Тевинтерские ночи

Лукас Кристьянсон Призыв в Скайхолд

Сатерленд снял с головы шлем, дабы обозреть Скайхолд целиком. Крепость была ничуть не меньше по размерам, чем ему запомнилось.

– Нигде мне не жилось так хорошо, – произнес он.

Их, прибывших к Скайхолду с первыми лучами солнца, было трое. Тот, чье имя носила рота Сатерленда, – сер Донал из Внутренних земель, Вольный Собрат. Возле него – сер Шейд, леди Ивсоля и орлесианский бард, обладатель многих скрытых талантов. И последний – сер Вот из Долов, удостоенный свободы чародей.

Недавно бывшая странствующая рота Инквизиции обзавелась и титулами, и собственным клочком земли, после чего провела месяц в патруле, за осмотром границ и знакомством с соседями. Бойцы давно нуждались в отдыхе, но долг позвал – и они без колебаний откликнулись: раз в Скайхолде творится неведомо что, рота Сатерленда станет ответом.

Другого не нашлось.

Горную дорогу к крепости с недавних пор четко обозначили на карте, как и любую запретную тропу. Но Сатерленд осилил бы недельное восхождение и без карты, и даже с завязанными глазами. Ему уже приходилось делать это, можно сказать, вслепую. Тысячи людей до него наугад шли этой тропой, сквозь снега и криволесье, уповая на лучшее. Их поиски были не напрасными: горы раздвинулись, точно гардины, явив глазам необъятную долину и величественную громаду Скайхолда.

А теперь долина заброшена, и лишь раскиданные по ней холодные каменные очаги указывают на то, что некогда она приютила целую армию. Что до Сатерленда, то здесь он нашел и приют, и нечто более важное – цель, в которую верил всем сердцем.

Но теперь он возвращался сюда, преследуя новую цель.

– Засек что-нибудь? – бросил Сатерленд через плечо, вскарабкавшись вместе с остальными на скальный уступ.

Однако крепостная стена была такой высокой, что даже с этого места виднелись лишь верхние этажи главного здания да черепичные крыши дворовых пристроек.

Вот взмахом руки Сатерленда рассеял заклинание, усиливающее восприятие. Его эльфийские уши досадливо дернулись.

– Ни малейшего движения, – ответил он с осторожностью, ведь мертвая тишина в крепости не означала, что там никого нет.

Шейд потихоньку наложила стрелу на тетиву, хоть и не видела цели.

– Смотрители уже заметили бы нас и дали о себе знать. – Она взглянула на Сатерленда. – Тут что-то не так.

– Потому мы и здесь, – улыбнулся Сатерленд, дотронувшись до ее плеча. Затем водрузил шлем на голову и знаком показал, что пора выдвигаться. – Пойдем по главной лестнице.

Сатерленд излучал уверенность и оптимизм – у него просто не было иного выбора. Пока Скайхолд позволил лишь подойти ближе, но уже появилось чувство, что за ними следит нечто, превосходящее их во всем.

– Помните, – вставил Вот, – оно нас почует.

– И хорошо, – ответил Сатерленд.

В том, что касалось Инквизиции, важную роль играли два числа. Первое из них – десять тысяч – весьма тревожило дворян. По приблизительным подсчетам, именно столько солдат, убийц, дипломатов, наемников всех мастей, со всех концов света, набрала Инквизиция. Грозная, многочисленная военная организация была привержена лишь собственным идеалам и ни во что не ставила границы между странами. По крайней мере, этого опасалась знать.

Второе число – один – тревожило еще больше. Злоупотребить всей этой мощью, вещали лорды, под силу и одному тирану, умеющему воздействовать на людей. И дворянство потребовало распустить Инквизицию, страшась не столько ее саму, сколько дурного умысла ее предводителя.

Особенно трудно было решить судьбу Скайхолда – сердца всей организации. Сровнять древнюю крепость с землей значило оскорбить всех ее бывших обитателей. Оставить дожидаться новых хозяев? Тоже нельзя. Скайхолд был отлично укреплен и не раз переходил из рук в руки. Возможно, те, кто займет его после Инквизиции, будут не столь сговорчивы.

В конце концов, Скайхолд решили не трогать, а только разоружить. Сделать его дальним маяком, напоминанием о том, как сплотившиеся вокруг Инквизитора жители Тедаса дали отпор лжебогу.

Когда-то и люди Сатерленда, среди прочих, последовали за Инквизитором. И вот они – жалкая горстка – расхаживают по долине, слыша эхо старых добрых времен.

– Жаль, Рэт не с нами, – сказала Шейд.

– Это часть плана, – ответил Сатерленд.

Рота выступила в сторону Скайхолда, едва получив приказ, но добиралась не самой прямой дорогой. Отряд попетлял между Орлеем и Ферелденом, а на последнем отрезке пути Сатерленд разделил его. Сам он с Вотом и Шейд направился прямо к крепости, не таясь. Рэт, гном-оруженосец, нарочно задержалась, выполняя другое указание.

– Ты прав, – признала Шейд. – Оно должно чуять именно нас.

