Тетя Эва

Эва вовсе не была латышкой или какой-либо еще иной так называемой европейской женщиной. Это — моя тетя, правда, родственницей мне она приходится настолько отдаленной, что, по ее же словам, никакие отношения между нами инцестом не могут являться ни в коем случае. Гм, а как же дела с ее дочуркой?..

Надо сказать вам — сразу! — если вы не приемлете нестандартных взаимоотношений между родственниками — покиньте сайт!

Знаете, что мне сразу понравилось в тете Эве? Ее бюст. Вот такая банальность. Подростковый инфантилизм; да называйте, как хотите. За весь вечер, когда мама «сдавала меня на попечение» тете, попивая чай и то и дело смотря на часы (как же, предпредпоследняя электричка), тетиэвины груди как-то довольно недвусмысленно колыхались под полупрозрачным сарафаном, более похожем на ночную рубашку, нежели на вечернее платье.

Мать я не провожал — она сама была против. Вокзал, в сущности, рядом — я услышал лишь жалкий свисток узкоколейного паровоза — передача совершилась. Теперь я был во власти тети. Но это совсем не то, о чем вы подумали, уважаемый читатель.

Малолетняя дочь Эвы по имени Тата (в этом факте я убедился много лет спустя, когда случайно увидел ее паспорт, там так и было написано — Тата) не давала мне скучать — постоянно долбила меня под столом ногами. Ах, дитя неполных шести лет, где ты теперь? В конце концов я тоже хорошенько ей врезал. Похоже, наконец-таки ей стало больно.

Время шло к десяти; маленьких детей (а я вовсе не хотел казаться себе взрослее, как модно думать у этих так называмых психологов) пора было укладывать спать. Честно говоря, я зевнул пару раз. Татка, похоже, угомонилась: перестала меня пинать и ее лицо стало выглядеть весьма умным и не злобным. Все было бы хорошо, но мне, как типичному урбанисту, хотелось перед сном принять душ или хотя бы какое-то его подобие. Конечно, в деревенской жизни есть некоторая романтика (и еще какая!). Но я хотел спать цивильно.

— Баня остыла, — промолвила тете Эва, потягиваясь. Я в который раз обратил внимание на ее сисечки, туго обтянутые полупрозрачной тканью легкого платья. Соски очень красиво просвечивали сквозь тонкую материю. Надо заметить, кстати, что я вовсе не был озабоченным подростком в это время — мне было всего семь лет. Татке — пять, а тете не было еще и тридцати. Но она (мне пришлось забежать вперед) знала толк! — Париться не получится (она словно разжевала это слово «париться»; тогда я впервые обратил внимание на ее губы); но ведь нам, дети (она сладострастно посмотрела в беззвездное небо), как-то не пристало ложиться спать грязнульками?

С этими словами тетя Эва быстренько сходила в избу; когда она вернулась, от моего сознания не ускользнуло наблюдение: под белым пушистым халатом на тетушке ничего не было. Сей факт я определил тогда, когда она якобы невзначай зацепилась левой ногой за косяк крылечный; халат слегка распахнулся и позволил мне посозерцать — только мимолетно — тетенькины стройные ноги.

— Пойдемте-ка мыться, дети.

В предбаннике тетя, нисколько не стесняясь меня, скинула халат, оставшись совершенно обнаженной. Я никогда не видел такой красоты. Что меня поразило — это первое — то, что у нее, в отличие от порнушных барышень, попросту не было живота. Дряблого, по крайней мере. Второе — о, второе! — у нее оказались очень симпатичные грудки, весьма налитые и стоячие.

Они были, по мои меркам, просто огромные.

Учтите, что мне тогда было всего семь, и я мог бы кончить от созерцания сестры в душе (чем, грешен, иной раз и занимался).

— Посмотри-ка на Татку, — слегка приобняв меня, спросила она (хоть член и стоял, я пока не снимал штанов), посмотри-ка, чем она занимается, а?

Пятилетняя девочка, сняв платьице, белые гольфики, трусики и белые босоножки, стала онанировать. Не очень широко расставив ножки, она стала, как бы изучая, ласково трогать свою крошечную промежность. Это зрелище, честно говоря, меня изумило. Никогда я еще не видел онанирующей девочки, если не считать сестренки. Да и сам еще лишь смутно осознавал, что такое мастурбация.

Обнаженная тетя привлекла меня, погладила по ягодицам, заголив их. Я был безропотен. Даже тогда, когда она стянула с меня мои полосатые псевдоморские трусишки.

