Тетрада Величко

Глава 7

Настоящее

Что это за карточка — ей подсказала охрана комплекса, когда Кристина вышла из такси и пыталась разобраться с тем, как ей за ворота пройти. Кузьма расстарался: территория комплекса была полностью закрыта и попасть на нее можно было только имея такую карту-ключ владельца квартиры или по приглашению жильцов, о чем следовало предварительно предупредить охрану. С указанием фамилии, имени и номера машины, еще и паспорт предъявить или права. Серьезней, чем попасть к самому Кузьме в офис. Такие меры вызвали у Кристины улыбку. Но она только поблагодарила охранников, позволила изучить свои документы и паспорт, и даже записать себя, как владелицу указанной квартиры. После чего прошла на территорию, открыв калитку с помощью той самой карты (ей охранник показал как). В башню ее прям «заточить» пытались. Хоть она и могла предположить, что заставило его выбрать для нее именно такой вариант. Обнаружила необходимый ей корпус, также благодаря инструкциям тех охранников, и направилась к входу, осматриваясь по сторонам. Тихо очень. Из-за утра субботы? Возможно. Никто не выгуливает собак на газонах, кругом «ландшафтный дизайн»: декоративные каменные нагромождения, вечнозеленые кусты можжевельника и туи причудливых форм. На первых этажах, «офисных», успела заметить пару каких-то магазинчиков — очевидно, с популярными у жильцов товарами; салон, стоматологию и «авторскую кофейню». С последним Кристина не очень разобралась, но решила зайти, присмотреться потом. По другую сторону от домов ее внимание привлекла непонятная оградка, за которой угадывалось еще какое-то пространство. Забор за забором? Это показалось Кристине настолько странным, что она подошла ближе. Оказалось, что таким образом отгородили место для отдыха — наверное, от детей, чтобы не упали. В котловане, ниже уровня основного двора, располагалась обширная благоустроенная площадка со скамейками, местами для мангалов, небольшой «рощицей» каких-то деревьев, и красивыми огромными фото уголков природы, маскирующими стену основного ограждения территории. Хороший комплекс, однако, продуманный, со всеми удобствами для жильцов. И выходить никуда не надо…

Немного растерянно улыбнувшись, Кристина вернулась к первоначальному маршруту, не задерживаясь у детских площадок. Они ее слабо интересовали, хоть и понимала, что оснащенность этих территорий здесь так же выше среднего уровня. Наконец, она дошла до двери подъезда и зашла в холл. Мрамор, светлый, или какой-то камень, похожий на него, и еще три охранника. В бронежилетах. Кристина даже остановилась на секунду, засомневавшись, не спутала ли подъезд с отделением какого-то банка?

Но поскольку ее тут же спросили, куда Кристина собирается и к кому приглашена, решила, что попала по нужному адресу. Вновь показала документы на квартиру и паспорт. Ее снова везде записали, разумеется, спросив разрешения, внесли в базу номер телефона. И один из вот этих мужчин в бронежилетах, а может, еще и с оружием, просто Кристина не видела, провел ее к лифту и подсказал этаж. Предложил провести, если она не уверена. Но Кристина отказалась, поблагодарив. Зашла в лифт, словно спряталась от этого внимания. Облокотилась на поручень у зеркала и зажмурилась. Семнадцатый этаж. Вид должен быть прекрасным.

«Кузьма, Кузьма — что же ты делаешь? До сих пор от всего упрятать и скрыть пытаешься? Защитить от того, что и не угрожает вроде из-за твоих же усилий…»

Все красиво в этом доме было. И подъезд — не чета тому, где она с матерью жила, даже сравнивать нечего. Все новое, современное — «как по телевизору показывают». Вплоть до системы противопожарной безопасности на потолке, с датчиками и распылителями воды. Кристина не сразу угадала направление на этаже, но все же обнаружила нужную цифру на двери (тоже серьезной, мощной, хоть и красиво оформленной), только вздохнула, заметив глазок камеры домофона. Открыла ключом и зашла, пока не зная, чего ожидать.

Странное занятие Кристина выбрала для утра субботы. Для первого нормального выходного за несколько недель: бродила по квартире, которую ей подарил… Кто? Не любовник. Но и просто другом Кузьму у нее никогда бы не повернулся язык назвать. Хотя, чего лукавить перед самой собой? Он был ее роком и болезнью, ее сердцем и душой, ее мукой, безумием и самым большим счастьем. И не имело значения, сколько они не виделись и какую боль Кузьма причинял ей своими решениями. Потому и задевало так — что никого дороже и роднее для Кристины не существовало. Потому и резало душу настолько. Но и отказаться от него не могла. Когда-то надеялась еще, пыталась, старалась. А сейчас…

Просто ходила по этой квартире, бросив сапоги и пальто на пол в прихожей, осматривалась.