Скайхолд – единственное строение во всей долине – высился на отдельном крутом холме; горы словно распластались перед ним, не сумев сравняться с его стенами. Людей и вьючных животных в крепость доставляли с помощью подъемника, но в этот раз приставленные к нему смотрители не отозвались. Оставалось лишь лезть по винтовой лестнице, ведущей внутрь барбакана – сторожевой башни. Не самый короткий путь.

Инквизиция, как клялись ее предводители, отошла от дел. Случись что-нибудь, связанное с ней, хоть немного сомнительное, дворяне всполошились бы и начали новую войну. Скайхолду следовало оставаться спокойным и тихим. Но последний отчет кастеляна крепости оказался бессвязным рассказом о реставрации некой фрески, – реставрации, не входившей в его обязанности. Позже бесследно исчез караван с провизией – его благополучное прибытие должно было подтвердить, что все в порядке.

Скайхолд опять стал источником неприятностей. Разобраться с ним предстояло людям Сатерленда – и только им. Это казалось подозрительным. Конечно же, они будут помалкивать, в память о службе в Скайхолде. Но если там действительно засело нечто ужасное, маленькая рота станет легкой добычей. А зачем еще посылать ее на штурм цитадели, с успехом выстоявшей против армий?

Но Сатерленд помнил о цели. Он ни разу не пожалел о пребывании в этой крепости и не допускал мысли, что он не сможет справиться с задачей.

Все получится, если Рэт поспеет за ними и план сработает.

– Так что, все-таки демон? – спросила Шейд.

Чтобы удобнее было лезть, она туго затянула ремешки кожаной брони, надетой поверх кольчуги и шелковой туники.

Вот ограничился кивком. При иных обстоятельствах на одержимых подумали бы не сразу. Но Скайхолд отличался тем, что Завеса – барьер между миром смертных и миром духов – была здесь очень тонкой. Она отзывалась на все, точно вода, если бросить камень, и Скайхолд успел повидать вещи пострашнее ряби.

Продвигаясь вверх, Сатерленд все твердил последние четыре слова из отчета кастеляна. «Я наделал глупых ошибок», – повторял тот. Но каких?

Духи – диковинные создания. Они подвластны эмоциям, как и смертные. Но для духа эмоция – это его сущность, вынуждающая концентрироваться на чем-то одном: дух указывает путь, живет сражениями, жаждет пищи. Испытывать сострадание или быть им – в этом существенная разница между смертными и духами. В случае же с демонами эта разница еще очевиднее. Они больше, чем духи, обращены внутрь себя и одержимы своей целью. Демоны не гнушаются манипулировать смертными, дабы насытиться их эмоциями, а если не получают желаемого, становятся еще более алчными и опасными.

Когда имеешь дело с демонами, ошибки могут быть самыми разными. Люди Сатерленда, поразмыслив, решили готовиться ко всему. Судя по проблеску света над головой, скоро им предстояло узнать, чего стоила эта подготовка.

– Здесь все как на ладони, – заметила Шейд, стоя вместе с друзьями внутри барбакана.

Его воздвигли за периметром крепости, из того же толстого камня, что и главное здание: передовой рубеж обороны. От барбакана до ворот тянулся очень прочный, но умышленно открытый со всех сторон мост – так называемая шея. Паломникам он предлагал живописные виды, дворянам – возможность покрасоваться, но главное – позволял защитникам Скайхолда нацелить баллисты. Между воротами и барбаканом негде было укрыться, так что прогуляться по этой «шее» означало подставить собственную.

– Иногда я сидела вон там, – задумчиво указала Шейд на зубцы стены по обе стороны от ворот, – где есть единственная лазейка с бастиона. И оттуда видела всех.

Она вздрогнула, вдруг представив себя на мосту и кого-то – или что-то – на стене вместо нее.

Сатерленд надеялся обнаружить угрозу издалека, но тщетно. Подъемный мост опущен, ворота раскрыты настежь, точно из крепости посылают приглашение. Или вызов.

Командир роты пристроил свою поклажу на краю барбакана и обернул дорожным плащом. Потом проверил тросы подъемника: спустить его некому, зато все исправно работает. С глубокомысленным видом пощупал опорную колонну. Ослабил ножны и затянул наголенники. Глубоко вдохнул. И потянул спусковой рычаг.

Тишину вспугнул скрежет массивных противовесов, и в ту же секунду Сатерленд смело шагнул на открытый мост.

– Осторожно, дуралей! – рявкнула Шейд, схватив его за наплечник.

Ни звука из крепости, ни убийственных выстрелов баллист… Сатерленд обернулся, с улыбкой раскинув руки.

– Если там демон, он должен нас учуять. Кроме того, – пожал он плечами, оглядывая ворота, главное здание и ротонду во внутреннем дворе, – мы и сами можем догадаться, где его искать.

До внутреннего двора дошли без приключений. Угроза за зубчатыми стенами оказалась мнимой, на укреплениях не было ни души. Очаги на полу, призванные испепелить незваных гостей, пойманных между решетками ворот, остыли, как и огни в долине. Но больше всего поражал сам внутренний двор. Прежде в нем было не протолкнуться, посыльные шныряли под изогнутой каменной лестницей и взбегали по ней ко входу в главное здание; теперь же здесь царила угнетающая тишина. Члены отряда ощущали вес пустой крепости, который прежде распределялся между сотнями людей.

