Глава 4

В десантуре и ОМОНе учили не только со свистом рассекать воздух руками и ногами, но и быстро передвигаться в тяжелой амуниции. Сжав зубы – все равно от хриплых криков толку уже не будет – Бурцев ринулся вперед. Через кустарник, через клумбы, через разбитые остовы скамеек… Он бежал к огню на центральной аллее, уворачиваясь, пропуская удары, не отвечая на них.

Скины не успели отреагировать должным образом – они уже уверились в победе. Рассеянные омоновцы либо занимали круговую оборону, встав спинами друг к другу, либо пятились из парка, так что внезапный рывок Бурцева оказался для противника сюрпризом.

Несколько неоскинхэдов бросились наперерез Бурцеву, но поздно… Он отбил щитом дубинку одного боевика, вырвался из рук другого, уклонился от схватки с остальными. Драка подождет. У него сейчас другая цель. Гораздо более важная. Магистр, мать его разэтак!

Заросли боярышника, окрамлявшие центральную аллею, он даже не перепрыгнул – просто перекатился по ним, смяв кусты бронированной спиной. Сзади – в темноте – дико взвыли, но вой этот потонул в общем гуле паркового сражения. Бурцев мельком оглянулся. Странно – его больше не преследовали. Тевтоны сзади застыли как вкопанные. Видимо, непосвященным рядовым членам группировки запрещено приближаться к ритуальному пространству, на котором творит свой дурацкий обряд гуру-магистр? Пресловутое табу в действии?! Что ж, сейчас оно пришлось весьма кстати.

За боярышником вдоль центральной аллеи выстроились декоративные ели. Декором от них, правда, уже и не пахло, но обломанные ветки были еще достаточно пышными, чтобы укрыть в своей тени человека, так что Бурцев быстро и беспрепятственно добрался туда, где, по-видимому, происходило главное действо этой ночи.

Их было пятеро – четверо в мешковатых черных балахонах и один – в мундире офицера Вермахта, с папкой, распухшей от бумаг. Их светловолосых голов, в отличие от гладких черепов рядовых скинов, не касалась бритва. Глаза закрыты, лица сосредоточенны.

Между четырьмя в черном и одним в мундире горел огонь.

Вблизи костерок, разложенный прямо на асфальте, выглядел весьма странно. Лунную ночь жгла не беспорядочная куча дров, а некая надпись, аккуратно выложенная из палочек-факелов, пропитанных горючим раствором. Буквы… Нет, скорее, цифры. Точно – цифры! Квадратные, угловатые, словно на электронном табло: 1 9 4 1, потом багровела точка и снова цифры: 0 3. Опять точка. И еще две цифры, выведенные пламенем: 1 5. Что бы это значило? 15-е марта 1941-го года?

Четыре балохонистые фигуры, выстроившись в линию, невнятно бормотали заунывный речитатив. Покачивались в такт словам. Зомбированные, загипнотизированные или просто вконец обкурившиеся, они не замечали ничего и никого вокруг.

«Четыре медиума, магистр, заклинания…» – Бурцев вспомнил рассказ девчонки, зарезанной тевтонами. Еще она говорила о выкраденной из музея «башне перехода»…

Башенка – тоже тут. На асфальте, у ног униформиста в немецком мундире. Странно… Декоративная башня то ли отражала свет огня, то ли сама светилась огненным светом изнутри. Может ли склеенное каменное крошево что-либо отражать? А может ли камень сам по себе светиться?

– Мы готовы, магистр… – слажено и глухо, будто команда чревовещателей, проговорили четверо в черных одеяниях. Медиумы не вышли из транса, не подняли век, не перестали покачиваться.

– Открыть глаза! – приказал тот, кого называли магистром. – Смотреть в огонь!

Голос тихий, но повелительный. Действительно, чувствуется легкий немецкий акцент. Кстати, и внешне бросается в глаза явное подражание Гитлеру: маленькие усики, вылизанный пробор, аккуратная метелка недостриженных волос на лбу. Да, сходство было, но какое-то гротескное, карикатурное, что ли. Типаж у магистра не тот. Впрочем, команда новоявленного фюрера этой комичности, похоже, не замечала.

– … в огонь!

