Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба

– Натэла! Натэла! – позвала она с улицы.

– Кто там? – выглянул из окна маленький щуплый мужчина, почти старик, испуганный, немытый, в грязной рубашке.

– Здравствуйте, я Нина, подруга Натэлы. А она дома?

– Нет ее.

– А когда вернется?

– Ты проходи. – Мужчина уже стоял перед Ниной. Он взял ее за руку и усадил на стул во дворе.

– Может, я потом зайду?

– Зачем? Ты уже пришла. К нам никто не приходит. Натэла говорит, что я людей пугаю. Разве я тебя пугаю? Мне даже поговорить не с кем! Она говорит, что я сумасшедший. Так любой станет сумасшедшим, если сам с собой будет разговаривать. А Натэла замуж выходит. Ты знаешь? Такие дела. Она хочет, чтобы я костюм надел и рубашку. Зачем мне костюм? Мне неудобно. И воротник давит шею. Она хочет, чтобы я задохнулся. – Тариэл сел рядом.

– Ну, свадьба же все-таки, – сказала Нина, чтобы хоть что-то сказать. Она просто не знала, как реагировать в такой ситуации, но потом поняла, что Таро ее не слушал и не слышал.

Она оглядела двор – повсюду валялись старые вещи, грязная обувь, белье, полотенца, на бельевой веревке висело покрывало в дырках и пятнах.

– Пойдем на кухню, я тебя накормлю, – пригласил Тариэл.

– Нет, спасибо, я пойду. – Нина встала.

– Я тебя не отпущу, – строго сказал Тариэл. Нина испугалась уже по-настоящему – Таро говорил визгливым голосом и смотрел на нее с яростью. Он был явно не в себе. Нина вспомнила, что рассказывали Валя и крестная про «приступы», и решила не спорить. Она покорно встала и пошла за Тариэлом в дом, на кухню. Он метался по квартире, поднимал и бросал вещи с места на место. Открыл шкаф и показал ей новый костюм. Надел новую рубашку – Нина отвернулась, чтобы не видеть, как он переодевается, – и так и ходил – с неоторванной биркой и булавками, воткнутыми в воротник.

На кухне он, открывая холодильник, слишком резко дернул за ручку, и оттуда выпала тарелка с кашей. Тарелка разбилась, а каша шлепнулась большой резиновой лепешкой на пол. Тариэл ойкнул и опустился на колени. К ужасу Нины, он начал есть кашу прямо с пола. Руками. Она отвернулась, чтобы не смотреть. Не видеть. Слава богу, что в этот момент пришла Натэла.

– Папа! – закричала она. – Что ты делаешь?

Тариэл испуганно поднялся с пола, как маленький провинившийся мальчик. Натэла кинулась во двор, притащила ведро с тряпкой и начала собирать грязь и осколки. Нина стала помогать. Таро сидел на стуле и плакал.

– Ты надо мной издеваешься! Почему ты такая злая? Кашу жалко? Все в ведро. Даже меня не кормишь! Голодом моришь!

– Папа, перестань, успокойся, я очень тебя прошу, – отвечала Натэла, ползая под столом с тряпкой. – Опять ты принес какой-то хлам? Что опять во дворе творится? Что соседи подумают? Зачем ты покрывало на веревку повесил? Где ты его взял? На какой помойке? Сколько раз я тебя просила ничего в дом не нести! Иди помойся! Вода же есть! И сними эту рубашку! Зачем ты ее надел сейчас?

– Ты такая богатая, а мне ничего не даешь. У тебя же теперь миллион есть! Дай его мне! Где ты деньги прячешь? Я уже все обыскал! Знаю, что прячешь! Ты такая же сучка, как твоя мать! – истерично, фальцетом, закричал Тариэл.

Натэла бросила тряпку, вышла во двор и заплакала.

Тариэл тут же успокоился, сел на диван, включил телевизор и спокойно уткнулся в экран, а через минуту заснул.

Нина, не зная, как себя вести, тоже вышла на улицу и села рядом с подругой.

– Хочешь, я кофе сварю? – предложила Нина. – Успокойся.

– Свари, пожалуйста, там на тумбочке пакет лежит, – сквозь слезы проговорила Натэла.

Нина снова зашла в дом и стала искать кофе. Все-таки кухни в их городе тоже были одинаковыми, и неважно – квартира или частный дом. Здесь в принципе отсутствовало свободное пространство, «рабочая поверхность». Каждый сантиметр был заставлен или бутылками с водой, или старой печкой для хачапури, или банками со специями. Тетя Ася, как и мама, могла нарезать салат на весу, над раковиной, поскольку рядом, на столе, помещалась только тарелка. Видимо, и Натэла владела этим умением – на тумбочке и внутри Нина нашла все что угодно, кроме кофе.

– Тут нет, – сказала Нина, вернувшись во двор.

– Значит, кончился. Надо в магазин идти. – Натэла уже не плакала, а сидела, глядя на свои руки.

– Давай я к соседке схожу! – предложила Нина.

– Сходи, – равнодушно согласилась Натэла.

Никуда ходить было и не нужно. Соседний частный дом располагался напротив, буквально в пяти шагах. Дома разделяла только условная клумба и шланг для полива, который лежал посреди двора, как линия границы. Нина подошла к соседнему дому и только собралась постучать в дверь, как выглянула соседка и протянула ей пакет с кофе.

– Я все слышала, – сказала она. – Тариэл давно такой. Больной. Но тихий. Никого не обижает. Натэла много плачет. Все время плачет.

– Спасибо. – Нина побежала варить кофе.

Натэла за это время даже позу не сменила – так и сидела, рассматривая свои руки.

– Ты какой пьешь? Сладкий? – спросила Нина, отметив, что начала говорить так же, как местные, как она сама говорила много лет назад.

– Средний, – ответила Натэла и, кивнув в сторону отца, заговорила: – Он считает, что я миллионерша и у меня много денег. Смешно, да? Откуда у меня деньги? Так он всем рассказывает, что я теперь богатая, раз у меня жених из Америки. А еще его больное сексуальное воображение… Господи, за что мне такое?

Нина с немым вопросом посмотрела на подругу. Та продолжала:

– Он говорит, что, когда я в школе, к нему женщины приходят. Разные. Ну, чтобы за него замуж выйти. Ты не представляешь, в каком аду я живу! Даже на работе покоя нет. Он звонит мне на каждой перемене. Вроде и жалею, что номер ему дала, а потом думаю, вдруг что случилось? Так он выучил расписание и, как только я в учительскую захожу, звонит. Никто из учителей уже даже трубку не снимает. Знают, что Тариэл. Вот, представь, звонит он мне после второго урока и говорит, что ему срочно нужны тридцать тысяч долларов. Потому что он их Анжеле обещал. И голос такой, как будто не он говорит, не его словами. Я спрашиваю: «Какой Анжеле?» А он хихикает так гадко, что мне плохо становится.

– А ты что?

– А что я? Сначала приезжала, думала, вдруг у него приступ? Конечно, дома никакой Анжелы нет. Я ему лекарства даю, чтобы успокоился, укол делаю и назад в школу бегом. На неделю вроде бы хватает. Не звонит. Сидит и смотрит телевизор. Мне же его даже закрывать на ключ приходилось! А через неделю опять приступ – звонит и требует уже пятьдесят тысяч долларов. И опять срочно. Потому что он обещал Нелли квартиру купить.

– Какой Нелли?

– Вот и я не знаю какой! Его больное воображение. На женщинах он помешался совсем. Я в больницу его возила, врачи сказали, что его нельзя закрывать в доме, только хуже будет. А куда хуже? Если я его не закрываю, он идет и по помойкам вещи собирает. Сюда все тащит. Я выбрасывать и отмывать не успеваю!

– Но, может, к нему правда кто-то заходит?

– Да никого не было! Я и у соседок спрашивала – никто не видел! Это он так после ухода мамы женщин себе всяких придумывает. Хорошо, хоть с ножом по улице перестал бегать – я ведь всю его коллекцию в ломбард отнесла, от греха подальше. Так он считает, что я их зарыла и деньги тоже спрятала. Прихожу домой, а тут все вверх дном – это он искал миллионы.

Нина посмотрела на дом, когда-то сверкавший свежей побелкой. Сейчас он разрушался на глазах. От дома шел дурной запах – старого немытого тела, мочи, отдающей соленой рыбой, разлитого в воздухе безумия и душевной боли.

– А ты с ним говорила? – спросила Нина.

– Конечно. Только он смеялся. Знаешь, как маньяк какой-то. И стал такие вещи говорить, что я уши закрыла. Про маму. Про то, как она ему изменяла, а теперь он может делать то же, что и она. А потом спать лег и утром ничего не помнил.

– А потом?

– Я его в больницу положила. В психушку. А что делать оставалось? Там его полечили, но он должен лекарства все время пить, а он не хочет, прячет за щеку и выплевывает. У меня же работа, я не могу его проверять! Как таблетки не выпьет, так снова начинается. Звонит, денег просит. У него женщины и деньги – навязчивая идея. Последний раз миллион долларов потребовал. Для какой-то Вики. И ты знаешь, если бы я не знала, что он дома один, заперт, я бы поверила, что эта Вика рядом с ним стоит и диктует, что говорить. Он так меняется, как будто совсем другой. Соседка говорит, что в него бесы вселились и надо их выгнать. Знаешь, я уже во все готова поверить, и в бесов тоже. Устала я очень. Так устала, что совсем нет сил. И в больницу его сдать не могу – врачи говорят, что дома ему лучше, в привычной обстановке. А там они его даже привязывают к кровати, чтобы не бегал и пациентов не пугал. Он никому не верит. И мне не верит. Думает, я его обманываю. Так страшно. Знаешь, как это страшно? Господи, что мне с ним делать? За что мне такое наказание?

– А что мама? – спросила Нина.

– Даже не спрашивай, – отмахнулась Натэла. – Соседи говорят, она приедет на свадьбу. Будешь меня держать, чтобы я на нее не набросилась. Я ее не звала.

– А почему?

– Что значит – почему? Почему она меня не любила? Почему уехала и меня бросила? Ты же знаешь Мэри, все знают Мэри. Это в ее стиле. Она уехала, а я осталась. Кто-то же должен досматривать за отцом? А кто? Не она же. И ты знаешь, что меня больше всего злит? – Натэла вся аж вскинулась. – Я все волновалась за здоровье папы, думала, что у него сердце больное или давление. Так вот, я его тут недавно заставила полное обследование пройти. И что ты думаешь? Он здоровее меня! Его хоть в космос завтра отправляй! Все в норме. И сердце, как у тридцатилетнего мужчины. Только с головой плохо. Врачи говорят, что это нормально для его возраста. Ну ты представь себе! Он может прожить больше ста лет, но голову они вылечить не могут. А как он жить будет? Я же с ума с ним первая сойду! И на кого я его оставлю? – Натэла опять заплакала.

Нина не знала, как ее успокоить.

– Ты мне лучше про свадьбу расскажи, – попросила она.

– А что рассказывать? Придешь, все увидишь. Папа, куда ты собрался? – Натэла вдруг подскочила на месте. Таро проснулся, вышел из дома и на цыпочках стал пробираться через двор к воротам. Когда дочь его окликнула, он пулей выскочил из ворот – без рубашки, босиком. Натэла бросилась следом.

Нина посидела еще несколько минут и решила уйти. Когда она вышла на улицу, увидела Натэлу, которая держала Тариэла за руку и тянула к калитке. Тот вырывался и кидался к прохожим. Натэла плакала и уговаривала отца пойти домой. Он кричал на всю улицу, что его дочь прячет миллион долларов. Зарыла во дворе и не отдает.

Нина не стала вмешиваться, поймала такси и поехала домой. Тетя Ася была во дворе – стояла с женщинами.

– Ну как съездила? – спросила она, дождавшись, пока Нина поздоровается со всеми соседками.

– Нормально, – ответила Нина.

– Таро опять с ума сошел?

– Ну, можно сказать и так.

– Воду дадут только в шесть. Иди переодевайся, и на пляж поедем.

– Какой пляж? – удивилась Нина.

– Пляж. Который рядом с институтом. Поехали, пока дождя нет. Рафик нас довезет. Только тебя ждем.

Нина побежала по лестнице. Забыв посчитать ступеньки, она споткнулась и упала, подвернув каблук. Она держала в руках испорченные туфли и думала о том, что никак не может привыкнуть к тому, что здесь жизнь зависит от воды и погоды. Никто не знает, что будет делать завтра. Никто не знает, что будет делать даже через час. Она думала, что ляжет отдохнуть, и никак не могла предположить, что тетя Ася и Рафик уже ее ждут. Они каким-то мистическим образом подсчитали, что Нина вернется от Натэлы через час, и уже за нее решили, что делать дальше.

Нина надела купальник и спустилась вниз.

– Отар, привет, – постучалась она в окно. – Все так, как ты и говорил, вот, каблук сломала на лестнице.

– Давай посмотрю, – улыбнулся Отар. – Иди спокойно, туфли твои новыми сделаю!

– Спасибо, но если не получится, ничего страшного.

– Что ты говоришь? Что значит – не получится? Я не понимаю этого слова!

Нина кивнула и подошла к крестной и дяде Рафику.

– Дедуля, как ты погуляла?! – радостно поприветствовал он ее.

– Поехали, Рафик, уже, – поторопила тетя Ася. – Если я вниз головой сейчас в воде не постою, то дурная буду. Как свечку в воде сделаю, так все хорошо.

– Уже едем! – ответил Рафик. – Нет, я все-таки этого Леванчика убью! Смотри, как машину поставил! Я по воздуху летать должен? – Дядя Рафик сделал погромче радио и чудом вырулил с бордюра, едва не заехав в витрину аптеки. До пляжа они доехали за три минуты – Рафик радостно гудел, продолжая шутить и рассказывать, как Леванчик однажды посадил пассажиров, чтобы доехать до пляжа, но так их заболтал, что те больше к нему не садились.

– Слушай, он столько говорит, что уши болят! Да? – повернулся Рафик к тете Асе.

– Конечно, Рафик. Все же знают, что ты лучше водишь! – подтвердила тетя Ася.

– Я тоже говорю. Но не чепуху всякую! Зачем я буду сплетни пересказывать? Леванчик, как баба, все расскажет, что надо и не надо! Он хуже моей Софико! У той рот не закрывается, хоть заклеивай!

– Мы здесь выйдем! – остановила его тетя Ася.

– Зачем здесь? Я вас к морю подвезу! – обиделся Рафик.

Он действительно подвез их к пляжу – разве что на песок не заехал – и гордо развернулся, чтобы все видели, как песок летит из-под колес.

Нина прекрасно помнила этот пляж. Здесь всегда были самые большие волны. Мама запрещала ей заходить в море глубже, чем по щиколотку. Каждый год здесь обязательно кто-нибудь тонул, что не мешало местным жителям ходить на это место и уж тем более не останавливало детей, которым, конечно, обязательно рассказывали в подробностях, как в прошлом году утонул мальчик, а два года назад – девочка, которые не послушались мам.

Море было таким же, как в Нинином детстве – мутным, темным, без дна, с большими волнами и кусками деревьев, которые плавали почти у берега. Точно так же между отдыхающими ходили бабушки и продавали семечки, кукурузу, сладкие палочки, пироги. Нине очень хотелось купить сразу все, но мама никогда не разрешала. Так же отчетливо она помнила, как сидела на гальке – крупной, острой, пытаясь найти удобное положение, что было в принципе невозможно.