Но, несмотря на это, Сатерленд улыбался. Все вокруг казалось знакомым и светлым, словно время обернулось вспять.

Большую часть жизни он был фермером – или, может, всего лишь сыном фермера? Когда бандиты пригрозили выгнать его семью, Сатерленд убежал, но не для того, чтобы спрятаться. Он отыскал патрульный отряд Инквизиции, попросил помощи, взамен предложив свою. И услышал в ответ: это местное дело, но он, Сатерленд, может отправиться в Скайхолд и изложить свою просьбу командующему. Сатерленд подозревал, что они отвечали так всем подряд и что большинство просителей не следовало совету. Он, однако, решился. До чего безобидным и незначительным он казался тогда, проходя через эти ворота вместе с продовольственным обозом! А потом стоял в таверне, не зная, к кому обратиться, понимая, что ему не обязаны уделять внимание.

Теперь же Сатерленд смотрел на «Приют Вестника», одетый в броню, которая стоила дороже спасенной им фермы. Они с Шейд, Вотом и Рэт использовали шанс, предоставленный Инквизитором, и вернули каждую вложенную в них монетку с процентами. Но Сатерленду всегда казалось, что и этого мало. Ведь всем хорошим, что есть в его жизни – друзьями, собственным поместьем и титулом сера, – он был обязан одному месту, одной персоне и одному выбору.

Сатерленд смотрел на темные окна таверны, представлял себе ее холодный, пустой очаг и понимал, что должен сделать больше. Он поклялся, что так и будет.

Если Рэт поспеет за ними и план сработает.

– Донал?

Так Шейд смотрела на него всякий раз, когда он уходил в себя.

– Тут я, – ответил Сатерленд.

– Он тоже.

Оказавшись за главными воротами, Сатерленд инстинктивно взглянул на пригорок, где стояла таверна. Но Шейд указывала правее и ниже, на то, что было за пустыми прилавками, под закругленной воронятней. Она указывала на конюшню. На тело.

Кастеляна для Скайхолда подбирали со всем тщанием. Брат Церкви, он имел лишь дальних родственников, а его родовое имя не звучало громко. Ему были по душе длительные паломничества и рутинная, но важная работа. Терпеливый, кроткий наставник.

Он славился стойкостью – и вот теперь он стоит, пригвожденный к стене конюшни.

Сатерленд, Шейд и Вот приблизились, вскинув меч, лук и посох, мерцавший заранее наложенными оберегами. Вокруг не заметно никакого движения. Не трепещут даже знамена на крепостном валу.

С тех пор как Скайхолд закрыли, конюшней перестали пользоваться регулярно, и она блистала чистотой, хоть народ води. Для лошадей в ней были идеальные условия… если забыть о теле кастеляна у дверей, полуосевшем, прибитом к косяку большим штырем, который вошел чуть ниже приподнятого запястья, в левое предплечье.

– О Создатель! – сказал Сатерленд и сощурился, чтобы не видеть труп целиком.

– Мертв по меньшей мере неделю. Легко определить по глазам, – сказала Шейд, подойдя к кастеляну, насколько хватило смелости. Ее темная кожа еще больше подчеркивала бледность трупа. – Истек кровью.

– Но не из этой раны. – Вот указал на штырь.

Когда бедняга сполз, рана поднялась выше его сердца. Он мог умереть от нее, но столько крови в конечности попросту не было.

– Верно. Прибит за руку, но…

Шейд откинула плащ мужчины набок, обнажив длинные порезы на животе. Раны давно высохли, однако выглядели свежими рядом с ярко-красным церковным одеянием.

– Истек кровью, как крыса, – пробормотала она.

– Нет, – ответил Сатерленд.

– Знаю, звучит чудовищно, – обернулась к нему Шейд, – но объяснение вовсе не лишено смысла!

– Нет, – повторил он. – Взгляни-ка.

Кастеляна подвесили за левую руку. Сатерленд же указал туда, где лежал окровавленный молот – так, словно он выпал из обессилевшей правой руки.

– Вот дерьмо! – воскликнула Шейд и отпрянула.

Вот встревоженно потер лысую голову:

– Прибил сам себя, чтобы не двинуться с места…

– Демоны, – сплюнула она.

– Они искушают, сбивают с толку. Возможно, наш друг понял, что одержим… и придумал, как стать непригодным для них.

Вот снова указал на штырь:

– Звучит ничуть не лучше. Чего можно опасаться настолько, чтобы пригвоздить себя к стене?

– Ногти! – внезапно оживился Вот и отодвинул Шейд в сторону.

Достав небольшой кинжал, он потыкал им кончики пальцев кастеляна, бледных, как и лицо, но с неестественно линялыми подушечками. Поковыряв под ногтем указательного пальца, Вот продемонстрировал друзьям разноцветный комочек.

– Что это? – спросила Шейд.

– Краска со штукатуркой.

Сатерленд резко оглянулся.

– Кастелян неделю провел в ротонде, – процитировал он отчет для Церкви – Намеревался восстановить фреску, что не входило в его обязанности.

– «Я наделал глупых ошибок», – закончила Шейд.