Мой пенис выпрыгнул наружу.

— Ну-ка, а как тебе нравятся мои грудки…

Мне безумно нравились ее грудки. Лучше только мастурбирующая сестра-пятиклассница без трусиков, в одном школьном платье.

Эва привлекла член и поводила им по стройным и в то же время выпуклым грудям. Я уже и не знал, на что смотреть. Впрочем…

Дернувшись, я испытал ни с чем не сравнимое ощущение. Было так приятно изливаться на нее.

— Ну и что бы это значило? — озадачилась тетя Эва. — А, мы кончили… Прямо мне на титечки…

Она стала меня умело мастурбировать. Чувствовалось, что она занимается этим не впервой.

Татка тем временем переместилась под бочок тетушки.

— А теперь, детки, давайте сами.

Тата расставила ножки широко. Я отлично видел крошечный детский бутон с миниатюрным разрезиком посередине; хотелось на это чудо спустить, но я сдерживаося.

Наконец я не выдердал. Ласки тети, да и зрелище мастурбирующей малолетней девочки возымели свое действие. Было очень приятно наблюдать за тем, как несовершеннолетняя девочка, внимательно глядя на разворот журнальчика вроде «Колобка», поелозив слегка голой писей на пуфике, спускает. Я тоже спустил еще раз, впрочем, не особо заморачиваясь на этом.

Потом мы слегка попарились.

Тетенька, положив меня на пол (сначала она хотела положить меня на полок, но он оказался слишком узок) стала обучать меня моралям, которые не учат в школе.

Я немного пропущу, хорошо? А то больно уж похабно.

Пизда тети Эвы, по ее же собственному признанию, оказалась слегка широковата (или шероховата?) для моего слегка игрушечного, как она выразилась, пениса. Тетушка, похоже, забыла вообще обо всем — даже о новомодной телерадиомагнитоле на полупроводниках. Ее растопыренное очко взяло да ух! — приземлилось, словно летающая тарелка на космодром, на мой вновь-таки торчащий стручок. Тут я и задумался о прибалтийском менталитете.

Видимо, мой не такой уж большой пенис довольно-таки приятно пощекотал анус тети Эвы. По крайней мере, она кончила — об этом я узнал назавтра.

Не, ну, ребята, классно, когда взрослая тетка ебет тебя попой, тряся титьками, а рядом дрочит пятилетняя девчонка.

Мой взгляд, конечно, не укрылся от лукавого взгляда тети Эвы. Она предложила нам по-детски поебаться. «Вагинку ты пока не трожь, — предостерегла она меня, — поеби, как и меня, в попочку». И сама насадила детской попкой на меня Татку.

Пенис без труда вошел в анус ребенка. Таточка сначала посопротивлялась; затем эти детсадовские полупопия как бы сами собой разошлись, и мой член, ставший к тому времени опять торчком, оказался в жопке малолетней девочки.

Татке явно стало нравиться. Раздвинув ножки и слегка подпрыгивая, она стала гладить себя по голой безволосой щелочке между ног. «Вот и правильно! — одобрила тетя Эва. — Не забывай сама себя ласкать!»

Розовая Таткина попка, это крошечное чудо, была совсем не такой, как попа тети Эвы. Если анус взрослой женщины как-то по-своему меня ласкал и настраивал на лирический лад, то в очко малолетки приходилось, пардон, продираться, хотя и, прямо скажем, без особых трудов. Попа девочки была крошечной — так и ведь и член мой был не так уж велик, совсем не то, что сейчас. Думаю, теперь посношать малолетку было бы в некотором роде проблематично. Но…

…Теперь это был какой-то необычайный оргазм. Я кончил в Тату. Перед этим девчоночий анус сжался и даже слегка запульсировал; на самом деле она стала подпрыгивать и сжимать, тем не менее, сфинктером мой член. Я излился.

Что бы говорили так называемые натуралы! Посношать в попку малолетнюю подружку — вот где настоящий пролонгированный оргазм!

Тетя Эва как-то быстро скисла — ей захотелось спать. Свое она уже получила.

Мы с Таткой подумали о том же.

Последнее, что помню: я в постели (тети Эвы рядом нет, она отдыхает), а на моем плече задремывает Таточка, девочка, которую я люблю. Во сне мне хочется ее обнять и погладить полуголую попу сквозь почти прозрачную ткань ночнушки.