Сейчас здесь стояли лежаки – так плотно, что можно было задеть рукой соседа. Нина легла с ощущением, что все-таки что-то не так. Не так, как должно быть. Она зажмурилась и резко открыла глаза. Так и есть. Все лежаки стояли «лицом» не к морю, а в противоположную сторону. К солнцу. И все лежали, глядя не на водную гладь, а на людей, которые шли по дорожке на пляж. И никто, никто не повернул лежак к морю, хотя солнце лишь слабыми лучами пробивалось сквозь тучи. И никто не сдвинул лежак подальше, туда, от дороги, хотя места было достаточно.

Нина посмотрела на тетю Асю, которая в это время беззлобно ругалась с соседкой – женщиной своих лет. Та грызла семечки, бросая шелуху прямо на гальку. Рядом с женщиной сидела маленькая девочка и сосредоточенно какала на гальку. Прямо на уровне лица тети Аси. Тетя Ася, собственно, и голову подняла, поскольку розовая попка закрыла ей жалкий лучик света.

– Какай, какай, золотце, – успокоила женщина девочку и сплюнула шелуху. От порыва ветра шелуха отлетела прямо на тети-Асину щеку.

– Нет, ну что ты делаешь? – подскочила крестная. – Ты не у себя во дворе! Кто убирать будет? Почему твоя внучка какает мне на голову?

– Что ты кричишь? Захотел ребенок какать, что я должна ей сказать? И где твоя голова и ее попа?

– Вот что ты за человек? Я тебя по-хорошему прошу, убери!

– Сейчас, она покакает, я уберу. Видишь, ребенок тужится!

Девочка лет трех действительно застыла, покраснев.

– Не пугай мне ребенка! – Женщина тяжело встала с лежака, загородив собой ненаглядную внучку.

Ребенок в это время покакал так, что повернулась не только тетя Ася, но и другие соседи по лежакам. Девочка аккуратно переступила кучку и снова присела. И сделала еще одну. Потом опять переступила и накакала уже на чье-то полотенце.

– Слушай, у нее понос, а ты тут семечки грызешь! – сказала тетя Ася, внимательно разглядывая кучку.

– Ты считаешь? – Женщина бросила семечки и с интересом уставилась на какашки.

– Ты посмотри! Она же больная у тебя! Вези ее в больницу, пусть ей капельницу сделают!

– А ты врач? Нет? А кто у тебя врач?

– Я Вахтанга знаю!

– Хорошо. Раз ты говоришь, что надо в больницу, то повезу. Тинико, красавица, хватит какать, капельницу тебе ставить будем! Что ты плачешь? Что хочет моя девочка? Мороженое? Куплю тебе мороженое!

– Какое мороженое? У нее и так понос! – закричала тетя Ася.

– Если ребенок просит, я что могу сделать? Все равно капельницу поставят, так какая разница – съест она мороженое или нет?

Нина прекрасно помнила детскую больницу. Туда привозили детей на такси, на своих машинах и спокойно отдавали медсестрам. Детям, в обязательном порядке страдающим диареей в летний сезон, ставили капельницу и отправляли домой. Это считалось обычной процедурой. Если за лето ребенок хоть раз не побывал под капельницей – вот это было странным и действительно тревожным.

– Зато у них астмы нет! – шутил дядя Вахо, который тысячу раз говорил маленькой Нине, что нельзя пить воду из-под крана и тем более глотать морскую.

Это было правдой – астматиков здесь не было и не могло быть в этом влажном, липком, в принципе тяжелом климате. И все считали, что понос и инфекция, конечно, лучше, чем астма. Что такое астма, при этом не знал никто.

Нина закрыла глаза. Она любила смотреть на море, но повернуть лежак не решалась. Ей так хотелось спать, провалиться хоть ненадолго в забвение, что она быстро задремала, но от сна ее отвлекли голоса.

– Лиана! Как ты здесь? – услышала Нина голос крестной.

– Здравствуй, Ася, – ответила Лиана. – А это кто рядом с тобой?

– Так это же Нина, дочка Тамары! – воскликнула тетя Ася.

– Нина? Совсем я слепая стала. Как я могла тебя не узнать?

– Здравствуйте, тетя Лиана, – поздоровалась Нина.

Она тоже не узнала свою учительницу. Сколько же ей лет? Восемьдесят, восемьдесят пять? Неужели столько времени прошло? Нина не смогла сдержать улыбку. Она вспомнила, как в ее нотной тетради тетя Лиана писала «стаката» и «лэгата», а мама смеялась и объясняла Нине, что правильно писать «стаккато» и «легато», но только учительнице этого говорить нельзя было ни в коем случае.

– Девочка, ты поешь? – спросила Лиана. – У тебя ведь был абсолютный слух и волшебный голос. Я говорила, что тебе в опере надо петь!

– Лиана, это не у нее, – сказала крестная. – Это у Тамары. А у Нины ни слуха, ни голоса не было.

– Не может быть. Если я с ней занималась, то что-то же было?

– Нет, Лиана, это ты так Тому любила, что с Нино ее путала.

– Значит, у Нино была красивая спина!

– Э… – захохотала Ася. – У нее такая спина была, как у верблюда! Нет, как у страуса! Она голову так в плечи умела вжимать, что у нее шеи не оставалось!

– Ася, что ты такое говоришь? Ты ведь знаешь, кому я руку ставила? Кому я только руку не ставила! Значит, и у Нино хорошая рука!

– А кто это с тобой? – спросила тетя Ася, решив сменить тему и показывая на трех молодых женщин, которые суетились вокруг Лианы.

– Так мои невестки. Слушай, никакого покоя от них нет. Так устаю, как от учеников не уставала! Все время со мной, ни на секунду не оставляют. Даже в туалет одна сходить не могу!

– Лиана, это же счастье! Хорошо, что они рядом. Как бы ты одна была?

– Они меня к себе забрали! Вот когда они ко мне в гости приезжали, так хорошо было! А сейчас я от них завишу!

Нина с удивлением смотрела на Лиану, не могла от нее взгляд отвести. Она ведь даже не знала, что у учительницы есть и сыновья, и невестки, и внуки – думала, что у нее ближе Черни и Бетховена никого и нет.

Одна из молодых женщин в это время побежала за огромным зонтом с надписью «Соса Cola», который за отдельную плату врывал в гальку загорелый дочерна юноша. Вторая невестка расстилала полотенца на лежаках, а третья поддерживала Лиану. Та еле стояла, но улыбалась, равнодушно глядя на суету, которую развели вокруг нее женщины.

– Ася, посмотри, как меня нарядили! – засмеялась Лиана.

– Очень хорошо нарядили! – с готовностью подтвердила Ася. – Очень модно! Шик!

Лиана была в черном купальнике, щедро обсыпанном стразами, в розовой кокетливой бейсболке и в шлепанцах, тоже розового цвета, украшенных огромными цветами.

– Лежак мне поверни к морю, – велела Лиана одной из невесток.

Та вздохнула, но начала ворочать лежак. Повернув, она бережно уложила на него Лиану, которая продолжала улыбаться, не обращая внимания на то, что две другие невестки пытались воткнуть зонт в гальку так, чтобы лежак оказался в тени.

Нина, в каком-то порыве, встала и тоже повернула свой лежак лицом к солнцу. Лиана ей улыбнулась. Женщины посмотрели с ужасом.

– Ты мне всегда нравилась. Очень талантливая девочка была, – сказала Лиана. – И Тому я очень любила. Пусть земля ей пухом будет. А я вот, видишь, все живу. Устала очень, но живу. Ты давно не приезжала. Я знаю. Плохо это. Но хорошо, что приехала.

– Так она на свадьбу Натэлы приехала! – вступила в разговор тетя Ася. – Натэла ее свидетельницей позвала.

– Ой, не говори мне про Натэлу! Как я с ней мучилась! Никто так не мучился! Никто не знает, как я тогда страдала! Бедная девочка! Мэри ей всю жизнь испортила. Хотя как Мэри играла! Бесподобно. Не так, как играют профессионалы, конечно. – Лиана имела в виду себя. – Но играла прекрасно, с чувством. А как она сидела! Как она красиво сидела за роялем! Какая красивая спина была! Самая красивая спина, какую я видела! Талантливая была женщина! Очень талантливая! Ей нужно было выйти замуж за дирижера! А у Натэлы совсем не было слуха. Ну совсем! Как я ни билась.

Нина с Лианой лежали вдвоем напротив остальных, и на них поневоле смотрели все, весь пляж. Лиане это было безразлично. Чувствовалось, что она наслаждается ситуацией.

– Почему грустная, Нино?

– Не знаю, – вдруг неожиданно для самой себя ответила Нина. Ей и вправду было не по себе. Без всякой причины. Что-то не давало покоя.

– У тебя дети есть? Они музыкой занимаются? Кто ставит им руку? Ты же знаешь, как важно правильно поставить руку!

– Нет, тетя Лиана, детей нет, – ответила Нина.

– Лиана, вы хотели пойти купаться, – напомнила младшая невестка.

– Сейчас пойдем. Обязательно пойдем, – ответила Лиана, закрыла глаза и тут же уснула.

Три невестки стояли вокруг нее и с озабоченными лицами стерегли ее сон. Они шепотом переговаривались, решая, что делать дальше.

– Девочки, а вы почему не ложитесь загорать? – спросила у них тетя Ася.

– Нет-нет, – тут же запаниковали «девочки». Они присели на гальку рядом с тетей Асей и принялись шепотом рассказывать о Лиане. Та никак не хотела уезжать из своей квартиры в центре, сыновья еле-еле уговорили. А Лиана все об учениках волновалась – кто же им руку ставить будет, если не она? И очень независимая женщина! К тому же упрямая! Сказала нет – значит, нет! Считала, что не должна жить с сыновьями и невестками, откуда только такое придумала? И работала, пока силы хоть какие-то были. Уже с дивана не могла встать, а все детей мучила – наизусть все помнила, каждую ноту. Дети даже пугались – Лиана засыпала во время урока от слабости, но просыпалась в тот момент, когда ученица опускала локти или начинала сутулиться. Как будто она их во сне видела! Ну а потом, когда она совсем плоха стала, забрали. А то перед соседями неудобно – трое сыновей, невестки, внуки, правнуки, а доглядеть некому. Позор!

Последние два года она почти не встает с кровати – ноги совсем не держат. И тут вдруг встала, созвала невесток и сказала, что хочет пойти на пляж. И только после этого умрет спокойно. Невестки забегали. Одна побежала покупать купальник в стразах и новый халат, вторая кинулась за кепкой и солнечными очками, третья – за шлепками.

Лиана примерила купальник, кепку, шлепки, а от очков решительно отказалась. Они ее испугали. Темно, ничего не видно.

Проснулась Лиана так же неожиданно, как уснула. Улыбнулась, глядя на море.

– Ну, я пошла, – сказала она Нине.

Невестки тут же подхватили ее под руки и повели по камням. Но, зайдя в воду по пояс, Лиана не смогла плыть. Женщины держали ее под мышки и возили по воде, как делают мамы маленьких детей. Так они чередовались, передавая друг дружке свекровь, пока та не наплавалась. На берегу они бережно укутали ее в полотенце и почти на руках отнесли на лежак.

– Вот удивительно, – сказала совершенно счастливая Лиана Нине. – Я так хорошо плавала в молодости, а сейчас разучилась. Совсем не умею. Почему? Но все равно хорошо. Все, завтра можете звонить родственникам, я буду прощаться, – сказала она невесткам. – Те сразу запричитали, заохали.

– Что вы раскудахтались, как цесарки? Мне лучше знать, когда умирать. Пусть все приезжают, я хочу их увидеть. И Ику позовите, я его прощу. И учеников моих не забудьте! Да, и сегодня буду диктовать завещание, – сообщила она и снова задремала.

Младшая невестка вздохнула. Пока Лиана спала, а спала она часто, как грудной ребенок, женщины рассказывали Нине и Асе, что свекровь «сочиняет».

– Как сочиняет? – удивилась тетя Ася.

– Это она так свою творческую натуру проявляет! – объяснила младшая невестка. – Творческие люди все такие. Что с ними спорить?

Почти каждый день Лиана зовет к себе младшую невестку и диктует завещание. Очень злится, что та пишет медленно и с ошибками. Впрочем, Лиана не может разглядеть букв, но все равно уверена, что с ошибками. Старшие невестки писали еще медленнее, поэтому свекровь остановилась на младшей.

– Она «сочиняет», а мне еще ужин готовить, – тихо жаловалась младшая невестка, опасливо поглядывая на свекровь. – Говорит, что в школе сочинения писала очень хорошо, ее в пример ставили, поэтому хочет, чтобы завещание красивым было. Чтобы все читали и восхищались – какая Лиана была талантливая! Я ее спрашиваю: «Лиана, вы плохо себя чувствуете? Почему завещание пишете?» А она обижается, говорит, ее самочувствие тут ни при чем. Вот, как красиво она придумала про гроб, все ахнут, как придумала, только записать не может.

Чаще всего Лиана переписывала последний пункт – о месте захоронения. То она хотела быть упокоенной рядом с мужем, под одной плитой, то отдельно – в колумбарии, но на том же кладбище, то велела похоронить себя на отдаленном, простом и заброшенном кладбище, где была могила ее бабушки, на которую она ходила в детстве. То вдруг оставляла распоряжение развеять прах над морем… чтобы не доставлять хлопот невесткам и сыновьям по уходу за могилой, ведь все равно зарастет бурьяном. Поскольку к похоронам Лиана относилась так же серьезно, как и к выбору платья, в котором ляжет в гроб, то после очередного переписывания завещания созывала сыновей к своему «смертному одру», как она называла свою кровать, и торжественно оглашала новую волю. Потом отсылала сыновей и звала невесток, с которыми долго и подробно обсуждала фасон «гробового» платья, менявшийся в зависимости от нового сценария.

Своими похоронами Лиана была занята последние полгода. Только раз младший, любимый сын, которому жена не подала чистую рубашку, поскольку полдня писала под диктовку завещание свекрови, не то чтобы возмутился. Просто пожелал маме долгих лет жизни.

– Мама, мы быстрее умрем, пока ты умрешь! – воскликнул он.

– Будешь так говорить – прокляну! – ответила Лиана.

Больше сын не возмущался. Но когда она продиктовала младшей невестке «развеять прах над морем», та не выдержала:

– Лиана, и как вы себе это представляете?

Свекровь она очень любила. Даже больше, чем собственного мужа.

– Что ты говоришь, девочка? – удивилась Лиана.

– Я говорю, как вы себе это представляете? Дети купаются, люди лежат, а мы должны их прахом посыпать? И что я внуку вашему скажу? Бабушка Лиана улетела? И куда я его буду возить в день вашей годовщины? На пляж? Искупайся, помяни бабушку? Что вы придумали? Не буду я этого писать. Вот, видите, вычеркнула собственной рукой. И не заставите меня!

– Ты хочешь сказать, плохая идея? – спокойно спросила Лиана, глядя, как плачет младшая, надо признать, любимая невестка.