Любой демон принадлежит к определенному виду, и очень важно выяснить, к какому именно, чтобы ему противостоять. Чтобы знать, кто сумеет ему противостоять. Гордецы не совладают с Гордыней. Желание может незаметно прибрать к рукам жаждущих. Ярость поглотит тех, кто неосторожно раздул ее пламя. Когда дело касается демонов, ошибки могут быть разными, но у малочисленной роты был шанс избежать большинства из них.

Осторожно вынув штырь из предплечья кастеляна, Сатерленд уложил тело в конюшне и накрыл попоной. Вот наколдовал защиту, чтобы уберечь мертвеца от воздействия магии крови.

– Это и правда нужно? – спросила Шейд, надеясь на отрицательный ответ.

– Не повредит, – ответил Вот, что означало «еще как нужно».

Они направились обратно, минуя ворота, к западному двору на пригорке. По пути осмотрели прочие флигели. Все, как и конюшня, по-монашески чистое. Торговые прилавки стоят в ожидании товаров, которые не поступают. Спуск перед главным залом выглядит нехоженым, хотя некогда к порогу Инквизитора являлись тысячи людей. Таверна, отделанная древесиной, и кузница – совсем не такие, какими помнил их Сатерленд: слишком уж пусто внутри. Многие члены расформированной Инквизиции увезли с собой сувениры, не желая просто так покидать место, которое полностью изменило их жизнь. Оставшаяся мебель выставлена на всеобщее обозрение. Стулья не задвинуты под столы, но и не отодвинуты полностью, как если бы сидевшие на них вдруг встали и ушли. Стоят так, словно на них по-прежнему восседают невидимые командиры и, обернувшись, приветствуют гонцов. Но воссоздали эту сцену не ее бывшие участники, а нанятые смотрители.

– Других тел не вижу. Сколько пропало без вести? – спросил Сатерленд.

– Семеро из постоянного штата, – ответила Шейд, листая журнал дежурств. – И десять пришедших с продовольственным обозом.

– Среди них были опытные бойцы, – нахмурился Сатерленд. – Вот, что у тебя?

– Кастелян защищался от демона, однако тот до него добрался. У твари есть когти или клыки.

– Этого… мало. – Шейд прикусила губу: будучи бардом, она предпочитала знать о своих врагах больше необходимого.

Сатерленд осторожно осмотрел балконы главного здания и окна ротонды.

– Сколько у нас времени…

– …Пока он не доберется до нас? Трудно сказать.

– Вот, дай мне хоть что-нибудь! – рассердилась Шейд.

– Из отчета следует, что демон, вероятно, обитает в ротонде. Если он голоден и если мы проявим нужные ему эмоции, он объявится сам, когда захочет.

За главными воротами послышался шум, шедший с барбакана по ту сторону моста-перешейка. Противовесы канатного подъемника пришли в движение, платформа поднималась.

– Нельзя больше ждать, – сказал Сатерленд. – Он должен нас почуять!

– Может, не стоило им сюда приходить…

Едва эти словам сорвались с губ Шейд, внезапный порыв ветра распахнул двери главного здания. Створки врезались в каменную кладку, вызвав звон в ушах, который по мере затихания, казалось, сменился далеким воем. Бойцы роты обменялись потрясенными взглядами и ринулись вперед, готовые встретить любую угрозу.

Но не встретили ничего.

Они застыли возле спуска с оружием наготове, нервничая и выжидая.

– Слышите? – резко прошептал Сатерленд.

– Что? – Глаза Шейд расширились.

– Ничего. Абсолютно ничего.

Взойдя по ступенькам, Сатерленд внимательно оглядел большой зал. Позади не слышалось ни шелеста листвы, ни жужжания насекомых возле тех немногих цветов, что росли на такой высоте. Странный ветер улегся, судя по знаменам на укреплениях. Не стало вообще никакого ветра. Все было совершенно неподвижным. И воздух становился все холоднее.

– Фенидис! – разорвала тишину эльфийская ругань Вота.

Отточенный взмах напряженной руки – и сотканные из энергии тонкие нити натянулись между его пальцами и искривленным посохом из ядровой древесины. Вот закружился на месте с закрытыми глазами, стараясь сосредоточиться на завесной ряби.

– Демон, несомненно, – процедил он. – Что-то привлекло его внимание.

– Готовится напасть? – спросила Шейд и пригнула голову, уворачиваясь от посоха. В то же время она высматривала выгодные позиции во внутреннем дворе.

– Нет, не думаю. Он не…

Вот замер и нахмурился. Открыв глаза, отменил заклинание. Мерцающая энергия рассеялась, и плечи эльфа опали.

– Я хотел узнать, какого вида этот демон, только он слишком проворный.

– И не он один, – отметил Сатерленд, спускаясь к ним. В левой руке он держал попону, которой прежде сам накрыл кастеляна. – Я нашел это в зале.

– Фенидис, – пробормотала Шейд.

Отбросив попону, Сатерленд посмотрел мимо друзей, за «шею». Канатный подъемник почти достиг вершины барбакана.