Прав он был — ремонт не совсем по ней. Впрочем, вкусу Кузьмы она доверять могла всегда, как своему, он все ее предпочтения знал. Но в целом — нестандартная и интересная квартира. Большая. Громадная даже, хоть и двухкомнатная. Раза в два точно больше, чем квартира матери, тоже «двушка». Потолки высокие, не давят на голову. Гостиная совмещена с кухней в огромную студию, и балкон, похоже, убрали, совместив с этим пространством, сделав окна от потолка до самого пола. Вся техника в наличии и модная, функциональная. Кристину особенно духовка порадовала.

Вид — шикарный, не ошиблась с предположением: половина города как на ладони, все достопримечательности. И больница ее видна, самое смешное. «Рукой подать», кажется. И парк под окнами, тот, что от их больницы и тянется. Действительно красиво. Кристина несколько минут стояла, любуясь. Потом пошла дальше рассматривать.

«Полтора» санузла, как это называлось вроде бы. Тоже непривычно и удобно, наверное, если живешь не один. На крючке в ванной висел новый махровый халат бирюзово-зеленого цвета. На каменной столешнице лежали несколько новых полотенец.

Еще в квартире была полноценная, огромная спальня с «зоной отдыха», где, помимо обязательной кровати, имелась еще и софа, и кресло, на стене — огромная картина с васильками в пшенице… Это точно не дизайнер прилепил, хоть и видно, что мастер полотно писал. Не мог дизайнер знать, что Кристина обожает васильки. Да и из общего оформления в стиле «hi-tech» эта картина выбивалась дико. А Кузьма никогда дизайнером не был. Но так мило, до слез на глазах и закушенной губы, растянувшейся в улыбке, до хриплого смеха…

И кот на кровати. Игрушечный. Плюшевый или какой-то там. Новый. Но настолько о многом напомнивший…

В стороне стоял небольшой туалетный столик, тоже весь современный. Металл и стекло. Зеркало с подсветкой. И какая-то бутылочка. Кристина подошла к столику с некоторым недоумением. И снова улыбнулась, хоть сердце и сжалось от тоски. Взяла флакон своих любимых духов, нажала на распылитель. Утром из дому убегала так, что и не вспомнила о любимом аромате. Тоже дорогие, гадство. Их не то что врач, а и заведующая отделением только скрипя зубами себе позволить могла. Стоят, как две официальных зарплаты в месяц. Но у Кристины другая ситуация… Обожала этот аромат.

Все сделал так, что хоть сейчас оставайся и живи. Мелочи эти по дому… Продумал, чтобы ей приятней было, интриган. Завлекал. Наверняка и продукты можно купить здесь же, не выходя за территорию. Да и любые другие предметы первой необходимости, если вспомнить о магазинчиках внизу.

Отставив флакон с духами, Кристина вышла из спальни и по коридору вернулась в гостиную. Телефон пикнул, заставив ее отвлечься от рассматривания.

«Ну как? Нравится?»

Ну, настолько он ее предугадать не мог. Скорее охрана внизу снабжала Кузьму сведениями.

«Почему кот мягкий, родной? Тут больше робот какой-то подошел бы))», — настроения для смайлов не было. И все же постаралась ироничную улыбку хоть скобками передать.

«Слишком современно, да?»

Она почти услышала, как он хмыкнул.

«Красиво», — ответила Кристина, усевшись на длинный угловой диван.

Подтянула ноги под себя, а потом и вовсе растянулась, повернув голову на подушках так, что открывался весь вид из окна. Не соврала, действительно красиво. Залюбовалась.

«Что случилось, малыш? Не думал, что ты так скоро приедешь…», — написал Кузьма, словно бы догадался о ее настроении.

Или она себя этими скобками дурацкими выдала?

«Ничего… Ничего существенного, Кузьма», — понимая, что он не отстанет, если она все отрицать начнет, обтекаемо ответила.

И не соврала же — ничего важного не случилось. Такого, чего бы еще не было. Просто Кристине все сложнее становилось это терпеть. И действительно хотелось все бросить и уйти… Или это потому, что появилась возможность?

А разве раньше не было?

Зачем с Романом жила? Чтобы Кузьме упреками в лицо бросаться? Чтобы допекать, когда самой невыносимо больно? Или просто сил нет, да и желания что-то менять, так устала от всего. Иногда казалось, что от самой жизни. Лечь бы и заснуть, чтобы хоть во сне поверить, что все решилось, что не было этих ужасных и таких пустых лет…

«Молчишь? Узнаю же, малыш», — он точно снова хмыкнул где-то там, где бы ни находился. «Как и про то, что твое недоразумение на последнем дежурстве неплохо «посидел» с одним медбратом. Не в «дрова», но ты же вроде, в принципе, против алкоголя в больнице? Да и Карецкий за это в шею гонит…»

Она даже села, прочитав это сообщение. Еще раз перечитала. Переспросить? Смысла нет. Кузьма не стал бы писать такого о Романе просто так, не имея подтверждения. А информацию он доставать умел.