– Очень плохая. Совсем плохая, – ответила та.

– Ладно, пусть останется первый вариант. Буду лежать с мужем. И достань фотоальбом – я хочу выбрать фотографию.

– Лиана, мы же с вами ходили в ателье фотографироваться на памятник. Помните? Такая хорошая фотография получилась!

– Хорошая, только я там очень старая. Давай подберем ту, где мне пятьдесят. На юбилее. Помнишь, я тебе показывала?

– Лиана, мы же уже все решили!

– Девочка, ты хочешь быть красивой?

– Хочу…

– Вот и я хочу. Чтобы все приходили, смотрели на памятник и говорили, что я была красавицей. Если ты не хочешь меня над морем развеять, так хоть дай, чтобы я на памятнике была молодой!

– Тогда нужно брать те, где вам тридцать лет.

– Это ты правильно сказала. Неси альбом, я буду выбирать! Если бы я знала, то тогда бы сходила в ателье и портрет на могилу заказала!

– Лиана! Можно я пойду белье постираю?

– Куда твое белье денется? Вот я умру, тогда настираешься! Ты хоть понимаешь, сколько людей меня увидят? Ты хочешь позора перед родственниками? Лучше сейчас фотографию выбрать, чем потом памятник менять! Дешевле будет!

– Мы не будем памятник менять!

– Ой, девочка, ты еще молодая, а я бы половину фотографий на памятниках поменяла! Потерпи, я скоро умру.

– Лиана, я раньше вас умру! Уже обедать пора! – воскликнула невестка.

– Ты, девочка, не умрешь. Ты еще двоих сыновей родишь.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю. Пиши. Я вот что решила. Пусть тебе отойдет верхний этаж.

– Зачем?!

– Затем, что там ремонт давно пора делать. А то дом рухнет. Крыша течет давно. А если я не напишу, твой муж никогда шифер не купит. Так что пусть делает ремонт на втором этаже. Там как раз места много.

– Лиана, умоляю, давайте вы не нам второй этаж завещаете!

– Нет, вы точно ремонт сделаете. Ты еще мне спасибо скажешь!

– Лиана!!!

– Иди сюда, открой мою шкатулку и возьми перстень. Между прочим, это настоящий бриллиант. Ну, быстро благодари меня.

– Спасибо, Лиана, а что с кольцом? Оно сломано?

– Нет, конечно! Маленький бриллиант я Эмилии завещала. А ты сходишь к ювелиру и сделаешь себе нормальное кольцо. Эмилия уже сходила, когда бриллиант выковыривала. Тебе большой остался.

Эмилия, старшая невестка, давно рассказала младшей, что свекровь отправила ее к ювелиру «выковыривать» маленький бриллиант из кольца. Бриллиант оказался фианитом, а золото – позолотой.

– Только ей не говори, а то она умрет! – заклинала Эмилия младшую невестку.

– Это мы с тобой умрем, пока она умрет, – привычно повторила семейную присказку младшая.

– Что верно, то верно, – согласилась Эмилия. – Но ты сделай вид, что тебе приятно. Пусть ей тоже будет приятно. А со стороны кажется, что настоящий. Правда?

Лиана проснулась, и все три ее невестки вытянулись по струнке.

– Пойдемте домой, мне нужно подготовиться! Тамара! Сделаешь мне маникюр!

– Хорошо, Лиана.

– Даже не знаю, как я переживу эти дни. Столько людей придут со мной проститься! Как же это утомительно! – сказала Лиана. – Девочки, вы тоже приходите, и на похороны я вас приглашаю, – обратилась она к Асе и Нине.

– Спасибо, – откликнулась тетя Ася. – Обязательно придем.

– Мне кажется, все должно пройти хорошо… – задумчиво произнесла Лиана и улыбнулась.

– Как будто она к свадьбе готовится, а не к похоронам, – сказала тихо Эмилия на ухо младшей невестке. Та хихикнула.

– Я все слышу! – прикрикнула на них Лиана.

– А кто такой Ика? – спросила вдруг Нина.

– Двоюродный племянник, – шепотом пояснила Эмилия. – Он бабушку не поздравил с юбилеем, и она его с тех пор не любит. До этого очень любила, а потом разлюбила, хотя Ика в Москве живет. Очень хороший мальчик. Мы к нему часто приезжаем, он всегда нас встречает хорошо. Но Лиана очень на него сердилась. Она ему квартиру в центре хотела завещать, ту, где она жила, а он сказал, что не нужно, и уехал в Москву. Она так внуков не любит, как Ику. Поэтому и сердится. Но она добрая. Простит его.

Они ушли, а Нина подумала, что с удовольствием пришла бы «проститься» к тете Лиане, а заодно узнать, как можно научиться вот так относиться к жизни и к смерти. Или это знание приходит с годами?

– Тут такой цирк каждый день, – сказала Нине крестная, видя, что та задумалась. – Ты просто отвыкла, забыла. Вот сейчас к дяде Вахо поедем, там еще и не такое увидишь.

– Может, мы дома останемся? – спросила с надеждой Нина.

– Зачем? – удивилась крестная. – Что дома делать? Воды все равно не будет до восьми. А у Вахо – «новая» вода, им в пять часов дадут. Захочешь, помоешься заодно.

– Ну да, – кивнула Нина. Она и вправду забыла, что вечер без гостей или без походов в гости – не вечер. И что весь день зависит от воды – когда дадут.

– Ты не хочешь повидать дядю Вахо? Если бы не он, ты бы умерла и сейчас на меня так не смотрела! Неблагодарная! Хорошо, что Тома не видит твое лицо сейчас! – возмутилась тетя Ася.

– Хочу, тетя Ася, хочу, – успокоила ее Нина.

– Ну и хорошо, я сейчас ему позвоню.

Тетя Ася достала мобильный телефон такой старой модели, что он мог бы считаться винтажным, и принялась бойко тыкать в клавиши.

– Вахо? Здравствуй, дорогой. Мы сейчас к тебе приедем. С кем? С Ниной! У тебя вода есть? Девочке после пляжа помыться надо. Нет, она не больна. Нет, воду из моря не пила. Сейчас приедем. Жди.

– Ну, поехали, – сказала радостно тетя Ася Нине.

– А мы даже домой не заедем переодеться?

– Слушай, когда ты была маленькая, ты так часто не переодевалась! Засыпала в сарафане и утром уже одетая просыпалась! Было удобно! Поехали уже!

Нина вздохнула и стала собираться.

Дядю Вахтанга, Вахо, как все его называли, Нина помнила очень хорошо. Когда она была маленькой, он ее лечил. Что значит – лечил? Тома звонила Вахтангу и говорила, что Нина очень часто какает. Так часто, что уже весь дом закакала. А воды нет. Что делать? Дядя Вахо велел везти Нину в больницу. Там и вода есть, и прокапают. Только с Ниной всегда были проблемы. Один раз ей перетянули жгутом руку так, что рука «чуть не отвалилась», как сказал дядя Вахо.

– Потому что у нее там мяса нет, один жир, – объяснил испуганной Тамаре Вахтанг.

– Слушай, что ты говоришь про девочку? – перебила его медсестра, которая неудачно наложила жгут, но не чувствовала себя виноватой. – У нее жир там, где надо, жир! Не плачь, девочка, – обратилась она к Нине. – Ты вырастешь, и мы с тобой попами будем мериться, у кого больше! Хочешь со мной попами мериться? У тебя больше будет, обещаю! – Медсестра повернулась к Нине и показала ей обтянутый халатом роскошный зад, таких внушительных размеров, что Нина даже испугалась и заплакала. – Ну вы же женщина, должны же знать, что у нас или очень худые, кожа да кости, или очень толстые. Средних не бывает, – сказала медсестра Тамаре. – Не в вас девочка пошла, слава богу.

Тома и вправду считалась излишне худой, а вот Нину все соседки с детства щипали за пухлые щечки.

Нина еще долго ходила с гематомой. Впрочем, это была не единственная проблема. Вены у нее тоже были плохие – никто не мог попасть. Приходилось вызывать старую, почти слепую медсестру, которая давно не работала и приезжала только к самым «сложным» детям. Она не видела вен, но чувствовала их пальцами и попадала с первого раза, глядя в сторону.

Дядя Вахо считался в их городе царем и богом. Он был главным реаниматологом. Его жена Карина тоже работала в местной больнице и считалась очень хорошим педиатром. Но она раз и навсегда для себя и для всех решила, кто в их семье главный врач – конечно же, Вахо.

Нина очень волновалась, когда они с тетей Асей подъезжали к дому Вахтанга. Это волнение, даже страх, всплыл из детства – дядю Вахо Нина боялась, хотя он ни разу не сделал ей больно. И сейчас она ехала как будто не в гости, а на прием. Что скажет доктор? Положит ее под капельницу? К тому же Нина никогда не была у него дома и не знала, чего ждать. Все-таки она была дочерью той женщины, которую Вахтанг любил и так и не смог забыть. И если бы Тамара согласилась, Вахо, не задумываясь, бросил бы свою Карину, которая Нине всегда очень нравилась – ласковая, с тихим голосом и теплыми руками. Она всегда давала ей после осмотра то конфетку, то печенье. Но на прием к Карине ее всегда водила не мама, а тетя Ася, и после этих визитов мама неизменно вызывала Вахтанга – проверить диагноз. Так, на всякий случай. Карина об этом знала, но никогда не обижалась. Тетя Ася считала, что Карина – ангел, коли терпит и Вахо, и Тамару, и Нину, которой нужен был не врач, а ремень.

Дядя Вахо жил в большом частном доме. Тетя Ася с Ниной вышли из такси и направились к воротам.

– Заходите, там всегда открыто! – крикнул им таксист.

Тетя Ася дернула дверь и тут же отскочила. На нее, выскочив из-за угла дома, неслась собака неизвестной породы, которая лаяла и скалилась.

– Карина! Вахо! – закричала Ася. – Мы приехали!

С террасы на втором этаже выглянула женщина.

– Арчи, иди сюда, – позвала она собаку. – Иди, я тебе инжир дам.

Пес тут же побежал на зов хозяйки.

Тетя Ася с Ниной тоже поднялись по лестнице на террасу.

– Что у вас с собакой? Она бешеная? Почему она так странно скалится? – спросила Ася вместо приветствия.

– Это она улыбается так, радуется, – объяснила Карина и бросила собаке половинку инжира. Пес радостно ее заглотнул и опять «улыбнулся».

– Нет, Карина, у тебя точно собака бешеная, – сказала Ася. – Она у тебя инжир ест!

– Вам какой кофе варить? – спросила Карина.

– Средний, – ответила тетя Ася. – Вахтанг, здравствуй.

– Не мешай, Ася, здравствуй, Нино. – Вахо даже не повернулся к ним.

Он сидел на маленькой скамеечке перед столиком с нардами. Нина смотрела на него с любопытством, глазами уже взрослой женщины. Он и вправду был очень красив. Подтянутый, без лишнего веса, с накачанными руками, ровным загаром, в одних шортах, без рубашки. Волосы с проседью, но Нина ни за что бы не определила, сколько ему лет.

– Вахо, ты бы оделся, – сказала ему Карина, выходя на террасу с чашками для кофе.

– Я в своем доме! – ответил тот, не поднимая глаз от доски.

– Гоги, скажи ему, девочки пришли, неудобно! Что они подумают? – обратилась Карина к мужчине, который играл с Вахо в нарды.

– Девочки? – заулыбался тот и посмотрел на Нину и тетю Асю. – Вахо, ты или рубашку надень, или лифчик!

– Ты на доску смотри! Уже в третий раз проигрываешь! – хмыкнул Вахтанг, но все-таки встал и подошел к Нине. – Ты выросла, – констатировал он, взяв ее не за руку, а за запястье, как будто считал пульс. После чего кивнул и зашел в дом, откуда тут же раздался его крик: – Карина! Где мои очки? Номер два? Ты их специально от меня прячешь? Женщина, почему я в этом доме ничего найти не могу?

– Не обращайте на него внимания, – сказала Карина Нине и тете Асе. – У него много очков, и все под номерами: номер один, номер два. И ни одних целых. Не хочет новые покупать. Ходит то с веревкой на шее, это номер два, а номер три вообще изолентой перетянуты. Как не стыдно только? Он их сам все время теряет, а я виновата.

– Гоги! Расставляй! – велел Вахтанг, выйдя на террасу с бутылкой чачи, но в рубашке.

– Ну все, сейчас напьются и бедную собаку опять будут мучить! – воскликнула Карина. – Арчи, Арчи, иди сюда, я тебе инжир дам! Поешь, а то опять тебе страдать!

Пес покорно подбежал к хозяйке, благодарно заглотнул инжирину и оскалился.

– Слушай, она у тебя правда странная, может, бешеная? Ты ее проверяла? Собаки не умеют улыбаться, – сказала тетя Ася Карине.

– Ты переживи, что он каждый день переживает, тоже бешеной станешь, – ответила Карина.

Гоги, коллега Вахо, приходил к нему играть в нарды каждый день. Но иногда, когда игра затягивалась, они выпивали больше, чем нужно, и начинали «бросаться собакой», как говорила Карина.

Этого пса, Арчи, страшную помесь бульдога с таксой, Вахо подарил именно Гоги, выдав за породистого пса. Когда Вахо проигрывал, то всегда кричал одно и то же:

– Зачем ты подсунул мне не собаку, а крокодила?

Вахо хватал несчастного Арчи и совал его в руки другу с криками: «Забирай!» Гоги кричал в ответ: «Заберу!» – и запихивал Арчи в багажник.

– А Арчи такой ласковый, такой добрый, такой тихий… – рассказывала Карина. – Он любит и меня, и Гоги, и Вахо. Что ему, разорваться, что ли? Он и в багажнике хочет остаться, и к Вахо рвется. Даже плачет, бедный… И так почти каждый день. Какое животное такое выдержит? У него рано или поздно инфаркт будет!

В этот момент Арчи залаял и кинулся к воротам, в которых появились новые гости.

– Карина! Ты дома? – позвали со двора.

– Иду! – ответила Карина.

Оказалось, что пришла соседка, которая привела внучку.

– Слушай, посмотри ее, что-то она у меня на пляже сегодня отключилась. Так, немножко, потом включилась…

– Что значит отключилась? – строго спросила Карина, осматривая девочку.

– Ну, немножко сознание потеряла, потом опять бегала. Только не очень ровно бегала, зигзагами бегала, как будто пьяная. Но какала хорошо. Может, перегрелась?

– Может, и перегрелась.

– Я так и думала. А что делать, если она снова отключится?

– Панамку надеть. И на пляж завтра не ходить.

– Так дождь обещали. Завтра кто на море пойдет? Шторм будет.

– Вот и хорошо.

– Нет, почему ты говоришь – хорошо? Я только машинку поставила стирать! Опять не просохнет. Слушай, а почему она не ест?

– Потому что жарко. Не хочет – пусть не ест. Пить побольше давай.

– Так я даю, набеглави даю, а она не пьет. Ей не нравится. Кофе давала, говорит, горько. Что ей – из-под крана давать?

– Не надо из-под крана. Пусть без газа пьет.

– Кто пьет без газа?

– Подожди.

Карина поднялась в дом и вышла с бутылкой простой воды, дала девочке. Та схватила бутылку и начала жадно пить.