До чего же сладкие мне снились сны. Так не хотелось просыпаться! Теперь я, ворочаясь на холостяцком ложе, могу только вообразить себе подобие того сна. Ах, Таткина попка, ее невообразимая дырочка!

Я понял, что на моем плече посапывает Таточка — и никто иначе. Малышка спала, обняв меня. Ее правая рука лежала на моей груди; голова покоилась на плече. Каким-то образом она умудрилась натянуть на себя рубашонку после половой оргии. Я же был совершенно наг.

Попытка слегка пошевелиться тут же была пресечена спящей Таткой: я был, по сути, в плену.

Мне, однако, было как-то необходимо высвободиться: очень уж хотелось по малой нужде, и с каждым мгновением это желание становилось нестерпимей. Я осторожно снял руку девочки с себя и положил ее на бок. Тихо выскользнул, не надевая трусов, в сени. Ко всему прочему хотелось и пить. Какое-то время я, как дурак, думал: что важнее — попить или поссать? В сенях красовался ковшик холодной воды — и вода соблазнила меня, я отхлебнул. Необычайно вкусная, холодная жидкость протекла внутрь меня. Я отворил дверь.

Не слышал — скорее угадал шелест босых ног девочки. Молнией в мозгу пронеслась мысль: мне как-то надо объясниться перед Таткой, ведь мне нужно пописать. Да и ведь ей наверняка тоже…

— Ты куда?

— В сад!

Распахнул дверь.

Было еще очень рано. Солнце только вставало. Груши, сгибаясь под тяжестью грядущего урожая, были лишь едва раскрашены розовым светом…

Быстро завернув за угол, я стал поливать бывшую собачью будку. У меня была мощная струя. Не сразу я заметил, что Таточка внимательно наблюдает за мной. Мне было немного стремно мочиться при девочке.

— Ну что? — спросил я довольно недружелюбно, стряхивая капли с конца.

Ничего не говоря, девочка присела рядом со мной и, задрав подол ночной рубашки, расставила ножки и пустила невероятно длинную золотистую струю из писюшинки. Поток искрился в свете восходящего солнца.

Тут я почувствовал себя телепатом. Я уже знал, что́ мне сейчас скажет эта писающая девочка.

В общем-то, слова были уже не нужны.

Она еще не закончила выдавливать из себя последние капельки, как я просунул руку ей под подол (падающие капли таки оросили мою руку) и погладил ее по щелочке (девочка слегка раздвинула ножки). Губки, я почувствовал, разошлись. Я стал девочкину письку щекотать. Таточка вначале ойкнула, а потом рассмеялась в полный голос:

— Ну не лучше ли вернуться в постель, пока мама спит?

Но я не спешил. Гладил между ее стройных обнаженных ножек. Влажная пися ребенка задавала мне трехмерное координатство действий. Я понял, что такое Х, Y и Z.

Но почему бы, действительно, не упасть снова в постельку? Еще ведь так рано…

Татка стала сопеть, на ее лице нарисовались крупные алые пятна. Я продолжал мастурбировать девочку, чувствуя, что ей приятно. Рука, залезшая под ночную рубашку, всячески ласкала девчачью письку. Гладила губки, раздвигала их. Трогала клитор.

— Ну все! — Татка решительно одернула подол ночнушки. — Пошли ебаться!

Я лег навзничь на кровать. Татка стала теребить мой писун, как бы примериваясь, какую конфигурацию он может занять в ее пиздушке.

— О-ой, опаньки! — тетя Эва, войдя в детскую, демонстративно похлопала по рту ладошкой. — Никак, детки совокупляются? Ну-ка, посмотрим…

Она села на расшатанную табуретку, которая чуть не рухнула под ней.

— А давай в писю… ну-ка…

Таточка послушно ее растопырила и попыталась сесть на член (который стоял). Писька, которую я только что ласкал, писька с призывно раскрывшимися половыми губками ребенка, которой только в детский сад ходить, надела членик на себя. Девочка почти села.

Тетя Эва, поддерживая Тату за попу одной рукой, другой мягко надавила на ее плечи. Девочка опустилась на член крошечною писюшкою.

В ней тоже было приятно и как-то по-новому. Спустя некоторое время неугомонная Татка стала сосать член губками вагинки, ритмично сжимая и так свое тесненькое детское влагалище, практически не двигая тазом. И откуда такое умение в столь нежном возрастне! Я тоже почти не двигался, будучи уже на грани семяизвержения. Вскоре Таткина пися притомилась, и девчонка снова стала скакать на мне.