Вернулась тошнота. «Центрального генеза», как сказал бы Карецкий… Или это от голода? Может, по тумбочкам прошвырнуться? Вдруг он и пачку хлопьев где-то припрятал.

Русу об этом, кстати, надо будет тоже сказать. Главврач должен знать о подобном. А еще с Романом поговорить придется и ей, и Руслану.

«Знаешь, ты мне сейчас ни капли не облегчил и без того паршивое утро», — набрала Кристина и бросила телефон на диван.

Поднялась и подошла к окну. За спиной пропищал сигнал нового сообщения, но она не обернулась. Наоборот, опустилась на пол, на пушистый длинный ворс белого ковра, который тут лежал, и начала любоваться городом.

Выдержала минут пятнадцать. За это время пришло еще одно сообщение. Наконец Кристина вернулась и взяла мобильный.

«Ты предпочла бы не знать?»

«Что он сделал?»

Два сообщения. И если от первого еще веяло мягкой иронией, то от второго несло холодом и собранностью, которую она так хорошо знала в Кузьме.

Что Роман сделал? Да ничего, по сути. Ничего такого, что бы муж не имел права говорить или делать. Просто она не вытерпела сегодня. Что-то взбунтовалось внутри.

«Малыш, не ответишь — я приеду через полчаса. А у меня через десять минут встреча с Премьер-министром…», — телефон мигнул новым сообщением.

Угрожает? Нет, Кузьма не угрожал. Всегда был слишком сильным для этого. А уж в последние годы… Он информировал. И от встречи с Премьер-министром откажется, у нее ни одного сомнения не было по этому поводу. О чем он с ним разговаривать, кстати, собирался в такое время? Что обсуждать?

Сердце сжалось от холодка нехорошего предчувствия. Много знала о его делах. Не знала — еще больше. Не считал Кузьма, что она должна все знать, всегда оберегал ее от «своих дел», считая их слишком опасными. Да и было так. Только Кристине от этого оберегания легче не становилось никогда. Хуже…

Но из-за этого «тона» последнего сообщения — молчание становилось чреватым. Надо было что-то ответить. И так уже задержалась. Только о чем говорить, чтобы отвлечь Кузьму?

«Ничего не сделал», — а что сказать?

Что муж от нее ребенка потребовал? Смешно, смешно…

Забавно то, что Кузьма только вчера мельком упомянул о детях. Неужели Рома об этом тоже где-то болтал, а Кузьме его «шпионы» доложили?

Да нет, не верилось. Да и знал он, что Кристина не хочет детей… Не в браке. И куда еще детей в этот бедлам вмешивать, Господи?! За что им судьбы ломать и корежить?! Упаси, Боже.

Хотя Кристина точно знала, что если бы вдруг случилось затмение и она перестала пить таблетки или они подвели, если бы забеременела… Никто бы ей и слова упрека не сказал. И носились бы с ней, как с золотой, за каждым шагом следили бы, оберегали. Даже если Роман в очередной раз пустил бы все на самотек и вел себя, как обычно — Кристину бы окружили заботой и вниманием. А нужно было бы — и из роддома забрал бы сам. И организовал бы все… Еще и с Русом препирался бы из-за этого. Карецкий точно не остался бы в стороне.

А от этого знания становилось только хуже… За что так мучить? Зачем так любить и лишать всего? Не жизнь, а настоящий дурдом.

Щеки мокрые. Когда плакать начала? Непонятно. Просто вспомнилось, как ребенка хотелось когда-то. «Их» маленького… Как планировали и думали, только ждали, что она доучится пару курсов, сдаст экзамены, пойдет в интернатуру. И он «на ноги» окончательно встанет — уйдут со съемной квартиры, свою купят… А все так дико и ужасно вывернуло.

«Ты не знаешь, как тут салон, тот, что на первом этаже? Нормальный?», — о чем угодно писать, только бы не понял, как ей тяжело. А то и правда примчится.

Нашла у кого спрашивать, конечно. Видела же вчера, что он у парикмахера точно месяца два не был.

«Салон?», — удивила, похоже. Чего и добивалась, кстати. «Понятия не имею, тебе не по фигу?»

«Мне интересно…»

Телефон начал звонить, едва отправила последнее сообщение. И не взять — нельзя, и ответишь — по голосу поймет все. Снова патовая ситуация. Нажала на «прием», поднесла к уху.