– Возьми бутылку домой. Давай ей пить, сколько хочет.

Соседка с ужасом смотрела на внучку, которая продолжала хлебать воду.

– Точно, больная совсем. Может, ее Вахо посмотрит?

– Вахо тебе скажет то же, что и я! – рассердилась Карина. – Дай ребенку воды, надень панамку, и не будет она у тебя отключаться!

– Ладно, но если не поможет, я завтра ее Вахо покажу. Хорошо?

Карина махнула рукой и пошла в дом, откуда раздался грохот.

– Вот она всегда так. С чужими детьми носится, а на родных внуков ей все равно, – сказал Вахтанг. Из дома выскочили двое мальчишек-подростков и с гиканьем побежали за ворота во двор.

– Вахо, нужно будет завтра смеситель купить! – сказала Карина, вынося на террасу тарелки с едой.

– Опять? Я же только неделю назад купил!

– Ты в душе был? Ты там как мылся? Я не могу приспособиться! Почему нельзя один раз купить дорогой смеситель?

– Тебе лишь бы тратиться! – отмахнулся от жены Вахтанг. – Какая разница, как вода на тебя льется?

– Ася, скажи хоть ты ему! – воскликнула Карина.

По ее словам, Вахтанг никак не мог купить в ванную нормальный смеситель. В самый последний момент он решал, что тратить большие деньги на душ нельзя и даже ненормально, поэтому покупал самый дешевый, которого хватало максимум на полгода. Последний купленный смеситель отличался от всех остальных тем, что совершенно нельзя было помыться.

– Вот смотри, – объясняла Асе и Нине Карина, – если под кран подставить руку, то она сухая останется! Он брызгает в разные стороны и туда, куда захочет. Только не на тебя. Я сухая выхожу, а вся ванная в воде! Я уже и так приспосабливалась, и держала душ боком, ничего не получается!

– Это потому что у тебя слишком большая ж…! – откликнулся Вахтанг.

– А у тебя тестостерон снижен! От этого все проблемы! – не задержалась с ответом Карина.

– Ты меня не лечи! И куда опять ты дела мои очки? – Вахтанг пошел в дом.

– Что ты там делаешь? – тут же забеспокоилась Карина.

– Что надо, то и делаю!

– У него повышен сахар, ему сладкое совсем нельзя, – стала объяснять Асе Карина, поскольку Нина сидела с осоловевшими от обилия информации глазами. – А он уходит на кухню и ест мороженое. Вахо! Ты опять мелко ешь мороженое?

– А как это – «мелко»? – спросила, очнувшись, Нина.

– А вот так. – Карина показала, как ее муж, быстро орудуя ложкой, ест мороженое. – Вахо! Неси мороженое девочкам! Пусть они его мелко едят! – крикнула она и побежала отбирать у мужа мороженое.

– Карина, хватит бегать! Погадай девочке на кофе, – попросила тетя Ася.

– Ты же знаешь, я плохо гадаю, – ответила Карина, но с энтузиазмом взяла из рук Нины чашку.

– И эта женщина лечит детей! – возмутился дядя Вахо. – Слушай, ты определись уже – ты врач или гадалка?

– Пойдем отсюда! – Карина увела Нину в сад, где рядом с курятником стоял еще один столик. – Ну, смотри, все у тебя хорошо. Хлопот много. Давай чашку откроем.

Карина ткнула пальцем в чашку, провернула, как будто хотела сделать дырку, и удовлетворенно кивнула.

– Хорошо открылась.

Потом Карина нарисовала пальцем полосы.

– Это я крест смотрю. А вот сердце закрыто, ничего не видно.

Если бы у Нины кто-нибудь спросил уже на следующее утро, что ей нагадала Карина, она бы ни за что не ответила. Не помнила. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Остались какие-то обрывки – что все хорошо будет, встречи новые, хлопоты. А сердце надвое расколото, но это тоже хорошо. И печаль есть, но хорошая. И волнения, но тоже все к лучшему.

Карина отвлеклась, когда во двор вбежали ее внуки-погодки. Она тут же из доброй предсказательницы превратилась в строгую бабушку.

– Быстро идите есть! – скомандовала она мальчишкам.

– Мы не хотим!

– Я сказала, за стол! Я мясо приготовила!

– Я не хочу мясо! – сказал старший из мальчиков. – Можно я его завтра на обед съем?

– Что ты такое говоришь? Ты не можешь есть мясо на обед!

– Почему?

– Потому что завтра ты будешь естьобед!

– Хорошо, я съем мясо на ужин.

– Нет, я все-таки с вами умру. У меня бестолковые внуки, которые похожи на своего деда! Ася, хоть ты им скажи!

Воспользовавшись тем, что Карина отвернулась к гостям, мальчишки, схватив по куску хачапури, опять сбежали за ворота.

– Ладно, мы тоже пойдем. Спасибо, Карина, – сказала тетя Ася.

– Уже? Вы же только пришли! – ахнула Карина. – Вахо, они уже уходят!

– До свидания, Ася, – сказал, вставая Вахтанг. – Нина, живи счастливо, девочка, – шепнул он, обнимая Нину, – ты очень похожа на свою мать. Я смотрел на тебя в профиль и думал, что сидит Тома. Так бы и смотрел всю жизнь. Все, иди, я все сказал.

Нина в беспамятстве, одурев от нахлынувших эмоций, разговоров, людей и событий, кивнула.

Они вышли за ворота в сопровождении Арчи – помеси таксы и бульдога, который «улыбался» им, пока они не сели в такси.

– Нет, он все-таки бешеный, – проговорила тетя Ася.

Им пришлось опять вернуться на бульвар – дорогу, которая вела вдоль пляжа, куда выходили по вечерам местные жители на променад. Дорогу, на которой можно было встретить кого угодно.

Сейчас в прибрежных кафе играла музыка, дети катались на велосипедах, целые семьи сидели на лавочках в ожидании, когда включат танцующие фонтаны – главное развлечение последнего года. Под классическую музыку фонтаны брызгали струями и переливались огнями, показывая «живые картины». Было красиво. Так красиво, что Нине захотелось посмотреть.

– Стойте, стойте! – закричала она.

– Что случилось? – спросила крестная.

– Можно я выйду? Посмотрю, а потом сама домой доеду, – попросила Нина.

– Конечно, выходи. А я поеду. Позвони Рафику, он тебя заберет.

Нина вышла из такси и пошла вдоль искусственного пруда с фонтанами. Почти дойдя до самого центра набережной, она остановилась, увидев знакомую спину. Прямо перед ней сидела художница Ляля, которая рисовала портрет двух мужчин, державших друг друга за плечи и улыбавшихся. Ляля заканчивала портрет.

– С вас сорок лари, – сказала она, пока мужчины рассматривали произведение.

– Почему сорок? – удивился один. – Ты же сказала, что двадцать.

– Двадцать за одного, а вас двое, – устало объяснила Ляля. – Но если не нравится, можете не платить.

– Заплати ей, – бросил второй мужчина.

Было видно, что рисунок им не понравился, но за их спинами стояли дети и мамы – живая очередь, которая напирала. Мамы хотели хоть чем-то занять детей, чтобы спокойно посидеть в ближайшем кафе, попить кофе и поговорить.

Мужчины отошли, и перед Лялей села девочка.

– Ляля, здравствуйте, – подошла к ней Нина.

– Господи, Нино, тебя мне Бог послал. Пожалуйста, нарисуй за меня, я уже не могу. Понимаешь, не могу, и все! – У Ляли заметно тряслась рука.

– Хорошо, – согласилась Нина с ужасом.

– А почему она рисовать будет? – спросила мама девочки.

– Она еще лучше меня рисует, – ответила ей Ляля.

– Ладно, пусть рисует. Только скажи ей, пусть красиво рисует!

Мама ушла, и Нина начала рисовать портрет. Ляля сидела рядом и смотрела на море.

– Ну, как-то так, – сказала Нина, показывая портрет девочке и художнице, когда закончила.

Ляля улыбнулась и опять уставилась на море.

– Мне не нравится! – скуксилась девочка.

Тут же подбежала ее мама:

– Что не нравится? Скажи!

– У меня короны нет! Когда эта тетя вчера Наиру рисовала, она ее с короной сделала, как принцессу, а я без короны!

– Сейчас я тебя тоже принцессой нарисую. – Ляля взяла у Нины карандаш.

Через три минуты на них с листа бумаги смотрела девочка с белокурыми локонами, диадемой на голове, жемчугами на шее, с огромными голубыми глазами и в пышном платье.

– Ну а теперь нравится? – спросила у девочки Ляля.

– Да, хороший портрет. Очень похожа, – ответила довольно мама.

Нина смотрела то на Лялю, то на девочку и вообще отказывалась что-либо понимать. Она нарисовала кареглазую, черноволосую девочку, живую, не красивую, но очаровательную. Какое отношение имела пучеглазая принцесса-блондинка, которая усилиями Ляли смотрела на них с холста, к этой девчушке, было совершенно непонятно. Место девочки заняла следующая малышка, и Ляля сделала точную копию первого портрета – опять блондинка с диадемой в волосах. Девочка от восторга прижала портрет к груди.

– Ляля, что вы делаете? – спросила Нина, которая стояла за ее спиной и не понимала, что происходит.

– Работаю, – ответила Ляля. – Это просто работа. А ты что думала? Мои пейзажи здесь никому не нужны. Вон, посмотри, в папке лежат.

Пока Ляля рисовала очередную принцессу, Нина рассматривала рисунки. Ляля была, безусловно, талантлива, но ее морские пейзажи и вправду здесь были никому не нужны – мрачные, грязные, больные. Здесь было все то, чего не хочется видеть, чего не замечаешь, как не замечает «замыленный» взгляд – бревна и мусор, плывущие в морской воде, заплеванная, загаженная галька, мужчина, почесывающий причинное место, мальчишки, таскающие лежаки, бабка, согнувшаяся под тяжестью кульков с семечками и кукурузой. Все было страшным, грязным, мучительным и каким-то беспросветным. От рисунков веяло такой тоской, таким надрывом, что Нине захотелось захлопнуть папку, чтобы ничего этого не видеть, не знать, не понимать, не вспоминать. Здесь было то, от чего она убегала в Москву. То, что не хотела больше видеть.

– Правда никому не нужна, – сказала ей Ляля. – Тебе нарисовать, что ты рыцарь? – спросила она у мальчика.

– Нет, я хочу быть Человеком-Пауком, – ответил очередной «клиент».

Ляля покорно нарисовала маску и костюм, да так, что от мальчика ничего не осталось.

– Мам, смотри, я Человек-Паук! – закричал радостно мальчик. Мама так же радостно отдала Ляле деньги за портрет.

– Не могу, у меня руки трясутся. Не всегда. Но все чаще и чаще, – пожаловалась Ляля Нине. – А ты почему вернулась?

– На свадьбу Натэлы приехала, – ответила Нина.

– И зачем?

– Не знаю.

– Ты мне всегда нравилась, – улыбнулась Ляля. – Вот вернешься домой, уедешь отсюда, тогда поймешь, зачем приезжала.

– Наверное… – согласилась Нина. – А женщины тоже просят нарисовать им корону?

– Нет, – совершенно серьезно ответила Ляля. – Им главное, чтобы нос поменьше был.

Нина хотела спросить у Ляли, как она живет, как ее кошки, но та ушла в себя, разглядывая линию горизонта. Через минуту перед ней сидела очередная «принцесса», жаждущая портрета.

Нина пошла по набережной в сторону дороги. Она многого не узнавала, шла туда, куда несла ее толпа, но, увидев маршрутку, побежала. Почему-то она знала, что именно эта маршрутка, остановившаяся прямо на углу улицы, довезет ее до дома. Она залезла в машину и протянула деньги водителю. Тот даже не обернулся.

– Садись уже давай! – крикнула Нине женщина и похлопала по сиденью рядом с собой.

Нина села рядом, тут же вспомнив, что деньги нужно отдавать в конце поездки, когда выходишь.

– Ты не местная, что ли? – спросила женщина.

– Местная, только давно не была, – ответила Нина.

– Сейчас все живут где хочешь, только не дома. А знаешь, как наши бабки говорили? Живи в доме, тогда он не рухнет! Вот что главное. – Женщина повернулась к окну.

Нина доехала до поворота, отдала деньги и пошла пешком к дому. Около подъезда сидел Рафик.

– Дедуля, почему мне не позвонила? – окликнул он ее обиженно.

– На маршрутке доехала, спасибо.

– А позвонить рука отвалится? Я же волнуюсь, и Ася волнуется!

На его голос, как по команде, во всех окнах появились женские силуэты. Занавески отодвигались, и соседки выглядывали из окон.

– Это Нина к Асе вернулась, – сообщали они то ли Нине, которая с ними здоровалась, то ли себе.

– Ну где ты ходишь? – Крестная ждала у подъезда.

– С Лялей разговаривала, – ответила Нина.

– Ой, она совсем с ума сошла! Даже рисовать разучилась! Если когда и умела… Представляешь, она тут внучку Вали так нарисовала, что родная бабушка девочку не узнала! Голубые глаза, волосы белые, да еще корону пририсовала. Ну ты представляешь?

– Представляю…

– Что ты представляешь? Это ты не видела внучку Вали! Там такая девочка! У нее такой нос! Такие брови! А месяц назад у нее вши завелись, так Валя ее побрила. Я считаю, правильно сделала, волос хороший вырастет. Но Валя ее плохо побрила – бритва старая. Клоки торчат из головы. А Ляля ее с кудрями белыми нарисовала! Вот скажи мне, это разве смешно? Зачем так девочку обижать?

– А Вале портрет понравился? – уточнила Нина.

– Конечно, понравился. Еще как понравился! Она его на стену повесила!

– Поэтому Ляля так и нарисовала.

– Не поняла я сейчас тебя…

– Пойдемте спать, теть Ась, я с ног валюсь.

– Пойдем, на́ тебе фонарик.

– Я и телефоном могу посветить. – Нина включила телефон.

– Слушай, какая ты умная. Я бы ни за что не додумалась телефоном! – Тетя Ася смотрела на Нинин светящийся телефон, как на чудо.

Нина легла на кровать тети Аси и тут же провалилась в сон. Крестная заходила, включала вентилятор, закрывала окно, убирала со стола, смотрела телевизор. Нина ничего не слышала. Сон был глубоким, таким, как в детстве, когда она засыпала в главной комнате в квартире, которая в зависимости от времени суток была и ее комнатой, и спальней, и столовой. Стол раздвигался, диван раскладывался, но Нина всегда засыпала в кресле, откуда мама переносила ее на руках в маленькую кладовку, где помещались только матрас и полки, сооруженные дядей Вахо. Ни у кого не было такой комнаты, «своей», самой настоящей, только у Нины. Она не помнила, как засыпала, но всегда просыпалась на своем матрасике. Мама говорила, что ее невозможно разбудить, слоны могут ходить, Нина не проснется.

Так было и сейчас. Нина рухнула на кровать крестной одетой, даже не умывшись. Сил не было никаких. Она думала, что вообще не уснет от обилия впечатлений и усталости, но уснула, едва коснувшись головой подушки.