– Да уж, – напрягся командир, затягивая наруч на ведущей руке. – Чем-то мы привлекли внимание этой твари и теперь должны его удержать, поэтому…

Он замолчал. Шейд всматривалась в него, скрестив руки, раздосадованная, но улыбающаяся. Ответный взгляд Сатерленда был полон надежды.

– Мы не можем ждать. Он должен почуять нас.

Скайхолд, почти неприступный, простоял тысячелетия. При правильном подходе отсюда можно было рассылать войска по всему южному Тедасу. Здесь было все, что должно быть в крепости. И кое-что сверх того: фреска в ротонде.

– Когда ты видел ее в последний раз? – спросила Шейд.

Рота покинула двор и, войдя в большой зал, направилась к узкому коридору, что вел во внутренние комнаты. Все двери были распахнуты, но осторожность замедляла продвижение больше, чем любая возня с отмычками.

– После возвращения Инквизитора из храма Митал, – с некоторым благоговением ответил Сатерленд. – Это панно с древними эльфами.

– Я слыхала, было еще одно. Предполагаю, что на нем изображена победа над Корифеем.

– Но нам не довелось его увидеть, – взглянул он на Шейд, улыбаясь. – Ты же знаешь, нам пришлось уйти. «Успеть раньше всех», как ты сама говорила.

– Хлеб просто так не достается, – сказала Шейд и беззлобно посмотрела на него. Для всех бойцов роты уход стал трудным решением.

– Я знаю. Просто хотел…

Сатерленд замер и вскинул руку в предостерегающем жесте. Послышался звук, похожий на шепот, но не было сказано ни слова. Впереди ждал вход в ротонду. В ней горел неестественный свет – зеленоватый, как вокруг виденных Сатерлендом теневых Разрывов. Раз Завеса здесь так тонка и так сильно повреждена, стоит ли удивляться, что сюда проник демон? Но что за демон? И что за ошибка привела его сюда?

Сатерленд обернулся к своему отряду: посох Вота сиял, рисуя в воздухе отражающий щит; Шейд сменила лук на более подходящее для тесных пространств оружие – пару зазубренных кинжалов, смазанных жидкостью, о которой точно не стоило спрашивать. Сатерленд, схватив свой длинный меч, кивнул друзьям и шагнул в дверной проем.

Ротонда представляла собой каменный колодец высотой более трех этажей. С главным зданием она соединялась и в основании, и выше, на кольцевом этаже, служившем библиотекой. А на самом верху располагалась воронятня, откуда открывался головокружительный вид на наземные флигели. Ни в одной другой крепости не увидишь такой планировки. Шейд говорила, что ротонда, где нет укромных уголков, идеально подходит для важных встреч.

Как бы то ни было, известность полой башне принесла фреска. Круглую комнату украшали восемь панно высотой почти двадцать футов. Все деяния Инквизитора – от обретения Метки при взрыве до победы над оскверненным лжебогом – были мастерски запечатлены на штукатурке при помощи красок. Фреска принадлежала кисти Соласа, члена Инквизиции, эксперта по Тени и Завесе. Это был его величайший дар… По крайней мере, так считалось тогда.

Войдя в ротонду, бойцы заметили, что здесь не так чисто, как повсюду в Скайхолде. Пол был испещрен грязно-бурыми пятнами застаревшей крови. Высоко над ним клетки, где некогда жили почтовые птицы, едва выдерживали непривычную тяжесть. Каждая была доверху забита частями тел, причем несвежих, отчего кровь капала редко. Стол в центре комнаты некогда удостаивался внимания Инквизитора, Соласа и бесчисленных сановников. Но теперь за ним виднелась всего одна персона. Одинокое неподвижное тело.

– Кастелян, – шепнул Вот, кивнув в сторону трупа.

И хотя он говорил очень тихо, нечто словно подхватило его слова, изменив их. Они слились со звуком внутри помещения – все тем же шепотом, услышанным ими снаружи и теперь расходившимся вдоль внутренних стен.

– Это же штукатурка, – сказала Шейд, не в силах отвести взгляд.

Во фреске действительно образовались углубления, вдоль которых с сухим скрипом двигалась штукатурка. Стало понятно, что это за шепот без слов.

Вначале он был едва различим. Затем на первом панно, позади Бреши над Конклавом и взрыва, подарившего Инквизитору Метку, зашевелилась угольно-черная тень.

На втором панно, посвященном основанию Инквизиции, был изображен ее символ – большой меч, вложенный в ножны, с оком Андрасте и языками пламени. Со стилизованного зрачка сам собой сошел красный пигмент, оказавшись под серым лезвием. Еще больше черной массы сползло с двух тщательно выписанных волков, которые охраняли символ. Остались лишь блеклые, пыльные очертания.

И вновь порыв ветра, столь же буйный, как тот, первый, распахнувший двери снаружи. В этот раз ветер, однако, захлопнул створки и расколотил о них мебель, стянутую со всех концов комнаты.

– Ох, да чтоб тебя!..

Шейд метнулась к блокирующим выход обломкам. Навалившись всем телом, она едва пошевелила огромную груду. К ней присоединился Вот, используя свой посох как рычаг, но и это почти ничего не дало.

– Помоги толкать! – потребовала Шейд, взглянув на Сатерленда.

