что у раненого хватило сил издать столь громкий крик.

Когда сакритор отдернул занавеску, незнакомец уже не кричал, но был жив. Совершенно голый, он стоял посреди комнаты, уставившись на нечто невидимое человеческому глазу и внушавшее ему дикий ужас.

– Господин, – обратился к нему сакритор, – вы уже проснулись.

– Правда? – прошептал тот. – А у меня такое чувство, что я еще сплю. И мне снится мерзкий сон.

– Святые оказались к вам благосклонны, – осенив его охранным знамением, произнес сакритор. – Я даже не предполагал, что вы сможете стоять на ногах. Еще сегодня утром, казалось, душа собиралась вас покинуть.

Раненый посмотрел на него таким взглядом, от которого у сакритора пробежали мурашки по спине.

– Где я? – спросил он.

– В часовне Святого Лоя в Копенвисе, – ответил сакритор.

– А где мои слуги?

– Они размещены в городе. Один из них стоит на страже за дверью. Позвать его?

– Погодите. Одну минуту. Я хочу узнать. Мой брат мертв?

– Я не знаю вашего брата, мой господин.

– А меня вы знаете?

– Нет, господин.

Незнакомец кивнул и погладил свою бороду.

– Кажется, и я тоже, – сказал он.

Сакритор не знал, как растолковать его слова, поэтому спросил:

– Вы что, потеряли память? – На веку священника уже встречались подобные случаи. – Иногда это бывает после сильного потрясения…

– Нет, я не это имею в виду. Я помню все слишком хорошо. Принесите мою одежду.

– Господин, но вам еще рано пускаться в путь.

– Думаю, это уже в моих силах. – Что-то во взгляде этого человека подсказало сакритору, что спорить с ним не следует.

В конце концов, сакритор стал свидетелем настоящего чуда. Если святые спасли человека от верной смерти, почему бы им не восстановить ему и здоровье?

Разумеется, рана еще не затянулась, но…

– Как пожелаете, господин, – поклонившись, ответил сакритор. – Однако прежде чем вы удалитесь, не желаете ли исповедоваться? Не позволите ли отпустить вам ваши грехи?

Незнакомец в недоумении уставился на него, слегка приоткрыв рот. Затем он издал звук, потом другой, весьма напоминавший смешок.

Только после третьего раза сакритор понял, что это и в самом деле был смех, но столь горький, что с ним не могла сравниться вся скорбь мира.