Оба молчат. Ха-ха-ха. Она говорить не хочет, чтобы он слез в голосе не услышал, а Кузьма ждет хоть одного слова, чтобы понять ее настроение и происходящее.

— Красивая моя, я сейчас точно приеду, — подытожил он две минуты их молчания по телефону.

А она рассмеялась от этого. Хорошо, отпустило.

— Не надо, зачем? Говори со своим Премьер-министром. Я уже и так тут все рассмотрела. Очень красиво. И за духи — спасибо… За васильки, кстати, тоже. Они там явно не в стиле, но гораздо уютней делают спальню, — все еще посмеиваясь, поделилась Кристина своими впечатлениями от квартиры.

— По какому поводу рыдала тогда? — напряженно потребовал Кузьма ответа.

На заднем фоне у него кто-то что-то говорил. Занят.

— Вид обалденный, родной, растрогал меня до слез, — хмыкнула она. — Иди, занимайся делами…

— Кристина, от меня же не отвяжешься, я не это твое недоразумение…

— Ух! Не поверишь — я в курсе, грозный мой. Так что давай, закругляйся. А я пойду, что ли, посмотрю, чего тут еще интересного есть на территории, — действительно понимая, что он может быть серьезно занят, завершила она разговор.

— Ладно, позже поговорим. Обнимаю.

Дал понять, что тему не позволит закрыть, но все же положил трубку.

А она действительно пошла одеваться. Толку сидеть в помещении и жалеть себя — не видела. Зайдет в кафе, спросит, почему «авторское», позавтракает, может. И в салон тот зайдет все же. Домой не тянуло совершенно.

прошлое

Она так нервничала, что слюна в горле «камнем» вставала. И ладони потели, из-за чего Кристине приходилось то и дело их тайком о ткань юбки вытирать. Мама уже три раза говорила, чтобы Кристина пошла переоделась. Платье же не для дома, нарядное. Но Кристина только отмахивалась.

— Сейчас… Сейчас…

Обещала, а сама так и сидела на табуретке и слушала, как они все разговаривают.

И тоже говорила, смеялась, шутила, подскакивала, меняя тарелки и ставя на стол что-то еще, хоть ее и одергивали и Кузьма, и матери.

— Да ну сядь, малышка, не суетись. Все взрослые, сами возьмем…

Она вновь кивала, улыбалась, и все равно подскакивала.

Потому что просто не могла сидеть спокойно и смотреть на него — сердце из груди выскакивало, заставляя и Кристину метаться.

Мамочки, какой он стал! У нее не то что руки дрожали — все внутри сотрясалось мелкой дрожью. Кузьма и уходя, казался ей потрясающим: красивый, вечно «на коне», всегда знает, что делает, тянет за собой всех, прирожденный предводитель…

Не то, что тринадцатилетняя Кристина — в него все девчонки двора были влюблены, и бывшие одноклассницы тоже, насколько она знала. Но Кузьма (к ее тайной радости) никого не выделял, не было у него серьезных отношений с девушками. Хотя «несерьезных» хватало с лихвой, и Кристина не раз ненароком слышала, как тетя Маша уговаривала сына «по крайней мере думать головой и не забывать о безопасности». На что Кузьма всегда смеялся и успокаивал мать, что «не собирается ее в скором времени делать бабушкой». Саму Кристину это тоже успокаивало, кстати. Как и то, что в армию, в итоге, только она ему и писала. Не выделял Кузьма никого из тех девчонок, с которыми гулял. А она для него всегда была на первом месте. И иногда Кристина этим пользовалась раньше, еще слабо понимая, что ревнует. Вполне могла пожаловаться, что у нее «ну совсем» не получается математика, когда Кузьма уже в дверях стоял, явно нацелившись на свидание с какой-то благодушно настроенной девушкой. Или даже просто сделать печальное лицо, выйдя «провожать» его в коридор. А на вопрос Кузьмы — «о чем малая грустит?», стесняясь, ответить, что ей все еще страшновато оставаться дома одной вечером, хоть и выросла…

И Кузьма без дальнейших вопросов снимал куртку, которую уже успевал натянуть, сбрасывал обувь, и они шли играть в лото или карты. А она чувствовала себя самым счастливым человеком в мире. Потому что Кузьма был ее. Только ей принадлежал и готов был все отодвинуть ради ее спокойствия.

Но это в прошлом. Сейчас же Кристина понимала куда больше в своих собственных чувствах. Повзрослела, да и разлука помогла разобраться в себе, в том, почему ни один парень в школе или дворе не заставляет сердце колотиться так, как оно безумствует в груди, когда видит его неровные и резкие буквы с ее именем на конверте. И она писала ему каждый день. Ждала Кузьму, думала о нем постоянно. Не отвечала на робкие еще попытки «ухаживать» одноклассников, грея в душе надежду, что и он поймет: она выросла и также дорога для него не только в роли сестры.