Нина проснулась оттого, что где-то наверху истошно лаяла собака. Прямо заходилась лаем. Она посмотрела на часы – три ночи. Собака лаять перестала, но начала каркать ворона. Нина закрыла глаза и постаралась заснуть. Однако карканье сменилось истошным мяуканьем, а потом опять начала лаять собака. Пришлось встать, накинуть халат и выйти из комнаты. Тетя Ася сидела на кухне и смотрела в потолок.

– Теть Ась, что это? – испуганно спросила Нина.

– Полнолуние, вот что происходит, – ответила крестная, злая, как сто чертей.

Нина ничего не поняла и присела на краешек стула. Крестная продолжала сверлить взглядом потолок. Когда опять залаяла собака, раздался мужской крик:

– Сона, заткнись уже, сучья ты дочь!

В ответ на этот крик начала каркать ворона.

– Я сейчас встану с кровати и сам тебе рот заклею! – опять закричал мужской голос.

В ответ замяукала кошка.

– Что происходит? – спросила Нина.

– Это Сона, – ответила тетя Ася и, решив, что дала исчерпывающий ответ, схватила палку и застучала по батарее.

– Сона? Соседка? – спросила Нина, которая никак не могла привыкнуть к тому, что на все ее вопросы давались прямые ответы. Без подробностей. Как будто она сама должна была догадаться, почему Сона, которая вывешивает плюшевые игрушки на трос, лает и мяукает в полнолуние.

Тетя Ася посмотрела на нее и тяжело вздохнула.

– Ты же помнишь Сону? Когда ты маленькая была, она тебе зайца подарила. Такого страшного, что я сама испугалась. А ты так долго плакала, что пришлось Вахо звать. Сначала Карину, а потом Вахо. Сона совсем больная, это все знают. Вахо говорит, что у нее шизофрения, но она безобидная. А я не больная? У меня тоже будет шизофрения!

Сона жила двумя этажами выше. Нина ее, конечно же, помнила, как все дети в доме. Сону привезла сюда родная сестра. Привезла и уехала, не стала «дохаживать». А Сона сначала тихая была, двор мела каждое утро. Соседи нарадоваться не могли – у них самый чистый двор. Сона прямо каждый уголок вылизывала, хотя ее никто не просил. Спускалась рано утром, раньше Рафика, который выходил на «работу» в шесть утра, и чисто мела двор. А уж если кто-то из детей или мужчин фантик от конфеты или бычок сигаретный с балкона выбрасывал, так Сона такой скандал закатывала, что в соседнем дворе слышали. Правда, была у нее одна странность. Каждое утро она выносила мусор из своей квартиры и разбрасывала его по двору. И только потом начинала выметать. То, что у соседки не все в порядке с головой, первой заметила Валя. Она жила прямо под квартирой Соны и приняла на себя, так сказать, первый удар. Ровно в полночь, как рассказывала потом соседкам Валя, Сона стала выплескивать с балкона воду. Часть попала на Валин балкон, и только поэтому она заподозрила неладное. Утром с ее балкона стало нести мочой. Валя облазила всю квартиру, вымыла балкон, а мочой все равно несло. Хуже, чем кошачьей. Тогда Валя пошла к Соне и прямо спросила, что она выливала с балкона.

– Понимаешь, Сона считает себя колдуньей. И в полнолуние, ровно в двенадцать часов, она выливает с балкона воду, смешанную со своей мочой. Откуда у нее столько мочи? Вот скажи мне! – рассказывала тетя Ася Нине. – А еще она кукарекает, лает и мяукает – злых духов так отгоняет. И кто у нее злые духи? Соседи! Мы на нее порчу наводим! Нет, она хорошая, тихая, только в полнолуние с ума сходит. Совсем больная становится. А что сделаешь? Ничего не сделаешь. Досматривать за ней некому, родная сестра приехала и уехала. Я ее понимаю. Как женщина понимаю. И в больницу Сону не отдашь, она там сразу умрет, кто такой грех на душу возьмет? И жить с ней нельзя.

– А почему сестра уехала? Не забрала Сону?

– Ой, тут такой цирк приехал! В кино такого не увидишь! – рассмеялась крестная.

Наверху Сона опять завыла по-волчьи.

– Сона! Замолчи! По-хорошему тебя прошу, – раздался женский крик.

– Это соседка, Дарико, ей девяносто лет или все сто, – объяснила тетя Ася Нине. – Она ничего не видит, не слышит и давно глухая. Но я тебе скажу, видит она и слышит лучше нас с тобой.

– И что Сона? – спросила Нина.

Так вот, Сона вроде бы никому не мешала. Но когда она стала выливать воду с мочой с балкона и кудахтать по ночам, соседи возмутились. Пытались с ней поговорить. Но без толку. Сона считала всех злыми духами и сыпала проклятьями. А на детей, которых сердобольные соседки подсылали с хлебом, плевала. То есть по-настоящему плевала. Чуть ли не в лицо. На счастье, именно в момент обострения к ней приехала сестра, жившая в другом районе с маленьким сыном. Она хотела продать квартиру и забрать Сону к себе.

– Конечно, ей нужны были деньги за квартиру, – покачала головой тетя Ася, – а не Сона. Кому сейчас не нужны деньги? Но сестра хорошая была, добрая. Сону бы не оставила.

Сестра замесила тесто – решила испечь хачапури. Она хотела даже приготовить ачму, как они делали в детстве, в четыре руки, погружая тесто в кипящую воду. Так, как учила их мама – сначала старшую дочь, а потом младшую. Но Сона не захотела делать ачму. И вообще ничего вместе с сестрой не хотела делать. Она пришла к выводу, что сестра – тоже злой дух, и заперлась в комнате, где читала какие-то заговоры. Сестра решила напечь хотя бы хачапури. Муки было мало, а дрожжей много. Но она все равно замесила и поставила тесто подходить, а сама пошла развешивать белье.

– Понимаешь, муки было мало, а дрожжей много, – захохотала в голос тетя Ася.

– И что? – не поняла Нина, которая так и не овладела искусством печь хачапури, что для крестной было настоящим горем.

– Тома такие хачапури пекла, мы с ней такую ачму делали! Пальчики оближешь и язык проглотишь! А ты? Это все потому, что она тебе в попу дула и ничего не заставляла делать. А вот заставила бы, так ты бы хотя бы пироги умела печь! Нет, она за тебя все делала!

– Теть Ася, вы не отвлекайтесь, не ем я ваши хачапури, никогда не любила! Что с Соной-то?

– Хорошо, что тебя Тома не слышит! Хачапури она не любит! Я тоже не люблю, когда готовлю, а так очень люблю! Это же твой хлеб, ты на нем выросла, что значит – люблю, не люблю?

– Теть Ась, давайте без пафоса…

– Я не знаю, что такой твой пафос-шмапос, я тебе про другое говорю! А ты не хочешь меня услышать! Нет, это моя вина. Я же тебе тоже как мать, хоть и крестная, а ничему не научила. Это мой позор. Мой грех.

– Теть Ась, хватит про грехи. Расскажите про Сону!

Наверху Сона опять закукарекала. Часы показывали четыре утра.

– Все, скоро угомонится, – сказала тетя Ася. – Она в начале пятого всегда прекращает.

– Так что случилось-то?

А случилось то, что племянник Соны решил попробовать тесто.

– Ты тоже всегда ела тесто, хотя мы тебя и пугали, что нужно будет аппендицит резать. Но дети всегда тесто едят! – опять отвлеклась тетя Ася.

Так вот, племянник Соны решил попробовать тесто и взял из кастрюли столько, сколько смог уместить в двух ладошках. А потом испугался – тесто было несладким, и девать его было некуда. Он думал, что если мать заметит, то задаст ему по первое число. В общем, он выбросил тесто в унитаз и убежал гулять во двор. Сестра Соны мыла полы, а сама она, не выдержав, вышла из своей комнаты и пошла в туалет. А дальше был цирк. Когда она встала с унитаза, на ее бедрах оказалась липкая белая жидкость. Сона орала, как полоумная. Она кричала, что сестра навела на нее порчу и хочет ее убить.

– Так кричала, что все прибежали. Но сестра Соны первой догадалась, что у той прилипло к попе и… ну ты представляешь. Дверь в туалет пришлось взламывать – Сона там заперлась. Сантехника вызвали, конечно.

Сестра пыталась объяснить Соне, что она влипла в тесто, которое бросил в унитаз ее племянник (тому от матери все же досталось по первое число), что тесто забродило и поднялось. Но Сона не верила. Она прямо с ума сошла. Тогда она впервые кукарекала, мяукала и выла днем, а не в полнолуние.

– Ну и сестра уехала, сразу же собралась. Рафик ее отвез. Она плакала всю дорогу. Ладно, пойдем спать. Вроде успокоилась она.

– А знаете, что я помню из детства? – спросила вдруг Нина.

– Что? – Все это время тетя Ася вкладывала в мешочек сушеные цветы лаванды.

– Запах чистого белья и лаванды. Мама мне мешочек под подушку подкладывала, чтобы мне сны хорошие снились. А по вечерам мешочки шила, как вы сейчас.

– Ты хочешь, чтобы я заплакала и вообще не уснула? Я по Томе так скучаю… Никак не могу привыкнуть, что ее нет…

– Теть Ась, я вас люблю.

– Иди уже, ты своего добилась – я плачу и уже не усну! Ну что за девчонка! Как была несносная в детстве, так и осталась!

Нина долго не могла уснуть. Ей показалось, что она вообще не спала в эту ночь. В семь утра она подскочила от женских голосов, шагов и звона посуды.

– Доброе утро, – вышла она, кутаясь в халат.

– Доброе! – обрадовалась ей Валя, пришедшая на традиционный утренний кофе. – Сона опять всю ночь кукарекала! Мы так и не уснули!

– И не говори! Я тоже не спала! – отозвалась тетя Ася, которая варила кофе для Нины.

А Нина удивлялась, как эти женщины умудряются выглядеть так хорошо после бессонной ночи. Или секрет в том, что они в отсутствие водопроводной воды умываются газированной? В этом секрет их молодости? Нина смотрела на Валю, у которой был идеальный маникюр, на свою крестную, которая из всех кремов продолжала пользоваться детским, с котятами на тюбике, и думала о том, что ее косметичка – совершенно бессмысленный предмет здесь, в этом климате, на этой кухне, с этими женщинами. Они все равно будут выглядеть лучше, сколько бы лет им ни было. Эти женщины не знали, что такое мешки или синяки под глазами, для которых нужен отдельный крем. Они не знали и не хотели знать, что такое мимические морщины. И Нина ни за что бы не решилась рассказать им про ботокс, который вкалывала себе последние два года. Они бы просто ее не поняли.

Открылась входная дверь.

– Кто там? – спросила тетя Ася, боясь упустить кофейную пенку. – Нана, ты?

– Да, я. А Нино дома?

– Дома, дома, заходи!

На кухне появилась невестка Мананы с маленькой Мией на руках. Она смотрела на Нину.

– Полчаса. Я только в магазин и обратно. Тетя Ася, а вы дадите мне печку? – попросила Нана.

– Дам, а что ты хочешь делать?

– Хачапури напеку. Больше ничего не успеваю.

– Бери, бери. Донесешь?

– Донесу, конечно. Спасибо.

В это время на руках у Нины опять оказалась маленькая Миа, которая ей улыбалась и схватила за палец.

– Вот бутылочка, если она пить захочет, – сказала Нана.

– А как я пойму, что она пить хочет? – тут же испугалась Нина.

– Любой поймет, – удивились сразу три женщины: тетя Ася, Валя и Нана.

– Дай ей палец, – посоветовала Валя.

Нина осторожно вытянула указательный палец, за который Миа немедленно схватилась.

– Она меня держит! – воскликнула Нина. Такого ощущения она не испытывала никогда в жизни. Даже шелохнуться боялась, чтобы не спугнуть это счастье.

На кухне уже никого не было. Нана убежала с печкой домой, а потом в магазин, Валя с тетей Асей, видимо, пошли за мацони или помидорами.

Нина так и простояла все полчаса, почти не шевелясь, лишь слегка покачивая малышку на руках. Та по-прежнему крепко держалась за палец и норовила засунуть себе в рот. Нина не знала, можно ли детям совать в рот пальцы чужих теть, поэтому старалась предотвратить попытки. Но Миа оказалась девочкой с характером – она снова тянула его к себе, пошире открывая ротик.

– Ты хорошо ее держишь, – услышала Нина голос крестной.

Тетя Ася стояла и смотрела на них. Нина даже ее не заметила.

– Тебе тоже пора подумать о детях. Тома очень переживала бы из-за того, что у тебя еще нет детей.

– Теть Ась, у меня и мужа-то нет.

– Даже у Натэлы муж был и еще один будет! Что творится в твоей голове?

– Теть Ась, у вас ведь тоже нет детей – и ничего.

– Ничего… а может, и чего. Была бы я поумнее, так и дети бы были. Хорошо, хоть ты у меня есть.

Хлопнула входная дверь, и в комнату вошла Нана.

– Спасибо, – поблагодарила она Нину.

– Не за что, – ответила та, нехотя отдавая малышку матери. Миа захныкала, и Нана быстро дала ей мизинчик, который девочка засунула в рот и принялась сладко посасывать. Нина очень пожалела, что не дала ей свой мизинец. Оказывается, можно.

– Собирайся, Рафик с Валерой уже ждут, – сказала тетя Ася.

– Куда? – удивилась Нина, рассчитывая дождаться момента, когда дадут воду, принять душ, помыть голову и спокойно позавтракать.

– На кладбище, разве забыла? И так уже опаздываем, – сказала крестная.

– А кто такой Валера?

– Племянник Рафика. Без него нельзя ехать. Ты ему потом заплати за работу.

– А дядя Вахтанг не поедет?

– Нет, он не может. Последние три года не ездит. Говорит, что рядом с Томой ляжет и умрет – сердце не выдержит.

Нина быстро оделась, и они с тетей Асей вышли во двор.

– На кладбище поехали? – спросила соседка, выглянувшая из окна.

– Да, – ответила тетя Ася.

– Рафик на углу ждет. Опять в аптеку побежал. Простатит у него, – сказала другая соседка, так же висящая в окне.

– Ася, а ты соль везешь или средство? – крикнула с балкона еще одна соседка.

– Средство! – ответила ей тетя Ася. – Знаешь магазин для животных на Пушкина? Там брала. Попробую. Сказали, лучшее средство. Современное. Наверное, опять наврали.

– Ты лучше у Соны мочу попроси, после нее точно ничего расти не будет! – пошутила еще одна соседка.

– Ладно тебе, больная она, а ты все шутишь. Ты думаешь, я спала сегодня? Тоже не спала. Но я же так не шучу! – строго откликнулась тетя Ася.

Так они дошли до аптеки. Рафик уже сидел за рулем, из машины на всю улицу кричала музыка. Рядом с машиной стоял молодой парень лет восемнадцати, который вежливо поздоровался с Ниной и забрал у тети Аси сумку.

– Спасибо, Валера, – сказала тетя Ася.

– Ну, дедуля, готовы? – заулыбался дядя Рафик. – Поехали с богом?

Нина приготовилась к дальней поездке, но они доехали быстро. В основном благодаря дяде Рафику, который игнорировал светофоры и выжимал все возможное из своего старенького «Форда». Машина рычала, фыркала, грохотала всеми внутренностями, но ехала. Нина даже задремала под разговоры Рафика и тети Аси о насущных проблемах.

