Терри на ограде

7

Джарвиз повернул в замке входной двери массивный ключ и вошел в школу. Не подозревая о том, что происходит за несколькими дверями от него, он стал на ковровую дорожку, опустил воротник, кончиками пальцев смахнул воду с отворотов, потом с брюк, для чего пнул воздух одной ногой, потом другой, словно вымещал досаду на непослушном псе.

— Проклятый дождь! — проворчал он.

Но, сказать по правде, на себя он сейчас был зол не меньше, чем на погоду, ведь он не надел плащ только потому, что идти за ним надо было во владения жены, в кухню. Он выпрямился и оглядел тихий вестибюль. Несмотря на дождь, тут, как всегда после уроков, царил покой, который он так любил; мирная тишина нарушалась лишь тиканьем электронных часов, что управляли звонками на перемены, да тихонько булькал воздух в аквариуме с тропическими рыбами. Джарвиз громко, удовлетворенно перевел дух и огляделся. Если поспешить, он, пожалуй, успеет проверить, в порядке ли зал, и вернуться домой еще до того, как там возобладает истинно германское настроение. На все про все, даже принимая во внимание все двери, уйдет две минуты.

На линолеуме подле аквариума оказалась лужица воды, поэтому Терри с компанией пока еще не были обнаружены.

— Эге, это еще что?

Необыкновенно тщательно, словно на него взирал целый класс, Джарвиз вытер ноги о дорожку и подошел проверить, откуда взялась лужа. Только бы не течь в аквариуме, чинить его такая работка — не обрадуешься. Все еще тяжело дыша, он коротким, толстым пальцем провел но шву аквариума. С уверенностью не скажешь, но вроде сухо. Лучше все-таки знать наверняка. Руки были еще влажные от дождя, так что он нашел сухой кусочек на кашне и, прежде чем снова провести по шву, старательно вытер палец.

На это ушли секунды, очень важные секунды: команда Леса как раз успела затеять новый спор, перед тем как прийти сюда из зала.

Мик хотел оставить окно открытым, чтоб быстрей потом выбраться, но Лес не согласился.

— Нет, закрой окошко! — скомандовал он. — Во-первых, нас шестеро, быстро все равно не вылезешь, лучше отопрем вон ту дверь. — Острый глаз хищника уже углядел запасный выход, запертый на засов, который открывается, едва толкнешь дверь изнутри. — А потом, если кто увидит окошко открытое, сразу поймет, сюда залезли. Это все равно, что знак вывесить.

Мик не спорил. Понял — Лес прав, а главное, другим тоже это понятно, так чего ради выставлять себя недоумком.

Они не стали волноваться из-за мокрых следов на блестящем паркете, все равно ведь узнают — в школе кто-то побывал, чего ж зря тратить время, подтирать? Тихонько, крадучись, все двинулись за Лесом к двустворчатым дверям армированного стекла, ведущим в коридор. Осторожно, словно солдат, который наткнулся на подозрительный автомобиль, Лес поглядел сквозь стекло и, по привычке, нажал на ручку. Дверь отворилась.

Удивленный, он тихонько ругнулся, посмотрел на Терри:

— Открыто. Выходит, тут кто-то есть?

Терри не знал и со всей убедительностью так и ответил. Лес приник к двери, будто надеялся, она откроет ему секрет. Чуть толкнул ее рукой, не побоявшись, что останутся отпечатки пальцев, и внимательно посмотрел в щель, где должен бы проходить засов. Посмотрел на пол, в лунку для шпингалета. Она была чистая, в полном порядке, словно лунка на поле для гольфа, — ясно было, шпингалет постоянно закрывают.

— Не пойму, — прошептал он. — Вроде должно быть заперто, а нет, открыто. Почему такое? — Он оглядел всех по очереди, но никто не мог ответить. Самый жесткий взгляд предназначался Терри, и тому стало казаться, Лес думает, он завел их в западню. — А? Почему не заперто? В Нейпире, если сторож чего не замкнет, ему сразу по шапке.

— Ага! — громко подтвердил Мик. — Там столько всего покрали, теперь на сто замков замыкают, ровно в тюрьме.

Слова его пропустили мимо ушей, так всем было тревожно, только зашипели, чтоб молчал.