Ждала, надеялась, а сегодня увидела — и голова пошла кругом, разум «поплыл». Ошеломил он ее. Тот же самый вроде, и совсем другой в то же время. Такой взрослый. Знакомый, родной и еще неведомый, не совсем понятный ей. Загадочный во многом. С непроницаемым лицом и взглядом. Но потрясающий.

Не могла глаза отвести от Кузьмы. Сидела бы всю ночь и просто любовалась. И мысли сложно было в «кучку» собрать, чтобы что-то еще и говорить, к тому же в тему. А от тех взглядов, которые она время от времени ловила от него — вообще горячая дрожь по спине шла. Неужели и Кузьма заметил, что она выросла? Неужели и он понял, что она ему не сестра? Кристина бы этого хотела, да. И надеялась. Тем более после того, как он ее «мавкой» назвал при первой встрече, после того, как именно обнял… Ух! У нее и сейчас сердце замерло в груди, а потом будто перевернулось, когда она эти объятия вспомнила.

— Кристина, переоденься уже! — в очередной раз добродушно велела мать, наткнувшись на нее, застывшую посреди кухни.

— Мм… Да, сейчас, — Кристина судорожно кивнула.

И воспользовалась этим, как предлогом, чтобы выйти из поля зрения родных. Щеки горели так, что это точно видно. Кристина нуждалась в передышке. Быстро натянула домашние шорты и футболку, аккуратно развесила платье, порадовавшись, что сумела не испачкать то едой. И только сейчас, немного выдохнув, поняла, что голодная. Суетилась вокруг всех, Кузьме несколько раз пельмени доваривала, чтобы свежие… Пока он не прикрикнул-таки, чтобы села и не мельтешила, он и сам в состоянии приготовить, да и вообще, еще и блинов хочет, и пирожных… А сама так и не поела. Все любовалась им, кусок в горло не лез. А теперь прямо желудок подвело. Быстро прибравшись в комнате, спрятав все, она вернулась на кухню, в данный момент думая только том, чтобы поужинать.

— Ого, видно, что ты растешь, точно как Кузьма когда-то, — рассмеялась тетя Маша, когда увидела, сколько всего она взяла себе на тарелку.

Кристина только улыбнулась: к счастью, у нее все и правда «горело», так что есть могла столько, сколько захочется. Да и тетя не впервые шутила по этому поводу, и мама тоже. Один дядя Гриша одергивал женщин и говорил, чтобы не смущали ребенка. Но сейчас он еще был на работе, а Кузьма вышел на балкон «покурить спокойно», чтобы не слушать нотации матери по этому поводу. Сразу пошел, как Кристина вернулась, переодевшись. Так что в этот момент слова о ее аппетите Кристину не смутили. Она села на табурет, где до того сидел Кузьма (привыкла к этому месту, пока он отсутствовал, теперь, похоже, будут воевать за него), сдвинула его тарелку и начала есть. А ведь были и другие места — мама ушла в душ, воспользовавшись перерывом в общении. Можно было и с противоположной стороны сесть. Кристя не подумала.

— Эй, я не понял, меня уже с дивана выселили, теперь и из кухни выживают? — весело хмыкнул Кузьма, показавшись на пороге кухни спустя пять минут. — Мавка, ты меня видеть тут не хочешь, выгоняешь? — привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди и с усмешкой наблюдал за тем, как она ест.

А у Кристины снова горло сжало. И пельмень в горле застрял. Поперхнулась, закашлялась, понимая, что вновь краснеет. Замотала головой, пытаясь проглотить еду и одновременно опровергнуть его «обвинения», доказать, что никто его не выгоняет. Никогда и ни за что…

— Эй, спокойней, малыш, — к ней одновременно бросились и Кузьма, и тетя Маша.

Но он успел первым. Присел у ее стула на корточки. Обхватил ее за плечи, выпрямил, с виноватой усмешкой похлопывая по спине.

— Я не выселяю, ты что! — едва проглотив злосчастный пельмень, начала оправдываться Кристя, вытирая выступившие на глазах слезы. Пыталась отдышаться. — Я просто, привыкла тут сидеть, извини…

— Все нормально? — с волнением спросила тетя Маша.

Оба кивнули, не оборачиваясь.

— Кристина, прекрати, маленькая, ты что?! Я пошутил, — хмыкнул Кузьма. Поднял руку и стер еще слезинку на щеке, которую она пропустила. — Просто показалось забавным. Не нервничай так, доешь спокойно.