Но тот покачал головой:

– Мы не выйдем отсюда, пока не пройдем через это.

И он указал на фигуру, двигавшуюся вдоль фрески.

Вот смиренно кивнул. Шейд, зарычав от досады, в последний раз пнула останки мебели и вновь приготовила кинжалы.

Смесь тени и штукатурки все росла, она похитила краску с третьего панно, посвященного маленькой победе накануне уничтожения Убежища. Затем принялась за портрет некогда грозного лжебога Корифея и истощила его, совсем как волков. Изображения всех событий, определивших становление Инквизиции, теряли краски. Звук становился резче. Теперь он напоминал трение друг о друга целого ящика фарфоровых горшочков на движущейся повозке.

Когда члены роты развернулись, предугадывая перемещение тени, они ясно увидели конечную цель.

– Восьмое панно, – подал голос Вот.

Восьмая, последняя, часть фрески, где должны были изобразить битву с оскверненным магистром Корифеем, осталась незавершенной. На ней виднелся лишь грубый эскиз, контуры, которые теперь заполнялись массой цветов, тянущихся со всей комнаты. И чем детальнее, глубже становился рисунок, тем более неправильным он казался.

– Я… вовсе не это себе представлял, – растерянно сказал Сатерленд.

Эту историю знали многие: Старший, он же лжебог Корифей, разорвал небо, чтобы похитить сокрытую там силу. Его нельзя было убить, пока был жив его оскверненный дракон, и тогда Инквизитору каким-то чудом удалось выпустить против него собственного дракона. На восьмом панно дракон присутствовал, из его шеи торчал меч Инквизиции. Правда, история гласила, что оба ящера пали первыми и Инквизитор дал Корифею решающий бой.

Однако на последнем панно были изображены не битва и не победа, а случившееся после. Сатерленд и его спутники увидели неоконченный набросок зверя, стоявшего над драконом. Сам зверь драконом не был. Его очертания еще могли ввести в заблуждение, но теперь, заполненные черным и красным, они являли собой нечто иное. Что-то от ящера, что-то от собаки: голову с тупой зубастой мордой венчали заостренные уши, как у пса. Заполняясь штукатуркой, фигура росла, у нее появились чешуя, хвост, когтистые лапы… Это волк поглощал дракона, точно обоих нарисовали на разных сторонах оконного стекла, наложив линии друг на друга. И вскоре над всем воспрял сгорбленный зверь.

С тошнотворным треском отделившись от стены и изображенной на ней сцены торжества, он внезапно предстал полноценным, внушительным, совершенно реальным существом.

Чудище повернулось и взглянуло на роту Сатерленда.

– Слишком много глаз, – сказала Шейд, готовая выколоть один из них броском кинжала.

И тут она замерла.

– Шейд? – позвал Сатерленд.

Он должен был убедиться, что с ней все в порядке, но не мог отвести взор от твари, которая более не являлась частью фрески.

Шейд не ответила.

Вот по левую руку от Сатерленда начал произносить заклинание, причинявшее боль еще до полного наложения.

Но и он притих.

Сатерленд попытался встать между демоном и своими застывшими друзьями. Он осмотрелся в поисках чего-нибудь полезного, но круглая комната была пуста, не считая стола и мертвого кастеляна. Выходов было три: одним рота уже воспользовалась, второй вел наружу, во двор, а третий – к лестнице, уходившей вверх по стене. Сатерленд не мог видеть, что творится снаружи, но на птичьих клетках отражались крошечные полоски света, которые пробивались сквозь невидимые окна.

Вдруг он заметил, как кто-то движется над его головой.

Рано, сказал себе Сатерленд. Нужно отвлечь демона. Нужно, чтобы тот чуял только его.

Сатерленд ударил мечом по своей кирасе, затем вытянул оружие перед собой. Уставившись на многоглазое чудовище, он постарался принять как можно более грозный вид, движимый беспокойством за друзей.

– Эй, тварь! – выкрикнул он. – Открой мне твое имя и твои намерения!

При других обстоятельствах он и впрямь показался бы грозным.

Зверь молча взглянул на него, приблизился, и его губы, сделанные из штукатурки, чрезвычайно быстро растянулись в улыбке.

– Я суть того, что было здесь. – Одной из трех передних лап он обвел все панно по порядку. – Пришедшее из Тени эхо. – Очертившая круг лапа указывала на друзей Сатерленда. – И я могу сдержать клинки и чары.

Конечность со скрежетом, сопровождавшим каждое движение, затерялась между слоями чудовища. Вытянувшись во весь рост, насколько позволяла высота панно, демон проревел свое имя столь громогласно, что со стен полетела пыль.

– Я – Сожаление!

…Шейд больше не было в ротонде. Вот она, внушающий страх и уважаемый всеми бард, воздела кинжал – но опустила его четырнадцатилетняя девочка, убегающая по аллее в Долах. В ушах звенел голос, отлично знакомый ей. Все слова, что вот-вот прозвучат, она знала наперед – как и то, насколько жестокими они будут. Ведь голос принадлежал ей самой.

– Ты навсегда останешься никем! – крикнула Шейд, не оборачиваясь, ведь это значило бы сдаться.

