Тест на любовь

20

Андрей позвонил Ольге утром. Отозвался автоответчик. Решительный голос Ольги просил оставить сообщение после короткого сигнала. Андрей не выполнил ее просьбу, он просто положил трубку.

Чем неотступнее он думал об Ольге, о своих консультациях в Праге, которые казались ему все более подозрительными, как и само поведение Иржи и Ирмы Грубовых — он ощущал их нервозность, — в голове выстраивалась странная коллизия. То, что Ольга улетела сейчас в Прагу, насторожило еще больше. Кстати, она довольно легкомысленна. Зачем сообщать ему, куда она летит? А с другой стороны, значит, он хорошо работает и не вызывает у нее никаких подозрений. Машина, о которой он велел выяснить своему водителю, была приписана к международному турагентству «Кукольный домик». Но именно так однажды назвала Ирма Грубова свое турагентство в телефонном разговоре с кем-то. Его тогда поразило название, а теперь, соединяя в голове прежде несоединимое, он начинал кое-что подозревать.

Многое совпадало — онкология, женская хирургия, название агентства, доходы, которые Грубовы получали от своей клиники, гонорары, которые они платили ему. Более того — пожелания Иржи во время; сеансов, которые проводил Широков с его пациентками.

— Андрей, дорогой, ты должен убедить больных, что они способны делать то, чего не способен никто другой, не прошедший через операцию.

Но Ольга? При чем здесь она? Она выглядит здоровой сильной женщиной в расцвете лет. — Но ведь он никогда не видит пациентов, которых консультирует. Как выглядят они?

Андрей походил по комнате, потом вдруг подумал: а не прогуляться ли ему по Москве? Давно он не был нигде — ни на выставках, ни в музеях. Мысль, пришедшая следом, — кажется, подсознание сейчас что-то подкинет… «Внимание, — сказал себе Широков, — вдумайся, вслушайся…»

Он оделся — натянул джинсы и рубашку, куртку, кепку с ушами, на улице прохладно, — и вышел из дома, решив поехать в центр.

Около метро он внимательно изучил тумбу с афишами. Ну конечно, вот то, что ему просто необходимо посмотреть. Он даже почувствовал, как по спине побежали мурашки, — настолько неожиданным было то, что он увидел. Андрей усмехнулся. Нет, никогда его подсознание не обманывает.

На Гоголевском бульваре, в фотоцентре, открылась персональная выставка Ольги Геро, фотохудожницы — это слово набрано особым шрифтом. С плаката смотрела Ольга. Не такая, какой он ее видел. Это был автопортрет. Он усмехнулся — истинная женщина. Только они ни за что не обойдут себя автопортретом. Половина лица закрыта камерой, она снимала себя перед зеркалом. Но Боже, это венецианское зеркало! Откуда?

В зале мало народу — несколько случайных посетителей. Старушки из ближайших коммуналок, мамаши с детьми, которые то и дело норовили отщипнуть от роскошных сухих букетов по углам. Он осмотрелся, и его взгляд наткнулся на мужчину, уставившегося на один портрет. Что заинтересовало его?

Андрей как бы нехотя, случайно совершая круг по залу, вовлек его в свою траекторию. И остолбенел. «Ловец бабочек» — так называлась фотография. Этот ловец… стоял перед собственным портретом. Нет сомнения! Андрей смотрел на мужчину в синем в белую полоску свитере из верблюжьей шерсти и синей водолазке, высунувшей из-под свитера высокое горлышко. Лицо его было изумленно-печальным, окладистая русая борода касалась воротника водолазки. На снимке он держал простенькую, но, безусловно, изящную бабочку и любовно разглядывал ее. Кажется, вот-вот он наколет ее на булавку, которая у него в другой руке.

— Отличный кадр, — вполголоса сказал Андрей.

Мужчина, вздрогнув, обернулся. На лице вначале появилось возмущение, но потом пропало. Он заметил симпатию в глазах Андрея и покачал головой:

— Вот таким она меня видела.

— Вы с ней знакомы? Мастерские снимки. Как много, какие добротные. А сколько у Геро наград… Я прочел при входе.

— Да, — вздохнул он. — Я с ней знаком. Это моя бывшая жена, — добавил он с какой-то неизъяснимой печалью. — Правда, мы не расписывались. Не считали необходимым.

Андрей молчал. Потом отошел посмотреть другие снимки, они были тонкие по настроению, казались безыскусными, но в них столько странной печали. Мало радости. Но все-таки она была. В пейзажах. Его сердце забилось, как у охотника.