И все еще держит ее за плечи. Сидит перед ней на корточках. Высокий такой, лицо почти на одном уровне. Глаза в глаза смотрят. И у Кристины в ушах шумит. Да и Кузьма не торопится отстраняться или взгляд отводить. А рука у него горячая, жаркая. Но приятно, будоражаще. Его запах окутал. Тоже новый или Кристина забыла просто. Какой-то такой же теплый, как его рука, но при этом и острый, пряный, словно специи, которые они с матерью покупали на базаре. Захотелось наклониться чуть сильней и уткнуться носом ему в шею, вдохнуть этот запах полной грудью. И легкий аромат сигарет не мешал. Она отвыкла уже от него, но как-то сразу вспомнилось, как он раньше от домашних прятался, а она знала, у них свой секрет был, и это их еще больше сближало.

— Да нет, наелась уже, — хрипло ответила, покачав головой.

Судорожно вдохнула. Тут же пожалела, потому что дурела, еще больше от его запаха «плыла». И совершенно не понимала, что дальше делать? Хотелось его за шею обнять. Но не стоило, наверное.

— Когда это успела? За весь день не присела толком, — недоверчиво хмыкнул Кузьма.

Поднял руку и поправил прядь волос, которая выбилась из ее косы. Но не убрал, а накрутил на свой палец, продолжая смотреть на Кристину. И она на него смотрела. Чего там, пялилась! Оба замолчали. На кухне какая-то странная тишина повисла, непривычная еще и тягучая. Неудобная и очень комфортная одновременно.

И только тут Кристина вспомнила про тетю. Подняла глаза, покраснев еще больше. Господи! Что она подумает? Но на кухне никого, кроме них, не оказалось.

— Мама в комнату пошла, — Кузьма понял, что ее переполошило. И все еще играл с волосами Кристины.

— Да? — почему голос так охрип? Из-за кашля?

— Да. Сказала, что начинается что-то по телевизору, — его ладонь коснулась мочки уха Кристины, пылающей щеки.

— Я не слышала, — сама шепчет так, что ничего не слышно.

— Не беда, малыш, я услышал, — вроде улыбнулся уголками губ, а смотрит так пристально.

И в глазах этой улыбки нет совсем. Что-то напряженное и серьезное, такое затягивающее. Кристине воздуха не хватало. Облизнула губы.

Кузьма прищурился.

— И когда ты так выросла, мавка моя? — покачал головой с этой странной улыбкой.

А рука уже обхватила ее щеку полностью. Жесткая ладонь, с потертостями и мозолями. А ей прильнуть еще больше хочется, потереться, как котенку. Веки сами закрываются. От всего мира отстраниться хочется, только ощущение Кузьмы около себя впитывать… Так соскучилась! До боли в груди, до дрожи в теле… Не выразить словами. И что ответить ему сейчас — не знает толком.

— За эти годы? — словно у него ответ спрашивая, прошептала.

Повернулась, поддавшись странному и неконтролируемому желанию эти пальцы поцеловать. А в животе словно «солнечный зайчик» пляшет. Тепло и щекотно, непонятно и непривычно, до холода и дрожи… Так несуразно.

— Тшшщ, — Кузьма чуть придавил ее губы одним пальцем, словно пытаясь не позволить Кристине сделать задуманное. Хрустнул суставами другой руки у нее над ухом. Все еще обнимает. — Тебе же еще пятнадцать, мавка! Ты что же творишь со мной такое, маленькая?

И тут она вдруг так уверенно и смело улыбнулась. В глаза ему глянула, хоть и сама не смогла бы объяснить, откуда эту смелость вытащила.

— А сколько лет было тем, к которым ты на встречи домой ходил, когда их родителей не было? Одноклассницам? — вздернула бровь насмешливо, хоть в животе и кольнуло старой ревностью.

Кузьма несколько секунд смотрел с удивлением, а потом ухмыльнулся.

— Уела, малыш. Ты откуда знаешь? — перехватил пальцами подбородок и заставил посмотреть прямо в глаза. Не сильно, нежно. Заставив всю кожу покрыться мурашками.

Кристина скопировала его кривую усмешку.

— Они тебе записки в тетради вкладывали, Кузьма. А я там твою домашнюю работу писала.

— Умная очень, да? — его улыбка стала шире.

А взгляд внимательный и изучающий, словно внутрь ее мыслей пытался пробраться.

— Нет, собственница. Ты же моим был, — и она широко улыбнулась. — И сейчас… мой? — неуверенно, с надеждой.