– Ты всегда будешь никем! – кричали ее худший страх и ненависть, накопленная за всю жизнь, в которой не было ничего, кроме попрошайничества и надежды.

А далеко позади нее мать выкликала настоящее имя Шейд…

…Вот потерялся в лесу, что случалось и раньше. Он был плохим следопытом, зато любил книги. Ориентирами пренебрегал, узлы вязал слабые… Но впереди расстилалась открытая дорога. Сумка и карты при нем, теперь можно идти в Вал… Да куда угодно. И он будет помалкивать, иначе придется рассказать правду.

А далеко позади медведь, путаясь в веревках, превращал его брата в кровавую кашу…

Демон, перемещаясь по ротонде, оставлял за собой шлейф пыли от штукатурки, а его форма менялась с каждым шагом. Он навис над Сатерлендом и его неподвижными друзьями.

– Взгляни, как много здесь меня, – произнес он сухим, болезненно-хриплым голосом, явно не расценивая роту как угрозу. – За каждой битвой – Сожаление. – Сделав паузу, он взглянул на оставленную им дыру в восьмом панно. – Известен ли тебе грядущий ужас?

В тот момент Сожаление, томящееся надеждой, походило на ребенка, что ждет обещанных конфет накануне праздника. Демон с улыбкой приблизился к Сатерленду.

Молодой воин опустил меч. Одержимая тварь подошла так близко, что он чувствовал ее пыльное дыхание. Сатерленд застыл как вкопанный.

– Та сила, что возникла здесь… – сказало Сожаление, протягивая лапы к Шейд и Воту, – ушла, оставив миру шрамы.

Третья лапа, придержав голову Сатерленда, стянула с нее шлем – и чудище залюбовалось его лицом.

– Зачем вам рисковать и возвращаться?

Сатерленд улыбнулся, вспомнив, что нигде ему не было так хорошо, как в Скайхолде. Помнил он и о клятве, помнил, почему вернулся – и всегда будет возвращаться.

– Я ни о чем не жалею, – ответил он.

И прежде чем тварь успела отреагировать, меч Сатерленда вошел в ее грудь. Собрав все силы, воин вонзил лезвие до упора и оттолкнул демона – тот запутался в собственных лапах, на которых пока стоял не слишком уверенно. Сатерленд вынул окропленный краской меч. Сожаление врезалось в стол, рухнуло вместе с телом кастеляна и забарахталось, словно не понимало, где кончается оно само и начинается труп.

– Шейд! Вот! – воскликнул Сатерленд.

Но друзья не двигались. Если из-за Сатерленда демон и утратил контроль над ними, то это пока никак не проявилось. Воин сдвинул Вота и Шейд ближе друг к другу, чтобы их было легче защищать, и вновь выставил меч на изготовку. Ему только что повезло нанести удар, который убил бы любое смертное существо. Но демоны не смертны, а Сатерленд слишком уповал на удачу.

Сожаление поднималось неестественным образом. Его тело, словно растущая в воздухе тень, просто сформировалось заново в стоячем положении. Демон взглянул на Сатерленда уже без улыбки, затем оскалился, зарычал; его рык, как и весь его вид, был отчасти волчьим, а отчасти драконьим.

Сожаление коснулось фрески, добавляя штукатурки к собственной массе. Рана в его груди осталась, но насытилась новым пигментом и поменяла цвет.

Сатерленд глянул вверх и вновь уловил там движение. Над балюстрадой показалась рука в перчатке с поднятым большим пальцем. Командир роты мысленно улыбнулся.

– Что ты сделал с моими друзьями?! – вновь спросил он.

– Они внутри самих себя, плутают среди решающих моментов своей жизни. – Сожаление, сузив свои бесчисленные глаза, взглянуло на него. – Чем ты отличаешься от них?

Теперь, когда существо заинтересовалось Сатерлендом, он начал подбирать слова медленно, осторожно:

– Мы рассчитывали встретить здесь демона. Не такого, как ты. – Он помолчал. – Однако думали, что у нас неплохие шансы. – Сатерленд указал на своих замерших друзей. – Вот никому не завидует. Шейд не раз побеждала гордыню. Ну а я? – Он взглянул на демона, затем шагнул вправо и протянул руку к поврежденной фреске. – Видишь украденные тобой события? Все они случились со мной. Здесь, в Скайхолде.

Он развернулся и, театрально вышагивая, встал между демоном и друзьями.

– Думаешь, ты сделан из этого? – Сатерленд показал на панно с детальной историей падения Серых Стражей.

Рядом рассказывалась судьба императрицы.

Сатерленд, вдруг задумался, сделал паузу и наконец сказал:

– Они сотворили меня таким, каков я есть, гораздо раньше, чем тебя.

Стиснувший зубы, полный гордыни и гнева – пришло время, когда этим демонам лучше было дать волю, – он попятился и встал на том месте, над которым видел руку в перчатке.

– Не вижу, о чем здесь можно жалеть, – произнес он с непоколебимой уверенностью и, приняв вызывающую позу, воздел клинок. – И тебе меня не обмануть.