Скосив глаза, я обнаружил, что обнаженная красавица с фантастическими формами вновь села на табуретку и, широко расставив ноги, неудержимо гладит и трет между них. Глаза ее были безумны. Эту извращенку страшно заводило зрелище. Тетя Эва вновь вскочила, подлезла под Таткину задничку и стал наблюдать за процессом in/оut.

— Ну-ка… — Девочка была попросту скинута с моих бедер, и ее место заняла тетя. Теперь моя малолетняя подружка, словно завороженная, стояла рядом с нами и наблюдала за тем, как мой детский пенис ублажает тетушкино естество. — На, лизни, — сказала тетя, когда я обспермился. Клитор тети Эвы оказался перед моим ртом. Вот это мандища! Мандища, из которой вытекает моя сперма. Вверху раскрытых губ красовался огромный, по мнению семилетнего пацана, клитор взрослой женщины, который неотвратимо надвигался.

Влагалище источало довольно сложный запах. Я высунул язык и дотронулся его кончиком до бугра. Тетя Эва так крепко сжала бедрами мою голову, что я чуть не задохнулся, но втянул в рот сей инструмент. Почему у нас с Татой еще не дошло дело до оральных утех? У нее, впрочем, там и лизать-то еще нечего…

— Лижи меня, мой мальчик, соси мой клиторок! Соси, маленький! А-а!.. Доча, погладь меня!

Таточка стояла рядом с нами и, слегка расставив ноги, ласкала себя. Ей пришлось оторваться от этого занятия и приступить к массажу набухших сосков матери.

— Мамочка, я хочу чтобы ты кончила. Спусти, мамочка!

— Сейчас, сейчас!.. Петенька так хорошо меня сосет! Тебе надо будет взять у него урок!

Спустя некоторое время мы, совершенно голые, сидели за столом на кухне и пили чай. Всех мучила жажда. Я любовался телами своих подруг. Какой контраст!

Ненасытная тетя Эва, держа чашку одной рукой, другой словно нехотя, — сказывалась усталость — продолжала себя поглаживать. До чего же это красиво! Красиво, когда женщина, вроде бы полностью удовлетворенная на данный момент, хочет уже не страсти, а нежности. И кто посмеет отказать ей в подобном удовольствии? Кто сделает это лучше, чем она сама?

Мы смотрели друг другу в глаза. В выражении лица тети Эвы скользнула некая хитринка.

— А признайся-ка, Петенька, у тебя, наверно, уже опять стоит петушок?

Я почувствовал, что краснею, хоть и после всего произошедшего краснеть было как-то нелепо.

— Ну-ка, покажи нам!

Пока я вставал, мой стручок совершенно затвердел. Не догадавшись сделать шаг назад, я в смущении ощутил, как эта волшебная палочка ударилась о столешницу снизу.

Мать и дочь рассмеялись. Я хотел было обидеться, но внезапно понял, что ситуация действительно забавна и мне очень приятно оттого, что на меня смотрят, голого.

Кажется, мне снова захотелось испытать оргазм. Хотелось этого и тете Эве, рука которой опускалась все ниже. Мне не было видно из-за стола, но я догадался, что тетя, сладострастно потягиваясь, вновь расставляет ноги.

Да, это было приятно.

Из-за стола я не видел, но догадался, что тетя Эва, откинувшись на спинку стула, развела пошире ноги, и теперь ее правой руке ничего не препятствовало.

— Он у тебя как будто бы даже подрос со вчерашнего дня! — мило улыбаясь и продолжая поглаживание, сказала тетя.

Я посмотрел на него. Вещица как вещица. Правда, как выяснилось, она способна не только на то, чтобы поливать кусты и способствовать некоторым добрым ощущениям для себя.

— Ты с ним сам-то балуешься? Ну, покажи нам, не стесняйся. Нравится, мальчишечка, играть со своим писюном?

Я обхватил ствол пальцами и начал двигать взад-вперед кожицу, поглядывая то на тетю Эву, то на малютку Таточку. Этот процесс, который, что греха таить, был уже мне давно знаком, доставлял наслаждение, другое, не хуже и не лучше, чем то, которое я получал, когда мой стручок находился внутри того или иного отверстия ребенка, сидящего передо мной с блестящими от похоти глазками, или отверстий ее матери.