Напряжение между ними немного спало. Зато вернулось прежнее ощущение какого-то полного взаимопонимания и общих мыслей. Такой глобальной близости между ними, как между самыми родными. И доверия, когда знаешь, что можешь что угодно сказать…

— Твой… — он вновь хмыкнул. — Но тогда и мне было шестнадцать, малыш, — его улыбка стала немного ироничной. А вот руки оставались все такими же теплыми и ласковыми. И обнимали ее. — А за тебя сейчас дадут больше, чем ты весишь, маленькая моя… — теперь он заломил бровь, продолжая внимательно ее разглядывать.

Она моргнула пару раз, даже нахмурилась, пытаясь понять его намеки и недомолвки. Пока дошло, на что Кузьма намекает… Расплылась в улыбке просто.

— Я на тебя жаловаться не буду, это точно, — рассмеялась она, вдруг почувствовав себя нереально смелой.

Он тоже ухмыльнулся шире из-за ее слов.

— Тсс, малыш, мы с тобой никуда торопиться не будем, — подмигнул Кузьма. — Вся жизнь впереди…

Кристина, уже отдышавшись, вдруг решилась все-таки, протянула руку и обняла его лицо, по щекам провела, колючим и шершавым. А ей так нравилось это ощущение, что пальцы тряслись.

— Я тебя столько месяцев ждала, Кузьма, — прошептала Кристина, зажмурившись.

Прижалась своим лбом к его макушке, такой непривычной — стриженой коротко-коротко. Он без вихров своих совсем другим смотрелся, непривычным. И до рези в груди — родным в то же время.

Слишком много всего было: эмоции такой силы сердце и душу переполняли, что не хватало дыхания. И слов она таких еще не знала, чтобы это все выразить, рассказать ему…

А он повернул голову и, совсем как она недавно хотела, провел губами по ее ладони, прижался к самому центру, целуя.

— Я каждое твое письмо читал раз десять, наверное, маленькая.

Поднял голову, заглянул в глаза снизу вверх. И она засмотрелась. Утонула в этом темно-карем взгляде. Потерялась. И непонятно, даже страшно немного. И неясно, куда все вывернуть может. И как все повернулось бы — неясно. Но в этот момент раздался звонок в дверь: резкий и громкий, заставивший ее вздрогнуть. Кузьма крепче сжал свои руки, все еще обнимающие Кристину.

— Дядя Гриша вернулся, — неловко улыбнувшись, объяснила она в ответ на его взгляд в сторону двери. — Он всегда звонит, не открывает сам. Говорит, что это — счастье, когда дома кто-то есть и тебя встречают.

Кузьма улыбнулся:

— Во многом он прав, кажется. Пока не был тут — по-новому вас всех оценил. Соскучился страшно, — на минуту он прижался лицом к ее коленям, отчего Кристина взбудораженно поджала пальцы на ступнях.

И резко поднялся. Отошел к плите, когда по коридору зазвучали торопливые шаги ее матери. Поставил чайник.

— Тебе чай, малыш? — не поворачивая голову, уточнил Кузьма, уже достав с полки жестяную банку с кофе.

Для себя, видимо. Кристина подскочила:

— Давай, я кофе нам сварю. Я умею, — похвасталась она, достав турку.

Кузьма удивленно глянул в ее сторону, усмехнулся.

— А тебе уже можно кофе пить, мавка? — низко наклонившись к ней, шепотом уточнил он.

Наверное, потому, что как раз в этот момент на кухню зашли матери и дядя Гриша.

— Мне уже все можно, — лукаво улыбнулась Кристина, засыпав кофе в турку, стрельнула в него глазами через ресницы.

— Привет служивым! — бодро поздоровался дядя Гриша, пожав руку Кузьме. — Как оно — ваше ничего? Хорошо дома?

— Хорошо, — Кузьма улыбнулся. — Лучше всего.

— Да, так и есть, — согласился дядя Гриша. — Лучше всего. Ну, давай, рассказывай. Женщины наши тебя уже замучили, знаю, но и мне интересно, как оно сейчас в армии?

Дядя Гриша уселся за стол, Кузьма вновь сел на свой табурет, словно по ходу легко проведя рукой по ее спине. И Кристина тайком улыбнулась, следя за тем, чтобы кофе не закипел в турке. Наблюдала, как поднимается пенка, отсчитывая разы, что позволяло отстраниться, сосредоточиться на чем-то ином, уняв внутреннюю дрожь и неуверенность в собственных действиях. И слушала, как Кузьма вновь пересказывает все о службе. А дядя Гриша вспоминает, как оно «в его времена» было, когда он служил на Дальнем Востоке, и при минус сорока нес караул.

Разлила кофе по чашкам, поставила одну перед Кузьмой, достала пирожные из холодильника.

— Спасибо, — Кузьма поймал ее взгляд, когда Кристина села рядом с ним, но не за стол, а на подоконник, со своей чашкой.