Вот, вот то, что он искал. Восток. Прага. Лица женщин. Страдающие, счастливые. Пейзажи, море во Вьетнаме, горы в Чехии. Боже, а это кто? Чей силуэт? Он вглядывался в туманный пейзаж на фоне сказочного дома на холме. Лица нет, но он не ошибается. Ирма Грубова… Завершая круг по залу, он подошел к мужчине.

— Не хотите чего-нибудь выпить? — спросил он бородача.

— Хочу, — неожиданно согласился тот. — Очень хочу. Просто в горле пересохло.

Они взяли по рюмке водки и уселись в углу бара.

— Так она ваша жена?

— Была. Мы расстались. С тех пор я не видел ее. Обстоятельства, при которых мы расстались, не позволяют мне… В общем, все произошло ужасно, неожиданно. Но каждый миг я помню о ней. Рука тянется к трубке, а когда снимаю и слышу длинный гудок, бросаю ее и отскакиваю как ужаленный. «С кем она?» — спрашиваю я себя, ложась спать. «С кем она?» — спрашиваю себя, вставая. «Она хотела, чтобы ты ушел», — говорю я себе. Не важно почему. Иначе она бы так не поступила. Но почему, почему она так поступила? Почему она хотела, чтобы я ушел? Я так ее любил… Как никого и никогда. И нам так было хорошо вместе.

— Вы еще любите ее?

— Как бы я хотел уже не любить… — Мужчина усмехнулся. — Прошло столько времени, а ее голос с невероятными интонациями стоит у меня в ушах. Она очень артистична по натуре. — Он покачал головой. — Никогда в жизни я не попадался на булавку женщине — как какая-нибудь бабочка-капустница… У меня были женщины до нее…

— Я думаю, — кивнул с усмешкой Широков. — Вы тот самый тип мужчины, который им нравится. В вас есть природная сила, вы обещаете покой и защищенность.

Мужчина усмехнулся:

— Как видно — нет.

— Но почему вы расстались? Не удивляйтесь моему бестактному вопросу. Я профессиональный психолог, и, может быть, мы вместе найдем ответ на ваш самый больной вопрос — почему?

Мужчина вскинул голову.

— Я не знаю, почему не пошлю вас подальше с вашими вопросами. Но, наверное, я утомился беседовать на эту тему с самим собой. Я исчерпал все ответы.

— Есть в отношениях между людьми эффект попутчика, — тихо сказал Широков. — Проще излить душу незнакомцу, чем кому-то близкому. А если незнакомец — психолог, уверяю вас, эффект будет двойной. И потом… — Широков пригнулся к столу и, хитровато посмотрев на мужчину, прошептал: — Я не возьму с вас денег. — Оба расхохотались, после чего всякое напряжение пропало. — Итак, меня зовут Андрей Широков, — представился он.

Мужчина протянул ему визитную карточку. Андрей прочел: «Ярослав Воронцов. Энтомолог».

— О, как интересно, — протянул Андрей. — Так вы наверняка и охотник? Разве можно шататься по лесам и полям без оружия? Разбираетесь в ружьях?

— Надеюсь, что так. У меня есть кое-какие.

— Ну, тогда нас просто свела судьба… Я тоже в некотором роде… Но об этом потом. Кстати, то, что нас с вами объединяет, поможет понять вашу ситуацию. Итак, расскажите мне все, что хотите. Начните с чего угодно. Я весь внимание.

— Мы жили очень счастливо несколько лет. Мы встретились уже людьми пожившими, каждый со своим прошлым. У нее сын от первого брака. У меня две дочери. Мы познакомились в аэропорту. — Он усмехнулся. — Нас потянуло «руг к другу сразу, с необыкновенной силой… Мы сошлись. Построили домик в лесу… — Он отпил водки. — Знаете, чудесное было время.

Глаза Славы Воронцова устремились в пространство. Казалось, он снова, сцена за сценой, видел прошлое.

Андрей ждал, когда мужчина вернется в реальность. Он не торопил. Его сердце билось учащенно. Но ему все становилось ясно. Оставался интерес — что он, Широков, еще не вычислил? О чем не догадался? Он ни секунды не сомневался, что Ольга сама захотела освободить Славу от себя.