Сожаление, рыча, наклонилось, сцапало тело кастеляна, подняло, словно оно ничего не весило. Вдруг тварь прошил электрический шок, вызванный оберегом Вота. Демон отшвырнул мертвеца, тот пролетел через всю комнату и с отвратительным хрустом врезался в стену.

– Думаешь, ты невосприимчив ко мне?! – вскричало Сожаление надтреснутым, словно хрупкий сосуд, голосом. – Думаешь, сумеешь отобрать мои игрушки? Нет такого места, где я тебя не найду!

И демон от напряжения скривил губы. Вот и Шейд судорожно затряслись и с пустыми глазами подняли свое оружие.

– Создатель, нет… – прошептал Сатерленд.

Он знал, что демоны способны манипулировать людьми и настраивать союзников друг против друга. Вероятно, именно так Сожаление поступило с кастеляном и его помощниками. Сатерленд невольно подумал, что скорее пригвоздит себя к стене и позже пожалеет об этом, чем навредит друзьям.

– Их сожаление будет нарастать! – рассмеялся демон. – Вперед, срази их – и станешь моим!

По его сигналу Вот и Шейд повернулись. Лица их исказились, словно вместо Сатерленда они видели нечто ужасающее.

Сожаление улыбнулось чересчур широко:

– Ты знаешь, что я победил. Чем ответишь?

– Эй, болван! – окликнули его.

Демон рыкнул и посмотрел наверх: его глазам предстали две фигуры на балконе второго этажа. Слева, с опущенным шлемом на бледном лице, стояла Рэт, гном-оруженосец Сатерленда, держа нечто, завернутое в ткань, длиной почти в треть ее роста. Рядом стояла еще одна гномка, в короткой кирасе и длинных кузнечных перчатках, с рыжими волосами средней длины. К повязке на ее голове крепился странный защитный полушлем.

Обе ухмылялись.

– Мы получили ваше сообщение! – воскликнула Дагна, бывшая чаровница Инквизиции.

– Давайте! – закричал Сатерленд.

Рэт сбросила свою ношу – большую стеклянную амфору – с балкона. Падающая емкость гудела, внутри нее рассерженно клубилось желто-черное облако.

Сатерленд схватился со своими друзьями.

Сожаление поймало двумя лапами амфору и торжествующе расхохоталось, глядя вверх. Но ликование было преждевременным. Начертанная Дагной руна на донышке амфоры вспыхнула красным – и емкость раскололась: в морду чудищу полетели осколки и злобные насекомые.

И начался полный хаос.

Если удар меча Сатерленда ослабил концентрацию Сожаления, то пчелы Рэт окончательно разделались с ней. Демон – бушующая ослепленная масса – так и вертелся. Сломанная мебель, которая преграждала выходы из ротонды, рухнула на пол; несколько клеток сорвались с потолка, разбились о стол, и повсюду оказались разбросаны конечности.

– Что за?!. – вскричала Шейд, придя в себя и обнаружив на своих коленях чью-то оторванную ногу.

– Рад, что ты очнулась! – ответил Сатерленд и быстро наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

Шейд сгребла его в объятия, закрыв глаза. Казалось, ей нужно было убедиться, что он настоящий.

Позади них, держась за голову, сел Вот. Сожаление превратилось в месиво из глаз и лап, вокруг которого витали пчелы. Дагна метала в него с балкона руны молний, Рэт опрокинула через перила книжный шкаф – Вот увидел, как тот приземлился на тварь с глухим стуком. Сатерленд и Шейд целовались. Два выхода из ротонды были свободны. Фреска выцветала на глазах.

Поднявшись, Вот направился к двери.

– Здесь он сильнее всего! – рявкнул он, сосредоточившись на самом главном. – Выманим же его отсюда!

– Что? – спросила Рэт, удерживая стул на краю.

Сатерленд вскочил:

– Выведем его на улицу! И объединимся там!

Подняв Шейд на ноги, он двинулся вслед за Вотом. Но до дверного проема они не дошли: эльф споткнулся и прикрыл глаза рукой, будто вновь очутился в густом лесу. Оправившись, Сожаление указывало на него, пытаясь пробраться к нему в голову. Другой лапой оно тянулось к Шейд: та сердито мотала головой, но не могла пошевелиться.

– Вы останетесь и сделаете свой выбор! – Сожаление встало на дыбы, сделавшись не менее двадцати футов в вышину. – Я – все, что вы породили! И воля моя столь сильна, что вам…

О голову демона разбился стул, прервав его на полуслове.

– Лапы прочь от моего рыцаря! – выкрикнула Рэт.

– Вашим ошибкам здесь несть числа! – пришел в себя демон. – Молитесь, чтобы я…

Бац! – угомонил его второй стул.

Рэт помахала демону.

– Я – сожаление самого бога, а ты…

Вдруг у его лап взорвалась руна, прикрепленная к сиденью последнего стула.

– Пфф! – дразнилась Рэт.

Яростно взревев, Сожаление оттолкнулось лапами от стен и взмыло. От него большими ломтями отлетали камни и штукатурка.

– Ах ты, каменюка! – Рэт развернулась и нырнула в один из коридоров, в тот, что вел к главному зданию.

Демон вспорол воздух когтями, роняя на пол новые осколки, еще крупнее, затем перемахнул через балюстраду и скрылся.