— Куда ж вы кофе, дети? На ночь глядя? — тетя Маша покачала головой, поглядывая на их чашки.

— Соскучился по нормальному, — хмыкнул Кузьма.

Кристина просто промолчала, сделав вид, что целиком поглощена сладким. Смотрела словно бы в окно, хотя на самом деле — ловила отражение кухни в стекле, наблюдая за Кузьмой, его движениями, жестами, профилем.

Ей даже не столько кофе хотелось, сколько «с ним» его пить. Она и начала испытывать тягу к кофе, когда он уехал, потому что Кузьма кофе любил. Его тетя Маша научила, привив любовь к этому напитку. Да и ее интересу обрадовалась. Она и варить научила.

А еще Кристина смотрела на матерей. И на свою, и на тетю Машу. На то, как они поглядывали в их сторону: то на Кузьму, сидящего почти впритык спиной к ее ноге, едва-едва касаясь, то на Кристину. Словно понимали то, что и сами Кристина с Кузьмой еще не поняли. И пусть Кристина не могла во всем разобраться до конца, но вот была полностью уверена, что осуждения в матерях нет. Не видела и не ощущала она от них ничего плохого.

Спать все улеглись поздно. Сидели, разговаривали, уже лениво доедали кто что хотел. Кузьма категорически отказался от идеи с раскладушкой. И ей даже думать запретил о чем-то подобном. Сказал, что ляжет на полу, а она пусть остается на диване, и никаких возражений не принимал. Так глянул на нее, что сразу дал понять: споры бессмысленны и пусты, не стоит даже время на это тратить. Матери не вмешивались.

И они улеглись все, наконец, уже ближе часам к двенадцати ночи. Кузьма устроил себе постель из зимних одеял около письменного стола, за которым она последние годы делала уроки. Благо — лето почти на дворе, и тепло, и одеял полно неиспользованных.

В квартире все быстро стихло — видно, устали все же. А Кристине не спалось. То ли кофе виноват, то ли то самое радостное возбуждение из-за долгожданной встречи. Замерла на диване, прижав к груди кота, которого он ей прислал, и тихо-тихо лежала в темноте, просто наслаждаясь самим фактом, что Кузьма дома и рядом. И сна — ни в одном глазу. Тетя Маша в другом углу комнаты уснула быстро, это слышалось по ее дыханию. Да и неудивительно — со смены, и завтра опять на работу с самого утра. Кузьма… Кристина не знала, спал ли он. Не могла понять, пока он не поднялся, минут через сорок или час, и тихо не вышел на балкон.

Зачем — она поняла через минуту, когда увидела, как вспыхнула спичка, а после начал тлеть кончик сигареты.

Закусила губу, но не выдержала: так же тихо, как он, крадучись, поднялась и вышла на балкон.

— Ты чего не спишь? — Кузьма словно затылком почувствовал ее присутствие.

Или Кристина выдала себя каким-то неосторожным звуком.

— Не могу, бурлит все внутри, — тихо призналась она, прикрыв дверь, чтобы тетю Машу не разбудить. — Радость, волнение…

Стала около окна с другой стороны, глядя на его темный профиль, едва-едва освещенный тлеющим кончиком сигареты. Кузьма стоял, опираясь руками на раму открытого окна, чтобы дыма меньше внутрь попадало. Кристина прислонилась щекой к стеклу, любуясь.

— Или кофе, — хмыкнул Кузьма, выдохнув дым. Повернулся в ее сторону.

— Точно не кофе, — хихикнула она и поежилась.

То ли от нервов, то ли от свежего воздуха — все же май, не июль, ночная прохлада пробиралась под ее футболку и шорты, в которых Кристина спала. Растерла плечи руками. Он это увидел. Выпрямился.

— Иди сюда, малыш, — отвел руку с сигаретой в окно, а вторую протянул к ней.

Обхватил Кристину за плечи и притянул. Окружил собой, зажав между оконной рамой и своим телом, уперев руки по сторонам. А когда затягивался сигаретой, получалось, что совсем крепко обнимал. У нее голова закружилась от такой близости, от его запаха, просто от ощущения Кузьмы настолько рядом с собой.

— Теплее? — вновь отведя руку с сигаретой в сторону, он опустил лицо в ее волосы, уперся губами в макушку.

У Кристины горло перекрыло от такого количества новых эмоций. Теплее? Да ее в жар бросило, лицо пылало. Хорошо, что темно, да и ему не видно. Она кивнула в ответ на его вопрос, и только теснее прижалась. Ей ничего не мешало: ни сигаретный дым, ни начало второго ночи, ни прохладный ветер, тянущий по ногам. Век бы так стояла с ним на балконе. Ничего ей больше в тот момент не было нужно. Казалось — все уже у нее есть.