Глаза медиумов послушно распахнулись. Бурцеву было хорошо видно, как в расширенных зрачках бьются языки пламени-цифры. Глаза застывшие, оцепеневшие, невидящие. Никто ни разу не сморгнул.

– Смотреть в огонь! – повторил тевтонский магистр. – Отстраниться от всего, что происходит за вашими спинами, выбросить из головы суетные мысли и образы, отринуть желания, сосредоточиться на дате обратного перехода. Помните: от вашей ментальной силы в момент моего прикосновения к башням зависит и прошлое, и настоящее, и будущее. Только цифра, которую вы видите сейчас, должна гореть перед вашим взором. Только она и ничего более. Мы слишком долго шли по следу малой башни, мы слишком долго ждали, чтобы сейчас упустить свой шанс. Магия огня, чисел, полной луны и древние знания ариев, строивших на своем пути башни перехода, да помогут нам. Хайль!

Медиумы замерли. Только чуть качнулись в последний раз складки их длинных черных одежд – и люди обратились в живой камень.

Теперь глаза открыл сам магистр. Но он смотрел не на огонь – на башенку. Свет от нее расходился по старому треснувшему асфальту, будто круги на воде. Или на самом деле сияние шло из-под земли – от древних развалин? Светящаяся окружность напоминала люк, готовый вот-вот распахнуться.

Магистр тевтонов медленно опустился на колено, нагнулся, протягивая одну руку к светящимуся асфальту, другую – к таинственному артефакту. По мере приближения дрожащих пальцев в черной перчатке, свет пульсировал все сильнее.

А вот этот фокус Бурцеву не нравился. Чем бы там ни тешился магистр в гитлеровском мундире, пора было ему помешать. Когда Бурцев выскочил из укрытия, ни один из медиумов не шевельнулся. Все четверо по-прежнему тупо пялились на огненные цифры. Отстраниться, выбросить, отринуть… Дисциплинированные люди в черном выполняли приказ вожака.

Одним прыжком Бурцев перемахнул через костер. Чуть-чуть не рассчитал – правая нога все же угодила в огонь. Что-то хрустнуло под подошвой, вверх взвился сноп искр. Молодчик в мундире оглянулся. Лицо под высокой тульей эсэсовской фуражки скривилось от ненависти и ужаса. Отдернув руки от башенки, магистр пятился прочь из сияющего круга на асфальте.

Бурцев уже выдернул ногу из огня. Штанина, к счастью, не занялась, а вот аккуратно выложенная цифирь – растоптана. Досталось второй конструкции слева – девятке. Горящая палка, составлявшая нижний край ее «кольца» откатилась к самому основанию. Забавно… Бурцев сбив один огненный узор, тут же невольно создал другой, превратив «девять» в «два». На застывших в трансе медиумов эта перемена, впрочем, не произвела ни малейшего впечатления. Они глазели на огонь все так же сосредоточено и самозабвенно, не моргая.

А вот незнакомец в мундире взвыл, яростно взмахнул руками, истерично дернулся и вот теперь, действительно, стал похож на беснующегося фюрера. Толстобокая папка с бумагами выпала из пальцев магистра и раскрылась, на асфальт посыпался ворох документов. Мелкий печатный шрифт, текст, кажется, на немецком, карты, схемы боевых действий…

Ладно, потом разберемся! Сейчас Бурцева куда больше занимала миниатюрная башенка и светящаяся под ней окружность. Он, между прочим, находился в самом центре странного круга. И желал поскорее покончить со всей этой чертовщиной. Хоть и музейная вещичка перед ним, но… Бурцев взмахнул дубинкой.

– Найн! – отчаянный крик магистра сорвался на визг.

Хрясь!

Под упругим увесистым концом «демократизатора» сияющая башня разлетелась на куски. Взорвалась. Вместе с асфальтом. «Люк», очерченный светом, не открылся – он рассыпался, ударил мелким крошевом в лицо. Еще одна бомба, заложенная в похищенный экспонат?!

Бурцев инстинктивно прикрылся щитом. И оглох. И ослеп окончательно. Яркая вспышка, взрывная волна и туча осколков сбили с ног. Последнее, что он видел, была трещина, пробежавшая по прозрачному забралу «Ската».

Загрузка...