— Я был в экспедиции и получил по почте… — Он шумно вздохнул и замер, словно опасался произнести следующее слово. Но пересилил себя и произнес: — Фотографию. Теперь-то я начинаю кое-что понимать. — Он горько усмехнулся. — Вы видели ее, она висит на выставке, «Любовь лесовина и лесной нимфы». Но, — он покрутил головой, будто стараясь освободиться от какого-то наваждения, — это не совсем она.

Воронцов мог не продолжать. Андрей Широков понимал, что мастер фотографии способен проделать с этим кадром. Да, какая мощная вещь фотоснимок — можно ничего не говорить, не писать, а просто дать человеку в руки кусок картона, и все. Не зря наскальные рисунки появились гораздо раньше письменности. Можно и сейчас письменность упразднить и открыть фотошколы… Потом он одернул себя, посмотрел на здоровенного мужчину и подумал в который раз — о Боже, ну почему мужчины наивны, как дети?

Себя он к этому числу не относил по одной причине — он чувствовал в себе способность перевоплотиться в кого угодно — мужчину, женщину. Он пробовал… Давно, очень давно.

— После того, что я увидел, я кинулся звонить ей. Но никто не брал трубку. Когда я вернулся, ее вещей не было. У нее есть своя квартира, но ее не было и там. Я больше не видел ее. — Он помолчал и поднял на него глаза, полные отчаянной боли. Голос его стал хриплым. — Теперь я все понял. Вы видели кадр. Там не видно лиц, только переплетенные тела. На фотографии, которую я получил, тела те же, но были лица. Ее лицо и… незнакомого мужчины. Боже мой, какой я дурак! Ревность затмевает разум. Если бы мне о таком рассказали, я бы не поверил. Или громко хохотал, если бы в мужской компании услышал о таком трюке. Но теперь-то я вижу: это наши тела, это мы с ней возле нашего домика! Я помню тот день. Тогда мы нашли потерянный топор, под досками, на которых расположились… Но я не знал, что она снимала тогда. Я ее не виню. Она художник, она имеет право. — Он покачал головой, совершенно потрясенный. — Это был удар. Знаете, Андрей, мое сердце болело, после нее у меня не было ни одной женщины. — Он помолчал. — Я не знаю, как сложилась ее жизнь после, чем она жила и с кем. У меня был телефон ее давней подруги, Татьяны Песковой. Но однажды я позвонил. Я выпил, много, и решил, что смогу поговорить с ней. Но мне не повезло — или, наоборот, повезло. Ее не оказалось дома. Значит, так суждено…

«А что такое суждено? — подумал Андрей. — Суждено то, что мы себе ссуживаем. Наша лень, неподъемность, нерасторопность, наша энергия, наша страсть — все, что в нас есть. Но такие люди, как я, нужны вам, чтобы подтолкнуть, стронуть с места, заставить вас принять решение, которое вы внутренне уже приняли, но боитесь его, потому что оно вас выталкивает за пределы круга ваших представлений, вашей замшелости, вы боитесь его покинуть. И я внушаю вам, что именно вы приняли решение. Сами захотели».

— А какая она была женщина! Казалось, мне она послана Богом, я так хотел, чтобы у нас была настоящая семья с кучей детей, похожих на нее. Я говорил ей про это, а она смеялась — уж прямо и куча… И вот, заставила меня уйти.

Голос Воронцова смолк, он отпил водки. Глаза его были полны печали.

— Понятно. Значит, вы теперь даже не знаете, что с ней? Где она? Ничего, да?

Он покачал головой.

— И потому пришли на выставку? Чтобы узнать?

— Я себе объяснил, что зашел случайно, как любознательный человек… А если честно, конечно, я хотел узнать о ней как можно больше. Вы же видели, сколько афиш расклеено по городу? Во всех вагонах метро ее портреты. Из чего я заключил, что дела у нее идут превосходно. Я знаю, сколько стоит оплатить такую выставку, я сам недавно участвовал, точнее, моя фирма, я чуть не разорился, хотя и не жалуюсь на дела. Значит, у нее есть спонсор. Неудивительно, что такая женщина не осталась одна.

— Вы узнали здесь все, что хотели?