– Слушай, когда они дорогу сделают? – возмущался Рафик. – Я опять здесь глушитель потеряю. Помнишь, Ася, три года назад, как я без глушителя домой ехал?

– Помню, Рафик.

– А ты средство взяла?

– Взяла. Попробую.

– Не надейся. Опять обманули. Если кто-нибудь изобретет такое средство, чтобы ничего не росло, ему Нобелевскую премию дадут!

– За это премий не дают.

– Я лично дам премию! Хорошо, что Валерку взяли, у меня уже силы не те. Старый я стал для таких дел.

– Еще дожди были, даже не знаю, что там творится. Когда мы с тобой туда ездили? Уже месяцев десять прошло?

– Больше, Ася, год уже не были.

– Болела я, вот и не могла, – как будто извиняясь перед Ниной, сказала тетя Ася. – Что-то у меня сердце неспокойно. Как там?

– Ну что ты, Ася? Не волнуйся, не пугай девочку. Все хорошо там. Валерка быстро все вырубит. Воду-то сегодня дадут? Как думаешь?

– Должны, после обеда.

– Это все эти новые дома. Там всегда вода. Насосами все выкачивают. А до нас пока дойдет…

– И не говори, Рафик.

– Валерка, вон, говорит, надо продать нашу квартиру и купить ближе к центру. А я куда уеду? Как я там жить буду? Он не понимает.

– Нина вообще в Москву уехала. А Тома там не смогла жить. Плохо ей там было. Домой вернулась. Мы с тобой, Рафик, здесь доживать будем.

– Эй, я еще помирать не собираюсь!

– Так и я не хочу!

Наконец доехали. Нина вышла из душной машины и попыталась глотнуть свежего воздуха. От жары, влажности, волнения у нее начала кружиться голова. По спине ровной струйкой тек пот.

Дядя Рафик, тетя Ася и шедший первым Валерка уже зашли в ворота, а Нина все еще стояла около машины, собираясь с силами.

– Поздно мы приехали. Успеть бы, – переживала крестная.

Валерка размахивал топориком направо и налево, обрубая растения.

Тетя Ася вдруг остановилась.

– Рафик, я не узнаю. Куда нам? Направо? Ничего не понимаю. Должны были уже прийти. Потеряли, что ли? Почему я не приехала сюда раньше? Что я – могилу Томы потеряла?

– Теть Ась, не переживайте, – стала успокаивать крестную Нина.

– Ася, иди сюда! – крикнул Рафик. Он первым увидел могилу, заросшую так, что плита едва проглядывала из зарослей. – Валерка, иди руби, – велел Рафик, и племянник послушно стал махать топориком.

Это была тяжелая работа. Даже крепкий и накачанный Валерка быстро устал и часто делал передышки, поливая себя водой.

– А мы цветы не взяли, – сказала тихо Нина.

– Зачем цветы? Тебе тут цветов мало? – удивился Рафик, который таскал вырубленные племянником ветки. – Надо было Вахо взять. Помог бы.

Нина смотрела себе под ноги, куда дядя Рафик бросал вырванный с корнем кустарник с яркими красными цветами.

– У Томы всегда цветы росли. У нее даже палка цвела. Так и здесь. – Тетя Ася откинула в сторону ветку, усыпанную цветами.

Наконец растительность была выкорчевана. Тетя Ася разбросала по земле «средство». Нина по ее кивку выдала Валерке деньги за работу, а Рафику – на бензин, чтобы на обратной дороге залил полный бак.

– Поехали, – сказал Рафик, глядя на небо, – сейчас ливень будет. Когда ни приедем, всегда ливень начинается. Как будто Тома плачет.

– Рафик, не надо, и так сердце разрывается, – заплакала тетя Ася.

Они сели в машину и поехали домой. Рафик с Асей молчали. Нина уснула. Дорога домой показалась ей в два раза длиннее. Было душно, до тошноты. Ее сильно укачало.

Тетя Ася достала из сумки еду, но Рафик и Нина отказались есть, так что все припасы достались Валерке, который после физической работы был голоден.

Нина буквально вывалилась из машины и, кивнув на прощание Рафику и Валерке, пошла домой. Тетя Ася осталась во дворе – рассказывать любопытным соседкам, как они съездили. Воду дали, но у Нины не было сил даже умыться. Она включила вентилятор, рухнула на кровать и тут же заснула.

Проснулась от шума голосов, доносящихся из кухни. Нехотя открыв глаза, она еще немного полежала и все-таки решила встать. Вышла на кухню, где за столом сидела Натэла и пила кофе с тетей Асей.

– Нина проснулась! – обрадовалась тетя Ася и сразу пошла варить кофе.

– Привет, – поздоровалась Нина с Натэлой, про которую вообще-то забыла.

– Привет. Я тебе приглашение на свадьбу принесла.

Натэла показала Нине приглашение – белую коробочку с голубями на крышке, которую нужно было развернуть в лист.

– Вот и я говорю, что внутри должно что-то лежать! Все об этом подумают, – сказала тетя Ася.

– Ничего там не должно лежать! – раздраженно, видимо уже не в первый раз, ответила Натэла.

– Это она так нервничает, потому что Рафик ее сейчас в аэропорт повезет. Жених прилетает. Ты скажи Нине, что никогда его не видела! – объяснила крестная.

– Я его видела! На фотографии! Много раз! На разных фотографиях! – огрызнулась Натэла. Она накручивала на палец бахрому на скатерти.

– Ты скатерть мою оставь в покое, видела она его! Я тебе такое фото покажу, что ты упадешь! – Тетя Ася поставила перед Ниной кофе.

Нина пыталась очнуться ото сна и собраться с мыслями, а заодно вспомнить, что ей рассказывала соседка Валя про Натэлиного будущего мужа.

– Ты его правда никогда не видела? То есть вживую? – спросила Нина.

– Ну какая разница? – опять взбрыкнула Натэла. – Мы с ним переписывались полгода! Я все про него знаю!

– Только переписывались? Не разговаривали?

– Да что вы заладили одно и то же? Сейчас он прилетит – и увижу, и поговорю!

– А как ты решила замуж за него выходить? Ты же не знаешь, какой он, – удивилась Нина.

– Ты говори ей прямо! Натэлка, ты такая же сумасшедшая, как твой отец! Чем ты вообще себе думаешь? Сама себя сосватала не пойми за кого! – поддержала Нину крестная.

– Это же страшно. Даже опасно. А вдруг он маньяк? – Нина даже не верила, что Натэла отважилась на замужество «вслепую».

– Сама ты маньяк? И ты туда же! Никакой он не маньяк! У него и дети есть!

– А сколько у него было жен? Ты скажи Нино, сколько у него было жен до тебя! – воскликнула тетя Ася.

– Четыре. Ну и что? Я буду пятая, и последняя!

– Ой, хорошо тебя соседки не слышат. Ты такая дурная, дурнее Нины, которая до сих пор не замужем! – Тетя Ася от волнения даже чашку с кофе поставила мимо блюдца.

Нина только сейчас заметила, что Натэла сидит с прической – начесом на всю голову, в открытом платье и на каблуках. Торжественная укладка явно ее старила, платье было маловато и шло складками, а на каблуках, судя по всему, Натэла давно не ходила и не знала, куда деть ноги и как их поставить, чтобы было удобно. Поэтому сидела, сжав колени и расставив ноги иксом.

– Так у вас сегодня первая встреча? – еще раз уточнила Нина.

– Да, я так волнуюсь. Просто ужас, как волнуюсь! Может, ты со мной поедешь? Я поэтому к тебе и пришла. Попросить. Поехали, пожалуйста!

– Не знаю, как-то неудобно. Что я там делать буду?

– Очень тебя прошу. Ты же моя подруга! Свидетельница! Кого мне еще просить?

– Ты всю свою школу на свадьбу позвала, вот пусть они с тобой и едут! Всем педсоставом! Он сразу испугается и улетит обратно в свою Америку, – вставила слово тетя Ася.

И тут до Нины дошло то, что лежало на поверхности. О чем можно было догадаться сразу.

– Слушай, а твой жених в курсе, что он жених? Ну, в смысле, что у вас будет свадьба? – спросила Нина.

– Не-е-ет! – заплакала Натэла. – Он едет просто познакомиться!

Тетя Ася начала хохотать так, что затрясся обеденный стол.

– Я должна позвать Валю. Сейчас ей позвоню. – Крестная схватила телефон и стала набирать номер.

– Тетя Ася, не позорьте меня, мне и так плохо! – закричала Натэла. – А что мне было делать? Так удачно все получилось! Гию опять посадили. Вы же знаете, что он совсем страшный стал. Урка настоящий. Пока он в тюрьме, я хоть замуж успею выйти и уехать. Он мне голову отрежет, если узнает, что я с кем-то спуталась. Я же поэтому американца искала. Чтобы подальше отсюда!

– Да, Гия тебе точно горло перережет. Нет, сначала он тебя убьет, а потом голову отрежет, – серьезно сказала тетя Ася.

– Нина, пожалуйста, поехали. – Натэла подскочила, услышав, как на улице дядя Рафик давит на клаксон.

Нина кивнула. А что ей оставалось?

Уже сидя у Рафика в машине, она думала о том, что так и не сходила в душ, не помыла голову, не переоделась, и этот безумный день никогда не закончится.

– Как его хоть зовут? – спросила она у Натэлы.

– Джей. Правда, красивое имя?

– Ну да. А сколько ему лет?

– Сорок семь.

– Нормально.

– Да какая разница! А вдруг тетя Ася права? Вдруг он не такой, как на фотографиях? Ведь уже и ресторан заказан, и номер в отеле. Я и кольцо себе купила, и приглашения раздала. Даже автобус для школы заказала – чтобы всех привезли к ресторану на автобусе. Чтобы никто пешком не шел.

– А когда Мэри приезжает? – спросила Нина.

– Только сейчас не говори мне про нее! Я и так с ума схожу. Даже не могу о ней думать! Она же все испортит! Соседке она сказала, что прямо на свадьбу приедет. К началу не успеет, к середине будет.

– Да, заварила ты кашу.

В аэропорт доехали быстро. Натэла побежала смотреть, не прилетел ли самолет. Но это был единственный рейс в тот вечер, и никто никуда не спешил и даже не волновался. Прилетят, куда денутся?

Нина взяла себе кофе, чтобы не уснуть. Натэла рассказывала ей, какие письма писал ей Джей, какой он замечательный, вежливый, внимательный.

– А как ты с ним познакомилась? Правда на сайте знакомств? – уточнила Нина.

– А где еще? Только это хороший сайт, международный. Я специально такой искала. И чтобы мужчина был с серьезными намерениями, – сказала Натэла гордо.

– Я бы так не смогла.

– Потому что ты не жила с Тариэлом и у тебя не было Гии! Он, когда второй раз из тюрьмы вышел, такой страшный был. Другой человек совсем. Он мне что-то говорит, а я ни слова не понимаю. И глаза злые, как будто убьет. Так и сказал, что убьет, если я спутаюсь с кем-нибудь. Хорошо, что опять его посадили. Он ведь нормальной жизнью жить не может, только на нарах ему хорошо. А я семью хочу. И детей хочу. А дома отец с приступами. Что мне было делать? Где мужа искать, чтобы подальше отсюда уехать? Вот я и подумала про Америку. Там меня Гия точно не достанет.

– А Тариэл как же?

– Ему в больницу нужно. Сама ведь видела, какой он.

– А зачем ты столько народу на свадьбу позвала? – спросила Нина.

– Так чтобы уже все замолчали!

В этот момент в вестибюле началось движение – встречающие стали собираться около выхода. Натэла подскочила как ошпаренная и побежала прорываться в первые ряды.

Нина тоже встала, а потом села. Со своего места она видела весь зал – крошечный, заполненный людьми, где каждый второй – или родственник, или сосед, или знакомый. В крайнем случае, знакомый родственника, друг соседа или брат знакомого.

Про свадьбу Натэлы знали, казалось, все встречающие и расступились, дали дорогу, чуть ли не живой коридор образовали – пусть встречает, пусть первой увидит.

Наконец стали выходить люди. Натэла всматривалась в лица, металась, улыбалась всем. Джей вышел одним из последних. Рядом с ним шла девочка лет двенадцати – как принято говорить в Америке, афроамериканка. И все присутствующие в зале застыли на месте и смотрели только на Натэлу, Джея и эту девочку с африканскими косичками по всей голове.

– Джей! – закричала как полоумная Натэла и кинулась к нему на грудь. Тот опешил, но не стал отдирать от себя женщину, которая покрывала его поцелуями, пыталась забрать сумку и твердила одно слово – «велкам», поскольку все остальные вылетели у нее из головы.

– Пойдем, пойдем, дядя Рафик ждет! – Натэла говорила по-русски с жутким акцентом, который у нее проявился на нервной почве.

Мужчина был явно испуган и ничего не понимал.

– А это кто с тобой? Твоя старшая дочь? Линда? А почему она такая черная? Ну прямо негр! Никогда негров не видела! – продолжала тараторить Натэла, подскочив к девочке, которая разве что не присела от испуга, и принялась ее крутить, чтобы рассмотреть со всех ракурсов. – Ты не переживай, у нас всех хорошо встречают, и негров тоже хорошо встретят, – успокоила Натэла Джея, который даже не кивал. Он вообще ничего не понимал. Его можно было понять – потенциальная невеста, которая вполне сносно вела переписку, вообще не говорила по-английски. Да и сама женщина была мало похожа на ту, которую он видел на фотографиях. Эта – явно старше и не такая красивая. Джей даже поискал глазами информационное табло, чтобы уточнить, в тот ли город он вообще прилетел. Но кому в этом городе было нужно табло? И так все понятно – когда встречать, когда в самолет садиться.

Нина сидела, смотрела на Натэлу, Джея, его дочку и понимала, что зря приехала – Натэле она не нужна. Тогда она решила выйти на улицу и поискать дядю Рафика. Ей очень хотелось домой. Дядя Рафик стоял рядом с дверями, курил и объяснял полицейскому, что через пять минут уедет. А переставить машину никак не может, потому что очень почетных гостей встречает. Таких почетных, что нельзя их заставлять ходить туда-сюда. Кто прилетел? Так будущий муж Натэлы! Из самой Америки жениться прилетел!

– А ты хочешь, чтобы я машину убрал! – с укоризной говорил он.

– Дядя Рафик, они там так и будут стоять до утра, – сказала Нина. – Их нужно вывести, а то мы не уедем.

– Не волнуйся, дедуля, сейчас выведем!

Рафик широким шагом зашел в здание аэропорта. Нина семенила за ним. В этот момент Джея и его дочь Линду окружили дети в национальных костюмах и предлагали попробовать пахлаву. Натэла стояла за спинами детей и выкрикивала по-прежнему по-русски:

– Это вкусно! Это надо есть! Ам-ам!

Она показывала, как нужно делать «ам-ам», а Джей был уже совсем бледный. Его дочь, которую дети трогали за волосы, заплетенные в косички, позеленела, если такое вообще можно представить в ее случае.

– Так, дети, пропустите! – велел Рафик и схватил чемодан Джея. – Ты негра, что ли? – обратился он к его дочери. – Слушай, кого я только не возил! Теперь буду рассказывать, что и негров возил!