Я уже почувствовал было знакомое чувство, предвещающее логичное завершение манипуляций, как тетя Эва посоветовала мне остановиться и сказала, обращаясь к Тате:

— Доченька, вот ты уже не девочка, причем дважды…

— А кто же я, мамочка? — по-детски изумилась Тата, вздернув брови.

— Маленькая, но взрослая женщинка (Тата хмыкнула), а дважды потому, что открыла Петюне (она ласково взглянула на меня) обе дырочки — и спереди, и сзади. Но ты еще не знаешь, каково это — ощутить вкус петушка во рту. Попробуй, это и тебе будет приятно, не только Пете.

Девочка закрыла глаза и чуть приоткрыла ротик — совсем немного, настолько лишь, что он стал походить на куриную гузку. Меня-то, конечно, не прищлось упрашивать; сделав шаг, разделяющий нас, я вплотную приблизил головку к оверстию номер три.

Вот ведь как, мы уже успели посовокупляться по-всяческому, а оральных утех еще не имели. Обычно ведь у детей и подростков происходит наоборот: фаза петтинга, которая может продолжаться довольно долго, и лишь затем так называемая полноценная половая жизнь. У нас же получилось наоборот. Правда, промежуток между этими интермедиями оказался необычайно коротким, как у иных взрослых.

И я опять получил новые ощущения! Как только головка оказалась между полуоткрытых губок ребенка, я сразу же ощутил, как ее полизывает язык маленькой девочки, пока не очень умело, но нежно и от души. Непризвольно я стал ритмично двигаться взад и вперед с небольшой, впрочем, амплитудой, чем несколько мешал Таточке, как она призналась впоследствии. Но я тогда не задумывался об этом. Мелькнула мысль: что лучше, сосание, онанизм или совокупление? И если совокупление, то куда? Размышления пришлось оставить на потом, поскольку сдерживаться более уже не было никакой возможности, и я пустил тугую струйку мальчишеской малофьи в ротик малышки. Я не торопился вынимать обмякающий кончик; моя жидкость, смешанная со слюной Таточки, потекла по подбородку дитяти. В это время раздался почти истерический визг тети Эвы.

По ее предложению мы снова переместились в постель — теперь уже на изрядных размеров кровать, а не на детский диванчик, на котором я провел ночь в Таточкиных объятъях. Спустив с утра уже несколько раз, я подумал было, что мне необходима передышка, но тетя Эва придумала новое занятие.

— А теперь, мои милые, мы займемся мануальными удовольствиями. Нет, речь идет не о самоудовлетворении. Скажи, Петенька, ты когда-нибудь мастурбировал девочку?

Сидящая у стены Тата, предчувствуя, к чему идет дело, развела ножки. Показалась крохотная щелка. В которой я уже побывал! Но теперь предстояло научиться мастерству дрочения этой изумительной девчоночьей письки. Тетя Эва уже, откинув голову назад, манипулировала с клитором, предвкушая очередное удовольствие.

Я сел рядом с Таточкой, тоже прислонившись к стене. Девочка доверчиво ко мне прижалась. До чего же приятно было ощущать прикосновение обнаженного детского тельца!

Я мастурбировал Таточку. Ее гладкую нежную писечку. Ах, эти полуголые тельца. Теперь, конечно, не то. Яндекс с Гуглом.

Татка взвизгнула. Оказалось, ей было приятно. Не так, как когда я ее ебал.

Трогать девочкину писюшку о казалось тем еще удовольствием. Ребенок не остался в долгу. Она взяла мой членик и давай надрачивать. Он снова стал подниматься.

— Ну что, дети, вам нравится?

Тетю Эву явно заводил весь этот разврат. Ей нравилось наблюдать за тем, как дрочат и ебут ее малолетнюю дочь.

ТУ2 привез так называемый состав. Наконец приехала мама.

Спустя много лет мы встретились с Таточкой — мельком. У меня начало вроде бы что-то шевелиться в штанах, но угасло. Мне не понравился ее спутник — какой-то попсовый мэн в дурацких цветных шортах.

Тогда-то, в аэропорту, выполняя долг службы, не глядя на содержимое документа, я положил его в сканер.

Тата. Тата? Так и было написано.

Да. Сколько же лет прошло?

Мысленно провожал девочку. Вглядом. Девочку?

Этот придурок, приобняв ее, как-то по-дурацки вихляя задом, повел Татку к перонному автобусу с дурацким названием НефАЗ-5299. А я остался, сортируя лотерейные билеты — никогда не выигрывая ничего в лотерее жизни, подумал — что-то этот парень упустил. Да не будем париться, да?