— Если тут кто есть, нам это надо разведать раньше, чем он нас унюхал, ясно?

Лес снова впился взглядом в дверь и с виду пустой коридор. Коридор шел в обе стороны от дверей зала и метрах в двадцати с обеих сторон сворачивал под прямым углом и шел мимо классов. Прямо напротив дверей зала была стена, которая отделяла коридор от двора и шла по всему квадрату здания. Коридор этот явно был прежде крытым переходом, длинной верандой, на которой школьники ходили, бегали, строились в любую погоду. Теперь, когда была возведена эта стена, почти сплошь с широкими окнами, пропускающими свет со двора, он все равно оставался проходом, одна сторона которого была обращена к классам, а другая — к скучному внутреннему садику, по которому ходить не полагалось.

Лес мигом сообразил, что при таком расположении с любой стороны и из любого угла видно весь коридор и что на высоте окна, то есть от пояса вверх, его, Леса, увидит всякий, кто войдет сейчас в коридор.

— Пригнись!

Повиновались все, как один, — без рассуждений, не мешкая. Терри в панике пригнулся ниже всех, позади всех. Джарвиз! Это он! Терри скорчился, сердце неистово стучало. Попался!

— Порядок. Это я так. Никого нет. Просто окна со всех сторон, пойдем пригнувшись…

Терри перевел дух. Надо было предупредить их насчет окон.

— Эй ты, как тебя там, директорский кабинет в какую сторону?

— А? — Терри не сразу понял, о чем речь, ему все чудилось, сейчас из-за угла появятся Джарвиз или мистер Маршалл.

— Слушай, ты, Чушка, Тони…

— Терри…

— Терри, — насмешливо, но словно бы и терпеливо, смягчая этим насмешку, повторил Лес. — Ты, видать, уже забыл, что тебе было сказано. Так куда нам идти, где они, транзисторы? Направо или налево?

С минуту Терри прикидывал в уме: директорский кабинет выходит окнами на фасад; он почти напротив того места, где они сейчас, налево от вестибюля. Подойти можно с любой стороны. Пройдешь через двустворчатую дверь в вестибюль, а там сразу налево, и влево сейчас идти или вправо — разницы никакой.

— Все равно, в какую сторону, — ответил Терри. — Кабинет вон там, — он показал. — Но сперва надо в ту дверь…

Лес понял. Кивнул:

— Ладно. Айда все за мной. Потесней. И пригнитесь, пониже окошек…

Он согнулся вдвое и быстро двинулся влево — выглядел он смешно, но был убийственно серьезен.

Мик подтолкнул Терри, чтоб шел за Лесом, а сам, низко пригнувшись, успел еще повернуться, предупредить Денниса:

— Гляди не укуси меня в задницу! Людоед! Мне чума ни к чему!

— Черная смерть! — фыркнул Футбольная башка, подхватив эту совсем не ко времени шутку.

Раздался взрыв хохота, но Лес слишком спешил и не стал их окорачивать. Они уже почти на месте, и лучше им спустить, не то еще сильней расшумятся. Все равно как малыши в школе: станут урезонивать того, кто болтает, а сами поднимут шуму вдвое. Притом Леса слишком заботило другое. Неладно это, что дверь оказалась не заперта, что-то тут не то.

Если б он мог заглянуть через три поворота, в вестибюль, он, пожалуй, задержал бы их либо велел бежать в зал и улепетывать через запасный выход. Но он вел свою команду к цели левым коридором. И выбор направления все решил. Но тогда Лес не мог этого знать.

Она попала сюда через фонарь в крыше, решил Джарвиз, эта самая вода. Аквариум тут ни при чем, чистое совпадение. В крыше над вестибюлем есть фонарь, вроде как маленький стеклянный домик, — он пропускает в это небольшое помещение свет и прибавляет вышины. По обеим сторонам фонаря — створчатые окна, и через одну приоткрытую створку сюда залетали капли дождя — так и образовалась лужица подле аквариума. Довольный своим открытием и в то же время сердясь на миссис Браун, что оставила створку открытой, он поспешно, ловко повернул на стене ручку, и створки медленно сошлись. Джарвиз еще раз внимательно поглядел на лужу и решил оставить ее до прихода миссис Браун, пускай утром пройдется здесь полотером. Надо будет сказать ей об упущении; она не слишком обрадуется, но промолчать нельзя.