— Нет. Я только догадался о главном — по какой-то причине она захотела вытолкнуть меня из своей жизни. Фотографию прислала она мне сама. Хотел бы я знать причину. Может быть, она уже тогда кого-то нашла… Я знаю, больше всего на свете она хотела выставиться в фотоцентре, в какой-то мере это была цель ее жизни — обрести славу фотографа. Но ведь я мог ей помочь. Она это знала. Я нашел бы деньги. Не могу сказать, что ее снедало тщеславие, нет, вполне законное желание творческого человека получить оценку своего труда. Смешно звучит, не по-русски. Но сейчас можно говорить так, как вздумается. — Он вздохнул, допил водку. — Но Ольга не учла — время славы прошло в нашем обществе. Теперь время денег. Видите, на выставке — никого. А заплати сегодня репортерам, они сбегутся. Толпами. Они будут славить ее, трубить во все трубы, какая замечательная фотохудожница Ольга Геро. — Он усмехнулся. — Спасибо за компанию. И за внимание, Андрей Широков.

Слава хотел подняться, но Андрей удержал его.

— Погодите, погодите, дайте подумать… Впрочем, нет. Ответьте мне только на один вопрос: вы любите ее сейчас?

Слава усмехнулся:

— Да, я люблю ее. И никого больше. Как бы я хотел знать, почему она так поступила…

Андрей помолчал.

— Ярослав Николаевич, вот моя визитная карточка, вдруг пригожусь?

— Запишите мой загородный телефон, Андрей. По нему меня отыщут везде.

Андрей и Слава вышли на улицу.

Стояла морозная зима. Снег хрустел, деревья в инее.

— Прямо новогодняя погода.

— Да, еще бы солнце.

— У меня за городом солнце. Казалось бы, недалеко от Москвы, а все совсем другое… Кстати, вы не знаете, что за музыка была в зале, такая приглушенная? Такая сладкая, такая… И голос — необыкновенный женский голос.

— Ария мадам Баттерфляй, а пела не женщина, это Эрик Курмангалиев. Мужчина, который поет женским голосом. — Слава покачал головой. — Это ли не доказательство ее чувств к вам, к вашим бабочкам? Я думаю, музыка посвящена вам, она выбрала ее, я уверен, сама не подозревая об этом.

Слава пожал плечами и снова покачал головой.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Андрей вернулся домой, когда наступил уже вечер, синий, зимний. Не задергивая занавеску, он включил свет, сел под настольной лампой, которая светила ему прямо на руки, и вынул листок, который дал Воронцов. Лучше всего о человеке, старомодно считал он, может рассказать его дело. Это был прайс-лист энтомологической студии. О, этот человек не просто любитель природы и охоты. Он художник. И коммерсант. Сейчас, открывая свое дело, ты обречен заниматься всем — придумывать, воплощать, торговать. Таково время. Оно кончится не завтра. Хотя, по мнению Широкова, это очень тяжело для человеческой психики.

Разные роли заставляют вести себя по-разному, а если ролей несколько, то психика расшатывается, человек становится уязвимым, часто теряет уверенность в себе. Хотя, казалось бы, должно быть как раз наоборот, ведь он самоутверждается в разных ипостасях, стало быть, должен себя чувствовать по-хозяйски в этой жизни — он может все! Но что делать — время не собирается подстраиваться к тебе. Тебе придется этим заняться.

Итак, Воронцов предлагает коллекции бабочек. По три, по шесть, по девять… В застекленных настенных витринах. Варианты самые разные: дневной павлиний глаз (Inachisio), адмирал (Vanessa atalanta) и чертополоховка (Vanessa cardui)… Или эти и вдобавок к ним — большая лесная перламутровая, зорька… Однако как культурно оформлено, подумал он. Привлекательно.

Андрей отложил лист бумаги. Если он верно понял то, что произошло с Ольгой, если он верно оценивает чувства Ярослава Воронцова к ней, то ему просто необходимо ими заняться.

Сейчас он сосредоточится на Воронцове. Очень хорошо, что у них есть интерес, который поможет сойтись поближе: оружие.

Сам он оружие начал собирать давно. Старинные пистолеты, мушкеты, револьверы, инкрустированные серебром и золотом. Они стоят хороших денег, но Андрей может себе позволить купить то, что ему хотелось. В оружии он видел не только творение мастеров Франции, Германии, Бельгии, России, но и частицу времени.

Самое замечательное в жизни, понял однажды Андрей Широков, — овладеть временем. Понять, что ты находишься в определенной его точке, из которой можно заглянуть в колодец прошлого. И оружие, выставленное в специально купленном для этого итальянском шкафу со стеклянной передней стенкой, казалось, рассказывает о себе так громко, что иногда он задергивал занавеску, словно накрывал клетку с распевшимися птичками-амадинами. С помощью своей коллекции, считал Андрей, он оседлал время.