– Вообще-то в Америке вас бы давно в тюрьму посадили, – сказала Нина.

– Почему? – испугались дядя Рафик и Натэла.

– Потому что нельзя говорить «негр». Это не политкорректно. Нужно говорить «афроамериканец».

– Слушай, дедуля, это ты умная такая, а я пока это выговорю, до дому пять раз доеду туда и обратно! – возмутился дядя Рафик.

– Какой ужас, что он о нас подумает? – вылупила глаза Натэла.

– Ничего не подумает, – ответила Нина. – Он ничего не понимает. Ты же не по-английски говоришь.

– Что я наделала? У меня языковой барьер, наверное? Не могу ничего по-английски сказать! – еще больше испугалась Натэла. – И что теперь делать?

– Для начала скажи, что ты рада его видеть, – ответила Нина. Она очень устала, очень хотела домой, и эти страсти со встречей жениха ей порядком надоели.

– Слушай, а как это правильно сказать? – У Натэлы, видимо, совсем отшибло память.

– Натэла, ты же преподаешь детям язык! – ответила Нина.

– Ну да, конечно. А если я сделаю ошибку?

– Натэла, прости, конечно, но ты сделала ошибку, когда решила выйти замуж по Интернету! Поехали уже домой!

– А эм глэд ту си ю, – сказала Натэла Джею. Тот аж вздрогнул от неожиданности.

– Слушай, потом поговорите, поехали уже! – велел Рафик. – Я тоже домой хочу! Там футбол сейчас начнется!

Натэла схватила, буквально вырвала, сумку из рук дочери Джея и побежала к машине. Джей и Линда побрели следом, но, судя по их лицам, предпочли бы остаться в аэропорту и дождаться обратного рейса.

«Нет, этот день точно никогда не кончится!» – думала Нина в машине. Сначала они поехали отвозить гостей из Америки к Натэле домой.

– Как ты думаешь, я ему понравилась? – шепотом спросила Натэла у Нины.

– Думаю, что он тебя даже не запомнил.

– Почему? – запаниковала Натэла.

– Ну представь себя на его месте. Ты в незнакомом городе, с чужими людьми, ничего не понимаешь, ты кого-нибудь запомнишь?

Нина очень хотела сказать ей правду, но сдержалась. Все-таки благодаря подруге она приехала в родной город, сходила на могилу к маме, увидела тетю Асю, дядю Рафика и дядю Вахо. Не могла она ей сказать, что жених пребывает в глубоком шоке и от ситуации, в которую попал, и от самой Натэлы. А с другой стороны, может, он и женится, не приходя в сознание? Все может быть.

– Я боюсь с ним говорить, – сказала, чуть не плача, Натэла.

– А спать с ним ты не боишься? Вдруг он извращенец?

– Нет, не может быть. У него же есть дети!

– У маньяков тоже бывают дети. Натэла, ты странная, ей-богу, – тебя языковой барьер волнует больше, чем будущая семейная жизнь! О чем ты вообще думала?

– Ни о чем. Я думала, что будет свадьба.

– Это я уже поняла.

Натэла, Джей и Линда вышли около ворот. Натэла подхватила тяжеленный чемодан Джея и поволокла, показывая знаками, чтобы шли за ней.

– Натэла, он что, больной? Сам чемодан не может взять? – окликнул ее дядя Рафик.

– Нет, у них так не принято. Там женщины тоже носят чемоданы, – ответила Натэла.

Нина с дядей Рафиком поехали домой.

– Слушай, он мне совсем не понравился, – стал немедленно сплетничать Рафик. – Старый какой-то, я тоже старый, но не такой же!

Нина улыбнулась. Джей ей тоже не глянулся. Во всяком случае, он был совсем не тем человеком, о котором рассказывала Натэла. Обычный мужчина из глубинки. Не мачо, не миллионер, не интеллектуал. Они с дочкой, судя по обклеенным чемоданам, старались сэкономить на билетах – летели с трансферами. Да и предложить таксисту плату за проезд Джею даже в голову не пришло.

– Он ведь даже не знает, что у него свадьба, – вдруг сказала Нина, решив не судить о человеке по первому впечатлению. – Может, просто растерялся.

– Дедуля! Ты не врешь? Вот это да! Слушай, я даже стал лучше к нему относиться! Я даже в аэропорт его бесплатно повезу!

Они наконец доехали до дома. Рафик посигналил, в окнах тут же стали отодвигаться занавески, и не спящие в этот поздний час соседки принялись выглядывать из окон. Выглянула и тетя Ася.

– Приехали? Что так долго? – крикнула она.

– У него дочка – негр, а он не знает, что женится! – ответил сразу всем дядя Рафик.

– Нино, быстро домой! – прокричала крестная.

– Спасибо, дядя Рафик, – попрощалась Нина с таксистом.

– Иди, дедуля, спи спокойно, – сказал он ласково. – Хорошо, что не ты такое придумала. Тома, твоя мать, сильно бы плакала. И я бы ни за что не поехал встречать такого жениха для тебя!

– Спокойной ночи.

Нина как будто и не спала. Только приложила голову к подушке, как ее подняла тетя Ася с телефоном в руке.

– Просыпайся, тебе Натэла звонит, – сказала крестная.

– Сколько времени?

– Уже семь утра. Вставай. Я кофе тебе сварю. Вон, Валя уже сюда идет.

Нина тоже начала распознавать звуки, которыми был наполнен дом. Соседка Валя хлопнула дверью и стала спускаться.

– Алло? – сонно ответила Нина.

– Нина, ты можешь приехать? Я не знаю, что делать! У меня трагедия!

– Что случилось? – Уж чего-чего, а к Натэле ей совсем не хотелось ехать, тем более рано утром. Она еще вчера вечером подумала, что свадьбы точно не дождется – не выдержит, уедет.

– Джей! Он испугался! Он не хочет на мне жениться! – кричала в трубку Натэла.

– Я бы тоже испугалась. Его можно понять.

– Нет! Ты не поняла! Я ему про свадьбу еще даже не сказала! Не успела! Это все папа! Приезжай, умоляю! Заодно скажешь, куда мне их везти – достопримечательности показывать. Свадьба завтра. Мне нужно с ними сегодня что-то делать. И дядю Рафика попроси. Пусть тебя привезет и нас по городу повозит! А то Джей хочет в аэропорт! Нина! Ты же моя лучшая подруга! Ты в Москве живешь! Ты умная! Кого мне еще просить? Ты с ним хоть по-английски поговоришь. Ты же лучше меня знаешь английский! А я все время ошибки делаю. Слушай, у меня такой языковой барьер, я тебе сказать не могу, какой у меня языковой барьер!

– Хорошо, не кричи, скоро приеду, – сказала Нина. Она выползла из кровати и пошла на кухню, где ее ждали тетя Ася и Валя. Они хотели новостей, и желательно с подробностями.

– Что Натэла сказала? – спросила крестная.

– Сказала, что ее американец хочет уехать в аэропорт, и в этом виноват Тариэл. А еще она не знает, что им показывать в городе.

– Кому – им? – уточнила Валя.

– Жениху и его дочери. Еще просила дядю Рафика нас повозить. А я ей нужна в качестве группы поддержки. Чтобы Джей не сбежал.

– Тогда их надо везти на рыбный базар. Пусть поедят рыбы, выпьют, тогда до обеда точно никуда не уедут. А вечером их надо в гости отвезти или в ресторан. Помнишь ресторан, который на морвокзале?

– Кафе?

– Это раньше было кафе, а теперь ресторан!

– Натэла хотела им достопримечательности показать, – объяснила Нина.

– Какие достопримечательности? Это у них в Америке достопримечательности, а у нас гостей поят-кормят! Ну пусть фонтаны им покажет и набережную.

– Она так кричала, так кричала. А что сделал Тариэл? – спросила тетя Ася.

– Не знаю. Сейчас поеду к ним. Теть Ась, позвоните Рафику.

– Да, Рафик точно нужен, – кивнула Валя. – Он так водит, что они никаких достопримечательностей не захотят!

– Нормально он водит! – защитила соседа тетя Ася.

– А кто говорит, что ненормально? А Мэри приехала?

– Нет, Натэла сказала, что Мэри приедет прямо на свадьбу. И то не с самого начала, – ответила Нина.

– Ну, это в ее стиле – эффектно появиться, – заметила Валя. – Небось нацепит на себя стекляшек всяких, чтобы никто на ее толстую попу не смотрел.

– Мне так не хочется ехать, – вдруг честно призналась Нина. – Зачем я вообще приехала? Натэла говорит, что я ее лучшая подруга. Какая я ей подруга? Сто лет не виделись!

– Это ты сейчас неправильно говоришь, – оборвала ее крестная. – Тебя человек попросил, а ты нос воротишь. Вот представь себя на ее месте?

– Я бы на ее месте никогда не оказалась!

– Дай бог. Но отказать ты не можешь. Надо ехать. Собирайся. Она тебя на свадьбу позвала, сюда вызвала, значит, ты должна.

– Я же не против! Дайте я хоть умоюсь!

– Умывайся из бутылки, воду пока не дали.

Нина пошла собираться. Она умылась, почистила зубы, прополоскала рот газированной водой, съела мацони, который сделала тетя Ася, и вышла во двор, где ее уже ждал дядя Рафик.

– Доброе утро, – сказала она ему.

– Привет, дедуля! Как спала? – Дядя Рафик был свеж, бодр и весел.

– Плохо. Натэла позвонила. Просила, чтобы мы ее жениха по достопримечательностям повозили.

– Слушай, это, конечно, не мое дело, но я тебе скажу. Если Натэла хочет замуж, то нужно ехать на рыбный базар. Только сначала заехать в магазин на Лермонтова.

– Какой магазин?

– Слушай, самый лучший магазин! Там такая домашняя чача! Дядя Васо делает. Он всю свою жизнь чачу делает. Сюда со всего мира приезжают за чачей дяди Васо. И никто еще не сказал, что чача плохая!

– И что дальше?

– А дальше мы привезем их на рыбный базар, покажем рыбу, они ведь и не знают, что рыба в море плавает! Возьмем горбуля, возьмем мидий, камбалу, туда-сюда. Вина возьмем. И посидим в купе.

– В каком купе?

– Ну, в кабинете, как там это у вас называется? Отдельный стол, все красиво, в помещении с кондиционером, а не на улице.

– Хорошая идея, – признала Нина.

– Конечно, хорошая. Так посидим, что он сам будет о свадьбе просить! Вот увидишь!

– А если Джей не поедет?

– Не волнуйся, в аэропорт я этого американца точно не повезу. И всем нашим скажу, чтобы не везли. Захочет, ни одно такси не поймает! Женим мы его. Завтра в ресторан я его лично отвезу! У меня из машины еще никто не вылезал, пока я не скажу!

Нина кивнула. Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как дядя Рафик проехал на красный свет, попутно обругав встречного водителя, который не уступил ему дорогу.

Натэла встречала их уже на улице. Ходила взад-вперед и провожала взглядом каждую машину.

– Приехали! – крикнула она и кинулась обниматься сначала к Нине, а потом и к дяде Рафику.

– Натэла, что ты успела с ним сделать, пока мы спали? – спросил дядя Рафик.

– Ничего! Ничего не успела! – запричитала Натэла.

– Так, может, поэтому он и хочет уехать? – уточнил дядя Рафик.

– Дядя Рафик, вы же знаете моего отца! Что вы шутите? Я еще кофе не пила, а вы уже шутите!

– Да, Таро я знаю, – серьезно ответил Рафик. – На, я тебе инжир привез. Сегодня с утра собрал. Поешь. Очень полезно. Особенно для твоего американца. Как съест – брачная ночь у тебя такая будет! Всю жизнь будешь вспоминать!

– Дядя Рафик!!! – опять закричала Натэла. – Что мне делать?

– Что ты кричишь, как будто у тебя свадьба уже сегодня? – спокойно спросил дядя Рафик.

– Пойдемте в дом, сами увидите, что случилось.

Втроем они вошли в дом, где за кухонным столом сидел Тариэл, а перед ним Джей. На столе лежал диктофон. Таро раскрыл ученическую тетрадь и что-то в ней писал.

– Вот, шпиона разоблачаю, – объяснил Тариэл дяде Рафику и Нине.

Джей посмотрел на гостей глазами заложника. Его дочь выскочила из комнаты с криками «Хелп, хелп!» и повисла у дяди Рафика на руках.

– Что она говорит? – спросил Рафик.

– На помощь зовет, – перевела ему Нина.

Оказалось, что Таро начал допрос еще с вечера и никому так и не дал уснуть – свет не выключал. А началось все вполне невинно. Натэла с Джеем и Линдой зашли в дом. «Невеста» пошла заваривать чай и ставить на стол еду, которую готовила еще накануне – пхали, хачапури, сациви. Хачапури, правда, купила, потому что решила не рисковать – вдруг не получится. Джей поздоровался с Тариэлом. Сели за стол. И тут Джей спросил, где работал отец такой прекрасной женщины, как Натэла.

– В КГБ, – гордо ответила Натэла. – Кей-Джи-Би.

– Кей-Джи-Би? – уточнил Джей, решив, что неправильно понял.

– Да, – подтвердила Натэла.

Джей переменился в лице и подскочил как ошпаренный. Он сказал, что не может ночевать в доме работника КГБ, потому что ему страшно не за себя, а за дочь. Линда в это время с ужасом смотрела на пхали и не знала, можно ли есть эту зеленую субстанцию, щедро украшенную гранатовыми зернами. Зерна граната она тоже видела впервые в жизни. Есть она очень хотела, но отец предупредил ее, что в том месте, куда они едут, нельзя пить воду и есть незнакомую еду, потому что в воде и еде могут находиться бактерии, неизвестные в Америке.

Натэла ужасно нервничала. Мало того что она пхали лично отжимала и курицу на сациви на рынке купила, свежую, зарубили при ней, так эта девчонка смотрит на еду так, как будто крысу увидела.

– А что ты хочешь? – спросила у нее ласково Натэла.

– Может быть, свеклу? – осторожно ответила Линда.

Натэла не знала, как по-английски будет свекла, но решила не позориться. Она вышла в соседнюю комнату, достала англо-русский словарь и, уже радостная, вышла назад к гостям.

– Свекла! – воскликнула она. – Нет проблем.

Радовалась она так потому, что еще с утра сварила две свеколины, думая, что, может быть, сделает винегрет – вдруг Джей захочет блюдо русской кухни? Но про винегрет она совершенно забыла, а свекла, вот, осталась – лежала в тарелке. Сваренная, но не чищеная.

– Держи, – поставила Натэла перед Линдой тарелку. – Почисти и ешь, как ты любишь. Вот масло. – Натэла выдала Линде пластиковую бытылку из-под «Спрайта», в которой было настоящее домашнее масло.

– Что это? – еще больше испугалась девочка.

– Так свекла же! – Натэла побежала в комнату, принесла словарь и показала Линде страницу. – Это слово? Значит, свекла!

– Я такую свеклу не могу есть, – сказала Линда.

Натэла в этот момент уже была готова надеть ей тарелку на голову и размазать пхали по лицу, чтобы не выпендривалась и вела себя прилично. У нее, Натэлы, жизнь решается, а эта девица свеклу не может съесть.