И, удовлетворенный, он направился к главной своей цели — к залу. Если там все в порядке, он поторопится и еще поспеет к ужину. Он отпер двустворчатые двери и прошел в коридор.

По этому же коридору, в каких-нибудь тридцати метрах от него, шестеро незваных гостей шли как раз к тому месту, где он стоял, — шли пригнувшись, цепочкой, словно партизаны. Поверни он направо — и они, можно сказать, угодили бы прямиком в его объятия.

Он повернул налево. Как всегда. Он был человек методичный, а нумерация классных комнат начиналась с этой стороны, от первого номера до шестого и потом с седьмого по двенадцатый — назад по правому коридору; и так как в армии его приучили все проверять по порядку, путь его неизменно, годами, был именно таким. Шел он быстро, нигде не задерживался, цель у него сейчас была одна. Он прошел мимо шести дверей в классы, едва ли их замечая: все они закрыты, подле всех аккуратненько стоят корзинки для ненужных бумаг, нигде никакого беспорядка, который привлек бы его внимание. Мимолетного внимания удостоился лишь один класс. Класс миссис Снелгров, заместительницы директора. Подле деревянной таблички с ее именем она повесила картонку с напоминанием: «Пожалуйста, новую коробку с соломкой». Джарвиз взял это на заметку — утром до начала занятий надо будет поставить коробку; просьбы миссис Снелгров надо выполнять не мешкая; она заместитель директора, соломка нужна ей не для каких-то там поделок. И он завернул за угол, к залу.

А шайка теперь была уже почти у того места, откуда он только что ушел, у двустворчатых дверей в вестибюль. Мика поразили таблички с именами на дверях классов.

— Видали, у них на дверях имена намалеваны, ровно у докторов…

— В Нейпире не намалюешь, — отозвался Футбольная башка. — Никто надолго не задерживается. Краска и просохнуть не успеет.

— Тихо, вы! Пошли! И чтоб тихо! — Лес уже стоял у двери в вестибюль, натянутый, как струна, близилась решительная, долгожданная минута, и голос его зазвенел, выдавая внутреннее напряжение.

Осторожно он толкнул дверь и вдруг отпрянул, словно от капкана. Дверь поддалась.

— Ч-черт! Глядите! И эта не заперта!

Он прищурился и поглядел на дверь с глубочайшим недоверием. Остальные проследили за его взглядом, но без особого интереса, словно смотрели на сотую витрину в наскучившем музее. Все будет в порядке. Нечего дрейфить. Лес тщательно, со всех сторон оглядел дверь, посмотрел сквозь стекло в одну сторону по коридору, в другую, и его отпустило. Все вроде в порядке?

— В вашей малине не больно-то беспокоятся, а, парень? Все двери не заперты. — Он презрительно фыркнул. — Пошли. Сами виноваты, тупари.

Терри не знал, то ли радоваться, то ли огорчаться из-за небрежности сторожа. Меньше будет помех, меньше напортят, но каждый взятый барьер приближает к конечной цели, к той минуте, когда со школьным транзистором под мышкой надо будет под дождем отсюда удирать.

Лес шире открыл дверь, все так же приседая, вперевалку ступил в коридор и, несмотря на его преступные намерения и зловещие угрозы, показался Терри девчонкой, которая изображает малое дитя в игре в папы-мамы. О том же, видно, подумал и Мик.

— Пошли, малёк. — Он подтолкнул Терри в спину. — Давай за Большими Ушами!

Терри, тоже неловко переваливаясь, ступил в коридор, за ним — остальные, а Мик тем временем тихонько охал да ухал. Но совсем это было не смешно. Идти чуть ли не на корточках было еще неудобней, джинсы холодно липли к ногам уже в других местах, и черная шелковая рубашечка Терри начала куриться на плечах. Ноги ныли, глаза щипало и жгло. Но ему предстояло нечто куда более тяжкое — новый приступ мучений нравственных. Он вдруг увидел такое, что его бросило в дрожь. А увидел он всего лишь вывешенную на стене вестибюля картинку, свой рисунок, аккуратно наклеенный на гладкую черную бумагу, — нарисовано это было для общей работы их класса об американских индейцах. Такая привычная, с подписью «Бизон в горах, Терри Хармер, IV кл.», картинка вдруг заставила его заново трезво оценить свое поведение.

Да что он, с ума сошел? Это ж невероятно, чудовищно! Он же знает, как надо было поступить. Нельзя было им подчиняться, и пускай бы его излупили. Нечего было бояться ножа, Лес его просто запугивал. Надо было тогда воспользоваться случаем и не пустить их в зал — запереть окно. Да если б его сейчас кто-нибудь увидел — папа, мама, Трейси, — их бы хватил удар. Терри содрогнулся. Невозможно поверить, что все это происходит наяву! Зажмурился, задержал дыхание, чтоб зашумело в ушах, чтоб не видеть и не слышать ничего вокруг, — так он делал всегда, когда хотел избавиться от какого-то наваждения.

Но избавиться не удалось. Все осталось по-прежнему. Он по-прежнему в школе, участвует в налете, и нет для него сейчас никакого выхода. С чего начать, и то неизвестно. Ну что он может сделать? Ничего. Он ругал себя за тупость — вот пустая башка, хоть бы что-нибудь путное придумать! Он щепка в грязном потоке, и остается лишь плыть по течению и надеяться на чудо, которое спасет его, пока еще не затянуло в канализационную трубу вместе с Лесом и всей шайкой. Но, конечно же, надеяться не на что.

Лес оглядел вестибюль. Слева одна дверь, справа другая.

— Нам куда? — требовательно спросил он. — Пошли, а то мы тут вроде рыбы в аквариуме.

— Сюда, налево, — ответил Терри, разом возвратись к действительности. — Это канцелярия. За ней сидит секретарша, а потом кабинет мистера Маршалла… — Все еще пригнувшись, он показал на дверь слева, около аквариума.

Лес посмотрел на ничем не примечательную деревянную дверь и нахмурился.

— Эта уж точно заперта, — негромко сказал он.

— Нельзя, что ль, проверить? — сказал Мик и, опираясь спиной на противоположную стену, съехал на пол. — Давай поживей, пока у меня задница не отмерзла!

Лес пропустил его слова мимо ушей, припал к двери, потянул ручку. Он оказался прав. Дверь заперта.

— Гады! — сказал он, опять присел на корточки и уставился на дверь, будто, если покрепче изругать ее в уме, она сама отворится.

— А ты как думал? — спросил Мик, явно довольный, что в распрекрасном смелом плане Леса вышла заминка. — Это не то что на улице с лотка чего свистнуть. Если куда лезешь, бывает, надо и дверь взломать! Я думал, ты сам знаешь!

— Засохни! — сказал Лес. — Заткнись! Я думаю, как лучше…

— Поживей думай. Сколько можно тут торчать…

Бросить Лесу вызов порезче он не решился; пока хватит. Придет время, еще не сегодня и не завтра, но придет, и он им всем покажет, как надо делать дела. Лес промолчал, даже не оглянулся, только дотронулся до шрама на шее под воротником — смотрел на загадочную дверь и нервно скреб шрам.

Остальные по-хозяйски непринужденно расселись на полу вестибюля, и у Терри затеплилась надежда: вот оно, совершается чудо, которого он уже и не ждал. Если Лес не сумеет открыть дверь, может, тогда все отменится и он тихонько вернется домой, не опозорив себя настоящим преступлением.

Всем было сейчас неспокойно, каждый думал свое, все втайне тянули в разные стороны, и несколько минут никто не нарушал молчания.

— Бестолковая баба! — Джарвиз сунул ключ в замочную скважину вестибюля, и оказалось, ключ не поворачивается. Перебрал еще три ключа — никакого толку; собрался было опять попробовать первый, нечаянно толкнул дверь, и она поддалась. — Бестолочь! — Он почувствовал себя одураченным: пытался отпереть незапертую дверь. И обозлился: — Пускай только начнет скандалить из-за ужина, я ей все выложу!