– Почему? – ласково спросила у девочки Натэла по-английски. – Тебе вообще можно не ужинать. Вон, как попу разъела, а грудь – четвертого размера, не меньше, – заметила она уже по-русски.

Натэла, которая была не так развита, как эта девочка-подросток, смотрела на ее формы с нескрываемой завистью.

– А у вас свеклы в банках нет? – спросила Линда.

Натэла даже не стала ей отвечать. Потому что девочка явно с отклонениями в развитии. Недоразвитая девочка. Как может свекла быть в банках?

У Тариэла тем временем на нервной почве начался приступ. Он решил, что все еще работает в Кей-Джи-Би, и устроил Джею допрос. Он потребовал, чтобы Натэла переводила его вопросы и ответы Джея. Когда Джей сказал, что хочет поспать, Таро ответил, что у них, в КГБ, нельзя идти спать, пока не получены ответы на все вопросы. Такое правило.

– Не волнуйся, – сказала Натэла Джею. – У папы приступ, но скоро пройдет. Так бывает. Он немножко сумасшедший.

Джей судорожно кивнул, сглотнул слюну и замер на стуле с жесткой спинкой. Правда, Линду Тариэл согласился отпустить.

Пока Натэла укладывала Линду в своей комнате, решив, что спать девочке на матрасе на кухне, как она это планировала, будет неправильно, случилось непоправимое. Тариэл уснул в кресле – с ним такое бывало. А Джей, воспользовавшись ситуацией, решил сбежать.

Он вышел во двор и огляделся. Двигал им не только мотив бегства, но и самый что ни на есть банальный сигнал мочевого пузыря – найти туалет. Тот туалет, который был в доме, не работал. Джей так решил, потому что там не было света. А фонарик, который Натэла специально положила на табуретку при входе, гость просто не заметил. А даже если бы заметил, то не догадался бы им воспользоваться. Джей решил найти общественный туалет или кафе, или гостиницу. Он вышел во двор. Обычный традиционный двор. И увидел мужчину, хозяина соседнего дома, который вышел во двор, выкурил сигарету и скрылся в каком-то сооружении. Джей наблюдал, как в окне дома раздевалась женщина, готовясь ко сну.

Джей замер и не знал, что делать дальше. Но сосед даже не обратил на него внимание. Он помыл ноги в кране, который выходил прямо из стены, и зашел в дом. Его жена вышла во двор вешать белье.

Джей решил выйти за ворота. Но перед воротами сидели двое мужчин и загораживали выход. Мужчины выглядели сурово – они курили и о чем-то возбужденно говорили. Джей понял, что его организм не выдержит побега, и решил последовать примеру мужчины – перебежал дворик и зашел в это странное сооружение. Судя по запаху, это был туалет, но Джей не знал, как им воспользоваться, увидев торжественный постамент с вырезанной дыркой. На полу лежала ковровая дорожка, на полочке стояла свеча и лежала аккуратно нарезанная квадратиками газета. Тут Джею стало совсем плохо, он успел подумать, что доктор предупреждал его о «панических атаках», и опять выскочил во двор, после чего сделал то, на что оставался способен – отошел в самый темный угол и помочился на какой-то цветок. А когда повернулся, увидел, что на него внимательно смотрят не только мужчина из соседнего дома, но и женщина, развешивавшая белье. Джей втянул голову в плечи и быстрым шагом пошел к воротам.

– Слушай, купи торт, у нас самый хороший торт в городе. С розочками. Натэле будет приятно, – сказал ему один из мужчин.

Джей дернулся, решив, что его хотят ограбить.

– Пойдем, я тебе покажу, – сумрачный мужчина тяжелой рукой взял его за плечо и завел в комнатку, в которой стояли торты – с розочками, двухэтажные, в замысловатых кремовых завитушках. При этом в комнатке пахло не кондитерской, а мужчиной, который давно не мылся. Мужчина в это время одной рукой почесывал причинное место, не выпуская плеча Джея из другой руки.

Американец все понял – сейчас его изнасилуют. А потом ограбят.

– Очень хороший торт. Прямо на свадьбу торт, – сказал ему мужчина, показывая на самое большое произведение кондитерского искусства.

– У меня нет наличных денег, – сказал ему по-английски Джей. – Только сто долларов. – Он быстро вытащил бумажник и отдал мужчине сто долларов.

– Хорошо, иди, не волнуйся, торт я лично прямо на свадьбу принесу. Собственными руками донесу! – Мужчина улыбнулся и отпустил плечо Джея. – Все мой торт вспоминать будут! Никто не скажет, что у Натэлы плохой торт был! – Мужчина вывел Джея за ворота, пожал ему руку, продолжая улыбаться. Джей тоже решил улыбнуться в ответ, после чего пошел, нет, побежал по улице.

Бежал он долго, давая себе короткие передышки и рассматривая вывески на зданиях. Наконец, к собственной радости, он увидел надпись на английском – «Hotel». Он забежал внутрь и кинулся к стойке регистрации.

– Как мне связаться с консульством? Я гражданин США! Я хочу уехать! Мне нужно политическое убежище! Сегодня меня допрашивали в КГБ и ограбили! Да, еще хотели изнасиловать! Вы можете мне помочь?

Девушка, стоявшая за стойкой регистрации, улыбалась и кивала.

Джей отдал ей свой паспорт.

– Так вы тот американец, за которого Натэла замуж выходит? – ахнула девушка.

Она говорила по-грузински.

– Что? – переспросил ее Джей.

– Садитесь, я вам кофе принесу, – девушка перешла на английский и отвела Джея в кресло. – Все будет хорошо.

Джей покорно опустился в кресло и закрыл глаза.

– Может, вы хотите есть? У нас есть сэндвичи, – предложила девушка.

Джей среагировал на слово «сэндвич». Он очень хотел есть и только сейчас это понял.

– Да, да, – закивал он, – пожалуйста.

– Не волнуйтесь, отдыхайте.

Девушка улыбнулась и ушла. Через несколько минут перед Джеем стояла чашка кофе, сэндвич с ветчиной в полиэтиленовой оболочке, явно из холодильника, и пиво в бутылке. Джей чувствовал себя почти счастливым.

– Ты можешь смешать пиво с чачей? – за десять минут до этого момента спросила девушка бармена.

– Обижаешь, – ответил он.

– Спасибо, – кивнула девушка и кинулась к телефону.

Девушку звали Мэрилин. Такое имя ей дал отец, ради которого мама Мэрилин всю жизнь красилась в блондинку. Дома Мэрилин была Машей, на работе Мариной, но на ее бейджике было написано – Мэрилин. Наверное, именно поэтому Джей спокойно сидел в кресле, улыбался, разматывал из пленки сэндвич и пил пиво, смешанное с чачей. Бармен смотрел на странного гостя и, когда тот откусывал от сэндвича кусок или делал глоток из бутылки, у него сводило челюсть. Ему было даже жаль этого американца. Но чего не сделаешь ради прекрасных глаз Мэрилин? Даже накормишь и напоишь гостя такой гадостью, что лучше бы он из-под крана воды попил.

– Мама! Что делать? – спрашивала тем временем Мэрилин-Маша у своей мамы.

Джей не догадывался, что в этом городе все друг друга знают. Знают настолько, что даже страшно становится. Мэрилин еще два года назад была ученицей Натэлы, а ее мама – коллегой, преподававшей математику в той же школе. И мама уже купила платье для свадьбы.

– Звони Натэле, – велела мама. – Пусть приезжает и забирает его. Свадьба уже завтра.

– Он хочет, чтобы я позвонила в посольство! – сказала Мэрилин.

– Ну и в чем проблема? – удивилась мама. – Считай, что ты уже позвонила в посольство, и я сказала, что тебе делать. Ты же не хочешь, чтобы у Натэлы сорвалась свадьба? Тебе ничего, а мне с ней работать! Пусть лучше она замуж выйдет, чем нас с ума сведет! Ты же знаешь, как я мечтаю, чтобы она уехала! Или ты забыла, как она тебе четверку на экзамене поставила?

Этого Мэрилин забыть не могла. Из-за Натэлы она получила не золотую медаль, а только серебряную. Сколько ночей она проплакала! А теперь Натэла была в ее руках. Нет, пусть выходит замуж за этого старого американца и уезжает! Лучшей мести и не придумаешь! Мэрилин набрала номер своей бывшей учительницы и сказала, что ее жених сидит в лобби отеля. Требует консула и ест сэндвич. Нет, он никуда не уйдет, потому что после чачи с пивом еще никто на своих ногах не уходил.

Натэла в это время нарезала круги по улице. Соседка ей сообщила, что Джей совсем невоспитанный и писает на цветы! Никого не стесняется! У них в Америке так принято? А Шалва из кондитерской лавки сказал, что Джей купил у них торт для свадьбы за сто долларов, который они доставят прямо в ресторан.

Натэла не знала, что и думать. Ну куда он мог деться? Она стояла у ворот, как вдруг раздался звонок мобильного телефона – звонила Мэрилин, которую Натэла терпеть не могла. Да и мамочка ее тоже нос задирает. Но именно Мэрилин сообщила ей, где искать сбежавшего Джея. Натэла побежала к гостинице.

Джей тихо спал в мягких креслах – чача с пивом сделали свое дело. Натэла с помощью бармена подняла его и посадила в такси.

– Спасибо тебе, – сказала она Мэрилин.

– Не за что. Мама вам привет передавала, – ответила та.

– Передай маме, что после свадьбы я уеду в Америку, и она станет завучем, – продолжала Натэла.

– Обязательно передам, – пообещала девушка.

Натэла привезла Джея домой. Тот покорно шел, опираясь на ее руку, и все время спрашивал: «Что происходит? Все о’кей?»

– О’кей, – отвечала Натэла.

Рано утром Натэла уже звонила Нине.

Натэла рассказала Нине и дяде Рафику, как вчера Линда отказалась есть свеклу, а Джей вообще сбежал после допроса Тариэла. И как он испугался того, что Таро работал в КГБ. И что делать, она совсем не знает.

Натэла заплакала, да так горько, что дядя Рафик немедленно взял руководство в свои руки.

Перепуганных, сонных и немытых почетных гостей усадили в машину и повезли завтракать на морской вокзал. Рафик заказал открытое хачапури с яйцом, мацони, варенье из белой черешни и вино.

– Что это? – спросил Джей у Натэлы.

– Скажи ему, что это наша яичница и йогурт, – сказал дядя Рафик, которому не требовался перевод.

Натэла молчала, пребывая в ступоре. Нина перевела. Линда, глядя на яйцо, которое плавало в хачапури, даже повеселела.

– Смотри, как надо это есть, – сказал дядя Рафик и принялся кормить гостей.

Он отламывал корочку, макал в яйцо и из рук кормил девочку. Та покорно открывала рот – то ли от ужаса, то ли от голода. С тем же напором дядя Рафик влил в Джея вино, накормил мацони, при этом рассказывая про то, какой прекрасный день их ждет впереди. Поскольку Натэла продолжала пребывать в ступоре, переводить приходилось Нине.

После завтрака дядя Рафик погрузил всех в машину и повез в магазин за чачей дяди Васо. Джей и Линда вжались в сиденья. Джей молился по-английски, Линда закрыла глаза и вцепилась в Нинину руку. Дядя Рафик продолжал развлекать гостей разговорами, не глядя на дорогу. Он успевал давить на клаксон, кричать из окна знакомым водителям, переключать музыку и резко тормозить, чтобы гости могли посмотреть на памятник.

В какой-то момент Линда открыла глаза.

– Что это? – спросила она у Нины, показывая на автомат, который делает мягкое мороженое.

– Мороженое, – ответила Нина.

– Ты какой хочешь? – тут же затормозил Рафик. – Белый или не белый?

– Дядя Рафик, а что значит «не белый»? – уточнила Нина прежде, чем переводить.

– Не белый – это шоколадный!

Они выгрузились из машины, и Линда завороженно смотрела, как из странного автомата вылезает в рожок струйка мороженого. Пока они ели, дядя Рафик сходил в магазин и вернулся с бутылками.

– Что это? – спросила Натэла.

– То, что надо! Дядя Рафик плохого тебе не даст. Ты же хочешь выйти замуж?

– Хочу, – честно ответила Натэла.

– Тогда поехали, – велел он.

Они приехали на рыбный базар. Дядя Рафик шел впереди, разрезая толпу, как ледокол, со всеми здоровался и показывал пальцем, что нужно взвесить, что почистить.

Натэла в это время купила пачку сигарет и курила.

– Ты куришь? – удивился Джей.

– Нет, – испугалась Натэла и выбросила сигарету.

Джей не успел ничего ответить, потому что дядя Рафик повел всех в «купе». Они сели за стол. Официантки поставили пепельницы и начали носить еду – салат, закуски. Дядя Рафик разливал в рюмки чачу.

– Мы опять будем есть? – спросил Джей.

– Нет, мы будем закусывать, – ответил дядя Рафик.

– Я не знаю, как перевести «закусывать», – сказала Натэла.

– Зачем это переводить? Что непонятного? Как можно пить и не закусывать? – удивился дядя Рафик.

Натэла вздохнула и подставила рюмку. Она выпила залпом, взяла стручок зеленого лука, макнула в солонку и сжевала.

– Я тоже выпью, – сказала Нина и подставила свою рюмку. – Всухую я этого не выдержу.

– Это точно, – кивнула Натэла.

Джей замахал руками и сказал, что пить не будет. Рафик посмотрел на него как на больного. Официантка тоже застыла с тарелками в руках. Натэла тяжело вздохнула.

– Кто тебе говорит, чтобы ты пил? – возмутился дядя Рафик. – Не хочешь – не пей. Просто попробуй! Ты же гость, ты должен уважать наши традиции! Переведи ему, Нина!

Нина покорно перевела про традиции и про то, что Джей своим отказом обижает Рафика.

– Лучше не нужно его обижать, – попросила она уже от собственного имени.

И когда это сказала, то отметила про себя, что думает уже как местная. То есть по-русски, но так, как говорит Рафик, смешивая языки.

– А что будет? – испугался Джей.

Натэла провела ладонью по горлу. Джей вздрогнул и выпил рюмку.

Через час, когда весь стол был заставлен тарелками – разной рыбой, мидиями, – Джей уже покорно пил рюмку за рюмкой вслед за дядей Рафиком. Он ел рыбу руками и ласково посматривал на Натэлу. Даже Линда, которую голод заставил попробовать рыбу, вошла во вкус и жадно поглощала еду. Нине нестерпимо хотелось спать. А Натэла, которая ничего не ела, но пила наравне с мужчинами, подхихикивала, и то и дело прижималась к Джею.

– Это удивительно! – восклицал Джей. – Просто удивительно! Я никогда такого не ел!

– Ну вот! А ты переживала! – подмигивал Рафик Натэле.

Через два часа дядя Рафик погрузил совершенно пьяного Джея и такую же пьяную Натэлу в машину и повез домой. Сам он, как выяснилось, пил воду, которую наливал из отдельной бутылки себе в рюмку.

– Обижаешь, дедуля! – сказал он тихо Нине. – Завтра я отвезу этого американца на свадьбу, тогда и выпью. А пока – ни-ни. Мне еще Мэри в аэропорту встречать.