У миссис Джарвиз иногда случались такие оплошности, и иной раз он ее покрывал, хотя другим уборщицам в этих случаях прилюдно делал выговор. Но если он бывал в подходящем настроении, дома ей все равно доставалось. Не так-то просто, когда жена служит у тебя под началом, и сейчас, входя в сумрачный зал, Джарвиз рассердился не на шутку — и дождь хлещет, и к ужину он опаздывает, да еще дверь не заперта.

Сперва ему показалось, здесь все в порядке. Опять и опять, будто широкими взмахами гигантской щетки, он обводил взглядом покрытый сухой штукатуркой потолок от дальнего конца до квадрата у себя над головой. Никаких признаков течи. Он вздохнул с облегчением. Видно, помогло, что недавно заново покрыли крышу толем. Но лучше все-таки еще раз проверить. Джарвиз одним нажимом ладони ловко повернул все выключатели, свет зажегся, и он пошел по залу, внимательно оглядывая швы, где сходились листы сухой штукатурки, и электрические плафоны, самые уязвимые места, — здесь дождь первым делом просачивается. Нет, все сухо.

«Ну, крыша в порядке, разве что какая авария случится, — удовлетворенно подумал он, словно капитан, оглядывающий свой корабль после ремонта. — Хорошо», — подумал он и, по-прежнему глядя на потолок — лучше проверить лишний раз, — быстро зашагал назад к двери, готовый ее запереть.

— Хорошо! — сказал он вслух.

Может, и не стоит говорить жене, что она забыла запереть дверь. Все не без греха. С этой снисходительной мыслью, которую породило довольство собой, он шел, по-прежнему задрав голову, и с ходу ступил в лужу, что натекла с Леса. Р-раз! — правая нога вдруг поехала вперед.

— Ой-ё-ё-ё-ой! — Он дернулся, левое колено неловко вывернулось, больно стукнулось о паркет, рука, протянутая, чтоб удержаться, угодила все в ту же лужу, скользнула в сторону. — Ой-ё-ой! — Он с маху грохнулся затылком о паркет и растянулся во всю длину, от головы до пят пронизанный болью, а перед глазами опять оказался совершенно сухой, безо всякой течи потолок.

Сотрясение от удара ошеломило его. Когда был он молодым солдатом, ему, как детям и спортсменам, было одинаково привычно что стоять на ногах, что растянуться на земле. Но человек, который по утрам с немалым трудом натягивает носки, мысленно совершенно не готов к тому, чтобы ни с того ни с сего шлепнуться на спину, и это потрясло его сильней, чем боль от ушиба. Он лежал и даже не чертыхался, так был ошарашен. Странно, но прежде даже, чем хватило сил спросить себя, не слишком ли он расшибся, промелькнула мысль: а ведь, пожалуй, он долго тут пролежит. Жена не пойдет его разыскивать, сегодня не пойдет. Во всяком случае, не сразу. Потом он подумал — это она, бестолочь, виновата: переложила мастики, и пол стал будто каток. Сколько раз ей, дуре, было говорено! Потом понеслись другие мысли, все неприятные, а тем временем он легонько согнул в колене одну ногу, другую, поднял голову, покрутил ею и наконец с заботливой тщательностью, на какую способен лишь пострадавший, убедился, что, в общем, он цел и невредим. Несколько раз со стоном судорожно вздохнул и наконец сел — ноги вытянуты в стороны, словно у малыша, едва начинающего ходить, — и, моргая, посидел так несколько секунд. Но сколько еще можно тянуть? Он с кряхтением встал на четвереньки, потом с трудом поднялся на ноги; все мускулы ныли и едва не стонали от боли — за них страдальчески скрипел кожаный пояс.

Только тогда выпученными от всех этих усилий глазами Джарвиз посмотрел под ноги и увидел лужу, из-за которой упал. Туман в голове понемногу рассеивался.

— Вода? — удивился он. — Откуда она взялась, черт подери? — Медленно, с болью поворачивая голову, он оглядел весь зал. Запасный выход заперт, окна закрыты, потолок, это он уже знает, сухой. — Вода? — повторил он. — Даже смешно…

Но он не смеялся. Он был очень серьезен, поглощен поисками ответа на загадку, теперь было уже не до боли в ногах и руках, в голове. Медленно, осторожно, морщась от боли, но исполненный решимости, он двинулся к двери. Дело нечисто, ей-ей нечисто, и его долг — разобраться, что к чему.